Рецензия на книгу Из первых рук от AnnaOpredelenno
«Нет, художник не может жаловаться на судьбу. Ему дано испытать много радостей. Он знает, что такое начинать картину. Даже самый жалкий мазилка, даже одноглазый паралитик с трясущимися руками, надумавший писать курятник, знает радость первого мазка. Он может сказать себе: «Вот, взгляни, что я создал. Чудо. Я превратил деревянный щит, холст и так далее в духовную ценность, в вечно прекрасное. Я - Бог» (Галли Джимсон).
И, тем не менее, если судить о судьбе художника по этой книге – она тягомотна и мучительна. Примерно такой же характер приобрело мое ознакомление с представленной в книге художнической судьбой.
Мистер Джимсон – старый, бедный и больной художник. Насколько талантливый – сложно судить, ведь персонаж, судя по всему, выдуманный. Описание же картин меня совсем не впечатлило, но тут слишком много факторов, наводящих помехи. До незамутненного впечатления далековато. Зато очевидно, что жизнь человеческая у него не получилась. Он все время в беде, нужде, полицейском розыске, полубреду, голодных спазмах и алкогольном опьянении. Существование Джимсона – отчаянный, болезненный, невыносимый бардак. И этот бардак кажется художнику вполне закономерным: «Искусство, религия и пьянство. Вот где погибель для бедняка. Пусть уж этим занимаются миллионеры, они могут позволить себе отправиться к черту в вагоне первого класса. А тебе надо думать о хлебе насущном».
А Джимсон – бедняк. И искусство его губит. Происходит какая-то вялотекущая и грязная катастрофа. И Джимсон в ней виноват настолько же, насколько в ДТП виноват человек, оказавшийся за рулем при полной неспособности держать руль и вообще при отсутствии какого-либо представления о том, что транспортное средство нуждается в управлении. Джимсона обманывают, обкрадывают и портят его картины. Захватывают его жилище, выставляют на улицу, сдают в тюрьму за попытку получить гонорар за свои труды. Как он на это реагирует? «Что и говорить, чувствовать себя обиженным – большое наслаждение. Но, как и многие другие удовольствия, оно вредно для печени». И вообще, он считает такое обращение с собой, вроде как, вполне заслуженным. Что и говорить, Джимсон – далеко не зайка. Если говорить честно – он довольно отвратителен. Несет какую-то многословную пургу, часто – цитируя стихи*. Первые 5/6 книги это очень мешало ее читать, вызывая раздражение. Раздражение, вероятно, должен был вызывать сам художник, но сначала огонь на себя приняла книга. Но вернемся к отвратительности Джимсона. Он нечист, как чисто физически, так и на руку, паршиво одет, постоянно пытается поживиться деньгами, может запросто самовольно заселиться в квартиру отсутствующих хозяев и разорить ее до состояния голой бетонной коробки. Что же до гонораров– то творчество свое он несет в жизнь платежеспособного населения по большей части насильно, не спрашивая мнения получателя. А так же в связи с требованием момента вполне способен тюкнуть человека железкой по голове – несильно так, слегка до смерти.
Особенности личности Джимсона преодоление книги не облегчают и вызывают сначала, эдак первые ¾ книги, массу неприятных эмоций. Это то острое чувство жалости в ответ на несправедливости к нему, то гаденький стыд в ответ на его поведение, то просто возмущение от плевков в законы социума. Но потом вдруг кое-что проясняется. Нет смысла испытывать всю эту гамму чувств к художнику, ровно как бессмысленно рефлексировать на предмет обитания в какой-то области опасных насекомых. Художник - вполне себе природное явление, и его действия обусловлены вовсе не исправимой злонамеренностью или недостатком социализированности характера. Он просто одержим. Ему необходимо делать это свое искусство, а на это, увы, нужны деньги – материалы, мастерская, натурщицы. Ну и есть ему тоже надо, или, скажем, ночевать не под дождем, но этот аспект его не волнует до тех пор, пока не является помехой держаться за кисть. Все его действия, не связанные непосредственно с сотворением искусства, совершенно стихийны и подчинены наркоманской зависимости от процесса нанесения лакокрасочных материалов на мало-мальски подходящую для этого поверхность.
Поклонение искусству – это хороший, правильный такой и логичный для общества процесс. Как и сохранение целостности фауны родной природы, например. Но находиться рядом с таким персонажем, пускать его в свой дом… Сомнительное мероприятие. Направляясь в лес, мы не видим ничего зазорного в том, чтобы предпринять посильные меры защиты от укусов клещей. А социум, логично, в меру возможностей защищается от маргиналов. Даже если маргиналы вносят посильный вклад в искусство. Это тоже очень логичный процесс. Осознание такой логики позволило, наконец, понять, ругательские выпады Джимсона в отношении художников вообще и самого себя, в частности. «Что такое искусство? Распущенность, и больше ничего. Порок, с которым не мог совладать. Тюрьма слишком хороша для художников. Их надо спускать с Примроуз-хилл в бочке, полной битых бутылок, раз в неделю по будним дням и дважды в национальные праздники. Это их научит уму-разуму». О, да. Он-то понимал всю разрушительную стихийность своей природы и всю инстинктивную логичность действий социума.
А для меня, тем временем, это первая книга о художниках, полностью лишенная флера творческого очарования и мотивирующих нот. Она в полном объеме, досконально и немилосердно доводит до читателя максиму об одержимости художников и невозможности для них нормального человеческого счастья.
-------------------------
* Вообще, в качестве лирического отступления хочу сказать, что стихи, вклиненные в переводную прозу – это предприятие сомнительное. Стих – фактура тонкая. Ошибся с ритмикой, оттенком и случайным синонимом – и все, стих уже не к месту, настроение не то. Немалая ответственность на переводчике. Насколько эти последние напортачили с этой книгой – судить не могу. Может быть, в оригинале стихи были к месту, вносили нужный флер и все такое. Но в книге на русском языке эти стихотворные вкрапления были невыносимы занудностью и неуместностью. Я тот еще ценитель рифмы, конечно, но для меня все эти потуги звучали как высокопарная посредственность.
