Лесной царь

Значительную часть «Лесного царя» я прочёл в лесу. Есть такая волшебная гора всего в 200 км от Красноярска — Аргиджек. Пока остальные участники похода собирали по склонам набухшую соком чернику и крохотную, но сладкую и невероятно полезную дикую малину, я забрался на мшистый валун и погрузился в книгу Мишеля Турнье, почти ожидая, что сейчас из чащи ко мне выйдет косуля или хотя бы лиса.

Если читаешь Турнье, необходимо держать в уме одно — он гораздо умнее и образованнее своего среднего читателя. Писатель использует литературное наследие, философские знания, сюжеты мифов античности. Что-то я отловил, но большая часть вложенных смыслов прошла мимо меня, я даже не сомневаюсь. При этом, роман является одним из важнейших произведений французской литературы. Гонкуровская премия — ладно. Эти премии кому только не раздаются. Как сказал Алексей Горшенёв, наверняка в свою очередь кого-то цитируя, «увековечивает время». Ради эксперимента я в Second Life нашёл трёх аватаров с явно французскими именами, и все трое из этой случайной выборки знали «Царя...» и читали его! Вот, что на самом деле имеет значение.

Главный герой произведения — кто он? Я не могу ответить на этот вопрос даже для себя. Сумасшедший? Безусловно. Потому что кто, как не сумасшедший низводит общечеловеческие трагедии до роли события, произошедшего исключительно для того, чтобы открыть ему путь. Извращенец? Да, конечно. Тиффож не насильник, но его тяга к маленьким мальчикам определённо эротична, пусть и является, как написано в предисловии, «платонической, негенитальной сексуальностью». Что с того? Она всё равно неприятна и даже преступна. Копрофил? Увы. Поиски высшего смысла в отходах жизнедеятельности и свойствах избавления от них хотя и любопытны, но тошнотворны. Может быть, Авель Тиффож просветлённый? Да! Свобода и нетривиальность его мыслительного процесса, парадоксальные выводы, к которым он приходит, говорят о нём, как о человеке, познавшем больше, чем это обычно удаётся людям.

Тиффож — это несомненная удача Турнье, один из самых своеобразных и запоминающихся персонажей, что я могу вспомнить из своего опыта. На него несколько похож только Бармалей, любивший маленьких детей пуще шоколада и мармелада.

Фашизм является лишь фоном произведения, и в нём ничего магического не было. Он и потребовался Турнье, по-моему, лишь потому что немецко-фашистская очень заформализованная среда, парадоксальным образом уживавшаяся с невероятной истеричностью, позволяла решить сюжетные замыслы по мере перехода от одной стадии развития Тиффожа к другой, обретя кульминацию в Кальтернборской школе, где главный герой получил власть над 400 отборными гитлерюгендовскими мальчиками. Кстати, сам Авель Тиффож не был фашистом в той же мере, что он не был коммунистом, роялистом или либералом. Он вообще никем не был. Социально-политические категории были к нему неприменимы. Он обитал в иной системе координат, имевшей отдалённое сходство с христианством.

Мне также понравилась роль Немезиды, в которой выступила Советская армия. Книга совсем не об этом, но если иллюзии берут над кем-то верх, загляните в этот незаинтересованный источник, и всё прояснится. Подумать только, французские военнопленные продавали своим охранникам махорку за деньги. Как велика разница, а? Ведь они были для фашистов всё равно свои. Заблудшие, развращённые, размякшие, но свои!

Попробуйте прочесть эту книгу. Турнье не трёхкопеечный автор, которому нечего построить за заборчиком действия. Турнье — интеллектуал, возводящий за этим забором то воздушные, то гнетуще мрачные замки.

PS Роман, конечно, называется «Ольховый король», но так как его название совпадает с названием поэмы Гёте, а её в своё время перевели, как «Лесной царь», деваться переводчикам Турнье было некуда.

И унесли его кони совсем в другую степь.

В аннотации написано "...исследовать феномен и магическую природу фашизма" и ты ведешься, берешь книгу, читаешь, а ты ведь уже прочитал Благоволительниц и начинаешь понимать Джонатана Литтелла, почему при всем многообразии исследований фашизма, он написал свою книгу, потому что все, что не Благоволительницы, написанное в художке как исследования и пытания понять - дурновкусие.

