Другой мужчина

Проникновенно.
Бернхард Шлинк в своих коротких рассказах умудряется совершенно невообразимым мне образом каждый раз заново создавать целый мир, населенный героями, событиями и ощущениями.

Несомненно, это истории о любви. Совершенно разные истории о том, как любовь меняет все в нашей жизни и о том, как жить дальше. Как жить дальше? - главный вопрос, встающий перед каждым героем, но не каждый из них может ответить.

После каждого рассказа хочется остановиться и прочувствовать до конца, додумать, понять этот маленький, но очень полный мир, который вдруг открылся перед тобой всего на несколько страниц, но все же успел хоть немного изменить тебя.

Но это не только о любви. Это зарисовки о послевоенной Германии, наполненной до краев проблемой отцов и детей, о Берлине после падения Стены, и о боже мой! неужели у евреев до сих пор такие проблемы с немцами? Это зарисовки о жизни, короткие, но удивительные. Проникновенные.

Семь историй о любви... Это же любопытно и, наверное, трогательно! Так я думал, когда стал читать "Другого мужчину" - сборник коротких произведений, который в оригинале называется Liebesfluchten. Трудно было бы адекватно передать это название в русский. "Другой мужчина", конечно, понятнее.

Однако, как выяснилось, эти тексты вобрали в себя многое из того, что я не люблю в современной европейской литературе.

1. Вялость. Всё персонажи, события, картины мира, все диалоги, сам воздух сборника создают впечатление какой-то всеобъемлющей усталости от себя, от меня и от всего на свете. Как будто и не сидится, и не лежится, а всё какое-то неясное томление и маета. В нашей литературе в подобных случаях есть надрыв. А тут лямка всё тянется, тянется, тянется и так без конца, ну, то есть до точки последнего предложения. Сам язык удивительно бесцветный.

2. Нездоровье разума. Персонажи, при невеликой глубине, часто озабочены странными и одновременно никчёмными вещами. Которые пагубно влияют на их психическое здоровье к тому же. Возникает подозрение, что остальные возможности создания сюжета и его драматического эффекта уже исчерпаны. Да и действия, которые персонажи предпринимают под влиянием своих мелких обсессий, так же случайны и хаотичны, как сами эти страсти. Или в их мире реально такая огромная масса патологических неврастеников и девиантов?!

3. Гипертрофированное чувство вины. Да-да, Европа, конечно, очень во многом виновата перед белым светом. Но, ей-богу, хватит каяться так самозабвенно. Это уже просто унизительно для неё и неловко для остальных. Если верить "Другому мужчине", люди, вон, крайнюю плоть себе отрезают, только бы загладить, искупить, оплатить... Сюда же для комплектности я бы закинул неизбежную показную политкорректность - настырный клещ жизни социума, прогрызший себе дорогу и в тело художественной литературы.

В общем, хоть Шлинк, разумеется, известный писатель, признанный, печатаемый и продаваемый, но лично мне такая овсянка не заходит. Пресно, трудно сопереживать и никаких эмоциональных затрат на прочтение.