Дикая ночь Джим Томпсон Джим Томпсон Дикая ночь Глава 1 Пересаживаясь на поезд в Чикаго, я схватил легкую простуду, и три дня в Нью-Йорке, где в ожидании Босса я развлекался девочками и пьянкой, не улучшили моего здоровья. К прибытию в Пирдэйл я совсем расклеился. Впервые за эти годы в моем плевке появились следы крови. Я прошел через маленький Лонг-Айлендский вокзал и встал лицом к главной улице Пирдэйла. Она тянулась вглубь квартала на четыре, разделив город на две неравные половины. В конце виднелся педагогический колледж – полдюжины красных кирпичных зданий, разбросанных примерно на десятке акров плохо спланированного кампуса. В самом высоком, деловом, корпусе было всего три этажа. Жилые дома выглядели и вовсе жалко. Я закурил, чтобы успокоить начавшийся кашель. Мне пришло в голову, что я могу пропустить пару стаканчиков, чтобы справиться со своим похмельем. Сейчас это было бы очень кстати. Я взял оба чемодана и двинулся вперед по улице. Не знаю, может быть, в этом было виновато мое настроение, но чем дальше я погружался в Пирдэйл, тем меньше он мне нравился. У него был заброшенный, прямо-таки разлагающийся вид. Я не заметил никаких следов местной индустрии – торговали только фермерскими продуктами. Где взять покупателей в городке, расположенном в девяноста пяти милях от Нью-Йорка? Педагогический колледж, разумеется, немного скрашивал эту картину, но не скажу, чтобы очень сильно. В этом городишке было что-то грустное – он напоминал мне тех лысых мужчин, которые зачесывают свои волосы с висков на макушку. Я прошел пару кварталов, не заметив ни одного бара – ни на главной улице, ни в переулках. С испариной на лбу и легким ознобом внутри, я поставил чемоданы и снова закурил. У меня опять начался кашель. Про себя я ругал Босса самыми распоследними словами, какие только мог придумать. Я бы все отдал, чтобы только вернуться на свою автозаправочную станцию в Аризоне. Но обратной дороги не было. Выбор невелик: или Босс с его тридцатью штуками – или не будет ни меня, ни всего остального. Я стоял возле магазина, точнее, возле обувной лавки; выпрямившись, я заметил свое отражение в окне. Смотреть было особенно не на что. Если бы кто-нибудь сказал, что за последние восемь или девять лет я сильно переменился, разумеется, он бы не солгал. Но все-таки мне хотелось большего. Не то чтобы моя рожа просила кирпича или чего-нибудь в этом роде... Все дело в размерах. Я смахивал на мальчишку, который пытается выглядеть мужчиной. Во мне было всего пять футов росту. Я отошел от окна, потом снова вернулся к лавке. Карманы у меня не были набиты «зеленью», но вовсе не обязательно купаться в деньгах, чтобы купить себе новую обувь. А новые ботинки для меня всегда кое-что значили. В них я чувствовал себя как-то более внушительно. Даже если другие этого не замечали. В общем, я вошел. Справа от входа стояла небольшая витрина с носками, подтяжками и всякой всячиной, а за ней, склонившись над газетой, сидел круглолицый парень средних лет, судя по всему хозяин лавки. Он только мельком взглянул на меня и ткнул большим пальцем через плечо. – Прямо по улице, сынок, – сказал он. – Вон те красные здания из кирпича. – Что? – изумился я. – Я... – Все правильно. Топай прямо туда, и тебя там устроят. Скажут, в каком пансионе поселиться и все такое. – Послушайте, – протянул я. – Я... – Ступай туда, сынок. Если мне не нравится какое-то обращение, так это «сынок». Если есть самое распроклятое обращение на свете, которое я не выношу, так это «сынок». Я поднял чемоданы как можно выше и бросил их на пол. Они упали с таким грохотом, что у него чуть очки не слетели с носа. Я подошел к стульям для примерки и сел. Он покраснел и с хмурым видом присоединился ко мне, опустившись рядом на скамеечку. – Тебе не следовало этого делать, – сказал он с упреком в голосе. – На твоем месте я бы научился держать себя в руках. Он был совершенно прав – мне надо было лучше держать себя в руках. – Верно, – сказал я. – Просто меня всего выворачивает, когда мне говорят «сынок». Вы бы почувствовали себя точно так же, если бы кто-нибудь назвал вас «толстяком». Он сдвинул брови, но потом расхохотался. Наверное, он был неплохой парень. Один из тех всезнаек, которые живут в маленьких городках. Я попросил ботинки пятого размера на большой платформе, и он принялся за дело, забрасывая меня всевозможными вопросами. Собираюсь ли я поступить в педагогический колледж? Не опоздал ли я к началу занятий? Нашел ли я уже место, где остановиться? Я сказал, что опоздал из-за болезни, а жить собираюсь у Дж.С. Уинроя. – У Джейка Уинроя! – Он бросил на меня быстрый взгляд. – Но зачем... почему ты решил жить у него? – Главным образом из-за цены, – ответил я. – Это самое дешевое жилье во всем колледже. – Ага, – кивнул он. – А ты знаешь, почему оно такое дешевое, сын... молодой человек? Потому что больше никто не хочет останавливаться в этом месте. Я разинул рот и посмотрел на него с встревоженным видом. – Мама родная, – сказал я. – Так это тот самыйУинрой? – Да, сэр! – Он торжествующе замотал головой. – Он самый, и никто другой. Тот человек, который держал тотализатор на скачках. – Мама родная, – повторил я. – А я-то думал, он сидит в тюрьме! Он с сожалением улыбнулся мне: – Ты отстал от жизни, сы... Как, ты говоришь, тебя зовут? – Бигелоу. Карл Бигелоу. – Ты совсем отстал от жизни, Карл. Джейк на свободе... дай-ка прикинуть... да, уже шесть или семь месяцев. Думаю, ему просто осточертела эта тюрьма. Он не захотел там сидеть, хотя многие большие парни обещали ему хорошо заплатить, если он останется в кутузке и будет держать рот на замке. Я продолжал сидеть с озабоченным и даже испуганным видом. – Нет, ты не подумай... я вовсе не говорю, что у Уинроя худшее место для жилья. У него уже есть один квартирант – не студент, а парень из пекарни... так вот, он там сейчас живет. Он говорит, что уже несколько недель возле дома не было ни одного детектива. – Детектива! – воскликнул я. – Ну да. Чтобы Джейка не убили. Понимаешь, Карл, – он объяснял мне это так, словно говорил с недоразвитым ребенком, – Джейк – ключевой свидетель в том большом деле с букмекерами. Он единственный, кто может разоблачить всех этих продажных политиков, судей и прочих, которые брали взятки. Поэтому, когда он согласился стать свидетелем обвинения и его выпустили из тюрьмы, копы стали бояться, что его убьют. – А... а... – Я начал заикаться; меня очень забавляла беседа с этим клоуном. Это был единственный способ удержаться от смеха. – А кто-нибудь уже пытался? – Так-так... Встань-ка, Карл. Не жмет? Ладно, попробуем другие. Нет, никто не пытался. Что совсем неудивительно, если хорошо подумать. Люди не очень-то хотят, чтобы наказали этих букмекеров, по крайней мере сейчас. Им непонятно, почему нельзя делать ставки у одних, но можно у других. К тому же одно дело – играть на скачках, и совсем другое – убивать людей. Это никому не понравится, тем более что сразу станет ясно, кто это сделал. Те парни с тотализатора все равно останутся не у дел. Начнется такой шум, что политиканам придется устроить чистку, хотят они этого или нет. Я кивнул. Он попал в самую точку. Джейка Уинроя нельзя было убивать. По крайней мере, так, чтобы это было похоже на убийство. – И что, по-вашему, будет дальше? – спросил я. – Они просто оставят Дже... мистера Уинроя в покое и позволят ему выступить на суде? – Конечно, – фыркнул он, – если он до этого доживет. Он выступит свидетелем, когда дело дойдет до суда – лет так через сорок или пятьдесят... Эти подойдут? – Ага. А старые можете выкинуть, – сказал я. – В общем, так они всегда и делают. Тянут резину. Откладывают слушания. Они уже проделали это дважды и продолжают в том же духе. Жаль, что я не могу поставить сотню долларов на то, что дело так и не дойдет до суда! Он потерял бы свои деньги. Суд должен был начаться через три месяца, и никто не собирался его отменять. – Понятно, – сказал я, – значит, так оно и будет. Я рад, что, по-вашему, у Уинроя можно жить. – Конечно. – Он мне подмигнул. – Может быть, даже немного развлечешься. Миссис Уинрой – женщина с огоньком... разумеется, я не хочу сказать о ней ничего плохого. – Разумеется, – хмыкнул я. – Значит, она... э-э... с огоньком? – Да, или была бы, если бы ей дали такой шанс. Джейк женился на ней после того, как уехал отсюда и осел в Нью-Йорке и дела у него пошли в гору. Такая жизнь, как сейчас, ей совсем не подходит. Я направился за ним к прилавку, чтобы получить сдачу. Выйдя на улицу, я на первом же углу повернул налево и пошел по какой-то немощеной улочке. На ней почти не было домов, только в самом начале стояло одно коммерческое здание, а напротив него – огороженный двор. Дорога была узкая, выложенная грубым кирпичом, но идти по ней было приятно. Здесь я чувствовал себя как-то выше, почти на равных с остальным миром. Работа уже не казалась мне такой скверной. Раньше она мне не нравилась... да, впрочем, и сейчас тоже. Но теперь главным образом из-за Джейка. Этот несчастный ублюдок был похож на меня. Ничем не выдающийся тип, который из кожи вон лез, чтобы кем-то стать. Он вырвался из своей захолустной дыры и устроился парикмахером в Нью-Йорке. Это было единственное ремесло, которое он знал, и вообще единственная известная ему вещь на свете, поэтому он за нее и взялся. Он попал на самое выгодное место, как раз за углом от «Сити-Холл». Обсуживал хороших клиентов, смеялся над их дурацкими шутками, расстилался перед ними, влезал к ним в доверие. Перед тем как все кончилось, он уже много лет не держал в руках бритвы и ворочал миллионными ставками. Полный ублюдок: ни внешности, ни образования, ничего – а залез-таки на самую верхушку. Но теперь он снова скатился на дно. Держал парикмахерскую на одно кресло, ту самую, с которой начинал, и пытался выжать немного денег из аренды дома, слишком обветшавшего, чтобы его можно было продать. Деньжата, которые он заработал, пока был в деле, быстро улетучились. Часть прикарманило себе государство, другой кусок отхватило федеральное правительство, а адвокаты сожрали остальное. У него осталась только жена, и весь юмор был в том, что от нее он не мог ждать даже доброго слова, не говоря уже о чем-то другом. Я шел по улице, думая о нем с сочувствием, поэтому не заметил ни черного «кадиллака», подкатившего к обочине, ни сидевшего в нем человека. Я просто прошел мимо, когда услышал «Эй!» и увидел, что это Фруктовый Пирог. Я бросил чемоданы и сошел с обочины. – Чертов придурок, – сказал я. – Ты что тут делаешь? – Не кипятись! – Он усмехнулся, его глаза были прищурены. – А тычто тут делаешь, сынок? Твой поезд пришел час назад. Я покачал головой, слишком разозленный, чтобы ответить. Я знал, что Босс не мог его ко мне приставить. Если бы Босс боялся, что я убегу, меня бы здесь вообще не было. – Слушай, проваливай отсюда, – сказал я. – Или ты уберешься из этого города, или это сделаю я. – Да? А что скажет Босс? – Ты ему все объяснишь, – ответил я. – Расскажешь, как приехал сюда на своей цирковой тележке и остановил меня посреди улицы. Он беспокойно облизал губы. Он закурил сигарету, сунул пачку в карман и снова вытащил руку. Она скользнула за спинку сиденья. – Чего ты так кипятишься? – пробормотал он. – Будешь в эту субботу в городе? Босс вернется и... Ох! – Это пружинный нож, – сказал я. – Примерно восьмая часть дюйма уже сидит у тебя в шее. Хочешь, я воткну поглубже? – Ты чертов ублю... Ох! Я засмеялся и бросил нож на сиденье. – Возьми его себе, – сказал я. – Все равно я собирался его выбросить. И скажи Боссу, что я хочу с ним встретиться. Он выругался и нажал на педаль. Машина тронулась так быстро, что мне пришлось отскочить назад, чтобы она не утащила меня за собой. Усмехнувшись, я снова зашагал по улице. Перед Фруктовым Пирогом мне извиняться было не за что, – по крайней мере, начинать должен был бы он. Он стал подкалывать меня с самого начала, когда еще вышел на меня в Аризоне. Я ему ничего плохого не сделал, а он вышучивал меня, называл сынком и малышом. Я не мог понять, что это значит. Фруктовый Пирог западал на деньги, как кобель на сучку. Перед войной он бросил бутлегерство и перешел на подержанные машины. Теперь он управлял стоянками в Бруклине и Квинсе. Легально он заработал больше денег – если подержанные машины можно назвать легальным бизнесом, – чем когда-либо получал за контрабандную выпивку. Но если он хотел держаться в стороне, тогда зачем залез в дело глубже, чем от него требовалось? Ему совсем не нужно было сюда приезжать. Боссу это наверняка не понравится. Значит... Значит – что? Все еще раздумывая, я подошел к дому Уинроев. Глава 2 Если вам много приходилось бывать на Восточном побережье, вы видели такие дома. Всего в два этажа, но выглядят гораздо выше из-за узкого торца. Покатая крыша с дымовой трубой на каждом конце и с парой остроконечных чердачных окон посредине ската. Если их позолотить, они, наверно, будут смотреться неплохо; беда в том, что обычно они покрашены в такие мерзкие цвета, которые делают их вдвое хуже, чем они есть на самом деле. Этот экземпляр был дерьмово-зеленый, с рвотно-коричне-вой каймой. Увидев этот дом, я чуть не заплакал от жалости к Уинроям. Парень, который живет в таком доме, совсем пал духом. Не знаю, может быть, я немного помешан на таких вещах, но в них есть определенный смысл. В Аризоне я купил себе небольшую лачужку, но она не долго выглядела как развалюха. Я покрасил ее в цвет слоновой кости с голубой каймой, а в окна вставил ярко-красные рамы. Миленько, говорите? Да она выглядела что твой домик с рождественской открытки. Я толчком открыл провисшие ворота. Поднялся по шатким ступенькам на крыльцо и позвонил. Позвонил два раза, прислушиваясь к тишине в доме, и не получил никакого ответа. Нигде не было ни души. Я повернулся и оглядел голый двор – ленивый ублюдок, даже траву посадить не мог.Посмотрел на облезлую изгородь, где не хватало половины кольев. Потом мой взгляд поднялся выше, и на другой стороне улицы я увидел ее. Не знаю как, но я почему-то сразу понял, что это она. Даже в простом джерси и джинсах, с волосами, собранными в «конский хвост». Она стояла в дверях маленького бара в нижней части улицы и прикидывала, стою ли я того, чтобы ко мне подойти. Я спустился с крыльца и вышел в ворота, а она неуверенно смотрела на меня через улицу. – Да? – спросила она, когда я был еще в нескольких шагах. У нее был один из тех хрипловатых, хорошо поставленных голосов, которые долго тренируют, чтобы они звучали с нужным тембром. При одном взгляде на ее фигуру было ясно, откуда она взялась: прямиком из фирмы «Красавицы и К0», выскочила, как чертик из коробки. От одного ее взгляда в голове появлялось больше непристойностей, чем можно найти на стенах всех сортиров мира. – Я ищу мистера или миссис Уинрой, – сказал я. – Да? Я миссис Уинрой. – Добрый день, – сказал я. – Я Карл Бигелоу. – Да? – Ее постоянное «да» уже начало действовать мне на нервы. – Это должно для меня что-то значить? – Все зависит от того, – ответил я, – значат ли для вас что-нибудь пятнадцать долларов в неделю. – Пятнад... Ах да, конечно! – Она вдруг рассмеялась. – Мне ужасно жаль, Кар... то есть мистер Бигелоу. Наша девушка... я хочу сказать, прислуга... она уехала домой к своим родным, у них какие-то семейные проблемы... Кроме того, мы ждали вас на прошлой неделе, и... тут была такая суматоха, что... – Все понятно. Ничего страшного, – перебил я. Мне не хотелось, чтобы она так старалась из-за кучки долларов. – Я сам во всем виноват. Я могу загладить свою вину, предложив вам что-нибудь выпить? – Честно говоря, я не... – Она колебалась, и я начал относиться к ней немного лучше. – Если вы уверены, что... – Уверен, – сказал я. – Будем считать, что сегодня праздник. А экономить я начну завтра. – Ладно, – ответила она. – В таком случае... Я купил ей выпивку. Потом, чувствуя, что она сама хочет об этом спросить, я протянул ей тридцать долларов. – Аванс за две недели, – сказал я. – Идет? – О, что вы, – запротестовала она, снова пустив в ход свой хрипловатый и отлично смазанный голос. – В этом нет никакой необходимости. Кроме того, мы... то есть я и мистер Уинрой... мы делаем это совсем не из-за денег. Мы решили, что это наша обязанность, даже наш долг, раз уж мы живем рядом с педагогическим колледжем... – Давайте будем друзьями, – сказал я. – Друзьями? Боюсь, что... – Все понятно. Не надо так волноваться. Я не провел в этом городе и пятнадцати минут, как уже все узнал о проблемах мистера Уинроя. Ее лицо застыло. – Вам следовало меня предупредить, – сказала она. – Наверно, вы решили, что я полная дура, если... – Прошу вас, – перебил я, – расслабьтесь немного. Если вы и дальше будете говорить мне про ужасную суматоху, полную дуру и всякие такие вещи, то у меня начнет кружиться голова. А она и так у меня кружится, когда я смотрю на вас. Она рассмеялась. Ее рука сжала мою ладонь. – Очень мило с вашей стороны! Надеюсь, вы не имели в виду ничего такого? – Вы знаете, что я имел в виду, – сказал я. – Признаюсь, вы меня сбили с толку. Честное слово, Карл... О господи, что я говорю. Уже называю вас Карлом. – Как и все остальные, – ответил я. – Если кто-нибудь назовет меня «мистер», я просто не буду знать, что делать. "Но я хотел бы попробовать,– подумал я. – Я бы с удовольствием попробовал". – Это была кошмарная история, Карл. Целые месяцы я не могла открыть дверь без того, чтобы на меня не накинулся какой-нибудь коп или репортер. А когда я решила, что все уже закончилось и я смогу немного отдохнуть, все началось сначала. Я не собираюсь жаловаться, Карл, мне это совсем не нравится, но... Конечно, ей это нравилось. Все любят поплакаться. Однако молодая дама, безбедно прожившая столько лет, была слишком умна, чтобы этим заниматься. Она позволила себе только слегка пожаловаться – так, чуть-чуть, чтобы проявить дружелюбие. – Нелегко вам пришлось, – вздохнул я. – Вы долго собираетесь здесь оставаться? – Долго? – Она издала короткий смешок. – Похоже, до конца своей жизни. – Не может быть, – сказал я. – Такая женщина, как вы... – Почему не может? На что еще я должна рассчитывать? Я все бросила, когда вышла за Джейка. Перестала петь – вы знаете, что я была певицей? Так вот, я бросила. В последние годы я заглядывала в ночные клубы только затем, чтобы выпить. Я забыла все – свой голос, свои связи, все на свете. И теперь у меня ничего не осталось. – Перестаньте, – сказал я. – Перестаньте немедленно. – Я не жалуюсь, Карл. Правда, не жалуюсь... Не угостите меня еще? Я купил ей выпивки. – Разумеется, – сказал я, – я не знаю всех обстоятельств дела, и мне легко говорить. Но... – Что? – Я думаю, мистеру Уинрою следовало остаться в тюрьме. Я бы на его месте так и сделал. – Разумеется, вы бы так и сделали! Любой мужчинапоступил бы так. – Но с другой стороны, ему виднее, – продолжал я. – Возможно, он снова организует какое-нибудь крупное дельце, и потом вы заживете еще лучше, чем раньше. Она резко повернула голову, и в ее глазах сверкнул огонь. Но я смотрел на нее искренним взглядом – само простодушие и невинность. Огонь погас, она улыбнулась и снова сжала мою руку. – Спасибо, что вы это говорите, Карл, но я боюсь, что... Меня все это так потрясло... В общем, что толку говорить, если ничего не можешь сделать? Я вздохнул и предложил заказать еще одну порцию. – Не стоит, – сказала она. – Я знаю, что это вам не по карману, а мне... мне уже хватит. На этот счет у меня есть свое мнение. Если меня от чего-то выворачивает, так это от людей, которые пьют, не зная меры. – Надо же, – сказал я, – забавно, что вы об этом упомянули. Я и сам думаю точно так же. Я могу пропустить рюмочку, может быть, даже три или четыре, но потом я говорю себе – хватит. Я считаю, что главное – это хорошая беседа и компания. – Вот именно. Правильно. – Она кивнула. – Так и должно быть. Я взял сдачу, и мы вышли из бара. Мы пересекли улицу, и я забрал на крыльце свои чемоданы и прошел за ней в комнату. У нее был немного задумчивый вид. – Что ж, смотрится отлично, – сказал я. – Я уверен, что мне здесь понравится. – Карл... Она смотрела на меня странным взглядом: дружелюбно, но с любопытством. – Да? – ответил я. – Что-то не так? – Вы ведь намного старше, чем кажетесь, верно? – Попробуйте отгадать – насколько старше? Потом я стал серьезным и кивнул. – Надо было сразу вас предупредить, – протянул я. – По моему виду этого никак не скажешь. – Почему вы так об этом говорите? Значит, вам не нравится... Я пожал плечами: – Да нет, что тут может не нравиться? Я просто в восторге. Кому бы не хотелось быть взрослым, а выглядеть как ребенок? Чтобы люди смеялись над тобой каждый раз, когда ты пытаешься вести себя как мужчина. – Я над вами не смеялась, Карл. – Потому что у вас для этого не было причин, – возразил я. – Представьте себе другую ситуацию. Скажем, я бы встретил вас где-нибудь на вечеринке и попытался бы поцеловать, как поступил бы на моем месте всякий здравомыслящий мужчина. Вы бы рассмеялись мне в лицо! И не говорите мне, что вы бы так не сделали, потому что я знаю, что вы повели бы себя именно так. Я засунул руки глубоко в карманы и повернулся к ней спиной. Так и стоял, свесив голову, опустив плечи, и смотрел на изношенный паркет... Это был чертовски грубый и избитый прием, но до сих пор он почти всегда срабатывал, и я был уверен, что он сработает и в этот раз. Она прошла через комнату и остановилась передо мной. Она протянула руку к моему подбородку и подняла мою голову. – Знаешь, кто ты такой? – спросила она своим хрипловатым голосом. – Ты жулик. – Она поцеловала меня в губы. – Жулик, – повторила она, улыбаясь и прищурив глаза. – Что такой резвый паренек, как ты, делает в этом захолустном колледже? – Сам не знаю, – ответил я. – Это трудно выразить словами. Вы, наверное, сами знаете, как это бывает. Занимаешься всегда одним и тем же и все больше чувствуешь, что топчешься на месте. А потом начинаешь смотреть по сторонам и думать, как все можно изменить. То, что ты делал до сих пор, тебе уже осточертело, поэтому кажется, что любая перемена будет только к лучшему. Она кивнула. Она знала, как это бывает. – Я никогда не зарабатывал много денег, – продолжал я. – Но тут я прикинул, что, может быть, немного образования поможет делу. Стоит учеба вроде бы недорого, а звучит солидно, если судить по их программе. Правда, когда я увидел, как это выглядит на самом деле, то чуть не сел на обратный поезд. – Да, – заметила она мрачно, – я понимаю, о чем ты говоришь. Но все-таки ты хочешь попытаться, верно? – Думаю, надо попробовать, – согласился я. – А теперь, может быть, вы ответите мне на один вопрос? – Постараюсь. – Я могу надеяться? – Надеяться на что?.. А! – произнесла она и мягко рассмеялась. – Ну ты и жулик, парень! Значит, вот что тебе нужно знать? – И?.. – И... – Она вдруг подалась вперед. Ее глаза улыбались, глядя мне в лицо, плечи двигались вверх и вниз, одновременно покачивались в стороны. В следующий момент она быстро отступила и засмеялась, удерживая меня вытянутой рукой. – Хм... хм... Нет, сэр, нет, мистер Карл! Сама не знаю, что со мной... наверное, я совсем потеряла разум, раз позволила тебе зайти так далеко. – Но больше вы ничего не потеряли, – сказал я, и она снова засмеялась. Ее голос прозвучал громче и чуть более хрипло, чем обычно. Такой смех иногда слышится поздно вечером в питейных заведениях. Уверен, вам тоже приходилось его слышать. Когда вся публика сидит в одном конце бара и все таращатся на какого-нибудь парня, раздвинув губы и поблескивая остекленевшими глазами; а он вдруг возвышает голос и громко хлопает ладонью по стойке. И тут раздается этот смех. – Милашка, – сказала она, потрепав меня по щеке. – Просто конфетка. А теперь я пойду вниз и соображу что-нибудь насчет обеда. Он будет готов только через час, так что можешь пока вздремнуть, если хочешь. Я сказал, что так и сделаю, когда распакую чемоданы, и она, улыбнувшись, ушла. Я начал разбирать свои вещи. Я был очень доволен тем, как идут дела. Пару минут назад я решил, что, быть может, слишком тороплюсь, но, похоже, все сработало отлично. С такой дамочкой – если вы ей действительно понравились – можно совсем забыть про тормоза. Я закончил с распаковкой чемоданов и вытянулся на кровати, раскрыв журнал с детективными историями «из жизни». Перевернув несколько страниц, я нашел то место, на котором остановился в прошлый раз: "...Таков был Малыш Чарли Биггер, самый жестокий и неуловимый киллер за всю историю криминального мира. Вероятно, мы никогда не узнаем точного числа жертв, убитых им за деньги, но в официальном обвинении их значилось шестнадцать. Его разыскивала полиция в Нью-Йорке, Филадельфии, Чикаго и Детройте. Малыш Биггер неожиданно исчез в 1943 году, сразу после того, как его брат и посредник, Верзила Люк Биггер, был убит в бандитской перестрелке. Что произошло с ним дальше – до сих пор предмет жарких споров как в полиции, так и в криминальном мире. Согласно некоторым слухам, он умер несколько лет назад от туберкулеза. Другие утверждают, что он стал жертвой мести, так же как его брат Верзила. Третьи считают, что он все еще жив. Истина, однако, проста и заключается в следующем: никто не знает, что случилось с Малышом Биггером, потому что никто не знал его самого.Нет ни одного человека, который после знакомства с ним остался бы в живых. Все свои сделки он заключал через брата. Его никогда не арестовывали, не фотографировали, не снимали отпечатки пальцев. Разумеется, при такой «убийственной» активности ни один человек не мог остаться совершенно анонимным, и Малыш Биггер – не исключение. Однако картина, которую нам удалось составить из разных кусочков, больше разжигает наше любопытство, чем удовлетворяет его. Предположив, что Малыш Биггер до сих пор жив и не слишком изменился, мы можем представить его как скромного на вид мужчину, невысокого роста, чуть выше пяти футов, весом приблизительно в сотню фунтов. У него слабые глаза, и он носит очки с толстыми линзами. Говорят, он страдает туберкулезом. Его зубы в очень плохом состоянии, многих уже не хватает. По характеру это вспыльчивый и энергичный человек, пьет и курит умеренно. Он выглядит моложе своих тридцати или тридцати пяти лет – именно столько, по нашим оценкам, ему должно исполниться сегодня. Несмотря на свою внешность, Малыш Биггер может легко завоевывать расположение людей, особенно женщин..." Я отложил журнал в сторону. Сел и сбросил на пол свои ботинки на платформах. Подойдя к высокому комоду, подвинул к себе зеркало и открыл рот. Вытащил верхнюю, потом нижнюю челюсть. Вывернул веки – сначала одно, затем другое – и снял контактные линзы. Минуту я разглядывал себя, оценивая свой загар и набранную мускулатуру. Потом я закашлялся и посмотрел в носовой платок. Мне не понравилось то, что я увидел. Я снова лег на кровать и стал думать о том, что надо заботиться о своем здоровье, и о том, не повредит ли мне, если я буду заниматься с ней любовью. Я закрыл глаза, размышляя о нем... о ней... о Боссе... о Фруктовом Пироге... об этом дерьмово-рвотном доме, о голом дворике без травы, о скрипучих ступеньках, и... и об этих воротах. Я резко открыл глаза, потом снова их закрыл. Надо что-то сделать с этими воротами. К дому невозможно пройти, не оставив на них клочки одежды. Глава 3 Я встретился с мистером Кендэллом, вторым жильцом, когда спускался вниз к обеду. Это был благообразный старикан из тех, что сохраняют чопорный вид, даже если запереть их в дешевом туалете и заставить проползти под дверью. Он сказал, что очень рад со мною познакомиться и сочтет для себя большой честью, если сможет помочь мне обустроиться в Пирдэйле. Я ответил, что это очень любезно с его стороны. – Я подумывал насчет работы, – сказал он, когда мы входили в столовую. – Поскольку вы немного опоздали, с этим могут быть определенные трудности. Здесь очень ценятся места с неполной занятостью. Я буду посматривать у себя в пекарне – знаете, у нас работает больше студентов, чем во всем городе. Быть может, рано или поздно вам что-нибудь подвернется. Я сказал, что не хочу, чтобы у него были из-за меня проблемы. – Никаких проблем. В конце концов, мы с вами соседи, и... Ах, какое аппетитное зрелище, миссис Уинрой. – Спасибо! – Она сделала легкую гримасу и отбросила с лица прядь волос. – Полагаю, вы можете попробовать его и на вкус. Один Бог знает, когда вернется Джейк. Мы сели за стол. Мистер Кендэлл занялся распределением блюд, а она упала в кресло, обмахивая себя ладонью. Она не шутила, когда говорила, что «сообразит» насчет обеда. Похоже, она сбегала в гастроном и притащила оттуда целую гору консервированных продуктов. Нет, конечно, это можно было есть. Она накупила много всякой всячины, и хорошего качества. Но она могла сделать то же самое, затратив вполовину меньше денег и чуть больше усилий. Мистер Кендэлл попробовал спаржу и сказал, что она очень хороша. Потом он оценил анчоусы, импортные сардины и вареный язык, заявив, что они просто замечательны. Он промокнул губы своей салфеткой, и я почти ожидал услышать, что и она тоже достойна всяческих похвал. Я был готов услышать какой-нибудь комплимент по поводу ее изумительного консервного ножа. Вместо этого он повернулся и посмотрел на дверь, склонив голову немного набок. – Мне кажется, это Руфь, – сказал он немного погодя. – Как вы думаете, миссис Уинрой? Миссис Уинрой прислушалась. Она кивнула. – Слава богу, – вздохнула она, и ее лицо стало проясняться. – Я боялась, что она задержится еще на день. – Руфь – это молодая дама, которая здесь работает, – сказал мне мистер Кендэлл. – Она тоже учится в колледже. Очень милая и достойная леди. – В самом деле? – спросил я. – Наверно, мне не стоит это говорить, но чихает она как иерихонская труба. Он бросил на меня смущенный взгляд. Миссис Уинрой разразилась смехом. – Чушь! – сказала она. – Это машина ее отца, или ее Па, как она его называет. Он подвозит ее на ферму и обратно каждый раз, когда она наносит им визит. В ее голосе прозвучала язвительная нотка, но особого яда в нем не было, только юмор и легкое презрение. Машина остановилась перед домом. Дверь открылась и с грохотом захлопнулась, кто-то сказал: «Ну все, дочка, дальше сама», снова заработала тарахтелка, и машина поехала обратно. Скрипнули ворота. На дорожке послышались шаги, точнее, один шаг и стук, словно удар тросточкой. Она приближалась, шагая и постукивая. Она поднялась по ступенькам – тук-тук, тук-тук – и вошла в дом. Мистер Кендэлл печально покачал головой. – Бедняжка, – сказал он, понизив голос. Миссис Уинрой извинилась и встала. Она встретила Руфь у входной двери и сразу провела ее в коридор и на кухню. Поэтому я почти не успел ее разглядеть – можно сказать, мне удалось бросить на нее только один взгляд. Но то, что я увидел, меня заинтересовало. Вам это, может быть, и не было бы интересно, а вот мне – да. На ней было прорезиненное пальто – скрипело оно так, что изготовителю следовало бы платить людям, отважившимся его носить, – и юбка из грубой шерсти. Ее очки смахивали на те, что носили наши дедушки: с крошечными линзами, в стальной оправе и с зажимом на носу. Глаза в них выглядели словно два ореха в тарелке со сливочной помадкой. Волосы у нее были черные, блестящие и густые, но, – господи! – что за ужасная прическа! У нее была только одна нога, правая. Пальцы на левой руке, которой она вцепилась в свой костыль, были слегка искривлены. Я услышал, как миссис Уинрой уверенным и энергичным тоном дает ей распоряжения по кухне. Потом я услышал шум выливаемой в раковину воды, звон посуды и – тук-тук-тук – все быстрее и быстрее, – робкий, извиняющийся, торопливый звук. Мне показалось, я слышу, как ему в такт колотится ее сердце. Мистер Кендэлл передал мне сахар и положил несколько ложек в свой кофе. – Цик-цик, – поцокал он языком. Я не раз читал про такое цоканье в книгах, но впервые встретил парня, который делал это в жизни. – Какое несчастье для такой прекрасной молодой женщины! – Да уж, – сказал я. – Действительно. – И самое ужасное, что с этим ничего нельзя поделать. Ей придется мириться с этим до конца своих дней. – Вы хотите сказать, что у нее нет денег на протез? – спросил я. – Ведь сейчас многим делают протезы. – Э-э... – Он в замешательстве посмотрел в свою тарелку. – Да, конечно, семья у нее не богатая. Но... в общем, дело тут не совсем в деньгах. – А в чем тогда? – Ну... э-э... хм... – Он покраснел. – Я не очень хорошо знаю... э-э... ее ситуацию... так сказать, изнутри. Но насколько я понимаю, это вызвано... ну... не совсем правильным развитием ее... э-э... – Да? – подбодрил я. – Ее левой конечности! – закончил он. Последнее слово он произнес так, словно это было ругательством. Усмехнувшись про себя, я еще раз повторил: «Да?» Но он больше ничего не стал говорить о ее... хм... э-э... конечности, и я не стал на него давить. Не знать об этом было даже интереснее. Я решил, что все смогу выяснить и сам. Он набил свою трубку и закурил. Он спросил меня, замечал ли я когда-нибудь, как много достойных людей – тех, кто ведет самую скромную и порядочную жизнь, – столь мало получают от судьбы. – Да, – сказал я. – С другой стороны, – продолжал он, – все имеет свою положительную сторону. Руфь не смогла бы получить место ни в каком другом доме, а миссис Уинрой не смогла бы... э-э... у миссис Уинрой были определенные трудности в поисках прислуги. Так что все сошлось отлично. Миссис Уинрой получила благодарную и усердную служанку. А Руфь получила жилье, стол и деньги на расходы. Пять долларов в неделю, если я не ошибаюсь. – Вы шутите! – сказал я. – Пять долларов в неделю! Для миссис Уинрой это, наверно, очень тяжело. – Думаю, так оно и есть, – серьезно кивнул он, – если учесть, как обстоят у них дела. Но Руфь – просто замечательный работник. – Еще бы, за такие деньги. Он вынул изо рта трубку и посмотрел в чашку. Потом он поднял на меня взгляд и улыбнулся: – Я не люблю рассказывать про себя лично, мистер Бигелоу, однако... Короче говоря, я много лет был учителем. Английская литература. Да, я преподавал здесь, в колледже. Мои родители тогда были еще живы, и мне никак не хватало жалованья на всех троих, поэтому мне пришлось уволиться и заняться более прибыльным делом. Но я никогда не терял интереса к литературе, особенно к сатирическому жанру... – Понятно, – сказал я, в свою очередь немного покраснев. – Мне всегда казалось, что сатира не может существовать вне утонченной атмосферы высокого искусства. Она бывает или превосходной, или никакой... Я с удовольствием одолжу вам «Путешествия Гулливера», мистер Бигелоу. У меня есть также избранные произведения Лукиана, Ювенала, Батлера... – Хватит. Более чем достаточно! – Я поднял руку и улыбнулся. – Простите, мистер Кендэлл. – Все в порядке, – ответил он спокойно. – Конечно, вы пока не можете об этом знать, но студентка, которая зарабатывает пять долларов в неделю и имеет жилье и стол в университетском городке, – по крайней мере, в нашем городке, – может считать, что она очень хорошо устроилась. – Понятно, – сказал я. – Я ничуть в этом не сомневаюсь. И в этот момент мне в голову вдруг пришла безумная идея, от которой у меня пошел озноб по коже. Каждый человек чего-то стоит, и если и у этого благообразного тупого старикана была своя цена... Он мог значить для меня очень много, почти все, в качестве запасного козыря в колоде. Он мог сидеть тут на подхвате, на крайний случай: просто как дополнительное прикрытие или как средство помощи... если ничего лучшего не окажется под рукой. Или, наоборот, он приглядывает за мной, страхует: вдруг я захочу сбежать... Но я уже сказал – это была безумная идея. Босс знал, что я не могу сбежать. Он знал, что я не провалю работу. Я выкинул эту мысль из головы, выкинул раз и навсегда. Если носиться с такими подозрениями, то вообще ничего не сможешь сделать. Миссис Уинрой вернулась с кухни и взяла с буфета свою сумочку. Она задержалась у стола. – Я не хочу торопить вас, джентльмены, но, если вы закончили, Руфь хочет поскорей убрать посуду. – Да-да, конечно. – Мистер Кендэлл отодвинул стул. – Мы можем перенести наш кофе в гостиную, миссис Уинрой? – Хорошо, только захватите заодно и чашку Карла, – ответила она. – Мне надо перекинуться с ним парой слов. – Да-да. Конечно. Он взял обе чашки и направился по коридору в гостиную. Я проводил миссис Уинрой до крыльца. На улице уже стемнело. Она приблизилась ко мне. – Вот негодяй, – сказала она с упреком, но при этом смеясь. – Я слышала, как ты его дразнил. Значит, ты считаешь, что мне очень тяжело? – Черт, – фыркнул я. – Надеюсь, вы понимаете, что я не собираюсь упускать эту возможность. Когда мне подворачивается удобный случай, я... Она усмехнулась: – Послушай, Карл... милый... – Да? – сказал я. Мои руки легли на ее бедра. – Мне надо ненадолго сходить в город. Я вернусь, как только смогу, но, если Джейк появится здесь раньше, ты не... В общем, не обращай на него никакого внимания. – Это будет трудновато. – Я хочу сказать, он почти наверняка придет пьяным. Он всегда напивается, когда приходит поздно. Не слушай, что он будет болтать, – это одни разговоры, он ничего не может сделать. Просто не обращай внимания на его слова, и все будет хорошо. Я сказал, что постараюсь. Что я еще мог ответить? Она быстро и крепко меня поцеловала. Потом вытерла мне губы носовым платком и сбежала по ступенькам. – Запомни, Карл! Просто не обращай на него внимания. – Я запомнил, – сказал я. Мистер Кендэлл ждал меня, беспокоясь, что мой кофе остынет. Я сказал, что с кофе все в порядке, именно то, что мне нужно, и он откинулся на стул и расслабился. Он снова начал говорить о поисках работы, считая само собой разумеющимся, что я хочу ее найти. Потом с моей работы он перешел на свою. Насколько я понял, в пекарне он был чем-то вроде менеджера, одним из тех менеджеров, которые не имеют официальной должности и вкалывают за те же гроши гораздо больше, чем обычные рабочие. Похоже, он намеревался провести ночь, посвящая меня во все подробности своего пекарского дела. Однако ему не удалось выполнить этот план, потому что он разглагольствовал только десять или пятнадцать минут, когда появился Джейк Уинрой. Вы, конечно, видели его фото: их видел всякий, кто читал газеты. Но снимки, которые в них поместили, наверно, были сделаны в то время, когда он был еще на коне. Потому что тот Джейк, которого вы видели в газетах, и тот, которого увидел я, были два совершенно разных человека. Это был высокий парень, футов шести ростом, и в обычное время он должен был весить фунтов двести. Но сейчас в нем было не больше ста сорока. Кожа на его лице висела складками. Она мешками болталась под глазами и проваливалась в рот. Даже нос его выглядел вялым и обвисшим. Он мотался на лице, как оплывшая свечка в расхлябанном подсвечнике. Джейк уныло горбился, сутулил плечи. Подбородок почти касался шеи, а шея клонилась и шаталась под тяжестью головы. Разумеется, он был совершенно пьян. У него были на это причины. Потому что он был уже мертвец; наверное, он и сам об этом знал. Он зацепился, проходя через ворота, – я так и знал, что за эти чертовы ворота обязательно кто-нибудь зацепится, – и, когда ему удалось отодрать себя от них, споткнулся и чуть не рухнул на крыльцо. Поднимаясь к двери, он, судя по звукам, сделал шаг вперед и два шага обратно. Последние ступеньки он преодолел решительным рывком и ввалился в столовую. Минуту он стоял, пошатываясь и пытаясь обрести равновесие. – Мистер Уинрой! – встревоженно бросился к нему мистер Кендэлл. – Я могу помочь вам... лечь в постель? – В п-постель? – икнул мистер Уинрой. – Т-ты к-к-кто? – Вы же отлично меня знаете, сэр! – К-конечно. Я знаю, а... а... т-ты? Ну с-скажи мне... ты к-кто? Мистер Кендэлл поджал губы. – Не возражаете, если мы пройдем ко мне в пекарню, мистер Бигелоу? – Думаю, мне лучше подняться в свою комнату, – сказал я. – Я... Джейк подскочил так, словно в него выстрелили. Он развернулся на звук моего голоса. Он уставился на меня, широко раскрыв глаза, и одна из его длинных, изборожденных венами рук указала в мою сторону: – Т-ты... кто? – Это мистер Бигелоу, – сказал мистер Кендэлл. – Ваш новый жилец. – А?.. А-а! – Он отступил на шаг, не спуская с меня глаз. – Ж-жилец, говоришь? Новый, говоришь... жилец? – Разумеется, новый жилец, – сухо ответил мистер Кендэлл. – Очень молодой человек, которого вы, кстати сказать, ставите в весьма неловкое положение. А теперь, если... – А? А-а! – Он продолжал пятиться к двери, слегка пригнувшись к полу. Его глаза неотрывно смотрели на меня сквозь пряди жирных черных волос. – Н-новый жилец. В н-неловкое положение... В неловкое... п-положение? А? Это звучало как заевшая пластинка под стертой и скрежещущей иглой. Он напоминал мне какое-то дикое и больное животное, которое загнали в угол. – А?.. А! – Казалось, он уже не мог избавиться от этих слов. Все, что ему оставалось, – это повторять их снова, снова, снова... – Это отвратительно, сэр! Вы прекрасно знаете, что к вам должен был приехать мистер Бигелоу. Я слышал, как вы говорили об этом с миссис Уинрой. – А? А-а!.. П-приехать... мистер Бигелоу? Приехать мистер... Б-биге... лоу? Его спина коснулась двери. В следующий момент он развернулся, бросился бежать и, споткнувшись, полетел с крыльца на землю. По дороге вниз он успел сделать полный кувырок. – Боже мой! – Мистер Кендэлл включил лампочку над дверью. – О боже мой! Он, наверно, совсем убился! Ломая руки, он кинулся на крыльцо. Я медленно вышел за ним. Но мистер Уинрой не был мертв и совсем не нуждался в моей помощи. – Н-нет! – заорал он. – Н-Н-НЕТ! Он встал на ноги, неуклюже заковылял к воротам, снова споткнулся и упал, но опять поднялся и, шатаясь, побежал по улице. Мы смотрели, как он бежит посреди дороги. Размахивая руками, качаясь из стороны в сторону и выписывая ногами немыслимые кренделя. Бежит, потому что ему не оставалось ничего другого, как бежать. Мне было его жаль. Но он должен был лучше выкрасить свой дом – этого я ему не мог простить. Но все-таки мне было его жаль. – Прошу вас, не берите в голову, мистер Бигелоу. – Старик коснулся моей руки. – Просто он становится совершенно невменяем, когда много выпьет. – Ясно, – сказал я. – Я все понял. Мой отец тоже много пил... Может быть, выключим эту лампу? Я оглянулся через плечо. Из бара напротив вышла кучка парней, они глазели на нас. Я выключил свет, и мы еще несколько минут постояли на крыльце. Он выразил надежду, что это происшествие не очень встревожило Руфь. Он снова пригласил меня в пекарню, но я отказался. Он набил табаком свою трубку и нервно закурил. – Не могу выразить, как я восхищаюсь вашей выдержкой, мистер Бигелоу. Боюсь, что я... Я всегда думал, что и сам являюсь человеком твердым и выдержанным, но... – Так и есть, – сказал я. – Вы держались отлично. Просто вы не привыкли к пьяным. – Вы говорите, что ваш отец... э-э... что он... Странно, что я об этом упомянул. Я хочу сказать – тут не было ничего плохого, но это было так давно, больше тридцати лет назад. – На самом деле я почти ничего не помню, – сказал я. – Это было году в тридцатом, я тогда был еще ребенком, но моя мать... Мне всегда приходится врать насчет одной вещи. О моем возрасте. – Цик-цик! Бедная женщина. Как трудно ей пришлось! – Он был углекопом, – сказал я. – Работал недалеко от городка Мак-Алестер, штат Оклахома. Профсоюзы тогда ничего не значили, и вы, конечно, помните, что в эти годы была депрессия. Работу можно было найти только на незаконных шахтах, где не было никакого контроля. Копали на свой страх и риск... Я замолчал, вспоминая, как это было. Вспомнил его сгорбленную спину и блеск в безумных от страха глазах. Вспомнил кашель по ночам, рыдания и вскрики. – Он вбил себе в голову, что мы хотим его смерти, – сказал я. – Если мы проливали немного еды, или рвали одежду, или еще что-нибудь в этом роде, он избивал нас до полусмерти... То есть избивал меня, я хотел сказать. Я был единственным ребенком. – Да? Но я не понимаю почему. – Очень просто, – усмехнулся я. – По крайней мере, для него это было просто. Ему казалось, что мы хотим сгноить его в шахте. Чтобы он не мог оттуда выбраться. Мы нарочно быстро все изнашиваем и портим, чтобы он вынужден был оставаться под землей... пока его там не похоронят. Мистер Кендэлл снова поцокал языком. – Ужасно! Несчастный парень. Если бы вы могли ему помочь... – Мы не могли ему помочь, – ответил я. – Но для него это не имело большого значения. Он должен был работать на шахтах, а если человек должен что-то делать, он это делает. Но легче от этого не становится. Наоборот, только хуже. Вы уже не смелый, не благородный, не бескорыстный и, вообще, совсем не тот, каким считали или хотели считать себя раньше. Вы просто крыса, которую загнали в угол. И ведете себя соответственно. – Хм... Вы на редкость вдумчивый молодой человек, мистер Бигелоу. Значит, ваш отец умер от пьянства? – Нет, – сказал я. – Он умер в шахте. Его завалило таким количеством породы, что труп потом откапывали целую неделю. Мистер Кендэлл, посокрушавшись и поцокав еще некоторое время, все-таки отправился в свою пекарню, а я вернулся в дом. Не спеша пройдя через столовую, я заглянул на кухню. Она склонилась над раковиной, повязав фартук, и отмывала целую гору посуды. Очевидно, миссис Уинрой накопила ее, пока девушки не было в доме, в придачу к другой грязной работе. Я повесил на стул пиджак и закатал рукава. Взяв большую ложку, я начал скрести ею сковородку. Все остатки пищи я сгреб в одну сковороду и пошел с ней к задней двери. Она не взглянула на меня, когда я вошел на кухню, и не смотрела на меня теперь. Но она заговорила. Торопливо и сбивчиво, как ребенок, который рассказывает стихотворение и старается поскорей его отбарабанить. – Мусорный бак возле крыльца... – Как, неужели у них нет цыплят? – спросил я. – Им надо завести цыплят и прикармливать их отходами. – Да, – сказала она. – Глупо просто так выбрасывать еду. В мире столько голодающих. – Я... я думаю, вы правы. – Она говорила так, словно ей не хватало дыхания. Это было все, что она могла из себя выдавить. Ее лицо пылало, как горящий дом, а голова так низко склонилась над раковиной, что я испугался, удержится ли девушка на ногах. Я вынес мусор на улицу и аккуратно стряхнул его в бак. Я знал, что она чувствует. Мне это было знакомо – ощущение человека, на которого все смотрят свысока, которого ругают и поносят все, кому не лень, словно он только для этого и родился. К таким вещам невозможно привыкнуть, просто со временем перестаешь ждать чего-нибудь другого. Когда я вернулся на кухню, она была еще в шоке от мысли, что между нами состоялся разговор. Она была в шоке, но ей это нравилось. Она сказала, что я не должен помогать ей мыть посуду, и тут же показала мне на полотенце. Она посоветовала мне надеть передник и сама повязала его мне своими дрожащими и неуклюжими пальцами. Мы стояли и мыли посуду, и наши руки время от времени соприкасались. Когда это случилось в первый раз, она отдернула руку так, словно обожглась об печку. Но потом она уже больше не пугалась. И когда я скользнул локтем по ее груди, мне показалось, что она на него слегка нажала. Изучая ее краем глаза, я убедился, что был прав насчет ее левой руки. Пальцы действительно были искривлены. Она не могла ими пользоваться как следует и пыталась от меня это скрыть. Несмотря на это – и даже на ее ногу, что бы там с ней ни было, – фигурка у нее была что надо. Привычка к тяжелой работе и глубокому дыханию сделала ее груди твердыми и крепкими. А необходимость все время орудовать костылем пошла на пользу ее бедрам. Посмотрели бы вы на них – вылитый круп у шотландского пони. Не в том смысле, что они были широкие. Я имею в виду, как ловко они были скроены и как хорошо прилажены к плоскому животу и узкой талии. Словно в этом месте природа вознаградила ее за все, чего ей не хватало в других. Я ее разговорил. Заставил ее смеяться. Повязав еще одно полотенце на голову, я стал вальсировать по кухне, а она, прислонившись к сливной полке, смеялась, краснела и пыталась меня остановить. – Хватит, Карл... – Ее глаза сияли. В них сверкало солнце, и оно сверкало для меня. – Перестань, пожалуйста... – Перестать что? – спросил я, выкидывая все новые коленца. – Что я должен перестать, Руфь? Вот это? Или вот это? Я продолжал дурачиться, а сам все приценивался к ней, и кое-что в моем мнении изменилось. Я подумал, что мне не стоит ничего советовать ей насчет одежды. Что вовсе не нужно ни во что ее обряжать или менять прическу. Потому что если она захочет нарядиться, то отлично сделает это сама, да и наряжаться ей совсем не надо. Потом ее смех вдруг оборвался. Она стояла и смотрела через мое плечо. Я знал, что произошло. Я всегда предчувствую такие вещи. Я медленно повернулся, стараясь держать руки подальше от карманов. Не знаю, звонил ли он в дверь, а мы его не услышали, или он просто вошел в дом без звонка. Но теперь он был здесь – высокий скуластый парень с острым, но дружелюбным взглядом и седеющими усами цвета заварного кофе. – Веселитесь, детки? – спросил он. – Что ж, отлично. Нет ничего лучше, как смотреть на резвящихся ребят. Руфь открыла и закрыла рот. Я улыбался и ждал. – Просто решил заглянуть на огонек, мисс Дорн, – продолжал он. – Вижу, у вас тут новый паренек... Кажется, мы раньше с тобой не встречались, верно? Я Билл Саммерс – шериф Саммерс. – Здравствуйте, шериф, – сказал я и пожал ему руку. – Меня зовут Карл Бигелоу. – Надеюсь, я не помешал своим визитом. Дай, думаю, посмотрю на паренька по имени... Бигелоу. Значит, говоришь, тебя зовут Карл Бигелоу? – Да, сэр, – ответил я. – Что-нибудь не так, шериф? Он медленно оглядел меня с ног до головы, нахмурился и снял с моей головы полотенце и передник; вид у него был такой, словно он не мог решить, что ему делать: расхохотаться или разразиться проклятиями. – Думаю, нам надо немного побеседовать, Бигелоу... Черт бы побрал этого Джейка Уинроя! Глава 4 Мы сидели в моей комнате. Миссис Уинрой пришла через пару минут после шерифа и так разволновалась, что мы предпочли подняться наверх. – Ничего не понимаю, – сказал я. – Мистер Уинрой знал, что я приеду к ним на несколько недель. Если он был против, тогда зачем... – Но тогда он еще не был с тобой знаком. Когда он тебя увидел и связал это с одной фамилией, которая похожа на твою, то... Вероятно, это сильно на него подействовало. Особенно если учесть, в какую переделку попал Джейк Уинрой. – Если кто-то должен чувствовать себя расстроенным, так это я. Посудите сами, шериф. Если бы я знал, что Джеймс С. Уинрой – тот самый Джейк Уинрой, меня бы сейчас здесь не было. – Понимаю. – Он сочувственно кивнул. – И все-таки кое-что мне не совсем понятно, сынок. Зачем ты вообще сюда приехал? Потащился в такую даль, из Аризоны, в какой-то городок Пирдэйл? – Отчасти именно поэтому. – Я пожал плечами. – Потому что это далеко от Аризоны. Как только я решил начать все снова, то подумал, что лучше это делать подальше от дома. Трудно вырасти в глазах людей, которые за много лет привыкли смотреть на тебя как на пустое место. – Так-так. Понятно. – Это одна из причин, – продолжал я. – Учеба здесь стоит недорого, и колледж согласился принять меня в качестве экстернового студента. Вы сами знаете, не многие колледжи пошли бы на это. Если у вас нет среднего образования, никто вас и слушать не станет. – Я рассмеялся, но мой смех прозвучал мрачно и уныло. – А теперь мне кажется, что я сильно промахнулся. Я мечтал об этом много лет – вот получу образование, найду хорошую работу, начну новую жизнь... Но, похоже, здорово прогадал. – Ну, ну, не стоит, сынок! – Он смущенно прочистил горло. – Не принимай так близко к сердцу. Я знаю, что все это чепуха, и мне эта история нравится не больше, чем тебе. Но у меня нет выбора, с Джейком Уинроем особый разговор. Просто помоги мне немного, и мы быстро покончим с этим делом. – Я расскажу вам все, что смогу, шериф Саммерс, – сказал я. – Отлично. Как насчет родных? – Отец у меня умер. Насчет матери и другой родни я сейчас ничего не знаю. Мы разошлись сразу после смерти отца. Это было так давно, что я уже почти не помню, как они выглядят. – Так-так, – сказал он. – Понятно. Я продолжал рассказывать. Ничего из того, что я говорил, нельзя было проверить, но я видел, что он мне верит, и было бы странно, если бы не верил. История была в общем-то правдива. Чистая истина, если не считать дат. В начале двадцатых в Оклахоме во время депрессии было полно угольных шахт. Были забастовки и схватки с полицией, все сидели без гроша, денег не хватало даже на еду, не говоря уже про лечение и похоронное бюро. У семей хватало дел и без того, чтобы заниматься свидетельствами о рождении и смерти. Я рассказал ему, как мы переехали в Арканзас, чтобы собирать хлопок, а потом еще южнее, в долину Рио-Гранде, на уборку фруктов, и снова к северу, где созрел новый урожай. Сначала мы путешествовали вместе, потом стали расходиться на день или два, чтобы найти работу. А потом и вовсе разошлись. Я продавал газеты в Хьюстоне, в Далласе. Торговал программками и шипучкой в Канзас-Сити. Однажды в Денвере, перед отелем «Браун-Палас», я стрелял деньги у какого-то франтоватого парня. И тот сказал мне: «Господи, Чарли, ты меня не узнаешь? Я твой брат, Люк...» Последний эпизод я, конечно, опустил. – Так-так, – перебил он меня. Я вывалил на него столько, что он устал. – Когда ты переехал в Аризону? – В декабре 1944-го. Не знаю точно, в каком году я родился, но тогда мне было лет шестнадцать. По крайней мере, – прибавил я, сделав вид, что хочу быть максимально точным, – уж никак не больше семнадцати. – Ясно, – сказал он, слегка нахмурившись. – Это само собой понятно. Возможно, тогда тебе еще и шестнадцати не было. – В то время вовсю шла война, и помощи ждать было неоткуда. Но мистер Филдс и его жена – очень приятная пожилая пара – дали мне работу на своей автозаправочной станции. Платили, правда, очень мало, потому что доход она приносила небольшой, но я был доволен и этим. Я жил вместе с ними, почти как их сын, и откладывал практически всю зарплату. А два года назад, когда па... то есть мистер Филдс... умер, я выкупил у нее автозаправку. Наверное... – Я замялся. – Наверно, это единственная настоящая причина, по которой я решил уехать из Таскона. Когда папа умер, а мама переехала в Айову, я уже не чувствовал себя там дома. Шериф прокашлялся и высморкал нос. – Черт побери Джейка, – пробормотал он. – Значит, ты продал дело и уехал? – Да, сэр, – ответил я. – Хотите посмотреть копию купчей? Я показал ему документ. Я также продемонстрировал ему письма миссис Филдс, которые она писала мне из Айовы перед тем, как умерла. Он прочитал их гораздо внимательней, чем купчую, а когда закончил, снова высморкал нос. – Будь я проклят, Карл. Мне чертовски жаль, что тебе приходится этим заниматься, но я еще не кончил. Ты не против, если я дам телеграмму в Таскон? Я должен это сделать. Иначе Джейк никогда от меня не отвяжется. – Вы хотите сказать... – Я сделал паузу. – Вы хотите связаться с шефом полиции в Тасконе? – Ты ведь не будешь возражать, верно? – Нет, – потупился я. – Просто я знал его не так хорошо, как некоторых других людей в городе. Может быть, заодно вы отправите телеграмму шерифу и окружному судье Маккафферти? Я часто заправлял их машины. – Будь я проклят! – сказал он и поднялся с места. Я тоже встал. – Это не займет много времени, шериф? Не знаю, как я смогу учиться в колледже, пока все это не утрясется. – Ты прав, – кивнул он сочувственно. – Мы все быстро выясним, и ты начнешь учебу в понедельник. – Перед этим мне хотелось бы съездить в Нью-Йорк. Разумеется, я не поеду, если вы так скажете. Однако я заказал там новый костюм, и в субботу должна быть последняя примерка. Я проводил его до двери, и мне показалось, что снаружи в коридоре скрипнул пол. – Люди не слишком охотно общаются с представителями моей профессии, так что больше я не буду тебя допрашивать. Но эти Уинрои... Не стоит тебе экономить на жилье, какой бы дешевой их лачуга ни была. Если хочешь знать мое мнение... – Да? – сказал я. – Нет... – Он вздохнул и покачал головой. – Думаю, что ничего хорошего из этого не выйдет. Джейк поднял ужасную шумиху, и ты сразу после этого съезжаешь. Не важно, что потом скажем ты или я. Все равно все будет выглядеть так, что ты вынужден был уехать, что в его безумной подозрительности есть какой-то смысл. – Да, – кивнул я. – Жаль, что я не знал, кто он такой, когда сюда приехал. Когда он ушел, я закрыл за ним дверь. Я вытянулся на кровати с сигаретой, полузакрыв глаза и пуская дым в потолок. Я чувствовал себя выжатым. Сколько ни готовься к таким вещам, они здорово тебя изматывают. Мне хотелось отдохнуть, немного побыть одному. Но дверь открылась, и в комнату вошла миссис Уинрой. – Карл, – сказала она хрипло, присев на край постели. – Прости меня, милый. Я убью этого Джейка, как только до него доберусь! – Забудь об этом, – отмахнулся я. – Кстати, где он сейчас? – Наверно, в своей парикмахерской. Может быть, всю ночь там проведет. И прекрасно, раз он считает, что там ему будет лучше! Мои пальцы скользнули по ее ноге и поползли вверх. Через пару секунд она их сжала и положила мою руку обратно на кровать. – Карл... Ты не сердишься? – Мне это не понравилось, – ответил я, – но я не сержусь. На самом деле мне даже жаль Джейка. – Он совсем спятил. Неужели он не понимает, что они не посмеют его убить? Для них это будет даже хуже, чем если бы он стал свидетельствовать на суде. – Да? – сказал я. – Боюсь, я не очень хорошо во всем этом разбираюсь, миссис Уинрой. – Они... Почему бы тебе не называть меня Фэй, милый? Когда мы одни, как сейчас. – Фэй, – произнес я. – Они ведь не осмелятся, правда, Карл? Здесь, в родном городе, где все знают его, а он знает всех? Нет, правда... – Она нервно рассмеялась. – Это единственное место на свете, где он в безопасности. Никто из чужих не сможет к нему подобраться – никто, кого он не знает... – Я к нему подобрался, – сказал я. – О, – она пожала плечами, – ты не в счет. Он знает, что те, кого посылает сюда колледж, в полном порядке. – Да? По его поведению этого не скажешь. – Потому что он все время пьет! У него уже белая горячка! – Как бы он себя ни вел, – сказал я, – ты не можешь его винить. – Не могу? – По крайней мере, не должна, – уточнил я. Я приподнялся на локте и погасил сигарету. – Будь я на месте Джейка, Фэй, – сказал я, – я бы смотрел на это дело так... Конечно, я знаю о преступниках только то, что вычитал в газетах. Но я умею ставить себя на место других людей, и если бы я был Джейком, то думал бы примерно вот что. Я бы думал, что если они решили убить меня, то я не смогу их остановить. Бесполезно что-то делать, бесполезно прятаться. – Но, Карл... – Если они могут достать меня в одном месте, то достанут и в другом. Все равно, где и каким способом и как бы трудно это ни было. Я бы знал, что они меня достанут, Фэй. – Но они не будут! Они не посмеют! – Конечно, – согласился я. – Дело никогда не дойдет до суда. Все об этом знают! – Что ж, тогда они знают об этом лучше меня, – сказал я. – Я говорю только о том, что чувствовал бы Джейк, если бы он думал, что они действительно хотятего убить. – Да, но ты говоришь... Я хочу сказать, если он знает, что они этого не сделают, то почему... – Он-то знает, но знают ли они? Понимаешь, о чем я? Он знает, что у них огромная сила и большие деньги. Он знает, что если им будет нужно, то рано или поздно они это сделают. – Но они... – Не станут, – усмехнулся я. – А если станут? Тогда Джейк никому не может доверять. Они могут добраться до него через кого угодно, даже через этого старика Кендэлла. – Карл! Это смешно! – Конечно, смешно, – сказал я, – но ты понимаешь, о чем я? Это может быть любой парень, которого никто не подозревает. – Карл... Она смотрела на меня, прищурив глаза, с интересом и опаской. – Да, Фэй? – спросил я. – Ты... А что, если... если... – Что «если»? – спросил я. Она продолжала смотреть на меня странным, опасливым взглядом. Потом вдруг рассмеялась и вскочила с места. – Господи, – сказала она. – А я еще говорю, что у Джейка едет крыша! Послушай, Карл. Ты будешь ходить в школу на этой неделе? Я покачал головой: Я не стал говорить ей, что она слишком любопытна. – В общем, Руфь уходит в девять, так что вставай в восемь, если хочешь, чтобы она приготовила тебе завтрак. Или можешь сам сделать себе кофе и тост или что-нибудь другое, чего тебе захочется. Я и сама так делаю. – Спасибо, – сказал я. – Я подумаю об этом завтра утром. После этого она ушла. Я открыл окно и снова растянулся на кровати. Мне нужно было помыться, но я совсем обессилел. Не мог даже раздеться и спуститься вниз, чтобы принять ванну. Я лежал тихо, заставляя себя не двигаться, хотя мне хотелось немедленно вскочить с кровати и посмотреть на себя в зеркало. Надо уметь держать себя в руках. С песком в ботинках далеко не убежишь. Я закрыл глаза, мысленно глядя на себя со стороны. Это занятие всегда мне нравилось. Словно смотришь на другого человека. Я делал это уже тысячи раз, и каждый раз в этом было что-то новое. Я смотрел на себя так, как смотрят на меня другие люди, и ловил себя на мысли: «Господи, какой приятный мальчуган. Сразу видно, паренек что надо...» То же самое я подумал и сейчас и почувствовал, как по спине бегут мурашки. Я начал размышлять о своих зубах и других деталях, хотя знал, что на самом деле все это не важно. Но я заставлял себя думать о них. Мне казалось, что лучше думать об этих и подобных им вещах, чем... чем о чем? Зубы и контактные линзы. Здоровое и загорелое лицо. Прибавка в весе. Прибавка в росте... и только отчасти из-за ботинок на высокой платформе, которые я носил с 1943 года. Я немного вытянулся с тех пор, как завязал, а теперь, когда я вернулся... или не вернулся? Предположим, я вдруг заболею, да так, что не смогу справиться с работой? Босс будет вне себя, и... и что это за имя? Чарльз Биггер – Карл Бигелоу? Не хуже всякого другого. Что бы я выиграл, назвавшись Честером Беллоузом или Чонси Биллингслеем, – имя все равно было бы более или менее похожим. Человек не может слишком далеко уйти от своего имени. Попробовать можно, но ничего хорошего из этого не выйдет. Есть метки на белье. Есть вопросы, на которые нужно отвечать. В общем... В общем, я не сделал никаких ошибок. Но Босс меня нашел. Раньше мы с ним никогда не виделись, но он знал, где меня искать. А если это удалось Боссу, то... Я закурил сигарету, сразу смял и откинулся на подушки. Босс – это особый разговор. Он не в счет. Я не сделал никаких ошибок и не собирался их делать. Не только в том, как выполнить работу, но и как замести следы. Потому что, как был гладко ты все ни сделал, все равно можно на чем-то засыпаться. И лучший способ «сгореть» – это попытаться попросту сбежать. Боссу не понравится, если ты провалишь дело. Если они тебя не достанут, то он достанет. Значит... Меня клонило в сон. Никаких ошибок. Не расслабляться ни на минуту. Никаких болезней. Используй их всех – миссис Уинрой прямо, а других косвенно. Пусть они будут на твоей стороне. Пусть они на сто процентов убедятся, что я не могу сделать то, что я должен сделать. Боссу совсем не обязательно за мной присматривать. Онибудут за мной присматривать. Они все будут следить, все ли я сделал правильно... все будут следить... всегда... и я... ...Они толпились по обеим сторонам этой узкой темной улицы, одинокой и темной улицы. Они занимались своими делами, смеялись, болтали и наслаждались жизнью; но в то же время они следили за мной. За тем, как я выслеживаю Джейка, а Босс выслеживает меня. Я обливался потом, я не мог перевести дыхание, потому что слишком долго пробыл на этой улице. А они шли за мной, проходили между мной и Джейком, но никогда не смотрели на Босса. Они хотели меня, МЕНЯ. И... я чувствовал во рту вкус угольной пыли, я слышал, как трещат подпорки в шахте, лампа на моем шлеме начала мигать, и... я схватил одного из ублюдков. Я схватил его или ее, мы перекатывались и кричали... Она была на моей кровати. Она лежала подо мной, пригвожденная моим телом, и я вжимал костыль ей в горло. Я заморгал, глядя на нее и пытаясь вырваться из сна. Я воскликнул: – Господи, малышка! Никогда больше... Я отбросил в сторону костыль, и она снова начала дышать, но все еще не могла сказать ни слова. Она была слишком испугана. Я взглянул в ее огромные, расширенные глаза – они следили за мной– и с трудом удержался от того, чтобы ее ударить. – Выкладывай! – рявкнул я. – И поживее. Что ты здесь делала? – Я... я... я... Я ввинтил ей в бок кулак и как следует нажал. Она задохнулась. – Говори! – Я... я... волновалась за тебя. Я испугалась, что... Карл! Не надо... Она стала бороться, и я налег на нее всем телом. Я держал ее, ввинчивал кулак, и она стонала и хватала ртом воздух. Она попыталась схватить меня за руку, и я нажал сильнее. – Не надо!.. Я никогда... Карл, я никогда... Так нельзя... Карл! Карл! Ты не должен... Я хочу ребенка, и... Она перестала меня упрашивать. Просить было больше не о чем. Я посмотрел вниз, прижав к ней голову, чтобы она не могла проследить за моим взглядом. Я взглянул и быстро закрыл глаза. Но я не смог удержать их закрытыми. Это была ножка ребенка. Совсем маленькая ступня на крошечной лодыжке. Она начиналась сразу над коленом – вернее, в том месте, где у нее могло быть колено, – маленькая лодыжка толщиной в большой палец... лодыжка и ступня ребенка. Пальцы сжимались и разжимались, двигаясь в такт ее телу... – Карл... О, Карл! – прошептала она. После долгой паузы – мне показалось, что она была очень долгой, – я услышал, как она сказала: – Не надо. Прошу тебя, не надо. Все в порядке, Карл... Пожалуйста, Карл... Не плачь больше... Глава 5 Мне не скоро удалось заснуть, и через полчаса я проснулся снова. Совершенно измученный, но с таким чувством, словно спал несколько часов. Вы знаете, как это бывает. И так продолжалось всю ночь. Когда я проснулся в последний раз, было уже половина десятого и в комнате светило солнце. Оно горело прямо на моей подушке, и лицо у меня было горячим и мокрым. Я быстро сел и схватился за живот. От солнца, внезапно ударившего, мне в глаза, меня начало мутить. Я сомкнул веки, но свет никуда не уходил. Он оставался где-то внутри, на изнанке век, в его лучах плясали тысячи маленьких предметов. Крошечные белые фигурки, похожие на цифру семь, танцевали, извивались и кружились передо мной. Я сел на край кровати, держась за живот и раскачиваясь взад-вперед. Во рту я чувствовал вкус крови, соленый и едкий, и думал о том, как это будет выглядеть при солнечном свете – все пурпурно-желтое и... Кое-как мне удалось одеться, вставить линзы и закрепить челюсти. Пошатываясь, я спустился в ванную, пнул ногой дверь, захлопнувшуюся за моей спиной, и встал на колени перед унитазом. Я обхватил его руками и сжал себя в кулак, глядя на воду, подрагивавшую на дне побуревшего фарфора. Потом по телу прошла волна судороги, и меня вырвало. Хуже всего, когда выворачивает в первый раз. Меня словно разорвало на две половины, рванув одновременно вперед и назад. Потом пошло легче; самое трудное было поддерживать дыхание, чтобы не задохнуться. Сердце колотилось все быстрей и громче. От слабости по лицу текла испарина, смешиваясь с кровью и блевотиной. Я знал, что произвожу ужасный шум, но меня это не волновало. В дверь постучали, послышался голос Фэй Уинрой: – Карл! С тобой все в порядке, Карл? Я не ответил. Я не мог. Дверь открылась. – Карл! Господи, милый, что случилось... Не оборачиваясь, я махнул назад рукой. Мол, все в порядке, мне очень жаль, и проваливай отсюда. Она сказала: «Я сейчас вернусь, милый», и я услышал, как она поспешила обратно в коридор и вниз по лестнице. Я прильнул к унитазу, закрыв глаза. К тому времени, когда она вернулась, я уже смочил лицо холодной водой и сидел на крышке унитаза. У меня была страшная слабость, но тошнота прошла. – Выпей это, дорогой. И я выпил – полстакана чистого виски. Я задохнулся и замотал головой, а она сказала: – Вот, возьми. Затянись покрепче. Я взял у нее сигарету и затянулся как можно глубже. Виски струилось вниз, холодя и согревая меня в тех местах, где мне надо было охладиться и согреться. – Боже мой, милый! – Она опустилась передо мной на колени; не знаю, зачем она надевала этот пеньюар, все равно он ничего не скрывал. – С тобой часто это бывает? Я покачал головой: – Так сильно не было с детства. Не знаю, что на меня нашло. – Господи, я не знала, что и думать. Даже с Джейком такого не бывало. Она улыбалась, преисполненная сочувствия. Но ее красновато-карие глаза смотрели на меня оценивающе. Кто я – крутой парень, с которым можно провести немало горячих деньков? Или просто жалкий и гнилой тип, достойный того, чтобы содрать с него несколько вшивых долларов, но ничего больше? Похоже, она составила свое мнение. Она встала и обвила меня руками, сомкнув их за моей спиной. Она произнесла: «М-м-м-мф!» – и поцеловала меня открытым ртом. – Ах ты, мой маленький негодяй, – прошептала она. – Ах ты, мой маленький злодей. Я уже подумывала... Но мне этого не хотелось. Пока. Я еще не был готов. Поэтому я повел себя слишком резко и разрушил ее настроение. – Грубиян! – рассмеялась она, прислонившись спиной к стене. – И не смей на меня таращиться, слышишь, грязный отвратительный мальчишка! – Тогда махни мне флажком, – сказал я. – Я реагирую только на красные флажки. Я смотрел, как она стоит передо мной, заливаясь смехом, показывая мне все, что у нее было. И при этом говорила мне, чтобы я не смел смотреть. Я смотрел на нее, слушал ее. И я смотрел на себя и слушал себя, глядя на себя со стороны. Это было все равно что смотреть фильм, который видел уже тысячу раз. И... и я подумал, что, в конце концов, в этом нет ничего странного. Я побрился и принял ванну, которой мне так не хватало вечером. Я оделся и поспешил вниз, когда она позвала меня с лестницы, и вошел в кухню. Она приготовила яйца с беконом и тостом, несколько долек апельсина и картофель фри. Для этого она использовала половину всей имевшейся посуды, но получилось совсем неплохо. Она сидела напротив меня на кухонном столе, шутила и смеялась, подливая мне кофе. Я видел ее насквозь, но... все-таки она мне нравилась. Мы закончили завтрак, и я протянул ей сигарету. – Карл... – Да? – спросил я. – Я хочу сказать насчет... насчет того, о чем мы говорили вчера вечером. Она ждала. Я молчал. – Черт, – буркнула она наконец. – В общем, я думаю, что мне лучше пойти поискать Джейка. Пусть не появляется здесь сколько хочет, но он должен дать мне денег. – Жаль, что тебе приходится его искать, – сказал я. – Думаешь, он не вернется домой? – Откуда мне знать, что он сделает? – Она сердито пожала плечами. – Может быть, он будет прятаться все время, пока они не разузнают все насчет тебя. – Мне очень жаль, – сказал я. – Я совсем не хотел создавать ему проблемы. Она снова бросила на меня один из своих задумчивых взглядов, прищурив глаза сквозь сигаретный дым: – Карл. Ведь все будет в порядке, верно? Этот шериф... он... с ним все будет в порядке? – Почему же нет? – И ты собираешься учиться в школе? – Было бы странно, если бы не стал учиться, – ответил я. – Разве не так? – О, я не знаю! – Она нервно рассмеялась. – Сегодня я с утра сама не своя. – Все из-за этого города, – заметил я. – Это бывает, когда сидишь в такой дыре и не знаешь, чем заняться. А ты совсем другая. Слишком хороша для такой жизни. Я понял это сразу, как тебя увидел. – Правда, милый? – Она похлопала меня по руке. – Мне кажется, ты могла бы где-нибудь петь, – сказал я. – Найти себе работу, чтобы вести жизнь, которой ты достойна. – Да. Может быть. Не знаю, – ответила она. – Будь у меня приличная одежда и деньги, чтобы принарядиться... Возможно, что-нибудь и вышло бы. Не знаю, Карл. Я слишком долго сидела без дела. Не уверена, что я вообще смогу работать, даже чтобы выбраться отсюда. Я кивнул. Я сделал еще один шажок. Может быть, в этом не было большой необходимости, но и вреда тоже не было, а польза могла быть немалая. – Ты еще и боишься, верно? – сказал я. – Боишься, что у жены Джейка Уинроя могут быть проблемы. – Боюсь? – Она удивленно вскинула брови. – Почему я должна... Похоже, это ни разу не приходило ей в голову. Теперь я увидел, как эта мысль проникла в нее, осела в глубине и стала разрастаться. Кровь отхлынула от ее лица, губы задрожали. – Н-но... ведь это не моя вина, я тут совсем ни при чем, Карл! Ведь они не могут... они не станут меня в этом винить, правда, Карл? – Наверное, – сказал я. – По крайней мере, они не стали бы тебя винить, если бы знали, что ты об этом думаешь. – Карл! Но что я могу... Господи, милый, мне даже не приходило в голову! Я тихо рассмеялся. Здесь надо было остановиться. Ее воображение сделает за меня всю работу. – Боже мой, – сказал я, – уже столько времени. Почти одиннадцать часов, а мы только кончили завтракать. – Но, Карл, я... – Забудь об этом. – Я улыбнулся ей. – Что я могу знать о таких вещах? Тебе пора в город. Я встал и начал убирать со стола. После долгой паузы она тоже поднялась, но не сделала ни шагу к двери. Я взял ее за плечи и слегка встряхнул. – Я же говорил, – усмехнулся я. – Это место действует тебе на нервы. Тебе надо съездить куда-нибудь на уик-энд. Она слабо улыбнулась, все еще бледная как стена. – Было бы неплохо. Только некуда. – Что-нибудь найдется, – возразил я. – У тебя есть родные? – Сестра в Бронксе, но... – Ты с ней в ладах? Она сможет дать тебе алиби, если Джейк начнет расспрашивать? – Ну, я не... А зачем? – Она нахмурилась, недоуменно моргая; и я подумал, что ошибся в ней или повел дело слишком круто. Потом она рассмеялась тихим, хрипловатым смешком. – Паренек! – сказала она. – Не говорила ли я, что ты жулик? Постой, Карл. Будет довольно странно, если мы оба... – Не оба, – прервал ее я. – Не волнуйся, я все устрою. – Хорошо, Карл. – Она быстро кивнула. – Ты не... ты не думаешь, что я шлюха, правда? Просто я... Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=121402) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания