Львица
Джулия Гарвуд


Романтическая серия (Lion series) #1
Прошлое холодной и прекрасной принцессы Кристины, изысканной «львицы» лондонского высшего света, было окутано тайной, и ни один мужчина не мог похвастаться тем, что добился ее милости. Лайон, маркиз Лайонвуд, решился совершить практически невозможное – заставить великолепную недотрогу влюбиться до безумия. Однако Кристина – женщина, которую непросто завоевать, особенно человеку, пытающемуся проникнуть в ее тайны…







Джулия ГАРВУД

ЛЬВИЦА





Пролог



Черные Холмы, Америка 1797 год



Настало время просить богов послать ему видение.

Прошел месяц, миновал еще один, а боги по-прежнему молчали. Но шаман был терпеливым человеком. Он без ропота продолжал ежедневно молиться и ждать, когда его скромная просьба будет услышана.

Но вот на целых четыре ночи густой туман окутал луну, и шаман понял, что время пришло. Великий Дух услышал его.

Шаман собрал священные порошки, взял трещотку и бубен и медленно взобрался на вершину горы. В его годы это было изнурительным путешествием, к тому же мешал идти густой туман, который, конечно же, был делом рук злобных духов, испытывавших таким образом его решимость.

Наконец старик добрался до вершины и немедленно развел небольшой костер на выступе, нависшем над долиной. Он сел возле костра лицом к тому месту, где должно было взойти солнце, взял свои порошки.

Сначала он кинул в огонь горсть полыни – ведь злые духи ненавидят ее горький запах, и, может быть, теперь они покинут гору?

Наутро туман над вершиной рассеялся. Шаман понял: злые духи изгнаны. Он отложил в сторону полынь и стал кидать в пламя ладан. Ладан известен тем, что очищает воздух и привлекает великодушных богов. Потом к сладкому аромату ладана добавился запах святой бизоновой травы.

Три дня и три ночи шаман просидел у огня. Он постился и молился, а на четвертое утро взял в руки бубен и трещотку. И затянул песню, призывающую Великого Духа.

Когда наступила четвертая ночь и темнота окутала вершину, шаман был вознагражден за свое терпение: Великий Дух послал ему сон.

Старик уснул, и перед ним возникло видение. В ночном небе появилось солнце. Затем он увидел точку, которая постепенно росла и меняла очертания до тех пор, пока волшебным образом не превратилась в огромное стадо бизонов. Могучие животные стремительно мчались по небу. Серый орел с белым оперением на концах крыльев предводительствовал ими, паря в вышине.

Когда бизоны приблизились, шаман увидел, что у них лица его предков, давно ушедших в загробный мир. Там были его отец, мать, братья. И тут стадо расступилось. В середине его стоял гордый горный лев. Его шерсть была серебристо-белой, цвета молнии, а глаза его были цвета неба.

Стадо бизонов вновь сомкнулось вокруг льва, и сон оборвался.

На следующее утро старик вернулся в свою деревню. Сестра накормила его. Поев, он отправился к вождю племени дакота, которого звали Серый Орел, и поведал ему, что тот должен остаться во главе племени. Больше шаман не сказал ничего: он сам еще полностью не осознал смысл дарованного ему видения. Потом он вернулся в свой вигвам и взял краски. На мягкой оленьей коже он нарисовал круг бизонов, в центре – горного льва. Шерсть льва была такой же белой, как снег, а глаза такими же голубыми, как небо летом. Когда шаман закончил, он подождал, пока высохнет краска, потом аккуратно свернул шкуру и убрал ее.

Но сон не оставлял мыслей шамана. Так хотелось сообщить вождю что-нибудь утешительное! Серый Орел горевал. Он хотел передать бразды правления более молодому и сильному воину. С тех пор как пропали его дочь и внук, сердце вождя больше не принадлежало народу племени. Гнев и горечь переполняли его.

Старику нечем было утешить друга, нечем облегчить его страдания.

Мерри, дочь Серого Орла, и ее сын, Белый Орел, возвращались из царства мертвых. Женщина из племени дакота знала, что ее семья уже оплакала их. Серое Облако, самозваный вождь племени изменников, налетел на них у реки. Он оставил кусочки одежды Мерри на берегу, надеясь, что все сочтут: ее и сына, так же как и остальных, унес быстрый речной поток.

Племя все еще, должно быть, в трауре. С того времени минуло только одиннадцать месяцев, хотя Мерри показалось, что прошла целая вечность. Она считала дни, делая зарубки на палочке камыша. Одиннадцать месяцев! Еще два, и завершится год.

Возвращение домой и радовало, и пугало Мерри. Мерри не волновалась за сына. Племя с радостью примет Белого Орла. Он ведь первый внук их вождя – Серого Орла, и его появление, несомненно, обрадует народ племени.

Боялась она, конечно, за Кристину.

Мерри инстинктивно крепче прижала к себе дочь.

– Скоро, Кристина, – нежно прошептала она малышке. – Скоро мы будем дома.

Но Кристине, похоже, было не до того. Непоседливая двухлетняя малышка пыталась соскользнуть с коленей матери и заодно с пятнистой лошади, намереваясь идти пешком рядом со старшим шестилетним братом. Он вел кобылу по склону, спускавшемуся в долину.

– Потерпи, Кристина, – прошептала Мерри и снова нежно прижала девочку к себе.

– Орел! – выкрикнула малышка имя своего брата.

Когда сестра позвала его, Белый Орел обернулся. Он улыбнулся ей, потом медленно покачал головой.

– Делай, как велит наша мама, – распорядился он.

Но непослушная Кристина вновь попыталась вырваться из рук матери. Девочка была слишком мала, чтобы думать об осторожности. Хотя от спины лошади до земли было довольно далеко, это расстояние, похоже, совершенно не пугало ее.

– Мой Орел! – выкрикнула Кристина.

– Твой брат должен привести нас в деревню, Кристина, – сказала Мерри. Она старалась говорить мягко, надеясь успокоить непоседу.

Кристина внезапно повернулась и посмотрела вверх на мать. Ее голубые глаза озорно блеснули. Затем на ее лице появилось недовольное выражение, и Мерри не могла сдержать улыбку.

– Мой Орел! – завопила девочка. Мерри медленно кивнула.

– Мой Орел! – вновь закричала Кристина, хмуро глядя на мать.

– Твой Орел, – признала Мерри со вздохом. О, как бы ей хотелось, чтобы Кристина научилась говорить так же, как она, тихо и мягко. Но пока урок не давал результатов. Она была совсем крохой; однако природа наградила ее голосом, от которого могли осыпаться листья с деревьев.

– Моя мама! – закричала Кристина, вцепившись пухлыми ручонками в грудь Мерри.

– Твоя мама, – покорно ответила Мерри. Она поцеловала дочь, потом провела рукой по шапке белокурых кудрей, обрамлявших ее личико. – Твоя мама, – повторила Мерри, судорожно сжимая девочку в объятиях.

Успокоенная лаской, Кристина поудобнее устроилась на коленях Мерри, прижалась спиной к ее груди и потянулась к одной из кос матери. Когда она завладела кончиком косы, она закрыла глаза и стала водить кисточкой черных волос по своему усыпанному веснушками носику. Через несколько минут она уже крепко спала.

Мерри прикрыла дочь накидкой из бизоньей кожи, чтобы укрыть ее нежное личико от лучей жаркого полуденного солнца. Конечно, Кристину измотало их долгое путешествие. На ее долю выпало столько горя за последние три месяца! Мерри поражалась, что девочка вообще могла спать.

Кристина буквально по пятам ходила за Белым Орлом. Она копировала каждый его жест, хотя Мерри замечала, что и ее девочка никогда не упускает из виду. Родная мать уже покинула ее, и Мерри чувствовала: Кристина боится, что в один прекрасный день она и Белый Орел тоже исчезнут. Поэтому, наверное, она и стала такой собственницей. Мерри надеялась, что со временем это пройдет.

– Они наблюдают за нами с деревьев, – сказал Белый Орел матери. Мальчик остановился, ожидая ее ответа.

Мерри кивнула.

– Продолжай идти, сынок. И помни, остановишься только тогда, когда достигнешь самого высокого вигвама.

Белый Орел улыбнулся.

– Я помню, где стоит вигвам моего деда, – сказал он. – Нас не было всего лишь одиннадцать месяцев.

– Я рада, что ты помнишь, – сказала Мерри. – А ты помнишь, как тебя любят твой отец и дед?

Мальчик кивнул. Лицо его стало серьезным.

– Для моего отца это будет непросто, да?

– Он достойный человек, – заявила Мерри. – Да, ему будет трудно, но со временем он увидит, что мы поступили правильно.

Белый Орел расправил плечи, повернулся и продолжил путь вниз по склону.

Он шел, как воин. Походка мальчика очень напоминала походку его отца. Сердце Мерри переполнилось гордостью за сына. Белый Орел когда-нибудь станет вождем своего народа. Ему было предназначено судьбой встать во главе воинов, точно так же, как ей было предназначено оберегать и воспитывать белокожую малышку, так мирно спавшую сейчас у нее на руках.

Мерри попыталась сосредоточить свои мысли на предстоящей встрече с родными. Она не отрывала глаз от сына, который уже вводил лошадь в деревню. Чтобы прогнать свои страхи, Мерри про себя читала молитву, которой научил ее шаман.

Более сотни индейцев племени дакота в изумлении смотрели на Мерри и Белого Орла. Никто не проронил ни слова. Белый Орел молча шагал вперед и остановился, лишь когда достиг вигвама вождя.

Женщины потихоньку окружили лошадь Мерри. На их лицах читалось безмерное удивление. Несколько рук протянулось, чтобы дотронуться до Мерри, будто индианки хотели убедиться, что их глаза не обманывают их.

Затем они осмелели: стали поглаживать ее и вздыхать. Мерри улыбнулась этому проявлению нежности. Она подняла глаза и увидела Подсолнух, младшую сестру ее мужа. Ее верная подруга плакала, не скрывая слез.

Внезапный грохот разорвал тишину. Земля задрожала от стука копыт. Воинам, несомненно, сообщили о возвращении Мерри. Черный Волк, муж Мерри, конечно, мчится во главе их.

Полог вигвама вождя откинулся как раз в тот момент, когда воины спешились. Мерри увидела своего отца. Серый Орел стоял у входа и молча смотрел на нее. На его морщинистом лице отпечатались следы страданий, а глаза, такие же теплые и добрые, как всегда, затуманились от переполнявших его чувств.

Теперь все повернулись и смотрели на вождя. Они ожидали его слова. Именно Серый Орел должен был первым приветствовать возвращение Мерри и ее сына.

Муж Мерри подошел к Серому Орлу и встал рядом. Мерри сразу покорно опустила голову. Руки начали дрожать, и она подумала: ее сердце стучит так громко, что может разбудить Кристину. Мерри знала: как только она взглянет на мужа, самообладание покинет ее, и она наверняка начнет плакать. Это, конечно, будет недостойно и не понравится ее гордому мужу.

Мерри любила Черного Волка, но с тех пор, как она видела его в последний раз, многое изменилось. Ее мужу придется принять очень важное решение, прежде чем он раскроет ей свои объятия.

Вождь внезапно простер руки вверх, к Великому Духу. Ладони его были повернуты к солнцу.

И тогда приветственный крик гулко прокатился по долине. Белый Орел сначала обнял деда, а потом отца, поднялся невообразимый шум. Кристина зашевелилась на руках Мерри. Накидка скрывала девочку, но, заметив, как что-то шевелится у Мерри на руках, женщины изумленно ахнули.

Черный Волк обнимал сына, но взгляд его был прикован к жене. Мерри осмелилась робко поднять на него глаза, увидела его улыбку и попробовала улыбнуться в ответ.

Серый Орел несколько раз кивнул, выразив таким образом свою радость и одобрение, и медленно направился к дочери.

Шаман тем временем стоял у своего вигвама и наблюдал. В его сне не было видно лиц Мерри и Белого Орла. И часть сна по-прежнему оставалась для него загадкой.

– Я терпеливый человек, – прошептал он духам. – Я буду принимать по одному дару.

Люди расступились, освободив проход для вождя. Воины, не обращая внимания на Мерри, окружили Черного Волка и его сына. Женщины снова подались вперед, чтобы услышать слова вождя, обращенные к дочери.

Приветственные крики не утихали. Эти пронзительные звуки разбудили Кристину.

Малышке совсем не нравилось ее темное укрытие. Она отодвинула накидку из бизоньей кожи как раз в тот момент, когда Серый Орел наконец подошел к Мерри.

Мерри даже не знала, кто из них больше удивился. Кристина казалась зачарованной огромным человеком, смотревшим на нее так пристально. Она немного растерялась, от смущения засунула палец в рот и прижалась к материнской груди.

Серый Орел также не пытался скрыть своего изумления. Он долго и пристально смотрел на ребенка, затем повернулся, чтобы взглянуть на Мерри:

– Тебе многое предстоит рассказать нам, дочь.

Мерри улыбнулась:

– Да, мне многое предстоит объяснить, отец.

Кристина заметила улыбку матери. Она тут же вытащила палец изо рта и с любопытством осмотрелась. Когда девочка увидела своего брата в толпе незнакомцев, она протянула к нему руки и закричала:

– Орел!

Серый Орел сделал шаг назад, затем обернулся к внуку.

Кристина была совершенно уверена, что брат подойдет и возьмет ее. Когда же этого не последовало, она попыталась вырваться из рук матери.

– Мой Орел, мама! – закричала она изо всех сил.

Но Мерри не обращала внимания на дочь. Она смотрела на своего мужа. Лицо Черного Волка было жестким и бесстрастным. Он стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Он слышал, как Кристина назвала ее мамой. Малышка говорила на языке сиу так же хорошо, как любой ребенок племени дакота, и кричала достаточно громко, чтобы ее услышала вся деревня.

Подсолнух кинулась к подруге, чтобы помочь ей спешиться. Мерри передала Кристину ей и хотела предупредить о том, что с девочкой нужно быть настороже, но было уже поздно. Кристина легко выскользнула из ее рук и упала на землю, приземлившись на спинку. Прежде чем Подсолнух или Мерри успели взять ее, она ухватилась за ноги Серого Орла, встала и побежала к брату. Смех малышки звенел над притихшей толпой.

Никто толком не знал, как воспринимать появление этого красивого белокожего ребенка. Несколько старших скво протянули руки, чтобы потрогать золотистые кудри Кристины. Их любопытство было столь велико, что они не могли сдержать его. Девочка не возражала. Она стояла около брата, едва доставая ему до колен и крепко уцепившись за его руку, зато в такой же, как он, позе.

Кристина мирилась с тем, что ее трогают, она сразу ясно дала понять, что не хочет ни с кем делить общество брата. Когда старый вождь хотел вновь обнять своего внука, Кристина попыталась оттолкнуть его руки.

– Мой Орел! – закричала она.

Поведение дочери повергло Мерри в ужас. Она схватила Кристину, робко улыбнулась старику, а потом прошептала сыну:

– Иди со своим отцом. – Но муж Мерри уже скрылся в вигваме Серого Орла.

Как только брат ушел, Кристина сразу начала плакать. Мерри подняла девочку на руки и попыталась, правда безуспешно, успокоить ее. Но Кристина спрятала лицо на материнской груди и безутешно рыдала.

Друзья Мерри окружили их. Никто не осмеливался спросить о ребенке-до тех пор, пока она не расскажет все своему мужу и вождю, но женщины уже улыбались девочке, поглаживали ее золотистые кудри. Кто-то даже стал напевать колыбельную песню.

И тут Мерри увидела шамана. Она тут же поспешила к нему и, подойдя, довольно неловко поклонилась.

– Добро пожаловать домой, дитя мое, – сказал старик.

– Я скучала по тебе, Уакан, – ответила Мерри. Крики Кристины стали еще пронзительнее, и Мерри легонько встряхнула ее. – Тихо, малышка, – сказала она и вновь повернулась к шаману. – Моя дочь рычит, как львица. Может быть, со временем она… – Недоумение, появившееся на лице старика, заставило ее прервать фразу. – Ты болен, Уакан? – спросила она с тревогой.

Шаман покачал головой. Когда он протянул руки, чтобы дотронуться до Кристины, Мерри заметила, что они дрожат.

– У нее волосы цвета молнии, – прошептал он.

Кристина внезапно повернулась и уставилась на старика. Она уже забыла свои огорчения и даже улыбнулась этому странному человеку, голову которого украшали такие смешные перья.

Мерри услышала, как шаман ахнул. Видимо, он действительно нездоров.

– Ее зовут Кристина, Уакан, – сказала она. – Но если нам разрешат остаться, ей потребуется имя, такое же, как и у всех из племени дакота, и, конечно, твое благословение.

– Она – львица, – заявил старик и широко улыбнулся. – Она останется, Мерри. Не беспокойся о девочке. Бизоны защитят ее. Духи дадут совет твоему отцу и твоему мужу. Будь терпелива, дитя. Будь терпелива.

Мерри очень хотелось расспросить шамана поподробнее, но он велел ей быть терпеливой. Как странно он смотрел на Кристину! Однако у нее не осталось времени на размышления: Подсолнух взяла ее за руку и уже тянула в сторону своего дома.

– Ты выглядишь обессилевшей, Мерри, и наверняка голодна. Пойдем в мой вигвам, разделим с тобой полуденную трапезу.

Мерри кивнула и пошла за подругой. Они устроились на мягких одеялах в вигваме Подсолнух, Мерри накормила дочь и разрешила ей побродить по вигваму.

– Меня так долго не было, – прошептала Мерри. – И все же, когда я вернулась, муж не подошел ко мне.

– Черный Волк по-прежнему любит тебя, – ответила Подсолнух. – Он очень тосковал по тебе, Мерри.

Мерри промолчала, и Подсолнух продолжила:

– Ты как будто вернулась к нам из царства теней. Когда никто не мог найти тебя и Белого Орла, некоторые поверили, что вас и в самом деле унесла река. Но только не Черный Волк. Нет, он повел воинов на битву, думая, что найдет тебя в деревне изменников. Вернувшись один, он сильно тосковал. А теперь ты снова с нами, Мерри, но ты привела с собой ребенка другого мужчины.

Подсолнух повернулась, чтобы взглянуть на Кристину.

– Ты же знаешь, как твой муж ненавидит бледнолицых, Мерри. Я думаю, поэтому он не подошел к тебе. Зачем ты привела эту малышку? Что случилось с ее матерью?

– Ее мать мертва, – ответила Мерри, – Это длинная история, подруга, и ты знаешь, что сначала ее должны услышать мой муж и отец. Но тебе я вот что могу сказать, – голос ее зазвучал твердо. – Если племя откажется принять Кристину, тогда уйду и я. Она теперь моя дочь.

– Но у нее белая кожа! запротестовала Подсолнух, пришедшая в ужас от этого заявления Мерри.

– Я успела заметить цвет ее кожи, – ответила Мерри с улыбкой.

Подсолнух засмеялась. Кристина тут же подхватила этот смех.

– Она такая прелестная! – заметила Подсолнух.

– У нее будет чистое сердце, как у ее, матери, – сказала Мерри.

Подсолнух повернулась, чтобы поднять глиняную плошку, которую Кристина только что опрокинула. Мерри помогла ей собрать лекарственные травы, которые рассыпались на пол.

