Звоните и приезжайте Анатолий Георгиевич Алексин Анатолий Алексин Звоните и приезжайте 1. НЕ МОЕ ДЕЛО Я учусь в той же школе, где когда-то учились мама и папа. Папу почему-то никто не запомнил. А маму запомнили многие. «У нее были прекрасные внешние данные!» – сказала как-то учительница литературы, которая заодно руководит у нас драматическим кружком. И придирчиво оглядела меня. Это было бы еще ничего: за «внешние данные» пока что отметок не ставят. Но оказалось, что и внутренние данные у мамы тоже были гораздо лучше, чем у меня. К примеру, все помнили, что мама никогда не гоняла клюшкой консервные банки и не любила играть в «расшибалочку». Больше я не знал никаких подробностей о мамином прошлом. Но вот однажды бабушка, которая пришла помочь маме по хозяйству, сказала: – А Сережа-то стал лауреатом Всероссийского конкурса! – Какой Сережа? – спросил я. – Сережа Потапов. Его знают все культурные люди! – Первый раз слышу. А кто это? – сказал я. И вдруг заметил, что папа взглянул на меня с любовью. А верней сказать, с благодарностью. Я ничего не понял… И только потом на кухне бабушка объяснила мне, что Сережа Потапов учился когда-то в школе для музыкально одаренных детей и мама любила его, когда была в пятом классе. Музыкальная школа находится прямо напротив нашей, через дорогу. Если из нашей школы выходит ученик, трудно сразу определить, одаренный он или не одаренный. А если из дверей школы, которая через дорогу, тут уж сразу ясно: идет одаренный! Мы выходим из своей школы с портфелями, а музыкально одаренные – с футлярами. Сначала Сережа Потапов привлек немало внимание тем, что его футляр был больше, чем у других, потому что он играл на виолончели. А потом, уже в пятом классе, она его полюбила. Мама, наверное, тоже была одаренной, потому что я вот хоть и учусь в шестом классе, но еще ни разу никого не любил. – Да, Сережа далеко шагнул! – сказала за ужином бабушка. И папа закурил в комнате, хотя обычно выходил для этого в коридор или на кухню. – Ну что ты?! Это такое далекое прошлое… Это глупое детство! – сказала мама. И рассмеялась. Ей было весело. А папа за весь вечер ни разу не улыбнулся. – Далеко шагнул! Далеко!.. – повторяла бабушка, убирая посуду. Бабушка очень любила нас воспитывать. Но делала это как-то по-своему. «А сын моей соседки научился варить суп», – говорила она, и я должен был понять, что мне тоже не мешало бы этому научиться. «А Коля, который вместе с тобой кончил медицинский институт, стал заведующим отделением», – сообщала она папе. И папа должен был сделать вывод, что ему тоже не мешало бы стать заведующим. «Да, Сережа далеко шагнул!» – эта фраза должна была подсказать папе, что и ему пора было уже куда-то шагнуть. Два года назад мне удаляли гланды. «Чепуховая операция!» – говорили все. Но я как-то этого не почувствовал… Хирург, который их удалял, казался мне удивительным человеком. Он причинял мне ужасную боль, и я должен был бы его ненавидеть, а я относился к нему прямо-таки, как говорят, с восхищением. Со страхом и восхищением! И трудно мне было представить, что он снимет свой белый халат, свои резиновые перчатки и станет таким же, как все. А может быть, даже пойдет в буфет… Папа делает операции почти каждый день. И может быть, каждый день кто-то смотрит на него так же. как я смотрел на того хирурга. – Тебе когда-нибудь делали операцию? – спросил я у бабушки. Оказалось, что ей за шестьдесят лет не сделали ни одной операции! Разве она могла как следует оценить папу? – Добиваются же люди таких успехов, как Сережа Потапов! – причитала бабушка, уже натягивая пальто. – Вот когда у тебя опять будет приступ мигрени, – сказал я, – вызывай не врача, а этого своего… виолончелиста! Пусть он тебе поможет! Перед самым сном я чистил зубы в ванной комнате и вдруг услышал, как мама сказала папе: – Это смешно… – Ей все еще, в отличие от папы, хотелось смеяться. – Ну несерьезно, честное слово. Это же было в пятом классе! – Началось в пятом… – тихо сказал папа. И я почувствовал, что рука его снова полезла в карман за папиросами. Я, как говорят, содрогнулся. Значит, только началось в пятом классе? Интересно, а в каком кончилось? Хорошо, если в шестом. А если в седьмом или даже в девятом? «Ведь папа учился с мамой в одном классе, – рассуждал я. – А школа для одаренных, как и сейчас, была через дорогу. И папа, значит, был свидетелем их любви. Как же он, бедный, переживал! А если он и сейчас страдает?» Надо было что-то предпринять. Но что? Разве я мог с кем-нибудь посоветоваться? К примеру, если был посоветовался с бабушкой, она бы сказала: «А сын моей соседки никогда не вмешивается в дела старших!» Может, это действительно было не мое дело? Может быть… Через несколько дней, собираясь в школу, я услышат в программе передач, что Сергей Потапов будет выступать вечером по телевизору. К счастью, кроме меня, этого никто не услышал. Вечером, за четверть часа до концерта лауреатов Всероссийского конкурса, я уселся делать уроки в той комнате, где стоит телевизор. – Завтра контрольная! – сообщил я. И все стали передвигаться на цыпочках. Еще через неделю я обнаружил, что Сергей Потапов собирается выступать по радио. За пятнадцать минут до его выступления я разложил тетради на кухне, где у нас стоит радиоприемник. – Завтра снова контрольная! – сказал я. И приемник молчал весь вечер. Но Сергей Потапов продолжал преследовать нашу семью! Как-то, возвращаясь из кино, я увидел афишу с его портретом на том самом месте, где мама и папа каждое утро садились на трамвай. Сперва я хотел сорвать афишу и уничтожить ее. Подходил, примерялся, прилаживался… Но все-таки не сорвал. Вернувшись домой, я стал убеждать своих родителей, что ездить на троллейбусе гораздо удобнее, чем на трамвае. – Но троллейбусная остановка так далеко, – возразил папа. Ах, если б он знал! – Я проведу вас проходными дворами, и вы увидите, как это близко. – Совсем рядом! – сказал я. – В проходных дворах всегда бывает темно и опасно, – вмешалась бабушка. Как будто она нарочно хотела столкнуть маму лицом к лицу с ее прошлым! Утром я повел маму и папу проходными дворами. – Вот видите, как удобно, – говорил я. – Совсем близко! И вы садитесь на современный вид транспорта… Правда, не на метро, но по крайней мере и не на трамвай! И еще одно преимущество. Мы вместе идем почти до самой моей школы! Вообще-то мне не хотелось, чтобы мои родители каждое утро прямо у всех на глазах провожали меня, шестиклассника, в школу. Но теперь я был готов абсолютно на все! И я уводил их от афиши с портретом… Конечно, мама могла увидеть эту афишу и где-нибудь в другом месте. Но тут уж я ничего поделать не мог! Еще через несколько дней я сообщил: – Мы писали сочинение на тему «Кем быть?». И представьте себе, почти все ребята хотят стать врачами! Почти все… Не летчиками, не водолазами… не виолончелистами, а врачами! Учительница сказала, что в этом нет ничего удивительного. Самая благородная профессия в мире! Хотят лечить, исцелять, спасать… Как-то в воскресенье я привел к нам домой своего приятеля Ваську-Паганини. Паганини – это, конечно, прозвище. Васька играет на скрипке и учится в школе для одаренных. – Ты любишь Сергея Прокофьева? – спросил я у Васьки, когда вся наша семья была в сборе. – Еще бы! – ответил Васька. – А Сергея Рахманинова? – Кто же его не любит? – А Сергея Потапова? – Не знаю такого… – Ни разу не слышал? Подумай как следует! Вспомни… – Нет, о нем я не слышал. А почему ты интересуешься именно этим… как его фамилия? Почему? – удивлялся Васька так естественно, будто мы с ним не репетировали эту сцену в ванной комнате пятнадцать минут назад. – Ну уж если Паганини его не знает! – воскликнул я и обвел взглядом всех членов нашей семьи. Но мамино прошлое не сдавалось, не отступало! Однажды по почте пришли сразу две открытки из нашей школы. Я вообще не люблю, когда моим родителям из школы присылают открытки. И как-то нечаянно прочитал… На этот раз речь шла не обо мне. Маму и папу приглашали на традиционный «объединенный» вечер выпускников сразу двух школ: нашей и музыкальной. Приглашали заранее, за неделю, и просили сообщить о вечере всем бывшим одноклассникам, о которых они что-нибудь знают. Я сразу понял, что там будет присутствовать Сергей Потапов. «Вечер устраивают для того, чтобы доставить бывшим ученикам радость, – рассуждал я. – Но какую же радость испытает мой папа, если у мамы возникнут разные воспоминания? А они обязательно возникнут… хоть на минуту. И папа будет курить, не выходя в коридор…» Я спрятал открытки. Сунул их в свой портфель. Первое, что я увидел в школьном вестибюле, было огромное объявление о традиционном «объединенном» вечере. Внизу черным по белому было написано: «В художественной части выступит лауреат Всероссийского конкурса С. Потапов». «Так, понятно… – подумал я. – Значит, он будет у всех на глазах демонстрировать свое искусство. Ему будут аплодировать. А папа продемонстрировать свое искусство у всех на глазах не сумеет. Ведь не сможет же он прямо на сцене вырезать кому-нибудь аппендицит! Или, точнее сказать, аппендикс…» Я раскрыл портфель и запрятал открытки поглубже. На следующий день после традиционного вечера учительница литературы, которая так хорошо помнила о маминых внешних данных, спросила: – А почему не было твоей мамы? Спросила так, будто папы у меня вообще нет. Я вопросительно развел руки в стороны. Я давно уже знал этот способ: когда не хочется врать, не хочется говорить «да» или «нет», надо вопросительно развести руки в стороны. Пусть думают что хотят! В тот же день мама, вернувшись с работы, вошла в комнату прямо в пальто. Когда она так стремительно, не задерживаясь в коридоре, проходит в комнату, я знаю, что ничего хорошего ждать не следует. – Нам с папой ничего не присылали из школы? – спросила она. Я попытался неопределенно развести руки в стороны. Но она повторила: – Нам ничего не присылали? – Что-то, кажется, было, – ответил я. – Как это «что-то»? Ты не помнишь, что именно? – Ах да! Вспомнил! Вам прислали открытки. Я их по рассеянности сунул в портфель. В тот день была контрольная работа и я как-то… – Что, у вас теперь каждый день контрольные работы? – Не каждый… Но довольно часто. А вот и эти открытки… Пожалуйста! Я протянул маме открытки. Но она даже не взглянула на них: она не могла оторвать глаз от меня! – Что же ты натворил, если так боялся нашего появления в школе?! – Ничего я не натворил. И не боялся. Я просто забыл, – и все. – Но ведь там, говорят, висело объявление! – Я на него как-то не обратил внимания… – Забыл! Не обратил внимания! Это хуже всего. Потому что говорит о твоем равнодушии. Оно меня убивает! Неужели ты не понимаешь, какое удовольствие доставила бы мне встреча с друзьями? Которых я не видела столько лет!.. Мама, не снимая пальто, даже не расстегнув его, тяжело опустилась на стул. – Ну хорошо… Мне ты не пожелал доставить радость. Но подумал бы об отце! Неужели и он тебе безразличен? Что я мог ей ответить? К счастью, в этот момент в комнату вошла бабушка и сказала: – А сын моей соседки опять получил пятерку. И научился варить компот! 2. ДАЛЬНИЙ РОДСТВЕННИК Иногда ночью раздаются необычные звонки – то слишком долгие, то слишком короткие. Это из других городов: бывшие папины пациенты или его бывшие товарищи по институту. Папа разговаривает с ними так, будто никто у нас дома еще не ложился спать. Мама удивляется, а папа объясняет: – Они знают, что именно в это время человека легче всего застать дома! Разве можно их осуждать? Или: – Разве можно их осуждать? Звонят издалека! Там уже утро. Их можно понять. – Но пусть и они поймут, что у нас еще ночь, – отвечает мама. «Разве можно осуждать?» – папа часто повторяет эти слова. – Тебе нужно было бы стать защитником, – как-то сказала мама. – Это приятней, чем обвинителем. – Смотря в каких случаях! – возразила мама. И папа продолжал работать хирургом. Иногда по ночам вслед за слишком длинными или слишком короткими звонками выясняется, что папин приятель собирается приехать в наш город. – Вот и хорошо, – говорит в таких случаях папа. – Прямо с вокзала – к нам! У нас есть раскладушка. – Хорошо, что только одна! – вздыхает мама. – Странные люди! Хотя бы для виду отказались. Хоть для приличия! Ведь есть же гостиницы… – В гостиницу не попадешь, отвечает папа. – Кроме того, каждому хочется побывать среди близких людей. – Среди близких! Ты и в лицо-то его не помнишь. Бабушка на следующий день начинает воспитывать папу. Но делает это, как обычно, по-своему. – А муж моей соседки, – говорит она, – никогда не принимает серьезных решений, не посоветовавшись с женой. И папа должен понять, что ему тоже не следует быть таким уж самостоятельным. – А Петя, который был старше тебя всего на два курса, но уже стал профессором, – говорит бабушка, – с головой ушел в науку и не позволяет, чтобы ему мешали посторонние люди! Отсюда папа должен сделать вывод, что если он не будет приглашать к нам своих приятелей из других городов, то вскоре тоже станет профессором. Когда опять раздались длинные, прерывистые звонки из другого города, мы все, конечно, проснулись, и мама сказала мне: – Готовь раскладушку! Она не ошиблась, потому что папа через минуту сказал в трубку: – Ну что за вопрос?! Пусть приезжает… Остановится прямо у нас. Я покажу его специалистам. Устроим консилиум! Если понадобится… – А положив трубку, объяснил маме: – У ее сына что-то серьезное… – А до их города медицина не добралась? – Это маленький городок. Там нет крупных специалистов. – Обязательно нужны крупные? – Вот если бы он заболел, – папа кивнул в мою сторону, – разве ты не подняла бы тревогу? Она плакала в трубку: «Посмотрите моего мальчика…» Разве можно ее осуждать? Мама вздохнула и ничего не ответила. Утром она спросила: – А кто эта женщина… которая звонила тебе? – Дальняя родственница. – Очень дальняя? – Кажется, очень. – Но кем она все же тебе приходится? Папа думал в течение всего завтрака, но так и не вспомнил. – Знаю только, что… по отцовской линии, – сказал он. – Впрочем, какое это имеет значение… если ее мальчик серьезно болен? Мальчик приехал через три дня. Это был мужчина лет тридцати. – Я буду называть вас по имени-отчеству, – сказал он, – потому что мать никак не могла вспомнить, кем мы друг другу приходимся. – Какое совпадение! Мы тоже не вспомнили, – сказала мама. – Ну почему же? – возразил папа. – Кое-что мы все-таки установили. Я точно знаю, что это родство по отцовской линии. – Понимаю, – сказал приезжий, – дальний родственник – это даже меньше, чем просто знакомый. Знакомого, например, невозможно не знать в лицо. А дальнего родственника можно ни разу в жизни не увидеть и не услышать. Я бы, честно говоря, не отважился к вам вторгаться. Если бы они не сказали матери про этот свой «предполагаемый диагноз». Я должен немедленно доказать ей, что «предполагаемый диагноз» предположили напрасно. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=118424) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.