Человек страха Дин Рэй Кунц На затерянном в космосе корабле, начиненном разрушительной техникой, просыпается пораженный амнезией человек по имени Сэм. Его преследуют странные галлюцинации и кошмарные сны, из которых он узнает, что является орудием мести для высшего существа. Обретябессмертие с помощью науки и высоких технологий, люди утратили веру в жестокого глобального бога и заточили его в искаженном измерении. Тысячу лет пленник вынашивал план освобождения, и теперь он готов вернуться в мир, используя Сэма в качестве ангела смерти. Однако Сэм не хочет быть игрушкой в чужих руках и вступает в борьбу со своим демоническим хозяином. Дин Кунц Человек страха Часть первая Цель И пребудешь ты в поисках нового порядка вещей... Глава 1 Когда он пробудился ото сна, с трех сторон не было ничего, кроме бесконечной черноты; черноты такой густой, что она, казалось, вот-вот задышит и начнет двигаться. И, пробудившись, он не знал, кто он такой. Его глаз упал на приборную доску с шестнадцатью светящимися шкалами и циферблатами, десятком переключателей и полусотней различных кнопок, – похоже, он находится на космическом корабле. Это, по крайней мере, объясняло, почему за иллюминаторами царила непроглядная тьма. А туманное отражение в пластиковом зеркале свидетельствовало о том, что он человек, так как у него были глаза человека (голубые) и лицо человека (суровое, но, если не придираться, красивое). Но это все слишком общие характеристики. Когда он попытался сосредоточиться на деталях, ответов не находилось. Кто он такой? Стрелки на шкалах лишь дрогнули в ответ. Что с ним было раньше? Только мигающие цифры на приборах. Куда он направляется? Он сидел не двигаясь, перебирая в памяти все, что знал. Шел 3456 год. Ему были известны названия городов; он разбирался в устройстве и политике Империи; он без запинки мог рассказать всю историю галактики. Одни только общие моменты. Кто он такой? Что происходило с ним раньше? И куда он направляется? Он отстегнулся и, оттолкнувшись от повторявшего очертания его тела кресла, встал и отвернулся от иллюминатора, осматриваясь по сторонам. Он находился в рубке управления. Это было похожее на склеп помещение с однообразными панелями, приборами и пультами обслуживания одинакового свинцового оттенка. Оживление вносило только мерцание приборной доски. Покружив по рубке, он не обнаружил никаких записей лага. Пульт обслуживания был пуст. Он просмотрел графики – на них лишь бури и столкновения. Он уже засомневался: а должен ли вообще быть лаг? В конце концов, если он не может припомнить собственного имени, то почему же он, черт возьми, так уверен в таких незначительных мелочах? Дзинь-дзинь-дзинь! Сигнал тревоги! Он резко обернулся, его сердце бешено заколотилось. Темноту прорезали волны желтого света, размазываясь по темным стенам. Он проглотил подступивший к горлу комок и вернулся к своему креслу. Он, по-видимому, знал, как управлять кораблем, так как его пальцы скользили по кнопкам и циферблатам, дотрагивались до шкал и переключателей, а мозг автоматически считывал с них и обрабатывал информацию. – Докладывай! – приказал он кораблю. Последовало минутное молчание, затем на дисплее высветилась надпись. ПРИБЛИЖАЕТСЯ ОБЪЕКТ. СКОРОСТЬ НЕЗНАЧИТЕЛЬНАЯ. ИСКУССТВЕННОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ. – Размер? Корабль заворчал, словно проявляя недовольство. Он знал, однако, что задержка означает лишь поиск нужной для ответа пленки. ТРИ ФУТА НА ДВА ФУТА НА ПЯТЬ ФУТОВ. – Время до контакта? ЧЕТЫРНАДЦАТЬ МИНУТ. – Сообщи мне, когда будет пора. Он выключил связь с компьютером и прошел в глубь кабины. Чем сидеть и ждать приближения объекта, он лучше использует это время, чтобы осмотреть весь корабль. Возможно, это поможет ему понять, кто он такой. Он потянул за ручку находившегося в стене круглого люка. Перед ним открылся узкий коридор с низким потолком. В конце его, вспомнил он, находится камера безопасности перед входом в машинный отсек. По сторонам коридора расположены два помещения, в которые он может входить, не рискуя заживо сгореть от высокого радиационного излучения. Справа находилась полностью освещенная лаборатория. Вдоль стен, поблескивая стальными корпусами, выстроился ряд жужжавших и гудевших на разные голоса машин. В самом центре отсека стоял покрытый флексопластом стол. Он дотронулся до его поверхности и почувствовал, как его, рука погрузилась в упругий материал, плотно обхвативший его ладонь. Это был операционный стол. Над ним с потолка, словно жирные щупальца пауков, свешивались цилиндрические руки роботов-хирургов с серебряными пальцами. Он поежился. С третьей попытки оторвал руку от стола и вышел из лаборатории. Он не очень-то доверял механизмам, наделенным способностью мыслить, вроде роботов-хирургов, механизмам, столь похожим на людей, но лишенным человеческих слабостей и недостатков. По другую сторону коридора он обнаружил оружейный склад. Пол был заставлен ящиками со строительной взрывчаткой, которой хватило бы, чтобы сровнять с землей целый город. На стенах – стеллажи с огнестрельным оружием. Он смутно осознал, что огнестрельное оружие больше нигде в мире не используется. И вообще люди не убивают никого, кроме животных в компьютерных играх. Ружья и пистолеты хранятся только в музеях да частных коллекциях любителей старины. Но это оружие не похоже на коллекционное – слишком уж оно новое. И в глубине души он знал, что владеет им в совершенстве и в его руках оно может сделаться смертоносным. У дальней стены рядом с грузовым шлюзом стоял бульдозер. Стоило опустить непроницаемый щит, и он тоже превращался в грозное оружие. Его что-то беспокоило, что-то еще, помимо присутствия оружия. Затем, оглядев бульдозер, он понял, в чем дело. Нигде не был указан изготовитель! На бульдозере он не видел ни названия фирмы, ни модели, ни номера. Та же самая история и с винтовками, ножами, взрывчаткой. Оружие было изготовлено так, чтобы производитель оставался анонимным. Но кто же его изготовил? И с какой целью? Дзинь-дзинь-дзинь! Сначала, погруженный в раздумья, он не обратил внимания на сигнал тревоги. Но корабль звонил все настойчивее. Он отложил винтовку, которую держал в руках, и пошел назад в рубку управления. ПРИБЛИЖАЕТСЯ НЕОПОЗНАННЫЙ ОБЪЕКТ. ОПОЗНАНИЕ – ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ СЕКУНД. Слова выходили из компьютерного радиолокатора со звуком, напоминавшим скрежет наждачной бумаги. ОПОЗНАЮ. ЭТО ЧЕЛОВЕК. – Человек? В открытом космосе – без корабля? Я СЛЫШУ СТУК СЕРДЦА. Глава 2 Похожее на бесформенный плод, тело в красном скафандре медленно выплыло из черноты. БЕЗ СОЗНАНИЯ. Он подвел корабль как можно ближе, чтобы разглядеть фигуру в красном. Что делает здесь человек – один, вдали от кораблей, в скафандре, в котором ему больше двенадцати часов не продержаться? – Я собираюсь принять его на борт, – сказал он кораблю. ПО-ТВОЕМУ, СЛЕДУЕТ ЭТО СДЕЛАТЬ? – Он же там умрет! Корабль молчал. Через минуту на экране появился цилиндрический корпус Мусорщика. Еще один почти живой механизм. Единственный глаз Мусорщика сконцентрировался на теле человека в скафандре. На подвесном экране появилось его изображение крупным планом. Увидев выхваченное объективом лицо, он уже не был столь уверен, что это человек. У него было лицо с двумя глазами, но без бровей. А там, где должны быть брови, – два костяных выступа, твердых, темных, блестящих. Грива каштановых волос с белыми прожилками. Широкий рот с пухлыми губами, но губы неестественно яркие, приподнимались с краев, обнажая острые, белые, похожие на клыки зубы. И все же от человека в нем больше, чем от зверя. На лице застыла душевная мука, а это очень по-человечески. Он дал Мусорщику указание начать подъем на борт. Когда машина, выполнив задание, вернулась на место у корпуса корабля, он открыл люк в полу, втащил тело и осторожно освободил его от скафандра. На шлеме было по трафарету написано имя: ХУРКОС... ...Он в большом соборе. На свечах в серебряных подсвечниках трепещут красные языки пламени. Белина мертва. Никто уже больше не умирает, но Белина мертва. Редкий случай. Ее разорвало находившееся у нее во чреве чудовище. Доктора ничего не смогли поделать. Когда нельзя возложить вину на других людей, остается обвинять единственную сущность: Бога. Трудно было найти храм, ибо верующих в эти времена осталось мало. Но один все-таки нашелся. Там, как положено, была святая вода, окропленный жертвенной кровью алтарь и горстка древних христиан – древних, потому что они отказались от искусственного бессмертия, предложенного Комбинатом Вечности: они старели. В большом соборе... В большом соборе он перебирается через ограду алтаря и вцепляется в огромное распятие. Он стоит на коленях и, поскользнувшись, трижды падает на пол, на его покрытых густой шерстью руках выступают синяки. Затем, зацепившись пальцами за деревянные складки набедренной повязки, он, рыдая, подтягивается.., орет что-то в ухо... Но ухо деревянное. Оно лишь отражает его проклятие. Внизу мерцают свечи. Он начинает раскачиваться, пытаясь своим весом опрокинуть Бога. Сначала это ему не удается. Он плотнее обхватывает голову истукана ладонями. Голова, с треском оторвавшись от плеч, летит вниз... Потом он опрокидывает и тело. Он падает вместе с распятием. Звучит сирена, появляются санитары. Последнее, что ему запомнилось, – это старик христианин, который, подняв и соединив две разбившиеся половинки божественного лица, что-то бормотал себе под нос... * * * Он отпрянул от Хуркоса и затряс головой, пытаясь освободиться от наваждения. Это же сон незнакомца – как он мог присниться ему? Хуркос открыл глаза. Блестящие угольки, черные жемчужины, таящие множество секретов. Его рот сильно пересох, и, когда он попытался заговорить, на растрескавшихся губах выступила кровь. Тот, который не помнил своего имени, принес воды. Наконец Хуркос произнес: – Значит, не получилось. Голос у него был глубокий, привыкший командовать. – Что – не получилось? Что это ты вздумал прогуливаться в открытом космосе? Хуркос улыбнулся. – Пытался покончить с жизнью. – Самоубийство? – Да, так это называется. – Он отхлебнул еще воды. – Потому что умерла Белина? – Откуда ты?.. – начал было Хуркос грозным голосом, но тут же осекся: – Видимо, я тебе сказал. – Нет. Каким-то образом я смог проникнуть в твои видения. Может, ты мне объяснишь, что это значит? Хуркос на мгновение пришел в замешательство. – Я телепат. Иногда могу внушать, иногда – реже – читаю мысли. Очень ненадежный дар. Внушение мне удается, только если я сплю или в момент стресса. – Но почему же ты оказался там без корабля? – После того как меня выпустили из больницы – после смерти Белины и происшествия с распятием, – я нанялся грузчиком на “Космический вихрь”. Когда мы довольно далеко отошли от космических трасс, я спустился в трюм, отключил в герметической камере сигнализацию и покинул корабль. Меня не хватятся, пока не придет время платить жалованье. – Но зачем ты надел скафандр? Без скафандра было бы быстрее. Хуркос печально улыбнулся. – Наверное, я на что-то все же надеялся. Как показывает практика, мы от всего можем оправиться. – По его виду трудно было сказать, чтобы он оправился. – Но зато мой дар больше не действует. Я не могу прочесть в твоем сознании имени. Тот, который не знал, кто он такой, немного помедлил, прежде чем ответить. – Ты не можешь прочесть имени.., потому что у меня его нет. – Он вкратце рассказал о том, как проснулся, ничего не помня, и о том, что увидел на корабле. Хуркос оживился. Появилась некая загадка, решая которую он мог утопить свое горе и развеять уныние. – Нам нужно хорошенько обыскать эту посудину. Но сначала тебе нужно дать имя. – Какое? – Как тебе нравится – Сэм? Так звали моего друга. – Мне нравится. А кто был этот друг? – Пес, которого я купил в Каллилео. – Спасибо! – Он был породистым. Со вступительной частью было покончено, и Сэм не мог больше сдерживать своего любопытства. – Теперь у нас обоих есть имена. Мы знаем, что я человек. А кто же ты такой? Хуркос явно был ошарашен этим вопросом. – Ты не знаешь, кто такие +++++? – Нет. Возможно, я слишком заспался. Наверное, я заснул до того, как появились +++++. – Тогда ты заснул тысячу лет назад – ну и крепко же ты спал! Глава 3 Хуркос, прошагав по узкому коридору, вошел в головной отсек. – Ровным счетом ничего! – недоумевающе произнес он. За шесть часов поисков они успели перевернуть все вверх дном и заглянуть во все углы. Никаких зацепок. Правда, за это время Сэм заполнил некоторые пробелы в своем образовании: Хуркос поведал ему историю +++++. Это началось более тысячи лет назад, когда человек решил произвести на свет других людей с помощью контейнеров на полугидропонической основе – искусственных утроб, которые из донорской спермы и яйцеклеток формировали младенцев. Но после многочисленных попыток ничего стоящего не получилось. Эксперимент ставил целью появление людей с особыми психическими способностями, которых можно было бы использовать как военное оружие. Иногда казалось, что цель очень близка, но истинного успеха достичь так и не удалось. Когда наконец ученые поставили крест на этом проекте, на руках у них оказалось пять сотен детей-мутантов. Но к тому времени люди наконец сложили оружие и протянули друг другу руку дружбы. Большинство из них видели в искусственных утробах отвратительное детище гонки вооружений, а на детей +++++ взирали с жалостью и стыдом. И когда правительство намекнуло, что всех +++++ следует тихо и безболезненно усыпить, это вызвало бурную реакцию общественного протеста. Хотя людьми их и не считали, большинство населения содрогнулось при мысли о хладнокровном массовом убийстве лишь через несколько месяцев после установления Вечного Мира. +++++ остались жить, через пятнадцать лет закон предоставил им равные права со всеми прочими гражданами Империи. Еще век спустя они обрели их в действительности. Они заключали браки и производили себе подобных, а порой их дети были абсолютно нормальными людьми. На сегодняшний день +++++ было четырнадцать миллионов – всего одна восьмая процента населения галактики, но они жили, дышали и были счастливы. И Хуркос был одним из них. Четырнадцать миллионов. А Сэм даже не мог припомнить, чтобы раньше где-нибудь о них слышал. – Еда почти готова, – сказал он.. И тут же горевший над нишей в стене огонек погас и из нее выскользнул поднос. – Пахнет неплохо. – Голод – лучший повар, – произнес Сэм, располагаясь с подносом прямо на полу. – Как это все чертовски подозрительно, – проговорил Хуркос, набив полный рот синтемяса. – Ну хоть на чем-то должен быть торговый знак, хоть одно название фирмы должно же быть где-то написано. – Он помолчал немного, задумчиво пережевывая пищу, и вдруг воскликнул: – Еда! Хуркос так резко вскочил, что чуть не опрокинул на себя обед, причем совершенно напрасно. Сэм жестом усадил +++++ обратно. – Я уже смотрел. Контейнеры под синтезатором, в которых находятся запасы продовольствия, немаркированы. Хуркос, нахмурившись, снова сел. – Раз так, давай подытожим, что нам известно. Во-первых, лага нет. Во-вторых, нигде на корабле нет ни торговой марки, ни штампа изготовителя, ни номера партии. В-третьих, ты не помнишь, что было с тобой вплоть до сегодняшнего утра. В-четвертых, хотя память и подводит тебя в отношении твоего собственного прошлого, ты тем не менее знаешь об основных моментах в истории Империи, в истории человечества. Правда, в твоей памяти есть кое-какие пробелы. Про искусственные утробы, например, и про нас, +++++. – Согласен, – кивнул Сэм, отставляя еду и вытирая рот. – В чем дело? Ты почти ничего не съел. Сэм поморщился и неопределенно махнул рукой. – Не пойму, что со мной. Боюсь я есть. Хуркос опустил глаза, поглядел на свой поднос и, на мгновение перестав жевать, переспросил: – Боишься? – Я смутно боюсь.., непонятно чего.., потому что... – Продолжай! – Потому что ее готовили машины. Еда ненатуральная. Хуркюс сглотнул. – Вот тебе и в-пятых. Ты боишься машин. Мне это уже приходило в голову – судя по твоей реакции при виде роботов-хирургов. – Но я же умру с голоду! – Сомневаюсь. Для поддержания сил ты съел достаточно. Просто не будешь толстеть. Сэм собрался что-то сказать, но в тот самый момент, когда слова были готовы сорваться у него с языка, он почувствовал, как голова у него разрывается от грохота, потрясшего каждый миллиметр его тела и души. Он раскрыл рот, пытаясь закричать. В голову ему ударила пенящаяся, шипящая, сумасшедшая лавина хаотичного шума. Он смутно понимал, что Хуркос продолжает с ним разговаривать, но ничего не слышал. Все, что было вокруг, даже сам корабль, сделалось далеким и нереальным. В голове у него продолжала грохотать безумная какофония звуков. Он совершенно перестал осознавать, что происходит, для него существовал только этот рокочущий диссонансом гул. Он поднялся с пола, нашел кресло и пристегнул ремни. Рядом с ним стоял Хуркос и, по-видимому, что-то ему кричал. Но Сэм ничего не слышал. Ничего, кроме грохота, сотрясавшего все его существо. Он увидел, что +++++ на бегу заворачивается в матрас из флексопласта, который они сняли с хирургического стола. Сэм решил, что, поскольку второго кресла пилота нет, матрас, если в него, как в защитную оболочку, полностью завернуть +++++, послужит ему превосходной заменой. Сэм нажал на рычаги ручного управления, придавив их к полу... Корабль рванулся в гиперпространство. Из матраса раздавались крики Хуркоса. Корабль взвыл. Сэм откинулся на спинку кресла. Корабль с невероятной быстротой вошел в гиперпространство. И с чем-то столкнулся... Глава 4 Как только Сэм вывел корабль из гиперпространства в Свободный Космос, грохот в его голове затих. Он снова владел своим телом. Корабль дрожал и раскачивался после столкновения. Хуркос, завернутый в флексопластовый матрас, катался по полу, словно мячик отскакивая от стен. Сэм вдруг припомнил, что они обо что-то ударились, и выглянул в иллюминатор, за которым чернело пустое пространство Свободного Космоса. Спереди и чуть слева, так близко, что почти можно было до него дотронуться, висел другой корабль. Наверное, всего лишь в миле от них. Они чуть было не столкнулись корпусами! Сэм включил внешнюю радиосвязь и попытался наладить контакт с другим судном, но ответа не получил. – Какого черта ты это сделал! – крикнул Хуркос, который освободился наконец от флексопласта и, пошатываясь, поднялся на ноги. Сэм расстегнул ремень и тоже встал. Он чувствовал, что его сейчас вырвет, но подавил позыв. – Я не знаю! Я просто потерял контроль над собой и ничего не соображал. Кто-то приказал мне взять курс на столицу. – На Надежду? – Да. Он приказал мне взять курс на Надежду через гиперпространство. Спорить было невозможно. Хуркос потер руку, на которой красовался синяк, потому что он не успел вовремя завернуть ее во флексопласт. – Ты узнал этот голос? – Это был не совсем голос. Он больше был похож на.., ну... Внезапно раздался громкий стук. Они кинулись туда, откуда слышался звук, и увидели у иллюминатора фигуру в скафандре, колотившую кулаком по стеклу. Находившийся снаружи человек был огромен – ростом никак не меньше шести футов шести дюймов и весом не меньше ста шестидесяти фунтов. – Откройте и впустите меня! – орал он. Внешний звук на скафандре был включен на полную мощность. – Пустите, а то я разнесу вашу посудину на кусочки. Мощное телосложение и написанный на лице праведный гнев не оставляли сомнений, что он и в самом деле в состоянии осуществить эту угрозу. – Он, должно быть, с того корабля, – сказал Хуркос, открывая наружные двери Мусорщика, которые служили герметической шлюзовой камерой. Фигура передвинулась от экрана ко входу. Они напряженно ждали, пока камера закрылась, давление в ней сравнялось с давлением внутри корабля, и затем отворилась дверь в полу. Если незнакомец при взгляде через иллюминатор выглядел впечатляюще, то, появившись в рубке, где голова его находилась в опасной близости от потолка, он имел прямо-таки устрашающий вид. Он снял гермошлем, и на Хуркоса с Сэмом выплеснулись потоки изощренной брани. Глаза великана словно капельки раскаленной плазмы выделялись на пылавшем яростью лице. Его светлые волосы пребывали в жутком беспорядке – всклокочены и перепутаны так, что их, видимо, расчесать уже было невозможно. – Кто вы, черт возьми, такие – идиоты, что ли? Идиотов же больше нет в нашей цивилизации. Вам что – не говорили? Вы же единственные в своем роде, и надо же – я встретился с вами в этой пустоте, в которой – по всем правилам и законам – мы и вообразить бы не могли о существовании друг друга! – Я полагаю, что вы сердитесь из-за столкновения, – начал Сэм, – и... У великана челюсть отвисла чуть ли не до колен, но потом приняла более-менее подобающее положение на уровне подбородка. – Ты полагаешь, что я сержусь из-за столкновения! Ты полагаешь! – Он повернулся к Хуркосу. – Он полагает, что я сержусь из-за столкновения, – повторил гигант, как будто никто никогда не изрекал ничего глупее этой ереси и, чтобы поверить своим ушам, ему нужно было ее несколько раз повторить. – Я... – снова начал Сэм. – Разумеется, я сержусь! Да я просто вне себя от ярости, вот что! Ты полез в открытый космос, не проверив, есть ли в зоне опасности другой корабль. Твое поле сомкнулось с моим, и нас вытащило в Свободный Космос. А что бы случилось, если б столкнулись корабли, а не поля? – Это маловероятно, – возразил Хуркос. – В конце концов, диаметр поля – пять миль, а корабли же значительно меньше в размерах. Вероятность столкновения наших кораблей в такой обширной галактике... – Смотрите-ка – идиот рассуждает логически! – вскричал незнакомец громоподобным голосом. – Настоящий живой идиот лопочет наукообразный вздор с таким важным видом, как будто сам в нем что-то понимает! Удивительно. – Он театральным жестом хлопнул себя рукой по лбу, чтобы изобразить глубину своего удивления. – Если вы хоть минуту послушаете... – Сэм вздохнул, увидев, что не успел он произнести и двух слов, как незнакомец уже раскрыл рот для следующего комментария. – Послушать? Я – весь во внимании. Готов выслушать ваши объяснения. Может, в ваших безмозглых головах отыщется какая-нибудь причина вашему слабоумному поведению и... – Погодите минутку! – радостно вскричал Хуркос. – Я вас знаю! Незнакомец замолчал на полуслове. – Микос. Вы Микос, поэт. Гноссос Микос! Гнев смыло с его лица широкой улыбкой, а щеки, мгновение назад багровые от гнева, зарделись смущенным румянцем. Рука, сжатая в огромный кулак, которым великан воинственно размахивал на протяжении всего монолога, опустилась и разжалась в ладонь – ладонь, неловко протянутую Хуркосу в знак примирения. – А я не имею удовольствия, – вежливо произнес поэт. Хуркос, взяв руку, энергично потряс ее. На какое-то мгновение Сэм почувствовал, что сейчас упадет в обморок. Единственное, что до сих пор держало его на ногах, был страх перед этим гигантом. Этот страх, как током, пронзал его дрожавшие ноги и выпрямлял его своей силой. Теперь, когда страх исчез, ему хотелось только подогнуть ноги и упасть лицом вниз. Ценой неимоверного усилия он все же остался стоять. – Мое имя Хуркос. Оно же и фамилия. Я сам никто, но я читал ваши стихи. Они мне очень нравятся. Особенно “Первобытные дикари”. – Это стихотворение, однако, довольно вызывающее, – просияв, сказал Гноссос. Кровь размажь по гневному лицу; Подними ружье, топор и палицу... Хуркос докончил четверостишие: Крикни так, чтоб кровь застыла в жилах, Убивать – вот все, что в твоих силах. Улыбка на лице поэта сделалась еще шире. – Мир весь – только сцена для разбоя... – начал Хуркос следующую строфу. – Х-м-м! – как можно ненавязчивее кашлянул Сэм. – А! Господин Микос, это... – Гноссос, – перебил поэт. – И обращайтесь ко мне на “ты”. Хуркос несказанно обрадовался этому предложению. – Гноссос, это мой новый друг. Сэм, познакомься с Гноссосом Микосом, величайшим и образованнейшим поэтом Империи. Лапа великана, заключив руку Сэма в свои теплые, сухие объятия, чуть не переломила ему все косточки до самого запястья. – Очень рад с тобой познакомиться, Сэм. – Он, казалось, и в самом деле был очень рад. – Ну так из-за каких же неполадок на вашем судне произошла эта неприятность? – Я... – Возможно, я смогу помочь их исправить. Позже, когда поэт выслушал рассказ об отсутствующих торговых марках, амнезии, провалах в памяти, странных голосах в голове Сэма, он потер руки, и сказал: – Вы от меня не отделаетесь, пока мы не докопаемся до сути. Чертовски таинственное происшествие! Уже есть о чем писать эпическую поэму! – Значит, ты не сердишься? – спросил Сэм. – Сержусь? На что? Если ты имеешь в виду это несчастное столкновение наших гиперкосмических полей, забудь об этом. Ты тут ни при чем, и вообще мы должны обсудить кое-что поважнее. Сэм снова тяжело вздохнул. * * * – Ну, – сказал Хуркос, обращаясь к величайшему поэту современности, – что ты об этом думаешь? – Он сидел на полу, обняв колени. Гноссос провел языком по пухлым губам, прикрывающим широкие, безупречно ровные зубы, и на минуту задумался. У него были прозрачно-голубые глаза, и, когда он пристально на что-то смотрел, взгляд его, казалось, не падал на предмет, а проникал сквозь него. – Похоже, – проговорил он, растягивая слова, – что кто-то пытается перевернуть галактику или, по крайней мере, нарушить установленный в ней вековой порядок. Хуркос не мигая уставился на него. Сэм, тоже сидевший на полу, нервно заерзал, подождал продолжения, потом снова заерзал. – Что ты имеешь в виду? – Вспомни про оружие. Оружие – кроме спортивного, охотничьего и коллекционного – уже тысячу лет как запрещено. Ты говоришь, что это оружие явно не для спортивных целей, потому что обладает ужасающей мощностью, а коллекционировать взрывчатые вещества или новенькие, блестящие ружья тоже никто не будет. Кто-то – я вижу это с болезненной ясностью – намеревается использовать это оружие против людей. Сэм невольно содрогнулся. Хуркос побледнел как полотно. Эта мысль подспудно висела у обоих где-то в глубине подсознания, но ни один не отважился вытащить ее на яркий свет. Теперь она предстала перед ними как единственно верная и абсолютно невозможная в силу своей чудовищности. – Торговых марок, – продолжал Гноссос, – нет потому, что этот корабль и его содержимое не должны выдавать имя владельца и изготовителя. Сэма здесь кто-то использует. Как инструмент для изменения существующего порядка вещей. – Тогда он может в любой момент получить приказ убить нас обоих! На лбу Сэма выступили капельки пота. – Не думаю, – сказал поэт. – Но приказ направиться в гиперпространство... – настаивал Хуркос. – Был постгипнотическим внушением. – Гноссос подождал минутку, чтобы посмотреть на реакцию. Когда на их лицах появилось некоторое облегчение, он продолжал: – Сэма, наверное, похитили и изъяли у него память. Затем они – кем бы они ни были – засадили туда серию гипнотических команд, приказаний, расположенных в определенной последовательности. Когда это было сделано, они посадили его на корабль и запустили, чтобы он выполнил то, что ему приказали. Первый приказ должен был быть активизирован.., ну, скажем, съеденной тобой пищей. – Но на меня-то эта пища никак не повлияла, – возразил Хуркос. – В твое сознание, в отличие от Сэма, ничего под гипнозом не запрограммировали. Первое внушение было запущено в действие едой. А теперь, вероятно, через определенные интервалы будут проявляться остальные приказы. Допустим, через каждые шесть часов. Или, возможно, промежутки времени будут неравномерные, но запрограммированные. – Таким образом, тот, кто дал ему приказания, о нашем присутствии ничего не знает. – Верно. В их разговор вмешался Сэм: – Я чувствую огромное облегчение. Я слишком привязался к вам, чтобы убивать. – Одно мне только непонятно, – сказал Гноссос. – Почему вы не ответили на мой радиосигнал сразу после столкновения? – Мы никакого сигнала не получали, – в замешательстве произнес Сэм. – Мы попытались с тобой связаться, но это ты нам ничего не ответил. – Рация сломана? – предположил Хуркос. Сэм, с трудом поднявшись на ноги, подошел к приборной доске. – Сообщите о состоянии приемника-передатчика. РАБОТАЕТ ИСПРАВНО. – Тогда эта теория неверна. – Но как же может мой таинственный хозяин контролировать радио, если он даже не знает, что происходит? – Сэм провел пальцами по клавишам на приборной доске. Гноссос, пожав плечами, поднялся на ноги. – Значит, мы не правы. Вероятно, они все-таки знают, что мы с Хуркосом здесь, и теперь ждут подходящего момента, чтобы устранить нас. Но с этим вопросом мы потом разберемся. А сейчас давайте пройдем в лабораторию. У меня есть одна идея. * * * Они все трое смотрели на роботов-хирургов. Сэма при виде их передернуло: бездушные существа с человеческими способностями. Он снова отметил какую-то безотчетную ненависть, испытываемую ко всем машинам, с которыми соприкасался. – Контейнеры мог изготовить кто угодно, – сказал поэт. – Но достаточные мощности, чтобы произвести то, что внутри них, есть только у нескольких компаний. Никто не в состоянии собрать роботов-хирургов из металлолома – для этого нужно сложнейшее оборудование и сотни квалифицированных работников. Тот, кто их собрал, должен был закупить детали фабричного изготовления. Сэм нажал кнопку, опускающую роботов с потолка. Они медленно двинулись вниз. Когда их подвесные руки раздвинулись в стороны и машины почти коснулись поверхности стола, он остановил их. Затем развернул главный контейнер таким образом, чтобы крышка входного отверстия оказалась прямо перед ними. Гноссос удовлетворенно потер ладони. – Ну, теперь мы непременно кое-что узнаем. – Он отодвинул щеколды, закреплявшие крышку, снял и бросил на пол. – У любой компании есть список поставщиков и клиентов. Один маленький номер серии поможет нам найти покупателя и, соответственно, того, кто изготовил эту посудину. Наклонившись, он заглянул внутрь темного шара, На его лице появилось недоумевающее выражение. – Там кромешная тьма, – сказал Хуркос. Гноссос просунул внутрь руку, продвинул ее поглубже.., глубже, еще глубже, по самый локоть. – Там ничего нет! – воскликнул Сэм. – Нет, есть! – взвизгнул Гноссос. – Оно схватило меня за руку! Глава 5 Гноссос, вырвав из машины руку, прижал ее к груди и потер. Она покраснела, распухла и в нескольких местах кровоточила. – Что за чертовщина там внутри? – спросил Хуркос, отпрянув от отверстия. Сэм подавил крик отвращения, готовый сорваться у него с губ. Словно в ответ на вопрос Хуркоса, из открытого контейнера на стол начали сползать капли желеобразной массы янтарного цвета с оранжевыми разводами. Масса, сотрясаясь и подрагивая, увеличивалась в размерах. Эти конвульсии сопровождались громким жужжанием. На поверхности “желе” начало формироваться нечто вроде кожи, янтарно-оранжевый оттенок которой перешел в розоватый, и это делало ее поразительно похожей на человеческую кожу – слишком похожей. Кожа, сокращаясь и растягиваясь, образовывала псевдощупальца, опираясь на которые это нечто двигалось по столу по направлению к ним. Они отступили к самой двери. – Там внутри не было никаких механизмов! – воскликнул Гноссос, потирая раненую руку. – Но оно двигалось, – возразил Сэм. – Или же это не машина? Иначе как же она могла это делать без движущих частей? К поверхности желеобразной массы из глубины поднялись какие-то пузырьки и, лопнув, оставили на ней щербинки. Но щербинки быстро затянулись, и кожа приобрела свой первоначальный вид. – Там вместо начинки, вместо механизма была эта штука, – сказал Гноссос. – Она все и приводила в движение. Из шарообразных недр главного контейнера просочилась последняя капля. В нем одном вся эта масса не поместилась бы, очевидно, она заполняла все опустошенные теперь секции. Бесформенное “желе” перевалилось через край стола, с отвратительным хлюпаньем шлепнулось на пол и теперь приближалось к ним, переступая по холодному полу своими псевдощупальцами. – Склад с оружием! – вскричал Сэм и, бросившись в коридор, широко распахнул дверь, ведущую в помещение напротив. Наверное, под гипнозом он научился обращаться с оружием и поэтому так быстро про него вспомнил. Он умел убивать; он мог остановить эту гигантскую амебу. Он снова показался в двери с винтовкой в руках, вскинул ее на плечо, прицелился. – Отойдите прочь! Гноссос и Хуркос отступили к рубке управления. Прицелившись в центр массы, Сэм спустил курок. Из винтовки вырвалась, вспыхнув, голубая искорка и, как вновь зажженная звезда, устремилась вперед. От нее исходил свет, но не тепло. Даже наоборот, пламя, казалось, распространяло вокруг себя прохладу. Столкнувшись с “желе”, оно погрузилось в него. Масса, скорчившись, издала звук, напоминавший крик, хотя это, безусловно, был не голос. “Желе” остановилось, Сэм снял с курка трясущиеся пальцы и глубоко вздохнул. И тут “желе” прыгнуло на него! Он снова выстрелил, и голубая искорка заплясала внутри янтарной массы, как молния в прозрачном шаре. Он снова прицелился и спустил курок. Ничего не произошло. Ничего! Никакой голубой искры. Никакого прохладного, но смертоносного пламени. Даже никакого щелчка паршивого! Он поднял оружие, чтобы рассмотреть его и проверить, не заклинило ли где-нибудь. Тогда он увидел, как из ствола забила пульсирующая янтарная жидкость. Внезапно руку его ошпарило как кипятком, и из патронника тоже вылезла амеба. Он отбросил винтовку в сторону и начал яростно тереть руку о стену, царапая ее до крови в отчаянной попытке освободиться от “желе”. – Взрывчатка! – крикнул Гноссос. Сэм, повернувшись, снова ринулся на склад. Он вышел оттуда, держа в руках три гранаты. Он подбежал к Гноссосу и Хуркосу, тяжело дыша, глаза его были расширены, сердце отчаянно колотилось. Желеобразная масса тем временем оправилась и прошлепала в коридор, где соединилась с каплями вещества, вытекшими из винтовки. Обе части, встретившись, соприкоснулись поверхностями, которые при этом замерцали бордовым светом, потом слились и стали единым целым. – Теперь я, кажется, понимаю, почему не работало радио, – сказал Гноссос. – Оно попросту не хотело работать. – Похоже, что весь корабль живой, – согласился Сэм. Хуркос стукнул рукой по стене и прислушался к упругому звуку. – Это металл. Черт меня побери, если там есть что-нибудь, кроме металла! – Там внутри, – сказал Сэм, не отрывая глаз от шевелящегося в конце прохода “желе”. – Глубоко внутри, под обшивкой, напихано еще много этого студня. – Но гиперпривод... – А тут на самом деле и не должно быть никакого механизма с гиперприводом, – сказал Сэм. – “Желе” каким-то образом может само образовать гиперпространственное поле. Могу предположить, что на борту вообще нет никаких механизмов. Во всех оболочках только “желе”. – Значит, твой страх перед машинами... – начал Хуркос. – Передался от того, кто построил, – или от того, что построило, – эту штуковину. Амеба снова начала двигаться, мокро шлепая нежными ножками по полу. Она была шесть футов в высоту и весила, судя по всему, добрых триста фунтов. – Надевайте-ка скафандры, – сказал Гноссос, беря в руку гранаты. Он сам все еще был в скафандре, и шлем лежал рядом. – Придется перебраться на мой корабль. После того как нам стала известна часть его тайны, оно не позволит нам долго оставаться в живых. Сэм с Хуркосом залезли в скафандры, пристегнули шлемы и прикрепили баллончики с воздухом. Хотя все эти движения и были выполнены на предельной скорости, на них, казалось, понадобились часы. Когда они оделись, Гноссос захлопнул люк, отделявший рубку управления от коридора, по которому к ним неторопливо приближалось “желе”. – Посмотрим, как оно сюда проберется! – сказал поэт, надевая шлем. – А теперь рвем когти отсюда. – Боюсь, что ничего у нас не получится, – возразил Сэм, стоявший у приборной доски. – Я нажал все кнопки, чтобы декомпрессировать рубку и открыть входной люк, но не могу добиться от корабля никакого ответа. Хуркос, расширив глаза, подпрыгнул к приборной доске и включил связь с компьютером. – Выпусти нас! Но компьютер был не компьютером. Из обвитой проводами пластмассовой голосовой платы раздался оглушительный вопль. В нем слились визг, рычание, скрежет... Словно тысячу крыс сжигали заживо. Словно миллион воробьев схлестнулись в смертельной схватке. – Выключи его! – крикнул Гноссос. Хуркос с размаху ударил по выключателю. Звуки продолжались. Сначала они выбрасывались неравномерными порциями, рассыпались на части и снова срастались. Потом они слились в один непрерывный, режущий уши оглушительный грохот. А потом динамик начал выплевывать капли “желе”... Оно сочилось сквозь отверстия в прутьях решетки. Внезапно решетка динамика отлетела, снесенная напором находившейся за ней массы. Части приборной доски начали проваливаться внутрь по мере того, как “желе”, на которое они опирались, просачивалось наружу. Грохот продолжался. – Это тот же звук, – прокричал Сэм в микрофон на своем скафандре, – который я слышал, когда повиновался гипнотическим приказам, – только сейчас он ничего не приказывает. – Гранаты! – крикнул Хуркос, стараясь голосом перекрыть грохотание, а “желе” тем временем стекалось на пол, и разбухающая пульсирующая масса изменила цвет с янтарного на розоватый. На люк из коридора напирала другая глыба. Раздался скрежет разрываемого металла. Сейчас люк не выдержит и они окажутся в ловушке между двумя бесформенными чудовищами. “Желе” закроет их с головой и поглотит их плоть. Гноссос вырвал чеку из гранаты и бросил ее. Ничего не произошло. – В гранатах тоже “желе”! – крикнул Хуркос. Сэм выхватил из рук поэта один из оставшихся снарядов. – Нет. В них нет механизмов, поэтому “желе” нет смысла заменять их собой. Там только химические вещества, которые взрываются от сотрясения. Нужно ее хорошенько встряхнуть. Гноссос просто неудачно ее метнул. – Он с размаху швырнул вторую гранату в иллюминатор. Корабль в одно мгновение залил ослепительно яркий свет. Взрывная волна ударила в основном наружу. До них она не дошла, разбившись о второй сгусток “желе”, поднявшийся, чтобы проглотить гранату. Трое друзей каким-то чудом пробрались к покореженному носу корабля, чтобы нырнуть в темную пустоту космоса и добраться до “Корабля Души”, судна поэта, которое дрейфовало всего лишь в миле от них. За ними, кипя и разбрызгиваясь, переступало “желе”. Осознав, что его шансы настичь людей уменьшаются, оно выбросило вперед псевдоруки. Издаваемый им грохот явно был не звуком, а мыслью. Оно обстреливало их сознание, отдавая беглецам приказ остановиться. Первым сквозь отверстие в носу корабля протиснулся Хуркос. За ним последовал поэт. И наконец Сэм. Перед ним, словно кнут, взвилась струйка жидкости, выпущенная чудовищем в попытке отрезать его от остальных. Отрезать и уничтожить. Сэм, задыхаясь, нырнул в проем, прежде чем петля смогла обвиться вокруг него и заключить в свои едкие объятия. И все затихло. Кипя и вспузыриваясь, “желе” постепенно уменьшалось в размерах. Правда, из корпуса корабля все время подтекало новое вещество, не давая извивающимся щупальцам истончиться, отделиться от основной массы и раствориться в вакууме. Но в конце концов, все же не осталось ничего, кроме розоватого пятнышка. Оно окрасилось в янтарно-оранжевый цвет, потом тоже превратилось в пузырек и лопнуло. Вместе с ним исчез и грохот. * * * Забравшись внутрь “Корабля Души”, друзья разделись и рухнули в мягкие кресла. Это был корабль, созданный для отдыха и путешествий, а не для ведения войны. Нормальный корабль, рассчитанный на шесть человек, а не на одного – слепого орудия сумасшедшей безымянной сущности без лица и времени. Какое-то время они сидели молча, каждый обдумывал проблему, которую им предстояло обсудить. Сигналом к тому, что пора закончить отдых и начать наконец действовать, послужило предложение Гноссоса выпить немного вина, чтобы снять стресс. Теплое зеленоватое вино было налито из особой бутылки, открытой по особому случаю. – Я слышал тот же звук, когда пребывал в гипнотическом трансе. – Это значит, – изрек Хуркос, любуясь игрой света в стакане с напитком, – что это сам корабль давал тебе приказания. За всем этим стоит гнусное “желе”. Гноссос одним глотком осушил свой стакан и сразу же налил себе вторую порцию. – Я не согласен. Если бы за действия Сэма отвечал корабль, то не было бы необходимости в гипнотическом контроле и вообще необходимости в Сэме. Если бы корабль обладал интеллектом, он сам мог бы делать все, что делал Сэм, и вероятно, даже гораздо лучше. А когда Сэм стрелял, корабль мог бы отдать ему приказание выбросить оружие. Нет, это не корабль, он был всего лишь оболочкой для этого зловредного студня, предназначенной для того, чтобы отправить Сэма на Надежду, и ничего больше. – Но что за человек смог изготовить такую штуку, как это “желе”? – По-моему, – сказал Гноссос, – ты стал жертвой внегалактического разума. – Чепуха! За последнюю тысячу лет нам не удалось найти никаких других разумных существ. Это... – Это вполне возможно, – задумчиво произнес Хуркос. – Нас окружают тысячи, если не миллионы галактик. Как знать, может, племя желеобразных масс похитило тебя, чтобы запрограммировать на переворот в галактике. Сэм залпом допил вино. По его жилам растеклось приятное тепло. И все же оно не смогло прогнать пробиравшую его ледяную дрожь. – Не может этого быть, – ответил он как можно спокойнее, – потому что завоевывать Империю таким вот способом было бы чертовски нерационально. Если эти внегалактяне обладают такими способностями и могут использовать “желе” для передвижения в гиперпространстве, приготовления пищи и, управления роботами-хирургами, они смогли бы за неделю завладеть галактикой. За неделю! Черт, эта клякса даже разговаривала со мной голосом компьютера. Возможно, она образует нечто вроде голосовых связок, когда они ей необходимы. И радиоприемником она тоже управляла” это же... – Это живая машина, – проронил Гноссос себе под нос. – Вот вам и еще одно, – добавил Хуркос. – Твой страх перед машинами. Ты боишься их, очевидно, потому, что этот кто-то – или что-то, – который тебя загипнотизировал, тоже боится машин. Потому что он, или оно, механизмами не пользуется. У них вместо этого кляксы. У нас ничего подобного нет. Вот тебе и доказательство того, что они не из нашей галактики. – В Империи без помощи механизмов никто существовать не может, – согласился Гноссос. – Значит, это был кто-то.., извне. – Нет. – Сэм поставил стакан на пол. – Если бы все это выдумали пришельцы, я бы им не понадобился. Для целой внегалактической расы масштаб слишком мелок. Скорее всего, это некто, кому для выполнения его грязной работы понадобилась помощь. – И с этим я тоже согласен, – сказал поэт, – Видимо, наш разговор, как и весь ход рассуждений, зашел в тупик. – Он переменил позу, устраивая поудобнее свое огромное тело. – Ну, что до меня, то, пока мы не разгадаем эту загадку, я останусь с вами. Я не сойду с полдороги, когда все так запуталось. Может оказаться, что это самое важное и самое опасное происшествие за последнюю тысячу лет. А в наши дни так не хватает опасности. Когда люди воевали, они, возможно, совершали много жестоких безумств, но свою положенную им в жизни порцию риска получали сполна. Сегодня мы живем без хлопот и забот, и все идет так гладко, что никаких приключений и не бывает. Мне, например, уже давно нужна хорошая встряска. – И мне, кажется, тоже, – сказал Хуркос. У Сэма сложилось впечатление, что +++++ после столкновения с амебой чувствовал себя немного не в своей тарелке. Но перед поэтом он просто не мог ударить в грязь лицом. – Так что же теперь? Гноссос потер своей огромной лапой подбородок и на минутку наморщил лоб. – Мы возьмем курс на Надежду. Когда прибудем туда, подождем твоей следующей команды. Надо же выяснить, к чему все это. – Но, – неловко начал Сэм, – допустим, мне приказано перевернуть галактику. – Мы с Хуркосом будем наготове и не дадим тебе этого сделать. – Надеюсь, – сказал он. Позже, когда они допили вино и высказали массу различных предположений, а “Корабль Души" продолжал свой путь сквозь густую пустоту Свободного Космоса, они откинулись на спинки кресел, пристегнулись, расслабились и постепенно погрузились в сон. * * * Стояла ужасающая густая тьма, лишь бабочки-звезды рассыпались по ночному куполу. Потом с порывом ветерка на горизонт вскарабкалась заря, окрасив черноту в желтый.., а потом в оранжевый цвет... И там стоял холм, а на нем – крест. На кресте висел человек. Из ладоней его сочилась кровь. И из ног его сочилась кровь... Раны гноились и были черны, как пасть демона. Человек на кресте поднял голову и взглянул на восходящее солнце. Жизнь едва теплилась в этом изможденном теле. В уголках его глаз скопилась слизь, затруднявшая зрение. Давно не чищенные зубы пожелтели. – Проклятье, снимите меня! – простонал он. Эти слова эхом отразились от низкого неба. – Пожалуйста, – умолял он. Солнце глядело на него пылающим глазом. Когда оно вошло в зенит, прилетели ангелы. Они порхали вокруг человека, и один их вид облегчал нестерпимую боль. Кто-то из них смочил водой его потрескавшиеся губы. Другие намазали маслом его раны. Третьи, вытерев масло, накормили его. Потом они исчезли, растворившись в воздухе. – Пожалуйста, – рыдал человек. Ангелы позабыли вытереть остатки масла с его бороды. Она блестела на солнце и щекотала его. С наступлением ночи явились демоны. Они выползали из-под серых камней, выбирались из расщелин в земле. Среди них были пресмыкающиеся карлики, безглазые, но зоркие. Там же рыскали волки-оборотни с острыми, как сабли, зубами. Там были существа с рогами и хвостами, существа, у которых вместо голов огромные пасти. Они вопили и рычали, выли, визжали и стонали. Переползая друг через друга, они приблизились к распятию. Но до человека добраться не могли. Они царапали когтями дерево, но до него им было не дотянуться. Один за другим они умирали... Извиваясь и корчась, демоны превратились в дым, унесенный прочь прохладным ветром. Они рассыпались в пыль. Пролились лужами крови. Потом ненадолго появились звезды. А потом снова наступил рассвет... И ангелы... И снова ночь, и демоны, и звезды, и рассвет, и внушающие трепет ангелы, и ночь... И все продолжалось как в кино при ускоренной съемке. Дни становились неделями; недели превращались в месяцы. Он висел там годами. Веками висел на кресте. Наконец время исчезло, и солнце завертелось с бешеной скоростью, и ночь с ее демонами проносилась в мгновение ока. – Пожалуйста! – взывал он. – Прошу! Услышав этот последний вопль, они, тяжело дыша, проснулись. Сэм, оттолкнувшись от спинки кресла, резко приподнялся и огляделся, чтобы удостовериться, что больше не спит. Затем он повернулся к Хуркосу: – Что это был за сон? Гноссос поглядел на них с любопытством. – Он телепат, – объяснил Сэм. – Ненадежный дар. Но что это, черт возьми, был за сон? – Именно это я и хотел бы знать, Сэм, – сказал Хуркос. – Этот сон пришел ко мне от тебя. Глава 6 – От меня? – Ну, не совсем от тебя. Через твое сознание. Генератор этих мыслей где-то очень далеко. В этой комнате его нет. Сознание у этого генератора ужасающих размеров. Необъятно. А это была лишь частичка его мыслей, маленький уголочек. В данном случае я лишь зацепился за след этих мыслей и по какой-то причине с помощью своих псионических способностей начал раскручивать их в полный рост и снова транслировать. – Но без твоей помощи мне бы эти сны не привиделись. Хуркос грустно улыбнулся. – Они бы тебе приснились точно так же и во всех подробностях. Просто ты бы не осознавал, что видишь их, вот и все. – Но что же это все-таки было? Этот сон напомнил мне о кресте с распятым на нем человеком, который ты опрокинул после смерти Белины. – Это легенда о Христе, – вмешался Гноссос. Они повернули головы и поглядели на него. – Я профессионально занимаюсь разными легендами. Поэты много работают с мифологией. Мифов очень много, среди них есть некоторые совершенно дикие. Легенда о Христе – не столь древняя. Как вы знаете, христиане все еще существуют, хотя их осталось совсем мало. Эта религия, так же как и все остальные, практически вымерла после того, как был установлен Вечный Мир и изобретена таблетка бессмертия. Согласно этой легенде, Христос – божественная личность – был распят на кресте из кизилового дерева. В вашем сне, по-видимому, был разыгран этот миф, хотя я и не припомню, чтобы этот человек висел там так долго или чтобы о нем заботились ангелы и искушали демоны. – Может быть, это даст нам в руки какой-нибудь ключ к разгадке тайны, – предположил Хуркос. – Что ты имеешь в виду? – спросил Сэм, готовый схватиться за любую соломинку. – Возможно, твой таинственный гипнотизер – неохристианин, один из тех, кто отвергает таблетку бессмертия. Это, безусловно, объясняет, почему он хочет покорить Империю. Он собирается обратить язычников на праведный путь, собрать дикарей под знамя религии. Дикари – это мы. – Здравые рассуждения, – кивнул Гноссос. – Но они не объясняют, при чем же здесь желтая клякса. Хуркос задумался. Дзинь-дзинь-дзинь! ПРИГОТОВИТЬСЯ К ПЕРЕХОДУ В ОБЫЧНЫЙ КОСМОС И РУЧНОМУ УПРАВЛЕНИЮ КОРАБЛЕМ! – Надежда уже близко, – сказал Гноссос. – Думаю, скоро мы еще что-нибудь обнаружим. "Корабль Души” вошел в зону действия диспетчерской системы огромного, занимающего целую планету, города, и, поскольку они не запросили определенного места посадки, служба слежения начала приземлять их по собственному выбору. Над ними, под ними и со всех сторон сновали космические корабли всевозможных систем и модификаций. По огромному подвесному шоссе двигались автомобили, похожие на разноцветные пузыри. “Корабль Души” мягко опустился на серую площадку со специальным покрытием, поглотившим, охладившим и рассеявшим образовавшееся при спуске пламя. Надежда. Супергород. В буквальном смысле надежда для многих миллионов на новую жизнь. Гноссос, Сэм и Хуркос стояли у люка, ожидая, пока служащий отметит их посадочный талон. Когда они вернутся на свой корабль, он разорвет его на две части и отдаст им корешок. – Ну, – нарушил молчание Гноссос, – и куда же теперь? – Пока никаких указаний, – ответил Сэм. – Тогда давайте просто немного побродим по городу, посмотрим, что к чему, – предложил Хуркос. – Конечно, надо ведь с чего-то начинать, – поддержал его Гноссос. Так они и сделали. * * * Он сидел перед толстым окном, которое на самом деле окном не являлось, и смотрел на находившееся за ним существо. Существо металось и бушевало, вопя и стеная, словно тысяча разъяренных быков. Сколько времени? Сколько времени оно бьется о Щит, пытаясь сломать перегородку и вырваться наружу? Бредлоуф вцепился в подлокотники и откинулся на спинку кресла. Необъятных размеров письменный стол почти полностью скрывал бесформенные очертания его тела. Тысячу лет и больше. Вот сколько. Это его отец сконструировал этот барьер и находящуюся за ним камеру, погруженную в другое измерение. Нет, даже не другое измерение, а высшее измерение. Не иной порядок вещей, а просто другой уровень той же самой структуры. А когда его отец погиб в нелепой катастрофе, с последствиями которой были бессильны справиться медики, то он сам вступил во владение семейным состоянием, зданиями, принадлежащими семье офисами, расположенными в центре Надежды, а также Щитом и находящимся за ним резервуаром. О двух последних вещах он, разумеется, никогда не распространялся. Это была семейная тайна – тот сор, который из избы не выносят. Это была его, и только его ноша. На протяжении последних шестисот лет он приходил сюда каждую неделю, иногда просиживал в этом кресле целыми днями, иногда просто заглядывал на несколько минут. Он приходил смотреть на Щит. И на то, что было скрыто за ним. Это тяжелое бремя постоянно давило ему на плечи. Поводов для беспокойства нет. Он знал это. Щит держался более тысячи лет; он продержится вечно. Он никогда не выйдет из строя. Его обслуживали машины, а машины перестали ломаться еще в то время, когда его дед не познакомился с бабкой. А эти машины поддерживались в порядке не людьми, на которых конечно же нельзя положиться в столь ответственном деле, а другими машинами, а их в свою очередь снабжали энергией другие механизмы. Изощренная противодураковая система. И все же Алекс – Бредлоуф III – неизменно приходил сюда раз в неделю, иногда, чтобы задержаться здесь подольше, иногда – лишь на несколько минут. И все же он беспокоился. И все же – боялся. Об экран ударил малиновый взрыв и, осев вниз, на дно, окрасился охрой. Взрывы не могут потрясти Щит, какими бы яростными они ни были. Неужели оно до сих пор этого не поняло? Уже тысячу лет бьется об экран взрывами и все еще не догадалось. Эта мысль пробудила в его душе жалость, но он припомнил слова, которые часто произносил его отец (произносил так часто, что они стали семейным девизом): “Невежеству больше нет места среди людей”. Возможно. Очевидно. И все же он боялся, что невежество лишь затаилось, ожидая своего часа... На Щите появились красивые серебристо-голубые разводы, когда оно попыталось применить удары определенной частоты в определенной последовательности. Но оно уже не раз пробовало это сделать. Оно перепробовало все, что можно... Бредлоуф поднялся со стула и подошел к двери, ведущей в коридор. Он раздобудет кофе и чего-нибудь поесть. И вернется. Это был тот случай, когда беглого взгляда недостаточно. Ему предстоит провести здесь неделю. Долгую неделю. Глава 7 Во время прогулки Сэм не раз замирал с разинутым от удивления ртом, несмотря на то что у него сохранились – полностью или частично – воспоминания о том, что теперь он видел собственными глазами. Но при этом у него было стойкое ощущение, что он здесь впервые. Это не могло его не тревожить. Они зашли в казино, посмотрели уличный спектакль. Они прогулялись по паркам и бульварам, где сидели художники. Гноссос хорошо знал город: истинному поэту просто необходимо держать руку на пульсирующем сердце метрополии. Или мегаполиса? Не важно. Он разъяснял то, чего Сэм с Хуркосом не понимали, обращал их внимание на самое интересное, щедро снабжая свой рассказ историческими и культурологическими комментариями. Одним словом, они прекрасно проводили время, если бы не гложущая мысль о возможности следующего гипнотического транса, который снова превратит Сэма в орудие чужой воли. И случилось так, что, бесцельно бродя по городу, они встретили христианина. Сэм заметил, как Хуркос ощетинился при виде этого человека, – не потому что он лично ему не понравился, а потому что за его плечами незримо присутствовал его Бог. Христианину было лет пятьдесят – в мире, где люди вечно остаются тридцати – сорокалетними или моложе, он казался древним старцем. Он, очевидно, происходил из семьи строгих христиан, поскольку даже не пользовался средствами, препятствующими росту бороды; его щеки отливали странным металлическим цветом. – Во рту старика виднелись желтые неровные зубы. Кожа вся в морщинах. На груди и на спине христианина висели таблички. Передняя гласила: “БОГ СТЫДИТСЯ!” Увидев, что они заинтересовались, христианин повернулся спиной, чтобы продемонстрировать вторую надпись: “МЫ ВНОВЬ ПРЕДСТАНЕМ ПЕРЕД СУДИЕЙ!" – Не понимаю я их, – пожал плечами Хуркос. Губы Гноссоса сложились в тонкую улыбку. – Когда-нибудь, думаю, очень скоро, они вымрут окончательно. – Но зачем нужны эти люди? – спросил Сэм. – Разве врачи не научились предотвращать рождение детей с умственными недостатками? – Дело в том, – начал поэт, замедляя гигантские шаги, чтобы его спутники могли поспеть за ним, – что Империя изначально основывалась на концепции полной свободы. Умственные недостатки были искоренены, это верно. В результате с тех пор количество верующих резко сократилось. Но в системе полной свободы нельзя запрещать ничьи верования. Поэтому всем верующим было позволено исповедовать свои религии. Хотя их дети рождались в умственном отношении как нельзя более здоровыми, родители, воспитывая их, передавали отпрыскам свои собственные предрассудки и заблуждения. Количество верующих уменьшилось. Но покуда они будут плодиться и размножаться – а это неотъемлемая часть христианской доктрины, – у них всегда будут дети, которых можно будет изуродовать, обратив в свою веру. Жаль, конечно. Но в конце концов, за это отвечают только они, это их жизнь и их дети. Человек имеет право тратить как ему заблагорассудится то, что ему принадлежит. Как мне кажется. – Познайте Слово, – сказал христианин, когда они подошли к нему вплотную. Он протянул Гноссосу и Сэму листовки – красные буквы на желтой бумаге. По их помятому и истрепанному виду можно было только догадываться, сколько людей возвращало их, не читая. – Дайте и мне листочек, – попросил Хуркос, протягивая руку. Христианин ничего не ответил. Хуркос повторил свою просьбу. – Будьте любезны, попросите этого с нечистой кровью не заговаривать со мной, – обратился старик к Сэму. Ему было явно не по себе; его костлявые руки теребили висевшую у него на груди пластмассовую табличку, перебирая ее обмахрившиеся края. – С нечистой кровью? – Они не любят +++++, – объяснил Гноссос. – Они не заговорят с +++++, если только им, будучи при смерти, не придется попросить о помощи. Тогда, по их понятиям, на это будет воля Божья. – А почему +++++ нечистокровны? – спросил Сэм. – +++++ – не создание Божье, а дело рук человека, – выпалил христианин. – +++++ – нарушение священной власти Творца. – Глаза его горели фанатичным огнем. – Предрассудки, – сказал Гноссос, – являются частью любой религиозной догмы. Иногда они тщательно замаскированы, но все равно присутствуют. Тебе известна история твоей церкви, старик? Христианин переступил с ноги на ногу. Он смутно чувствовал, что с этими язычниками, наверное, лучше не связываться, но его фанатизм не позволил ему отступить. – Конечно, известна. В начале было... – Она началась не столь давно, – рассмеялся Гноссос. Он облизал губы в предвкушении словесной схватки. – История церкви началась не с тьмы и света и не с семи первых дней. Она появилась гораздо позднее. Через тысячи лет. Церковь не возникает до тех пор, пока у человека не появляется потребность вскарабкаться вверх по социальной лестнице, возвыситься над своими ближними. Тогда он создает религию и церковь. Создав ее, он заявляет, что знает, что есть Бог и зачем он существует. Он сам начинает верить в то, что постиг цель мироздания, и таким образом поднимается над другими людьми. – Бог избрал Святого Петра, чтобы тот основал церковь и возвысился над другими. Гноссос улыбнулся по-отечески снисходительной улыбкой – он сам был бы похож на святого, если бы не его ядовитый язык. – Сомневаюсь. Простите мое недоверие, но я очень в этом сомневаюсь. История прямо-таки кишит людьми, которые говорили, что Бог избрал их вождями. Многих сбило с ног и снесло потоком Времени и Вечности, по сравнению с которым любой человек бесконечно мал. – Лжепророки! – грозно проговорил христианин. – А почему вы убеждены, что Святой Петр не был лжепророком? – То, что он создал, до сих пор с нами. – Продолжительность – еще не доказательство ценности. История войн, которые вело человечество, гораздо дольше истории вашей религии, но с ними покончено раз и навсегда, потому что они несли в себе зло. А потом, от вашей веры уже почти ничего не осталось. Создание Святого Петра ожидает та же участь, что постигла войны. Сэм, нахмурившись, снова вмешался в разговор: – Но зачем ненавидеть Хуркоса за то, что он не напрямую создан Богом? Если Бог наделил человека властью изобрести и использовать искусственные утробы, значит, он и дал толчок созданию +++++, пускай... – Человек злоупотребил своей властью, – безапелляционно заявил христианин. – Но если Бог всемогущ, то человек не мог ничем злоупотребить. Он уничтожил бы людей, которые... Гноссос положил руку Сэму на плечо. – Христиане ненавидят +++++ не по этой причине. Как я сказал, им нужно чувствовать свое превосходство. Теперь осталось так мало людей, на которых они могли бы смотреть сверху вниз, потому-то +++++ – замечательный козел отпущения. Поскольку они зачастую физически не соответствуют людским нормам – не важно, будь то уродство, просто функциональная разница или же недостаток красоты, – тут есть над чем почувствовать превосходство. “Я не такой, как ты, – заявляют они. – Я нормальный, я цельный”. Вокруг них начала собираться толпа. Люди расталкивали друг друга локтями, чтобы подобраться поближе и послушать спорщиков. Гноссосу это, по-видимому, доставляло великое удовольствие, но раздражало христианина. – И вот еще что, дружок, – продолжал Гноссос самым дружественным тоном, стараясь говорить погромче, чтобы те, кто стоял в дальних рядах толпы, слышали каждое слово – тщеславие не было ему чуждо. – Знаете ли вы, кто развязал большинство самых жестоких войн за последние три тысячелетия? – Сатанинские силы. – Нет. Как это у вас все просто получается. Нет, это были христиане, те самые, что проповедовали ненасилие. В... Старик оскалил желтые зубы так, словно собирался зарычать. – Я не буду продолжать этот спор. Ты пособник Сатаны. Он быстро двинулся прочь, расталкивая собравшуюся толпу. Люди расступались, чтобы пропустить его. Фанатик исчез, растворившись в темноте ночи. – Не воображаешь ли, мой драгоценный Гноссос, что ты чего-то добился? – спросил Хуркос, когда собравшиеся было зеваки разошлись и они продолжили путь. – Не воображаешь ли ты, что тебе удалось достучаться до начинки его костлявого черепа? – Нет. Но я не мог не поддаться искушению попробовать сделать это. Боюсь, что этот человек жил и умрет со всеми своими предрассудками. Кроме того, если бы у него и были сомнения в вере, он не допустил бы их в свои мысли. Он отказался обрести реальную вечность через таблетку бессмертия, и теперь ему остается только цепляться за надежду, которую дает ему его религия, обещания, раздаваемые Богом. – Меня прямо мороз по коже пробирает, – пожаловался Сэм. – Мы свернули на какие-то нездоровые темы, – заметил Гноссос. – Давайте-ка разыщем гостиницу и немного отдохнем. Я просто с ног валюсь, а никому не известно, сколько нам еще придется побегать, пока Сэм получит новый приказ. Бредлоуф закончил смаковать последний бутерброд, глотнул горячего черного кофе и снова откинулся на спинку кресла, утопая в его бархатном уюте. В комнате было темно, ибо то, что находилось за Щитом, не было предназначено для яркого света. Тогда слишком ясно стали бы видны все ужасающие детали. Чернота милосердно скрадывала подробности. Ярко-красные всадники на зеленых жеребцах, ударившись об экран, расплылись бледно-желтой волной... Алексу нравилось наблюдать за разноцветными взрывами и придумывать им названия. Так мальчику, лежащему летом в зеленой траве, нравится наблюдать за облаками. Дракон держит в пасти искалеченное тело янтарного.., янтарного.., янтарного рыцаря... Интересно, подумал Алекс Бредлоуф III, сидел ли вот так же когда-нибудь его отец, глядя на разноцветные узоры и давая им имена? Искал ли он порядок в безумном калейдоскопе фантастических превращений? Погружался ли его отец в это же кресло, в раздумье склонив царственную голову, сосредоточенно наморщив лоб и сдвинув густые брови? Сидел ли он, погрузив крепкие пальцы в водопад белых волос, наблюдая за Пленником, вернее изучая его? Вряд ли. Его отец глубокомысленному созерцанию предпочитал упорный труд и активные действия. Он превратил небольшое наследство, полученное от своего отца, в огромное состояние, точной суммы которого не знал никто, поскольку оно росло с каждой минутой. Когда инженеры в поисках новых принципов организации строительства случайно наткнулись на Щит, когда они, к своему ужасу, обнаружили, что скрывается за ним, старик подошел к делу с практической точки зрения. Он знал, что здесь скрывается богатство неизмеримо большее, чем весь его уже очень внушительный капитал. Ему оставалось только покорить находившуюся за Щитом силу и заставить ее работать на себя. За Щитом стали следить. Но покорить эту силу так и не удалось. Чтобы смириться с рабством, раб должен бояться своего хозяина. Этот Пленник не знал страха. Вообще. Блестящие белые вспышки, словно рыба, резвящаяся на мутной поверхности моря... Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=120585) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.