Послушаем за Глухого Эд Макбейн 87-й полицейский участок #27 Эд Макбейн Послушаем за Глухого Глава 1 Живительный душистый ветерок, набегавший со стороны парка, лениво вздыхал в широких открытых окнах участка. Было пятнадцатое апреля, и столбик термометра не опускался ниже двадцати градусов. Мейер в одиночестве сидел за своим столом и медленно перелистывал отчет районного отделения; золотистые блики подрагивали на его лысой голове, на губах застыла блаженная улыбка, хотя Мейер читал сводку ограблений. Щека покоилась на ладони согнутой руки, голубые глаза скользили по напечатанной странице, и сидел он в солнечном свете, как еврейский ангел на крыше собора Дуомо. Даже звонок телефона в этот яркий весенний день прозвучал для него как щебетанье тысячи жаворонков. – Детектив Мейер, – сказал он, – восемьдесят седьмой участок. – Я вернулся, – сказал голос. – Рад слышать, – благодушно отозвался Мейер. – Вот только знать бы еще, кто именно вернулся. – Ну-ну, детектив Мейер, – сказал голос. – Ты не мог забыть меня так скоро, ведь правда? В звуке голоса было что-то неуловимо знакомое. Мейер пришел в себя. – Я слишком занят, чтобы играться, мистер, – сказал он, нахмурившись. – Кто это? – Говори громче, – ответил голос. – У меня плоховато со слухом. Внешне ничего не изменилось. Телефоны и печатные машинки, картотека и камеры для арестованных, охладитель воды, плакаты разыскиваемых, приспособление для снятия отпечатков пальцев, столы, стулья – все еще было омыто солнечным ярким светом. Но, несмотря на летающие в воздухе золотые пылинки, Мейеру показалось, что комната сразу как-то выцвела, будто этот напомнивший о себе голос лишил комнату привлекательности и обнажил всю ее убогую сущность. Нахмуренное лицо Мейера совсем омрачилось. Телефон молчал, только тихо потрескивало в трубке. Он был в комнате отделения и потому не мог организовать проверку анонимного абонента. Кроме того, опыт подсказывал ему, что этот человек (если это действительно был тот, о ком думал Мейер) не будет долго висеть на линии и не даст возможности блеснуть виртуозам из телефонной компании. Он уже пожалел было, что вообще снял трубку, – довольно странная мысль для дежурного полицейского. Молчание затягивалось. Мейер не знал, что предпринять, чувствуя себя глупым и беспомощным. В голове крутилось одно: «Боже мой, это опять началось!..» – Послушайте, – сказал он. – Может, вы все-таки представитесь? – Ты и так меня знаешь. – Нет, не знаю. – В таком случае, ты даже глупее, чем я подозревал. Затем последовала еще одна долгая пауза. – Эй! – позвал Мейер. – Ага, – отозвался голос. – Чего ты хочешь? – Спокойно, спокойно, – сказал голос. – Черт побери, что тебе нужно? – взорвался Мейер. – Если ты будешь богохульствовать, – заявил голос, – я вообще не стану с тобой говорить. В трубке раздался тихий щелчок. Мейер уставился на замолчавшую трубку, затем кивнул и положил ее на аппарат. Если случилось так, что вы стали полицейским, то всегда найдется пара людей, в которых вы не испытываете никакой необходимости. Глухой был именно из этих людей. Для полицейских он был без всякой надобности с момента его первого появления, когда он посеял панику в половине города со своей неудавшейся попыткой ограбления банка. Не нужен он был полиции и на следующий раз, когда собирался убить заместителя мэра города, а заодно кучу других с целью вымогательства, и только чудо помешало осуществиться этому тщательно продуманному преступлению. Вот и сейчас он им был совсем не нужен. За каким бы чертом он ни появился, снова сталкиваться с ним не хотелось. – Кому он вообще нужен? – недовольно пробурчал лейтенант Питер Бернс, детектив. – Лично мне он сейчас совсем не нужен. А ты уверен, что это именно он? – Голос вроде его. – Мне некогда им заниматься, когда у меня висит этот взломщик с кошками, – заявил Бернс. Он встал из-за стола и подошел к открытому окну. В парке через дорогу не спеша прогуливались влюбленные, молодые мамаши толкали детские коляски, девочки прыгали через веревочку, а патрульный полицейский болтал с мужчиной, выгуливавшим собаку. – Мне он не нужен, – повторил Бернс и вздохнул. Затем лейтенант резко отвернулся от окна. Он был некрупным, но широкоплечим мужчиной, с волосами скорее белыми, чем седыми, с грубо обтесанными чертами лица и с твердым взглядом голубых глаз. Он оставлял впечатление сдержанной силы, казалось, что эта сила была закалена, заточена, а потом спрятана в ножны, Он неожиданно улыбнулся, удивив Мейера. – Если он еще позвонит, – сказал Бернс, – скажи, что мы все ушли. – Очень смешно, – мрачно заметил Мейер. – Между прочим, мы даже не уверены, что это он. – Я думаю, это все-таки он, – сказал Мейер. – Ладно, давай подождем, может, он еще позвонит. – О, если это он, то позвонит обязательно! – заверил Мейер. – Кстати, а что с этим проклятым взломщиком? – спросил Бернс. – Так он, пожалуй, обчистит все дома на Ричардсон, если мы его вскоре не возьмем. – Там сейчас Клинг, – ответил Мейер. – Как только вернется, сразу его ко мне с рапортом, – сказал Бернс. – А что мне делать с Глухим? Бернс пожал плечами. – Послушать его, узнать, что ему нужно, – он улыбнулся, еще раз удивив Мейера, – Может, он хочет забежать мимоходом. – Ну да, конечно, – хмыкнул Мейер. Ричардсон Драйв была боковая широкая улица позади Силвермайн Оувел. На ней стояло шестнадцать больших жилых домов, и дюжину из них за последний месяц посетил кошачий взломщик. В полицейской мифологии взломщики – сливки преступного мира. Будучи высококлассными профессионалами, они умеют мгновенно и беззвучно вскрыть двери или окна и забраться в квартиру, точно оценить, где может быть спрятан ящичек с ювелирными изделиями, быстро и тщательно перешерстить всю квартиру, а затем исчезнуть так же беззвучно, как появились. Согласно профессиональным сказкам, они все как один джентльмены, не прибегающие к насилию, если их не провоцировать или не ставить в безвыходное положение. Послушав полицейские байки о взломщиках (кроме, конечно, взломщиков-наркоманов, основная масса которых – беспомощные дилетанты), можно подумать, что их работа требует тщательных тренировок, большого дарования, сверхъестественной самодисциплины и огромной смелости. Не случайно фраза «дух взломщика» перекочевала в обиходную речь из полицейского лексикона. Это недоброжелательное уважение, этот полупоклон со стороны следователей, полностью подтвердились в полдень пятнадцатого апреля, когда детектив Берт Клинг разговаривал с мистером и миссис Анджиери в их квартире на Ричардсон Драйв, 638. – Чисто, хоть целуй, – сказал Клинг, в восхищении приподняв бровь, и это относилось к тому факту, что а квартире не было ни малейших следов, ни отметин от стамески на окнах, ни выбитых цилиндров в замке, ни причудливых свидетельств работы стеклорезом или ломиком. – Вы закрывали все двери и окна, когда уезжали? – спросил он. – Да, – ответил мистер Анджиери. Это был мужчина лет пятидесяти, хорошо загоревший к в рубашке дикой расцветки с короткими рукавами. И то, и другое явно было приобретено на Ямайке. – Мы всегда закрываемся, – добавил он. – Это ведь город. Клинг опять смотрел на дверной замок. Это был не тот тип, который можно открыть пластинкой целлулоида, но и следов подбора не было никаких. – Есть еще у кого-нибудь ключ от вашей квартиры? – спросил он, закрывая дверь. – Есть. У управляющего. У него ключи от всех квартир в доме. – Я имею в виду – кроме него, – сказал Клинг. – У моей матери есть, – сказала миссис Анджиери. Она была невысокая, чуть моложе мужа. Глаза ее беспокойно метались по квартире. Клинг знал, что у нее сейчас протекала первая реакция, она только осознавала, что кто-то проник в их личное пространство, кто-то вошел в их дом и безнаказанно бродил по нему, что кто-то держал в руках ее собственность и забрал ее вещи, по праву принадлежащие ей. То, что украдено, не было самым важным, ювелирные изделия скорее всего застрахованы. Очевидно, сама мысль потрясла ее. Если кто-то может войти и украсть, то почему кто-нибудь другой не войдет, чтобы убить? – Могла она приходить сюда, пока вас не было? Я имею в виду вашу мать. – А зачем? – Ну, я не знаю. Чтобы присмотреть… – Нет. – Полить цветы… – У нас нет цветов, – сказал Анджиери. – Кроме того, моей матери восемьдесят четыре года, – добавила миссис Анджиери. – Она редко уезжает из Риверхеда. Она живет в Риверхеде. – Могла она дать кому-нибудь ваши ключи? – Я не думаю, чтобы она вообще помнила, что у нее есть наши ключи. Мы дали ей ключи несколько лет назад, когда только въехали сюда. Вряд ли она ими когда-нибудь пользовалась. – Видите ли в чем дело, – сказал Клинг. – Следов взлома нет. Логичнее всего предположить, что он вошел сюда при помощи ключа. – Ну, полно, я не думаю, чтобы это сделал мистер Кой, – сказал Анджиери. – Кто? – Мистер Кой. Управляющий. Он бы не сделал ничего такого, правда, Мэри? – Конечно, нет, – подтвердила его жена. – Тем не менее, я с ним поговорю, – сказал Клинг. – Дело в том, что в этом квартале произошло двенадцать взломов и модус операнда у всех одинаковый – ни следов вторжения, ни отпечатков. Поэтому, если это не банда управляющих, которые занялись взломом, то… И Клинг улыбнулся. Миссис Анджиери улыбнулась в ответ. Он напомнил ей ее сына, разве что волосы были разные. У сына – каштановые, а Клинг – блондин. Ее сын был крупный парень, выше шести футов ростом, чем напоминал Клинга, а кроме этого, у обоих была приятная мальчишеская улыбка. Это несколько примирило ее с мыслью об ограблении. – Мне нужен перечень всего похищенного, – сказал Клинг, – и тогда мы… – Есть шансы, что похищенное возвратится? – спросил Анджиери. – Видите ли в чем дело, мы разошлем перечень всем комиссионным магазинам в городе. Иногда это дает очень неплохие результаты. Однако, временами вещи уходят из города и тогда их вернуть очень сложно. – Вряд ли он понес драгоценности в комиссионку. – Ну, иногда бывает, – сказал Клинг. – Хотя, если быть откровенным, я думаю, что здесь мы имеем дело с вором крупного калибра, и, как мне кажется, он работает через перекупщика. Я могу и ошибаться. Все равно не повредит, если комиссионные будут знать, какие драгоценности мы ищем. Мистер Анджиери хмыкнул с сомнением. – Я еще хотел спросить, – сказал Клинг. – Котенка тут не было? – Чего-чего? – Котенка. Взломщик обычно оставляет котенка. – Кто-кто? – Ну, тот самый взломщик, о котором я говорил. – Оставляет котенка? – Вот именно. Что-то вроде визитной карточки. Среди взломщиков довольно много умных ребят, и им, конечно, кажется, что они могут долго безнаказанно морочить голову честным гражданам и полиции. – Да-а, – протянул мистер Анджиери. – Если он совершил уже двенадцать краж, и вы до сих пор не в состоянии его поймать, то вы, мне думается, правы, он действительно водит вас за нос. Клинг покашлял, прочищая горло. – Но здесь, насколько я знаю, нет котенка… – Нет. – Он обычно оставляет котят на туалетном столике. Маленьких, но каждый раз разных. Не больше месяца от роду. – Но почему котят? – Ну, наверное, это он так шутит. Я же вам говорил, что это его визитная карточка. – М-да, – задумчиво произнес мистер Анджиери. – Итак, давайте я составлю список пропавших вещей. Управляющий Реджинальд Кой оказался негром. Он поведал Клингу, что работает в этой должности с момента демобилизации из армии в 1945 году. Он сражался в пехоте, участвовал в операциях по освобождению Италии, где и схлопотал пулевое ранение в ногу. С тех пор он сильно прихрамывал. Военная пенсия и жалование управляющего обеспечивали безбедное существование для его жены и троих детей. Семья Коя жила в квартире из шести комнат на первом этаже. Время было за полдень. Клинг и Кой сидели за стерильно чистым кухонным столом и, прихлебывая пиво, вели беседу. Из другой комнаты, где дети смотрели по телевизору мультфильмы, доносился веселый детский смех, перемешиваясь с голосами взрослых. У Реджинальда Коя был отличный послужной список. Ребята из архива поработали на славу. Кой – ветеран второй мировой войны, был тяжело ранен, всегда много и честно трудился, был примерным мужем и отцом, дружелюбным, приятным в общении человеком. Любого полицейского, который плохо бы относился к Кою, можно было бы смело назвать расистом, придирающимся к цвету кожи, лжецом, нарушающим устои общества, и вообще малокультурным человеком. Клинг попробовал с самого начала объективно подойти к Кою, но понял, что его симпатии к ветерану помимо воли овладевают им все больше. Кой сразу понравился детективу. Не мог такой человек иметь что-то общее с ограблением. Само это сопоставление не укладывалось в голове Клинга. Но Кой имел дубликаты ключей, и потом, даже самые кроткие ангелы, случается, проламывают своим матерям головы, и Клинг был обязан задать этому человеку обычные в таких случаях вопросы. По крайней мере, нужно было о чем-то говорить, пока они мирно пили превосходное пиво. – Мистер и миссис Анджиери сказали, что они уехали на Ямайку двадцать шестого марта. Это совпадает с вашими записями? – Да, – кивнул Кой. – Они улетели в пятницу, поздно вечером. Сказали мне, что уезжают, и просили присматривать за квартирой. Мне ведь по долгу службы нужно знать, кто живет в данный момент в доме, а кто нет. – Так вы присматривали за квартирой, мистер Кой? – Да, – ответил Кой и, поднеся бокал с пивом к губам, с видимым удовольствием отхлебнул большой глоток. – Каким образом? – Я заглядывал туда пару раз. – Когда это было? – Первый раз в среду, на следующей неделе после их отъезда, и еще раз в прошлую среду. – Вы закрывали дверь после этого? – Конечно! – А не показалось ли вам, что кто-то уже побывал в квартире? – Нет. Все находилось на своих местах, все шкафы закрыты, все чисто и убрано. Все было в порядке, не то, что сейчас, когда они вернулись. – Значит, в среду вы были здесь? – Да, в прошлую среду. – Это у нас было… – Клинг достал карманный календарик. – Седьмое апреля. – Наверное. Я не помню точно, какое это было число. – Все верно, седьмое апреля. – Значит, так тому и быть, – согласился Кой, кивая головой. – Из этого следует, что квартира была ограблена между средой и вчерашней ночью. Может, вы заметили кого-либо постороннего, заходившего в здание в этот промежуток времени? – Нет. Я очень внимательно слежу за всем в доме. Сейчас вокруг болтается много разного жулья, которое под видом ремонтников или разносчиков так и мечтает забраться внутрь и стащить все, что плохо лежит. Я держу ухо востро. Наш районный полицейский тоже хороший парень, он прекрасно знает всех живущих в нашем районе и частенько останавливает чужаков, чтобы выяснить, зачем они явились сюда. – А как его зовут? – Майк Ингерсол. Он давно уже здесь служит. – Да, я его знаю, – сказал Клинг. – Мне помнится он начал работать здесь в шестидесятом году или что-то вроде этого. Он моложе меня, должно быть, ему сейчас около сорока. Он очень хороший полицейский, дважды награждался за храбрость. Мне он очень нравится. – Когда вы обнаружили кражу, мистер Кой? – Да нет же, это не я обнаружил. Когда я там был последний раз, все было в порядке. Это Анджиери обнаружили кражу, когда вернулись домой вчера вечером. Они сразу вызвали полицию. Кой отпил пива и сказал: – Вы думаете, это ограбление как-то связано с другими, которые произошли в нашем квартале? – Да, очень на это похоже. – А как вы думаете, каким образом он проникает в квартиры? – спросил Кой. – Через входную дверь. – Да, но как? – Открывает ключом. – Не думаете ли вы… – Нет. – Если вы меня подозреваете, мистер Клинг, то лучше бы вы так прямо мне и сказали. – Я не думаю, что вы каким-то образом замешаны в этих ограблениях, мистер Кой. – Спасибо, – сказал Кой и, открыв холодильник, вопросительно взглянул на Клинга. – Еще баночку пивка? – Спасибо, у меня еще куча дел. – Приятно было познакомиться с таким хорошим человеком. Джозеф Анджиери позвонил в полицейский участок около шести часов вечера, как раз когда Клинг собрался уходить домой. – Мистер Клинг, – сказал потерпевший, – мы нашли кота. – Простите, не понял. – Котенка. Вы же говорили, что взломщик всегда оставляет… – Да-да. Где вы его нашли? – За платяным шкафом. Мертвого. Худющий, маленький, серый с белым. Наверное, свалился со шкафа и сломал себе шею, – Анджиери помолчал. – Так что, мне сохранить его до вашего приезда? – Нет-нет, он мне не нужен. – Но что мне с ним делать? – спросил Анджиери. – Ну… избавиться от него как-нибудь. – Может, выбросить его в мусорник? – Пожалуй. – А может похоронить его в парке? – Как вам больше нравится, мистер Анджиери. – Несчастное создание, – еще раз печально повторил мистер Анджиери. – Вы знаете, я кое-что припомнил после того, как вы ушли. – Что именно? – Замок на входной двери. Мы его сменили как раз перед отъездом на Ямайку. Ну, из-за всех этих краж в нашем районе. Нам показалось, что так будет надежнее. Так что если у кого-то и был еще ключ… – Понятно, мистер Анджиери. Я вас прекрасно понял. Как зовут мастера, который вставлял вам новый замок? Глава 2 Детектив Стив Карелла был высоким мужчиной с телом и походкой тренированного атлета. Карие, странно раскосые глаза и скуластое лицо придавали ему несколько восточный облик, что, впрочем, вполне соответствовало его итальянскому происхождению. Этот разрез глаз временами придавал ему грустный вид, что не очень соответствовало его оптимистической внешности. Он мягко скользнул к зазвонившему телефону, как игрок за легким мячом, поднял трубку и, усевшись на край стола одним плавным движением, сказал: – Восемьдесят седьмой участок, детектив Карелла слушает. – Ты заплатил налог на доходы, детектив Карелла? Было утро, пятница, шестнадцатое апреля. Карелла заплатил налоги еще девятого, за целых шесть дней до конца срока выплат. Именно поэтому он решил, что звонит ему Сэм Гроссман из лаборатории или Ролли Шабрье из районной прокуратуры (оба славились своими телефонными шуточками), но все равно почувствовал обычный для американского гражданина испуг, который испытывают все, услыхав голос чиновника Налогового управления. – Да, заплатил, – сказал он и подумал, что справился с ответом в целом неплохо. – Простите, а с кем я говорю? – Никто меня уже не помнит, – сказал голос скорбно. – Я начинаю подозревать, что мною пренебрегают. – Ох, – вздохнул Карелла, – это ты. – Ах, да, это я. – Детектив Мейер говорил, что ты звонил. Как дела? Карелла помахал Холу Уиллису, сидевшему в противоположном углу комнаты. Уиллис взглянул на него удивленно. Карелла покрутил пальцем, как бы набирая номер. Уиллис кивнул и тут же позвонил в отдел безопасности телефонной компании, попросив определить, откуда вызывают номер Кареллы. Голос продолжал: – Сейчас я в порядке. А вообще не так давно меня подстрелили. Ты ведь знаешь это, детектив Карелла? – Конечно, я это знаю. – В ателье мод, на Калвер-авеню. – Ну да. – Кстати, если я верно припоминаю, именно ты стрелял в меня, детектив Карелла. – Да, мне тоже это припоминается. Карелла посмотрел на Уиллиса и вопросительно поднял брови. Уиллис кивнул и поощрительно махнул рукой, мол, держи его подольше. – Это довольно болезненно, – сказал Глухой. – Да уж, пулевое ранение должно быть очень болезненным. – Но потом ведь и в тебя попали. – Действительно, я тоже получил. – Кстати, если я верно помню, именно я подстрелил тебя. – Из охотничьего ружья, так ведь? – А поэтому мы квиты, я думаю. – Ну, не совсем. Получить пулю из охотничьего ружья гораздо больнее, чем из пистолета. – Ты пытаешься определить, откуда звонят, детектив Карелла? – А как бы я это мог? Я тут один. – Я думаю, ты врешь, – сказал Глухой и повесил трубку. Карелла спросил Уиллиса: – Что-нибудь есть? – Мисс Сэлливан? – сказал Уиллис в трубку. Послушал, кивнул и сказал: – Спасибо за попытку, мисс. Повесив трубку, он вопросительно посмотрел на Кареллу: – А когда у нас последний раз получалось? Уиллис был невысок ростом (он был вообще самым маленьким в отделении, с трудом натянув требуемые в управлении пять футов восемь дюймов), с небольшими руками и беспокойными глазами резвого терьера. Он подошел к столу Кареллы пружинящей походкой, как будто был в теннисках. – Он еще позвонит, – сказал Карелла. – Со стороны казалось, будто ты болтаешь с приятелем, – заметил Уиллис. – В некотором смысле мы и есть приятели, старые приятели. – Что мне делать, если он позвонит опять? Еще раз заниматься этой ерундой? – Да нет, он знает, как с этим справиться. Никогда не говорит больше нескольких минут. Уиллис спросил: – Какого черта ему нужно? – А кто его знает? – ответил Карелла и задумался о том, что сказал минуту назад: «В некотором смысле мы и есть старые приятели». Он вдруг осознал, что перестал считать Глухого смертельным врагом, и теперь думал, что это произошло потому, что его жена Тедди была глухонемая. В их отношениях не было и намека на непонимание, ее глаза были ее ушами, а руки говорили. Пантомимой она могла обрушить крышу и успокоить его раздражение, просто прикрыв глаза. Глаза у нее – карие, почти такие же темные, как ее черные волосы. И она внимательно смотрела на него этими карими глазами, ловила движение его губ, следила за его руками, движущимися в алфавите глухонемых, которому она его научила и на котором он говорил бегло и со свойственной ему ясностью. Она была красива, пылка, отзывчива и умна, как дьявол. Да, она была глухонемая, но Карелла не считал это недостатком, он приравнивал эту ее особенность к черной кружевной бабочке, которую она вытатуировала на левом плече давным-давно, и обе эти странности были внешними признаками женщины, которую он любил. Когда-то он ненавидел Глухого. Теперь это прошло. Когда-то Глухой держал в страхе его разум и нервы. Теперь и это прошло. Он почему-то был даже рад, что Глухой вернулся, но, в то же время, искренне желал, чтобы Глухой убрался подальше. Правда, все разрушала мысль, что он будет всякий раз убираться, чтобы потом обязательно вернуться. Все это было слишком запутанно. Карелла кивнул своим мыслям и подкатил к себе столик с пишущей машинкой. От стола Уиллиса донеслось: – Нам он не нужен вовсе. Особенно в эту пору, когда идет потепление. Часы на стене участка показывали 10.51. Со времени последнего звонка Глухого прошло полчаса. Он больше не звонил, и Карелла не чувствовал разочарования. Как бы в подтверждение мнения Уиллиса о том, что Глухой особенно не нужен во время потепления, в участке толпились полицейские, нарушители закона, потерпевшие – и все это в тихое приятное утро пятницы, когда солнце сияет в чистом голубом небе, а температура прочно уселась на отметке двадцать два градуса. В теплой погоде было что-то, от чего преступления плодились, как тараканы. Полицейским восемьдесят седьмого участка не слишком нравился так называемый «тихий сезон», тем не менее им было ясно, что зимой преступлений совершалось меньше. В зимние месяцы голова болела у пожарных. Домовладельцы в трущобах не слишком славились щедростью и не поддерживали требуемую температуру в своих многоквартирных домах, не взирая на постановления Совета Здравоохранения. Правда, квартиры в некоторых домах боковых улочек, отходящих от Калвер– и Эйнсли-авеню были чуть теплее, но общей картины это не меняло. Жильцы, одолеваемые крысами и паршивой электропроводкой, отваливающейся штукатуркой и текущими трубами, частенько решали внести чуточку тепла в свою жизнь при помощи дешевых керосиновых горелок, которые были весьма огнеопасны. В любую из ночей на территории восемьдесят седьмого участка могло случиться больше пожаров, чем в любом другом районе города. С другой стороны – пробитых голов было меньше. Страстям трудно разгореться, особенно если ты промерз до пятой точки. Но зима ушла из города, уже пришла весна, а с ней все соответствующие обряды, все земные радости и праздничная песнь бытия. Жизненные соки пришли в движение, и нигде они так не перехлестывали через край, как на территории восемьдесят седьмого – здесь жизнь и смерть частенько слишком переплетались и жизненные соки приобретали ярко красный цвет. У человека, висевшего на руке патрульного полицейского, в груди торчала стрела. Мясников из скорой помощи уже вызвали, но пока полицейские растерянно смотрели на потерпевшего и явно не знали, что с ним делать. До этого у них на участке не было людей с торчащей из груди стрелой, наконечник которой в довершение всего вышел из спины. – Зачем вы притащили его сюда? – яростным шепотом спрашивал Уиллис у патрульного. – А что, по-вашему, я должен был сделать? Оставить его, чтобы он болтался по парку? – Вот именно, это ты и должен был сделать, – шептал Уиллис. – Пусть о нем заботятся врачи. Этот парень может предъявить нам иск, знаешь ты это? За то, что вы притащили его сюда. Патрульный задумался. – А что, действительно может? – прошептал он и побледнел. – Все в порядке, садитесь, – сказал Уиллис мужчине. – Вы меня слышите? Садитесь. – Я ранен, – сказал мужчина. – Да-да, мы знаем. А сейчас сядьте. Будьте добры, присядьте! Что же, черт побери, с вами произошло? – Меня ранили, – сказал мужчина. – Кто это сделал? – Не знаю. Неужели в городе появились индейцы? – Скорая уже едет, – сказал Уиллис. – Садитесь! – Я лучше постою. – Почему? – Когда сидишь, больше болит. – Крови вы немного потеряли, – успокаивающе сказал Уиллис. – Знаю. Но здорово болит. Вы вызвали скорую? – Я только что сказал вам, что вызвали. – Сколько сейчас времени? – Почти одиннадцать. – Я прогуливался по парку, – сказал мужчина. – Потом почувствовал такую острую боль в груди, что решил, что у меня сердечный приступ. Глянул вниз, а во мне торчит стрела. – Хорошо, садитесь, прошу вас, а то я нервничаю. – Скорая едет? – Едет, едет. В клетке для арестованных на другом конце комнаты нервно ходила высокая блондинка в белой блузке и желто-коричневой юбке. Внезапно она шагнула к металлической решетке. – Выпустите меня отсюда, я ничего не сделала! – А патрульный говорит, что ты много чего сделала, – ответил ей Карелла. – Ты бритвой изрезала своему парню все лицо и шею. – Он это заслужил! – выкрикнула девушка. – Выпустите меня! – Мы тебя арестовали за физическое насилие первой степени, – успокоил ее Карелла. – Как только поостынешь, я сниму у тебя отпечатки пальцев. – Я вообще не поостыну. – Ну, времени у нас сколько угодно. – Знаете, что я сделаю? – Ты успокоишься, а потом мы снимем отпечатки пальцев. А потом, если ты хоть что-нибудь соображаешь, ты начнешь молиться, чтобы твой парень выжил. – Надеюсь, он умрет. Выпустите меня отсюда! – Никто тебя не выпустит! Прекрати орать, у меня уже уши болят. – Сейчас я порву свою одежду и заявлю, что вы пытались меня изнасиловать. – Валяй, а мы полюбуемся. – Вы думаете, я шучу? – Хол, Хол, здесь девушка собирается раздеваться! – Пускай себе раздевается. – …вашу мать, – сказала девушка. – Красиво сказано, – заметил Карелла. – Вы думаете, я этого не сделаю? – Да делай, кого это трогает, – сказал Карелла и отвернулся от клетки, чтобы подойти к полицейскому, стоявшему позади двух подростков, прикованных наручниками друг к другу и к тяжелой деревянной ножке стола для снятия отпечатков пальцев. – Ну, что мы здесь имеем? – спросил Карелла у патрульного. – Въехали на кадиллаке в окно овощной лавки на Стем. Оба обдолбанные, – сказал полицейский. – «Кадди» два дня назад угнали в Саут Сайде. Он значится в списках угнанных машин. – Сними блузку, душенька! – заорал вдруг один из парней через комнату. – Покажи нам свои сиськи! – А мы скажем, что они прыгали на тебя! – крикнул второй, хихикая. – Валяй, детка! – Кто-нибудь ранен? – спросил Карелла. – Кроме владельца, никто не пострадал, а он, между прочим, сидел за кассой. – Что на это скажете? – обратился Карелла к парням. – Что скажем насчет чего? – спросил первый парень. У него были длинные кучерявые черные волосы и густая черная борода. Парень был в джинсах и открытой спортивной рубашке, поверх которой была надета коричневая ветровка. Он не отрываясь смотрел на клетку, в которой девушка опять начала метаться. – Вы въехали на машине в витрину? – На какой машине? – спросил парень. – Голубой «кадди», который в среду ночью угнали от дома 1604 по Стюарт Плейс, – сказал патрульный. – Ты бредишь, – ответил ему парень. – Рви долой свою блузку, дорогая! – снова заорал второй парень. Был он меньше, чем приятель, с вьющимися каштановыми волосами, в коричневых брюках и мексиканском пончо. Рубашки под пончо явно не было. Как и его друг, он не отрывал глаз от девушки в клетке, словно гипнотизируя ее. – Давай! – кричал он. – Или духу не хватает? – Заткнись, отребье, – ответила она. – Вы угнали эту машину? – спросил Карелла. – Не пойму, о какой машине идет речь, – сказал парень. – О машине, на которой вы въехали в окно овощной лавки. – Ни на какой машине мы не ездили, дядя, – сказал первый парень. – Мы ле-та-ли, дядя, – раздельно произнес второй парень, и оба зашлись от хохота. – Лучше не записывай их показания до тех пор, пока они не поймут, что происходит, – сказал Карелла. – Отведи их вниз, Фред. Скажи сержанту Мерчисону, что они обдолбанные и не понимают своих прав. Он повернулся к стоявшему ближе парню и спросил: – Сколько тебе лет? – Пятьдесят восемь, – ответил парень. – Шестьдесят девять, – сказал второй, и они опять захохотали. – Отведи их вниз, – сказал Карелла. – Пусть их держат отдельно от всех, они могут быть несовершеннолетними. Патрульный отстегнул наручники, которыми парни были пристегнуты к ножке стола. В то время, как он вел их к дощатой перегородке, отделяющей комнату отдела от коридора, бородатый парень опять повернулся к решетке и заорал: – Тебе, наверное, и показать-то нечего! Потом он опять захохотал, особенно после того, как патрульный подтолкнул его в зад дубинкой. – Думаете, я не сделаю этого? – не унималась девушка. – Золотце, нам безразлично, что ты сделаешь, – ответил Карелла и отошел к столу Клинга, за которым сидела пожилая женщина в длинном черном пальто, скромно скрестив руки на груди. – Che vergogna,[1 - Бесстыжая (ит.)]– сказала женщина, неодобрительно кивнув на девушку в клетке. – М-да, – ответил Карелла. – Вы по-английски говорите, синьора? – Я в Америке уже сорок лет. – Не будете ли вы так добры рассказать мне, что произошло? – Кто-то украл мой кошелек. Карелла придвинул блокнот поближе к себе. – Как вас зовут, синьора? – Катарина ди Паоло. – Ваш адрес? – Эй, вы что, шутите? – послышался посторонний голос из-за ограждения. Карелла поднял глаза. Санитар скорой помощи, весь в белом, с недоверием заглядывал в комнату. – Здесь действительно есть раненный стрелой? – Тут он, – ответил Уиллис. – Действительно, стрела! – сказал санитар, выпучив глаза. – Помогите, насилуют! – неожиданно закричала девушка в загородке для арестованных. Карелла повернулся и увидел, что она сняла с себя блузку и лифчик. – О, боже, – пробормотал он. – Извините, синьора. Карелла пошел к загородке для арестованных, но в это время зазвонил телефон на его столе. – Пойдемте, мистер, – сказал санитар скорой. – Они разорвали все мои вещи! – кричала девушка. – Посмотрите на меня! – Che vergogna, – сказала старая леди и поцокала языком. Карелла снял трубку. – С твоей помощью, – послышался голос Глухого в трубке, – я украду пятьсот тысяч долларов в последний день апреля. Глава 3 Конверт с напечатанным на машинке адресом пришел на имя детектива Стивена Льюиса Кареллы, восемьдесят седьмой полицейский участок, Гровер-авеню, 41. Обратный адрес указан не был. На почтовом штемпеле можно было прочесть, что письмо было отправлено из Айсолы за день до доставки адресату. Внутрь, между двумя серыми кусочками картона, была вложена фотография. – Ведь это Эдгар Гувер? – удивился, глядя на фотографию, Мейер. – Вот именно, – отозвался Карелла. – Но почему именно его фото? – Это даже не фотография, а фотостат. – Правительство явно экономит на всем, – заметил Мейер, – спад производства. – Несомненно. – Что ты об этом думаешь? – серьезно спросил Мейер. – Я думаю, что это проделки нашего общего знакомого. – Мне тоже так кажется. – Он начинает действовать. – Но почему Гувер? – А почему бы и нет? Мейер почесал свою лысину. – Что он хочет этим сказать? – Не имею ни малейшего представления. – Надо подумать, надо хорошенько пораскинуть мозгами. – Да, – медленно произнес Карелла. – Вчера он мне сообщил, что собирается украсть полмиллиона долларов в последний день апреля. А на следующее утро ровно в 9.22 мы получаем фотостат Эдгара Гувера. Либо он пытается этим что-то сообщить, либо, наоборот, хочет ввести нас в заблуждение. – Слушай, какие глубокие мысли, – озабоченно-иронично заметил Мейер. – Ты никогда не думал пойти поработать в полицию? – Я все это вывожу из его прошлого, из его модус операнда. Ты не помнишь, какой была его первая, гм… работа, если можно ее так назвать? – О, это было лет десять назад, даже больше. – Правильно. Он постарался уверить нас, что собирается грабить один банк, хотя хотел взять совершенно другой. Вот я и думаю, не собирается ли он повторить трюк? – Да, так оно все и было тогда. – И у него, кстати, тогда почти все получилось, как он задумал. – Получилось, да не все. – Он намекает на определенные вещи, но это нам мало что дает, потому что карты свои он раскрывать не собирается. Для него это не просто развлечение. Вспомни его прошлое дело. Он объявил тогда о двух предстоящих убийствах, затем совершил эти два убийства, отправив на тот свет двух чиновников из мэрии, и потом угрожал застрелить самого мэра. Убив из оружия крупного калибра двух несчастных, он тем самым предупреждал, что не остановится, если ему не выдадут вымогаемую им сумму. Все это дезориентировало нас, Мейер. Вот почему я утверждаю, что этот фотостат может быть ключом к разгадке, а может и вовсе ничего не означать. Мейер вновь взглянул на снимок и задумчиво произнес: – М-да… Гувер. Мастера, вставившего новый замок, звали Станислав Яник. Его мастерская, небольшая квадратная комнатушка, находилась на Калвер-авеню, втиснутая между ломбардом и химчисткой. На стене, позади стойки, за которой сидел Яник, располагались ряды крючков, на них висели заготовки ключей. На каждой был выбит номер, соответствующий номеру в каталоге производителей замков. Автомобильные ключи были помечены в соответствии с годом выпуска автомобиля и названием фирмы-изготовителя. В мастерской жили шесть здоровенных котов, что сразу становилось ясно вошедшему по царившей в помещении атмосфере. Даже сам хозяин сильно смахивал на косоглазого сиамского кота с голубыми глазами, видневшимися за толстыми стеклами очков. Яник был почти лысым, если не обращать внимания на клочки черных волос, торчавших из-за ушей. Ему было чуть больше пятидесяти. Он сидел за стойкой, одетый в коричневый джемпер, из-под которого выглядывала белая рубашка, и вытачивал очередной ключ, когда внутрь вошел Клинг. Колокольчик над дверью звякнул, оповещая хозяина о прибытии посетителя, и кот, который лениво развалившись лежал на пороге мастерской, злобно урча, медленно убрался в глубину помещения. – Мистер Яник? – спросил Клинг. Яник оторвался от работы и выключил станок. У него оказались желтые зубы отчаянного курильщика, и Клинг заметил трубку а-ля Шерлок Холмс, лежавшую в пепельнице на рабочем столе, засыпанном металлической стружкой. Яник смахнул мусор ладонью на пол и спросил: – Чем могу служить? Клинг сразу почувствовал иностранный акцент, но не смог сразу определить, из какой страны прибыл владелец мастерской. Он достал из внутреннего кармана бумажник, где на одной из стенок рядом с удостоверением был приколот полицейский значок. – Я офицер полиции. Должен задать вам несколько вопросов. – А что, собственно, произошло? – спросил Яник. – Я веду следствие по поводу ограблений на Ричардсон Драйв. – Да? – Насколько мне известно, вы вставляли замок одному из жителей этой улицы, которого недавно как раз ограбили. – И кто же это? – удивленно спросил Яник. Внезапно большой черно-белый кот запрыгнул на стойку и подставил свою спину хозяину, который тут же стал механически поглаживать животному спину, как бы не обращая внимания на кота, но внимательно глядя на Клинга через сильные стекла очков. – Мистер Джозеф Анджиери, – пояснил Клинг. – Ричардсон Драйв, 638. – Да, я действительно вставлял там замок, – подтвердил Яник, поглаживая кота. – А какой тип замка вы использовали? – Обычный цилиндрический замок. Не очень надежный тип, – ответил Яник, покачав сокрушенно головой. – Что вы имеете в виду? – Я ведь предупреждал мистера Анджиери, вы же знаете, что он менял замок в связи с этими ограблениями в нашем квартале. Поэтому я ему сказал, что подобные цилиндрические замки не очень надежны и не обеспечивают в должной мере безопасности. Я ему предложил другой тип – замок запорного действия. Вы знаете такие? – Да, – кивнул Клинг. – Этот был бы вполне надежной вещью. Даже если вынуть из него цилиндр, все равно остается предохранительная защелка, которая не позволяет открыть дверь. Я предлагал ему поставить дополнительно такой замок, чтобы подстраховаться, если в он действительно боялся ограбления… – Вы кажется, неплохо разбираетесь в способах проникновения в квартиры, мистер Яник. – Замки – моя специальность, – пожал плечами хозяин мастерской, а затем спихнул кота на пол. Это обескуражило кота, и он, приземлившись, зашипел на Яника, а потом нервно убрался в угол мастерской, где принялся вылизывать ухо у коричневой ангорской кошки. – Я говорил мистеру Анджиери, что не стоит жалеть нескольких долларов ради собственной безопасности. Запорный замок – это вещь! Но он сказал «нет», сказал, что не собирается тратиться на такую чушь. В результате его квартиру ограбили. Он пожалел несколько бумажек за замок, а в результате потерял все свое состояние. Что же это за экономия? Люди разучились думать, – сказал Яник и снова сокрушенно покачал головой. – И много он потерял, как вы думаете, мистер Яник? – Понятия не имею. – Но… почему же тогда вы говорите, что он потерял все свое состояние? – Мне думается, что если кто-то проникает в чужую квартиру, то не для того, чтобы вытряхнуть копилку или украсть несколько монеток мелочи. Что вы имели в виду, задавая ваш вопрос, молодой человек? – Скажите, мистер Яник, вы многим меняли замки в этом районе? – Я же вам сказал: замки – это моя специальность. Конечно, я вставлял замки не только мистеру Анджиери. Если моя мастерская находится в этом районе, неужели вы думаете, что я пойду работать в другой? Или, например, поеду в Калифорнию врезать парочку-другую новых замков? – А по Ричардсон Драйв вы вставляли замки кому-нибудь еще? – Конечно! – Где? В каких домах? Вы можете назвать номера квартир? – Мае нужно посмотреть в записной книжке. – Да-да, посмотрите, пожалуйста! – Но я этого делать не буду! – Простите?.. – Мне не нравится, как вы со мной разговариваете, молодой человек. Я очень занят и у меня нет лишнего времени, чтобы копаться в записях и вспоминать, кому еще я вставлял свои замки. Я еще раз вас спрашиваю, к чему вы клоните? – Мистер Яник… – начал было Клинг, но, засомневавшись, осекся. – Да? – Скажите, а сохранились ли у вас дубликаты ключей к замкам, которые вы устанавливали? – Конечно, нет! Вы что думаете, я вор? – Нет, сэр, что вы! Просто я… – Я приехал в эту страну из Польши в 1948 году. Моя жена и дети были убиты немцами, и я совсем одинок в этом мире. Я едва свожу концы с концами, но делаю это честно! Даже в Польше, умирая от голода, я не украл ни одной горбушки хлеба. Я не вор, молодой человек, и я не обязан вам показывать свои записи! Я был бы вам очень признателен, если бы вы сейчас же покинули мою мастерскую. – Но мне, вероятно, придется вернуться, мистер Яник. – Никто не может вам запретить этого, но тогда вам придется прихватить ордер. Меня не проведешь, я много повидал в своей жизни разных шустряков. – Надеюсь, вы понимаете, мистер Яник… – Я отказываюсь что-либо понимать! Пожалуйста, уходите. – Благодарю вас, – сказал Клинг и направился к выходу. Он хотел было обернуться и сказать что-либо напоследок, но передумал и открыл дверь. Колокольчик опять звякнул, и мимо его ног стремглав выскочила наружу одна из кошек Яника. Клинг торопливо закрыл за собой дверь и пошел пешком в свой участок, до которого было шесть кварталов. На душе было скверно, он понимал, что допустил оплошность, обозлившую старика, и вообще он чувствовал себя чуть ли не нацистом, повинным во всех бедах Яника. Весенний день был светлым и теплым, от деревьев веяло ни с чем не сравнимой свежестью молодой листвы, но только тяжелый кошачий дух всю дорогу преследовал огорченного Клинга. В 15.30 за пятнадцать минут до того, как Клинга должен был сменить напарник, зазвонил телефон. Клинг поднял трубку. – Восемьдесят седьмой полицейский участок. Клинг. – Берт, говорит дежурный по участку Мерчисон. Только что звонил патрульный полицейский Ингерсол из дома 637 по Ричардсон Драйв. Он сейчас в квартире IIД у одной женщины, которая только что возвратилась домой из-за границы. Раз я тебе звоню, ты, наверное, и сам догадался, что квартира ограблена. – Немедленно выезжаю туда, – ругаясь про себя, ответил Клинг. Он подошел к Холу Уиллису, на столе которого в беспорядке были разбросаны десятки фальшивых чеков, и сказал: – Хол, у меня опять ограбление по Ричардсон Драйв. Скорее всего, я прямо оттуда рвану домой. – Хорошо, – ответил Уиллис, не отрываясь от чеков и пытаясь сличить подписи на чеках с росписью одного подозреваемого, оставленной в регистрационной книге гостиницы. – Наверное, этот парень решил завалить весь город своими фальшивками, – задумчиво произнес Хол, ни к кому не обращаясь. – Ты меня понял? – спросил Клинг. – Да-да, ограбление на Ричардсон Драйв, едешь прямо домой, – отозвался Уиллис. – Пока, – сказал Клинг и быстро вышел из участка. Его машина была припаркована не по правилам на Гровер, в двух кварталах от участка. На отогнутом солнцезащитном щитке над водительским сидением от руки было написано печатными буквами: «Машина Управления полиции». Каждый раз, возвращаясь к машине после завершения своих дел, Клинг ожидал увидеть квитанцию о штрафе за неправильную парковку, приколотую к щитку каким-нибудь ревнивым блюстителем порядка. Он осмотрел ветровое стекло, и, не обнаружив на нем квитанции, открыл дверцу и поставил щиток на место. Приехав на Ричардсон Драйв, Клинг втиснул машину рядом с коричневым мерседесом, блокируя ему выезд на улицу. Сказав портье, что он офицер полиции, и разъяснив, где он поставил автомобиль, Клинг пошел наверх. Портье обещал позвонить, если объявится хозяин мерседеса и захочет выехать. Майк Ингерсол открыл дверь только после второго звонка. Это был симпатичный мужчина в возрасте около сорока лет с вьющимися волосами темно-русого цвета, карими глазами и носом острым и прямым, как лезвие мачете. Форма на нем сидела неважно, как на многих других полицейских, но сам Ингерсол, наверное, считал по-другому. Он носил ее с большим достоинством, словно она была сшита по индивидуальному заказу в дорогом ателье на Холл-авеню, а не куплена в магазинчике готовой одежды напротив Полицейской Академии. – Вы добрались довольно быстро, – сказал он Клингу, впуская его в квартиру. Несмотря на свою комплекцию, Ингерсол обладал довольно мягким голосом, в котором слышалось неподдельное удивление. Клинг ожидал, что из такой широкой, мощной груди будут исходить более сильные и грубые звуки. – Хозяйка в гостиной, – сказал Ингерсол. – В доме творится черт знает что. Парень классно поработал, выгреб все, что можно. – Думаешь, тот самый? – Да. Отпечатков нет ни на окнах, ни на дверях. Ну, и котенок, разумеется, белый, на тумбочке в спальне. – М-да. Ну, давай побеседуем с хозяйкой. Хозяйка сидела на диване. У нее были длинные рыжие волосы и зеленые глаза. К середине весны она уже успела где-то хорошо загореть. На ней был темно-зеленый свитер, коричневая мини-юбка и коричневые сапоги. Она сидела, закинув ногу за ногу, и безучастно глядела на стену. При появлении нового человека хозяйка перевела взгляд на него. Клингу редко приходилось видеть такую гармонию в одежде и внешности. Красно-коричневый и зеленый цвета ее волос и глаз, свитера и сапожек, которые прекрасно сочетались с цветом ее длинных загорелых ног, вопросительно приподнятый подбородок, рыжие пряди волос, каскадом спадающие на плечи, – все делало ее наглядным пособием для краткого курса искусствоведения. Высокие скулы лица, глаза, блестевшие ярким бесовским огнем, как изумруды, слегка приподнятая верхняя губка, обнажающая ровный ряд абсолютно белых зубов. Лифчика на ней не было, свитер облегал упругую молодую грудь. На талии свитер был прихвачен широким поясом из коричневой кожи с медными вставками. Когда девушка повернулась к Клингу, ее мини-юбка слегка приподнялась, обнажая часть бедра. Да, Клинг никогда в жизни еще не видел такой прекрасной девушки. – Я – детектив Клинг. Здравствуйте. – Привет, – устало произнесла красотка. Клингу показалось, что она вот-вот разрыдается. Ее зеленые глаза блестели от выступивших слез. Она протянула Клингу руку, и он неуклюже пожал ее, не в силах оторвать взгляд от прекрасного лица. Прошло несколько секунд, и Клинг осознал, что все еще держит ладонь в своей руке. Он сразу же ее отпустил, прокашлялся и достал из кармана записную книжку и ручку. – Мне кажется, мы не были раньше знакомы, – начал Клинг. – Августа Блейер, – представилась девушка. – Вы уже успели увидеть этот кошмар? Я имею в виду спальню. – Я осмотрю спальню через несколько минут. А пока скажите, когда вы обнаружили, что вас ограбили, мисс Блейер? – Я вернулась домой полчаса назад. – Откуда? – Из Австрии. – Да, наверное, приятное было возвращение, – заметил Ингерсол, качая головой. – Дверь была заперта? – продолжал Клинг. – Да. – Вы открыли дверь своим ключом? – Да. – Кто-нибудь был в квартире? – Никого. – Может вы что-нибудь услышали? Какой-нибудь шум? – Ничего! – Расскажите подробно, как все было? – Когда я вошла, то оставила входную дверь открытой, так как портье нес за мной мой багаж. Затем я сняла пальто и повесила его в прихожей на вешалку и, пройдя через холл, вошла в спальню. До этого момента все было в порядке и стояло на своих местах. Но как только я переступила порог спальни, у меня дух захватило… – Берт, лучше загляни туда сам. Этот парень разошелся не на шутку, – сказал Ингерсол. – Это спальня? – спросил Клинг, показывая на дверь. – Да, – сказала Августа и встала с дивана. Мисс Блейер оказалась довольно высокой девушкой, не меньше ста семидесяти пяти сантиметров, но походка ее была очень грациозной. Она последовала за Клингом и, заглянув в спальню, с отвращением отвернулась. Клинг вошел внутрь, но мисс Блейер осталась стоять на пороге, прислонившись плечом к дверной раме и нервно покусывая верхнюю губу. Вор, казалось, пронесся по комнате, как смерч. Все ящики платяного шкафа были вытащены и валялись на ковре вперемешку с их содержимым. Тапочки, бюстгальтеры, трусики, свитера, чулки, шарфы, блузки разноцветными пятнами покрывали пол. Вещи, висевшие на плечиках – пальто, плащи, костюмы, юбки, ночные рубашки, халаты, платья – теперь были разбросаны на кровати и креслах. Шкатулка для драгоценностей вверх дном лежала на постели, вокруг была рассыпана разная бижутерия, очевидно, не привлекшая внимания преступника. На туалетном столике сидел маленький белый котенок и жалобно мяукал. – Скажите, мисс, вор обнаружил все ценности в доме? – спросил Клинг. – Да, – ответила девушка. – Все мои драгоценности были завернуты в красный шарф. Я его прятала в верхнем ящике шкафа. Все исчезло бесследно. – Что-нибудь еще пропало? – Две шубы. Одна из леопарда, другая из выдры. – Да, во вкусе ему не откажешь, – заметил Ингерсол. Клинг продолжал: – Радио, фото и прочая аппаратура? – Нет. Стереокомплекс в гостиной на месте. Он его не взял. – Мне нужен перечень похищенных драгоценностей и верхней одежды, мисс Блейер. – Зачем? – Чтобы мы могли начать их искать. И к тому же, я думаю, что вы хотите, чтобы мы сообщили в страховую компанию об ограблении? – Ничего не было застраховано… – Вот это да! – вырвалось у Клинга. – Я представить себе не могла, что меня могут ограбить, – грустно сказала Августа. – Скажите, вы давно здесь живете? – удивленно и с недоверием спросил Клинг. – Что вы имеете в виду? В городе или в квартире? – И то, и другое. – В этом городе я живу полтора года, а в этой квартире восемь месяцев. – Откуда вы приехали? – Из Сиэтла. – Вы работаете? – спросил Клинг и приготовился записывать. – Да. – Где? В какой фирме? – Я – манекенщица, – ответила Августа. – Мои интересы представляет Агентство Катлера. – Вы были в Австрии по работе? – Нет, в отпуске. В горах. На лыжах каталась. – То-то я и смотрю, что мне ваше лицо знакомо, – напомнил о своем существовании Ингерсол. – Бьюсь об заклад, что видел ваши фотографии в журналах. – Может быть, – пожала плечами девушка. – Как долго вы были в отъезде? – продолжал Клинг. – Две недели. Вернее, шестнадцать дней. – Да, приятно было возвратиться домой, – повторил Ингерсол и снова сокрушенно покачал головой. – Я переехала в этот дом потому, что здесь есть портье, – сказала Августа. – Мне всегда казалось, что в такие дома воры не заглядывают. – Ни один дом в этом районе нельзя считать безопасным с точки зрения ограбления, – вздохнул Ингерсол. – Да, так оно и есть, – подтвердил Клинг. – Но я не могу себе позволить снять квартиру за парком! – огрызнулась Августа. – Я работаю манекенщицей не так давно и у меня не так уж много контрактов. Заметив немой вопрос на лице Клинга, девушка добавила: – Шубы мне подарила моя мама, а драгоценности перешли мне по наследству от тети. Я шесть месяцев экономила, как проклятая, чтобы поехать в эту чертову Австрию! Августа неожиданно разревелась. – Что за жизнь паршивая, ну почему его черт занес ограбить именно мою квартиру? Ингерсол и Клинг, переминаясь с ноги на ногу, стояли, не зная, что предпринять. Августа, быстро повернувшись и пройдя мимо Ингерсола, подошла к дивану и достала из сумочки носовой платок. Затем она шумно высморкалась, вытерла слезы и сказала: – Прошу прощения. – Если вы напишете полный список похищенного… – снова начал Клинг. – Да, да, конечно, – перебила его девушка. – Мы сделаем все возможное, чтобы вернуть украденное. – Надеюсь, – сказала Августа и снова высморкалась. Глава 4 Все посчитали, что произошла какая-то ошибка. Конечно, было очень приятно получить еще один фотостат бывшего всеми любимого руководителя самой лучшей в мире национальной службы безопасности, но оставалось непонятным, зачем было присылать еще одну копию. Создавалось впечатление, что кто-то решил подурачиться. Очень уж непохоже это было на Глухого, никогда не делавшего что-либо дважды. Естественно, обе копии были похожи, как братья-близнецы, в этом сомнений не возникало. Единственное, что разнило их, это то обстоятельство, что прибыли они в разное время: первая пришла в субботу, семнадцатого апреля, а вторая – сегодня, девятнадцатого апреля. Даты на штемпелях также были разными. Все остальное было идентично. Скорее всего, произошла ошибка, и ребята из восемьдесят седьмого участка постепенно приободрились и более оптимистично смотрели в будущее: наверняка Глухой начал впадать в маразм. В телефонном справочнике, отпечатанном на желтой тонкой бумаге, перечень магазинов, изготавливающих копии при помощи фотостата, занимал пять страниц. Может и стоило полиции заняться проверкой этих заведений с целью обнаружить магазин, делающий данные копии. Но, пока никакого преступления не было совершено, никто не имел права отнимать время у владельцев магазинов пустыми расспросами, так как для этого не было серьезных оснований. Правда, можно было оспаривать серьезность или несерьезность предприятия, ведь прошлые кровавые преступления Глухого – достаточное основание для мобилизации всей полиции города, тотальной проверки магазинов, прослушивания телефонных линий, перлюстрации почты и прочих подобных мер. Но, с другой стороны, никто не мог с полной определенностью сказать, что именно Глухой прислал эти два фотостата Эдгара Гувера и что они каким-то образом связаны с преступлением, которое он планировал совершить. Можно было понять, почему недоукомплектованная кадрами полиция восемьдесят седьмого участка, заваленная делами об ограблениях, поножовщине, перестрелках, налетах, изнасилованиях, взломе квартир, подделке ценных бумаг, угоне машин и другой уголовщиной, просто попросила ребят из лаборатории провести экспертизу изготовления этих фотостатов и возможного наличия на них отпечатков пальцев. Результаты всех разочаровали: бумага, использованная для изготовления фотостатов, оказалась самой обыкновенной, отпечатков, даже самых слабых, обнаружено не было. И неудивительно, что полиция по-прежнему была занята более серьезными делами, чем разглядывание разных картинок, тем более, что утром, в 10.27, поступил очередной звонок с места происшествия. В заброшенном многоквартирном доме был обнаружен труп молодого человека, распятый на стене. Длинноволосый юнец с подстриженными усиками, одетый только в узкие белые трусы, висел, как Иисус Христос, с той лишь разницей, что распят был на стене. В левой части груди, под сердцем, отчетливо виднелась глубокая ножевая рана. Широко раскинутые руки были приколочены к стене, в ладонях виднелись шляпки гвоздей, ноги были скрещены и пробиты насквозь третьим длинным гвоздем, голова беспомощно лежала на плече. Тело уже начало покрываться трупными пятнами, кровь давно запеклась, но все равно было трудно на глаз определить, как долго оно здесь висит. Очевидно, парень сильно струхнул перед смертью: трупный запах смешивался с запахом его дерьма, так что атмосфера в комнате была невыносимой. Прибывшие на место детективы были вынуждены выйти из комнаты в коридор, где было немного легче дышать. Дом, в котором висел распятый, был одним из многих заброшенных домов по Hope Гаррисон. Эти дома просто кишели крысами. Когда-то здесь жили хиппи, но продержались недолго. Они вынуждены были убраться отсюда из-за постоянных нападений со стороны разного преступного сброда и частых набегов крыс. На стенах до сих пор можно было прочесть символизирующие мировоззрение хиппи надписи «love» с нарисованными вокруг цветами. Покойник так тошнотворно вонял, что даже судмедэксперт отказался войти в комнату, чтобы обследовать труп. – Ну почему я должен возиться в его дерьме? – жаловался он Карелле. – Все, от чего отказываются другие, перепадает мне. Да пошли они к черту! Пусть догнивает, мне на это плевать. Пусть скорая отдирает его от стены и везет в морг. Я обследую его там. По крайней мере, там хоть руки можно помыть. Капли воды блестели на потолке, штукатурка во многих местах отслоилась и угрожающе нависла, вот-вот готовая рухнуть полицейским на головы. В комнате с трупом окно было выбито, входной двери тоже не было. Дверь была снята с петель и служила мусоросборником для бывших жителей этой комнаты. Мусор – разлагающиеся отходы, помятые банки, битые бутылки, рваные газеты, использованные презервативы, собачье дерьмо, дохлая полуистлевшая крыса – громоздился многосантиметровым ярусом поверх лежавшей на полу двери. Каждый, кто входил в комнату, должен был осторожно переступать через эту смрадную кучу. Потолок был высокий, где-то метра три с половиной, и ноги убитого не доставали до вершины мусорной горы сантиметров шестьдесят-семьдесят. Убитый был довольно высокого роста. Тот, кто прибил его к стене, должно быть, был еще выше. Со временем тело провисло на гвоздях под собственной тяжестью, руки оказались выдернуты из ключиц, и пока одному боту было известно, к каким внутренним повреждениям это привело. – Эй, ты меня слышишь? – спросил судмедэксперт. – Что хочешь, то и делай. Мне все равно, – отозвался Карелла. – И сделаю. – Только смотри, у нас должен быть полный отчет о результатах вскрытия. – Как ты думаешь, он был жив, когда его приколачивали к стене? – спросил Мейер. – Вполне может быть. Ударить ножом его могли и потом, – ответил Карелла. – Я не буду его отдирать от стены, так и знайте, – снова напомнил о себе судмедэксперт. – Послушай, – не выдержав, разозлился Карелла. – Снимай его или оставляй его висеть – это твое личное дело. Но чтобы у меня был твой отчет, и не забудь про отпечатки пальцев! – Не забуду! – Про отпечатки обуви тоже не забудь. – Сколько всяких ублюдков в нашем городе, – пробурчал эксперт, затем переступил через кучу мусора, вышел в коридор и начал спускаться по лестнице, очевидно, намереваясь переложить часть своей грязной работы на плечи скорой помощи, которая вот-вот должна была приехать. – Давай хорошенько осмотрим другие квартиры на этаже, – предложил Мейер. На лестничной площадке располагались еще две квартиры. Замки на них тоже были выдраны с мясом. В одной из квартир на полу виднелись остатки недавнего костра. Возле окна лежала разорванная теннисная кроссовка. Мейер осторожно взял ее платком и положил в пронумерованный целлофановый кулек для вещественных доказательств. Во второй квартире было пусто, только на полу валялся старый изорванный матрац, загаженный крысами. – Ну и дыра, – произнес кто-то сзади. Карелла и Мейер обернулись и увидели в дверях детектива Моногана. Как всегда, за его спиной стоял детектив Монро. Одетые в черные плащи и серые шляпы, оба детектива из отдела по расследованию убийств осматривали помещение с недовольными гримасами, которые, казалось, застыли у них на лицах с раннего детства. – Представляешь, а ведь люди действительно живут в таких дырах, – заметил Монро. – Невероятно, – покачал головой Моноган. – Трудно в это поверить, но это факт, – подвел черту Монро. – Где жмурик? – спросил Моноган. – Прямо по коридору, – махнул рукой Карелла. – Можешь проводить? – Да ты и сам найдешь. – Ладно, идем, – сказал Моноган своему напарнику, и оба детектива медленно пошли по коридору. Оба были широкоплечими громилами, но по их медленной поступи можно было подумать, что они идут не по пустому коридору, а прокладывают себе путь в толпе. – Святая богородица! – воскликнул Моноган, увидев распятого юнца. Находясь в коридоре, Карелла только кивнул. На лестнице послышались шаги. Карелла глянул вниз. Пробираясь через куски обвалившейся штукатурки и мусора, наверх поднимались два человека в белых халатах. Увидев Кареллу, они сразу же подошли к нему. – Слушай, ты здесь главный? – спросил один. – Да, я веду это дело, – ответил Карелла. – Я – доктор Кортез. Какого черта от меня требуют, чтобы я отдирал кого-то от стены? – Но труп надо доставить в морг, – спокойно заметил Карелла. – Прекрасно, мы его отвезем туда. Но ваш судмедэксперт говорит, что труп приколочен гвоздями к стене, и я не собираюсь… – Он все верно сказал. – Я не буду его снимать, приятель. – А чью кандидатуру ты можешь предложить, дружище? – спросил Карелла. – Кто же его снимет? – Да мне плевать, кто. Да хоть ты сам! Выглядишь довольно крепким парнем, почему бы тебе самому его не снять? – Это жертва преднамеренного убийства, – все так же спокойно объяснил Карелла. – В первую очередь, это труп, – так же невозмутимо парировал врач. В это время Моноган вышел из комнаты и пошел по коридору, зажимая пальцами нос. Монро шагал за ним, прикрывая ладонью всю нижнюю часть лица. – Это детективы из отдела по расследованию убийств, – кивнул на идущих Карелла. – Попробуй поговорить с ними. – Кто по закону должен снимать труп? – спросил Кортез. – Судмедэксперт закончил с ним? – спросил подошедший Моноган. – Он отказался обследовать его здесь, – ответил Карелла. – Что значит отказался? Он должен произвести осмотр на месте! Так гласит инструкция. Мы не можем трогать труп, пока эксперт его не осмотрит и не засвидетельствует смерть. – Да-да, вот теперь пойди и скажи ему об этом сам, – саркастически сказал Кортез. – Где он? – спросил Моноган. – Внизу. Наверное собирается с духом. – Идем, – сказал Моноган своему напарнику, и они направились вниз по лестнице. – Ты остаешься здесь, Карелла. Было слышно, как полицейские, гулко стуча ботинками и давя штукатурку, спускались вниз. Затем шаги смолкли. Установилась гнетущая тишина. – Слушай, ты извини, я тут наговорил лишнего, – сказал Кортез. – Ладно, все нормально, – спокойно принял извинения Карелла. – Эксперт ведь не хуже меня знает инструкцию. Пускай не пытается увильнуть от грязной работенки. – Угу, – отозвался Карелла. – Он ведь отлично знает свои обязанности, – снова повторил Кортез. Если судмедэксперт и не знал должностную инструкцию, то после краткой беседы с Моноганом и Монро он ее уже знал назубок. Прикрывая нос платком, в резиновых перчатках, он отодрал продырявленное тело неизвестного от стены и, проделав несложные, но необходимые по правилам манипуляции, засвидетельствовал смерть. Теперь наступил черед тех людей, чья прямая обязанность – установить причины смерти и, конечно, выяснить обстоятельства, приведшие этого несчастного к гибели. Глава 5 Детектив Коттон Хейз, увидев фотостат, прибывший по почте во вторник утром, решил, что на нем запечатлен генерал Джордж Вашингтон. – Кого он тебе напоминает? – спросил он у Мисколо, который только что вышел из канцелярии, чтобы собрать отчеты для архива. – Наполеона Бонапарта, – мрачно ответил Мисколо и, покачивая почему-то головой и бормоча что-то себе под нос, вышел из комнаты. Хейз, однако, по-прежнему считал, что на фотостате изображен Вашингтон. Он подшил конверт с фотостатом в папку, где фиксировалась деятельность Глухого, и, немного поразмыслив, пришел к выводу, что данный фотостат служит приложением к первым двум копиям Эдгара Гувера, на которых значились одинаковые надписи: «Дж. Эдгар Гувер». Логически связав эту цепочку, он пришел к очевидному, на его взгляд, выводу: Глухой имел в виду штаб-квартиру ФБР имени Гувера в Вашингтоне. Все выглядело очень просто, но когда имеешь дело с Глухим, никогда нельзя быть уверенным, что все обойдется без подвоха. Подумав еще, Хейз отбросил свои предположения. Если бы Глухой замыслил преступление в Вашингтоне, он вряд ли стал бы трепать нервы полицейским восемьдесят седьмого участка в Нью-Йорке. Наверняка он начал бы доставать этих толстозадых, сидящих в округе Колумбия, где расположена штаб-квартира ФБР. Нет, все не так просто. Эта картинка с основателем американского государства должна была означать нечто иное. Хейз уже был уверен в этом. Он также был уверен в том, что славная физиономия Эдгара обозначает что-то более важное, чем, скажем, название пылесоса. Вдруг он подумал, не означает ли сокращение «Дж.» какое-нибудь другое имя, например, Джеймс? или Джек? А может, Джером, или даже Джулиус? – Элф! – позвал Хейз. Мисколо, который шел по коридору, сразу отозвался: – Ну? – Зайди ко мне на минутку, будь так добр. Хейз встал из-за стола и опять принялся разглядывать фотостат, держа его на расстоянии вытянутой руки перед собой. Рост Хейза составлял сто девяносто сантиметров, и весил он около восьмидесяти пяти килограммов, если не съедал лишнюю пиццу или что-нибудь мучное. У него был прямой нос, ровная линия рта с чуть полноватой нижней губой, голубые глаза и рыжие волосы. У левого виска виднелась светлая полоска шрама от удара ножом, полученного им от управляющего домом, который по ошибке принял детектива за вора. Когда Хейз поступил на службу в полицию, у него было стопроцентное зрение. Но с того времени утекло немало воды, и сейчас детектив держал фотостат в вытянутой руке, потому что с годами у него развилась дальнозоркость. «Нет, – думал он, – это, конечно, Вашингтон, двух мнений быть не может». – Это – Вашингтон, – сказал он Мисколо, появившемуся на пороге с кипой бумаг в руках. – Неужели? – безразлично произнес Мисколо. Он выглядел, как всегда, очень озабоченным и вряд ли был настроен разговаривать с кем-либо. Хейз засомневался было, стоит ли начинать разговор, но, решив не церемониться, сразу взял быка за рога. – Что означает «Дж.» в имени Дж. Эдгар Гувер? – Джон, – неохотно ответил Мисколо. – Ты уверен? – Абсолютно. – Джон, – повторил Хейз. – Джон, – подтвердил Мисколо. Полицейские посмотрели друг на друга. – Все? – раздраженно спросил Мисколо. – Да, большое тебе спасибо, Альф. – Не стоит благодарности, – проворчал тот и, как и прежде, покачивая головой и бормоча что-то под нос, вышел. «Джон Эдгар Гувер, – подумал Хейз. – Джон. А теперь еще и Джордж». Имена всегда увлекали Хейза. Самого его назвали в честь преподобного пуританина Коттона Мазера, и Хейз постоянно испытывал неловкость из-за своего имени и даже хотел в законном порядке изменить его, когда начал встречаться с одной еврейкой по имени Ребекка Голд. Узнав о его намерениях, девушка заявила: – Если ты поменяешь имя, я вообще перестану с тобой встречаться. Он тогда немало удивился. – Но почему, Ребекка? И она ответила: – Имя – это единственное, что мне в тебе нравится. После этого Хейз сделал все возможное, чтобы они перестали встречаться уже через неделю. Он до сих пор любил поразмышлять, кем бы он уже мог быть: например, Керри Хейзом или, нет, Полом, или Картером, или еще лучше Ричардом. Но больше всего ему нравилось имя Лефти. Лефти Хейз! Любой, даже самый опасный преступник задрожал бы от страха при одном упоминании такого славного имени. Еще бы, Лефти Хейз! Но мечтам не суждено было осуществиться. Сокрушенно вздохнув, он положил копию снимка первого президента на стол перед собой. Фотостат уже раздражал его. Хейз пытался прочесть в глазах Вашингтона секрет Глухого, но Джордж даже не подмигнул в ответ. Хейз встал из-за стола, и, зевнув во весь рот, отнес фотостат на рабочий стол Кареллы, который в это время был на выезде. Высокий блондин со слуховым аппаратом в правом ухе вошел через крутящиеся двери в банк без четверти двенадцать. На нем был бежевый габардиновый костюм, кремовая рубашка, темно-коричневый галстук, коричневые носки и дорогие туфли из коричневой кожи. Он не первый раз посещал банк и хорошо знал, что видеокамеры направлены как раз на площадку возле двери. Он знал, что видео фиксирует также и людей возле кассовых окошек. Насколько он был Осведомлен, в большинстве банков видеокамеры делают периодические снимки каждые тридцать секунд, и только если кассир или другой работник банка специально нажимают на кнопку, видеокамеры начинают снимать все подряд. Вошедший не боялся быть заснятым на пленку, так как сам являлся клиентом этого банка. Впервые он побывал здесь по своим делам. Тогда он положил пять тысяч долларов на специальный счет, который позволял получить пять процентов прироста при условии, что вкладчик не будет изымать деньги девяносто дней. Ему удалось убедить заместителя управляющего в том, что он не станет брать деньги раньше, чем через три месяца. И он солгал. В последний день апреля он намеревался забрать не только свои пять тысяч, но и еще четыреста девяносто пять тысяч долларов. На прошлой неделе он дважды посещал банк под благовидными предлогами. Он приносил мелкие суммы, чтобы положить их на свой новый счет. Сегодня он пришел под тем же предлогом – положить дополнительно шестьдесят четыре доллара на свой счет. Вместе с тем, он тщательно разрабатывал план ограбления банка. Охранник стоял сразу же за вращающейся входной дверью как раз в поле зрения видеокамеры. Он был немолод, за шестьдесят, с брюшком, наверное, бывший банковский клерк или разносчик бумаг, находящийся на пенсии. Он стоял напыщенный, как павлин, в своей мешковатой униформе, на боку у него болтался солидный пистолет тридцать восьмого калибра. Блондин сразу подумал, что, несмотря на столь внушительный вид, охранник наверняка упадет замертво от страха, если ему вдруг придется вытаскивать свою пушку из кобуры. Шаркнув дорогими туфлями ручной работы по мраморному полу, охранник одарил Глухого любезной улыбкой, когда тот проходил мимо. Глухой улыбнулся ему в ответ, одновременно повернувшись спиной к камере, которая вела съемку с правой стороны. Прямо по ходу находились два мраморных столика, вбетонированных прямо в пол, в специальных ящичках которых лежали бланки приходных и расходных ордеров. Глухой подошел к одному из столиков и начал быстро заполнять бланк, одновременно наблюдая за окошком кассира напротив. Если смотреть в помещение банка со стороны входа, то с правой стороны отлично видны три кассы. Заполняя бланк. Глухой мог видеть эти кассы, а также расположенные за ними канцелярию и кредитный отдел. Далее по ходу, перпендикулярно окошкам кассиров и другим отделам, вдоль всей задней стены банка тянулся огромный, одетый в бетон, сейф. Его сияющая стальная дверь была сейчас открыта, и можно было разглядеть сложное переплетение проводов охранной сигнализации. Подобраться каким-нибудь образом к сейфу – сверху, сзади или снизу – было совершенно невозможно. «Брать этот сейф можно только в лоб, хотя, конечно, придется прибегнуть к некоторым военным хитростям», – решил Глухой. Улыбаясь, Глухой раздумывал над тем, как ему перехитрить охрану и полицию. Говоря точнее, ему нужна была одна, но очень верная уловка, благодаря которой он смог бы осуществить свой план. Сказать, что он считал всех полицейских безмозглыми дураками, было бы несправедливо. Просто он считал их методы устаревшими и совершенно непригодными для борьбы с преступностью в современном обществе. Парадокс был в том, что весь его план полностью зависел от умственных способностей полиции, и поэтому он изо всех сил старался «облегчить» детективам задачу, присылая подсказки-картинки, а не письма, так как был твердо убежден, что слова могут запутать полицию. Обычно он подсказывал им точное место и время нанесения удара, в этом он был полностью честен и собирался оставаться верным этому принципу всегда. По его мнению, издеваться над полицией было все равно, что заставлять хромого человека бегать наперегонки с футболистами. Хотя Глухой и подозревал в себе садистские наклонности, он скорее отвел бы душу в постели с какой-нибудь шлюхой, чем стал бы измываться над тупоголовыми фараонами из восемьдесят седьмого участка. Он наблюдал за полицейской возней с таким восхищением и заинтересованностью, какие могут быть только у дебильного ребенка, который смотрит представление в цирке и для которого цирк – единственное удовольствие в жизни. Да, по правде говоря, он любил представить себя в центре цирковой арены, на которой он один был бы и клоуном, и укротителем тигров, и канатоходцем, в эдаком своеобразном цирке одного артиста, артиста столь знаменитого, что о нем говорил бы весь город. Но чтобы хитрость сработала, чтобы маленькие танцующие пони в центре арены настолько увлекли внимание зрителей, что последние даже и не заметили бы, как тигры дожирают своего дрессировщика у края арены, хитрость должна быть очень простой и очевидной. Ключ к этому блестящему представлению должен быть вполне понятным. Глухой подумал о том, не слишком ли прост его ключ, но тут же решил, что это не так. По фотостатам полиция поймет только то, что нужно ему, не более: зрители в цирке будут наблюдать за маленькими пони и не заметят бенгальских тигров. И тогда тигры, подкравшись к беззаботным зрителям, ухватят их за задницу. Вот так просто, понятно, четко и, по мнению Глухого, честно все выглядело. Вряд ли, думалось ему, у этих смешных полицейских хватит воображения разгадать его гениальный замысел. Глухой закончил рисовать план банка. Он скомкал листок и сунул его в карман, как бы допустив ошибку при заполнении и тем самым испортив бланк. Затем взял другой. Быстро заполнив его, он подошел к ближайшему окошку кассы. – Доброе утро, сэр, – улыбаясь, поздоровался кассир. – Доброе утро, – улыбнулся Глухой и стал внимательно наблюдать за тем, как кассир производит приходную операцию. За каждым окошком на полу, возле ног кассира, находилась кнопка сигнализации. Наверняка такие же кнопки были и в других местах по всему банку. Но это не очень пугало Глухого. Очень хорошо, что именно полицейские помогут ограбить банк. А еще лучше то, что именно Стив Карелла, а не кто-нибудь другой, поможет ему в этом. Все детали плана должны соединиться в одно целое, и тогда все получится как нельзя лучше, если, конечно, расчеты будут правильными. – Пожалуйста, сэр, – сказал кассир, протягивая в окошко расчетную банковскую книжку. Глухой демонстративно придирчиво проверил, правильно ли сделана запись, удовлетворенно кивнул, положил книжку в пластиковый футляр и направился к выходу. Он приветливо кивнул охраннику, который ответил ему тем же, и вышел на улицу. Банк располагался примерно в миле от восемьдесят седьмого полицейского участка, недалеко от трех больших фабрик, которые громоздились на Ривер Нарб. У Мак-Кормина в «Контейнер Корн» работало шесть тысяч триста сорок семь человек, в «Мередит Минтс» – тысяча пятьсот двенадцать, а в «Холт Бразерс Инк» четыре тысячи сорок восемь. Получалось, что все три фабрики давали работу почти двенадцати тысячам человек, и еженедельный оборот этих предприятий составлял два миллиона долларов. Зарплата работающим выдавалась чеками, и почти сорок процентов занятых на этих фабриках предпочитали переводить зарплату в разные банки по своему усмотрению. Из остальных шестидесяти процентов половина забирала свои чеки, чтобы расплачиваться ими в магазинах и винных лавках или чтобы менять их на наличные в банках по месту жительства. Остальные каждую неделю меняли чеки в банке, из которого только что вышел Глухой. Из этого следовало, что каждую пятницу банк должен был иметь для выдачи примерно шестьсот тысяч наличными. Для обеспечения этой не очень приятной для банка операции он должен был каждую неделю доставлять из центрального отделения дополнительные средства. Эти деньги в количестве примерно пятисот тысяч, независимо от того, какими средствами в данный момент располагал банк, доставлялись каждую пятницу в 9.15 утра на бронированном автобусе в сопровождении трех вооруженных охранников. Один охранник оставался за рулем, пока двое других, держа револьверы наготове, заносили в банк два мешка с деньгами. Управляющий сопровождал их до самого сейфа, куда они и закладывали деньги, после чего охранники покидали банк, но уже вложив оружие в кобуры. В 11.30 деньги раздавались кассирам, так как в перерыв в банк устремлялся поток рабочих, желающих обменять свои чеки. Глухой не собирался перехватывать бронемашину по дороге в банк. Он также не думал грабить одну отдельную кассу. Нет, он собирался взять эти деньги потом, когда они будут надежно укрыты в сейфе. В то же время план был куда более безопасным, чем попытка перехвата бронемашины, но был он и не менее дерзким. Глухой вообще считал свой план гениальным и полагал, что все пройдет очень гладко. «Да, думал он по дороге, – банк будет ограблен, банк обязательно будет ограблен». От таких мыслей шаг его убыстрялся, и он глубоко вдыхал чистый весенний воздух. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=119532) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Бесстыжая (ит.)