Книга Дневники вампира. Пробуждение онлайн - страница 3

Глава 3

Розовыми и бледно-зелеными полосками растекались по ночному небу первые лучи зари. Стефан наблюдал за ними из окна своей комнаты в пансионате. Он специально снял эту комнату из-за люка в потолке – люка, который открывался на площадку с перильцами на крыше. Сейчас эта дверца была открыта, прохладный воздух стекал вниз по приставной лесенке.

Стефан был полностью одет, но вовсе не потом что рано встал с постели. Правда заключалась в том, что он вообще никогда не спал. Стефан только что вернулся из леса. Он брезгливо смахнул влажные листья, прилипшие к ботинкам. Вчерашние замечания школьников от него не ускользнули, и теперь он знал, что они с интересом разглядывали его одежду. Он всегда одевался как можно лучше, и вовсе не из тщеславия. Просто так было правильно. Его наставник часто говорил: «Аристократ всегда должен одеваться соответственно своему положению. Если он этого не делает, он выказывает пренебрежение к окружающим». Каждый в этом мире занимает свое место, и место Стефана всегда оказывалось среди самых знатных. По крайней мере, так было прежде.

Почему он так долго задерживался на таких, казалось бы, мелочах? Разумеется, Стефану следовало понимать, что исполнение роли школьника, скорее всего, погрузит его в воспоминания о поре его прежнего ученичества. Теперь эти картины прошлого действительно вернулись – такие живые и яркие, как будто он листал страницы красочного журнала.

Память Стефана то и дело выхватывала отдельные эпизоды. Одна картина вспыхнула перед ним особенно живо. Он ясно увидел лицо своего отца, когда Дамон объявил о том, что бросает университет. Стефану никогда этого не забыть. Ни разу он не видел своего отца в таком гневе…

– Так ты хочешь сказать, что больше туда не вернешься?

Обычно Джузеппе бывал исключительно учтив, однако теперь его природный темперамент проявился в полную силу. Старший сын вызвал у него неподдельную ярость.

В этот момент Дамон обмакивал губы шафранового цвета шелковым носовым платком.

– Помилуй, отец, мне казалось, что даже ты сможешь понять такое простое предложение. Неужели мне следует повторить его на латыни?

– Дамон… – напряженно начал Стефан, пораженный подобным неуважением.

Но отец его перебил:

– Так ты говоришь, что я, Джузеппе, граф де Сальваторе, должен предстать перед моими друзьями, зная, что мой сын – Scioparto?^[1] Никчемный бездельник? Лентяй, который не вносит посильный вклад в процветание Флоренции? – Слуги бочком расходились по сторонам, пока ярость Джузеппе разгоралась.

Дамон даже глазом не моргнул:

– Безусловно. Если только тебе угодно называть друзьями тех, кто лебезит перед тобой в надежде, что ты одолжишь им денег.

– Sporco parassito.^[2] – возопил Джузеппе, вскакивая со стула. – Тебе мало того, что ты, находясь на учебе, впустую тратишь свое время и мои деньги? О да, я знаю все про твое увлечение азартными играми, дуэлями и женщинами! И знаю, что, если бы не секретарь и наставники, ты не смог бы закончить ни одного курса! А теперь ты хочешь окончательно меня опозорить… Но зачем? Чего ради? – Его большая ладонь взметнулась и ухватила Дамона за подбородок. – Затем, чтобы ты смог вернуться к своей охоте и соколам?

Стефан был вынужден отдать своему брату должное – Дамон даже не вздрогнул. Он стоял, едва ли не нежась в отцовской хватке, до мозга костей аристократ – от элегантного берета до отороченного горностаем плаща и мягких кожаных туфель.

Губы его были надменно изогнуты.

«Однако на сей раз, ты зашел слишком далеко, – подумал Стефан, наблюдая за тем, как отец и сын сверлят друг друга огненными взорами. – На сей раз даже тебе не удастся выпутаться, воспользовавшись своим неотразимым обаянием».

Но как раз в этот момент в дверь кабинета негромко постучали. Обернувшись на стук, Стефан оказался ослеплен глазами цвета сияющего лазури, обрамленными длинными золотистыми ресницами. Это была Катрина. Отец этой девушки, барон вон Шварцшильд, привез ее из холодных немецких краев на благодатную итальянскую землю, надеясь, что это поможет ей излечиться от продолжительного недуга. И с того самого дня, как Катрина сюда прибыла, для Стефана все изменилось.