– Она очень любопытный ребенок, – заметила Мерри, извиняясь за свою дочь.

Подсолнух снова засмеялась: вигвам выглядел так, словно по нему пронесся ураган. Ей вторил звонкий, как колокольчик, смех Кристины.

– Просто невозможно не любить такого веселого ребенка! – заметила Подсолнух, и улыбка ее погасла. – Но мой брат, Мерри! Ты же знаешь, он никогда не примет ее.

Мерри не стала спорить. Но она молилась, чтобы Подсолнух ошиблась. Черный Волк должен признать Кристину своей дочерью. Без него она не сможет полностью выполнить обещание, которое дала матери Кристины.

Подсолнух не выдержала и вновь протянула руки к девочке. Но Кристина увернулась и села на колени к Мерри.

– Я бы отдохнула несколько минут, если ты присмотришь за Кристиной. Но предупреждаю тебя, – добавила Мерри поспешно, когда Подсолнух с готовностью закивала, – моя дочь постоянно проказничает. Она слишком любопытна, чтобы чего-либо бояться.

Подсолнух вышла из вигвама, чтобы спросить разрешения у своего мужа оставить Мерри и девочку у них. Когда она вернулась, Мерри уже крепко спала. Кристина, свернувшись калачиком, прижалась к матери. Мерри и во сне обнимала малышку, которая тоже тихо посапывала. Во рту она держала большой палец, а одна из кос Мерри лежала на ее лице.

Так они проспали несколько часов. Когда Мерри понесла Кристину к реке, чтобы искупать ее, солнце уже садилось. Подсолнух шла сзади с чистыми вещами в руках.

Малышка обожала воду. День был жаркий, душный, так приятно было поплескаться в прохладной воде! Она даже не очень сопротивлялась, когда мать мыла ей голову.

Мерри как раз выходила из воды с дочерью на руках, когда внезапно появился Черный Волк. Он встал на берегу, уперев руки в бока. Поза была вызывающая, но Мерри успела заметить мелькнувшую в его глазах нежность.

И этим он сбил ее с толку. Мерри отвернулась, чтобы одеться самой и одеть Кристину. Черный Волк подождал, пока Мерри закончит, затем знаком велел сестре унести ребенка. Подсолнуху пришлось буквально отдирать Кристину от матери. Малышка обиженно закричала, но Мерри не стала спорить с мужем. Она знала, что Подсолнух присмотрит за ребенком.

Как только они остались одни, Мерри повернулась к Черному Волку лицом. Ее голос дрожал, когда она рассказывала ему все, что произошло за то время, пока они не виделись.

– Сначала мне казалось, что их вождь, Серое Облако, захватил нас для того, чтобы обменять. Я знала, как сильно вы ненавидите друг друга, но не думала, что он собирался нас убить. Мы ехали несколько дней и ночей, луна тогда была достаточно яркой, и наконец разбили лагерь над Коричневой долиной, там, где проходят тропы бледнолицых. Серое Облако был единственным, кто дотрагивался до нас. Он хвастался, что убьет твоего сына и твою жену. Он винил тебя, муж мой, в его бесчестии.

Черный Волк кивнул, однако ничего не сказал. Мерри глубоко вздохнула и продолжила:

– Он бил нашего сына до тех пор, пока не решил, что убил его. Потом он взялся за меня. – Голос Мерри прервался. Она повернулась и посмотрела на реку. – Он использовал меня так, как мужчина использует не желающую его женщину, – прошептала она и начала плакать, вдруг ощутив весь ужас своего позора.

Воспоминания рвали ей сердце. Черный Волк протянул руку и обнял ее. И Мерри прижалась спиной к его груди. Ей очень хотелось обернуться и обнять мужа, но она знала, что сначала нужно закончить свой рассказ:

– Когда внизу появились повозки, они стали спорить. Хотя Серое Облако был против, большинство решило, что они нападут на белых и заберут их лошадей. Серое Облако не пошел с ними. Он был вне себя от злости, потому что они ослушались его.

У Мерри не было сил продолжать. Она тихо плакала. Черный Волк несколько минут ждал, потом мягко повернул ее к себе. Глаза Мерри были закрыты. Он вытер слезы с ее щек.

– Расскажи мне все до конца, – сказал он, и голос его прошелестел, как мягкий ветерок.

Мерри кивнула. Она попыталась отодвинуться, но Черный Волк только крепче сжал ее.

– Твой сын пришел в себя и начал стонать. Его боль была невыносимой, муж мой. Серое Облако кинулся к нему. Он вытащил нож и хотел убить Белого Орла. Я закричала и придвинулась, насколько мне позволила веревка, опутывавшая руки и ноги. Я проклинала Серое Облако, пытаясь обратить его гнев на себя. И это отвлекло его. Ударом кулака он сбил меня с ног, заставив замолчать. От удара я потеряла сознание, а когда открыла глаза вновь, то увидела склонившуюся надо мной белую женщину. На руках она держала Белого Орла. Кристина, ее дочь, спала на земле, рядом. Тогда я подумала, что мне все это мерещится, но вот мой сын открыл глаза и посмотрел на меня. Он был жив. Его спасла эта белая женщина, муж мой. Ее нож торчал из спины Серого Облака.

Я не представляла, откуда она появилась, пока не вспомнила повозки в долине. Я доверилась ей сразу, лишь только увидела, как она держит моего сына. Я умоляла ее забрать Белого Орла с собой, увезти его до того, как вернутся воины Серого Облака. Женщина отказалась оставить меня, как я ее ни просила. Она помогла мне сесть на коня, положила мне на руки Белого Орла и повела нас в лес, неся на руках свою дочь. Женщина не сказала ни слова до тех пор, пока мы снова не остановились, много часов спустя.

Боги были милостивы к нам в тот день: изменники не преследовали нас. Джессика, белая женщина, полагала, что их убили те, на кого они напали. Мы нашли хижину высоко в горах и там перезимовали. Джессика ухаживала за нами. Она говорила на английском так, как говорят миссионеры, но почему-то все слова звучали как-то иначе. Когда я сказала об этом, Джессика объяснила, что она приехала из далекой страны, которая называется Англия.

– Что случилось с этой женщиной? – спросил Черный Волк нахмурившись.

– Когда пришла весна, Белый Орел уже достаточно поправился, чтобы вновь отправиться в путь. Джессика собиралась отвезти Кристину обратно в долину, а я хотела привести твоего сына домой. За день до того, как мы должны были отправиться в путь, Джессика пошла проверить поставленные накануне капканы. Она больше не вернулась. Я отправилась на поиски и нашла ее мертвой, – прошептала Мерри. – Горный медведь застал ее врасплох. Это была ужасная смерть. Ее тело было изуродовано почти до неузнаваемости. Она не должна была так умереть, Черный Волк!

– И поэтому ты привезла с собой белого ребенка? – спросил Черный Волк, хотя уже сам пришел к этому выводу.

– Мы с Джессикой стали как сестры. Она рассказала мне о своем прошлом, а я поделилась с ней своим. И мы поклялись друг другу: если что-нибудь случится со мной, она найдет способ доставить к тебе Белого Орла, а если…

– Ты хочешь отвезти ребенка обратно к белым? – спросил Черный Волк.

– Сначала я должна вырастить Кристину, – решительно заявила Мерри.

Черный Волк, казалось, был потрясен этими словами. Мерри подождала мгновение, но продолжила:

– Джессика не хотела, чтобы Кристина отправилась домой, в это место, называемое Англией, пока не станет взрослой. Мы должны воспитать Кристину сильной, муж мой, чтобы она смогла выжить, когда вернется к своему народу.

– Я не понимаю этого обещания, – признался Черный Волк, качая головой.

– Я узнала все о семье Джессики. Она бежала от своего мужчины. Она сказала мне, что этот скверный человек пытался убить ее.

– Все белые мужчины скверные, – заявил Черный Волк.

Мерри кивнула. Не потому, что она была согласна с мужем, но ей хотелось умиротворить его.

– Каждый день Джессика открывала книгу, которую называла своим дневником, и писала в ней. Я пообещала сохранить эту книгу для Кристины и отдать ей, когда она будет готова отправиться домой.

– Почему этот мужчина пытался убить свою жену?

– Я не знаю, – призналась Мерри. – Но Джессика считала себя слабой женщиной. Она часто говорила об этом своем недостатке и умоляла воспитать Кристину сильной, как воина. Я ей все рассказала про тебя, но о своем мужчине она говорила мало. Джессика имела дар предвидения, муж мой. Она с самого начала знала, что никогда не увидит свою дочь взрослой.

– А если я не соглашусь? – спросил Черный Волк.

– Тогда я должна буду уйти, – ответила Мерри. – Я знаю, как ты ненавидишь белых, однако именно белая женщина спасла твоего сына. Моя дочь станет такой же отважной.

– Ее дочь, – резко поправил Черный Волк. Мерри покачала головой. Черный Волк прошел мимо нее и встал у воды. Он долго вглядывался во тьму, и когда наконец повернулся к Мерри, выражение его лица было жестким.

– Мы выполним это обещание, – объявил он.

Прежде чем Мерри успела высказать ему свою благодарность, он поднял руку.

– Подсолнух стала женой три лета назад и до сих пор не принесла ребенка своему мужу. Она будет заботиться об этой белокожей девочке. Если моя сестра не захочет, найдем другую женщину.

– Нет, мы сами должны воспитать ее! – решительно заявила Мерри. – Она теперь моя дочь. И ты тоже должен в этом участвовать, Черный Волк. Я обещала сделать Кристину сильной, как воин. Без тебя…

– Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, Мерри, – сказал Черный Волк. – Но я не могу взять этого ребенка в свой дом. Нет, ты слишком многого просишь.

– Значит, так тому и быть, – прошептала Мерри. Ее плечи безвольно опустились.

Черный Волк прожил с Мерри достаточно долго, чтобы понять, что сейчас она, несмотря на внешнюю покорность, полна упрямства и решимости.

– Какая разница, кто воспитает ее – ты или кто-то другой?

– Джессика умерла, веря, что отдает ее в мои руки. Девочку нужно научить выжить в мире белых людей. Я хвасталась перед Джессикой твоей силой, муж, и я…

– Тогда мы никогда не отправим ее обратно, – заметил Черный Волк. Мерри покачала головой.

– Я никогда бы не попросила тебя нарушить твое слово. Как ты можешь просить меня отказаться от моего обещания?

Черного Волка охватила ярость, и Мерри снова принялась плакать.

– Как ты можешь хотеть, чтобы я осталась твоей женой? Меня обесчестил твой враг. Я бы убила себя, если бы со мной не было Белого Орла. А сейчас я несу ответственность за жизнь еще одного ребенка. Я не позволю никому другому воспитать ее! В душе ты знаешь, что я права. Будет лучше, если я увезу Кристину. Мы уедем завтра.

– Нет! – воскликнул Черный Волк. – Я никогда не переставал любить тебя, Мерри. Ты вернешься ко мне этой ночью.

– А Кристина?

– Ты воспитаешь ее, – уступил он. – Ты даже можешь называть ее своей дочерью, но она принадлежит только тебе. У меня лишь один ребенок – Белый Орел. Я пущу Кристину в мой вигвам, потому что ее мать спасла жизнь моего сына. Но этот ребенок не найдет места в моем сердце, Мерри. Я не буду обращать на нее никакого внимания.

Мерри не знала, как отнестись к такому решению мужа. Тем не менее она вошла в его вигмам той ночью и принесла с собой дочь.

Черный Волк был упрямым человеком, верным своему слову, и потому он не обращал на Кристину никакого внимания.

Однако с каждым днем это становилось все труднее.

Кристина всегда засыпала рядом, с братом. Но каждое утро, когда Черный Волк открывал глаза, он находил малышку между собой и женой и натыкался на любопытный взгляд ее небесно-голубых глаз.

Малышка просто отказывалась подчиняться его решению. Черный Волк хмурился, когда в очередной раз встречал ее доверчивый взгляд. Кристина тут же хмурилась в ответ. Если бы она была старше, он бы мог подумать, что она издевается над ним. Но она была крохой. И если бы она не была белокожей, он, конечно, счел бы ее весьма забавной, оценил то, как она везде следует за его сыном. Может быть, даже ему понравилась бы решительная походка малышки.

Но тут Черный Волк вспоминал, что Кристина для него не существует. Он отворачивался и выходил из вигвама, и настроение его было столь же мрачным, как дождевые облака.

Дни бежали, превращаясь в недели, и все племя ждало, когда же вождь вызовет Мерри на совет. Но и Серый Орел выжидал, наблюдая за своим зятем и его отношениями с Кристиной.

Когда Черный Волк в очередной раз увел сына от Кристины, Мерри поняла, что так дальше продолжаться не может. Малышка не понимала, за что с ней так обращаются, и большую часть времени проводила в слезах. Она стала капризной и совсем перестала есть.

В отчаянии Мерри отправилась к отцу и рассказала ему обо всем. Она объяснила, что до тех пор, пока он как вождь открыто не признает Кристину, женщины и дети будут относиться к ней так же, как Черный Волк. Серый Орел согласился с разумностью ее слов. Он пообещал созвать совет племени в тот же вечер. Затем он отправился к шаману.

Уакан был, похоже, не меньше Мерри обеспокоен благополучием девочки, чем безмерно удивил вождя: ведь все знали, что шаман так же враждебно относился к белым, как и Черный Волк.

– Да, пришло время созвать всех воинов. Черный Волк должен изменить свое отношение к ребенку. Но лучше будет, если он примет это решение сам, – добавил Уакан. – А если этого не случится, я расскажу совету все, что поведали мне духи.

В ответ на расспросы вождя шаман только покачал головой. Он подошел к сложенной шкуре и передал ее Серому Орлу.

– Не развязывай веревку и не смотри рисунок до тех пор, пока не придет время.

– Что это за рисунок, Уакан? – спросил Серый Орел. Его голос превратился в шепот.

– Видение, посланное мне Великим Духом.

– Почему же я раньше его не видел?

– Потому что я сам не понимал значения всего, что мне явилось. Я сказал тебе только, что видел орла, летящего над стадом бизонов. Ты помнишь?

Серый Орел кивнул.

– Но я утаил от тебя, что у некоторых бизонов были лица умерших людей. Среди них не было Мерри и Белого Орла. Я не понял этого тогда и не хотел ничего говорить, пока сам не разгадаю эту загадку.

– А теперь мы оба понимаем, заявил Серый Орел. – Они не умерли.

– Но видение говорит о большем, мой друг. Сначала я думал, что стадо бизонов означает удачную охоту. Да, именно так я и думал.

– А сейчас, Уакан?

Старик вновь покачал головой.

– Не разворачивай шкуру до тех пор, пока Черный Волк не скажет свое слово. Если он откажется признать ребенка, рисунок изменит его решение. Мы не можем позволить ему пойти против духов.

– А если он решится назвать ребенка своим? Останется ли рисунок тайной?

– Нет, все увидят его, но только после того, как Черный Волк изберет верный путь. Тогда это лишь подтвердит его мудрость.

Серый Орел кивнул.

– Ты должен сидеть рядом со мной сегодня вечером, Уакан, – объявил он.

Они обнялись. Затем Серый Орел вернулся с оленьей шкурой в свой вигвам. Его любопытство было велико, но он заставил себя проявить терпение. Предстояло много сделать перед вечерним советом, и эти дела отвлекут его мысли от шкуры и рисунка на ней.

Пока воины собирались в круг у костра вождя, Мерри в волнении ходила по своему вигваму. Кристина задремала на матрасе, на котором она теперь уже спала одна.

Когда один из молодых воинов пришел за ней, Мерри оставила Кристину одну, уверенная, что девочка слишком утомилась и не проснется до утра.

Мужчины сидели на земле, образовав овал. Шаман сидел по левую руку от Серого Орла, а справа от него – Черный Волк.

Мерри медленно обошла круг, затем преклонила колени перед отцом. Она быстро рассказала обо всем, что случилось с ней за прошедший год, особенно подчеркивая то, что Джессика спасла жизнь Белого Орла.

Серый Орел молчал. Затем, когда дочь закончила говорить, он взмахом руки позволил ей уйти.

По дороге к Кристине Мерри перехватила Подсолнух, и они вместе встали в тени деревьев, ожидая решения вождя.

После Мерри вызвали Белого Орла, чтобы он рассказал свою версию того, что с ними случилось. Мальчик закончил рассказ и встал за спиной отца.

Вдруг, словно из-под земли, рядом с братом появилась Кристина. Мерри увидела, как ее дочь взяла Белого Орла за руку, и хотела уже было кинуться к ним, но Подсолнух удержала ее.

– Подожди и посмотри, что будет, – посоветовала она. – Воины рассердятся, если ты сейчас помешаешь им. Твой сын присмотрит за Кристиной.

Мерри решила, что совет подруги разумен. Она не отводила взгляда от сына, надеясь, что сможет ему дать знать, чтобы он присмотрел за Кристиной.

Белый Орел слушал горячие споры, в которых участвовали почти все воины. В основном они поддерживали решение Черного Волка не признавать ребенка.

Вождь кивнул, а затем предложил, чтобы в таком случае обязанности по воспитанию девочки взяла на себя старая женщина по имени Смеющийся Ручей. Черный Волк немедленно покачал головой, отвергая эту идею.

– Ребенку Мерри будет плохо с ней, – заявил Черный Волк. – Я не могу допустить этого. Девочка ни в чем не виновата.

Серый Орел скрыл улыбку: раз Черный Волк против того, чтобы отдать ребенка выжившей из ума старой скво, значит, девочка ему не безразлична.

Трудность заключалась в том, чтобы заставить Черного Волка осознать это, ведь он был гордым и упрямым человеком. Вождь уже было потянулся к оленьей шкуре, решив таким образом прекратить споры, но шаман остановил его, покачав головой.

Серый Орел послушался, положил руки на свернутую шкуру и стал дальше обдумывать создавшееся положение.

В конце концов сама Кристина под некоторым руководством брата решила проблему.

Сын Черного Волка слушал ожесточенные споры о будущем Кристины. Хотя мальчику была всего шесть лет, в нем уже чувствовалась дерзость, свойственная его отцу. Не заботясь о том, каковы будут последствия, он вдруг потянул Кристину за собой и встал перед отцом.

Кристина спряталась за брата и из-за его спины поглядывала на большого рассерженного человека, так гневно смотревшего сейчас на Белого Орла.

Только вождь видел, как малышка в точности повторила гримасу ярости, исказившую черты Черного Волка, а потом спряталась за брата.

– Отец, заявил Белый Орел, – белая женщина спасла мне жизнь, чтобы я мог вернуться к моему народу.

Слова мальчика немедленно заставили всех замолчать.

– Кристина теперь моя сестра. Я буду защищать ее так, как любой брат защищал бы свою сестру.

Черный Волк не мог прийти в себя от изумления: его сын осмелился столь вызывающе говорить с ним! Прежде чем он нашелся с ответом. Белый Орел повернулся в сторону, где стояла Мерри. Он показал на нее, посмотрел на Кристину и сказал:

– Моя мама.

Он прекрасно знал, что за этим последует. Кристина считала: то, что принадлежит брату, принадлежит и ей. Белому Орлу пришлось еще раз повторить свои слова, прежде чем девочка вытащила палец изо рта и закричала:

– Моя мама! – И она улыбнулась брату, ожидая от него продолжения этой новой игры.

Белый Орел кивнул. Он легонько пожал ей руку, чтобы показать, что доволен ее ответом, снова повернулся и в упор посмотрел на отца. Затем он медленно поднял руку и указал на Черного Волка.

– Мой отец, – твердо сказал он. Кристина продолжала сосать пальчик, уставившись на Черного Волка.

– Мой папа, – произнес Белый Орел, вновь сжимая руку Кристины.

– Мой папа! – внезапно закричала она, указывая пальцем на Черного Волка, и взглянула на брата, ожидая одобрения.

Белый Орел обернулся к деду, тот кивнул головой, и брат легонько похлопал Кристину по плечу.

Другого одобрения малышке и не нужно было. Она отпустила руку Белого Орла, повернулась и побежала. Без малейших признаков колебаний и страха она буквально свалилась на колени Черному Волку.

Все наблюдали эту картину. Черный Волк вновь напрягся, когда Кристина подняла руку и ухватилась за одну из его кос. Но он не оттолкнул ее, а повернулся и посмотрел на вождя.

Серый Орел довольно улыбался.

Мерри кинулась на колени перед мужем и склонила голову. Черный Волк видел, как дрожит его жена. Он протяжно и покорно вздохнул.

– Моим детям не место на совете. Отведи их в наш вигвам, жена.

Мерри протянула руки, чтобы забрать Кристину. Она выпутывала пальцы девочки из волос мужа, когда до нее наконец дошел смысл его слов.

Его дети.

Мерри очень старалась сдержать улыбку, но когда она взглянула на мужа, она знала, что он видит ее радость. И конечно, ее любовь.

И Черный Волк довольным кивком подтвердил это.

Серый Орел подождал, пока Мерри увела детей.

– Есть у меня теперь внучка? – спросил он Черного Волка, требуя подтверждения.

– Да, – ответил Черный Волк.

– Я доволен, – заявил Серый Орел. Потом он повернулся к шаману и попросил его рассказать совету о его видении.

Старик встал и рассказал воинам свой сон. Он медленно развязал веревку и развернул оленью кожу, чтобы все увидели рисунок.

Удивленный шепот прокатился по толпе. Резким движением руки шаман призвал всех к тишине.

– Мы – это бизоны, – сказал он, прижимая руку к груди. – Лев не живет среди бизонов. На земле они враги, точно так же, как белые люди являются врагами индейцев племени дакота. И тем не менее боги сейчас испытывают нас. Они прислали к нам голубоглазую львицу. Мы должны защищать ее до тех пор, пока ей не придет время покинуть нас.

Черный Волк был явно поражен словами шамана. Он покачал головой.

– Почему же ты не сказал мне это раньше, Уакан? – спросил он.

– Потому что сначала твое сердце должно было почувствовать правду, – ответил старик. – Твоя дочь – львица. Черный Волк. Ошибки быть не может. Ее волосы цвета молнии, а глаза такие же голубые, как дом Великого Духа на небе.

Гневные крики Кристины внезапно эхом прокатились по деревне. Шаман замолчал и улыбнулся.

– У нее и голос львицы, – заметил он. Улыбнулся и Черный Волк, кивком подтверждая слова Уакана, который поднял шкуру над толпой.

– Обещание Мерри будет выполнено. Так распорядились духи.

Кристина официально была принята в племя следующим вечером.

Индейцы племени дакота были добрыми людьми. Каждый из них открыл свою душу голубоглазой львице и подарил ей сокровища, которым нет цены.

Это были неосязаемые дары, сформировавшие ее характер.

Дед наградил ее даром видения мира. Старый воин показал ей удивительную красоту природы. Дед и внучка стали неразлучны. Серый Орел, не скупясь, отдавал ей свою любовь, свое время и свою мудрость, когда она требовала немедленного ответа на бесконечные детские «почему-почему-почему?». Еще Кристина научилась у своего деда терпению. Но самым настоящим сокровищем стала обретенная ею способность смеяться над тем, что не дано изменить, плакать над тем, что утрачено, и радоваться бесценному дару жизни.

У отца Кристина научилась мужеству, решимости, умению заканчивать любое начатое дело, преодолевать любую трудность. Она научилась метать нож и ездить верхом так же хорошо, как любой воин, и даже лучше многих. Она была истинной дочерью Черного Волка и, наблюдая, училась стремиться к совершенству во всем. Вся ее жизнь была подчинена тому, чтобы доставить радость отцу, заслужить его одобрение, сделать так, чтобы он гордился ею.

От своей нежной, женственной матери она получила в дар сострадание, понимание и чувство справедливости по отношению и к друзьям, и к врагам в одинаковой степени. Она старалась подражать матери до тех пор, пока эти черты не стали неотъемлемой частью ее характера. Мерри не скупилась на ласку к детям и к мужу. Хотя Черный Волк никогда не показывал своих чувств на людях, Кристина очень скоро узнала, что он выбрал Мерри из-за ее любящего сердца. Его резкость по отношению к жене перед другими воинами была лишь следствием его грубоватых манер. Однако в тиши вигвама Черный Волк совсем не возражал против ее ласк, даже напротив – он требовал их. Его взгляд теплел, и когда он думал, что дочь крепко спит, он тянулся к жене и возвращал ей сполна все нежные слова любви, которым она его научила.

Кристина поклялась, когда придет время искать себе пару, найти такого человека, как Черный Волк. Он будет таким же смелым и дерзким, как ее отец, таким же требовательным к себе и другим, таким же надежным защитником того, что принадлежит ему, и непременно будет обладать такой же необузданной способностью любить.

Она сказала брату, что никогда не согласится на меньшее.

Белый Орел был ее наперсником. Он не разубеждал сестру в ее решениях, но беспокоился за нее. Он призывал ее к осторожности, поскольку знал, как и все остальные в их отдаленной деревне, что Кристина однажды вернется в мир белых людей.

И это мучило его. Он был абсолютно уверен, что в далекой стране, называемой Англией, нет воинов, подобных их отцу.

Наверняка нет.




Глава 1



Лондон, Англия, 1810 год.



Крики Летти постепенно слабели.

Барон Уинтерс, врач маркизы Лайонвуд, нагнулся над своей пациенткой в тщетной попытке завладеть ее руками. Женщина вырывалась. Сейчас она была явно не в себе и стремилась во что бы то ни стало разодрать свой огромный живот.

– Ну же, Летти, ну же, – прошептал врач успокаивающим, как он надеялся, тоном. – Все будет хорошо, моя дорогая. Еще немного, и вы подарите мужу замечательного младенца.

Барон вовсе не был уверен, что Летти понимает то, что он ей говорит. Ее изумрудно-зеленые глаза потускнели от боли. Она, казалось, смотрела сквозь него.

– Я помогал появиться на свет вашему мужу. Все обойдется, Летти.

Еще один пронзительный крик прервал его попытки успокоить пациентку. Уинтерс закрыл глаза и стал просить Бога о помощи. Его лоб покрылся потом, руки дрожали. За все годы своей многолетней практики он никогда не принимал таких трудных родов. Они длились слишком долго. Маркиза слабела и уже не могла помочь ребенку появиться на свет.

Дверь в спальню резко распахнулась, и Александр Майкл Филипс, маркиз Лайонвуд, появился в дверном проеме. Уинтерс вздохнул с облегчением.

– Слава Богу, ты дома! – воскликнул он. – Мы беспокоились, что ты не успеешь вернуться.

Лайон кинулся к кровати. Лицо его выражали тревогу.

– Господи, Уинтерс, ей же еще рано!

– Ребенок решил по-другому, – ответил Уинтерс.

– Вы разве не видите, как она мучается? – закричал Лайон. – Сделайте же что-нибудь!

– Я делаю все, что могу, – отрезал Уинтерс в ответ, прежде чем сумел обуздать свой гнев.

Еще один спазм скрутил Летти, и ее крик вновь привлек внимание Уинтерса. Он подался вперед и попытался удержать далеко не миниатюрную роженицу. Маркиза была чрезвычайно высокого роста и довольно упитанная, к тому же она ожесточенно сопротивлялась попыткам врача.

– Она обезумела, Лайон. Помоги-мне привязать ее руки к кровати.

– Нет! – испуганно воскликнул маркиз, явно ужаснувшись такому предложению. – Я буду держать ее. Только заканчивайте поскорее, Уинтерс. Она долго не продержится. Боже, как долго это уже продолжается?

– Больше двенадцати часов, – признался Уинтерс. – Акушерка послала за мной несколько часов назад. Сама она в панике убежала, когда поняла, что ребенок лежит не так, как положено, – добавил он шепотом. –Нам остается лишь ждать и надеяться, что он перевернется.

Лайон кивнул и взял жену за руки.

– Я с тобой, Летти. Еще немного, любовь моя. Скоро все закончится.

Летти повернулась на знакомый голос. Ее глаза были тусклыми, безжизненными. Лайон продолжал шепотом ободрять жену. Когда, она вновь закрыла глаза и он подумал, что она заснула, маркиз обратился к Уинтерсу:

– Летти так трудно потому, что роды происходят на два месяца раньше срока?

Врач не ответил. Он повернулся спиной к маркизу, чтобы взять ещё одну салфетку. Его движения были порывистыми. Он с явным трудом сдерживал гнев, но когда он положил салфетку на лоб Летти, то сделал это очень осторожно.

– Помоги нам. Господи, если у нее начнется горячка, – пробормотал он.

Глаза Летти внезапно раскрылись, и она уставилась на барона Уинтерса.

– Джеймс? Это ты, Джеймс? Помоги мне, умоляю, помоги! Твой ребенок разрывает меня. Это ведь Бог наказывает нас за наши грехи, да, Джеймс? Убей ублюдка, если нужно, только освободи меня от него. Лайон никогда не узнает. Прошу тебя, Джеймс, пожалуйста.

Это убийственное признание завершилось жалобным стоном.

– Она не ведает, что говорит, – выпалил Уинтерс, как только сумел взять себя в руки. Он вытер кровь с губ Летти и добавил:

– Твоя жена бредит, Лайон. Боль завладела ее разумом. Не обращай внимания на ее слова.

Барон Уинтерс обернулся, чтобы посмотреть на маркиза, и понял, что его уверения бесполезны. Сказанного не вернешь.

Уинтерс откашлялся и сказал:

– Лайон, выйди из комнаты. Мне нужно работать. Иди и жди в своем кабинете. Я приду, когда все закончится.

Маркиз не отводил взгляда от жены. Когда он наконец поднял глаза на барона, в них была боль. Затем он потряс головой, как бы. отвергая только что услышанное, и стремительно покинул комнату,

Крик жены, звавшей своего любовника" преследовал его.

Все было кончено через три часа. Уинтерс нашел Лайона в библиотеке.

– Я сделал все, что смог, видит Бог, Лайон, но я потерял их обоих. –Барон подождал несколько минут, прежде чем вновь заговорить. – Ты слышал, что я сказал, Лайон?

– Роды были преждевременными, на два месяца раньше срока?

Уинтерс ответил не сразу. Его поразил ровный, лишенный всяких эмоций голос Лайона.

– Нет, ребенок не был недоношенным, – сказал он наконец. – Тебе достаточно лгали, сынок. Я не буду покрывать их грехи.

Барон сел в ближайшее кресло. Он смотрел, как Лайон недрогнувшей рукой наливает ему вино, затем взял у него бокал.

– Ты для меня как сын, Лайон, Если я могу что-то сделать, чтобы помочь тебе пережить эту трагедию, только скажи.

– Вы открыли мне правду, дружище, – ответил Лайон. – Этого достаточно.

Лайон поднял свой бокал и опорожнил его одним большим глотком.

– Береги себя, Лайон. Я знаю, как сильно ты любил Летти.

Лайон покачал головой.

– Я выдержу. Я ведь всегда выдерживал, да, Уинтерс?

– Да, – ответил барон с усталым вздохом. – Уроки братства, несомненно, подготовили тебя к любой трудности.

– Есть одно поручение для вас, – заметил Лайон, потянулся к чернильнице и перу и стал что-то писать на листе бумаги.

– Я сделаю все что угодно, – сказал Уинтерс, не в силах больше выносить молчания.

Лайон закончил писать, сложил лист и передал его врачу.

– Сообщите новость Джеймсу, Уинтерс. Скажите моему брату, что его любовница умерла.




Глава 2


"Твой отец был таким красавцем, Кристина. Он мог бы выбрать любую женщину Англии. Однако ему нужна была я. Я! Я просто не могла поверить своему счастью. Я была всего лишь симпатичной, по меркам светского общества, ужасно застенчивой и наивной, словом, полной противоположностью твоему отцу. Он был таким утонченным, изящным, но в нем таилось столько доброты и любви! Все считали его самым замечательным человеком на свете.

Но все это, было, ужасной ложью"

Запись в дневнике

1 августа 1795 года




Лондон, Англия, 1814 год



Предстояла длинная ночь.

Маркиз Лайонвуд вздохнул и прислонился к каминной полке в гостиной лорда Карлсона. Небрежность его позы объяснялась чисто практической необходимостью: перенеся свой немалый вес на другую ногу, Лайон смог слегка унять пульсирующую боль. Рана по-прежнему постоянно беспокоила его, и резкая боль, молнией пронзившая коленную чашечку, никоим образом не улучшила его и без того мрачное настроение.

Лайон присутствовал на этом вечере по необходимости: его так долго уговаривали выполнить свой долг и вывести в свет его младшую сестру Диану. Нет необходимости говорить, что это доставило ему мало удовольствия. Маркиз подумал, что следует попытаться придать лицу приятное выражение, но это оказалось ему не по силам. Лайона слишком сильно мучила боль, чтобы его всерьез заботило, заметили окружающие его кислое настроение или нет. В итоге он остался при своей гримасе, которая стала его обычным выражением в последние дни, и скрестил руки на массивной груди жестом, полным смирения.

Граф Рон, верный друг Лайона еще со времен их бурной молодости в Оксфорде, стоял рядом с ним. Оба они считались красивыми мужчинами. Рон был темноволосым, со светлой кожей, шести футов роста, худощавым, безупречным в одежде и вкусе. Природа наградила его дерзкой усмешкой, которая заставляла дам забывать о его кривом носе. Их настолько завораживали его достойные зависти зеленые глаза, что все прочие недостатки оставались незамеченными.

Рон слыл дамским угодником. Матерей беспокоила его репутация, отцов волновали его намерения, а неразумные дочери тем временем, совершенно пренебрегая осторожностью, смело оспаривали друг у друга его внимание. Рон притягивал к себе женщин примерно так же, как мед влечет голодного медведя. Да, конечно, он был повесой, но перед ним невозможно было устоять.

Лайон, напротив, отличался поразительной способностью повергать в панику и бегство тех же самых милых и легкомысленных дам. Все признавали, что маркиз Лайонвуд может очистить комнату одним ледяным взглядом.

Лайон был выше Рона на целых три дюйма. Поскольку он обладал внушительными мускулами, создавалось впечатление, что он более массивен. Тем не менее его внушительная фигура не могла совсем уж отпугнуть наиболее решительных дам, которые были не прочь завладеть титулом. Как, впрочем, и черты его лица. Волосы Лайона были темно-золотистые чуть вьющиеся, длиннее, чем принято в обществе. Его профиль не отличался от профиля римских легионеров, чьи статуи выстроились вдоль Карлтон-хауса: скулы такие же аристократические, нос столь же классический, а рот столь же хорошо очерчен.

Только цвет волос Лайона ассоциировался с теплотой. Его карие глаза светились холодным цинизмом. Разочарованность сквозила во всех чертах его лица. Да и шрам не красил его. Тонкая рваная линия прорезала лоб, внезапно резко обрываясь в изгибе правой брови. Эта отметина придавала его лицу пиратское выражение.

Таким образом, сплетницы называли Рона повесой, а Лайона пиратом, но, конечно, никогда не осмеливались сказать им это в лицо. Глупые женщины не понимали, как подобные определения порадуют обоих мужчин.

К маркизу приблизился лакей.

– Милорд, вот бренди, которое вы заказывали. – Пожилой слуга церемонно поклонился, балансируя подносом с двумя большими бокалами.

Лайон подхватил оба бокала, передал один из них Рону и поблагодарил лакея, чем крайне изумил его. Тот вновь поклонился и оставил джентльменов одних.

Лайон опустошил свой стакан одним большим глотком.

Рон, заметив это, спросив, обеспокоенно нахмурившись:

– Тебя нога тревожит? Или же ты намерен напиться?

– Я никогда не напиваюсь, – заметил маркиз. И, уклоняясь от прямого ответа, добавил, пожав плечами:

– Нога заживает.

– Ты удачно отделался на этот раз, Лайон, – сказал Рон. – Теперь ты выйдешь из строя месяцев на шесть, а то и больше. И слава Богу, – добавил он. – Ричардс послал бы тебя в самое пекло хоть завтра, будь его воля. По-моему, тебе просто повезло, что твой корабль был уничтожен. Ведь ты теперь не сможешь никуда отправиться, пока не построишь новый.

– Я знал, чем рискуют-ответил Лайон. – Тебе ведь не нравится Ричардс, так ведь, Рон?

– Ему вовсе не следовало отправлять тебя с этим последним маленьким поручением, друг мой.

– Ричардс ставит государственные дела выше личных интересов.

– Выше наших личных интересов, ты хочешь сказать, – поправил его Рон. – Право, ты должен был уйти со службы вместе со мной. Если бы ты не был так нужен…

– Я ушел, Рон.

Граф не мог сдержать изумления. Лайон не зря опасался сообщать другу эту новость прилюдно: тот вполне мог издать громкий торжествующий вопль.

– Не надо так удивляться, Рон. Ты ведь уже давно; изводил меня уговорами уйти в отставку.

Рон покачал головой.

– Я это делал потому, что я твой друг и, очень может быть, единственный человек, кого беспокоит твое будущее, – сказал он. – Ты и так исполнял долг намного дольше, чем мог бы выдержать обычный человек. Я, например, не смог бы вынести этого. Так это правда? Ты действительно ушел в отставку? А Ричардсу ты сказал? – прошептал Рон, пристально глядя на Лайона.

– Да, Ричардс знает. Он не очень-то доволен.

– Ему придется с этим смириться, – пробормотал Рон и поднял бокал в приветственном жесте. – Тост, друг мой, за долгую жизнь. Желаю тебе найти счастье и покой. Ты заслуживаешь этого.

Поскольку бокал Лайона был пуст, он не поддержал тост. Да и вообще он сомневался в том, что пылкое пожелание Рона сбудется. Счастье – время от времени, конечно, возможно. А вот покой…

Прошлое никогда не позволит Лайону обрести покой. Это такая же недостижимая цель, как и любовь. Лайон смирился со своей долей. Он выполнил то, что считал необходимым, и не испытывал никакой вины. Только лишь самыми темными ночами, когда он оставался наедине с собой, его начинали преследовать образы прошлого. Нет, никогда ему не обрести покоя. Кошмары не отступят от него.

– Ты опять за свое, – заявил Рон, толкая Лайона, чтобы привлечь его внимание.

– Что я такого сделал?

– Распугиваешь дам своей хмурой физиономией.

– Приятно услышать, что я не утратил этой способности, – лениво протянул Лайон. Рон покачал головой.