Я, наверное, не смогу описать это различие, тут нужен ум поболее моего, а я как та собака, что понимает, но не говорит. Я лишь отмечу, то что не дает мне оценить книгу выше, чем Благоволительницы, мало того, называть ее еще и дурновкусием. Начну с общей сути. Турнье позволяет себе отвлекаться от темы на всем протяжении книги. Мало того, он позволяет себе начать книгу с очень отдаленной темы, мало того, он ее продолжает, и он же от нее не отвлекается. Он тащит ее и тащит, мусолит и мусолит, до пика не доводит, а сводит в Тартар. Да, Литтелл тоже вводит в свою книгу отвлеченные темы, но они характеризуют героя, дополняют его портрет и главное, они набухают соответственно поступательному движению всей книги и основной теме. Это неотъемлемая часть рассказа о фашизме, психологический выверт. У Литтелла это работает на понимание темы, у Турнье скорее похоже на выделывание автора. Как бы точнее сказать - он как бы говорит, я могу себе это позволить. Я могу сделать так, я могу начать отсюда, я могу говорить на эту тему и приводить такие сравнения, мало того, что могу, так я еще и делаю это умело. Не поспоришь, вот только это все не на пользу теме. Скорее в книге возникают две параллельные темы. Они схожи, герой взаимодействует с ними двумя, но они не сплетаются в единое целое, не дают возможность осознать величие и ничтожность того, что замыслил Гитлер. Безумие в какое втянул читателя Литтелл и страшнее и показательнее интеллектуальной игры, затеянной Турнье, где он обыграл сам себя.

И вот тут уже можно перейти на героя. И опять не обойдется без сравнений Литтелл делает, наверное, самую правильную вещь, которую только мог сделать писатель. Он нам дает самого обычного человека. Не героя, не убийцу, не насильника, не человека с отклонениями. А просто человека. Человека, который с каждым шагом, с каждым решением, с каждым своим действием погружается в грязь, сходит с ума, превращается в убийцу. И ты видишь на его примере, что такое фашизм, чем он страшен. Тебе не надо страшных сказок, не надо аллюзий с рогами и жезлами, реальность тебе говорит о фашизме, реальность рассказывает и открывает его. Да, это художественная реальность, но психологически выверенная, как и должно было быть. Турнье же гарцует, как и писала выше, позволяет себе играть с темой. Он дает нам героя, которого мы сразу отвергаем, потому что мы не являемся таким человеком как он, мы не думаем, как он, не действуем как он, мы не увлекаемся, как он, у нас нет ничего общего с ним, мало того, мы не хотим с ним ничего общего иметь в самом начале книги. Герой нам сразу не интересен, и мы к нему относимся с пренебрежением. Любой его поступок заранее нами осуждается. Даже, если он кормит слепого лося, даже, если он заботиться и выхаживает еврейского мальчика среди фашистов. Казалось бы, тут вроде как происходит перевернутость героя из отрицательного он вроде бы становится положительным, но нет. Ведь автор нам рассказывает о нем с детства. Тут нет даже скажем так взросления. Есть поиск себя, да, но нет окончательной точки, мол я нашел себя. То, что автор нам предлагает, как катарсис для героя, пиковой точкой, таковой не является. Это просто еще один из путей развития, который автор завершил утоплением. Я бы предположила, что герой на самом деле нечто вроде записной книжки, или промокашки между ужасами и людьми, но тоже нет, потому что все события, которые должны объединять аллюзии, мифологичность с реальностью, как раз упираются в героя и не объединяются. Они о него разбиваются. И вот это главная ошибка Турнье...

... Он хотел ужаснуть читателя, повергнуть в шок, сразу захватить его и сказать, что красиво не будет, но было - никак. За автора было как-то стыдно. Нет, не потому что я не могу читать про испражнения, было бы от чего говорить ой фу-фу не пишите про такое. Нет. А от того, что все это было ради того, что он может. Это не было связано с сюжетом. Это просто было. И не важно, как это написано. Не важно каким интеллектом обладает писатель, все это теряется в замусоренности. Превращается в дурновкусие. Человек непонятно чем кичиться. Ты не видишь взаимосвязи опорожнения кишечника и исследование фашизма. И при этом Литтелл тоже не стеснялся писать мерзостные сцены, но они так точно перекликались с происходящим и внутри человека, и в реальности, что ты понимаешь, что по-другому было просто нельзя писать, только так. Невозможно описать кошмары, ужасы, психоз, если не описывать их так. А Турнье можно. Половину книги вообще легко можно было выбросить и получилось бы лучше, страшнее и изощреннее. Фашизм бы лучше сплелся с легендами, мифами, традициями и рогами оленей. Людоеды были бы более людоедскими, трупы действительно раздавленными, а главный герой, более одурманенный собой и больше проводником, чем то, что вышло. Потому что писалось не исследование, писалось умение себя показать. И это обидно.

Обидно, потому что было много страшных и ярких сцен. Было много интересных сравнений. Действительно было местами интересно посмотреть на переплетение и схожесть с было и стало и к чему стремились люди. Только это местами, когда автор или вспоминал, или не знал, как разнообразить героем подобные сцены. И возвращаясь к своей мысли в самом начале - прочитав такое про фашизм, понимаешь, почему Литтелл психанул и на французском написал Благоволительниц. И хорошо что написал, потому что надо же знать и понимать, а не вот это все, где перед тобой гарцуют.

Если из всей рецензии было непонятно, то как вывод напишу - прочитайте лучше Благоволительниц . Вы о фашизме поймете намного больше, чем у Турнье.