Император всего
Рэй Олдридж


Освободитель #2


Рэй Олдридж

Император всего





1


Украденная воздушная лодка следовала своим заранее запрограммированным курсом, пролетая в десяти метрах над розовыми степями Суука, в направлении далеких голубых гор.

Руиз Ав смотрел на панель управления. Казалось, все хорошо. Моторы гудели, компас ровно указывал стрелкой, куда полагается, коммуникативное устройство благословенно молчало. Его фараонские пассажиры заснули, измученные бурными событиями предыдущей ночи. Он обернулся и посмотрел на них. Особое удовольствие он находил в том, чтобы любоваться Низой, которая спала, наклонив голову на сторону, а прядь черных блестящих волос попала в уголок рта, пухлогубого и чувственного. Три фараонца с татуированными лицами спали в остальных сиденьях противоперегрузочной конструкции. Четвертый сидел в цепях в трюме под палубой, все еще в рабском ошейнике со взрывным противопобеговым устройством и страдая от культурного шока.

Руиз почувствовал странную смесь веселого расслабления и страха от предчувствия чего-то ужасного.

С одной стороны, он все время увеличивал расстояние, которое отделяло его от работорговки Кореаны Хейкларо, что было очень хорошо. С другой стороны, он ждал, что она вот-вот свяжется с лодкой – и это было очень плохо. Она наверняка захочет поговорить со своим адъютантом, престарелым киборгом-пиратом по имени Мармо, которого Руиз обезвредил, вырвав у него батарею питания и выпихнув его из лодки, когда они взлетали над степью. Или она захочет позвать Банессу, свою великаншу-надзирательницу, которую Руиз убил, захватывая лодку.

Очень скоро Кореана будет в страшной ярости на Руиза, а Кореана относилась к таким людям, которых во гневе надо было очень и очень страшиться. Руиз видел, как она избавлялась от нестандартных рабов, переживая при этом не более, чем обычный человек, когда он вырывает сорняк с поля.

И все же его положение безусловно стало гораздо лучше. Прошлой ночью он был пленником в трюме лодки, привязанный за шею среди своих сотоварищей по плену. Сегодня утром шею его очень приятно ничего не связывало. Даже пусть он не мог изменить курс лодки, он мог управлять ее скоростью, он был почти уверен, что он смог бы заставить ее сесть, если бы ему представилась какая-нибудь другая, более благоприятная, возможность для бегства. Он полагал, что ему удалось обезвредить дистанционное управление лодки, поэтому Кореана не сможет перехватить управление лодкой, хотя в этом он не мог быть совершенно уверен – управляли лодкой не вполне знакомые ему биомеханические системы.



Время проходило, а коммуникативное устройство по-прежнему молчало. Голубые горы надвинулись заметно ближе, и стало очевидно, что они направлялись в промежуток между двумя вершинами гор.

Он почти подчинился осторожному оптимизму, когда коммуникатор загорелся и прозвонил приятный сигнал. Ужас немедленно вернулся к нему, хотя он был почти уверен, что на лодке не было взрывного устройства с дистанционным управлением. Почти.

Он секунду обдумывал и отбросил мысль о том, чтобы скрыть сам факт своего похищения лодки. Он мог бы разрушить видеочасть телефона и исказить передачу голоса, но он не сомневался, что Кореана и Мармо пользовались каким-то паролем, предназначенным специально для таких случаев. Он полагал, что, если он просто поставит работорговку перед фактом того, что он захватил лодку, он сможет и ее саму захватить врасплох. Это могло оказаться полезным.

Руиз протянул дрожащий палец и нажал выключатель канала передачи.

Видеоэкран расцвел красками радуги, потом вихрь красок успокоился и превратился в совершенное лицо Кореаны. Она довольно долго всматривалась широко раскрытыми глазами в свой экран, неподвижно стоя возле него, видимо, совершенно ошеломленная тем, что видит Руиза Ава, который смотрел ей в глаза. Ее поразительные глаза расширились, кожа побледнела, потом рот ее искривился.

– Ты, – сказала она, и омерзение исказило ее голос. – Ты! Мне бы убить тебя в первую секунду, когда я тебя увидела.

– Видимо, да, – сказал Руиз самым приятельским тоном, на который он только был способен.

– Не знаю, почему я когда-то могла считать тебя симпатичным, – сказала она, – ты самое ничтожное существо. Никогда больше не сделаю такой ошибки.

– Наверное, нет, – сказал Руиз и вздохнул. У Кореаны было лицо, спроектированное одним из самых великих художников пангалактики, поэтому даже отвратительные чувства, которые боролись на лице Кореаны, не могли окончательно испортить шедевр и блистательную работу художника. Было что-то страшно извращенное, думал Руиз, в том, что такая прелестная женщина, которой можно было только восхищаться, желала ему самой мучительной смерти.

Она овладела собой.

– Где Мармо?

– Где-то в степи.

– Мертв?

– Не знаю, – ответил Руиз и улыбнулся, вложив в свою улыбку максимум обаяния. – Он амортизирует падения летательным пузырем?

Она побелела еще сильнее, на миг глаза ее запылали нечистым огнем. Про себя она пробормотала добравитское ругательство.

Руиз помолчал, думая, стоит ли дразнить ее дальше. А почему бы и нет?

– Но Банесса мертва, если тебе это надо знать. Я задушил ее вот этим, – он показал ей консоль управления воротниками-ошейниками на ленте.

Она рассмеялась, хотя в ее смехе не было ничего веселого, только резкое карканье.

– Хотела бы я на такое посмотреть… но мне кажется, ты врешь, Руиз Ав. Это же была настоящая гора, слишком большая для тебя. Как мог с ней справиться невооруженный человек? Ты трюкач и ловчила, это я запомню, когда верну тебя обратно.

Она дернула какую-то кнопку управления, которую Руиз видеть не мог, и, к его ужасу, воздушная лодка закачалась и резко пошла вниз в ответ на прикосновение.

Остальные проснулись, издавая самые разные звуки паники, хватаясь за ограничительную амортизационную сетку.

Фломель, фараонский фокусник, закричал голосом, который срывался от ужаса:

– Леди Кореана! Я в этом совершенно не виноват, я бы предупредил ваших сподвижников, если бы только знал, что затевает этот дикий зверь!

Руиз оглянулся через плечо и увидел, что Дольмаэро ударил Фломеля по физиономии мясистой рукой.

– Заткнись, – сказал спокойно Дольмаэро.

Фокусник уставился на Старшину Гильдии, лишившись дара речи от возмущения такой непочтительностью.

Руиз сосредоточил все свое внимание на панели управления. Она все еще была выведена из строя, но он с удовлетворением отметил, что она не отвечала как следует и на попытки Кореаны перепрограммировать маршрут лодки. Она наклонилась на левый борт, потом вообще отклонилась влево от сперва намеченного курса, но совершенно не собиралась поворачивать назад, как, вероятно, пыталась заставить ее Кореана.

На видеоэкране лицо Кореаны отражало множество чувств: триумф, потом недоумение, потом досаду. Она снова выругалась, снова дернула за свои рычаги управления, что вызвало только то, что лодка еще более отклонилась влево и стала двигаться очень неприятно, как-то одновременно и покачиваясь, и подпрыгивая, отчего остальные пассажиры ее застонали.

Руиз выглянул в иллюминатор и увидел, что лодка больше не устремлена в просвет между двумя вершинами голубых гор, но вместо этого теперь она целилась носом прямо в отвесную скалу. Он схватился за рычаг скорости, пытаясь как можно больше затормозить лодку, пока она не зависла в воздухе над таллусовым склоном, все еще дрожа и покачиваясь от странного движения, каким Кореана пыталась направить ее на скалу.

– Заставь ее остановиться, – сказала Низа тихим осторожным голосом.

Кореана, видимо, услышала, потому что по ее губам скользнула отвратительная улыбка.

– Он не сможет этого сделать, – сказала она.

Лодка дернулась и задрожала, потом рванулась вперед, прямо на скалу.

– Если я не могу привести вас обратно, то, по крайней мере, сделаю все, что в моих силах.

Руиз покачал рычаг скорости из стороны в сторону, но теперь лодка окончательно вышла из-под контроля. Он смотрел на стремительно надвигавшуюся стену камня, а лодка все набирала скорость. Краем глаза он видел жадный взгляд Кореаны, словно она надеялась на то, что коммуникатор выдержит удар достаточно, чтобы дать ей вовсю насладиться мучительной смертью Руиза.

На миг сознание его опустело, потом он мысленно увидел изуродованное тело в разбитой и покореженной лодке. Не свое. Низы.

Он стер образ из своего сознания. Почему-то он подумал о безумном Кроэле, который когда-то был мастером-фокусником с Фараона.

С этой мыслью пришел импульс, и он его немедленно использовал, как подсказку своей интуиции. Он поднял консоль управления ошейниками, которую он еще раньше настроил на ошейник Кроэля. Он намеревался использовать инъектор снотворного, если Кроэль начал бы проявлять признаки опасного для окружающих помешательства. Но теперь он нажал большим пальцем кнопку детонатора.

Из трюма донесся глухой грохот, и шум моторов изменился, став тоном выше, громче и громче, пока не достиг последнего душераздирающего визга – и тут в лодке воцарилась полная тишина. Руиз схватился за подлокотники своего кресла и надеялся на лучшее.

Как раз перед тем, как лодка упала и ударилась в таллусовый склон, Руиз посмотрел на лицо Кореаны на видеоэкране. Работорговка смотрела на него с напряжением во взгляде, и Руиз подумал, что он никогда не видел ее такой прекрасной и такой страшной.




2


С невероятным везением воздушная лодка ударилась в таллусовый склон носом вверх, плашмя шлепнувшись на покрывавшую склон гальку и отскочив к основанию скалы. Первый удар почти вырвал Руиза из кресла, но ему удалось удержаться за поручни. Он надеялся, что остальные удержались в креслах, но, в любом случае, предохранительная амортизационная сетка должна была удержать их в целости и сохранности до той поры, пока вся лодка целиком не пришла в негодность.

Лодка проехалась вверх, подняв облако пыли, ее обшивка скрежетала по гальке склона. Лодка замедлила скольжение, врезалась в выступ на вершине склона и остановилась.

Секунду лодка неустойчиво качалась, и Руиз испугался, что она может скатиться вниз. Он подумал, какова высота этого обрыва. Вел ли этот склон в пропасть или же мягко спускался в глубокую долину? Он не помнил. Все его внимание было сосредоточено на мстительном лице Кореаны.

Но потом лодка остановила свое покачивание. Руиз не слышал ничего кроме того, как рвало Фломеля. Видеоэкран был темным, и контрольная панель – мертвой.

– Ну что же, – сказал Руиз, – нам все еще везет.

Он повернулся и посмотрел на остальных.

Низа вцепилась в амортизационную сетку, лицо ее было бледно и серьезно. Мольнех криво усмехался и подобрал подол своей рубахи подальше от Фломеля, которого все еще рвало. Дольмаэро был совершенно бесстрастен и смотрел в иллюминатор.

Фломель, наконец, справился со своим желудком.

– Придет день, и ты пожалеешь о своих поступках, безродный, – сказал он, хватая воздух ртом, как рыба. – Теперь ты разрушил поразительный волшебный корабль леди Кореаны, и мы остались в дикой пустыне без помощи.

Руиз вздохнул.

– Фломель, ну почему тебе так надо быть столь преданным идиотом? Разве ты не можешь понять, что Кореана пыталась расплющить всю лодку об эту скалу?

Он показал на экран переднего обзора, на котором виднелся темный песчаник.

Фломель злобно уставился на него.

– Глупости. Во всем виновато твое копание в этих кнопках. Если бы не это, мы до сих пор в удобстве и безопасности путешествовали бы к месту нашего назначения. Если ты думаешь, что я не вижу насквозь твое подлое вранье, то ты меня страшно недооцениваешь.

– Не беспокойся, я не могу тебя недооценивать. Но я согласен, что в одном отношении дела были бы лучше, если бы я не «копался» и не вмешивался, – сказал устало Руиз. – Ты все еще был бы привязан в грузовом трюме.

Последовало короткое молчание.

– Кстати, о грузовом трюме, как насчет Кроэля? – спросил хриплым голосом Дольмаэро.

Руиз пожал плечами.

– Мне очень жаль, – сказал он, но никто из присутствующих, казалось, не понял смысла его слов. – Кроэля нет в живых.

– Но как ты об этом узнал? – спросил потрясенный Мольнех.

Руиз встал с кресла.

– Я убил его. Я не мог придумать никакого другого способа спасти нас.

Аварийный шлюз уцелел достаточно, чтобы Руиз и Дольмаэро вручную смогли немного приоткрыть его. Остальные промчались мимо безголового тела Кроэля, но Дольмаэро вместе с Руизом немного задержались, глядя на небольшую рваную дыру в машинном отделении, которую прорвало, когда Руиз взорвал ошейник Кроэля. Дольмаэро обратил свой взгляд на Руиза.

– Как ты додумался до этого?

– Не знаю. Удачная идея, проблеск интуиции. Для нас, по крайней мере. Хотя, думаю, если бы я этого не сделал, Кроэль все равно был бы теперь мертв – только вместе с нами всеми. Поэтому он в любом случае не выжил бы. Ну-ка, помоги мне с этими продуктовыми упаковками. Лодка несла достаточно припасов, чтобы хватило еще на один день, но теперь нас меньше, поэтому, если мы будем осторожны, нам может хватить еды на несколько дней.

Дольмаэро повесил полевые рационы на свое широкое плечо.

– Кроэлю и так оставалось жить ненамного дольше. Душа его уже убежала. – Он пожал плечами и отвернулся. – Ты странный человек, Руиз Ав, хотя я очень надеюсь, что ты не обидишься на мои такие слова. Ты можешь убить своих врагов так же легко, как любой другой человек может прихлопнуть клопа. А потом ты сожалеешь о смерти бедного Кроэля, который ничего для тебя не значил. Но я боюсь за твое поразительное везение. Хватит ли нам его?

– Нам бы только смыться с Суука. Если моего везения на это хватит, то большего я и не прошу.



Снаружи Руиз осмотрел свою маленькую группку выживших. Они все столпились вокруг шлюза, лица у них у всех были несчастные, кроме как у Низы. Податливость Руиза и его чувствительность к ее красоте были причиной большей части его сложностей в последнее время… но свои прелести в этом тоже были. Он еще раз восхитился ее гладкой бледной кожей, ее огромными темными глазами, длинными черными волосами, густыми, мягкими, посверкивающими медными отблесками, ее грациозным телом, длинными ногами. Ее очарование сочеталось с быстрым умом и восхитительно сильным характером.

Он улыбнулся ей. Она ответила ему нежным кротким взглядом, заметив который, Фломель издал негодующее фырканье.

Руиз посмотрел на Фломеля, худощавого человека средних лет с жестким взглядом и самодовольными напыщенными манерами. На его бритом черепе выделялись татуировки старшего фокусника. Фломель был таким же рабом и пленником, как и все остальные, но его непоколебимая важность и глупость заставляла его относиться к своему зависимому положению как к своеобразной форме защиты. Его еще предстояло убедить, что Кореана собиралась продать его труппу тому, кто заплатил бы больше.

Руиз считал Фломеля опасным человеком и даже сейчас был уверен, что Фломель замышляет какое-то предательство. Руиз покачал головой. Что такое с ним случилось, что он не мог просто так убить фокусника, как диктовал ему здравый смысл?

Возле Фломеля стоял Мольнех, который с любопытством оглядывался кругом. Он был высок, неуклюж и тощ до измождения. На голове Мольнеха тоже были татуировки фокусника, и он помогал Фломелю ставить мастерские пьесы-иллюзии, которые сделали фараонские труппы с жертвами-фениксами столь популярными на пангалактических рынках. Руиз невольно восхищался Мольнехом, его оптимистическим приятием его резко переменившихся обстоятельств. Он не мог не сравнивать замечательную выносливость Мольнеха с фатальной хрупкостью Кроэля, который непривычностью Суука был введен в состояние коматозной паники.

Наконец, тут был Дольмаэро, приземистый, полный серьезный человек, татуированный зигзагообразными красно-зелеными узорами Старшины Гильдии. Он был главой бригады обслуживания труппы – десятков рабочих сцены, дрессировщиков зверей, костюмеров, плотников, лекарей и прочих специалистов, чье мастерство под сценой и за сценой делало возможными фантастические трюки фокусника. На Фараоне его положение было подчиненным по отношению к фокусникам… но на этом новом мире он постепенно занимал главенствующее положение. Дольмаэро серьезно относился к своей ответственности по отношению к людям, подумал Руиз, и ум его был быстрым и гибким. Когда лодка-ловушка Кореаны захватила как их, так и Руиза Ава с жестокого мира Фараона, Руиз считал, что его маскировка почти само совершенство. Но Дольмаэро был первым человеком, который заподозрил, что Руиз не фараонец.

Дольмаэро никогда не пытался использовать эти сведения во вред Руизу, и Руиз все еще был ему за это благодарен. Он испытывал нечто вроде осторожных дружеских чувств к Старшине Гильдии, невзирая на их совершенно различное происхождение, невзирая и вопреки риску, который всегда присутствовал в дружеских связях, создававшихся при таких сомнительных обстоятельствах.

Задумчивые глаза Дольмаэро смотрели на Руиза.

– Кажется, ты в хорошем настроении. Завидую твоему легкому сердцу. Мое же слишком тяжело от множества вопросов.

Руиз беспокойно посмотрел на Дольмаэро. В случае с Низой им управляло чувство. Но его ответственность по отношению к прочим пленникам так и не стала ясной для него самого. Может быть, что он все-таки должен был объяснить Дольмаэро хоть что-нибудь.

– Я расскажу вам, что смогу, – сказал он Дольмаэро. – Что вы хотите знать?

Дольмаэро вздохнул.

– Боюсь, что я слишком мало знаю про наши обстоятельства, чтобы даже задавать разумные вопросы. Все же… Куда Кореана собиралась нас отправить, прежде чем ты убил ее гигантскую прислужницу и разоружил ее механического человека? Ты об этом знаешь?

– Да.

Эта тема наполнила Руиза неприятными ощущениями – словно мурашки поползли по его спине, в желудке стала подниматься тошнота, на лбу вдруг выступил холодный пот. В глубине сознания зашевелилась смертная сеть, напомнив, что он будет убит, если почувствует в себе щупальца генча. Он передернулся.

– Да. Кореана собиралась послать нас к генчу, чтобы обезопасить нас.

– Обезопасить?

Дольмаэро посмотрел с сомнением, словно он был абсолютно уверен, что Руиза Ава невозможно сделать безопасным.

– Генчи… они инопланетяне, гораздо более странные, чем Пунги, которые управляли казармой для рабов. Они отвратительные существа, но не в том причина, по которой я их боюсь. Они посвятили столетия изучению человеческого мозга и мышления. Они знают нас слишком хорошо. Они могут заставить человека сделать все, что угодно или стать кем угодно.

– А как насчет нас?

– Процесс, который был запланирован для нас, иногда называется деконструкцией. Если нас взяли бы в подземелья в анклав генчей, они разложили бы наши мозги на кусочки и перестроили бы нас таким образом, чтобы мы стали совершенными рабами. Наша главная верность состояла бы не в том, чтобы оставаться верным самому себе, а в том, чтобы быть верным Кореане – или любому человеку, который купил бы нас у нее.

– Звучит очень сложно, – сказал Мольнех. – Наверняка существуют менее сложные способы следить и управлять рабами. На Фараоне мы вполне справляемся. Если раб бунтует, мы его распинаем, или выставляем его на колу в пустыне, или используем его в Искуплении, которое не освящено богами. Остальные рабы смотрят на это и получают урок.

Руиз нахмурился. Иногда он забывал, что прочие пришли с примитивной планеты, что их культурная матрица была совершенно иной. Его особенно беспокоило, что Низа одобрительно кивала своей очаровательной головкой, видимо, находя высказывания Мольнеха совершенно разумными и очевидными.

Но потом ему пришло в голову, что его собственные этические стандарты были более в области теории, нежели практическими. При этой мысли он почувствовал страшную подавленность. Может быть, ему сама мысль о том, что раба можно распять, кажется варварской. И все-таки Руиз Ав уничтожал невинные жизни в ходе каждого дела, которое он выполнял. Множество людей умерло после того, как он прибыл на Фараон: началось с охранника на стене, которого он вынужден был убить, потом Денклар, трактирщик, проститутка Релия, надзиратель Ронтлесес – их смерть запятнала его руки. После того, как его поймали и переправили на Суук, список его жертв стал слишком длинным, чтоб его можно было перечитывать и пересчитывать жертвы. Иногда Руиз Ав казался себе самому чем-то вроде случайной и безжалостной эпидемии чумы, которая ударяла наугад, мутировала, от которой не могло быть ни излечения, ни защиты.

Что-то, видимо, отразилось на его лице, потому что Низа заговорила голосом, полным беспокойства и заботы:

– Что такое, Руиз? Может быть, этот новый способ более милосердный, но у нас на Фараоне не научились перестраивать умы.

– Милосерднее? – Руиз горько рассмеялся. – Нет. Генчи делают кукол, марионеток в человеческом образе. Но это больше нельзя назвать живыми людьми. Самое страшное то, что генч превратил бы меня в машину во плоти. И ужаснее всего то, что я сам бы этого не заметил, я продолжал бы считать, что я остался таким же человеком, как и был. Но в один прекрасный день мой владелец приказал бы мне распороть себе брюхо и развесить кишки по кустам, и я подумал бы, что это вполне разумная просьба, и немедленно так бы и сделал. Даже тогда я не понял бы, что потерял свою настоящую личность.

Последовало молчание, поскольку все обдумывали мерзкую картину, которую нарисовал перед ними Руиз. Даже Фломель, который старательно игнорировал разговор, казался потрясенным.

Немного погодя Дольмаэро посмотрел вверх. Потом он потер свою тяжелую челюсть и почесал татуированную голову.

– Что же, – начал он веско, – я не хочу показаться неуважительным, но… если дело обстоит так, как ты нам рассказал, и эти генчи могут вытворять такие вещи… почему же тогда они не правят всем миром? Или же они все-таки правят?

Руиз в очередной раз был поражен быстрым пониманием положения, которое Старшина Гильдии выказывал уже не впервые.

– Хороший вопрос, Дольмаэро. Генчи не так-то легко могут сделать такое. Усилие по полной деконструкции человеческого мозга существенно уменьшает жизненные силы генча и его полное выздоровление – процесс длительный и не всегда благополучно заканчивающийся. Они могут выполнять меньшие преобразования в человеческом сознании с куда меньшим для себя вредом.

Руизу пришло в голову, что странно было то, что Кореана смогла устроить деконструкцию пяти рабов, таких, как он сам и его сотоварищи, и почему она готова была заплатить чудовищные, астрономические суммы, которые полагались за услуги подобного рода. Однако он очень скоро обнаружил, что ему трудно обдумывать что бы то ни было, связанное с Кореаной – от этого у него начинала болеть голова.

Потом его отвлекли мрачные воспоминания. Он вспомнил Фактора Лиги Искусств на Дильвермуне, который нанял его на работу в этот раз… а потом генча, который работал на Лигу и согласился выполнить установку послания-на-задание и смертную сеть в его мозгу. К своему удивлению он обнаружил, что пришел к решению никогда больше не позволять никому вмешиваться в его мозг независимо от того, примет ли он когда-нибудь подобное задание. Руизу Аву пришло в голову, что, если он благополучно переживет свои теперешние неприятности, то, наверное, найдет себе другую профессию. Маловероятная возможность, подумал он и отмахнулся от этих мыслей.

– Кроме того, – продолжал Руиз Ав, – генчи раса не техническая – кажется, что они не могут или не хотят разрабатывать машины для того, чтобы усилить свои возможности. Иначе они действительно могли бы управлять пангалактическими мирами. О, время от времени какой-нибудь самолюбивый генч достигает существенного влияния, превратив в живые машины несколько влиятельных людей. Частично это зависит от везения, мне кажется, но по большей части они не стремятся к власти, потому что они не заинтересованы во власти как таковой. Помимо этого, существует совсем не так много генчей – и большинство из них сами пленники.

– Довольно ценные пленники, как я полагаю, если их можно заставить делать свое дело по приказу хозяина, – заметил Дольмаэро.

– Да, они очень ценные, – Руиз еще раз был вынужден проглотить неприемлемую правду. Становилось совершенно очевидно, что Лига Искусств послала его не выследить тех, кто браконьерски перехватывал ценных рабов с принадлежащего Лиге Фараона, а привести Лигу к анклаву генчей на Сууке.



Руиз посмотрел вниз по склону, убедился, что покатая россыпь гальки кончалась отвесным обрывом, и передернулся.

Дольмаэро посмотрел следом за его взглядом, улыбнулся.

– Надо же, какая удача. Надо мне не забыть держаться поближе к тебе, Руиз Ав.

Руиз вздохнул.

– Мы еще далеки от безопасности. Везенье приходит и уходит, Старшина Гильдии.

– Как ты думаешь, что нам теперь делать? – Дольмаэро внимательно наклонился вперед.

Фломель заговорил резким кислым тоном.

– Нам надо положиться на милость леди Кореаны. Она наверняка поймет, что мы не имели ничего общего с бессовестными и беззаконными поступками этого безродного. Скоро она прилетит, чтобы спасти нас из этого страшного места.

Руиз потрясенно захохотал. Даже прочие фараонцы смотрели на Фломеля расширенными глазами, словно он был причудливым зверем из зверинца, которого приучили исполнять экзотические трюки.

Дольмаэро только покачал головой.

– Фломель, Фломель, – сказал Мольнех. – Теперь не время шутить, да и ты не отличался никогда хорошими шутками. Милость леди Кореаны кажется мне весьма ненадежным капиталом. Разве ты не помнишь, какую милость она оказала Касмину, твоему любимому надсмотрщику? Она перерезала ему глотку и сожгла его в пепел.

– Мне кажется, что Фломель слишком глуп, чтобы усваивать какие-нибудь уроки, – сказала Низа. – Он вроде Кроэля, только он лучше скрывает это.

Она посмотрела на Фломеля мстительными глазами.

– И он закончит свои дни как Кроэль, если ему повезет.

Фломель побагровел и сжал кулаки. Секунду Руиз думал, что Фломель ударит Низу, и он качнулся вперед, полный горячего желания наконец совершить нечто буйное. Наконец представлялась возможность покончить с предательским фокусником. Пальцы его болели от желания переломить тощую шею Фломеля.

Фломель посмотрел ему в глаза и попятился, споткнувшись, назад, внезапно побледнев.

Руиз глубоко вдохнул и выдохнул, постепенно расслабив тот оскал, что застыл на его лице.

Остальные смотрели на него перепуганными глазами. Даже Низа отпрянула прочь, словно вдруг потеряла в нем уверенность. Сердце его сжалось, и он смог улыбнуться ей.

Ее ответная улыбка была искренней, хотя немного настороженной, за что он не мог ее винить. Ей надо было бы быть совершенно безумной или абсолютно глупой, чтобы полностью доверять ему… а она ни к безумным, ни к глупым не относилась.

– Ну что же, – сказал он наконец нетвердым голосом. – Можешь ждать тут Кореану, если хочешь, Мастер Фломель. Она прилетит сюда через пару дней или даже быстрее. Этот скальный выступ послужит тебе навесом, но мы не можем оставить тебе никакой еды. – Он улыбнулся уже другой улыбкой. – И все же, я могу почти гарантировать тебе, что ты голодной смертью не умрешь.

Фломель посмотрел себе под ноги.

– Старшина Гильдии, – сказал он тихо, – что ты мне посоветуешь?

Дольмаэро неохотно задумался.

– По-моему, Мастер Фломель, Руиз Ав – наша единственная надежда. Мы тут все равно что младенцы в пустыне, где полно пылевых волков. Мне кажется, что нам надо следовать за ним до тех пор, пока он нам это позволяет.

– Тогда я должен принять твой совет, – пробормотал Фломель.

Руиз был разочарован.

Он осмотрел оружие, которое ему удалось спасти с разрушенной лодки. Он пристегнул к поясу осколочное ружье Мармо – единственное реально эффективное оружие, которое у них было. Из коллекции старинного оружия Банессы он взял старинный кинжал, тяжелый двусторонний нож-штык, маленький дамский крисс с ножнами, которые можно было пристегнуть к ноге, и короткую дубинку из чистой меди с шипастой головкой. У великанши было и более современное оружие: парализатор, обойма жалящих искателей – но, как большая часть личного оружия, они были запрограммированы так, чтобы повиноваться только лично владельцу. Он бросил их вместе с ее телом.

Он дал кинжал Дольмаэро, который держал его так, словно не имел никакого представления, как с ним обращаться. Руиз вспомнил, что в течение многих поколений на Фараоне не было войн. Ему придется все время помнить, что от Старшины Гильдии ему не придется многого ожидать, если им придется встретиться с враждебными силами прежде чем они выберутся с Суука.

– Проденьте кинжал в ваш пояс, Старшина Гильдии, – обучал Руиз Дольмаэро. – Нет, вот так. Если вы заткнете его за пояс так, как раньше, вам не удастся избежать кастрации, если вы, не дай бог, споткнетесь.

Кинжал-крисс в ножнах Руиз дал Низе.

– А мне как это носить? – спросила она.

– Я тебе покажу, – Руиз встал на колени и приподнял край ее рубахи, наслаждаясь шелковистостью ее кожи. Когда он пристегнул ей крисс, то он оказался снаружи ее бедра. Руиз с трудом заставил себя отнять руки от ее тела. Голова его на миг закружилась от желания. Он понял, что все еще он находится во власти тех безумных романтических порывов, которыми наградил его уловитель умов Накер.

Дубинку он вручил Мольнеху.

– Эх, жаль, что у нас нет большего арсенала оружия, – сказал он.

– Неважно, – ответил Мольнех, с восторгом размахивая дубинкой вверх-вниз. – Нам и этого хватит.

Руиз закатал рукав рубахи и привязал стилет к внутренней стороне руки куском крепкой ткани.

Фломель выступил вперед.

– А где мое оружие? – спросил он.

Руиз повернулся к Фломелю, пораженный его наглостью.

– Извини. Но ведь тебе вряд ли понадобится оружие острее, чем твои мозги.

Фломель открыл было рот, чтобы поспорить, но потом закрыл его и удовлетворился мрачным взглядом.

– Ну, – сказал Руиз. – Вот что нам придется делать.



Очень жаль, объяснил им Руиз, что система питания лодки была невосстановимо повреждена, и поэтому взрывное устройство, которое могло стрелять, теперь им не пригодится. Иначе они могли бы подождать здесь и устроить засаду для Кореаны, когда она прилетит, а она прилетит обязательно.

Он объяснил свой план фараонцам. Они пройдут по перевалу и, может быть, набредут на какое-нибудь поселение или, по крайней мере, на более удобную тропинку. Потом они постараются выйти на какой-нибудь космодром и убраться прочь с Суука.

Руиз намеренно не говорил более подробно, что может случиться с фараонцами после этого. Он сам этого не знал. Он хотел дать Низе возможность остаться с ним, если ей захочется. Он смог бы выкупить ее у Лиги Искусств. Прочие могли удрать на любые планеты пангалактики с его полного благословения, или же он смог бы так устроить, чтобы они могли переправиться на Фараон, хотя Лига настояла бы на том, чтобы их всякие воспоминания были бы стерты, прежде чем они были бы отпущены в их родной мир.

Фараонцы, казалось, тоже не слишком интересовались, что могло их ждать, так что Руиз мог не обсуждать этот вопрос с ними, хотя Дольмаэро выглядел так, словно в нем зрело огромное количество вопросов. Руиз был благодарен, что Дольмаэро пока этих вопросов не задавал и дал Руизу возможность отдохнуть от них.

Руиз справедливо и поровну распределил питательные пакеты. Только Фломель жаловался, что ему приходится что-то нести, а остальные довольно весело приняли свой драгоценный груз. Руиз одарил Фломеля мрачным взглядом, и фокусник успокоился.

В рюкзаки с питательными пакетами Руиз засунул несколько весьма полезных вещей: три самонадувающиеся палатки, флягу с водой на каждого путешественника и импрегнированные плащи от дождя.

Наконец, он взял один из самоукореняющихся поводков, к которым они были привязаны прошлой ночью. Фломель посмотрел на него и обнажил зубы в гримасе омерзения.

Солнце немилосердно припекало спину Руиза, когда они впятером пробирались к перевалу, но с гор время от времени дул холодный ветер, который заставлял его иногда поеживаться. Они перебрались через таллусовый склон и нашли еле видную тропинку, которая вела к проходу между пиками горы. На тропинке не видно было никаких следов того, что ею недавно пользовались, поэтому Руиз не очень-то надеялся, что они скоро найдут хоть что-нибудь, напоминающее поселение. Тем не менее, он был столь же счастлив, как и тогда, когда он высадился на Фараоне. Он был свободен, если не считать послания-на-задание, которое время от времени подталкивало его вперед, к смертной сети, которая таилась в глубинах его мозга. До тех пор, пока он мог надеяться оставаться свободным, смертная сеть будет вести себя тихо и не беспокоить его. Только если он окажется в безнадежном плену у врагов Лиги или в непосредственной опасности умереть, либо открыть тайны Лиги, сеть попробует убить его и послать его самые последние воспоминания в штаб-квартиру Лиги на Дильвермуне.

Руиз заставлял себя быть оптимистичным. Все, что ему надо было сделать – это послать информационную торпеду в Лигу, где он детально объяснил бы, какие открытия ему удалось совершить. Местоположение и личность браконьера, который все это время воровал ценных рабов с Фараона и самый факт того, что анклав мошенников-гончей существовал на Сууке. Когда он сделает это, сеть и само послание-на-задание испарятся из его мозга, и он по-настоящему освободится.

Он дал себе волю и любовался гладкими стройными ногами Низы, пока она поднималась по тропинке прямо впереди него.

На вершине прохода они остановились, и Руиз осмотрел местность по другую сторону гор. Холмы у подножия были гораздо зеленее, густой лес за ними показывал, что это была более влажная сторона горной цепи. На дальнем горизонте видна была еще одна горная цепь в тумане. Широкая долина между ними, казалось, простиралась без конца и края в обе стороны.

К своему восторгу, Руиз разглядел прямую линию, которая шла вниз к центру долины, параллельно горам, может быть, в тридцати километрах от них. Она была слишком далеко от них, чтобы как следует разглядеть и понять, но она походила на прямую автостраду, которая прорезала лес. По ней могли ездить машины, достаточно быстрые для того, чтобы увезти их прочь в какое-нибудь убежище, прежде чем появилась бы Кореана.

– Это похоже на сады моего отца, – сказала Низа, которая стояла совсем близко от него. – Где они берут всю эту воду?

Руиз улыбнулся ей.

– Она здесь падает с небес, все время. По крайней мере, достаточно часто, чтобы деревья росли без ухода.

Она посмотрела на него недоверчивыми глазами.

– Конечно, – сказала она снисходительным тоном, словно была уверена, что он смеется над ней.

– Нет, правда, – сказал он. – Погоди, сама увидишь.

Говоря это, он заметил темные тучи, которые скапливались на севере.

– Собственно говоря, нам лучше поторопиться, прежде чем нас отсюда смоет.

Фломель сел на землю.

– Я должен отдохнуть. Кроме того, пора поесть.

Руиз вздохнул.

– Я от тебя устаю, Мастер Фломель. Я тебя не могу здесь оставить. Ты наверняка сказал бы Кореане, куда именно мы пошли. Это произойдет задолго до того, как она кончит тебя убивать. Поэтому, либо ты пойдешь вперед без всякого принуждения и жалоб с твоей стороны, или я оборву твою жизнь прямо здесь и сейчас. Я могу сделать это безболезненно.

Фломель быстро встал.

– Я иду, – сказал он кисло.

– Ты уверен? – мягко спросил Руиз. – Боюсь, что наш союз плохо кончится для одного из нас. А есть для смерти места и похуже.

Он показал рукой на широкое небо, зеленые пространства земли, чистый ветер, который дул из-за гор.

– Есть и худшие способы умереть.

– Нет, – сказал Фломель с большим энтузиазмом. – Я пойду.




3


Тропинка, хотя и крутая, была в лучшем состоянии, чем на той стороне перевала, поэтому они быстро спускались по ней. К этому времени солнце уже наполовину скатилось по полуденному небу, и они спустились к лесистым подножиям холмов, где деревья были древние и высокие. Руиз задал им быстрый темп, но, за исключением случайного бормотанья Фломеля, никто не жаловался. Пока они шли по тропинке вниз, солнце совсем село, и скоро оно спряталось за облаками, а потом стало еще темнее от ветвей деревьев, которые нависали над тропинкой. Фараонцы сбились в кучку, поскольку им было не по себе от такого изобилия зелени. Единственное обитаемое плато Фараона было таким сухим и бесплодным местом, что только самые богатые и влиятельные фараонцы могли позволить себе содержать сады.

– Что за люди могут жить в таком странном месте? – спросила Низа приглушенным тоном.

– Не знаю. Вероятно, всякие разные люди, как это бывает везде на свете, – Руиз говорил рассеянным голосом.

Ему передалось смутное беспокойство остальных. Лес был достаточно густой, чтобы в нем можно было устроить сотню засад.

Его рассеянность Низа приняла за упрек и отпрянула, и он тут же пожалел о своем тоне.

Невзирая на беспокойство Руиза, ничто и никто не прыгнул на них из густого подлеска. Никакие снаряды и пули не полетели в них, никакие сети не свалились на голову. К тому времени, когда сумерки сгустились над ними, его отряд устал и натер ноги, все они еле тащились, если не считать Мольнеха, который был столь же свеж и бодр, как в начале их пути. По-видимому, его хрупкое тело таило в себе незаурядную выносливость.

Они оказались в поясе известняковых слоев на склоне горы. Кое-где осевшие породы сформировали пещеры. Как раз перед ними в стороне от тропинки зияла здоровенная пасть пещеры. Крыша ее выдавалась вперед как раз так, чтобы защитить их от дождя, который грозил вот-вот начаться, но пещера была слишком неглубока, чтобы привлечь крупных хищников. Пятна сажи на нависающем козырьке крыши указывали на то, что остальные путешественники раньше, чем они, разбивали лагерь на этом удобном месте, но следы все были старые, поэтому Руиз решил объявить здесь привал. Он возлагал все свои надежды на шоссе, которое он увидел с горы. До него они дойдут утром, а ковылять по темноте, спотыкаясь на неровностях тропинки, не сэкономит им время. По крайней мере, цель не стоила риска вывихнутых щиколоток и ночных хищников, которые могли красться в темноте, чтобы поживиться.

Фломель угрюмо уставился на убежище.

– Это здесь мы собираемся провести ночь? В этой сырой дыре?

Руиз крякнул.

– Будь доволен, что ты не на перевале до сей поры. Что тебе еще понадобится убежище от непогоды, – сказал он.

За последние несколько дней его неприязнь к фокуснику стала гораздо сильнее. Дело было даже не в том, что Фломель устроил первую смерть Низы в той самой пьесе с фениксом, и даже не в том, что он с готовностью и радостью убил бы ее снова по приказу Кореаны. Дольмаэро и Мольнех были равно виноваты в этом. Никто из фараонцев не видел аморальности в жестокости самой пьесы с фениксом, и даже сама Низа, которая в попытке избежать второй смерти попробовала пропороть портновскими ножницами кишки Фломеля.

Нет, Фломель в этом смысле был невинным продуктом своей примитивной культуры, точно так же, как Руиз Ав принадлежал к своей собственной, более цивилизованной.

Но Фломель видел остальных людей только с точки зрения того, могут ли они быть чем-нибудь полезны Фломелю.

Руиз нахмурился, пораженный неприятной мыслью. А намного ли Фломель отличался от него самого? Да, конечно, разница огромна, сказал свирепо самому себе. Иначе я преспокойно убил бы змееныша и жил бы намного легче.

Он встряхнулся. Эти мысли начинали выстраиваться в беспокойную линию.

Он приказал остальным мужчинам поставить палатки под навесом, пока он и Низа собирали хворост для костра. Он мог быть вполне уверен, что Кореана не нагонит их до вечера следующего дня, поэтому костер представлялся вполне безопасной роскошью.

Видимо, многие годы прошли с тех пор, когда последний путник пользовался этим убежищем. Возле пещерки было полным-полно хвороста для костра. Но они ушли подальше, чтобы поговорить без помех.

Низа наклонилась поближе к Руизу, когда он отламывал сухие ветки с маленького поваленного дерева. Он вдохнул чистый запах ее волос. Он улыбнулся и глубоко вздохнул. Она повернулась и посмотрела на него сквозь темную завесу своих волос.

– Я тебя чем-нибудь рассердила? – спросила она.

Голос ее звучал почти враждебно.

– Нет, разумеется, нет, – ответил он. – А я тебя чем-то рассердил?

Она улыбнулась его серьезному тону, и лицо ее стало веселее.

– Нет, на самом деле нет. Но ты стал совсем другим с тех пор, как мы захватили лодку.

– Должно быть, так, – Руиз положил деревце на два камня и сапогами расколол его ствол на несколько кусков, которые удобно было бы сунуть в костер.

– Это потому, что я занимаюсь сейчас своим привычным делом, а не жду возможности действовать. Хотя… ждать с тобой вместе было слаще любого ожидания, которое мне когда-либо доводилось пережить.

Улыбка ее стала теплее, глаза засияли долго сдерживаемыми слезами.

– Я так счастлива это слышать, Руиз Ав. Хотя, может быть, я унижаю себя, когда так говорю. Нет… Это неправильно. Я принцесса, но я уверена, что в своем краю ты тоже принц.

Он похлопал ее по руке.

– Я вырос рабом.

Глаза ее расширились.

– Тогда принцы в твоем краю воистину должны быть велики и могущественны.

Он рассмеялся.

– Я знаю нескольких особенно могущественных. В пангалактических мирах люди любого ранга, даже рабы, могут сделаться царями и королевами, если они так захотят, и если они смогут перегнать, перебороть и перехитрить всех прочих желающих быть правителями. А претендентов много, очень много.

– Твои сильные мира сего не очень отличаются от наших.

Казалось, она немного тоскует по родине и чуть разочарована, что вселенная не оказалась более справедливым и счастливым местом. Она выпрямилась, прижав к груди охапку хвороста, которую она собрала.

– Ладно, пусть так. Ты мне сказал, что сейчас занимаешься той работой, которую привык делать. Что же это за работа?

Руиз пожал плечами.

– Она весьма проста: задача ее – остаться в живых. Я надеюсь преуспеть еще несколько дней, чего вполне достаточно, чтобы нам убраться с Суука.

Она с любопытством на него посмотрела, наклонив набок хорошенькую головку, словно оценивала его.

– Моя уверенность в твоем умении и будущем растет день ото дня. Мы с тобой сегодня разделим палатку?

– Если хочешь, – он почувствовал приятное незнакомое доселе тепло.

– Да, именно этого я и хочу, – сказала она и шутливо толкнула его округлым бедром.



Позже, когда маленький костерок бросал оранжевые отблески на нависающий козырек крыши пещеры, пятеро поели в полном молчании. Глядя на широкое лицо Дольмаэро, Руиз увидел, что Старшина Гильдии придумал новые вопросы.

– Что? – спросил Руиз.

– Ты не обидишься? – Дольмаэро поднял на Руиза настороженные глаза.

– Нет, говори свободно.

Иногда Руиза очень печалило, что он наводил ужас на всех, с кем сталкивался. Разумеется, Дольмаэро видел, как Руиз совершал на его глазах насилие и убийства – поэтому он вряд ли мог упрекнуть Дольмаэро в излишней осторожности с ним.

Дольмаэро вздохнул и потупился.

– Значит, я могу довериться твоей сдержанности.

Старшина Гильдии долго смотрел в огонь.

– Я бы хотел, чтобы ты рассказал мне правду о себе и о Фараоне. Кто ты на самом деле? И кто такие мы? И какое тебе дело было до нас?

Руиз не был готов к таким прямым вопросам. Его первым порывом, который родился из-за целой жизни, проведенной в камуфляже и неправде, было сказать максимально убедительную ложь – он говорил себе, что все еще должен лгать, чтобы защитить свои тайны или рисковать тем, что спровоцирует свою смертную сеть. Усилия Накера, незаконного уловителя умов, и то, как сеть почти стянулась после его неудачного бегства из рабских казарм Кореаны, несколько ослабили крепления сети… но если Кореана снова поймает его после всего, что было, и он окажется беспомощным в ее руках, сеть непременно сработает, и он умрет. Если бы генчи взяли его и стали пытаться что-нибудь сделать с его мозгом, он тоже непременно бы умер. Если какой-либо иной враг Лиги возьмет его в плен и он окажется беспомощным, он умрет, потому что сработает сеть.

Ему пришло в голову, что, если он скажет фараонцам правду, риск будет невелик, в сравнении с этими остальными возможностями. В конце концов, если кто из них и вернется на Фараон, то только после того, как память у него будет окончательно стерта.

Он вдруг почувствовал страшную усталость от обмана. Осторожность испарилась.

– Вы уверены, что вам хочется знать все эти вещи?

Дольмаэро веско кивнул. У Мольнеха был его обычный вид ясноглазого, дружелюбного любопытства. Фломель презрительно вздернул верхнюю губу и притворился, что он ко всему равнодушен.

– Пожалуйста, скажи нам, Руиз Ав, – попросила Низа.

Так он и сделал.



Он объяснил, что он – вольнонаемный проводник политики Лиги Искусств, человек, чья профессия предполагает причинение боли, наведение ужаса, совершение различных страшных преступлений. Никто, казалось, этому не удивился, даже Низа. Руиз немного даже поразился тому, как легко она приняла эту неудобоваримую правду. Никогда не забывай об этом, думал он. Она происходит из чужеродного общества, каким бы человеческим не был ее род генетически. Почему-то эта мысль не убедила его. Может быть, ему было все равно до тех пор, пока она оставалась тем, кем была – Низой.

Он объяснил, что его наняли, чтобы вынюхать браконьера, который похищал ценных рабов с Фараона. Невзирая на его внезапное отвращение к обману, он был очень осторожен и впрямую Лигу не называл, описывая свое задание и своих работодателей неопределенными словами и уклончивыми фразами. Лига Искусств была не в чести на Сууке, поскольку она была одной из наиболее эффективных межзвездных корпораций и имела сильную полицейскую службу. Он не мог рисковать тем, что один из фараонцев может проговориться и сказать название Лиги в присутствии кого-нибудь из местных.

Но даже и так в его рассказе выявился настоящий статус Фараона. Эти сведения оказались менее приемлемыми для его слушателей.

– Пожалуйста, – сказал Дольмаэро, – объясни дальше. Фараон – чья-то собственность? Словно плантация кошачьих яблонь?

– Что-то в этом роде, – ответил Руиз Ав.

– Но что хотят от нас миры пангалактики? Золото? Змеиное масло?

– Кое-какая часть масла действительно идет на экспорт, – сказал Руиз. – Но главным образом богатство Фараона составляют его фокусники. Вот почему Кореана украла вашу труппу в Биддеруме. Однажды в один прекрасный день она продала бы вашу труппу какому-нибудь коллекционеру театральных курьезов. За огромное количество пангалактических денег.

Дольмаэро словно позабавили эти новости, хотя и невеселые.

– Значит, мы – скот? Или танцующие пылевые медведи?

– Ну нет. На пангалактических мирах институт раба ограничен множеством человеческих весьма гуманных законов. Весьма маловероятно, что с вами стали бы плохо обращаться, если бы вас забрала официальная пангалактическая организация. Теперь насчет Кореаны… вот она могла бы продать вас любому чудовищу, какое только нашлось бы в пангалактике, и никто бы ей не был указ.

Мольнех остолбенел и молчал.

Низа отвернулась и заговорила тихим голосом:

– Я всегда считала, что Фараон принадлежит моему отцу.

Из всех реакций самой странной была реакция Фломеля. В его глазах зажегся огонь злобной вызывающей гордости, хотя его лицо по-прежнему выражало только демонстративную незаинтересованность в том, что говорится. Казалось, он глядел на Руиза с иной, чем прежде, более изощренной ненавистью. Это выражение на лице фокусника заставило мурашки пробежать по спине Руиза.

– Как давно мы в таком положении? – спросил Дольмаэро.

– Много поколений. Вскоре после того, как ваш народ превратил фокусы в высокое искусство.

Низа издала сдавленный стон горечи и скорби. Руиз дотронулся до ее плеча.

– Что с тобой?

– Нет, ничего. Просто… Я помню, как не так давно, хотя сейчас мне кажется, что это было в какой-то прошлой жизни много веков назад, я стояла на террасе моего отца над городом и выпила тост за своих предков. За тех, которые первыми бродили по Фараону, представляя свои примитивные трюки. За тех, чья смекалка и изобретательность подарили мне такую прекрасную жизнь. А теперь я вижу, что они и сделали меня рабыней…

– Нет, – сказал он, – не все так плохо. У вас не было крупной войны с тех пор, как вы стали миром – поставщиком фокусников. Триста лет назад разразилась чума, которая могла бы убить три четверти населения, если бы ей дали распространиться. Владельцы Фараона остановили чуму, прежде чем она успела как следует начаться.

Она спрятала лицо в ладонях.

– Охотничьи дирго моего отца вполне довольны – они очень давно забыли, что это такое – привольно бродить по пустыням и охотиться. Они получают мясо дважды в день, а егеря следят за тем, чтобы они достаточно много двигались. Наверное, это хорошо.

Руиз не мог найти успокоительных слов для нее. Он обнял ее за плечи и притянул ее поближе. Она секунду сопротивлялась, потом спрятала лицо у него на груди.

Дольмаэро заговорил снова, хотя на этот раз он, казалось, говорил больше сам с собой, нежели с Руизом.

– Я должен найти способ как-нибудь добраться обратно до своей труппы. Я должен попытаться забрать их обратно домой. Я отвечаю за них, пойми. Большая часть их не искала ни славы, ни вознесения в Землю Вознаграждения. Они работали, чтобы прокормить свои семьи. Скажи мне, Руиз. Теперь, когда не стало фокусников, что сделает Кореана с теми, кто остался в ее власти?

Руиз покачал головой.

– Не знаю, Старшина Гильдии.

Он не видел, чем страшная правда может быть полезна Дольмаэро. По всей вероятности, Кореана просто умертвит остальных, если она будет уверена, что никогда не вернет себе фокусников. Что ей за прок от труппы фокусников без главных фокусников?

Прошло немного времени, огонь почти догорел, пока только несколько угольков не отсвечивало красным в пепле. Ночной воздух был прохладен и свеж, даже влажен, и Руиз остро чувствовал тепло Низы рядом с ним. Он обнаружил, что мечтает, что хорошо бы остановить мгновенье, чтобы он мог так вот сидеть с ней все время, что можно было бы найти способ остановить дугу его жизни здесь и сейчас, прежде чем она скатилась бы вниз к болезненному концу, который, по всей вероятности, ждет его через день-два. Весь день он старался отогнать от себя мысль, что пешком они от Кореаны не спасутся, невероятность того, что средства транспорта, которые пользуются этой автострадой, захотят подвезти такую группу оборванцев, как они.

Всю свою жизнь он отличался талантом отгонять от себя те мысли, которые ему не хотелось думать, талант, который сослужил ему хорошую службу в его авантюрных и буйных приключениях. Теперь, казалось, он потерял эту способность. Он посмотрел вниз, на темную гладкую головку Низы. Может быть, она стала слишком драгоценной для него, но, если и так, с этим он ничего не хотел делать.

Дольмаэро пошевелился.

– Еще один вопрос, если ты позволишь. Потом я должен буду пойти спать. А то не смогу пройти завтра того, что предстоит.

Руиз кивнул ему.

– Тогда скажи мне… кто же ты такой, что помогаешь нам так, как ты это делаешь? Я знаю, что тебе нравится Благородная Дама… это написано у тебя на лице. Но остальные, все мы? Прости меня за то, что я так говорю, но ты не похож на человека, который совершает по прихоти акты милосердия и сострадания.

Руизу Дольмаэро тоже нравился, и ему начинала нравиться энергичная личность Мольнеха. Все-таки Дольмаэро по сути вопроса был прав. Почему он решился спасать и остальных?

Он успешно подвел базу под свои чувства.

– В ответ я надеюсь на вашу помощь.

Дольмаэро развел руками.

– Но что мы можем сделать? Мы не учились насилию и борьбе, и мы ничего не знаем в этом мире.

Руиз немного подумал.

– Во-первых, вот что: мы должны установить вахту, так что один из нас всегда будет бодрствовать. Я не знаю, какие хищники живут в этих лесах и какие люди. В любом случае мы не должны позволить застать себя врасплох. Поэтому… Мольнех, будешь стоять первую вахту?

– Разумеется, – просиял тощий фокусник.

Руиз взглянул вверх. Он увидел, что угрожающие дождем и бурей тучи сдуло прочь, и сквозь просветы в ветвях проглядывало звездное небо.

– Видите вон ту яркую звезду? – он показал на просвет в кронах деревьев. – Когда она зависнет над этим белокорым деревом, позовите меня, и я встану на свою вахту. А я разбужу Дольмаэро, который потом разбудит Низу.

– А мне что делать? – ухмыльнулся Фломель.

Руиз осторожно отодвинул Низу и встал на ноги. Он взял самоукореняющийся кабель, который накануне забрал из разбившейся лодки.

– Иди сюда, Мастер Фломель. Я тебе подоткну одеяльце поуютнее.

Фломель пошел за ним к самой дальней от костра палатке.

– Ты обязательно должен меня привязать, словно необъезженное верховое животное?

Руиз установил поводок, включил укореняющийся механизм, посмотрел, как тот ввинчивается штопором в скалу.

– Должен, пока тебя не объезжу.

– Я знаю, что грубо разговаривал с тобой, но я же не причинил тебе никакого настоящего вреда. Почему ты мне настолько не доверяешь?

Фломель усмехался кривой улыбкой, даже в смутном свете выражение его лица поражало готовностью к предательству.

Руиз пристроил второй конец поводка вокруг шеи Фломеля и запер его.

– Инстинктивно, скажем так.

– Я многое узнал в эту ночь, Руиз Ав. Как могу я заслужить твое доверие? – улыбка трепетала на тонких змеиных губах Фломеля.

Руиз рассмеялся.

– Пока что мне трудно себе даже представить нечто подобное. Может быть, ты что-нибудь и придумаешь.

Он подергал за поводок, убедился, что тот прочен и надежен.

– Спокойной ночи.



Мольнех занял свой пост сбоку от их укрытия и стоял неподвижно на фоне серого камня. Его трудно было заметить в темноте, поэтому Руиз одобрил его действия. Мольнех был смекалист и гибок в приспосабливаемости к новым условиям. Может, он по-настоящему пригодится.

Дольмаэро улегся спать, и только Низа сидела у потухшего костра, сгорбившись, прижав колени к груди. Он подошел к ней и поднял ее на ноги.

– Пошли отдохнем, – сказал он.

Она посмотрела на него со странно непроницаемым выражением лица, и на миг он подумал, что вот сейчас она скажет, что больше не хочет делить с ним палатку. Он вряд ли смог бы винить ее, если принять во внимание все те неприятные вещи, которые он сегодня ей сказал про ее мир и ее жизнь.

Но тут она взяла его за руку и повела в палатку.

Они лежали, тесно прижавшись, тела их соприкасались с головы до ног. Хотя в их объятиях не было страсти, Низа, очевидно, черпала успокоение в близости Руиза.

Неожиданно это успокоило и самого Руиза. Он обнаружил, как приятно просто держать ее в объятиях, чувствовать, как ее сердце бьется рядом с его сердцем. Ее запах, ее теплое дыхание, щекотное прикосновение ее волос, – все это было удовольствием, вполне достойным этого момента.

Чуть погодя дыхание ее сделалось ровным, и она заснула – но Руизу спать не хотелось. Кто знает, может быть, ему никогда более не придется насладиться подобным счастьем?

Два часа прошли как одно сладкое мгновение.



Когда Мольнех пришел, чтобы позвать его стоять выбранную им вахту, Руиз почувствовал острый укол сожаления. Он осторожно выпутался из объятий Низы, надеясь не разбудить ее. Она пошевелилась, издала невнятные сонные звуки, потом, казалось, снова впала в глубокий сон.

Снаружи низкий туман лежал возле самой земли по колено Руизу. Лес был почти неестественно тих, если не считать храпа, который доносился из палатки Дольмаэро.

– Все в порядке? – прошептал Руиз Мольнеху.

Мольнех кивнул, показал белые зубы в ухмылке.

– Можно сказать одно: ничего не случилось. Это хорошо?

Руиз ухмыльнулся в ответ.

– Время покажет, о волшебник.

Мольнех хихикнул.

– Я необыкновенно ободрен, Руиз Ав.

Он вытянул тощую, как у скелета, руку, и положил ее на плечо Руиза.

– Мы все очень верим в твои необыкновенные умения. Даже Фломель, хотя восхищение его неохотное и ему самому от этого больно.

Мольнех снова хохотнул, но потом посерьезнел.

– Наши жизни в твоих руках, но, принимая во внимание все на свете, я уверен, что дела могли бы быть и хуже.

Руиза странно тронула эта речь.

– Надеюсь, что ты прав, Мастер Мольнех. Мы сделаем все, что сможем. Кто знает, может, этого окажется достаточно.

Мольнех снова похлопал его по плечу, потом отвернулся прочь и заполз в палатку Дольмаэро. На миг храп стих, потом снова возобновился.

Руиз нашел себе сиденье поудобнее на куче поваленного камня, как раз перед пещерой. Он настроился на долгую ночь. Ему совершенно не хотелось спать, а Дольмаэро, самый старший и грузный из них, завтра вынужден будет исчерпать весь свой запас силы и выносливости, чтобы идти с ними наравне.

И, если он не мог подарить Низе ничего другого, он, по крайней мере, мог дать ей еще несколько часов сна. Он старался не думать о том, что это могла быть ее последняя ночь.



Когда Руиз покинул палатку, Низа проснулась. Она пыталась снова впасть в уют сна, но сон не пришел к ней сразу же. В сознании ее клубились нелегкие мысли, словно они так и поджидали возможности подловить ее одну.

Она думала про Айям, гермафродита Кореаны, чье неосторожное решение изнасиловать Низу дало возможность Руизу Аву захватить воздушную лодку. У нее все еще болело все внизу, там, где мерзкое существо пыталось проникнуть в нее, но боль постепенно проходила. Она вспомнила, как страшно и молча Руиз Ав выволок это существо из ее палатки и задушил его. Эта мысль наполнила ее острым мстительным удовлетворением. Существо умерло с таким изумлением на физиономии, словно в своей смерти получило какую-то странную награду.

Руиз Ав, такой странный человек, такой тревожный клубок тайн. Сегодня в палатке, казалось, он без слов понял, что она более всего нуждалась просто в его ободряющем присутствии, его объятиях и больше ни в чем.

Нет, не в том дело, думала она, что он не умел искусно заниматься любовью. Он был и яростен и нежен, он, казалось, лучше, чем она сама, знал, где ей приятно, когда до нее дотрагиваются, он мог замечательно чувствовать темп ее страсти. В постели его рот, обычно сложенный такими детскими складками, становился мягким. Его красивые руки, руки убийцы, которые не знали пощады, касались ее с такой нежностью, когда именно нежность и была ей нужна, и крепко сжимали ее, когда наставало время силы.

Его страсть и темперамент почти пугали, если бы не приносили ей такого всепоглощающего удовлетворения. Она чувствовала в его страсти то же самое напряжение, которое бывало на его лице, когда он убивал своих врагов. Это было одновременно завораживающе прекрасно и страшно.

Ее воспоминания про Руиза Ава зашли в неприятные области, и она заставила себя думать о предстоящем дне. Что нового она увидит, какие поразительные вещи, которые никогда не существовали на Фараоне?

Потом по ней пробежала дрожь беспокойства. А какие новые чудеса совершит Руиз Ав, чтобы спасти их от Кореаны? Низа пришла к тому, что ее доверие к Руизу Аву стало почти фаталистическим, она отказывалась верить, что Кореана может оказаться лучше него, переиграть Руиза Ава, невзирая на все преимущества, которые были у работорговки: воздушные лодки, страшное оружие, чудовищные приспешники.

Нет, думала она, снова погружаясь в дремоту, Руиз Ав как-нибудь справится. Сознание ее опустело, и она заснула.

Потом ей стали сниться сны.



Сон начался хорошо. Она снова была Низой, любимой дочерью царя. Снова при ней были все ее удовольствия: ее рабы, ее прелестные комнаты во дворце, ее книги и игры – и обожание всех и каждого, кто знал ее. Она отдыхала в качалке, глядя на прохладные зеленые сады ее отца, на ней было ее любимое платье – длинное, с высокой талией и огромными рукавами-бабочками, расшитыми крохотными блестящими ящеричными чешуйками и сшитое из голубого адского шелка.

Все было так, словно эти прошедшие недели никогда не существовали, ее заключение, ее мучительная роль в пьесе с фениксом, ее смерть в последнем акте, ее воскресение и плен инопланетян, ее странная привязанность к убийце Руизу Аву. Все-все это оказалось каким-то сном-кошмаром, который быстро таял в ее памяти.

Она прогнала крохотный голосок, который шепотом убеждал ее, что это есть сон, и голосок умолк.

Теперь она двигалась по полированным коридорам дворца ее отца, скользя легко, как листок, с той поразительной плавностью, которая дается только в снах. Дорогие знакомые сцены проплывали перед ее спящим взором. Пол из фарфоровых изразцов, на котором она играла ребенком, изразцы сотен оттенков слоновой кости. Фонтаны, в которых она купалась. Прохладные сумрачные комнаты, в которых она играла со своими любовниками – иногда это были сыновья и дочери благородных домов, а иногда просто искатели приключений с городских площадей.

Краткая тьма спустилась на ее сон, пока она не очнулась вновь на своей любимой террасе, выше всех, кроме одной, башен дворца. Солнце ослепительно светило на город, и она чувствовала благодарное изумление. Все это принадлежало ей, дворец, великий город, громада Фараона за стенами города. Все это принадлежало ей, всем она могла распоряжаться.

Она почувствовала восторг, от которого у нее закружилась голова. Она стала такой легкой от радости, что не удивилась, простирая руки, что рукава ее платья превратились в крылья бабочки.

Она поднялась, взлетев над всем, движения ее были быстры, как мысль, нечеловечески грациозны.

Дворец под нею стремительно уменьшался, и солнце становилось все жарче, но она рвалась вперед и вверх, быстрее и быстрее, пока крылья ее не занялись огнем и она сама не превратилась в комету с огненным хвостом.

Слишком поздно ее охватило беспокойство. Она обнаружила, что пролетела мимо солнца, что его живительное тепло более не достигает ее. Фараон превратился в песчинку, затерянную в пустыне.

Она посмотрела вверх. Над нею было нечто вроде блестящего черного потолка, гладкий купол, у которого не было ни начала, ни конца. Она постаралась замедлить свой полет, чтобы ее тело не разбилось об этот сияющий черный барьер, но не смогла замедлить движение. Она продолжала подниматься вверх.

Наконец крохотное круглое отверстие появилось в гладкой до сих пор поверхности. Тут до нее дошла страшная правда: она увидела, что Фараон и все на нем существовали в чудовищном стеклянном кувшине – а она сама вот-вот пролетит в его горлышко. Закрыто ли оно какой-нибудь пробкой?

Она безболезненно скользнула по гладким стенам, все выше и выше, и замедлила ход, когда горлышко сузилось и ее тело все теснее прижималось к стеклу.

Наконец она застряла, протянув руки вверх, бешено работая ногами. Она старалась протиснуться выше, царапая стекло. Крылья ее рвались, и от этого ей теперь стало больно, страшно больно, но она не обращала внимания на боль и продолжала сражаться за свое освобождение. Она подвинулась на волосок, потом еще чуть-чуть. У нее возникло страшное чувство, что туннель собирается сомкнуться и выдавить из нее жизнь. Она сделала последнее судорожное усилие, от которого чуть не порвались мышцы.

И она вылезла на край горлышка кувшина, где она прижалась к краю, и выглянула наружу, на звездные пустыни. Ее крылья превратились в кровавые ошметки боли, а звезды были холодными огнями, без тепла и смысла, в невозможной дали.

Она была перепугана, но страх ее был странно полон восторга, и в тот момент ей не хотелось просыпаться.



Остальную часть ночи Руиз сидел неподвижно, погруженный в свои мысли, только частью сознания следя за тихим лесом. Он почти не видел надежды на их спасение, вот разве что та автострада, до которой они собирались добираться с утра, оказалась бы оживленной, да еще по ней ездили бы существа необыкновенной доверчивости и наивности. Потому что кто еще остановился бы помочь им?

Когда появится Кореана, она, несомненно, привезет с собой механические искатели-вынюхиватели или каких-нибудь животных-следопытов – это были стандартные средства, которые применяли все преуспевающие работорговцы. В зависимости от эффективности поисковых устройств Кореаны, она поймает их завтра днем или на следующее утро – если Руиз не сможет найти эффективного способа для них убраться из этого района.

Руиз посмотрел наверх сквозь кроны деревьев, увидел яркие звезды, сияние орбитальных платформ Шардов. Если бы прошел дождь, как это раньше обещала погода, то поисковые устройства замедлили бы свою работу.

Он беспокоился об этом, но никак не мог найти зацепку для решения на гладкой поверхности этой проблемы. Он мог попробовать сделать засаду. У него было осколочное ружье. Но у Кореаны, вне сомнения, будет оружие и потяжелее. Если ее Мокрассарский воин оправился и будет вместе с Кореаной, то встреча с работорговкой будет безнадежной, даже если она будет настолько глупа, что затеет с ним ближний бой.

Нет, все зависело от того, найдут ли они быстрый транспорт, то есть все зависело от того, насколько им повезет. Эта печальная реальность заставила его от бессилия скрипеть зубами. Ему всегда везло, но он всегда был настолько осторожен, чтобы не верить в везение.

Никогда не надо нуждаться в везении. Это и был секрет удачливости, теперь удача была ему нужна.

Когда серый свет зари стал просачиваться сквозь ветви деревьев, несколько крупных капель дождя упали сквозь кроны, разбиваясь о лесную подстилку. Потом они остановились.




4


Руиз торопил прочих поскорее покончить с утренними делами – за завтраком, пакованием вещей, упражнениями, чтобы размять затекшие мышцы.

Дольмаэро, казалось, ночной сон освежил, но он подошел к Руизу и спросил слегка враждебным тоном:

– Почему ты не разбудил меня на мою вахту?

– Мне не хотелось спать, – ответил Руиз. – Зачем в таком случае мучиться нам обоим?

– Ну хорошо, только в следующий раз разбуди меня. Я могу выполнять свои обязанности.

– Я знаю, – сказал Руиз, понизив голос до доверительного шепота. – Собственно говоря, у меня для тебя на сегодня есть задание. Я попросил бы тебя повнимательнее последить за Фломелем. Низа тоже будет за ним смотреть, но она недостаточно сильна, чтобы остановить его, если он задумает сделать какую-нибудь глупость.

Дольмаэро кивнул.

– Как скажешь. Это странно… было время, когда труппа была для меня всем… и, невзирая на противные черты Фломеля, я считал его великим человеком. Он был таким замечательным фокусником, – Дольмаэро вздохнул. – Но времена меняются, и я понимаю, что был глуп.

– Нет-нет. Ты не был глуп, Старшина Гильдии. Ты был, как все остальные. Ты делал все, что мог, используя то, что ты знал.

– Возможно… это так хорошо с твоей стороны, что ты так сказал, – Дольмаэро вернулся к пакованию своих вещей.

Тропинка теперь была глаже и шире, и они быстро шли по ней. Какое-то время Руиз с удовольствием позволял себе идти рука об руку с Низой, следом за остальными. Он чувствовал себя немного нелепо, словно школяр, но Низа, видимо, не видела ничего недостойного в таком проявлении чувств. Ее рука крепко держалась за его руку. Иногда она поднимала к нему свое милое личико и улыбалась.

К середине утра они стали проходить мимо свидетельств недавнего пребывания здесь человека: пластиковые обертки от еды, выброшенные предметы одежды, маленькие кучки угля там, где разводили костер. Руиз заставил себя быть осторожнее и внимательнее. Он отпустил руку Низы и объявил привал.

– Нам теперь надо быть осторожнее, – сказал он остальным. – Я собираюсь пробежаться вперед и посмотреть, все ли там безопасно и можно ли нам идти. Вы пойдете за мной более медленным шагом. Если вы услышите или увидите что-то, чего вы не понимаете и что покажется вам опасным – если вы встретите кого-нибудь, например, – сойдите с тропинки и прячьтесь в лесу.

Руиз посмотрел на Фломеля, на хитрое выражение его лица.

– Прежде всего, не давайте Фломелю никуда убежать.

Он отстегнул от пояса поводок и пристегнул его на шею Фломелю. Второй конец поводка он вручил Дольмаэро.

– Если он попытается закричать или иным путем привлечь внимание – убейте его, как можно тише и быстрее. Вы сможете это сделать?

Дольмаэро кивнул, лицо его посерьезнело. Он потрогал кинжал, который носил за поясом.

– Можешь на меня положиться, Руиз Ав.

Выражение лица Фломеля менялось от возмущенного к недоверчивому, однако он ничего не говорил.

Руиз наклонился и коснулся губами губ Низы, прошептав ей на ухо так, чтобы только она одна могла слышать:

– Следи за ними всеми.

Потом он сбежал по тропинке с холма.



Когда он оказался на много сотен метров впереди, он замедлил шаг до более осторожного. Лес не переменился, хотя тропинка стала широкой дорогой, вымощенной кирпичами цвета охры.

Ему на дороге стали попадаться каменные скамьи с причудливо вырезанными ножками и спинками, и ему пришло в голову, что тропинка эта служит для кого-то полянкой для пикников. Но он не встретил никаких туристов, хотя искренне на это надеялся. Лучше всего бы встретить туристов со скоростной воздушной лодкой, бронированной и ощетинившейся оружием. Он посмеялся сам над собой. С тем же успехом он мог мечтать, чтобы эти туристы оказались настолько бездонно глупы, чтобы воспользоваться каким-либо оружием из того, что будет нести на себе такая лодка.

Нет, единственное, что ему нужно – это пять отдыхающих с пятью, скажем, моторизованными велосипедами.

Тропинка петляла по лесу красивыми извивами, и Руизу приходилось бы срезать дорогу напрямик, он бы так и сделал, не будь подлесок таким плотным. Именно из-за извивов тропинки он мог видеть только на небольшое расстояние вперед. В воздухе чувствовались какие-то другие запахи, и он ощущал чувство того, что немедленно должно что-то случиться. Он предположил, что неподалеку должна быть развилка автострады, и стал придерживаться тенистой стороны тропинки, внимательно следя за тем, чтобы все время оставаться одному.

Руиз обошел последний поворот тропинки и обнаружил, что его автострада, на которую он возлагал такие надежды, по сути оказалась каналом.

Тропинка обрывалась на солнечной полянке, на которой стоял причал-возвышение, построенный из блестящего розового гранита, над причалом возвышался декоративный портал с воротами – две колонны в форме вставших на задние лапы куниц, которые поддерживали резную крышу в виде двух крылатых рептилий, чьи морды целовались в воздухе. Там и тут на причале возвышались полосатые шесты, на которых все еще развевались выцветшие кусочки ткани, оставшиеся, видимо, с тех пор, когда причал был покрыт разноцветным тентом.

Непосредственное впечатление, которое создавалось от этого причала, наводило на мысль, что им очень давно никто не пользуется, и сердце Руиза упало.

Он медленно подошел к причалу, все еще настороженный, но с нарастающим чувством бесполезности. Недавно набросанный на тропинку мусор заронил в него напрасные надежды, но то, что у причала был такой покинутый вид, убило эти надежды окончательно.

Он взошел по ступенькам и прошел через причал к каналу. Сам канал находился в безукоризненном состоянии. В нем были две узкие полосы воды, разделенные монобетоном. У спокойной неподвижной воды был неприятно маслянистый вид, но никакого мусора на поверхности воды не было видно. Это было обнадеживающим знаком того, что каналом, может быть, время от времени пользовались. Он посмотрел налево. Канал прорезал деревья к югу совершенно прямой линией, и хотя ветви деревьев нависали над каналом, ни одна из веток не спускалась настолько низко, чтобы помешать прохождению баржи. Казалось, деревья регулярно подрезали.

Руиз подошел к краю канала. В стены канала были встроены отталкивающие излучатели, как раз над линией воды, что указывало на то, что канал строили люди хорошего технического уровня. Никакая растительность не портила стены канала, что еще раз подтверждало высокий уровень инженерной мысли.

Он сел на край канала и стал обдумывать, какой выбор у него есть. Было ли у него время построить плот? Может быть. Он мог использовать осколочное ружье, чтобы валить деревья, но это наверняка сильно уменьшит его заряд. Но что тогда? Когда придет Кореана, ее запаховые искатели наверняка приведут ее к каналу, и ей не понадобится долго стараться, чтобы их найти. Кроме того, сомнительно, чтобы они могли толкать плот шестом быстрее, чем они просто будут идти пешком.

Может быть, им удастся замести след – пройти по каналу по течению пару часов, а Фломеля столкнуть с плота в лес, чтобы сбить с толку искателей? Нет. Если не принимать во внимание, что Кореана никогда не будет настолько глупа, а удача редко улыбается людям до такой степени, это могло бы стать только краткой мерой отвлечения погони. Все их запаховые отпечатки были наверняка в картотеке Кореаны, в ее компьютерах, и наверняка она уже запрограммировала искатели. Она либо проигнорирует запах Фломеля, либо разделит силы, чтобы поймать всех.

Он рассеянно бросил веточку в воду канала. Она секунду лежала на воде, потом он почувствовал в облицовке канала высокочастотные вибрации. Он вскочил и отошел в сторону, но успел еще увидеть, как веточка задрожала и растворилась в вихре пены. Вибрация прекратилась.

Он отбросил идею плота, так же, как и несколько полусложившихся мыслей о том, чтобы использовать канал в качестве места, где можно спрятаться.

Он прошел несколько шагов к югу по краю канала и увидел, что по сторонам его существовали замечательные возможности спрятаться, особенно возле причала. Не было никаких проблем с тем, чтобы прыгнуть из укрытия на палубу проплывающей мимо баржи, если баржа не будет слишком быстро двигаться и на ней не будет слишком много стражей или оружия.

Как только эта мысль промелькнула у него в мозгу, он услышал постукивание мотора и посмотрел на север, тут же увидев баржу, которая медленно двигалась к нему по ближайшему каналу. Он отступил назад в заросли кустов и стал ждать.

Когда баржа подплыла поближе, он увидел, что на ней, очевидно, не было пассажиров или команды. Собственно говоря, это, наверное, была автоматическая грузоперевозочная баржа, сильно вооруженная от любителей поживиться тем, что плохо лежит, но на глаз никакого оружия на ней видно не было. Корма ее сияла бесцветной сталью, обшивка округленно переходила на борта.

Она казалась самим совершенством. Когда она немного проплыла мимо его укрытия, а он все еще не видел никаких оборонительных видов оружия, он решился на риск и прыгнул на борт. Баржа двигалась довольно быстро, невзирая на внешнее впечатление от ее медлительности, поэтому Руиз споткнулся, прежде чем восстановил равновесие.

Ничто не выстрелило в него, к его удивлению.

Он повернулся и увидел причал, который быстро удалялся от него, деревья туннелем смыкались над каналом. В безопасности, подумал он. Если повезет, Кореана никогда его не найдет, – ее искателям придется обнюхивать оба берега канала, что им придется делать с гораздо меньшей скоростью, чем та, с какой он теперь двигался. Если баржа не привезет его в фатально безвыходную ситуацию, он выживет.

Теплое чувство счастья, которое его пронизало, немедленно погасло.

Низа. И все остальные, но главным образом Низа. Солнечный причал стал всего-навсего ярким пятнышком в тенистом зеленом канале. Нет, не будь дураком, сказал он себе. У них и раньше не было никакого шанса – что изменилось? Если он сейчас соскочит с этой баржи, кто знает, когда подойдет следующая? Может быть, пройдут дни. Или недели. Задолго до этого его шкура украсит апартаменты Кореаны.

Но была Низа. Он не мог знать, что Кореана учинит с Низой и остальными бежавшими, но это наверняка не будет приятным. Мысленно он уже видел, как остальные доходят до причала и видят, что его нет. Как они подумают, что случилось? Фломель наверняка поймет, в этом он был уверен. Это была как раз такая штука, которую наверняка бы выкинул Фломель, попадись ему такая возможность.

Руиз вздохнул и повернулся, приготовившись спрыгнуть на берег. Он увидел пространство между деревьями и прыгнул. Как раз в тот момент, когда он это сделал, послание-на-задание завизжало в его мозгу, что он поступает неправильно.

Он чуть не свалился в канал, но все-таки достал до берега и свалился, покатившись по земле. Послание-на-задание страшно терзало его болью. Оно не могло убить его так, как могла это сделать смертная сеть, – но боль могло причинять чудовищную. В настоящий момент волнами боли послание-на-задание говорило ему следующее:

– Руиз Ав, ты отклонился от выполнения миссии, которая была возложена на тебя Лигой Искусств и которую ты подрядился выполнить.

Руиз лежал растянувшись, вздрагивая от боли, зубы он стиснул, чтобы не закричать, пока послание-на-задание не прекратило свое наказание. Чуть позже он сел, все еще дрожа. Никогда больше, никогда, пообещал он себе. Никогда больше он не позволит никому копаться в своем мозгу, имплантировать чужие данные вместо его собственных.

Когда он собрался с силами, он встал и начал идти по берегу, назад к причалу.



Прочие как раз пришли, когда он снова оказался на причале. Они стояли тесной настороженной группкой у подножия причала, неуверенно озираясь по сторонам. Они не сразу увидели его.

Он остановился за последним пучком густых веток и секунду наблюдал за ними. Широкое лицо Дольмаэро выказывало смесь разочарования и беспокойства. Мольнех озирался по сторонам, спокойно настороженный. Фломель, все еще привязанный к поводку, который держал Дольмаэро, сиял злорадством.

Низа стояла чуть в стороне от остальных, и, казалось, пыталась набраться спокойствия и уверенности.

Она защищала меня, подумал он, и сердце его наполнилось теплом.

Руиз вышел из своего укрытия, и они подскочили.

– Привет, – сказал он.

Он злорадно наблюдал, как лицо Фломеля вытянулось, но свет, засиявший в глазах Низы, был для него лучшей наградой.

– Мы боялись за тебя, – сказал Дольмаэро с редкой для него осторожной улыбкой.

Мольнех ухмыльнулся, на его лице-черепе это выражение показалось диким и странным.

– Ох, конечно. Но еще мы были самую капельку обеспокоены относительно наших собственных шкур.

Руиз рассмеялся.

– Глупости. Мы все куда храбрее, чем те, кто позволяет себе подобные чувства.

Низа обняла его.

– Я не волновалась, – сказала она.

– Вы слишком оптимистичны, Благородная Дама, – сказал Руиз таким странным тоном, что она секунду остолбенело смотрела на него.

– Ну хорошо, спасибо. По крайней мере, это может оказаться крупной удачей, – продолжал Руиз, показывая на канал.

– Что это такое? – спросил Мольнех.

Фараонцы происходили из такого мира, где вода была слишком ценной и редкой, чтобы так спокойно оставлять ее под открытым небом.

– Это «канал», – сказал он, используя пангалактическое слово. – Это низкоэнергетическая транспортная система. Такие штуки, которые называются баржами, плавают по ним, их толкают внутренние моторы или подталкивают специально сконструированные суда.

– Странно сложная система для такого мира, где можно с такой же легкостью пролететь по воздуху, – заметил Дольмаэро, словно он не мог до конца поверить в такую странную идею.

– Вполне возможно, – сказал Руиз. – Но она надежно работает, тратит мало энергии и обеспечивает безопасное и красивое средство транспорта. Например, мы бы не врезались в стену горы, если бы мы путешествовали баржей.

– И то правда, – согласился Дольмаэро.

– А как нам вызвать одну из таких барж? – потребовал ответа Фломель.

Руиз улыбнулся грустной улыбкой.

– Ты как раз попал в точку нашей теперешней ситуации, нашей главной страшной проблемы. Мы никак не можем вызвать баржу – мы просто можем надеяться, что одна из них появится прежде чем Кореана догонит нас.

Фломель презрительно фыркнул. Остальные стояли с убитым видом, кроме Низы, которая, вероятно, слишком привыкла полагаться на удачливость Руиза.

– Не так все плохо, – сказал Руиз. – Одна такая баржа проплыла по каналу несколько минут назад. Я прокатился на ней на небольшое расстояние, чтобы увидеть, насколько это было возможно.

– Значит, ты вот где был? – вид у Дольмаэро был немного скептический, и Руиз сообразил: он знает меня лучше, чем все остальные, даже Низа.

– Да. Баржи движутся быстро, но не так быстро, чтобы мы не успели вскочить на борт – при условии, что палубы их не охраняются, так же, как это было с той баржей, на которую вскочил я.

– А пока что нам делать? Поедим, что ли? Уже почти обед. – Мольнех выглядел веселым, но голодным.

– А почему бы и нет?



Они сидели на ступеньках причала и ели последние запасы с лодки Кореаны. Руиз пытался отогнать от себя мысли о неприятности, которая, по его мнению, должна вскоре произойти. У него не было разумных оснований надеяться, что до того, как Кореана их нагонит, по каналу пройдет еще одна баржа. Все же, зачем портить такую прекрасную минуту. Солнце припекало его спину, и Низа сидела возле него, ее бедро тесно и приятно прижималось к нему. Возможно было, что Кореана не явится раньше завтрашнего утра – если ее не будет, он мог надеяться на то, что проведет еще одну ночь в объятиях Низы. Что же, это было самым лучшим способом провести свою последнюю ночь.

Нет! Он не должен смиряться, не должен сдаваться! Спокойное рациональное поведение в данной ситуации – не самое лучшее. Рациональное, разумное существо в его положении давно бы погибло.

Он осмотрел причал с точки зрения возможности устроить на нем засаду. У него было осколочное ружье. Остальных он мог попрятать в кустах. Он мог привязать Фломеля к одному из шестов, которых так много было на причале, словно жертвенную козу. Возможно, Кореана решит, что Фломель оказался для них обузой, когда они убегали, и остановится, чтобы расспросить его. Кто мог сказать наверняка… Возможно, Кореана окажется достаточно глупа, чтобы появиться из своей лодки без оружия, и тогда он смог бы подстрелить ее. Он посмотрел на резные ворота. Если воздушное судно Кореаны появилось бы на небольшой высоте, что обязательно произойдет в том случае, если она будет использовать механические искатели, Руиз, может быть, сможет спрятаться на верхней планке ворот, в складках крыльев одной из гранитных рептилий.

Ну что же, это был план, пусть и не самый лучший. Все же это было лучше, чем покорная кротость, с которой Руиз начинал принимать обстоятельства.

Руиз покончил со своим обедом и прислонился спиной к теплому камню. Допустим, появится еще одна баржа. Как он сможет переправить всех на борт? Баржи наверняка двигались со вполне приличной скоростью. Руиз был в хорошей форме и мог бы какое-то время бежать по берегу с достаточной скоростью, чтобы успеть прыгнуть на борт, но в остальных он не мог быть настолько уверен. У них был всего один выход – прыгнуть на борт. Любой, кто не сможет, будет оставлен, это было неизбежно. Фломель постарается быть как можно более тяжким крестом. Если он начнет волочить ноги, это может их всех чудовищно задержать.

Остальные доели обед и молча сидели по другую сторону ступенек причала, бесцельно осматривая окрестности.

Руиз встал.

– Пошли, – сказал он. – Нам надо обсудить нашу стратегию.

Остальные поднялись. Дольмаэро рывком поднял на ноги Фломеля. Фокусник теперь смотрел на Старшину Гильдии с той же самой бешеной ненавистью, которой он обычно дарил Руиза.

– Пошли к каналу, – сказал Руиз.

Когда все они оказались на берегу, Руиз заговорил.

– Задача перед нами стоит более сложная, чем это кажется на первый взгляд. Баржи движутся достаточно быстро, и у нас есть всего один шанс – прыгнуть на борт, если предположить, что на них нет ни экипажа, ни оборонительного оружия, как это было на последней барже. Кроме того, мы не знаем, с какой стороны баржа пойдет. Если она пойдет на юг, это будет самое лучшее, поскольку мы находимся на этой стороне канала. Однако, если она пойдет на север, она поплывет по дальней полосе воды.

– А как мы до нее доберемся? – спросил Дольмаэро.

– Хороший вопрос. У меня есть план. Возможно, он сработает.

Руиз посмотрел на деревья на северной стороне полянки. Он выбрал нависающую ветку диаметром с шею Фломеля, вытащил осколочное ружье и выстрелил залп. Вращающиеся осколки проволоки разрезали ветку и уронили ее в канал, где она задрожала и распалась в пыль.

Мольнех осторожно отступил от края канала.

– Я-то надеялся выкупаться, – сказал он с кривой улыбкой.

Руиз улыбнулся и пожал плечами.

– Не советую, – сказал он и повернулся к Фломелю. – Теперь я тебя должен предупредить, Мастер Фломель. Если ты будешь мне хоть в малейшей степени мешать, я в тебя выстрелю из этого ружья. Я не могу позволить Кореане поймать тебя, потому что ты немедленно ей расскажешь про нас, хотя ты заслуживаешь именно поимки Кореаной.

Фломель сглотнул, глаза его расширились.

– Понимаю.

На миг фокусник показался покорным и разумным.

– Как бы там ни было, – продолжал Руиз, – если мы увидим баржу, которая движется на север, я попробую повалить дерево через первую полосу воды, и мы все должны будем перебраться, прежде чем баржа доплывет до причала. Потом мы должны распределиться вдоль берега по очевидным причинам. Я прыгну первый, поэтому смогу помочь ловить вас. Потом Низа, за ней Дольмаэро, потом Фломель и после всех – Мольнех. Это та техника, которую вам придется использовать. Прежде чем баржа поравняется с вами, вы должны бежать что есть сил в том же направлении, куда движется баржа… Когда она поравняется с вами, бежите еще немного быстрее и прыгайте на борт. Если повезет, никто из нас не сломает щиколотку.

– Опять это слово – повезет, – сказал Дольмаэро. Но он улыбался.

– Боюсь, что так, – ответил Руиз.



Фараонцы расположились в тени ворот и стали ждать. Дольмаэро и Мольнех постарались привести свои заросшие головы в приличное бритое состояние, пользуясь кинжалом, который Руиз дал Дольмаэро. Они по очереди скоблили друг другу головы, цирюльник старательно работал, а тот, кого брили, делал страшные физиономии, пока не слишком острый нож производил свою работу – и вред.

Чуть позже они неохотно согласились побрить Фломеля. Руизу показалось, что на простоватом лице Мольнеха показалось определенное удовлетворение, когда он причинял муки старшему фокуснику.

Но в конце концов все они пришли в общественно приемлемый вид, и их татуировки засверкали на солнышке.

Руиз решил дать своим волосам преспокойно расти, поскольку его камуфляж как продавца змеиного масла был окончательно провален и скомпрометирован. Кроме того, черная щетина на голове уже довольно сильно затемняла его начавшие бледнеть татуировки.

На полянке воцарилось молчание. Единственными звуками, которые Руиз слышал, были легкие щелчки и постукивания, доносившиеся от Мольнеха и Фломеля, которые тренировались в упражнениях на ловкость рук, пропуская маленькие камешки и веточки между пальцами. Руиз посчитал это весьма трогательным проявлением веры. Было весьма маловероятно, что фокусникам придется снова практиковать свое высокое искусство, даже если бы они и смогли удрать с Суука – но все же они оставались преданы своей профессии.

Через какое-то время и эти звуки прекратились, и по причалу пронесся легкий, как вздох, ветерок. В этой еще более глубокой тишине Руиз услышал плеск падающей воды.

Он повернул голову. Ему показалось, что звук шел от северного края полянки, где тоненькая тропинка вела в лес.

– Подожди здесь, – сказал он Низе. – Позови меня, если ты увидишь или услышишь что-нибудь – особенно подплывающую баржу.

Он ушел в лес, следуя тропинке. Меньше чем в пятидесяти метрах от полянки он набрел на чашу фонтана.

Фонтан ронял маленькую струйку прохладной воды на статую из бронзы, которая изображала какое-то пасущееся животное. У него была голова, которая весьма напоминала оленя со Старой Земли, нежная и испуганная, но у этого животного было шесть длинных, крепких ног. Фонтан питал чистое маленькое озерцо, окруженное низким барьером розового гранита. С дальней стороны озерца вода, переполнявшая его, стекала через стенку барьера и дальше в канал.

Руиз сидел на краю бассейна несколько минут, болтая рукой в воде. Он закрыл глаза. Он сидел там, а его сознание было благословенно свободно.

Он прошел обратно к остальным и сказал им про фонтан. Он повернулся к Низе и сказал:

– Хочешь выкупаться? Ты должна быть готова немедленно вылезти из своей ванны, если появится баржа. Даже если это будет означать, что ты должна прыгнуть на борт голая и мокрая.

Низа восторженно улыбнулась.

– О да! Я буду готова выскочить в любой момент, обещаю… но так хорошо будет снова стать чистой.

– Ладно. Благородная Дама выкупается первой, потом все остальные по очереди.

Она раздевалась на ходу, когда они оба шли по тропинке, отдавая ему свою одежду, как только снимала ее с себя. Когда они поравнялись с бассейном, она уже бежала вперед, нагая и прекрасная. Она бросилась в прохладную воду озерца и погрузилась в нее со вздохом наслаждения.

– Ох, как же это прекрасно, – сказала она. – Я провоняла казармами, Айям, настойками, которые в меня вливали знахари, прежде чем я согласилась сесть в лодку.

Она зачерпнула пригоршню серебристого песка со дна бассейна и стала яростно скоблить себя.

Руиз несколько минут смотрел на нее, насыщаясь зрелищем ее красоты, она не возражала против этого. Ее движения даже наполнились той кокетливой истомой, которую он нашел такой привлекательной, когда она первый раз купалась в рабских казармах, в тот день, когда они стали любовниками. Но теперь обстоятельства стали совершенно другими, и, хотя ее тело столь же сильно восхищало его взор, как и в первый день, он был слишком поглощен прочими заботами, чтобы ответить, но так, как следовало бы, и с тем же жаром, какой тогда его охватывал.

Чуть позже он встал на колени возле того места, где вода перетекала через край, и стал отмывать ее одежду в ручье, как только мог, потом выжал ее и развесил на низких кустиках, чтобы она высохла.

Она улыбнулась, словно он сделал нечто оригинальное и забавное.

– Спасибо, Руиз.

Он пожал плечами.

– На доброе здоровье. Может быть, ты то же самое сделаешь для меня, пока я буду мыться.

Секунду она смотрела на него так, словно сочла это замечание оскорблением. Ноздри ее раздулись, она открыла рот, словно собираясь выпалить какую-нибудь обидную фразу. Но потом она увидела, что он улыбается, и ее раздражение, казалось, испарилось, она рассмеялась.

– А почему бы и нет? Должна же у меня быть новая работа в этом новом мире, раз я больше не принцесса. Может быть, я стану прачкой.

– Ты станешь самой красивой прачкой на Сууке, – ответил он.

– Ты так думаешь? Но ты почему-то ко мне не присоединился.

– Хотел бы, но что, если баржа появится в самый неподходящий момент? Если мне внезапно пришлось бы выбирать между спасением и наслаждением, то боюсь, что я стал бы нерешителен.

– О-о-о, – сказала она, но глаза ее сияли. – Ну что же, по крайней мере, я была бы сейчас лучше, чем в прошлую ночь.

– Ты для меня была вполне хороша и прошлую ночь, – ответил он.

Когда она закончила мыться, он разделся и оттер грязь с тела так быстро, как только смог. Краем глаза он видел, как она неопытными и неловкими движениями полощет его белье в ручье. Когда он надел свою одежду, она была совершенно мокрая и не намного чище, чем до этого, но он торжественно поблагодарил ее.

Фараонцы потрусили к фонтану, когда Руиз и Низа его покинули. Руиз предупредил их, что они должны быть готовы к тому, чтобы быстро действовать, и оставил их плескаться.



Руиз провел остаток дня на берегу, прислушиваясь, не покажется ли баржа, но главным образом, уделяя внимание Низе, которая сидела возле него, прислонясь к его плечу. Она рассказывала ему о своей прежней жизни на Фараоне, как бывало тогда, когда они проводили вместе дни в плену в роскошных апартаментах Кореаны. Теперь Руиз заметил разницу в ее отношении к собственным рассказам. Прежде она пересказывала чудеса дворца своего отца с огромной гордостью. Теперь ее воспоминания, видимо, были приглушены всем тем новым, что она узнала. Все обстояло так, словно она смотрела через обратный конец телескопа, так что все, что она припоминала, выглядело меньше и куда более убогим в сравнении с тем, что она видела с момента своего плена. И все же… ее ностальгическая любовь к тому, что она потеряла, была куда более очевидна, чем раньше, когда она уже не считала, что любимые радости полагаются ей сами по себе.

По мере того, как время шло, солнце садилось за горизонт, а никакая баржа все не появлялась, Руиз становился все беспокойнее. Наконец он решил, что должен приготовиться к худшему. Если Кореана действовала, не теряя ни секунды, она вполне могла появиться в течение следующего часа.

Он созвал остальных.

– Послушайте, – сказал он, – есть шанс, что Кореана заявится сюда, еще до захода солнца. Если нет, мы в безопасности в течение ночи. Помните, что Шарды не разрешают средствам транспорта с высокой скоростью передвигаться по ночам на Сууке. Но… если она появится, нам надо быть готовыми.

– Я собираюсь спрятаться на верхушке ворот. Там я могу стрелять как следует. В любом случае, если Кореана появится, вы будете действовать сами по себе. Постарайтесь попасть в лес и спрятаться там.

Он послал Дольмаэро и Фломеля на южный край полянки.

– Вы смотрите и слушайте. Если вы услышите, как что-нибудь подходит – кричите. Если Фломель попробует мешать, столкни его в канал.

Он прижал к себе покрепче Низу, поцеловал ее.

– Ты и Мольнех будете следить с севера.

Она сжала его изо всех своих сил, потом ушла без слова.

Когда все оказались на определенных им постах, он сам вскарабкался на ворота. Он сделал это с трудом из-за скользкого гранита, но барельеф был вырезан достаточно глубокими линиями, чтобы можно было в нескольких местах поставить ногу и схватиться рукой. Он дотянулся до верхушки, потом осторожно подтянулся и улегся в щели между телом рептилии и ее сложенным крылом. Он был достаточно высоко, чтобы видеть поверх большей части деревьев. Может быть, он сможет увидеть лодку Кореаны заранее и даст знак остальным бежать в лес.

Руиз Ав попробовал найти позу поудобнее, но только отчасти ему это удалось. Он был максимально готов. Он пробовал не думать ни о чем, кроме удовольствия, которое он получит, убив Кореану.




5


Чувства Руиза Ава бежали по крутой колее. Сперва они упали до фаталистского отчаяния, пока он ждал, когда на горизонте покажется воздушная лодка Кореаны. Но, когда солнце упало за горизонт, а она все еще не появилась, его надежда расцвела как цветок. Еще одна ночь. Было ли это слишком большой дерзостью – просить такую милость у своего везения? Он стал думать, что, возможно, это не слишком дерзко.

Он был так взволнован своим видением того, что их гибель откладывается, что он не прореагировал на тот момент, когда Мольнех закричал.

– Что?! – закричал он ему в ответ.

– Что-то приближается! – однако крик Мольнеха не был таким уж радостным.

Руиз последний раз посмотрел на просвет между пиками горы. Никакого признака Кореаны. Он выполз из своего убежища и обнаружил, что ноги у него занемели от неудобного положения.

Он спрыгнул на землю, едва не упав, и заковылял к Мольнеху и Низе как только мог быстро.



Кореана мерила шагами контрольную рубку разведывательного флиттера, который она забрала со всего космического корабля.

– Ты можешь заставить эту штуку двигаться быстрее? – спросила она у существа, которое сидело за пультом управления.

Пилот повернулся к ней, разинув свою кошачью пасть в пародии на улыбку.

– Да, госссспожа. Можно лететь и посссскорее. Ессссли Шарды ссссмотрят на насссс, как это вссссегда и бывает, мы можем стать прелесссстной кометой, которая будет пылать этак метров шесссстьссссот. Но тогда боюссссь, нам придетсссся осссстановитьсссся.

Глаза существа сверкали – так он был доволен собственным остроумием.

Она не ответила. Она давно научилась относиться к сарказму Ленша как к своеобразной плате за его службу у нее. Видимо, такая наглость была частью его крепко развитого мозга на – кошачьей основе – даже генчи не могли вытащить это качество из его мозга без того, чтобы не повредить интеллект и эффективность работы Ленша.

Разумеется, она знала, что Шарды наблюдают. Инопланетные собственники Суука проводили в жизнь свои законы, весьма своеобразные, с поразительной жестокостью и четкостью. Они запрещали определенные виды транспорта, крупные военные корабли, большие военные соединения, ядерное оружие и многие другие удобные элементы современного оружия. Со своих орбитальных платформ они карали нарушителей немедленно и безжалостно.

Иногда это бывало неудобно. С другой стороны, если бы не это, не эти безумные предписания, пангалактические миры с их законами и полицией давным-давно дотла бы выжгли криминальные дела, которые таким буйным цветом ныне процветали на Сууке.

– Терпение, – сказала Кореана самой себе.

Под разведывательным флиттером проплывала мимо розовая степь. Голубые горы, где Руиз Ав разбил ее воздушную лодку, все еще были только слабым пятном на горизонте. А солнце уже было очень низко. Они никогда не доберутся туда до темноты, а разведывательный флиттер наверняка не был сконструирован так, чтобы приспособиться к медленному наземному движению – единственному, которое Шарды разрешали после захода солнца. Ей придется приземлиться, а тогда Руизу Аву придется до утра подождать своей заслуженной награды.

На какое-то время Кореана погрузилась в мечты о том, что она сделает с этой весьма хлопотливой для нее личностью. Руиз украл ее лодку и несколько самых ценных рабов, убил двоих из ее наиболее полезных приспешников, почти убил бедного Мармо. Теперь Мармо находился в грузовом отсеке, где его пытался починить брат Ленша, Фенш. Медицинская прилипала старательно лечила те фрагменты плоти, которые еще оставались в киборге. Фенш же управлял ремонтным роботом, который чинил механизмы Мармо. Кореана обзывала себя сентиментальной дурой. Если бы она не остановилась, чтобы подобрать Мармо на его изуродованном летательном пузыре, а потом не стала бы идти обратно по собственным следам, чтобы найти батарею питания, они добрались бы до разрушенной лодки задолго до темноты.

У дальней стенки каюты ворочался Мокрассар, его когти скрежетали по пластиковому покрытию палубы. Он только что вышел из ячейки, где залечивал раны в панцире, и вонь от него была особенно мерзкой, но Кореана давным-давно научилась не обращать внимания на эту вонь. В конце концов, это была вонь богатства – очень немногие весьма богатые люди могли себе позволить иметь раба-Мокрассара, к тому же такого прекрасного воина.

Она спустилась в грузовой отсек, где Мармо лежал, прижатый к ремонтному станку. Нижняя часть лица киборга была бледной, на коже выступили капли пота, но он пришел в сознание, и слабая улыбка играла на его губах.

– Как дела? – сухо спросила Кореана.

– Гораздо лучше, спасибо, – ответил Мармо.

Кореана потянула воздух носом. Ее чувства к старому пирату были неоднозначными. Он был с нею уже долгое время, он был существом, которого она могла, пожалуй, назвать своим другом, он всегда находил способ оказаться полезным. С другой стороны, он, видимо, совершил какие-то неразумные поступки. Как же еще Руиз Ав смог завладеть лодкой?

– Что произошло, Мармо? – она всеми силами пыталась подавить раздражение.

Окуляры киборга с тонким шипением сменили фокус, словно он смотрел не на Кореану, а на какое-то воспоминание.

– Он переиграл меня. Я не знаю ничего из того, что случилось с Айям и Банессой, кроме того, что они оба, должно быть, мертвы.

– Да.

Кореана нашла огромный труп великанши и меньшие по размерам останки Айям, покрытые пресытившимися стервятниками. Они лежали неподалеку от того места, где находилась батарея питания Мармо.

– Можешь ты рассказать подробнее?

– Это была вахта Айям, как раз после полуночи. Я был в рубке управления, Банесса в своей каюте. Я понял только то, что Руиз Ав вскочил в люк, ухмыляясь, как демон, размахивая каким-то примитивным оружием. Я смог выпустить заряд – у меня было осколочное ружье – но я все-таки промахнулся, и цепи плотно обвились вокруг меня. На момент я оказался совершенно беспомощен, а потом Руиз Ав выстрелил в меня из какого-то древнего баллистического оружия, и снаряд выбил у меня из руки ружье.

Мармо глубоко вздохнул.

– С этого момента все события развивались не в мою пользу, и скоро он опрокинул меня на спину, а Руиз Ав стал пропиливать мне шею тупым ножом. Он не оставил мне другого выбора, и я должен был помочь ему.

– Ты мог бы выбрать смерть, а не предательство.

Мармо вздохнул.

– Может быть. Но должен тебе сказать, не думаю, что это помогло бы как следует. Этот человек не принадлежит к человеческому роду. Ты уверена, что надо его преследовать? Это может принести больше беды, чем выгоды.

Кореана на него уставилась. Что такое случилось со старым чудищем? В его пиратские дни он должен был перенести гораздо более серьезные поражения. Те жалкие остатки плоти, которые все еще держались на его костях, свидетельствовали о страшных ранах. Что такое был Руиз Ав, если не просто ловкий трюкач с хорошими рефлексами?

– Хорошо, – сказал Мармо, – пусть так. Если ты хочешь непременно его заполучить, я помогу тебе. Как и всегда. Но давай дадим друг другу клятву никогда больше не допускать ту же ошибку: недооценивать его. Мы должны быть очень-очень осторожны.

– Мармо, – сказала она, – он причинил мне страшную обиду, во многих отношениях. Я должна причинить ему еще большую боль, прежде чем я снова смогу быть счастлива. Ты понимаешь?

– Да, Кореана, – сказал он самым слабым шепотом.



Руиз Ав добрался до берега, где стояли Мольнех и Низа, и посмотрел на север.

– Что это, Руиз? – спросила Низа.

Он не был вполне уверен. Казалось, приближалась целая флотилия барж, но их очень трудно было рассмотреть на таком расстоянии. Он прищурился от ярких бликов, которые бросало на воду заходящее солнце, и стал ждать.

Секунду спустя он увидел, что на баржах были странные высокие надстройки, огромные невиданные лица, может быть, даже фигуры животных. Они выглядели немного как плавучие украшения на каком-то водяном параде.

– Погодите здесь, – сказал он остальным. – Если вы увидите, что я прыгаю на борт, прыгайте следом за мной. Если со мной что-то случится, бегите прочь.

Он как можно скорее направился к приближающимся баржам.

Чуть позже он был всего лишь в пятидесяти метрах от ведущей баржи и сразу бросился с берега в дремучие лозы, которые давали замечательную возможность спрятаться.

Прежде чем он мог принять решение, надо было в считанные секунды рассмотреть очень много деталей. Всего по реке плыли шесть барж, все были чуть длиннее, чем та грузовая, которая проплыла чуть раньше. Кроме того, у них у всех были более крутые бока. Скульптуры, которые были приварены к их во всех отношениях ничем не примечательным палубам, были странные, даже немного пугающие. На носу каждой баржи были красивые удлиненные лица красивых мужчин и женщин, но они были слишком крупными для скорченных человеческих тел, с которыми они были слиты. Казалось, что громадноголовые гиганты встали на колени на палубах барж. На лицах их было выражение отстраненного восторга – широкие глаза, спокойные улыбки. Скульптуры были выкрашены в сочные основные цвета радуги, а половые признаки их были преувеличены. Груди были массивными висячими грушами, которые занимали фордек от борта до борта. Пенисы были огромными, словно древесные стволы, перевитые венами, они занимали всю длину палубы и загибались кверху под подбородками фигур. Огромные болтающиеся цепи шли от тяжелых поясов на талиях фигур к бортам.

Но он не видел никаких следов того, что на палубе была какая-либо команда. Первая баржа прошла по каналу в вихре пены. Руиз увидел два стандартных шлюза безопасности, вделанные в борта, по штирборту и бакборту. Однако он не увидел никаких следов оружия с машинным разумом – что, впрочем, ничего не означало.

Прошла и вторая баржа. Руиз не смел больше медлить. Когда третья баржа поравнялась с ним, он прыгнул из своего укрытия и пробежал параллельно барже несколько метров. Он едва мог угнаться за нею. Остальным придется помогать. Он свернул поближе к краю канала, подпрыгнул и благополучно приземлился на палубе.

Ничто не попыталось убить его, и он крикнул остальным, чтобы они приготовились. Баржа быстро приближалась к причалу.

Он услышал крики Дольмаэро, который расставлял остальных так, как они первоначально планировали. Он почувствовал прилив благодарности к компетентному и умному Старшине Гильдии.

Низа бежала вдоль берега, и он поймал ее, когда она прыгнула, чтобы не дать ей упасть. Он поставил ее на ноги и повернулся, чтобы поймать протянутые руки Дольмаэро, когда Старшина Гильдии потерял опору под ногами и стал падать в воду. Вес Дольмаэро грозил стащить Руиза в воду, повалить его с ног, но он изо всех сил тянул, и вытащил Старшину на палубу, где тот растянулся на животе.

Прежде чем он смог восстановить равновесие и повернуться, Фломель ударил его, стараясь схватить его осколочное ружье, когда сила удара отбросила Руиза от него. Ярость ослепила Руиза. Он присел на корточки и вихрем развернулся, вложив всю силу движения в руку и сжав кисть в тугой кулак. Он на полном ходу ударил Фломеля по лбу. Фокусник отлетел назад, врезался, раскинув руки, в огромное стальное бедро статуи, потом словно стек на палубу, будто в нем совсем не было костей. Однако ружье каким-то образом отлетело от палубного покрытия и с плеском упало в канал.

Мольнех появился рядом с Руизом. Видимо, он был более гибким, сильным и ловким, чем остальные. Он хотел было протянуть Руизу руку, но увидел выражение его лица и отшатнулся. Он даже защитным жестом поднял руки к лицу.

– Успокойся, – пропищал он. – Беда уже случилась, и Фломель за нее заплатил.

– Заплатил? – спросил Руиз, пытаясь овладеть собой. – Если он сдох, то легко отделался.

Низа встала на колени возле фокусника, который действительно выглядел как труп.

– Дышит. Давайте сбросим его в канал, – предложила она.

Лицо ее побелело, словно бумага, если не считать двух красных пятен на щеках.

Выражение ее лица было однозначно хищное, и это почему-то выбило Руиза из его собственной ярости. Он подумал о том, что не может того быть, чтобы он выглядел точно так же, хотя его жесткое лицо наверняка гораздо больше практиковалось в таком страшном выражении, чем ее юное и гладкое.

– Нет, – сказал Руиз, – оставьте его в покое. Если он выживет, я собираюсь его продать первому работорговцу, которого встречу. Если когда и жил на свете человек, который заслуживал бы рабства – то это Фломель.

Руиз приказал своему стаду стоять смирно, пока он не обследует баржу. Дольмаэро серьезно кивнул головой, Низа нежно похлопала по руке. Мольнех был занят тем, что рывком пытался посадить Фломеля в более удобное положение, поэтому он даже не поднял глаз.

Несколько минут Руиз прохаживался по палубе, не находя никаких очевидных приспособлений для поддержания безопасности на борту, никаких потайных люков, кроме тех шлюзов безопасности, которые он увидел еще с берега. Хотя с берега это не было заметно, баржа была спроектирована так, чтобы дать пассажирам на палубе хоть какой-то комфорт. В различных нишах и закоулках баржи были сиденья и скамьи, которые были покрыты красным камнем-пуховиком. Под аркой, образованной висячими яичками и пенисом фигуры, была роскошная полукруглая ниша, в которой пол был устлан ковром – это позабавило бы Руиза, если бы настроение у него не было таким мрачным. Потеря осколочного ружья нанесла их шансам выжить тяжкий удар. Как он мог оказаться столь небрежным и беззаботным? Естественно, что Фломель хлеб себе зарабатывал тем, что у него были быстрые и ловкие руки. Очень немного можно было найти в мире рук столь же быстрых, как руки фокусников с Фараона. И все же Руиз горько обвинял себя.

Со спины фигуры была спиральная лестница, которая и вела к спине статуи. Руиз осторожно поднялся по ней, но нашел, что верхняя палуба столь же пустынна, как и нижняя. На верхней палубе стояли ряды скамей, которые напомнили ему лодку для прогулок по рекам и экскурсий. Впереди проход с лестничкой вел в наблюдательный пост в черепе статуи.

И нигде он не мог найти способа проникнуть вовнутрь баржи.

Какое-то время он постоял на наблюдательном возвышении, облокотясь на отполированные перила, глядя на туннель деревьев, по которому они проплывали. Солнце почти совсем спустилось за горизонт. Все озарялось тем неуверенным золотистым светом, который освещает мир тогда, когда тени на землю падают самые длинные. Он чувствовал глубокую усталость, которая ничего общего не имела с физическим утомлением. Та незыблемая скала, к которой он привык, выстраивая на ней свою жизнь, казалось, поколебалась. Он больше как будто не в состоянии был следовать тем принципам, которые успешно вели его ранее по жизни. Например: врага нужно убивать как можно скорее, лишь только представится удобный случай. Ему бы надо было убить Фломеля давным-давно, разумеется, ему и сейчас еще не поздно было это сделать. И так он, конечно, и поступит – вот только преодолеет это внезапно возникшее в нем отвращение к убийству.

Но еще важнее для его существования было правило: никого не дари своим доверием. А он нарушил это правило тысячи раз с тех пор, как встретил Низу.

Ему стало страшно. Это был такой страх, какого он не чувствовал уже долгие, долгие годы. Он даже не помнил, когда последний раз испытывал нечто подобное. Он наклонил голову и положил ее на руки. Если он не забыл бы столь крепко, как плачут, наверное, сейчас он мог бы заплакать.



Руиз краем глаза уловил какое-то движение и поднял голову. Над широкой спиной ведущей баржи кто-то смотрел на него сквозь ограду наблюдательного возвышения. Мгновение спустя человек смущенно встал. Руиз увидел тощего старика, одетого в лохмотья, которые когда-то можно было назвать роскошной одеждой. У старика было тощее волчье лицо, страшно свалявшаяся грива седых волос и большие очень светлые глаза. Выражение его лица было настороженное, но дружелюбное, словно он понятия не имел, кем это Руиз может быть, но не хотел рисковать и чем-либо его обидеть.

Они посмотрели друг на друга. Потом старик поднял хрупкую руку и приветственно помахал ему, жест был настолько незначителен, что можно было принять его просто за старческое дрожание рук.

Руиз помахал ему в ответ, не намного сильнее.

Двое других людей появились по сторонам старика. Одна из них была молодая девушка, в тряпье вроде того, что было на старике, хотя ее одежда была почище. Лицо ее было круглым и неприметным, но она улыбалась с подлинным дружелюбием.

Вторым оказался молодой человек, на котором был невзрачный комбинезон какой-то армейской формы, такие можно по дешевке купить в магазинчиках уцененных товаров тысяч миров. У него было широкое лицо с грубыми чертами, вид у него был глупо самоуверенный. Он демонстративно плечом отпихнул в сторону старика, как только убедился, что никто его за это не упрекнет, а потом уставился на Руиза с бычьей враждебностью на физиономии.

Руиз беззвучно рассмеялся, потом снова помахал им – на сей раз с более веселым видом и отчетливее. Молодой человек открыл рот от удивления, потом захлопнул его с раздраженным видом.

Руиз отвернулся, но на душе у него стало спокойнее, раз на баржах не они одни ехали зайцем. Видимо, остальные использовали эти баржи точно так же. Может быть, они были столь же невежественны, как и Руиз, в том, что касалось опасностей такого путешествия, но, по крайней мере, то, что они были живы, уже обнадеживало.

Он прошел к концу наблюдательного возвышения и уставился на остальные баржи, но, если на них и плыли пассажиры, никого не было видно.

Он чувствовал, глядя на широкое стальное лицо фигуры на следующей барже, что оно невольно его завораживает. Это было лицо женщины с огромными глазами, прикрытыми тяжелыми веками, высокими точеными скулами, каскадом густых волос. Рот ее был чуть более полным, чем могло бы считаться красивым, словно его распирало какое-то внутреннее давление. Пропорции и детали были изысканно выполнены, очень отличаясь этим от грубого гротескного тела. Тела были смехотворны. Это лицо было необыкновенно эротически притягательно.

Он вернулся назад на нижнюю палубу, где Фломель начинал стонать и проявлять прочие признаки того, что он приходит в себя. Мольнех смывал кровь там, где кулак Руиза рассек кожу на лбу Фломеля, и он посмотрел на Руиза со странным двусмысленным выражением.

– Череп у него, может, и треснул, но вроде как не проломлен, – сказал Мольнех тоном, в котором можно было услышать и упрек, и одобрение.

– Мне плевать, – грубо сказал Руиз, – если он выживет, я заставлю тебя отвечать за его поведение – остальные недостаточно быстры.

– Да, – сказал Мольнех. – У Фломеля всегда были ловкие пальцы. Мне очень жаль, что из-за него мы потеряли оружие, Руиз Ав.

– Ладно, вот его поводок, Мольнех. Я пристегну его к шее Фломеля. Вот второй конец поводка и ключ от него. Если тебе придется оставить его где-нибудь, продень поводок в щель или оберни вокруг какого-нибудь крепкого столба, который невозможно выдрать из основания, и застегни его с помощью ключа. Понял?

– Я буду сторож ему, Руиз Ав, – к Мольнеху, очевидно, вернулось его обычное настроение веселого и жизнерадостного ожидания грядущих событий:

– Отлично. Вот что, еды у нас не осталось, но у нас все еще целы наши фляги с водой, а пустые животы в течение пары дней нас не убьют. Самое главное вот в чем: мы с каждой минутой все дальше от Кореаны, что, на мой взгляд, лучше всякой еды.

Только Мольнех, казалось, на миг усомнился в справедливости такого взгляда на жизнь.

Руиз рассказал остальным про свои открытия и находки, про свои догадки относительно прочих пассажиров. Он приказал Мольнеху и Дольмаэро ждать в выстланной коврами нише, где они, если хотят, могут поудобнее устроить Фломеля. Он встал и взял Низу за руку.

– Будьте начеку, – сказал он мужчинам. – Позовите меня, если увидите что-нибудь странное.

Низа хихикнула, и Руиз проследил направление ее взгляда, устремленного на огромный фаллос, который простирался по всей длине баржи.

– Ладно, понял, – поправился он. – Если увидите что-нибудь странное и опасное.

– Мне и это кажется весьма опасным, – сказала она. – Что за народ поклоняется таким странным идолам?

– Не знаю, – признался он. – Я думаю, мы это скоро обнаружим, но, надеюсь, не прежде чем как следует удалимся прочь от Кореаны.

Потом он привел ее на наблюдательное возвышение, где они сидели вместе, тесно прижавшись друг к другу, в молчании, пока солнце не упало в воду и не сгустились сумерки.




6


С приходом полной темноты баржа озарилась миллионами крохотных огоньков. Бусинки мягко светящегося разноцветного огня тесно прижимались друг к другу на каждом борту, на каждом боку статуй. Руизу пришло в голову, что баржи, должно быть, представляют из себя замечательное зрелище, если любоваться ими со стороны канала. Он подумал, что интересно было бы знать, смотрит ли на них кто-нибудь.

Низа зарылась лицом в его плечо.

– Мне трудно заставить себя поверить в это, – прошептала она. – А ты? Ты уверен, что это не какой-нибудь лихорадочный бред? Или, может быть, мы с тобой свалились в одну из сказок про гоблинов, какие няня мне в детстве рассказывала? Такие сказки няни рассказывают детям, чтобы их напугать.

– Ты так думаешь? – спросил он.

– Может быть.

– Если это сказка про гоблинов, то что нам делать?

– Я никогда не была плохой, – сказала она и рассмеялась. – Ну ладно, была, только иногда и редко. В любом случае, герой всегда точно знает, что нужно делать. Он никогда не беспокоит принцессу дурацкими вопросами на этот счет. По крайней мере, он ее не спрашивает, ту, которую он спасает, что, по ее мнению, им надо делать.

Руиз вздохнул.

– Из этого следует, что я не слишком уж хороший герой.

– О нет, – ответила она и коснулась его лица. – Ты замечательный герой.

Она подняла к нему лицо и нежно его поцеловала. Ее губы были такими мягкими и так нежно прижимались к его губам, словно спелый сочный плод, липкий от сладости, но в то же время полный жизни и энергии. Его рот потом покалывало иголочками там, где она его поцеловала.

Руиз только сейчас осознал, что они теперь в большей уединенности, чем за все прошедшие дни. Он снова поцеловал ее, более настойчиво, и почувствовал, как ее язык скользит по его губам. Он задышал тяжелее, и сердце его застучало.

Она оттолкнула его, медленно и плавно, и он отпустил. Глаза ее, казалось, стали немного ошеломленными, губы припухли. Она долго смотрела на него неподвижным взглядом, потом, все еще глядя ему в глаза, она легла на скамью на спину.

Он подумал, не опасно ли ему так забываться именно теперь. Он решил, что ему все равно, хотя какая-то древняя его часть в ужасе скорчилась от такой беззаботности.

Он легко коснулся ее колена дрожащими пальцами. Лицо ее расслабилось, и она возвела взгляд вверх, к звездам. Он медленно, восхищаясь красотой ее кожи, поднял край ее рубахи, гладя сильные мышцы ее ног. Он расстегнул подвязку, которая прижимала к ее бедру кинжал, и уронил его на палубу.

Когда его руки поднялись выше, она вздохнула, и ее бедра раскрылись. Он встал на колени возле нее и стал целовать ее колено, потом поцелуями проследил линию внутренней поверхности ее бедра, пока она не задышала бурно и прерывисто и не выгнулась ему навстречу, подставляя свои бедра его поцелуям.

Много позже она встала на колени на скамье, нагая, сжимая перила, ее влажные пряди волос спутались на спине, голова была закинута, она постанывала в такт его сильным толчкам. Его руки впились в ее бедра, и он смотрел на ее тонкую талию и округлые ягодицы, которые образовывали перевернутое сердечко, он восхищался ее красотой.

Он стал двигаться быстрее, и она стала двигаться ему навстречу, нежно толкая его бедрами, голос ее стал хриплым и прерывистым.

Как раз перед тем, как они испытали последнее жгучее наслаждение за эту ночь, он взглянул вверх и увидел совершенное лицо статуи на той барже, что следовала за ними. Может быть, это было навеяно лихорадочным восторгом минуты, но в тот миг ему показалось, что статуя наблюдает за их соединением, и что глаза ее сияют ничем не смущенным удовольствием. Словно бы статуя восхищалась жаром страсти между Руизом и Низой. Впечатление было поразительно острым. В этом взгляде статуи было что-то извращенное, и в то же самое время в нем было нечто настолько свирепо эротичное, что Руиз подчинился ему, задрожав всем телом, вжимаясь как можно сильнее в тело Низы, как только можно глубже. Он вливал в нее свои жизненные соки волна за волной невыразимой радости. Она заметалась под ним, беззвучно что-то выкрикивая, протянула назад руки, чтобы впиться в его бедра и прижать его к себе еще теснее.



Потом они лежали на скамье вместе. Руиз прикрыл их сброшенными ими рубахами. Это помогало сохранить то тепло, которое еще источали их тела, и потом он целиком отдался восхитительному чувству, которое он испытывал, лежа с Низой под звездным небом. Он находил почти дух захватывающее удовольствие в том, чтобы чувствовать мельчайшие движения ее влажной плоти рядом с его телом. Он пронзительно чувствовал тонкости ее тела, там, где они соприкасались. Мягкость ее грудей, слегка колкое давление ее сосков на его груди, перистое легкое прикосновение ее волос, более жесткие волосы и скользкое тепло между ног, там, где она сжала бедрами его бедро.

Он сообразил, что в ее любовных порывах появилось нечто новое. Та сдержанность, которую он раньше чувствовал в ней, в тот первый раз в купальном бассейне, та сдержанность, вторая относила их близость к разряду случайных связей, – исчезла.

Она отдавалась ему без ограничений и сдержанности. Он подивился про себя, что же изменилось для нее.



Когда они наконец заговорили, сперва они вели речь о каких-то мелочах. Сладость и мягкость ночного воздуха, красота звезд, которые проскальзывали сквозь проплывающие мимо ветви деревьев, успокаивающее мурлыканье моторов баржи.

Низа оперлась на локоть и рассеянно погладила его грудь.

– Ты знал о том, что женщины на Фараоне рожают детей только когда захотят? Каждый месяц, когда кончается кровотечение, они пьют отвар корня далафреи – а потом, когда они выпили его, до тех пор, пока кровь не придет снова, они могут получать удовольствие безо всяких последствий. Пангалактические женщины делают то же самое?

Руиз не был готов к ее вопросу и заговорил не подумав.

– У них есть другие способы. И у пангалактических мужчин тоже. Но тебе можно не волноваться. Когда тебя взяли в плен, то доктор приживил тебе вот это.

Он дотронулся до кожи на ее левом предплечье, где противозачаточная капсула чуть выступала над кожей еле заметным бугорком.

Она с любопытством пощупала легкую припухлость.

– А-а-а, – сказала она голосом человека, который сделал печальное открытие, – это для того, чтобы рабы оставались в товарном виде?

Он кивнул, ему стало досадно за свою бестактность. Он прижал ее к себе покрепче, и она не стала протестовать.

– Это очень легко убрать, – сказал он. – Это можно сделать в любой момент, когда ты захочешь.

Меж ними воцарилось молчание.

Наконец она заговорила задыхающимся шепотом.

– Я никогда тебя об этом не спрашивала, но я много об этом думала. Там, далеко, на твоих пангалактических мирах, есть женщина, которой сейчас хочется, чтобы ты был там? Есть ли такая, к которой тебе хотелось бы вернуться?

– Нет, – ответил он. – Никого такого нет.

Он улыбнулся.

– Я честно признаюсь, что я бы больше хотел быть там, чем здесь, но я не пожелал бы ни за что на свете другого спутника.

Это была правда. Он искренне собирался перестать постоянно задумываться, почему он так изменился и что в нем пошло в перекос.

Он знал, что с ним не так, как раньше.

– Нет, мне не хотелось бы быть с кем-то другим, – сказал он.

«Даже, – подумал он, – если это означает, что я должен буду навсегда остаться где-то здесь и больше не увидеть дома».

– О-о-о, – сказала она и каким-то чудом пристроилась рядом с ним так, что стала еще мягче.

Долгие мирные минуты спокойно проходили.



Он пребывал в том приятном промежутке между сном и явью, пока не услышал, как Мольнех вскрикнул.

– Руиз Ав!

Он резко вскочил на ноги, чуть не уронив Низу на палубу.

Мольнех снова прокричал его имя, но теперь в его голосе не было тех ноток паники, что раньше, поэтому Руиз все-таки оделся, прежде чем подойти к лестнице.

– Подожди меня здесь, – сказал он Низе, которая, совершенно очевидно, все еще была сонная. Она кивнула, роскошно потянулась и наклонилась, чтобы собрать свою одежду.

Руиз спустился по лестнице и пробежал к тому месту, где стояли Мольнех и Дольмаэро. Он увидел, что они таращатся во все глаза на что-то, что лежит на палубе.

Когда Руиз посмотрел вниз, он очень удивился, увидев поднос из нержавеющей стали, на котором стояло множество стеклянных сосудов, две буханки поджаристого хлеба, круг сыра, корзина, которую переполняли маленькие золотистые гроздья винограда, и маленькая зеленая фарфоровая вазочка с тремя красными цветами. С одной стороны стояла стопка пластиковых чашек и салфетница с бумажными салфетками.

– Откуда это появилось? – спросил Руиз.

Дольмаэро пожал плечами.

– Не знаю. Я как раз встал и стал прогуливаться по барже, – у меня ноги затекли. Несколько минут назад здесь такого не было. Теперь вдруг появилось. Я позвал Мольнеха. Он позвал тебя.

Руиз повернулся к Мольнеху.

– А Фломель?

– Привязан как следует, – сказал Мольнех. – Но приходит в себя. Его жалобы бесконечны. Голова у него болит, он весь болит, на нем живого места нет. Его достоинство фатально оскорблено, и он очень голодный.

– Беда какая, – рассеянно сказал Руиз.

Он снова посмотрел на палубу, не увидел в ней никаких швов и стыков, которые могли бы указывать на то, что в ней может быть скрытый люк, из которого могла появиться еда.

В его собственном желудке бурчало, живот посылал ему недвусмысленное сообщение. Все они были голодны. Безопасно ли было есть эту пищу? Он поднял один из сосудов, открыл пробку и понюхал. Вино.

– Тогда ты должен сделать вот что, – сказал он Мольнеху. – Принеси Фломелю сосуд вина, хлеб и сыр, пригоршню винограда. Скажи ему, что мы уже поели. Не хочет ли, дескать, и он. Если он спросит, откуда взялась еда, скажи ему, что я обнаружил запасы еды для пикников на верхней палубе и вломился в эту кладовку.

Мольнех кивнул.

– Он поверит. А если он поест и выживет?

– Тогда мы все поедим.



Они все поели, и таинственная пища не принесла им никакого вреда. Руиз и Низа снова ушли на верхнюю палубу, где Низа облокотилась на поручни и смотрела на проплывающий мимо лес. Руиз сел возле нее и пытался разгадать значение их странных обстоятельств.

Какие возможности лежали перед ними? Самое простое объяснение состояло в том, что они путешествовали с щедрыми и благожелательными отшельниками. Но это казалось абсолютно абсурдным. Почему это отшельники станут путешествовать в таком, мягко говоря, экстравагантном стиле? А если в их обычаях было давать широкой публике бесплатные поездки по реке, еду и вино, почему же баржи не были усеяны гостями?

Может быть, баржи были какими-то ловушками, специально рассчитанными на то, чтобы ловить наивных, неосторожных и бродяжек? Тогда, для таких-то изысканных ловушек, они были весьма неэффективны. Потому что пока, насколько он мог судить, они поймали только восьмерых бродяг, причем пятеро из них попали на эту баржу чистым случаем. И все же это объяснение показалось ему наиболее логичным.

Ему пришло в голову, что можно было бы проверить эту теорию, просто посмотрев, позволит ли ему баржа спрыгнуть с нее. Но сегодня ночью, в темноте он с трудом мог бы избежать того, чтобы врезаться в какое-нибудь дерево на берегу и размазать себя по стволу. Может быть, утром он попробует.

Разумеется, если они проплывут мимо каких-нибудь цивилизованных поселений, тогда они все покинут баржу, если только это окажется возможным.

– Ты хочешь спать? – спросила Низа.

– Немножко, – ответил он, сам удивившись, что это правда..

– Тогда сегодня ночью ты спи первым, а я буду смотреть в оба и караулить.

Он повернулся и прижался щекой к этому прекрасному бедру.

– Хорошо, – сказал он.



К его величайшему изумлению, он действительно заснул, глубоко и крепко, лежа на скамье и положив голову на колени Низы.

Может быть, ему даже снились сны, хотя из-за давней своей привычки он немедленно подавил желание вспомнить свой сон, как только Низа потрясла его за плечо, чтобы разбудить его. Он вынырнул из сна и сел, потряс головой. Был ли этот приятный сон хоть раз в его жизни? Он никогда этого не узнает.

Свет с неба шел холодный и серый, и в воздухе была та прохлада, которая всегда сопутствует заре. Руиз удивился, увидев, что ночь прошла. Он не намеревался столь долго спать. Он встал и взглянул на проплывающий мимо лес.

Низа неуклюже пошевелилась, словно мышцы ее затекли.

– Я хотела, чтобы ты подольше поспал, – сказала она. – Но я слышала, как Дольмаэро тебя звал.

– Что случилось?

– По-моему, ничего серьезного, он не был похож на человека, который чем-то взволнован. Может быть, завтрак появился, – она потянулась, потом потерла спину и поморщилась.

Он коснулся ее щеки.

– Тебе надо было переложить мою голову на скамью. Ты – самая мягкая подушка, но тебе не надо было так каменеть ради моего удовольствия.

Она рассмеялась и игриво откинула его руку.

– Но ведь ты кое-где закаменел ради моего удовольствия, – сказала она. – И я хочу тоже делать для тебя то, что могу. Ведь сколько всего ты сделал для меня! Я уже и счет потеряла. Ну а я что для тебя сделала?

– Очень много, – ответил он, и в этом он был совершенно искренен.



Действительно, это был завтрак – еще один поднос стоял на палубе. На нем было блюдо, доверху наполненное все еще горячими пышками, белая чаша, в которой были бледно-голубые крутые яйца, сосуды с темно-красным вареньем и медом, и огромный кувшин с каким-то пенистым розовым соком.

Дольмаэро стоял возле подноса, и вид у него был слегка торжествующий. Мольнех выглядел голодным до смерти.

– Одна загадка разрешилась, – сказал Дольмаэро.

– А? – спросил Руиз.

Дольмаэро показал на живот статуи.

– Это появилось вот отсюда. Тот металл открылся, спустился поднос, он висел на тонкой палочке. Поднос опустился на палубу, палочка убралась внутрь, а металл закрылся, как и раньше.

– Это объясняет только «как», но совсем не объясняет «почему», – заметил Мольнех. – Но я не жалуюсь. Кто бы мог подумать, что подобные вещи могут происходить? Для отчаявшихся беглецов мы живем совсем неплохо.

– Возможно, – сказал Руиз. – В любом случае мы можем пока поесть, раз пышки еще не совсем остыли. – Он поднял поднос. – Фломель привязан как следует?

– Разумеется, – ответил Мольнех обиженным тоном. – Я старательно выполняю все твои распоряжения.

– В таком случае пойдемте на верхнюю палубу, где лучше вид на канал, и где нам не придется выслушивать вопли Фломеля, – сказал Руиз.



Кореана выругалась и пнула ногой останки головы Кроэля, непродуманный поступок, который оставил пятно на ее закованной в броню ноге и вызвал еще один взрыв ругательств. Грузовой трюм ее разрушенной воздушной лодки весь пропах смертью и горелой изоляцией. И еще Мокрассаром, который стоял рядом с ней в настороженной позе и всегда наготове.

Мармо подлетел вперед на своем подремонтированном летательном пузыре и осмотрел дыру в стене машинного отсека.

– Безумная удача, – мрачно заметил он, – разве ты не замечаешь, насколько этот человек удачлив? Даже слишком удачлив?

– Брось свои дурацкие пиратские суеверия, Мармо, – Кореана обратила к Мармо свирепый взор. – Вместо этого ты мог бы начать придумывать какой-нибудь полезный совет – поскольку именно за это я тебе и плачу.

– Воистину, – но он более ничего не говорил.

Она подошла к шлюзу и сделала знак Феншу принести ремонтного робота из разведывательного флиттера. Она приказала Мокрассару убрать останки Кроэля. Когда огромный насекомообразный воитель вынес тело, она бешено потрясла головой.

– Он причинил мне огромный финансовый ущерб. Теперь труппа с фениксом разбита, и кто знает, насколько удастся починить лодку.

– С другой стороны, – сказал Мармо, – ты собиралась размозжить лодку о скалу, пока он тебе в этом не помешал.

Она задумчиво посмотрела на Мармо холодным взглядом.

– Хорошо, что ты мне об этом напомнил, Мармо. Я страшно рада, что ложкой собирала тебя, размазанного по стене, чтобы ты мог помогать мне таким вот манером.

– Прости, – сказал он присмиревшим голосом.

Она кивнула.

– Я собираюсь дать Феншу час, чтобы он смог оценить масштабы разрушений. Если он сможет починить ее, я оставлю его здесь с братом. Он сможет привести лодку обратно. Она может понадобиться мне в смысле оружия.

– Все, что есть у Руиза Ава – это осколочное ружье и несколько мясницких ножей.

– Тем не менее. Ну а теперь, поскольку он мог оставить тут импровизированные мины-ловушки, осмотри-ка остальную часть лодки. Когда все будет безопасно, позови меня.



К тому времени, когда все они наелись, свет дня уже лился с неба в полную силу. Стало ясно, что лес переменился. Они встречали время от времени какие-то полянки, заросшие кустами, деревья были более молодыми, словно здесь лес был посажен только в последние сто лет или около того.

– Посмотри, – сказала Низа, – это дорога?

– Вроде бы, – ответил Руиз, изучая прогалину в деревьях, пока они проплывали мимо. Маленький причал прилепился к каналу. В нем не было тех декоративных черт причала, с которого они спрыгнули на баржу, но построен он был из такого же розового гранита.

– Может быть, нам надо подумать о том, чтобы покинуть баржу, – дорога, кажется, недавно была использована для значительного движения. Может быть, мы возле какого-то города, где мы можем пересесть на другое средство передвижения, получше.

– Может быть, и нет, – ответил Мольнех, потирая пузо. – И у меня нет никаких возражений против таких условий, что здесь.

– Вот как? – Руиз поднял бровь. – А знаешь ли ты, что на многих мирах существует обычай давать осужденному на смерть преступнику замечательный обед как раз перед тем, как отвести его на казнь?

– На Фараоне мы так не делаем, – сказал Мольнех, но вид у него был потрясенный.

– Кроме того, – продолжал Руиз, – Кореана поймет, что мы отправились в такое путешествие. Она скоро нагонит нас. Еще до полудня, если у нее хватит ума, чтобы облететь канал, прежде чем послать за нами запаховые искатели.

– Она не дура, – мрачно сказал Дольмаэро.

– Да уж.

Руиз решил, что сейчас как раз настало время посмотреть, можно ли было сойти с баржи. Он поднялся, наклонился через перила и посмотрел вперед, надеясь увидеть достаточно открытое пространство, чтобы попробовать свой эксперимент.

Он очень удивился, когда увидел, что они подплывают еще к одному причалу, и еще больше поразился, когда увидел, что возле причала стоит огромная группа людей. Он отпрянул от поручней, повернулся, чтобы сказать об увиденном остальным, и заметил, что барка замедлила ход.

– Что такое? – спросил Дольмаэро.

– Не знаю. – Руиз понятия не имел, что ему делать. Пока они не увидели никакой угрозы для себя, было нежелательно проявлять враждебность по отношению к кому бы то ни было. – Нам придется подождать и посмотреть, как мне кажется.

Теперь и остальные увидели причал, и вопросов больше не было.

Они замедлили ход и почти что дрейфовали. Баржа поравнялась с причалом, и они теперь смотрели вниз на толпу. Казалось, она разделилась на большое количество пожилых людей, которые были одеты во что-то вроде черных траурных одежд, и меньшую группу почти голых молодых людей, которые носили какие-то кусочки цветного шелка. У стариков лица были мрачные, молодые, казалось, праздновали какое-то счастливое событие, но никто из них не посмотрел вверх на Руиза.

Центром печали, или празднества, оказалась молодая пара, которая стояла в более нарядной части толпы. У них было на лицах одинаковое выражение счастливого и решительного предвкушения, хотя Руиз был уверен, что под этим фасадом он заметил и изрядную долю беспокойства и неуверенности. Они были совершенно наги, если не считать раскраски на теле и цветных лент в волосах.

Баржа, на которой плыли Руиз и его спутники, проплыла мимо. Потом все баржи остановились. Юноша и девушка выступили вперед и, держась за руки, повернулись и помахали толпе. Старики с каменными лицами провожали их глазами. Остальные захлопали в ладоши и закричали им что-то приветственное..

Молодая пара исчезла за огромными грудями статуи.

Баржи снова возобновили свое скольжение с легким толчком, и причал стал отходить назад. Как раз перед тем, как он исчез из виду, Руиз увидел, что старики стали уходить с причала, а молодежь усаживалась на травке во двое и по трое.

Низа покраснела и отвернулась.

– Как странно, – сказала она, – почему им так хочется заниматься этим прилюдно?

Руиз пожал плечами.

– Еще одна тайна.

Все это зрелище наполнило его еще более мрачными мыслями относительно их благодетелей – в том, что они увидели, был характерный привкус какого-то упадочнического религиозного культа. Тревожные мысли бродили у него в мозгу. Может быть, они стали пленниками одного из многочисленных незаконных культов, которые столь процветали на Сууке? Кое-кто из них практиковал весьма неприятные ритуалы. Надо было решительно посмотреть, смогут ли они покинуть баржу. Он повернулся к остальным.

– Если мы сможем, то должны попробовать покинуть баржу. Я попробую посмотреть, могу ли я спрыгнуть с нее. Если мне это удастся, то вы последуете за мной.

Мольнех нахмурился.

– Я не уверен, что Фломель такой сильный, ведь он был ранен.

Руиз пожал плечами.

– Оставаться ему нельзя. Заставь его быстро прыгнуть тем или иным путем.

– Как скажешь, Руиз Ав.

– Осторожно, – сказала Низа, лицо ее стало серьезным.

Руиз вывел их на нижнюю палубу, где Мольнех отвязал Фломеля и подтолкнул его к середине баржи. Фломель таращился на Руиза с равным выражением страха и ненависти, оскалив зубы в вызывающей усмешке.

Руиз не стал обращать на него внимания, подошел к борту, собрал тело в комок. Как раз перед тем, как он приготовился выброситься на берег, в его сознании прозвучал голос, спокойный и сильный, как колокол.

– НЕТ! – сказал он, очень спокойно.

Он не мог совершенно остановить свое движение, но голос удивил его до того, что он не ударился о предохранительное поле баржи так сильно, как мог бы.

Все же этот удар выбил голос у него из сознания. Поле запылало ярко-желтым огнем.

Он отскочил на палубу, упав почти без сознания.

В следующую секунду он почувствовал, что Фломель прыгнул ему на спину и стал колотить его.

– Вот наш шанс! – вопил Фломель. – Помогите мне прикончить его!

Потом вес Фломеля каким-то чудом исчез с его спины. Руиз перекатился, встал на ноги, и увидел, что Фломель скорчился возле колена статуи, держась за ребра, хватая ртом воздух.

Дольмаэро прыгал по палубе, держа рукой ногу и гримасничая от боли.

Руиз быстро оценил ситуацию, хотя он все еще чувствовал тошноту и головокружение от столкновения с предохранительным полем баржи.

Он кивнул Дольмаэро.

– Спасибо, Старшина Гильдии. Чтобы прибить мерзавцев, надо кое-что понимать в этом.

– Так я и понял, – сказал Дольмаэро, осторожно ступая на ногу и морщась.

– Как нога?

– Не сломал, как мне кажется…

– Ну и хорошо.

Мольнех выглядел менее веселым, чем всегда, он пристегнул Фломелю поводок, поддернул его так, чтобы тот встал на ноги, и повернул его лицом к нише возле статуи.

– С тобой все в порядке, Руиз? – спросила Низа.

– Более или менее. Но я боюсь, что наш круиз не окончен.




7


Кореана подняла разведывательный флиттер со склона, где лежала ее поврежденная воздушная лодка, оставив позади Фенша и Ленша. Ленш весело помахал ей и уполз назад под лодку.

– Ты счастливее, чем была? – спросил Мармо.

Кореана злобно воззрилась на него.

– Я даю им три дня, чтобы починить лодку, если они будут работать чуть прилежней, чем я от них жду.

– Но, по крайней мере, лодку хоть можно починить.

– Да, в этом что-то есть, полагаю. – Она полетела по направлению к проходу между пиками горы, покрыв за несколько минут то расстояние, которое Руиз и его маленький отряд преодолевали несколько часов.

– Что может быть самым худшим? Если он добрался до канала, он мог поймать баржу, но баржи очень медленно плывут. Он пока что не мог добраться до Моревейника, если даже он поехал на юг. А где еще он мог бы найти здесь быстроходный транспорт? Если он отправился на север, то искатели по запаху найдут его прежде, чем он доберется до космодрома Ледяных Ворот.

Кореана все еще была насуплена.

– У тебя это все так просто получается.

– А разве нет?

– Мне раньше тоже так казалось, но он – скользкая змеюга. – Ее рот опустился уголками вниз, и она впала в мрачное молчание.

Наконец Мармо снова заговорил.

– Вот какая кислая мина! Если ты не перестанешь так обращаться со своим лицом, то скоро его потеряешь. Разве оно не стоило тебе больше, чем десяток таких воздушных лодок?

– Оно гарантировано на сто лет, – ответила она. Но все же она улыбнулась с искусственным весельем и пригладила щеки ладонями. – Ты действительно думаешь, что оно может испортиться?

– Нет, – ответил он. – Я просто дразнил тебя.

Она рассмеялась, и жесткая линия ее рта немного расслабилась.

Она снова нахмурилась, когда они добрались до причала.

– Они здесь были, – сказала она.

Мармо прищурился и посмотрел в армированное стекло иллюминатора.

– Пошли сперва искателей или Мока. Это очень хорошее место для засады.

– Хорошо… Но они исчезли. Я это чувствую.

– Может быть.

Несколько минут спустя они стояли на причале, глядя на кучку пустых оберток из-под еды.

– Интересно, сколько времени назад они уехали, – сказала она, глядя на своих искателей по запаху. Это были два высоких паукообразных механизма, у которых были обонятельные сенсоры и мощные автоматы, встроенные в тела. Один отправился на юг, второй на север.

– Может быть, они не поймали баржу. Может быть, искатели поймают их в нескольких милях к северу или югу.

– Ну да, как же, – сказала презрительно Кореана.

Скоро искатели вернулись с неудачей, потому что не смогли подхватить запах ни на севере, ни на юге. Она не удивилась. Она подняла разведывательный флиттер и повела его по прямой к югу.

– До Моревейника всего несколько дней, даже самой быстрой баржей, – сказала она. – Мы быстро промчимся сперва туда. Если мы их там не увидим, то пойдем к северу. Если мы его не найдем с воздуха, то вернемся сюда и пустим искателей.

– Хороший план, – угодливо сказал Мармо.



Руиз обхватил свою раскалывающуюся от боли голову, пока Низа нежно и осторожно массировала ему шею. Это приятное ощущение не могло отвлечь его от несчастного их положения. Они стали пленниками неизвестных существ. Они путешествовали к неизвестной им цели, перед ними встала неведомая судьба.

На дальней стороне верхней палубы Мольнех и Дольмаэро тихими голосами обсуждали возможные мотивы, руководившие их похитителями.

Дольмаэро относился ко всему мрачно.

– Они рабовладельцы, кто же еще! Во всей огромной вселенной, кажется, нет больше категорий людей, как только рабы или рабовладельцы.

– Ну стали бы рабовладельцы нас так хорошо кормить? Ты стал бы тратить столько усилий на то, чтобы твои рабы были столь сладко накормлены и так хорошо бы себя чувствовали? Ну ладно, ты бы, может, и стал, Старшина Гильдии, но ты нетипичное существо.

По мнению Руиза, на суждения Мольнеха в преувеличенной степени влияли кулинарные переживания.

Дольмаэро покачал головой.

– Может быть, им это вообще не доставляет никаких хлопот. Многие из тех вещей, которые я считал невозможными, так легко и просто здесь делаются. Они летают, воскрешают мертвых… Может быть, для этого народа горячие пышки и свежевыжатый сок дается столь же легко, как нам черствый хлеб и вода.

– Вполне возможно, – ответил Мольнех, но вид у него был все-таки скептический.

Руиз перестал обращать на них внимание и стал изучать лес. Он все более молодел и начинал выглядеть гораздо ухоженнее, чем в тех местах, которые они уже проплыли. Все чаще лесные массивы перемежались проложенными в них дорогами, старательно ухоженными полями и подстриженными газонами. Время от времени они проплывали мимо поселений. Многие состояли просто из грубых хижин, кое-где встречались охотничьи домики, элегантно построенные из камня и дерева, а однажды они даже проехали мимо замка, выстроенного из какого-то блестящего голубого материала, вроде керамических блоков. Он весь словно состоял из тонких шпилей и летящих зубчатых крепостных стен.

– Что это такое? – спросила Низа.

– Богатый дом, – рассеянно ответил он.

«Как раз подходящее место, – подумал он, – чтобы украсть воздушную лодку». Горькие бесполезные уколы сожаления больно ранили его душу. Вскоре Кореана доберется до них, и что тогда? Даже если предохранительное поле действовало в обе стороны, Кореана, вероятно, владела достаточно мощным оружием, чтобы разбить его – наверняка даже у ее Мокрассара такое оружие было.

День тянулся медленно. Чуть погодя Дольмаэро и Мольнех потеряли интерес к своему спору. Мольнех пошел вниз подкарауливать, когда появится их следующая трапеза, а Дольмаэро неподвижно сидел, глядя на проплывающие мимо виды.

У Руиза было чувство горького поражения, и он не мог придумать ничего ободряющего, что можно было бы сказать Низе. Она же, казалось, не относилась к его молчанию как к чему-то грозному или обидному, и он был благодарен ей за ее тихое общество. Он попытался продумать план действия, но ничего не мог выдумать, даже самая дикая идея почему-то не приходила ему в голову. Он подумал, уж не истощил ли он свою фантазию – вот это была бы действительно ужасная вещь.

Наконец от его мрачного настроения его отвлекло какое-то неуловимое изменение в атмосфере, чувство приближающейся опасности, изменения в самом движении воздуха вокруг них. Он услышал странный звук, словно ветер постанывал в тоннеле. Лес впереди стал как бы светлее, словно они приближались к просеке.

Руиз поднялся и пошел на наблюдательную вышку, за ним последовала Низа.

Они стояли на вышке вместе, когда лес кончился и они выплыли на солнечный свет и свободное пространство.

Сердце его упало и взлетело одним резким биением.

– О-о-о… о-о-о… – прошептала Низа. – Что это?..

Руиз глубоко вздохнул.

– Местные зовут это место Лезвием.

– Значит, ты знаешь, где мы?

– Думаю, да.

Теперь баржи двигались сквозь пустынную и бесплодную скалистую местность. Впереди них, казалось, кончался мир, земля уступала место бледно-голубому небу. Канал обрывался в пустом воздухе, казалось, канал превратился в тонкий длинный палец неподвижной воды, которая никуда не вела, ничем не поддерживаемая, кроме монобетонных берегов.

Баржи начали замедлять ход, но по их теперешней скорости торможения очевидно было, что баржи так и не остановятся, прежде чем они доберутся до края. Ветер завывал, продувая пространство насквозь, подгоняя их к краю обрыва.

Низа впилась в его плечо.

– Мы погибнем?

– Наверное, пока нет, – сказал обнадеживающе Руиз.

Он выгибал шею, пытаясь увидеть хоть краем глаза, что лежало впереди, внизу, под обрывом.

Баржи замедлили ход еще больше, и первая из них вылетела в пустое пространство. С ней ничего не случилось, и он почувствовал, как Низа слегка расслабилась. Потом баржа перед ними проплыла в воздухе, тоже без каких-либо печальных последствий.

Когда пришла их очередь, Руиз увидел то, что и ожидал.

Может быть, в тысяче метрах внизу в двадцати километрах от них по прибрежной равнине из яркого океана поднималась к небу куча странных причудливых силуэтов, высоко вздымаясь в ясное небо. Они не были похожи ни на что, доселе известное миру, нечто вроде изуродованных небоскребов или же страшно изрезанных и перекрученных гор, которые иногда в основании даже были уже, чем наверху.

С такого расстояния, на котором они были, невозможно было даже оценить размах этих строений.

– Как же это… Как же может сразу существовать столько воды? Это ведь вода, правда? А это… это строения? – глаза Низы вылезали на лоб.

– Это вода, хотя и не того сорта, чтобы ее пить. Место это называется Моревейник.

Она посмотрела на него.

– Ты здесь бывал?

– Множество раз.

– А что это за место такое?

Руиз вздохнул.

– Это город своего рода. Или, можно сказать, тысяча самых разных городов. Но главным образом, это то место, где рождаются пираты и куда они приползают умирать.



К этому времени и последняя баржа скользнула в никуда. Мольнех с грохотом примчался вверх по лестнице, бледный от ужаса. Все-таки, с удовлетворением отметил Руиз, Мольнех хотя бы сохранил способность двигаться. Дольмаэро вцепился в поручни, лицо его застыло, на нем выступил обильный пот. В первый раз с тех пор, как Руиз познакомился с ним, Старшина Гильдии выглядел так, словно не способен был вообще что-либо делать. Может быть, он просто страдал страхом высоты.

Оглянувшись на край обрыва, который они перевалили, Руиз почувствовал дрожь того же самого страха. Скала черного базальта, казалось, поднималась сзади в бесконечность, а равнина была так далеко внизу, что она казалась ненастоящей – панорама в какой-то туманной картине.

Он взял Низу за руку и присоединился к остальным.

– Не бойтесь, – сказал он.

– О, разумеется, нет, – сказал Мольнех, осторожно облокачиваясь на поручень. Видимо, он достаточно овладел собой, чтобы еще оказаться способным на саркастические замечания.

Руиз усмехнулся.

– Нет, правда. Это такое устройство, оно зовется «шлюз», если я только не ошибаюсь самым страшным образом. Нас аккуратно опустят на равнину, где мы продолжим свое путешествие.

– Правда? – Мольнех встряхнулся и попытался улыбнуться.

Как раз в это время баржи, которые до того казались неподвижными, вздрогнули и стали опускаться.

Дольмаэро взвизгнул, а потом покраснел и смутился. Он постарался оторвать руки от поручня.

– Меня это очень уж внезапно застало, – объяснил он, но вид у него стал спокойнее, когда они уже не находились на самом верху.

Бока шлюза были из того же самого серого монобетона, который облицовывал берега канала по дороге сюда. По мере того, как они опускались вниз, маленький квадратик ясного неба над шлюзом становился все меньше и меньше, и на барже зажглись огни.

При этом мягком освещении Руиз заметил, что стены шлюза были изрисованы самыми разнообразными рисунками. Видимо, в прочный монобетон они были вожжены различными бластерами, шли они в основном по вертикали, причем почерк растягивался в зависимости от скорости, с которой вандал опускался или поднимался в шлюзе. Многие надписи состояли из обычных инициалов, имен, дат, но остальные состояли из лозунгов, обращений и посланий. Большая часть была на незнакомых языках, неведомых алфавитах и значках, но поблизости от дна огромной шахты Руиз увидел надпись, которую смог прочесть.

«Оставь надежду, коль не можешь плавать». Так гласила надпись, и Руиз рассмеялся.

Они остановились, баржи покачивались и подпрыгивали на маленьких волнах.

– Не знаю, что хуже, – сказал Дольмаэро, – повиснуть на небе или быть погребенным заживо.

Прошла минута, огромные ворота шлюза поднялись, и баржи выплыли на солнечный свет.

Воздух неожиданно задушил их. Было градусов на пятнадцать жарче, и воздух был пропитан влагой.

Руиз почувствовал запах моря и подумал о том разложении, которым вечно веяло от Моревейника.



Теперь они двигались мимо давно возделываемых полей, которые перемежались время от времени болотами или тоненькими извилистыми ручейками. Тут было много усадеб, но стили были чрезвычайно разнообразны. Некоторые из них были построены просто агрессивно архаически. В полях, которые окружали подобные дома, команды надзирателей присматривали за типичными крестьянскими работами на затопленных полях. Прочие усадьбы были кубиками из стекла и бетона, а поля вокруг них были полны сияющих механизмов и роботов.

– Что это за штуки? – спросила Низа.

– Механизмы? Да просто машины.

– А почему не на всех полях работают машины? – спросил Дольмаэро. – Наверняка они больше могут сделать, чем просто рабы.

– Ну да, конечно. Но это не настоящие фермы, а просто так, для развлечения, – сказал Руиз.

Дольмаэро страшно удивился. Руиз попытался объяснить.

– На пангалактических мирах очень небольшое количество пищи выращивается – большая часть производится из элементарного сырья. Эти же фермеры либо выращивают пищу для своего удовольствия или заняты этим для поставок изысканных деликатесов.

Дольмаэро покачал головой.

– Значит, эти фермы – собственность богатых, которые просто играют в крестьянский труд? Очень странно.

– Да… собственно говоря, это богатые пираты, что не совсем то же самое, что богатые люди.

– А что такое пират?

– Ты же одного такого встретил, – сказал Руиз. – Помнишь Мармо? Он некогда был пиратом, пока не вышел на покой и не занялся работой полегче. Пираты – воры, убийцы, похитители людей. Ареной их деятельности служит им космос.

Дольмаэро задумчиво потер подбородок.

– Значит, они занимаются примерно той же работой, что и ты?

Руиз остолбенел.

– Ну… Наверное, можно сказать и так, – он почесал голову. – Но я совершаю свои беззакония и безобразия по распоряжению законно зарегистрированной деловой организации. Может быть, в этом и заключается разница.

– О да, разумеется, я не имею в виду никакого оскорбления, – Дольмаэро выглядел весьма скептически настроенным.

Руиз пожал плечами, и беседа прекратилась.

Солнце палило их, воздух был такой, что дышать было практически невозможно, поэтому они очень скоро перешли на нижнюю палубу, чтобы поискать там места попрохладнее под брюхом статуи.



Только поздним полуднем Кореана догнала их. Руиз и Низа сидели вместе возле поручня у борта, глядя на плоский ландшафт, который проплывал мимо. Шпили Моревейника уже приблизились настолько, что, казалось, зловеще нависали над ними, и Руиз стал надеяться, что они достигнут города прежде, чем Кореана найдет их.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=119696) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.