– Ты что, собираешься находиться в прострации весь вечер?

– Возможно.

– Отсутствие у тебя какого-либо энтузиазма просто ужасно. Я лично в прекрасном настроении. Новый сезон всегда горячит мне кровь. Твоя сестра, наверное, тоже с нетерпением ждет приключений, – добавил он. – Боже, просто не верится, что этот ребенок наконец вырос!

– Диана действительно несколько взволнована, – признался Лайон. – Она уже достаточно взрослая, чтобы начать подумывать о замужестве.

– Она по-прежнему такая… порывистая? Я ее уже больше года не видел.

Лайон улыбнулся столь мягкой характеристике, которую Рон дал поведению его сестры.

– Если ты хочешь узнать, продолжает ли она попадать в различные переделки, поскольку напрочь лишена осторожности, то да, она по-прежнему порывистая.

Рон кивнул. Он оглядел комнату, затем вздохнул:

– Нет, подумать только! Какой цветник свежих прекрасных дам ожидает меня. По правде говоря, я думал, что мамаши побоятся выводить их в свет, если учесть, что Джек и его банда все еще несвободе.

– Я слышал, что воры посетили Веллингхэма на прошлой неделе, – заметил Лайон.

– И наделали столько шума! – перебил его Рон с ухмылкой. – Леди Веллингхэм даже слегла и поклялась, что она не встанет до тех пор, пока не найдутся ее изумруды. Странная реакция, на мой взгляд, если учесть, сколько просаживает ее муж за карточным столом. Он же отъявленный мошенник.

– Насколько я понимаю, Джек ограбил только Веллингхэмов. Правда ли, что он не тронул гостей?

Рон кивнул:

– Да. Он явно торопился.

– Сдается мне, что он просто жаждет быть пойманным, – заметил Лайон.

– Не согласен, – ответил Рон. – До сих пор он грабил только тех, кто этого заслуживает. Я даже восхищаюсь им.

Лайон озадаченно посмотрел на него, и Рон поторопился сменить тему.

– Дамы осмелились бы подойти к нам, если бы ты улыбнулся. Может быть, тогда и тебе перепал бы кусочек счастья.

– По-моему, ты окончательно выжил из ума. Неужели тебе нравится весь этот фарс?

– А некоторые думают, что это ты выжил из ума, Лайон. Мне кажется, ты просто слишком долго не был в обществе.

– А ты провел в нем слишком много сезонов" и это не могло не отразиться на твоих умственных способностях, – ответил Лайон. – У тебя мозги размякли.

– Чепуха. Мои мозги размякли еще тогда, когда мы с тобой в школе пили джин. Нет, правда, я прекрасно провожу время. И ты так смог бы, если бы убедил себя, что все это просто игра.

– Я не играю в игры, – сказал Лайон. – И по-моему, точнее было бы назвать все происходящее войной.

Рон засмеялся, причем достаточно громко, чем вызвал любопытные взгляды.

– Это интересно. Значит, мы противостоим дамам, так?

– Вот именно.

– И какова их цель? На что они рассчитывают в случае победы над нами?

– На брак, разумеется.

– А-а, – протянул Рон. – И наверное, они используют в качестве оружия свое тело. Очевидно, их боевой план состоит в том, чтобы заставить нас так пылать от страсти, что мы потеряем голову и будем готовы предложить им все что угодно?

– Это все, что они могут, – подтвердил Лайон.

– Боже милостивый, люди правду говорят – ты действительно совсем сник. Боюсь, как бы твой цинизм не отразился на моей репутации. – – Рон даже вздрогнул, говоря это, но его нагловатая ухмылка испортила все впечатление.

– Не похоже, чтобы тебя это беспокоило, – сухо заметил Лайон.

– Этим дамам нужен только брак с нами, – сказал Рон. – Тебе нет необходимости играть в эту игру, если ты не хочешь. Но я всего лишь обыкновенный граф. А вот тебе, несомненно, нужно вновь жениться, чтобы продолжить род.

– Тебе чертовски хорошо известно, что я больше никогда не женюсь, – ответил Лайон. Его тон стал таким же жестким, как мрамор, на который он опирался. – Оставь эту тему, Рон. У меня пропадает чувство юмора, когда заходит речь о женитьбе. –

– У тебя вообще нет чувства юмора, – заявил Рон так весело, что Лайон не мог не улыбнуться.

Рон намеревался продолжить перечисление недостатков Лайона, но тут его взор привлекла рыжеволосая дама. Он был целиком занят ее созерцанием, пока не заметил, что к ним приближается сестра Лайона.

– Лучше прекрати хмуриться, – посоветовал Рон. – К нам идет Диана. Боже, она только что толкнула локтем графиню Серингхэм!

Лайон вздохнул, потом через силу улыбнулся.

Когда Диана остановилась прямо перед братом, ее короткие каштановые локоны, обрамлявшие ангельское личико, все еще продолжали подпрыгивать, а карие глаза сверкали от возбуждения.

– Ах, Лайон, я так рада видеть тебя улыбающимся! Право, я готова поверить, что тебе здесь нравится.

Она не стала дожидаться ответа брата на это заявление, а повернулась и присела в реверансе перед Роном.

– Как приятно вновь видеть вас, – сказала она голосом, дрожавшим от волнения.

Рон наклонил голову в знак приветствия.

– Ну разве не замечательно, что я сумела умолить Лайона прийти сюда? Он вообще-то не любит такие приемы, Рон.

– Неужели не любит? – спросил Рон таким недоверчивым тоном, что Лайон не смог сдержать смеха.

– Не шути с ней, – сказал Лайон. – Тебе нравится здесь, Диана? – спросил он у сестры.

– О да! Мама будет довольна. Я очень надеюсь, что она еще не будет спать, когда мы вернемся домой. Я так хочу рассказать ей все о сегодняшнем вечера! Я только что узнала, что принцесса Кристина тоже приедет. Признаюсь, мне просто не терпится увидеть ее. Я слышала о ней самые удивительные истории.

– Принцесса; Кристина? А кто это?! – спросил маркиз.

На его вопрос поспешил ответить Рон:

– Ты слишком долго не был в обществе, Лайон, иначе непременно бы слышал о ней. Хотя сам я ни разу не встречал эту даму, говорят, что она очень красива. Кроме того, ее окутывает ореол таинственности. Говорят, ее отец был правителем небольшого княжества у австрийской границы. Он был свергнут во время какой-то революции, – продолжал Рон. – Леди Кристина, а этот титул она унаследовала от матери, путешествовала по всему миру. Браммел встретился ней и был немедленно покорен. Он первый назвал ее принцессой. Она не приняла этот титул, но и не отвергла его.

– А что случилось с ее матерью? спросила Диана, явно взволнованная его рассказом. Рон улыбнулся юной непосредственности.

– Трагедия, как мне рассказывали. Мать была слаба головой, и она…

– Что значит слаба головой? – перебила его Диана.

– Лишенной рассудка, – пояснил Рон. – Когда она узнала, что ждет ребенка, то убежала. И вплоть до последнего времени, еще три месяца назад, все считали, что и мать, и ребенок погибли.

– А что случилось с отцом принцессы Кристины?

– Он покинул Англию вскоре после того, как исчезла его жена. С тех пор никто о нем ничего не слышал. Вероятно, его нет в живых. – закончил Рон, пожав плечами.

– О, бедная принцесса! – прошептала Диана. – А у нее есть кто-нибудь из родных или она совсем одна?

– Диана, ради Бога! Ты даже незнакома с этой женщиной, а уже готова рыдать из-за неё, – заметил Лайон.

– Но ведь это такая печальная история, – сказала Диана оправдываясь. Она повернулась к Рону и добавила:

– Я помню, как нам было невыносимо тяжело, когда умер Джеймс. Мама до сих пор не оправилась. Она остается в своей комнате, придумывая себе всяческие болезни, но на самом деле ее там удерживает горе.

Рон только взглянул на окаменевшее лицо Лайона и поспешил закрыть тему.

– Да, нам всем не хватает Джеймса, – проворно солгал он. – Я тоже с нетерпением жду встречи с принцессой Кристиной, Диана. Никому не удалось получить достоверной информации о ее прошлом. Слухи, слухи, слухи… Ну разве это не тайна, которую необходимо разгадать, а?

Рон подмигнул Диане, и она покраснела. Сестра Лайона была еще такой невинной! Только сейчас, повнимательнее присмотревшись к ней, Рон понял, что она весьма недурна собой. Диана очень похорошела с тех пор, как он видел ее в последний раз. Это, как ни странно, вызвало раздражение у Рона, хотя он совершенно не мог понять почему.

– Девочка! – неожиданно для себя выпалил он. – Ты сегодня очень хороша! – И сам поморщился от грубости, прозвучавшей в его голосе.

Диана, похоже, ничего не заметила. Она улыбнулась комплименту, еще раз присела в реверансе и сказала:

– Благодарю, Рон. Как мило, что вы это заметили.

Граф хмуро посмотрел на Лайона.

– У нее слишком глубокий вырез на платье. О чем ты думал, разрешив ей появиться на людях в таком виде? Нам надо как следует присматривать за ней.

– Если я буду присматривать за тобой, Диана будет вне опасности, – ответил Лайон.

– И все равно, я думаю… – Слова графа повисли в воздухе, потому что как раз в тот момент он взглянул в сторону входной двери и тихо присвистнул. Диана быстро обернулась, чтобы посмотреть, что так подействовало на Рона.

– Принцесса Кристина, – шепотом констатировала Диана очевидное, и в голосе ее прозвучало благоговение.

Лайон повернул голову последним. Когда он увидел возникшее в другом конце зала видение, какая-то сила буквально отбросила его от каминной полки. Его тело инстинктивно заняло боевую позу, мускулы напряглись, готовые к борьбе.

Он с большим трудом овладел собой. Заметив, что его руки сжаты в кулаки, а ноги расставлены, словно для боя, он заставил себя расслабиться. Резкое движение вновь вызвало пульсирующую боль в колене. Но Лайон сейчас не обращал внимания ни на боль, ни на бешеный стук в груди. И как он ни пытался, не мог оторвать взгляда от принцессы.

Одетая в серебро с, головы до ног, она действительно была прелестна. Это был ангельский цвет, подчеркивающий еще более нежный оттенок ее белокурых волос.

Прекраснее женщины он, без сомнения, еще никогда не встречал. Ее кожа казалась безупречной. Даже на расстоянии, разделявшем их, Лайон заметил цвет ее глаз. Они были голубые, удивительного оттенка летнего неба.

Принцесса Кристина не улыбалась, но и не хмурилась. На ее лице читалось лишь легкое любопытство. Она наверняка знает, насколько она притягательна, решил Лайон, надеясь, что его неотьемлемый цинизм не позволит ему безнадежно влюбиться. Но тело его продолжало жить своей жизнью.

– Браммел был прав, – заявил Рон. – Она очаровательна.

– О, я так хотела бы познакомиться с ней! – сказала Диана. Она говорила шепотом, словно они были в церкви. – Посмотрите вокруг, Рон. Все очарованы ею. Как вы думаете, принцесса благосклонно отнесется, если нас представят?

– Тише, Диана, – сказал Рон. – Принцесса Кристина просто не осмелится пренебречь тобою. Ты, кажется, забываешь, кто твои брат. – Диана робко кивнула Рону. – Душечка, распрями плечики и прекрати заламывать руки. У тебя от волнения появятся пятна на лице. Мы обязательно найдем кого-нибудь, кто представит нас подобающим образом. – Но маленькая сестра Лайона не слышала его последних слов. Она уже подхватила юбки и устремилась вперёд.

– А нам теперь что делать? – спросил Рон, когда Лайон схватил его за руку, не давая кинуться следом за Дианой.

– Подождем и посмотрим, что будет дальше, – предложил Лайон, и в голосе его зазвучало раздражение.

– Твоя сестра слишком порывиста, – пробормотал Рон, качая головой. – Она мгновенно забывает все, чему ее учили…

– Диане давно пора научиться владеть собой.

– Будем надеяться, что урок будет не очень болезненным для нее.

Лайон никак не откликнулся на эти слова. Его внимание по-прежнему были приковано к прекрасной незнакомке. Пожилая чета подошла к ней как раз в тот момент, когда к ней приблизилась и Диана.

Она чуть не сбила Кристину с ног. Рон протяжно застонал. Пожилая чета даже не пыталась скрыть свое недовольство: их так грубо оттеснили! Они отвернулись, смущенно переглядываясь.

– О Боже! Диана только что отпихнула герцога и герцогиню! – сказал Рон.

Лайон разъярился. Он уже собирался отправиться к Диане, чтобы спасти ее от унижения, когда принцесса взяла дело в свои руки. И надо признать, это получилось у нее довольно мило. Она приветствовала сестру Лайона с искренней, как казалось, улыбкой, потом взяла ее за руки и заговорила. Лайон подумал., что принцесса намеренно создает впечатление у наблюдающих, что она и Диана знакомы.

Он смотрел, как Кристина движением руки предложила Диане занять место рядом с ней и вместе приветствовать герцога и герцогиню Девенвуд. Принцесса даже вовлекла Диану в короткую беседу, успешно сгладив ошибку, допущенную девушкой. Рон вздохнул с облегчением.

– Нет, ну какова! Она все еще держит Диану за руку! Умно придумано: заодно она обезопасит себя от резких движений Дианы.

Лайон вновь прислонился плечом к каминной полке, улыбнувшись словам Рона.

– Да, Диана действительно любит жестикулировать.

– У принцессы доброе сердце. Ей-богу, я, кажется, влюблен.

– Ты всегда влюблен, – заметил Лайон.

Он не сумел скрыть раздражение, прозвучавшее в его голосе. Странно, но по какой-то причине шутка Рона задела его. Ему не очень-то хотелось, чтобы принцесса Кристина пополнила список побед Рона. Что за нелепая мысль! Какое ему дело до того, станет его друг увиваться за незнакомкой или нет? Он вздохнул и понял, что на этот вопрос у него нет готового ответа. Но ясно, что ему все это не безразлично. Далеко не безразлично. И это честное признание самому себе еще больше испортило настроение Лайону. Черт возьми, он слишком стар и слишком устал для романа.

Кристина совершенно не осознавала, какой ажиотаж, она вызвала. Она терпеливо ждала, пока ее тетя Патриция закончит беседу с хозяином дома. Взволнованная молодая дама стояла рядом с ней, тараторя с такой непостижимой скоростью, что Кристина просто не поспевала за ходом ее мысли. Она делала вид, что ей интересно, улыбалась тогда, когда это казалось уместным, и кивала каждый раз, когда ее новая знакомая останавливалась, чтобы перевести дух.

Наконец леди Диана объявила, что сейчас приведет своих друзей, чтобы представить их. Кристина опять осталась одна. Она повернулась, оглядела людей, открыто таращившихся на нее, и одарила их безмятежной улыбкой.

Она подумала, что никогда не сможет здесь освоиться. Англичане такие странные люди! Хотя она жила в Лондоне уже три месяца, ее по-прежнему приводили в замешательство странные ритуалы, которые эти бледнолицые упорно совершали.

Мужчины были столь же глупы, как и их женщины. Они все выглядели одинаково в их одинаково мрачных нарядах. Их белые шейные повязки были накрахмалены до такой степени, что создавалось впечатление, будто их обладатели вот-вот задохнутся. Это впечатление еще более усиливалось из-за их постоянно красных, румяных щек. Нет, поправила себя Кристина, они называются не шейными повязками… а галстуками. Да, так будет правильно. Ей нельзя забывать об этом.

А как много всего нужно было запомнить! Кристина очень прилежно училась с тех пор, как впервые появилась на пороге дома тети Патриции в Бостоне год назад. К тому моменту она уже говорила по-английски и по-французски. Миссионер, которого Черный Волк взял в плен много лет назад, был очень хорошим учителем.

В Бостоне ее учили поведению, подобающему благовоспитанной даме. Кристина старалась угодить тете и развеять ее страхи. Раздражительная старуха была единственным связующим звеном с семьей матери. Позднее, однако, когда Кристина достаточно хорошо освоила грамоту, чтобы прочесть дневник матери, ее цели изменились решительным образом. Теперь Кристине было очень важно хотя бы на некоторое время занять место в этом причудливом обществе. Ей нельзя было ошибиться до тех пор, пока она не выполнит задуманное.

– Ты готова, Кристина? – прозвучал голос тети Патриции. Пожилая дама подошла к Кристине и цепко схватила ее за руку.

– Готова, как всегда, – ответила Кристина. Она улыбнулась своей опекунше, потом повернулась и направилась в самую гущу незнакомой толпы.

Лайон не отводил от нее взгляда. Он заметил, как бережно относилась Кристина к пожилой даме с морщинистым лицом, уцепившейся за ее руку; отметил также, как подчеркнуто совершенны все действия этой прекрасной женщины. Это как будто хорошо выученный урок, подумал Лайон. Кристина приветствовала каждого следующего представленного ей заученной улыбкой, которая не отражалась в глазах. Затем следовала короткая беседа, потом быстрое и энергичное прощание…

Это невольно заинтриговало Лайона. Да, леди была безупречна. Неудивительно, что Браммел так увлекся ею. Принцесса в точности соблюдала все нормы приличного поведения. Но вот Рон ошибался. Она не так уж сильно выделялась на общем фоне. Нет, она казалась такой же строгой, такой же изысканной, такой же пустой, как и все другие дамы света. Браммела вполне устраивала роскошная оболочка и пустота внутри, Лайон же просто не переносил этого.

Он был рад, что все вернулось на круги своя.

Выходит, он совершенно зря потерял самообладание, как только увидел ее. Теперь же Лайон вновь полностью овладел собой. Он даже улыбнулся с облегчением. Но тут он увидел, как Рон прокладывает себе путь к принцессе через толпу гостей. Лайон готов был спорить на все свои многочисленные владения, что она уделит Рону гораздо больше внимания, чем другим мужчинам. Все в Лондоне знали о семье Рона, и хотя он был не самым титулованным джентльменом на вечере, но зато одним из самых богатых.

Но Лайон, как оказалось, проспорил бы. Рону не удалось привлечь к себе то особое внимание, на которое он рассчитывал. Маркиза это почему-то обрадовало, и он, как ни старался, не смог подавить усмешку.

– Ты теряешь форму, – сказал он Рону, когда тот вновь очутился рядом с ним.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Рон, как бы не понимая.

Но Лайона это не ввело в заблуждение. Он заметил слабый румянец на щеках Рона.

И маркиз неожиданно почувствовал, что вечер действительно начинает доставлять ему удовольствие. Как и подобает хорошему другу, он решил еще подсыпать соли на раны Рона.

– Мне это показалось или принцесса действительно отнеслась к тебе так же, как и ко всем другим мужчинам? Кажется, она равнодушна к твоему шарму, старина.

– И у тебя ничего не получится, – заявил Рон. – Она просто какая-то загадка! Я точно помню, что задал ей несколько вполне уместных вопросов, и все же, когда я уходил…

– Ты хочешь сказать – когда она уходила от тебя, так ведь?

Рон хмуро взглянул на Лайона, затем пожал плечами.

– Да, когда она отошла от меня, я понял, что не получил ответа ни на один вопрос. По крайней мере мне так кажется.

– Ты был слишком поглощен ее внешностью, – утешил его Лайон. – Симпатичная мордашка всегда мешает сосредоточиться.