– Прошу прощения, я не хотела помешать. – Голос девушки был мягким и чистым.

Она сделала движение, словно собираясь уйти.

– Нет, не уходи. Останься, – быстро сказал Стефан.

Он хотел сказать что-то еще, взять Катрину за руку – но не отважился. Нет, только не при отце. Юноше лишь оставалось смотреть в эти подобные голубым самоцветам глаза, спокойно устремленные на него.

– Да-да, останься, – поддержал сына Джузеппе, и Стефан увидел, как мрачно-грозовое лицо его отца понемногу светлеет.

Граф де Сальваторе отпустил подбородок Дамона и сделал шаг вперед, расправляя складки своего длинного, отороченного дорогим мехом плаща.

– Твой отец как раз сегодня должен вернуться после деловой поездки в город, и он будет несказанно рад тебя видеть. Но твои щеки бледны, малышка Катрина. Надеюсь, ты не заболела снова?

– Вы знаете, синьор, что я всегда бледна. Я не пользуюсь румянами, как ваши смелые итальянские девушки.

– Тебе никакие румяна не требуются, – вставил Стефан прежде, чем смог себя остановить, и Катрина ему улыбнулась.

Ах, она была так прекрасна! В груди у него заныло.

– Я так мало вижу тебя в течение дня, – продолжил его отец. – Ты редко радуешь нас своим присутствием до наступления сумерек.

– Мое время проходит за уроками и молитвами, синьор, – тихо откликнулась Катрина, стыдливо опуская ресницы. Стефан знал, что это неправда, но промолчал. Он никогда бы не выдал тайну Катрины. Затем девушка снова взглянула на Джузеппе. – Однако сейчас я здесь, синьор.

– Да-да, это правда. И я должен позаботиться о том, чтобы сегодня вечером, в честь возвращения твоего отца, у нас состоялась роскошная трапеза. Дамон… с тобой мы поговорим позднее. – Как только Джузеппе сделал знак слуге и направился к двери, Стефан с радостью повернулся к Катрине.

Раньше им удавалось пообщаться без присутствия его отца или Гудрун, ее флегматичной немецкой служанки.

Но то, что Стефан увидел в следующее мгновение, словно нанесло ему удар в солнечное сплетение. Катрина улыбалась – той самой тайной улыбкой, которую она порой с ним делила.

Но улыбалась не ему. Девушка пристально смотрела на Дамона.

И в этот самый момент Стефан возненавидел своего брата. Он возненавидел темную красоту Дамона, его грацию и чувственность, которые притягивали женщин, как огонь манит мотыльков. В этот миг ему захотелось ударить Дамона, вдребезги разбить эту красоту. Однако вместо этого ему пришлось стоять и наблюдать, как Катрина медленно, шаг за шагом, движется к его брату. И только ее зеленое парчовое платье шуршало по каменным плитам в полной тишине. А затем, прямо у него на глазах, Дамон протянул руку к Катрине и улыбнулся жестокой улыбкой триумфатора…

Стефан резко отвернулся от окна.

Зачем бередить старые раны? Однако, едва погрузившись в воспоминания, Стефан достал тонкую золотую цепочку, которую он носил под рубашкой. Лаская пальцами висящее на ней кольцо, юноша поднес его к свету.

Маленький кружок был блистательно выполнен из золота, и пять столетий ничуть не замутнили его блеска. В оправу был вставлен один камень – лазурит размером с ноготь на мизинце. Стефан посмотрел на золотое кольцо и перевел взгляд на массивный серебряный перстень с таким же лазуритом, украшавший его безымянный палец. В груди снова все сжалось.

Нет, он никак не мог забыть прошлого, да и не желал на самом деле. Невзирая на все случившееся, Стефан лелеял память о Катрине. Тем не менее, существовало одно воспоминание, которое ему действительно тревожить не следовало, одна страница красочного журнала, которую не следовало переворачивать. Если бы ему еще раз пришлось оживить в памяти тот кошмар, тот… ужасный момент, он бы сошел с ума. Как Стефан сошел с ума в тот день, в тот последний день, когда ему пришлось обратиться лицом к собственному проклятию…

Юноша наклонился к окну и прижался лбом к прохладному стеклу. У его наставника имелась еще одна поговорка: «Зло никогда не успокоится. Оно может восторжествовать на некоторое время, но никогда не найдет покоя».

Зачем он вообще явился в Феллс-Черч?

Да, Стефан надеялся найти здесь покой, но это было невозможно. Его никогда и нигде не примут, и никогда не найдет себе успокоения. Ибо он само зло. И этого ему во веки вечные не изменить.

* * *

Елена в то утро встала раньше обычного. Она слышала, как тетя Джудит возится у себя в комнате, готовясь принять душ. Маргарет крепко спала, свернувшись в своей постели, как маленькая мышка. Елена бесшумно прошла мимо полуоткрытой двери в комнату своей младшей сестренки и направилась дальше по коридору, собираясь выйти из дома.

Утренний воздух был исключительно чист и свеж. Большую айву облепили сойки и воробьи. Елена, которая вчера отправилась в постель с жуткой головной болью, подняла лицо к ясному голубому небу и глубоко вздохнула.

Она чувствовала себя гораздо лучше, чем вчера. Елена пообещала Мэтту встретиться с ним до уроков. Хотя она не особенно радовалась этой встрече, у нее не возникало сомнений, что в итоге все закончится хорошо.

Мэтт жил всего лишь в двух кварталах от здания средней школы, в обычном каркасном доме, подобном всем остальным на этой улице, если не считать того, что качели на крыльце были чуть более потрепанными, а краска на стенах – чуть более облупившейся. Мэтт уже стоял у дома – такой милый и привычный, что на мгновение сердце Елены сжалось от нежности.

Мэтт действительно был симпатягой. Никаких сомнений. Однако красив он был не в той ослепительной, почти досадной манере, какая характерна для некоторых людей, а просто как здоровый американец. Вообще, Мэтт Хоникатт был американцем до мозга костей. Его светлые волосы были коротко подстрижены перед футбольным сезоном, а чистая кожа отлично загорела после ударной работы на ферме его бабушки и дедушки. Голубые глаза парня светились честностью и прямотой. Вот только сегодня, когда он подошел, чтобы нежно обнять Елену, эти глаза были немного грустны.

– Зайдешь?

– Нет. Давай просто погуляем, – предложила Елена.

Они пошли бок о бок, не прикасаясь друг к другу. Улицу обрамляли клены и ореховые деревья, а в воздухе чувствовался свежий утренний запах. Ступая по влажному тротуару и чувствуя неожиданную неуверенность, Елена смотрела себе под ноги. Она решительно не знала с чего начать.

– Ты все еще не рассказала мне про Францию, – напомнил Мэтт.

– О, там было очень здорово, – с наигранным энтузиазмом начала Елена, искоса поглядывая на Мэтта.

Он тоже смотрел себе под ноги.

– Все было просто здорово, – продолжила она, стараясь вдохнуть в свой голос еще больше воодушевления.

– Люди, еда, все остальное. Все правда было очень… – Тут голос ей изменил, и она нервно рассмеялась.

– Да-да, я уже понял. Очень здорово, – закончил Мэтт за нее, остановился и начал сосредоточенно рассматривать свои обтрепанные тенниски.

Елена сразу узнала в них те, которые он носил в прошлом году. Семья Мэтта едва сводила концы с концами. Скорее всего, он просто не мог себе позволить новую обувь. Подняв взгляд, Елена увидела, что спокойные голубые глаза парня сосредоточились на ее лице.

– А знаешь, ты сейчас чертовски классно выглядишь, – сказал Мэтт.

Елена раскрыла было рот в смятении, но он продолжил:

– И я подозреваю, что ты хочешь мне что-то сказать.

Елена смотрела на него, и Мэтт ответил ей какой-то кривоватой, грустной улыбкой. А затем снова протянул к ней руки.

– Ох, Мэтт, – вымолвила Елена, крепко обнимая старого приятеля. Затем она отстранилась, заглядывая ему в лицо. – Мэтт, ты самый славный парень, какого я когда-либо знала. Я тебя не заслуживаю.

– Ну да, и поэтому ты меня бросаешь, – сказал Мэтт, когда они продолжили путь. – Потому что я для тебя слишком хорош. Мне давно следовало бы это понять.

Елена ущипнула его за руку:

– Нет, не поэтому, и я вовсе тебя не бросаю. Мы ведь останемся друзьями, правда?

– О да, конечно. Безусловно.

– Потому что мы поняли, что мы с тобой именно друзья. – Елена остановилась, снова на него глядя. – Добрые друзья. Ну, Мэтт, скажи честно, ведь ты испытываешь ко мне только дружеские чувства?

Мэтт внимательно на нее посмотрел, затем возвел глаза к небу.

– А нельзя мне честно об этом промолчать? – спросил он.

