Рецензия на книгу Адам и Ева от Headless

Страшная книга. Просто страшная.

Началось всё с того, что глупые люди захотели от Булгакова милитаристскую пьесу в духе времени. Война летала в воздухе, ожесточение нарастало, и победа всеобщего коммунизма над одним каким-то «врагом» в целый свет величиной была популярным сюжетом.

Но люди-то глупые, от кого ж они хотели угара этого? Булгаков тогда был в тяжёлом витке неврастении. Сталину так и сказал, что кончился. Это припадки страха, припадки тоски, да он даже не боролся за эту пьесу, отдал, вернули, положил в стол. Что в таком состоянии вообще можно писать? О, многое и многое.

Можно написать о войне. Всех против всех. О летающей клубами по радио смерти можно написать. А ещё газ, газ был очень популярен тогда, и всё мы привыкли, что его видно или почувствовать можно, а если не можно? И название дать ему какое-нибудь славное. Почему бы не «солнечный»? Зачем солнце, когда есть солнечный газ?

Можно взять всю эту «героическую» ерунду, что ставили «о победе коммунизма», по названиям расставить в тексте, чтобы все понимали, о чём говорится. А потом собрать всех этих картонных паяцев, что выступали в этой ерунде вроде как героями – «отважных военных», «несгибаемых борцов», «боевых подруг», «сочувствующих» и «деклассированных». И их представить, только людьми, настоящими, такими, какие по улицам ходили. А по улицам ходили замученные и полубезумные от отсутствия жизни «боевые подруги», идиоты-«несгибаемые коммунисты», властительные «отважные военные», змии-«сочувствующие» и выпотрошенные морально и эмоционально люди, да «Таллеры» ещё, всех и всё знающие ГПУ-шники.

Можно ещё написать о людях. Ведь и они были, были. Профессор вот, к примеру. Он изобрёл луч, спасающий от газа, он уничтожил и сам газ, пусть в нескольких склянках. Но он смог. Он не хочет войны, он мира хочет. Чего же проще – раздать всему миру разом спасительные изобретения, и не будет войны, она станет невозможной. А чем его встречают живые наши паяцы? Тебя повествуют за изобретение луча и расстреляют за уничтожение бомб. Хотя чего «человеческий материал» зря переводить, тем более башковитый такой? Прилетит не волшебник, а как у Замятина, «Иегова на эаро», генеральный секретарь нового мира, и потребует послужить на благо разрушения. Самому можно и не служить, методы профессора успешно направили к разрушению другие. Кстати, адрес профессора, который всё вспомнить тот не может, это адрес Замятина в Ленинграде.

А можно написать про Адама и Еву, первых людей после «солнечного газа», оказавшихся вне своего придушенного рая в замечательном, пусть не саду, но лесу. И заключить, что Адам и Ева – это муж и жена, стало быть, не запись в загсе важна, а любовь. И первый человек – не Адам, не тот, кто сам себя выбрал, а тот, кто человек, профессор. Можно написать про зверя, который пришёл после того, как все сбросили оперение, и возглавил выжигальщиков. Про змея можно написать, который, конечно, «хитрее всех зверей полевых», но что эта хитрость, когда он, кроме ползания, мало что может. Можно написать про апокалипсис человечности.

И можно так составить эпиграфы, что остаётся только повторить – страшная книга.