– Да-а? – протянул Рон. – Тогда, дружок, давай посмотрим, сколько ответов получишь ты.

Ставлю бутылку самого моего лучшего бренди против одной из твоих.

– Идет, – заявил Лайон. Он обвел зал взглядом и тут же без труда нашел принцессу Кристину. Он был здесь выше всех, и это давало ему несомненное преимущество, тем более что интересовавший его объект был единственной блондинкой в зале.

Она стояла рядом со старым другом его отца, сэром Рейнольдсом. Лайон обрадовался, увидев, что угрюмая опекунша Кристины устроилась на стуле в другом конце зала.

Когда маркизу наконец удалось привлечь внимание сэра Рейнольдса, он нетерпеливым движением головы потребовал немедленно представить его.

Сэр Рейнольдс кивнул – с чрезмерной, по мнению Лайона, готовностью, – затем наклонился и зашептал что-то принцессе. Кристина стояла спиной к Лайону, но он заметил ее почти неуловимый кивок. Прошло несколько долгих минут, прежде чем дородная женщина, говорившая с принцессой, остановилась, чтобы перевести дух. Сэр Рейнольдс воспользовался этой возможностью, чтобы откланяться. Лайон решил, что тот в своем поспешном объяснении, должно быть, назвал его имя, потому что собеседница принцессы испуганно оглянулась, подхватила юбки и поспешила в противоположном направлении. Она двигалась так же проворно, как толстая мышь, преследуемая котом.

Лайон улыбнулся еще шире. Он не напрасно хвастался перед Роном, что не утратил форму.

Он совершенно забыл о той глупой женщине, когда к нему подошла принцесса Кристина и встала прямо перед ним. Сэр Рейнольдс суетился вокруг, словно беспокойный ангел-хранитель. Лайон медленно выпрямился, терпеливо ожидая, пока она присядет перед ним в совершенном маленьком реверансе, которым, как он заметил, она приветствовала и всех остальных.

Она склонила голову, но тем не менее он заметил, что, оказывается, и принцесса не без изъянов. Он увидел россыпь веснушек на ее переносице. И теперь она уже не казалась ему фарфоровой куклой, а стала гораздо более земной.

Незнакомка едва доходила ему до плеча. Она была слишком хрупкой на вид и чересчур худой на его вкус. Потом она подняла голову и посмотрела на него прямым, немигающим взглядом, почти в упор.

И Лайон уже не мог вспомнить даже своего имени.

Он смутно помнил, что в конце концов поблагодарил Бога за вмешательство сэра Рейнольдса. Он как бы издали слышал его монотонный голос, который перечислял многочисленные титулы Лайона.

Этот длинный список дал Лайону возможность прийти в себя.

Он никогда не чувствовал себя столь потрясенным. Это все ее взгляд, такой невинный! Он просто парализовал его! Да и ее глаза тоже, неохотно признал он. Ему никогда раньше не приходилось видеть глаз такого необычного голубого оттенка.

Он знал, что ему нужно взять себя в руки. Лайон намеренно перевел взгляд на ее рот и тут же понял свою ошибку. Он снова почувствовал, как напрягается его тело.

Сэр Рейнольдс наконец завершил свое перечисление словами:

– Полагаю, моя дорогая, вы уже были представлены графу Рону.

– Да, – вставил неожиданно оказавшийся рядом Рон, во весь рот улыбаясь Кристине.

– Лайон, а теперь позволь представить тебе принцессу Кристину, – молвил сэр Рейнольдс, и официальная часть продолжилась.

Ее глаза выдали ее. Что-то, сказанное во время представления сэром Рейнольдсом, взволновало ее. Однако она быстро взяла себя в руки, и Лайон знал, что если бы он не наблюдал за ней так пристально, то не заметил бы удивления, мелькнувшего в ее глазах.

– Для меня честь познакомиться с вами, сэр, – прошептала Кристина.

Ее голос, мягкий, чувственный, понравился ему. Он заметил и необычный акцент. Лаойн много путешествовал и все же не мог определить его происхождение. Это его озадачивало почти так же, как и возникшее вдруг немыслимое желание схватить ее, утащить в темноту и там овладеть ею.

Слава Богу, ей не дано знать, что творится у него в голове! Иначе она, несомненно, с криком бросилась бы наутек. Лайону же вовсе не хотелось ее пугать. Пока не хотелось.

– Он уже много лет ближайший друг Лайона, – прервал сэр Рейнольдс неловкое молчание.

– Я его единственный друг, – заметил Рон с ухмылкой.

Лайон почувствовал, как Рон толкает его.

– Разве это не так?

Лайон не ответил.

– А вы действительно принцесса? – спросил он Кристину.

– Многие так полагают, – сказала она.

Она снова не ответила на вопрос, понял Лайон.

Рон кашлянул. Лайон, нахмурившись, подумал, что друг таким образом скрывает смех. Кристина повернулась к Рону.

– Вам нравится сегодняшний вечер?

– Безусловно! – заявил Рон. Он посмотрел на Лайона и сказал:

– Ты хотел спросить…

– Спросить? – сказала Кристина нахмурившись.

– Я вот сейчас подумал: где ваш дом? сказал Лайон.

– Я живу у тети Патриции, – ответила Кристина.

– Лайон, ты, конечно же, помнишь лорда Альфреда Каммингса, – вставил сэр Рейнольдс с большим энтузиазмом. – Он был знаком с твоим отцом.

– Действительно, я припоминаю имя, – ответил Лайон. Он пытался оторвать взгляд от Кристины и перевести его на Рейнольдса, но не смог. Это, наверное, невежливо, подумал Лайон, в то же время чувствуя, что не собирается ничего менять.

– Итак, – продолжал сэр Рейнольдс, – Альфред был послан на службу в колонии много лет назад. Он умер в Бостоне, да упокоит Господь его душу, два-три года назад, и графиня вернулась домой в Англию со своей прелестной племянницей.

– А, так, значит, вы уже два года в Англии? – спросил Лайон.

– Нет.

Лайону потребовалась целая минута, чтобы понять, что она не собирается ничего добавить к своему короткому ответу.

– Значит, вы воспитывались в колониях. – Это было утверждение, а не вопрос, и Лайон сам себе закивал головой.

– Нет.

– Вы там родились?

– Нет, – ответила Кристина, пристально глядя на него, и на ее лице промелькнула тень улыбки.

– Но вы жили в Бостоне?

– Да.

– Да?

Он совсем не собирался повышать голос, но принцесса Кристина вела себя крайне вызывающе.

Да и сдавленный смех Рона не способствовал обретению душевного равновесия.

Лайон немедленно пожалел о том, что позволил ей заметить свое раздражение. Теперь она сбежит при первой же возможности. Он знал, как его гнев действует на людей.

– Сэр, вы сердитесь на меня потому, что я не родилась в колониях? – вдруг спросила Кристина. – По крайней мере об этом свидетельствует ваше нахмуренное лицо.

Он услышал смех в ее голосе. И в глазах ее тоже промелькнула веселая искорка. Похоже, она совсем его не боится. Не покажись ему такая мысль абсурдной, Лайон подумал бы, что она просто смеется над ним.

– Я совершенно не сержусь, – заявил Лайон. – Но вы и дальше намерены отвечать на мои вопросы только «да» и «нет»?

– Возможно, – сказала Кристина и открыто улыбнулась, ожидая его реакции.

Раздражение Лайона испарилось. Ее прямота вызывала приятное удивление, улыбка была чрезвычайно обаятельной. Он не пытался сдержать смех, и этот звук громким эхом прокатился по залу, вызвав удивленные взгляды гостей.

– Когда вы смеетесь, сэр, ваш смех подобен львиному реву, – заметила Кристина.

Эти слова привели его в замешательство. Они были такие необычные.

– А вы слышали рев льва, Кристина? – спросил он, опустив её титул.

– О, много раз, – ответила девушка, не успев подумать.

Ее слова прозвучали настолько убедительно, что трудно было не поверить им. Снова загадка.

– И где же вы могли услышать подобные звуки?

Улыбка внезапно сбежала с ее лица. Сама того не желая, она высказала больше, чем диктовала ей осмотрительность.

Но Лайон ожидал ее ответа. Кристина настороженно взглянула на него, затем повернулась к сэру Рейнольдсу. Она пожелала ему доброй ночи, объяснив, что, прежде чем отправиться домой, они с тетей еще должны заехать на один прием. Повернувшись снова к Лайону и Рону, она прохладно простилась с ними, словно королева, внезапно заканчивающая наскучившую аудиенцию.

Лайон не привык, чтобы от него так пренебрежительно отмахивались. Но принцесса Кристина ушла прежде, чем он успел ей сказать об этом.

Она знала, что должна уйти от него. Она чувствовала, как спокойствие покидает ее. Ее опекунша сидела в кресле у стены. Направившись к ней, Кристина заставила себя идти неторопливо и достойно.

– Я думаю, нам нужно собираться, – прошептала она.

Графиня достаточно долго прожила с племянницей, чтобы понять, что что-то произошло. Ее преклонный возраст никак не сказался на остроте ее ума или физическом здоровье. Она только что не соскочила с кресла, уцепилась за руку Кристины и направилась к двери.

Лайон остался стоять с Роном и сэром Рейнольдсом. Все трое наблюдали, как Кристина и ее тетя поспешно прощаются с хозяином дома.

– Я завтра заеду к тебе за той бутылкой бренди, – заявил Рон, толкнув Лайона в бок, чтобы привлечь его внимание.

– Рон, если ты еще раз ткнешь меня локтем под ребра, клянусь, я сломаю тебе руку, – пробормотал Лайон.

Эта угроза не испугала Рона. Он хлопнул друга по плечу.

– Думаю, мне следует пойти присмотреть за твоей сестрой, Лайон. Ты, похоже, сейчас не способен на это.

Как только Рон покинул его, Лайон повернулся к сэру Рейнольдсу.

– Что вам известно о Патриции Каммингс? – спросил он. – Только, пожалуйста, правду без всяких домыслов.

– Ты оскорбляешь меня, Лайон, – заявил сэр Рейнольдс, хотя его улыбка показывала, что он вовсе так не считает.

– Вы славитесь своей дипломатичностью, – ответил Лайон. – Итак, об опекунше Кристины. Что вы можете рассказать мне? Вы ведь наверняка знали ее в молодости.

– Конечно, – сказал Рейнольдс. – Нас всегда приглашали на одни и те же приемы. Уверен, то, что я скажу тебе, дальше не пойдет, поэтому я ничего не буду скрывать, Лайон. Это отвратительная женщина. Она мне тогда не нравилась, не нравится и сейчас. Только раньше ее красота несколько сглаживала впечатление от ее… поступков. Она вышла замуж за Альфреда, когда заболел его старший брат. Надеялась, что он вот-вот умрет. Патриция, словно стервятник, ожидала добычи – обширных владений. Однако брат Альфреда перехитрил ее. Он прожил еще целых десять лет, намного дольше, чем все могли предположить. Альфред был вынужден принять пост в колониях, иначе оказался бы в долговой тюрьме.

– А как же отец Патриции? Разве он не попытался оплатить долги своего зятя? По-моему, ради того, чтобы избежать огласки, он мог бы это сделать. Или у него было мало денег?

– Да нет, он был достаточно богат, – заявил сэр Рейнольдс. – Но он уже не хотел иметь с дочерью ничего общего.

– Может быть, потому, что она вышла замуж за Альфреда?

– Да нет, ходили другие слухи, – сказал Рейнольдс, качая головой. – Патриция всегда была жестокой и алчной женщиной. На ее совести много дурных поступков. Одна из ее интриг закончилась трагедией. Молодая дама, ставшая жертвой ее шутки, покончила с собой. Я не хочу вдаваться в подробности. Но достаточно сказать, что она, похоже, не изменилась с годами. Ты заметил, как она следила за племянницей? Меня прямо дрожь пробирала.

Лайон был удивлен горячностью, прозвучавшей в голосе сэра Рейнольдса. Старый друг его отца был известен своим спокойным, добродушным нравом. Но сейчас он буквально трясся от гнева.

– Вы тоже оказались жертвой ее жестокости? – поинтересовался Лайон.

– Да, – признал сэр Рейнольдс. – Племянница кажется таким нежным, незащищенным цветком. Ее воспитывала не тетка. Я в этом уверен. Но мне жаль бедное дитя. Ей тяжко придется, угождая этой старой ведьме. Графиня, несомненно, продаст ее тому, кто даст самую высокую цену.

– Я никогда не слышал от вас подобных слов, – сказал Лайон тихим голосом, подстраиваясь под шепот сэра Рейнольдса. – Последний вопрос, сэр, поскольку я вижу, что этот разговор вас тяготит.

Сэр Рейнольдс кивнул.

– Вы сказали, что отец графини был богат. Кто получил его имения?

– Это никому не известно. Отец отдал всю свою любовь младшей дочери. Ее звали Джессика.

– Джессика была матерью Кристины?

– Да.

– И она действительно была настолько не в себе, как говорят?

– Я не знаю, Лайон. Я лишь несколько раз встречал Джессику. Она казалась полной противоположностью своей сестры – мягкая и застенчивая, ужасно застенчивая. Когда она вышла замуж, ее отец был чрезвычайно доволен. Он расхаживал гордый, словно петух. Понимаешь, его дочь покорила короля. Я до сих пор помню великолепные балы в их честь. Их роскошь просто потрясала. Однако потом что-то произошло между ними, но никто в точности не знает, что случилось. – Сэр Рейнольдс протяжно вздохнул. – Думаю, эта тайна, Лайон, никогда не будет раскрыта.

Хотя Лайон и обещал прекратить расспросы, но он слишком заинтересовался, чтобы оставить эту тему.

– А вы сами знали отца Кристины? Вы говорите «король», но я никогда о нем не слышал.

– Я его встречал, но мне так и не удалось узнать его как следует. Его звали Эдвард. А вот фамилию не помню. Он мне нравился. Он всем нравился. Был чрезвычайно учтив, в нем не было никакой напыщенности. Он не смотрел на нас свысока и настаивал, чтобы все его звали не королем, а бароном. Понимаешь, он ведь потерял свое королевство.

Лайон кивнул.

– Да, загадка, не так ли? – заметил он. – Пожалуй, Джессика меня заинтриговала.

– Чем же?

– Она вышла замуж за короля, а потом сбежала от него.

– Джессика унесла разгадку с собой в могилу, – сказал сэр Рейнольдс. – Она, полагаю, умерла вскоре после рождения Кристины. Никто не знает больше того, что я рассказал тебе. А после твоей довольно немногословной беседы с прекрасной принцессой мне кажется очевидным, что она собирается хранить все свои секреты при себе.

– Если я ей это позволю, – заявил Лайон, усмешкой смягчая прозвучавший в его словах вызов.

– А, значит, и ты заинтересовался принцессой? – заметил сэр Рейнольдс.

– Просто легкое любопытство, – ответил Лайон с подчеркнутой небрежностью.

– А ты не лукавишь, Лайон?

– Это правда.

– Ясно, – сказал Рейнольдс с улыбкой.

– Вы случайно не знаете, куда направились Кристина и ее опекунша? Я слышал, как принцесса сказала вам, что им еще нужно заехать в одно место.

– Это дом лорда Бейкера, – пояснил Рейнольдс. – Ты собираешься туда? – спросил он вкрадчиво.

– Рейнольдс, не делайте из мухи слона. Я просто хочу побольше узнать о принцессе. К утру мое любопытство будет удовлетворено.

Резкость, прозвучавшая в голосе Лайона, показала Рейнольдсу, что лучше прекратить расспросы.

– Я еще не поприветствовал твою сестру. Пойду поздороваюсь с ней.

– Вам придется поторопиться, – заявил Лайон. – Мы с Дианой через несколько минут уедем.

Лайон последовал за Рейнольдсом в толпу гостей. Он позволил им с Дианой несколько минут пообщаться, а затем объявил, что им пора ехать.

Разочарование сестры было очевидным.

– Не стоит так расстраиваться. Полагаю, вы не сразу поедете домой, – заметил сэр Рейнольдс посмеиваясь.

Но Лайону было совершенно не смешно.

– Да, Диана, – подтвердил он. – Я хочу заехать к Бейкеру, прежде чем отвезу тебя домой.

– Но, Лайон, ты же отказался от его приглашения, – напомнила ему Диана. – Ты сказал, что он такой скучный!

– Я передумал.

– Так он скучный или нет? – спросила Диана, совершенно сбитая с толку.

– Ради Бога, Диана! – с раздражением пробормотал Лайон, взглянув на Рейнольдса.

Резкий тон Лайона привел Диану в еще большее замешательство. Она нахмурилась.

– Пойдем, Диана. Не стоит опаздывать, – поторопил Лайон, несколько смягчив тон.

– Опаздывать? Лайон, лорд Бейкер даже не знает, что мы посетим его прием. Как же мы можем опоздать?

Лайон пожал плечами, и Диана повернулась к сэру Рейнольдсу.

– Вы не знаете, что случилось с моим братом? – спросила она.

– Приступ легкого любопытства, моя дорогая, – ответил сэр Рейнольдс, затем повернулся к Лайону и сказал:

– Если ты не против вмешательства старика, я бы предложил, чтобы твоя сестра еще побыла со мной. Я почту за честь отвезти ее домой.

– О да, Лайон, можно я останусь? – загорелась Диана. Она обрадовалась, словно маленькая девочка. Лайон не удивился бы, если бы она захлопала в ладоши.

– У тебя есть какая-то особая причина, чтобы задержаться здесь? – поинтересовался он.

– Краска, залившая лицо сестры, стала для него ответом.

– Как зовут этого человека? – требовательно спросил он.

– Лайон, – прошептала Диана с обидой. – Не ставь меня в неловкое положение перед сэром Рейнольдсом!

Лайон нетерпеливо вздохнул. Только что она напомнила брату, что он считает Бейкера скучным, а теперь у нее хватило наглости сказать, что он смущает ее!

Он хмуро посмотрел на Диану.

– Мы обсудим это потом. Спасибо, Рейнольдс, за вашу заботу.

– Лайон, мне не нужен опекун! – запротестовала Диана.

– Всем своим поведением ты доказываешь обратное, – заметил Лайон, кивнул сэру Рейнольдсу на прощание и покинул зал.

Ему вдруг очень захотелось поскорее попасть в дом этого зануды Бейкера.




Глава 3


"Нам пришлось остаться в Англии дольше, чем этого хотелось моему мужу, чтобы отец мог принять участие в праздновании моего дня рождения. Эдвард был так внимателен к пожеланиям моего дорогого папы.

На следующий день после моего семнадцатилетия мы отплыли на родину мужа. Я рыдала, но при этом мне было ужасно стыдно оттого, что я веду себя так эгоистично. Я знала, что буду скучать по отцу. Но мой долг, разумеется, состоял в том, чтобы быть рядом с мужем.

Когда слезы высохли, я уже с нетерпением ожидала будущего. Видишь ли, Кристина, я думала, что Эдвард везет меня в Камелот".

Запись в дневнике

10 августа 1795 года



Кристине было плохо. Она чувствовала, что задыхается, и все время твердила себе, что ее паническое состояние пройдет, как только прекратится поездка в этой ужасной карете.

