Книга Наследие страха онлайн



Дин Кунц
Наследие страха

Глава 1

Элайн Шерред стало не по себе с того самого момента, как она увидела дом Матерли, и впоследствии она не раз вспоминала эти сомнения и спрашивала себя, а не было ли это предвестием катастрофы?

Дом стоял на отроге холма, в окружении нескольких огромных, покрытых наростами деревьев, и выглядел каким-то растянутым, излишне большим. Однако не это обеспокоило Элайн; все дома в этом фешенебельном пригороде Питтсбурга были весьма громоздкими, и все они стояли посреди четырех-пяти акров земельных угодий, за которыми тщательно ухаживали самые искусные садовники. Дом Матерли отличала от прочих каменная кладка в стиле рококо, именно она и привела гостью в замешательство. Под глубоким карнизом, под почти плоской черной шиферной крышей вдоль всего фасада тянулась полоса вырезанного вручную каменного барельефа, который продолжался дальше по западной стене. По сути дела, эти каменные ангелы и каменные сатиры, застывшие нимфы и орнамент гробниц опоясывали весь дом, словно лентой. Глубоко врезанные в каменные стены окна прикрывали по бокам украшенные резьбой черно-серебристые ставни, которые разительно контрастировали со светлым камнем стен. Дверь главного входа была раза в два больше, чем могла бы потребоваться любому человеку, наподобие портала в храме, высотой по меньшей мере в двенадцать футов и шириной в пять. Ее украшали тяжелые бронзовые ручки, поблескивавшие на фоне дуба, так же как и бронзовые петли. Окна же по обе стороны от входа, в отличие от других окон, были выполнены в виде витражей, не по какому-то определенному образцу, а просто обособленные фрагменты, скрепленные полосками свинца. Внутри круга подъездной аллеи, прямо перед входом, шипел и потрескивал, подобно сковороде, на которую плеснули масла, белый каменный фонтан с тремя бодрыми херувимами, весело расправившими крылышки. Мостовую вокруг фонтана обрамлял мраморный бордюр, такой же белый, как сам фонтан, сдерживавший натиск плодородной земли. На этой темной земле росли и распускались десятки видов цветов, лиловых, красных, желтых и оранжевых. Это ослепительное великолепие смутно отражалось в белом основании фонтана, создавая иллюзию, что блестит и переливается сам мрамор, что он почему-то чуть ли не прозрачен и вы смотрите сквозь него на цветы, которые красуются с другой стороны поверхности.

Все это было слишком причудливо. Это больше походило на выставочный образец фирмы, торгующей недвижимостью, сооруженный напоказ, а не для того, чтобы жить и работать.

И снова девушку охватило беспокойство, тревога, не поддающаяся определению и истолкованию. Она словно знала, что это место каким-то образом окажется для нее плохим.

Элайн была уверена, что дом должен быть практичным, как можно более простым и прочным. Даже если этот дом – пристанище богачей. Никому не следует выбрасывать деньги на никчемные безделушки вроде каменного барельефа и мраморного фонтана.

Кроме того, все нарядное создает ощущение фальши. Этот искусно украшенный дом, размышляла Элайн, скорее походил на тщательно подобранный комплект театральных задников, прибитых к деревянным скрепам, чем на добротное здание. А лужайка вполне могла бы сойти за настил сцены, упрятанный под зеленый войлок.

Элайн Шерред не доверяла ничему, что не было простым и безыскусным. Ей нравилась функциональность; все легкомысленное вызывало у нее презрение.

Подобный подход для двадцатитрехлетней девушки мог бы показаться неуместным. По крайней мере, почти все ее знакомые говорили ей об этом. В средней школе друзей у Элайн было не много, потому что она предпочитала не участвовать в играх и развлечениях своих сверстников.

И в госпитале, пока она училась на медсестру, студенты из ее группы и даже некоторые из инструкторов упрекали ее в излишнем пуританстве. Элайн не соглашалась. Собственное видение жизни казалось ей единственно правильным, а не ошибочным.

Элайн притормозила свой “фольксваген” у края тихой дорожки, которая, петляя, уводила вверх по склону холма, к дому Матерли, и припарковалась. Напыщенность здания вывела девушку из равновесия, и ей потребовалось время, чтобы свыкнуться с этим. Если она собирается работать в этом доме – более того, даже жить там в качестве постоянной сиделки Джейкоба Матерли, – ей лучше подавить мгновенную неприязнь, которая возникла у нее при первом осмотре дома.

И как кто-то мог заплатить архитекторам за то, чтобы они соорудили столь экстравагантное нагромождение выпирающих углов и сумрачных закоулков, фонтанов и витиевато украшенных ставней? Это все равно что потратить целое состояние на несколько тонн зефира, чтобы потом кормить им голодного человека, который предпочел бы хороший бифштекс с картошкой.

Элайн не сразу подумала, что такая острая реакция на этот дом могла быть обусловлена ее собственным характером. Она лишилась родителей, когда ей было четыре года, и после этого воспитывалась в детском доме, без любви и заботы. И бесстрастный, деловой взгляд на мир был всего лишь защитным механизмом против жизни, который она с годами выработала в себе.

Но дом Матерли поражал своей нелепостью.

Тем не менее, несмотря на все, здесь ее ждала хорошо оплачиваемая работа. И девушка считала, что, если люди, живущие внутри, не настолько претенциозные, как их обиталище, она сможет примириться с таким обилием зефира.

Элайн отпустила тормоз и переключила скорость плавно, как бывалый водитель, хотя купила машину всего месяц назад. Она училась пользоваться стандартной коробкой передач – поскольку привыкла к автоматической – с той же целеустремленностью, какая отличала все, что она делала. Пару минут спустя девушка припарковалась перед фонтаном, возле огромной дубовой двери с бронзовой фурнитурой.

Пока она вылезала из машины, низкие, лиловые облака, которые все утро грозили дождем, внезапно разразились ослепительной вспышкой. В следующий миг последовал оглушительный удар грома, обрушившийся на высокие стены особняка и срикошетивший, как нечто осязаемое.

Элайн не вздрогнула. Она не боялась грома. Она знала все о грозах, их причинах и воздействии на природу, и никакие глубоко укоренившиеся в народе суеверия не могли смутить ее.

У двери она приподняла тяжелый молоток, который, как она теперь разглядела, имел форму волчьей головы и был почти вполовину ее натуральной величины. Тот упал с громким, гулким звуком, который вряд ли мог остаться без ответа. Она не повторила удар.

Несколько капель дождя упало на мощеный тротуар, на котором она стояла, но Элайн не попыталась укрыться.

Прошла целая минута, прежде чем кто-то повернул изнутри дверную ручку и открыл толстую дверь. В тускло освещенном холле стоял пожилой человек, сутулый и седой, с лицом, изборожденным густой сетью морщин, которые расходились от уголков его глаз, носа и губ. Лицо его выглядело как старый пергамент.

– Да? – спросил он.

– Элайн Шерред к Ли Матерли, – сказала девушка.

– Наша новая медсестра, – кивнул мужчина. Его слегка подобострастные манеры выдавали домашнего лакея, хотя – как показалось Элайн – он, скорее всего, служил у Матерли очень много лет, возможно, с тех пор, когда был так же молод, как она сама. Он пригласил гостью:

– Заходите, пожалуйста. Мистер Матерли-младший в рабочем кабинете, он ждет вас.

Элайн наконец ушла из-под дождя, который уже зарядил как следует, и встряхнула своей копной длинных черных волос. Они разметались по воротнику желтовато-коричневого льняного пальто наподобие темного нимба.

– Надеюсь, вам не сложно было нас найти, – продолжил пожилой мужчина.

Это “нас” укрепило Элайн в уверенности, что он работает здесь уже много лет. Он явно считал напыщенный особняк своим домом в той же степени, в какой и домом своего хозяина.

– Совсем не сложно, – подтвердила она. – Мистер Матерли хорошо объяснил дорогу.

– Я – Джерри Хоффман, – представился мужчина. – Я дворецкий и мистер Почини-ка, прислуга за все, универсальный человек – Пятница этого дома. Моя жена, Бесс, готовит для нас.

– Рада познакомиться, – отозвалась девушка.

Этот ответ был всего лишь вежливостью. Хотя она только-только увидела Джерри Хоффмана, ей подумалось, что она не слишком его полюбит. Было в его манере нечто, предполагавшее сплетника или человека, интересы которого столь разнообразны, что он совершенно непригоден в какой-то одной области. Он казался нервным, проворным и чересчур улыбчивым.

По длинному, обшитому панелями коридору, через главную гостиную, он провел гостью в рабочий кабинет, где объявил о ее прибытии и оставил наедине с Ли Матерли.

Конечно, Элайн встречалась с этим человеком прежде. Он приезжал в город, в госпиталь Пресвитерианского университета, незадолго до выпуска, и беседовал с многими девушками по поводу этой работы. Он был высоким и худым, но мощным человеком, в спортивной куртке которого вовсе не потребовалось бы набивать плечи. Он походил скорее на опрятного дровосека, чем на владельца ресторана, каковым являлся на самом деле. В свои сорок пять он мог показаться на десять лет моложе, обладая мужественной красотой. Голубоглазый, но с темными волосами, седеющими на висках. Он был очень ловким бизнесменом. Он не потратил понапрасну время, когда беседовал с ней, не потратил лишнего и сейчас – черта характера, которой она восхищалась.

– Для вас приготовили комнату, – без промедления произнес Матерли. – Если вы отдадите ключи от вашей машины Джерри, когда мы закончим, он перенесет ваши вещи из машины.

– Он же совсем слабенький на вид... – запротестовала было девушка.

– Он не слабый, поверьте мне, – возразил Матерли. – Этот старый козел, возможно, протянет дольше меня – а он работал здесь дворецким, когда я еще учился ходить! Но если вас это больше устроит, можете ему помочь. Моих сыновей сегодня утром нет дома, а не то я попросил бы одного из них помочь вам. Зато Пол, брат моей покойной жены, возможно, захочет предложить вам помощь.

– Я уверена, что справлюсь сама.

– Я тоже уверен, – кивнул Матерли. Он вырвал чек из книжки на своем письменном столе, который явно заполнил в ожидании ее приезда. – Полагаю, с деньгами у вас неважно. Я выписал жалованье за четыре недели вперед, чтобы помочь вам войти в колею. По сотне в неделю плюс комната и стол, как договаривались.

Элайн взяла чек, поблагодарила его, свернула и положила в плоскую, удобную сумочку, которую носила при себе.

– А теперь, – сказал Ли Матерли, вставая с натянутой улыбкой, – давайте взглянем на вашего пациента?

– С нетерпением жду нашей встречи, – отозвалась Элайн.

– Вы должны понимать, что он уже не тот человек, каким был. Удар очень на нем сказался. – Выражение красивого лица хозяина дома говорило, что болезнь отца так же тяжело отразилась и на нем самом.

Поднявшись по лестнице, они вошли в первую комнату направо. Та, как подумала Элайн, скорее походила на рабочий кабинет, чем на спальню. Стены и потолок были обшиты панелями из дорогого темного дерева, слегка пахнувшего лимоном. В двух стенах находились встроенные шкафы, до отказа набитые томами в матерчатых переплетах. Громадный письменный стол являлся главным предметом обстановки, затмившим собой даже больничную кровать у дальней стены. Два кресла стояли так, чтобы в них можно было сидеть, потягивать бренди и вести беседу, совсем как в кино или романах Конан Доила. Возле кровати находилось еще одно кресло – инвалидное.

Когда они вошли, старик на кровати повернул к ним голову и посмотрел на гостей ясными голубыми глазами, такими же проницательными, как у его сына.

– Отец, это Элайн Шерред, девушка, про которую я тебе рассказывал. Отныне она будет твоей медсестрой.

Старик не улыбнулся, не заговорил. Правая сторона его лица была туго стянута, как будто он гримасничал, в то время как другая половина выглядела вполне нормальной. Были видны и другие признаки паралича. Его правая рука была вытянута и покоилась на груди, странно изогнутая. Нога под тонкой простыней ничем особенным не отличалась, хотя, судя по инвалидной коляске, скорее всего, не была таковой. Вероятно, вся правая сторона его тела была парализована.

– Лекарства хранятся здесь, – показал Ли, подводя девушку к застекленному шкафчику возле кровати. – Глицериновые капсулы от ангины, если она разыграется. А если они не снимут боль в достаточной степени, то вот здесь у нас есть дюжина ампул морфина, а тут – шприц, спирт и марля. В ваши обязанности входит держать доктора Риса в курсе относительно наших запасов и следить, чтобы у нас никогда не иссякало все, что может понадобиться отцу.

– Понятно, – кивнула она.

Матерли, казалось, забыл о ней, пока шел к кровати. Он наклонился и поцеловал старика в щеку, испорченную болезнью. Старый Джейкоб улыбнулся – искаженная уродливая гримаса на исковерканном лице – и взял своего сына за руку.

– Уверен, тебе понравится мисс Шерред, отец.

Старик не отводил глаз от лица сына. Он кивнул.

– Ну вот и хорошо, – закончил Ли. – Теперь оставляю вас вдвоем, для знакомства. Он подошел к двери, повернулся:

– Мисс Шерред, я позабочусь о том, чтобы ваши вещи перенесли в вашу комнату. Я уверен, что Пол поможет Джерри с домашними делами. Ваша комната – в конце коридора, справа. Обед сегодня вечером в семь часов. Там вы познакомитесь с остальными домочадцами. – И ушел.

– Он хороший мальчик, – сказал Джейкоб. Старческий голос поразил ее. Во-первых, она полагала, что ее пациент не может разговаривать, потому что до этого момента он вел себя совершенно тихо. Во-вторых, голос у него был слабый, шепчущий – кваканье лягушки, копирующей английский язык. По какой-то неясной для нее причине Элайн пробрал холодок.

– Он очень энергичный, – подхватила она.

– И он... любит своего отца, – добавил старик. Девушка встала возле его кровати, глядя на него сверху вниз, сознавая, что он когда-то был таким же внушительным человеком, как и Ли, хотя теперь болезнь и истощила его. И сказала с профессиональной улыбкой, которая была не вполне механической, потому Что этот старик уже ей понравился:

– Я вижу, что любит.

– Он хорошо управляется с ресторанами.

– Так их несколько? – спросила она.

– Четыре, – сообщил он. – И три из них... лучшие в городе.

– Я схожу, – пообещала она.

Старик взял ее руку, так же как до этого держал руку сына. Его плоть была горячей и сухой, словно хорошо выдубленная и оставленная на солнце кожа. И поинтересовался:

– Вы считаете меня сумасшедшим? Элайн слегка смутила резкая смена темы разговора, но она постаралась не показать этого.

– С чего бы мне так считать?

– Я не сумасшедший.

– Конечно нет.

– Видите ли, у меня было кровоизлияние в мозг. И у меня плохое сердце. Но, если не считать контроля над некоторыми мышцами... я, в общем, не пострадал. Мой разум... разум пока в полном порядке.

Он измотал себя, разговаривая так торопливо и напористо. Его сухой, тусклый голос угас на последних нескольких словах настолько, что девушка едва могла расслышать его, – почти нереально, как отголосок мечты.

– Многие люди полностью оправляются после кровоизлияния в мозг.

– Ли так не считает.

– Простите? Джейкоб повторил:

– Ли считает меня сумасшедшим.

– Ох, я уверена – нет!

– Считает. Он не верит мне, когда я ему что-то рассказываю.

Обеспокоенная, Элайн улыбнулась повеселее и похлопала по его ладони, по-прежнему лежавшей в ее руках.

– Если бы ваш сын так считал, он наверняка сказал бы мне, нанимая на службу. Уверяю вас, он не упоминал об этом.

Старик посмотрел на нее более пристально, изучая взглядом, как будто мог прочитать ее мысли, чтобы убедиться в том, что она говорит правду. Джейкоб отнюдь не выглядел помешанным, наоборот, он был хитер и довольно наблюдателен.

– Но он не поверил мне насчет ножа, – сказал он.

Снаружи гроза обрушилась на дом со всей яростью, разражаясь ударами грома, вспарывая темноту остроконечными молниями, от которых окна на мгновение становились молочно-белыми. Дождь полил с удвоенной силой, настоящий ливень, на короткий миг дав ей ощущение, будто она находится в ковчеге, готовясь к самому худшему.

– Что за нож? – спросила она.

Старик долгое время смотрел на девушку, ничего не говоря, и она была почти готова повторить вопрос или – еще лучше – сменить тему, когда он, наконец, проговорил:

– Я не хочу, чтобы меня снова жалели. Если я расскажу вам, а вы тоже не поверите, мне придется иметь дело с таким же выражением лица, которым меня удостоил Ли. Жалость. Меня от нее тошнит!

– Не думаю, чтобы кто-то мог по-настоящему вас жалеть, – возразила она, нисколько не кривя душой. – Вы потрясающе хорошо сопротивляетесь физическому недостатку, над которым не властны.

– Но не умственному? – спросил он.

– Он определенно не дает о себе знать, – подтвердила она.

Похоже, старик решил, что может ей доверять, потому что кивнул и заявил:

– Кто-то пытался пырнуть меня кухонным ножом.

– Когда это было? – осведомилась Элайн.

– Всего три недели назад.

Девушка задалась вопросом, почему Ли Матерли ничего не рассказал ей об этом. Происшествие явно до сих пор угнетало разум пациента, что обязательно следовало учесть при его лечении.

Она спросила:

– Где это произошло?

– Здесь, конечно.

– В этом доме?

– Да.

Ей сделалось не по себе при мысли, что, возможно, старик действительно страдает галлюцинациями.

Она предположила:

– Возможно, это был сон.

Джейкоб непоколебимо стоял на том, что этого не может быть.

– Я видел его зазубренное лезвие. Я закричал. Сил у меня было немного, ведь я недели две как вернулся из больницы. Я спугнул убийцу, кто бы это ни был. Он побежал... но я видел... видел то зазубренное лезвие в лунном сиянии из окон. – Он снова выбился из сил.

– Это случилось ночью?

– Да, – просто сказал он. – Я не мог заснуть, несмотря на успокоительное, которое принимаю каждый вечер. – Он поморщился от отвращения. – Я просто ненавижу пить лекарства, чтобы заснуть.

Элайн решила, что холодная, точная логика – лучший способ справиться с обвинениями старика против домашних.

– Но у вас здесь нет никаких врагов, – задумчиво проговорила она.

Ей уже приходилось общаться с жертвами паралича. Она знала, что любое несогласие лишь заставляет их еще больше нервничать и еще больше укрепляет в их мании. Но почему младший Матерли не рассказал ей об этом? Она – квалифицированная медицинская сестра, но нельзя же было ждать, что она так быстро выявит легкую степень помешательства. Если бы Джейкоб Матерли не рассказал ей, что Ли думает об истории с ножом, она, возможно, даже отчасти поверила бы в эту фантазию.

– Никаких врагов, – согласился старик. – Но бывают и такие, кому не требуется повода для убийства. – Он произнес свое утверждение совершенно ровным голосом, что в значительной степени лишило эту идею абсурдности.

– Живущие здесь? – спросила она.

– Да.

– Кто же?

– Вы познакомитесь со всеми за ужином, – напомнил ей Джейкоб. – Приглядитесь к ним всем поближе.

Он вдруг замкнулся, потому что уловил недоверчивые нотки в голосе девушки, несмотря на привитые ей профессиональные сердечность и дружелюбие.

Элайн просто не знала, что сказать, чтобы снова вовлечь его в приятную, ничего не значащую беседу. Она не могла и дальше потакать ему, как поступила бы с ребенком, потому что он был так стар, что годился ей в отцы. При этом она была настолько сбита с толку его фантазиями о безумии и убийстве, что не могла придумать, как снова направить его в более приемлемое русло разговора.

Пациент, живущий среди иллюзий, неверно истолковывающий действительность, не принадлежал к ее любимой разновидности. Будучи сама очень тесно связанной с реальностью, она не могла справиться с кем-то, пытающимся бежать от жизни посредством дневных грез и ночных сновидений. Сама она редко видела сны. А если и видела, то редко помнила, о чем они были.

– Ну что же, – вздохнув, сказала она, – если я вам пока не нужна, то; пожалуй, пойду приведу себя в порядок и распакую вещи. – Она кивнула на шнурок звонка у изголовья кровати. – Он ведет в мою комнату?

– Да, – подтвердил он.

– Значит, вы можете позвать меня, если я вам понадоблюсь.

– Подождите минутку, Элайн.

Девушка уже отвернулась и сделала несколько шагов в направлении двери, но теперь остановилась и снова повернулась к нему. Она вопросительно вскинула голову, ожидая, пока он заговорит.

– Вы знаете про Сочельник? – спросил он. Это была как раз та разновидность абсурдных вопросов, которой она опасалась, и остановившейся Элайн стало неловко. Она поинтересовалась:

– А что насчет Сочельника?

– Вы ничего не знаете о том, – что случилось в этом доме в тот Сочельник? – Он на несколько дюймов приподнялся над своими подушками. Его тело дрожало, его шея была так напряжена, что все вены вздулись, а в главной артерии явственно просматривался пульс.

– Боюсь, что ничего не знаю, – согласилась она.

– До тех пор, пока вы не услышите об этом, – а вы услышите, и довольно скоро, – не судите меня. Не списывайте меня со счетов, как болтливого старика... старика, у которого не в порядке с мозгами. Не списывайте меня со счетов, как это сделал Ли... до тех пор, пока вы не узнаете, что случилось той ночью, перед Рождеством.

– А что случилось? – спросила девушка, невольно заинтригованная.

Но он уже сказал больше, чем хотел, и был слишком взволнован ее нежеланием ему поверить. Он не ответил. Элайн покинула комнату и прошла по коридору к себе, прислушиваясь, как гроза бушует над крышей особняка, и спрашивая себя, что за гроза назревает в жизни этих людей.

К тому времени как она добралась до конца коридора, она стряхнула с себя эти раздумья. Джейкоб – всего лишь старик, к тому же серьезно больной. Было бы неразумно хоть на миг поверить его россказням. Вовсе ничего не назревает. В ее кошельке лежит чек на четыреста долларов. Это новая жизнь, ее впервые по-настоящему независимое существование, в стороне от персонала сиротских приютов, и инструкторов из училища медсестер, и деканов с их правилами и распорядком. Если она встретит сложности как подобает и будет уверенно заниматься своим делом, ничего плохого не произойдет.



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт