Как роман

В последние 1,5 года я погрузилась в нейропсихологию. Как оказалось, это лучшее, что случилось в моей профессиональной жизни. Мне нравится не просто работать с детьми, заниматься педагогической деятельностью, а искать причины их трудностей в освоении учебных навыков.

Пока читала эту книгу, в моей голове постоянно слышались щелчки:
- так с чтением нельзя!
- зачем они это делают!
- а вот это грамотно!
- надо же, хороший способ нашли!

Вся эта история связана с актом чтения. Как ребёнок от любви к книге переходит к мучениям от чтения.
Это очень актуальная история для современных детей.
Они не любят читать не потому, что их книги, истории не привлекают, а потому что они испытывают огромные трудности при чтении. А взрослые вместо того, чтобы помочь, только усугубляют ситуацию, вместо поиска причины, заставляют снова и снова читать и страдать.

Идея этого произведения меня очень зацепила, потому что актуальная для меня, а вот реализация заставляла меня испытывать бесконечные муки при чтении.

#колледж_библиотекарь_3

#колледж_библиотекарь_3 (Доп2)

«Хорошо поставленное чтение спасает нас от всего, в том числе и от самих себя. И в довершение всего, мы читаем против смерти…»

Это была удивительная книга, и удивительна она прежде всего тем, как резко и стремительно менялось моё отношение к ней по ходу чтения. В начале я откровенно скучала, а местами даже недоумевала, но к середине возникло такое чувство, словно передо мной совсем другая книга. Она меня захватила, очаровала, да так, что к финалу я практически влюбилась в неё! А всё началось с вызова в аннотации, против которого я не могла устоять. Книга обещала простые и действенные способы приучения людей к чтению. Что и говорить, я скептически отнеслась к такой возможности. Но как же порой приятно ошибаться и вынуждать скептика внутри себя пусть ненадолго, но замолчать…
Что же такое было в первой части, чтобы нагнать тоску и вызвать не самые приятные эмоции? Автор книги представил перед читателем прямо таки несчастного ребёнка, которого жестокие родители заставляют читать. Ребёнок остаётся один на один с толстенной и ужасно скучной книгой, а его предки спокойно смотрят телевизор и придумывают всё более изощрённые наказания на случай того, что их чадо так и не справится с заданием…
Жуткая картина! И совершенно не понятно, кто в этой ситуации заслуживает большей жалости: ребёнок, раздавленный грузом ненавистного фолианта, родители, убивающие своего отпрыска подобной заботой, или же книга, проклятая и заброшенная только потому, что её непременно надо прочитать, понять и оценить. Причём желательно так, как того хочет учитель…
Брр!.. Прямо мороз по коже! Представленная картина вышла такой реалистичной, что невольно навеяла скуку. Всё это было настолько знакомо, понятно и очевидно, что просто не было слов. А ведь я ждала от автора чего-то нового, пусть простых, но всё-таки открытий, а не этой банальщины. Но тут я вспомнила слова из книги Джорджа Оруэлла: «В каком-то смысле книга не сообщила ему ничего нового – но в этом то и заключалась ее прелесть... Лучшие книги, понял он, говорят тебе то, что ты сам уже знаешь…».
Вот тут-то и случилось главное чудо! Хотя, вероятно, причина была в том, что автор наконец-то оставил в покое несчастного подростка с книгой и его родителей и перешёл к самому главному – к книге, к чтению и к той любви, которая может навеки соединить человека и книги. Только вчитайтесь в эти слова: «Главное – произведение. Книга в их руках. И первое их право в деле чтения – право молчать…». Красиво, не правда ли? А, главное, просто, понятно и доходчиво! Чтение и молчание о прочитанном определяются как право человека, а не какая-то ужасная и тягостная обязанность.
Дальше – больше. И дело тут не только в раскрытии главного парадокса чтения, которое уводит нас от реальности, чтобы наполнить нашу реальность смыслом. Нет! Скорее, покоряет позиция автора по многим вопросам, касающимся чтения. Почему мы читаем, почему другие не читают, какие книги и когда стоит читать, от каких лучше держаться подальше. Самое приятное заключается в том, что автор просто представляет своё мнение, а не навязывает его. И, знаете, с ним реально хочется соглашаться! Хотя наши вкусы на романы явно не совпадают: Маркес, Бальзак, Зюскинд – простите, мсьё Пеннак, но всё это явно не моё. Да и с вашими выкладками о «плохих» и «хороших» романах я готова поспорить: достаточно чётких критериев вы не даёте, а приведённые тезисы нередко противоречат написанному ранее в книге.
Кстати, самое вкусное ждёт читателя в конце произведения. Это десять простых заповедей, а точнее неотъемлемых прав читателя. Они словно квинтэссенция книги, краткое изложение сути всего, написанного раннее. Они утверждают права человека читать как угодно, что угодно и где угодно. Повторюсь: именно права, а ни в коем случае не обязанности! В них, пожалуй, и заключён главный посыл книги. Ради них, возможно, она и писалась.
Не знаю, насколько действенным на практике окажется подход, предложенный автором, но мне почему-то кажется, что это реально должно сработать. Что я ещё могу добавить? Разве только одно: читайте! И помните: «… в отличие от хороших вин хорошие книги не стареют. Они ждут нас на полках…»

Даниэль Пеннак задаётся вопросом как приобщить людей к чтению. И приходит к довольно неожиданным выводам.

Мысль его в общем-то проста – отстаньте от человека, не задавайте вопросов по содержанию и просто дайте ему возможность читать так, как ему хочется. Результаты в большинстве случаев будут самые благоприятные. При этом у любого человека должно быть право, как не читать конкретную книгу, так пропускать непонравившиеся ему эпизоды или не читать книг вообще.

Что ж, не знаю работает ли это для всех людей, но лично для меня – вполне. До сих пор с содроганием вспоминаю уроки литературы, когда вместо правильного ответа «высмеивается система обучения того времени» я дала вроде бы близкий по смыслу ответ «высмеиваются учителя главного героя». Похвалили ли меня за близость догадки? Нет, мне просто сказали, что моя мысль неверная и высмеяли перед классом… И это далеко не единственный случай из моей школьной жизни.

Наверное, не всем понравится произведение, но меня оно задело своей простотой мысли.
#буклайв_навык_собирательство4 (176)
#буклайв_библиотека

Истории, которые Даниэль Пеннак рассказывает, такие знакомые. Ведь и сказки в детстве вслух на ночь слушали, сами читать учились, а потом незаметно наступили романы объемом "овер тысяча листов" и последующая "казнь" в виде сочинения, которое обязано содержать чрезвычайно штампованные понятия анализа классической литературы. Все мы через это прошли.

Как происходит процесс отречения от чтения книжек? Элементарно просто, когда чтение перестает быть актом удовольствия, становясь обязанностью, эдаким "молотом Тора". Интерес порой творит чудеса. Быть безмолвным ненавязчивым примером для подрастающих детишек - это великое искусство. Я рада, что в мое время в школе были такие "Даниэли Пеннаки", которые своей любовью к предмету пробуждали азартный интерес у школьников не только к литературе, а даже к физике и химии.

Сам автор, видимо, тот еще ценитель русской классики, поскольку упоминание Толстого, Достоевского, Гоголя встречается чуть ли не на каждой странице. Здорово он сформулировал права читателя, заметьте Права, а не обязанности.

Очень много хороших мыслей в столь небольшой книге. И название забавное, "Как роман". Еще забавнее, что мы с мамой книжку вслух вместе читали. Притом вышло это совершенно спонтанно, взяла и прискакала к ней с фразой: "А давай я тебе почитаю!". Такого не было давно.

Так вот ты какое, эссе...
Несмотря на то, что я, в бытность свою учеником старших классов и студентом младших курсов этих самых «эссе» написал в великом множестве, все же так и не понимал никогда толком, что же это за литературная форма такая — эссе. Ну вот, познакомился теперь.
Не думаю, что мы подружимся.

Более точно эту книгу бы охарактеризовало словосочетание «Как бы роман».
Сначала автор как бы хочет рассказать нам что-то жизненное, утилитарное, потому и стартует книга в либеральном обезличенно-публицистическом ключе. Очень скоро он вспоминает, что о сияньи звезд и ветре в ивах тоже было бы неплохо спеть и быстро перестраивается на как бы лирично-художественный лад с поэзией, красивыми метафорами, отвлеченными эпитетами и всеми прочими делами. Через две страницы фонтан художественной изобразительности иссякает, он снова возвращается к публицистике...
В общем, всю книгу он мечется из крайности в крайность, изо всех сил пытаясь не стать ни хорошим публицистом, ни хорошим беллетристом. Ни рыба ни мясо, как бы.

Очень странным образом страдает и логика.
Я привык, что если А равно В, а В равно С, то это неизбежным образом ведет к тому, что А = С. У мосье Пеннака такая арифметика не работает: каждые из двух его суждений, несомненно, очень тесно связаны между собой, но стоит вам пропустить хотя бы одно промежуточное звено в цепи умозаключений — и все, что-то не складывается, не работает. Нарратив в результате этого весьма нелинеен — не ведет от причины к следствию и от вопросов к ответам, а просто блуждает туда-сюда, описывая сложную, но замкнутую кривую.

Степень моей солидарности с автором, пожалуй, никогда не скакала так разительно, словно кардиограмма. Некоторые из его фраз хочется распечатать на плакат и повесить на видном месте как образчики необычайно меткого и точного выражения педагогического опыта — в такие моменты я ловил себя на мысли, что неосознанно киваю и бубню «да-да-да». В иных местах я был буквально обескуражен тем, насколько оторванны от жизни его представления о людской психологии — он словно с потолка берет какие-то поведенческие паттерны неведомых инопланетян и пытается выдать их за человеческие. Весь мой опыт общения с представителями собственного вида выступает категорически против таких вот умозаключений!

Немногочисленные проблески гениального тонут в целом море вещей более посредственных — не то художественных, не то публицистических, не то очень тонких и верно подмеченных, не то выдуманных и явно вымученных.
Они тонут в лавине незнакомых французских и не очень фамилий, когда экзальтация автора достигает своего пика, и он уже ничего не может сказать, кроме «Ах, Флобер!.. Ах, Кафка!.. Ах, Монтескье!..» — в эти моменты у него проскальзывает нечто Умбертоэковское, когда он полагает, будто одни только фамилии должны заставить читателя впасть в интеллектуальный экстаз вслед за ним самим. Читатель же в такие моменты, смутно ощущая себя никчемным невеждой, скромно вопрошает: «и чо?»
И даже если я такой один — человек, который путает Гоголя и Гегеля — я все равно уверен, что и у самого просвещенного читателя, узнающего классиков одного за другим, рано или поздно возникнет заминка: автор использует все-таки слишком много фамилий.

Понравился тот пиетет, с каким Пеннак относится к русской классике: в вышеозначенном бурном фонтане неизвестных фамилий то и дело проскакивают знакомые еще по школе творцы Великого и Могучего. Гордость, знаете ли, берет, за наших, за отечественных. Жаль, что нынешняя Россия на международном уровне осуществляет экспансию несколько иного рода, но не будем о грустном.

Что касается «прав читателя» — ощущения двоякие. Что-то понравилось, что-то нет.
«Право не дочитывать»? Это да. Пора отвыкать от «железного занавеса», когда любая новая книга была на вес золота, и в каждый новый желтоватый самиздат хотелось впиться клещом, ища свежий воздух, свежую струю. Сейчас совсем другое время. Книг не просто много — очень много. И хороших, и плохих. И все — в легчайшем доступе. Учитесь отсекать все, что хуже, чем «изумительно». Смелее, еще смелее. (Неплохо бы, кстати, самому научиться следовать этому совету...)
«Право молчать о прочитанном»? Вот это очень хорошо. Просто... Понравилось.

«Право перескакивать страницы»? Отставить баловство. Не нравится — не читай вообще, отложи и забудь.
«Право читать что попало» — это просто неуважение к себе: слишком много в мире есть непрочитанных хороших книг, чтобы можно было позволить себе читать что попало (см. комментарий к «праву не дочитывать»).
А «право втыкаться» — это такая же нелепость, как и, например, право «слюнявить палец перед перелистыванием» и «загибать уголок страницы вместо закладки» — просто автору нужно было еще одно правило для ровного счета.

В общем, книга достаточно вялая — во многом из-за постоянных метаний автора между журналистским и художественным началом, — хотя читается это все достаточно легко. Перечитывать совершенно не хочется, но из-за нескольких крупиц чистого золота, запрятанного где-то между страницами, видимо, придется.

Нормально.