Девять принцев Амбера Роджер Желязны Хроники Амбера #1 Престол таинственного Янтарного королевства – приз победителю в жесткой игре отражений. Сталь и огонь, предательство и коварство, жизни и судьбы людей – все это ничто перед грандиозностью великой цели. Ведь из девяти претендентов – Девяти принцев Амбера – лишь одному суждено занять место на троне. Роджер Желязны Девять принцев Амбера 1 После целой вечности ожидания кажется, что-то стало проясняться. Попытался пошевелить пальцами ног – удалось. Я лежал, распластавшись, в больничной постели, обе ноги были в гипсе, но все-таки это были мои ноги. Я изо всех сил зажмурился, потом открыл глаза – и так три раза. Комната постепенно перестала вращаться вокруг меня. Но где это, черт побери, я нахожусь? Постепенно туман, застилавший мозг, начал рассеиваться, и я кое-что припомнил. Долгие темные ночи, санитарок и уколы. Каждый раз, как только я начинал приходить в сознание, меня тут же кололи какой-то гадостью. Так все и было. Да. Именно так. Но сейчас я чувствовал себя вполне прилично. По крайней мере наполовину. И им придется прекратить это их лечение. Придется ли? Может быть, и нет – внезапно пришло на ум. Естественный скептицизм относительно чистоты человеческих намерений прочно укоренился в моем мозгу. Да меня просто перекололи наркотиками, – внезапно сообразил я. По моим ощущениям, никакой особой необходимости в этом не было и не могло быть, но если уж они начали, то с какой стати им останавливаться именно сейчас? Ведь наверняка за это заплачено. Значит – действуй хладнокровно и сделай вид, что ты все еще в дурмане, – подсказал мой внутренний голос, мое второе я, самое худшее, но и более мудрое. Я последовал его совету. Санитарка осторожно заглянула в палату примерно десятью минутами позже и, конечно, я все еще храпел. Дверь тихо закрылась. К этому времени в памяти восстановилось кое-что из того, что произошло. Я смутно припоминал, что попал в какую-то аварию. Что произошло потом – было как в тумане, ну, а о том, что было до этого, я вообще не имел ни малейшего представления. Но сперва меня привезли в обычный госпиталь, а потом перевели сюда, это я помнил, но не знал, почему. Однако я чувствовал, что ноги были в полном порядке. По крайней мере, я вполне мог ходить, хотя и не помнил точно, сколько времени прошло с тех пор, как я их сломал. Ну а то, что у меня было два перелома – это помнил. Голова несколько кружилась, но вскоре это прошло, и я поднялся, держась за железный прут изголовья кровати, и сделал свой первый шаг. Полный порядок – ноги меня держат. Итак, теоретически я вполне способен уйти отсюда восвояси. Я вновь добрался до кровати, улегся поудобнее и стал думать. Меня зазнобило, на лбу выступил пот. Во рту отчетливо чувствовался вкус сладкого пудинга… В Дании пахло гнилью… Да, я попал в автокатастрофу, да еще какую… Затем дверь открылась, впустив в комнату луч яркого света из коридора, и сквозь щелки век я увидел сестру со шприцем в руках. Она подошла к постели – широкобедрая бабища, темноволосая и с толстыми руками. Как только она приблизилась, я сел. – Добрый вечер, – сказал я. – Д-добрый… – ответила она. – Когда я выписываюсь отсюда? – Это надо узнать у доктора. – Узнайте! – Пожалуйста, закатайте рукав. – Нет, благодарю вас. – Но мне надо сделать вам укол. – Нет, не надо. Мне он не нужен. – Боюсь, что доктору виднее. – Вот и пригласите его сюда, и пусть он сам это скажет. А до того я не позволю делать себе никаких уколов. – И все же боюсь, что тут ничего нельзя сделать. У меня точные указания. – Они были и у Эйхмана, а поглядите-ка только, что с ним сделали. И я медленно покачал головой. – Ах вот как, – сказала она. – Учтите, что мне придется доложить об этом… этом… – Обязательно доложите, – съехидничал я, – и кстати, во время своего доклада не забудьте сказать, что я решил выписаться отсюда завтра утром. – Это невозможно. Вы не можете даже стоять на ногах, а что касается внутренних повреждений и кровоизлияний… – Посмотрим, – сказал я, – спокойной ночи. Она исчезла из комнаты, не удостоив меня ответом. Я вновь улегся поудобнее и задумался. Похоже было, что я нахожусь в частной клинике, и это означало, что кто-то должен был оплачивать счет, и немалый. Но кто? Кого я знал? Я не мог вспомнить ни одного своего родственника или друга. Что из этого следовало? Что меня упрятали сюда враги? Я стал думать дальше. Ничего. И никого, кто мог бы поместить меня сюда. Мой автомобиль упал с небольшого утеса прямо в озеро… И это было все, что я помнил. Я… Я весь напрягся, и меня вновь прошиб пот. Я не знал, кто я такой. И чтобы хоть чем-то занять себя, я уселся на постели и принялся разбинтовывать все свои повязки. Под ними все было в порядке, да к тому же меня не оставляло чувство, что я все делаю правильно. Я сломал гипс на правой ноге, используя как рычаг железный прут, выломанный в изголовье кровати. У меня внезапно возникло чувство, что надо убираться отсюда как можно скорее, и что мне обязательно надо сделать что-то очень важное. Несколько раз согнул и разогнул правую ногу. Полный порядок. Разбив гипс на левой ноге, я поднялся и подошел к стенному шкафу. Моей одежды там не было. Затем я услышал шаги. Я вернулся на кровать и как можно более тщательно накрылся бинтами и разломанным гипсом. Дверь вновь открылась. Затем комната ярко осветилась, и у самого входа, у выключателя встал здоровенный детина в белом халате. – Мне сказали, что вы тут грубо отказываетесь подчиниться нашей санитарке, – сказал он. Здесь уже было не притвориться спящим. – Как это понять? – Не знаю, – ответил я, – а что? Это его обеспокоило на секунду-другую, затем, нахмурившись, он продолжал. – Сейчас время вашего вечернего укола. – Вы врач? – Нет, но мне велено сделать вам укол, а для этого у меня хватит медицинской подготовки. – А я отказываюсь от укола, – сказал я, – и имею на это полное юридическое право. В конце концов, какое вам дело? – Я сделаю вам укол, – проговорил он, приближаясь с левой стороны кровати. В руке его появился шприц, тщательно до этого скрываемый. Это был очень некрасивый, грязный удар, дюйма на четыре ниже пояса, если я не ошибаюсь. Он упал перед кроватью на колени. – …. …. – сказал он спустя некоторое время. – Еще раз подойдете ко мне, и пеняйте на себя. – Ничего, мы умеем обращаться и с такими пациентами – выдавил он с трудом. Тогда я понял, что наступило время действовать. – Где моя одежда? – … … – повторил он. – В таком случае мне придется позаимствовать вашу. Дайте-ка ее сюда. Его ругань начала уже утомлять меня, так что пришлось накинуть на него простыню и оглушить железным прутом. Примерно через две минуты я был одет во все белое – цвет Моби Дика и ванильного мороженого. Какое уродство. Я запихал его в стенной шкаф и выглянул сквозь зарешеченное окно. Я увидел старую луну с молодым месяцем на руках, качающую его над верхушками тополей. Трава слабо серебрилась и переливалась тонким светом. Ночь слабо спорила с солнцем. Ничто не подсказывало, где именно я находился. Комната моя тем не менее располагалась на третьем этаже здания, и освещенный квадрат окна слева внизу от меня говорил о том, что на первом этаже кто-то не спал. Так что я вышел из комнаты и осмотрел коридор. Слева он заканчивался глухой стеной с зарешеченным окном, и по обе стороны располагались четыре двери. Скорее всего, они вели в такие же палаты, как и моя. Вернувшись к окну, я не обнаружил ничего нового: те же деревья, та же земля, та же ночь. Я повернулся и направился в другую сторону. Двери, двери, двери без единой полоски света под ними, и единственный звук – шлепанье моих ног, да и то только потому, что позаимствованная обувь оказалась слишком велика. Часы моего вышибалы показывали пять часов сорок четыре минуты. Металлический прут я заткнул за пояс под белым халатом, и он очень неудобно бил меня во время ходьбы по бедру. На потолке примерно через каждые двадцать футов горела лампа дневного света. Добравшись до первого этажа, я свернул направо и пошел по коридору, высматривая дверь с выбивающейся из под нее полоской света. Дверь эта оказалась самой последней в коридоре, и я был так невежлив, что вошел в нее без стука. За большим полированным столом, наклонившись над одним из ящиков, сидел человек в роскошном халате. На палату эта комната что-то не была похожа. Он поднял голову, глаза его загорелись, а губы раздвинулись на секунду, как будто он хотел закричать, но удержался, увидев выражение моего лица. Он быстро встал. Я закрыл за собой дверь, подошел ближе и поздоровался: – С добрым утром. Боюсь, у вас будут крупные неприятности. Люди, по-видимому, никогда не излечатся от любопытства по поводу неприятностей, потому что, подождав те секунды, которые потребовались мне, чтобы пересечь комнату, он спросил: – Что вы хотите этим сказать? – Я хочу сказать, – ответил я, – что я собираюсь подать на вас в суд за то, что вы держали меня взаперти, а также за издевательство и незаконное употребление наркотиков. В настоящий момент у меня как раз начался тот период, когда мне необходим укол морфия, а потому я за себя не отвечаю и могу начать бросаться на людей, и… Он выпрямился. – Убирайтесь отсюда! Тут я увидел на столе пачку сигарет. Закуривая, я процедил: – А теперь сядьте и заткнитесь. Нам надо кое-что обсудить. Сесть-то он сел, но не заткнулся. – Вы нарушаете сразу несколько наших правил! – Вот пусть суд и разберется в том, кто и что нарушает, – ответил я. – А теперь мне нужна моя одежда и личные вещи. Я выписываюсь. – Вы не в том состоянии… – Вас не спрашивают. Гоните мои вещи, или я действительно обращусь в суд. Он потянулся к кнопке звонка на столе, но я отбросил его руку. – Мои вещи, – повторил я. – А это вам следовало сделать раньше, как только я вошел. Сейчас уже слишком поздно. – Мистер Кори, вы были очень тяжелым па… Кори??? – Сам я сюда не ложился, – перебил его я, – но будьте уверены, выписаться отсюда я выпишусь. И причем сейчас. Так что не задерживайте меня. – Совершенно очевидно, что вы сейчас не в том состоянии, чтобы оставить стены клиники, – ответил он. – Я не могу допустить этого. Сейчас я позову санитара, чтобы он помог вам добраться обратно в палату и уложил в постель. – Не советую. В противном случае вы на себе испытаете, в каком я сейчас состоянии. А теперь ответьте мне на несколько вопросов. Во-первых, кто поместил меня сюда и платит за всю эту роскошь? – Ну хорошо… Он вздохнул, и его маленькие усики печально опустились долу. Открыв ящик стола, он сунул туда руку, и я насторожился. Мне удалось выбить пистолет еще до того, как он спустил предохранитель. Очень изящный кольт-32. Подобрав пистолет с крышки стола, я сам снял его с предохранителя и направил в сторону доктора. – Отвечайте. По-видимому, вы считаете, что я опасен, и можете оказаться правы. Он слабо улыбнулся и тоже закурил, явный просчет с его стороны, если он желал выглядеть уверенным в себе. Руки у него здорово тряслись. – Ну ладно, Кори, – сказал он. – Коли это вас успокоит, то поместила вас сюда ваша сестра. – Какая сестра? – Эвелина. И это имя мне ни о чем не говорило. – Странно. Я не видел Эвелину много лет, сказал я. – она даже не знала, что я живу в этих местах. Он пожал плечами. – И тем не менее… – А где она живет сейчас? Я хотел бы навестить ее. – У меня нет при себе ее адреса. – В таком случае узнайте его. Он поднялся, подошел к полке с картотекой и вытащил оттуда одну из карточек. Я внимательно прочел все, что там было написано. Мисс Эвелина Флаумель… Адрес в Нью-Йорке тоже был мне незнаком, но я его запомнил. Судя по карточке, меня звали Карл. Карл Кори. Прекрасно. Чем больше данных, тем лучше. Я засунул пистолет за пояс, рядом с прутом. Естественно, поставив на предохранитель. – Ну ладно, – сказал я. – Где моя одежда и сколько вы мне заплатите? – Вся ваша одежда пропала при катастрофе, – прошипел он, – и я все же должен сообщить вам, что у вас были сломаны обе ноги, причем на левой переломов было два. Честно говоря, я просто не понимаю, как вы можете стоять. Прошло всего две недели… – Я всегда поправляюсь быстро, – ответил я. – А теперь поговорим о деньгах. – Каких деньгах? – Которые вы заплатите мне, чтобы избежать суда за незаконное содержание в клинике, злоупотребление наркотиками и так далее. – Не будьте смешным. – Кто из нас смешон? Я согласен на тысячу долларов наличными, только сразу. – Я не намерен даже обсуждать этого вопроса. – А я все-таки советую вам подумать, ведь что ни говори, посудите сами, что будут болтать о вашей клинике, если я не промолчу. А я вне всякого сомнения обращусь в медицинское общество, в газеты… – Шантаж, – сказал он, – но я на него не поддамся. – Заплатите вы мне сейчас или потом, после решения суда – мне все равно. Но сейчас это обойдется значительно дешевле. Если он согласится, то я буду твердо знать, что все мои догадки были верны и эта история достаточно грязна. Он уставился на меня и молчал довольно долго. – У меня нет при себе тысячи, – в конце концов выдавил он. – В таком случае назовите цифру сами, – предложил я. После еще одной паузы он добавил: – Это вымогательство. – Ну какие между нами могут быть счеты? Валяйте. Сколько? – В моем сейфе есть долларов пятьсот. – Доставайте. Тщательно осмотрев свой маленький стенной сейф он сообщил мне, что там всего лишь четыреста тридцать долларов, а так как мне не хотелось оставлять отпечатков пальцев, пришлось поверить ему на слово. Я забрал купюры и засунул их во внутренний карман. – Где тут у вас ближайшая компания такси? Он назвал место, и я проверил по телефонному справочнику, заодно уточнив, где я нахожусь. Я заставил его набрать номер и вызвать мне такси, во-первых, потому, что не знал названия его клиники, а во-вторых, потому, что не хотел показать ему, в каком состоянии моя память. Одна из повязок, которые я тщательно удалил, была вокруг головы. При заказе машины я услышал и название клиники: «Частный госпиталь в Гринвуде». Я затушил сигарету, вытащил из пачки другую и освободил свои ноги от примерно двухсотфунтовой тяжести, усевшись в удобное кресло коричневой кожи рядом с книжным шкафом. – Подождем здесь, и вы проводите меня до выхода. От него я больше так и не услышал ни слова. 2 Было часов восемь утра, когда шофер такси высадил меня на каком-то углу ближайшего города. Я расплатился и минут двадцать шел пешком. Затем зашел в закусочную, устроился за столиком и заказал себе сок, пару яиц, тост, бекон и три чашки кофе. Бекон был слишком жирный. Понаслаждавшись завтраком примерно с час, я вышел из закусочной, дошел до магазина одежды и прождал там до девяти тридцати – время открытия. Купил себе пару брюк, три рубашки спортивного покроя, пояс, нижнее белье и ботинки впору. Выбрал носовой платок, бумажник и расческу. Затем, отыскав гринвудскую автостанцию, купил себе билет до Нью-Йорка. Никто не попытался меня остановить. Никто, вроде бы, за мной не следил. Сидя у окна, глядя на осенний пейзаж с быстро мчавшимися по небу облачками, я попытался собрать воедино все, что знал о себе и о том, что со мной произошло. Я был помещен в Гринвуд как Карл Кори моей сестрой Эвелиной Флаумель. Это произошло после автокатастрофы примерно две недели назад. Притом у меня были переломаны ноги, чего я сейчас не чувствовал. И не помнил никакой сестры Эвелины. Персонал Гринвуда, очевидно, получил инструкции держать меня в постели в беспомощном состоянии: по крайней мере доктор был явно испуган, когда я пригрозил судом. Ну что ж. Значит, кто-то по какой-то причине боялся меня. Так и придется держаться. Я вновь стал вспоминать о том, как произошла катастрофа, и додумался до того, что у меня разболелась голова. Все же происшествие это не было случайностью. Я был твердо в этом убежден, хотя и не знал, почему. Ну что же, выясним и это, и тогда кому-то не поздоровится. Очень, очень не поздоровится. Ненависть горячей волной обдала мне грудь. Кто бы ни пытался повредить мне, знал, на что он шел, и делал это на свой страх и риск, так что теперь ему не на что будет жаловаться, кто бы это ни был. Я чувствовал сильное желание убить, уничтожить этого человека, и внезапно понял, что эти ощущения не в новинку мне, что в своей прошлой жизни я именно так и поступал. Причем не один раз. Я уставился в окно, на мертвые опадающие листья. Добравшись до Нью-Йорка, первым делом я отправился в парикмахерскую побриться и подстричься, затем переодел рубашку – терпеть не могу, когда шею щекочут срезанные волосы. Кольт-32, принадлежавший безвестному индивиду в Гринвуде, лежал в правом кармане моей куртки. Правда, если бы Гринвуд или моя сестра обратились в полицию с просьбой разыскать меня, да еще что-нибудь при этом приврали, незаконное ношение оружия вряд ли сослужило бы мне пользу, но все же так спокойнее. Сначала меня все же надо был найти, и я не знал, как будут разворачиваться события. Быстро перекусив в ближайшей столовой, я потом в течение часа ездил на метро и автобусах, соскакивая на самых неожиданных станциях, затем взял такси и назвал адрес Эвелины, якобы моей сестры, которая смогла бы освежить мою память. Проезжая по улицам города до Вестчестера, я обдумывал план дальнейших действий и свое поведение при встрече. И когда в ответ на мой стук дверь большого старинного дома отворилась практически сразу, я уже знал, что буду говорить. Я все тщательно обдумал, еще когда шел по извилистой аллее – подъезду к дому – мимо дубов-великанов и ярких осин, а ветер холодил мою только что подстриженную шею под воротником куртки. Запах тоника от моих волос смешивался с густым запахом плюща, обвивавшего стены старого кирпичного здания. Ничто не было мне знакомо, и вряд-ли я когда-либо был здесь раньше. На мой стук ответило эхо. Затем я засунул руки в карманы и стал ждать. Когда дверь отворилась, я улыбнулся и кивнул плоскогрудой служанке с россыпью родинок на лице и пуэрториканским акцентом. – Да? – спросила она. – Я бы хотел повидать мисс Эвелину Флаумель. – Как прикажете доложить? – Ее брат Карл. – О, входите, пожалуйста. Я прошел в прихожую, пол которой был выстлан мозаикой из крохотных бежевых и розовых плиток, а стены были целиком из красного дерева. Освещала все это серебряная с эмалью люстра, вся в хрустальных рожках. Девчушка удалилась, и я стал осматриваться, пытаясь хоть что-нибудь узнать. Тщетно. Тогда я стал просто ждать. Наконец, служанка вернулась, улыбнулась и изрекла: – Идите за мной, пожалуйста. Она примет вас в библиотеке. Я пошел за ней: три лестничных пролета вверх, а затем по коридору мимо двух закрытых дверей. Третья слева была открыта, и служанка остановилась, приглашая войти. Я остановился на пороге. Как и в любой другой библиотеке, повсюду здесь были книги. На стенах висели три картины – два пейзажа и одна марина. Пол застлан тяжелым зеленым ковром. Рядом с большим столом стоял столь же большой глобус, с его поверхности на меня смотрела Африка. Позади стола и глобуса во всю стену протянулось окно со стеклом по меньшей мере восьмисантиметровой толщины. Но остановился на пороге я не поэтому. На женщине, сидевшей за столом, было платье цвета морской волны с глубоким вырезом спереди, у нее были длинные волосы в локонах, по цвету напоминающие нечто среднее между закатными облаками и пламенем свечи в темной комнате, а ее глаза – я это чувствовал, знал – за большими очками, в которых она, по-моему, не нуждалась, светились такой же голубизной, как озеро Эри в три часа пополудни ясным летним днем. Цвет же ее сжатых коралловых губ удивительно гармонировал с волосами. Но все же и не поэтому я остановился на пороге. Я знал ее, эту женщину, знал, но абсолютно не помнил, кто она такая. Я вошел в комнату, тоже слегка сжав губы в улыбке. – Привет. – Садись, – ответила она, указывая рукой на стул с высокой спинкой и подлокотниками, как раз такой, что в нем можно было удобно развалиться. Я сел, и она принялась внимательно изучать меня. – Хорошо, что с тобой все в порядке. Я рада тебя видеть. – Я тоже. Как поживаешь? – Спасибо, хорошо. Должна сознаться, что не ожидала увидеть тебя здесь. – Знаю, – чуть иронически ответил я. – но я здесь, чтобы поблагодарить тебя за сестринскую заботу и ласку. С иронией я говорил специально, чтобы посмотреть на ее реакцию. В эту минуту в комнату вошла собака – ирландский волкодав – который дошел до самого стола и плюхнулся рядом с ним на пол. – Вот именно, – ответила она с той же иронией, – это самое малое, что я могла для тебя сделать. В следующий раз будь за рулем осторожнее. – Обещаю тебе, что в будущем я буду принимать все меры предосторожности. Я понятия не имел, в какие игры мы играем, но так как и она не знала, что я этого не знаю, я решил выудить из нее, что только возможно. – Я подумал, что тебе будет небезынтересно, в каком я сейчас состоянии, потому и пришел. – Да, – ответила она. – Ты что-нибудь ел? – Позавтракал, два часа тому назад. Она позвонила служанке и приказала накрыть стол. Затем осторожно обратилась ко мне. – Я так и думала, что ты сам выберешься из Гринвуда, когда поправишься. Правда, я не ожидала, что это будет так скоро и что ты явишься сюда. – Знаю. Потому-то я и пришел. Она предложила мне сигарету, и я вежливо сначала дал прикурить ей, потом закурил сам. – Ты всегда вел себя неожиданно, – сказала она после несколько затянувшейся паузы. – Правда, в прошлом тебе это помогало, но не думаю, что ты что-нибудь выгадаешь сейчас. – Что ты хочешь этим сказать? – Ставка слишком высока для блефа, а мне кажется, что ты именно блефуешь, явившись ко мне вот так запросто. Я всегда восхищалась твоей смелостью, Корвин, но не будь дураком. Ты ведь знаешь, как обстоит дело. Корвин? Запомним это наряду с «Кори». – А может и не знаю, – ответил я. Ведь на некоторое время я был выключен из игры, верно? – Ты хочешь сказать, что ни с кем не связался? – Просто еще не успел. Она наклонила голову в сторону, и ее удивительные глаза сузились. – Странно. Но возможно. Не верится, но возможно. Может быть, ты и не врешь. Может быть. И я попробую тебе поверить сейчас. И если ты действительно не врешь, то ты поступил очень умно и к тому же обезопасил себя. Дай мне подумать. Я затянулся сигаретой, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но она молчала, думая о своем участии в этой игре, о которой я ничего не знал, с игроками, которые были мне неизвестны, и о ставках в которой я не имел никакого понятия. – Одно то, что я пришел сюда, уже говорит кое о чем. – Да. Знаю. Но ты слишком умен, поэтому говорить это может слишком о многом. Подождем. Тогда увидим. Подождем чего? Увидим что? Галлюцинацию? К этому времени нам принесли бифштексы и кувшин пива, так что на некоторое время я был избавлен от необходимости делать загадочные замечания и тонко намекать на то, о чем не имел ни малейшего представления. Бифштекс был прекрасный – розовый внутри, сочный, и я смачно захрустел свежим поджаренным хлебом, запивая всю эту роскошь большим количеством пива. Она засмеялась, нарезая свое мясо маленькими ломтиками и глядя, с какой жадностью я поглощаю пищу. – Что мне в тебе нравится, так это жажда жизни, Корвин, – сказала она. – И это одна из причин, по которой мне так не хотелось бы, чтобы ты с ней расстался. – Мне тоже, – пробормотал я. И пока я ел, я представил себе ее. Я увидел ее в платье с большим вырезом на груди, зеленом, как может зеленеть только море, с пышной юбкой. Звучала музыка, все танцевали, позади нас слышались голоса. Моя одежда была двухцветная – черная и серебряная, и… Видение исчезло. Но то, что я сейчас вспомнил, было правдой, моим прошлым, в этом я не сомневался, и про себя я выругался, что помню только часть этой правды. Что она говорила мне там – тогда, когда звучала музыка, все танцевали и слышались странные голоса? Я налил из кувшина еще пива и решил испробовать на ней свое видение. – Я вспоминаю одну ночь, – сказал я, – когда ты была вся в зеленом, а я носил свои цвета. Как все тогда казалось прекрасно, и музыка… На лице ее появилось слегка мечтательное выражение, щеки порозовели. – Да, – ответила она, – Какие прекрасные были тогда времена… Скажи, ты действительно ни с кем еще не связался? – Честное слово, – сказал я. Что бы это ни значило. – Все стало значительно хуже, – сказала она. – И в Тени сейчас больше ужасов, чем даже можно себе представить… – И? – Он все в тех же заботах, – закончила она. – О. – Да, – продолжала она, – и ему хотелось бы знать, что ты намереваешься делать. – Ничего. – Ты хочешь сказать? – По крайней мере сейчас, – поспешно добавил я, потому что глаза ее слишком уж широко открылись от изумления, – до тех пор, пока точно не буду знать, в каком положении находятся сейчас дела. – А-а. Мы доели наши бифштексы и допили пиво, а кости отдали собакам. Второй ирландский волкодав зашел в комнату незадолго до этого и тоже улегся у стола Потом мы пили кофе, маленькими глоточками, и я почувствовал по отношению к ней самые настоящие братские чувства, которые, однако, быстро подавил. – А как дела у других? – наконец спросил я. Ведь такой вопрос ни к чему меня обязывал, а звучал он достаточно безопасно. На минуту я испугался, что она спросит меня, кого я имею в виду. Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала: – Как всегда, пока ничего нового не слышно. Возможно, ты поступил мудрее всех. Но как можно забыть… все величие?.. Я опустил глаза долу, потому что не был уверен в их выражении. – Нельзя, – ответил я. – Просто невозможно. Засим последовало долгое и неуютное для меня молчание, разрушенное вопросом. – За что ты ненавидишь меня? – спросила она. – Что за ерунда, – ответил я. – Ведь что там ни говори, как я могу тебя ненавидеть? Это, казалось, пришлось ей по душе, и она обрадованно обнажила в улыбке белые зубы. – Хорошо. И спасибо тебе большое, – сказала она. – Кем бы ты ни был, но ты настоящий джентльмен. Я поклонился и расшаркался. – Ты вскружишь мне голову. – Ну, что там ни говори, а это навряд ли. И я почувствовал себя неуютно. Ненависть и ярость вновь пробудились во мне, и я подумал, знает ли она, против кого они могут быть направлены. Я чувствовал, что знает, и с трудом удерживался от желания спросить ее об этом в лоб. – Что ты думаешь делать? – спросила она в конце концов, и мне ничего не оставалось, как туманно ответить: – Ну конечно, ты ведь мне не веришь… – Как мы можем тебе верить? Я решил запомнить это «мы». – Вот видишь. Так что в настоящее время я просто воспользуюсь твоим покровительством, и буду только рад жить здесь, где тебе не составит труда не выпускать меня из виду. – А дальше? – Дальше? Там видно будет. – Умно, очень умно, – сказала она. – И ты ставишь меня в неловкое положение. (Честно говоря, мне просто некуда было больше идти, а на деньги, которые я выудил у доктора, долго было не прожить). – Да, ты конечно, можешь остаться, но я хочу предупредить тебя, – тут она поиграла каким-то брелоком, висевшим на шее, – волкодавы. В Ирландии и волков не осталось после того, как там завели эту породу. – Знаю, – механически ответил я и тут же понял, что действительно это знаю. – Да, – продолжала она. – Эрик будет доволен, что ты – мой гость. Это вынудит его оставить тебя в покое, а ведь именно этого ты хочешь, «не-се-па?». «Уи, мадам». Эрик! Это что-то значило! Я знал Эрика, и почему-то было очень важно, что я его знал. Правда, это было давно. Но Эрик, которого я знал, все еще был для меня очень важен. Почему? Я ненавидел его, и это была одна из причин. Ненавидел его настолько, что даже мысль об его убийстве была не в диковинку. Возможно, что я когда-то даже пытался это сделать. И между нами существовала какая-то связь, это я тоже знал. Родственная? Да, да именно это. Причем ни мне, ни ему не нравилось, что мы… братья… Я помнил… помнил… Большой, сильный Эрик – с его важной кудрявой бородой и глазами – такими же, как у Эвелины! На меня нахлынула новая волна воспоминаний, в висках отчаянно запульсировало, лоб покрылся испариной. Но на лице ничто не отразилось, я медленно затянулся сигаретой и прихлебнул пива, одновременно сообразив, что Эвелина действительно была моей сестрой! Только вот звали ее иначе. Я никак не мог вспомнить ее настоящее имя, но только не Эвелина – это уж точно. Что ж, придется вести себя еще осторожнее, – решил я. – В конце концов не так уж трудно вообще не называть ее по имени до тех пор, пока не вспомню. А кто же я сам? И что, наконец, все это значило? Эрик, внезапно ощутил я, был как-то связан с той моей автокатастрофой. Она должна была закончиться моей смертью, но только я выжил. Не он ли и организовал ее? Да, подсказывали мои ощущения. Это не мог быть никто другой, только Эрик. А Эвелина помогала ему, платя Гринвуду, чтобы меня держали в бессознательном состоянии. Лучше, чем быть мертвым, но… Внезапно я понял, что, придя к Эвелине, я попался Эрику прямо в руки, стал его пленником, на которого можно напасть в любую минуту, если, конечно, я здесь останусь. Но она сказала, что раз я ее гость, то Эрику придется оставить меня в покое. Было о чем задуматься. Я не имел права верить всему, что мне говорили. Мне придется все время быть настороже. Возможно, действительно будет лучше, если я уйду отсюда, пока память полностью ко мне не вернется. Но в глубине души что-то меня подхлестывало. Почему-то казалось жизненно важным как можно скорее узнать, в чем дело, и действовать, как только все узнаю. У меня было чувство, что время дорого. Очень дорого. И если опасность была ценой моей памяти, то быть посему. Я остаюсь. – И я помню, – сказала Эвелина… Тут я понял, что она говорила со мной уже несколько минут, а я даже не слушал. Может, потому, что болтала она о пустяках, и я автоматически не слышал, а может потому, что меня захлестнула волна собственных воспоминаний. – Я помню тот день, когда ты победил Джулиана в его любимых состязаниях, и он швырнул в тебя стакан с вином, и проклял тебя. Но приз все-таки выиграл ты. И он внезапно испугался, что позволил себе лишнее. Но ты просто рассмеялся и выпил с ним другой стакан. Я думаю, он до сих пор раскаивается, что не сдержался тогда – ведь он всегда такой хладнокровный, и мне кажется, что он здорово завидовал тебе в тот день. Ты помнишь? Мне кажется, что с тех самых пор он почти во всем старается подражать тебе. Но я ненавижу его по-прежнему, и надеюсь, что когда-нибудь он все же споткнется. Теперь-то, я думаю, это будет скоро… Джулиан, Джулиан, Джулиан. Да и нет. Что-то насчет состязания и спора на приз, и то, что я нарушил его почти легендарное самообладание. Да, в этом было что-то знакомое… нет, все же я точно не помнил, в чем там было дело. – А Каин, как здорово ты высмеял его! Он ненавидит тебя, ты ведь знаешь… Насколько я понял, я не пользовался особой популярностью. И Каин тоже мне был знаком. Очень знаком. Эрик, Джулиан, Каин, Корвин. Имена эти плыли в моем мозгу, разрывали голову. – Это было так давно… – невольно вырвалось у меня. – Корвин, – сказала она, – давай перестанем играть в жмурки. Ты хочешь от меня большего, чем просто безопасности, я это знаю. И у тебя еще хватит сил, чтобы не остаться в стороне, если ты поведешь себя правильно. Я не могу даже догадаться, что у тебя на уме, но может быть, мы еще сумеем договориться с Эриком. Это «мы» явно прозвучало фальшиво. Она пришла к определенным выводам относительно того, какую пользу я могу ей принести при данных обстоятельствах, каковы бы они ни были. Было ясно, что она увидела возможность урвать и для себя лакомый кусочек. Я слегка улыбнулся. – Скажи, ведь ты поэтому и пришел ко мне? – продолжала она. – У тебя есть какие-то предложения Эрику, и ты хочешь, чтобы переговоры вел посредник? – Может быть, – ответил я, – Только мне еще надо все хорошенько обдумать. Ведь я совсем недавно поправился. И мне хотелось быть в удобном, надежном месте, если придется действовать быстро, на тот случай, если я, конечно, решу, что мне лучше всего вести переговоры с Эриком. – Думай, о чем говоришь, – рассердилась она. – Ты ведь знаешь, что я доложу о каждом твоем слове. – Ну конечно, – подтвердил я, ничего на самом деле не знающий, и тут же попробовал перехватить инициативу. – Если, конечно, ты сама не решишь, что тебе лучше иметь дело со мной. Ее брови сдвинулись, между ними пролегли крохотные морщинки. – Я не совсем понимаю, что ты мне предлагаешь. – Я ничего не предлагаю – пока. Просто я ничего не скрываю и не лгу, а говорю, что точно еще ничего не знаю. Я не уверен, что хочу договориться с Эриком. Ведь в конце-концов… Тут я сделал многозначительную паузу, потому что сказать, по существу, мне больше было нечего, хотя я чувствовал, что пауза эта не совсем убедительна. – А что, у тебя есть другие предложения? Внезапно она вскочила, схватившись за свой свисток. – Блейз! Ну конечно же! – Сядь и не смеши меня, – ответил я. – Неужели я пришел бы к тебе вот так, запросто, проще говоря, отдался бы на твою милость, если бы речь шла о каких бы то ни было предложения Блейза? Рука, сжимавшая свисток, опустилась. Она расслабилась и снова села. – Может быть, ты и прав, – сказала она после продолжительного молчания, – но ведь я знаю – ты игрок в душе, и ты можешь предать. Если ты пришел сюда, чтобы покончить со мной, то это было бы действительно глупо. Ведь кто-кто, а ты должен знать, что сейчас я вовсе не такая важная птица. Да и кроме того, мне почему-то всегда казалось, что ты хорошо ко мне относишься. – Так оно и есть, – с готовностью ответил я, – тебе не о чем беспокоиться. Успокойся. Однако странно, что ты заговорила о Блейзе. Приманка, приманка, приманка! Мне так много надо было знать! – Почему? Значит, он все-таки связался с тобой? – Я предпочитаю промолчать, – ответил я в надежде, что это даст мне какие-то преимущества, тем более, что, судя по разговору, можно было себе представить, какую позицию занимает Блейз. – Если бы это было так, я бы ответил ему то же самое, что и Эрику – «Я подумаю». – Блейз, – повторила она. Блейз, – сказал я сам себе, Блейз, ты мне нравишься. Я забыл почему, и я знаю, что есть причины, по которым так не должно быть, но ты мне нравишься. Я это знаю. Некоторое время мы сидели молча, и я почувствовал сильную усталость, но ничем этого не показал. Я должен быть сильным. Я знал, что должен быть сильным. Я сидел совершенно спокойно и, улыбаясь, сказал: – Хорошая у тебя здесь библиотека. И она ответила: – Спасибо. Последовала очередная пауза. – Блейз, – вновь повторила она. – Скажи, ты действительно думаешь, что у него есть хотя бы один шанс? Я пожал плечами: – Кто знает? По крайней мере не я. Может, он и сам этого не знает. Вдруг я увидел, что она уставилась на меня широко открытыми изумленными глазами. Даже рот чуть приоткрылся. – Как это не ты? – еле выговорила она. – Слушай, ведь ты не собираешься попытаться сам? Тогда я рассмеялся, чтобы как-то сгладить ее вспышку. – Не болтай глупостей, – сказал я, хохоча. – при чем здесь я? Но что-то в глубине души отозвалось на ее слова, какая-то струна, и молнией мелькнула мысль: «Почему бы и нет!» Внезапно мне стало страшно. Казалось, мой ответ, что бы он ни значил, все же успокоил ее. Она тоже улыбнулась в ответ и махнула рукой в сторону встроенного в стену бара. – Я бы с удовольствием выпила ирландского. – Да и я не откажусь, – я встал и налил два бокала. Затем я вновь удобно устроился на стуле. – Знаешь, – проговорил я, вновь удобно устраиваясь на стуле, – все-таки мне приятно сидеть с тобой вот так, наедине. Хотя, может, это и ненадолго. По крайней мере, у меня возникают приятные воспоминания. Она улыбнулась и засияла. – Ты прав, – ответила она, прихлебывая вино. – Вот я сижу сейчас с тобой, и мне так легко представить, что мы оба в Эмбере. Бокал чуть не выпал из моих рук. Эмбер! Это слово горячей волной окатило меня. Затем она тихо заплакала, и я поднялся, полуобнял ее за плечи, чуть прижав к себе. – Не плачь, малышка, не надо. А то мне самому становится как-то не по себе. ЭМБЕР! В этом названии заключалось что-то жизненно важное, пульсирующее, живое. – Подожди, еще настанут хорошие дни, – мягко добавил я. – Ты действительно веришь в это? – Да, – громко ответил я. – Да, верю! – Ты сумасшедший! Может быть, поэтому ты всегда был моим любимым братом. Я почти верю во все, что ты говоришь, хотя я и знаю, что ты сумасшедший! Затем она еще немного поплакала, потом успокоилась. – Корвин, – пробормотала она, – если тебе все же это удастся, если каким-то чудом, которое даже Тень не может предугадать, ты добьешься того, чего хочешь, ты ведь не забудешь своей маленькой сестрички Флоримель? – Да. – ответил я, внезапно зная, что это ее настоящее имя, – да, я тебя не забуду. – Спасибо. Я расскажу Эрику только самое основное, а о Блейзе и о своих догадках вообще ничего не скажу. – Спасибо, Флора. – И все же я не доверяю тебе ни на секунду, – добавила она. – И пожалуйста, не забывай этого. – Ты могла бы этого и не говорить. Потом она снова позвонила своей служанке, которая проводила меня в спальню, где я с трудом умудрился раздеться, после чего замертво свалился в постель и проспал одиннадцать часов кряду. 3 Когда я проснулся на следующее утро, ее в доме не было, и записки мне она тоже не оставляла. Служанка накрыла завтрак на кухне и ушла по своим служаночьим делам. Я с трудом отверг естественное желание попытаться выудить у нее все, что только возможно, потому что она либо ничего не знала, либо ничего не сказала бы о том, что я хотел знать, а о моей попытке расспросить ее обязательно донесла бы Флоре. И раз уж так оказалось, что я остался на настоящий момент полным хозяином дома, я решил вернуться в библиотеку и попытаться разузнать там как можно больше, если, конечно, там было что узнавать. Да кроме того, я люблю библиотеки. Мне в них очень уютно, я всегда чувствую себя в полной безопасности за стеной слов, красивых и мудрых. Я всегда чувствую себя лучше, когда сознаю, что в мире еще осталось что-то, сдерживающее в нем самое плохое. Доннер или Блитцер, или один из их родственников появился неизвестно откуда и пошел за мной на негнущихся ногах, втягивая носом воздух. Я попытался было с ним подружиться, но это было все равно, что кокетничать с автоинспектором, который своим жезлом приказал тебе остановиться у обочины дороги. По пути в библиотеку я заглядывал в другие двери, но это были обычные комнаты, достаточно невинно выглядевшие. Когда я вошел в библиотеку, Африка все еще была прямо передо мной. Я закрыл за собой дверь, чтобы собаки мне не мешали, и прошелся по комнате, читая названия книг на стеллажах. Тут было множество книг по истории. По-моему, они составляли основу всей коллекции. Были тут и книги по искусству, большие и дорогие издания, и я пролистал некоторые из них. Обычно мне лучше всего думается, когда я занимаюсь чем-то совсем посторонним. Меня немного удивляло то, что Флора, очевидно, была богата. Если мы действительно были братом и сестрой, значило ли это, что я тоже был отнюдь не нищим? Я стал думать о своих доходах, социальном положении, профессии, занятиях. У меня было ощущение, что денежный вопрос меня всегда мало беспокоил, и что когда мне нужны были деньги, я доставал их без всякого труда. Был ли у меня тоже дом? Я не мог вспомнить. Чем я занимался? Я уселся за стол и начал методически выискивать в себе те знания, которыми я мог о себе располагать. Это очень трудно – исследовать самого себя, так сказать, со стороны, как человека незнакомого. Наверное, именно поэтому у меня ничего и не получилось. Что твое, то твое. Это является частью тебя и отделить это невозможно. Обратиться к врачу? Эта мысль пришла мне в голову, когда я рассматривал некоторые анатомические рисунки Леонардо да Винчи. Почти рефлекторно я стал в уме повторять некоторые стадии хирургической операции. Тогда я понял, что в прошлом оперировал людей. Но все это было не то. Хоть я и вспомнил, что у меня было медицинское образование, оно всегда было лишь составной частью чего-то другого. Я знал, неизвестно почему, что я не был практикующим хирургом. Кем же тогда я был? Кем еще? Что-то привлекло мое внимание. Сидя за столом, я не мог видеть всю комнату до дальней стены, на которой среди всего прочего висела антикварная кавалерийская сабля, которую я как-то проглядел в прошлый вечер. Я поднялся, подошел к стене и взял саблю в руки. Про себя я даже поцокал, увидев, в каком состоянии было оружие. Мне захотелось взять в руки масляную тряпку и абразив, чтобы привести саблю в надлежащий вид. Значит, я разбирался в антикварном оружии, по крайней мере в рубящем. С саблей в руке я чувствовал себя удобно и легко. Отдал салют. Потом несколько раз провел атаки, сделал пару выпадов и принял оборонительную позицию. Да, я умел фехтовать. Так что же у меня было за прошлое? Я оглянулся, пытаясь увидеть еще что-нибудь, что могло бы прояснить мой ум. Но больше ничего не приходило в голову, так что я повесил саблю на место и вернулся за стол. И, усевшись поудобнее, стал обследовать его содержимое. Я начал со среднего ящика, потом тщательно обследовал ящики с правой и левой стороны. Чековые книжки, конверты, почтовые марки, листы бумаги, огрызки карандашей – словом, все, чего и следовало ожидать. Каждый ящик я вытаскивал полностью и держал на коленях, пока исследовал содержимое. Делал я это не специально. Это, очевидно, было частью той подготовки, которую я получил в прошлом, и она подсказала мне, что у ящиков нужно всегда осматривать боковые стороны и днище. И тем не менее я чуть было не упустил из виду одну деталь, привлекшую мое внимание лишь в самую последнюю минуту: задняя стенка правого нижнего ящика была ниже, чем у всех остальных. Это о чем-то говорило. Пришлось наклониться и засунуть голову внутрь пространства, куда вдвигался ящик. Там было нечто похожее на небольшую коробку. Коробка эта оказалась небольшим потайным ящиком, запертым на замок. Примерно минута ушла на дурацкую возню со скрепками, булавками и, наконец, металлическим рожком для обуви из другого ящика. Рожок для обуви был именно тем, что нужно. В потайном ящике лежала колода игральных карт. Увидев рисунок на обложке пачки, я вздрогнул, меня прошиб холодный пот, дыхание участилось. Белый единорог на травяном поле. Я знал, знал этот рисунок, но не мог вспомнить, что он значит, и это причиняло боль. Я открыл пачку и вынул карты. Это была колода из одних картинок, с их чашами, шпагами, копьями и всеми прочими атрибутами. Обычная укороченная колода – но червовая масть была совсем не такой. Я вставил на место оба ящика, но достаточно осторожно, чтобы не закрыть потайного, пока не исследую колоду до конца. Червовые картинки выглядели совсем как живые, казалось, они в любую минуту могут сойти со своих сверкающих поверхностей. На ощупь карты были холодными, и мне доставляло удовольствие их касание. Внезапно я понял, что когда-то и у меня была такая же колода. Я начал раскладывать карты на столе перед собой. На одной из них был нарисован хитрый маленький человечек с острым носом, смеющимся ртом и копной соломенных волос. Он был одет в нечто, напоминающее костюмы Ренессанса, желтых, красных и коричневых тонов – длинный плащ-накидка и короткая обтягивающая кожаная куртка. Я знал его. Его звали Рэндом. Со следующей карты на меня смотрело бесстрастное лицо Джулиана. Темные волосы ниже плеч, ничего не отражающие голубые глаза. Он был полностью укрыт белыми доспехами, именно белыми, а не серебристыми или с металлическим оттенком, и выглядел так, как будто с ног до головы покрыт эмалью. Я знал однако, что несмотря на кажущуюся декоративность, доспехи эти невозможно пробить, они смягчали любой удар. Это был тот самый человек, которого я победил в его излюбленной игре, за что он бросил в меня стакан с вином. Я знал его, и я его ненавидел. Затем был смуглый, темноглазый Каин, одетый в черный и зеленый сатин, с треуголкой, небрежно сдвинутой набекрень, из нее торчал зеленый плюмаж. Он стоял ко мне в профиль, откинув руку в сторону, вывернув носки сапог, на поясе висел кинжал с огромным изумрудом в рукояти. Я не мог определить свои чувства к нему. Следующим был Эрик. Красивый мужчина по любым стандартам, с волосами настолько черными, что они даже отливали голубизной. Борода курчавилась у всегда улыбающегося рта. Он был одет в простой кожаный камзол, кожаные же чулки, плащ-накидку и высокие черные сапоги, на красном поясе висел серебряный меч, скрепленный большим рубином, а высокий стоячий воротник и манжеты были тоже оторочены красным. Руки его, с большими пальцами, заткнутыми за пояс, выглядели сильными и уверенными. Пара черных перчаток свисала с ремня у правого бедра. Это он пытался убить меня в тот день, и чуть было не преуспел в своем намерении. В глубине души я чувствовал страх. Затем появился Бенедикт, высокий и суровый аскет с худым телом, худым лицом и с мощным умом. Его цвета были желто-оранжево-коричневые, и это странным образом напоминало мне копны душистого летнего сена. Сильный, волевой подбородок, карие глаза и каштановые волосы, никогда не вившиеся. Он стоял рядом с гнедым конем, опираясь на копье, увенчанное цветочной гирляндой. Он редко смеялся. Мне он нравился. Когда я перевернул следующую карту, дыхание на секунду замерло, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Это был я. Я глядел на карту, как в зеркало. Зеленые глаза, черные волосы, весь в черном и серебряном. На мне был плащ, слегка подвернутый, как от порыва ветра. Черные сапоги, такие же, как у Эрика, и на боку меч, только он был тяжелее, хотя и не такой длинный, как у него. Черные перчатки с серебристым отливом и застежка на шее в форме серебряной розы. Я, Корвин. Высокий, мощный мужчина смотрел на меня со следующей карты. Очень похож на меня, только подбородок тяжелее, и я знал, что он больше меня, хотя значительно медлительнее. О его силе ходили легенды. Он одет в серо-голубой костюм с широким черным поясом, и он стоял и смеялся. Вокруг его шеи на широкой цепи висел серебряный охотничий рог. Борода была коротко подстрижена, в правой руке кубок с вином. Почувствовав к нему внезапную привязанность, я вспомнил и его имя. Его звали Жерар. За ним последовал мужчина с большой светлой бородой и огненными волосами, разодетый в красные и желтые шелка. В правой руке – меч, в левой – кубок с вином, и сам дьявол плясал в его глазах, таких же голубых, как у Флоры и Эрика. Борода скрывала узкий подбородок. Меч был выложен золотым орнаментом. Он носил два больших кольца на правой руке и одно на левой изумруд, рубин и сапфир. Это, я знал, был Блейз. Затем появилась фигура, похожая одновременно на Блейза и на меня. Мои черты лица, хотя и более мелкие, мои глаза, волосы – Блейза, но бороды не было. На нем был зеленый охотничий костюм и сидел он на белом коне, лицом к правой стороне карты. В нем чувствовались одновременно сила и слабость, воля и нерешительность. И я тоже одобрял и не одобрял этого человека, относился к нему хорошо, но не любил его. Звали его Бранд. Я узнал его имя, как только посмотрел на карту. Сразу же. Да, я знаю их всех, причем хорошо, неожиданно понял я, помню их всех, и все их достоинства и слабости, знаю, в чем их сила и чем их можно победить. Потому что они – мои братья. Я закурил сигарету из пачки, лежавшей на столе Флоры, откинулся на спинку стула и попытался осознать то, что вспомнил. Они все мои братья, эти восемь странных людей в странных одеждах. И я знал, что это их право – одеваться во что ни пожелают, и что в этом нет ничего странного, так же как я имел полное право одеваться в черное с серебром. С ухмылкой вспомнил я свои покупки в маленькой лавчонке Гринвуда. На мне одеты черные брюки, и все три рубашки, которые я выбрал, были серовато-серебристого оттенка. Куртка тоже черная. Я вернулся к картам и увидел Флору в наряде, зеленом, как море, совсем такой, как я вспомнил ее в предыдущий вечер. Затем черноволосую девушку с такими же голубыми глазами, причем волосы у нее были густые и длинные, а одета она была во все черное с серебряным поясом вокруг талии. Глаза мои наполнились слезами, сам не знаю, почему. Ее звали Дейдра. Затем появилась Фиона. Цвет волос такой же, как у Блейза или Бранда, мои глаза и жемчужная кожа. Я почувствовал ненависть к ней в ту самую секунду, как увидел изображение на карте. Следующей была Льювилла. Волосы под цвет нефритовых глаз, в переливающемся бледно-зеленом платье, с мягким выражением на печальном лице. Почему-то я знал, что она непохожа на всех нас. Но и она – моя сестра. Я ощутил ужасное одиночество, отдаленность от всех них. И тем не менее мне казалось, что я почти физически чувствую их присутствие. Карты были так холодны, что я снова сложил их вместе, хотя и с явной, непонятной мне неохотой, что приходится расставаться. Но других картинок в червях не было. Все остальные были самыми обычными картами. И я почему-то – ах! Опять это почему-то! – знал, что колода неполна и нескольких карт в ней недостает. Однако я и понятия не имел, что должно было быть на отсутствующих картах, и это вызывало странную печаль. Я взял сигарету и задумался. Почему мне все вспомнилось так отчетливо, когда я держал карты в руках – практически сразу же? Теперь я знал больше, чем раньше, но только то, что касалось лиц и имен, все остальное как было, так и оставалось в тумане. Я никак не мог понять всю важность того, что мы изображены на картах. Хотя желание иметь у себя такую колоду было сильным. Правда, Флорину колоду взять не удастся – она сразу заметит пропажу и у меня возникнут крупные неприятности. Так что пришлось положить ее в потайной ящик и вновь запереть его. А затем – господи, как я напрягал свой ум! Но все напрасно. Пока не вспомнил магического слова. Амбер! Это слово сильно взволновало меня в прошлый вечер. Видимо, даже слишком сильно, потому что я невольно избегал мыслей о нем. Но сейчас я повторял его вновь и вновь, каждый раз обдумывая вызываемые им ассоциации. Слово навевало тоску, желание и тяжелую ностальгию. В нем было чувство позабытой красоты и волнение мощи и силы, непреодолимой, почти божественной. Это слово было для меня родным. Оно было частью меня, а я – частью его. Внезапно я понял, что это – название места, места, которое я когда-то знал. Но в голове не возникало никаких воспоминаний, связанных с ним одни лишь чувства переполняли меня. Как долго я сидел так, задумавшись не помню. Время перестало для меня существовать. Как сквозь туман я услышал слабый стук в дверь. ручка стало медленно поворачиваться, а затем Кармела – служанка – зашла в библиотеку и спросила, не желаю ли я, чтобы мне был подан ленч. Я желал, и ничтоже сумняшеся последовал за ней на кухню, где и умял половину холодного цыпленка и кварту молока. Кофейник я забрал с собой в библиотеку, по пути тщательно обходя собак. Я допивал свою вторую чашку, когда зазвонил телефон. Очень хотелось поднять трубку, но в доме наверняка полно параллельных аппаратов, так что Кармела подойдет и без меня. Я ошибся. Телефон продолжал звонить. В конце концов я не выдержал и снял трубку. – Алло, – сказал я. – Резиденция Флаумель. – Будьте-любезны-попросите-пожалуйста-миссис-Флаумель-к-телефону. Мужчина говорил быстро и немного нервно. Он чуть задыхался, и в телефоне слышались другие далекие голоса, что указывало на звонок из другого города. – Мне очень жаль, но в настоящий момент ее нет дома. Может быть, что-нибудь передать, или вы позвоните еще раз? – С кем я говорю? – требовательно спросил он. После некоторого колебания я ответил: – Это Корвин. – О Боже, – сказал он. Засим последовало довольно продолжительное молчание. Я было решил, что он повесил трубку, но на всякий случай снова сказал: – Алло? И одновременно со мной он тоже заговорил: – Она еще жива? – Конечно, она еще жива! Какого черта! И вообще, с кем я говорю? – Неужели ты не узнал моего голоса, Корвин? Это Рэндом. Слушай. Я в Калифорнии, и я попал в беду. Я собирался попросить у Флоры приюта. Ты с ней? – Временно, – сказал я. – Понятно. Послушай, Корвин, ты окажешь мне покровительство? Он помолчал, потом добавил: – Очень тебя прошу. – Настолько, насколько смогу, – ответил я. – Но я не могу отвечать за Флору, пока не посоветуюсь с ней. – Но ты защитишь меня от нее? – Да. – Тогда мне это вполне подходит. Сейчас я попытаюсь пробраться в Нью-Йорк. Придется идти в обход, так что не могу сказать, сколько неверных отражений и времени это у меня займет. Надеюсь, что скоро увидимся, Пожелай мне удачи. – Удачи, – сказал я. Раздался щелчок повешенной трубки, и я снова услышал отдаленные голоса и тихие гудки. Значит, хитрый маленький Рэндом попал в беду! У меня было такое чувство, что меня это не должно особо беспокоить. Но сейчас он был одним из ключей к моему прошлому, и вполне вероятно, также и к будущему. Значит, я попытаюсь помочь ему, конечно, чем смогу, пока не узнаю от него все, что мне нужно. Я знал, что между нами не было никакой особой братской любви. Но я также знал, что Рэндом отнюдь не был дураком: он был решителен, с острым умом, до странности сентиментален над самыми глупейшими вещами. С другой стороны, слово его не стоило выеденного яйца, и, клянясь в вечной верности до гроба, ему ничего не стоило продать мой труп в любую анатомичку, лишь бы хорошо заплатили. Я хорошо помнил этого маленького шпиона, к которому испытывал некоторую слабость, вероятно, из-за тех немногих приятных минут, которые мы провели вместе. Но доверять ему? Никогда! Я решил, что ничего не скажу Флоре до самой последней минуты. Пусть это будет моей козырной картой, если уж не тузом, то по меньшей мере валетом. Я добавил горячего кофе к остаткам в моей чашке и стал медленно прихлебывать. От кого он скрывался? Явно не от Эрика, иначе он никогда бы не позвонил сюда. Затем я стал размышлять о его вопросе относительно того, жива Флора или нет, когда он услышал, что я здесь. Неужели она была такой сильной сторонницей моего брата, которого я ненавидел, что все мои родственники считали, что я прикончу ее, если только представится такая возможность? Это казалось мне странным, но все-таки он задал этот вопрос. И в чем они были союзниками? Почему всюду царит такая напряженная атмосфера? И от кого скрывается Рэндом? Эмбер. Вот ответ. Эмбер. Каким-то образом я точно знал, что ключ ко всему лежит в Эмбере. Разгадка была в Эмбере, в каком-то событии, которое произошло там совсем недавно, насколько мне казалось. Мне придется быть начеку. Придется делать вид, что я все знаю, во всем разбираюсь, а тем временем выуживать капли сведений и попытаться собрать их в одно целое. Я был уверен, что мне удастся это сделать. Слишком уж все не доверяли друг другу, так что мои умолчания никого не удивят. Придется сыграть на этом. Я узнаю все, что мне нужно, получу то, что хочу, и не забуду тех, кто поможет мне, а остальных – растопчу. Потому что, и я это знал, таков был закон, по которому жила наша семья, а я был истинным сыном своего отца… Внезапно у меня опять заболела голова и запульсировало в висках. Мысль о моем отце, догадка, ощущение – вот что вызвало эту боль. Но я ничего не мог вспомнить. Через некоторое время боль поутихла и я заснул прямо на стуле. А потом открылась дверь и вошла Флора. Был поздний вечер. На ней была зеленая шелковая блузка и длинная шерстяная юбка, волосы уложены пучком на затылке. Выглядела она бледно. На шее все еще висел собачий свисток. – Добрый вечер, – сказал я, вставая с места. Но она не ответила. Подойдя к бару, она налила себе солидную порцию Джека Дэниелса и опрокинула рюмку как заправский мужчина. Вновь наполнив ее, она подошла к столу и села. Я закурил сигарету и протянул ей. Она кивнула, потом сообщила: – Дорогу в Эмбер почти невозможно пройти. – Почему? Она посмотрела на тебя достаточно изумленно. – Ты когда в последний раз ею пользовался? Я пожал плечами. – Не помню. – Ну что ж, будь по-твоему, – сказала она. – Просто мне интересно, какую лепту ты во все это внес. Я промолчал, потому что понятия не имел, о чем она говорит. Но затем я вспомнил, что кроме Дороги, попасть в Эмбер можно было куда более легким путем. Было совершенно очевидно, что она не могла им воспользоваться. – У тебя не хватает нескольких Карт, – внезапно сказал я почти что своим настоящим голосом. Она подскочила на стуле и пролила на юбку виски. – Отдай! – вскричала она, хватаясь за свисток. Я быстро встал и схватил ее за плечи. – Я их не взял, – сказал я. – Просто осмотрелся, что здесь к чему. Она явно успокоилась, потом начала тихо плакать, и я мягко подтолкнул ее обратно к стулу. – Я думала, ты забрал те, что я оставила, – сказала она, – да и как я могла понять твои слова? Я не стал извиняться. Мне почему-то казалось, что для меня это совсем необязательно. – И далеко ты ушла? – Совсем недалеко. Тут она посмотрела на меня, рассмеялась, и в глазах ее зажглись огоньки. – Так значит, это твоих рук дело? Ты закрыл мне дорогу в Эмбер еще до того, как явился сюда? Ты ведь знал, что я пойду к Эрику. Теперь мне надо ждать, пока он придет сюда. Ты ведь хотел заманить его сюда, верно? Но ведь он кого-нибудь пришлет. Он не явится сюда сам. Странная нотка восхищения проскальзывала в голосе этой женщины, которая спокойно призналась, что собиралась предать меня врагу, и более того, обязательно предаст, если только ей представится эта возможность, когда она говорила о том, что она считала, я предпринял, чтобы помешать ее планам. Как могла она так спокойно признаваться в предательстве в присутствии предполагаемой жертвы? Ответ сам собой возник в мозгу: таковы были все в нашей семье. Нам ни к чему было хитрить друг с другом. Хотя мне почему-то казалось, что у нее все же отсутствует настоящий профессионализм. – Неужели ты думаешь, что я настолько глуп, Флора? Неужели ты думаешь, что я явился сюда и буду теперь просто сидеть и ждать, пока ты не преподнесешь меня Эрику на блюдечке с голубой каемочкой? Что бы тебе ни помешало, так тебе и надо. – Ну хорошо, я была дурой. Но и ты не особенно умен! Ведь и ты находишься в ссылке! Ее слова почему-то причинили мне боль, но я знал, что она ошибается. – Еще чего! – сказал я. Она опять рассмеялась. – Так и знала, что ты разозлишься и признаешься, – сказала она. – Что ж, значит, ты ходишь в Отражения с какой-то целью. Ты сумасшедший. Я пожал плечами. – Чего ты хочешь на самом деле? Почему ты пришел ко мне? – Мне было просто любопытно, что ты собираешься делать. Вот и все. Ты не можешь удержать меня здесь, если я этого не захочу. Даже Эрику это никогда не удавалось. А может быть, мне просто хотелось повидать тебя. Может быть, к старости я становлюсь сентиментальным. Как бы то ни было, я еще немного у тебя поживу, а потом, наверное, уйду насовсем. Если бы ты не поторопилась выдать меня, то, в конечном счете, может, ты выгадала бы больше. Помнишь, только вчера ты просила, чтобы я не забыл тебя, если произойдет одно обстоятельство… Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, о чем я говорю, хотя сам я этого не понимал. Затем она сказала: – Значит, ты собираешься сделать эту попытку! Ты действительно попытаешься! – А в этом можешь даже не сомневаться, собираюсь! – сказал я, зная, что о чем бы мы не говорили, я действительно попытаюсь сделать это, – можешь сообщить об этом Эрику, если хочешь. Но только помни, что я могу победить. И помни, если это произойдет, лучше быть моим другом, а не врагом. Я чертовски желал хотя бы приблизительно знать, о чем это я говорю, но теперь я уже набрался достаточно всяких слов и понимал, что стоит за ними, для того чтобы вести более или менее важные разговоры, не понимая их значения. Но я чувствовал, что говорю правильные вещи, что иначе я и не мог говорить… Внезапно она кинулась ко мне на шею и расцеловала. – Я ничего ему не скажу. Нет, правда, Корвин! И я думаю, что у тебя все получится! С Блейзом тебе, правда, будет трудно, но Жерар наверно захочет помочь, а может, даже и Бенедикт. И когда Каин увидит, что происходит, он тоже к нам переметнется… – Я привык сам составлять свои планы. Она опять подошла к бару и налила два бокала вина. – За будущее, – сказала она. – За будущее грех не выпить. И мы выпили. Затем она вновь наполнила мой бокал и пристально на меня посмотрела. – Эрик, Блейз, или ты, – сказала она. – Да, больше некому. И ты всегда был умен и находчив. Но о тебе так давно не было ни слуху, ни духу, что я даже не считала тебя претендентом. – Никогда не надо зарекаться. Я прихлебывал вино, надеясь, что она замолчит хоть на минуту. Уж слишком очевидно она пыталась вести двойную игру. Меня что-то смутно беспокоило, и мне хотелось подумать об этом в тишине. Сколько мне лет? Это было частью ответа на мое чувство отдаленности и отчужденности от людей, которые я испытал, глядя на игральные карты. Лет тридцать, если верить зеркалу, но теперь я знал, что все зависело от Отражений. Я был куда, куда старше, и прошло очень много времени с тех пор, как я видел своих братьев и сестер вместе, в дружеской обстановке, такими же непринужденными, какими они были на картах. Мы услышали звонок в дверь и шаги служанки, которая пошла открывать. – А, это брат Рэндом. – сказал я, чувствуя, что не ошибся. – Я обещал ему свое покровительство. Ее глаза расширились, затем она улыбнулась, как бы оценивая по заслугам тот поступок, который я совершил. Конечно, ничего подобного у меня и в мыслях не было, но я был рад, что она так думает. Так я чувствовал себя безопаснее. 4 Безопаснее я чувствовал себя минуты три, не более. Я успел к входной двери раньше Кармелы и распахнул ее. Он ввалился в комнату и немедленно запер за собой дверь, закрыв на крюк. Под голубыми глазами собрались морщинки, на нем не было плаща-накидки и обтягивающей кожаной куртки. Ему давно следовало побриться, и одет он был в изрядно помятый шерстяной костюм. Через руку было переброшено легкое габардиновое полупальто; на ногах кожаные туфли. Но это все же был Рэндом – тот самый, которого я видел на карте, только его смеющийся рот выглядел усталым, а под ногтями была грязь. – Корвин! – он обнял меня. Я сжал его плечо. – Ты выглядишь так, что рюмка-другая тебе не помешает, – сказал я. – Да. Да. Да… – согласился он, и я подтолкнул ее к библиотеке. Минуты через три, усевшись с сигаретой в одной руке и рюмкой виски в другой, он сказал: – Они за мной гонятся. Скоро будут здесь. Флора вскрикнула, но мы не обратили на нее никакого внимания. – Кто? – спросил я. – Из других Отражений, – ответил он. Понятия не имею, ни кто они, ни кто их послал. Их четверо или пятеро, а может и шестеро. Они были со мной в самолете. Я зафрахтовал самолет. Это произошло неподалеку от Денвера. Я несколько раз менял направление полета, чтобы сбить их с курса, но это не помогло, а мне не хотелось слишком уклоняться в сторону. Я избавился от них в Манхеттене, но это вопрос времени. Думаю, что скоро они явятся сюда. – И ты не знаешь, кто их послал? Он коротко ухмыльнулся. – Кто, кроме кого-нибудь из нашей семейки? Может быть, Блейз, может быть, Джулиан, а может, и Каин. Может быть, даже ты, чтобы загнать меня сюда. Хотя я надеюсь, что это не так. Ведь это был не ты? – Боюсь, что нет, – ответил я. – И насколько это серьезно? Он пожал плечами. – Если бы их было всего двое-трое, я бы попытался устроить засаду. Но их слишком много. Он был небольшого роста – примерно пять футов шесть дюймов, и весил не более ста тридцати фунтов. Но когда он говорил, что мог бы справиться с тремя громилами, он не шутил. Внезапно я подумал о том, насколько я сам физически силен, раз уж я был его братом. Я чувствовал себя достаточно сильным и знал, что могу встретиться в поединке с любым человеком, не особенно беспокоясь за себя. Так насколько же я был силен? Тут до меня дошло, что скоро представится отличная возможность это выяснить. Во входную дверь громко постучали. – Что будем делать? – спросила Флора. Рэндом рассмеялся, развязал галстук, кинул его на стол поверх своего полупальто. Затем он снял пиджак и оглядел комнату. Задержав взгляд на сабле, он в ту же секунду кинулся к стене и схватился за рукоятку. Я ощутил в кармане тяжесть пистолета и снял его с предохранителя. – Делать? – спросил Рэндом. – Существует вероятность того, что они проберутся в дом. А следовательно, они будут здесь. Когда ты в последний раз дралась, сестричка? – Слишком давно, – ответила она. – Тогда постарайся быстренько вспомнить, как ты это делала, потому что времени осталось совсем мало. Их кто-то направляет, за это я ручаюсь. Но нас трое, а их всего шестеро. Так что особо можно не беспокоиться. – Мы не знаем, кто они. – Какая разница? – Никакой, – вставил я. – Может быть, мне пойти и открыть дверь? Оба они едва заметно вздрогнули. – Это безразлично, лучше подождать здесь. – Я могу позвонить в полицию, – предложил я. Оба рассмеялись, почти истерически. – Или позвать Эрика, – сказал я внезапно, глядя на нее. Но она отрицательно покачала головой. – У нас просто нет на это времени. Конечно, можно взять его карту, но к тому моменту, когда он сможет ответить – это если он решит ответить – будет слишком поздно. – Да к тому же, это может быть его рук дело, – пробормотал Рэндом. – Сомневаюсь, – ответила она. – Сильно сомневаюсь. Это совсем не в его духе. – Верно, – добавил и я, просто, чтобы что-нибудь сказать и заодно показать им, что я разбираюсь в ситуации ничуть не хуже. В дверь еще раз постучали, на этот раз значительно сильнее. – Послушай, а Кармела не откроет? – спросил я, невольно вздрогнув от этой мысли. Флора отрицательно покачала головой. – Думаю, этого не может быть. – Но ведь ты не знаешь, с чем нам придется столкнуться, – вскричал Рэндом и внезапно выбежал из комнаты. Я пошел за ним вдоль по коридору в прихожую, и как раз вовремя, чтобы остановить Кармелу, собиравшуюся открыть дверь. Мы отослали ее в свою комнату, приказав запереться на задвижку, и Рэндом заметил: – Веское доказательство силы того, кто все это придумал. Как ты считаешь, что из этого выйдет, Корвин? Я пожал плечами. – Сказал бы, если б знал. Но не беспокойся, сейчас мы вместе, что бы там ни было. Отойди-ка! И я открыл дверь. Первый громила попытался войти в комнату, просто отпихнув меня в сторону, но жесткий удар локтем отбросил его. Их было шестеро. – Что вам угодно? – вежливо осведомился я. Вместо ответа мне показали пистолет. Резким ударом закрыв дверь, я наложил крюк. – Да, это они. Но откуда мне знать, что это не какой-нибудь из твоих трюков, Рэндом? – Знать ты этого не можешь, но я дорого бы дал, чтобы твои слова были правдой. Выглядят они достаточно неприглядно. С этим трудно было не согласиться. Ребята на крыльце явно были тяжеловесами, шляпы надвинуты до самых глаз, так что лица скрыты в тени. – Хотел бы я знать, на каком мы находимся свете, – буркнул Рэндом. Ощутив слабое дрожание барабанных перепонок, я понял, что Флора подула в свой свисток. Так что, когда звон выбитого стекла смешался со звуками воя и рычания, меня это вовсе не удивило. – Она свистнула собакам. Шестеро волкодавов, которые, повернись все по-другому, перегрызли бы горло нам с тобой. Рэндом согласно кивнул, и мы направились на звон высаживаемых окон. Двое вооруженных громил были уже в комнате. Я убил первого и упал. Рэндом перескочил через меня, размахивая саблей, и голова второго отделилась от туловища. К этому времени через окно влезли еще двое. Я расстрелял на них все патроны, одновременно вслушиваясь в рычание волкодавов и пальбу чужих пистолетов. На полу корчились трое мужчин и столько же псов. Мне стало приятно при мысли, что мы разделались с половиной нападающих, и когда оставшиеся карабкались в окно, я прикончил одного из них способом, приведшим меня самого в изумление. Повернувшись на каблуках, я схватил тяжелое дубовое кресло и швырнул его через всю комнату – футов на тридцать. И не промахнулся. Оно сломало позвоночник одному из громил. Я не успел добежать до двух других. Рэндом проткнул одного из них саблей и швырнул на пол, чтобы его докончили собаки. Потом он принялся за второго. И этому, последнему оставшемуся в живых, ничего не удалось сделать. Правда, он убил одну из собак, но это был последний сознательный поступок в его жизни. Рэндом задушил его голыми руками. На поверку вышло, что две собаки были убиты и одна тяжело ранена. Рэндом избавил ее от мучений быстрым ударом сабли, и мы принялись изучать поверженных противников. В их виде было что-то необычное. В комнату вошла Флора и тоже принялась помогать нам разобраться, что к чему. У каждого из них были красные, как бы налитые кровью глаза. Однако на этих рожах это выглядело вполне естественно. К тому же на каждом пальце было по лишнему суставу. Челюсти сильно выдавались вперед, и в открытом рту одного из них я насчитал сорок четыре зуба, каждый из которых был значительно больше обычного и к тому же острее. Кожа была толстой, серого цвета и твердой на ощупь. Несомненно, были и другие отличия, но и этого вполне достаточно. Мы собрали их оружие, и я подобрал для себя три маленьких плоских пистолета. – Они из Отражений, это вне сомнения, – сказал Рэндом, и я согласно кивнул головой. – И мне повезло. Они, кажется, совсем не ожидали, что у меня окажутся такие подкрепления – брат военный, да с полтонны собак. Он подошел к выбитому окну и выглянул на улицу, и я не стал вмешиваться в его действия, пусть сам смотрит. – Никого. Уверен, что мы всех их уложили. После чего он закрыл тяжелые оранжевые шторы и придвинул к окну высокие шкафы. Пока он возился, я обыскал карманы трупов. Документов там не было никаких, но это меня особенно не удивило. – Пойдем обратно в библиотеку, – невозмутимо предложил Рэндом. – Я так и не допил свой виски. Прежде чем усесться за стол, он тщательно вытер клинок и повесил его на место. Тем временем я наполнял стакан Флоры. – Так что будем считать, что временно я в безопасности, да еще учитывая, что нас трое в одной лодке. – Рэндом изящно подвел итог сегодняшнему дню. – Господи, да у меня крошки во рту не было со вчерашнего дня! После чего Флора отправилась сказать Кармеле, что теперь она может спокойно, ничего не опасаясь, выйти и накрыть стол в гостиной, но ни в коем случае не должна совать нос в библиотеку. Как только дверь за Флорой закрылась, Рэндом повернулся ко мне и спросил: – Какие у вас с ней отношения? – Не поворачивайся к ней спиной, если останетесь наедине. – Она все еще работает на Эрика? – Насколько я знаю, да. – Тогда что ты здесь делаешь? – Пытаюсь выманить сюда Эрика. Он знает, что единственный способ до меня добраться – это явиться сюда самому, и я хочу выяснить, насколько велико это его желание. Рэндом покачал головой. – Не думаю, что он пойдет на это. Да и какая ему выгода? Пока ты здесь, а он там, для чего ему рисковать? Ведь его позиция сильнее. И если ты захочешь это изменить, то это тебе придется отправиться к нему, а не наоборот. – Я сам пришел к такому же заключению. Тогда глаза его сверкнули, на губах заиграла знакомая усмешка. Он пригладил свои соломенные волосы и заглянул мне в глаза: – Ты собираешься рискнуть? – Может быть. – Не играй со мной в кошки-мышки, малыш. У тебя ведь на лице все написано. Ты знаешь, мне почти что хочется присоединиться к тебе. Из всего, что мне знакомо в жизни, больше всего мне нравится секс и меньше всего – Эрик. Я закурил сигарету, обдумывая услышанное. – А я читаю твои мысли, братишка: «Могу ли я верить Рэндому на этот раз? Он хитрый и коварный, и вне всякого сомнения предаст меня, если только ему предложат более выгодную сделку». Верно? Я кивнул. – Но все же, братец Корвин, вспомни, что хоть я и не делал для тебя ничего особенно хорошего, я и вреда особого тебе никогда не причинял. О, несколько довольно… хм… злых шуток, я это признаю. И тем не менее, ты вполне можешь сказать, что из всей нашей семейки мы лучше остальных понимали друг друга – по крайней мере, не путались друг у друга под ногами. Подумай. Кажется, я слышу шаги. Это или Флора, или служанка, так что давай поговорим о чем-нибудь другом. Хотя нет… Быстро! У тебя, надеюсь, есть с собой колода наших драгоценных фамильных карт? Я покачал головой. В эту минуту в комнату вошла Флора. – Сейчас Кармела накроет на стол. Мы выпили за предстоящий обед, и братец подмигнул мне за ее спиной. На следующее утро тела громил исчезли из гостиной, на ковре не было ни пятнышка, окно было совсем как новое, и Рэндом объяснил, что он «принял надлежащие меры». Я не чувствовал себя достаточно подготовленным, чтобы расспросить его подробнее. Мы одолжили у Флоры ее мерседес и поехали кататься. Окружающие пригороды казались какими-то странными. Я не мог точно сообразить, чего в них не хватало, или что было нового, но чувствовал – здесь что-то нечисто. В тщетных попытках сообразить, что к чему, я нажил себе приступ головной боли, так что решил временно принять вещи такими, какими они были. Я сидел за рулем, Рэндом – рядом со мной. Я небрежно заметил, что хотел бы опять оказаться в Эмбере – просто, чтобы посмотреть, как он отреагирует. – Меня всегда интересовало, – парировал он, – хочешь ли ты просто отомстить, или за этим кроется что-то еще. Это был ответ в стиле моего – я мог либо ответить, либо промолчать. Молчать я не хотел, и поэтому выдал свою коронную фразу: – Я много думал об этом, и взвешивал свои шансы. Знаешь, может быть я и попробую. Тут он повернул голову и бросил на меня один из своих косых взглядов (до этого он смотрел в боковое стекло машины). – Наверное, каждый из нас мечтал о власти или по крайней мере думал о ней – по крайней мере, у меня такая мысль возникала, хотя я и отказался от нее почти сразу же – и честно говоря, игра стоит свеч. Я знаю, ты сейчас спрашиваешь меня, помогу ли я тебе. Да. Помогу. Хотя бы для того, чтобы послать к черту всех остальных. Он помолчал, потом спросил: – Что ты думаешь о Флоре? Сможет ли она принести нам пользу? – Сомневаюсь. Если все будет решено, она, без сомнения, присоединится к нам. Но что может быть сейчас предрешено? – Или потом, – вставил он. – Или потом, – согласился я, чувствуя, что такой ответ звучит так, как нужно. Я боялся признаться, в каком состоянии находится моя память. Я боялся также доверять ему целиком и полностью. Мне так много нужно было знать, и не к кому было обратиться. Я сидел за рулем и обдумывал свое положение. – Так когда ты думаешь начать? – спросил я. – Как только ты будешь готов. Вот я и доигрался. Получил на орехи, и абсолютно не знал, что делать дальше. – Как насчет сейчас? Он молчал. Потом закурил сигарету, похоже, чтобы выиграть время. – Ну хорошо, – сказал он в конце концов. – Когда ты был там в последний раз? – Так давно, что даже не помню. Я вообще не уверен в том, что смогу туда проехать. – Ну хорошо, – опять повторил он. Тогда нам придется уйти прежде, чем нас смогут вернуть. Сколько у тебя бензина? – Три четверти бака. – Тогда поверни за следующим углом налево, и посмотрим, что будет. Я свернул, и придорожные тротуары внезапно начали сыпать искрами. – Ч-черт! – прошипел он. – Я шел здесь лет двадцать тому назад. Что-то слишком уж быстро я вспоминаю то, что нужно. Мы продолжали двигаться вперед, и я не переставал удивляться. Что в конце концов происходит? Небо стало отдавать зеленым, потом розовым. Пришлось закусить губу, чтобы не ляпнуть чего лишнего. Мы проехали под мост, а когда вынырнули с другой стороны, небо вновь приняло нормальный оттенок, но зато теперь нас со всех сторон окружали большие желтые мельницы. – Не беспокойся, – быстро сказал брат. Могло быть и хуже. Я заметил, что люди, мимо которых мы проезжали, одеты довольно странно, дорога сложена из кирпича. – Сверни направо. Я подчинился. Пурпурные облака закрыли солнце, начал накрапывать дождь. Небо расколола молния, забушевал ветер. Дворники работали на полную мощность, но толку от них было мало. Я включил фары и сбросил скорость. Клянусь, что мы проехали мимо всадника, скачущего в противоположном направлении, одетого во все серое, с поднятым воротником и низко опущенной от дождя головой. Затем облака рассеялись, и мы поехали вдоль морского берега. Высоко вздымались пенистые волны, огромные чайки задевали их крыльями. Дождь прошел, и я выключил дворники и фары. Дорога на сей раз была из щебенки, но этого места я и вовсе не узнавал. В боковое зеркальце я не видел города, который мы только что проехали. Я крепче вцепился в руль, когда мы неожиданно проехали мимо виселицы, на которой болтался под порывами ветра скелет. Рэндом все так же курил и смотрел в окно, а дорога тем временем свернула с берега за невысокий холм. Травянистая равнина без единого деревца справа, слева невысокая гряда холмов. Небо к этому времени потемнело, но приобрело глубокий сверкающий лазурный цвет, как в глубоком прозрачном бассейне, закрытом тенями. Я не помню, чтобы мне приходилось видеть когда-нибудь такое небо. Рэндом открыл окно, чтобы выбросить окурок, и леденящий ветерок пахнул мне в лицо, засвистел в машине. Соленый, острый морской ветер. – Все дороги ведут в Эмбер, – сказал брат. Как будто это была аксиома. Я вспомнил вчерашний разговор с Флорой. Совсем не хотелось показаться вероломным обманщиком только из-за того, что до сих пор молчал, но все равно я должен был сообщить ему то, что узнал, не только ради его безопасности, но и ради моей собственной. – Знаешь, – сказал я, – когда ты вчера звонил, Флоры действительно не было дома, и я уверен, что она пыталась проникнуть в Эмбер, но путь для нее был закрыт. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=121841) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.