Видя, что лицо Елены вытянулось, парень добавил:

– Но ведь это не имеет никакого отношения к тому новичку, правда?

– Нет, не имеет, – после секундного колебания осветила Елена, а затем быстро добавила: – Ведь я с ним еще даже не знакома. Я его не знаю.

– Но тебе очень хочется его узнать. Нет, не надо, лучше ничего не говори. – Мэтт обнял ее и нежно притянул к себе. – Давай лучше направимся к школе. И, может быть, я успею угостить тебя пончиком.

Стоило им только пойти дальше, как вдруг что-то забилось среди ветвей соседнего орехового дерева. Мэтт даже присвистнул, указывая пальцем:

– Ты только глянь! Такой огромной вороны я не видел еще ни разу в жизни.

Елена взглянула вверх, но ворона уже улетела.

Школа в тот день оказалась совершенно неподходящим местом для подробного обдумывания плана.

Утром Елена проснулась, точно зная, что делать. И между уроками уже успела собрать поразительное количество информации о Стефане Сальваторе. Что, впрочем, было нетрудно, поскольку в средней школе имени Роберта Ли все только о нем и говорили.

Все знали, что у Стефана вчера случилась какая-то заминка с секретарем приемной комиссии. Но выяснилось, что сегодня его вызвали в кабинет директора. Якобы возникли какие-то проблемы с документами. Однако директор отправил мальчика обратно в класс (после, как утверждали, телефонного звонка не то в Рим, не то в Вашингтон), и теперь, судя по всему, затруднение было улажено. По крайней мере, официально.

Когда Елена пришла к кабинету европейской истории, ее приветствовал дружный свист. Дик Картер и Тайлер Смоллвуд уже стояли у дверей.

«Парочка первостатейных придурков», – подумала Елена, игнорируя свист и пристальные взгляды.

Эти двое думали, что почетное членство в основном составе школьной футбольной команды уже делает их классными парнями. Елена краем глаза поглядывала на них, пока открывала пудреницу и подкрашивала губы. Она дала Бонни особые инструкции, и план предстояло привести в действие, как только Стефан покажется в коридоре. Зеркальце пудреницы позволило Елене незаметно наблюдать за всем коридором.

И, тем не менее, она умудрилась проворонить свою добычу. Стефан внезапно оказался рядом с ней, и она резко защелкнула пудреницу, когда он проходил мимо. Елена хотела было его остановить, но что-то ей помешало. В движениях Стефана вдруг начала сквозить какая-то бдительная настороженность. И в этот момент Дик и Тайлер загородили ему вход в кабинет истории.

«Нет, все-таки настоящие уроды», – подумала Елена.

Внутри закипал гнев, она разъяренно взирала на развязных парней из-за спины Стефана. Двое футболистов явно наслаждались забавой, стоя в дверном проеме и словно не замечая стоящего перед ними Стефана.

– Прошу прощения.

Тон реплики был тот же, что и в разговоре с учителем истории. Вежливая невозмутимость.

Дик с Тайлером переглянулись, затем осмотрелись по сторонам, словно до них дошли голоса бесплотных духов.

– Прощения? – фальцетом переспросил Тайлер. – Да за что? – И парни дружно захохотали.

Елена увидела, как на спине у Стефана напрягаются мышцы. Игра казалась вопиюще нечестной – оба парня были выше Стефана, а Тайлер к тому же вдвое шире.

– Что, есть проблемы? – Новый голос за спиной у Елены поразил ее так же, как и парней.

Она повернулась и увидела Мэтта. Взгляд его голубых глаз был тверд как камень.

Елена прикусила губу, сдерживая улыбку, когда Тайлер и Дик медленно разошлись в стороны, с обиженным видом освобождая дорогу.

«Добрый старина Мэтт», – подумала она.

Но теперь добрый старина Мэтт уже входил в класс следом за Стефаном, а Елене оставалось лишь место в кильватере. Когда парни расселись, она скользнула за стол позади Стефана, откуда можно было за ним наблюдать, оставаясь незамеченной. Осуществление плана пришлось отложить до следующей перемены.

Мэтт звенел мелочью у себя в кармане, а это означало, что он хотел что-то сказать.

– Э-э… послушай, – неловко начал он. – Эти два парня… знаешь, они вообще-то…

Стефан горестно рассмеялся:

– Кто я такой, чтобы их судить?

В его голосе Елена слышала теперь больше эмоций, чем раньше, даже когда он разговаривал с мистером Таннером, И преобладало там откровенное уныние.

– Да и вообще – почему меня здесь должны привечать? – закончил юноша, обращаясь скорее к самому себе.

– А почему нет? – Мэтт внимательно смотрела Стефана, теперь на его лице читалась решительность. – Послушай, – сменив тему, продолжил он. – Ты тут вчера про футбол говорил. Так вот, наш лучший крайний вчера порвал связки, и нам нужна замена. Тренировка сегодня днем. Что думаешь?

– Я? – Стефан явно оказался в замешательстве.

– Гм… не знаю, смогу ли я.

– Ты бегать умеешь?

– Бегать?.. – Стефан повернулся к Мэтту, и Елена заметила на его губах слабый намек на улыбку. – О да. Еще как.

– А мяч ловить?

– Да.

– Больше крайнему ничего и не требуется. Я разводящий. Если сумеешь поймать мой пас и бежать с мячом, вполне сможешь сыграть.

– Понятно. – Стефан действительно улыбался, а в голубых глазах Мэтта, несмотря на серьезное выражение лица, плясали веселые искорки.

Сама себе изумляясь, Елена вдруг поняла, что ревнует. Между этими двумя мальчиками внезапно возникла такая теплота, которая не предполагала места для кого-то еще.

Однако в следующую секунду улыбка Стефана исчезла, и он отчужденно произнес:

– Большое спасибо… но нет. У меня много других занятий.

В этот момент по своим местам расселись Бонни и Кэролайн, и урок начался.

На протяжении всей лекции Таннера о европейской истории Елена повторяла про себя сочиненный текст: «Привет. Я Елена Гилберт. Я состою в комитете по адаптации новичков, и мне поручено показать тебе школу. Ну что, ты ведь не станешь отказываться и позволишь мне выполнить задание?»

Последнюю фразу следовало произнести с широко распахнутыми, полными грусти глазами – но только если по лицу Стефана станет заметно, что он хочет от нее избавиться. Беспроигрышный вариант. Стефан Сальваторе наверняка совершенно беззащитен перед девицами, взывающими к его галантности.

Девочка, сидящая справа от Елены, передала ей записку. Развернув клочок бумаги, Елена узнала круглый, детский почерк Бонни. Записка гласила:

«Я постараюсь как можно дольше сдерживать К. Ну как? У тебя получилось? Твой план работает???»

Елена перевела взгляд на Бонни, нетерпеливо ерзающую на стуле в переднем ряду, указала на записку, покачала головой и одними губами произнесла: «После урока».

Казалось, прошло целое столетие, прежде чем Таннер выдал последние разъяснения по поводу устных докладов и отпустил учеников. Все мигом вскочили со своих мест.

«Ну вот, – подумала Елена – теперь не трусь».

С отчаянно бьющимся сердцем она встала в проходе на пути Стефана, так чтобы он не смог ее обойти.

«Совсем как Дик и Тайлер», – подумала Елена, борясь с внезапным приступом истерического смеха.

Но когда она подняла взгляд, на уровне ее глаз оказался его губы.

Внезапно разум совершенно опустел. Что она собиралась сказать? Елена открыла рот, и странным образом заготовленные слова полились сами собой:

– Привет. Я Елена Гилберт. Я состою в комитете по адаптации новичков, и мне предписано…

– Очень сожалею, у меня нет времени.

Какое-то время Елена не могла поверить, что он даже не собирается дать ей шанс договорить. Губы сами собой продолжали выдавать заготовленный текст:

– …показать тебе школу…

– Очень сожалею, я не могу. Я должен… я должен пойти на тренировку по футболу. – Стефан повернулся к Мэтту, который с изумленным видом наблюдал за происходящим. – Ты сказал, что она состоится сразу же после занятий, ведь так?

– Так, – медленно кивнул Мэтт. – Но…

– Тогда лучше поторопиться. Может быть, ты меня проводишь?

Мэтт беспомощно посмотрел на Елену, затем пожал плечами:

– Ну да… конечно. Идем.

Они двинулись на выход, и Мэтт лишь раз обернулся. А Стефан – ни разу.

Елена вдруг поняла, что против своей воли оглядывает лица весьма заинтересованных наблюдателей, в число которых входила и самодовольно ухмыляющаяся Кэролайн. Елена ощутила слабость во всем теле. В горле у нее застрял комок. Она больше не могла ни секунды здесь оставаться. Тогда Елена повернулась и как можно скорее вышла из класса.