Сэди после смерти Эд Макбейн 87-й полицейский участок #26 Эд Макбейн Сэди после смерти Глава 1 Сначала детектив Стив Карелла подумал, что ослышался. Во всяком случае, совсем не такие слова ожидаешь услышать от овдовевшего мужа, когда его жена лежит с распоротым животом на полу спальни. Собеседник Кареллы в пальто, узкополой шляпе и перчатках стоял у ночного столика с телефоном. Это был высокий худощавый мужчина с ухоженными седыми усами. В его холодных голубых глазах не было и намека на боль или сострадание. Чтобы окончательно убедиться, что Карелла понял его правильно, он повторил свою последнюю фразу, на этот раз более выразительно: – Я очень рад, что она мертва. – Сэр, – резко произнес Карелла, – мне кажется, излишне предупреждать вас… – Совершенно верно, – перебил его хозяин квартиры, – вам ни о чем не нужно меня предупреждать. Я адвокат по уголовным делам. Мне отлично известны мои права, и я полностью отдаю себе отчет, что все сказанное мной по доброй воле в дальнейшем может быть использовано против меня. Повторяю еще раз: моя жена была самой настоящей сукой, и я очень рад, что кто-то ее прикончил. Карелла кивнул и открыл свой блокнот. – Полицию вызвали вы? – Да. – В таком случае вы и есть Джеральд Флетчер? – Совершенно верно. – Мистер Флетчер, как звали вашу жену? – Сара. Сара Флетчер. – Расскажите, пожалуйста, что здесь произошло? – Я вернулся домой… примерно минут пятнадцать назад. Вошел в прихожую, окликнул жену, но она не отозвалась. Я обнаружил ее мертвой на полу в спальне и сразу же позвонил в полицию. – Комната была в таком же состоянии? – Да. – Надеюсь, вы ничего не трогали? – Ничего. После звонка я не сходил с этого места. – Кто-нибудь еще был в квартире? – Ни души. Кроме моей жены, естественно. – Значит, вы утверждаете, что пришли домой примерно пятнадцать минут назад… – Что-то вроде этого. Можете уточнить у лифтера. Карелла посмотрел на часы. – Получается так, что вы пришли домой в половине одиннадцатого или около того. – Да. – А в полицию вы позвонили в… – Карелла заглянул в блокнот, – в двадцать два тридцать четыре. Это верно? – Я не смотрел на часы, но, по-моему, это достаточно точно. – Так, у меня здесь написано, что вызов принят в… – Да, в двадцать два тридцать четыре. – Это ваш чемодан в прихожей? – Да. – Вы куда-то ездили и только что вернулись? – Да, уезжал на три дня на Западное побережье. – Куда? – В Лос-Анджелес. – С какой целью? – Моему коллеге понадобилась помощь в подготовке документов для процесса, который он ведет. – Когда прибыл ваш самолет? – В двадцать один сорок пять. Я получил багаж, взял такси и поехал прямо домой. – И приехали сюда примерно в половине одиннадцатого, верно? – Да верно, верно! В третий раз верно! – Простите, сэр? – Вы уже в третий раз у меня это спрашиваете. Если у вас на этот счет остались какие-то сомнения, то позвольте еще раз повторить, что я приехал домой в двадцать два тридцать, обнаружил, что моя жена мертва и в двадцать два тридцать четыре позвонил в полицию! – Да, сэр, я все понял. – Как ваша фамилия? – неожиданно спросил Флетчер. – Карелла. Детектив Стив Карелла. – Я это запомню. – Пожалуйста. * * * Пока Карелла беседовал с Флетчером, следствие уже начало работать. Полицейский фотограф расхаживал вокруг трупа, щелкая фотоаппаратом со вспышкой. Смерть фиксировалась на поляроидную пленку для мгновенного подтверждения этого факта – нажал на кнопку, подождал пятнадцать секунд – хлоп, щелк – и вытаскиваешь фото, чтобы убедиться, что леди на снимке вышла отлично, насколько это вообще возможно для женщины с распоротым животом, из которого на ковер вываливаются сизые внутренности. Моноган и Монро – детективы из отдела убийств, озираясь по сторонам, ворчали по поводу того, что их вытащили из дома холодной декабрьской ночью за две недели до Рождества. Детектив Берт Клинг допрашивал в вестибюле лифтера и швейцара, пытаясь установить, во сколько именно мистер Джеральд Флетчер подъехал на такси к подъезду своего шикарного многоквартирного дома на Сильверман-Овал, поднялся к себе на лифте и обнаружил, что его жена Сара Флетчер распласталась на полу спальни наподобие амебы. Тем временем Маршалл Дэвис, техник из полицейской лаборатории, осматривал кухню квартиры Флетчера, дожидаясь, когда медэксперт объявит, что женщина мертва, и выскажет предположение о наиболее вероятной причине смерти, хотя не надо быть гением, чтобы понять, что кто-то вспорол ей живот здоровенным ножом. Только после этого сообщения Маршалл Дэвис имел право войти в спальню и с величайшей осторожностью вытащить торчавший из жертвы нож, на рукоятке которого могли сохраниться отпечатки пальцев. Хотя Дэвис был новичком в лаборатории, ему нельзя было отказать в наблюдательности, и первое, на что он обратил внимание, войдя на кухню, было широко распахнутое окно. Следовало заметить, что для декабрьской ночи, когда на улице всего 11° по Цельсию, это было не совсем обычным делом. Дэвис перегнулся через подоконник и выглянул в окно. Рядом с ним проходила пожарная лестница. Несмотря на то что Дэвис получал зарплату лишь за осмотр поверхностных следов насильственных преступлений, например, таких, как осколки стекла в глазу жертвы, или следы от картечи, изрешетившей всю грудную клетку, или, как сейчас, нож в животе, он не мог удержаться от предположения, что кто-то – скорее всего убийца – вскарабкался по пожарной лестнице, влез в окно кухни, после чего вошел в спальню и разделался там с этой дамочкой. Поскольку на подоконнике остался один грязный след ботинка, на полу у раковины виднелся второй, а еще несколько, постепенно теряя четкость, вели к двери гостиной, Дэвис пришел к выводу, что именно так все и произошло. А что, очень даже может быть. Преступник переступает с подоконника в раковину, спрыгивает на пол, проходит через гостиную, оказавшись в спальне, выхватывает пружинный нож и вспарывает женщине живот с такой же легкостью, словно это целлофановая обертка на пачке сигарет. Медэксперт все еще возился у тела («Смерть от ножевого ранения, – нетерпеливо подумал Дэвис. – Господи, неужели трудно догадаться?!») с таким видом, словно для вынесения окончательного решения ему надо было посоветоваться с начальством («Слушайте, у нас тут очень сложный случай – женщина с распоротым животом. Как по-вашему, что могло послужить причиной ее смерти?»). Дэвис решил подвести итоги. Сначала он сфотографировал следы ботинка на подоконнике и на полу, а затем вылез на пожарную лестницу и посыпал дактилоскопическим порошком нижний край рамы, за который взломщик обязательно должен был схватиться, открывая окно. Подумав, Дэвис на всякий случай проделал то же самое и со ступеньками пожарной лестницы. Так что теперь, если только медэксперт закончил осмотр этой несчастной и на ноже сохранились отпечатки пальцев, с помощью Маршалла Дэвиса ребята из 87-го участка смогут решить половину проблем. Он чувствовал себя великолепно… * * * Детектив Берт Клинг, напротив, чувствовал себя просто отвратительно. Он продолжал убеждать себя в том, что его нынешнее состояние никак не связано с разорванной три недели назад помолвкой с Синтией Форрест. Хотя, если говорить откровенно, она с самого начала производила впечатление какой-то ненастоящей. И, естественно, никто не в силах уничтожить то, чего никогда не существовало. Синди совершенно определенно дала понять, что когда-то они действительно отлично проводили время вместе, притворяясь, будто безумно влюблены друг в друга, и она всегда с благодарностью будет об этом вспоминать. Но, проходя интернатуру в больнице «Буэнависта», она познакомилась с симпатичным молодым человеком, который работает там психиатром. У них очень близкие интересы, и он готов тут же на ней жениться, в то время как Клинг, по ее мнению, уже давно женат на своем револьвере 38-го калибра модели «детектив-спешл», обшарпанном столе и камере для допросов. А потому им лучше расстаться сразу, чем потом залечивать раны, причиненные медленным и мучительным разрывом. Все это произошло три недели назад. Боль от расставания можно было сравнить лишь с болью от бурсита в правом плече, несмотря на то что на запястье Клинг носил медный браслет. Браслет ему принес детектив Мейер Мейер, которого никак нельзя было обвинить в том, что он верит в приметы и нелепые предрассудки. Предполагалось, что браслет должен начать действовать через десять дней («Ну, может, через пару недель», – уклончиво пообещал Мейер). Клинг носил его уже одиннадцать дней, но никакого облегчения не чувствовал, хотя на запястье под браслетом уже появилась зеленая полоска. Что ж, у человека всегда должна оставаться надежда на лучшее. Где-то глубоко в подсознании Клинга таилось волосатое обезьяноподобное существо, обгладывающее у костра звериные кости и молящее духов об удачной охоте. Там же, правда, более явственно, маячил образ обнаженной Синтии Форрест в его объятиях. Неосознанная «надежда на лучшее», что она вот-вот позвонит и скажет, что совершила ужасную ошибку и готова бросить своего дружка-психиатра, не давала покоя. Впрочем, и больное плечо тоже… К тому же лифтер оказался не одним из тех умных и пронырливых молодых людей, для которых эта работа – лишь очередная ступенька по дороге наверх, а престарелым олухом, который был не в состоянии запомнить даже свое имя. В который раз повторялась эта надоевшая и утомительная процедура. – Вы знаете мистера Флетчера в лицо? – начал допрос Клинг. – Да, конечно, – ответил лифтер. – Опишите, как он выглядит. – Слушайте, он называет меня Максом и… – Я понимаю. Макс, но дело в том… – … он говорит: «Привет, Макс», «Как дела, Макс?», а я отвечаю: «Привет, мистер Флетчер, отличный сегодня денек, как по-вашему?» – Будьте добры, опишите его. – Очень приятный и симпатичный человек. – Какого цвета у него глаза? – Карие? Голубые? Что-то вроде этого. – Понятно. Какого он роста? – Высокого. – Выше вас? – Да. – Выше меня? – Нет. Мистер Флетчер примерно вашего роста. – Какого цвета у него волосы? – Белого. – Белые волосы? Вы хотите сказать – седые? – Вот-вот, что-то в этом роде. – Так все-таки какие, Макс? Постарайтесь вспомнить поточнее. – Говорю вам, вроде бы белые… седые то есть. Спросите лучше у Фила, уж он-то знает. Он вообще потрясающе запоминает время, даты и все такое. Филом звали швейцара, и у него действительно оказалась отличная память на «время, даты и все такое». Это был болтливый одинокий старик, который очень обрадовался возможности поучаствовать в «документальном фильме» про полицейских и воров. Клингу никогда бы не удалось убедить Фила в том, что это самое настоящее расследование, в котором фигурируют мертвая женщина и убийца, и что у полиции есть желание призвать этого негодяя к ответу. – Да-а, – сказал Фил, – жуткие вещи творятся в этом городе, жуткие. Когда я был мальчишкой, такого не было. Я родился в Саут-Сайд, в таком квартале, что, если ты ходил в ботинках, все считали тебя чистоплюем. И еще мы все время воевали с бандой итальяшек. Швыряли на них с крыш всякий хлам. Кирпичи, яйца, куски железа, а один раз даже тостер – клянусь Богом, однажды мы скинули на них старый тостер моей мамаши. И он – бац! – угодил одному из них прямо по башке. Прямо скажем, не самое подходящее место, а им от этого хоть бы хны. Ничего им от этого не сделается. Но что я хочу сказать: все равно так плохо, как сейчас, не было. Даже когда мы метелили этих макаронников, а они нас, это было… мы делали это ради забавы, понимаете? А что творится сейчас?! Вы заходите в лифт, а там сидит тип, свихнувшийся от наркотиков. Он сует вам под нос пистолет и говорит, что вышибет вам мозги, если вы не отдадите ему все деньги. Думаете, я шучу? А что было с доктором Хоскинсом? Точно такая же история. Приходит он домой в три часа ночи. Макса нет, он в сортир отошел. А в лифте этот тип, Бог его знает, как он забрался в дом, наверное, перепрыгнул с соседней крыши – эти чертовы наркоманы скачут по крышам, что твои горные козлы! И он тычет своей пушкой доктору Хоскинсу прямо в нос, прямо вот сюда, чуть ли не в самую ноздрю, и говорит: «Гони сюда все деньги и наркотики, что у тебя в саквояже». Доктор Хоскинс думает: что за черт, погибать здесь из-за каких-то паршивых сорока долларов и пары пузырьков кокаина? Да подавись ты ими! Он отдал ему все, что тот требовал, и знаете, что сделал этот гад? Избил доктора, да так, что его отправили в больницу и наложили семь швов – этот сукин сын раскроил ему лоб рукояткой пистолета. Пистолетом его бил, представляете? Да что же это такое творится, а? Ей-богу, гнусный город, а особенно этот район. Я еще помню времена, когда можно было вернуться домой в три часа ночи, в четыре… да хоть в шесть утра, и никому не было никакого дела до того, во сколько вы идете домой! Вы могли одеться хоть во фрак или в норковую шубу – какое кому было дело, как вы одеты? Да хоть обвешайтесь драгоценностями и нацепите бриллиантовые запонки – вас никто не трогал. А в наше время? Попробуйте прогуляться по улице, как стемнеет, без добермана на поводке. Посмотрим, далеко ли вы уйдете. Эти наркоманы учуют вас за квартал и нападут из подворотни. В нашем доме было уже много ограблений, и все это дело рук наркоманов. Они залезают в дом через чердак, понимаете? Мы чинили замок на чердачной двери раз сто, и все без толку! Что им эти замки? Только починишь – бац! – и снова дверь нараспашку. А бывает, влезают в окна по пожарным лестницам – кто их остановит? Приходишь на работу, и первое, что узнаешь, – обчистили чью-нибудь квартиру! И считайте, что вам крупно повезло, если они не стянули вашу вставную челюсть из стакана. Не знаю, куда катится этот город! Клянусь Богом! Позор, да и только! – А как насчет мистера Флетчера? – напомнил Клинг. – Насчет мистера Флетчера? Уважаемый человек, адвокат. Он приходит домой и что видит? Что его жена лежит на полу мертвая, и скорее всего ее убил какой-нибудь псих-наркоман. Разве это жизнь? Кому это нужно, если уже нельзя спокойно войти даже в собственную спальню? Черт знает что такое! – В котором часу мистер Флетчер приехал сегодня домой? – перебил его Клинг. – Около половины одиннадцатого, – ответил Фил. – Вы уверены? – Абсолютно. Знаете, какая у меня память? В нашем доме в квартире 12 "С" живет миссис Горовиц. У нее нет будильника. А может, и есть, да только она разучилась его заводить после смерти мужа. И каждый вечер она мне звонит, чтобы узнать точное время, и просит передать дневному швейцару, чтобы тот позвонил ей утром во столько-то и разбудил ее. Конечно, здесь не отель, но, если старушка просит оказать ей небольшую любезность, как тут откажешь? К тому же она очень щедра под Рождество, которое, кстати, не за горами. И вот сегодня вечером она звонит и спрашивает: «Фил, скажите, пожалуйста, который час?», я смотрю на часы и говорю: «Десять тридцать, миссис Горовиц», и как раз в этот момент у дома останавливается такси и оттуда выходит мистер Флетчер. Миссис Горовиц попросила передать дневному швейцару, чтобы он разбудил ее в семь тридцать. Я пообещал, что передам, а потом вышел из подъезда, чтобы помочь мистеру Флетчеру внести вещи. Поэтому я точно запомнил, в котором часу он приехал. – Скажите, мистер Флетчер сразу поднялся наверх? – Конечно. Куда же еще? Не пойдет же он гулять по этому району в такое время. Это было бы примерно то же самое, что прыгнуть за борт в открытом море. – Ну что ж, большое спасибо, – кивнул Клинг. – Не за что. – Фил пожал плечами. – Когда-нибудь здесь произойдет еще что-нибудь в этом роде. * * * Они стояли, окружив Флетчера с трех сторон, и его ответы повергали всех в изумление. Углами этого треугольника были лейтенант Бернс и детективы Карелла и Мейер. Флетчер сидел на стуле, сложив руки на груди. Он по-прежнему был одет в пальто, шляпу и перчатки, словно с минуты на минуту ожидал, что его отпустят и он снова окажется на улице, где царил лютый мороз. Допрос проходил в маленькой комнатке без окон, а табличка на двери из матового стекла гласила: «Для снятия показаний». Комната была «шикарно» обставлена: длинный дубовый стол образца года этак 1919-го, два стула с прямыми спинками и зеркало в раме, расположенное на стене. Это было так называемое «одностороннее» зеркало: стоя по одну сторону от него, можно было видеть собственное отражение, а находясь по другую – обозревать всю комнату, оставаясь при этом невидимым. Что ж, иногда блюстители закона вынуждены идти на разные уловки. Разумеется, то же самое касается и преступников, но во всем городе не найдется уголовника, который бы с первого взгляда не распознал «одностороннее» зеркало. Часто случается, что задержанные, обладающие чувством юмора, подходят к зеркалу вплотную, дабы выразить свою «любовь и признательность» к наблюдающим за ними с другой стороны полицейским – кто показывает язык, кто корчит рожи… Таким образом проявляется «взаимоуважение», существующее между теми, кто нарушает закон, и теми, кто пытается им в этом помешать. Попасть за решетку всегда неприятно, но если выдается такая возможность, то почему бы не повеселиться напоследок? Полицейские, окружившие Джеральда Флетчера, были удивлены, но отнюдь не шокированы его откровенностью, если не сказать – грубой прямотой. Правда, одно дело – побеседовать о смерти чьего-то супруга чисто гипотетически и совсем другое – осудить человека на пожизненное заключение. Однако было очень похоже на то, что Флетчер именно к этому и стремился. – Я ее на дух не выносил, – заявил он. Мейер удивленно вскинул брови и посмотрел на Бернса, который отреагировал точно так же, посмотрев, в свою очередь на Кареллу. Карелла стоял напротив зеркала. Оттуда на него смотрел высокий мускулистый человек с прямыми каштановыми волосами и карими глазами. На его лице было написано то же самое выражение, что и у Бернса с Мейером. – Мистер Флетчер, – сказал Бернс, – насколько мне известно, вас ознакомили с вашими правами… – Я знал их задолго до того, как вы меня с ними ознакомили, – хмуро ответил Флетчер. – И, как я понимаю, вы согласились отвечать на наши вопросы без адвоката… – Я сам адвокат. – Я хотел сказать… – Я прекрасно знаю, что вы хотели сказать. Да, я согласен отвечать на любые ваши вопросы без адвоката. – И все-таки, мне кажется, следует напомнить вам о том, что была убита женщина… – Да, да, да!.. Моя обожаемая, замечательная женушка, – язвительно сказал Флетчер. – …что является очень серьезным преступлением… – …которое среди прочих правонарушений карается строже всего, – договорил за Бернса Флетчер. – Совершенно верно, – кивнул тот. Это был голубоглазый крепыш с телосложением бейсболиста из команды «Техасские викинги» и легкой сединой на висках. Кого-кого, а уж Бернса никак нельзя было назвать стеснительным, но тем не менее в присутствии Флетчера он чувствовал себя как-то скованно. Он поправил галстук, откашлялся и посмотрел на коллег, словно прося поддержки. Мейер и Карелла внимательно изучали носки своих ботинок. – Ну ладно, – пожал плечами Бернс. – Если вы сами понимаете, что делаете, то давайте начнем. Мы вас предупредили. – Что верно, то верно, предупредили. И не раз. Не представляю только – зачем? Лично я не чувствую себя в опасности. Да, мою жену убили. Кто-то прирезал эту сучку, но это не я. – Мистер Флетчер, мне очень жаль, но ваши заверения пока что не развеяли наших сомнений, – сказал Карелла, удивляясь, кто это говорит? «Я сам и говорю, – понял он. – Пытаюсь произвести впечатление на Флетчера, сбить с него гонор, чтобы адвокат оставил свой снисходительный тон. Послушайте, – мысленно обратился он к Флетчеру, – ведь я же не тупоголовый фараон, я умный и наблюдательный человек, способный понять ваше нахальство, сарказм и даже вашу злобную радость». Привалившись бедром к исцарапанному столу, Карелла, сложив руки на груди, наблюдал за Флетчером. Когда же до него внезапно дошло, что он неосознанно копирует подозреваемого, он сразу сменил позу и окинул его пристальным взглядом. Флетчер ответил тем же. – Итак? – прервал затянувшееся молчание Карелла. – Что «итак», детектив Карелла? – Что вы на это скажете? – На что? – Откуда нам знать, что это не вы ее зарезали? – Во-первых, – начал Флетчер, – на кухне было открыто окно, а окно спальни разбито – налицо все следы взлома и поспешного бегства. Дверцы буфета распахнуты… – Вы очень наблюдательный человек, – неожиданно вмешался Мейер. – Вы заметили все это за те четыре минуты, которые вам понадобились, чтобы войти в квартиру, осмотреться и позвонить в полицию? – Моя работа и заключается в том, чтобы быть наблюдательным, – огрызнулся Флетчер. – Мне за это деньги платят. Но ответ на ваш вопрос будет отрицательный. Я заметил все это уже после разговора с детективом Кареллой, когда он звонил по телефону вашему лейтенанту. Могу также добавить, что живу в этой квартире уже двенадцать лет, и не требуется особой наблюдательности, чтобы заметить, что окно на кухне открыто, а окно в спальне разбито. И уж вовсе не надо быть великим сыщиком, чтобы понять, что мое фамильное серебро украдено, тем более что на полу у разбитого окна спальни валялось несколько серебряных ложек, ножей и половник для супа. Кстати, вы не осматривали переулок под окном? Очень может статься, что ваш убийца все еще там валяется. – Но ведь ваша квартира находится на втором этаже, – возразил Мейер. – Потому я и говорю, что он все еще может быть там. – Флетчер усмехнулся. – Со сломанной ногой или разбитым черепом. – За все то время, что я работаю в полиции, – сказал Мейер, и Карелла вдруг понял, что он тоже старается произвести впечатление на Флетчера, – я ни разу не встречал преступника, который бы выпрыгнул со второго этажа. (Странно, что он не сказал «покинул здание», подумал Карелла.) – У этого преступника были очень веские основания для таких рискованных действий, – тут же возразил Флетчер. – Представьте, он натыкается на нее в квартире, которую считал пустой, и убивает. Вдруг он слышит, что кто-то открывает входную дверь, и понимает, что не сможет покинуть квартиру тем же путем, каким вошел, – кухня слишком близко от входа. Тогда он решает, что лучше рискнуть сломать ногу, чем угодить за решетку до конца жизни… Как по-вашему, подходит это к тем преступникам, которых вы знали? – Я знал многих преступников, – невозмутимо сказал Мейер, – и некоторые из них слишком хорошо к себе относились, чтобы пойти на такое. – Он был изрядно смущен, даже несмотря на то, что сумел заставить Флетчера оправдываться. Но этот чертов адвокат умел каким-то образом заставить человека почувствовать себя полным кретином. Мейер погладил ладонью лысину, старательно избегая взглядов Кареллы и Бернса. Почему-то ему казалось, что он их предал. Каким-то непонятным образом удар шпагой, который он намеревался нанести Флетчеру, превратился в жалкое фиглярство с перочинным ножичком. – Что вы можете сказать про нож, мистер Флетчер? – спросил он. – Вы когда-нибудь раньше его видели? – Никогда. – Значит, это не ваш нож? – уточнил Карелла. – Нет. – Когда вы вошли в спальню, ваша жена что-нибудь говорила? – Когда я вошел в спальню, моя жена была мертва. – Вы в этом уверены? – Абсолютно. – Достаточно, мистер Флетчер! – резко бросил Бернс. – Будьте любезны, подождите снаружи. – Пожалуйста. – Флетчер встал и вышел из комнаты. Некоторое время все трое молчали, а потом Бернс спросил: – Что вы думаете? – Я считаю, что это его работа, – сказал Карелла. – Почему ты так решил? – Давайте еще раз проверим. – Ради Бога, давай проверяй. – Я считаю, что он вполне мог это сделать. – Даже несмотря на то, что в квартире есть следы ограбления? – Именно поэтому. – Объясни, Стив. – Он мог прийти домой, увидеть, что его жена ранена – но не смертельно! – и добить ее тем же ножом. В отчете экспертизы говорится, что скорее всего смерть наступила в результате проникающего ножевого ранения брюшной аорты и болевого шока или и того, и другого вместе. У Флетчера было целых четыре минуты, а на такое дело ему бы хватило и четырех секунд. – Вполне возможно, – согласился Мейер. – А может быть, мне просто не нравится этот сукин сын, – добавил Карелла. – Давайте посмотрим, что скажет лаборатория, – подвел итог Бернс. * * * На раме кухонного окна, на серебряной ручке ящика буфета и на некоторых предметах серебряного сервиза, разбросанных на полу у разбитого окна спальни, остались четкие отпечатки пальцев. Но куда более важным было то, что несколько отпечатков хорошо сохранилось и на рукоятке ножа. Все они совпадали, а следовательно, принадлежали одному человеку. Джеральд Флетчер любезно позволил полиции получить набор его «пальчиков», который затем сравнили с присланным Маршаллом Дэвисом из полицейской лаборатории. Отпечатки на оконной раме, на ручке ящика буфета, на столовом серебре и на рукоятке ножа не соответствовали отпечаткам пальцев адвоката. Впрочем, это еще ничего не доказывало, поскольку, убивая свою жену, он запросто мог надеть перчатки. Глава 2 В понедельник утром небо над рекой Гарб было голубым и безоблачным. По дорожкам Сильверман-парка, не желая упустить такой необычайно ясный декабрьский день, гуляли молодые мамаши с колясками. Воздух был чистым и прохладным, ярко светило солнце, и почему-то возникало ощущение, что улицы, выходившие к реке, должны были выглядеть в начале века точно так же. Загудел буксир, пронзительно крикнула чайка, проносясь низко над водой. Женщина поправила одеяло на младенце и что-то ласково ему прошептала. У ограды парка стоял полисмен, сцепив руки за спиной, и лениво разглядывал противоположный берег. В квартире на втором этаже дома № 721 по Сильверман-Овал лишь начерченный мелом силуэт на полу напоминал о том, что вчера вечером здесь лежала мертвая женщина. Обойдя рисунок, Карелла и Клинг подошли к разбитому окну. Ребята из лаборатории аккуратно собрали и упаковали осколки стекла, поскольку, выпрыгивая из окна, взломщик мог оставить на них капли крови или обрывки одежды. Карелла посмотрел сквозь неровное отверстие на узкую асфальтовую дорожку. Расстояние от окна до соседнего дома не превышало четырех метров. Чисто теоретически взломщик мог перепрыгнуть через дорожку, уцепиться за подоконник и залезть в одну из квартир. Но тогда бы это подразумевало предварительную подготовку и расчет, а уж если человек собирается совершить подобный прыжок, то не будет в панике и спешке выбивать закрытые окна. Конечно, квартиру в доме напротив надо проверить обязательно, но все же казалось наиболее вероятным, что взломщик спрыгнул вниз на асфальт. – Высоко падать, – заметил Клинг, глядя вниз через плечо Кареллы. – Как по-твоему, сколько здесь? – Футов тридцать, не меньше. – Тогда он почти наверняка должен был сломать ногу. – А может, этот парень акробат. – Ты думаешь, он протаранил окно головой? – А как же еще? – Ну… он мог сначала разбить стекло, а уж потом сигануть вниз. – Если он знал, что может вляпаться во что-то серьезное, то почему не открыл окно заранее? Они внимательно осмотрели раму и шпингалет. – Ничего, если я потрогаю? – спросил Клинг. – Конечно. Его уже осматривали. Клинг взялся за рукоятки рамы и потянул ее вверх. – Тугая, – пожаловался он. – Попробуй еще разок. Клинг рванул ручки сильнее. – Не идет. – Может, закрашена? – Наверное, он тоже пробовал открыть окно, а когда не получилось, высадил стекло. – Да, – согласился Карелла. – Он очень спешил. Флетчер открывал входную дверь, а может, уже вошел в квартиру. – И тогда этот тип взмахнул сумкой и… – Какой сумкой? – Как какой? Должна же у него была быть сумка или еще что-нибудь, чтобы куда-то складывать награбленное. – Да, наверное. Хотя лично мне кажется, что он не слишком-то опытный вор. – То есть? – Он полез сюда без перчаток, оставил отпечатки по всей квартире. Почти наверняка он в этом деле новичок. – Даже если и так, то у него была сумка. И скорее всего ею-то он и разбил окно. Кстати, это сразу объясняет, почему на полу были разбросаны серебряные ножи и вилки. Когда он понял, что окно просто так не открыть, то разбил стекло сумкой, и при этом оттуда вывалилось кое-что из добычи. – Очень может быть, – согласился Карелла. – А потом он пролез в эту дырку и спрыгнул вниз «солдатиком», – продолжал развивать свою теорию Клинг. – Это имеет больше смысла, чем прыгать «рыбкой», правда? Хотя вообще-то, Стив, сначала он почти наверняка бросил сумку. – Если она у него была. – Любой громила идет на дело с сумкой. Даже новичок. – Гм-м, возможно. – Ну хорошо, если у него была сумка, то он сначала должен был бросить ее вниз и только потом вылезти из окна и повиснуть на подоконнике, прежде чем спрыгнуть, понимаешь? Чтобы ему оставалось лететь вниз как можно меньше. – Не знаю, Берт, было ли у него столько времени. К тому моменту Флетчер уже должен был войти в квартиру и направляться в спальню. – А кстати, Флетчер ничего не говорил о звоне стекла? – Не помню. По-моему, его никто об этом и не спрашивал. – Надо спросить. – Зачем? Какая разница, слышал он… – Не знаю, – пожал плечами Клинг. – Но если вор все еще находился в квартире, когда вошел Флетчер… – То что? – Ну, мне кажется, что получается именно так. – Тогда он должен был находиться в квартире и услышать, как открывается дверь. В противном случае у него хватило бы времени, чтобы спокойно подойти к окну кухни, вылезти наружу и спуститься по пожарной лестнице – тем же путем, каким он и вошел. – Да, верно, – задумчиво сказал Клинг. – Флетчеру еще повезло. Этот парень мог запросто и его прирезать. – Знаешь что, давай-ка осмотрим переулок за домом, – предложил Карелла. * * * Женщина, случайно выглянувшая из окна цокольного этажа, увидела двух плечистых мужчин в длиннополых плащах и без шляп, расхаживающих взад-вперед по дорожке у задней стены дома. У одного из них были каштановые волосы и слегка раскосые глаза, придававшие ему некоторое сходство с китайцем. Второй – высокий румяный блондин – был моложе, но даже это не делало его менее подозрительным. Мадам без колебаний подошла к телефону и позвонила в полицию. Карелла и Клинг, не подозревавшие, что кто-то подглядывает за ними в щель жалюзи, к тому моменту закончили обследовать асфальтовую дорожку между домами и теперь рассматривали окна квартиры Флетчера. – Все-таки падать отсюда высоковато, – сказал Клинг. – А отсюда, когда смотришь, кажется еще выше. – Как ты думаешь, где он приземлился? – Наверное, как раз там, где мы стоим, а может быть, чуть левее. – Карелла, наморщив лоб, оглядывался по сторонам. – Заметил что-нибудь интересное? – Да нет, просто пытаюсь кое-что представить. – Что? – Предположим, он спрыгнул со второго этажа и ничего себе не повредил… – Так оно и было. Иначе бы он до сих пор тут валялся. – Допустим. Но, даже если он ничего себе не сломал, я не могу поверить, что он просто так взял и ушел. – Карелла снова посмотрел на окно. – Слушай, Берт, сдается мне, здесь все сорок футов. – С каждой минутой становится все больше, – хмыкнул Клинг. – Да нет, футов тридцать плюс-минус несколько дюймов. – Пусть так. Человек пролетает вниз тридцать футов… – Если он сначала повис на подоконнике, то скидывай еще десять. – О'кей. Что тогда получается? Падение с высоты в двадцать футов? – Примерно так. – Так вот, человек падает с высоты в двадцать футов на асфальт, ничего себе не ломает, встает, отряхивается – и поминай как звали? – Карелла сделал паузу и покачал головой. – Я считаю, он должен был на какое-то время задержаться. Хотя бы для того, чтобы перевести дыхание. – И что? – А если бы Флетчер выглянул из окна? – Чего это ради? – Если твоя жена лежит на полу вся в крови, а в комнате разбито окно, то уж наверняка ты подбежишь к окну и выглянешь наружу. Вдруг тебе удастся увидеть убийцу? – Нет, он торопился позвонить в полицию. – Зачем? – Господи, Стив, но это же естественно! Если Флетчер невиновен, он бы позаботился о своем алиби. Он звонит в полицию и остается в квартире… – Знаешь, а мне по-прежнему кажется, что это его работа, – сказал Карелла. – На твоем месте я бы не стал так раздувать это дело, – заметил Клинг. – Лично я бы с большим удовольствием двинул мистера Флетчера под зад коленом, но не забывай, что нам надо найти парня, который оставил свои отпечатки. Согласен? Карелла вздохнул. – Согласен. – Нет, серьезно, Стив, давай все-таки придерживаться фактов. Если на рукоятке ножа отпечатки этого парня, а нож все еще в жертве… – … то муж жертвы понимает, какая прекрасная возможность ему предоставлена, – подхватил Карелла. – Жена почти мертва, в квартире разгром и явные следы ограбления. Почему бы ему не довершить начатое? Ведь все равно подумают на взломщика. – Докажи, – сказал Клинг. – Не могу, – покачал головой Карелла. – До тех пор, пока мы не поймаем взломщика… – Ну так давай ловить. Как по-твоему, куда он мог смыться после того, как выпрыгнул из окна? – Есть только две возможности. Либо в ту дверь, которая ведет в подвал, либо перепрыгнул через ограду в дальнем конце переулка. – Ну, а куда бы на его месте смылся ты? – Грохнись я с такой высоты, сразу бы приполз домой и поплакался мамочке. – Лично я выбираю дверь подвала. После такого падения напрочь отобьет охоту скакать через заборы. – Да уж, радости мало. Неожиданно дверь подвала распахнулась. На пороге стоял здоровенный красномордый патрульный, целясь в них из револьвера 38-го калибра. – А ну-ка, ребята, быстро выкладывайте, что вы тут делаете? – рявкнул он. – Ого! – Карелла рассмеялся. – Мы все время на посту! * * * Пока Карелла и Клинг доказывали патрульному, что они сами полицейские, Маршалл Дэвис, закончив свои исследования, позвонил в 87-й участок и попросил к телефону сотрудника, занимающегося делом Флетчера. Поскольку оба детектива, ведущие расследование, отсутствовали, трубку взял Мейер. – Как дела? – спросил он. – Откопал что-нибудь интересное? – По-моему, появилась довольно любопытная информация о нашем подозреваемом, – сказал Дэвис. – Я должен что-нибудь записать? – Не думаю. Насколько хорошо ты знаком с этим делом? – Ну, скажем так – я в курсе. – Тогда ты должен знать, что в квартире было полно отпечатков пальцев. – Да, мы только что послали запрос в картотеку. – Может быть, вам повезет, – с сомнением сказал Дэвис. – Может быть, – согласился Мейер. – А тебе известно, что на кухне остались следы ботинок? – Нет, я этого не знал. – Ну так вот, очень четкий след на кухонной раковине, скорее всего оставленный, когда он влезал в окно, и еще несколько следов похуже – они ведут из кухни в гостиную. У меня есть отличные фотографии плюс несколько увеличенных снимков подошвы ботинка – для сравнительных тестов, если позже появится такая необходимость. – Отлично. – Но главное то, – продолжал Дэвис, – что по этим снимкам можно получить представление о его походке. Судя по всему, это был мужчина, и он шел нормальным шагом – не быстро, не медленно. – Как ты это определил? – удивился Мейер. – Когда человек идет медленно, расстояние между его следами обычно не превышает двадцати семи дюймов. Если он бежит, следы отстают друг от друга дюймов на сорок. Расстояние в тридцать пять дюймов соответствует быстрой ходьбе. – А что в нашем случае? – Тридцать два дюйма. Он шел довольно быстро, но и не особенно спешил. Цепочка следов прямая и без изломов. – Что это означает? – Ну, представь себе линию следов, оставленную нашим подозреваемым. Как правило, эта линия проходит вдоль внутреннего края отпечатков каблуков. Толстяки и беременные женщины чаще всего оставляют неровную линию, потому что обычно ходят, слегка расставляя ноги… чтобы было легче удерживать равновесие. – Но эта линия была нормальной? – спросил Мейер. – Совершенно верно, – подтвердил Дэвис. – Значит, наш клиент – ни толстяк, ни беременная. – Совершенно очевидно, что это мужчина. Размер и фасон обуви, то, как он ставит ногу… в общем, это не вызывает сомнений. – О'кей, спасибо, – сказал Мейер. Честно говоря, он не был склонен считать информацию Дэвиса ценной или важной. Они и так с самого начала пришли к выводу, что женщина вряд ли будет взламывать квартиры. Более того, в докладной Кареллы говорилось, что, судя по размерам следов, оставленных в раковине, они явно принадлежали мужчине. Если только на территории 87-го участка не появилась новая взломщица откуда-нибудь из России. Мейер зевнул. – Так или иначе, но мы не считали эти сведения ценными или какими-то крайне важными, пока не обработали всю информацию целиком, – сказал Дэвис. – И что у вас получилось? – Окно в спальне было разбито, и детективы из отдела убийств… – Моноган и Монро? – Да. У них возникло предположение, что преступник мог выпрыгнуть из окна в переулок. Я подумал, что стоит туда спуститься и посмотреть. Вдруг найдутся еще какие-нибудь следы. – Ну и как, нашел? – Да, у меня есть несколько фотографий того места, где он приземлился. Мне удалось проследить, куда он затем направился. Следы ведут к двери в подвал. Однако это еще не самое главное. – А что же самое главное? – терпеливо спросил Мейер. – Он повредил ногу. И, на мой взгляд, довольно основательно. – С чего ты взял? – Его походка после падения резко изменилась по сравнению с той, которую мы наблюдали на кухне. Разумеется, следы те же самые, нет никаких сомнений, что их оставил один и тот же человек. Но по тому, как он передвигался, видно, что основная нагрузка приходилась на левую ногу и приволакивалась правая. Точнее, четких следов правой ноги вообще не осталось, только царапины на земле там, где край подошвы волокли по земле. Я бы посоветовал тому, кто расследует это дело, разослать предупреждения всем городским врачам. Если этот тип не сломал ногу, то я готов съесть все фотографии. * * * Когда Карелла и Клинг в сопровождении краснолицего патрульного (к тому времени раскрасневшегося еще больше) поднялись из подвала в вестибюль и направились к выходу, их кто-то окликнул. Обернувшись, они увидели высокую темноволосую девушку, которая стояла, прислонившись к стене и глубоко засунув руки в карманы зеленого пальто. – Простите, вы детективы? – нерешительно спросила она. – Да, – кивнул Карелла. – Слушайте, ребята, вы уж меня извините, – смущенно сказал патрульный. – Меня только недавно перевели в этот участок, и я еще не знаю всех в лицо… – Да брось ты, все в порядке, – успокоил его Клинг. – Управляющий сказал мне, что в доме полиция, – продолжала девушка, переводя карие глаза с одного детектива на другого, как бы спрашивая, кто из них отзовется первым. – Чем мы можем вам помочь, мисс? – улыбнулся Карелла. – Вчера вечером я видела в подвале человека в окровавленной одежде. Карелла быстро посмотрел на Клинга, потом снова на девушку. – В котором часу? – Примерно без четверти одиннадцать. – А что вы делали в подвале? – Стирала, – с удивлением ответила она. – Там стоят стиральные машины. Да, простите, я не представилась – меня зовут Нора Симонов. Я живу в этом доме. – Ну ладно, ребята, пока, – уже от двери сказал патрульный. – Извините, если что не так, о'кей? – О'кей, о'кей. – Клинг помахал ему рукой. – Я живу на пятом этаже, – добавила Нора. – Квартира 5"А". – Расскажите, что вы видели, – попросил Карелла. – Я сидела у стиральной машины и смотрела, как одежда крутится в барабане. Знаете, порой это просто завораживает. – Она быстро улыбнулась. – И тут вдруг дверь, выходящая на задний двор, распахнулась. Та, что выходит в переулок. Понимаете, какую дверь я имею в виду? Карелла кивнул. – Этот человек спустился по лестнице. По-моему, он меня даже не заметил. Дело в том, что стиральные машины стоят чуть в стороне. Он направился прямо к лестнице в дальнем конце подвала, которая выходит на улицу. В подвале две лестницы: одна ведет в вестибюль, другая – на улицу. Он поднялся по той, что выходит на улицу. – Вы узнали его? – То есть? – Он живет в вашем доме? Или где-нибудь по соседству? – Нет. До вчерашнего вечера я его ни разу не видела. – Вы сможете его описать? – Конечно. На вид ему двадцать один – двадцать два года, высокий, примерно вашего роста и телосложения… ну, может быть, чуть пониже – пять футов десять-одиннадцать дюймов. Каштановые волосы… Клинг уже торопливо строчил в своем блокноте. – Вы не заметили, какого цвета у него глаза? – спросил он. – К сожалению, нет. – А цвет кожи? – Белый. – Как он был одет? – В темные брюки, высокие кроссовки и поплиновую куртку-ветровку. Передняя часть куртки и рукав были в крови. – Какой рукав? – Правый. – На нем была шапка? – Нет. – А в руках у него ничего не было? – Была, маленькая красная сумка, похожая на те, что дают авиапассажирам. – Не заметили каких-нибудь шрамов, татуировок, родимых пятен? – Точно сказать не могу, он был слишком далеко. И, несмотря ни на что, он шел довольно быстро. – Что значит «несмотря ни на что»? – быстро спросил Карелла. – Он хромал на правую ногу. Мне показалось, что он сильно ранен. – Вы бы узнали его, если бы увидели еще раз? – В ту же минуту, – не задумываясь, ответила Нора. * * * Разумеется, первое, что им пришло в голову, это опознание по фотографии. Кроме того, не исключалась