Машина-Орфей
Рэй Олдридж


Освободитель #3


Рэй Олдридж

Машина-Орфей


И милого певца они убили,

Чтоб души наши продолжать могли

свою несовершенную мелодию

    Надпись на мемориальной доске в Глубоком Сердце города Моревейника, на планете Суук.




1


К шестому дню путешествия Руиз Ав вполне подружился со вторым помощником «Лоракки», древней баржи, которая уносила его прочь от его врагов в Моревейнике. Гундерд был жилистым коротышкой с плохими зубами. Он часто и с большим воображением жаловался на старость и недомогания «Лоракки», бездарность своего экипажа и невезение ее капитана:

– Под его чутким руководством затонули уже четыре корабля. А он еще весьма молодой человек. Это меня постоянно нервирует.

Гундерд наряжался в костюмы из веселых тряпок яркой расцветки, и на нем постоянно позванивали золотые цепи самого разного калибра. Когда Руиз спросил его, не боится ли он упасть за борт с таким количеством балласта на шее, Гундерд весело ответил ему, что и так не умеет плавать.

– Лучше в таком случае покончить со всем этим раз и навсегда, – объяснил он, – я ведь не смерти так отчаянно боюсь… самое страшное – это падать все время из света в холодную жидкую тьму. Вот это и есть ужас.

– Ясно, – сказал Руиз Ав вежливо, хотя позиция Гундерда показалась ему по меньшей мере странной.

Гундерд подарил ему веселую ухмылку.

– Не все такие философы, это уж точно. Ты, насколько я понимаю, веселый сторонник метода проб и ошибок, а? Попал я в точку или нет?

Руиз весело кивнул. Они стояли вместе на самой верхней палубе «Лоракки», чуть дальше к корме от рулевой рубки. Они смотрели на сине-черное море, которое было стеклянисто-спокойно. Небо было цвета полированной бронзы, чистое, но с полосой темных туч у горизонта. Самая близкая земля была гораздо дальше южной линии горизонта. Капитан рассчитал курс так, чтобы пройти как можно дальше от предательских прибрежных рифов.

Внутри рулевой рубки капитан скорчился над своим навигационным модемом и громко проклинал судьбу, которая загрузила его корабль почти двумя тысячами фанатиков культа Жертвенной Тайны, которых надо было доставить к людоедам Лезвий Нампа. Гундерд, видимо, смотрел на капитана как на бесплатного клоуна. Он подмигнул Руизу и передразнил капитана, молча состроив жалобные гримасы.

Щелчок и свист возвестил, что один из бортовых синтезаторов-предсказателей выдал карту погоды – и капитан внезапно замолчал.

Жертвенники заполонили широкую нижнюю палубу, читая из своих священных трактатов, распевая фальшиво и грубо звучащие гимны, исхлестывая друг друга небольшими церемониальными бичами. Все они были одержимы религиозной манией самоубийства. Гундерд смотрел на них, потом театрально выпучил свои маленькие черные глазки.

– Хотя ты и претендуешь на то, чтобы быть оптимистом, все-таки на тебе одеяние Жертвенника – а это наверняка куда более серьезное препятствие к тому, чтобы выжить, нежели цепи на шее.

Руиз улыбнулся, но отвечать не стал. Гундерд любил поддразнивать его насчет его камуфляжа, но его спекуляции относительно настоящих целей и подлинной личности Руиза казались безобидными и продиктованными только любопытством.

Но из долголетней тщательной привычки Руиз отказывался удовлетворить любопытство Гундерда, каким бы невинным оно ни было.

Руиз познакомился со вторым помощником во время ежевечерней игры в кантерип, которая организовывалась в любом уголке судна, который не должен был стать предметом инспекции капитана в этот вечер. Он и Гундерд были единственными игроками, которые последовательно выигрывали. Хотя Гундерд выигрывал гораздо больше Руиза, который шулерствовал только чуть-чуть, чтобы не проигрывать. Однажды ночью пьяный кочегар страшно оскорбился, когда Гундерд чуть более нахально, чем обычно, стал манипулировать картами, и попытался распороть кишки второму помощнику грузовым багром. Руиз похлопал кочегара по башке попавшейся под руку железякой от якоря.

С той поры Гундерд принял Руиза под свое крылышко, найдя для него и его группки места чуть получше, дав им дополнительный рацион воды и время от времени принося им еду из камбуза команды – еду, которая, будучи столь же непритязательной, как и еда для пассажиров, все же была восхитительно свободна от насекомых.

Молчаливость и скрытность Руиза Гундерд принимал без видимой обиды.

– А-а-а, ты полон тайн… Я смотрю на тебя и радуюсь своей собственной незамысловатости.

И его маленькие черные глазки снова поблескивали.

Руиз похлопал его по плечу.

– У всех есть тайны – даже у тебя, хоть ты и кажешься образцом простоты и незамысловатости, – он повернулся и пошел к трапу.

Гундерд рассмеялся.

– Может быть, может быть. Так ты как, возвращаешься к своей прежней команде? Странная она у тебя… Должен сказать, что они еще меньше похожи на Жертвенников, чем ты… Хотя в женщине есть какая-то темная сила. Красавица, в этом-то сомневаться не приходится, но все же смурная… Тебе надо быть поосторожнее.

Ясный день, казалось, померк.

– Правильно говоришь, – ответил Руиз и пошел вниз.

Он проложил себе дорогу сквозь толпу Жертвенников, стряхивая тех, которые пытались затянуть его в свои ритуалы. Большинство принимало его отказ без обиды, кроме одного крупного краснолицего мужчины, у которого был кнут, усаженный гвоздями. Его фанатизм и пена у рта заставляли Руиза осторожно обходить его стороной.

В конце концов он добрался до своей каюты, которая, вернее сказать, каютой не была. Это было стойло для скота на второй палубе. Органическая вонь свидетельствовала о том, что совсем недавно на этой барже перевозились пассажиры, куда более соответствующие этому классу кают. Но стены давали какую-то иллюзию отдельности, и сквозь щели продувал обычно надежный ветерок, удалявший самую страшную вонь.

В этих стойлах ждали его товарищи по побегу. Мольнех сидел на их багаже в настороженной позе, держа наготове стальную дубинку. Тощий, как скелет, фокусник приспособился к мукам путешествия лучше, чем остальные фараонцы, которые ужасно страдали. Этот же выглядел не ближе к смерти, чем всегда.

Мольнех положил дубинку, которую он потихоньку увел у невнимательного Жертвенника.

– Какие новости, Руиз Ав? – спросил он весело.

– Да, какие новости? – пробурчал Дольмаэро, полный фараонский Старшина Гильдии. Его широкая физиономия побледнела и покрылась потом. Он все еще страдал от морской болезни и потерял в весе с тех пор, как они покинули Моревейник.

– Мы уже приблизились к нашей цели? Мне иногда кажется, что каннибалы и то лучше, чем эта страшная нестабильность.

Он с трудом поднялся и потер спину.

– Еще нет, – ответил Руиз. – Не рвитесь так встретиться с каннибалами.

Он беспокоился за Дольмаэро, чье здоровье казалось непрочным. За то время, которое они провели вместе с того момента, когда они убежали от работорговки Кореаны, он весьма привязался к Старшине Гильдии.

Третья фараонка сидела в темном углу и ничего не говорила. Руиз нерешительно улыбнулся Низе, но выражение ее лица было отстраненным.

Руиз отвернулся. Перемена в Низе мучила и беспокоила его. Не так давно они были любовниками, и проведенные вместе минуты оказались самыми драгоценными и сладкими в жизни Руиза Ава. Теперь они казались просто чужими, странниками, которых несчастная судьба случайно свела вместе.

В Моревейнике Низа и остальные были снова пойманы Кореаной. Руиз не в состоянии был это предотвратить. Но Низа, очевидно, каким-то образом уверилась, что он, именно он повинен в том, что выпало на долю ей и остальным. С тех пор, когда он спас пленников из подземелий работорговки, Низа так и не спросила его, что же именно произошло тогда в Моревейнике, а он боялся даже начать объяснять из боязни, что она просто откажется слушать. С тех пор, как они взошли на борт «Лоракки», она заговаривала только тогда, когда это было необходимо. Она только изредка покидала свой угол, и красота ее еще больше казалась увядшей и измученной. Сердце его обливалось кровью, когда он смотрел на нее в этом положении, именно поэтому он и шатался так неприкаянно по барже, ища карточных игр и прочих отвлечений от своих мыслей.

Руиз улегся на соломенную подстилку в углу подальше от Низы и вместо подушки подложил себе под голову свой узелок. Пряный смолистый запах его содержимого победил запах хлева, который царил в стойле, за что Руиз был благодарен содержимому узла. Прежде чем покинуть Моревейник, Руиз устроил так, чтобы их камуфляж оказался двухслойным. На поверхности они казались четырьмя Жертвенниками, которых религиозный фанатизм гнал пожертвовать временно обитаемые ими тела Лезвиям Нампа. Однако, когда они прибудут на пылающие пески Нампа, Руиз был готов к тому, чтобы принять новую личину, личину курьера одного из пиратских владык Моревейника, который продавал им их ритуальный наркотик.

Поскольку обряды Лезвий Нампа включали в себя обязательное наркотическое опьянение и поджаривание людей на вертелах, Руизу не очень хотелось поскорее прибыть к месту назначения. Все-таки… Но момент их прибытия в пустыни Нампа приближал их к тому моменту, когда они все же покинут Суук, этот жестокий мир, навсегда.

Он закрыл глаза и понадеялся, что ему удастся несколько часов отдохнуть без помех.



Низе совершенно не хотелось спать. С тех пор, как они оказались на барже, она стала спать плохо, невзирая на все увеличивающуюся усталость. Ничто в ее предыдущей жизни на Фараоне, мире пустынь, не подготовило ее к этой страшной пустыне, которая состояла из воды. Это было так неестественно. Океан поразил ее впечатлением, что это какое-то зловредное огромное существо, его жирная шкура вечно подергивалась и коробилась, словно этот зверь сбросил бы эту шкуру, если бы мог.

Их жизненное пространство было весьма далеко от идеала, когда-то она была принцессой, любимой дочерью царя. Теперь она спала на полу в стойле, которое воняло рвотой и навозом.

В тех немногих случаях, когда она забывалась тревожным сном, ей снились неприятные сны. Работорговка Кореана, убийца Реминт, пират Юбере – все эти лица танцевали в ее снах страшный медленный хоровод.

Она чувствовала себя покинутой и одинокой. Руиз Ав, которого она некогда любила и кому вверяла всю свою жизнь, позволил совершить с ней страшные вещи. А теперь он не обращал на нее внимания, разве что иногда улыбался ей знающей улыбкой. Он был-полон жесткой неискренней вежливости.

Вскоре он позволит, чтобы ее терзали какой-нибудь новой пыткой, а этого она уже не вынесет.



Руиз проснулся от того, что ему показалось, что что-то не так. Стойло было темным, а движение баржи стало скверным и неровным.

Он сел и протер глаза. Звук ветра стал злобным визгом. Погода явно страшно ухудшилась за то время, пока он спал.

– Что произошло? – спросил Дольмаэро, который прижался к стене, широко раскрыв глаза. – Что происходит сейчас?

– Это просто такой сильный ветер, – сказал Руиз, вставая. Внезапное колыхание баржи швырнуло его в тот угол, где лежала Низа. Он легко восстановил равновесие, но она все-таки успела поднять руки жестом самозащиты. Лицо ее исказилось от страха.

Ему хотелось встать на колени возле нее и убедить ее в том, что он остался тем же самым Руизом Авом, которому она доверяла раньше. Но она отвернула голову к стене и уставилась на нее невидящими глазами.

Отчаяние овладело им, он даже не мог толком понять, почему. В конце концов, эта отстраненность даже лучше для нее. Чего он мог ждать, если они все же выживут и убегут с этой страшной планеты? Что Низа, рабыня, примитивное существо с примитивной планеты, окажется способна адаптироваться к сложной пангалактической жизни? Неужели он был настолько наивен? Ведь у нее не было бы шансов быть счастливой с Руизом Авом. А у него с ней? Абсурд.

Он покачал головой и отвернулся.

– Я пойду на палубу и посмотрю, что происходит, – сказал он. – А пока что не о чем особенно беспокоиться. Нам пока с погодой везло…

Руиз проложил себе дорогу через толпу запаниковавших Жертвенников. Он подумал, что человеческие существа иногда бывают очень и очень странными. Все эти мужчины и женщины утверждали, что они охотно и с радостью едут в бойни Лезвий Нампа, чтобы там умереть. И в то же самое время они панически боялись утонуть. Руизу казалось, что утопление – не самая непривлекательная смерть в сравнении с теми видами смерти, которые так часто встречались на Сууке.

На верхней палубе очень сильно качало, и Руиз крепко ухватился за поручни, чтобы посмотреть на темно-серую воду. Ветер переменился и дул от суши. На губах у него моментально налип песок, принесенный ветром из пустынь Нампа. Приближались сумерки, и он обнаружил, что ему трудно разглядеть, насколько высоки были волны, но ветер начинал выдувать из пены тонкие длинные языки.

«Лоракка» тяжело принимала такую погоду, она высоко вздымалась на волнах, переваливаясь между ними с борта на борт и постанывая от напряжений в слишком резко изгибающемся корпусе.

Руиз нахмурился и протер глаза. «Лоракка» плюхала вперед, вздымая пену после каждого столкновения с волной. Он подумал, что никто не знает, сколько сил осталось в костяке старой баржи. Наверное, ее владельцы отчаянно искали грузы и пассажиров, поэтому приняли даже фрахт от Жертвенников – что было весьма неутешительной мыслью. Ее моторы пока что ровно стучали, но он беспокоился о том, что случится, если она потеряет моторную тягу и окажется на милости волн.

Он почувствовал, что настроение у него падает и пессимизм овладевает им. Небо выглядело нездорово, словно в синяках, а условия значительно ухудшились даже за то время, что он вышел на палубу.

Знакомая ярость охватила его. Снова Руиз Ав оказался на милости сил, которые были совершенно вне его воздействия и влияния.

Он видел Гундерда в ярко освещенной рулевой рубке, но второй помощник показался ему очень занятым, он метался между компьютером, который прокладывал курс, и распечатками карты, его обычно веселое лицо было нахмурено и измучено.

Руиз подумал, не зайти ли ему в рубку. Может быть, у Гундерда будут какие-нибудь ободряющие новости. Однако капитан поставил возле рулевой рубки двух вооруженных матросов, видимо, таким образом застраховав рулевого и штурмана от того, чтобы истерические Жертвенники не стали бы врываться в рубку. Один из них увидел, как Руиз смотрит, и сделал прогоняющий жест своим нейронным кнутом.

Руиз сгорбился в своем уже промокшем наряде Жертвенника и спустился вниз, где он издал несколько невразумительных, но ободряющих звуков для своего окружения, и попытался не думать о том, что же будет, если погода будет по-прежнему ухудшаться.



По мере того, как надвигалась ночь, движение баржи становилось все более неуверенным. Дольмаэро снова начало тошнить, но он был настолько деликатен, что отполз наружу, прежде чем попытаться опорожнить свой и так уже опустошенный желудок.

Руиз попросил Мольнеха выйти с ним.

– Не давай ему перегибаться через поручни. Тогда мы его наверняка потеряем.

Мольнех весело кивнул. Из всех фараонцев он оказался самым приспосабливаемым.

Звуки рвоты уменьшились, унесенные воплями ветра.

Руиз сообразил, равно с беспокойством и с некоторой слабой надеждой, что он и Низа в первый раз за много времени были вместе наедине. Может быть, сейчас было самое подходящее время попытаться установить, что было не так – почему она была столь недоступна.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Нехорошо, – ответила она.

Голос ее был тусклым и невыразительным, она даже не подняла глаз.

Казалось, ей неинтересно разговаривать, но Руиз собрал воедино всю свою решительность. Сегодня они могут все отправиться на дно. Возможно, это их последний шанс выправить все отношения между ними. Он подвинулся немного поближе к ней, чтобы не кричать из-за ветра, и устроился, опершись спиной о стену стойла.

– Ты никогда мне не рассказывала, что случилось с вами в Моревейнике, – сказал он.

– А ты и не спрашивал, – ответила она.

Его ободрил еле слышный гнев в ее словах. Гнев был все же лучше, чем откровенное безразличие.

– А можно мне спросить сейчас?

Она посмотрела на него настороженными глазами.

– Хорошо. Что ты хочешь знать?

– Что случилось после того, как вас забрали из рабских казарм?

Она глубоко вздохнула.

– Убийца Реминт… Ты о нем знаешь?

– О да, – ответил он и подавил дрожь. – Я его знаю. Но он мертв, как я думаю.

– Правда? – она почти улыбнулась. – Я бы не подумала, что кто-то может его убить… Все равно, после того, как он вывел нас из казарм, он заковал нас в цепи и доставил к Кореане. – Она поерзала, ее руки сжимались и разжимались на коленях. – Она сунула меня в машину и стала задавать мне вопросы. Почему-то я не могла отказаться отвечать. Все происходило так, словно мой язык принадлежал ей. Мне пришлось все ей рассказать.

Руиз понял, что она чувствовала: это было чувство вины.

– Что ты, Низа, все в порядке. Ты не сделала ничего плохого. Очень трудно лгать при послойной ментоскопии – это требует многолетней практики, специальной подготовки.

– О! Ты умеешь это делать?

– Мне приходилось… В прошлом. Что было потом?

Она пожала плечами.

– Очень немногое. Реминт погрузил нас в свою лодку и увез нас в другое место. Мы ждали там, пока ты за нами не приехал.

– С вами плохо обращались?

– Я в камере была одна. В камере ничего не было, кроме постели и туалета, – ее красивые губы задрожали. – Я была совершенно одна.

– Прости, – сказал Руиз, – я прибыл, как только смог.

– Да? – голос ее снова был полон мерзкого подозрения.

– Да, конечно. А что ты хочешь этим сказать?

Сперва она не отвечала. Наконец она отвернулась и сказала почти равнодушно:

– Реминт сказал нам, что ты нас продал… а потом попытался купить себе свободу, сказав Кореане, где мы находимся.

– Не может быть! Нет!

– Он солгал?

– Да, – Руиз устало покачал головой. Ничего удивительного, что она казалась недоверчивой и холодной. – Я не имею ничего общего с тем, что вас похитили во второй раз. Это просто невезение.

– Вот как? – в голосе ее появилась внезапная легкость.

– Правда. Если бы я вас предал Кореане, то зачем мне было бы возвращаться туда за вами?

– Я не могла этого понять, – сказала она, – но я видела слишком много того, чего не могла понять с тех пор, как покинула Фараон.

Он улыбнулся. Помедлив, она улыбнулась тоже, и, хотя это была осторожная недоверчивая улыбка, он почувствовал себя лучше, чем за долгие прошедшие дни. Особенно сильное колыхание баржи бросило ее на его плечо. Она не сразу отпрянула, и на момент он насладился теплом ее тела, там, где они соприкасались.

– Значит, так, – сказала она, – а что случилось после того, как ты оставил нас?

– Это долгая история.

Она огляделась по темному стойлу.

– По-моему, у меня найдется несколько минут, чтобы ее выслушать.

– Ну что ж, тогда… – он рассказал ей, как попросил помощи у Публия, создателя чудовищ, который предавал Руиза при каждой попавшейся возможности, как он планировал заговор, который должен был кончиться тем, что Публий стал бы правителем Моревейника, как Реминт смертельно ранил Публия… Публия, который умер на третий день их путешествия…

Ценой помощи Публия было нападение на крепость Алонсо Юбере, который управлял анклавом генчианских уловителей умов.

Руиз рассказал ей о том, как он вернулся в казармы, где он их оставил, и обнаружил, что они исчезли.

Глаза ее стали немного ласковее и мягче.

– Я узнал, что Реминт вас забрал. Он установил для меня ловушку в фабулярии, – сказал он. – И он меня, надо сказать, поймал. Без усилия. Если бы не слепое везение, я до сих пор бы развлекал Кореану.

– Но ты убежал.

– Да, я проследил Реминта до лабораторий Публия и бросился на него из засады, когда он был ранен а не ожидал нападения. Он и так меня чуть не убил… Этот человек больше не был человеком. В любое другое время он бы легко меня одолел.

Руиз поежился. Когда он вспоминал убийцу, его теперешняя ситуация казалась не такой угрожающей.

– А потом?

– Я заставил Публия соблюсти наш уговор, в котором значилось, что он должен был помочь мне убежать из Моревейника. В городе что-то происходило, что-то, что заставляло пиратских владык Моревейника потерять голову… и эта баржа оказалась для нас единственным выходом.

Он замолчал, вспоминая события многих последних недель. Он не мог отделаться от представления, что его жизнь каким-то образом вышла из-под его контроля и теперь бежала все быстрее и быстрее по невидимым рельсам в бездну.

– Многое произошло, правда? – сказала наконец Низа, и он понял по тону ее голоса, что она не до конца убеждена. Но она все-таки разговаривала с ним, и это казалось ему большим достижением в сравнении с тем, что было.

Он мог бы попытаться продолжать беседу, но как раз тогда вернулись Мольнех и Дольмаэро, насквозь промокшие. Обычно красное и румяное лицо Дольмаэро было теперь серым, а губы его слегка посинели. Он тяжело опирался на Мольнеха и потом свалился на свою подстилку, дыша тяжело и с трудом.

Руиз встал возле него на колени и развязал шнурки его одежды. Дольмаэро посмотрел на него, глаза его были тусклыми от страдания.

– Мне думается, я скоро умру, Руиз Ав. Хотя в настоящий момент мне кажется более устрашающей мысль, что я буду жить дальше.

Старшина Гильдии очень тревожил Руиза, но он заставил себя улыбнуться.

– Это обычная реакция на морскую болезнь, но она редко бывает смертельной.

– Ох, нет, – сказал Дольмаэро слабо и закрыл глаза.

Руиз покрыл Дольмаэро всеми одеялами и простынями, которые ему за последние дни удалось собрать от Жертвенников, которые преждевременно выполнили ритуал самоубийства.

– Отдохни пока, – сказал он. – Чуть погодя тебе станет лучше.

Потом все стихло. «Лоракка» перекатывалась и ворочалась в корытах между волнами, а ветер поднялся до такого визга, что даже заглушил вопли Жертвенников.



Кореана Хейкларо, которая недавно проживала в гостинице «Черной Слезы» пряталась в вонючей стальной комнатенке глубоко под водами Моревейника. Она мрачно глядела в разбитый осколок зеркала, откинув назад взмокшие пряди спутанных волос. Она едва узнавала лицо, которое ей так дорого стоило. Ее красота пострадала за те дни, что ей приходилось прятаться от пиратских властителей, которые в своей саморазрушительной истерии превратили Моревейник в поле боя.

Кровь окрасила каналы и лагуны, а хищники маргары стали жиреть от всех тех трупов, которые падали на них с небоскребов.

По крайней мере, она была жива. И она могла утешаться своими фантазиями. Все они включали Руиза Ава, терзаемого различными вариантами острых, раскаленных добела, или колючих предметов.

В этот момент она была одна, если не считать ее раба и охранника Мокрассара. Огромное насекомообразное стояло спокойно и неподвижно в углу ее комнаты, ожидая дальнейших распоряжений. Мокрассар был ее самым большим достоянием в том, что у нее осталось, до тех пор, пока она не сможет благополучно вернуться в «Черную Слезу». Пока он ее слушался, она была в относительной безопасности.

Ее другая ценность, древний пират-киборг Мармо, уехал. Если ему повезет, он сможет распространить запрос относительно фараонских рабов, которых Руиз Ав у нее украл. Этот запрос пройдет по всем компьютерным сетям на невольничьи рынки Суука.

Рано или поздно Руиз их продаст. Потом она его найдет. Тогда она начнет сводить с ним счеты.

Время тянулось невыносимо медленно, но в конце концов Мармо вернулся.

– Ну? – сказала она с нетерпением.

Он устроился в самом сухом углу комнаты, его шасси потемнели от темно-коричневой пелены ржавчины.

– Я нашел тут еще действующий вход в компьютер, хотя там меня почти поджидала засада, которую оставили там фермеры гидропонных ферм. В любом случае, твой запрос уже введен в компьютер, хорошо это или плохо.

В его голове не было досады, но Кореана хорошо его знала.

– Это к лучшему, – сказала она твердо. Хотя, в глубине ее сознания, копились сомнения. – Я в конце концов его найду.

Голос Мармо стал еще холоднее.

– А потом что? Чем ты его купишь? Как ты его сюда доставишь?

Она открыла было рот, чтобы высказать немедленно злобное бессильное ругательство, но потом, словно из сырого затхлого воздуха, к ней пришла идея.

– Хороший вопрос, – сказала она, ясно улыбаясь.

Мармо, казалось, съежился, стал куском потрепанного металла и древней плоти.

– Мне это не понравится, правильно? – спросил он совсем другим голосом, почти шепотом.



Как раз перед полуночью Руиз проснулся от легкой дремы. Что-то изменилось. После минутной дезориентации он сообразил, что он больше не чувствует моторы «Лоракки» сквозь стальную палубу стойла.

Движение баржи изменилось, превратилось в медленное переваливание, причем каждый раз баржа угрожающе кренилась на бок при каждой волне.

Остальные тоже проснулись, хотя Дольмаэро выглядел немногим лучше, чем раньше.

Мольнех рискнул заговорить.

– Я ничего не знаю про лодки, Руиз, но такое, что сейчас делается, так и должно происходить?

– Наверное, нет, – сказал Руиз. – Но сейчас мы ничего не можем сделать.

Он подумал о том, что «Лоракка» несла только две спасательные шлюпки, которых должно было хватить только для экипажа. Может быть, ему следовало бы узнать, как обстоят дела. Он устало поднялся, схватившись за переборку, которая разделяла стойло.

– Подождите здесь. Пойду-ка я посмотрю, что происходит. Но будьте готовы по первому моему зову прибежать, или прибегайте тогда, когда вам тут покажется уж очень скверно.

Он пробрался вниз на, главную палубу и прижался к поручням с подветренной стороны. Баржа развернулась широким бортом к волнам, переваливаясь угрожающе на киле каждый раз, когда под ней проходила волна. Каждый раз зеленая вода ревела, перекатываясь через борт, и несколько Жертвенников было смыто волной. Их белые одеяния невозможно было отличить от гор пены, которая украшала гребни волн.

Руиз рассудил, что старая баржа рассыпается. Зловещие скрежещущие звуки доносились из ближайшей вентиляторной шахты, а обшивка палубы начинала выгибаться и ломаться. Казалось, только вопрос времени, когда баржа окончательно переломает свой хребет.

Словно для того, чтобы подтвердить его мнение, двое из членов экипажа незаметно встали возле лебедки, которая держала шлюпку по правому борту. Руиз был уверен, что под их зюйдвестками они прячут оружие. Видимо, они ждали прибытия остальных членов экипажа, прежде чем начать опускать шлюпку.

Руиз пробрался обратно, с силой расталкивая толпы запаниковавших Жертвенников. Множество раз ему пришлось пинками отгонять мужчин и женщин, которые цеплялись за него, бормоча молитвы.

Когда он добрался до стойла, он с облегчением увидел, что остальные приготовились к уходу, даже Дольмаэро, хотя Старшина Гильдии, казалось, нетвердо стоит на ногах.

– Снимайте ваши рясы, – скомандовал Руиз.

Под белыми одеяниями все они носили коричневые космические комбинезоны, которые не очень отличались от заурядной и разношерстной формы матросов баржи. Из своего тайника Руиз извлек маленький пластиковый осколочный пистолет – единственное дальнобойное оружие, которое он осмелился пронести мимо детекторов безопасности, которыми баржа была снабжена.

– Нам придется оставить большую часть наркоты, – сказал он с сожалением. Однако он закинул на плечо маленький узелок с дурманом – не мешало прихватить с собой хоть какой-то товар, если они собирались оказаться на суше, неплохо все-таки иметь хоть какой-то запас торгового добра, пусть и такого скверного.

Потом он стал показывать им дорогу на главную палубу. Мольнех и Низа поддерживали Дольмаэро с двух сторон, и только дважды они упали.

Он оставил их ждать в укрытии под трапом, пока он сам выбрался на открытое пространство, где бушевал шторм. К его великому облегчению он увидел, что спасательная шлюпка еще висела на талях. Двое членов экипажа караулили, поворачивая головы направо и налево в глубине своих капюшонов, словно они не могли понять, что заставляет экипаж так медлить.

Руиз взвесил в руке осколочный пистолет. Заряд в нем был минимальный. Ему придется очень экономно тратить его заряд.

Почему-то он почувствовал опасное нежелание действовать. Эти двое не причинили ему никакого вреда. Может быть, он даже сыграл с ними несколько дружеских партий в кантерип. Но они стояли между ним и возможностью выжить. На самом деле, разве у него был выбор?

Руиз вздохнул. Запястьем он оперся о поручень, сделанный из трубы, чтобы не дрожала рука. Он дождался паузы, которая всегда наступала в перерыве между волнами, и всадил осколочную очередь в ничего не подозревающие головы.

В хаосе, который бушевал на палубе, никто не заметил, как они упали. Руиз выскочил вперед и подбежал к телам, прежде чем они успели подкатиться к леерам. Эти двое были вооружены только нейронными кнутами, поэтому их оружие было бесполезно для Руиза, однако он поспешил содрать с них зюйдвестки. Он подождал, пока придет новая волна, и столкнул оба тела в море.

Под трапом он сунул одежду с моряка поменьше Мольнеху.

– Надевай! – он надел другой комплект, на ходу объясняя план. – Мольнех и я притворимся, что мы охранники. Дольмаэро и Низа сядут в лодку и будут похожи на членов экипажа, которые поспешили занять места пораньше. Когда покажется следующая группа, мы возьмем их с собой. Я не моряк. Нам нужен будет человек, который понимает в навигации.

– Мы выживем в этом кошмаре? – спросила Низа.

Ему стало неожиданно весело, он почувствовал себя увереннее, как человек, который вернулся на знакомые территории.

– Почему бы и нет?




2


Пятеро членов экипажа бегом, запыхавшись, скатились с боковой палубы только на миг позже, чем Низа и Дольмаэро смогли усесться на центральной банке лодки и закутаться в кусок парусины, который делал их неузнаваемыми.

– Что мне делать? – прошептал Мольнех.

– Ничего, пока я тебе не скажу, – Руиз держал свое осколочное ружье наготове под зюйдвесткой.

Из всех пяти Руиз узнал только второго помощника Гундерда, который придерживал лодку, пока его люди садились в нее, потом он сам вскочил.

– Давай майнай! – завопил он. – Она отправляется, и конец!

Видимо, в этой кошмарной тьме он не узнал Руиза.

Руиз пожал плечами и забрался на борт, подав руку Мольнеху и помогая ему взобраться.

Гундерд немедленно подошел к корме и отцепил придерживающие лодку тали. Он показал жестом Руизу, чтобы тот сделал то же самое на носу.

– Когда дам знак, майнай помалу, – прокричал он.

Один из экипажа, мальчик с широко раскрытыми огромными глазами, запротестовал.

– А как же капитан и остальные, которые стоят на вахте?

– Для них уже слишком поздно, парень, они на той стороне, куда падают сейчас самые сильные удары волн. Может быть, и для нас-то слишком поздно. Джерик, заводи мотор, – Гундерд посмотрел на Руиза. – Готов?

Руиз кивнул, стягивая поближе к лицу свой капюшон, словно хотел уберечься от летящих брызг, а на самом деле для того, чтобы спрятать лицо как следует. Однако брызги и ветер летели так сильно, что щекам было больно, поэтому его жест не вызвал подозрения.

Гундерд выждал, пока баржа не накренилась на их бок, так, чтобы они оказались как можно дальше от ее борта.

– Майнай помалу!

Руиз дал возможность веревке свободно сбегать по лебедке, и спасательная шлюпка шлепнулась в море с сокрушительным грохотом. Гундерд и Руиз отдернули прочь все, что крепило лодку к борту, и спасательную шлюпку отнесло волной прочь от стальной стены борта тонущей баржи.

– Молодец, Джерик, – сказал Гундерд рулевому, высокому костлявому человеку с лицом, покрытым шрамами. – Гони – ее подальше от баржи. Постарайся двигаться в такт волнам. Но смотри, как бы не попасть в водовороты.

– Есть, сэр, – ответил Джерик, но без особого энтузиазма или беспокойства.

Руиз оглянулся. «Лоракка» уже удалялась во тьму, огни ее тускнели. Он больше не мог расслышать вопли Жертвенников, и ему пришло в голову, что завывание ветра звучит приятнее для ушей, как-то чище, легче.

Ход у спасательной шлюпки был быстрый, но она подскакивала на волнах, и немного холодной воды попадало на борт. Казалось, что на данный момент они настолько в безопасности, насколько вообще можно было надеяться в таких условиях. Он покрепче стянул на себе зюйдвестку и устроился рядом с Мольнехом.



Пока заря не окрасила гребни волн розовым, Гундерд даже не понимал, кто они такие.

К этому времени буря слегка стихла, и волны уже не были столь крутыми. Гундерд поднялся с сиденья и крепко ухватился за радиомачту, чтобы оглядеть горизонт. Когда глаза его скользнули по Руизу Аву, он в изумлении дернулся.

– Ты не Дринсл, – закричал он и вытащил нейронный кнут из кармана куртки.

– Нет, – признал Руиз. Он вытащил из кармана свое осколочное ружьецо и откинул назад капюшон. – Успокойся.

Рот Гундерда от изумления сам разинулся.

– Руиз Ав? Это ты? А где же твое одеяние Жертвенника? – еще одна мысль пришла в голову второму помощнику. – Вернее сказать, где же Дринсл и Модок?

Руиз пожал плечами и посмотрел на бушующие волны.

Гундерд плюхнулся на скамейку, видимо его изумление было так тяжело для него, что он не мог выдержать его на ногах. Руиз неподвижно держал прицел осколочного пистолета.

– Мне придется попросить тебя выбросить твой нейронный кнут за борт, Гундерд.

Гундерд ответил не сразу.

– Руиз Ав. Так, значит. Как странно. Может, ты пират, это твои сотоварищи по разбою?

Руиз резко показал ему пистолетом:

– Брось кнут, Гундерд. Ну-ка.

– Ладно, как скажешь, Руиз. – Гундерд бросил кнут прочь, словно он был таким раскаленным, что невозможно было удержать его в руке.

Руиза привлекло выражение лица матроса Джерика, который смотрел на него от своего места возле рулевого весла. Глаза Джерика пылали внезапной ненавистью. Может быть, один из погибших членов экипажа был его особым другом? Руиз решил разоружить экипаж погибшей «Лоракки».

– Мольнех, – сказал он, – обыщи их старательно и держись подальше от моей линии огня. Оставь при себе их ножи. Все остальное, что может быть опасно, выкидывай за борт.

Мольнех ловко пробрался на корму, и в один миг его ловкие пальцы фокусника дочиста обобрали остальных. Множество нейронных кнутов, медный кастет, древний железный кинжал полетели в море. От повара Эйндиукса Мольнех забрал маленькую серебряную дудочку, украшенную затейливой красивой резьбой. Он вопросительно поднял ее над головой.

– Дай посмотреть, – сказал Руиз.

Мольнех бросил ему дудочку, и Руиз внимательно осмотрел ее. Она показалась ему совершенно безобидной, в ней он не мог усмотреть никакой скрытой возможности послужить оружием. Резьба, как оказалось, изображала грудастых русалок с похотливо-кокетливыми минами. Руиз бросил дудочку обратно повару, который ответил благодарной улыбкой.

Мольнех вернулся обратно с горстью складных ножей.

Руиз стал думать, как лучше ему справиться с экипажем. Если они хотят выжить, они понадобятся друг другу. Кроме того, ему тоже придется иногда спать.

– Я не хочу причинять вам никакого вреда. Мне очень жаль ваших друзей, но в тот момент не было времени разводить дебаты.

Гундерд устало потер глаза, покрасневшие от соленых брызг.

– А тебе, в свою очередь, не было никакой нужды их убивать. Я бы и так дал твоим людям и тебе места в лодке.

– Я ценю твои слова, Гундерд – но я не знал, что это твоя лодка. Первым мог прийти капитан. Я не уверен, что мог бы рассчитывать на его щедрость.

– Понял, твоя точка зрения ясна, – сказал Гундерд. – Ну ладно, что ты собираешься с нами делать?

– Ничего ужасного или страшного. Когда мы достигнем суши, то пойдем каждый своей дорогой.

– А-а-а-а… когда доберемся до суши, – Гундерд сказал это с кислой улыбкой и больше не отзывался ни словом.

По мере того, как светало, Руиз посматривал на остальных. Он не знал мальчика и не мог вспомнить Джерика. Но, может быть, этот матрос не играл в карты. Четвертый силуэт в зюйдвестке принадлежал женщине со сгорбленными плечами и грубым брыластым лицом, которая пока что, казалось, погрузилась в какой-то глубокий безнадежный транс. Он не помнил, как ее зовут, но она присутствовала на многих играх в кантерип как болельщица. Последним из выживших, кто сел в эту лодку, был кок корабля, крохотный сморщенный человечек с кожей не столько загорелой, сколько оранжевого странного оттенка и длинной седой косичкой. Звали его Эйндиукс, он говорил на языке, которого никто из экипажа не знал и не понимал. Если Эйндиукс и знал хотя бы слово из пангалактического торгового диалекта, он считал для себя удобным не признаваться в этом ни за что.

Эйндиукс часто бывал предметом жалоб Гундерда на «Лоракку».

Руиз вздохнул. Компания в спасательной шлюпке собралась явно неподходящая. С другой стороны, перспективы у них были все-таки получше, чем у всех остальных, которые плыли на «Лоракке», а теперь опускались в темные воды, превратившись в рыбий корм.

Ветер теперь явно стихал. Руизу больше не приходилось кричать, чтобы его услышали. Вскоре, наверное, станет возможным проложить курс к берегу.

– Гундерд, – сказал он, – иди, сядь со мной рядом и скажи мне, что ты теперь планируешь делать.

Гундерд пожал плечами и подполз поближе, чтобы сесть на скамье возле Руиза.

– Похоже на то, что командуешь ты, Руиз, – он кивком головы показал на осколочное ружье. – Чего ты хочешь?

Руиз засунул осколочное ружье за пояс.

– Нет-нет. Я просто старался предупредить поспешные порывы с обеих сторон. Командуешь здесь ты. Теперь скажи мне, куда мы поплывем? – Руиз посмотрел на море, по которому все еще пробегали волны. На них накатила огромная волна, так что лодка несколько раз поднялась и опустилась страшными скачками, так что захватывало дух и становилось холодно в животе. Однако опасности, казалось, больше не было.

– Не направиться ли нам прямо назад, к берегу?

Гундерд хрипло рассмеялся.

– Не самая хорошая идея, разве что вы и впрямь Жертвенники. Нас отнесло гораздо восточнее от границы Нампа. Без «Лоракки» и ее груза для этих зверей, да еще без взрывных орудий «Лоракки» мы просто станем очередным грузом мяса для Лезвий.

– Тогда куда нам?

– Ну… – Гундерд задумчиво потер физиономию, украшенную бакенбардами, – нас поджидают трудности во всех направлениях. Во-первых, владельцы «Лоракки» были недальновидны настолько, что в это просто не верится. Батарея питания спасательной лодки очень стара и слаба. Скоро она перестанет давать нам ток.

– Как насчет радио? – спросил мальчик.

Гундерд с жалостью поглядел на него.

– Это же Суук… Кого нам вызвать?.. Так где же это я остановился? Ах, да. Есть, разумеется, на крайний случай такелаж и парус. Но я боюсь, что лодка окажется не маневренной. Вернуться в Моревейник вопреки ветрам и течениям… невозможно.

– Значит? – Руиз почувствовал, как возвращается к нему знакомый уже пессимизм.

– Мне видятся две возможности. Мы можем плыть дальше на восток, пока не проедем до конца территорию Нампа. На этом пути нас во множестве поджидают опасности. Охотники на маргаров часто заходят в эти воды, и если они нас поймают, то продадут на первую же галеру Нампа, если только не оставят себе женщин. Часто с моря дуют ураганы, и они могут вынести нас на берег Нампа. Как только мы окажемся за пределами нампских земель, там берег пустынный и ненаселенный более чем на тысячу километров, если не считать Замка Дельт. – Гундерд сделал странный любопытный жест большим и указательным пальцами, который, как понял Руиз, оберегал от любого дурного глаза и зла, которое может притянуться к человеку при любом упоминании Замка Дельт, который тренировал наемников, убийц и надзирателей для Сид-Корпа.

Руиз покачал головой.

– А если мы переживем все это?

– Ну, тогда мы в конце концов доплывем до ярмарочного городка в устье реки Соаам, где можно пересесть на что-нибудь, идущее на юг.

– А как насчет другой возможности?

– Мы можем направиться на северо-восток. Если нам немного повезет, мы можем через день-два добраться до Архипелага Дайерак. Ты про эти острова что-нибудь знаешь?

– Кое-что, – ответил Руиз мрачным голосом.

Гундерд кивнул.

– Вижу, что знаешь. Значит, у островов тоже свои опасности. Даже если мы сможем достичь свободной территории прежде, чем пираты, каннибалы или религиозные сектанты нас схватят, нам придется, возможно, долго ждать, прежде чем нам удастся попасть на безопасный транспорт. Где, кстати, ты надеялся в конце концов высадиться?

– Я бы хотел убраться с Суука вообще, – сказал Руиз.

Гундерд приподнял свои кустистые брови.

– Вот как? Ладно, удачи тебе.

– Спасибо, – ответил Руиз. – Так какой курс ты посоветуешь?

– Ни один из них не кажется мне столь уж соблазнительным. Но мне кажется, что на островах у нас больше шансов, хотя и их не так много.

– Согласен, – ответил Руиз.

Гундерд отдал приказ Джерику. Спасательная шлюпка слегка развернулась и принялась усиленно пропахивать волны.



Когда ветер немного стих, на воде поднялась такая рябь, что лодка стала бурно качаться. Дольмаэро снова охватила морская болезнь. Он вцепился в борт.

Руиз уселся возле Низы, откуда он мог ненавязчиво следить за остальными членами экипажа на корме. Он снова открыл для себя, что тепло ее близости приносит ему яркое незамутненное удовольствие.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Немного получше, – сказала она. – А ты?

– Со мной все в порядке, – действительно, настроение и самочувствие у него были куда лучше, чем можно было ожидать по ситуации.

Она кивнула ему головой, не улыбаясь. Он сообразил, что она до сих пор не простила ему то, как невольно он подверг ее таким испытаниям в Моревейнике. Он велел себе быть терпеливым. Почему он требовал от нее, чтобы она немедленно забыла все неприятные моменты, которые ей пришлось пережить с тех пор, как они вместе? Ловушка-лодка Кореаны, «Черная Слеза», подземелья Моревейника – это все вряд ли можно было назвать романтическими уголками. Он очень давно обещал ей, что они убегут из этого страшного мира, – и вот они сидят здесь, дальше от своей цели, чем когда бы то ни было.

Воцарилось молчание, во время которого солнце начало проглядывать через тучи, застилавшие небо.

– По крайней мере, погода стала получше, – сказала она.

– Да.

Она оглядела спасательную шлюпку и фыркнула.

– Но ситуация сбивает меня с толку. То мы летаем на чудесных летающих машинах, где моторы совершенно почти бесшумны. А теперь переваливаемся в этом грубом и ненадежном приспособлении, таком опасном. Это кажется непоследовательным.

– Так и есть, – ответил Руиз. – Непоследовательность совершенно обычна в большинстве миров. Фараон не такой просто потому, что там район, где могут жить люди, очень мал. Но Суук велик, и обстоятельства на нем складываются по-разному. Кое-какие племена на Сууке одеваются в звериные шкуры и вытачивают кремневые ножи. А другие управляют такой техникой, о какой я даже и мечтать не могу.

– И все-таки это кажется странным, – сказала она. – Ты можешь мне сказать, куда мы направляемся?

– К островам, которые лежат далеко от основного берега. – Ему бы очень хотелось остановить свои объяснения на этом, но она и сама посмотрела в сторону, словно не собиралась слушать дальше. – Острова Дайерак.

– А что такое «остров»?

– Маленький кусочек суши, со всех сторон окруженный водой.

– Он качается на волнах, как лодка? – она спрашивала осторожно, словно боялась, что он сочтет ее невежество смешным.

– Нет-нет. Большая часть островов крепко приклеена к морскому дну. Некоторые бывают очень большие, а другие – просто скалы, которые едва виднеются из воды.

– А эти… Дайерак? На что они похожи? Твой друг что-то не горел желанием туда попасть.

– Нет, – признал он честно, – на некоторых островах живут опасные люди.

Она фыркнула снова.

– А есть ли хоть одно место в этом ужасном мире, где не живут опасные люди?

– Наверное, нет, – ответил он. – Наверное, нет.



Кореана купалась в золотой и серебряной ванне Юбере, наслаждаясь горячей ароматной водой… и своим успешным захватом крепости. Войска Юбере самым жалким образом обрадовались, когда она пришла и взяла командование в свои руки. Она просто пришла к шлюзу безопасности, словно у нее были все права, чтобы войти. Они быстро подчинились ее присутствию и ее уверенности в своих силах.

Тот факт, что Юбере с радостью принимал ее в крепости в ее последний приезд сюда, то, что он так щедро и без оговорок разрешил ей воспользоваться своим братом Реминтом, что Юбере относился к ней как к важному союзнику… все это заставило людей Юбере ухватиться за ее приход, относиться к ней как к спасительнице. Их особенно впечатлил ее Мокрассарский раб-охранник, ведь он был более породистый, чем тот, которого Руиз Ав, видимо, прикончил в ходе убийства Юбере. Они усмотрели признак благоприятной судьбы в превосходстве ее Мокрассара.

Юбере, очевидно, считал себя бессмертным и не сделал никакой попытки назначить или выбрать себе преемника. Вместо этого он предпринял всяческие усилия, чтобы выбить подобные мысли из головы своих приспешников.

– У паранойи есть свои преимущества, – сказала она поворачиваясь на бок. Пальчиками она провела по силуэтам черных опаловых бабочек, вделанных в спинку ванны.

– Что? – спросил Мармо, который в этот раз наблюдал за ней, вместо того, чтобы играть со своими процессорами.

– Ничего, – ответила она и провела руками по своему прекрасному телу, радуясь собственной красивой плоти. Неужели глубоко под слоем металла старый киборг хранил искорки эротики и сексуальности?

Она рассмеялась и нырнула по самый подбородок.

– Похоже, ты совсем развеселилась, – сказал Мармо. – Это почему же? Положение все еще кажется мне весьма опасным.

– Ты слишком много волнуешься и суетишься, Мармо. Твоя кампания по распространению слухов блистательно преуспела. Пираты ищут свое великое сокровище где угодно. Особенно в карманах друг у друга. Они сводят старые счета, они шпионят друг за другом, они вынюхивают след Руиза Ава. Никто не подозревает нас, по крайней мере, никто не подозревает нас больше, чем всех остальных.

– Так не может долго продолжаться, – сварливо сказал Мармо.

Она снова рассмеялась и потом не обращала на него внимания.



В полдень Гундерд распределил между ними еду из аварийных запасов лодки: сушеная рыба, крахмалистое печенье, таблетки глюкозы с фруктовым вкусом и ароматом.

– Мы не высохнем от жажды и голодать не будем… пока что, по меньшей мере, – сказал он. – Лодка была рассчитана на двадцать человек. А водяная установка хорошо работает.

Они ели молча. Все, кроме Дольмаэро, который отдал свою долю Мольнеху. Женщина из экипажа теперь казалась кататоником.

Когда Руиз покончил с едой, он решил сделать дипломатический жест.

– Гундерд, может, нам всем надо получше познакомиться? Представь мне своих людей.

Обе группы людей посмотрели на него, словно его вдруг обуяло непонятное безумие. Но наконец Гундерд криво усмехнулся.

– Если тебе так угодно, Руиз… Ну… этот представитель растительного царства – Марлена, наш казначей, – сказал он, похлопывая женщину по плечу. – Она пошла в рейс последний раз перед выходом на пенсию. И, знаешь, она была уверена, что нас ожидает какая-то катастрофа с того самого момента, как мы вышли из Моревейника. Разумеется, она точно так же боялась и каркала каждый рейс перед этим, но, поскольку это должен был быть ее последний рейс, все это казалось совсем уж смехотворным. Ирония судьбы.

Гундерд махнул рукой в сторону мальчика.

– А это Свин – образец юнги и стюарда, племянник нашего покойного капитана и страшный бездельник. Он не знает ничего сколько-нибудь существенного и страшно этим гордится.

Свин неуверенно улыбнулся.

– Кок Эйндиукс в представлении не нуждается, кроме как можно сказать, что нам крупно повезло в том, что на борту нет никакой возможности готовить. Иначе наши шансы выжить значительно уменьшились бы.

Эйндиукс, услышав свое имя, резко кивнул, его косичка заскакала по спине.

– Наконец, Джерик, крепкий здоровый моряк и один из немногих компетентных членов экипажа покойной «Лоракки». Кроме того, в настоящий момент он твой смертельный враг. Его любовник Модок был один из тех, кого ты скормил рыбам.

Со своего места возле рулевого весла Джерик смотрел на Руиза со странной гримасой, оскалив зубы. Глаза его горели.

Руиз подумал, не стоит ли ему выразить свои соболезнования, но потом отказался от этого. Джерик примет его слова с тем презрением, которого они и заслуживают, а Руизу от этого не будет никакой пользы или толка.

– Мы рады познакомиться с вами, – бодро сказал Руиз. – С таким экипажем мы наверняка выживем. – Слова его даже для его собственных ушей прозвучали пусто и блекло, поэтому он поморщился, но все же продолжал, как можно искреннее. – Теперь я представлю моих друзей.

Он показал на Мольнеха.

– Это Мольнех, Мастер-фокусник с Фараона, где воспитываются все самые лучшие фокусники пангалактики. Потом он покажет нам какие-нибудь волшебные трюки, чтобы убить время.

Мольнех театрально поклонился, обнажив зубы в своей усмешке черепа.

– А это Дольмаэро, Старшина Гильдии на Фараоне, человек одаренный во всех областях: он достоин доверия, умен, храбр. Хотя ему пока что нехорошо, мы можем полагаться на его разумные советы.

Дольмаэро оторвался от поручня и сделал слабый приветственный жест.

Руиз коснулся плеча Низы.

– А это Низа, принцесса с Фараона, – он едва не добавил «и моя возлюбленная», но вовремя удержался.

Низа холодно кивнула и снова посмотрела на море, словно ожидала найти что-то интересное в бурных серых волнах.

Кустистые брови Гундерда дергались от любопытства.

– А ты сам, Руиз Ав? Ты-то что за человек?

Руиз пожал плечами.

– Вам известно, как меня зовут. Я, можно сказать, всего понемножку. Я пробовал заниматься разными вещами и ни в одной из них не достиг совершенства.

Гундерд с сомнением посмотрел на него, а фараонцы удивленно переглянулись. Но сперва никто не захотел протестовать против такой заниженной самооценки Руиза.

Но потом Низа дернула головой и заговорила.

– Руиз Ав слишком скромничает. Я устала слушать, как он лжет, хотя он делает это поразительно хорошо. Он прославленный внедритель законов Лиги Искусств и наемный убийца. Он убил больше людей, чем может пересчитать, любил больше женщин, чем может вспомнить, прожил больше лет, чем хотел бы признать. Недавно он убил самого могучего человека в Моревейнике… Его последнюю жертву звали Реминт.

Рты пораскрывались, и глаза выпучились из орбит. Особенно большое впечатление слова Низы произвели на Гундерда. У него было такое же выражение лица, как у ребенка, который играл себе с безобидным садовым ужом, а тут ему кто-то возьми и скажи, что это смертоносная гадюка.

– Я и понятия не имел, – сказал он медленно. – Ты уверена? У Реминта еще та репутация, не сказать бы хуже.

Руиз смущенно переминался с ноги на ногу, изумленный дерзостью Низы в ее высказываниях. Он предпочел бы представиться чем-нибудь пониже и попроще.

– Она немного преувеличивает. Реминт может быть и умер, но я его трупа не видел. В любом случае, я порвал со своей прошлой профессией.

Гундерда, похоже, трудно было убедить.

– Скажи это Модоку и Дринслу.

Руизу оказалось трудно защищать свои поступки и отстаивать свою правоту. Двое членов экипажа, которых он убил, не были солдатами. О них нельзя было сказать, что они погибли в какой-нибудь законно объявленной войне. Правда, они сами отнюдь не были убежденными гуманистами. Они занимались тем, что переправляли человеческие существа навстречу страшной судьбе в руках каннибалов. И все-таки, Жертвенники сами мечтали о том, чтобы кончить жизнь в бойнях Лезвий Нампа – и это был Суук, не надо забывать об этом.

Нет, его единственное оправдание шло от единственного соображения: он уже убивал и станет убивать снова и снова, если только это позволит Руизу и Низе прожить еще хоть чуть-чуть.

– Мне очень жаль, что они погибли по моей вине, – сказал Руиз. – Если бы ты был на моем месте, ты бы поступил иначе?

– Может, и нет, – сказал, помолчав, Гундерд.

Потом долго никто не заговаривал. Остатки экипажа «Лоракки», казалось, переваривали сведения, которые Низа выпалила им. Они теперь смотрели на Руиза с большей настороженностью, даже Джерик. Может быть, это было и к лучшему. На сей раз, они, может быть, не один раз подумают, прежде чем замышлять против него какое-нибудь предательство. Может статься, поспешные заявления Низы могут обернуться положительной стороной.

Джерик вел лодку на северо-восток, через волны, которые становились все меньше.



К середине дня ветер спал до легкого бриза, который едва способен был рябить спинки небольших волн, оставшихся после шторма. Солнце наконец проглянуло на небе, и только несколько перистых облачков теперь виднелись на зеленовато-сером небе.

Руиз сидел на корме, глядя, как какая-то морская птица кружит возле мачты. Он вспоминал прежние, не такие сложные времена: пыльные дороги Фараона, Искупление в Биддеруме, казармы-стойла в «Черной Слезе», где он ухаживал за Низой, пока к ней не вернулись жизнь и здоровье, и где они стали любовниками, обитые шелком апартаменты Кореаны, где он и Низа провели самые долгие дни вместе… и как самое сладкое воспоминание проплывало перед ним их путешествие на барже по девственно нетронутой природе в Моревейник.

Ему пришло в голову, что никогда прежде он не наслаждался этими прошлыми сладостными днями. В то время он был так полон напряжения, так готов к немедленному действию и возможному насилию, так чутко он прислушивался, не приближаются ли враги, что лучшие дни прошли как бы мимо него, оставив только краткие воспоминания, совсем не такие насыщенные, какими были те мгновения. Разумеется, и он, и Низа были живы именно благодаря его тогдашней безжалостной сосредоточенности, так что, может быть, он заключил с жизнью честную сделку. Он подумал о той звездной ночи на барже, когда он лежал в объятиях Низы. Он вспомнил, как подумал тогда, что, если ему предстоит умереть в этот момент, он хотел бы именно тогда распрощаться со своей странной и запутанной жизнью – что в такой смерти можно найти спасение от дальнейшего зла.

Руиз сердито встряхнул головой. Такие мысли были как медленный яд. Это слабость, которая могла украсть их будущее с Низой, такое же счастливое, как те моменты. Он должен держаться за свое предательство, за свою чуткость и настороженность, за свою жестокость. Пока не придет время, и эти качества не окажутся для них бесполезными, пока они наконец не смогут убежать с Суука и не вернутся в какой-нибудь менее опасный мир.

Он смотрел на нее, спящую, голова ее покоилась на сложенных руках, черты лица только смутно виднелись сквозь упавшие пряди спутанных черных волос. Он видел только тонкие сильные плечи и такую беззащитную, плавную линию шеи. Он чувствовал, что ему перехватило дыхание, им овладела такая нежность и такая грусть, что глаза его наполнились слезами. Он был потрясен. Он не плакал с самого давно забытого детства.

Его отвлекла внезапная перемена в шуме мотора лодки, которая моментально потеряла скорость и стала издавать неприятный скрипучий звук.

– Что случилось? – спросил он Гундерда, который подскочил к кожуху мотора и рывком распахнул его.

Гундерд только невразумительно крякнул и нырнул головой в машинное отделение.

Мотор заглох. Из отделения донеслась серия капризных щелчков, а потом Гундерд вылез, и лицо его было перемазано черной смазкой.

– Скис, – пробормотал он.

– Машина скисла. В конце концов подвела нас не батарея.

– И что теперь? – спросил Свин, мальчик на побегушках и юнга, который вдруг стал выглядеть гораздо моложе своих и так юных лет.

– А теперь мы поднимем парус и будем богу молиться, чтобы ветер не стих.

Руиз помог Гундерду вытащить из рундуков части для такелажа и парус. Потом они вместе собрали мачту для паруса, вставляя отдельные части в надлежащие разъемы, и поставили коричневый полотняный парус. Гундерд прикрепил его как следует к мачте, и лодка пошла вперед, хотя и гораздо медленнее, чем раньше.

Руиз заглянул через плечо Гундерда, пока тот возился с маленьким навигатором лодки.

– Тока осталось ровно настолько, чтобы эту фитюльку заставить работать несколько часов, – сказал он, подстраивая масштаб на маленькой электролюминовой машинке. Тонкий коричневый палец Гундерда уткнулся в несколько волнистых линий в верхнем правом углу экрана.

– Это вот край шельфа Дайерак, – палец пополз вниз. – А это мы.

Их положение отмечала маленькая зеленая точка в двухстах километрах от побережья Нампа.

Гундерд выключил экранчик.

– Мы будем экономить ток, пока не заберемся в рифы. Тут уж наше вождение должно быть аккуратным, лоцмана-то нет, – ухмыльнулся он. – На радио тока уже не хватит, но тут потеря невелика, поскольку пока что наши возможные спасители – те, у кого длинные зубы, ненасытные животы и страшные аппетиты.

Руиз улыбнулся ему в ответ.

– Ты всегда был философом?

– Всегда. Но вернемся к нашим делам… Можешь вести лодку по курсу?

– Более или менее.

– Хорошо! – Гундерд рассеянно похлопал Руиза по плечу. – Встанешь на вахту у руля? Джерик и я менялись с тех пор, как «Лоракка» затонула, и мы оба устали. Надеяться на Свина нельзя. Он совершенно ненадежен. Так вот дадим ему руль – и окажется, что мы просыпаемся и плывем прямо В пасть Лезвиям. А Марлена вроде как с нами только телом, но не духом. Эйндиукс… ну, он такой, какой есть. Что бы это ни означало.

– Думаю, ты прав, – ответил Руиз.

Он тоже устал. Ему не хотелось испытывать сдержанность Джерика на такой ранней стадии знакомства. Поэтому он не мог отказаться выполнить свою долю обязанностей. Такое отношение могло только вызвать к нему новую волну скверного отношения.

Он перешел на корму и взял рулевое весло у Джерика, который отпустил рукоять с еле сдерживаемой гримасой ненависти. Моряк прошел к середине лодки, где он злобно уставился на фараонцев, прежде чем устроиться на дне лодки. Дольмаэро, который, казалось, стал понемногу оправляться от морской болезни, ответил ему сдержанным взглядом. Мольнех весело ухмыльнулся и кивнул головой в знак приветствия.

Низа, которая проснулась, когда Гундерд стал осматривать мотор, сперва посмотрела на моряка непонимающим сонным взглядом, а потом презрительно. Она нетвердыми ногами перешла через всю лодку и уселась рядом с Руизом. Он не мог удержаться от улыбки.

Но потом его внимание привлек блеск в глазах Джерика под глубоко надвинутым капюшоном, и он увидел, как по лицу матроса разлилось выражение мерзкое и понимающее, когда он перевел глаза с Руиза на Низу. Холодок пробежал по спине Руиза, и он стал думать, как лучше справиться с матросом. Рано или поздно ему придется поспать, и что тогда?




3


Руиз вел лодку до тех пор, пока сумерки не окутали волны. Ветер весь день дул с запада, и лодка поразительно быстро пробиралась к цели, прорезая в море кипящие следы.

Когда Гундерд сменил его, Руиз взял Низу за руку и повел ее вперед, на нос. Дольмаэро сидел на самом носу, глядя на кроваво-золотой закат. Старшине Гильдии, казалось, стало совсем хорошо. Может быть, то, что под парусом лодка двигалась спокойнее и легче, помогло ему прийти в себя. Руиз испытал огромное облегчение: ему не хотелось бы потерять успокоительное присутствие Дольмаэро.

– Итак, – спросил Дольмаэро, когда они все уселись, – как наши дела?

– Довольно неплохо, – сказал Руиз.

– В каком смысле наше положение может ухудшиться? – спросил Дольмаэро. – Я не хочу, чтобы мои слова прозвучали как неблагодарность, но мне хотелось бы знать, какие новые пытки нас ожидают. – Руиз увидел, что Старшина Гильдии еще далек от прежнего спокойствия и равновесия духа. Обычно Дольмаэро никогда не говорил с такой горечью.

– Собственно говоря, я вскоре ожидаю не ухудшения, а улучшения, – сказал Руиз. – По крайней мере, мы живы, чего нельзя сказать о тех, кто путешествовал на «Лоракке».

– Да, – сказал Мольнех, – давайте будем благодарны за это.

Руиз кивнул. Он страшно устал. Если он вскоре не отдохнет, то его способность ориентироваться в ситуации самым опасным образом расслабится.

– Послушайте, – сказал он, – мне надо поспать. Вам придется по очереди следить за экипажем. Особенно за Джериком. Остальные, может быть, вполне безопасны. Дольмаэро, ты должен отвечать за распределение вахт. Когда я снова понадоблюсь Гундерду у руля, он вам скажет. Вы меня разбудите. Не подпускайте ко мне ни его, никого либо другого их экипажа.

Он устроился на дне, там, где изгибы досок образовывали уютный изгиб, и заснул почти немедленно.



Когда он проснулся, в воздухе витала такая страшная опасность, что он почувствовал ее физически. Кроме того, по нему перекатывались чьи-то тела, он сперва даже не понял, чьи. Он вскочил, отразив удар ближайшего, но в последний момент изменил направление удара так, что его кулак пришелся по обшивке спасательной шлюпки, не причинив никому никакого вреда. Он не мог сказать, кто именно на него напал, и вообще, может, на него не напали, а защищали.

Прежде чем он мог разобраться в ситуации, что-то ударило его по затылку, и он свалился на дно лодки. Его последним чувством было несказанное удивление, что его так легко одолели.

Когда к нему вернулось сознание, он все еще был удивлен. Хотя теперь его удивляло то, что он до сих пор был жив. Он все еще лежал на дне, но голова его лежала на коленях Низы. Она смотрела на него и с облегчением, и с тревогой.

Дольмаэро наклонился над ним.

– Наконец ты пришел в себя. Хорошо. А то мы уже боялись, что потеряли тебя.

Руиз попытался поднять голову, потом посмотрел на корму. Правил Гундерд. Он сделал ему кокетливый приветственный жест. Юнга Свин сжался в комочек возле второго помощника, лицо его напряглось и побелело. Эйндиукс смотрел вниз, на свою флейту. Он выглядел задумчиво и серьезно.

Руиз посмотрел на нос. Мольнех сидел на веслах, усмехаясь со своим обычным апломбом.

Джерика нигде не было видно. То же самое можно было сказать и о казначейше, впавшей в кататонию.

– Что случилось? – прохрипел он.

Дольмаэро пожал плечами.

– Никто из нас не понимает этого полностью. Но у Гундерда твой маленький пистолетик, и он забрал наши ножи.

– На нас напала команда? Кто стоял вахту?

– Я, – ответил Дольмаэро. Он посмотрел под ноги, явно пристыженный. – Но я смотрел вверх, на звезды, когда все это случилось. Кто-то набросил на меня брезент и свалил меня. Когда я выпутался и встал, все уже кончилось.

– Что кончилось? – Руиз попытался сесть, осторожно дотронулся до затылка. Он весь был покрыт запекшейся кровью, но его испытующие пальцы не нашли ничего более страшного, чем рассеченная кожа и засохшая кровь. Голова его страшно болела, поэтому думать ему было трудно.

– Убийства, – сказал Гундерд. – Твоей команде повезло больше, чем моей, Руиз. Твои пока что живы, но двое моих погибли.

– Погибли? Где они? – спросил Руиз.

– Рыбам их скормили, – сказал Гундерд. – Они были мертвее мертвого. Кишки казначейши лежали у нее на коленях. Она, наверное, так этого и не заметила, но, как мне кажется, Джерик увидел, как кто-то перерезал ей глотку. И аккуратно сделал это, надо сказать. Но сам Джерик не заметил, как ему перерезали глотку. Он лежал на борту, кровь стекала в море. Весьма чистая работа.

Руиз потер голову, которая гудела и трещала от боли. Он пытался вернуть ясность своим мыслям.

– Ты видел, что случилось?

– Нет, – в холодном свете зари Гундерд казался гораздо старше и каким-то более уязвимым, несмотря на осколочный пистолет, заткнутый за пояс, и на внешнюю маску лихости. – Я спал. Но я могу выдвинуть кой-какие предположения. По-моему, Джерик привязал руль, чтобы тот не менял положения, и, когда твой человек уже не был таким внимательным, как вначале, он отправился отомстить тебе как следует. Видимо, кто-то его подкараулил за этим делом. Я слышал шум возни и классическое бульканье, когда просыпался. Потом ты стал вставать, и я услышал, как дерево ударило по черепу. Я зажег свет и пошел осторожно вперед, чтобы выяснить в чем дело, и нашел тебя без сознания, а Джерика мертвым.

– Ясно, – сказал Руиз. – Что же все-таки случилось? Ты не нашел никаких других следов?

– Нет… ножики все были чисты. Ни у кого не было рук в крови, кроме как у Джерика. В его собственной крови, я полагаю.

– Кто меня ударил?

Гундерд пожал плечами.

– В этом поступке не признается никто. Но неважно кто тут затеял резню, удар-то точно был нанесен кем-то из твоих. Свин и Эйндиукс были на корме, когда ты повалился.

Руиз посмотрел на остальных. У Низы было на лице измученно-озабоченное выражение. Дольмаэро был очень смущен… но Руиз не увидел в нем никакого следа вины. Мольнех казался таким же веселым, как обычно.

– Кто-нибудь из вас видел что-нибудь? – спросил он.

Никто не ответил.

– Свин?

Юнга бешено затряс головой. Тогда Гундерд рассмеялся.

– Проще обвинить в чем-нибудь морских духов, чем Свина. Вспомни, то, что было совершено, сделал человек с наглостью, бесстрашием и опытом.

– Эйндиукс?

Кок взглянул на них со своего места в середине лодки без малейшего признака понимания того, что они ему говорят.

Гундерд недоверчиво фыркнул.

– Эйндиукс. Весьма маловероятная возможность. Он мясник, это я признаю, но весьма некомпетентный. Чтобы он сделал два таких точных зареза… дурацкое предположение.

Последовало молчание, во время которого Руиз сообразил, что Гундерд считает, что убийство двух членов его экипажа каким-то образом лежит на совести Руиза и его группки.

– Я-то? – резко сказал Руиз. – Не валяй дурака. Как, по-твоему, у смог порезать двух твоих людей, а потом устроить так, чтобы получить по башке?

– Этого я еще не сообразил, хотя, вполне возможно, что кто-нибудь из твоих сообщников помог тебе уснуть этим неестественным сном. Но нет. Невзирая на омерзительную репутацию, которую приписывает тебе эта женщина, непохоже, чтобы ты прибегнул к такой нелепой уловке. У тебя ведь было ружье.

Руиз покачал головой и поморщился.

– Правда твоя. Тайна есть тайна.

Гундерд кивнул головой.

– Как ты и сказал, это останется тайной. Мы поговорим потом, когда к тебе вернется способность рассуждать.

Утро прошло в тупом отчаянии. Щиплющей морской водой Низа промыла раны у Руиза на голове и смыла кровь, запекшуюся вокруг. Он попил воды из водяной установки лодки, пожевал плитку питательного вещества. Постепенно ему становилось лучше. Он не мог ни о чем ни думать, ни говорить.

Ветер продолжал держаться, и лодка хорошим ходом шла на северо-восток к Архипелагу Дайерак. Гундерд вел лодку с небрежным вниманием опытного рулевого, но во второй половине дня он стал проявлять признаки усталости.

– Иди сюда, – сказал он, – твоя очередь, Руиз Ав. Я должен отдохнуть до ночи, как мне думается.

Руиз прошел на корму и схватился за рулевое весло. Гундерд настороженно отодвинулся, положив руку на осколочный пистолет. Руиз не мог иметь к нему претензий за то, что тот ведет себя осторожно, поэтому только улыбнулся ему в ответ.

Гундерд устроился на дальней стороне кормы, какое-то время он смотрел, как Руиз правит, видимо, для того, чтобы оценить, какой из него вышел рулевой. Внезапно он потрепал по плечу Свина и сказал:

– Иди-ка вперед к остальным, парень. Убийца и я должны поговорить о таких вещах, которые тебя не касаются.

Свин медленно и неохотно пошаркал прочь, словно не желая ни на шаг терять контакт со вторым помощником. Гундерд рассмеялся и подтолкнул его носком сапога.

– Поживее! И помни, они могут тебя убить, но наверняка не съедят.

Гундерд бросил оценивающий взгляд на Эйндиукса.

– Хм-м-м-м… – сказал он. – Я поклялся бы, что эта змейка не знает ни одного слова на пангалактическом, но надо бы принять все меры предосторожности… Иди-ка и ты вперед, Эйндиукс.

Он замахал руками на кока, словно прогоняя его, пока Эйндиукс не понял, о чем речь и не ушел.

– Теперь вот что, – сказал Гундерд тихим голосом. – Мы должны поговорить настолько искренне, насколько может позволить нам сердце. Я не верю, что ты мог убить моих людей… но кто-то же это сделал. Если это был кто-то из твоих… этот человек – угроза как для меня, так и для тебя. Кто-то из них говорит не все, что знает.

– Похоже на то, – сказал Руиз.

Он старательно избегал того, чтобы размышлять над тем, что означали убийства прошлой ночи. Голова у него все еще болела. Он чувствовал себя слабым и неготовым ни к какому противостоянию.

Гундерд отвернулся, посмотрел на море, освещенное ярким солнцем.

– Я тебе должен сказать, Руиз Ав… По-моему, среди нас чудовище. Я могу понять, что убили Джерика, который жаждал твоей крови. Кто бы его ни зарезал, этот человек защищал тебя. Но тот, кто убил Марлену, тот просто избавил себя от мелкой помехи. Совершенно верно, от нее скверно пахло и она занимала место, но она никому не была опасна. Это было просто мерзкое хладнокровное убийство.

Руиз нехотя кивнул.

– Позволь мне тебе сказать, Руиз Ав, что мне подумалось. Тот, кто зарезал, был довольно силен. По крайней мере, настолько, чтобы приподнять Джерика и положить его через борт, чтобы кровь стекала в море. Наверняка любой из твоих людей смог бы это сделать, даже женщина. Она смотрится сильной для своего роста. А тот толстый мог легко кого-нибудь ударить ножом из-под того куска парусины, который, как он утверждает, на него набросили. Поэтому, – сказал Гундерд, – позволь мне тебя спросить: что ты знаешь о своих людях, что позволило бы пролить свет на эти события?

Руиз глубоко вздохнул. Почти против своей воли он вспомнил картинку: создатель монстров Публий умирает на его глазах. Он бредит. Он рассказывает Руизу, что один из фараонцев побывал у генчей и прошел деконструкцию.

Должен ли он рассказать про это Гундерду? По всей вероятности, Публий просто выдумал всю эту историю, чтобы напоследок помучить Руиза.

Его разум отказывался работать как следует. Он не мог предвидеть всего, что последует за его признанием Гундерду в таких вещах. С другой стороны, было весьма вероятно, что один из фараонцев больше не был его другом, поскольку никто из них не признается, что нанес ему удар, который уложил его ночью. И никто из них не противоречил той версии ночных событий, которую изложил Гундерд.

Гундерд казался ему одним из самых достойных доверия людей, которых только можно встретить на Сууке. У него, по всей видимости, не было другой цели, кроме выживания.

– Ладно, – сказал Руиз наконец. – Есть небольшой шанс, что один из моих людей – но я совершенно не знаю кто и даже не могу подозревать этого – прошел деконструкцию в логове генчей Моревейника.

Брови Гундерда поднялись до самых волос.

– Да? А кто заказал деконструкцию?

– Вероятно, работорговка по имени Кореана Хейкларо. Ты слышал такое имя?

Гундерд слегка побледнел.

– У нее есть большой Мокрассар? И еще она – обладательница потрясающе знаменитого лица. Да? Тогда я ее знаю.

Он вытащил осколочный пистолет и нацелил его вперед.

– Ложись, Свин, – рявкнул он.

Все это произошло слишком быстро, чтобы Руиз мог отреагировать. Он положил руль резко на бок, как раз за миг до того, как Гундерд выстрелил, врезав второму помощнику по ребрам с такой силой, что его выбросило за борт. Пистолет описал блестящую дугу и вылетел в море.

Руиз с сожалением вздохнул.

Голова Гундерда появилась в белой пене. Второй помощник покойной «Лоракки» весьма слабо и беспорядочно молотил по воде, видимо, теряя силы под тяжестью своих золотых цепей.

Секунду поколебавшись, Руиз крикнул:

– Бросьте ему канат!

Он вернул руль в прежнее положение и немного замедлил ход лодки. Свин услышал приказание и швырнул второму помощнику спасательный буй.

Когда Гундерд вновь взобрался на борт, дрожа и схватившись за ребра, Руиз распустил паруса, и лодка вернулась на курс и пошла с прежней скоростью.

Минуты проходили, молчание все продолжалось, если не считать шороха и скрипа лодки, которая шла своим курсом, рассекая волны.

В конце концов Гундерд поднял глаза на Руиза и попытался криво улыбнуться:

– Я начинаю верить в твою эффективность, Руиз Ав. Похоже на то, что твоя женщина ничего не преувеличивает. Но я всего-навсего пытался действовать разумно. Убей их всех, и мы наверняка убьем и того, кто был генчирован. Это будет разумный план.

– Возможно, – сказал Руиз Ав.

– Ну что же, я вижу, что ты движим не только практическими и прагматическими соображениями. По-моему, это очень одобряет, а, Руиз Ав? В любом случае большое спасибо за то, что ты меня выловил, Руиз. – Он вытащил из кармана горсть складных ножей, насквозь промокших, и предложил их Руизу. – Вот. Я не думаю, что они дают мне большое преимущество. – Улыбка его стала кривой. – Пока что я могу постараться заработать твою благосклонность.

Руиз взял один из ножей и спрятал его в карман. Один он вернул Гундерду, остальные швырнул за борт.

Гундерд поднял брови.

– Ну ладно, – сказал он. – Давай будем союзниками. Я обещаю тебе не делать больше никаких скоропалительных выводов, если ты попытаешься действовать так же.

– Попытаюсь, – ответил Руиз неопределенно.

Гундерд бросил на него острый взгляд, но потом улыбнулся и спрятал нож в карман.

– Ну что же, это все, о чем я могу просить, – сказал он. – При данных обстоятельствах я просто попытался решить возникшую проблему как можно проще.

– Я это понял, – ответил Руиз. – Но это может оказаться неправильным решением, а я ценю этих людей.

– Ах, – сказал Гундерд, он понизил голос до доверительного шепота. – Ценность этой женщины очевидна даже для меня… хотя, ей-богу, она кажется не так уж расположенной к близкой дружбе. Ссора влюбленных?

Руиз нахмурился.

Гундерд поднял руки вверх.

– Не мое дело, разумеется. Но в конце концов, если даже один из них был генчирован, это еще не конец света и вселенная не стала гнить от этого. Однажды был у меня хороший друг, который был генчирован.

Теперь настала очередь Руиза удивляться.

– Да-да. Несомненно, это было странное положение дел. Он был солдатом в Триатических Войнах, их отправляли на планету Жаке. Он был наемным убийцей, ему предназначили убить Высшего Поэта Биста, и его генчировали для роли менестреля, очень талантливого, чтобы он смог завоевать доверие Поэта. Война кончилась раньше, чем ему дали его последние инструкции, а потом его корабль разбился во время его возвращения на Суфриер. Думали, что он умер, поэтому никто его не искал, и он жил себе своей жизнью на Средиземноморье Суфриера. Замечательный парень. Голос у него был как морская пена и лунный свет. Он был лучшим человеком, чем большинство тех, кого я встречал, потому что он вел себя так, как мне казалось, он и должен был себя вести, а не так, как ему хотелось.

Руиз подумал, что это странная история – он думал о генчировании как о конце для человечества, а о тех, кого генчировали, как об органических машинах, неизменных и душевно мертвых.

– Интересно, – сказал он. – Значит, ты с Суфриера?

Гундерд кивнул.

– Да. А что, не верится? Я был мальчишкой-рыбаком на теплом Средиземноморье. Все, что я знал и умел, были сети, неводы, садки… Еще девочки в рыбацких деревушках. Как я вообще попал на этот ужасный мир?.. Ну что же, у нас у всех есть история жизни, правда? Но, возвращаясь к генчированию, знаешь ли ты Алюрианта Самолюбивого, который велел, чтобы его генчировали в святого? Генчи готовы брать деньги любого человека, и им все равно, что делать.

– Наверное, так. Но мне пришло в голову, что, если кто-то из моих людей и был генчирован, он все равно не успел после этого войти в контакт с заказчиком такой операции.

Глаза Гундерда просияли.

– Правда? Тогда, может быть, перед нами и не такое уж большое горе. Этот человек должен был бы действовать и разговаривать так, как хотела бы этого от него Кореана. Кто-нибудь из твоих людей был настолько близок к Кореане, чтобы судить, что бы ей могло от них хотеться?

– Наверняка нет, – ответил Руиз. – Они были были ее рабами, их держали вместе с остальными представителями их расы и культуры в казармах гостиницы «Черная Слеза».

– Все лучше и лучше! – но тут на лице Гундерда появилось озабоченное выражение. – Что-то тут концы с концами не сходятся. Если один из твоих людей стал существом Кореаны, почему они защитили тебя от Джерика?

Руиз невольно поежился.

– По-моему, ему должно быть понятно, что Кореане я нужен живым, чтобы она могла, захватив меня, возместить себе причиненные мною неприятности.

– В этом есть смысл, – сказал Гундерд. – Что, если я могу спросить, ты сделал такого, чтобы заработать столь сильную вражду Кореаны?

Руиз рассеянно ответил.

– Я украл ее рабов и ее воздушную лодку, убил многих ее приспешников, развалил ее незаконное дело, запер ее безвыходно в Моревейнике… может быть, даже сделал так, что ее убили, хотя, вероятно, это слишком большая надежда с моей стороны. То и се… и всякое такое.

Глаза Гундерда стали очень большими.

– Ого. Ну ладно, если она в Моревейнике, нам не следует волноваться, что она скоро устремится за тобой в погоню. Город в страшном беспокойстве и беспорядках. – Он все еще выглядел озадаченным. – Все хорошо. Джерик, скажем, погиб потому, что только что собирался лишить Кореану ее удовольствия. Но почему Марлена? Она-то была совершенно безвредна для него.

Руиз не ответил. Он вспомнил тот день, когда Кореана пришла с проверкой в рабские загоны в казармах и небрежно убила покалеченного раба.

Вдруг он понял, что верит в слова умирающего Публия. Один из фараонцев перестал быть человеком.

Страшная мука сдавила его сердце. Он посмотрел вперед, на тех троих, съежившихся на скамье. Мольнех, казалось, был обычно настроен, веселье и оптимизм не покидали его, но это ничего не означало. Дольмаэро уставился на свои ноги, его широкое мрачное лицо уже ничего не выражало от усталости и болезни. Низа смотрела на Руиза с неестественной силой и напряжением, губы ее кривились не то в гневе, не то в улыбке.

Кто из них?

Руиз повернулся снова к Гундерду.

– Не говори ничего, что может заставить это существо догадаться о наших подозрениях. Мы должны изо всех сил постараться, чтобы оно не догадалось ни о чем.



Для Руиза вторая половина дня прошла в тумане печальных размышлений. Он пристально смотрел на тоненькую решетку рулевого компаса, оглохнув от шума моря, не чувствуя запаха соли, не видя волн, которые они бороздили, хотя это был прекрасный день, с мягким ровным бризом, небо было блестящего павлинье-зеленого цвета, море – глубокая лазурь с серебром.

Кто это был?

Теперь отчужденность Низы, отсутствие тепла, которое всегда горело между ними, приняло в его глазах совсем другой оттенок. Верно, она много перестрадала в Моревейнике, однако остальные выстрадали не меньше или даже больше. Означала ли перемена в ней нечто другое, а не то, что она просто оказалась слабее и верила ему меньше, чем он думал?

А Дольмаэро, который ранее казался таким спокойным, таким невозмутимым, и который теперь был таким мрачным пессимистом? Неужели только болезнь повинна в его такой разительной перемене?

Даже неизменная веселость Мольнеха приняла совсем другие, зловещие очертания в таком контексте. Может быть, его не затронули пережитые муки просто потому, что он более не был человеком? Что его более не трогали те мысли и чувства, которые он переживал ранее?

Мысли Руиза бегали по кругу, словно танцующие мыши, но он не мог прийти ни к каким полезным выводам.

К тому времени, когда Гундерд снова взялся за руль, Руиз устал от размышлений и исчерпал свою способность думать. Он заметил только теперь, что сжимал руль так сильно, что пальцы побелели и онемели.

Он помассировал их, чтобы восстановить кровообращение, и оглянулся вокруг, удивленный переменой в освещении. Солнце проплыло на западный горизонт за их спинами. Волны казались короче и круче, словно они уже приплыли на шельф Архипелага Дайерак, а море было иного цвета, мутно-зеленое, червивое от многочисленных коричневатых водорослей. Он вопросительно посмотрел на Гундерда.

– Да, – сказал Гундерд. – Мы сегодня должны прибиться к берегу. В обычной ситуации я бы велел спустить парус и подождать до утра, но в нынешней ситуации я даже рад темноте для высадки.

Руиз кивнул. Ему трудно было сосредоточиться. Может быть, подумал он, ему надо оставить эти размышления в покое и начать думать о том, что принесет с собой сегодняшняя ночь. Он решил действовать изо всех своих сил, встать и начать помогать Гундерду, но он все еще сидел на скамье на корме, когда Гундерд весело закричал, встал и показал на воду.

– Посмотри! – кричал Гундерд. – Неоновые демоны! Замечательный деликатес.

Руиз посмотрел в воду и увидел три больших рыбы, каждая длиной в полтора метра, которые легко плавали вокруг лодки, как раз почти на поверхности. Две из них были покрыты ослепительно голубыми и золотыми разводами по бокам, но у третьей были страшные шрамы, которые шли по бокам и животу рыбины, словно какое-то страшное оружие вырвало из рыбы большую часть мышц и шкуры.

Руиз подивился, что рыба выжила после таких повреждений. Гундерд увидел направление его взгляда.

– Неоновые демоны без малого самые живучие рыбы, которые плавают в океанах Суука, Руиз. Но у них мясо на костях не держится, поэтому, когда маргар ловит такую рыбу, он просто отрывает у нее с бока или спины кусок филея и бросает рыбу обратно. Они любят плавать вместе с лодками, а в живых они остаются до тех пор, пока не потеряют три четверти мяса. Бывали и такие случаи, что рыба превращалась в мешок внутренних органов, который висел внутри скелета, и она и то пыталась плыть за лодкой… Странное дело.

Руиз почувствовал внезапный приступ ужаса, совершенно непропорциональный той довольно противной картине, которую нарисовал ему Гундерд. Раненая рыба подняла на него свои золотистые глаза из-под борта лодки. Она словно действительно смотрела на Руиза. У него вдруг возникла странная болезненная фантазия – словно этот маленький примитивный мозг был полон жалости к нему, Руизу.

Он передернулся и отвернулся.

– Возьми рулевое весло, – сказал Гундерд. – Я достану рыболовные снасти, и мы поедим как следует, по крайней мере, один раз, прежде чем выберемся на острова.

– Нет, – сказал Руиз, которому вдруг стало до смерти противна мысль о том, чтобы содрать с рыбы последнюю плоть. – Нам надо отдохнуть и поесть умеренно. Нам надо быть наготове.

Гундерд уселся обратно с разочарованным видом.

– Может, ты и прав. Да, ты скорее всего прав.

Он с досадой посмотрел за борт.

– Да, Руиз, ты прав.

Руиз встал на ноги и пошел на нос. Свин и кок поспешили на корму. Юнга-стюард стал что-то оживленно шептать Гундерду на ухо, бросая осторожные взгляды через плечо на Руиза. Гундерд похлопал его по голове и стал говорить ему что-то ободряюще и серьезно.

Руиз уселся возле Дольмаэро. Старшина Гильдии, видимо, из всех троих был наименее опасен физически, по крайней мере, в данный момент. Хотя, подумал Руиз, если Дольмаэро превратился в машину Кореаны, он может притворяться, что ему плохо.

Он покачал головой, чувствуя горькое иссушающее бессилие. Он посмотрел через всю лодку на Низу, которая ответила ему взглядом без всякого выражения. В первый раз он задумался над тем, сможет ли он ее любить, если она больше не человек? Разумеется, нет, ответил он сам себе, раздосадованный собственной глупостью.

Но потом он снова посмотрел на нее, и уверенность его пропала. Если она окажется тварью Кореаны, он должен будет убыть ее, столь же ради той Низы, которой она была раньше, как и для обеспечения их общей безопасности.

Если дело дойдет до этого, он будет чувствовать себя так, словно вырывает свое собственное сердце, убивает свою плоть.

– Почему ты столь мрачен? – спросил Дольмаэро. – Ведь ты же не боишься предательства – не на этом же цивилизованном свете?

Дольмаэро говорил с таким отчаянным и горьким презрением, что Руиз не мог придумать, что ему ответить.

– Нет, Руиз Ав в безопасности на какое-то время, – сказала мрачно Низа. – Мы припутешествовали туда, где еще больше крови, правильно? Руиз – наше единственное оружие. Разве ты стал бы отбрасывать свое ружье перед тем, как идти на охоту на пылевых медведей? Нет.

Дольмаэро улыбнулся кривой улыбкой.

– Хорошо замечено, Благородная Дама. Ладно, будем считать, что я ободрен.

– И я, – ответил Мольнех без тени иронии.

Руиз не мог придумать, что ему сказать. Сердце его все еще болело, он устал, воля его притупилась. Он решил отдохнуть. Он пристроился поудобнее и закрыл глаза. Он мог полагаться на логику Низы, которая удержит нож маньяка перед тем, чтобы перерезать ему горло.

Засыпая, он почувствовал слабое удивление – теперь он так мало ценил свою жизнь.




4


Когда Руиз Ав проснулся, небо было черным, если не считать нескольких мутных звездочек и блестящих точек орбитальных платформ Шардов. Он почувствовал холодное изумление, что он все еще был на Сууке. Неужели он проснулся после сна, в котором он был в гораздо лучшем и безопасном месте?

Он уселся и случайно толкнул Низу, которая неподвижно скорчилась возле борта, закутавшись в кусок парусины от ночного ветра. На миг она смирилась с их соприкосновением, потом отдернулась назад. Руиз почувствовал страшное чувство одиночества.

– Я не причиню тебе боли, Низа. Честное слово.

Это казалось весьма неуклюжим обращением – ему не хотелось думать, что пришел миг, когда ему надо убеждать ее в своем хорошем с ней обращении.

– Я знаю, – сказала она голосом спокойным и бесцветным.

В темноте он не видел выражения ее лица.

– Правда, – сказал он снова, но на сей раз она не ответила.

Он выждал еще момент. Потом, чувствуя себя крайне глупо, он прошел на корму, осторожно перебираясь через храпящие тела Дольмаэро и Мольнеха. Вглядываясь в середину лодки, он увидел, как пристроившийся там кок Эйндиукс дружелюбно ему кивнул. Руизу пришло в голову, что он никогда не видел, чтобы этот маленький человечек спал.

Свин спал возле Гундерда, при этом он настолько походил на щенка у ног хозяина, что Руиз невольно улыбнулся. Второй помощник все еще вел лодку по курсу, хотя ветер спал и лодка двигалась весьма неспешно.

– Руиз Ав, – сказал он, – наконец-то. Я уж было думал, что мне придется кого-нибудь послать, чтобы тебя разбудить. Я уже стал размышлять, кого мне можно потерять с чистой совестью, если мой посланник ненароком наступит на кого-нибудь их твоих гадюк. Решение весьма трудное. Свин, конечно, бесполезное существо, но он не пытался меня отравить или что-нибудь в этом духе.

Казалось, Гундерд говорит с легкой и непринужденной веселостью и добродушием. Руиз устроился поудобнее и взял весло. Он заметил, что курс теперь лежал южнее к востоку, что для их целей представлялось странным направлением.

– Что происходит, Гундерд?

– Посмотри к северу. Видишь проблески предостерегающих огней Родериго?

Руиз посмотрел и увидел проблески холодного зеленого сияния на горизонте, которые почти не были видны. Он вдруг почувствовал, как в животе у него стало пусто и холодно, и внезапный пот выступил у него на лбу, хотя воздух был прохладный.

– А-а-а… – сказал он.

– Всего лишь «а-а-а-а»? – ответил Гундерд. – Ну и хладнокровное ты существо. Когда я вижу такие огни, я воскрешаю богов моего отца и начинаю молиться, надеясь, что у них, может быть, на Сууке тоже есть сфера влияния. В конце концов, они – боги воды, а мы плывем по веществу, которое, по крайней мере, внешне напоминает воду.

Руиз поневоле засмеялся.

Испорченные зубы Гундерда блеснули в темноте.

Руиз снова посмотрел на предостерегающие огни.

– Как же это мы оказались так близко? Вроде как ты прокладывал курс, который довольно далеко огибал Родериго.

Улыбка Гундерда пропала.

– Навигационная консоль сдохла, Руиз. Но прежде, чем она окончательно отдала концы, она показывала, что мы достаточно далеко от острова. Тут могут быть два объяснения: очень сильное ненанесенное на карту течение, которое подхватило нас уже после того, как заглохла консоль, – это не совсем невероятно, но мало похоже на правду… Либо – гетманы Родериго обнаружили нас и подчинили консоль своему влиянию.

– Только не это, – сказал Руиз.

– Да уж, – ответил Гундерд. – Да уж.

– Что мы можем сделать?

– Весьма мало. Давай надеяться, что это течение. Попробуем бежать от них с такой скоростью, с какой только ветер позволит. Да еще обратиться в какую-нибудь веру и молиться за спасение душ.

– Угу.

Гундерд фыркнул.

– Плохой из тебя собеседник, пусть даже ты в прочих вещах талантлив. Теперь пойду-ка я сосну. Может быть, это моя последняя ночь свободного человека. Веди лодку по курсу и разбуди меня на заре, если только ветер не переменится.

Он закутался в одеяло и уснул в считанные секунды.

Чуть позже Эйндиукс вытащил свою нежную маленькую флейту из кармана и сыграл минорную переливчатую мелодию, играл он настолько искусно, что отвлек Руиза от его сиюминутных тревог. Целый час кок играл вариации одной и той же темы, и Руизу не надоело слушать. Наконец кок прекратил играть и кивнул Руизу, который был его единственным слушателем, пока не проснулась Низа.

Руиз вел лодку к югу, и предостерегающие огни пропадали.



Как раз перед зарей Руиз услышал зловещий рев – звук мощных моторов.

Лодка-ловушка острова Родериго появилась из темноты, не зажигая огней на приземистом низком корпусе лодки. Грубый голос заговорил в мегафон, приказывая им поднять весла и приготовиться к пересадке на их лодку.

Руиз отбросил рулевое весло, чувствуя страшное ощущение поражения и конца. Родериганцы обязательно снабжены электретовыми сетями и шоковыми липучками, поэтому всякое сопротивление окажется бесполезным. Он встал, и на миг ему показалось, что он очень устал. Может быть, самым простым для него решением будет упасть на спину в море и дать воде наконец оборвать бессмысленный поток его бесполезной жизни.

– Что происходит? – спросила Низа тоненьким испуганным голоском.

Юнга подавил рыдание.

Руиз глубоко вздохнул. Не будь так глуп, сказал он себе. Кроме того, родериганцы таскали за собой рыб-ищеек, которые наверняка живо вытянут его на поверхность и вернут к жизни.

– Никаких героических поступков, – прошептал Гундерд. – Могло быть и хуже. Кое-кто из нас сможет выжить, если мы подчинимся и покажем, что нас можно тренировать и учить.

– Да, – сказал Руиз.

Гундерд похлопал его по руке.

– Прости, Руиз. Я надеялся на лучший конец.

Руиз встряхнулся.

– Я знаю.

Он попытался заставить себя думать, вспомнить все, что он мог про рабовладельцев-родериганцев и про их депо, где содержались рабы. Он никогда прежде лично не имел никаких дел с родериганцами в свои предыдущие приезды на Суук. Его работодатели никогда не были чересчур щепетильны, как и всякая другая многосистемная корпорация, но у них все-таки был свой уровень, ниже которого они не желали опускаться.

Родериганцы были печально известны тем, что занимались самой широкой работорговой деятельностью. Они поддерживали программу разведения множества запрещенных человекообразных типов, они снабжали Замок Дельт шоковыми войсками со стертой личностью, они проводили между рабами состязания на выживание самого жестокого толка. Крышу они себе нашли у Лезвий Нампа, для которых специально откармливали человеческий скот, чтобы он стал тучнее и вкуснее.

Они готовы были поставить двойников для любой цели и за любую цену. Множество трусливых богатеньких специально приезжали к родериганцам, чтобы за бешеные деньги приобрести живую марионетку – копию своего заклятого врага. Приезжали и несчастные влюбленные, которым не отвечали взаимностью, привозили с собой прядь волос тех, кого любили.

Может быть, их наиболее значительным вкладом в искусство выжимать выгоду из человеческого страдания был многоразовый выкуп. Когда им в руки попадал ребенок особо состоятельных родителей из пангалактики, он считался замечательной добычей, потому что с него делалась серия клонов-дубликатов. После того, как выкуп был заплачен и ребенка возвращали родителям, родериганцы начинали свою кампанию по вымогательству еще больших сумм денег. Они снимали на холопленку пытки и казнь первого дубликата и посылали родителям. Очень мало кто из родителей мог бесстрастно смотреть, как терзают и губят ребенка, который во всех смыслах и значениях был их собственной плотью и кровью.

Размах и низость того, что творили родериганцы, заставили их построить очень хорошую оборону и установить систему безопасности, которые надежно охраняли их. Не один истерзанный родитель готов был потратить целое состояние на разрушение острова Родериго. Но, по-видимому, родериганцы все-таки процветали на своем острове из стекла, бетона и стали.

На борту лодки-захватчика появились двое мужчин в сверкающих зеркальных костюмах с тяжелыми парализаторами в руках.

– Порядок, – сказал первый, – идите на борт. По одному.

С высокого борта лодки спустилась лестница.

Гундерд бросил Руизу улыбку.

– Если я больше не увижу тебя… хорошо с тобой провели времечко, Руиз Ав.

Руиз не ответил. Он сосредоточился на том впечатлении, которое хотел произвести. Он сгорбил плечи, согнул спину, заставил свои руки дрожать. Лицо его расслабилось, рот раскрылся в крайней степени ужаса.

Низа и прочие фараонцы посмотрели на него сперва в изумлении, потом с презрением. Даже Низа отвернулась от него, подергивая ртом.

Потом Руизу, перенесшему такое унижение, не пришлось особенно стараться, чтобы глаза его наполнились слезами.

Гундерд медленно взбирался на борт лодки, где мужчины схватили его за руки и подтащили к цепочке смирительных летательных пузырей, которые висели возле кают.

Они привязали его к одному из них с эффективной быстротой, которая дается только долгой практикой. Потом вернулись к поручням.

– Следующий! – рявкнул тот, кто все время приказывал.

– Не плетитесь, а то подстегнем нейронным кнутом.

Руиз последним покинул спасательную шлюпку, прижимаясь к трапу, поскальзываясь, словно руки и ноги совершенно его не слушались. Он чуть не упал в море, и тот, кто схватил его за руку, с омерзением сказал:

– Ну хватит, в чем дело? Взрослый человек, мужчина, а ведет себя, как младенец.

– Простите, простите, – пробормотал Руиз.

Он быстро бросил взгляд по сторонам, и сердце его упало. По всей палубе за ним следили автоматические орудия. Под ногами на палубе явно выдавалась структура парализующей решетки. Его актерские способности, какими бы они ни были, ничего пока что ему не принесут.

Ограничители сомкнулись вокруг его рук и ног, прижимая его к подстилке на летательном пузыре. Один из тех, кто захватил их, прошелся детектором по их телам и отобрал у Гундерда и Руиза ножи.

Когда он подошел к Эйндиуксу и обнаружил у него флейту, он пожал плечами и выбросил ее за борт. Эйндиукс издал сдавленный звук ярости, и Руиз, оглянувшись, увидел на лице крохотного человечка выражение такой напряженной ненависти, что он был искренне потрясен. Но почти в тот же миг, как Руиз увидел это страшное лицо, кок снова превратился в маску равнодушия и бездумно улыбнулся своим мучителям.

Неспокойное чувство охватило Руиза. Видимо, у всех, кто был в спасательной шлюпке, были свои тайны, и никто из них не был на самом деле тем, кем казался.

Он понял, что очень устал от неопределенности. Все же, у него не было выбора, кроме как думать и действовать в таких запутанных обстоятельствах и условиях, поэтому, когда высокий родериганец встал перед ним с консолью запоминающего устройства в руках и спросил, как его зовут и чем он занимался, Руиз ответил заискивающим перепуганным голосом:

– Руиз. Мальчик для удовольствий, к вашим услугам, сэр.

Руизу казалось, что он ясно почувствовал изумление остальных, но никто не заговорил, чтобы его выдать.

Родериганец кивнул, видимо, ничем не удивленный, и занес данные в свой компьютер.

– А ты? – спросил он у Свина.

– Свин, ученик матроса, – ответил юнга.

Руизу показалось, что под зеркальной маской родериганец ухмыльнулся острозубым оскалом.

– Тебе понравятся наши откормочные. Жри, сколько влезет. Короткая и приятная жизнь.

Казалось, он обрадовался, найдя в своем улове фараонских фокусника и Старшину Гильдии.

– Ценное имущество, – сказал он.

Когда он спросил Низу, чем она занималась, она откинула назад свою красивую голову и ответила:

– Низа, принцесса.

Сквозь бесстрастную блестящую маску захватчика, казалось, просочилось искреннее веселье.

– Такого добра у нас навалом, Ваше высочество. Будем надеяться, что и в других областях вы блеснете талантами, не то присоединитесь к Свину в откормочных.

Следующим заговорил Гундерд.

– Гундерд. Ученый из Эксти.

Руиз снова напомнил себе о том, что лучше ничему не удивляться.

Наконец родериганец встал перед коком Эйндиуксом и задал свои вопросы.

Маленький человечек с оранжевой кожей улыбнулся и покачал головой, причем непонимание так ясно таращилось на его лице, что Руиз Ав немедленно почувствовал, что дело нечисто.

Родериганец достал многоканальный транслятор и заговорил в него. Транслятор выплюнул то же самое предложение на десятке языков, многие из которых были Руизу незнакомы. Эйндиукс оставался доброжелательно и весело немым. Потеряв терпение, человек вытащил нейронный кнут из кармана своего зеркального костюма и потряс перед лицом кока, что заставило последнего прокричать что-то тоненьким голоском на совершенно непонятном языке.

– Ну и что нам с ним делать? – сказал родериганец повыше.

– Не знаю, – ответил другой. – Одно ясно – откормочные его не примут. Может, его кто-нибудь захочет забрать. Мы просто пометим его как «неизвестного» и оставим так.

– Как скажешь.

Человек с консолью запоминающего устройства тронул кнопки на запястье своего костюма, и летательные пузыри с пленниками поднялись и поплыли к бронированному люку, который открылся в боковой палубе.

Руиз Ав был первым, кого спустили вниз, в подпалубную тьму. Знакомая вонь ворвалась в его ноздри. Запах рабского трюма, полного органических запахов и безошибочного букета безнадежного отчаяния.



Трюм был затхлый, освещали его только красные полоски биолюма. После того, как родериганцы привязали их к стойкам трюма и ушли, долгое время все молчали. Моторы лодки взревели, и лодка стала покачиваться на волнах.

Наконец заговорила Низа.

– Почему?..

Перебил ее Гундерд, который заговорил громким веселым голосом.

– Ну-ну. Теперь мы все направляемся к новой и восхитительно увлекательной жизни. Наши карьеры – в наших руках, и не надо забывать, что наши новые инструктора станут взвешивать все аспекты нашего поведения, чтобы решить, как наилучшим образом использовать наши таланты, чтобы найти им самое выгодное применение. Да и сейчас они скорее всего слушают нас и оценивают каждое наше слово.

Почему бы и нет?

Руиз с удивлением сообразил, что Гундерд еще не сдался на милость врага, что он надеялся, что Руиз Ав, великолепный убийца в прошлом, наемник и герой, сможет каким-то образом вызволить их из лап родериганцев, к тому же живыми.

Свин заговорил тихим перепуганным голосом.

– А как я? Моя карьера, говорят, ждет меня в откормочной. Что это значит, как ты думаешь?

Юнга ничего не значил для Руиза, но ему стало жаль мальчишку, и он не знал, что сказать.

Гундерд ответил тем же самым веселым громовым голосом, которым всегда разговаривал с мальчишкой.

– Кто может точно знать? Может быть, так они называют казармы, в которых держат тех, чьи таланты еще предстоит выявить и раскрыть. Успокойся. Если кто-нибудь сможет найти тебе применение, родериганцы – как раз те самые люди.

Юнгу попытка Гундерда подбодрить его явно утешила. Хотя, впрочем, надо было быть невероятно глупым человеком, чтобы проглотить то объяснение, которое придумал второй помощник, подумал Руиз. В трюме стоял дух зловещих вещей, Руиз почти чувствовал призраки бывших его пассажиров, которые толпились вокруг него, касались его холодными бескровными пальцами.

Он вздрогнул и попытался придумать какой-нибудь план. Ничего не приходило ему в голову. Он мог только надеяться, что где-то в ходе событий родериганцы посчитают его бессильным и безвредным и достаточно ослабят свой надзор за ним, чтобы оставить ему хоть какую-то лазейку. К сожалению, все, что он до сих пор слышал про родериганцев, наполняло его мысли печальными и безнадежными чувствами. Множество наемных убийц подсылалось к родериганским гетманам, потому что у множества людей были самые веские причины ненавидеть их. Но насколько Руиз знал, гетманы жили долгой и счастливой жизнью, если только им не надоедала такая жизнь, и груз злодеяний с годами не сводил их в могилу.

Меньше чем через час гул моторов прекратился и движение тоже, будто они вошли в тихую воду гавани. Моторы рявкнули в последний раз и окончательно смолкли. Они услышали топот ног по палубе, выкрикиваемые команды, звук моторов воздушных лодок.

Наконец звуки прекратились, наступила зловещая тишина.

Люк открылся, впустив резкие лучи солнца.

– Прощайте, все остальные, – сказал Гундерд. – Мне будет не хватать вашего общества, даже твоего, даже твоих гадюк, даже Свина. Даже, прости мне бог, отравителя Эйндиукса.

– Прощай, – сказал Руиз подходящим дрожащим голосом.

Никто больше не был расположен прощаться.

В люке появилась пара потрясающе вышитых сапог из кожи маргара, а за ними и хозяйка этих сапог, женщина в черном комбинезоне родериганского гетмана.

Она спустилась по трапу с гибкой грацией и повернулась, чтобы посмотреть на пленников. На миг она застыла в полоске света, словно позволяя любоваться собой.

Невзирая на то, что он ясно осознавал, какое она чудовище в душе, Руиз не мог не удержаться от определенного абстрактного восхищения. У нее было резкое темное лицо, обрамленное искусно встрепанной гривой волос, падавших ниже плеч. У макушки волосы ее были кроваво-красного цвета, который меркнул до красно-коричневатого в середине длины. На концах они были такими же черными, как у Низы. Руиз вдруг понял, что перемены окраски на волосах гетмана в точности повторяли все оттенки засыхающей крови.

В правом ухе у нее была серьга из нескольких рубинов и крохотных белых перьев, а на высокой скуле была звезда из трех белых шрамов. Тело ее было худощавым и сильным, без малейших проблесков мягкости.

Создавалось впечатление варварской пышности от всего ее вида. Кто-то заговорил тихим отстраненным голосом:

– Свет.

Зажглись лампы над головой, и весь трюм наполнился таким светом, что Руиз на миг был ослеплен им.

Когда глаза его приспособились к свету и он снова смог различать предметы, он увидел, что женщина стоит перед его летательным пузырем и смотрит на него каменным взглядом черных глаз. Еще один родериганец присоединился к ней, человек на вид преклонных лет, седой и сморщенный, тело его было покрыто узлами крепких мышц. У него была умная волчья физиономия, глаза его бегали по сторонам и все подмечали. Руиз определил, что это персональный язык и глава охраны гетмана.

– Я Геджас, – сказал этот человек совершенно неподходящим ему мягким голосом. – Я говорю от вашей новой хозяйки, Желтого Листа.

Он коротко поклонился в сторону Гетмана.

Она кивнула и повернулась, наградив каждого из пленников взглядом, совершенно лишенным выражения. Потом ее холодный взгляд вернулся к Руизу, который без всякого туда принял вид человека, совершенно потерявшего голову от страха. Он сказал себе, что в ее взгляде не было особенного внимания, но все же он не мог понять, почему она так часто смотрит именно на него.

Страшно, мучительно медленно прошла минута. Руиз решил, что лицо ее интригующе загадочно и таинственно. Если в нем и было какое-нибудь выражение, то это было жадное любопытство. Наконец она отвернулась и пошла обратно к лестнице, двигаясь с силой и гибкой грацией. Руиз почувствовал, как невольная дрожь пробежала по его телу. Он подумал, что она, видимо, опаснее любого живого существа на Сууке.

Геджас подождал, пока сапоги гетмана не исчезли, прежде чем он снова заговорил.

– В данный момент рабские загоны Родериго переполнены до давки. Поэтому вы пока что будете содержаться в нашем секторе для свежей добычи, пока не освободятся дрессировочные загоны. Мое дело – научить вас, как выжить в этой начальной процедуре. Вполне вероятно, что вы окажетесь в живых, если вы последуете этому простому правилу.

Он подарил им всем маленькую ледяную улыбку.

– Ни в коем случае не пытайтесь причинить вред, раздражать или просто не слушаться родериганца. Иначе вы умрете. Кто-нибудь не понял? Есть вопросы?

Свин сказал тоненьким дрожащим голоском:

– Сэр? Я…

Геджас двигался столь быстро, что дате Руиз поразился. Прежде чем Свин мог сказать хоть одно слово, Геджас опытной рукой распорол ему горло маленьким ножичком. Из раны успела вырваться только одна струйка крови, прежде чем Геджас прикрепил к ране самоприсасывающуюся помпу, которая высосала кровь юнги столь быстро, что она моментально наполнила специальный сосуд, который стоял под стеной.

Не в силах отвернуться, Руиз смотрел на побелевшее лицо мальчика, полное ужаса. Свин хрипел и давился, не в состоянии даже закричать, видимо, нож Геджаса рассек его гортань и голосовые связки. Руки его дергались в ограничителях, немного крови вытекло изо рта, но потом его глаза погасли, тело его расслабилось.

– Вот так, – сказал Геджас. – Вот вам полезный урок. Умная тварь вопросов не задает, она просто выполняет, что ей велят. Некоторые из вас могут посчитать, что они гораздо ценнее, чем они есть, тем более, чем это существо, которое и так было предназначено на мясо. Так вы должны помнить, что всегда найдется пустой крюк, который вас поджидает в наших рефрижераторных кораблях. Родериго богаты, и мы не обеднеем, даже если продадим ваши останки за жалкие гроши Лезвиям Нампа.

Геджас снова улыбнулся, пытаясь изобразить очаровательную улыбку, но вышел только омерзительный оскал.

– Теперь, вы пойдете в наш сектор свежей добычи. Пойдете во сне. У нас наши правила безопасности требуют, что тварь должна видеть как можно меньше.

Он коснулся контрольной панели на запястье, и Руиз услышал у своего плеча шипение инжектора.

Руиз не делал попыток бороться с тьмой и забвением.



Кореана почувствовала, как огромный воздушный шар радости поднимается в ее груди, сжимает ей сердце почти до боли.

– Так они его поймали? – спросила она снова, едва смея дышать.

Мармо неспокойно пошевелился, его старые сервомоторы взвизгнули.

– Но ты прими во внимание все обстоятельства. Гетманы назначили абсурдную цену за Руиза Ава. Кроме того, они требуют, чтобы ты пришла на Родериго и сама забрала его. Откуда мы знаем, какие у них намерения при таких требованиях? Почему они не могут просто переправить тебе твою собственность?

Кореана нетерпеливо бросила взгляд на Мармо.

– Разумеется, мы должны принять меры предосторожности. Я не так глупа, чтобы заявиться на Родериго со шляпой в руке, веря в честное слово гетманов. Что же касается цены, то они наверняка знают, что пиратские владыки его ищут. А они – народ осторожный, судя по слухам. Может быть, именно поэтому они хотят продать его подальше от Моревейника, там, где властители города не попробуют украсть его у них. Но ничто из этих соображений для меня не имеет значения. Я лично спустилась бы в ад, чтобы выдрать оттуда Руиза Ава.

– Очень утешительно слышать такие слова, – сказал сухо Мармо. Старый киборг отвернулся, его шасси отбросили тусклый отсвет от лампы под потолком. – И что же ты планируешь? Кореана, я должен тебе сказать, что не столь храбр, как ты, уважаемая. Родериганцы меня пугают. Тебе придется придумать очень и очень хороший план, прежде чем я соглашусь ехать с тобой.

Кореана почувствовала изумление, которое она могла сравнить только с той радостью, которую только что испытала при известии о поимке Руиза Ава. За все годы, что он у нее служил, Мармо никогда не осмеливался заговариваться столь отчаянно.




5


Руиз Ав пришел в себя медленнее, чем обычно.

Он открыл глаза и увидел тусклый кроваво-красный свет. Теплый воздух пах дезинфицирующими средствами. Единственный звук, который он слышал, был непрестанный приглушенный гул голосов, их было столько, что этот гул потерял смысл и казался естественным явлением, словно шум моря или ветер в лесу.

Он поднял голову и оглянулся. Остальные лежали возле него аккуратными рядами, на возвышении из какого-то серого пластика. Они все пока еще спали и все они, так же, как и он, были обнажены. За ними до потолка поднималась стена из серого монобетона.

Комната была очень большая, ее дальние углы были невидимы из-за пара, который поднимался от огромного количества заполнявших ее людей. Всюду были кучки людей всех возрастов, полов и рас. Все они были обнажены. Только некоторые расхаживали вокруг, остальные или сидели, настороженно глядя по сторонам, или сбились в кучки, перешептываясь.

Руиз медленно сел, все мышцы его протестовали против этого. Он подумал, сколько же времени родериганцы держали их под наркозом. Он чувствовал себя гораздо хуже, чем это могло быть после часа или двух в бессознательном состоянии. Может быть, Геджас приказал вколоть ему специальное расслабляющее средство на случай, если он окажется более опасным, чем казался с виду. Он помассировал руки и ноги, стараясь вернуть в них хоть какое-то кровообращение и прогнать окоченение, постепенно ему стало немного лучше.

К этому времени зашевелился Гундерд, а Руиз смог встать на ноги и потянуться.

– Ох-х-х, – простонал Гундерд, – неужели это было необходимо?

– Так сказали наши хозяева, – ответил Руиз дрожащим голосом, полным испуга и надежды, чтобы не выходить из роли беспомощного мальчика для утех.

– Прекрати, – крякнул Гундерд. – Они не следят за тем, что творится в этих скотских стойлах, разве что когда обстоятельства бывают крайне необычными и напряженными. Если только галактика не взбесилась и не спятила, мы не представляем никакой особой ценности для родериганцев. Так что прекрати свою грандиозную игру и помоги мне сесть.

Руиз протянул ему руку.

– Почему ты так уверен?

– Родериганцы были одной из тех рас, которые я изучал в университете, прежде чем пришел к своему подлинному призванию: быть наемным матросом на самой ржавой лохани, которая когда-либо плавала по Сууку. Однако, как бы там ни было, мои профессора в один голос соглашались в том, что родериганцы перестали быть людьми в том, где это важно, поэтому нас заставили прослушать курс по родериганцам. «Переходное отчуждение от гуманоидности: очерк по самонавязанной эволюции». По-моему, этот курс назывался именно так.

Руиз почувствовал маленький проблеск надежды. Снова посреди безнадежной ситуации у него остался клочок везения. Наверняка знания Гундерда им очень помогут.

– Что еще ты про них знаешь?

Словно прочитав мысли Руиза, Гундерд посмотрел на него с холодным неодобрением.

– Если мне вспомнится что-нибудь полезное, я обязательно тебе скажу, если ты обещаешь мне проконтролировать свою сверхрешительную природу. Мы не проживем долго, если ты не будешь владеть собой.

– Постараюсь изо всех сил, – сказал Руиз.

Низа проснулась следующей. Она сразу села и подавила аханье, лицо ее исказилось от боли. Потом она, видимо, заметила, что Гундерд и Руиз обнажены, поэтому отпрянула.

– Не беспокойся, – ответил ей Гундерд. – Даже если бы я не был мужчиной, который предпочитает любовь своего же пола, ты все равно могла бы не бояться неприятных ухаживаний с моей стороны. Или приятных ухаживаний с чьей-нибудь еще стороны, если уж на то пошло, – сказал он, бросая искоса взгляд на Руиза. – Наши хозяева плохо смотрят на удовольствия, которые они не могут контролировать, поэтому они насыщают воздух веществами, тормозящими половое чувство.

– Ясно, – сказала она, но лицо ее по-прежнему было напряжено от настороженности.

Руиз посмотрел на нее, и хотя она была столь же прекрасна, как и всегда, он получал только абстрактное наслаждение от ее красоты. Он не чувствовал желания при виде ее нагого тела, но зато в нем закипела горячая ярость против тех, кто украл у него возможность чувствовать это драгоценное желание.

Какие-то его эмоции, видимо, отразились у него на лице, потому что Гундерд похлопал его по плечу и сказал:

– Самообладание, Руиз Ав. Превыше всего – самообладание. Родериганцы не оставляют в нашей власти почти ничего. Мы должны не потерять того немногого, что у нас есть.

Руиз глубоко вздохнул и кивнул.

Остальные медленно просыпались, прокашливаясь и стоная, кроме Эйндиукса, который оставался неподвижным и немым, словно маленькая бронзовая статуэтка. Чуть погодя Руиз стал задумываться, уж не погубили ли кока те расслабляющие химикалии, которые им впрыснули. Он подошел и встал на колени возле маленького человечка.

Если Эйндиукс и дышал, то дыхание его было весьма слабым и поверхностным. Руиз протянул руку и дотронулся до шеи кока. Секунду спустя он нащупал слабый пульс.

Отпрянув назад, он подумал, что ему показалось, как кок открыл правый глаз – совсем чуть-чуть, еле заметной щелочкой, но за этой щелочкой была пристальная, разумная чернота зрачка, а не закаченные под лоб глаза бесчувственности и беспамятства. Прежде чем он смог убедиться, что он прав, глаза снова были закрыты. Но Руиз почувствовал странную уверенность, что кок ему подмигнул.

– Что, отравитель жив? – спросил Гундерд.

– По-моему, да, – сказал Руиз. – Ну, а что теперь?

Гундерд кисло рассмеялся.

– Будем ждать. Что те еще?

Мольнех встал и потянулся всем своим костлявым и тощим телом.

– Когда они будут нас кормить? – спросил он своим обычным веселым голосом.

Руиз пожал плечами.

– Гундерд – знаток их нравов. Спроси его.

Гундерд нахмурился.

– Я не специалист. Я провел тридцать лет, пытаясь забыть то, что некогда выучил. Я, надо сказать, проделал это весьма тщательно. Однако, чтобы ответить на твой вопрос, хочу сказать, что припоминаю, нам говорили, что родериганцы используют систему питания по требованию. Где-то неподалеку ты найдешь корзинку, полную гранул или питательных шариков. Поищи.

Мольнеха, казалось, не беспокоил неприязненный тон Гундерда.

– Спасибо, обязательно, – сказал он и пошел прочь. Глаза его бегали из стороны в сторону с голодным выражением.

Гундерд последовал за ним прищуренным взглядом.

– Из всех твоих гадюк эта мне нравится меньше всех, Руиз Ав. Он слишком похож на единокровного брата смерти.

Наконец уселся и Дольмаэро, лицо его побледнело и покрылось потом.

– Иногда внешность обманчива, – сказал он слабым голосом. – Из всех фокусников, которых я знал, Мольнех обладает самым добрым сердцем, по крайней мере, он не обращается с простыми людьми, как с клопами.

– Возможно. Ты его знаешь лучше, чем я, – сказал Гундерд. – Но мне от него не по себе, и это не просто из-за его прелестного личика.

– Ты и сам не красавец, – кисло сказала Низа.

Гундерд рассмеялся, на сей раз искренне и весело.

– Верно. Как бы там ни было, может статься, что я красивее, чем был раньше.

Он открыл рот, показав ряд блестящих белых зубов.

– Они сняли мои защитные фальшивые гнилые зубы. Теперь я уже не так похож на настоящего пирата, а? И если у кого-то из вас были импланты из оружия или подкорковые мозговые усилители – у вас теперь ничего этого нет. Наверное, никто из нас не находится в зависимости от механических органов, а то бы нас тут не было.

– О чем он говорит? – спросил Дольмаэро, потирая голову, словно она болела.

– Некоторые пангалактические жители носят в своих телах различные устройства – оружие или коммуникационные приборы. А те, кто не может по бедности позволить себе органы из собственных клонов, скажем, новое сердце взамен старого, должны зависеть от механических органов.

Низа посмотрела на Руиза серьезными глазами.

– Значит, твое сердце из плоти, не из стали?

– Из плоти, – ответил Руиз.

Она наклонила голову набок и посмотрела на него долгим оценивающим взглядом. Руиз хотел бы знать, какие мысли были сейчас в этой очаровательной головке, и каким образом она превратилась в совсем чужого, пусть и милого человека. Эти размышления пугали его. Неужели генчи были виновниками того, что произошло?

Дольмаэро поднял взгляд.

– В чем дело, Руиз Ав? – спросил Старшина Гильдии.

– Ничего особенного, – пробормотал Руиз.

– А-а-а… Ладно, – сказал Дольмаэро, поворачиваясь к Гундерду. – Ты, видимо, очень много знаешь про тех, кто захватил нас. Можно тебе задать несколько вопросов?

– Я спрошу Руиза, как он к этому отнесется. А, Руиз? – ответил Гундерд.

– Дольмаэро – разумный и смекалистый человек, – сказал серьезно Руиз. – У него замечательный ум и способность видеть вещи в необычном свете. Кто знает, может, он сможет помочь нам необычными наблюдениями. Почему бы и не рассказать ему, что можно?

Гундерд дружелюбно кивнул.

– Почему бы и нет? Давай спрашивай.

Дольмаэро задумчиво потер подбородок.

– Мы среди рабовладельцев?

– Это точно, если не сказать еще хуже, – согласился Гундерд.

– И они предназначают нас… для чего?

Теперь Гундерд смутился.

– Обычно я могу ответить с высокой степенью уверенности, что они продадут нас тем, кто даст за нас больше, или отвезут наше мясо Лезвиям Нампа, если никто не пожелает купить нас за достаточно высокую цену. Но… Теперь я не так уверен. Есть тут кое-какие странности.

Руиз почувствовал, как что-то глубоко в его сознании начинает шевелиться. Видимо, параноидные черточки в нем все еще пытались пробиться в сознание с уверенностью, что все силы во вселенной сосредоточились на том, чтобы погасить частичку жизни, именуемую Руиз Ав. Обычно он безжалостно гасил подобные мысли. Такой образ мыслей вел к помешательству или, что еще хуже, к неэффективности его действий. Однако, подумал он, времена, наверное, переменились.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он как можно спокойнее.

– Ну, во-первых, эта самая Желтый Лист. Почему гетман ее ранга вдруг проявляет интерес к жалкой кучке пленников, подобранных в таких обстоятельствах, как наши, столь пестрой и непритязательной? Прошу прощения, но мне что-то никто из нас не кажется исключительно ценным образчиком.

Дольмаэро нахмурился.

– Руиз Ав все время говорил мне, что мы, как ключевые элементы труппы фокусников с Фараона, представляем из себя значительную ценность.

– Не сомневаюсь в этом, – сказал Гундерд. – Я не хочу преуменьшать твоей ценности. И все же… гетманы занимаются только очень серьезными делами… Обычные торговые сделки острова остаются в руках таких «языков», как Геджас.

– «Языков»? Что это означает?

– А-а-а… это один из наиболее интересных элементов культуры родериганского общества, – сказал Гундерд, напустив на себя менторский вид и покачивая пальцем, чтобы подчеркнуть свои слова. Руиз вдруг ясно увидел его в роли того самого ученого, каким он, по его словам, когда-то был. Хотя для неопытного глаза он по-прежнему мог показаться голым мошенником с грубыми и вульгарными татуировками матроса.

– Видите ли, – продолжал Гундерд, – Родериго – это место интриги, жестокости, предательства, и все это творится тут в такой степени, которую редко можно встретить на прочих населенных планетах галактики. Гетманы помешаны на безопасности и секретности. Когда новый гетман проходит посвящение, он должен принять, что у него хирургическим путем удалят язык и гортань, так что он никогда не сможет поддаться соблазну сказать тайну тому, кому не надо. Отсюда «языки», то есть люди, специально натренированные, чтобы предвидеть желания гетмана и говорить за него.

Глаза Дольмаэро выпучились.

– Гетман никогда не сможет говорить снова?

– Никогда. Разумеется, это в какой-то степени символическое уродство, поскольку гетман всегда может воспользоваться компьютером или ручным вокодером. И все же это одна из причин, по которым мы считаем, что родериганцы отошли от человечества.

– Не понимаю, – сказал Дольмаэро. – Я знал людей, которые, к своему несчастью, родились немыми. Мне они казались вполне нормальными людьми.

– Разумеется, – согласился Гундерд, – так оно и есть, так и есть. Но, как я понял, ты родом с отсталой планеты, где искусственные органы не встречаются, где все умирают после естественного периода жизни, не важно, насколько они богаты.

– Верно, – коротко сказал Дольмаэро.

– Поэтому та болезнь, с которой человек не может справиться на протяжении обыкновенной жизни, хотя такие люди очень страдают от своего одиночества, и они на самом деле в чем-то отличаются от остальных, поверь мне, эта болезнь за, скажем, тысячу лет становится чем-то очень страшным и воспринимается совсем иначе, – голос Гундерда опустился до хриплого шепота. – Насколько важен язык – тот обмен мыслями, который поднял нас над животными? При его отсутствии как можем мы сохранить все те качества, которые отличают нас от животных: сострадание, сожаление… любовь? Может быть, их никогда не кончающееся молчание делает родериганцев очень сильными, очень жестокими, достаточно звериными, чтобы творить свои зверские дела. Кто знает?

Дольмаэро был потрясен.

– Что же это за деяния, что может быть хуже работорговли и каннибализма?

– Они не каннибалы. Насколько я знаю, они на самом деле живут на каких-то вегетарианских веществах, считая мясо животных слишком смертным, и от этого недостойным быть принятым в их тела. Это весьма странно. А что касается их деяний, я что-то пока не могу вспомнить их. Я настолько напуган, что мне не хочется ни думать, ни говорить об этих людях.

Но тут он улыбнулся Дольмаэро.

– Позже, может быть, когда я привыкну к страху. Мы, люди, так уж устроены, что даже в самых страшных ситуациях мы постепенно успокаиваемся.

– Мне и так пока хватит пищи для размышлений, – сказал Дольмаэро.

Вскоре после этого вернулся Мольнех. Он выглядел куда счастливее. Живот его слегка оттопыривался.

– Вон там ближайшая кормушка, – сказал он, показывая налево вдоль стены. – Эти шарики гораздо вкуснее, чем я ожидал: они и сладкие, и очень аппетитные в одно и то же время.

Гундерд улыбнулся хищной улыбкой.

– Как я понял, ты намереваешься сотрудничать с нашими хозяевами.

– Это как? – спросил Мольнех.

– Ты откармливаешь сам себя для бойни. Обрати внимание, насколько пухлы наши товарищи по заточению, по большей части, – Гундерд сделал жест, показывающий, какими были остальные пленники, сидящие вдоль стен.

Руиз оглянулся вокруг и увидел, что это была правда. Они были окружены сотнями невероятно толстых людей.

Мольнеху стало не по себе только на короткий момент.

– Я всегда обжирался совершенно бессовестно. И никогда не толстел вот даже на столечко.

– Тогда у тебя счастливый обмен веществ, – сказал Гундерд.



Геджас сидел по другую сторону широкого стола из армированного стекла, глядя на очень богатое и тонкое выражение лица Желтого Листа. Его сознание ушло в то далекое место, где он больше не был Геджасом, но только органом своего гетмана, более пригодным для выражения ее мыслей, чем тот язык, которым она когда-то владела.

Он говорил в видеотелефон с прекрасной безумицей из Моревейника.

– Кореана Хейкларо, Желтый Лист выслушала твою просьбу благосклонно. Ее не оскорбил твой скулеж. Родериго – это воплощенная сила, и ты, действительно, только от большой глупости не могла бы заметить свою собственную слабость в сравнении с нами, в какие бы дела с нами ты ни вступала.

Делом его жизни было научиться читать лица, а лицо этой жалкой работорговки было для него прозрачно. Это была тоненькая пелена красоты поверх гнезда мерзких извивающихся страстей. Он решил, что у нее достаточно холодной аморальности, чтобы занять небольшое место в иерархии родериганцев, но ей все равно не хватило бы на это самодисциплины. Почему же еще ее мстительность и похоть к Дильвермунскому агенту взяли верх над элементарным чувством самосохранения?

Рот ее принял кислое выражение, но она не обратила внимания на его оскорбления.

– Тогда мы можем заключить сделку?

– Да. Но… наши источники сообщают нам, что битва еще не закончена, что каждый день все новые и новые участки Моревейника превращаются в пепел. Те пиратские владыки, которые выжили, с каждым днем становятся все свирепее, так ведь? Они все больше боятся, что кто-нибудь ускользнет с их желанной добычей, хотя никто не знает, что это за добыча. А разве ты не боишься оставлять в Моревейнике свои дела без всякой защиты?

– Нет, – ответила она весьма убедительно небрежным тоном.



Время проходило в тусклой красной скуке. Руиз сидел на пластиковом возвышении и пытался заставить свой мозг работать, но особых успехов не достиг.

Остальные, казалось, впали в такую же летаргию, какую чувствовал он. Дольмаэро снова лег, видимо, уснул. Мольнех прислонился к стене, лицо его ничего не выражало. В нескольких метрах поодаль Гундерд и Низа разговаривали тихими голосами, и Руиз удивился, что у них нашлись общие темы для разговора. Кок Эйндиукс оставался тихим и неподвижным в своей странной коме.

Руизу пришло в голову, что еще никогда он не был столь близок к смерти, но даже в этой мысли не было того, что могло бы вывести его из ступора. Он стал думать об этом, но мысли текли медленно. Наркотики? Поле подавления умственной деятельности? Временная усталость? Все это, казалось, не имело особого значения. Если бы он только смог стряхнуть с себя паутину, которая плотным коконом обернулась вокруг его мозга!

По холлу пронесся топот ног в сапогах, подкованных сталью. Он раздался гораздо громче, чем шлепанье босых ног. Руиз посмотрел вверх и увидел, что к ним приближаются два охранника в зеркальных костюмах.

Они остановились перед ним.

– Пошли, – сказал один.

Он поднялся на ноги, чувствуя головокружение. Охранники повернулись и пошли обратно. Руиз поплелся за ними. Он прошел мимо Низы и посмотрел на нее. Она посмотрела в ответ, глаза ее расширились. Прелестный рот задрожал. Она протянула к нему руку, но он уже прошел мимо, и пальцы ее миновали его руку на метр.

Он не осмелился оглянуться.



Охранники провели его к так называемому транспортному гробу, стальному ящику с мягкими ограничителями для рук и ног. Он подумал, не попробовать ли убежать как раз в тот момент, когда они попытаются затолкать его в этот гроб, но мысль о голом человеке, чьи мышцы едва его слушаются, который попытается атаковать двух хорошо вооруженных людей в зеркальной броне, – эта мысль показалась ему настолько нелепой, что рот его дернулся в улыбке, которой не помешало даже то, что на транспортном гробу захлопнули крышку.

Он ждал во тьме гроба, а запах застарелого страха наполнял его ноздри.

Чуть позже ящик дернулся и стал двигаться. Руиз попробовал уловить перемену направления, попытаться понять, куда его везут, но они много раз останавливались, и ящик крутился, так что Руиз окончательно потерял ощущение направления задолго до того, как они прибыли на место.

Он долго ждал еще раз, в полной тьме, ящик все не открывали.

Наконец он услышал лязг засовов, и ящик открыли. Свет залил его, глаза сразу заболели.

Он прищурился и секунду спустя увидел, что в ящик смотрит лицо Геджаса с дружелюбной гримасой.

– Руиз Ав? – спросил Геджас. – Мальчик для развлечений?

Что-то в манере «языка» сказало Руизу, что его маленькая хитрость разоблачена, но у него не было выбора, как только играть эту роль до конца.

– Да, сэр.

– Тогда выходи, – сказал Геджас.

Руиз поплелся вперед, споткнулся, чуть не упав от слабости. Геджас поймал его руку в сокрушительные тиски.

– Спокойно, Руиз, – сказал он.

Руиз поднял глаза. Он был в маленькой роскошной комнате, мягко освещенной золотыми лампами, которые отбрасывали свет на белые стены из кварцита. Письменный стол из полированного медного дерева полностью занимал один угол комнаты. Он стоял по щиколотку в ковре из какого-то белого ворса, тоненького и нежного, как волосы младенца. Он посмотрел под ноги и вздрогнул. Может быть, это и были волосы младенцев.

Геджас покачал головой.

– Так нельзя. Вот-вот придет Желтый Лист, и ты должен соображать, что говорить.

Он вынул маленький инъектор из кармана и прижал его к бедру Руиза.

Почти сразу же Руизу стало лучше. Геджас выпустил его и отступил назад. Глаза родериганца сверкали, и он показался Руизу воплощением внимательности и настороженности – словно его никогда нельзя было застать врасплох.

– Теперь вольно, Руиз Ав, – сказал Геджас. – Вот идет Желтый Лист.

В дальнем конце комнаты, за письменным столом, вдруг скользнула в сторону дверь и вошла Желтый Лист. На ней был тот же самый комбинезон, но теперь ее украшением в ухе стала нитка крохотных нефритовых бусинок, с которой свисал черный опал, вырезанный в виде розы.

Руиз взглянул в сторону, на Геджаса, и был поражен странностью лица «языка». Эта сверхъестественная чуткость сосредоточилась и нашла свой фокус. Геджас, казалось, забыл про все на свете, кроме гетмана, глаза его засияли, волчьи черты лица осветились нечеловеческой концентрацией. У Руиза возникло впечатление, что он мог сделать все, что угодно, а Геджас просто не заметит, не сможет заметить. Руизу пришло в голову, что с каждой новой защитной адаптацией приходит новое слабое место.

С другой стороны, если бы он сейчас попытался свернуть шею Геджасу, Желтый Лист уж наверняка это заметит, а тогда уже заметит и Геджас.

Он встряхнулся. Неужели эти бессмысленные фантазии были результатом того наркотика, который Геджас ему впрыснул?

Даже если ему и удалось бы физически одолеть Геджаса, то Желтый Лист была, по крайней мере, столь же сильна физически, как и Руиз, и наверняка ее безопасность охранялась целым арсеналом автоматического оружия.

– Желтый Лист приветствует тебя, Руиз Ав, – сказал Геджас голосом слегка другим, нежели его собственным – более трепетным, более высоким.

Руиз не знал, как по этикету следует поступать, поэтому он улыбнулся подобострастно, как только мог, и наклонил голову.

Казалось, не отрывая взгляда от гетмана, Геджас занес кулак и ударил Руиза Ава по затылку. Руиз упал на четвереньки, мотая головой, чтобы глаза прояснились от ярких танцующих звездочек. Видимо, наркотик не до конца восстановил его силы.

– На колени, чтобы приветствовать Желтый Лист, – сказал Геджас.

Руиз оглушенно кивнул, а сапог Геджаса поднял его с ковра, и он оказался на спине, сжимая руками ребра.

– Надо говорить: «Да, хозяин», – сказал Геджас.

Руиз ответил:

– Да, хозяин.

Он подумал, как это они отмывают с ковра кровавые пятна – ковер выглядел таким чистым.

– Встать, – сказал Геджас.

– Да, хозяин, – ответил Руиз, попытался встать на ноги и обнаружил, что ему это удалось, невзирая на боль в ребрах.

Он посмотрел на Желтый Лист и увидел, что она всматривается в него с таким же напряжением, с каким Геджас только что всматривался в нее. Однако ее внимание было ледяным, и в ее взгляде Руиз почувствовал себя маленьким и незначительным.

Руиз смотрел на нее как можно униженней, но он чувствовал, что эта женщина его занимает. Что «язык» Геджас мог прочесть в этих ледяных глазах, в неподвижном лице? Какие страшные деяния приказывала она выполнить этим отсутствующим выражением лица? Мог ли Геджас хоть раз ошибиться в интерпретации ее воли, и какие последствия это принесло «языку»? Его манера говорила о том, что это был человек, захваченный маниакальной страстью. Но сколько в ней было любви, а сколько – ужаса?

– Желтый Лист спрашивает: ты утверждаешь, что ты мальчик для развлечений по имени Руиз Ав. Это правда?

– Да, хозяин.

Она улыбнулась жестокой улыбкой.

Геджас сказал:

– Желтый Лист спрашивает: где ты занимался своей работой?

– Хозяин, я работал на Дильвермуне, в Бо-Зме… во дворце Страстной Прелести, в Клубе Демене, в Красном Ослике. Я еще служил на кораблях Сид-Корпа, хотя не в официальном качестве.

– Желтый Лист хочет заметить: ты – шлюха для машинного отделения.

– Да, хозяин.

Улыбка ее стала чуть шире. Геджас продолжал говорить:

– Желтый Лист говорит: жестокая работа. Желтый Лист спрашивает: как же это твоя краса осталась неповрежденной?

– Хозяин, я был настолько удачлив, что приобрел себе покровителя.

– Желтый Лист спрашивает: а как ты попал на Суук?

– Хозяин, мой патрон меня продал.

– Желтый Лист замечает: старая история.

– Да, хозяин.

Воцарилось молчание. В этой маленькой комнатке с двумя остальными Руиз никогда не чувствовал себя более одиноким, чем сейчас. Казалось, сама атмосфера заряжена общением, которого он не слышал, но он мог почувствовать беседу между гетманом и ее «языком», словно вибрацию, отдающуюся в костях.

Наконец Геджас снова заговорил:

– Желтый Лист говорит: у нее есть взвод Дакканских войск спецназа, которые недавно испортили свою живую игрушку. Может быть, она тебя им отдаст. Желтый Лист спрашивает, как тебе это понравится?

Руиз понимал, что он должен ответить или ему опять причинят боль, но это было нелегко. Много раз ему приходилось контактировать, весьма неохотно, с Дакканскими войсками. Они были немногим лучше, чем роботы-убийцы из мяса и костей. Они жили на свете только ради убийства и самых примитивных удовольствий, их специально выводили как породу, полную зверства. Они были весьма непригодны для заданий, которые требовали хоть сколько-нибудь хитроумного задания, но незаменимы для карательных операций над населением уже покоренных местностей.

– Да, хозяин, – сказал он наконец.

У него не было выбора, как только продолжать играть свою роль.

Желтый Лист улыбнулась еще шире, показав выкрашенные красной эмалью зубы.

– Желтый Лист говорит: ты либо невероятно храбр, либо бездонно глуп. Желтый Лист спрашивает: что именно из двух?

– Хозяин, я не храбр.

Желтый Лист беззвучно рассмеялась, это странное зрелище оставляло жуткое впечатление. Но почти сразу же ее лицо разгладилось и стало напоминать маску без всякого выражения.

– Желтый Лист утверждает: ты повеселил ее какое-то время. Теперь пора перейти к делу. Ты, Руиз Ав, не мальчик для развлечений с высоким порогом болевой чувствительности. Ты, Руиз Ав, в прошлом безуспешный освободитель, в последнее время ты был наемным убийцей, заключившим контракт с Лигой Искусств. Брось всякое притворство. С этих пор враньем ты только заслужишь себе такие мучения, которые даже ты не сможешь выдержать.

– Да, хозяин, – ответил униженно Руиз.

– Желтый Лист говорит тебе: мы попытались сделать тебе послойное ментоскопирование, без особого успеха. Мы нашли некоторые аспекты твоего сознания весьма оригинальными. Может статься, что ты окажешься на службе Родериго в важной должности.

Тут Геджас остановился, пока Желтый Лист смотрела на него своими мертвыми глазами.

– Да, хозяин, – сказал Руиз.

– Желтый Лист уточняет: в Моревейнике существует некая ситуация. Родериго заинтересованы. Желтый Лист недавно получила поручение прояснить эту ситуацию. Желтый Лист спрашивает: что ты знаешь о предмете, который заставил пиратских владык Моревейника уничтожать друг друга с такой безжалостной и неразумной свирепостью?

– Хозяин, почти ничего.

– Желтый Лист говорит: это может быть и правдой. Мы не могли найти никаких сведений об этом вопросе в данных твоей ментоскопии. Желтый Лист спрашивает: примешь ли ты контракт от Родериго, чтобы добыть им эти сведения?

Руиз почувствовал абсурдный приступ надежды.

– Да, хозяин.

Он согласился бы на все, что давало бы ему возможность удрать от Родериго.

– Желтый Лист смеется. Желтый Лист говорит: единственный путь, которым ты когда-нибудь покинешь Родериго – это как тело со стертой личностью или как мясо на крюке в морозильнике. Но если ты согласишься принять наше задание, – твоя жизнь до тех пор, пока ты нам будешь нужен, будет легче и приятнее, более удобной. Это самое лучшее, на что ты можешь надеяться. Желтый Лист спрашивает: разве это не столь важно?

– Нет, хозяин, – ответил грустно Руиз.

– Желтый Лист продолжает: на острове Дорн однажды существовала огромная библиотека. Теперь от нее ничего не осталось, только руины и виртуальный депозит, который, к сожалению, пострадал в той катастрофе, разрушившей библиотеку. У Родериго есть данные, что все, что касается тайны Моревейника, находится в архивах библиотеки. Несколько человек рангом пониже, такие, как Геджас, были посланы в виртуальный депозит, но все они были либо повреждены умом, либо просто убиты. Никаких полезных данных получить не удалось. Недавно послали гетмана Красную Скалу, человека редкостной выносливости и силы. Он вернулся в совершенно разбитом состоянии, и нам пришлось его отправить на его дачу в северных горах. Что же, теперь он почти снова научился есть сам.

Геджас сделал паузу. Руиз снова почувствовал скрытое невидимое общение между «языком» и гетманом, течение, которое посверкивало даже тогда, когда его совершенно не удавалось заметить взглядом.

Наконец Геджас заговорил снова.

– Желтый Лист утверждает: твой мозг соединяет в себе множество необычных черт. Ты настолько хорошо защищен самонастроенными ловушками и синаптическими заглушками, что ты практически недоступен для проникновения в мозг, разве только для разрушительной деконструкции. И все же ты сохраняешь удивительную гибкость. Наши техники зафиксировали у тебя такой индекс приспособляемости, какого они еще никогда не видели. Ты воистину ценная добыча. Если бы ты не был так стеснен своим устаревшим и неразвитым моральным кодом и этическими конструкциями, то тебя могло бы ждать на Родериго блестящее будущее. И все же мы постараемся использовать твои таланты самым лучшим образом. Мы используем тебя так или иначе.

– Да, хозяин, – неуверенно сказал Руиз.

– Желтый Лист подчеркивает: не думай, что сможешь обмануть нас лживой внешней готовностью сотрудничать. Мы понимаем, что ты готов согласиться на все, что давало бы тебе шанс убежать. Такого шанса у тебя не будет.

– Нет, хозяин.

Геджас оторвал от гетмана свой пристальный взгляд так, словно это причиняло ему физическую боль. Он дотронулся до контрольной панели на запястье, и стена справа от Руиза открылась. В темной нише было кресло с ограничителями для рук и ног, а вверху был грубый холомнемонический щуп.

Геджас схватил Руиза за плечо и толкнул его на кресло. По контрасту с почти медицинской чистотой в комнате, кресло было все покрыто брызгами темной засохшей крови и прочими неприятными веществами. Сиденье покрывала толстая корка, и она царапала обнаженную кожу Руиза.

На его щиколотках и запястьях защелкнулись ограничители, а колпак щупа опустился на лицо. Запах смерти в колпаке был настолько силен, что его чуть не вырвало.

– Желтый Лист спрашивает, принимаешь ли ты такое поручение: тебя перевезут на Дорн и приведут к депозиту, где ты сольешься с ним и поищешь в библиотеке необходимые данные для нас, не надеясь ни на какое вознаграждение, кроме обращения, которое мы применяем к достаточно ценной собственности?

Колпак был словно могила, он был скользкий от слизи разложения.

– Да, хозяин! Да! Да!

Руиз почувствовал, что его душат призраки всех тех, кого гетман предала смерти в этом месте. Он едва мог дышать. Казалось, прошло очень много времени, прежде чем он услышал, как Геджас снова заговорил:

– Желтый Лист говорит в гневе: ты неискренен!

– Нет! Хозяин!

Воистину, Руиз почувствовал, что готов сделать все, лишь бы его выпустили из страшных объятий колпака.

– Желтый Лист утверждает: тебе еще предстоит понять все особенности своей ситуации. Если бы ты был обыкновенной добычей, то уже давно был бы трупом в морозильнике. Но Желтый Лист покажет пример приспособляемости: тебе дают другую работу, которая использует твои другие навыки, уникальные, до тех пор, пока ты не оценишь, как желательна будет для тебя перемена обстановки.

Руиз услышал, как в его шею впился инъектор, и он свалился в длинный темный туннель.




6


Руиз проснулся. Сперва он был слеп, но постепенно мутное красноватое свечение осветило его окружение.

Он сидел в холодном металлическом кресле, все еще обнаженный. Армированный кабель соединял кресло с металлическим обручем, запаянным вокруг его талии. Обруч был настолько тесным, что врезался ему в ребра, стоило ему чуть-чуть обмякнуть на стуле. Он выпрямился и огляделся вокруг.

Кресло было поставлено на платформе площадью в три метра, с трех сторон ее окружали тройные поручни-ограждения. На открытой стороне платформы на уровне талии проходила лента конвейера.

Больше он ничего не видел. Конвейер выходил из тьмы и исчезал в еще более глубокой тьме.

В тихом воздухе висел жуткий запах: свежей крови, старого разложения, экскрементов – жуткая вонь бойни.

Он встал и подошел к краю конвейера, таща за собой кабель. Кабель давал ему ровно столько свободы, чтобы он мог встать возле конвейера. Металлическая конструкция поддерживала конвейер возле платформы. К этой конструкций была приварена коробка, из которой торчала рукоять ножа. Руиз выдернул нож, осмотрел его. Лезвие было тонким, оно блестело прекрасным мономолевым блеском. Такой нож может принадлежать хорошо снабженному мяснику. В крышке коробки было укреплено что-то еще. Он перевернул крышку. К ней была прикреплена прозрачная трубка с каким-то устройством. Он вытащил это приспособление. Где он видел очень похожее, совсем недавно? У него появилось очень скверное чувство.

– Ты догадываешься, что это, Руиз Ав? – заговорил Геджас где-то поблизости, так напугав Руиза, что он почти выронил нож.

Геджас зажег свет на своем летательном пузыре, и оказалось, что он находится всего в нескольких метрах от Руиза. На нем был армированный зеркальный костюм, что удержало Руиза от первого импульса – швырнуть в него нож.

Геджас почувствовал его импульс. Гортанное хихиканье раздалось из-под зеркальной маски костюма.

– Догадываешься? – спросил он снова.

Руиз посмотрел на пластиковый прибор, и память вдруг вернулась к нему – как Геджас перерезал горло юнге Свину и собрал кровь.

– Да… хозяин, – сказал он, чувствуя холодный ужас внизу живота.

– Не надо со мной таких формальностей, – сказал весело Геджас, – мы же просто подчиненные, ты и я. Тем не менее, у меня вся власть, поэтому будет умно выказывать мне столько уважения, сколько ты сможешь вынести.

Руиз был слишком занят, чтобы ответить. Он раздумывал над тем, что предполагала его теперешняя ситуация. Какую работу имела в виду Желтый Лист?

Словно прочитав его мысли, Геджас сказал:

– Ты наш новый забойщик, Руиз Ав. Я объясню тебе, как это делается. Твари подъезжают по конвейеру и останавливаются перед тобой. Ты перерезаешь глотку – я тебе покажу, как именно это делается – и потом приставляешь помпу. Вот и все, что требуется. Кровь, кстати, потом желируется и продается Лезвиям Нампа как лакомство. Странные люди, эти Лезвия. Мы могли бы совершать наши забои гораздо более эффективно. У нас есть самая лучшая автоматическая система в пангалактике. Однако каннибалы хотят, чтобы их мясо забивали традиционным способом, обескровливая его. А ведь клиент всегда прав, верно? Кроме того, они иногда посылают инспекторов.

Руиз не мог говорить. Он стоял, сжимая нож в руках, которые вдруг онемели, рот у него приоткрылся от ужаса. Как они могут заставить его сделать это?

Ответ пришел очень быстро. Боль заполонила его существо, она взорвалась вверх и вниз по телу, боль эта состояла из целой гаммы мук, на каждом уровне его тела. Его члены словно разрывали чьи-то руки, его внутренние органы словно разрывались от невыносимого внутреннего давления, словно каждый из них готов был разорваться. Его кожа горела, словно в огне.

Руиз упал на четвереньки, уронив нож на пол. Дыхание вырвалось из его груди, сделать вдоха он уже не мог. Но ему было слишком больно, чтобы кричать. Не осталось ничего человеческого в его теле, только то, что могло чувствовать боль.

– У нас еще и прекрасные нейростимуляторы – боль и мука – основа нашего дела, – сказал Геджас, но Руиз слышал его как сквозь туман.

Боль прекратилась, и Руиз смог вздохнуть. На миг он почувствовал себя легче воздуха, словно он мог взлететь прочь от всего этого, но потом почувствовал под руками холодный металл, почувствовал, что Геджас приближается к нему. «Язык» Желтого Листа спустился на платформу.

– Встань, Руиз Ав, – сказал Геджас.

Он встал.

– Подними нож.

Он так и сделал.

– Вот твоя первая клиентка.

Из темноты донеслось низкое дребезжание, и корыто конвейера остановилось перед ним в смутном свете, там лежала полная женщина средних лет.

Тормоза конвейера слегка скрипнули. Женщина, казалось, только наполовину была в сознании. Глаза ее смотрели отрешенно и не видели Руиза.

– Они, как видишь, под наркозом, – сказал Геджас. – Иначе их мясо будет отдавать неприятной горечью – слишком много страха. Желтый лист хочет, чтобы ты выучил свой урок, но ведь не ценой же нашего продукта, качеством которого мы справедливо гордимся.

Руиз посмотрел вниз, на женщину, подумал, кто же она, о чем она некогда мечтала. Она, разумеется, никогда не могла и подумать, что закончит свои дни в таком страшном месте и таким страшным образом, что вся ее личность сведется к ее пищевой ценности как источника мяса. К ее распоротому телу.

– Я выполню то задание, которое вы хотели. Я посмотрю данные в депозите. Это не нужно. Не надо такого.

– Ты и я, нам не дано судить об этом, Руиз Ав. Такие решения принимают гетманы, – сказал Геджас. – Дай мне нож.

Он протянул руку, затянутую в перчатку из зеркальной брони.

Руиз неохотно вложил в нее рукоять ножа.

– Теперь смотри, – сказал Геджас.

Выполняя точные аккуратные движения, Геджас приставил нож к складке кожи под ухом женщины. Он аккуратно прорезал кожу, потом сделал такой же надрез с другой стороны. Женщина пошевелилась, и в глазах ее появились проблески сознания. Крови почти не вытекло, когда Геджас приставил помпу к разрезам и толкнул помпу внутрь. Артерии лопнули, и кровь наполнила помпу. Женщина несколько раз дернула ногами и умерла.

– Вот моя техника, которую я порекомендую тебе, Руиз Ав. Если ты прорежешь до самых артерий с первого же удара, то на тебя попадет множество крови, и ты сразу же много крови потратишь впустую.

Геджас вытер лезвие ножа о короткие седые волосы женщины и вручил нож снова Руизу.

– Я не могу этого сделать, – сказал Руиз.

– Не можешь? Ну, я тебя уверяю, что ты должен это сделать. Боль останется с тобой, пока ты не выполнишь свое дело. Она будет приходить к тебе, если ты не будешь работать с должной эффективностью. Да, придет момент, и ты полюбишь свою работу всей душой. О да! – Геджас говорил с оттенком ярости, это было первое чувство, которое у него заметил Руиз. Геджас вскочил на свой летательный пузырь. – Ты, однако, наглец. Тебе пришлось бы работать здесь долгие годы, пока тебе удалось бы отправить на тот свет столько же людей, сколько ты уже отправил. Мы же знаем твою репутацию и твою биографию, Руиз Ав. Ты много столетий уже сеял смерть по всей галактике. А?

– Это было иначе.

– Вот как? – Геджас выключил свет на своем летательном аппарате и исчез. Руиз услышал, как жужжание аппарата исчезло в тишине бойни.



Полоска конвейера увезла труп, и какое-то время ничего не происходило.

Потом Руиз почувствовал боль в середине тела, под металлической полосой, которая приковывала его к креслу. Проходили минуты, и боль становилась все сильнее, пока ему не пришлось сесть, скорчившись вокруг этой боли, вспотев и скрипя зубами.

Он стал поглядывать на конвейер и прислушиваться, не раздастся ли скрип тележки.

Когда он понял, что он делает, из его сжатых челюстей вырвался стон.

Боль пронизывала его тело, медленная безжалостная победа, завоевание, которое постепенно привело его в состояние стонущего, бессмысленного существа, которое не знало ничего, кроме муки. Когда конвейер наконец принес ему его первую жертву, он сперва не почувствовал никаких других эмоций, кроме облегчения. Он поднялся на ноги, когда тележка остановилась у края платформы.

Мука прекратилась. Страшная радость охватила его. Он прошел к краю платформы, сжимая нож.

Ребенок, казалось, не настолько был одурманен, как женщина, поэтому он сонно улыбнулся Руизу. У него были темные волосы и голубые глаза. Ему, должно быть, было не больше семи-восьми лет обычного земного летоисчисления. Веревки, которые привязывали его к тележке, казались слишком большими для него.

Радость испарилась, оставив только усталость и ужас.

– Нет, – сказал он.

Боль вернулась, приливная волна муки. Ноги его превратились в слизь, он упал на стальной пол, не в силах ничего делать, только слабо подергиваться. Он не мог дышать. Если можно было так сказать, боль была еще страшнее, чем раньше. Он пытался что-то сказать и не мог. Дыхания у него не оставалось. Зрение его помутилось, и он упал во тьму.

Когда он проснулся от своего обморока, он услышал, как малыш плачет, – сдавленный приглушенный звук, который наполнял бойню. Мука прошла, по крайней мере, на время. Он осторожно сел.

Ящик, в котором лежала помпа, загудел, и из него высунулся маленький рупор. Голос Геджаса раздался из него жестяным шепотом.

– Видишь, что ты натворил? Наркоз ребенка прошел. Теперь он должен умереть в страхе, и это будет твоя вина.

– Пожалуйста, не надо, – сказал Руиз Ав.

Геджас рассмеялся низким тихим смехом, полным восторженного веселья.

– Не надо? Ты меня поражаешь, Руиз Ав. Умолять о пощаде гетмана… даже этот малыш не настолько глуп. Нет, ты должен выполнить эту работу. И продолжать, пока Желтый Лист не сочтет, что ты достаточно поучился.

– Нет, нет… – сказал Руиз.

Но он поднялся на ноги и поднял нож, спрятав его за спину.

– Нет? Гетманы не понимают такого слова, Руиз Ав. И подумай. Если я снова накажу тебя болью, мальчик будет лежать тут еще дольше, пока ты не придешь в себя. Ты издаешь страшные звуки, когда ты лежишь без чувств. Ты хочешь, чтобы его страдания продолжались?

– Нет.

Руиз встал над мальчиком, глядя вниз на его залитую слезами мордочку. Малыш перестал плакать, хотя губы его дрожали и глаза были широко открыты.

– Давай-ка, – сказал Геджас. – Он уже и так предназначен на мясо, и не важно, твоей рукой он будет зарезан или чьей-то еще. Боль в конце концов тебя убьет, а Желтый Лист велела мне терзать тебя болью, пока ты не выполнишь то, что она приказывает.

Руиз не отвечал. Он отложил нож. Он откинул волосы мальчика со лба, так нежно, как только мог. Малыш что-то сказал на языке, которого Руиз не знал. Почему-то это показалось ему самой страшной жестокостью – он даже не мог утешить малыша на том языке, который он понял бы.

– Ну же, – сказал нетерпеливо Геджас. – Твоя следующая работа скоро подъедет.

– Минуту, – сказал Руиз. – Не бойся, – сказал он ребенку самым нежным тоном, на какой только мог решиться.

Он смахнул слезы, потом взял маленькое личико в руки.

Мальчик робко улыбнулся ему, и он улыбнулся в ответ. Руиз проскользнул своими длинными пальцами убийцы за уши малыша, нажал на артерии покрепче.

Голубые глаза потускнели и закрылись.

Руиз продолжал нажимать еще минуту. Не настолько, чтобы сердце малыша остановилось. Потом он взял нож и сделал остальную работу.

– Ну вот, Руиз Ав, разве тебе не стало лучше? – сказал Геджас и засмеялся.

Тележка дернулась и увезла мясо прочь. Руиз подошел к стулу и сел. Время, казалось, остановилось. Он сумел вообще ни о чем не думать.

Через несколько минут приехала тележка со следующей жертвой, и он убил ее.

Через несколько часов все лица слились воедино, стали сплошным пятном, в котором не было ничего человеческого, ничего, что можно было бы назвать иначе, чем мясом для его ножа.



Подлодка царапнула стену небоскреба в восьмистах метрах под поверхностью. Кореана похлопала по панели управления, пот блестел на ее дорогом лице. Мармо играл в свои бесконечные игры против своих сопроцессоров в темном углу маленькой каюты.

Субмарина отошла от камня, и Кореана подала еще немного питания в молчащие моторчики.

– Так лучше, – сказала она.

Мармо оторвался от экрана.

– Выживем ли мы?

– Разумеется, – ответила она. – Разве мы всегда не выживали, а?

Мармо посмотрел на стальной потолок, словно видя сквозь него ту резню, которая творилась на поверхности, по всему морскому древнему городу Моревейнику.

– Сейчас тысячи говорят те же самые слова. Они скоро будут мертвы.

Она бросила ему взгляд смешанного презрения и озабоченности.

– Мы сильнее, умнее, удачливее.

– Никто не удачлив больше Руиза Ава, – сказал серьезно Мармо. – Если каким-нибудь чудом мы выберемся из Моревейника, давай убежим к северным космопортам, вернемся к «Черной слезе», заберем наши пожитки и покинем Суук. Разве в этом плане нет для тебя искусительной прелести? Разве тебе не хочется жить?

– Без Руиза Ава, который бы меня развлекал, – нет, – ответила она коротко.

Она посмотрела на старого пирата-киборга и увидела в его полумеханическом лице нечто, что она все чаще и чаще замечала за прошедшие недели. Это выражение лица явно говорило: ты безумна!

Но Мармо прекрасно понимал, что нельзя говорить такие вещи вслух. Он вернулся к своим играм.



Самые худшие ожидания Низы оправдались. Снова Руиз Ав привел ее в какое-то страшное место и снова оставил одну.

Откормочная казалась ей самым ужасным местом, в котором ей довелось побывать. Она была пропитана атмосферой такой безнадежной жестокости, что сочла невозможным сохранить даже ниточку надежды, что Руиз Ав снова найдет для них возможность выжить. Его небольшие чудеса, которые он творил для них, показались незначительными по сравнению с ужасами откормочной, функцию которой она постепенно начинала понимать. Сперва она отказалась верить, что бывают люди столь развращенные и разложившиеся морально, как родериганцы. В конце концов, они казались людьми.

Гундерд наставлял ее:

– Они нелюди, Низа-принцесса. О, в любое время в нашей истории встречались люди, которые были нелюдями по любым разумным стандартам. Ну, например, те которые стараются всячески убить в людях радость и веселье. Такие были с нами с тех пор, когда мы только начали слезать с деревьев. Но Родериго одно из тех мест, где бесчеловечность была возведена в ранг религии. Ее старательно культивировали. Тут она перешла все границы извращения.

Она могла только покачать головой в глубоком унынии.

Через день после того, как люди увели Руиза прочь, трое страшно толстых людей пришли к ее маленькой группке.

Они встали над ней, глядя на нее маленькими жестокими глазками.

– Да, – сказал самый крупный. – Ты все еще красива. Ты пойдешь с нами и будешь развлекать нас в наши последние дни. Мы созрели.

Под их холодным взглядом она почувствовала себя еще более нагой.

– Нет, – сказала она, подтянув колени к груди. Она повернулась к Гундерду.

– Я думала, что ты сказал, что здесь насильников нет. Что гетманы распыляли в воздухе что-то такое.

Гундерд пожал плечами.

Трое толстяков презрительно посмотрели на них. Самый крупный снова заговорил.

– Мы не станем тратить наше драгоценное оставшееся время. Мы поиграем в более интересные игры.

Он протянул к ней руку, но она отбежала.

Вдруг Мольнех вскочил и встал перед толстяком.

– Пошел вон. Ты ее не получишь.

Толстяк фыркнул от того, насколько забавной показалась ему эта ситуация.

– Не будь дураком, тощая палка. Те, кто смотрит за нами, могут наказать нас… но только если мы тебе крепко поломаем кости или повредим внутренности, так, что ты не сможешь есть. А так мы можем причинять друг другу такую боль, какую только захотим, и именно это мы и сделаем, если ты помешаешь нам как-либо. Ведь мы созрели, а зрелость имеет свои преимущества и права.

Мольнех казался серьезным до мрачности, что совершенно не было похоже на его обычную натуру.

– Вы ее не получите. Она – женщина знаменитого убийцы. Если вы ее обидите, он поломает вам кости и, что самое страшное – даже не обращая внимания на тех, кто смотрит. – Он повернулся к остальным. – Подумайте! Что сделает с нами Руиз Ав, если мы позволим ее обидеть!

Гундерд задумчиво потер подбородок.

– Правильно думаешь, – он встал и повернулся к толстяку. – Пошли вон, – сказал он им.

Дольмаэро тоже поднялся, зловеще глядя на них и сжимая кулаки.

Они медленно отступили назад, ошеломление и обида были написаны на их лицах, широких, толстых и блестящих от пота.

– Это неправильно, – сказал один, прежде чем повернулся и зашлепал прочь. – Мы же созрели…

Почему-то Низа не в состоянии была почувствовать никакой настоящей благодарности к людям, которые за нее заступились, хотя она знала, что должна быть благодарна.



Геджас и Желтый Лист смотрели на экран в ее комнатах, глубоко под островом Родериго. Экран изменил темную внутренность бойни, превратив ее черные и серые тона в блестящие цвета.

Руиз Ав был центральной фигурой на экране, он двигался в медленном танце, словно под какую-то неслышную музыку. Тело его было сапфирово-голубого цвета, а кровь, которая покрывала его плечи и грудь, казалась цвета остывающей лавы. В одной руке он держал нож, фиолетовое пламя в свете экрана. Ножом он чертил сложные символы в воздухе.

Геджас почувствовал неудовольствие Желтого Листа, словно дуновение холодного ветра на его сознании.

– Не беспокойся, хозяин, – сказал он со всей искренностью, на которую был способен. – Индексы остаются стабильными. Он не настолько безумен, как кажется.

Она повернулась и бросила на него темный взгляд, полный скрытого глубокого смысла. Он услышал ее слова так же ясно, как если бы она прошептала их ему в ухо.

– Ты должен надеяться, что не ошибся. Если он сломался, мы упустили уникальную возможность.

– Он всегда был убийцей, хозяин. Мы заставляем его поглядеть в глаза его подлинной личности. Однажды он поблагодарит нас за его освобождение, и тогда он станет настоящим орудием, прекрасным и тонким.

Она кивнула еле заметным кивком красивой головы, и он почувствовал, что купается в теплых лучах ее уверенности.



Руиз Ав спрятался где-то в подсознании, подальше от гротесковых действий и движений своего тела, запаха падали, который пропитывал бойню, от крови. Его укрытие было теплым и светлым, полным прекрасной громкой музыки. Там витал ясный и живой запах цветов, но в остальном его убежище не было столь осязаемо. Он был там в безопасности, но он не был по-настоящему счастлив… он был одинок. Время от времени он спрашивал себя, почему бы ему не найти себе компанию, и тогда мысли его уходили в более темное место, где он видел лицо прекрасной женщины сквозь туман беспокойства.

Он всякий раз уводил себя от этого образа со стыдом и страхом.

Время от времени он видел, как его тело совершает страшные действия, и на миг он не верил в реальность своего убежища – не мог, пока его жертвы стонали, пока их кровь летела на его тело.

Но скоро работа закончилась, и жертвы увозились во тьму, так что он снова мог поверить и забыть про них.



Время медленно проходило в темном красном свете откормочной. Низа спала, просыпалась только на несколько бесконечных часов, снова спала. Остальные подходили к корзинам-кормушкам, но у нее не было аппетита. Дольмаэро принес ей горсть шариков, но еда лежала возле нее на пластиковом возвышении, нетронутая.

– По крайней мере, попей, – настаивал Мольнех. – Когда Руиз Ав вернется за нами, мы должны быть сильными и готовыми действовать, а не слабыми от переживаний.

Она посмотрела на него с тупым удивлением. Как он мог быть настолько глуп, чтобы ожидать, что Руиз Ав вернется?

– Он умер или далеко отсюда, – сказала она в ответ.

Мольнех нахмурился.

– Мы этого не знаем. Сколько раз Руиз Ав уже изумлял нас?

– Мне кажется, что сюрпризы такого рода закончились, – сказала она. – Мы никогда больше не увидим Руиза.

Но она встала и подошла к ближайшему крану. Вода была прохладная и сладкая, с легким смолистым привкусом.

Она почувствовала себя чуть лучше после того, как напилась, чуть трезвее и внимательнее.

Она была первой, кто заметил возвращение родериганцев в костюмах из зеркальной брони. Звук их кованых сапог расходился волнами молчания среди откармливаемого скота.

Они, казалось, шли прямо на нее. Она попятилась к остальным, но охранники изменили курс, немедленно повернув в ту же сторону, что и она.

Ей хотелось бежать, но что это принесло бы?



Руиз Ав начал чувствовать, что наступает то знакомое страшное нетерпение. Металлическая полоса вокруг его талии посылала ему боль за болью. Она пытала его так, словно невидимые пальцы расковыривали незажившую рану. Он начал прислушиваться, не раздастся ли грохот конвейера.

Когда он его услышал, то подскочил к краю платформы, предвкушая удар ножа, который освободит его от страшной боли этой полосы. Он чувствовал, как лицо его искажается неестественной гримасой не то боли, не то радости, не то безмолвного крика.

Следующая тележка подплыла под смутный свет, и он нагнулся, касаясь мягкого горла дрожащими пальцами.

Лицо казалось ему всего лишь пятном сквозь слезы, которые все равно выступали на его глазах каждый раз, когда его заставляли убивать, почему – он и сам не мог понять.

– Руиз? – голос оказался мягче горла, неуверенный, смазанный голос.

Прочие тоже заговаривали с ним, молили о пощаде, проклинали, бредили. Он не обращал внимания. Что он мог сделать, кроме того, что прекратит их страдания? Но этот голос был совсем другим. Память коснулась его, остановила на миг удар ножа.

Он потер глаза, пока не прогнал слезы.

Женщина была прекрасна, с огромными темными глазами и спутанными черными волосами. На лице ее было такое не подходящее к ситуации выражение: она смотрела на него с нежностью. Нежность сменилась ужасом, таким, что ему пришлось отвести глаза.

Полоса металла посылала ему боль, боль вышибала дух из его груди, так что он наклонился, прижав к животу руки.

– Руиз… это ты. Что они сделали с тобой?

Голос ее казался таким же сладким, насколько горька была боль. Он снова посмотрел на нее, и в мозг его проникла тоненькая струйка памяти. Низа? Ее ведь звали именно так? Кто она ему?



Низа смотрела на Руиза Ава и не желала его узнавать. Он был обнажен, если не считать металлической полосы вокруг талии, он был весь покрыт засохшей кровью, которая казалась черной в тусклом красном свете, волосы его сбились и слиплись в колючки, словно он втирал в них кровь и потом специально слепил их. Он наверняка был безумен. Глаза его были широко открыты. Белки казались огромными. Губы растянулись над зубами в страшной ухмылке. В одной крупной руке он сжимал нож, и нож, и рука были покрыты застывшей кровью, крови было столько, что даже форма его руки была словно смазана, не видна под сгустками.

Никакой демон из Ада не мог показаться более страшным, и даже в своем наркотизированном состоянии она была перепугана.

– Руиз, – сказала она, совсем не так уверенно. Неужели это чудище действительно Руиз Ав? Наверное, нет, подумала она. Наверняка это просто пытка, придуманная ее мучителями из-за их собственных таинственных прихотей, это какой-то автомат, изготовленный в виде Руиза.

Лицо его исказилось еще больше, он упал на колени, издавая странные крякающие звуки, дыхание его свистело так, словно он едва мог втолкнуть воздух в легкие.

Она услышала тихий жестяной голос где-то рядом.

– Выполняй! – потребовал он.

Боль съедала его, пожирала все его естество. Вскоре от Руиза Ава ничего не останется, кроме пустой кожи. Он смутно подумал о том, будет ли этот пустой мешок стоять и резать… но потом он понял, что это не имеет значения, что он сам исчезнет, спасенный от боли и сознания того, что он делает. Он почувствовал смутное удивление, что не увидел возможность такого бегства раньше. Как легко это будет… заставить боль выжечь его дотла; до последней капельки…

Пусть чья-то другая рука отберет драгоценную жизнь Низы, но не его собственная.

Он не мог понять, почему это так важно, но он знал, что это очень важно, поэтому он провалился навстречу смерти почти радостно.




7


Геджас задрожал от ледяного неудовольствия Желтого Листа.

– Немедленно, сейчас же, – забормотал он, слова вылетали изо рта у него, толкаемые ужасом. Он выключил нейростимулятор и смотрел, как человек на платформе повалился мешком на пол.

– Разумеется, ты права, – сказал он, – но этот экземпляр по сути не поврежден, несмотря на внешние проявления, Хозяин.

Желтый Лист дотронулась до консоли на запястье и высветила индексы витальности подопытного существа. В последнем замере все параметры горели красным огнем. Мигающая предупредительная полоса гласила: УГРОЗА РАСПАДА ЛИЧНОСТИ, НЕМЕДЛЕННОГО РАСПАДА ЛИЧНОСТИ.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=119697) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.