Без ума от тебя
Дженнифер Крузи


В маленьком городке наступают большие перемены! Красотка учительница внезапно покидает своего добропорядочного, положительного жениха ради мужчины, с которым дружила много лет, а отвергнутый жених клянется жестоко отомстить… Скромная мать семейства применяет весьма сомнительные средства, чтобы вернуть любовь мужа… Респектабельная дама средних лет вдруг признается, что много лет состояла в тайной греховной связи… Что случилось? Просто маленький городок стал местом, где забурлили великие страсти!





Дженнифер Крузи

Без ума от тебя





Глава 1


Хмурым мартовским днем Куинн Маккензи сидела в том самом классе прикладных искусств, где провела уже тринадцать лет, и, стиснув зубы, в семьдесят второй раз с момента знакомства со своим ненаглядным втолковывала ему, что вернется домой в шесть часов, поскольку сегодня среда, а по средам она всегда приходит именно в это время. Тут Куинн оторвала взгляд от акварелей, разбросанных по столу напротив, и увидела свою судьбу.

Судьба предстала перед ней в обличье маленькой черной собачонки с такими отчаянными глазами, что Куинн не сразу осознала всю значительность этого события.

Однако больше ничто не ускользнуло от ее взгляда. Создание, сидевшее на руках любимой ученицы Куинн, представляло собой собачий эквивалент обнаженного нерва: гибкое черное туловище, костлявые белые лапы и узкую черную голову пронизывало такое напряжение, что бедная собачонка содрогалась всем телом. Замерзшая, испуганная, голодная и встревоженная, она так неистово дергалась в объятиях Теи, что у Куинн оборвалось сердце. Нет, животное не должно иметь такой вид.

– Ох… – Выдохнув это, Куинн поднялась и шагнула к Tee, а Билл простонал:

– Еще одна… Только этого не хватало.

– Я подобрала ее на автостоянке. – Тея опустила собаку на пол. – Может быть, вы знаете, что с ней делать.

– Иди сюда, малышка. – Куинн присела на корточки не слишком близко к песику, но и не слишком далеко и похлопала по полу. – Иди сюда, лапочка. Все будет хорошо. Я позабочусь о тебе.

Собака задрожала еще сильнее, подергивая головой из стороны в сторону. Потом бросилась к ближайшей двери, к счастью, ведущей в кладовую.

– Тем проще будет ее запереть и поймать, – заметил Билл жизнерадостным и уверенным, как обычно, тоном. Вокруг Билла всегда царила радужная атмосфера; он привел футбольную команду школы города Тиббет к пяти чемпионским титулам подряд, а бейсбольную – к четырем, и Куинн подозревала, что единственная причина его успехов в том, что Билл не допускает даже мысли о возможности поражения. «Вы должны знать, чего хотите, и стремиться к своей цели», – говаривал он парням, и парни верили ему и стремились.

Куинн подумала, что лично ей хотелось бы оказаться в другом месте, где можно отведать пиццу, но, прежде чем отправиться туда, предстояло позаботиться о собаке и отделаться от Билла. Она на четвереньках поползла к двери, стараясь производить впечатление совершенно безобидного существа.

– А знаешь, собаки меня любят, – сказала Куинн таким голосом, которым обычно говорят: «Ну же, иди к мамочке», – и собака прижалась к картонной коробке, стоявшей у дальней стены узкой кладовки. – Ты рискуешь упустить свой шанс, – продолжала она. – Правда-правда, у меня репутация собачьей любимицы. Иди сюда. – Куинн чуть приблизилась, по-прежнему стоя на четвереньках, и собака прикрыла глаза.

– Полагаю, у тебя не было другого выхода, – добродушно обратился Билл к Tee, и Куинн охватило смешанное чувство досады и вины за то, что она обманывает его. «Больше никаких собак, – заявил он, когда Куинн в прошлый раз подобрала очередную бездомную тварь. – Не можешь же ты спасти их всех». Тогда Куинн кивнула, показывая, что слышит его слова, но Билл воспринял это как знак согласия. Куинн не стала разубеждать его, опасаясь нажить неприятности и создать проблемы, которые ей же и пришлось бы улаживать.

И вот она вновь изменяет Биллу с какой-то дворняжкой.

Куинн снова посмотрела в собачьи глаза. «Все будет в порядке. Не обращай внимания на слова этого светловолосого громилы». Собака чуть отодвинулась от коробки, и в ее маленьких встревоженных глазах, устремленных на Куинн, уже не было страха, только настороженность. Прогресс налицо. Еще десять часов и один бутерброд с ветчиной – и псина, глядишь, подойдет к Куинн по собственной воле.

– Надеюсь, ты не потащишь ее домой… – Билл маячил за спиной Куинн, загораживая скудный дневной свет, проникавший через маленькие окна, и отбрасывал такую громадную тень, что собака вновь отпрянула, испугавшись темноты. Разумеется, Билл не виноват в том, что он такой крупный, но по крайней мере мог бы заметить, какая у него устрашающая тень. – …потому что нам не разрешено держать в квартире собаку, – продолжал Билл невозмутимым учительским тоном, подталкивая Куинн к неизбежному выводу.

«А мой вывод состоит в том, что ты опекаешь меня, как ребенка», – подумала Куинн и пробормотала, не оглядываясь:

– Но ведь кто-то же должен помогать бездомным собакам и искать для них дом.

– Совершенно верно, – отозвался Билл. – Именно потому мы платим налог на содержание питомника для бродячих животных. Почему бы попросту не позвонить туда и…

– На живодерню? – ужаснулась Тея.

– Они убивают не всех, – заверил ее Билл. – Только больных.

Куинн оглянулась и увидела полные недоверия глаза Теи. «Так-то вот, – хотела она сказать девушке. – Билл искренне верит в то, что говорит». Но вместо этого Куинн вновь похлопала по полу.

– Иди сюда, малышка. Иди.

– Послушай, дорогая… – Билл положил руку ей на плечо. – Давай-ка поднимайся на ноги.

Если дернуть плечом и сбросить его руку, Билл обидится, а обижать его было бы несправедливо.

– Мне и так хорошо, – сказала она.

Рука Билла шевельнулась, и Куинн издала вздох, который, сама того не замечая, задерживала в груди.

– Я позвоню… – начал Билл.

– Билл, – Куинн старалась говорить дружелюбно, – иди заканчивай свои дела в атлетическом зале и не мешай мне разобраться с собакой. Я буду дома в шесть.

Билл кивнул, излучая терпение и покорность, хотя упрямое нежелание Куинн обратиться в питомник казалось ему совершенно неразумным.

– Ага. Но сначала я прогрею мотор твоей машины и подам ее к двери. – Билл потрепал ее по плечу. – Жди меня здесь, – добавил он, как будто Куинн собиралась последовать за ним. Когда он наконец ушел, перед мысленным взором Куинн встала ясная картина – Билл шагает к ее машине по обледеневшей стоянке с таким видом, будто ничуть не боится поскользнуться. Вероятно, это и в самом деле так. Викинги обожают лед, а светловолосый Билл при своем росте и могучем телосложении действительно викинг из викингов. Весь Тиббет боготворил Билла, ибо такие тренеры встречаются один на миллион, но Куинн уже начинали грызть сомнения.

Однако несправедливо сомневаться в Билле. Куинн отлично знала, что он разогреет для нее машину, отперев дверцу своим ключом. Это был еще один повод для беспокойства – Билл заказал дубликат без ее разрешения, два года назад, когда они только начали встречаться. Однако поскольку он сделал ключ, чтобы вовремя наполпять бак бензином, сердиться на него нелепо. Да и кому взбредет в голову злиться на человека, неизменно опрятного, щедрого, внимательного, понимающего, удачливого, который начиная с 1997 года потратил сотни долларов, заправляя ее машину горючим. Воистину, это идеал мужчины.

Куинн вновь посмотрела на собаку.

– После того как я извлеку тебя из кладовой, мне придется всерьез задуматься о своей половой жизни.

– Чего? – спросила Тея, но Куинн быстро покачала головой.

– Не обращай внимания. Нет ли у тебя в сумке еды? Конечно, я могла бы попросту войти в комнату и схватить собаку, но она так напугана, что лучше подманить ее.

– Подождите минутку. – Тея пошарила в большой кожаной сумке, которую повсюду таскала с собой, и выудила половинку шоколадного батончика с орехами.

– Шоколад. Какой кошмар! – Куинн развернула фантик, отломила кусочек и бросила его собаке. Собака отпрянула, но тут же пошла к женщине, и ноздри ее маленького черного носа затрепетали. – Это вкусно, – шепнула Куинн, и собака деликатно ухватила шоколад зубами.

– Какой миленький крошечный песик, – зашептала Тея за ее спиной.

Куинн кивнула и положила на пол еще один кусочек, на сей раз поближе к себе. Животное двинулось вперед, не спуская взгляда с Теи и Куинн на тот случай, если те окажутся собаконенавистницами. Ее большие темные подвижные глаза словно молили Куинн: «Помоги мне, спаси меня, устрой мою жизнь».

– Иди же, крошка, – шепнула Куинн, и собака приблизилась ко второму кусочку.

– Еще чуть-чуть… – выдохнула Тея. Собака уселась перед ними и принялась за шоколад, все еще настороженная, но уже более спокойная.

– Привет, – сказала Куинн. – Добро пожаловать в мой мир.

Собака склонила голову набок, и маленький черный хвостик застучал по полу. Куинн заметила, что у нее одна белая бровь и четыре белых соска. Кончик хвоста тоже был белый, словно его окунули в краску.

– Сейчас я возьму тебя на руки, – продолжала Куинн. – Никаких резких движений. – Она потянулась к собаке и осторожно подняла ее. Собака чуть выгнула спину, и женщина, усевшись, положила ее себе на колени. Она скормила собаке остатки шоколада, погладила по спине, и та расслабилась.

– И правда, миленькая собачка. – Куинн улыбнулась в первый раз с той минуты, когда в комнате появился Билл.

– Машина подана! – послышался в дверях его голос, от которого собака вздрогнула. – Теперь можешь по пути к своей пицце отвезти эту тварь в питомник.

Куинн гладила собаку, перечисляя в уме все радости, ниспосланные ей судьбой. Да, это определенное везение, что она встретила Билла; как ни говори, ведь мог попасться человек, с которым трудно было бы ужиться. Например, кто-то вроде папочки, поглощенного только спортивными телепередачами, либо бывшего мужа сестры, совершенно не способного к супружеской верности. Ник бросил бы ее через год и смылся, спасаясь от скуки. А ведь скука – это еще не основание для разрыва. Будь иначе, Куинн уже давно ушла бы от Билла.

– Питомник находится на старом шоссе, – пояснил между тем Билл. – За старым кинотеатром под открытым небом.

Куинн улыбнулась Tee.

– Ты все сделала правильно, и спасибо тебе за шоколад. – Она поднялась, прижимая к себе собаку, а Билл снял с вешалки ее пальто.

– Опусти собаку на пол. – Он подал ей пальто.

Куинн передала собаку Tee и надела пальто.

– Не слишком засиживайся с Дарлой. – Билл поцеловал Куинн в щеку, она забрала собаку и вновь прижала к себе теплое худенькое существо. Собака подняла на нее беспокойные глаза.

– Не бойся, все будет хорошо, – заверила ее женщина.

Билл вышел вместе с Куинн на холодный ветреный мартовский воздух и придержал дверцу машины.

– Тебя подбросить? – Куинн взглянула на Тею.

– Не надо. Увидимся завтра. – Тея опасливо покосилась на Билла. – Спасибо, Маккензи.

– Не за что, – ответила Куинн, и девушка направилась к студенческой автостоянке. Куинн уселась за руль.

– Так ты отвезешь собаку в питомник? – спросил Билл, придерживая дверцу.

– Увидимся позже. – Куинн захлопнула дверцу, и Билл вздохнул с таким видом, будто подтвердились самые худшие его опасения. Заметив настороженность собаки, сидевшей у нее на коленях, Куинн ласково проговорила: – Понимаешь, из-за тебя весь мой день пошел наперекосяк. – «Нет-нет, ничего страшного, все в порядке, в этой машине тебе нечего бояться, особенно если ты собака». – Я собиралась встретиться с Дарлой в половине четвертого и уже опоздала. Ты никак не входила в мои планы.

Глаза собаки засветились пониманием, и Куинн обрадовалась ее смышлености.

– Уверена, ты умница и сообразительнее любой собаки в округе.

Животное склонило голову набок.

– Очаровательно. – Куинн погладила блестящую гладкую шерстку и, почувствовав, что бедняжка дрожит, расстегнула пальто и прижала маленькое существо к себе. Собака вздохнула и прильнула к Куинн, наслаждаясь ее теплом. Глаза животного выражали бесконечную благодарность. Растроганная Куинн с горечью сознавала, что с собакой все же придется расстаться. Увидев ее, Билл встревожится, начнет твердить, что собака кусачая, блохастая и бог знает что еще. Но Куинн знала, что это существо не укусит ее, а для блох еще слишком холодно. Впрочем, как знать?

– Все в порядке, – сказала она, заглядывая в темные выразительные глаза собаки. Та свернулась клубочком под пальто и уже не казалась такой испуганной и замерзшей. В первый раз за нынешний день Куинн полностью расслабилась.

Учить детей искусству и прежде было нелегко – ох уж эти царапины от острых ножей, разлитая краска, насупленные школьные директора и творческое отчаяние! – но в последнее время ей приходилось все труднее. Она испытывала подавленность, считая, будто в ее жизни что-то не ладится, и не зная, как это изменить. Но теперь, крепче прижав к себе собаку, упиравшуюся передними лапами ей в живот, Куинн почувствовала себя гораздо лучше.

– Какая же ты милашка, – шепнула она.

Билл постучал в окно дверцы, отчего собака рывком подняла голову, и недовольная Куинн опустила стекло.

– Я вот что подумал… – начал Билл и тут увидел, что собака закутана в пальто. – По-твоему, это хорошая мысль?

– Да, – ответила Куинн. – Так о чем ты подумал?

– Ты все равно опоздала на встречу с Дарлой, – сказал Билл. – Так, может, лучше сразу отвезти собаку в питомник? Тогда ее успеют увидеть побольше людей и она быстрее обретет новый дом.

Куинн представила себе, как крохотное существо, преданное людьми дважды, сидит на холодном бетонном полу и дрожит от страха за толстыми стальными решетками, и вновь посмотрела в темные глаза собаки. Кто-то вышвырнул это маленькое милое создание на улицу. Нет, этому больше не бывать.

«Я тебя не предам».

– Куинн, прислушайся к голосу разума, – доброжелательно, но твердо проговорил Билл. – Питомник – чистое, теплое место.

Ее пальто тоже было чистым и теплым, но сказать об этом Биллу было бы ребячеством. Ладно, она не может оставить собаку у себя, но ни за что не отдаст ее в питомник. Значит, нужно во что бы то ни стало найти собаке хозяина. Вот только кого?

Собака смотрела на нее доверчиво, почти с обожанием. Куинн погладила животное. Нужно найти доброго, хорошего человека, на которого можно положиться.

– Подарю ее Нику, – сказала она Биллу.

– Нику не нужна собака. В питомнике…

– Откуда нам знать? – Куинн крепче прижала к себе собаку. – У Ника собственная квартира над ремонтной мастерской, и у него не возникнет проблем с хозяином. Уверена, ему понравится эта собака.

– Ник не возьмет ее, – твердо заявил Билл, и Куинн поняла, что он прав. Как говаривала Дарла, Ник «высокий, темный, начисто лишенный человечности». Только от отчаяния можно вообразить, что Ник возьмется опекать животное.

– Отвези ее в питомник, – настаивал Билл. Куинн покачала головой. – Но почему? – спросил Билл, и она едва не ответила: «Потому что хочу оставить ее себе».

Мысль эта показалась ей такой восхитительно-заманчивой и уместной, что Куинн посмотрела на собаку другими глазами.

Может, действительно оставить ее себе?

Дрожь, пробежавшая по ее телу при мысли о том, что она готова совершить столь неразумный и непрактичный поступок, доставила Куинн почти эротическое наслаждение. «Плевать мне, что это неразумно. Я хочу эту собаку». Экая эгоистка! Просто искательница приключений. Подумав об этом, Куинн почувствовала, как забилось ее сердце.

Эгоистично – но совсем чуть-чуть. Собака – это не так уж существенно, не то что полная перемена жизни, новый любовник или что-то еще в подобном роде. Всего-навсего небольшое отклонение от обычного курса. Ну, лишь крохотная собачка. Нечто новое и небывалое.

Куинн прижала собаку к себе.

Эди, лучшая подруга матери, уже много лет твердила Куинн, что не стоит улаживать чужие неурядицы. «От меня не убудет», – отвечала она, но, может, Эди права. Что, если, начав с малого, с собаки, с этой собаки, с небольшого переустройства, с незначительных перемен, Куинн удастся перейти к более важным делам? А вдруг эта собака – знамение судьбы? Кто же станет спорить с судьбой? Стоит только вспомнить, что случилось с героями Древней Греции, попытавшимися бросить вызов судьбе.

– Ты не можешь оставить себе эту собаку, – напирал Билл.

– Поговорю с Эди.

Билл улыбнулся, и на его симпатичном лице отразилось облегчение. Эдакий счастливый викинг.

– Отличная мысль. Эди живет одна. Собака составит ей компанию. Вижу, ты начинаешь рассуждать трезво.

«Я не об этом», – хотела ответить Куинн, но, не желая затевать ссору, сказала:

– Спасибо тебе. До свидания. – Она подняла стекло и посмотрела в темные глаза собаки. – У тебя все будет хорошо. – Собака чуть слышно вздохнула и положила голову на грудь Куинн, глядя на нее так, как будто от этой женщины зависела ее жизнь. Умная, очень умная собачка. Куинн погладила ее, чтобы успокоить. – Ты похожа на Кэти. На Кей-Кей-Кей-Кэти из песенки. Маленькая тощенькая Кэти. – Она наклонилась к собаке и прошептала: – Моя Кэти, – и собака, покорно вздохнув, вновь зарылась в темноту и тепло ее пальто.

За окном Билл махал рукой, явно довольный практичностью Куинн, и она помахала в ответ. С Биллом придется разобраться позже, а сейчас нужно поспешить на встречу с Дарлой.

Она поедет туда со своей собакой.



На другом конце города Ник Зейглер склонился над капотом «кэмри» Барбары Нидмейер, стоявшего во втором ремонтном боксе «Гаража братьев Зейглер», залитом ярким светом. Нахмурившись, он посмотрел на двигатель. Вроде бы машина в полном порядке; значит, Барбара руководствовалась некими тайными мотивами, и Ник, зная ее тягу к женатым умельцам-мастеровым, отлично понимал, какими именно. Должно быть, настала очередь его брата Макса. Так что Макса ждут тяжелые времена, а Нику, в сущности, не о чем беспокоиться. Он уже давно решил, что люди имеют полное право совершать ошибки. Правда, последние амурные похождения оставили на его шкуре глубокие шрамы, но также и немало приятных воспоминаний. Ник не видел необходимости мешать Максу обзавестись собственными воспоминаниями.

Он с грохотом захлопнул капот «троянского коня» Барбары, вынул из заднего кармана тряпку и стер с сияющей краски пятна от пальцев. Потом отправился в третий бокс взглянуть на очередную обузу – глушитель автомобиля Баки Манчестера.

– Ты нашел утечку в «тойоте»? – спросил Макс, появляясь в дверях конторы.

– Никакой утечки нет. – Ник, стоя у «шевроле» Баки, вытер руки ветошью и задумался, в чем неисправность. Выхлопная труба походила на громадную бурую пиявку. Надо позвонить хозяину и предупредить, что ремонт влетит ему в копеечку. Вряд ли это понравится Баки, но он не усомнится в словах Ника.

– Так я и сказал Барбаре, – проговорил Макс. – Но она попросила взглянуть еще раз. Женщины склонны к перестраховке.

Ник хотел предупредить Макса о том, что Барбару интересует отнюдь не мифическая утечка топлива, но он воздержался от этого. Макс отнюдь не ловелас, но, даже если потеряет голову, Дарла приведет его в чувство. Она не из тех жен, которые позволяют мужьям помыкать собой и верят любым небылицам. Барбаре явно ничего не светит.

– До сих пор она не поднимала шума из-за своей машины, – ворчал Макс, выходя из конторы. – Можно подумать, она нам больше не доверяет. – Остановившись, он прищурился и выглянул в окошко двери первого бокса. – Слушай-ка, неужели Билл поднял руку на Куинн, пока нас не было рядом?

Ник стиснул тряпку в кулаке и еще пару секунд смотрел на выхлопную трубу.

– Билл ни за что не сделал бы этого.

– Куинн заходит в салон «Ваш стиль». – Макс не отрывал глаз от окна. – Кажется, она придерживает руками живот. Уж не заболела ли?

Направляясь в контору, Ник поравнялся с братом и посмотрел в окно. Куинн действительно выглядела странно. Она семенила к входу в салон красоты, ее голубое пальто заметно оттопыривалось на животе; ветер разметал длинные золотисто-каштановые волосы Куинн, и они падали ей на лицо. Когда она повернулась, входя в дверь, Ник увидел собаку, высунувшую морду из-под ее пальто.

– Все в порядке, – сказал он Максу. – Это всего лишь собака.

– Я не собираюсь брать еще одну собаку, – заявил Макс. – Две псины – более чем достаточно.

Ник задержался у раковины, чтобы смыть с ладоней масло.

– Может, Куинн решила предложить ее Луизе?

– Сегодня среда, – мрачно заметил Макс. – По средам они с Дарлой вместе едят пиццу. Она уговорит Дарлу, и нам придется привыкать к третьей собаке. – И вдруг он просиял: – Если, конечно, Луиза не выставит Куинн на улицу за то, что она принесла в салон собаку. Луиза чертовски заботится о гигиене.

Ник повернул маховичок крана.

– Если Куинн войдет с собакой, Луиза впустит ее. – Горячая вода хлынула ему на руки, и он намыливал их дольше, чем обычно. Макс раздражал его, а Ник не хотел сердиться на Макса. Закрутив краны, он высушил руки и услышал конец какой-то фразы брата.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что если у Луизы хорошее настроение, то она впустит Куинн.

– Может, и хорошее. – Раздражение заставило Ника подсыпать на раны Макса еще немного соли: – А вдруг она узнала, что Барбара бросила Мэтью?

Обычно бесстрастное лицо Макса выразило беспокойство.

– Чего?

– Барбара Нидмейер отпустила на свободу мужа Луизы, – пояснил Ник. – Я узнал об этом сегодня утром от Пита Кантора.

Макс наставил на Ника палец.

– Отныне чинить машину Барбары будешь ты, с какой бы просьбой она ни обратилась.

– Почему бы тебе не перебрать ее чертов драндулет по винтику, чтобы у нее не было повода возвращаться? – Ник вошел в контору, собираясь позвонить Баки. – Тем самым ты спасешь нас обоих от множества неприятностей.

– Барбара – красивая женщина, – отозвался Макс. – У нее хорошая работа в банке. Займись ее машиной.

– Мне не нужна женщина с хорошей работой. Я оставляю машину Барбары тебе. Вместе с самой Барбарой.

– Тебе принадлежит половина гаража, – заметил Макс. – Вдобавок ты свободный мужчина. Ну почему она не попросила тебя проверить утечку?

– Потому что ты нравишься ей больше, черт побери. – Войдя в контору, Ник услышал за спиной вздох Макса. Пару минут спустя, когда он набрал номер Баки, до него донесся скрип открываемого капота «тойоты» Барбары.

– Ник! – позвал Макс из-под капота.

– Что?

– Извини за ту «корку» насчет Куинн. Сам не пойму, как у меня выскочила такая глупость.

Телефон Манчестеров был занят. Услышав короткие гудки, Ник задумался о Куинн, такой доброжелательной, серьезной, надежной. Куинн – полная противоположность своей взбалмошной сестре Зои.

– Меня это не колышет.

– Я знаю, вы близкие друзья.

Ник повесил трубку.

– Ну, не до такой же степени.

Макс промолчал, и Ник вернулся в гараж. Его мысли вернулись к «шевроле». Машины – механизмы, понятные насквозь. Они требуют лишь чуток терпения и массы знаний, но ведут себя при этом одинаково. Их не слишком сложно привести в порядок. Чего никак не скажешь о людях. К примеру, ни один, даже самый хороший, механик не сумел бы наладить отношения между ним и Зоей. Ник давно уже перестал размышлять о Зое; даже когда она десять лет назад вновь вышла замуж, эта весть лишь на мгновение привлекла его внимание. Совсем иное дело – та «корка», которую Макс только что обронил насчет Куинн.

– Ник? – Голос Макса все еще звучал несколько встревоженно.

– Представь себе, что Барбара купила еще одну машину, – сказал Ник. – Тогда тебе пришлось бы проводить с ней куда больше времени.

– Очень остроумно, – отозвался Макс, но все же вернулся к работе, оставив брата наедине с глушителем. Кроме этой железки, у Ника не было ни одной серьезной заботы. Ведь Макс ни за что не станет изменять жене, а Куинн всю жизнь подбирала бродячих собак и раздавала их людям. В этом мире ничему не суждено измениться.

Кроме выхлопной трубы автомобиля Баки Манчестера.



Между тем на другой стороне улицы Дарла Зейглер плюхнулась на потертую кушетку в крохотной комнате отдыха салона «Ваш стиль», и в тот же момент туда вошла хмурая Луиза Фергюсон. Огненно-рыжие вздыбленные волосы придавали ей сходство с маленьким факелом. С тех пор как шесть лет назад Луиза выкупила салон, она не оставляла попыток подчинить себе Дарлу, но та знала ее еще с детского сада, когда они вместе кушали макароны, а подобные воспоминания не проходят бесследно.

– Ты уже закончила работу? – отрывисто спросила Луиза. – Пробило только четыре часа.

– На сегодня у меня запланирована пицца. И я уже закончила.

– Надо отдать тебе должное, ты сделала из Джинни Спейд настоящую красавицу. – Луиза скрестила руки и крепко сжала их на своей узкой костлявой груди. – Она уже давненько не выглядела так хорошо.

– Может, теперь познакомится с кем-нибудь и бросит никчемного, гулящего Роя. – Дарла тут же пожалела об этих словах, вспомнив, что только год назад Луиза рассталась с никчемным, гулящим Мэтью.

– Мэтью хочет вернуться, – объявила Луиза, и Дарла чуть приподнялась, решив ради разнообразия проявить интерес к словам Луизы. В тот же миг в дверь салона впорхнула Куинн. Ее золотисто-каштановые волосы развевались на груди, из-под пальто виднелась собачья голова.

– Я опоздала, – сказала она. – Мне очень жаль…

Удивленная Дарла посмотрела на собаку и подняла руку.

– Минутку. – Она перевела взгляд на Луизу. – Ты шутишь? Он от нее ушел?

– Кто и от кого ушел? – Пока Куинн возилась с пальто, Дарла заметила, что собачонка довольно мерзкая. Но Куинн всегда подбирала страшненьких собак, и это было куда менее интересно, чем та бомба, которую только что запустила Луиза. Поэтому Дарла вновь повернулась к ней.

– Это собака, – констатировала Луиза.

– Угадала. – Куинн бросила пальто на спинку кресла. – Я подержу ее на руках. Она не коснется пола, клянусь. Так кто кого бросил?

– Ха! – Торжествующе воскликнула Луиза, и ее губы искривились в натянутой улыбке. – Барбара ушла от Мэтью. Вчера Банковская Шлюха дала ему хорошего пинка под зад.

– Ух ты! – Куинн уселась в кресло и пристроила собаку у себя на коленях.

– Ну и дела! – Дарла откинулась на кушетку, обдумывая сложившуюся ситуацию. – Они целый год были не разлей вода. Что случилось?

– Что-то произошло между ними во время поездки в эту чертову Флориду. – Луиза поджала губы. – Мэтью ни разу не возил меня во Флориду.

Дарла прикинула в уме возможные варианты.

– Она завела себе другого мужика?

– Если и завела, то прогнала и его. Сейчас Барбара в городе, живет одна в своем маленьком доме, а Мэтью просиживает штаны в «Якоре». – Луиза опустилась в потертое кресло напротив Дарлы. – Он хочет вернуться ко мне.

– И ты его примешь? – полюбопытствовала Куинн.

Луиза пожала плечами.

– С какой радости? Я сама приобрела дом и этот салон. Зачем мне Мэтью?

Дарла вспомнила о Максе.

– Ради дружбы. Ради забавы, секса, воспоминаний. Чтобы было кого поцеловать в канун Нового года.

– Он бросил меня ради Банковской Шлюхи, – отрезала Луиза. – О какой дружбе можно после этого говорить?

По тому, как она произнесла слова «Банковская Шлюха», Дарла поняла, что Луиза злится отнюдь не на Мэтью. Должно быть, их брак еще можно спасти. И тогда с Луизой будет куда приятнее работать.

– Ты вышла за него в тот самый день, когда мы закончили школу, и вы провели вместе шестнадцать лет. А с Барбарой он жил всего год и теперь сожалеет об этом. Это кое-что значит. – Во всяком случае, Дарла полагала, что Мэтью сожалеет, раз уж захотел вернуться к Луизе. Ведь Мэтью знал, что она была стервой, еще до того, как он ушел к более молодой женщине; значит, сожалеет всерьез. – Мэтью неплохо зарабатывает, – добавила Дарла, вспомнив о том, как Мэтью в последний раз чинил ее раковину. – Он чертовски хорошо зарабатывает.

– Я и сама не бедная, – возразила Луиза. – Кому он нужен?

– Например, тебе, – вмешалась Куинн, практичная, как всегда. – Иначе ты не стала бы об этом говорить.

– Эта история разозлила меня, и только. – Луиза стиснула зубы. – У нас все шло хорошо, и вдруг появляется Барбара, заявляет, что у нее разбита ванна, засорена раковина и ей нужна еще одна ванная комната на втором этаже – можно подумать, не хватает одной, коли живет одна. Я сразу поняла, что она затевает…

Дарла уже не слушала. В прошлом апреле Барбара увела Мэтью, и с тех пор Луиза постоянно повторяла свои обвинения в ее адрес. Кстати, Мэтью не первый женатый мужчина, завлеченный Барбарой в сети. Луизе следовало насторожиться, когда Барбара завела разговор о второй ванной комнате. Сама Дарла точно насторожилась бы уже после второго ее звонка с заказом на ремонт. У Барбары было несколько жертв. Мэтью оказался третьей.

– И теперь он надеется как ни в чем не бывало вернуться назад, – закончила Луиза. – Чтоб ему пусто было!

– На твоем месте я бы крепко задумалась, – сказала Дарла. – Барбара что-то вроде простуды. Мужчины подцепляют ее, потом выздоравливают. Ни Джил, ни Луи не питают к ней особо теплых чувств. Говорят, Луи опять женился. Судя по всему, мужчины, побывавшие в руках Барбары, рано или поздно берутся за ум. А Мэтью очень хорошо зарабатывает, и если ты его не примешь, он не засидится в холостяках.

Луиза бросила на нее возмущенный взгляд.

– Дарла права, – сказала Куинн. – Если, конечно, ты хочешь вернуть Мэтью.

Дарла развела руками.

– Я лишь утверждала, что, если бы тебе было все равно, ты бы так не сердилась. Прости Мэтью. Заставь его расплатиться. Если правильно поведешь себя, заработаешь путешествие во Флориду.

– Ты ничего не понимаешь, – возразила Луиза. – А если бы на его месте оказался Макс?

Мысль о том, что Макс способен изменить, рассмешила Дарлу. Макс хорош собой и мил, насколько это вообще возможно для мужчины, но ни одной женщине не придет в голову заигрывать с ним, поскольку совершенно ясно, что он Абсолютно Счастлив В Браке. Или, если говорить откровенно, Макс попросту не желает менять свою жизнь. А это не совсем одно и то же. Дарле уже не хотелось смеяться, и она напомнила себе, как хорошо, что у нее такой удовлетворенный муж.

– Я бы сказала: «Макс, сукин сын, о чем ты думал, черт тебя возьми?» – ответила она Луизе. – А потом простила бы его. Мэтью твой муж, Луиза. Он ошибся и должен заплатить за это, но тебе не следует ставить на нем крест.

Все еще разгневанная, Луиза задумалась.

– Разумеется, если ты его еще не разлюбила, – подала голос Куинн. – Может, ты предпочитаешь сохранить свободу и делать все, что заблагорассудится?

– Какая муха тебя укусила? – удивилась Дарла, поскольку обычно Куинн всех примиряла. – Конечно же, Луиза хочет вернуть Мэтью.

Луиза поднялась.

– Все, что вы говорите, нелепо и смешно. – Она вышла в зал, захлопнув за собой дверь.

– Что-то не пойму Барбару. – Куинн, хмурясь, поглаживала собаку, которая лежала у нее на коленях. – Она славная женщина. Зачем ей охотиться на чужих мужей?

– Затем, что никакая она не славная, – возразила Дарла. – С чего это ты сказала Луизе о свободе? Свобода пугает ее не меньше, чем старость.

– Я решила, что ей стоит задуматься над этим. – Куинн откинулась на спинку кресла. Она избегала встречаться с Дарлой глазами. – Едва ли жизнь становится лучше только оттого, что рядом с тобой есть мужчина.

– В Тиббете это именно так. Неужели ты всерьез считаешь, что Луизе хочется торчать в забегаловке Бо и якшаться с разведенными алкашами?

Куинн передернула плечами.

– Перестань. Между замужеством и забегаловкой Бо нет ничего общего.

– Ну да, еще бы. Там-то и обитает Эди. Учит детишек неделю напролет, в выходные таскается с твоей матушкой по гаражным распродажам, а вечерами предается воспоминаниям в своей одинокой квартирке. – Такая жизнь казалась Дарле сущим кошмаром.

– Жить одной не значит страдать от одиночества, – заметила Куинн. – По-моему, Эди нравится уединение. Она постоянно говорит о том, как это славно, когда дома тишина. С другой стороны, можно жить с кем-нибудь, но чувствовать себя одинокой.

Дарла полагала, что именно так живет большинство людей. Не то чтобы ей было одиноко с Максом…

Куинн прижала к себе маленькую собачку. Казалось, она чем-то расстроена. Дарла внимательно взглянула на собеседницу.

– У вас с Биллом что-то не так?

– Нет.

– Ладно, – кивнула Дарла. – Не будем об этом.

Куинн погладила собаку.

– Я хочу оставить ее у себя.

«У тебя бежевые ковры», – подумала Дарла, но промолчала.

– Билл настаивает, чтобы я отдала ее в питомник, – продолжала Куинн. – Но я оставлю собаку у себя, и плевать мне на его желания.

– Черт побери! – Заметив, как приподнимается подбородок Куинн, Дарла слегка встревожилась. В подобных делах Билл проявлял редкостную тупость. – Он знаком с тобой два года и до сих пор не понял, что ты нипочем не отдашь собаку на живодерню?

– Это был бы практичный поступок, – ответила Куинн, не отрывая глаз от собаки. – А меня считают практичным человеком.

– Верно. – Тревога Дарлы усилилась. Она от души желала бы, чтобы Куинн вышла замуж так же удачно, как и она сама. Конечно, Билл скучноват, но Макс не лучше. В мире не бывает совершенства. Приходится идти на компромисс. Все браки держатся на компромиссе.

– А вдруг он заявит: «Или я, или собака»? Не станешь же ты рисковать из-за собаки своими отношениями с Биллом.

При этих словах животное повернуло голову и посмотрело на Дарлу так, что та сразу поняла, какое это хитрое создание. Собака словно искушала ее своим почти демоническим взглядом. Что ж, это неудивительно. Окажись Куинн в райском саду, сатана непременно явился бы к ней в обличье коккер-спаниеля.

– Билл упрям, но не настолько. – Куинн откинулась в кресле. Она старалась говорить равнодушным тоном, но от этого ее слова звучали еще более напряженно. – У нас все хорошо. Он хочет, чтобы один день походил на другой, и, поскольку они всегда одинаковы, Билл счастлив.

То же самое можно сказать и о Максе.

– Значит, он самый подходящий для тебя мужчина, – заметила Дарла.

– Беда в том, что мне этого не хватает. – Куинн погладила собаку, а та, прильнув к ней, уставилась на женщину гипнотическими темными глазами. Да, эта собака как бы предлагала Куинн порвать великолепные отношения с Биллом. – Меня начинает утомлять мысль о том, что такая жизнь продлится до гробовой доски. Конечно, я люблю свою работу, а Билл – хороший парень, но…

– Минутку. – Дарла уселась. – Билл замечательный парень.

– Знаю.

– Он отдает все свои силы ребятам из команды, – продолжала Дарла. – Задерживается после занятий, чтобы подготовить Марка к состязаниям…

– Знаю.

– …охотно участвует во всех благотворительных мероприятиях…

– Я знаю, Дарла.

– …и относится к тебе как к королеве, – закончила Дарла.

– Так вот, мне это надоело. – Куинн вновь вздернула подбородок. – Билл хороший… ладно, пусть даже замечательный, – согласилась она и, увидев, что Дарла собирается возразить, остановила ее жестом руки. – Но нашей жизни не хватает остроты. Я влачу серое существование. И, судя по планам Билла, так будет всегда.

«Когда-то у меня было иначе», – подумала Дарла. Когда-то они с Максом вели чертовски бурную жизнь. Она и теперь видела Макса словно воочию – взгляд, который он вонзал в нее, его улыбку, будто говорившую: «У меня есть виды на тебя», – вспоминала, как они вместе смеялись… Но нельзя же считать, что это продлится вечно. Они женаты семнадцать лет. За такой срок утихнет самая пламенная страсть.

– В сущности, Билл не виноват, – продолжала Куинн. – Он был таким еще до нашего знакомства. Все дело в моей судьбе. Я и сама не очень-то пылкая натура.

Дарла открыла рот, собираясь сказать, что Куинн очень хороший человек, но…

– Вот видишь? – Куинн наконец бросила на Дарлу подавленный взгляд. – Ты хотела возразить, но у тебя не повернулся язык. Зоя – та человек приметный. А я как бы всегда нахожусь в тени. Мать частенько повторяла: «Люди похожи на картины. Только одни из них написаны маслом, другие – акварелью». Она имела в виду, что Зоя – яркая женщина, а я словно выцветшая.

– Зато на тебя можно положиться, – сказала Дарла. – К тебе все бегут за помощью. Окажись ты взбалмошной, нам бы всем несдобровать.

Куинн шевельнулась в кресле.

– Так вот, мне это надоело. Не то чтобы я решила сплясать джигу или сотворить еще какую-нибудь глупость. Я просто хочу оставить у себя эту собаку. – Собака вновь подняла на нее глаза, и Дарла по-настоящему испугалась. – Не вижу ничего особенного в том, чтобы взять в дом собаку. Неужели я так много прошу?

– Смотря по обстоятельствам. – Дарла бросила сердитый взгляд на собаку. «Это ты виновата».

– А тебе никогда не хотелось большего? – Ореховые глаза Куинн впились в подругу так пристально, что Дарле стало неуютно. – Тебе никогда не случалось взглянуть на свою жизнь и подумать: «Неужели это все, что ты мне можешь дать?»

– Нет, – ответила Дарла. – Никогда. Порой приходится умерять свои желания, чтобы сохранить покой в семье.

– Тебе никогда не приходилось поступаться своими желаниями из-за Макса, – сказала Куинн, и Дарла закусила губу. – И вот теперь я хочу походить на тебя. Хотя бы раз не стану сдерживаться.

Она плотнее прижала к себе собаку, и Дарла подумала: «Всем нам приходится сдерживаться». Собака, эдакий демон в обличье животного, посмотрела на Дарлу, словно побуждая ее высказаться. «Даже не надейся, – мысленно сказала ей Дарла. – Тебе не удастся втравить меня в неприятности».

– Какую пиццу тебе заказать? – спросила она, поднимая трубку телефона. – Как обычно?

– Нет, – ответила Куинн. – Я хочу что-нибудь новенькое.




Глава 2


Билл вернулся в спортивный зал, чуть сердясь на Куинн, но скорее забавляясь, поэтому, завидев его, директор школы Роберт Глоум, запарившийся в своем небесно-синем свитере, перестал вытирать лицо фирменным полотенцем от Ральфа Лорена и спросил:

– Ты чего развеселился, Босс?

Из всех забот, свалившихся на плечи Билла, – тут тебе и родители, и юные спортсмены с бурлящими в крови гормонами, и попытки втолковать этим благополучным, беззаботным придуркам, какую роль для многих поколений сыграли такие события, как Великая депрессия, – более всего раздражал Билла его самый преданный почитатель Бобби Глоум, Директор-Мальчишка, Дэ Эм. Билл очень старался даже в мыслях не называть Роберта Бобби либо Дэ Эм, ведь это так непочтительно, а Роберт – трудяга, каких поискать, правда, чуть свихнувшийся на спорте; однако директор был столь юн и бестолков, что прозвища сами просились на язык.

– Куинн подобрала очередную собаку, – ответил Билл, и Бобби закатил глаза, проявляя мужскую солидарность.

– Придется тебе запастись терпением, Босс, – сказал он.

– Куинн – человек практичный, – возразил Билл. – Она сделает все как надо.

Он в последний раз осмотрел зал, хотя в этом не было нужды. Его мальчишки были отлично вышколены, а в отсутствие Билла сюда приходил Дэ Эм, и от его взгляда не укрывалось ни забытое полотенце, ни брошенный где ни попадя «блин» от штанги. Билл питал к этому залу чувства собственника, поскольку лишь месяц назад помещение заново отделали и своим шиком оно поражало воображение – эдакая феерия алого и серого. «Жаль, что в учительской нет такой роскоши», – сказала как-то Куинн, и Билл ответил: «Спортсмены того заслуживают. А кому какая польза от учителей?»

– Хотел бы я, чтобы Грета делала все как положено, – продолжал Бобби. – Да, ей осталось до пенсии всего полтора года, но и это слишком долгий срок, чтобы терпеть дерзкую секретаршу.

Билл, слушая его краем уха, двинулся к выключателю, чтобы погасить свет, отправиться домой и, как всегда по средам, приготовить ужин для Куинн. Куинн… При одной мысли о ней у Билла потеплело на душе.

– Такое ощущение, что порой она нарочно задирает меня, – говорил между тем Бобби.

– Иногда Куинн держится несколько бестактно, – отозвался Билл, – но она чертовски хороший учитель искусств, а это главное.

– Я не о Куинн, а о Грете, – уточнил Бобби. – Хотя Куинн тоже не внушает мне большого доверия.

– А что натворила Грета? – поинтересовался Билл, немного смущенный тем, что отвлекся.

– Возьмем, к примеру, мой кофе, – пояснил Бобби. – Я прошу подать мне кофе, она наливает его в чашку и ставит ее на угол своего стола. И я вынужден просить принести его мне.

– Почему бы тебе самому не наливать себе кофе? – спросил Билл. – Кофейник стоит возле твоей двери. Пожалуй, тебе ближе до него, чем Грете.

– Это вопрос принципа. Какой же я начальник, если сам буду возиться с кофейником?

«Да никакой, и кофе здесь совершенно ни при чем».

– Как бы ты повел себя на моем месте? – спросил Бобби, и Билл, подавив желание сказать: «Сам бы носил себе кофе», – ответил:

– Дал бы Грете ясно и недвусмысленно понять, чего от нее жду. Именно так я поступаю со своими парнями. – На лице Бобби отразилось непонимание, и Билл продолжал: – Я точно и отчетливо говорю, чего хочу от них. Никогда не раздражаюсь, лишь терпеливо жду, когда они сделают все, что им велено. Объясни Грете, чего ты добиваешься, и со временем она поймет.

– Звучит слишком оптимистично.

– Ничего подобного. – Билл погасил свет и направился к двери. – Вот, скажем, эта история с Куинн и собакой. Она знает, что нам нельзя держать дома животных, и я напоминал ей об этом до тех пор, пока Куинн не согласилась отдать собаку Эди.

– Эди – еще один кандидат в мой черный список, – сообщил Бобби. – Пожилые женщины не признают авторитета руководителей.

– Послушай. – Билл уже не сомневался, что его слова падают в пустоту. – Людям нравится, когда о них думают хорошо. Они готовы на все, чтобы внушать окружающим добрые чувства. Дай человеку понять, как он должен поступать, чтобы заслужить твое одобрение, – и он сделает все что нужно, разумеется, если это в его силах. Нельзя требовать от людей того, к чему они не способны.

– Грета вполне способна подавать мне кофе, – ответил Бобби.

– А Куинн способна найти собаке хорошего хозяина. – Билл распахнул дверь, и в зал просочились лучи предзакатного солнца. – Все, что нужно, – это немного терпения.

– А ты молодец, Босс, – похвалил его Бобби. – Настоящий инженер человеческих душ.

Билл ехал домой умиротворенный. Какая славная мысль – отдать собаку Эди! Это так похоже на Куинн – спасти Эди от одиночества и вместе с тем найти собаке хорошего хозяина. Два добрых дела одновременно. Пару раз, в промежутках между интрижками, Биллу случалось жить одному. Он ненавидел одиночество и был уверен, что Эди оно тоже не по вкусу. Познакомившись с Куинн, Билл сразу понял, что она – та самая женщина. Он осознал это благодаря практичности Куинн и ее способности уладить любую неурядицу. В присутствии Куинн стихали волны, она умела обуздывать бури. Целый год Билл убеждал Куинн, чтобы она позволила ему переехать к ней. Еще шесть месяцев Билл уговаривал ее перебраться в более просторную квартиру, которую он подыскал для них, но в конце концов она согласилась, и с тех пор его жизнь превратилась в рай.

В июне он сделает ей предложение, а на Рождество они поженятся. Билл спланировал все так, чтобы свадьба не помешала ни школьным занятиям, ни спортивным соревнованиям, и теперь, паркуя машину у дома, живо представлял свое будущее с Куинн. Разумеется, у них будут дети. Всякий раз, встречая в магазинах матерей, кричащих на своих детей, Билл вспоминал округлое безмятежное лицо Куинн, похожее на лик Мадонны, и думал о том, что эта женщина никогда не повысит голоса на его детей. Куинн окружит мужа теплом и заботой, станет надежным оплотом его жизни.

Кроме Куинн ему не нужен никто.

В четверть седьмого Куинн появилась в квартире с собакой, и Билл произнес спокойным тоном, давая понять, что возражения бесполезны:

– Куинн, эта собака отправится к Эди.

Куинн вздернула подбородок, сжала челюсти, и ее лицо внезапно утратило округлость. Волосы скользнули за спину, на щеках вспыхнули два ярких пятна. Она выглядела ужасно; еще хуже была собака, злобная и дикая. Можно подумать, что она укусила и заразила Куинн.

– Нет, – отрезала Куинн.



– Привет, – сказала Дарла Максу, входя в мрачное, захламленное помещение конторы, отделанное в стиле, названном Куинн «раннемануфактурным». – Чья это «тойота» стоит в гараже?

– Барбары Нидмейер, – отозвался Макс, не поднимая головы от счета. – И мы не возьмем еще одну собаку, даже не надейся.

Посмотрев на затылок мужа, Дарла улыбнулась и подумала, как сексуально выглядит изгиб его шеи, уходящей в вырез футболки. За семнадцать лет, минувших с той поры, когда они заканчивали школу, Макс набрал немного лишнего веса и его темные волосы чуть поредели. Однако Дарла по-прежнему видела в нем самого красивого парня в старших классах, пригласившего ее первую поехать с ним в кинотеатр под открытым небом на машине, которую он отремонтировал собственными руками. Они смотрели фильм «Империя наносит ответный удар» – во всяком случае, большую его часть. И теперь, глядя на Макса, Дарла испытывала нестерпимое желание запрыгнуть на него. Не так плохо для брака, продлившегося семнадцать лет.

Она заглянула в ремонтный бокс.

– А где Ник?

– Наверху. – Макс отодвинул кресло от стола. – Я серьезно – никаких собак.

Дарла присела на краешек стола и легонько подтолкнула бедро Макса своим.

– Даже если я очень хорошо попрошу?

– Даже и тогда. – Макс уловил интимные нотки в ее голосе; Дарла поняла это по блеску его глаз. – Впрочем, можешь попытаться уговорить меня.

Дарла обхватила ногами колени Макса и положила ладони на подлокотники его кресла.

– Так вот, мне очень хочется заполучить эту собаку. Что я должна для этого сделать?

– Когда приду домой, почешешь мне спину, – сказал Макс. – И сделаешь еще кое-что. Но признаюсь честно: ты все равно не получишь собаку.

Он пытался говорить строго, но Дарла лишь рассмеялась и подалась к нему еще ближе.

– Не надо дома, – шепнула она. – Там полно детей. Давай прямо здесь, милый. Ты и я. – Макс нахмурился, и Дарла поцеловала его. Муж поцеловал ее в ответ их старым крепким поцелуем, словно говорящим: «Как я рад, что у меня есть ты». Однако сегодня кровь вскипела в жилах Дарлы, потому что они находились не дома, а в кабинете с распахнутыми окнами, горящим светом и вновь вели себя словно одуревшие юнцы. Дарле нравилось заниматься любовью с Максом, но она не всегда успевала возбудиться, а в последнее время это происходило все реже.

Но сейчас ее сердце едва не выпрыгивало из груди.

– Подожди минутку. – Макс перевел дыхание, и Дарла, скользнув ему на колени, оседлала бедра Макса, но не так крепко, как ей хотелось бы.

– Иди ко мне, – шепнула она.

– Черт возьми, мы на виду у всего города.

– Что ж, пусть зеваки кое-чему поучатся, – проговорила Дарла, но Макс уже поднимался на ноги и на какое-то короткое, но сладостное мгновение крепко прижался к жене, усаживая ее на стол.

– Идем домой, – попросил он. – К одиннадцати вечера дети будут в постели. Тогда мы останемся вдвоем.

Дарла почувствовала, как ее вожделение утихает.

– До одиннадцати еще пять часов.

Макс усмехнулся:

– Как-нибудь вытерпим. Идем. Надо выбраться отсюда, пока кто-нибудь не заметил, как мы тискаемся.

– Да, это было бы скверно. – Дарла последовала за мужем к двери. В ярком свете гаража поблескивала белая «тойота». – Так чья, ты сказал, это машина?

– Барбары Нидмейер, – ответил Макс.

– Она только что ушла от Мэтью, – сообщила Дарла и замерла. О Господи, она охотится за Ником!

– Может, ей всего лишь почудилось, будто с ее машиной что-то не в порядке, – заметил Макс. – Скажи, ведь на самом деле ты не хочешь эту собаку?

– Нет. К тому же Куинн решила оставить ее себе. – Дарла прокручивала в мозгу различные варианты, позабыв о собственном разочаровании. – Послушай меня: если эта «тойота» вернется сюда менее чем через неделю, это будет означать, что Барбара положила глаз на Ника. – Она повернулась и посмотрела на мужа. – Не попытаться ли нам спасти его?

– Ник не нуждается в том, чтобы его спасали от кого бы то ни было. – Лицо Макса выразило такое смущение, что Дарла решила оставить этот разговор. Макс и Ник очень близки, но не вмешиваются в дела друг друга. Эти отношения выработались между братьями за те тридцать пять лет, что они прожили на свете. Нет никакой необходимости что-то в них менять.

– Ладно, – сказала Дарла.

– Значит, Куинн решила оставить собаку себе? – удивился Макс. – Это на нее не похоже.

Дарла вышла за ним в хмурые мартовские сумерки, шлепая по мокрому снегу и представляя, как рассмеялась бы Куинн, узнав о том, что Барбара охотится за Ником. Дарле не хотелось думать, что она собиралась заняться любовью в конторе, позволить себе небольшую эскападу впервые за семнадцать лет.

– Может, ей нужны перемены, – проговорила она.

– Кому, Куинн? Вряд ли. – Макс распахнул водительскую дверцу пикапа и забрался в кабину. – У Куинн замечательная жизнь, и если ей не изменит удача, это продлится вечно. Зачем испытывать судьбу?

Дарла стояла на площадке. С неба падали снежинки, и внезапно она почувствовала, что промерзла до костей.

– Затем, что порой человеку нужно нечто новое: только тогда он ощутит себя живым. Того, что было раньше, ему уже не хватает.

– О чем ты? – Макс нагнулся и открыл пассажирскую дверцу. – Впервые слышу подобную чушь. Влезай, пока не замерзла.

Дарла опустилась на сиденье пикапа. Она сама толком не понимала, что означают эти слова, но чувства, охватившие ее, были вполне отчетливыми.

И если Макс рассчитывает сегодня вечером, когда лягут дети, затащить жену в постель, то, по-видимому, он совсем не знает ее.

Макс потрепал Дарлу по колену.

– Как только закончатся новости, милая, – сказал он. – Ты и я.



Уверенное, твердое «нет», произнесенное Куинн, ударило ей в голову, как дешевое вино. Голова закружилась и стала легкой. Она взглянула на Билла, увидела, что он поджал губы, и ее чуть замутило.

– Не глупи. – Его лицо превратилось в маску Капитана Вселенной, снискавшую Биллу уважение всего города. «Истинный повелитель», – сказал отец Куинн, когда она впервые привела Билла в дом. Именно потому в эту минуту Куинн предпочла бы отделаться от него. Пускай повелевает другими.

Она опустила Кэти на пол и, выпрямившись, посмотрела на духовку, где шипели горшки. Ее лицо вспыхнуло от раздражения.

– Ты опять занимался стряпней. Сколько можно повторять – по средам я ужинаю с Дарлой!

– Ты ела уже давно, – возразил Билл. – А пицца – дурная пища. Тебе нужно хорошо питаться. – Он открыл буфет и вынул тарелку.

Куинн хотела заверить его, что пицца удовлетворяет все потребности организма, но решила отступиться. Куда проще сесть за стол, чем спорить. Она подошла к тумбочке, стоявшей под раковиной, и порылась внутри. Кэти неотступно следовала за ней, стуча коготками по плиткам пола.

– Где собачья миска, оставшаяся с последнего раза?

– У задней стенки, – невозмутимо ответил Билл, и Куинн, приподняв голову, заметила его хмурый взгляд, обращенный на Кэти.

Куинн вновь полезла в тумбочку и выудила оттуда собачью миску. Теперь Билл стоял спиной к ней, заправляя макароны соусом.

– Условия найма запрещают нам держать в квартире животных. – Билл поставил тарелку на стол и скрестил руки на груди – эдакий суровый, непреклонный гигант.

Куинн наполнила миску и опустила ее на пол.

– Иди сюда, малышка. Ешь.

Кэти обнюхала угощение и начала осторожно есть. Куинн налила в другую миску воды и придвинула к первой. Собака ела, наклонив голову, и в эту минуту она выглядела так мило, что Куинн не удержалась и погладила ее.

Кэти присела и помочилась.

– Куинн! – взревел Билл, и собака испуганно съежилась.

– Я вытру. – Куинн вытащила из-под раковины рулончик бумажных полотенец. Кэти выглядела испуганной и смущенной. Куинн, пробормотав что-то в утешение, промокнула лужицу и достала из буфета бутыль дезинфицирующего средства. – Кэти писается от испуга, – объяснила она Биллу, надраивая пол. – Я знаю это, потому что весь день держала ее на руках. Она начинает нервничать, когда ее гладят, и…

– Ты сама видишь – ее нельзя оставлять в доме, – с торжеством в голосе проговорил Билл. – На ночь мы постелим ей в ванной бумагу, но утром собаке придется покинуть квартиру.

Куинн молча кончила вытирать пол. Когда она вымыла руки, Билл сделал попытку к примирению:

– Твой бефстроганов остывает.

Она уселась в кресло и взяла вилку.

Билл одобрительно улыбнулся ей.

– Теперь, когда у Эди появится собака…

– Я оставлю ее у себя. – Куинн отложила вилку.

– Это невозможно, – заявил Билл. – Она испортит ковры, и нам придется оплачивать ущерб. Вдобавок ты весь день в школе. Кто будет заботиться о собаке? – Он покачал головой, ничуть не сомневаясь в своей правоте. – Ты отдашь ее Эди.

– Нет.

– Тогда это сделаю я. – Билл взялся за еду.

Куинн похолодела.

– Это шутка?

– Ты ведешь себя неразумно. Эта собака в самое короткое время свела тебя с ума. Ты только посмотри на нее. Она только и делает, что трясется. И гадит на пол.

– Кэти замерзла, – объяснила Куинн, но Билл лишь покачал головой, продолжая есть. – Ты меня слушаешь? – спросила она, чувствуя, как в ней поднимается гнев.

– Да, слушаю, – ответил Билл. – Я избавлю тебя от хлопот и сам отвезу собаку Эди.

От ярости у Куинн на мгновение помутилось в голове, но она овладела собой, поскольку поднять шум означало бы создать ситуацию, которую ей же и пришлось бы улаживать.

– Так будет разумнее всего, – продолжал Билл. – Ешь.

Глядя на его самоуверенное лицо, Куинн поняла, что собственными руками сотворила чудовище. Билл считает, что она поднимет кверху лапки, поскольку всегда уступала ему, так чего же еще от нее ожидать? Куинн воспитала в нем самоуверенность. Она осмотрелась. Даже эта квартира принадлежит не ей. Билл снял квартиру и привез сюда Куинн, а когда она сказала: «Тут все бежевое», – ответил: «Зато отсюда пять минут до школы». Его слова прозвучали столь убедительно, что Куинн уступила. Потом Билл купил модную мебель из сосны, и Куинн сказала: «Мне не нравится эта мебель. Она холодная и слишком модерновая». Но Билл возразил: «Я заплатил за нее, и она уже здесь. Потерпи немножко, и если через два месяца она все еще будет тебя раздражать, мы купим что-нибудь по твоему вкусу». И Куинн согласилась – ведь это всего лишь мебель, из-за которой не стоит воевать.

Кэти прислонилась к ее ноге, ерзая задом по половику. Вот из-за Кэти стоит воевать.

А может, и из-за мебели тоже стоило, и из-за дурацких бежевых ковров?

Билл улыбался ей из-за стола, такой же бежевый.

Вообще-то в эту минуту Куинн была готова скандалить из-за чего угодно.

– Я ненавижу эту мебель, – заявила она, поднимаясь, и протянула руку к пальто.

– Куинн? – Казалось, Билл ошарашен. – О чем ты говоришь?

– Обо всем. – Куинн надела пальто. – Мне нравится старинная обстановка. Теплая. Терпеть не могу эту квартиру. И бежевые ковры.

– Куинн!

Она повернулась к нему спиной и взяла на руки Кэти.

– А в данный момент я и от тебя не в восторге.

Последнее, что она услышала, выходя, были слова Билла:

– Куинн, ты ведешь себя как ребенок!



Ник едва успел углубиться в последнюю книгу Карла Хаасена, когда кто-то постучал в дверь. Ник вернулся домой лишь час назад; ледяные кубики во втором за сегодня бокале мартини даже не начали таять, и вот тебе – кого-то принесла нелегкая. Одним из многих преимуществ холостяцкой жизни Ник считал возможность подолгу оставаться наедине с собой в тихом, спокойном месте. Поэтому он отложил книгу и поднялся с потертой кожаной кушетки, твердо решив спровадить нежданного гостя.

Ник рывком распахнул дверь. За ней стояла Куинн, уткнувшись носом в толстый пушистый голубой шарф. Ее золотисто-каштановые волосы сияли в свете лампочки. Ник ни за что не захлопнул бы дверь перед Куинн. Она держала в руках тощую собачонку, и та глядела на Ника умоляющими сиротским глазами.

– Мне не нужна собака, – заявил Ник, однако посторонился, пропуская Куинн.

Она вошла и опустила собаку на пол, а Ник запер дверь. Куинн слегка оттянула шарф и сказала:

– И очень хорошо, потому что я все равно не отдала бы ее тебе. – Она улыбнулась, глядя на собаку, которая настороженно изучала помещение, и вновь повернулась к Нику, сияя глазами, волосами и румянцем, покрывавшим щеки ее округлого девичьего лица. – Я оставлю ее у себя.

– Ну и глупо, – отозвался Ник, впрочем, без особого нажима. Он улыбнулся Куинн по привычке и потому, что был рад ее видеть. – Хочешь выпить?

– Не откажусь. – Куинн размотала шарф и бросила его на пол у кромки старого плетеного половичка, некогда принадлежавшего ее матери. Собака немедленно зарылась мордой в шарф, глядя на Ника с таким видом, будто собиралась остаться здесь навсегда.

«Ну уж нет. Забудь об этом, псина».

– Ох и денек выдался, – протянула Куинн.

– Что ж, рассказывай. – Ник отправился в крохотную кухоньку. Куинн вошла следом за ним и, пока он скалывал лед с лотка своего дряхлого холодильника, вынула бокал из соснового ящика, прибитого над раковиной.

– Даже не знаю, с чего начать, – заговорила она.

В кухне было слишком тесно даже для двоих, но к нему пожаловала Куинн, а она в счет не шла. Девушка прижала бокал к груди, потому что не могла вытянуть руку: Ник стоял слишком близко. Он положил в бокал лед, протиснулся к полке и взял остатки мартини, безотчетно наслаждаясь тем, что Куинн рядом.

– Начни с худшего, – посоветовал Ник, плеснув спиртное на самое дно бокала. Куинн еще ехать домой, больше она не могла бы себе позволить. – Тогда наш разговор завершится на приподнятой ноте.

Куинн улыбнулась и сказала:

– Спасибо. Не нальешь ли мне еще?

– Нет. – Ник отставил бутылку и бедром подтолкнул Куинн в гостиную. – Ты слишком молода, чтобы пить.

– Мне тридцать пять лет. – Она опустилась на половик рядом с собакой – длинноногая и медноволосая, в джинсах и заляпанном краской свитере. – Имею право делать все, что хочу. – Куинн умолкла, будто испугавшись, что сказала лишнее, потом пожала плечами. – Так вот, хуже всего то, что я поссорилась с Биллом.

Ник на секунду залюбовался сочетанием цветов – медью волос Куинн на фоне коричневых досок дубового пола, мягкой голубизной ее свитера и выцветшей зеленью половика, но более всего – самой женщиной, всем, что составляло ее сущность, излучающую тепло. Потом слова Куинн достигли его сознания.

– Что?

– Я разругалась с Биллом. По крайней мере мне так кажется. Очень трудно сказать наверняка, потому что он никогда не теряет голову. Я заявила, что оставляю собаку у себя, а Билл сказал «нет». Назвал меня ребенком или чем-то вроде этого.

Ее широко распахнутые ореховые глаза выражали такое волнение, что Ник рассмеялся.

– Ты и впрямь порой ведешь себя как ребенок. Ты ведь живешь в квартире. Где же собираешься держать собаку?

Куинн покачала головой, и ее медные шелковистые волосы заметались из стороны в сторону.

– Не в том дело. Главное, что я захотела взять собаку, а он запретил.

– Значит, не хочет. – Ник откинулся на спинку кресла. Он не собирался ввязываться в скандал, спровоцированный Куинн, и не испытывал от этого ни малейших угрызений совести. Уж лучше не вмешиваться в ее личную жизнь. Однако лишаться общества Куинн Нику не хотелось. – Билл не обязан жить с собакой, если не хочет этого. – Собака бросила на Ника укоризненный взгляд, но он оставил его без внимания.

– Ну а я не хочу жить без нее.

– Стало быть, одному из вас придется уступить, – отозвался Ник. – Не беда, что-нибудь придумаешь. – Заметив, как приподнимается подбородок Куинн, он подумал: «Ник, ты только что стал любителем собак». Ник знал Куинн с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет, и понимал, что если она уперлась, уже ничто не сдвинет ее с места.

– Я уже придумала, – сказала Куинн. – Решила оставить Кэти у себя.

– Кого?

– Кэти. Так ее зовут.

Куинн посадила собаку к себе на колени и погладила по загривку. Ник присмотрелся к собаке, стараясь понять, что в ней нашла Куинн. Тощая и костлявая, она более всего напоминала крысу на ходулях, а взгляд ее больших темных глаз внушал Нику беспокойство. Казалось, собака говорит: «Спаси меня, помоги мне. Я твоя навеки».

Ник покачал головой.

– Неужели не нашлось менее оригинального имени?

– Когда у тебя появится собственная собака, можешь величать ее как угодно, хоть Убийцей. А эта собака принадлежит мне, и ее зовут Кэти. – Куинн серьезно посмотрела на Ника. – А знаешь, тебе не помешала бы собака.

– Еще чего. – Ник еще глубже опустился в кресло. – В квартире нет места для домашних животных. К тому же я не хочу взваливать на себя дополнительную ответственность.

Куинн бросила на него взгляд, выражавший одновременно нежность и пренебрежение.

– Не дополнительную, а единственную. Других у тебя нет. Взяв собаку, ты проявил бы свою зрелость.

– Мне и без того хватает признаков зрелости, – проворчал Ник. – У меня уже начинает пробиваться седина.

– Знаю, но пока только на висках. Это очень привлекательно, но, похоже, отпугивает тех малявок, с которыми ты якшаешься.

– Я не знаюсь с девчонками! – Ник вперил в Куинн сердитый взгляд. Нет, он не встречается с малолетками. В конце концов, у него тоже есть понятие о морали.

– Неужели? А сколько годков твоей Лиз? Двенадцать?

– Двадцать два, – ответил Ник. – Я так думаю.

– Соплячка двадцати двух лет от роду, – бросила Куинн. – А тебе вот-вот стукнет сорок.

– Тридцать девять. – Ник хотел сказать, что не видел Лиз с Рождества, но передумал. Это означало бы завести совсем иной разговор, не нужный ему. Куинн уже не раз упрекала его за то, что он встречается со слишком молодыми женщинами. Так оно и было, но зачем же это обсуждать? – Что новенького? – спросил Ник, меняя тему. – Я за весь день не видел ни одной души. Работал до шести часов. У «шевроле» Баки Манчестера сломался глушитель.

– Ничего, не обеднеет, – отозвалась Куинн. – Мама говорит, что Баки в своем агентстве недвижимости гребет деньги лопатой. – Она поднесла к губам бокал и разом отпила половину.

– И это хорошо, потому что нам с Максом денег всегда не хватает. – Ник наставил на нее палец. – Смотри не напейся. Тебе еще ехать.

– Всего лишь домой, к Биллу. – Куинн пригубила мартини, вновь ощутив напряжение. – Знаешь, если он не позволит мне взять эту собаку, я брошу его.

– Это нужно хорошенько обдумать, – сказал Ник, не проявляя ни малейшего интереса к Биллу. – Как дела в школе?

– По-прежнему. Эди опять взялась за театральную постановку, из-за которой Бобби успел изрядно потрепать ей нервы. Все, кроме спорта, ему до лампочки. Эди предложила мне заняться декорациями и костюмами, но я отказалась. Лишняя головная боль мне ни к чему. А еще Бобби наседает на Грету, но все деньги в ее распоряжении, ведь она всю жизнь была школьным секретарем, а Бобби новичок. Ему не справиться со школой без Греты.

– Ты зовешь его Бобби в лицо?

– Нет, его не зовут так даже в учительской. В ноябре, когда он принял школу, Эди начала дразнить Бобби Директором-Мальчишкой, и теперь все называют его Дэ Эм. Думаю, это одна из причин его неприязни к Эди.

– Оно и понятно, – отозвался Ник, только чтобы поддержать разговор. Куинн выражала свои мысли всеми возможными способами – руками, глазами, плечами, губами, – разыгрывая настоящее представление, и Ник зачастую спорил с ней, желая посмотреть, как она краснеет и жестикулирует.

– И не только это, – весело продолжала Куинн. – Подозреваю, что однажды, после того как Эди в очередной раз заткнула Бобби рот, он подслушал, как она сказала… – Куинн заговорила, имитируя журчащее сопрано Эди с едва заметным южным акцентом, но в голосе ее слышалось торжество: – «Знаете, любить Роберта куда проще, когда его нет в здании». – Ник усмехнулся, и Куинн закончила: – Вот ты смеешься, а Бобби это совсем не развеселило.

– У него нет чувства юмора, – заметил Ник.

– Не юмора, а мозгов, – уточнила Куинн. – Он считает себя самым умным. Маленький самоуверенный простофиля. Прежде я злилась на Харви, но когда его сменил Дэ Эм, осознала, как было хорошо, когда директор не мешал Грете управляться со школой. Бобби одержим манией перемен, крушит все направо и налево и будто не слышит, когда мы говорим ему, что он совершает ошибки. Единственный человек, к которому он хотя бы прислушивается, – это Билл. Билл для Бобби – что солнце в небе. Все эти чемпионаты… если нынешней весной Билл выиграет бейсбольный кубок, Бобби, глядишь, попросит, чтобы он усыновил его. На мой взгляд, они стоят друг друга.

На ее лицо вновь набежала тень, и Ника охватило беспокойство.

– Послушай, Билл не так туп, он не рискнет потерять тебя из-за собаки. – Ему хотелось немного успокоить Куинн. – Увидев, как много значит для тебя эта собака, Билл отступится.

– Ну, не знаю, – ответила Куинн. – Иногда мне кажется, что Билл меня не замечает. Понимаешь, он видит во мне того человека, которого хочет видеть. Ту, с кем можно ужиться. А у меня ведь трудный и взбалмошный характер.

Ник покачал головой. Билл не настолько глуп, чтобы не видеть, кто такая Куинн, и не понимать, что она для него значит. Она между тем подалась вперед, чтобы погладить собаку, и ее медные шелковистые волосы разметались. В свете ламп их цвет казался особенно насыщенным на фоне ее бледно-золотистой кожи.

Только безнадежный тупица мог не понимать Куинн.

– Расскажи, откуда у тебя эта крыса, – попросил Ник, только чтобы увидеть, как вспыхнут ее глаза. И когда Куинн вскинула голову и вперила в него взгляд, он рассмеялся.

Милая, добрая, безвредная и такая предсказуемая Куинн.



На следующее утро, перевернувшись на другой бок, Билл обнаружил Кэти, которая растянулась на простынях между ним и Куинн. Проклятая тварь провела всю ночь с ними в постели, вместо того чтобы спать на газетах в ванной, как он настаивал. Но Куинн сказала «нет», положила у кровати одеяло, и, конечно же, ночью собака запрыгнула на постель. Просто чудо, что она не обмочила белье. Билла охватил гнев, но он унял его так, как делал это всегда – несколько раз глубоко вздохнул, заставляя себя мыслить ясно и отчетливо. Куинн попросту растерялась. Она вернулась домой поздней ночью, и в ответ на попытки Билла разговорить ее лишь качала головой. Куинн отказалась от бефстроганова, разогретого им для нее. Наконец, она взяла собаку с собой в спальню. Куинн вела себя как ребенок, но Билл привык управляться с детьми. Он ведь учитель. А в этом деле главное – терпение.

Ночью, как только Куинн уснула, Билл попытался понять, что же произошло, и решил: она держится так напряженно оттого, что, как и он сам, мечтает вступить в брак и завести детей. Разумеется, Билл еще всегда успеет завести детей, но Куинн уже тридцать пять, а со временем человек отнюдь не молодеет. Какого же дурака он свалял, отложив свадьбу до окончания бейсбольного сезона! Иными словами, ему оставалось лишь избавиться от собаки и побыстрее сделать предложение. Потом они поженятся, у них появятся дети, о которых мечтает Куинн, а Билл, просыпаясь, будет обнаруживать Билла-младшего, сопящего между ними. Эта мысль согрела его. Мальчишка унаследует ум, честь и силу отца и доброту Куинн. Все, что нужно, – это сохранять терпение, отделаться от собаки, и тогда дела пойдут на лад.

Собака потянулась и свернулась клубочком, прижавшись к спине Куинн.

– Пошла вон! – потребовал Билл самым суровым тоном, на который мог отважиться, не рискуя разбудить Куинн.

Собака открыла глаза и злобно посмотрела на него.

Билл ладонью отпихнул ее.

– Пошла вон!

Собака ощерилась и зарычала, предъявляя свои права на Куинн; Билл убрал руку.

– Что ты делаешь? – сонно пробормотала Куинн через плечо.

– Твоя собака рычит на меня.

– Наверное, ты разбудил ее. – Куинн зевнула и похлопала рукой по постели. – Перебирайся сюда, Кэти.

Собака неторопливо приподнялась, лениво потянулась, перепрыгнула через бедро Куинн и мирно свернулась у ее живота. Куинн легонько поглаживала собаку, пока та вновь не задремала.

Билл еще несколько раз глубоко втянул в себя воздух и вдруг чихнул. Наверное, у него аллергия на собачью шерсть.

Впрочем, эта собака, считай, уже в прошлом.



– Макс здесь?

Ник вынырнул из-под капота дряхлого «сивика» Мэри Гэлбрайт, крикнув: «Кто там?» Однако он узнал этот голос еще до того, как увидел стройную блондинку в зеленовато-голубом костюме. Прозвище Барби из Первого Национального, которое дала Барбаре Дарла, звучало куда мягче того, каким наградила ее Луиза Фергюсон. Барбара и в самом деле напоминала пластмассовую куколку, поэтому как-то не верилось, что она охотится за Максом, хотя это была чистая правда.

– Привет, Барбара. Макса сейчас здесь нет. Надеюсь, твоя машина в порядке.

– Да, он хорошо потрудился. – У Барбары был несколько смущенный вид: казалось, ей не место в закопченном гараже. Впрочем, она выглядела чужой повсюду, кроме банка. От ее внешности Ника бросало в дрожь, но он понимал, что несправедлив к Барбаре. Все же она замечательный специалист. Пока Барбара на своем посту, люди могут не беспокоиться за свои вклады.

Барбара застыла в нерешительности, и Ник сказал:

– Не знаю, когда он вернется.

– Я принесла ему вот это. – Барбара робко протянула Нику жестяную банку, и его охватили жалость к ней и тревога за Макса. Банка была перевязана зеленой ленточкой, из-под которой виднелась белая карточка с надписью «Спасибо!». – Это печенье, – пояснила Барбара. – Принесла ему за хорошую работу.

– Ладно. – «На кой черт Максу эти сласти?» – Может быть, отнесешь печенье в контору? Я передам Максу, что это от тебя.

– Спасибо. Так будет лучше всего. – Безупречно одетая, Барбара вновь застыла в каком-то ступоре.

– Вон туда, в контору. – Нику хотелось приободрить ее.

Барбара глубоко вздохнула:

– Макс хорошо разбирается в машинах, не правда ли?

– Лучше всех. Контора вон там, за той дверью.

– Моя машина ездит гораздо лучше, чем прежде. Макс исправил даже печку.

– Там подгорел контакт. – Ник умолчал о том, что чинил машину он сам. – Макс отлично умеет вылавливать подобные штуки.

– Я так и подумала. – Барбара приблизилась на шаг, и Ник увидел, что в ней произошли какие-то перемены. Она будто потускнела. То ли волосы потемнели, то ли изменилось что-то еще. – Полагаю, внимание к мелочам – это очень важно?

– Ага. – Ник оставил попытки припомнить, какого цвета волосы были у нее прежде. Какая разница? – Итак, можешь оставить печенье в конторе.

– Он и в доме все ремонтирует? – поинтересовалась Барбара, и Ник решил, что у нее поехала крыша.

– Управляется неплохо, – ответил он. – Дарла не жалуется. – Ник подумал, не добавить ли что-нибудь еще, но промолчал, не видя смысла ввязываться в чужие дела.

– Я знаю. Дарла делает отличные прически. – Барбара была сама невинность. – Как же ей повезло с Максом.

– Туда, в контору, – сказал Ник. – Найди там местечко и оставь печенье.

– Ты занят. – Барбара отступила на шаг. – Наверное, это так приятно – работать с Максом.

– Не жалуюсь, – отозвался Ник.

– Полагаю, ты и сам отличный механик, – дипломатично заметила Барбара.

– Так себе.

– Я оставлю печенье в конторе.

– Оставь. Найди там местечко. – Ник сунул голову под капот «хонды» и подумал: «Макс, тебе придется что-то с этим делать».

И сосредоточил все внимание на автомобиле. Ни Макс, ни Барбара его не интересовали.



Куинн вернулась домой вскоре после трех, раньше обычного – так ей не терпелось увидеть Кэти. Собаке захочется погулять, и она выведет ее на зады дома, как сегодня утром, посмотрит, как Кэти скачет по замерзшей земле и бегом возвращается обратно, и в душе снова поднимется теплое чувство оттого, что есть кто-то, кто ее любит, ничего не требуя взамен. Куинн возьмет Кэти на руки, и та заскребет лапами по ее пальто, подрагивая от желания вновь оказаться в тепле, и вновь положит голову на плечо хозяйки. Это так славно – иметь собственную собаку! Куинн улыбнулась, отперла дверь и крикнула: «Кэти!» – ожидая услышать этот новый восхитительный звук – скрип коготков по плиткам кухонного пола.

В квартире царила тишина.

– Кэти?

Снова ни звука. Куинн захлопнула дверь и, взволнованная, начала все осматривать, желая убедиться в том, что Кэти не заперта в ванной и не уснула на сосновой кровати. Квартира была столь мала, что на поиски хватило двух минут. Кэти здесь не оказалось.

Куинн испугалась, заподозрив, что собака каким-то образом ухитрилась выбраться на улицу, однако, отправившись посмотреть, сколько осталось еды в собачьей миске, обнаружила, что обе миски исчезли. Она нашла их в мусорном баке.

Билл всегда отличался аккуратностью.

Кровь бросилась ей в лицо, раздражение и недовольство быстро сменились яростью.

Он забрал ее собаку!

Он украл ее собаку!

Путь до школы длиной в милю занял совсем немного времени.




Глава 3


На другом конце города, в салоне «Ваш стиль», Дарла причесывала Сьюзен Бриджес и уговаривала себя не злиться, поскольку не видела для этого причин. Вчера вечером Макс был прав. Займись они любовью на виду у всего Тиббета, это пошло бы во вред их занятиям. Вдобавок Дарла в полной мере отвела душу, прогнав мужа в одиннадцать часов. Когда Марк и Митч наконец улеглись в постель, Макс облапил ее в пустой кухне, но Дарла сказала: «Нет настроения». Муж, опустив руки, протянул: «Н-нуу, как знаешь», – и отправился на боковую, не сказав более ни слова. Ни слова!

– Ой! – воскликнула Сьюзен, и Дарла, извинившись, вновь сосредоточила внимание на ее волосах.

– Тебе никогда не приходило в голову изменить свой стиль? – спросила она, заглядывая поверх плеча Сьюзен в зеркало с красно-серой рамой. – Ты носишь эту прическу… уже довольно давно. – Лет тридцать, кажется. – Тебе пошла бы стрижка клинышком. Она подчеркнула бы твои скулы.

Сьюзен втянула щеки и осмотрела себя в зеркале.

– Дэррил меня бы не узнал.

– Ну и хорошо, – сказала Дарла. – Покажи ему что-то новенькое. Заставь смотреть на тебя другим взглядом. Заставь подумать, будто он спит с новой женщиной.

– Что-то не припомню, чтобы ты меняла свою прическу, – заметила Сьюзен.

Дарла осмотрела в зеркале свои светло-каштановые волосы, собранные во французский боб.

– Максу нравятся длинные волосы, и это единственная прическа, позволяющая мне сохранить их длинными. К тому же они не мешают работать.

– Ну так обрежь их, – посоветовала Сьюзен. – Пусть Максу кажется, будто он изменяет тебе.

– Я не это имела в виду, – отозвалась Дарла. Впрочем, мысль о короткой стрижке соблазнила ее. Беда лишь в том, что Максу нравятся длинные волосы. Было бы жестоко заставить его таким образом расплачиваться за ошибку, которую он сам не осознает, а Дарла не может ему объяснить. «Я мечтаю о чем-нибудь новом, – хотела она сказать ему. – Мечтаю о том, чтобы мы оба почувствовали себя обновленными». И каково бы пришлось старому доброму Максу, коли он не понимает, чего от него ждут? Муж не виноват. – Нет, я не могу поступить так с Максом, – заключила Дарла.

– Вот видишь! – воскликнула Сьюзен.

Как только Сьюзен ушла, из комнаты отдыха появилась Дебби, сестра Дарлы, и опустилась в красное кресло соседнего отсека.

– Мама жалуется, что ты редко ей звонишь. – Дебби осмотрела в зеркале свои неправдоподобно светлые волосы. – Она говорит, что растила тебя хорошей девочкой, да все без толку. Тебе не кажется, что с этой прической я похожа на принцессу Диану? Я было решила, что волосы длинноваты, но Ронни утверждает, что нет. Кто у тебя только что был? Сьюзен Бриджес? Эта женщина не меняла свой внешний вид с тех пор, как развалились «Дуби Бразерс».

– Привет, Деб. – Дарла смела остатки локонов Сьюзен с серо-красных плиток пола в своем отсеке и с трудом подавила желание ответить, что Диана уже не задает тон в модах, поэтому в желании подражать ей есть что-то неприличное.

Глядя в зеркало, Дебби оправила свой рабочий халат.

– Знаешь, что мне сказали? – Она вытянула шею и убедилась, что в соседних отсеках не подслушивают. Кроме них, в зале работали лишь три человека, да и те находились у дальней стены. – Барбара Нидмейер выгнала Мэтью Фергюсона. Дала ему хорошего пинка под зад. – Дебби удовлетворенно кивнула собственному отражению.

«Стара новость, Деб», – подумала Дарла, продолжая молча наводить порядок в своем отсеке. Пускай Деббра забавляется. Смысл ее жизни всегда составляли три вещи: Ронни, работа в «Вашем стиле» и возможность первой поведать миру какую-нибудь пикантную сплетню.

– Надеюсь, ты понимаешь, что это означает? В ближайшее время Барбара заявится сюда, чтобы сделать новую стрижку. И уж тогда станет ясно, за кем она охотится на сей раз.

Дарла прекратила орудовать щеткой.

– О чем ты?

– Видишь ли… – Дебби подалась вперед.

Дарла посмотрела на часы. Было уже четыре.

– Сейчас у меня Марти Якобсен, – сказала она.

Дебби взмахнула рукой.

– Марти всегда опаздывает. Вероятно, опять собирает сплетни. Знаешь, бывают такие люди…

– Верно. – Дарла уселась. – Слушаю тебя.

– Припомни те времена, когда Барбара начинала ухлестывать за Мэтью. Она явилась сюда, заставила меня покрасить ее волосы хной и зачесать кверху. «Только сделай поаккуратнее и помягче, как у Ивонны», – попросила она. Тогда я лишь позабавилась, но, когда Ронни сказал, что Барбара бросила Мэтью, подумала: «Интересно, придет ли она опять сделать новую прическу?» И тут меня озарило.

– Откровенно говоря, не понимаю, – сказала Дарла.

Дебби подалась еще ближе, и поручень кресла вдавился в ее мягкий живот.

– Она хотела быть похожей на Луизу.

Дарла бросила на сестру хмурый взгляд.

– Кто? Барбара?

Дебби с довольным видом откинулась на спинку.

– Ага. Я вспомнила: когда Барбара гонялась за Джилом, мужем Дженис, она носила конский хвост, точно как у Дженис, только сделала его более пышным и заставила меня заплести ей на затылке косу, чтобы выглядеть изящнее. А когда она охотилась за Луи, то собирала волосы в узел, точно как его жена Бея, только отпустила локоны вдоль щек, чтобы казаться сексуальнее. С этой прической несчастная Бея выглядела так, словно у нее горшок на голове, а от Барбары было глаз не оторвать. Перед Мэтью она явилась в образе светловолосой Ивонны – в подражание Луизе, которая нипочем не откажется от своего рыжего начеса, хотя и заправляет салоном красоты… – Дебби вновь наклонилась к сестре. – Я уверена, что в ближайший месяц Барбара заявится за чем-нибудь новеньким. И тогда мы поймем, на кого она нацелилась, чью жену пытается копировать. Такие дела.

– Барбара нацелилась на Ника, – сказала Дарла. – Вчера она пригнала в мастерскую свой автомобиль, и тот оказался в полном порядке.

– Значит, Ник. – Явно озадаченная, Дебби старалась не хмуриться, чтобы не появились морщины. – Черт возьми! На месте Ника мог оказаться кто угодно. С кем он сейчас гуляет? С этой малолеткой Лиз?

– Нет. – Дарла встала и вновь принялась за уборку. – С Лиз давно покончено. Она хотела получить на Рождество кольцо, а Ник принес ей «Антологию Дасти Спрингфилда». Лиз не знала даже, кто это такой. По-моему, Ник сейчас ни с кем не встречается.

– Девчонки недолго задерживаются у Ника. Максимум год. – Дебби покачала головой. – Должно быть, с этим парнем что-то неладно, если даже спустя двадцать лет после развода он никак не придет в себя.

– Чтобы прийти в себя после развода, ему хватило двадцати минут, – возразила Дарла, стараясь, чтобы ее слова не прозвучали насмешкой. Ник, конечно, непостоянен с женщинами, но он хороший родственник и прекрасный человек. В своих любовных похождениях Ник никогда не заходил слишком далеко. Не то что другие. – Просто ему не нравится чувствовать себя связанным.

– Мужчина должен быть женат.

– С чего бы это?

Сестры обменялись такими же недовольными взглядами, какие впервые бросили друг на друга, когда Дарла посмотрела в колыбель новорожденной Дебби и увидела там нечто, весьма несимпатичное ей. Нет никаких причин каждому мужчине быть женатым. А женщине – замужней. Как бы удачно ни сложилась жизнь Деббры с ее пустоголовым Ронни.

Или ее собственная жизнь с Максом, которого уже начинало затягивать в пучину обыденщины, чтоб ему пусто было.

Ее мысли приняли нежелательный оборот. Дарле не следовало так сердиться. В особенности на Макса. Ведь он не сделал ничего плохого, а к тому же стоит дюжины никчемных Ронни.

И все же Дарла сердилась.

– С чего это ты вдруг стала такой чувствительной? – спросила Дебби, и Дарла вновь ощутила себя виноватой. Дебби звезд с неба не хватает, но она хорошая сестра.

– Не обращай внимания, – ответила Дарла.

– Попомни мои слова – Барбара появится здесь со дня на день. Но если она захочет походить на Лиз, ей придется отрастить волосы – ведь когда я в последний раз встречала эту девчонку, ее волосы спускались ниже задницы.

– Ник не встречается с Лиз. – В салон впорхнула опоздавшая Марти, и Дарла поднялась. – Может, Барбара поумнела и теперь предпочитает свободных парней?

– Это была бы настоящая сенсация, – отозвалась Дебби. – Но люди не меняются. И вот что я тебе скажу: если Барбара вздумает околачиваться у склада и заигрывать с Ронни, ей не потребуется никакая прическа, потому что я лично выдеру ей патлы.

– Люди меняются, – возразила Дарла. – Если найдется достаточно веская причина…

Марти села в кресло отсека Дарлы.

– Привет. Я не опоздала? Вы говорите о Барбаре? Она окончательно порвала с Мэтью. Я слышала…



К четырем часам Биллу начало казаться, что день никогда не кончится. Это усугублялось присутствием Бобби, настоявшего на том, чтобы ему позволили помогать парням тренироваться со штангами, хотя те знали о тяжелой атлетике куда больше, чем он.

– Эй, Билл, тебе не кажется, что Кори следует увеличить нагрузку? – крикнул Бобби, и Кори Моссерт, самый серьезный (во многих отношениях) воспитанник Билла, закатил глаза.

– У него все в порядке, – ответил Билл, переходя к следующему спортсмену. Бобби шел следом, едва не наступая ему на пятки.

– Грета сведет меня с ума, чертова старуха. – Бобби покачал головой, и Билл уже хотел сказать, что Грете пятьдесят и она еще не старуха, но, поскольку самому Бобби едва стукнуло двадцать девять, не было никакого смысла указывать ему на относительную молодость секретарши.

– Она думает, что все нужно делать, как делал Харви; — продолжал Бобби. – Представляешь?

– В сущности, Харви все делал так, как того желала Грета, – ответил Билл, проверяя достижения очередного ученика. – Она всегда отлично управлялась со школой. – Грете не оставалось ничего иного, поскольку Харви выжил из ума еще лет двадцать назад и отказывался выйти на пенсию. Прошло четыре месяца с тех пор, как на Фестивале тыкв он сыграл в ящик от сердечного припадка, хотя Куинн сказала тогда, что не верит в его кончину, поскольку в гробу Харви выглядел ничуть не хуже, чем на учительских собраниях.

– Вот видишь! – воскликнул Бобби. – Теперь понятно, почему школа катилась в пропасть: из-за отсутствия настоящего лидера. Но теперь все будет иначе.

Билл осмотрел штангу Джессона Бэрнса и убедился, что тот поднимает именно столько, сколько ему положено. На Джессона можно положиться. Билл кивнул крупному светловолосому старшекласснику, которого Куинн называла «Биллом следующего поколения». Их сыновья вырастут такими же, как Джессон: высокими, крепкими, надежными.

– Знаешь, что сказал мне Карл Брюкнер? – спросил Бобби.

– Что? – осведомился Билл, только чтобы не рассердить его.

– Он подумывает провести в этом году сбор средств для школы. – Бобби уставился в пространство, и в его глазах вспыхнул огонек. – Увидев, как расписаны стены зала, Карл решил, что новый атлетический комплекс – слишком малая награда за все то, что ты делаешь для наших парней.

– Да, нам не помешали бы деньги, – скромно отозвался Билл. – Новые учебники, надбавки преподавателям – короче говоря, мы на мели. – Настенная роспись в зале была щекотливой темой. Билл предложил поручить все работы отделению прикладных искусств, но Куинн выступила против. «Не понимаю, почему студенты-художники должны потеть ради спортсменов», – сказала она тогда, но Билл проявил терпение, и Куинн отступилась.

– Верно, но главное в другом, – оживился Бобби. – Карл считает, что мы не должны размениваться на мелочи. Он сказал, что к осени будет выпущен заем на возведение новых построек. – Голос Бобби чуть охрип. – Новый стадион и легкоатлетический манеж.

При этих словах Билл выпрямился.

– Шутишь?

– Ничуть. – Бобби покачал головой, взирая в будущее. – Стадион имени Билла Хиллиарда. – Он не прибавил «Манеж имени Роберта Глоума», но Билл понимал, что это подразумевается.

– Мне безразлично, как их назовут, но стадион нам нужен.

– Знаю, знаю, Босс. – Бобби вновь вернулся к реальности. – И мы можем его заполучить. Выиграй десятый кубок – и стадион наш.

Билл выиграет десятый кубок. Пять лет не покладая рук он муштровал бейсбольную команду и выиграет кубок.

И получит стадион. При этой мысли Билл улыбнулся.

– Какое славное будущее ждет нас, – сказал Дэ Эм.

Но не успел Билл ответить, как хлопнула дверь, ведущая на автостоянку, и голос Куинн произнес за его спиной:

– Мне нужно с тобой поговорить.

Билл рывком повернулся и увидел устремленный на него взгляд тяжело дышащей Куинн. Несколько парней прекратили тренировку и уставились на Билла. Увидев, что он нахмурился, они вновь взялись за работу – почти все, кроме Джессона Бэрнса, который повесил штангу на кронштейны.

– Джессон… – начал Билл и дождался, когда штанга вновь заходила вверх-вниз в руках парня. После этого, не спуская с Куинн взгляда, Билл обратился к Бобби: – Веди тренировку, Роберт.

Куинн отступила к двери, и Билл двинулся следом, подумав, что она немного расстроена из-за собаки, но не видя причин, которые помешали бы ему успокоить ее.

– Где она? – требовательно осведомилась Куинн, как только они вышли на улицу и остановились у ее машины. Ореховые глаза впились в лицо Билла, на щеках вспыхнул румянец. В эту минуту она была изумительно хороша.

– В тепле и уюте. – Билл погладил Куинн по руке. – У нее все хорошо. Успокойся.

Она стряхнула его руку и подступила ближе.

– Не вижу ничего хорошего. Я хочу, чтобы мне вернули эту собаку. Куда бы ты ее ни засунул, мы сейчас же едем за ней. Не дай Бог, если ты увез ее на живодерню, потому что в таком случае я знать тебя не желаю.

– Ты слишком взволнована. – Билл говорил спокойно, но был озадачен. Что-то идет не так. Он не понимал, отчего Куинн так рассержена. – У собаки все хорошо. Я велел не усыплять ее и позвонить нам, если никто не…

– Ты отдал собаку на живодерню. – Голос Куинн дрогнул. – Вези меня туда сейчас же.

– Куинн, будь благоразумна.

– Я благоразумна, – серьезно и бесстрастно отозвалась она. – Но ты даже не представляешь, насколько я близка к тому, чтобы закатить истерику! Немедленно вези меня к моей собаке!

Билл усадил Куинн в ее машину, а сам, заняв место за рулем, подумал, что уже давно следовало подарить ей новые чехлы для сидений, поскольку старые в ужасном состоянии. Как только он умиротворит Куинн, они заедут в автомагазин и купят новые чехлы.

– Мне очень жаль, если ты расстроилась.

– Если? – Голос Куинн поднялся до крика. – Ты слушал все, что я тебе говорила, и до сих пор не уверен? Так вот знай: я вне себя!

– Нам все равно нельзя держать дома собаку. – Он завел мотор и вывел машину со стоянки. – Я справился у хозяина квартиры, и он ответил категорическим отказом.

– В таком случае я перееду. – Куинн скрестила руки на груди.

Билл глубоко вздохнул. Что ж, она огорчена, но возьмет себя в руки.

– Но мы не можем отказаться от этой квартиры. Это дело серьезное. К тому же школа совсем рядом. Это было бы…

– Перееду я, – отрезала Куинн. – А ты можешь оставаться.

– Куинн…

– Так или иначе, наша совместная жизнь не сложилась, – невозмутимо констатировала Куинн. – А после того, как ты похитил мою собаку, не сложится никогда.

Билл хотел прикрикнуть на нее, но сдержался. Не могут же они оба вести себя как дети!

– Не говори глупостей. Ты никуда не переедешь.

Куинн посмотрела на него, и Билл тут же пожалел о своих словах.

– Ты убедишься в этом собственными глазами, – холодно проговорила она.

Билл не стал спорить. Когда Куинн в таком состоянии, спорить с ней бесполезно. Она успокоится, и тогда ему станет ясно, в чем была причина ее раздражения. Мысли Билла обратились к занятиям в атлетическом зале – кто из парней дал слабину, кому пора прибавить вес штанги, кто нарастил излишние мышцы в ущерб подвижности – и настолько увлекся своими планами, что едва не пропустил поворот к питомнику.

Войдя туда, Куинн повела себя еще хуже. Она навалилась на стойку, пытаясь схватить за горло несчастную служащую в коричневой униформе. Когда Билл привез собаку, эта славная женщина призналась, что горячо болеет за «Тигров». «Вы делаете замечательное дело, тренер», – сказала она, и Билл поблагодарил ее: ведь поддержка общества жизненно важна для реализации спортивных проектов. Теперь он вспомнил, что эту женщину зовут Бетти. Билл пришел в легкое замешательство, когда Бетти подвела их к клеткам и Куинн, бросившись на колени на бетонный пол и просунув руки сквозь решетку, завопила «Кэти!» таким голосом, будто рассталась с собакой сто лет назад. Собака подошла к ней, стуча когтями и дрожа всем телом. Билл не сомневался, что она нарочно дрожит. Собаки умеют прикидываться, глядя на вас расчетливым взглядом, особенно такие вот тощие коварные крысы. В большой и теплой клетке стояла миска с едой и поилка. Было очевидно, что собаке здесь совсем неплохо.

– Выпустите ее оттуда, – потребовала Куинн, не глядя на Билла. Полностью сосредоточившись на собаке, она гладила ее через прутья решетки. – Выпустите собаку немедленно.

Что-то новое в ее голосе, странное и немного пугающее, подсказало Биллу, что сейчас не время спорить.

– Я привез эту собаку сегодня утром, – сказал он Бетти. – И теперь хотел бы забрать ее.

– Простите, тренер, но вам придется заплатить тридцать долларов плюс стоимость лицензии, – смущенно сообщила Бетти. – Таков закон.

Билл не стал говорить, что поскольку именно он привез собаку, то может забрать ее бесплатно, решив лучше раскошелиться. Зачем настраивать против себя болельщицу «Тигров»? Ведь чем быстрее он увезет отсюда Куинн, тем скорее ему удастся прочистить ей мозги и навсегда избавиться от животного. Придется найти собаке хозяина. Судя по всему, питомник не по вкусу Куинн.

Все это было так не похоже на эту благоразумную женщину. Может, у нее скоро месячные?

Усевшись в машину, Куинн прижала к себе собаку и замкнулась в молчании, а собака смотрела поверх ее плеча на Билла и словно ухмылялась. Он не обращал на нее внимания. Пусть Куинн повозится немножко с этой тварью, но недолго. В их совместном будущем нет места собаке – как бы Куинн ни злилась в эту минуту.

– Чем собираешься заняться вечером? – сердечным тоном спросил Билл, надеясь разрядить обстановку.

– Переездом, – ответила Куинн таким же голосом, каким обычно сообщала: «Сегодня мы с Дарлой едим пиццу».

– Прекрати, Куинн. – От раздражения Билл повернул на дорогу к школе чуть круче, чем следовало. – Не валяй дурака. Мы не будем переезжать. Поговорим об этом, когда я вернусь домой.

Куинн промолчала, и Билл, решив, что добился своего, вновь обратился мыслями к ученикам. Кое-кому из парней не хватает усердия. Например, Кори Моссерту. Жаль, что Кори не похож на Джессона Бэрнса. Но Кори и Джессон – лучшие друзья. Может, посоветоваться с Джессоном?

Куинн молча сидела рядом с Биллом, и собака продолжала следить за ним.



– Ради всего святого, попытайся взять себя в руки! – Ник смотрел на Куинн поверх блейзера, гадая, за что ему такое наказание – весь день успокаивать ополоумевших женщин.

Куинн гневно взирала на него, словно читая его мысли.

– Сейчас не время сохранять спокойствие.

Она прижала собаку к себе, и та, положив морду ей на локоть, укоризненно поглядывала на Ника. Вдвоем они выглядели невероятно живописно, но Ник решил не увлекаться зрелищами.

– Я не смогу помочь тебе, пока не выясню, что происходит, а это невозможно, поскольку ты мне ничего не рассказала.

Куинн глубоко вздохнула.

– Я лишь прошу тебя об одном: помочь мне вынести из квартиры вещи и доставить их в дом моей матери, пока Билл не вернулся из школы. И все.

И все. Ник облокотился о машину, жалея, что не находится где-нибудь в другом месте. Ему нравился Билл. Он играл с Биллом в покер.

– Может, ты договоришься с Биллом…

– Он отвез мою собаку на живодерню и оставил ее в холодной клетке. Собака могла умереть! – Куинн прижала к себе Кэти. На ее лице появилось болезненное выражение. – Там усыпляют всех животных, которые выглядят хворыми, а Кэти постоянно дрожит. Ее могли уничтожить!

Ник покачал головой:

– Билл – хороший парень. Возможно…

– Ты слышал, что я сказала? Он отдал Кэти на живодерню!

– Да, понимаю. – Нику хотелось успокоить Куинн и не влезать в эту историю. – Билл – человек незаурядный, и ты это знаешь. Тебе нужно успокоиться, прежде чем ты не натворила такого, о чем пожалеешь.

– Нет! – Куинн начала расхаживать по ремонтному боксу взад-вперед, по-прежнему прижимая к себе Кэти. – Я больше не желаю успокаиваться. С меня хватит. Сколько себя помню, Зоя выкидывала коленца, мать делала вид, что все в порядке, отец смотрел в телевизор, ожидая, когда уляжется скандал, Дарла осыпала людей оскорблениями, а ты оставался в стороне. И только мне приходилось сохранять присутствие духа и все улаживать.

– Да, ты этим славишься. – Ник с нетерпением ждал, когда Куинн перестанет мелькать перед глазами.

– Но я вовсе не такая спокойная, это только видимость. – Куинн еще крепче прижала к себе Кэти, ее дыхание участилось. – Все дело в том, что, когда один человек сходит с ума, кто-то другой должен проявлять благоразумие. В такие моменты у меня словно отключаются мозги, я сохраняю спокойствие и, позабыв о собственных чувствах, ищу компромисс и улаживаю возникшее затруднение. Но больше этому не бывать. Отныне я превращаюсь в Зою. К черту спокойствие! Пусть теперь другие проявляют благоразумие и выдержку, а я намерена стать эгоисткой и делать все, что захочу!

Пока она несла всю эту чушь, Ник следил за ней, несколько встревоженный выражением ее глаз. Куинн заявила, что не желает более сохранять спокойствие, а это все равно, как если бы она отказалась дышать. Когда ее мать, изрядно хлебнув шипучки, не справилась с управлением и врезалась в огромный дуб, именно Куинн остановила ей кровь, перевязав рану своим носком, покуда Зоя завывала на весь город. Когда Зоя в день своей свадьбы вдруг передумала на полпути к алтарю, именно Куинн уговорила ее вернуться в церковь. Когда Макс окончательно провалил экзамен по истории, именно Куинн убедила преподавателя дать ему возможность окончить школу и сидела с Максом до тех пор, пока тот не выучил предмет назубок. Ник знал Куинн уже двадцать лет, и все это время она улаживала любые неприятности, никогда не теряя при этом головы.

И вот теперь этому приходит конец.

Все, что нужно Куинн, – это собака.

С другой стороны, Куинн заслужила все, чего бы ей ни захотелось.

– Ладно, – сказал Ник.

– Значит, ты согласен? – удивилась Куинн.

– Что мы будем перевозить?

– Так ты согласен?

Услышав недоверие в ее голосе, Ник досадливо поморщился:

– Разве я когда-нибудь отказывался выполнить твою просьбу?

– Нет, никогда, – ответила Куинн так быстро, что досада Ника тут же улеглась.

– Я только решил удостовериться, что ты действительно этого хочешь.

Куинн кивнула:

– Да, я действительно этого хочу.

– Я говорил не о собаке, а о твоем желании уйти от Билла.

– Да, я хочу именно этого, – повторила Куинн, и в ее голосе прозвучала непреклонная твердость.

– Ладно. – Ник направился к вешалке. – Не объяснишь ли мне, почему необходимо сделать это, пока Билл находится в школе?

– Я больше не желаю с ним встречаться, – ответила Куинн. – Пока мы ехали в машине, я сказала ему, что ухожу, а он лишь улыбнулся.

Ник потянулся было к пальто, но его рука замерла на месте.

– Что он сделал?

– Улыбнулся. – Куинн покачала головой. – Билл собирался поговорить со мной об этом, когда вернется домой, но он не станет слушать, а мне незачем общаться с каменной стеной.

– Он всего лишь улыбнулся? Ты действительно сказала ему, что уходишь?

– Да, и добавила: «Ты убедишься в этом собственными глазами».

– И он всего лишь улыбнулся? – Ник снял пальто с крючка. – Да, тебе не позавидуешь.

– Именно поэтому я и переезжаю. – Куинн нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, как маленькая девочка. – Нельзя ли побыстрее? Сегодня Билл задержится на собрании бейсбольной команды, но ведь оно когда-нибудь да кончится.

– Уже иду. Что будем перевозить?

Куинн задумалась.

– Дедушкин буфет и комод, бабушкино столовое серебро, мои книги, одеяла, рисунки и одежду. Очень мило, что ты согласился помочь мне, Ник.

– Ты раздобыла коробки для книг?

– Нет.

– Ладно, я достану завтра несколько штук. – Ник достал из кармана перчатки и отвернулся, чтобы не видеть дрожащего подбородка Куинн. – А пока перевезем мебель и прочие пожитки, чтобы у тебя создалось ощущение переезда. Потом захватим книги и все, что останется.

– Спасибо.

– Чепуха. – Ник повернулся и посмотрел на Куинн, все еще прижимавшую к себе собаку. Огромные ореховые глаза женщины оживились и наполнились благодарностью; Ник еще ни разу не видел, чтобы они так сияли.

– Нет, не чепуха, – возразила она. – Я знаю, как это трудно для тебя – вмешиваться в дела других людей. Знаю, как ты ненавидишь это и как неловко тебе будет встречаться с Биллом.

– Все в порядке, – сказал Ник, ужаснувшись, когда Куинн обняла его. Ее шелковистые волосы скользнули по подбородку Ника. Она была теплая, от нее пахло мылом, и его сердце забилось чаще. Внезапно Ник ощутил каждый изгиб ее тела, каждый вдох, но сам не обнял Куинн.

– Все не просто в порядке. – Куинн уткнулась ему в шею. – Я действительно этого хочу, а тебе отвратительна сама мысль о том, что приходится это делать. Ты настоящий друг. – Казалось, прошло не меньше двух тысячелетий, прежде чем Куинн отстранилась и шагнула к двери.

Дыхание вновь вернулось к Нику.

– Отлично. Не забывай об этом. – Он проводил Куинн на улицу, чуть смущенный ее пылкостью и твердо намеренный более никогда не подпускать эту женщину так близко к себе.



Короткая поездка до квартиры Куинн казалась дольше обычного, а кабина грузовика – теснее. Нику было муторно при мысли о том, что Куинн так расстроилась, ему не хотелось предавать Билла, но в общем и целом он чувствовал скорее скованность. Куинн сидела рядом, прижимая к себе чертову собаку, и безумное желание быть ближе к ней, чувствовать ее тепло все возрастало. Ник считал, что для него лучше, когда у Куинн есть мужчина. В таких случаях она была недосягаема для него и он лишь изредка вспоминал о ней. И только в те времена, когда у Куинн никого не было, Ник ощущал тревогу, но, хвала Всевышнему, такое случалось редко, потому что Куинн не была ветреницей…

– Ты чего притих? – спросила Куинн. – Оттого, что не хочешь этого делать?

– Я хочу, чтобы ты была счастлива и не оставалась в одиночестве.

– Я не останусь в одиночестве. – Голос Куинн звучал чуть удивленно и слегка дрожал от переполнявших ее чувств. – Я никогда не бываю одна. Меня всегда окружает множество людей.

– Я имею в виду мужчину.

– Мне не нужен мужчина. – Куинн отвернулась и посмотрела в окошко. – Особенно такой, который ворует мою собаку.

– Это точно. – Ник затормозил на подъездной дорожке у дома Куинн. – Собака останется в грузовике, – сказал он, и Куинн в последний раз обняла Кэти. Собака укоризненно посмотрела им вслед, казалось, желая сказать: «А я? Кто позаботится обо мне?»

Ник демонстративно игнорировал ее.

Поднявшись наверх, он понял, что Куинн сказала правду и собирается забрать совсем немного вещей, поэтому все, кроме ее одежды, они погрузили в кузов менее чем за полчаса.

– И все? – спросил Ник. – Ты ничего больше не хочешь взять?

– Я чувствую себя виноватой уже оттого, что ухожу от него, – ответила Куинн. – Видишь ли, Билл украл мою собаку и я вынуждена уйти, но не намерена оставлять его без мебели. Остальные пожитки моей семье не так уж и нужны. Все старье приобретено на гаражных распродажах, новые вещи куплены Биллом, и я ненавижу их. Я разложу одежду по мешкам для мусора, и на этом можно покончить. Кэти не замерзнет в кабине?

Собака нетерпеливо выглядывала в заднее окошко грузовика, прижавшись лапами к стеклу. Для такой крысы она была на редкость сообразительна.

– Все в порядке. Давай-ка займемся твоей одеждой.

– Я очень благодарна тебе, Ник.

– Давай займемся твоей одеждой.

Ник поднялся следом за Куинн и тут же понял, что совершил ошибку. Пока она складывала в мешки платья, все было хорошо. Но потом, когда выдвинула ящики и начала охапками вытаскивать оттуда шелковое белье самых буйных расцветок и фантастических рисунков – ярко-голубое, розовое и светло-золотистое, в мелкий и крупный горошек, под зебру и леопарда, – Ник помимо своей воли начал представлять, как все эти цвета должны выглядеть на фоне ее бледно-медовой кожи, весь этот шелк, облегающий округлости ее тела, тепло которого Ник ощутил, когда Куинн обнимала его.

– Я отнесу это вниз, – сказал он, как только Куинн занялась ночными рубашками, и, схватив два мешка, бегом спустился по лестнице и швырнул их в кузов. Потом он стоял на холоде, пытаясь собраться с мыслями и понять, что с ним происходит. Кэти с упреком взирала на него из кабины.

Куинн – его друг, и ничего более.

Да, она самый близкий его друг, если не считать Макса, и он любит ее – любит по-дружески, но и только. Откуда взялись эти похотливые мысли? Должно быть, он сходит с ума.

«И это не впервые», – сказал себе Ник, вспомнив о том, как девятнадцать лет назад они с Зоей вернулись в родной город, поскольку их семейная жизнь окончательно разладилась. За три месяца, минувшие со времени свадьбы, они осознали, что их единственная сходная черта – вспыльчивость. Но в эти же три месяца Куинн сильно изменилась. Когда Ник уезжал, это была застенчивая семнадцатилетняя девчонка в голубом шифоновом платье подружки невесты. Она сделала все, чтобы спасти положение, когда ее сестра «передумала» на полпути к алтарю. «Я все улажу», – сказала Куинн, и все уладила, пока Ник сидел, кипя от злости и раздумывая, а хочется ли ему в самом деле жениться на Зое. Но когда он вернулся три месяца спустя, Куинн выскочила из машины в шортах и облегающей майке и обняла сестру. Зоя бросилась ей на шею с еще большей радостью – и у Ника отпала челюсть. Изумленный, стыдясь своего вожделения, он таращился на Куинн, которая со смехом покачивала Зою из стороны в сторону, такая округлившаяся, уверенная в себе, счастливая и чертовски соблазнительная. «Проклятие, я выбрал не ту сестру!» – подумал он тогда с пылкостью девятнадцатилетнего юнца.

Едва Зоя оглянулась и перехватила его взгляд, Ник отвернулся к машине и начал вытаскивать вещи. Вечером того же дня Зоя притиснула его спиной к белому металлическому шкафу на кухне матери и, приставив разделочный нож к горлу, сказала: «Ей шестнадцать лет, сукин ты сын».

При воспоминании об этом Ник поморщился. Господи, Куинн всего шестнадцать лет, а он раздевает ее взглядом. Но тогда ему было девятнадцать, и с тех пор он изменился.

Ник представил себе Куинн в том золотом леопардовом лифчике, который она запихнула в мешок. Да, он повзрослел.

«Если ты изменишь мне, Ник Зейглер, – сказала тогда Зоя, – я всего лишь перееду тебя машиной. Но если ты хотя бы прикоснешься к моей сестре, я выпущу тебе кишки маникюрными ножницами, а уж затем перееду машиной». И поскольку Зоя никогда не бросала слов на ветер, Ник вообще перестал смотреть на Куинн. В ту пору его брак пришел в плачевное состояние – не хватало только Куинн и маникюрных ножниц. Еще через три месяца Зоя бросила Ника, к его громадному облегчению. Это несколько удивило Ника, но за четыре года армейской службы он совершенно забыл о Зое, о Куинн и о Тиббете, а солдатское жалованье дало ему возможность окончить бизнес-колледж. Вторым предметом у него была английская поэзия, убойное средство для улещивания девиц. Именно благодаря девицам он легко запихнул сестер Маккензи в самый дальний уголок своего сознания. К тому времени, когда Ник вернулся домой, Куинн уже преподавала прикладные искусства, встречалась с хорошим парнем Грегом (как бишь его фамилия?), и этого оказалось достаточно, покуда Ник продолжал читать Донна и Марвелла удивленным, но очарованным тиббетским женщинам. Маникюрные ножницы постепенно отошли в область смутных воспоминаний.

Его мысли вернулись к Куинн в леопардовом лифчике. Почему-то Нику казалось, что Билл воспримет известие о ее уходе с куда меньшим облегчением, нежели то, которое принес ему развод с Зоей.

Это уж точно.



Куинн вынула из ящика лист писчей бумаги и уселась за обеденный стол.

«Дорогой Билл», – написала она.

Что дальше? Да, она сердится на Билла из-за собаки, но он заслуживает того, чтобы ему оставили записку. После двух лет совместной жизни он определенно заслуживает того, чтобы ему оставили записку.

«Я ухожу от тебя».

Замечательно. Сразу к делу.

«Не только из-за Кэти…»

Не только, но в основном. Билл забрал ее собаку, словно желания Куинн ничего не значат. Он рассчитывал, что Куинн «одумается». Он совсем ее не знает.

«…но то, что случилось с Кэти, заставило меня осознать, что мы совсем не знаем друг друга».

Возможно, это ее вина. Она ни разу не заставила Билла по-настоящему посмотреть на себя, ни разу не заявила «я не согласна», ни разу не сказала «я хочу собаку» и лишь раздавала людям всех собак, которых подбирала на улице. Куинн не может оставаться с Биллом, ни в коем случае не может оставаться с ним после живодерни, но не должна делать гадости, ожесточаться и создавать трудности им обоим.

«Я одна виновата в том, что не была откровенна с тобой, но теперь я вижу, что мы совершенно разные люди и нам никогда не ужиться».

Разумные, взвешенные слова. В сущности, сказать было больше нечего, и Куинн черкнула в конце:

«Я переезжаю к родителям и буду там до тех пор, пока не найду себе жилье. Позже приеду за своими книгами и тогда верну тебе ключ».

Подчиняясь привычке, она едва не приписала: «С любовью. Куинн», – но передумала. Она не любит Билла. И никогда не любила. Он нравился ей настолько, чтобы не уходить от него, и не внушал ей неприязни, побуждающей уйти. Как печально.

Поэтому она просто подписалась «Куинн» и спустилась по лестнице к Нику и Кэти, ощущая легкую вину, но в основном облегчение оттого, что эта часть ее жизни полностью и окончательно осталась в прошлом.



Ник помог Куинн выгрузить ее мебель в гараже семьи Маккензи и вопреки здравому смыслу остался в доме выпить пива и составить ей компанию, пока не приедут родители.

– Они могут вернуться в любую минуту, – сказала Куинн и попросила Ника задержаться. – Жду не дождусь, когда обо всем им расскажу.

– Они огорчатся? – Ник последовал за Куинн в кухню, стараясь не опускать глаза. Джинсы слишком плотно облегали ее бедра. Раньше он этого не замечал, но джинсы определенно слишком тесные. Просто удивительно, что мальчишки на улицах не свистят ей вслед.

– Да, они привыкли видеть меня с Биллом. – Куинн опустила на пол кухни последний мешок, и Кэти, посапывая, обнюхала его, как и остальные восемь, явно подозревая, что в них заключена какая-то угроза. – Я даже не уверена, что родители заметят меня без него. Кажется, с некоторых пор меня вообще никто не видит. Никто не видит настоящую меня.

В это мгновение Ник доставал пиво из холодильника. Он на секунду замер, потом вскрыл бутылку и захлопнул дверцу, подтолкнув ее плечом.

– Даже слышать об этом не хочу, – сказал он.

Куинн облокотилась о стойку так, что розовый свитер туго натянулся на ее груди, и сердито посмотрела на Ника:

– Убеждена, ты всю жизнь думал обо мне как о сестре Зои либо о чьей-нибудь подружке.

Ник покачал головой.

– Чепуха, и ты прекрасно об этом знаешь.

Сам он отлично знал, что это далеко не чепуха, но ему совсем не хотелось об этом размышлять.

– Все обстояло иначе, пока рядом была Зоя. – Куинн протиснулась мимо него к холодильнику. – Я еще могу понять, что в присутствии Зои меня никто не замечал…

Настоящий джентльмен не преминул бы заверить ее, что она ошибается, хотя это была истинная правда. Зоя была на редкость хороша собой, незаурядна; ее маленькое лицо обрамляла буйная грива кудрявых, ниспадавших на плечи волос столь темного рыжего цвета, что на солнце они казались почти черными.

– Со временем я привыкла к этому, – продолжала Куинн, вынимая из холодильника пиво. – Но надеялась, что рядом с мужчинами не буду столь незаметной.

Откупорив бутылку, она поднесла ее к губам. Ник смотрел на изгиб ее шеи, на то, как двигались мускулы по мере того, как Куинн запрокидывала голову. Он старался не опускать глаза к округлостям, обтянутым розовым свитером. Волосы Куинн ниспадали книзу тем самым мягким колоколом, который она носила с пятнадцатилетнего возраста. У нее совсем прямые волосы, думал Ник, стараясь отвлечься от мыслей об округлостях. Ровный поток шелковистых медно-золотистых волос, текущих словно вода между его пальцами…

– Не знаю, как другие, но я тебя замечал, – сказал Ник. – Послушай, мне пора идти.

– Ты еще не допил пиво, – отозвалась Куинн. – Но я поняла намек и перестану хныкать.

В сопровождении Кэти, беспокойно семенившей рядом, она удалилась из кухни сквозь широкую сводчатую дверь в тесную сумрачную гостиную и обошла вокруг огромной красной тахты, которая стояла напротив арки, сколько себя помнил Ник. «Представляешь? – сказала ему Зоя, когда они учились в старших классах. – Моя матушка купила кроваво-красную лежанку. Неужели у тебя не возникает желания потрахаться всякий раз, когда ты видишь ее?» Тогда Нику было восемнадцать, и ему хотелось оттрахать кого угодно, когда угодно и при взгляде на что угодно. В ту пору это был праздный вопрос, но теперь он вновь лишил Ника покоя, поскольку в это мгновение Куинн разлеглась посреди тахты. Розовый свитер, медные волосы и алая обивка излучали такой жар, что Ник ощутил его даже на расстоянии.

«Сваливай отсюда», – велел он себе, но Куинн повернула голову на подушке, улыбнулась ему.

– Я больше не буду хныкать. Правда. И очень благодарна за то, что ты помог мне переехать. Прости, что показала себя такой занудой.

Свет из кухни поблескивал на ее волосах.

– Твоей матушке следовало бы сменить обстановку, – сказал Ник и, подойдя к тахте, уселся рядом с Куинн.

– Моей матушке следовало бы сделать очень многое. – Куинн подвинулась, освобождая место для Ника. Кэти тем временем беспокойно суетилась у ее ног. – Например, зажить настоящей жизнью. Думаю, это одна из причин, по которым я оставила у себя Кэти… – Она улыбнулась собаке, но ее улыбка тотчас увяла, – …и ушла от Билла. Я бы не хотела на склоне лет уподобиться своей матери – разъезжать вместе с лучшей подругой по гаражным распродажам и иметь мужа, который предпочитает смотреть в телевизор, а не на меня – а ведь именно этим закончился бы мой брак с Биллом. Мне нужно гораздо больше. Радость. Страсть.

Ник облокотился о подушки, положив руку на край тахты, но не прикасаясь к Куинн – это не привело бы ни к чему хорошему, так далеко заходить не следовало, – и смотрел, как в такт словам ее мягкие губы раздвигаются и смыкаются вновь. Он почувствовал, как учащается его дыхание. «Это глупо, смывайся отсюда», – снова сказал себе Ник и постарался отделаться от мыслей о губах Куинн в тот самый миг, когда она говорила:

– Я хочу стать другой, новой, заметной. Хочу стать Зоей.

– Пожалуй, эту часть можно пропустить, – пробормотал Ник.

– Думаю, Кэти явилась мне как знамение. Понимаешь, будто сама судьба велела мне зажить настоящей жизнью. – Куинн опять улыбнулась и добавила: – С судьбой не поспоришь..

Ник вновь потерял нить разговора. Он всегда ощущал тепло Куинн, пронизывающее все, что ее окружало, но в течение двадцати лет это тепло представлялось Нику чем-то вроде ласки домашнего животного, смышленого и совершенно безвредного. Но теперь, когда ее губы улыбаются так чувственно…

– Ник? – Куинн чуть подалась вперед, и ее волосы упали на спинку тахты. – Ты хорошо себя чувствуешь?

Ее голос доносился откуда-то издалека. Стоило Нику шевельнуть пальцем, и он прикоснулся бы к ней. Всего лишь пальцем. Легкое движение – и пряди ее волос скользнут, словно шелк, прохладные и гладкие. У Ника перехватило дыхание.

Глаза Куинн расширились, и Ник вдруг поймал себя – нет, они оба поймали себя на том, что смотрят друг на друга не отрываясь, долго, слишком долго, словно загипнотизированные. И чем дольше они смотрели, тем более испуганными становились глаза Куинн. Ее мягкие губы раздвинулись, она пылала жаром, которого Ник даже не подозревал в ней. Куинн. Он начал наклоняться, притянутый ее теплом, и у него закружилась голова от желания прикоснуться к губам этой женщины. Куинн закрыла глаза и подалась вперед, такая близкая и доступная. Слишком доступная. «Прекрати», – сказал себе Ник, но продолжал наклоняться, впитывая ее тепло. И тут на улице хлопнула дверца машины, Кэти тявкнула, и Ник отпрянул.

– О, черт! – Он выпрямился и отодвинулся, отчего Куинн едва не упала вперед, а Кэти испуганно забилась под столик.

«Ты совсем потерял голову», – подумал Ник.

– Ладно, – бросил он вслух, выдавая свое волнение лишь чуть охрипшим голосом. – Ничего страшного не случилось. Ты не виновата. Ты ничего не делала. Мне очень жаль. Все это из-за тахты. Я должен идти.

Куинн глубоко вздохнула. Ник старался не смотреть, как вздымается и опадает ее розовый свитер. «Маникюрные ножницы, – напомнил он себе. – Сестра жены. Лучший друг. Женщина Билла».

Ничто не помогало.

– Может, это из-за меня, – едва слышно пробормотала Куинн. – Может, это моя вина. Сегодня я уже не та, что прежде. – Она сглотнула, и от движения ее шеи мысли Ника вновь помутились.

– Ничего подобного, – отрезал он. – Мне пора. – Он двинулся в обход тахты, и в тот же миг вошла мать Куинн и завопила.




Глава 4


Потребовалось несколько минут, чтобы разобраться в происходящем, поскольку смущенный Ник лепетал какую-то несуразицу.

– Ничего страшного не случилось, – проговорил он, а Куинн, приподнявшись, сказала:

– Мама, все в порядке, это всего лишь мы.

– Мы? – изумилась мать.

– Никаких «мы». Здесь Куинн и я. Порознь, – ответил Ник.

Потом из гаража пришел отец Куинн и спросил:

– Какого черта?

И Ник подумал: «Хороший вопрос».

– Чем вы здесь занимаетесь? – Мегги Маккензи посмотрела на Куинн и Ника и перевела взгляд на пол своей кухни, заваленный мешками. Освещенные лампой, короткие волнистые рыжие волосы Мегги окружали ее миловидное встревоженное лицо огненным ореолом. – Что это за мешки? Почему в комнате темно?

– Привет, Ник. – Ее супруг, прищурившись, всматривался в полумрак гостиной. В той неторопливости, с какой он произносил слова, угадывалось подозрение. Джо Маккензи, крупный, начинающий лысеть мужчина, чуть полноватый, был в целом типичный крепко сбитый мастер-электрик. Он буквально излучал неудовольствие по поводу присутствия Ника.

Ник его понимал, поскольку и сам был не слишком доволен собой в эту минуту.

– Привет, Джо. Я уже ухожу. Спокойной вам ночи. Куинн все объяснит.

Он обошел Мегги стороной и направился к двери, надеясь слинять, прежде чем она успеет задать еще какой-нибудь вопрос. Например: «Чем ты занимался на этой тахте с моей дочерью?»

Сев в грузовик, он вспомнил, что забыл в доме куртку, но это его не заботило. Холод прочистит ему мозги, в чем они явно нуждаются. С минуту Ник сидел, стараясь не думать о том, какого только что свалял дурака, разом лишившись самообладания, которое сохранял двадцать лет.

– Ничего этого не было, – проговорил он и завел мотор.

Это все из-за чертовой собаки. Если бы не собака, Куинн и поныне оставалась бы с Биллом. А пока она оставалась с Биллом, Ник мог не сомневаться в том, что его мир незыблем. До Билла был Алекс, до Алекса – Грег. Ну почему Куинн не вышла за одного из этих парней? Не то чтобы они были достаточно хороши для нее, но какого дьявола Куинн до сих пор летает по городу этакой вольной пташкой и сводит мужчин с ума своими губами?

Впрочем, ему-то что за дело?

Ник включил передачу, выехал с подъездной дорожки и помчался прочь от Куинн, конфузов и неприятностей. Чем дальше он уезжал, тем легче ему становилось убеждать себя, будто ничего не случилось, ничто не изменилось.

Ведь, в сущности, это чистая правда.



Ошеломленная, Куинн сидела на огромной красной тахте. Мать таращилась на мешки в кухне, а отец, обойдя тахту кругом, включил телевизор. На экране возник спортивный комментатор – парень в свитере и дрянном паричке. Он рассказывал о неудачах каких-то команд, словно о всеобщей трагедии.

– Привет, папа. – Куинн переместилась на тахте, освобождая место для отца и вместе с тем пытаясь оправиться от изумления и возбуждения. Ник хотел ее поцеловать! А она и не подумала возражать. Потрясающе!

– Как поживаешь? – спросил Джо, усаживаясь и не отрывая глаз от экрана. Этот вопрос в его устах означал приветствие, а не предложение поделиться. Куинн точно знала, что у отца нет ни малейшего желания расспрашивать о Нике.

– Я ушла от Билла, – сообщила она, прощупывая обстановку.

– Отлично, – отозвался отец, не отрываясь от экрана, но потом слова дочери все же проникли в его сознание. – Что? – Джо посмотрел на дочь, чуть хмурясь, но Куинн видела, что он притворяется.

– Не обращай внимания, – сказала она.

Джо похлопал ее по колену и вновь обратился к экрану, а Куинн вернулась к мыслям о своей жизни, которая вдруг стала такой интересной.

Ник уже собирался ее поцеловать, и она согласилась. Не прошло и часа с тех пор, как Куинн ушла от одного мужчины – и уже начинает завлекать другого, чувствуя при этом возбуждение, какого никогда не ощущала. И что самое странное, этим мужчиной оказался Ник. Чем больше она думала о нем, тем сильнее у нее кружилась голова.

– Что все это значит? – донесся из кухни голос Мегги. – Здесь девять мусорных мешков. Девять!

– Все правильно. – Куинн поднялась с красной кушетки, на которой только что едва не совершила безумство, и отправилась в мрачноватую кухоньку своего детства. – Я поживу у вас немного, если вы не против.

– Здесь собака! – крикнул из гостиной Джо.

– Не вздумай ее гладить, – отозвалась Куинн, и Кэти, постукивая коготками и бросая на Джо настороженные взгляды, выбежала из комнаты.

– Она кусается? – спросила Мегги.

– Она мочится. – Куинн взяла собаку на руки. – Ее зовут Кэти. Я оставлю ее у себя. Теперь у меня будет собственная собака.

Эти слова прозвучали райской музыкой. Собственная собака. А теперь еще и Ник. Какая интересная у нее начинается жизнь. Наконец-то!

– Собираешься держать ее в квартире? – Мегги нахмурилась, и ее красивое, но уже увядающее лицо выразило непонимание. – Поэтому ты и ушла от Билла? Нельзя же быть такой легкомысленной…

– Еще как можно. – Куинн плотнее прижала к себе Кэти. – Я ушла от него. Все кончено.

Все еще хмурясь, Мегги сосредоточилась на более простой заботе.

– По-моему, ты совершила ошибку, дорогая. Отношения с людьми требуют компромиссов. Полагаю, если бы ты вернулась…

– Он отдал мою собаку на живодерню, – перебила ее Куинн. – Я сказала ему, что оставляю Кэти у себя, но Билл все равно увез ее, пока я была в школе.

Казалось, Мегги разрывают два желания: увильнуть от разговора и не позволить своей дочери остаться без мужчины.

– Куинн, милая, но ведь это всего лишь собака. Так не похоже на тебя. Ты ведь…

– Нет, это не я, – отрезала Куинн. – Отныне я изменилась. Мне надоело помогать и сочувствовать. Мне тридцать пять лет. Если я сейчас же не отправлюсь в погоню за тем, чего хочу, другой возможности не будет.

Например, за Ником. Она хочет Ника, хотя и не понимала этого, пока он не посмотрел на нее вот так. Ник – воплощенный соблазн в человеческом обличье, хотя во всем мире Куинн не нашла бы менее подходящего для себя мужчины. Замечательно!

– В тридцать пять лет жизнь еще не кончается, – заметила Мегги. – Мне пятьдесят восемь, а я по-прежнему в прекрасной форме. Однако перестань испытывать судьбу, иначе потеряешь все.

Куинн размышляла о том, доводилось ли матери когда-либо хотеть чего-нибудь по-настоящему, чувствовать возбуждение и влечение, подобные тем, что вспыхнули между ней и Ником. Не испытывать судьбу. Всю жизнь она выслушивала от матери этот совет, и вдруг ей надоело.

– Я не хочу превращаться в тебя, – сказала она матери. – Твой образ жизни не меняется. Ты просыпаешься, едешь в контору недвижимости отвечать за Баки на телефонные звонки, после школы вы с Эди катаетесь по гаражным распродажам, потом ты возвращаешься домой, готовишь папе ужин и наблюдаешь, как он смотрит телевизор. – На лицо Мегги набежало облачко, и Куинн заговорила спокойнее: – Послушай, если такая жизнь тебе по душе – что ж, отлично, но мне этого недостаточно. Оставшись с Биллом, я бы жила точь-в-точь как ты – ни радости, ни страсти, ни веской причины вставать из постели по утрам. Я не хочу так жить.

– И собака даст тебе все это? – с трудом вымолвила Мегги.

– Нет, собака – только начало. – Куинн опустила Кэти на пол, чтобы та могла свободно осматривать кухню. – Кэти – это моя канарейка в шахте. Я и сама не ведала, в какой удушливой атмосфере существую, пока Билл не запретил мне взять собаку. – Куинн перевела дух. – Больше я не намерена подлаживаться, мама. Отныне людям придется подлаживаться ко мне. – Мысль об этом показалась такой восхитительно-эгоистичной, что у Куинн на мгновение кругом пошла голова. Где-то на заднем плане даже зазвучала музыка. Победные трубы. Ник.

– Пивка бы! – крикнул из гостиной Джо, и Мегги машинально открыла холодильник, достала пиво и, хмурясь, понесла мужу. Потом вернулась в кухню и сложила руки на груди. Было очевидно, что слова Куинн ни в чем ее не убедили, и оставалось лишь удивляться тому, что она готова продолжать дискуссию. Ведь единственным ответом на все, что ее расстраивало, было неизменное: «Делайте что хотите».

– Это из-за Ника? – спросила Мегги.

Куинн почувствовала, как ее щеки заливает румянец.

– Нет, из-за меня.

– Потому что ты и Ник – несовместимы, – сказала Мегги. – Вот Билл… – Зазвонил телефон, и Мегги потянулась к трубке. – Алло? Минутку. – Она передала аппарат дочери. – Это Билл. – «Будь осторожна, милая», – говорил ее взгляд.

– Черт побери. – Куинн показалось, что ее желудок рухнул вниз к самим коленям. – Привет, Билл, – сказала она, взяв трубку.

– Что случилось? – спросил он. – Твои вещи куда-то исчезли.

– Знаю. Я уехала. Я оставила тебе записку. – Куинн закрыла глаза и прислонилась к буфету. – Книги я заберу позже, а все прочее можешь оставить себе.

– Твоя записка – полная нелепица, – отозвался Билл. – Да, и еще столовое серебро пропало.

– Знаю. Я его забрала. Я ушла от тебя. Тебе придется купить новые ложки.

– Но тогда у нас окажется два набора, – возразил Билл, и Куинн окончательно избавилась от чувства вины.

– Билл, я ушла. Никаких «нас» больше не существует. Я переехала. Между нами все кончено.

– Не смеши меня. – Это уверенное спокойствие лишь подхлестнуло ярость Куинн.

– Я тебя не смешу. Я ушла! – «Я обнималась с другим мужчиной», – чуть не крикнула она. – Я не хочу жить с тобой.

– Разумеется, хочешь. Я приеду за тобой, ты вернешься домой, и мы обсудим все завтра после школы.

– Нет! – Испуганная Мегги обернулась, и Куинн, посмотрев на нее, покачала головой. – Нет, ты не приедешь за мной. Я ушла от тебя. Все кончено.

– Приеду через пять минут. – Билл дал отбой.

– Не верю собственным ушам. – Куинн опустила трубку на рычаг. – Билл едет сюда. Я сказала, что между нами все кончено, а он говорит «не смеши меня». – Она повернулась к матери, которая обозревала заполонившие ее кухню мешки, словно надеясь, что, если смотреть на них долго, они исчезнут сами собой. – Даже не думай об этом, – добавила Куинн. – Если хочешь, я поселюсь в мотеле, но к Биллу не вернусь.

– Ты действительно решилась, – печально обронила Мегги.

– Я действительно хочу быть свободной. Я так хорошо себя чувствую, расставшись с Биллом.

– Нужно обсудить это с Эди, – заметила Мегги. – Это чистое безрассудство. Я бы хотела…

– Мама, между нами все кончено. Завтра я сниму квартиру, но если ты позволишь переночевать сегодня у вас…

– Конечно, оставайся, – сказала Мегги. – Ты моя дочь и можешь жить здесь сколько угодно, даже если совершаешь огромную ошибку.

– Мама…

– Завтра я достану для тебя список квартир. Загляни ко мне в контору по пути из школы. Я распечатаю список из компьютера, если к тому времени ты не одумаешься. – Мегги потрепала дочь по плечу, с прежним сомнением глядя на Кэти, отвечавшую ей настороженным взглядом.

– Список квартир, в которых разрешено держать собак, – пояснила Куинн.

Мегги с неодобрением следила за тем, как Кэти обнюхивает мешки.

– Кажется, эта собака что-то задумала. У нее коварный вид.

Кэти подняла невинные глаза.

– Ничего подобного, – возразила Куинн. – Ты только посмотри на эту милую мордашку.

– У этой собаки какая-то тайна.

– Мама…

– Итак, квартиры, где можно жить с собакой. Кажется, ты сказала, что Билл собрался приехать?

– Да. Он надеется забрать меня.

– Не сжигай корабли, – посоветовала Мегги. – Билл – хороший парень, у него отличная работа и прекрасное будущее. Уверена, все утрясется.

– Будущее с Биллом сулит мне еще тридцать лет жизни с мебелью из светлой сосны, с тренировками школьных команд и спортивными передачами по телевизору, – объяснила Куинн, и Мегги бросила взгляд в сторону гостиной. Комнату заливал тусклый голубой свет телеэкрана, оттуда слышались приглушенные вопли болельщиков.

– У нас есть чипсы? – крикнул Джо, и Куинн молча отнесла ему коробку, укоряя себя за то, что обидела мать. Мегги по душе ее скучная жизнь. Жаркие страсти, пожалуй, встревожили бы мать.

– Извини, мама, – сказала Куинн, вернувшись в кухню. – Мне не следовало так говорить. Ты живешь так, как тебе нравится. В сущности, что я знаю о тебе?

– Ничего, – коротко отозвалась Мегги, но когда у парадной двери появился Билл (Куинн тем временем таскала свои вещи на второй этаж), она сказала ему: – Куинн на время останется здесь. Отправляйся домой, Билл, – и захлопнула дверь перед его носом.

– Отлично сказано, ма, – послышался с лестницы голос Куинн.

– Кто это? Билл? – спросил Джо.

– Смотри свой телевизор, – откликнулась Мегги. – Не дай Бог, пропустишь что-нибудь важное.

– Что я такого сделал? – удивился Джо, но Мегги, пропустив его слова мимо ушей, отправилась наверх.



Когда Мегги ушла, Куинн вернулась в кухню, нажала кнопку автонабора и цифру 1 и стала ждать ответа Зои.

Сама она значилась под цифрой 2.

Трубку снял муж Зои.

– Привет, – сказал Бен, и Куинн представила себе, как он прислоняется к холодильнику, высокий, невозмутимый – единственный мужчина, который, любя Зою, умудрился при этом сохранить рассудок.

– Это твоя свояченица, – сообщила Куинн. – Как детишки?

– Привет, Куинн, – отозвался Бен. – У детишек все хорошо. Гарри получил «отлично» по чтению, а Дженни подцепила вшей на курсах медсестер. Что новенького?

– Я ушла от Билла.

– Понятно. Стало быть, ты хочешь поговорить с Зоей. – Бен прикрыл трубку ладонью и крикнул: – Зоя! Это Куинн!

– Как я понимаю, это намек на то, что ты не желаешь вмешиваться в мою личную жизнь.

– Не желаю, черт побери, – ответил Бен. – Хотя всегда считал, что он тебе не пара.

– Что ж, спасибо. И ты не мог сказать мне об этом два года назад?

– Нет, черт побери. Зоя сейчас подойдет. Не вешай трубку.

– Что случилось? – спросила Зоя.

– Я ушла от Билла. – Казалось, эти слова превращаются в заклинание: произнося их, Куинн с каждым разом чувствовала себя все лучше. – Я переехала. К родителям.

– Не может быть. Ты собираешься поселиться у них?

– Ненадолго. – Куинн уселась на стойку и, болтая ногами, ударяла пятками о металлические ящики. Славное воспоминание молодости – трепаться с Зоей, болтая ногами. – Я только что приехала сюда. Ник помог перевезти кое-что из моих вещей, а остальное перевезет в понедельник, но, надеюсь, к этому времени я подыщу себе жилье. – Она ждала, что сестра скажет что-нибудь о Нике, спросит о нем, как-нибудь отреагирует, но Зоя лишь спросила:

– Что произошло у вас с Биллом?

– Он украл мою собаку.

– Какую собаку? – спросила Зоя, и Куинн рассказала ей все с самого начала. – Будь я проклята! – бросила Зоя, когда она закончила.

– Ну, что скажешь? – Куинн чуть ссутулилась, сидя на стойке. – Мама считает, что я сделала ошибку.

– Ага, и посмотри на ту жизнь, которую она ведет! – Телефон безукоризненно передал язвительность ее тона. – Человек должен поступать так, как ему хочется.

– По мнению мамы, поднимать скандал из-за собаки глупо.

– Это не из-за собаки. – Зоя понизила голос. – Потерпи немного. Я сама еще не все понимаю. – Потом она вновь заговорила в трубку, и ее голос опять стал ясным и отчетливым: – Бен считает Тиббет чем-то вроде мыльной оперы. Он до сих пор надеется услышать, что кто-то из женщин вышел замуж за собственного племянника или родил ребенка от дяди. Ему нравится грязь.

«А я только что возбудилась, посмотрев на твоего бывшего мужа», – подумала Куинн.

– Барбара Нидмейер бросила Мэтью Фергюсона. – Куинн открыла шкафчик за своей спиной и пошарила в нем рукой в поисках печенья.

– Подумаешь! У Барбары нет фантазии, она раз за разом повторяет одно и то же. Расскажи мне что-нибудь поинтереснее.

– Ник и Лиз расстались. – Куинн выудила из коробки крекер.

– С какой еще Лиз?

– Ты ее знаешь. Лиз Уэбстер.

– Когда-то я нянчила девчонку по имени Лиз Уэбстер.

– Это та самая.

– Ник встречается с девицами, которых я нянчила?

– Ей двадцать два, – набив рот, проговорила Куинн.

– A ему – двенадцать, – отрезала Зоя. – Клянусь, этот мальчишка никогда не повзрослеет!

– На него можно положиться, – возразила Куинн. – Они с Максом творят настоящие чудеса в своей мастерской.

– Я имела в виду – с точки зрения общества, – пояснила Зоя. – Ник ведет себя как старшеклассник. Хвала Всевышнему, больше он не моя головная боль.

– Ник хорошо ко мне относится.

– Так было всегда, – сказала Зоя. – Думаю, ты – единственное, что он приобрел от моего с ним брака. Ник постоянно говорил, будто бы ты – лучшее, что в нем есть.

Куинн сглотнула.

– Правда?

– Правда. Ник говорил, что всегда хотел иметь младшую сестру и наконец получил самую лучшую в мире сестру в твоем лице. Он считал тебя не способной на дурное. Впрочем, так думали все окружающие.

– А тебя он считал взбалмошной. Впрочем, так думали все окружающие.

– Какие странные вещи ты говоришь, – отозвалась Зоя. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Просто мне надоело быть разумным, практичным человеком, – объяснила Куинн. – Я хочу быть сумасбродкой.

– Что ж, ты сделала важный шаг в этом направлении, бросив Билла, – заметила Зоя. – Он вечно нагонял на меня тоску, аж скулы сводило. Теперь тебе для разнообразия нужно выкинуть что-нибудь несусветное, потрясти окружающих и наконец обрести свободу. Между прочим, только ты считала, что обязана быть хорошей.

– Мама тоже так считает, – возразила Куинн. – Мама всегда говорила, что я спокойная, как и она сама.

– Наша матушка не спокойная, а заторможенная. – Голос Зои вновь зазвучал отдаленно. – Минутку, – бросила она Бену и вновь обратилась к Куинн: – Мне пора идти, Бен начинает меня доставать. Я люблю тебя, Куинн. Не позволяй родителям пудрить тебе мозги. Если нужно, можешь пожить у нас.

– Я тоже тебя люблю, Зоя.

– Побыстрее найди себе жилье.

Когда разговор закончился, Куинн, поедая крекер, устремила взгляд в пространство и задумалась об очередных потрясениях в своей и без того беспокойной жизни. Она не чувствовала вины перед Биллом, нет; ну разве что самую малость, однако недостаточно, чтобы вернуться. Она никогда не вернется к нему. Нет, завтра же снимет квартиру, обретет собственное жилье – при этой мысли ее пульс участился, – и они с Кэти переедут туда. Куинн посмотрела вниз и увидела Кэти, которая нетерпеливо ждала, сидя у ее ног. Она бросила собаке крекер, и та ловко поймала его. Куинн подумала, что наконец обзаведется собственной мебелью и, возможно, Ник перевезет ее в новую квартиру…

«Выкинь что-нибудь несусветное и потряси окружающих», – посоветовала Зоя.

А что, если начать встречаться с бывшим мужем сестры? От этой мысли Куинн чуть поежилась. В ее жизни Ник был единственным по-настоящему интересным человеком. Как же она не замечала этого до сих пор? В противоположность Максу его всегда величали Зейглером-задирой, но Куинн никогда не осознавала этой стороны его натуры, поскольку с ним ей всегда было спокойно и уютно. До тех пор, пока он не бросил на нее этот свой взгляд. До тех пор, пока Куинн как следует не рассмотрела его, не увидела, каков она на самом деле – темный, зловещий, сулящий всевозможные безумства и сумасбродства. Что ни говори, именно такой мужчина ей нужен сейчас – злодей, не способный причинить ей зла. Страсть без риска. Чем дольше она об этом думала, тем больше ей нравилась эта мысль, тем теплее становилось у нее на душе.

Оставалось лишь отучить Ника впадать в панику и бросаться наутек всякий раз, когда он видит ее, и тогда сама Куинн станет интересной женщиной.

Как Зоя.



Билл стоял во дворе маленького белого домика, принадлежавшего семейству Маккензи, проклиная мать Куинн за глупость. Вероятно, Мегги даже не сообщила дочери, что он приехал, иначе она спустилась бы к нему, поговорила с ним и вернулась домой. Билл поднял глаза на квадрат желтого света, лившегося из спальни Куинн. Отсюда он ясно видел стены и люстру. Занавески не были задернуты. Это опасно, разве Куинн не понимает, как это опасно? Мужчины могут попытаться заглянуть в комнату. Билл на минуту задумался, вспоминая планировку второго этажа. Он не сомневался, что это окно Куинн, открытое и беззащитное перед посторонним взором. Кто угодно может заглянуть внутрь, а это по-настоящему опасно.

Потом появилась сама Куинн и остановилась у окна; ее округлые контуры в розовом свитере отчетливо виднелись на фоне желтого света. Она протянула руку к верхнему краю занавески – Билл увидел выпуклый изгиб ее груди, тонкую талию и еще один выпуклый изгиб бедер, и его сердце сжалось. Он всем своим существом ощутил утрату, но тут же отогнал эту мысль. Нет, Куинн не потеряна для него, они поговорят, все образуется, они навсегда останутся вместе, у них будут сыновья, семейные обеды, жизнь, о которой Билл мечтал. Нет, Куинн не потеряна.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=121216) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания