Коридоры времени Пол Уильям Андерсон О путешествиях во времени. Вместе с героями мы то и дело переносимся в разные века и эпохи. Вас ждут невероятные приключения, отважные люди, головокружительные перелеты и жестокие схватки. Пол АНДЕРСОН Коридоры времени ГЛАВА 1 В замке лязгнул ключ. – Встречай гостей, – сказал охранник. – Что? Кого? – Малькольм Локридж приподнялся на своей койке. Сколько уже часов пролежал он на ней, тщетно пытаясь сосредоточиться на учебнике, – нельзя терять форму, – но мысли разбегались, а глаза упорно возвращались к трещине в потолке. А мысли его были самые горькие. Ко всему прочему, очень раздражали звуки и смрад из соседних камер. – Почем я знаю? Но девчонка, скажу… – Охранник прищелкнул языком, в его голосе звучало восхищение. Недоумевая, Локридж направился к двери. Охранник отступил на пару шагов. Нетрудно было угадать, что он думает: «Осторожно! Этот парень – убийца!» Не то чтобы Локридж походил на злодея: среднего роста, ежик волос песочного цвета, голубые глаза, грубоватые черты лица, курносый нос; выглядел он как раз на свои двадцать шесть лет. Разве что грудь и плечи у него были шире, а руки и ноги более мускулистые, чем у обычного, неспортивного мужчины; двигался он по-кошачьи и мягко. – Не дрейфь, сынок, – презрительно бросил он. – Ну ты, потише! – вспыхнул охранник. «О Господи, – подумал Локридж, – и чего на нем срывать дурное настроение? Он-то мне ничего плохого не сделал… А на ком еще его срывать?» Раздражение утихло, пока он шел по коридору. Любое нарушение мучительного однообразия последних двух недель было почти праздничным. Даже беседа с адвокатом стала событием, хотя за нее потом приходилось расплачиваться ночью, проведенной без сна из-за злости, вызванной вежливым, но упорным нежеланием того вести защиту как надо. Но кто может быть сегодняшним «гостем»? Женщина? Его мать улетела обратно к себе, в Кентукки. Симпатичная девушка? К нему приходила одна знакомая, и довольно симпатичная, но она только и твердила: «Как же ты мог?!», и Локридж не думал, что она придет еще. Может, какая-нибудь женщина-репортер? Едва ли: все местные газеты полны его интервью. Он вошел в комнату для свиданий. За окном был город, шум движения, через дорогу парк, деревья со свежей листвой и до боли голубое небо с быстрыми белыми облаками; дыхание весны заставило его еще острее почувствовать, какую вонь он только что оставил в камере. Несколько охранников наблюдало за заключенными и их посетителями, сидевшими, шепотом разговаривая, за длинными столами. – Вон она, – показал конвоир. Локридж повернулся. У свободного стула стояла девушка, при взгляде на которую его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Боже милостивый! Вот это да! Она была с него ростом, платье – простое, но изысканное и дорогое – подчеркивало фигуру, которой могла бы позавидовать чемпионка по плаванию или богиня охоты Диана. Голова гордо поднята, черные волосы, сверкающие в луче солнца, падают на плечи. Лицо… Он не мог бы сказать, в какой части света сформировались его черты: дуги бровей над продолговатыми зелеными глазами, широкие скулы, прямой нос, властные рот и подбородок, смуглая кожа. На мгновение – хотя чисто физическое сходство было незначительным – Локриджу вспомнились образы древнего Крита, лик Лабрийской Богородицы; дальше он мог думать лишь о том чуде, что было перед ним. С некоторой опаской он подошел к ней. – Мистер Локридж. – Это был не вопрос, а утверждение. Ее акцент он тоже не мог определить – возможно, просто слишком тщательный выговор. Голос был низкий и звучный. – Д-да, – пробормотал он. – А… – Я – Сторм Дарроуэй. Присядем? – Она села с таким видом, будто взошла на трон, и открыла сумочку. – Сигарету? – Благодарю, – произнес он автоматически. Она щелкнула зажигалкой «Тиффани», дала ему прикурить, но сама сигарету не взяла. Теперь, когда было чем занять руки, Локридж немного успокоился, сел на стул и встретился с ней глазами. В каком-то дальнем уголке его смятенного сознания возник вопрос: как у женщины с такой внешностью может быть англосаксонское имя? Может, ее родители были иммигрантами с труднопроизносимым именем и изменили его? Однако в ней вовсе не было той… робости, что ли, подобострастия, как бывает в таких случаях. – Боюсь, я не имел… э-э… удовольствия встречать вас раньше, – промямлил он, взглянул на ее левую руку и добавил, – мисс Дарроуэй. – Разумеется, нет. – Она замолчала, глядя на него с абсолютно бесстрастным лицом. Нервничая, Локридж заерзал на стуле. «Прекратить!» – мысленно приказал он себе, сел прямо, выдержал ее взгляд и молча стал ждать, что будет дальше. Она улыбнулась, не разжимая губ. – Прекрасно, – тихо сказала она и добавила уже решительным тоном: – Я видела заметку о вас в чикагской газете; она меня заинтересовала. Поэтому я пришла, чтобы узнать больше. Вы, как мне кажется, жертва обстоятельств. Локридж пожал плечами: – Я не собираюсь плакаться, но это так. Вы репортер? – Нет, я просто стремлюсь к торжеству справедливости. Вы удивлены? – добавила она насмешливо. На мгновение он задумался. – Пожалуй, да. Есть, конечно, люди вроде Эрла Стэнли Гарднера, но такая женщина, как вы… – Может найти лучшее занятие, чем кампания в защиту справедливости. – Мисс Дарроуэй усмехнулась. – Это правда. Мне самой тоже нужна помощь. Возможно, именно вы и сможете помочь. Мир закружился вокруг Локриджа. – Разве вы не можете нанять кого-нибудь, мэм… простите, мисс? – Есть качества, которые нельзя купить, они должны быть врожденными, а возможности для тщательного поиска у меня нет. – Глаза ее потеплели. – Расскажите мне о вашем положении. – Вы же видели газеты. – Собственными словами. Пожалуйста. – Что ж… Черт возьми! Тут и рассказывать-то особо нечего. Недели две назад вечером я шел из библиотеки к себе домой. В паршивом таком районе. Напала на меня компания молодых ребят. Думаю, хотели просто избить меня – для забавы да ради мелочи, что у меня была… Я, естественно, стал защищаться… Ну и один из придурков грохнулся на тротуар и разбил голову, остальные, конечно, сразу смылись. Я вызвал полицию, и меня тут же обвинили в убийстве второй степени. – А как насчет самообороны? – Само собой. Я так и делаю: пытаюсь доказать всем, что действовал в пределах самообороны. Только толку мало. Свидетелей нет. Сволочей этих я опознать не могу: темно было. К тому же в последнее время много было столкновений между этим сбродом и колледжем. Я и сам раз попал в такую переделку – школьники хотели испортить нам пикник. А теперь говорят, что я сводил с этим парнем счеты, – я, с моей боевой подготовкой, свожу счеты с ребенком! – Он сжал кулаки в бессильной ярости. – Ребенок! Черт возьми! Больше меня ростом, борода растет! Ребенок!.. Да и было их больше десятка… Но у нас, знаете ли, очень честолюбивый прокурор. Сторм Дарроуэй изучающе смотрела на него. Это чем-то напомнило ему, как его отец много лет назад на ферме в Кентукки разглядывал и ощупывал купленного бычка. – Вы раскаиваетесь? – спросила она. – Нет, – ответил Локридж. – И это тоже не в мою пользу. Актер из меня плохой. О, я, конечно же, не собирался никого убивать! Я просто защищался, как мог. Чистая случайность, что этот хулиган так неудачно упал. Да, я сожалею, что это произошло. Но моя совесть чиста. Я делал то, что было необходимо, защищался; а если бы не знал как, не умел? Был бы или в больнице, или на кладбище. И все бы говорили: «Ах, какой ужас! Надо построить еще один рекреационный центр». Плечи Локриджа грустно опустились. Он раздавил сигарету и взглянул на свои руки. – У меня хватило глупости, – продолжал он глухо, – сказать все это газетчикам. И не только это… Здесь сейчас не слишком жалуют южан. Мой адвокат говорил, что местные либералы хотят сделать из меня еще и расиста! Матерь Божья, да я и цветных-то почти не видел там, откуда приехал! И как может человек быть антропологом и сохранять расовые предрассудки? Уж не говоря о том, что эти мерзавцы были белыми. Но все это, по-моему, ничуть не меняет отношения ко мне… Его злость обратилась на него самого. – Простите, мисс, – сказал он тихо, – я не собирался плакаться. Она было потянулась к нему, но остановилась. Взглянув на нее, Локридж увидел, что на ее красивом, необычном лице появилось выражение гордости, даже надменности. Однако голос ее звучал тихо, почти ласково: – Ваше сердце свободно. Я на это надеялась. Внезапно она вновь стала безлично деловой: – Каковы перспективы судебного процесса? – Не слишком хорошие. Мне назначили адвоката, а тот говорит, что мне нужно признать себя виновным в убийстве по неосторожности, тогда получу меньший срок. Я этого не понимаю. Это несправедливо. – Полагаю, у вас не имеется средств для продолжительной борьбы? «Ну и ну, – подумал Локридж. – Такая женщина, а говорит как профессор!» – Нет, – согласился он. – Я ведь жил на аспирантскую стипендию. Мать, правда, обещает заложить свой дом, чтобы собрать нужную сумму; она вдова, богатых братьев у меня нет. Но мне этого очень не хочется. Конечно, я отдам долг, если выиграю процесс. А если нет?.. – Думаю, у вас есть шансы выиграть, – сказала она. – Насколько мне известно, Уильям Эллсворт из Чикаго – один из лучших адвокатов в стране по уголовным делам. Вы слышали о нем? – Что? Эллсворт?! – ошеломленный, Локридж уставился на нее. – Да говорят, что он чуть ли ни разу не проиграл дела! Сторм Дарроуэй задумчиво погладила подбородок. – Хороший штат частных сыщиков сможет найти членов этой малолетней шайки, – проговорила она. – Их местонахождение в тот вечер может быть установлено в суде, а умелый перекрестный допрос выведет их на чистую воду. Можно также найти свидетелей, которые подтвердят вашу безупречную репутацию… Вы ведь ничего предосудительного прежде не совершали? – Ну… – Локридж стиснул зубы, но смог выдавить улыбку. – Нет, ничего – в разумных пределах. Но послушайте, это же будет стоить целое состояние! – Состояние у меня есть, – отмахнулась она от вопроса. Наклонившись вперед, Сторм Дарроуэй пристально смотрела на него сверкающими глазами. – Расскажите о себе. Мне потребуется информация. Где вы получили боевую подготовку, о которой упоминали? – На флоте. База была в Окинаве, я заинтересовался каратэ, стал заниматься в школе… Разговор принял совершенно неожиданный оборот. В голове у Локриджа был какой-то туман, и он даже не заметил, как выложил все подробности о своей жизни: детство, заполненное работой, лесами, охотой, рыбной ловлей; то вечное стремление к чему-то новому, неизведанному, которое привело его к поступлению на военную службу в семнадцать лет; ошеломляющее потрясение, испытанное им при встрече с другими странами, иными народами, с миром, огромность которого он не мог и представить; возникшее у него желание учиться… – Я много читал во время службы, – продолжал Локридж. – Потом, вернувшись в Штаты, поступил на свои сбережения в колледж, решил заняться антропологией. Здесь в университете хорошее отделение, и я готовлюсь… готовился к защите магистерской диссертации. Все могло быть отлично… Мне вообще нравятся примитивные люди. В них нет ничего романтического, у них свои заботы, как и у нас, но в них есть что-то такое, что мы потеряли… – Вы, значит, путешествовали? – Так, полевые поездки в места вроде Юкатана. Мы собирались туда опять этим летом, но теперь, полагаю, это для меня закрыто. Даже если я выберусь отсюда, даже если вовремя выберусь, вряд ли мне будут рады. Что ж, найду другое место. – Да, верно. Сторм Дарроуэй осторожно оглядела комнату своими рысьими глазами. Охранники, скучавшие сегодня меньше обычного благодаря необычайной посетительнице, не стесняясь разглядывали ее, но не могли слышать ее слов – беседа шла вполголоса. – Слушайте, Малькольм Локридж, – сказала она. – Посмотрите на меня. «С удовольствием», – подумал он. Его по-прежнему трясло от возбуждения. – Я собираюсь нанять Эллсворта для вашей защиты, – сообщила мисс Дарроуэй. – Он получит инструкции не считаться с расходами. Если вы все же будете осуждены, он подаст апелляцию. Но думаю, что этого не потребуется. – Но почему? – только и смог прошептать Локридж. Она откинула голову. Длинные черные волосы упали назад, и в ее левом ухе он увидел какое-то маленькое прозрачное устройство. Слуховой аппарат? От мысли, что и у нее есть свои проблемы, что и она не абсолютное совершенство, у него как-то потеплело на душе. Как будто рухнули стены, отделявшие его от окружающего мира, и все вокруг залил весенний солнечный свет. – Скажем так, – ответила она на его вопрос, – не нужно льва сажать в клетку. – В ее словах не было кокетства, они звучали искренне. Мускулы ее лица расслабились. Сторм Дарроуэй сидела совершенно непринужденно и продолжала ровным, спокойным голосом: – Кроме того, мне нужна помощь. Дело опасное. Думаю, вы подходите куда лучше, чем какой-нибудь слогг с улицы. Плата будет отнюдь не нищенская. – Мисс, – заикаясь, пробормотал Локридж, – мисс, мне не надо никакой платы за… за что бы то ни было. – Во всяком случае, вам потребуются деньги на путевые расходы, – возразила она. – Сразу же после суда Эллсворт передаст вам конверт с чеком и указаниями. А пока вы не должны говорить обо мне ни слова. Если спросят, кто финансирует вашу защиту, отвечайте, что богатый дальний родственник. Все понятно? Лишь позднее, пытаясь как-то осмыслить свою фантастическую встречу с мисс Дарроуэй, он задал себе вопрос, не преступница ли она, но тут же отогнал эту мысль. А сейчас он просто воспринял ее слова как приказание и молча кивнул. Она встала. Локридж кое-как тоже поднялся. – Меня здесь больше не будет, – сказала она и быстрым, сильным движением пожала ему руку. – Когда вы будете на свободе, встретимся в Дании. А теперь – до свиданья и не падайте духом. Он смотрел ей вслед, пока она шла к выходу, потом перевел взгляд вниз, на руку, которую она только что пожала. ГЛАВА II 14 сентября, говорилось в ее письме, в 9 часов утра. Локридж проснулся рано, больше уснуть не смог и, в конце концов, решил пойти прогуляться. Так или иначе, ему хотелось попрощаться с Копенгагеном. В чем бы ни заключалась работа, которую поручит ему Сторм Дарроуэй, наверняка это будет не здесь – раз уж он получил указание купить туристское снаряжение для двоих, винтовку, пистолет, – а он успел полюбить этот город. Улицы были полны велосипедов, ловко шныряющих в потоке автомашин, – утренний час пик. У велосипедистов вовсе не было затравленного вида спешащих на работу американцев; спокойные, степенные люди, молодые ребята в деловых костюмах или в студенческих фуражках, девушки со свежими лицами и развевающимися белокурыми волосами – все открыто радовались жизни. Веселый блеск Тиволи – словно шампанское в крови, но нет нужды ехать туда, чтобы почувствовать дух старой Вены. Достаточно пройти по Лангелинье, ощутить запах морских ветров и увидеть суда, направляющиеся в самые далекие уголки мира, поклониться Русалочке и Гефионскому Волу, дальше мимо величественного дворца Амалиенборг, налево по каналу через Нюхавн, где существующие с незапамятных времен морские таверны сонно припоминают вчерашнее веселье, потом по Конгенс Нюторв, остановившись на минутку выпить пива в уличном кафе, и, наконец, еще дальше мимо церквей и дворцов эпохи Возрождения, вонзающих в небо свои прекрасные стройные шпили. «Я чертовски многим обязан этой женщине, – думал Локридж, – и не в последнюю очередь за то, что, по ее указанию, приехал сюда на три недели раньше намеченной встречи». «Почему?» – удивлялся он. Согласно инструкциям, он должен был достать артиллерийские карты и ознакомиться с датской топографией, много часов пришлось провести в Древнескандинавском отделе Национального музея, прочитать кое-какие книги, подробно рассказывающие о его экспонатах… Локридж безропотно подчинился, недоумевая, но искренне считая, что ему повезло. Времени и возможностей для развлечений вполне хватало, от одиночества страдать не приходилось: все датчане очень дружелюбны, и это было особенно приятно, когда он познакомился с двумя девушками… Может быть, Сторм Дарроуэй того и хотела: чтобы он пришел в себя после трудного испытания, потратил побольше энергии – в том числе и на девушек – и потом не приставал к ней, куда бы они ни направлялись. Мысли о Сторм Дарроуэй, о предстоящей работе заставили его встряхнуться. Сегодня! Локридж прибавил шагу. Показался отель, где он остановился согласно полученному указанию. Чтобы снять напряжение, он поднялся к себе не на лифте, а по лестнице, пешком. Нервничая, он шагал по комнате и курил одну сигарету за другой. Впрочем, долго ждать ему не пришлось. Зазвонил телефон, и Локридж снял трубку. – Мистер Локридж? – услышал он голос клерка. – Вас просят встретить мисс Дарроуэй на улице перед отелем через пятнадцать минут. – Английский язык клерка был безупречен. – Вместе с багажом. – Понятно. – На мгновение он разозлился: какая наглость! Она приказывает, будто он ее слуга! «Впрочем, нет, – решил Локридж, успокаиваясь, – я не прав. Я так долго прожил в северных штатах, что забыл, как ведут себя настоящие леди». Звать коридорного он не стал. Надел на плечи рюкзак, второй рюкзак, чемодан взял в руки и отправился вниз оформлять отъезд. К тротуару подкатил блестящий новый «дофин». За рулем сидела Сторм Дарроуэй. Локридж не забыл, как она выглядит, – забыть это было невозможно, – но, когда в окне машины показалось ее лицо в обрамлении темных волос, у него перехватило дыхание, а девушки-датчанки вылетели из головы, будто их и не было никогда. – Добрый день, – произнес он, запинаясь. Мисс Дарроуэй улыбнулась. – Рада видеть вас на свободе, Малькольм Локридж, – приветствовала она его своим хрипловатым голосом. – Ну что, поехали? Он положил купленное снаряжение в багажник и сел в машину рядом с ней. На Сторм Дарроуэй на этот раз были брюки и кроссовки, но выглядела она не менее величественно, чем в прошлую их встречу. Она ввела машину в автомобильный поток с такой ловкостью, что он даже присвистнул: – Вы, я вижу, не хотите терять времени, а? – Слишком его мало, чтобы терять, – отозвалась она. – Нужно выехать из страны засветло. Локридж с трудом отвел глаза от ее лица. – Я… Я готов ко всему, что бы вы ни задумали. – Да, – кивнула она. – Я в вас не ошиблась. – Но если вы расскажете мне… – Подождите немного. Как я понимаю, вас оправдали. – Полностью. Не знаю, как я смогу вас когда-нибудь отблагодарить. – Помогая мне, разумеется, – сказала она с ноткой раздражения в голосе. – Но давайте сперва обсудим ваше положение. Я хочу знать, какие у вас планы на будущее? – Да как сказать… В сущности, никаких. Я ведь не знал, сколько времени займет эта работа, и не искал нового места. Пока не найду, могу пожить с матерью. – Она ожидает, что вы скоро вернетесь? – Нет. Я съездил в Кентукки повидать своих. В вашем письме было сказано не болтать, так что я только сказал им, что мою защиту обеспечил один богач, которому казалось, что со мной обошлись несправедливо, а теперь, мол, ему нужен консультант в Европе для исследовательской программы, а занять она может неизвестно сколько времени. Годится? – Отлично. – Она одарила его ослепительным взглядом. – В вашей изобретательности я тоже не ошиблась. – Но все же куда мы едем? Зачем? – Много рассказать вам я не могу, но… Короче, мы должны вернуть и переправить по назначению – законному владельцу – украденное сокровище. – Ничего себе. – Локридж полез за сигаретой. – По-вашему, это что-то невероятное? Мелодрама? Сцена из плохого романа? – Сторм Дарроуэй усмехнулась. – Почему люди в этом веке считают, что их жалкое существование – норма для всей вселенной? Сами подумайте. Составляющие вас атомы – это просто сгустки энергии. Солнце, которое светит над вами, может поглотить эту планету, и есть другие солнца, которые могут поглотить ваше солнце. Ваши предки охотились на мамонтов, бороздили океан веслами, гибли на бесчисленных полях сражений. Ваша цивилизация подходит к грани угасания. В вашем собственном теле в настоящий момент идет беспощадная война с захватчиками, которые стремятся вас поглотить, борьба против энтропии и даже самого времени. И это вы считаете нормой! Она махнула рукой в сторону улицы: множество людей, каждый занят своим собственным, привычным делом. – Тысячу лет назад они были мудрее, – продолжала она, – знали, что и мир, и боги исчезнут, и ничего тут нельзя сделать, кроме как мужественно встретить этот день. – Что ж, – Локридж помедлил. – Ладно. Может, я просто человек иного типа. Сторм Дарроуэй рассмеялась. Гудел мотор, машина мчалась вперед. Позади остался старый город, вокруг высились многоквартирные дома. – Я буду краткой, – прервала она наконец молчание. – Помните, как несколько лет назад на Украине вспыхнуло восстание против Советского правительства? Мятеж был жестоко подавлен, но подпольная борьба велась еще долго. А штаб освободительного движения был здесь, в Копенгагене. – Да, – Локридж нахмурился. – Я изучал зарубежную политику. – Так вот, – продолжала она. – Был там у них так называемый военный фонд, который спрятали, когда стало ясно, что игра проиграна. А сейчас, не так давно, мы нашли человека, который знает, где этот тайник. – Мы? – Он весь напрягся. – Движение освобождения. Но уже не только Украины, а всех порабощенных народов. Нам нужны эти средства. – Постойте! На кой черт? – О, мы не рассчитываем освободить треть планеты за одну ночь. Но пропаганда, подрывная деятельность, налаживание путей переброски людей на Запад – все это требует денег. А от правительств, только болтающих о «разрядке», ждать нечего. Локриджу понадобилось время, чтобы собраться с мыслями. – Верно, – сказал он после паузы. – Я всегда утверждал – в разговорах с коллегами, да и не только с ними, – что сегодняшняя Америка страдает какой-то суицидоманией. То, как мы сидим и ждем любого доброго слова – неважно, от кого, пусть даже от тех, кто клялся нас уничтожить. То, как мы отдаем целые континенты идиотам, демагогам, каннибалам. То, как даже у себя мы извращаем совершенно недвусмысленные слова Конституции, чтобы только откупиться от шайки каких-нибудь… ну да неважно. Во всяком случае, мои аргументы не способствовали хорошему ко мне отношению. Странное выражение торжества промелькнуло на ее лице, но голос был деловит и решителен: – Золото находится в конце туннеля в Западной Ютландии. Его прорыли немцы во время оккупации Дании для нужд сверхсекретного исследовательского проекта. Антифашистское подполье совершило налет на эту базу незадолго до конца войны. Очевидно, все, кто знал о туннеле, были убиты, поскольку широкой публике о его существовании так и не стало известно. Украинцы узнали о нем от человека, находившегося при смерти, и использовали туннель в качестве тайника. После того как их мятеж был подавлен, и они рассеялись, сокровище осталось там. Те же немногие, кто знал о нем, были людьми бескорыстными, и никто не старался присвоить золото в личных целях, а каких-то других целей у них уже не было. Большинство посвященных в тайну умерло – кто от старости, кто от несчастного случая, кто от руки советского агента. Последние из оставшихся в живых решили в конце концов передать золото нашей организации, и мне было поручено забрать его. А вы теперь – мой помощник. – Но… но почему я? Неужели у вас нет своих людей? – А вы когда-нибудь слышали об использовании агента со стороны? За восточноевропейцем наверняка будут следить, могут произвести обыск. А американские туристы свободно ездят повсюду. Их багаж на границе редко открывают, особенно если они путешествуют дешево… В листовой форме золото можно вшить в одежду, подкладку спальных мешков и так далее. Мы поедем на мотоцикле в Женеву и там передадим его кому надо. – Она взглянула на него с вызовом. – Вы готовы? Локридж закусил губу. Все это было слишком неожиданно, чтобы переварить сразу. – А вы не думаете, что нас накроют с тем арсеналом, который я закупил? – Оружие – просто предосторожность на то время, пока мы будем готовить золото к перевозке. Мы его оставим там. – Сторм Дарроуэй помолчала, потом продолжала мягко: – Думаю, что вы неглупый человек и понимаете, что выполнение нашей задачи чревато определенными нарушениями закона, которые могут оказаться – в случае столкновения – весьма серьезными. Мне нужен человек, готовый пойти на риск и встретиться с опасностью, умеющий переносить трудности, но в то же время не какой-нибудь уголовник, соблазнившийся только возможностью хорошо заработать. Вы мне показались подходящими. Если я ошиблась, лучше, прошу вас, скажите сразу. – Ну что ж… – Локридж более или менее пришел в себя. – Если вы искали Джеймса Бонда, то безусловно ошиблись. – Кого? – Она бросила на него непонимающий взгляд. – Это не имеет значения, – произнес он, стараясь скрыть удивление. – Хорошо. Буду откровенен. Почем я знаю, что вы та, за кого себя выдаете? Может быть, тут замешан синдикат контрабандистов, или это какой-то обман, или… да что угодно – даже происки русских. Откуда я знаю? Город кончался; движения на дороге почти не было. – Больше я рассказать не могу. – Она внимательно посмотрела на него. – Доверие ко мне входит в ваше задание. Он взглянул в ее глаза и с радостью согласился: – О'кей! Контрабандист к вашим услугам. Она сжала его руку. – Спасибо. – Этого было вполне достаточно. В молчании они ехали через зеленеющий пригород, мимо маленьких деревушек с красными крышами домов. Ему ужасно хотелось заговорить с нею, но, как известно, королева сама начинает разговор. – Вы бы рассказали мне хоть какие-то детали, – наконец собрался он с духом, когда они уже въезжали в Роскилле. – План действий и так далее. – Потом, – ответила она. – День слишком хорош. Он не мог прочитать выражения ее лица, но какая-то мягкость была в очертаниях ее губ. «Да, – подумал он, – при такой жизни, как у тебя, нужно не упускать все хорошее, пока есть возможность». Они проехали мимо огромного собора с тремя шпилями. – Ничего себе церковь, – сказал Локридж, жалея, что не может найти лучших слов. – Здесь похоронена сотня королей, – ответила она. – Но под базарной площадью – еще более древние развалины собора Святого Лаврентия; а до того, как его построили, там был языческий храм с вырезанными на фронтонах драконами. Это ведь была королевская резиденция Викинга Денемарка. От этих слов его почему-то бросило в дрожь. Однако ее мрачное настроение тут же прошло – словно ветер прогнал тучу. Она улыбнулась: – Вы знаете, что современные датчане называют Персеиды слезами Святого Лаврентия? У этого народа очаровательные фантазии. – Вы как будто сильно интересуетесь ими? – заметил Локридж. – Поэтому вы хотели, чтобы я изучал их прошлое? Тон ее голоса стал жестким. – Нам необходимо прикрытие – легенда – на случай, если за нами станут следить. Любознательность археолога – отличное объяснение того, почему мы там роемся, в этой древней земле. Но я уже сказала, что не хочу думать сейчас об этих проблемах. – Прошу прощения. И снова Сторм Дарроуэй поразила его внезапной переменой. – Бедный Малькольм, – сказала она, поддразнивая. – Неужто тебе так трудно сидеть без дела? Слушай, мы же будем парой туристов; нам придется ночевать в палатках, есть и пить в гостиницах для бедных, пробираться по всяким закоулкам, через тихие деревушки – отсюда и до Швейцарии. Давай начнем играть нашу роль. – Ну, – сказал он, желая доставить ей удовольствие, – бродяга из меня отличный. – Ты много путешествовал – кроме полевых работ? – Вроде того. «Голосовал» на дорогах, ездил на Окинаве во всякие глухие местечки, когда отпускали на побывку, провел отпуск в Японии… У него хватало ума оценить ту ловкость, с которой она переводила разговор на его прошлое. Но рассказывать о себе было от этого не менее приятно. Не то чтобы он был склонен к хвастовству, но если прекрасная женщина проявляет такой интерес, почему же не доставить ей удовольствие? «Дофин» мягко прокатился через остров, Ринстед, Соре Слагельсе и въехал в Корсер на Бельте. Здесь надо было садиться на паром. На нем Сторм – она пожаловала ему разрешение называть ее по имени; это было словно посвящение в рыцари – повела его в ресторан. – Самое время позавтракать, – сказала она, – тем более что напитки в интернациональных водах не облагаются налогом. – Ты хочешь сказать, что этот пролив – интернациональный? – Да, где-то около девятисотого года Британия, Франция и Германия созвали конференцию и с трогательным единодушием решили, что проливы, пролегающие через середину Дании, являются частью открытого моря. Они заказали алкоголь и пиво. – Ты до черта знаешь об этой стране, – сказал Локридж. – Ты что, датчанка? – Нет. У меня американский паспорт. – Может, по происхождению? Ты на американку не похожа. – А на кого же я похожа? – Бог его знает. Вроде всего понемногу, а вышло лучше, чем любая из составляющих. – Что? Южанин одобряет расовое смешение? – Брось, Сторм! Я не верю в эту чушь насчет того, хочешь ли ты, чтобы твоя сестра вышла замуж за черного или желтого. У моей сестры достаточно мозгов, чтоб самой выбрать подходящего парня, – неважно, какой он расы. – Однако раса существует. – Она подняла голову. – Нет, не в извращенном понимании двадцатого века. Нет. Но в генетических линиях. Есть хороший материал, есть и дрянь. – Ммм… Теоретически. Только как их разделить, покуда они не проявят себя? – Это возможно. Начало уже положено исследованиями в области генетического кода. Когда-нибудь смогут определять, на что человек годится, еще до его рождения. – Мне это не нравится, – покачал головой Локридж. – Я за то, чтобы все рождались свободными. – А что это значит? – Она рассмеялась. – Свободными делать что? Девяносто процентов этого биологического вида по природе своей – домашние животные. Свобода может иметь значение только для остальных десяти из ста. Но сегодня вы и их хотите превратить в домашних животных. – Она поглядела в окно, за которым на воде играли солнечные блики и кружились чайки. – Ты говорил о стремлении цивилизации к самоубийству. Только жеребец может вести за собой стадо кобылиц, но никак не мерин. – Возможно. Но уже был эксперимент с наследственной аристократией, и посмотри, что получилось. – Ты полагаешь, ваша soi-disant [Так сказать (фр.).] демократия может дать что-то лучше? – Не толкуй меня превратно, – ответил Локридж. – Я бы не отказался быть выродившимся аристократом. Просто нет такой возможности. Сторм сбросила маску надменности и рассмеялась. – Спасибо. Мы ведь чуть не начали говорить серьезно, а? А вот и устрицы. Она так умно направляла разговор, непринужденно болтая за столом, а потом и на покачивающейся палубе, что он едва заметил, с какой ловкостью она увела разговор от себя. Они снова сели в машину в Нюборге, проехали по Фюну через Оденсе – родной город Ганса Христиана Андерсена. – Это название означает «Озеро Одина», – сообщила Сторм, – и когда-то здесь приносили людей ему в жертву. Наконец, переехав по мосту, они оказались в Ютландии. Локридж предложил сменить ее за рулем, но Сторм отказалась. По мере того как они продвигались на север, рельеф местности менялся, она становилась менее населенной; под ослепительно высоким куполом неба виднелись гряды холмов, заросших лесом или цветущим вереском. Время от времени Локридж замечал Kaempehoje, дольмены, покрытые грубо вытесанными каменными плитами, контрастно подсвеченные заходящим солнцем. Он что-то сказал по их поводу. – Они стоят с каменного века, – отозвалась Сторм. – Им четыре тысячи лет, а то и больше. Примерно такие же дольмены встречаются на Атлантическом побережье и по всему Средиземноморью. То была крепкая вера. – Ее руки вцепились в руль, она смотрела прямо перед собой, на тянущуюся ленту дорога. – Те, кто принес с собой эти погребальные обряды, поклонялись Триединой Богине – Той, Которой Норны – богини судьбы – были лишь бледным подобием, – Деве, Матери и Царице Ада. Очень жаль, что ее променяли на Громовержца. Шины шуршали по бетонному покрытию, в открытых окнах свистел ветер. Длинные тени легли в складках предгорий. Из соснового леса выпорхнула стая ворон. – Но она вернется, – сказала Сторм. Локридж уже начал привыкать к минутам мрачного настроения у нее и промолчал. Когда они свернули на Хольстебро, он сверился с картой, и у него перехватило дыхание: ехать осталось совсем немного, – разве что она решит прокатиться на коньках по льду Северного моря. – Ты не думаешь, что пора ввести меня в курс дела? – спросил Локридж. – Я мало что могу добавить. – Непроницаемое выражение лица, невозмутимый голос. – Я уже провела разведку. У входа в туннель проблемы вряд ли возникнут. Дальше, может быть… – Ее внутреннее напряжение вырвалось наружу, она с такой силой сжала его руку, что он почувствовал боль от впившихся в нее ногтей. – Будь готов к неожиданностям. Я не вдаюсь в подробности, потому что ты стал бы только ломать голову, пытаясь во всем разобраться. В чрезвычайной ситуации – если она возникнет – ты должен не тратить время на размышления, а просто действовать. Ты понимаешь меня? – Я… Думаю, что да. – Такая психология годилась для каратэ. Но тут… «Нет, черт возьми! Я обещал, – решил он. – Сумасшедший, дурак, донкихот – как меня ни назови, – я буду с нею, что бы ни случилось, безо всяких дополнительных объяснений!» Его сердце громко стучало, руки похолодели. Вскоре после Хольстебро Сторм свернула с шоссе. Грунтовая дорога змеей вилась среди полей; справа показалась плантация строевого леса. Сторм съехала на обочину и заглушила мотор. Тишина заполнила мир. ГЛАВА III Локридж пошевелился. – Что мы… – Тихо! – Резким взмахом руки Сторм заставила его замолчать. Из отделения для перчаток она достала маленький толстый диск. Одна из его плоскостей переливалась необычными цветами. Сторм наклонила диск в одну сторону, в другую. Приблизив к нему лицо, обрамленное соболиными локонами, она вглядывалась в мелькавшие на диске оттенки. Понемногу ее напряженные мышцы расслабились. – Все в порядке, – прошептала она. – Можно идти. – Что это за штука? – Локридж потянулся к диску, но Сторм отвела его руку. – Это индикатор, – коротко пояснила она. – Вперед! Сейчас местность свободна. Он напомнил о своем решении делать все, что она скажет. Сюда вроде бы входило и не задавать ненужных вопросов. Локридж вылез из машины и открыл багажник. Сторм открыла бывший при ней чемодан. – Надеюсь, в рюкзаках у тебя полное лагерное снаряжение, – сказала она; он кивнул. – Тогда бери свой, – добавила Сторм, – я потащу мой. И заряди ружье и пистолет. Локридж сделал, как было велено. Мурашки бегали у него по спине, но на этот раз ощущение не было неприятным. Приготовившись – сбоку «уэбли», в руке маузер, – он обернулся и увидел, как Сторм закрывает свой чемодан. Она нацепила что-то вроде патронташа – он такого никогда не видел, – сделанного из тускло светящегося металла; патронные сумки казались наглухо запаянными. На правом боку, как будто притянутая магнитом, висела какая-то странная штуковина. Локридж смотрел на нее в недоумении. – Слушай, что это за пистолет? – Неважно. – Она подняла свой разноцветный диск. – Будь готов увидеть более удивительные вещи. Запри машину и пойдем. По лесной плантации они пошли назад, параллельно дороге, но скрытые от нее ровными рядами сосен. Косые лучи вечернего солнца пробивались сквозь колючие ветки, оставляя на земле, покрытой мягким ковром из сосновой хвои, пятнышки света. – Я понял, – сказал Локридж. – Нужно, чтобы, если кто появится, по машине не было видно, куда мы пошли. – Молчи, – приказала Сторм. Примерно через милю они вернулись к дороге и перешли ее. С этой стороны раскинулось поле золотистого жнивья; за ним поднималась гряда холмов, так что, если поблизости и была ферма, то ее не было видно. Посередине поля высился небольшой холм, увенчанный дольменом. Прежде чем Локридж успел ей помочь, Сторм ловко пробралась через проволочное заграждение и рысью припустила к нему. Ее рюкзак был ненамного легче, чем у Локриджа, но когда они добежали до холма, он все же запыхался, а она хоть бы что. Она остановилась, открыла свой «патронташ» и достала какую-то трубку, что-то вроде карманного фонарика с граненым стеклом. Сориентировавшись по солнцу, Сторм пошла вокруг поросшего травой и куманикой холма. Специальный знак указывал, что этот реликт охраняется государством. Чувствуя себя беззащитным под огромным куполом неба, с бьющимся сердцем Локридж посмотрел на дольмен, словно ища поддержки у вечности. Вертикально стоящие камни, серые и замшелые, хранили величавое спокойствие, держа на себе тяжелую плиту с тех самых пор, как были воздвигнуты исчезнувшим ныне народом, чтобы служить усыпальницей для их мертвых. Но сама постройка, припомнил он, была когда-то погребена под грудами земли, от которых остался лишь этот курган… Сторм внезапно застыла. – Здесь. – Она полезла вверх по склону. – Что? Но послушай, – отозвался Локридж, – мы же почти обошли его кругом. Почему было не пойти в противоположную сторону? Впервые он заметил смущение на ее лице. – Я всегда иду против движения солнца. – Сторм натянуто усмехнулась. – Привычка. А теперь отойди. Они были на середине склона. – В 1927 году здесь были произведены раскопки, – сказала она. – Дольмен откопали, все осмотрели, теперь ученым здесь больше нечего делать. Так что мы спокойно можем использовать его в качестве входа. – Она стала возиться с пультом управления на своей трубке. – У нас несколько непривычные для тебя методы создания потайных входов, – предупредила Сторм. – Не удивляйся особенно. Стекло тускло засветилось, трубка начала жужжать и вибрировать в ее руке. Дрожь пробежала по кустам куманики, хотя не было ни ветерка. Неожиданно круглый пласт земли поднялся в воздух. Десять футов в диаметре, двадцать футов толщиной – этакая затычка из дерна и земли, ничем не поддерживаемая, висела перед глазами Локриджа. Вскрикнув, он отскочил в сторону. – Спокойно! – приказала Сторм. – Полезай внутрь. Живее! В оцепенении он приблизился к отверстию. Пологий спуск вел вглубь и терялся вдали. Локридж нервно сглотнул. Только сознание того, что она на него смотрит, заставило его двинуться с места. Он вошел внутрь холма, она за ним. Обернувшись, Сторм нажала на что-то на своей трубке. Локридж услышал легкий чмокающий звук – земляной цилиндр с механической точностью вернулся на место. В тот же миг стало светло – хотя Локридж, совершенно ошеломленный, никакого источника света не видел. Спуск оказался полом сводчатого туннеля, чуть шире входа. Туннель заворачивал, полого опускаясь. Стены его были по всей длине покрыты твердым гладким материалом, который и испускал свет – холодное белое излучение; из-за того, что при таком освещении не было теней, трудно было судить о расстояниях. Локридж ощущал движение свежего воздуха, хотя вентиляторов нигде не было. Он взглянул на Сторм, но не мог произнести ни слова. Она спрятала трубку. Плавной походкой – резкости в ней как не бывало – она подошла к нему и положила ладонь на его руку. – Бедняга Малькольм, – прошептала она. – Тебя ждут еще большие неожиданности. – О, Господи, – отозвался он слабым голосом. – Надеюсь, что нет. – Однако ее близость, ее прикосновение даже в такую минуту поднимали настроение. Понемногу Локридж начал приходить в себя. – Как, черт побери, это делается? – спросил он, и голос его гулким эхом отозвался в сводах туннеля. – Ш-ш… Не так громко. – Сторм взглянула на свой играющий красками диск. – Сейчас здесь никого нет, но они могут появиться снизу, а звук здорово разносится в этих туннелях. Она помолчала. Потом добавила: – Если тебе станет от этого легче, я объясню принцип. Земляная пробка связана вместе энергетическим переплетением, исходящим из сети, встроенной в стены. Та же сеть блокирует любые эффекты, которые может уловить металлоискатель, или акустический прибор, или другие инструменты, при помощи которых можно было бы обнаружить этот вход. Она же обеспечивает освежение и циркуляцию воздуха, воздействуя на молекулярную структуру. Трубка, которой я пользовалась, чтобы открыть вход, – просто контрольное устройство, а сама энергия поступает опять-таки из сети. – Но… – Локридж покачал головой, – это невозможно. Я немного разбираюсь в физике. То есть… я имею в виду, может быть, теоретически… Но на практике такой штуки не существует. – Я же говорила тебе: это был секретный исследовательский проект. Они многого добились. – Сторм подняла голову – ее губы были так близко от его губ! – Ты не боишься, а, Малькольм? – Нет. – Локридж расправил плечи. – Иди. – Настоящий мужчина, – произнесла она одобрительно, едва заметно сделав акцент на втором слове, отчего кровь побежала быстрее в его жилах. Отпустив его руку, она пошла вперед по ведущему вниз туннелю. – Это только вход, – сказала она. – Сам коридор на сотню с лишним футов ниже. По вьющемуся спиралью туннелю они спускались все глубже. Локридж отметил, что уже не испытывает первоначальной растерянности. «Это все Сторм! – подумал он. – О Боже, ну и приключение!» Он чувствовал себя в полной боевой готовности. Туннель закончился длинной комнатой, ничем не примечательной, кроме того, что у противоположной стены стоял не то большой шкаф, не то комод, сделанный из того же блестящего металла, что и пояс Сторм. Кроме того, в этой стене виднелся дверной проем примерно десять на двадцать футов. Чем он закрыт? Занавесом? Нет, подойдя ближе, Локридж убедился, что завеса, заполнившая вход мягким светом, переливающимся всеми цветовыми оттенками, которые он мог различить, и многими (так он думал), не воспринимаемыми человеческим глазом, – нематериальна; она – просто мерцание в пустоте, мираж, пелена живого света. От нее исходило еле слышное жужжание, воздух вблизи был насыщен электричеством. Здесь Сторм остановилась. Он почувствовал, как под одеждой напряглось ее тело. Одновременно с нею он выхватил свой пистолет. Сторм посмотрела на него. – Дальше коридор. – Голос ее звучал возбужденно. – Теперь слушай внимательно. Я лишь дала тебе понять, что нам, возможно, предстоит драться. Но враги повсюду. Не исключено, что им известно, где мы. Вражеские агенты могут оказаться даже по ту сторону ворот. Ты готов стрелять по моей команде? Локридж смог только кивнуть в знак согласия. – Отлично. Следуй за мной. – Но послушай, я пойду, но… – Говорю тебе: за мной! – Она шагнула сквозь мерцающий занавес. Он последовал за ней, почувствовал мгновенный электрический удар, пошатнулся, но тут же взял себя в руки. По ту сторону занавеса он с интересом огляделся. Сторм наклонилась, бросая по сторонам тревожные взгляды. Через какое-то время она посмотрела на свой прибор и опустила руку, державшую пистолет. – Никого, – выдохнула она. – В данный момент мы в безопасности. Локридж с облегчением глубоко вздохнул и попытался разобраться, куда они попали. Коридор был огромный, футов, должно быть, сто диаметром, той же полуцилиндрической формы, что и туннель, по которому они спускались; стены его были покрыты тем же светящимся металлом. Прямой, как стрела, он тянулся вправо и влево, концы его терялись вдали. «Несколько миль, не меньше», – прикинул Локридж. Жужжание и характерный запах электричества были здесь сильнее; они наполняли все его существо – было такое ощущение, как будто он очутился внутри какой-то огромной машины. Он взглянул назад, на дверной проем, через который они вошли, и замер в изумлении. – Что за чертовщина! Портал с этой стороны был той же высоты, но шириной никак не меньше двухсот футов. Покрывая часть пола коридора, от него шли параллельные – на расстоянии нескольких дюймов одна от другой – черные линии. У их концов были краткие надписи незнакомыми ему буквами. Но примерно через каждые десять футов появлялись номера: 4950, 4951, 4952… Прежним остался только мерцающий занавес. – Нельзя терять времени, – потянула его за рукав Сторм. – Потом объясню. Давай садись. – Она показала на парящую в двух футах над полом платформу с изогнутым передом, напоминавшую большие металлические санки с низкими боковыми стенками и несколькими лавками без спинок. Расположенная спереди панель переливалась разноцветными огнями: красными, зелеными, желтыми, голубыми… – Ну давай же! Вслед за ней он забрался на платформу. Сторм села на переднее место, положила свой пистолет на колени и пробежалась рукой по сверкающему перед ней пульту. Сани развернулись и поплыли налево по коридору. Они двигались абсолютно бесшумно, со скоростью, как ему казалось, миль тридцать в час; никакого ветра почему-то не чувствовалось. – Ну, а это еще что за хреновина? – выдавил из себя Локридж. – Ты когда-нибудь слыхал о судах на воздушной подушке? – рассеянно отозвалась Сторм. Она всматривалась в зиявшую впереди пустоту, то и дело бросая взгляд на разноцветный диск, который она сжимала в ладони. – Да, слышал, – мрачно ответил он. – И я прекрасно знаю, что это совсем не то. – Он показал на устройство в ее руке. – А это что? Сторм вздохнула. – Это индикатор жизнедеятельности. А едем мы на гравитационных санях. Теперь помолчи и следи лучше, что там сзади, за нами. От напряжения Локридж еле сидел, но кое-как повернулся. Винтовку он положил на лавку рядом с собой. Липкий холодный пот струился у него по спине, зрение и слух были обострены до предела. Они проплыли мимо еще одного входа, и второго, и третьего… Ворота попадались на разном расстоянии друг от друга, в среднем – насколько можно было судить в этом холодном, пронизывающем все освещении – примерно через каждые полмили. В голове Локриджа роились беспорядочные, дикие мысли. Никакие немцы не могли это построить, никакое антикоммунистическое подполье не могло этим пользоваться! Существа с другой планеты, другой звезды, затерянной где-то во мраке неизмеримых космических пространств… Из ворот, которые они только что проехали, вышли трое. Одновременно с возгласом Локриджа индикатор Сторм окрасился в кроваво-красный цвет. Она резко обернулась и взглянула назад. Губы ее раздвинулись, обнажив зубы. – Что ж, будем драться, – громко, с каким-то торжеством, сказала она и выстрелила в ту сторону. Ослепительный луч вырвался из дула ее пистолета. Один из людей покачнулся и упал. Струйка густого дыма поднималась из дырки в его груди. Он еще не успел упасть, а двое других уже держали в руках оружие. Луч из пистолета Сторм пробежал мимо них и рассыпался сверкающим радужным фонтаном, оживив стены коридора переливающимся многоцветьем. В воздухе слышался треск разрядов, запахло озоном. *** Сторм надавила на кнопку переключателя на своем пистолете. Луч погас. Раздался тихий шипящий звук, и они с Локриджем оказались окруженными мерцающей завесой. – Энергетическая защита, – пояснила она. – Она забирает всю энергию моего оружия, но если два луча ударят в одну точку, она может не выдержать. Стреляй! Локридж был потрясен, но для чувств не было времени. Он прижался щекой к прикладу винтовки и прицелился. Человек, на которого он навел оружие, был высокого роста, но на расстоянии казался маленьким; можно было разобрать только его обтягивающую черную одежду и золотисто-бронзовый шлем, напоминавший древнеримский; лица не было видно. В какую-то долю секунды в памяти Локриджа промелькнули родные леса, зеленые и тихие, белка высоко в ветвях… Он спустил курок. Пуля попала в цель, человек упал, но тут же поднялся. Вместе со своим товарищем он вскочил в гравитационные сани: они стояли у каждых ворот. – Энергетическое поле замедляет и материальные объекты, – мрачно сказала Сторм. – На таком расстоянии у твоей пули была слишком низкая остаточная скорость. Сани пустились за ними в погоню. Двое в черном низко пригнулись, прячась за передним щитом; виднелись лишь верхушки их шлемов. – Мы намного впереди, – сказал Локридж. – Двигаться быстрее они не могут, так? – Так, но они заметят, где мы выйдем, вернутся и сообщат Брэнну, – ответила Сторм. – Если меня узнают, уже это будет достаточно скверно. – Ее глаза сверкали, вздымалась и опускалась грудь, но Локриджу редко приходилось видеть даже мужчин, которые могли бы сохранять такой спокойный голос в пылу сражения. – Нам придется контратаковать. Дай мне свой пистолет. Когда я встану, чтобы привлечь на себя огонь, – успокойся, я буду защищена! – стреляй. Она развернула сани, и они помчались навстречу противнику. Локриджу, однако, казалось, что приближаются они медленно, словно в ночном кошмаре. Надо убивать – убивать живых людей. Он с трудом справился с подкатившей тошнотой. Что ж, они ведь хотят убить его и Сторм, разве нет? Стоя на коленях, пригнувшись за боковой стенкой, он приготовился стрелять. Они съехались. Сторм выпрямилась – в одной руке энергопистолет, в другой «уэбли». За несколько ярдов другие сани затормозили. В Сторм ударили два световых луча; отбрасывая искры и потоки света, они понемногу сближались. Просвистела пуля, выпущенная из какого-то бесшумного толстоствольного оружия, которое держал один из людей в черной униформе. Локридж вскочил на ноги. Краем глаза он видел Сторм – она стояла, выпрямившись, в фонтане красных, желтых, голубых языков пламени; бушующие потоки энергии разметали по плечам ее волосы. Она стреляла и смеялась. Локридж взглянул на врага, прямо в его вытянутое бледное лицо. Мимо него прожужжала пуля. Он выстрелил дважды. Сани противника промчались мимо и понеслись дальше по коридору. Смолкло эхо. Исчезла колкость наэлектризованного воздуха. Остались только идущие из глубин мелодии неизвестных энергий, их запах да мерцание в выходящих в коридор воротах. Сторм оглянулась на распростертые на полу тела, взяла со скамейки свой индикатор жизнедеятельности и удовлетворенно кивнула. – Ты прикончил их, – прошептала она. – О, мой верный стрелок! – Она отбросила индикатор, обняла Локриджа и до боли крепко поцеловала его. Прежде чем он успел ответить на ее поцелуй, она разжала руки, повернулась и развернула сани. Ее возбуждение еще не прошло, но голос по-прежнему был совершенно спокоен. – Не стоит терять время и тратить энергию на их дезинтеграцию. Патруль все равно поймет, что они погибли от руки Хранителей. Но больше он ничего не узнает – если, конечно, мы не повстречаем в коридоре еще кого-нибудь. Локридж плюхнулся на скамью и попытался осмыслить происшедшее. Он вышел из задумчивости только тогда, когда Сторм остановила сани. Он вылез вслед за ней. Она наклонилась над приборным щитом и провела по нему рукой. Сани уехали. – Отправились на свою стоянку, – пояснила она. – Если Брэнн узнает, что убийцы его людей вошли через 1964-й, и найдет транспорт здесь, он будет знать все… Теперь сюда. Они подошли к воротам. Сторм выбрала одну из линий группы, обозначенной номером 1175. – Здесь нужно быть очень осторожным, – предупредила она. – Мы легко можем потерять друг друга. Иди прямо по этой отметке. – Она протянула назад руку и взяла его ладонь в свою. Локридж все еще не до конца пришел в себя и не испытал от этого прикосновения того удовольствия, которое, как он смутно сознавал, он получил бы при иных обстоятельствах. Следуя за Сторм, он прошел сквозь светящийся занавес. Она отпустила его руку, и он увидел, что они оказались в точно такой же комнате, как та, из которой они вошли в коридор. Сторм открыла шкаф, взглянула на похожее на хронометр устройство и удовлетворенно кивнула. Она достала два свертка, упакованные в грубую ворсистую ткань синего цвета, передала их Локриджу и закрыла шкаф. Они пошли вверх по вьющемуся спиралью туннелю. В конце его она открыла, при помощи своей трубки, земляной люк, такой же, как первый, и, когда они выбрались наружу, закрыла его. «Крышка» опустилась на место с безупречной точностью, не оставив ни малейшего следа подъема. Локридж на это не обратил внимания, его мысли были заняты другим. Когда они вошли в туннель, солнце стояло еще достаточно высоко; были они внутри от силы полчаса. Теперь же вокруг была ночь, почти полная луна сияла в небе. В ее призрачном свете перед ним предстал дольмен, но теперь холм закрывал его до самой верхней плиты, оставляя свободной лишь грубо сделанную деревянную дверь. Прохладный влажный ветерок колыхал траву. На пахотную землю внизу не было и намека – вокруг холма росли кусты и молодые деревца. К югу поднималась гряда холмов, до жути знакомая, но поросшая лесом, старыми, невероятно, до невозможности старыми деревьями, – такие громадные дубы он видел лишь в последних нетронутых уголках Америки. Их верхушки казались седыми в лунном свете; внизу лежали густые тени. Заухала сова. Послышался волчий вой. Локридж снова поднял глаза и увидел, что они не в сентябре. Над ними было небо конца мая. ГЛАВА IV – Разумеется, я соврала тебе, – сказала Сторм. Высоко вздымалось пламя костра, отбрасывая искры, тускло освещая клубы дыма и в рембрандтовской манере высвечивая выразительные черты ее лица. Вокруг сомкнулась ночь. Локридж поежился и протянул руки к огню. – Ты бы все равно не поверил, пока не увидел своими глазами, – продолжала Сторм. – Разве не так? В лучшем случае мы потеряли бы время на объяснения, а я и так уже слишком долго пробыла в двадцатом веке. Каждый лишний час увеличивал опасность. Если бы Брэнн догадался выставить охрану у датских ворот… Он должен думать, что я убита. В моей группе были и другие женщины, которые в схватке с ним были изуродованы до неузнаваемости. Но все же он мог почувствовать… – Значит, ты из будущего? – только и смог сказать Локридж: давала себя знать реакция на все происшедшее. – Равно как и ты теперь. – Она улыбнулась. – Я имею в виду – из моего будущего. Откуда? – Около двух тысяч лет после твоей эпохи. – Помрачнев, она задумчиво вглядывалась в окружавшую их темноту. – Я бывала во многих веках, столько раз принимала участие в исторических событиях, но, ты знаешь, иногда мне кажется, что частичка моей души по-прежнему в том времени, когда я родилась. – Но… Мы ведь сейчас на том же самом месте, где вошли в коридор, да? Только в прошлом. И как далеко? – По вашему летосчислению – в конце весны 1827 года до Рождества Христова. Я посмотрела точное число на часах-календаре в аванзале. Нельзя точно рассчитать появление, поскольку человеческое тело имеет конечную ширину, эквивалентную приблизительно двум месяцам. Именно поэтому нам пришлось при проходе держаться за руки – чтобы не оказаться разделенными несколькими неделями. Если когда-нибудь такое случится, – добавила она поспешно, – возвращайся в коридор и жди. Время течет и там, но иначе, так что мы сможем встретиться. «Почти четыре тысячи лет», – думал Локридж. В это самое время в Египте восседал на троне фараон; морской владыка Крита строил планы насчет торговли с Вавилоном; Мохенджо-Даро гордо возвышался в долине Инда; дерево генерала Гранта было еще не проросшим семенем. Средиземноморье уже знало бронзу, но Северная Европа еще не вышла из неолита, а дольмен в этом холме был воздвигнут всего несколько поколений тому назад людьми, чье сельское хозяйство, основанное на принципе «режь и жги», заставляло их перебираться на все новые места. Восемнадцать веков до рождения Христа, столетия даже до Авраама, – а он разбил лагерь в Дании, где те, кто называют себя датчанами, еще и не появились. От совершенной невероятности всего этого Локриджа – в буквальном смысле – бил озноб. Стараясь прогнать неприятное ощущение, он спросил: – Ну, а все-таки, что это за коридор? Как он действует? – Научно-физическое объяснение тебе ничего не даст, – отозвалась Сторм. – Просто представь себе энергетическую трубу, намотанную своей протяженностью на временную ось. Внутри по-прежнему возрастает энтропия, сохраняется течение времени. Но с точки зрения человека, находящегося внутри, космическое – внешнее – время застывает. Выбрав нужные ворота, можно оказаться в любой соответствующей эпохе. Фактор конверсии, – она сосредоточенно нахмурилась, – равен, в вашей системе мер, приблизительно тридцати пяти дням на фут. Через каждые несколько веков расположен вход шириной в двадцать пять лет. Промежутки не могут быть меньше примерно двухсот лет, иначе разрушится ослабленное силовое поле. – И коридор идет прямо до твоего времени? – Нет. Этот коридор тянется до 4000 года до Р.Х. и до 2000 года н.э. Делать их намного длинней практически невозможно. По всему пространству-времени планеты разбросано много коридоров разной протяженности. Ворота синхронизированы, так что, переходя с одного канала на другой, можно попасть в любой нужный год. Скажем, если бы мы хотели попасть в прошлое дальше 4000 года до Р.Х., нужно было бы воспользоваться коридорами, которые я знаю в Англии или в Китае; их ворота охватывают год, в котором мы сейчас находимся. Чтобы отправиться еще дальше, пришлось бы искать другие ворота, в других местах. – А когда они… Когда их изобрели? – За пару веков до моего рождения. Уже вовсю шла война между Хранителями и Патрулем, так что изначальные цели – научные изыскания – отошли на задний план. В ночной темноте раздавался вой волков. С треском продираясь через подлесок, пробежал какой-то, судя по всему, крупный зверь; дико завывая, волчья стая бросилась в погоню. – Понимаешь, – сказала Сторм, – мы не можем начать тотальную войну. Погибнет Земля, как уже было с Марсом, превратившимся в кольцо радиоактивных обломков, вращающихся вокруг Солнца… Я иногда думаю: может, в конце концов, изобретатели отправятся на шестьдесят миллионов лет назад и построят космический флот, который уничтожил динозавров и оставил неизгладимые следы на Луне… – Значит, ты не знаешь своего будущего? – спросил Локридж, затаив дыхание. Она покачала головой. – Нет. Когда включают активатор, чтобы просверлить новый коридор, он бурит туннель в обе стороны, на одинаковое расстояние. Мы пытались проникнуть вперед из нашего времени. Но там оказались охранники, они заставили нас вернуться с помощью неизвестного нам оружия. Мы больше не пробуем. Это было слишком страшно. «Загадки внутри загадок – это уже чересчур», – решил Локридж и вернулся к практическим проблемам. – Ладно, – сказал он, – я вроде как вступил в войну на вашей стороне. Может, расскажешь, зачем вся эта стрельба? Кто твои враги? – Он помолчал. – Кто ты сама? – Я лучше буду пользоваться тем именем, которое выбрала в вашем времени, – ответила Сторм. – Оно, кажется, оказалось счастливым. – Некоторое время она сидела в раздумье. – Сомневаюсь, чтобы ты смог сразу разобраться в сущности моего столетия. Слишком большой исторический период между вами и нами. Разве смог бы человек из вашего прошлого по-настоящему понять принципиальную разницу между Востоком и Западом вашего времени? – Полагаю, что нет, – согласился Локридж. – По правде говоря, и у нас-то многие ее не понимают. – Здесь, – продолжала Сторм, – суть та же. Потому что проблема всегда, на протяжении всей истории человека, сводилась к одному – пусть в извращенном, запутанном виде, пусть прикрытая другими, менее важными мотивациями, но это всегда, в том или ином смысле, было столкновением двух философий, двух образов жизни и мысли – существования. Извечно стоял вопрос: в чем природа человека? Взгляд Сторм, устремленный в ночной мрак, вернулся к гаснущему костру. Она пронзительно взглянула на Локриджа, молча ожидавшего продолжения. – Жизнь, какой она представляется, против жизни, как она есть. Планирование против естественного развития. Контроль против свободы. Отметающий все остальное рационализм против природной целостности. Машина против живой плоти. Если человека с его судьбой можно спланировать, организовать, сделать из него какое-то подобие совершенства, разве не долг человека привести себе подобных к этому совершенству – неважно, какой ценой? Тебе это знакомо, не правда ли? Великий враг твоей страны – вечное проявление того, что родилось в доисторические времена, того, что нашло выражение в законах Дракона и Диоклетиана; привело к сожжению Ивовых книг Конфуция; звучало в устах Торквемады, Кальвина, Локка, Вольтера, Наполеона, Маркса, Ленина, Аргвеллы; отразилось в Манифесте Юпитера и так далее, и так далее… Нет-нет, не прямо, не открыто – многие из тех, кто верил в высший разум, не были в душе тиранами; с другой стороны, были не верившие в него, но тираны в душе – вроде Ницше. На мой взгляд, ваша индустриальная цивилизация, даже в тех странах, которые называют себя свободными, – это сплошной кошмар; тем не менее, я пользуюсь техникой такой мощной и сложной, какая вам и не снилась. Но для чего? Вот в чем суть борьбы! Сторм замолчала. Ее взгляд обратился к лесу, стеной окружающему луг. – Я часто думаю, – задумчиво проговорила она, – что поворот вспять начался именно в этом тысячелетии, когда земные боги и их Мать были отринуты теми, кто поклонялся небесам. Она встряхнулась, словно освобождаясь от чего-то, и продолжала ровным голосом: – Что ж, Малькольм, прими на данный момент, что Хранители стремятся сохранить жизнь, жизнь во всей ее целостности, безграничности, великолепии и трагичности, а Патруль хочет превратить мир в механизм. Это, конечно, упрощение. Может, потом я сумею объяснить лучше. Но скажи: ты считаешь мою цель недостойной? Локридж задумчиво посмотрел на Сторм – она напоминала молодую дикую кошку. – Нет. Я буду с тобой, – сказал он с волнением, прогнавшим все страхи, сожаления и чувство одиночества. – Я уже с тобой. – Спасибо, – прошептала она. – Если бы ты только знал – не на словах, а существом своим, – как много это значит, я, наверное, могла бы прыгнуть за это к тебе прямо через огонь. Ему хотелось спросить, что она имеет в виду. Однако прежде, чем он успел что-либо сказать, Сторм проговорила с усмешкой: – Думаю, ближайшие месяцы покажутся тебе интересными. – О Господи, разумеется! – Он лишь сейчас осознал открывающиеся возможности. – Да любой антрополог отдал бы свою… свой правый глаз, чтобы оказаться здесь. Мне все еще не верится в это. – Впереди ждут опасности, – предупредила она. – Ладно, так или иначе, на чем мы стоим? Что нужно делать? – Начну с начала, – сказала Сторм. – Как я уже объяснила, в широком масштабе вести войну между Патрулем и Хранителями в нашем времени нельзя. Поэтому она в основном передвинулась в прошлое. Базы расположены в стратегических пунктах и… это сейчас неважно. Я знаю, что у Патруля есть опорный пункт в царствовании Харальда Синезубого. Хотя религия Аза уже признавала Небесного Отца, введение христианства было для них очередным шагом вперед и положило начало централизованной монархии и, в конце концов, рационалистическому государству. Потом там появились те, кого мы с тобой встретили. – Что? Подожди! Ты хочешь сказать, что ваши люди меняют прошлое? – Да нет. Ни в коем случае. Это по существу своему невозможно. Любой, кто попробует, убедится, что события всегда возвращаются на круги своя. Что было, то было. Мы, путешествующие во времени, тоже часть целого. Но скажем так: мы узнаем некоторые аспекты, которые могут оказаться полезными для наших целей, набираем добровольцев, копим силы для решительного сражения. – Ну так вот. В моем времени Патруль контролирует западное полушарие, Хранители – восточное. Я возглавляла отряд, отправившийся в двадцатый век и, через океан, в Америку. Сами мы ничего существенно незаметно построить не могли: вражеских агентов в вашем столетии куда больше, чем наших. Наш план заключался в создании промышленной компании, видимой целью которой было бы что-то примечательное, а мы должны были сойти за людей вашего времени. Мы выбрали именно это время, потому что двадцатый век – первый, где то, что нам необходимо, – транзисторы, например, – можно достать на месте и не вызывая подозрений. Под прикрытием горнорудного предприятия в Колорадо мы создали наши подземные установки, построили активатор и пробурили новый коридор. Мы собирались ударить через него, появившись в нашем собственном времени в самом сердце владений Патруля. Но как только коридор был закончен, явился Брэнн с намного превосходящими наши силами. Не знаю, как он пронюхал. Спаслась одна я. Потом больше года болталась по Соединенным Штатам, изыскивая возможность вернуться. Я знала, что все коридоры, ведущие в будущее, охраняются, – Патруль очень силен в раннеиндустриальной цивилизации. И я нигде не могла найти ни одного Хранителя. – А на что ты жила? – поинтересовался Локридж. – Ты бы назвал это грабежом, – ответила Сторм. Он вздрогнул. Она рассмеялась. – Мой энергопистолет может быть настроен на всего лишь оглушение. Заполучить несколько тысяч долларов – это не проблема. А у меня было отчаянное положение. Ты считаешь, что я очень виновата? – Как сказать… – Он взглянул на ее лицо в отблесках костра. – Нет, не считаю. – Я была уверена, что ты не будешь меня винить. Ты такой человек, какого я даже не надеялась найти… Видишь ли, – пояснила она, – мне нужен был помощник, телохранитель, кто-то, с кем я не выглядела бы женщиной, путешествующей в одиночку. Во все прошлые времена это выглядело бы слишком подозрительно. А мне необходимо было попасть именно в прошлое. – Я убедилась наверняка, что этот датский коридор не охраняется. Он был единственным, где я могла рискнуть, из тех, что имели ворота, открывающиеся в эти десятилетия. Да и то – ты сам видел – мы чуть не погибли… Тем не менее мы здесь. У Хранителей есть база на Крите, где еще крепка старая вера. К сожалению, я не могу просто связаться с ними и попросить забрать нас. Патруль здесь тоже активен – это переломное время, – и они вполне могут перехватить наше послание и найти нас раньше наших друзей. Но когда мы доберемся до Кносса, нам дадут вооруженный эскорт, который проводит меня из коридора в коридор, до дому. Тебя высадят в твоем собственном времени. – Она пожала плечами. – У меня в Соединенных Штатах припрятана куча долларов. Ты сможешь взять их за свои труды. – Оставь это! – грубо бросил Локридж. – Скажи лучше, как мы доберемся до Крита? – Морем. Между этими землями и Средиземноморьем давно ведется торговля Лимфьорд недалеко, а судно из Иберии, где господствует религия мегалитических строителей, должно подойти где-то этим летом. В Иберии мы можем пересесть на другой корабль. Это будет не дольше и менее опасно, чем идти сухопутным янтарным путем. – Ну что ж… звучит разумно. И у нас, я полагаю, хватит денег заплатить за проезд. Или нет? Сторм тряхнула головой. – Если нет, – произнесла она надменно, – они не откажутся перевезти Ту, Которой поклоняются. – Что? – Локридж разинул рот от удивления. – Ты хочешь сказать, что можешь выдать себя за… – Нет, – сказала она. – Я и есть Богиня. ГЛАВА V В лучах восходящего солнца над насквозь промокшей землей клубился низкий туман. Блестящие капли росы стекали, сверкая, с листьев и исчезали в зарослях папоротника, лес был полон птичьих песен. В вышине парил орел, его крылья отливали золотом в утреннем свете. Локриджа разбудило прикосновение руки. Он облизал пересохшие губы. – Что?.. В чем дело?.. Нет… Он совершенно вымотался за вчерашний день, в голове было пусто, болели мускулы, тело казалось чужим. Увидев перед собой лицо Сторм и даже не сразу узнав ее, он постарался припомнить и объяснить себе все происшедшее накануне. – Вставай, – сказала Сторм. – Я снова разожгла огонь. Ты приготовишь завтрак. Только тут он заметил, что на ней ничего нет. Подавив возглас изумления и восторга – может быть даже благоговения, – он сел в своем спальном мешке. Локридж никогда не думал, что человеческое тело может быть так прекрасно. Его инстинктивная реакция, однако, прошла быстро. Дело было не только в том, что она обращала на него не больше внимания, чем если бы он был, как и она, женщиной или, скажем, собакой. Нет, нельзя, просто невозможно заигрывать с Никой Самофракийской. От этих мыслей его отвлек прозвучавший вдалеке дикий рев, от которого в испуге, заслонив крыльями солнце, поднялась стая глухарей. – Кто это? – воскликнул Локридж. – Бык? – Зубр, – отозвалась Сторм. Его пронзила мысль, что он – собственной персоной – находится сейчас здесь, в этом опасном времени. Дрожа в своей пижаме, он выкарабкался из спального мешка. Сторм не обращала на холод никакого внимания, несмотря на то, что капли росы усыпали ее волосы и стекали по бедрам. «Да человек ли она?» – подумал Локридж. После всего происшедшего, при всем том, что им предстояло, – ни следа напряжения! Сверхчеловек. Он вспомнил, что она что-то говорила о генетическом контроле. Возможно, они – люди будущего – создали человека, который выше человека. Ей не нужно никого обманывать, чтобы создать культ Лабрис на Крите много веков назад. Достаточно ее самой… Сторм присела на корточки и открыла один из свертков. Локридж воспользовался этой возможностью, чтобы переодеться за ее спиной. – Нам понадобится современная одежда, – сказала она, обернувшись. – Та, что на нас, вызвала бы удивление. Возьми другой костюм. Ему было обидно, что она им так командует, но он развязал сверток. Внутри оказался короткий груботканый плащ, окрашенный растительной краской в голубой цвет и с заколкой в виде шипа. Главным предметом одежды была лыковая безрукавка – она надевалась через голову и препоясывалась ремнем. На ногах завязывались сандалии, голову украшала повязка из птичьих перьев, расположенных зигзагом. Кроме того, на Локридже оказалось ожерелье из медвежьих когтей вперемешку с раковинами; был еще кинжал в форме листа – кремневый, но настолько искусно сработанный, что его почти можно было принять за стальной. Рукоятка была обернута кожей, ножны сделаны из бересты. Сторм оглядела его, он – ее. Одежда женщины состояла из сандалий, головной повязки, ожерелья из необработанного янтаря, сумочки из лисы, свисающей через плечо, и коротенькой, украшенной перьями юбочки. Правда, Локридж почти не замечал этих деталей. – Сойдет, – сказала Сторм. – В сущности, мы являемся анахронизмом. Мы одеты как зажиточные члены клана Тенил Оругарэй – Морского народа, аборигенов. Но у тебя короткие волосы, а мой расовый тип… Впрочем, это неважно. Мы выдадим себя за путешественников, которым пришлось купить одежду здесь, поскольку старая износилась. Так часто делают. Кроме того, здешний примитивный народ не слишком утруждает себя логическими умозаключениями. Сторм указала на маленькую коробочку, которая тоже была в свертке: – Открой. Он взял ее, но ей пришлось показать, где надавить, чтобы отскочила крышка. Внутри лежал прозрачный шарик. – Вложи его в ухо, – сказала Сторм. Она откинула назад локон, и он увидел у нее в ухе такой же. Ему вспомнилось устройство, которое он, увидев у нее, принял когда-то за слуховой аппарат; он вставил шарик в ухо. Это нисколько не повлияло на его слуховое восприятие, но на мгновение он ощутил странный холод, непонятная дрожь пробежала от мозга к позвоночнику. – Ты меня понимаешь? – спросила Сторм. – Слушай, само собой… – Слова застряли у него в горле: они были произнесены не по-английски! И ни на одном из известных ему языков. Сторм рассмеялась. – Береги свою диаглоссу! Она может оказаться куда полезнее пистолета. Локридж заставил свой разум вернуться на путь наблюдения и рассуждения. Что она в действительности сейчас сказала? Слово «пистолет» было произнесено по-английски; «диаглосса» никак не вписывалась в общую структуру. А это значит… Постепенно, пользуясь языком, ему предстояло обнаружить, что ему свойственна агглютинация, увидеть, как сложна его грамматика и сколько в нем оттенков значений, незнакомых цивилизованному человеку. Вода, например, могла обозначаться двадцатью словами – в зависимости от ситуации. С другой стороны, на этом языке невозможно было передать такие понятия, как «масса», «правительство», «монотеизм», – во всяком случае, без подробнейших объяснений. Лишь понемногу, на протяжении дней и недель, предстояло ему заметить, насколько здесь отличаются от его собственных понятия «цель», «время», "я" и «смерть». – Это – молекулярное кодирующее устройство, – сказала Сторм по-английски. – Оно хранит в памяти важные языки и основные обычаи данного времени и данного региона – в нашем случае, Северной Европы от того места, где когда-то будет Ирландия, до того, где будет Эстония, плюс еще некоторых областей, где, может быть, придется оказаться, таких, например, как Иберия и Крит. Устройство извлекает энергию из тепла, выделяемого человеческим телом, затем она смешивается с нервной энергией, производимой мозгом. В результате к естественному центру памяти добавляется еще один – искусственный. – И все, – спросил Локридж растерянно, – в этом крохотном шарике? Сторм пожала своими красивыми обнаженными плечами. – Хромосомы куда меньше размером, но несут больше информации… Приготовь чего-нибудь поесть. Локридж был только рад уйти в повседневность приготовления пищи. Кроме того, он лег спать без ужина. В свертках были упакованные в металлическую фольгу продукты. Локридж не разобрал, что это такое, но в разогретом виде они оказались на удивление вкусными. Еды было очень немного, но Сторм нетерпеливо приказала ему выбросить остатки. – Мы будем жить за счет гостеприимства, – объяснила она. – Эта вот сковорода – такой великолепный подарок, что может обеспечить годичное содержание даже при дворе фараона. Локридж с удивлением обнаружил, что улыбается. – А если какой-нибудь археолог выкопает ее из кучи мусора четырехтысячелетней давности? – Сочтут мистификацией, вот и все. Хотя на практике вряд ли листовое железо протянет столько в этом влажном климате. Время неизменяемо. А теперь – тихо. Пока Локридж разогревал пищу, Сторм в задумчивости ходила по лугу. Высокая трава, невнятно шепча, обнимала ее щиколотки; расцветшие одуванчики лежали у ее ног, словно монеты, рассыпанные перед победителем. То ли в продуктах содержался возбудитель, то ли движение тому способствовало, но Локридж перестал чувствовать утреннюю скованность. Он разбросал костер и засыпал угли землей. – Отлично, ты знаешь, как заботиться о земле, – сказала Сторм с улыбкой, и ему показалось, что он готов ради нее на все. Она показала ему, как открывать и закрывать вход в коридор при помощи контрольной трубки, и спрятала устройство в дупле дерева. Туда же она сунула и их одежду из двадцатого века, оставила только оружие. Потом они уложили свои рюкзаки, надели их и отправились в путь. – Мы идем в Авильдаро, – сказала Сторм. – Сама я там никогда не бывала, по это порт захода, и если в этом году судно не появится там, то мы узнаем, где оно будет. Благодаря устройству в своем ухе, Локридж узнал, что «Авильдаро» – усеченный вариант еще более древнего названия, звучавшего как «Дом Матери Моря»; что Та, Которой посвящена была деревня, являлась в некотором роде воплощением Охотницы, которая бродит в глубине леса; что здешний народ жил здесь с незапамятных времен: они были потомками охотников на оленей, пришедших сюда, когда ледники отступили из Дании, и оставшихся у воды, в то время как стада последовали за льдом в Швецию и Норвегию; что именно на этой территории, несколько поколений назад, они начали заниматься также и сельским хозяйством, хотя и не в таких масштабах, как иммигранты из глубины материка, от которых они научились этому искусству, – поскольку они по-прежнему следовали за Той, у Которой Влажные Локоны, Которая поглотила землю там, где теперь плавают их лодки, и Которая точно так же глотает людей, зато дает сверкающую чешуей рыбу, устриц, тюленей, морских свиней тем, кто Ей служит; что не так давно разъезжающие на колесницах ютоазы, не верящие в Нее, а приносящие жертвы богам мужского пола, нарушили долго сохранявшийся мир… Локридж прекратил поток призрачных, не принадлежавших ему воспоминаний: они заслоняли от него настоящий, окружающий его мир и женщину, которая шла рядом с ним… Солнце стояло уже высоко, туман растаял, над головой раскинулось голубое небо с разбегающимися белыми облаками. На опушке древнего первозданного леса Сторм остановилась, определяя дальнейший путь. Под кронами дубов почти непроходимой стеной стоял подлесок; понадобилось какое-то время, чтобы отыскать тропинку, ведущую к северу, – узкая и неясная в игре световых бликов и зеленых теней, она извивалась между огромных стволов; чувствовалось, что по ней гораздо чаще ходят олени, чем люди. – Будь осторожен, не повреди чего-нибудь, – предупредила Сторм. – Леса священны. Охотиться можно только принеся Ей жертву, прежде чем срубить дерево, его нужно умилостивить. В лесу, однако, ничто не напоминало церковного благолепия. Жизнь била ключом. Шиповник и папоротник, грибы и куманика, мох и омелы заполнили все пространство под дубами, облепили каждый ствол. Муравейники были по пояс; бабочки наполняли воздух шафраном; голубыми стрелами носились стрекозы; белки скакали по ветвям, словно языки пламени; вили гнезда птицы сотни различных видов. Песни, щебет, хлопанье крыльев разносились под лиственными сводами. В глубине леса токовал тетерев, хрюкал дикий кабан, тяжело ступали зубры. Локридж чувствовал, как его сознание расширяется, сливаясь с окружающей природой, пока наконец оно не стало с нею одним целым, упивающимся солнцем, ветром и запахом цветов. «О да, – думал он, – я достаточно путешествовал и знаю, что жизнь на природе может порой оказаться весьма нелегкой. Но трудности здесь настоящие – голод, холод, сырость, болезни; это не академические сражения, не нахальные сборщики налогов; стало быть, и вознаграждение настоящее можно получить только здесь. Если Сторм охраняет все это, то я, безусловно, с нею». Весь следующий час она молчала, и он тоже не испытывал потребности говорить: это отвлекло бы его внимание от нее. Она шла рядом, ступая с грацией пантеры, свет отливал сине-черным в ее волосах, играл в глазах малахитовыми бликами, солнечные лучи золотили ее смуглую кожу и терялись в тени между грудей. В памяти Локриджа промелькнул миф об Актеоне, который увидел Диану обнаженной и был превращен в оленя, после чего его разорвали собственные собаки. «Что ж, – подумал он, – я избежал этой участи, по крайней мере физически, но не стоит слишком испытывать судьбу». Полоса леса, через которую они пробирались, оказалась не слишком широкой, – они вышли из чащи еще до полудня. На север и на запад, до самого мерцающего горизонта, перед ними теперь расстилалась плоская равнина. По траве пробегал ветерок, шелестели разбросанные там и тут рощицы, переливались на солнце облака. Тропа, огибавшая болото, расширилась, под ногами захлюпала грязь. Здесь Сторм внезапно остановилась. Камыши шумели вокруг озерца, покрытого слоем листьев лилии, по которым прыгали лягушки, спасаясь от аиста. Большая белая птица не обратила на людей никакого внимания; новая «память» подсказала Локриджу, что аисты находятся под защитой; они – табу, поскольку приносят удачу и возрождение. К берегу древние люди подтащили валун необычной формы – он служил алтарем. Каждый год вождь племени бросал с него в воду лучшее орудие, изготовленное в Авильдаро, как подарок для Владычицы Топора. Сегодня на камне лежал лишь одинокий венок из бархатцев – скромный дар какой-нибудь девушки. Внимание Сторм привлекло нечто другое. Мышцы ее живота напряглись, ладонь легла на рукоятку пистолета. Локридж наклонился вместе с нею. На сырой земле отпечатались следы колес и неподкованных копыт. Кто-то дня два тому назад проезжал здесь и… – Значит, они добрались уже и сюда, – пробормотала Сторм. – Кто? – Ютоазы. – Она произнесла это название со специфическим акцентом. Локридж еще только учился технике пользования диаглоссой и понял лишь, что так называют себя местные племена культуры Боевого Топора. И топор этих поклоняющихся Солнцу пришельцев был предназначен не для рубки деревьев – это был томагавк. Сторм выпрямилась, почесала задумчиво подбородок и нахмурилась. – Имеющаяся информация слишком скудна, – пожаловалась она. – Никто не считал эту станцию достаточно важной, чтобы проверить все тщательно. Нам не известно, что должно произойти здесь в этом году. Тем не менее, – продолжала она в раздумье, – разведкой точно установлено, что никакого широкого применения энергетических устройств в этой местности не было в течение всего тысячелетия. Это одна из причин, почему я предпочла отправиться так далеко в прошлое, вместо того чтобы выйти из коридора в более позднем времени, где Хранители тоже действуют. Я знаю, что Патруль здесь не появится. Поэтому я решила оставить коридор в первый год этих ворот; они будут функционировать в течение четверти века. И еще есть данные – отчет группы наблюдателей из Ирландии, где входы на сто лет не совпадают с датскими. Век спустя Авильдаро по-прежнему существует, ее положение даже укрепилось. – Сторм поправила рюкзак и зашагала вперед. – Так что бояться особо нечего. В худшем случае мы можем оказаться замешанными в стычке двух племен каменного века. Локридж догнал ее и пошел рядом. Мили две они ступали среди колышущейся травы, мимо одиноких рощиц. Не считая редких деревьев-великанов, сохранившихся благодаря тому, что они считались священными, прибрежные лесочки состояли не из дубов, а из ясеней, вязов, сосен и особенно берез – этих очередных захватчиков, начавших завоевание Ютландии. Тропинка обогнула такую группу деревьев, и неподалеку Локридж увидел стадо коз. Их пасли двое мальчишек лет десяти – обнаженные, загорелые, с копнами выгоревших волос. Один из них играл на костяной флейте, другой болтал ногами, сидя на ветке. Однако стоило им заметить путешественников, раздались крики. Первый мальчик бросился прочь по тропинке, второй взлетел на дерево и исчез в листве. – Да, – кивнула Сторм, – у них есть основания опасаться. Прежде было не так. Псевдопамять Локриджа хранила воспоминания о том, какой была жизнь племени Тенил Оругарэй: мир, гостеприимство, краткие периоды тяжелой работы, разделенные долгими спокойными промежутками, когда люди занимались изготовлением изделий из янтаря, музыкой, танцами, любовью, охотой, просто бездельничали. Между рыбацкими поселениями, разбросанными вдоль берега, существовало лишь самое дружеское соперничество, тем более что все жители были между собой в сложных родственных отношениях; торговые связи поддерживались только с фермерами, ведущими хозяйство внутри страны. Нет, эти люди не были слабыми. Они охотились на зубров, медведей и кабанов, заостренными кольями распахивали целину, перетаскивали на огромные расстояния каменные глыбы, чтобы строить свои дольмены и более современные усыпальницы еще большего размера. Они выживали в зимы, когда шторма осыпали их дождем и снегом и катили на них с запада воды самого моря; в лодках, обтянутых шкурами, они преследовали тюленей и морских свиней за пределами залива, еще не отрезанного в ту эпоху от моря; часто пересекали Северное море и вели торговлю в Англии или Фландалирии. Однако ничего похожего на войну эти люди не знали – даже убийство было чрезвычайной редкостью, – пока не появились воины на колесницах. – Сторм, – медленно произнес Локридж, – ты основала культ Богини, чтобы вложить в головы людей идею мира? – Богиня триедина: Дева, Мать и Царица Смерти. – Ее ноздри раздулись, голос звучал почти презрительно; Локридж был так потрясен, что с трудом расслышал остальное. – Жизнь имеет свою темную сторону. Как, по-твоему, все эти клубы, где пьют слабый чай и занимаются общественной работой, которые вы называете Протестантскими церквями, переживут то, что ожидает ваш век? В танце быка на Крите умершие считаются жертвоприношениями Высшим Силам. Мегалитические каменщики Дании – не здесь, где верования вросли в еще более древнюю культуру, а в других местах, – каждый год убивают и съедают человека. – Она заметила его потрясение, улыбнулась и похлопала его по руке. – Не принимай это так близко к серпу, Малькольм. Я была вынуждена пользоваться тем человеческим материалом, который был. А война за абстракции, вроде власти, грабежа, славы, Ей действительно чужда. Он не мог возражать, когда она так разговаривала с ним, мог только соглашаться. Но за следующие полчаса он не произнес ни слова. К тому времени они оказались среди полей. Окруженные изгородями из колючего кустарника, из темной земли только что начали пробиваться бледно-зеленые ростки пшеницы, ячменя, двузернянки. Засеяно было лишь несколько десятков акров – на общинных началах; так же содержались овцы, козы и свиньи (но не волы); женщин, обычно занятых прополкой, не было видно. Кроме этого поля в обе стороны расстилались ничем не огражденные пастбища. Впереди блестела гладкая поверхность Лимфьорда. Деревня была скрыта перелеском, но из-за деревьев поднимался дымок. Оттуда выбежало несколько мужчин. Рослые и светловолосые, они были одеты так же, как Локридж; волосы у них были заплетены, бороды коротко обрезаны. Некоторые держали ярко раскрашенные плетеные щиты. Оружие их состояло из копий с кремневыми наконечниками, луков, кинжалов и пращей. Сторм остановилась и подняла пустые ладони. Локридж сделал то же самое. Увидев этот жест и рассмотрев одежду пришельцев, деревенские заметно успокоились. Тем не менее, по мере приближения путников ими овладевала нерешительность; они двигались все медленнее, шаркая ногами и опустив глаза, и наконец остановились. «Они не уверены, кто она или что собой представляет, – подумал Локридж, – но вокруг нее всегда есть это нечто». – Всеми Ее именами, – сказала Сторм, – мы пришли как друзья. Предводитель набрался смелости и подошел. Это был коренастый седой человек, обветренное лицо и сеть морщинок у глаз свидетельствовали о жизни, проведенной в море. На шее у него висело ожерелье, включавшее пару моржовых клыков, на широком запястье блестел браслет из выменянной меди. – В таком случае, – прогремел его голос, – всеми Ее именами и моими – именем Эхегона, чья мать была Улару и который возглавляет совет, – добро пожаловать. Этого было достаточно, чтобы Локридж, пользуясь своей новой, вложенной в его мозг памятью, попробовал произвести профессиональный анализ того, что было упомянуто. Имена были подлинные – они не держались в тайне из страха перед колдовством – и своим источником имели интерпретацию Мудрой Женщиной Авильдаро снов, которые видели молодые люди во время обрядов полового созревания. «Добро пожаловать» означало нечто более, чем простую формулу вежливости: личность гостя считалась священной, он мог просить чего угодно, кроме участия в особых клановых ритуалах. Разумеется, гость держался в рамках приличия хотя бы потому, что, вполне возможно, ему предстояло быть гостем снова. Вместе с жителями деревни путешественники направились к берегу. Краем уха Локридж прислушивался к объяснениям Сторм. По ее словам, она и ее спутник прибыли с юга (далекого экзотического юга, откуда появлялись все чудеса, но о котором более проницательные люди были удивительно хорошо осведомлены), отстали от своих товарищей и хотели бы побыть в Авильдаро, пока не подвернется возможность вернуться домой. Сторм намекнула, что, устроившись, они будут рады сделать богатые подарки. Рыбаки совершенно успокоились. Если это Богиня и ее слуга, путешествующие инкогнито, то, во всяком случае, они предпочитают вести себя как обычные люди. А их рассказы могут оживить не один вечер; жители окрестных селений будут приходить за много миль, чтобы послушать, посмотреть и рассказать у себя о том, какое высокое положение занимает Авильдаро; их присутствие, возможно, заставит ютоазов, чьих разведчиков недавно видели, держаться подальше. Вся компания вошла в деревню, громко и весело разговаривая. ГЛАВА VI – Ты правда хочешь посмотреть птичьи болота? – спросила Аури, чье имя означало «Перо Цветка». – Я могу показать тебе. Локридж почесал подбородок, где щетина превратилась уже в короткую бороду, и взглянул на Эхегона. Он ожидал чего угодно – от возмущенного отказа до снисходительной усмешки. Вместо этого вождь прямо-таки ухватился за эту возможность – его страстное желание отправить дочь на прогулку со своим гостем вызвало чуть ли не жалость. В чем тут было дело, Локридж не знал. Сторм отказалась принять участие в поездке – к явному облегчению Аури. Девушка весьма и весьма побаивалась этой темноволосой женщины, державшейся особняком и проводившей столько времени в лесу в полном одиночестве. Сторм призналась Локриджу, что это нужно, помимо всего прочего, для утверждения в глазах племени ее маны; но создавалось впечатление, что она держится в стороне и от него тоже: за те полторы недели, что они провели в Авильдаро, он не слишком часто ее видел. Хотя он был настолько увлечен окружающим, что настоящей обиды не чувствовал, все же ее поведение нет-нет да напоминало ему, какая пропасть лежит между ними… Солнце клонилось к горизонту. Локридж взмахнул веслом и направил челнок в сторону дома. Они плыли на небольшой рыбачьей лодке из ивняка, обтянутого кожей, какие выходили за пределы Лимфьорда. Он уже успел побывать на охоте на тюленей в одной из этих лодок – опасное, кровавое занятие; команда гикала и пела, валяя дурака среди огромных серых волн. Гарпуном с костяным наконечником он действовал достаточно неуклюже и завоевал уважение лишь тогда, когда был поднят войлочный парус: управление не представляло трудности для человека, привыкшего к косому парусу и куда более сложной оснастке гоночной яхты двадцатого века. Лодка, в которой он был сегодня, представляла собой просто выдолбленный из ствола челнок с плетеным фальшбортом, – он требовал ненамного больше внимания, чем зеленая ветка, привязанная на носу, чтобы умилостивить богов воды. Позади осталось болото – неподвижное и заросшее тростником, где роились утки, гуси, лебеди, аисты, цапли. Локридж вел лодку параллельно южному берегу бухты, зеленый склон которой золотился в длинных лучах заходящего солнца. Слева до самого горизонта мерцающим светом отливала водная гладь, тревожимая лишь одинокими кружащимися чайками да редким всплеском выпрыгнувшей из воды рыбы. Такая тишина была в воздухе, что эти далекие звуки доносились почти так же отчетливо, как плеск поднимающегося и опускающегося весла. Пахло землей и солью, лесом и водорослями. Безоблачно-синий свод неба, постепенно темнеющий с приближением заката, раскинулся над головой сидевшей на носу Аури. «Да, – подумал Локридж, – прекрасный день, но я рад избавиться от этих москитов! Ей они нисколько не мешают… что же, надо полагать, что они так часто кусают местных жителей, что у них выработался иммунитет». Зуд, однако, был не так уж силен – равно как и зуд по недоступной сигарете. Неприятные ощущения компенсировались чувством жизни, которую он дает неподвижной воде взмахами своего весла, и возрождающейся упругости мышц. И, конечно, присутствием рядом красивой девушки. – Тебе доставил удовольствие этот день? – спросила она застенчиво. – О да, – ответил он. – Большое спасибо, что ты взяла меня с собой. На ее лице отразилось крайнее удивление. Локридж вспомнил, что люди Тенил Оругарэй, подобно индейцам племени навахо, благодарили лишь за самые большие услуги; обычная же, повседневная помощь воспринималась как нечто самой собой разумеющееся. С помощью диаглоссы он бегло говорил на их языке, но не мог избавиться от укоренившихся привычек. Краска залила ее лицо, шею и обнаженную юную грудь. – Это я должна тебя благодарить, – прошептала она, опустив глаза. Он оценивающе посмотрел на нее. Здесь не вели счет дням рождения, но Аури была такой тоненькой, в ее движениях было столько подкупающей игривости, что он думал – ей около пятнадцати. «В таком случае, – удивлялся он, – почему она до сих пор невинна? Другие девушки, замужние или нет, в еще более раннем возрасте наслаждались свободой самоанского типа». Разумеется, ему и в голову не приходило ставить под угрозу свое положение здесь, связавшись с единственной оставшейся в живых дочкой хозяина дома, где он жил. Еще важнее была честь – и, конечно, стеснительность. Он уже отверг несколько предложений, исходивших от слишком, по его мнению, молодых: у них было достаточно старших сестер. Невинность Аури показалась ему нежным ветерком, прилетевшим с кустов боярышника, цветущего позади ее дома. Надо признать, он испытывал некоторое искушение. Аури была очень хорошенькой: огромные голубые глаза, усыпанный веснушками курносый нос, мягкая линия рта, распущенные девичьи волосы, льняными волнами ниспадающие на плечи из-под венка из первоцвета. И она столько времени проводила в деревне рядом с ним, что было прямо неловко. Но тем не менее… – Тебе не за что благодарить меня, Аури, – сказал Локридж. – Ты и твои близкие ко мне добры больше, чем я заслуживаю. – О нет, есть за что, и много за что! – пылко возразила она. – Ты даешь мне счастье. – Как это? Я ничего не сделал. Она переплела пальцы и вновь опустила глаза. Объяснение было для нее таким трудным, что он пожалел, что задал вопрос, но не мог придумать, как ее остановить. История была простая. У Тенил Оругарэй девственница считалась священной, неприкосновенной. Но когда она сама чувствовала, что время ее пришло, она называла мужчину, который должен был посвятить ее в женщины на празднике весеннего сева, – чувственный и жуткий обряд. Избранник Аури утонул в море за несколько дней до этого события. Ясно было, что Силы разгневаны, и Мудрая Женщина приняла решение, согласно которому Аури должна была не только пройти очищение, но и оставаться в одиночестве, пока проклятие не будет каким-либо образом снято. Это произошло больше года назад. Это было серьезной проблемой для ее отца (или, во всяком случае, главы семьи: об отцовстве у Тенил Оругарэй можно было только гадать), а также, поскольку он был вождем, и для всего племени. Хотя в совете могли заседать лишь женщины, имеющие внуков, по существу оба пола пользовались одинаковыми правами, а наследование осуществлялось по материнской линии. Если Аури умрет бездетной, что станется с наследством? Что касается ее самой, то нельзя сказать, что ее открыто сторонились, но в течение целого горького года она почти совсем не принимала участия в общих делах. Когда появились приезжие, принеся с собою невиданные чудесные вещи, некоторые из которых они преподнесли в качестве подарков, это сочли знамением. Мудрая Женщина разложила буковые щепки в полумраке своей хижины и подтвердила, что это действительно так. Великие и непознанные силы вселились в Сторм и ее (Ее?) Слугу Малькольма. Оказав честь дому Эхегона, они изгнали зло. Сегодня, когда Малькольм не побрезговал отправиться на эти вечно коварные воды вместе с Аури… – Ты не можешь остаться? – с мольбой обратилась она к нему. – Если бы ты оказал мне честь следующей весной, я была бы… больше чем женщиной. Проклятие обернулось бы для меня благословением. Щеки его горели. – Мне очень жаль, – ответил он как можно мягче. – Но мы не можем ждать, нам нужно отправиться с первым же судном. Она опустила голову, закусив губу своими белыми зубками. – Но я непременно прослежу, чтобы запрет был снят, – пообещал он. – Завтра я побеседую с Мудрой Женщиной. С нею вместе, я уверен, мы найдем выход. Аури смахнула слезу и неуверенно улыбнулась ему. – Спасибо. Все-таки мне бы очень хотелось, чтобы ты мог остаться – или вернуться весной. Но если ты возвращаешь мне жизнь… – Она с трудом сдержала рыдания. – Нет слов, чтобы поблагодарить тебя за это. Как просто стать богом. Стараясь успокоить ее, он перевел разговор на хорошо знакомые ей предметы. Она так удивилась, что его интересует гончарное дело – оно считалось женским ремеслом, – что совершенно забыла о своих бедах, тем более что она считалась искусной в выделке красивой посуды, восхищавшей Локриджа. Это заставило ее вспомнить сбор янтаря. – Когда после бури, – Аури прерывисто дышала, глаза ее горели, – мы всем народом выходим на дюны собирать то, что море выбрасывает на берег… О, это веселое время! А рыба, а устрицы, которых мы жарим! Почему бы тебе не вызвать бурю, пока ты здесь, а, Малькольм? Ты бы тоже повеселился. Я покажу тебе место, где чайки едят прямо из рук, мы будем плавать в бурунах, искать обломки и… и все остальное! – Боюсь, что погода не в моей власти, – сказал Локридж. – Я всего лишь человек, Аури. Да, я владею кое-какими силами, но не слишком большими. – Я думаю, ты можешь все. – Ммм… этот янтарь. Вы ведь собираете его в основном на продажу, да? Она кивнула светловолосой головой. – Он нужен жителям внутренних районов, и народу, что живет за западным морем, и корабельщикам с юга. – А кремневыми изделиями вы тоже торгуете? – Ответ ему был известен: он провел не один час, наблюдая за работой мастера. Осколки сыпались с его каменной наковальни на кожаный передник; искры, запах серы и густой звон ударов, – и вот под узловатыми старческими руками создается прекрасная форма… Локридж, однако, хотел поддержать легкую беседу. Так приятно было слышать смех Аури. – Да, инструменты мы тоже продаем, но только во внутренние районы, – ответила она. – А если судно придет не в Авильдаро, а в другое место, можно мне будет поехать с тобой посмотреть? – Ну… конечно. Если никто не будет против. – Я бы хотела поехать с тобой на юг, – сказала она задумчиво. Он представил ее на Критском невольничьем рынке, или – недоумевающую, растерявшуюся – в его собственном мире машин и вздохнул. – Этого никак нельзя. Хотя мне очень жаль. – Я знала это. – Голос ее был спокоен, в нем не было и следа жалости к самой себе. В неолите человек привычно принимал неизбежное. Даже долгая изоляция Аури под сенью обрушившегося на нее гнева богов не лишила ее способности радоваться. Локридж посмотрел на девушку. Аури сидела, гибкая и загорелая, опустив руку в булькающую воду. Какая судьба ее ждет? История забудет клан Тенил Оругарэй; от него останется разве что несколько реликтов, извлеченных из болота; задолго до того она обратится в прах, а когда не станет ее внуков – если она проживет достаточно долго, чтобы их иметь, в этом мире диких зверей и не менее диких людей, бурь, наводнений, неизлечимых болезней и неумолимых богов, – навсегда угаснет последняя память о ее нежности. Он увидел перед собой оставшиеся несколько лет ее юности, когда она сможет обогнать оленя и провести целую летнюю ночь в поцелуях; детей, следующих нескончаемым потоком: так много их умирало, что каждая женщина должна была рожать как можно чаще, чтобы не вымерло само племя; он увидел ее в зрелые годы, почитаемой в качестве хозяйки дома вождя, видящей, как вырастают сыновья и дочери, а ее собственные силы угасают; наконец, в возрасте, когда она отдает совету накопленную мудрость, а ее мир суживается слепотой, глухотой, выпадением зубов, ревматизмом, артритом, и единственное время, остающееся ей, – в полузабытом прошлом; наконец, последний образ – съежившаяся и чужая, отправляется она в последний путь через отверстие в крыше усыпальницы, означающее новое рождение; в течение нескольких лет – жертвоприношения перед гробницей и невольная дрожь по ночам, когда снаружи скулит ветер: ведь, может быть, это ее дух вернулся; и – темнота. Он увидел ее через четыре тысячи лет, четырьмя тысячами миль западнее: вот она склонилась за тесной школьной партой; затянувшееся отрочество, скука и бессмысленность, возбуждение и разочарование; замужество или несколько замужеств – жизнь с человеком, чье дело – продавать то, что никому не нужно, чего никто не желает, жизнь с закладными и жестким ежедневным расписанием; принесение в жертву всего своего существования, кроме двух недель в году, ради покупки всяких дурацких устройств и выплаты налогов; дым, пыль и отравляющие вещества, которыми приходится дышать; вот она сидит в машине, за карточным столом, в косметическом кабинете, перед экраном телевизора, – ей еще нет двадцати, но тело уже утратило гибкость, во рту гнилые зубы; жизнь в стране – оплоте свободы, среди самой могучей нации из существовавших на земле, пока она пыталась освободиться из-под власти тиранов и варваров; жизнь под страхом рака, инфаркта, психических заболеваний и заключительного ядерного пожара… Локридж отогнал видение. Он знал, что несправедлив к своей эпохе, – да и к этой тоже. В некоторых местах жизнь была тяжелее физически, в других – в духовном плане; и там и тут она иногда погибала. В лучшем случае боги даровали лишь малую толику счастья, все остальное было просто существованием. В целом Локридж не думал, что они были к здешним людям менее благосклонны, чем к нему. И именно здесь было место Аури. – Ты много думаешь, – сказала она робко. Он вздрогнул и забыл сделать гребок. Весло повисло над водой. Блестя в горизонтальных лучах заходящего солнца, с него стекали прозрачные капли. – Да нет, – отозвался он. – Просто мысли блуждают. Опять он не так выразился. Дух, блуждающий в мыслях или во сне, может посещать удивительные, таинственные сферы. Аури посмотрела на него с благоговением. Прошло несколько минут. Тишина нарушалась только разрезающим воду челноком да далеким криком возвращающихся гусей. – Можно я буду звать тебя Рысью? – вдруг тихо спросила Аури. Локридж заморгал в недоумении. – Я не понимаю твоего имени – Малькольм, – объяснила она. – Значит, это сильная магия, слишком сильная для меня. Но ты похож на большую золотую рысь. – Ну что ж… – Это было очень по-детски, но он был тронут. – Если хочешь. А вот для тебя, мне кажется, ничего лучше Пера Цветка не придумаешь. Аури покраснела. Они замолчали и поплыли дальше в тишине. Постепенно Локридж начал сознавать, что тишина окружает их слишком уж долго. Обычно так близко от деревни слышалось множество разных звуков: крики играющих детей, приветственные возгласы приближающихся к берегу рыбаков, пересуды домохозяек; иногда – победная песня охотников, подстреливших лося. Но они уже повернули направо, Локридж греб между сужающихся берегов бухточки, но не слышалось ни одного человеческого голоса. Он взглянул на Аури: возможно, она знает, в чем дело? Она сидела, подперев рукой подбородок, и смотрела на него, ничего кругом не замечая. У Локриджа не хватило духу заговорить; вместо этого он поплыл вперед – быстро, как только мог. Показалась Авильдаро – крытые дерном мазанки на фоне древней рощи, сгрудившиеся вокруг Длинного Дома церемоний – роскошного, по сравнению с хижинами, строения из дерева, кирпича и торфа. Рыбацкие лодки были вытащены на берег, там же сохли растянутые на кольях сети. В стороне, в нескольких сотнях ярдов, располагалась помойка. Люди Тенил Оругарэй уже не жили, в отличие от своих предков, непосредственно у подножия этой горы раковин, костей и прочих отбросов, но они сносили туда требуху, которой кормились полуприрученные свиньи, поэтому над площадкой роились тучи мух. Аури вышла из оцепенения и нахмурилась. – Никого нет! – воскликнула она. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=121923) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.