Как она ненавидела это замкнутое раскачивающееся пространство! Шторы были задернуты, двери заперты, воздух тяжелый, пропитанный запахом резких духов тети Патриции. Руки Кристины, скрытые от взгляда тети складками платья, сжались в кулаки. Плечи она вжала в коричневую кожаную спинку сиденья.

Графине было невдомек, какие ее племянница испытывает мучения. Как только дверца закрылась, она тут же обрушила на Кристину град вопросов, ни разу не дав ей возможности ответить. Тетя сопровождала каждый вопрос резкими, едкими замечаниями в адрес гостей, с которыми они только что попрощались в доме лорда Карлсона. Графиня, казалось, получала огромное удовольствие от того, что унижала других. Ее лицо при этом принимало злобное выражение, тонкие губы кривились, а глаза приобретали ледяной серый оттенок.

Кристина всегда считала, что глаза – зеркало души человека. И графиня, несомненно, являлась подтверждением тому: она была такой злой, ожесточенной, эгоистичной женщиной! И глупой тоже, подумала Кристина. Ведь она даже не пыталась скрыть свои недостатки от племянницы! Такая неосмотрительность просто поражала Кристину. Показывать свою слабость – значит, дать другому власть над собой. Тетя Патриция, судя по всему, не понимала этого простого закона. Ей даже нравилось рассказывать обо всех нанесенных ей обидах. И делала она это постоянно.

Кристина давно уже не обращала внимания на странности тети. Она даже стала бережно относиться к ней. Ведь графиня ей родня, и этого уже было бы достаточно, но у Кристины был еще и иной мотив. Тетя напоминала Кристине Смеющийся Ручей – полоумную старую индианку, которая когда-то гонялась за всеми детьми с палкой. Смеющийся Ручей не могла быть другой, как не могла измениться и графиня.

– Ты что, не слушаешь меня, Кристина? – проскрипела графиня, отвлекая Кристину от ее мыслей. – Я спросила тебя, отчего это ты вдруг так внезапно захотела уехать с вечера лорда Карлсона?

– Я встретила одного мужчину, – ответила Кристина. – Он совсем не похож на других. Его называют Лайон. <Игра слов: Lion – лев; Lyon – имя собств. – Здесь и далее примеч. пер.>.

– Ты говоришь о маркизе Лайонвуде, – сказала Патриция, кивая головой. – И он испугал тебя, так? Ну так пусть это тебя не беспокоит. Его все боятся, даже я. Он грубый, несносный человек, однако, полагаю, его положение позволяет ему это. А жуткий шрам у него на лбу придает ему совсем зловещий вид.

– О нет, он совсем не испугал меня, – призналась Кристина. – Как раз наоборот, тетя. Мне даже шрам показался привлекательным, но, услышав, как сэр Рейнольдс назвал его Львом, я вдруг так затосковала по дому, что едва смогла продолжать беседу.

– Сколько раз я должна повторять тебе, что эти дикари ничего не должны для тебя значить! – визгливо воскликнула Патриция. – Я всем пожертвовала ради того, чтобы ты заняла подобающее место в обществе и имела право на мое наследство…

Тут графиня, поняв, что проговорилась, пронзительно взглянула на племянницу, взвешивая ее реакцию, а затем продолжила:

– Ты просто не должна думать об этих людях. О прошлом нужно забыть.

– Почему они называют его Львом? – спросила Кристина, умело меняя тему разговора. Она медленно высвободила свою руку из цепких пальцев тети. – Мне просто любопытно, – пояснила она, – ведь вы говорили, что англичане не называют себя именами животных или…

– Конечно же, нет, глупышка, – пробормотала тетя Патриция. – Маркиз назван не по имени животного. Его имя пишется совсем по-другому. – Графиня медленно произнесла по буквам имя Лайона. Ее голос смягчился, и она продолжила:

– Полностью его титул звучит как «маркиз Лайонвуд». А близким друзьям разрешается более короткое обращение.

– Он неподходящая партия? – спросила Кристина нахмурившись.

– Абсолютно неподходящая, – отрезала графиня. – Он слишком проницателен, слишком богат. Держись от него подальше. Тебе понятно?

– Конечно.

Графиня удовлетворенно кивнула.

– И с чего это ты вдруг нашла его привлекательным, просто не понимаю. Он совершенно неуправляем.

– Не таким уж привлекательным он мне и показался, – заметила Кристина. Она, разумеется, лгала, но ей совсем не хотелось выслушать еще одну гневную тираду тети. Да к тому же тетя все равно не смогла бы ее понять. Как можно что-то объяснить женщине, которая считает, что боевой шрам воина – это изъян? Узнав о совершенно противоположном мнении Кристины по этому поводу, тетя, несомненно, пришла бы в ужас.

О да, ее действительно заинтересовал этот лев. Золотые искорки в его темно-карих глазах восхищали ее. Он обладал мощным телосложением, под стать воину, и ее, естественно, притягивали исходившие от него сила и властность. Ему очень подходило его имя – он действительно напоминал льва. Кристина заметила его ленивую, скучающую позу. Но она была уверена, что он может быть очень стремительным, если его сильно рассердить.

Да, он привлекал ее. Кристине хотелось не отводить от него глаз.

Но больше всего ее волновал исходящий от него запах. «Как бы отнеслась тетя к подобному признанию? – подумала Кристина, слегка улыбнувшись. – Да она, наверное, поставила бы еще одну цепочку на дверь моей спальни».

Нет, графиня ее бы не поняла. А вот старый шаман понял бы. И был бы очень доволен.

– Нам нет нужды беспокоиться, что Лайон проявит к тебе хотя бы малейший интерес, – говорила тем временем тетя Патриция. – Он подпускает к себе женщин только в качестве любовниц. Его последняя пассия, если верить слухам, некая леди Сесиль. – Графиня хмыкнула и продолжила:

– Леди, надо же! Шлюха – вот ее настоящее название. Она вышла замуж за человека в два с половиной раза старше себя и наверняка начала путаться со всеми еще до окончания свадебного торжества.

– А разве муж этой женщины не возражает, когда она…

– Старый козел умер, – отрезала тетя. – Но не так уж давно. Ходят слухи, что леди Сесиль мечтает заполучить Лайона в качестве второго мужа.

– Не думаю, что он может жениться на женщине с плохой репутацией, – заметила Кристина. – Но если ее называют «леди», Значит, она не может быть доступной женщиной. Разве не так? – спросила она, хмурясь от такой противоречивой ситуации.

– Ее принимают в обществе только из-за титула. У многих замужних женщин есть романы на стороне. И безусловно, все мужья имеют любовниц, – сказала тетя Патриция. – Подобные нравы возмущают меня, но мужчины всегда будут следовать своим низменным инстинктам, ведь так?

Ее тон не располагал к дискуссии.

– Да, тетя, – кивнула Кристина со вздохом.

– Лайон сейчас редко появляется в обществе, – продолжала графиня. – Он уединился сразу после смерти своей жены.

– Может, он все еще скорбит о жене? Он показался мне таким незащищенным.

– Ха! – фыркнула тетя с издевкой. – Лайона как только не называли, но никто еще не говорил, что он «незащищенный». Не могу представить себе мужчину, скорбящего об умершей жене. Ведь они настолько погружены в собственные удовольствия! Когда же им думать о других?

Наконец экипаж остановился перед домом Бейкеров, и беседа прервалась. Кристина испытала огромное облегчение, когда лакей открыл дверь кареты. Она несколько раз глубоко вдохнула и последовала за тетей по ступенькам.

Легкий теплый ветерок охладил ее лицо. Кристине очень хотелось вытащить все шпильки из волос и распустить тяжелые локоны. Но тетя ни за что не разрешала оставлять волосы распущенными. Мода требовала либо коротких локонов, либо замысловатых причесок, напоминающих корону. Кристина отказалась обрезать свои непокорные кудри и теперь вынуждена была мириться с этой пыткой из шпилек.

– Надеюсь, здесь ты справишься, – саркастически заметила графиня, прежде чем постучать в дверь.

– Я вас не подведу, – ответила Кристина, зная, что тетя хотела услышать именно эти слова. – Правда, вам не стоит волноваться. Я достаточно сильная, чтобы противостоять кому угодно, даже льву.

Ее шутка не понравилась. Графиня поджала губы и оглядела племянницу с головы до ног.

– Да, ты сильная. Совершенно очевидно, что ты не унаследовала ни одну из ужасных черт твоей матери. И спасибо за это Господу. Джессика была такой бесхарактерной!

Кристина сдержала гнев, хотя это ей далось с трудом. Она не должна была показывать тете, как ее задевают эти пренебрежительные слова. Хотя она уже прожила с тетей больше года, ей по-прежнему было трудно понять, как одна сестра может быть столь вероломной по отношению к другой. Графиня не знала, что ее сестра вела дневник. И Кристина не собиралась открывать ей этого. По крайней мере пока не собиралась, хотя и частенько задумывалась о том, какова была бы реакция тети, если бы она оказалась лицом к лицу с истиной. Ничего бы это не изменило, решила Кристина. За долгую жизнь Патриция настолько сумела убедить себя в собственной правоте, что не способна была воспринять иную точку зрения.

Притворство становилось для Кристины невыносимым. Природа не наградила ее терпением. И Мерри, и Черный Волк говорили ей о необходимости обуздывать свой норов. Они предупреждали ее и о бледнолицых. Но она сама должна была пройти этот путь. Черный Волк боялся за ее безопасность. Мерри тревожилась за ее душу и сердце. И все же они оба отвергли ее мольбы позволить ей остаться. Ведь нужно было сдержать обещание, независимо от того, сколько жизней будет унесено, сколько сердец разбито.

Но если она сумеет выжить, то сможет вернуться домой.

Кристина поняла, что хмурится, и немедленно взяла себя в руки. Дворецкий лорда Бейкера как раз открыл дверь. Улыбка твердо оставалась на своем месте на протяжении всех продолжительных представлений Кристины гостям и гостей – Кристине. Присутствовало всего двадцать человек, большинство из них – пожилых, и стало быть, пришлось выслушивать бесконечные рассказы о многочисленных болезнях. Судя по всему, тема эта увлекала всех.

Лорд Бейкер предложил графине руку, и она неохотно оставила Кристину в одиночестве. Кристина сумела отговорить трех джентльменов, действовавших из самых лучших побуждений, от попыток проводить ее в столовую. Она сделала вид, что ей нужно подняться наверх, в дамскую комнату. Когда она вернулась на первый этаж, то увидела, что гостиная пуста. Кристина посмотрела через плечо, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает, и заторопилась в противоположный конец узкой, длинной комнаты: она заметила за стеклянными дверями балкон. Кристина хотела только украсть несколько драгоценных минут блаженной тишины.

Но ее надежда оказалась напрасной. Едва она подошла к нише, как вдруг почувствовала чей-то взгляд. Кристина застыла, сбитая с толку ощущением опасности, которое охватило ее, потом медленно повернулась.

В противоположном конце гостиной стоял маркиз Лайонвуд и пристально смотрел на нее.

Лев преследует ее. Она потрясла головой, отгоняя непрошеные фантазии, но все же невольно попятилась. Ощущение опасности не покинуло ее, оно заполнило собой все пространство, вселяло тревогу, сбивало с толку.

Лайон продолжал смотреть на нее. Выражение его глаз было напряженным, почти мрачным. Кристина почувствовала себя будто в западне. Когда он внезапно выпрямился и, оттолкнувшись от стены, направился к ней, она сделала еще один осторожный шаг назад.

Лайон двигался грациозно, словно хищник. Он не остановился, когда подошел к ней и заставил ее отступить через арку, в ночь.

– Что вы делаете, сэр? – прошептала Кристина, стараясь скрыть волнение и говорить возмущенно. – Это же неприлично, не так ли?

– Да.

– К тому же вы забыли сообщить о своем присутствии нашему хозяину, – сбивчиво добавила Кристина. – Вы забыли о правилах приличия?

– Нет.

Она попыталась обойти его, но Лайон не собирался дать ей ускользнуть. Его большие руки легли ей на плечи.

– Я знаю, что вы не говорили с лордом Бейкером, – сказала Кристина. – Или говорили?

– Нет.

– О, – прошептала Кристина, почти задыхаясь. – Ну, тогда это просто неучтиво.

– Да.

– Мне действительно пора вернуться в зал, милорд, – взмолилась она.

Его отрывистые ответы начинали тревожить ее. А его близость возбуждала. Он совсем смутит ее, если она ему это позволит. И тогда она забудет все, чему ее учили.

– Прошу вас отпустить меня, сэр, – потребовала она.

– Нет.

Внезапно Кристина поняла. И как ни старалась, так и не смогла сдержать улыбку.

– Вы пытаетесь говорить со мной так же односложно, как я с вами, так ведь, Лайон?

– Вот именно. А вам нравится на все ваши вопросы получать в ответ только «да» и «нет»?

– Это иногда бывает целесообразно, – пробормотала Кристина, уставившись в грудь Лайона.

Она неверно произнесла слово «целесообразно». И ее акцент сейчас стал более заметен. Лайон уловил в ее голосе нотки тревоги и решил, что она боится его. Он медленно приподнял ее подбородок, молчаливо требуя, чтобы она подняла на него глаза.

– Не бойся меня, Кристина, – прошептал он.

Она молчала.

Лайон долго смотрел в ее глаза, прежде чем до него дошла правда.

– Я ведь совсем тебя не пугаю, а? Ей подумалось, что в его голосе звучит разочарование.

– Нет, – Призналась она с улыбкой. Она попыталась снять его руку со своего подбородка, а когда попытка не удалась, сделала еще один шаг назад и обнаружила, что уперлась спиной в тонкие перила.

Путь к бегству был отрезан, и Лайон улыбнулся.

– Пожалуйста, дайте мне вернуться в дом, – снова попросила она.

– Не раньше, чем мы нормально побеседуем. И вот как это будет происходить, Кристина. Я буду задавать вопросы, и ты можешь меня спрашивать. И ни один из нас не будет отвечать односложно.

– Зачем?

– Чтобы получше узнать друг друга, – пояснил Лайон.

По его решительному тону было ясно, что он готов оставаться на балконе лорда Бейкера хоть до утра, если потребуется. Кристина решила, что следует как можно быстрее одержать над ним верх.

– Вы сердитесь потому, что я не боюсь вас? – спросила она.

– Нет, – ответил Лайон с ленивой усмешкой. – Я вообще не сержусь.

– Да нет же, сердитесь, – сказала Кристина. – Я чувствую гнев внутри вас. И вашу силу. Я думаю, вы такой же сильный, как лев.

Он покачал головой.

– Ты говоришь такие странные вещи.

Казалось, он был не в силах заставить себя перестать касаться ее. Он дотронулся пальцем до ее нижней губы. Ее мягкость зачаровывала, манила его.

– Я вовсе не хочу говорить странные вещи, – сказала Кристина нахмурившись. – С вами трудно шутить. – Она отвернула лицо в сторону и прошептала:

– Моя тетя Патриция не хочет, чтобы я разговаривала с вами, Лайон. Если она узнает, что я здесь, с вами, она будет чрезвычайно недовольна.

Услышав эти слова, Лайон приподнял бровь.

– Значит, она может проявить недовольство, да?

– Она говорит, что вы слишком проницательный, – объяснила Кристина.

– А это что, недостаток? – спросил Лайон, сдвинув брови.

– И слишком богатый, – добавила Кристина, когда он недоверчиво посмотрел на нее.

– А что плохого в богатстве? – поинтересовался Лайон.

– Вами невозможно будет управлять, – повторила Кристина мнение тети.

– Чертовски верно.

– Вот видите, вы все же согласились с тетей Патрицией. Вы ведь не такой, как другие, Лайон, правда?

– Какие другие?

Она не ответила на этот вопрос.

– Я не гожусь в любовницы. Тетя сказала, что вы интересуетесь только безнравственными женщинами.

– И ты веришь ей? – удивился он.

Его руки вновь стали гладить ее плечи, и ему уже было трудно вспомнить, о чем они говорили. Он чувствовал жар ее тела сквозь тонкую ткань платья. Это было чудесное ощущение.

Как он хотел дотронуться до нее губами! Она смело смотрела ему в глаза, и на лице у нее было такое невинное выражение. Лайон решил, что она сознательно пытается опрокинуть все его представления о женщинах. Но он-то, конечно, не так прост. И все же Кристина настолько интересовала его, что он решил поиграть в эту игру еще немного. В этом ведь нет никакого вреда, сказал он себе.

– Нет, – ответила Кристина, прерывая его мысли.

– Что «нет»? – переспросил Лайон, пытаясь вспомнить, о чем он ее спросил.

– Нет, не думаю, что моя тетя права. Я вас явно привлекаю, Лайон, а я ведь не безнравственная женщина.

Лайон рассмеялся. От этого неожиданно мягкого звука сердце Кристины учащенно забилось. Теперь она понимала, какая ей грозит опасность. Лайон мог сломать все ее с таким трудом воздвигнутые барьеры. Она знала, что он немедленно увидит все ее притворство, и от этой уверенности у нее внутри все похолодело.

– Я действительно должна вернуться в зал, – выпалила она.

– Ты хотя бы представляешь, насколько приводишь меня в замешательство? – спросил Лайон, пропуская мимо ушей ее требование. – У тебя это очень хорошо получается, Кристина.

– Я вас не понимаю.

– О, думаю, прекрасно понимаешь, – протянул Лайон. – Не знаю, как тебе это удается, но из-за тебя я веду себя словно мальчишка. Вокруг тебя такой ореол таинственности. Это ведь все специально, да? Ты думаешь, что станешь мне менее интересна, если я буду больше знать о тебе?

Менее интересна? Кристине стало смешно. Он же в ужас придет, если узнает о ней правду. Да, все-таки тетя оказалась права. Маркиз Лайонвуд слишком умен, чтобы его можно было долго обманывать.

– Милая моя, не надо так беспокоиться.

Она заметила веселые искорки у него в глазах.

– Не называйте меня так. – Голос ее дрожал, но только из-за того, что ей все труднее было притворяться. – Это не правильный закон, – добавила она, энергично тряхнув головой.

– Не правильный закон? – Лайон совершенно не представлял, о чем она говорит. Растерянность сменилась раздражением. Он заставил себя вздохнуть поглубже, чтобы успокоиться. – Давай начнем сначала, Кристина. Я задам тебе простой вопрос, а ты можешь дать мне прямой ответ. Но сначала, будь любезна, объясни, что ты имела в виду, сказав, что называть тебя милой – это не правильный закон.

– Вы напоминаете мне кое-кого из моего прошлого, Лайон. И я слишком скучаю по дому, чтобы продолжать эту беседу, – печально прошептала она.

– Ты была влюблена в другого мужчину? – спросил Лайон, не сумев скрыть гнева.

– Нет.

Он подождал и, когда она так и не продолжила, протяжно вздохнул:

– Ну, нет, я не позволю тебе молчать. Ты объяснишь, – добавил он, еще сильнее сжав ее плечи. – Кристина, я знаю тебя менее двух часов, и ты уже вьешь из меня веревки. В этом нелегко признаваться… Неужели мы не можем придерживаться одной темы?

– Думаю, не можем, – ответила Кристина. – Когда я рядом с вами, я забываю все правила.

Лайон подумал, что она, кажется, так же растерянна, как и он. Они опять вернулись к ее «законам». Он совершенно не понимал ее.

– Я все равно добьюсь своего, – сказал он. – Я всегда добиваюсь своего. Ты можешь сбивать меня с толку сколько угодно, но я всегда…

Он забыл, о чем говорил, когда Кристина вдруг привстала на цыпочки и провела кончиками пальцев по рваной линии его шрама. Это нежное прикосновение потрясло его до глубины сердца.

– У тебя отметина воина, Лайон.

Он опустил руки и отступил, стремясь отодвинуться от нее как можно дальше, чтобы охладить огонь, бушующий в его жилах. Невинный взгляд ее глаз сказал ему, что она совершенно не понимает, как действует на него.

Это случилось так внезапно, так всепоглощающе! Лайон не представлял раньше, что желание может вспыхнуть столь стремительно.

Кристина воспользовалась тем, что он отступил, склонила голову и обошла его.

– Мы больше никогда не должны касаться друг друга, – сказала она, затем повернулась и пошла прочь.

Она уже дошла до выхода, когда ее остановил его голос.

– Тебя не привлекают воины со шрамами?

Кристина повернулась так стремительно, что юбки вихрем взметнулись вокруг ее ног. Она казалась потрясенной его вопросом.

– Не привлекают? Вы, конечно, шутите надо мной.

– Я никогда не шучу, – ответил Лайон безразличным тоном, но в его глазах мелькнула незащищенность.

Она знала, что должна признаться хотя бы в одном.

– Я нахожу вас настолько привлекательным, что почти не в силах отказать вам.

Она не могла поднять на него глаза, смутившись от собственных слов. Она подумала, что, вероятно, покраснела, и эта мысль так рассердила ее, что она снова повернулась к Лайону спиной.

Он был стремителен, как лев. Только что он стоял в дальнем конце балкона, а сейчас уже прижимал ее своим телом к кирпичной стене. Он отрезал ей путь к отступлению, а его руки сильно сжимали ее плечи. Когда он наклонился, чтобы захлопнуть дверь, их тела коснулись друг друга, и это касание потрясло обоих. Кристина вытянулась у стены, тщетно пытаясь отодвинуться, но реакция Лайона оказалась противоположной. Он наклонился, чтобы обнять ее.

Лайон знал, что смущает девушку. Он видел ее румянец даже в мягком лунном свете ночи.

– Ты как хрупкий маленький цветок, – прошептал он, лаская ее плечи, шею. – А твоя кожа – словно горячий шелк.

Она еще сильнее покраснела, и Лайон улыбнулся.

– Открой глаза, Кристина. Посмотри на меня, – проговорил он голосом, мягким, словно летний ветерок.

Его нежные речи привели ее в трепет. Слова любви. Почти такие же слова говорил Черный Волк Мерри, когда думал, что они одни. Означает ли это, что Лайон хочет стать ее парой? Кристина чуть было не задала этот вопрос, но потом поняла, что это неприлично. Лайон ведь англичанин, напомнила она себе, а у них совсем другие законы, и она не должна забывать об этом.

– Я никогда бы не решилась флиртовать со львом, – выпалила она. – Это слишком опасно.

Руки Лайона легли на ее шею. Он даже толком не знал, чего ему больше хочется в данный момент: поцеловать ее или задушить? Да, эта женщина постоянно сбивала его с толку своими неожиданными высказываниями. Он ощущал бешеный стук ее сердца.

– В твоих глазах нет никакого страха, но твое сердце говорит правду. Тебя пугает твое влечение ко мне?

– Какой вы, однако, самоуверенный человек, – сказала Кристина. – Я и в самом деле так напугана, что могу упасть в обморок, если вы не отпустите меня сию же минуту.

Лайон засмеялся, давая ей понять, что воспринимает ее слова как шутку. Он склонился над ней, почти касаясь ее губами.

– Разве ты не говорила мне, что я настолько неотразим, что мне невозможно отказать?

– Нет, – прошептала она. – Я сказала, что вам почти невозможно отказать. Почти. В этом вся разница.

Кристина попыталась улыбнуться, но это ей не удалось. Она была слишком занята борьбой с непреодолимым желанием прижаться к нему, почувствовать его руки, попробовать его на вкус. Она хотела, чтобы ее запах смешался с его запахом.

Она понимала, что это запретное, опасное желание. Одно дело дразнить детеныша и совсем другое – играть со взрослым львом. Напряженность в глазах Лайона говорила ей о том, что в своем упорстве он будет подобен голодному льву. Он поглотит ее, если она не сумеет защитить себя.

– Лайон, – прошептала она, раздираемая между желанием и необходимостью быть осмотрительной. – Вы должны помочь нам преодолеть это влечение. Я все забуду, если вы не захотите помочь.

Он не понимал, о чем она говорит. Что она может забыть? Может быть, он неверно понял? Ее акцент стал настолько заметен, что он уже не был уверен, что правильно понял ее.

– Я собираюсь поцеловать тебя, Кристина, – сказал он, схватив ее за подбородок прежде, чем она успела отрицательно покачать головой. – Всего один поцелуй, – пообещал Лайон.

Он потерся подбородком о ее макушку, вдохнул ее нежный аромат и тихо, удовлетворенно вздохнул. Потом он взял ее руки и положил их себе на плечи.

Боже, как она была нежна! Его ладони скользнули по ее рукам, и он почувствовал, как по ней прошла волна дрожи. Он властным движением притянул ее к себе.

Он слишком долго собирается, подумала Кристина, чувствуя, что больше не в силах бороться. Она только чуть-чуть коснется его, и ее любопытство будет удовлетворено. А потом она вернется в зал и совершенно забудет о Лайоне.

Кристина привстала на цыпочки и быстро коснулась губами его подбородка. Потом она сдержанно поцеловала его в губы и почувствовала, как он сразу напрягся. Кристина откинулась назад, увидела его улыбку и поняла, что он одобряет ее смелость.

Но его улыбка внезапно погасла, когда она провела кончиком языка по его нижней губе. Лайон вздрогнул, словно его поразил удар молнии, и притянул ее к себе так, что их тела слились. Он уже не думал о том, что может ее испугать. Его руки не давали ей пошевелиться. Он не отпустит ее, пока сам этого не захочет.

Кристина вдруг попыталась отвернуть голову, и дрожь, которая ее в этот момент сотрясла, заставила Лайона подумать, что ее, очевидно, начинают мучить сомнения.

– Лайон, пожалуйста, мы…

Его рот нашел ее губы, мгновенно заглушив все протесты. Он дразнил и мучил ее, побуждая приоткрыть рот. Кристина откликнулась. Ее пальцы зарылись в его волосы. Лайон застонал, потом его язык вонзился между ее губами.

Кристина забыла об осторожности. Ееруки вцепились в плечи Лайона, и жар его тела слился с ее жаром. Стон вырвался и у нее. Язык Кристины отправился исследовать чудесные глубины.

Огонь забушевал у Лайона в крови. Он вновь прильнул к ней в горячем, неистовом поцелуе. О, какая это была блаженная мука! И он не хотел, чтобы она прекращалась. Кристина целовала его так, что он решил: у нее все же были мужчины. Но Лайон сказал себе, что ему это безразлично. Желание уложить ее в постель при первой же возможности затмевало все остальное.

Лайон никогда не испытывал такого необузданного желания. Кристина застонала. И этот звук, раздавшийся откуда-то из глубины ее горла, чуть было не лишил Лайона остатков здравого смысла. Он понял, что вот-вот полностью потеряет контроль над собой, и резко отпрянул.

– Сейчас не время и не место, милая, – проговорил он срывающимся шепотом.

Он глубоко вздохнул и отчаянно попытался не смотреть на ее губы. Такие мягкие, такие возбуждающие! Она сейчас выглядела так, словно ее долго целовали. Впрочем, так оно и было, и Лайон видел, что ей так же трудно взять себя в руки, как и ему.

Это радовало. Ему даже пришлось самому снять со своих плеч ее руки, потому что Кристина, похоже, была не в силах пошевелиться. Она только не отрываясь смотрела на него, и ее глаза приобрели глубокий сине-фиолетовый оттенок. Цвет страсти, подумал Лайон, целуя кончики ее пальцев, прежде чем отпустить ее.

– Я узнаю все твои секреты, Кристина, – прошептал Лайон, думая о том наслаждении, которое они могут доставить друг другу в постели.

Его обещание вонзилось в ее сознание кинжалом. Кристина решила, что он только что пообещал выяснить все о ее прошлом.

– Оставьте меня в покое, Лайон, – прошептала она. Она обошла его, вошла в арку и затем повернулась, чтобы бросить на него последний взгляд. – Ваше любопытство может стоить вам жизни.

– Жизни?

Она покачала головой, показывая, что не собирается распространяться на эту тему.

– Мы удовлетворили друг друга поцелуем. Этого было достаточно.

– Достаточно?

Его рык эхом полетел за ней в гостиную. Сердце Кристины колотилось, и она благодарила богов за то, что гости все еще были в столовой. Рядом с ее тетей стоял свободный стул. Кристина немедленно села и попыталась сосредоточиться на скучной беседе, которую Патриция вела с хозяевами дома.

Спустя несколько минут в дверях появился Лайон. Лорд Бейкер был вне себя от восторга. Очевидно, и он, и все остальные гости решили, что маркиз Лайонвуд только что прибыл.

Кристина коротко кивнула Лайону и отвернулась. Это несказанно обрадовало графиню. Старуха даже похлопала Кристину по руке, впервые проявив таким образом одобрение по отношению к племяннице.

Лайон столь же демонстративно не обращал внимания на Кристину. Он был, разумеется, в центре внимания: титул и богатство возвышали его над всеми. Мужчины немедленно окружили его. Большинство женщин также покинули свои места. Они столпились, словно стая перепелок, в унисон кивая головой и хлопая ресницами каждый раз, когда Лайон смотрел в их сторону.

Кристина больше не могла наблюдать эту отвратительную сцену и вернулась в гостиную.

Лайон же оказался втянутым неутомимым хозяином дома в беседу о севообороте. Он скорее слушал, чем советовал, используя это время для того, чтобы обрести душевное равновесие. Хотя это никак не отражалось на его лице, внутри все так и клокотало от гнева.

Черт, она снова отмахнулась от него! Дважды за один вечер! Это уже своеобразный рекорд, сказал он себе. А как она хороша! Она даже заставила его поверить, что так же пылает страстью, как и он. Ну прямо маленькая искусительница!

Лайон чувствовал себя так, словно его только что окунули с головой в сугроб. Да, она удовлетворила его любопытство. Проблема, однако, была в том, что он не насытился ею, этим вкусом горячего, дикого меда. И пока лорд Бейкер увлеченно расписывал достоинства ячменя, в ушах Лайона вновь зазвучал протяжный стон Кристины, сопровождавший их поцелуй. Конечно, с её стороны все это было лишь игрой, но воспоминание по-прежнему будоражило его кровь.

Тетя Кристины последовала за ней в гостиную. Графиня оставалась все время рядом с племянницей, язвительно перечисляя «отвратительную на вкус еду», которую только что поглотила в огромном количестве. Кристина считала себя в безопасности. Но вот наступил момент, когда графиня направилась наверх, чтобы привести себя в порядок, и Лайон неожиданно вошел в комнату.

Кристина вновь почувствовала себя незащищенной. Лайон решительным шагом направился к ней, и, хотя он улыбался другим гостям, она прекрасно видела гнев в его глазах. Она немедленно подошла к лорду Бейкеру и заговорила с ним, настороженно следя за Лайоном краем глаза.

– У вас такой прекрасный дом! – польстила Кристина хозяину.

– Благодарю вас, моя дорогая. В нем все устроено для моего удобства, – заявил лорд Бейкер, выпятив грудь от ощущения собственной важности. Он начал объяснять, где он раздобыл различные предметы искусства, заполнявшие все полки в комнате. Кристина старалась хотя бы делать вид, что слушает его. Она заметила, как заколебался Лайон, и улыбнулась.

– Вообще-то большая часть этих предметов собрана моей женой. Она прекрасно разбирается в антиквариате, – заметил лорд Бейкер.

– Что? – переспросила Кристина, озадаченная взглядом лорда Бейкера. Похоже, он ожидал от нее какого-то ответа. Это было крайне неудачно, потому что она не имела ни малейшего представления о том, какова была тема их беседы.

Лайон приближался. Кристина, разумеется, в том, что никак не могла сосредоточиться, винила исключительно его. Она понимала, что будет глупо выглядеть в глазах хозяина дома, если не сможет поддерживать беседу. Она повернулась спиной к Лайону и вновь улыбнулась лорду Бейкеру.

– Где вы нашли эту прелестную розовую вазу, что стоит у вас на каминной полке? – поинтересовалась она.

Лорд Бейкер снова переполнился энтузиазмом. Кристина подумала, что он похож на толстого кролика.

– Это самый ценный предмет в моей коллекции, – заявил он. – И единственный, который я выбрал сам. Она стоит больше, чем все драгоценности моей жены, вместе взятые, – прошептал он. – Пришлось быть очень твердым с Мартой. Жена заявила, что ваза никуда не годится.

– О, мне кажется, она просто прекрасна! заявила Кристина.

– Бейкер, я бы хотел поговорить с принцессой Кристиной. Наедине, если вы не возражаете, – произнес голос Лайона прямо за ее спиной. Кристина знала, что если сделает шаг назад, то коснется его груди. Эта мысль настолько смутила ее, что она не нашлась, что сказать.

– Конечно, – сказал лорд Бейкер.

Он задумчиво посмотрел на Лайона. Он не прочь стать сводником, подумал Лайон. Слух о том, что маркиз заинтересовался принцессой Кристиной, несомненно, облетит весь Лондон к завтрашнему дню. Странно, но это не очень беспокоило Лайона. Если ему удастся таким образом отпугнуть от нее всех других кавалеров, тогда этот слух даже сыграет ему на руку.

– Ни в коем случае, – внезапно вырвалось у Кристины. Она улыбнулась лорду Бейкеру, чтобы смягчить свой отказ, и мысленно умоляя, чтобы он пришел ей на помощь.

Однако ее мольбы не были услышаны. Лорд Бейкер выглядел растерянным и сбитым с толку, и Лайон произнес непринужденно:

– Кристина обладает таким замечательным чувством юмора. Когда вы получше узнаете ее, я уверен, вы согласитесь со мной, Бейкер.

Смешок Лайона ввел в заблуждение лорда Бейкера, но только не Кристину. Его цепкие пальцы, завладевшие ее рукой, подтверждали то, что ему вовсе не смешно.

Он нацелился на победу. Кристина подумала, что он даже способен устроить сцену, если она опять отвергнет его. Похоже, его совсем не волнует, что могут о нем подумать окружающие. Такой чертой она просто не могла не восхищаться.

Лайону нет нужды считаться с общественным мнением, напомнила она себе. Титул уже гарантировал ему уважение. А он к тому же был таким же дерзким и самоуверенным, как вождь племени дакота!

Кристина попыталась высвободиться. Лайоы улыбался лорду Бейкеру, а сам в это время все сильнее сжимал ее руку. Таким образом он без слов говорил ей о том, что спорить бесполезно. Затем он повернулся и потянул ее за собой.

Она не сопротивлялась, а лишь распрямила плечи и последовала за маркизом. Все взоры были прикованы к ним, и поэтому она заставила себя улыбаться и делать вид, что это так естественно, когда тебя тянет через весь зал за руку мужчина, с которым ты только что познакомилась. Когда она услышала, как одна дама громким шепотом заметила, что они с маркизом являют собой поразительную пару, она перестала улыбаться. Кристина знала, что Лайон тоже слышал эти слова. Об этом говорила его самодовольная ухмылка.

Лайон остановился только тогда, когда они достигли уже знакомой балконной ниши. Кристина была так рада, что он не вытащил ее на балкон, что даже стала успокаиваться. Они были по-прежнему на виду у всех гостей. И это было благом для Кристины: она знала, что Лайон не станет целовать ее до бесчувствия, когда все следят за каждым его шагом. Нет, нежные объятия и слова любви принадлежат минутам, когда мужчина и женщина остаются наедине.

Кивнув нескольким джентльменам, Лайон вновь повернулся к Кристине. Он стоял так близко, что если бы она сделала всего один шаг вперед, то коснулась бы его. Хотя он отпустил ее руку, Кристина намеренно не поднимала голову, отказываясь посмотреть ему в глаза. Она подумала, что, вероятно, кажется с виду очень покорной.

Именно такое впечатление она и хотела создать у присутствующих, и все же это ее раздражало.

Опять ложь, опять притворство! Как бы смеялся ее брат, Белый Орел, если бы мог видеть ее сейчас! Он знал, как знали абсолютно все там, дома, что в Кристине нет ни капли покорности.

У Лайона, казалось, хватило бы терпения смотреть на нее в упор весь вечер. Кристина решила, что он не станет заговаривать с ней до тех пор, пока не будет уверен в ее абсолютном внимании. Она безмятежно улыбнулась и наконец посмотрела ему в глаза.

Да, он действительно сердился. Сейчас в его глазах не было золотых искорок.

– Ваши глаза стали такими же черными, как у ворона, – выпалила она.

Он даже глазом не моргнул на это очередное странное замечание.

– Только не в этот раз, – прошипел он негодующим шепотом. – Комплименты больше не собьют меня с толку, моя маленькая искусительница. Клянусь Богом, что если ты еще когда-нибудь попробуешь отмахнуться от меня так небрежно, я…

– О, это вовсе не был комплимент! – перебила его Кристина, не скрывая своего раздражения. – Ворон – это наш враг.

Господи, опять она проговорилась! Лайон с такой легкостью заставлял ее выбалтывать лишнее! Кристина боролась с желанием подхватить юбки и кинуться бежать. Но вдруг она поняла, что он не понимает ее слов. Растерянное выражение его лица ясно говорило, что она озадачила его.

– Птицы – твои враги? – спросил он недоверчиво.

Кристина улыбнулась.

– О чем это вы? – Спросила она, изобразив непонимание. – Вы хотели поговорить со мной о птицах?

– Кристина! – Он буквально прорычал ее имя. – Ты даже святого можешь вывести из себя!

Он выглядит так, словно готов броситься, подумала она, сделала осторожный шаг назад и сказала:

– Но вы же не святой, Лайон, правда?

Внезапный крик привлек внимание Лайона. Кристина тоже услышала его, однако, когда она попыталась повернуться, Лайон резко схватил ее и толкнул себе за спину. Его сила поразила ее. Он действовал так стремительно, что Кристина еще даже не успела догадаться о его намерении, а дело уже было сделано.

Его широкие плечи закрывали от нее все происходящее. Но Кристина поняла, что возникла какая-то угроза. Можно было подумать, что он пытается защитить ее.

Ее разбирало любопытство. Она выглянула из-за спины Лайона и увидела у входа вооруженных мужчин. Ее глаза расширились от удивления: вечер, несомненно, получил неожиданное продолжение. Сначала она встретила Льва, а сейчас, судя по всему, их собирались ограбить. Надо же, это становится чрезвычайно интересным!

Кристине захотелось получше рассмотреть грабителей. У Лайона, однако, были другие намерения. Как только она встала рядом, он вновь отодвинул ее обратно к себе за спину.

Он действительно защищал ее! Кристину охватило радостное чувство. Она даже улыбнулась по этому поводу. Она решила не мешать ему, потом встала на цыпочки, положила руки на плечи Лайона и выглянула из-за него, чтобы посмотреть на происходящее.

Налетчиков было пятеро. Четверо из них держали в руках ножи. Взглянув на то, как они это делают, Кристина неодобрительно покачала головой. Пятый грабитель держал в руке пистолет. На всех были маски, закрывающие нижнюю часть лица. Мужчина с пистолетом – явно их вожак, как решила Кристина, – прокричал какие-то команды. Его голос звучал неестественно, и Кристина сразу поняла, что он знаком с некоторыми из гостей и пытается изменить голос. И хотя он был одет так же, как и остальные грабители, – в помятый костюм и нелепую шляпу – сапоги у него были совсем другие. Они тоже были старыми и потертыми, но Кристина сразу оценила высокое качество кожи.

А потом главарь повернулся и окинул взглядом помещение. Его глаза расширились от удивления, Кристина невольно ахнула. Боже праведный, да ведь она видела этого человека не далее как час назад!

Лайон слышал ее возглас. Он еще сильнее скривился, решив, что Кристина испугалась. Он подался назад, толкая ее подальше в тень. Он собирался скрыть ее в нише, а если возникнет серьезная угроза, вытолкнуть за дверь.

Жена лорда Бейкера упала в обморок, когда один из бандитов потребовал ее бриллиантовое колье. Она приземлилась очень удачно – прямо на диванчик. Кристина отчаянно пыталась подавить смех. Обморок был таким замечательным притворством!

Внезапно в самый разгар событий в комнату вошла тетя Патриция. Графиня, судя по всему, не понимала, что происходит. Когда бандит повернулся и направил на нее пистолет, Кристина невольно отреагировала.

Какая бы она ни была, все равно тетя Патриция – ее родственница. Ни один человек не причинит ей вреда!

Все произошло так быстро, что никто ничего не понял. Лайон услышал свист ножа за секунду до того, как один из грабителей взвыл от боли. Боковым зрением он уловил блеск металла у себя над правым плечом и повернулся, пытаясь защитить Кристину от этой новой угрозы, но никого не увидел. Тот, кто метнул нож, вероятно, скрылся на балконе, решил он.

Бедная Кристина! Она пыталась выглядеть достойно. Скромно сложив руки, она только удивленно смотрела на него. Она даже оглянулась вместе с Лайоном и все же, кажется, не понимала, что там, в тени, может таиться опасность.

Лайон быстро толкнул ее в угол, чтобы стена защищала ее. Когда он убедился, что никто не сможет напасть на нее сзади, он повернулся лицом к бандитам, плечами прижимая Кристину к стене.

Она не противилась этому, понимая ход его мыслей. Лайон хотел обезопасить ее со всех сторон. Достойное решение, подумала Кристина.

Конечно, в этом не было никакой необходимости, ведь позади нее никого не было с самого начала. Однако же она не могла сказать об этом Лайону, и его забота доставляла ей просто несказанное удовольствие.

Главарь бандитов уже исчез. Остальные угрожающе размахивали ножами, пятясь к двери.

И пистолет, и нож остались на полу. Лайон повернулся к Кристине.

– С тобой все в порядке? – требовательно спросил он.

Он казался таким встревоженным, что Кристина решила: необходимо изобразить испуг. Она кивнула и, когда Лайон положил руки ей на плечи и притянул к себе, буквально ощутила его ярость.

– Вы сердитесь на меня? – спросила она.

Он удивился.

– Нет. – Его ответ прозвучал слишком резко, и он попытался смягчить его. – Разумеется, я на тебя не сержусь.

Он очень старался придать голосу мягкость, и Кристина улыбнулась.

– Ну, тогда вам незачем с такой силой сжимать мои плечи.

Он немедленно отпустил ее.

– Вы сердитесь, потому что не могли подраться с этими смутьянами, так ведь, Лайон?

– Смутьянами? Дорогая моя, их намерения были гораздо более серьезными, – сказал Лайон.

– Но вы ведь хотели с ними драться, да?

– Да, – признался он усмехнувшись. – Мне просто не терпелось кинуться в самую гущу. Некоторые привычки забываются с большим трудом.

– Вы всегда будете воином, Лайон.

– Что?

О Боже, он опять был озадачен! Кристина поспешно поправилась:

– Здесь так много пожилых людей. Вам было бы небезопасно вмешиваться. Кто-нибудь мог пострадать.

– Тебя волнует только судьба стариков?

– Да.

Услышав ее ответ, Лайон нахмурился, и она вдруг поняла, что он хочет, чтобы она беспокоилась и о его безопасности. Разве он не понимает, что она бы оскорбила его своим беспокойством? Ведь это означало бы, что она недостаточно верит в его умение и силу! Да, но ведь он англичанин, напомнила она себе. А эти англичане такие странные…

– Я бы не стала волноваться за вас, Лайон. Вы бы сумели постоять за себя.

– Ты настолько в меня веришь?

Она улыбнулась горделивости, прозвучавшей в его голосе.

– О да, – прошептала она, награждая его похвалой, в которой он, судя по всему, нуждался. Она собиралась еще кое-что добавить, но в это время раздался громкий вопль.

– Наша хозяйка начинает приходить в себя после обморока, – произнес Лайон. – Стой здесь, Кристина. Я вернусь через минуту.

Она поступила так, как он велел, следуя за ним лишь глазами. Ее сердце сильно забилось, когда Лайон присел и поднял ее нож. Она глубоко вздохнула, затаила дыхание и выдохнула с облегчением, когда он положил нож на стол и занялся пистолетом.

Вокруг поднялся невообразимый шум: все вдруг заговорили одновременно. Может, ей тоже попытаться упасть в обморок, подумала Кристина. Нет, диванчик уже занят, а пол как-то не прельщал ее. Она решила довольствоваться заламыванием рук. Ведь нужно же как-то показать, что она расстроена!

Один из двух джентльменов, целиком поглощенных беседой, знаком подозвал к себе Лайона. Как только Лайон двинулся в сторону столовой, Кристина стала протискиваться к столу. Она убедилась, что никто не обращает на нее внимания, взяла нож, вытерла его и спрятала в чехол.

Потом она поспешила к тете. Графиня в это время давала язвительные советы распростертой на диванчике расстроенной даме.

– Полагаю, с нас хватит волнений на сегодняшний вечер, – сказала Кристина своей опекунше, когда наконец смогла привлечь ее внимание.

– Да, – ответила графиня. – Пора отправляться домой.

Лайон застрял в столовой, слушая нелепые предложения двух дряхлых джентльменов о том, как следует ловить Джека и его шайку.

Прошло минут десять, и он уже был сыт ими по горло. Он вновь и вновь возвращался мыслями к необычному ножу, который несколькими минутами раньше держал в руках. Оружие было довольно грубо сделано, но острое как бритва и с плоской ручкой. Владелец приобрел его явно не в Англии.

Лайон решил взять кинжал с собой. В нем проснулось любопытство, и он решил во что бы то ни стало найти владельца.

– Я оставлю вас, господа, чтобы дать вам возможность в деталях продумать ваш план, – заявил Лайон. – Полагаю, мне следует проводить домой принцессу Кристину и ее опекуншу. Прошу прощения, господа.

Он повернулся и поспешил в гостиную, где велел Кристине ждать его возвращения. Будучи уверенным, что она все еще нуждается в его поддержке, Лайон упрекнул себя за то, что оставил ее одну. Он искренне надеялся, что она взволнована: мысль о том, чтобы утешить ее, очень понравилась ему.

Лайон уже прикидывал, как нейтрализовать опекуншу. Ему нужно лишь несколько минут наедине с Кристиной, чтобы он мог еще раз поцеловать ее.

– Черт! – выругался Лайон, когда понял, что Кристина исчезла. Он взглянул на стол, где оставил нож, и еще раз выругался.

Нож тоже исчез. Настроение Лайона упало. Он, хотел было расспросить гостей, но все. они были заняты своими недавними переживаниями, и он решил не тратить времени даром.

Лайон повернулся, чтобы еще раз взглянуть на нишу, где они с Кристиной стояли во время ограбления. Внезапная мысль поразила его. Нет, сказал он себе, это невозможно.

Потом он направился к нише и остановился лишь тогда, когда подошел вплотную к перилам балкона.

Целых двадцать футов отделяли балкон от покатой террасы внизу. Влезть здесь было невозможно. Перила были слишком шаткими, слишком слабыми, чтобы выдержать человека и веревку.

У него вновь возникло нелепое предположение.

Лайон потряс головой.

– Невозможно, – пробормотал он вслух. Он решил пока отложить разрешение этой загадки и сосредоточить внимание на том, что сейчас беспокоило его больше всего.

Лайон покинул дом Бейкера в мрачном настроении. Он был слишком зол, чтобы общаться с кем бы то ни было, и решил подождать до завтра.

А потом он собирался очень серьезно поговорить с Роном.




Глава 4


"Эдвард всегда одевался во все белое. Иные цвета раздражали его. Он предпочитал, чтобы и я носила длинные струящиеся платья белого цвета в греческом стиле. Стены дворца белили каждый месяц, и во всем его убранстве не было ни одного яркого пятна. Эта странность Эдварда забавляла меня, но я все же подчинилась его желаниям. Ведь он был так добр ко мне. Я могла получить все, что пожелаю, мне не позволяли даже пальцем пошевельнуть. Он только требовал от меня выполнения одного правила. Эдвард заставил меня пообещать, что я никогда не выйду за пределы этого белоснежного дворца. Он объяснил, что это делается ради моей безопасности.

Я была верна своему обещанию почти шесть месяцев. Потом до меня стали доходить вести о жизни за пределами наших владений. Я верила, что враги Эдварда распространяют слухи о его жестокости исключительно для того, чтобы вызвать волнения.

Я взяла одежду моей служанки, и мы отправились пешком в ближайшую деревню. Я рассматривала эту прогулку как приключение.

Боже праведный, я попала прямо в чистилище!"

Запись в дневнике

15 августа 1795 года



Поверенные, занимавшиеся делом о наследовании имений графа Эктона, условились посетить графиню Патрицию Каммингс в десять часов утра во вторник. Господа Хендерсон и Бортон прибыли минута в минуту.

Графиня с трудом сдерживала нетерпение. Она провела двух седовласых джентльменов в свой кабинет, закрыла дверь и уселась в кресло за поцарапанным письменным столом,

– Прошу простить за ветхость обстановки, – сказала она, нервно улыбнувшись. – Я была вынуждена потратить последние средства на гардероб моей племянницы Кристины, ведь впереди у нее целый сезон. Представьте, мне даже пришлось отказать многим желавшим посетить нас: слишком неловко показывать им, как мы живем. Зато Кристина произвела сенсацию. Я уверена, что удачно, выдам ее замуж.

Графиня внезапно поняла, что болтает без умолку. Она слегка кашлянула, чтобы скрыть свое смущение.

– Вы наверняка в курсе того, что этим домом мы сможем пользоваться только еще один месяц. Вы ведь получили уведомление о его покупке?

Хендерсон и Бортон одновременно кивнули. Бортон повернулся к своему коллеге, бросил на него какой-то странный, смущенный взгляд и стал теребить свой галстук. Графиня прищурила глаза от такой невоспитанности.

– Когда я получу свои деньги? – требовательно спросила она. – Я Осталась совсем без средств к существованию.

– Но это не ваши деньги, графиня, – заявил Бортон после того, как его коллега кивнул. – Вы ведь знаете это.

Бортон побледнел при виде ужасной гримасы, исказившей лицо графини. Он больше не мог смотреть на нее.

– Не могли бы вы поподробнее объяснить? – попросил он коллегу, уставившись в пол.

– Разумеется, – сказал Хендерсон. – Графиня, если бы мы смогли поговорить наедине с вашей племянницей, я уверен, что это недоразумение тотчас бы прояснилось.

Хендерсон явно не опасался графини. Его голос звучал исключительно ровно, и он продолжал улыбаться, несмотря на то что графиня бесилась от гнева.

Наконец Патриция стукнула кулаком по столу.

– Какое отношение имеет Кристина к этой встрече? Я ее опекунша, и поэтому я контролирую ее средства. Разве это не так? – взвизгнула она.

– Нет, мадам, не так.

Возмущенный вопль графини донесся даже до Кристины, находившейся наверху. Она тут же вышла из спальни и поспешила вниз – посмотреть, что же так расстроило графиню. Кристина давно научилась различать оттенки тетушкиных криков. Этот напоминал вопль попавшей в сети совы и показал Кристине, что тетя вовсе не испугана, а просто ужасно зла.

Только у дверей библиотеки Кристина заметила, что забыла обуться. Боже, вот это, несомненно, выведет тетю из себя, подумала Кристина и вновь побежала наверх, нашла какие-то туфли и быстро надела их.

Кристина насчитала еще пять воплей, прежде чем вновь оказалась внизу. Она не стала стучать в дверь кабинета, зная, что крики тети все равно заглушат любой звук. Она распахнула дверь и поспешила войти,

– Я могу чем-нибудь помочь, тетя? – спросила она.

– Это ваша племянница? – одновременно спросил Хендерсон, торопливо вставая с кресла.

– Кристина, вернись в свою комнату! Я сама разберусь с этими негодяями!

– Мы не будем обсуждать с вами условия завещания вашего отца, графиня, – сказал Бортон, – Вы должны оставить нас наедине с вашей племянницей. Таково было желание вашегоотца, изложенное в его завещании.

– Как могло появиться такое условие? – прокричала Патриция. – Мой отец даже не знал, что у Джессики будет ребенок! Он не мог знать! Я позаботилась об этом.

– Ваша сестра написала вашему отцу письмо и сообщила ему о ребенке. Я полагаю, она это сделала, когда жила у вас. Кроме того, она оставила еще одно послание. Граф нашел его через год после ее исчезновения.

– Джессика не могла написать ему, – заявила Патриция хмыкнув. – Вы лжете. Я бы знала. Я просматривала все ее бумаги.

– Вы ведь имеете в виду, что уничтожали каждое письмо, так ведь, графиня? – спросил Хендерсон, бросив на нее презрительный взгляд. – Вы ведь не хотели, чтобы ваш отец узнал о своем наследнике, не так ли?

Лицо тети Патриции заполыхало огнем.

– А вот этого вы просто не можете знать, – пробормотала она.

Кристина начала беспокоиться о здоровье тети, которую душил страшный гнев. Она подошла к ней и положила руку на плечо.

– Не важно, как мой дед узнал обо мне. Прошлое позади, господа. Оставим его в покое.

Мужчины поспешно закивали.

– Разумная просьба, моя дорогая, – заметил Хендерсон. – Теперь, в соответствии с условиями завещания, мы должны остаться с вами наедине и объяснить вам состояние ваших финансов.

Кристина, почувствовав, что тетя намерена возразить, сильнее сжала ее плечо.

– Если я попрошу, чтобы графиня осталась, вы согласитесь? – спросила она.

– Разумеется, – ответил Бортон, после того как его партнер кивнул.

– Тогда прошу вас, присаживайтесь и начинайте. – Кристина почувствовала, как напряжение покидает тетю, и медленно отпустила ее плечо.

– Некий капитан Хаммершильд доставил письмо вашей матери графу Эктону, – начал Хендерсон. – Письмо находится у нас, как и то послание, что оставила сама Джессика, если вы сомневаетесь, графиня, – добавил поверенный. – Нет необходимости вдаваться в подробности, потому что, как вы изволили заметить, принцесса Кристина, прошлое позади. Ваш дед сразу составил новое завещание. Он отвернулся от вас, графиня, но при этом был так возмущен поведением своей другой дочери, что решил оставить все состояние своему единственному внуку или внучке. – Бортон подался вперед и добавил:

– Он не знал, кто родился – девочка или мальчик. Разумеется, предусмотрены оба случая, но мы объясним лишь то, что касается рождения внучки.

– Что же такого сделала моя мать? Что могло заставить ее отца перемениться к ней? Мне казалось, они были очень близки, – задумчиво сказала Кристина.

– Да, что же такого совершила моя святоша-сестра, чтобы отец отвернулся от нее? – спросила Патриция с издевкой.

– Когда Джессика оставила мужа, Кристина, ваш дед был чрезвычайно расстроен. Ему нравился зять, и он решил, что дочь действовала… сгоряча, – сказал он, пожав плечами, чтобы скрыть смущение.

– Вы просто боитесь сказать, что мой отец наконец понял: Джессика была сумасшедшей! – заявила графиня.

– Такова печальная истина, – сказал Бортон и с сочувствием посмотрел на Кристину.

– Значит, деньги переходят прямо к Кристине? – спросила графиня.

Хендерсон заметил хитрый блеск, появившийся в ее глазах. И едва не рассмеялся. Граф Эктон не ошибался в отношении своей старшей дочери, признал поверенный. Хендерсон решил поторопиться с объяснениями и поскорее покинуть столь, малоприятное общество.

– Средства были отложены до достижения вами девятнадцати лет, принцесса Кристина. Если вы выйдете замуж до этого дня, средства перейдут к вашему мужу.

– Ей исполнится девятнадцать менее чем через два месяца, – заметила графиня. – Она так скоро не выйдет замуж. И поэтому я как опекунша…

– Прошу выслушать меня до конца, – решительно заявил Хендерсон. – Хотя графу и нравился зять, но он допускал мысль, что в обвинениях дочери в адрес мужа может оказаться доля правды.

– Да, да, – горячо откликнулся Бортон. – Граф был исключительно осмотрительным человеком и поэтому внес дополнительные условия в отношении наследования его огромного состояния.

– Да заканчивайте же наконец! – потребовала графиня. – Излагайте эти проклятые условия, пока я не спятила так же, как Джессика…

Графиня вновь начинала закипать, и Кристина поддержала ее требование, правда, в гораздо более мягкой форме:

– Я бы тоже хотела все узнать поскорее, так что прошу вас, продолжайте.

– Разумеется, – согласился Хендерсон.

Сейчас он намеренно не смотрел на принцессу, боясь, что потеряет мысль из-за ее прекрасных голубых глаз. Его поражало то, что эти две женщины состояли в родстве. Графиня была уродливой вредной старухой с отвратительными манерами, а вот молодая женщина, стоявшая рядом с ней, лицом была прекрасна, как ангел, и характер у нее был, судя по всему, мягкий.

Хендерсон остановил взгляд на крышке письменного стола и продолжил:

– В случае, если вам исполнится девятнадцать лет, а вы еще не будете замужем, ваши средства будет контролировать ваш отец. Он был проинформирован об условиях завещания до того, как покинул Англию и отправился на поиски вашей матери. Он знал, что не будет иметь доступа к деньгам до тех пор, пока…

– Неужели он жив! О нем много лет ничего не слышно, – воскликнула графиня.

– Он жив, – сказал Бортон. – Мы получили от него письмо всего неделю назад. Сейчас он живет на севере Франции и намеревается вернуться сюда в день девятнадцатилетия дочери, чтобы заявить о своих правах на наследство.

– А он знает, что Кристина жива? Что она здесь, в Лондоне? – спросила графиня, и голос ее задрожал от гнева.

– Нет, и мы не сочли нужным проинформировать его, – сказал Хендерсон. – День рождения принцессы Кристины всего через два месяца. Конечно, если вы хотите, принцесса, чтобы мы уведомили вашего отца до…




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=119006) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.