возможность того, что бюро идентификации даст положительный ответ по поводу отпечатков пальцев преступника, посланных туда из участка. Все они очень надеялись, что, может быть, хотя бы на этот раз дело окажется простым и легким – из бюро идентификации пришлют копию досье на известного рецидивиста, они без помех его арестуют, приведут в участок, организуют опознание, и Нора Симонов сразу же подтвердит, что именно этого человека она и видела вчера в 22.45 в подвале своего дома в перепачканной кровью одежде. Но, увы, из Бюро пришел ответ, из которого явствовало, что отпечатков пальцев, соответствующих найденным в квартире Флетчера, в картотеке не имеется. Повздыхав, Карелла и Клинг пришли к выводу, что им опять попалось трудное дело (что за жизнь – что ни дело, так обязательно трудное, подумали они, испытывая к себе глубокое чувство жалости), и поступили так, как им советовал Маршалл Дэвис. Они разослали всем городским врачам бюллетень с просьбой сообщить о пациенте, обратившемся к кому-нибудь из них по поводу перелома ноги или растяжения связок и отвечающем следующему описанию: белый, чуть старше двадцати, ростом 5 футов 10-11 дюймов, весом около 180 фунтов, каштановые волосы, одет в темные брюки, высокие кроссовки и поплиновую куртку-ветровку, передняя часть и правый рукав которой испачканы кровью. И словно в доказательство того, что полицейские, как и все остальные, тоже могут ошибаться, вышло так, что дело и вправду оказалось простым и легким. * * * В 16.37 того же дня, когда Карелла уже собирался домой, в участок позвонил врач из Риверхеда. – Это доктор Мендельсон. Я только что получил ваш бюллетень и хочу сообщить, что оказывал медицинскую помощь человеку, который подходит под ваше описание. – Где находится ваш кабинет, доктор Мендельсон? – поспешно спросил Карелла. – В Риверхеде. Довер-Плейнс-авеню, 3461. – Когда вы оказывали помощь этому человеку? – Сегодня рано утром. По понедельникам я принимаю с утра, так как днем дежурю в больнице. – Что установил ваш осмотр? – Сильное растяжение лодыжки. – Но не перелом? – Нет. У него сильно распухла нога. Сначала я думал, что у него действительно перелом, но потом мы сделали рентген, и оказалось, что это только сильное растяжение. Я наложил тугую повязку и посоветовал этому пациенту какое-то время оставаться в постели. – Он назвал свое имя? – Да. Могу вам продиктовать. – Будьте любезны, сэр. – Его зовут Ральф Корвин. – А адрес? – Вудсайд, 894. – Это в Риверхеде? – Да. – Спасибо, доктор, – сказал Карелла. – Не за что, – ответил тот и положил трубку. Из верхнего ящика стола Карелла достал телефонную книгу Риверхеда и быстро нашел нужный раздел. Он не надеялся найти там имя Ральфа Корвина. Нужно быть полным идиотом, чтобы залезть в чужую квартиру без перчаток, зарезать женщину, а потом назвать свое имя врачу, который лечил травму, полученную во время бегства с места преступления. Однако, судя по всему, Ральф Корвин был как раз из таких. Его имя и адрес значились в телефонной книге и совпадали с теми, что он назвал доктору. * * * Они высадили дверь без стука и с револьверами на изготовку ворвались в квартиру. На кровати лежал человек в нижнем белье с повязкой на правой ноге. Простыни и одеяло были испачканы. В тесной жаркой комнате стоял невыносимый запах рвоты. – Ральф Корвин? – спросил Карелла. – Да, – прохрипел человек на кровати. Лицо его было искажено от боли, глаза остекленели. – Полиция. – Что вам от меня нужно? – Мы хотим вас кое о чем спросить. Одевайтесь, Корвин. – Нечего тут спрашивать, – пробормотал Корвин и уткнулся лицом в подушку. – Я убил ее. Глава 3 Ральф Корвин сделал свое признание в присутствии двух детективов из 87-го участка, полицейского стенографиста, помощника районного прокурора и адвоката, предоставленного ему городскими властями. Допрос вел представитель прокуратуры. В: Назовите, пожалуйста, ваше имя. О: Ральф Корвин. В: Где вы живете, мистер Корвин? О: Вудсайд-авеню, 894. Это в Риверхеде. В: Расскажите о событиях, имевших место в воскресенье вечером двенадцатого декабря. Короче говоря, мистер Корвин, что вы делали прошлым вечером? О: С чего мне начать? В: Вы заходили в дом 721 по Сильверман-Овал? О: Да. В: Как вы проникли в дом? О: Сначала я с улицы спустился в подвал. С той стороны, где стоят мусорные баки. Через подвал прошел в другой конец здания и вышел на задний двор. А потом вскарабкался по пожарной лестнице. В: В котором часу это было? О: Приблизительно в десять вечера. В: Значит, в десять? О: Да, в десять. В: Что вы дальше делали? О: Залез в квартиру. В: В какую квартиру? О: В ту, что на втором этаже. Ее окна выходят на задний двор. В: С какой целью вы проникли в эту квартиру? О: Чтобы обчистить ее. В: Ограбить? О: Ну да. В: А до этого вы когда-нибудь были в этом доме? О: Нет. До этого я ни разу не делал ничего подобного. Ни-ког-да. Да, я наркоман, но до этого я за всю свою жизнь ни у кого ничего не украл. И никому не причинил зла. Я бы и сейчас не пошел воровать, если бы моя девушка меня не бросила. Я был в абсолютно безвыходном положении. Обычно она давала мне деньги. Сколько было нужно, столько и давала. Но в пятницу она меня бросила. Взяла и ушла. В: Как зовут вашу девушку? О: Зачем ее втягивать в это дело? Она здесь совершенно ни при чем. Она не сделала мне ничего плохого, и я не держу на нее зла… хотя она ушла от меня. Она всегда хорошо ко мне относилась. Я не хочу называть ее имя, она не имеет к этому никакого отношения. В: Вы сказали, что до этого никогда не бывали в этом доме? О: Никогда. В: Почему тогда вы выбрали именно эту квартиру? О: Просто это была первая квартира, где не горел свет. Я как увидел, так сразу подумал, что никого нет дома. В: Как вы попали в квартиру? О: Окно кухни было чуть-чуть приоткрыто, совсем чуть-чуть. Я подсунул пальцы под раму и приподнял ее. В: Вы были в перчатках? О: Нет. В: Почему? О: У меня нет перчаток. Перчатки денег стоят, а я наркоман. В: А вы не боялись, что оставите отпечатки пальцев? О: Я думал, что это все липа. Что такое бывает только в кино, понимаете? По телевизору. Да и какая разница, все равно у меня нет перчаток. В: Что вы делали после того, как открыли окно? О: Встал на раковину и спрыгнул на пол. В: А потом? О: У меня с собой был маленький фонарик. Я посветил вокруг и прошел из кухни в гостиную. В: Взгляните, пожалуйста, на фотографию. О: Да? В: Узнаете эту комнату? О: Не знаю, там было темно. Наверное. Точно не могу сказать. В: Что вы делали в гостиной? О: Вытащил из буфета все их столовое серебро и сложил его в сумку авиакомпании. В прошлом месяце я летал в Чикаго на похороны отца и купил эту маленькую сумку в самолете. Моя девушка дала мне денег на билет. Она отличная девушка, даже не представляю, почему она меня бросила. Знаете, если бы не это, я бы ни за что сейчас не влип в эту историю. Да я за всю жизнь ничего не украл, ни разу, клянусь Богом. И никого пальцем не тронул. Даже не знаю, что это на меня нашло. Должно быть, сильно перепугался. Это единственное, что приходит в голову. В: Куда вы направились, когда вышли из гостиной? О: Я искал спальню. В: С включенным фонариком? О: Да. Это очень маленький фонарик, такие называются «фонарик-карандаш». Совсем крошечная штучка, знаете такие? Чтобы хоть какой-то свет давал. В: Зачем вам понадобилась спальня? О: Я подумал, что именно там люди обычно оставляют часы, кольца и тому подобное. Хотел прихватить любые драгоценности, что попадутся мне на глаза, а потом смыться. Я ведь не профессионал, просто меня уже по-настоящему ломало, и мне позарез были нужны деньги на укол. В: Вы нашли спальню? О: Да, нашел. В: Что было дальше? О: В постели оказалась женщина. Понимаете, было всего пол-одиннадцатого. Мне и в голову не пришло, что кто-то так рано может лечь спать. Я думал, что в квартире никого нет. В: Но в постели была женщина… О: Да. И едва я вошел, она включила свет. В: А что сделали вы? О: У меня в кармане был нож, и я достал его. В: Зачем? О: Хотел ее напугать. В: Посмотрите, пожалуйста, на этот нож. О: Да, это мой. В: Именно этот нож вы и вытащили из кармана? О: Да. В: Эта женщина вам что-нибудь говорила? О: Да. Это было даже смешно. То есть, когда я сейчас об этом вспоминаю, мне это кажется смешным, а тогда я сам перепугался до смерти. Это было похоже на кино, понимаете? Совсем как в фильме. Она смотрит на меня и говорит: «Что вы здесь делаете?» Смех, да и только, вам не кажется? В: А вы? О: Я сказал, что если она не будет поднимать шум, то я ей ничего не сделаю. В: Продолжайте. О: Она вскочила с постели. То есть не вскочила, а откинула одеяло и спустила ноги на пол, понимаете? Села. Я сначала даже не понял, что она делает, а потом гляжу – она тянется к телефону. Надо быть просто сумасшедшим, верно я говорю? У нее в спальне человек с ножом, а она хватается за телефон. В: А вы? О: Схватил ее за руку, оттащил от телефона и стянул с постели. И снова сказал, что никто не причинит ей вреда, что я сию же минуту ухожу и пусть она успокоится. В: Так и сказали? О: Как? В: Вы просили ее успокоиться? О: Не помню точно, что именно я ей сказал, но что-то в этом духе – чтобы она успокоилась, потому что было видно, что у нее начинается истерика. В: Посмотрите на эту фотографию. Вы были в этой спальне? О: Да, вот ночной столик с телефоном, а в это окно я выскочил из квартиры. Это та самая комната. В: Что произошло потом? О: Она начала кричать. В: Как вы на это отреагировали? О: Приказал ей сейчас же замолчать. Я сам в тот момент запаниковал, а она вопила громко, во весь голос. В: Она замолчала? О: Нет. В: Что вы тогда сделали? О: Ударил ее ножом. В: Куда? О: Не помню. У меня это вышло чисто машинально. Она кричала, и я испугался, что весь дом сбежится. Я просто… ткнул ее ножом. Я был очень напуган. В: Вы ударили ее в грудь? О: Нет. В: А куда? О: В живот. Куда-то в область живота. В: Сколько раз? О: Один. Она… она попятилась от меня. Я никогда не забуду, как она на меня смотрела. А потом она… упала на пол. В: Посмотрите на эту фотографию. О: О Господи! В: Эту женщину вы ударили ножом? О: О Господи… Господи… я никак не думал… Боже мой! В: Это та женщина? О: Да. Да, это она. В: Что случилось потом? О: Можно попросить стакан воды? В: Принесите ему воды. Итак, вы ударили ее ножом, и она упала на пол. Что произошло потом? О: Потом… В: Да? О: Лотом я услышал, как кто-то отпирает входную дверь. А потом кто-то вошел. В: В квартиру? О: Да. И позвал ее. В: От входной двери? О: Наверное. Откуда-то из другого конца квартиры. В: Этот человек позвал ее по имени? О: Да. Он крикнул: «Сара!», а когда не услышал ответа, снова крикнул: «Сара! Я приехал!» В: Так-так, продолжайте. О: Я понял, что попался. Я не мог уйти тем же путем, каким пробрался в квартиру, потому что хозяин вернулся домой. Поэтому я пробежал мимо женщины – она лежала на полу… Господи, ужас какой… и попробовал открыть окно, но раму заклинило. Тогда я разбил стекло сумкой и… я не знал, что делать… ведь это был второй этаж, я не знал, как мне выбраться. Первым делом я выбросил из окна сумку – что бы ни случилось, но мне позарез были нужны деньги на дозу, – а потом протиснулся сквозь разбитое стекло – при этом я порезался – и уцепился за подоконник. Мне было очень страшно прыгать, но в конце концов я решился, другого выхода все равно не было. В: Продолжайте, пожалуйста. О: Мне показалось, что я летел целую милю. Едва я ударился об асфальт, как сразу понял, что здорово повредил себе ногу. Попробовал встать и тут же упал. Лодыжка жутко болела, да еще и руку о стекло располосовал. Я провалялся в этом переулке минут пятнадцать, не меньше, только встану – и снова падаю. Наконец мне удалось встать и выбраться оттуда. В: И куда вы скрылись? О: Прошел через подвал и поднялся на улицу. Короче говоря, точно так же, как и вошел. В: Куда вы после этого отправились? О: Поехал на метро в Риверхед, домой. Как вошел, сразу включил радио, чтобы узнать, не передавали ли что-нибудь про то… что я сделал. Но ничего не было. Я попытался заснуть, но нога очень болела, и мне было необходимо кольнуться. Утром я пошел к доктору Мендельсону, потому что мне казалось, что речь идет о моей жизни. Если я не смогу ходить, как же я тогда куплю наркотики? В: Когда вы пришли к доктору Мендельсону? О: Рано утром. Часов в девять. В: Он ваш семейный врач? О: Я до этого в глаза его не видел. Я живу в двух шагах от его приемной, прямо за углом. Я только потому к нему и пошел, что это рядом. Он перебинтовал мне лодыжку, но лучше не стало. Я так и не могу ходить, совсем как калека. Я попросил выписать мне счет и сказал, что заплачу сразу, как только у меня появятся деньги. Потому-то я и назвал свои настоящие имя и адрес. Я и не собирался его обманывать. Я знаю, что поступил плохо, но… я неплохой человек. В: Когда вы узнали, что миссис Флетчер умерла? О: По дороге домой от доктора купил газету, и там про это было написано. Тогда-то я и понял, что убил ее. В: А до этого вы не знали? О: Я не знал, насколько это было серьезно. Глава 4 Во вторник 14 декабря – в первый из двух выходных Кареллы на той неделе – ему домой позвонил Джеральд Флетчер. Карелла был очень удивлен, поскольку его номер не значился в телефонном справочнике Риверхеда, и он знал, что никто в участке не дал бы его домашний телефон постороннему. – Мистер Флетчер, а как вы узнали мой номер? – У меня есть приятель в прокуратуре. – Гм-м… ну ладно. Что вам от меня нужно? – не слишком любезно спросил Карелла. – Извините, что побеспокоил вас дома… – Да, это мой выходной, – подтвердил Карелла, отлично сознавая, что его слова звучат грубо. – Я хотел извиниться за вчерашнее, – сказал Флетчер. – Ах, вот оно что… – Я знаю, что вел себя отвратительно. Вам, полицейским, надо было выполнять свою работу, а я… ни в коей мере этому не способствовал. Я пытался понять причину такого поведения с моей стороны, и единственное, что приходит в голову, так это то, что я, видимо, был в шоке. Я не любил свою жену, это правда, но когда я нашел ее мертвой… да еще в таком виде… наверное, у меня не такие крепкие нервы, как мне казалось. Извините, если я доставил вам какие-то неприятности. – Никаких неприятностей не было, – заверил его Карелла. – Вам, конечно, сообщили, что… – Да, вы поймали убийцу. – Да. – Это была быстрая и достойная восхищения работа, детектив Карелла. И я чувствую себя еще более неловко от того, что вел себя так по-идиотски. – Ну… – промямлил Карелла, и оба замолчали. – Пожалуйста, примите мои извинения, – наконец сказал Флетчер. – Да, разумеется, – смутился Карелла. – Я подумал: может быть, вы свободны сегодня во время ленча? – Вообще-то я собирался пройтись по магазинам за рождественскими подарками. Мы с женой вчера составили список, и я… – А в центр вы не поедете? – Да, но… – Может быть, вам удастся совместить и то и другое? – Послушайте, мистер Флетчер, – сказал Карелла, – я понимаю, что вы чувствуете себя неловко из-за вчерашнего, но вы уже извинились, и, поверьте, этого вполне достаточно. Очень любезно с вашей стороны, что вы позвонили, решиться на это было нелегко… – Почему бы нам не встретиться в час дня в «Золотом льве»? – предложил Флетчер. – Беготня за рождественскими подарками утомит кого угодно. Небольшая передышка вам не повредит. – А… где находится «Золотой лев»? – На углу Джунипер и Хай-стрит. – Так это в центре? Рядом с уголовным судом? – Совершенно верно. Значит, вы знаете, где он… – Да, знаю. О'кей. – Отлично. Буду ждать. * * * Карелла и сам не знал, что в тот день погнало его в полицейскую лабораторию к Сэму Гроссману. Он подумал, что все равно направляется в ресторан, расположенный неподалеку от суда и от полицейского управления. Но Карелла не смог бы объяснить, почему он, так и не купив куклу для своей дочери Эйприл, поспешил в лабораторию, чтобы успеть туда до встречи с Флетчером. Когда Карелла вошел, Гроссман сидел, прильнув к окулярам микроскопа. Не поднимая головы, он сказал: – Садись, Стив, я сейчас закончу. По-прежнему не глядя на него, Гроссман продолжал вертеть настройку объектива, время от времени делая пометки в блокноте. Карелла сел, с удивлением размышляя: как Гроссман узнал, что это именно он? По звуку шагов? По запаху лосьона для бритья? До этого он и не подозревал, что детектив-лейтенант Сэм Гроссман в своих очках с толстыми линзами, с холодными голубыми глазами, скуластым лицом и строгим отрывистым голосом на самом деле был Шерлоком Холмсом с Бейкер-стрит, 221-Б, способным узнавать человека, даже не взглянув на него. Этот потрясающий фокус Гроссмана мучил Кареллу целых пять минут. Наконец Гроссман оторвался от микроскопа и протянул Карелле руку. – Ну, выкладывай, что привело тебя на восьмой круг ада? – Откуда ты узнал, что это я? – Что-что? – переспросил Гроссман. – Я вошел в комнату, а ты, не поднимая головы, сказал: «Садись, Стив, я сейчас закончу». Как ты определил, что это я? – Ага, – с загадочным видом сказал Гроссман. – Нет, серьезно, Сэм, у меня из-за этого уже шарики за ролики заехали. – Ну что ж, вообще-то это довольно просто. – Гроссман улыбнулся. – Обрати внимание, сейчас без двадцати пяти час. Минуя зенит, солнце осветило окна лаборатории, и его лучи, преломившись в оконных стеклах, слегка коснулись моих часов и отразились от них под углом, который нам ничего не стоит вычислить. Карелла неуверенно кивнул. – Кроме того, образец на предметном стекле этого микроскопа крайне светочувствительный, а это означает, что малейшее отражение любых лучей – гамма-лучей, ультрафиолетовых, инфракрасных – способно вызвать заметные изменения на предметном стекле даже за то короткое время, что я его осматривал. Добавь к этому температуру воздуха, которая, насколько мне известно, десять градусов ниже нуля, уровень загрязненности воздуха – совершенно недопустимый, что, впрочем, характерно для нашего города, – и ты сам поймешь, что этого вполне достаточно, чтобы мгновенно определить, кто пришел. – Да? – с сомнением спросил Карелла. – Точно тебе говорю. Впрочем, есть еще один важный фактор, и мы должны учитывать и его, если хотим иметь полное представление об этом процессе. Ты хотел знать, как я определил, что это именно ты вошел в лабораторию и подходишь к столу? Начнем с того, что я услышал, как открывается дверь… – Да, но как ты узнал, что это я? – О, это важнейший элемент, позволивший мне прийти к неизбежному заключению, что это… – Да-да, что это? – Маршалл Дэвис заметил тебя в коридоре и за полминуты до того, как ты вошел, заглянул ко мне и сказал, что идет Карелла. – Сукин ты сын! – воскликнул Карелла и расхохотался. – Кстати, как вам, ребята, понравилась его работа? – Отлично. – Фактически он преподнес вам этого типа на блюдечке. – Без вопросов. – Полицейская лаборатория наносит новый удар! – Гроссман рассмеялся. – Скоро мы сможем обходиться вообще без вас. – Знаю. Потому-то и пришел проситься к тебе на работу. – Почти вовремя. Нет, а кроме шуток, зачем ты пришел? Очередное крупное дело, которое мы должны раскрутить в рекордный срок? – Да так, ничего особенного. Стянули пару бумажников на Калвер-авеню. – Ну так приведи сюда потерпевших. Мы постараемся найти отпечатки пальцев вора на их задницах. – Не думаю, что им это понравится. – Почему же? Мы будем обращаться с их задницами с величайшей осторожностью. – О, я уверен, что дама возражать не будет, но тот парень, у которого свистнули бумажник… – Сукин ты сын! – закричал Гроссман, и оба дружно заржали. – Серьезно, – отдуваясь, сказал Карелла. – Как же, серьезно, – передразнил его Гроссман. – Слушай, я и вправду стараюсь быть здесь серьезным. – Да-да, конечно. – Я пришел поблагодарить тебя. – За что? – Гроссман перестал смеяться и удивленно уставился на Кареллу. – Я почти раскрыл это дело. А те данные, что ты нам прислал, очень помогли и позволили быстро задержать этого Корвина. Я хотел тебя поблагодарить, вот и все. – Что значит – «почти раскрыл это дело»? – Я думаю, что ее убил муж. – М-да? – М-да. – Почему? – Не могу объяснить. – Карелла пожал плечами и, помолчав, добавил: – Сэм, я по-прежнему уверен, что это сделал Флетчер. – И поэтому ты сегодня встречаешься с ним в «Золотом льве»? – насмешливо спросил Гроссман. – Черт бы тебя побрал! А это ты откуда знаешь? – изумился Карелла. – Ага! – Гроссман ухмыльнулся. – Он звонил тебе из кабинета Ролли Шабрье. А немного погодя я разговаривал с Ролли, и он… – До свидания, сэр, – поспешно сказал Карелла. – Для одного дня это уже слишком. * * * Большинство полицейских нечасто балуют себя посещением таких ресторанов, как «Золотой лев». Обычно они завтракают в какой-нибудь забегаловке неподалеку от участка или по-быстрому перехватывают сандвич с кофе прямо за своим рабочим столом. Но в свободное время, развлекая своих жен и подружек, они, как правило, ходят в рестораны, где все знают, что они полицейские, и демонстративно протестуют, когда хозяин говорит: «Сэр, это за счет заведения». Однако в итоге щедрое предложение чаще всего принимается, и вы не найдете ни одного полицейского, который посчитал бы эту практику бесчестной. Получая мизерную зарплату, они перегружены работой, которая заключается в том, чтобы защитить граждан и их имущество от посягательств преступников. И если кто-то из этих граждан может позволить себе сделать жизнь полицейского более терпимой, то зачем же обижать этих людей отказом от бесплатного угощения, предложенного, можно сказать, от чистого сердца? До этого Карелле никогда не приходилось бывать в «Золотом льве». Один взгляд на меню, выставленное в окне у входа, мог отпугнуть кого угодно – обед обошелся бы ему в месячную зарплату. Зал представлял собой точную копию гостиной английского постоялого двора первой половины XIX века. Сводчатый потолок поддерживали огромные дубовые балки. На столах, покрытых белоснежными накрахмаленными скатертями, поблескивали тяжелые серебряные столовые приборы. Белые, грубо оштукатуренные стены были увешаны портретами дам и джентльменов елизаветинской эпохи с белыми кружевными воротниками и манжетами, в роскошных бархатных плащах и накидках. Их нарядные костюмы, освещенные свечами, яркими цветными пятнами выделялись в строгой обстановке ресторана. Столик Джеральда Флетчера находился в дальнем углу зала. При появлении Кареллы Флетчер встал и протянул ему руку. – Рад, что вы смогли прийти. Садитесь, пожалуйста. Карелла пожал ему руку и сел. Он чувствовал себя крайне скованно, но не мог сказать почему – то ли из-за обстановки в зале, то ли из-за человека, который его сюда пригласил. Комната была переполнена юристами, обсуждавшими свои последние дела громкими голосами, которые куда больше подошли бы для оглашения приговора на судебном процессе. В их присутствии Карелла ощущал себя кем-то вроде содержателя подпольного игорного притона в компании крупных акул рэкета, вызванного в их шикарные апартаменты для проработки и окончательного решения его судьбы. Служба закону была его жизнью, но он прекрасно отдавал себе отчет, что эти люди по сравнению с ним занимают куда более высокое положение. Человек, сидевший напротив него, был адвокатом по уголовным делам, что само по себе смущало и настораживало. Но, возможно, не только это, а нечто большее заставляло Кареллу чувствовать себя неотесанным и неуклюжим. Неважно было, на самом ли деле Флетчер умнее, изысканнее, привлекательнее Кареллы, или лучше в своей работе, или способен более правильно излагать свои мысли, – главным было отнюдь не это. Карелла и без этого знал, что Флетчер обладает всеми этими качествами: манеры этого человека, его поведение и напористость (да, иначе это и не назовешь) убедительно давали ему понять, что он находится в присутствии человека, намного превосходившего его. – Выпьете что-нибудь? – спросил Флетчер. – А вы сами будете? – Да. – Тогда мне шотландского с содовой, – сказал Карелла, хотя у него не было привычки пить за ленчем – ни во время работы, ни в выходные. Единственный раз в году он позволял себе это в Рождество, когда садился с семьей за праздничный стол. Флетчер небрежно махнул рукой официанту. – Вы когда-нибудь бывали здесь раньше? – спросил он Кареллу. – Нет, ни разу. – А мне казалось, что вы могли сюда захаживать. Это же в двух шагах от суда, а вам приходится проводить там много времени, так ведь? – Да, и довольно часто, – согласился Карелла. – Будьте любезны, – сказал Флетчер подошедшему официанту, – шотландского с содовой джентльмену, а мне – чистого. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=119531) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания