Прогулка по городу
Мэри Хиггинс Кларк


Когда известного профессора Элана Гранта находят убитым, расследование выходит на молодую красивую студентку. Является ли девушка очередной невинной жертвой или сама является безжалостной убийцей?





Мэри Хиггинс КЛАРК

ПРОГУЛКА ПО ГОРОДУ





ЧАСТЬ ПЕРВАЯ





1



ИЮНЬ 1974. РИДЖВУД, НЬЮ-ДЖЕРСИ



За десять минут до того, как это случилось, четырехлетняя Лори Кеньон сидела, поджав ноги, на полу в детской и переставляла мебель в кукольном домике. Ей уже порядком надоело играть в одиночестве и не терпелось пойти в бассейн. Из столовой доносились голоса матери и ее подруг, с которыми та училась в Нью-Йорке. Они разговаривали и смеялись.

Мама за обедом обещала, что в бассейн Лори пойдет с Бет, сидевшей иногда с ней по вечерам, поскольку ее старшая двенадцатилетняя сестра Сара отправилась со своими сверстниками на день рождения. Но Бет, как только пришла, сразу засела за телефон.

Лори откинула назад длинные белокурые волосы, щекотавшие ей лицо. Она уже давным-давно сходила наверх и надела свой новый розовый купальник. Может, ей стоит еще раз напомнить Бет?..

Бет уютно расположилась на кушетке, прижимая телефонную трубку к уху плечом. Лори потянула ее за руку.

– Я уже готова.

Бет раздраженно взглянула на нее.

– Подожди чуть-чуть, золотце, – сказала она. – У меня очень важный разговор.

И Лори услышала, как Бет шепотом добавила в трубку:

– Ненавижу сидеть с детьми.

Лори подошла к окну. Мимо дома медленно проезжал длинный автомобиль, следом за ним ехала машина, полная цветов, и еще много машин с зажженными фарами. Когда Лори видела подобную процессию, то ей казалось, что они едут на праздник, но мама объясняла, что это похороны, и машины направляются на кладбище. Но Лори все-таки хотелось думать, что они едут на праздник, и она любила выбегать на дорогу, чтобы помахать сидевшим в машинах людям, которые иногда махали ей в ответ.

Лори услышала, как Бет положила трубку, и уже было собралась предложить ей пойти посмотреть на проезжавшие мимо машины, но Бет вновь взялась за телефон.

«Противная Бет», – подумала про себя Лори. Она на цыпочках вышла в коридор и заглянула в столовую. Мама с подругами по-прежнему весело болтала.

– Трудно поверить, что мы окончили «Виллу» тридцать два года назад, – говорила мама.

– Ну уж, Мэри, по тебе этого не скажешь. Ведь у тебя четырехлетняя дочь. А у меня уже четырехлетняя внучка! – ответила сидевшая рядом с ней дама.

– Мы все еще хоть куда, – сказал кто-то, и все дружно рассмеялись.

Никто даже не обратил внимание на Лори. Они тоже противные. Лори взяла стоявшую на столе красивую музыкальную шкатулку, которую подарила ей одна из подруг. Бесшумно открыв дверь, она выскочила на крыльцо, побежала по дорожке к улице и помахала по-прежнему проезжавшим мимо машинам.

Лори проводила их взглядом, пока они не скрылись из виду, и вздохнула, надеясь, что процессия скоро поедет назад. Она завела музыкальную шкатулку, и оттуда раздался звук пианино и пение: «На востоке, на западе…»

– Малышка.

Лори не заметила, как неподалеку, затормозив, остановилась машина. За рулем была женщина. Сидевший возле нее мужчина вышел из машины, взял Лори на руки, и, не успев опомниться, она уже сидела между ними на переднем сиденье. От удивления Лори не могла сказать ни слова. Мужчина улыбался ей, но улыбка казалась недоброй. Распущенные волосы женщины падали ей на лицо. Мужчина был с бородой и очень волосатыми руками. Лори оказалась прижатой к нему настолько сильно, что чувствовала колечки волос на его руках.

Машина поехала. Лори стиснула свою музыкальную шкатулку. Теперь оттуда раздавалось: «По всему городу… И мальчики, и девочки…»

– Куда мы едем? – спросила она, вспомнив, что ей не разрешали одной ходить на дорогу. Мама могла рассердиться. Лори почувствовала, что на глаза навернулись слезы.

Женщина выглядела очень раздраженной. А мужчина ответил:

– По городу, малышка. По всему городу.




2


Сара торопливо шла по обочине дороги, стараясь не уронить кусочек торта, который она несла с дня рождения на бумажной тарелочке. Лори обожала шоколадную начинку, и Сара надеялась таким образом загладить свою вину, заключавшуюся в том, что она не играла с Лори в то время, как мама принимала гостей.

Ей было двенадцать лет. Худенькая, длинноногая, с большими серыми глазами, вьющимися ярко-рыжими волосами и веснушчатым носом, она была совершенно не похожа на своих родителей: ни на мать – миниатюрную голубоглазую блондинку, ни на отца, который, до того как поседел, был темноволосым.

Сару беспокоило, что Джон и Кеньон были намного старше родителей ее сверстников. Она всегда боялась, что они могут умереть до того, как она вырастет. Мать как-то рассказывала ей:

– Мы были женаты уже пятнадцать лет, и я не надеялась, что у нас будет ребенок. Но в тридцать семь я забеременела тобой – просто подарок судьбы. А еще через восемь лет родилась Лори. Это было чудом, Сара!

Сара помнила, как во втором классе она спросила у сестры Кэтрин:

– Что лучше – подарок или чудо?

– Самый большой подарок для человека – это чудо, – ответила ей тогда сестра Кэтрин.

В тот же день Сара неожиданно расплакалась на уроке, притворившись, что у нее болит живот.

Хотя Сара знала, что любимицей в доме была Лори, она все равно обожала своих родителей. В десять лет она условилась с Богом о том, что если Он не даст маме с папой умереть до того, как она вырастет, то каждый вечер она будет убираться на кухне, помогать им с Лори и никогда больше не будет жевать жвачку. Она выполняла свои обещания, и Господь был пока к ней благосклонен.

Невольная улыбка скользнула по ее лицу. Свернув за угол, она пошла по Твин Оукс-роуд и вдруг от удивления вытаращила глаза. На дорожке перед ее домом стояли две полицейские машины с зажженными огнями. Возле дома толпились соседи. Среди них были даже те, что недавно переехали сюда и с которыми Кеньоны еще не успели познакомиться. Все выглядели какими-то грустными и испуганными и крепко держали своих детей за руки.

Сара бросилась бежать к дому. Может, маме или папе плохо? На лужайке возле дома стоял Ричи Джонсон, учившийся с ней в одном классе в Маунт Кармел. Сара поинтересовалась у Ричи, почему собралось столько народу.

Он грустно посмотрел на нее и ответил, что пропала Лори. Старушка миссис Уэлан видела, как какой-то мужчина посадил ее в машину, но она не поняла, что он собирался ее похитить…




3



1974 – 1976. БЕТЛЕХЕМ, ПЕНСИЛЬВАНИЯ



Они и не собирались везти ее домой.

Они долго колесили по городу, а затем привезли ее куда-то в лес, в незнакомый грязный дом. Они шлепали ее, если она начинала плакать. Мужчина то и дело брал Лори на руки и начинал тискать. Затем относил куда-то наверх. Она пыталась сопротивляться, но он лишь смеялся над ней. Они называли ее Ли. Их звали Бик и Опал. Некоторое время спустя Лори научилась мысленно убегать от них. Иногда она просто взлетала к потолку и наблюдала за тем, что происходит с маленькой белокурой девочкой. Иногда ей было жалко эту маленькую девочку. А иногда она смеялась над ней. Временами они клали ее спать одну, и тогда она представляла себе кого-нибудь – маму с папой или Сару. Но тут она снова начинала плакать, и они опять били ее. И она пыталась забыть и маму, и папу, и Сару. «Вот и хорошо, – говорил ей внутренний голос. – Забудь про них совсем».




4


Поначалу к ним каждый день приходили из полиции, и фотография Лори печаталась на первых страницах газет Нью-Джерси и Нью-Йорка. Сара сквозь слезы смотрела, как отец с матерью, появляясь в передаче «С добрым утром, Америка», умоляли похитителей вернуть ребенка.

Десятки людей звонили по телефону и сообщали, что они видели Лори, но все было бесполезно. Полиция рассчитывала, что последует требование о выкупе, но их расчеты не оправдались.

Лето тянулось медленно. Сара видела, как лицо матери становилось все более бледным и осунувшимся, а отец то и дело доставал из кармана нитроглицерин. Каждое утро родители ходили на семичасовую службу в церковь и молили Бога, чтобы Он вернул Лори домой. Просыпаясь по ночам, Сара часто слышала, как мать рыдала, а отец тщетно пытался ее успокоить.

– Рождение Лори было чудом. Давай же надеяться, что чудо и вернет ее нам, – говорил он ей.

Вновь начались занятия в школе. Сара всегда хорошо училась. Теперь она подолгу просиживала над книгами, обнаружив, что учеба помогает отвлечься от постоянных мыслей о Лори. Будучи прирожденной спортсменкой, она начала заниматься гольфом и теннисом. Но все равно она мучительно переживала отсутствие своей маленькой сестренки. Уж не наказал ли ее Господь за ревностное отношение к тому, что основное внимание всегда уделялось Лори, думала она. Сара не могла простить себе, что пошла тогда на день рождения, и даже не пыталась найти оправдание в том, что Лори было строго-настрого запрещено выходить на улицу одной. Она поклялась Богу, что, если Он вернет Лори, она будет всегда, всю жизнь заботиться о ней.




5


Прошло лето. Сквозь щели в стенах подул ветер. Лори постоянно мерзла. Как-то раз Опал, вернувшись, принесла рубашки с длинными рукавами, широкие штаны и зимнюю куртку. Одежда была совсем не такой красивой, как та, которую раньше носила Лори. Когда же вновь потеплело, они принесли ей шорты, майки и сандалии. Прошла еще одна зима. Лори смотрела, как на высоком старом дереве перед домом набухали почки и потом все ветки покрылись листьями.

В спальне у Бика стояла старая пишущая машинка. Когда Лори убирала на кухне или смотрела телевизор, ей был слышен ее громкий треск. Она полюбила этот звук, потому что он означал, что Бик не будет донимать ее.



Через некоторое время он появлялся из спальни с пачкой листов в руке и начинал вслух читать то, что он напечатал. Он неизменно заканчивал чтение одними и теми же словами: «Аллилуйя. Аминь!» После этого они с Опал вместе пели, называя это тренировкой. Песни были о Боге и о возвращении домой.

Дом. Внутренний голос подсказывал Лори, что об этом слове ей лучше больше не вспоминать.

Лори никого больше не видела. Только Бика и Опал. И когда они куда-нибудь уходили, то запирали ее в подвале, что случалось очень часто. В подвале было страшно. Забитое досками окно находилось почти под самым потолком. Подвал был полон теней, и иногда казалось, что они шевелятся. Всякий раз, оказавшись там, Лори сразу же старалась уснуть на матрасе, который они оставляли на полу.

Бик и Опал почти всегда были одни. А если кто-то и приходил к ним, Лори тут же отправляли в подвал и привязывали цепью за ногу к трубе, чтобы она не смогла подняться по лестнице и постучать в дверь.

– И не смей звать нас, – предупреждал ее Бик, – а то тебе будет очень плохо, да к тому же мы все равно тебя не услышим.

Возвращаясь откуда-нибудь домой, они обычно приносили деньги. Иногда совсем немного, а иногда целую кучу. В основном двадцатипятицентовыми монетами и долларовыми бумажками.

Они разрешили ей выходить с ними во дворик, показывали, как пропалывать грядки и собирать в курятнике яйца. Там был маленький цыпленок, с которым ей позволяли играть. И она играла с ним всякий раз, когда выходила во дворик. Запирая ее в подвале, они иногда разрешали Лори брать с собой цыпленка.

До того злосчастного дня, когда Бик зарезал его.

Как-то ранним утром они стали собираться, складывая лишь одежду, телевизор и пишущую машинку Бика. Бик и Опал смеялись и пели: «Ал-ли-луй-я».

Станция в Огайо! Пятнадцать киловатт" – кричал Бик. – «Библейский пояс!» Наконец-то!

Они ехали два часа. Скорчившись, она лежала среди старых побитых чемоданов на заднем сиденье.

– Давай заедем в какую-нибудь закусочную и нормально поедим. Никто не обратит на нее никакого внимания. Кому она нужна? – Это был голос Опал.

– Ты права, – отозвался Бик.

Он мельком взглянул через плечо на Лори.

– Опал возьмет тебе сандвич и молоко. Ни с кем не разговаривай, слышишь?

Они приехали в какое-то место, где напротив длинной стойки стояли столы со стульями. Лори так проголодалась, что почти ощущала вкус жарившегося бекона. Но у нее появилось еще и другое ощущение. Она вспомнила, что уже с кем-то бывала в подобном месте. Она была не в силах сдержать подступившие к горлу рыдания. Бик подтолкнул ее, чтобы она шла за Опал, и тут Лори заплакала. Она плакала так горько, что просто задыхалась от слез. Она видела, как на нее удивленно уставилась кассирша. Бик схватил девочку и потащил на стоянку. Опал торопливо шла рядом.

Бик швырнул Лори на заднее сиденье машины, и они с Опал бросились к передней дверце. В тот момент, когда Опал нажала на акселератор, Бик ударил Лори. Она попыталась увернуться, увидев перед лицом его волосатую руку. Но после первого удара она уже не чувствовала боли. Ей было просто жалко ту маленькую девочку, которая так горько плакала.




6



ИЮНЬ, 1976. РИДЖВУД, НЬЮ-ДЖЕРСИ



Сара сидела с отцом и матерью и смотрела передачу о пропавших детях. В заключительной части говорилось о Лори. Показывали ее фотографии, сделанные незадолго до того, как она исчезла. Затем ее предполагаемый портрет два года спустя после похищения, сделанный с помощью компьютера.

Когда передача закончилась, Мэри Кеньон выбежала из комнаты с криком:

– Верните мне моего ребенка! Верните мне мою девочку!

Со слезами на глазах Сара слушала, как отец безуспешно пытался успокоить мать.

– Может, благодаря этой передаче и случится чудо, – говорил он.

Однако его слова звучали неубедительно.

Когда часом позже зазвонил телефон, трубку взяла Сара. Начальник полицейского управления Риджвуда Билл Коннерс всегда разговаривал с Сарой как со взрослой.

– Ну что, миленькая, твоих родителей сильно расстроила эта передача? – спросил он.

– Да.

– Не знаю, стоит ли их обнадеживать, но нам кое-что сообщили по телефону. Кассирша из какого-то кафе в Гаррисберге, Пенсильвания, уверяет, что сегодня днем она видела Лори.

«Сегодня днем!» – Сара почувствовала, как у нее перехватило дыхание.

– Ее встревожило то, что у маленькой девочки вдруг началась истерика. Но это было не похоже на каприз. Она просто задыхалась, стараясь сдерживать слезы. У гаррисбергской полиции есть последний портрет Лори.

– С кем она была?

– С мужчиной и женщиной. Похожими на хиппи. К сожалению, нам описали их весьма приблизительно. Внимание кассирши привлекла девочка, и она лишь мельком взглянула на эту парочку.

Он предоставил Саре самой решить, стоит ли обнадеживать родителей этим сообщением. И она вновь условилась с Богом. «Сотвори для них это чудо. Помоги гаррисбергской полиции найти Лори. Я всегда буду заботиться о ней».

Она побежала наверх, чтобы подарить матери с отцом новую надежду.




7


С машиной начались неполадки вскоре после того, как они уехали из закусочной. Каждый раз, когда движение на дороге вынуждало их тормозить, мотор захлестывался и глох. Когда он заглох в третий раз и стоявшие сзади машины стали их объезжать, Опал сказала:

– Когда мы окончательно сломаемся и подойдет полицейский, ты уж будь поосторожнее, Бик. Не исключено, что он начнет расспрашивать о ней, – с этими словами она кивнула головой в сторону Лори.

Бик сказал ей, что надо найти бензоколонку и свернуть с дороги. Они доехали до автозаправочной станции, и, прежде, чем туда въехать, он велел Лори лечь на пол и завалил ее мешками для мусора, набитыми старой одеждой.

Машине требовался основательный ремонт, который могли выполнить лишь к следующему дню. Возле автозаправки был мотель, по словам механика, дешевый и довольно уютный.

Они подъехали к мотелю. Бик зашел в него и вернулся с ключом. Остановившись возле своего номера, они торопливо затащили туда Лору. После того, как Бик отвез машину на бензоколонку, они до конца дня смотрели телевизор. На ужин Бик принес гамбургеры. Лори заснула в тот момент, когда началась передача о пропавших детях. Ее разбудила ругань Бика. «Не открывай глаза, – предупредил ее внутренний голос. – А то он выместит свою злость на тебе».

– Кассирша хорошо ее рассмотрела, – говорила Опал. – А если она сейчас смотрит эту передачу? Нам надо отделаться от девчонки.

На следующий день Бик отправился за машиной один. Вернувшись, он усадил Лори на кровать и сжал ей руки.

– Как меня зовут? – спросил он ее.

– Бик.

Он кивнул головой на Опал.

– А как ее зовут?

– Опал.

Я хочу, чтобы ты это забыла. Я хочу, чтобы ты забыла про нас. Не смей никогда говорить о нас. Ты поняла меня, Ли?

Лори не понимала. "Скажи «да», – тревожно прошептал ей внутренний голос. – Кивни головой и скажи «да».

– Да, – тихо ответила она, послушно кивая головой.

– Помнишь, как я отрезал голову цыпленку? – спросил Бик.

Она закрыла глаза. Цыпленок судорожно ковылял по двору, из его перерезанной шеи разлетались брызги крови. Потом он упал ей на ноги. Увидев на себе его кровь, она пыталась кричать, но горло словно онемело. После этого Лори больше не подходила к цыплятам. Иногда ей снилось, что безголовый цыпленок гонится за ней.

– Помнишь? – повторил Бик, сильнее сжав ей руки.

– Да.

– Нам надо уехать. Мы оставим тебя там, где тебя смогут найти. Если ты когда-нибудь кому-нибудь назовешь наши с Опал имена или расскажешь, как мы звали тебя, где мы жили и что делали, я приду с тем же ножом, которым убил цыпленка, и отрежу тебе голову. Ты поняла это?

Нож. Длинный и острый, весь в крови.

– Обещай, что ничего никому не расскажешь, – настаивал Бик.

– Обещаю, обещаю, – в страхе лепетала она.

Они сели в машину. Ее вновь заставили лечь на пол. Он был очень горячим. Мусорные мешки прилипали к коже.

Когда стемнело, они остановились перед большим домом. Бик вытащил ее из машины.

– Это – школа, – сказал он ей. – Завтра утром здесь будет много детей, с которыми ты сможешь поиграть. Оставайся здесь и жди.

Она содрогнулась от его влажного поцелуя и от того, как сильно он сжал ее.

– Я безумно люблю тебя, – сказал он, – но помни, если скажешь кому-нибудь хоть слово…

Он поднял и сжал руку, словно в ней был нож, и провел ей по шее.

– Я обещаю, – всхлипывала она, – обещаю.

Опал протянул ей пакет с печеньем и кока-колу. Лори смотрела им вслед. Она знала, что, если она здесь не останется, они вернутся и накажут ее. Было очень темно. Она слышала, как неподалеку в лесу бродили звери.

Съежившись и обхватив себя руками, Лори прижалась к двери здания. Весь день она страдала от жары, а теперь ей было холодно и страшно. Наверное, где-то недалеко бегал и безголовый цыпленок. Девочка задрожала.

«Посмотри на этого испуганного котенка». Она забылась, став частью того голоса, который смеялся, глядя на маленькую, сжавшуюся в комок фигурку у входа в школу.




8


Утром вновь позвонил начальник полиции Коннерс. Он сообщил, что надежды, похоже, оправдываются. Неподалеку от Питтсбурга найдена девочка, которая по описанию похожа на Лори. Ее увидела уборщица местной школы, пришедшая утром, чтобы открыть дверь. Полиция срочно направила туда отпечатки пальцев Лори.

Позвонив еще через час, Конверс сообщил о полном соответствии отпечатков. Лори возвращалась домой.




9


Джон и Мэри Кеньон вылетели в Питтсбург. Лори положили в больницу на обследование. На следующий день в дневном выпуске теленовостей Сара увидела, как мать с отцом выходили из больницы и с ними шла Лори. Опустившись перед телевизором, она обхватила его руками. Лори подросла, длинные белокурые волосы были спутаны, выглядела она сильно похудевшей. Но еще больше бросалось в глаза другое. Лори всегда была очень приветливой. Сейчас же, несмотря на то, что она шла, опустив голову, Лори то и дело настороженно посматривала по сторонам, словно в ожидании какой-то опасности.

Репортеры атаковали их со всех сторон. Джон Кеньон уставшим голосом отвечал на вопросы:

– Врачи говорят, что Лори вполне здорова, хоть она и несколько похудела. Разумеется, она взволнованна и испугана.

– Она рассказывала что-нибудь о тех, кто ее похитил?

– Нет, она ни о чем не рассказывала. Мы очень признательны вам за ваше участие и заботу, но я прошу вас проявить милосердие и не делать большого шума из нашей встречи.

В голосе отца звучала почти мольба.

– Не обнаружены ли следы надругательства над девочкой?

Сара увидела, как на лице матери появилось выражение ужаса.

– Нет, нет. Никаких следов! – в ее голосе слышался испуг. – Мы уверены, что Лори была похищена людьми, которые очень хотели иметь ребенка. Остается надеяться, что они не подвергнут подобным мучениям другую семью.

Саре нужно было дать выход кипевшей в ней энергии. Она приготовила Лори кроватку, постелила ее любимые простыни с Золушкой. В комнате Лори она расставила все ее любимые игрушки: кукол-близнецов в колясках, кукольный домик, медведя, книжки про Кролика Питера.

Сара съездила на велосипеде в магазин купить сыру, лапши и мясного фарша. Лора обожала лазанью. Пока Сара готовила, телефон звенел не переставая. Ей удалось убедить всех, кто звонил, чтобы они не приходили к ним по крайней мере в ближайшие несколько дней.

Родители должны были приехать с Лори к шести часам. В половине шестого, поставив лазанью в духовку, салат – в холодильник и накрыв стол на четверых, как и прежде, Сара побежала наверх переодеваться. Она внимательно посмотрела на себя в зеркало. Помнит ли ее Лори? За эти два года она вытянулась на три дюйма. Раньше она носила длинные волосы, сейчас же у нее была стрижка. Прежде ее фигура была абсолютно плоской, теперь, в четырнадцать лет, у нее начала оформляться грудь. Вместо очков она носила контактные линзы.

Сара вспомнила, что вечером накануне похищения Лори она была за ужином в длинной майке и потертых джинсах. Эта майка по-прежнему лежала в шкафу. Она надела ее с джинсами.



Когда подъехала машина, на дорожке перед домом собрались репортеры с телекамерами. За ними толпились соседи и друзья. Все дружно зааплодировали, когда дверца машины открылась и оттуда вышли Джон и Мэри Кеньон с Лори.

Подбежав к своей маленькой сестренке, Сара встала на колени.

– Лори, – нежно сказала она.

Потянувшись к ней, Сара вдруг увидела, как Лори внезапно закрыла лицо руками. «Она испугалась, что я могу ее ударить», – подумала Сара.

Взяв Лори на руки, она отнесла ее в дом, пока родители вновь отвечали на вопросы журналистов.



Казалось, что Лори совсем не узнавала дома. Она ни с кем не разговаривала. За ужином она молча ела, глядя в свою тарелку. Поев, отнесла тарелку в раковину и начала убирать со стола.

Мэри встала.

– Миленькая, тебе не…

– Не мешай ей, мам, – прошептала Сара.

Она стала помогать Лори, говоря, как та выросла, и вспоминая, как они раньше всегда вместе мыли посуду. Помнила ли это Лори?

Затем они все пошли в детскую, и Сара включила телевизор. Когда Мэри с Джоном попросили Лори сесть между ними, она вдруг задрожав, отпрянула.

– Она напугана, – сказала Сара. – Сделайте вид, что не обращаете на нее внимания.

Глаза матери наполнились слезами, но она притворилась, что увлеченно смотрит передачу. Выбрав себе укромное местечко, откуда ей было все хорошо видно, Лори села на пол, скрестив «по-турецки» ноги.

Когда в девять часов Мэри предложила ей принять теплую ванну и лечь спать, Лори охватила паника. Прижав колени к груди, она закрыла лицо руками. Сара с отцом переглянулись.

– Бедняжка, – сказал он. – Если не хочешь, можешь сейчас не ложиться.

В глазах отца Сара увидела ту беспомощность, что была в глазах матери.

– Тебе просто все кажется очень незнакомым, да?

Мэри старалась скрыть свои слезы.

– Лори нас боится, – пробормотала она.

«Нет, – думала Сара, – она боится идти спать. Но почему?»

Они не стали выключать телевизор. Лори уснула, лежа на полу, без четверти десять. Сара отнесла ее наверх, надела на нее ночную рубашку и положила в постель.



Войдя на цыпочках в комнату, Джон и Мэри сели с обеих сторон маленькой белой постельки и не отрываясь смотрели на подаренное им чудо. Они даже не заметили, когда Сара выскользнула из комнаты.

Лори крепко спала и долго не просыпалась. Заглянув утром в ее комнату, Сара с тихой радостью смотрела на безмятежно спавшую маленькую фигурку с разметавшимися на подушке длинными волосами. Она вновь повторила данное ею Господу обещание: «Я всегда буду заботиться о ней».

Отец с матерью уже встали. Оба выглядели измученными, но их лица светились радостью.

– Мы все время заглядывали в комнату, чтобы убедиться, что она действительно с нами, – сказала Мэри. – Я не знаю, как бы мы пережили эти два года без тебя, Сара.

Сара помогла матери приготовить любимый завтрак Лори – оладьи и бекон. Через несколько минут в комнату вбежала Лори, ночная рубашка, которая раньше ей была до пят, теперь едва доходила до икр.

Она забралась к Мэри на колени.

– Мама, – с обидой в голосе сказала она. – Вчера я хотела пойти в бассейн, а Бет беспрестанно болтала по телефону.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ





10



12 СЕНТЯБРЯ 1991 ГОДА. РИДЖВУД, НЬЮ-ДЖЕРСИ



Во время мессы Сара краем глаза все время наблюдала за Лори. Вид двух гробов, стоявших на ступенях перед алтарем, казалось, гипнотизировал ее. Она не отрываясь смотрела на них уже без слез, словно не слыша ни молитв, ни музыки, ни надгробных речей. Саре приходилось брать Лори за локоть, когда нужно было встать или опуститься на колени.

По окончании мессы, когда монсеньор Фишер осенил гробы крестом, Лори прошептала:

– Мама, папа, простите меня. Я больше не буду выходить на улицу одна.

– Лори, – тихонько окликнула ее Сара.

Лори взглянула на нее невидящими глазами, затем обернулась и удивленно посмотрела на собравшихся в церкви людей.

– Так много народу. – Ее голос прозвучал по-детски робко.

В завершении запели «Господь Всемилостивый».

Стоявшая позади собравшихся в церкви пара запела вместе со всеми поначалу тихо, но мужчина, привыкший к ведущим партиям, увлекаясь, запел громче. И вскоре его чистый баритон уже заглушал более слабый голос солиста. Все в растерянности оборачивались и с восхищением смотрели на него.

«Я когда-то заблудился, а теперь обрел свой дом…»

Душевная боль Лори вдруг усилилась леденящим душу страхом. Этот голос. Он пронзил ее слух, пронзил всю ее.

– Я заблудилась, – беззвучно застонала она. – Заблудилась.

Гробы стали выносить.

Колеса катафалка под гробом ее матери скрипнули.

Она услышала размеренные шаги носильщиков.

Затем звук пишущей машинки.

– «…был слеп, но теперь прозрел».

– Нет! Нет! – истошно закричала Лори, погружаясь в спасительную темноту.



На мессу пришло несколько десятков однокурсников Лори по Клинтонскому колледжу и преподаватели с факультета. Среди них был профессор английского языка Элан Грант, который с ужасом наблюдал, как Лори потеряла сознание.

Грант пользовался большой популярностью у студентов. Ему едва перевалило за сорок. Густые непослушные темно-каштановые волосы посеребрила седина. На несколько вытянутом лице особенно выделялись глаза – большие, темно-карие, умные и живые. Он был высоким, худощавым, одевался нарочито небрежно, и многие девушки в колледже сходили по нему с ума.

Грант искренне любил своих студентов. Он преподавал в группе, где училась Лори. Он знал, что с ней произошло в детстве, и интересовался, не вызовет ли ее похищение каких-либо последствий. Но за все это время Грант обратил внимание лишь на то, что Лори не смогла на уроке написать свою автобиографию. Однако ее критические заметки о книгах, авторах и пьесах отличались глубоким содержанием и интересными мыслями.

Три дня назад, когда ее вдруг вызвали к декану, она как раз сидела у него на уроке. Занятие близилось к концу, и Грант, предчувствуя что-то неладное, решил пойти вместе с ней. Пока они шли по территории колледжа, она сказала, что отец с матерью собирались приехать, чтобы поменяться с ней машинами: она забыла поставить свою машину на техосмотр и вернулась в колледж на «седане» матери.

– Они, видимо, опаздывают, – сказала она, явно успокаивая себя. – Мама говорит, что я чересчур волнуюсь за них. Однако она не очень хорошо себя чувствует, да и папе уже семьдесят два.

От декана они узнали, что на Семьдесят восьмой магистрали произошла большая авария.

Элан Грант отвез Лори в больницу. Ее сестра Сара была уже там, пышные темно-рыжие волосы обрамляли ее лицо с большими печальными серыми глазами. Грант уже не раз встречал Сару на многочисленных праздниках, которые устраивались в колледже, и его удивляло покровительственное отношение молодой помощницы прокурора к Лори.

Лори было достаточно лишь взглянуть на лицо сестры, чтобы понять, что родители погибли. Она плакала, повторяя сквозь слезы:

– Это я виновата, я виновата, – и, казалось, не слышала, как Сара, тоже не в состоянии сдержать своих слез, убеждала ее не винить себя.



С болью в сердце Грант наблюдал за тем, как один из священников вынес Лори из нефа церкви, Сара шла возле них. Органист заиграл последнее песнопение. Несущие гроб медленно пошли по проходу во главе с монсеньором. Грант заметил, что в переднем ряду какой-то человек пробирается вдоль скамьи.

– Разрешите, разрешите, пожалуйста. Я врач, – тихо, но решительно говорил он.

Что-то заставило Элана Гранта последовать за ним по проходу в маленькую комнатку, куда отнесли Лори. Она лежала на двух сдвинутых стульях. Сара с белым, как мел, лицом склонилась над ней.

– Позвольте, – врач взял Сару за руку.

Лори пошевелилась и застонала.

Он поднял ей веки и пощупал пульс.

– Она приходит в себя, но ее необходимо отвезти домой. Она не в состоянии ехать на кладбище.

– Я знаю.

Элан видел, как отчаянно Сара пыталась сохранить присутствие духа.

– Сара, – сказал он.

Повернувшись, Сара, словно впервые заметила его.

– Сара, позвольте мне отвезти Лори домой. С ней будет все в порядке.

– Правда?

На какое-то мгновение мучительная боль на лице девушки сменилась выражением благодарности.

– Дома остался кто-то из соседей, они готовят еду… Лори вам доверяет. Вы мне очень поможете.



«Я когда-то заблудился, но теперь обрел свой дом».

Она видела, как рука с ножом приближается к ней, с рассекающего воздух ножа капает кровь. От крови промокли ее рубашка и джинсы. Она чувствовала ее, теплую и липкую, на своем лице. Что-то трепыхалось у ног. Нож уже совсем близко…

Лори открыла глаза. Она лежала в постели в своей комнате. Было темно. Что произошло?

Она вспомнила. Церковь. Гробы. Пение.

– Сара! – закричала она. – Сара! Где ты?




11


Они остановились в отеле «Виндхэм» в Манхэттене на Пятьдесят восьмой западной улице.

– Классно, – сказал он ей. – Здесь много людей из шоу-бизнеса. Самое подходящее место, чтобы устанавливать связи.

Он все время молчал по дороге с кладбища в Нью-Йорк. Они собирались на обед с преподобным Ратландом Гаррисоном, пастором «Церкви в эфире» и продюсером телепередачи. Гаррисон хотел уйти на пенсию и подыскивал себе приемника. Каждую неделю вместе с ним в качестве ведущего передачи появлялся новый священник.

Она наблюдала, как он сменил три костюма, прежде чем остановил свой выбор на темно-синем, с белой рубашкой и голубовато-серым галстуком.

– Им нужен проповедник? Они его получат. Как я выгляжу?

– Превосходно, – заверила она его.

И он был с ней согласен. Хотя ему было всего сорок пять, его волосы совсем поседели. Он строго следил за своим весом и выработал манеру держаться прямо, чтобы всегда возвышаться над людьми, даже теми, кто был выше его ростом. У него вошло в привычку, громко читая молитву, широко раскрывать глаза.

Он отверг выбранное ею платье в красно-белую клетку.

– Не годится для такой встречи. Слишком смахивает на Бетти Крокер.

Они часто повторяли эту шутку, когда хотели произвести впечатление на прихожан, собравшихся, чтобы послушать его в церкви. Но сейчас он совсем не шутил. Она показала ему черное узкое платье с подходящим к нему жакетом.

– А это?

Он молча кивнул.

– Пойдет. – Он нахмурился. – И помни…

– Я никогда не называю тебя Биком в чьем-либо присутствии, – упреждая его раздражение, сказала она. – Уже давным-давно.

В его глазах появился нездоровый блеск. Она хорошо знала этот взгляд и боялась его. Прошло три года с тех пор, как его в последний раз вызывали в полицию и допрашивали в связи с тем, что какая-то белокурая девочка жаловалась на него своей матери. Ему всегда удавалось урезонивать жалобщиков так, что им потом приходилось извиняться, однако это случалось слишком часто и не в одном городе. Этот блеск говорил о том, что он вновь теряет над собой контроль.

Ли была единственной, кого он похитил. С той минуты, когда Бик впервые увидел ее с матерью в магазине, он словно потерял голову. В тот день он последовал за их машиной и потом постоянно ездил мимо их дома в надежде вновь увидеть девочку. Заключив двухнедельный контракт, они с Опал играли на гитаре и пели в одном из дешевых ночных клубов на Семнадцатой магистрали в Нью-Джерси и жили в мотеле в двадцати минутах езды от дома Кеньонов. Это был их последний контракт с ночным клубом. Бик уже начал петь в церкви, а позже – читать проповеди в окрестностях Нью-Йорка. Его услышал владелец небольшой радиостанции в Бетлехеме, штат Пенсильвания, и пригласил вести религиозную передачу.

К несчастью, по пути в Пенсильванию он настоял на том, чтобы в последний раз проехать мимо дома Кеньонов. Ли стояла на улице совершенно одна. Он схватил ее и увез с собой, и в течение двух лет Опал жила в постоянно скрываемых страхе и ревности.

Прошло пятнадцать лет с тех пор, как они оставили девочку возле школы, но Бик так и не смог забыть ее. Он хранил ее фотографию в своем бумажнике, и Опал иногда видела, как он смотрел на нее и гладил пальцами. В эти последние годы, по мере того как ему все больше сопутствовал успех, его тревожила мысль о том, что в один прекрасный день к нему подойдут агенты ФБР и арестуют за похищение и надругательство над ребенком.

– Посмотри, как эта девочка из Калифорнии упрятала своего папу в тюрьму из-за того, что она стала посещать психиатра и вспомнила то, чего не следовало бы вспоминать, – повторял он время от времени.

Они только что приехали в Нью-Йорк, когда Бик прочел в «Таймс» сообщение о гибели супругов Кеньонов в дорожной аварии. И, несмотря на отчаянные попытки Опал отговорить его, они все-таки поехали на похороны.

– Опал, – убеждал он ее, – мы сейчас совсем не похожи на тех двух хиппи, которых запомнила Ли.

Они действительно выглядели уже совершенно иначе. Они начали изменять свою внешность с того самого утра, когда отделались от Ли. Бик сбрил бороду и коротко постригся. Она перекрасилась в блондинку и стала собирать волосы в аккуратный пучок. В магазине «Джей Си Пенни» они купили себе приличную одежду, в которой не выделялись среди массы средних американцев.

– На случай, если в той забегаловке нас кто-то успел рассмотреть, – говорил он.

Именно тогда он и запретил Опал называть его Биком в чьем-либо присутствии, сказав, что теперь и он будет звать ее на людях настоящим именем Карла.

– Ли часто слышала наши имена в течение этих двух лет, – сказал он. – С этого момента я для всех – преподобный Бобби Хоккинс.

Несмотря на это, когда они поднимались по ступеням церкви, она чувствовала, что он боится. В конце мессы, едва органист заиграл «Господь Всемилостивый», он прошептал:

– Это наша песня, наша с Ли.

Его голос звучал громче других. Они сидели на краю скамьи. Когда мимо них проносили бесчувственное тело Ли, Опал схватила его за руку, чтобы он вдруг не потянулся и не дотронулся до нее.



– Я еще раз спрашиваю тебя, ты готова? – в его голосе была насмешка.

Он стоял возле двери их номера.

– Да.

Взяв кошелек, Опал подошла к нему. Ей нужно было успокоить его. Он был как натянутая струна. Она погладила его по лицу.

– Бик, милый, тебе необходимо расслабиться, – нежно сказала Опал. – Ты ведь хочешь произвести хорошее впечатление, а?

Он словно не слышал ее.

– Я все еще могу напугать эту малышку чуть не до смерти, правда?

Он зарыдал без слез, задыхаясь и содрогаясь всем телом, словно в конвульсиях.

– Господи, как же я люблю ее.




12


Десять дней спустя после похорон Сара позвонила риджвудскому психиатру, доктору Питеру Карпентеру. Саре уже доводилось с ним встречаться, он был ей чем-то симпатичен, и то, что она о нем узнала, укрепило ее симпатии. Босс Сары Эд Райен, прокурор округа Берген, очень рекомендовал Карпентера.

– Это честный парень. Ему я бы доверил кого угодно из своих, а ты понимаешь, что значит, когда я так говорю. Среди этой братии слишком много всяких шарлатанов.

Она решила срочно записаться к Карпентеру на прием.

– Моя сестра винит себя в том, что наши родители попали в аварию, – сказала она ему.

Во время разговора Сара вдруг отдала себе отчет в том, что она избегает употреблять слово «смерть». Она все еще не могла в это поверить. Сжимая в руке телефонную трубку, она говорила:

– Много лет назад по ночам ее мучил один и тот же кошмар. Потом он прекратился. Сейчас он вновь регулярно повторяется.

Доктор Карпнер хорошо помнил случай с похищением Лори. После того как похитители бросили девочку и она вернулась домой, он со своими коллегами обсуждал, какие последствия может вызвать ее полная потеря памяти. Ему было бы очень интересно встретиться с этой девушкой, однако он сказал Саре:

– Мне кажется, прежде чем я поговорю с Лори, нам следовало бы встретиться с вами. Сегодня днем у меня будет час свободного времени.

Как часто шутила его жена, Карпентер мог бы сойти за образец семейного врача. Он был седоволосым, розовощеким, в очках без оправы, всегда любезным, подтянутым и выглядел не старше своих пятидесяти двух лет.

Его кабинет был продуманно уютным: зеленоватые стены, шторы в зелено-белых тонах, письменный стол из красного дерева, уставленный мелкими цветущими растениями, напротив его вертящегося стула – массивное бордовое кожаное кресло и такая же кушетка неподалеку от окна.

Когда секретарша пригласила Сару войти, Карпентер внимательно посмотрел на привлекательную молодую женщину в строгом синем костюме, со стройной спортивной фигурой и легкой походкой. На лице без каких-либо следов косметики выделялись веснушки. Темные брови и ресницы подчеркивали грустные ярко-синие глаза. Гладко зачесанные назад волосы были стянуты голубой ленточкой и их свободные пышные темно-рыжие концы волнами спускались до плеч.

Вопросы доктора Карпентера показались Саре довольно простыми.

– Да. Лори вернулась домой совсем другой. Я уже тогда была уверена, что она подверглась сексуальному насилию. Но моя мать настойчиво повторяла, что Лори была похищена людьми, мечтавшими о ребенке. Она очень хотела в это верить. Пятнадцать лет назад люди не осмеливались рассказывать о подобном надругательстве. Но Лори очень боялась ложиться в постель. При всей своей любви к отцу, она отказывалась садиться к нему на колени, старалась избегать его прикосновений. Она вообще стала бояться мужчин.

– Лори наверняка обследовали, когда нашли?

– Да, в больнице в Пенсильвании.

– Эти записи, вероятно, сохранились. Я бы хотел, чтобы вы их запросили. А что за повторяющийся сон, о котором вы упомянули?

– Прошлой ночью он опять приснился ей. Она была ужасно напугана. Лори говорит, что это сон про нож. С тех пор, как она к нам вернулась, она боится острых ножей.

– А что вы скажете о переменах в ее характере?

– Поначалу они были весьма заметными. До похищения Лори была очень общительным ребенком. Возможно, несколько избалованным, но очень добрым. Она любила играть с другими детьми и ходить к ним в гости. После того, как вернулась, никогда не оставалась ночевать в гостях. Она словно сторонилась своих сверстников. Лори решила поступить в Клинтонский колледж, потому что но был всего в полутора часах езды от дома и она могла часто приезжать домой на выходные.

– А встречается ли она с молодыми людьми? – спросил Карпентер.

– Вы сами увидите, что Лори весьма привлекательная девушка. Разумеется, ее часто куда-то приглашали, и в колледже она обычно ходила на разные вечера и танцы. Ее, казалось, никто не интересовал, до того, как она подружилась с Грегом Беннетом. Однако их дружба закончилась очень неожиданно.

– Почему?

– Этого никто не знает – ни мы, ни Грег. Весь прошлый год они были вместе. Он тоже учится в Клинтонском колледже и часто приезжал к нам на выходные вместе с ней. Он нам очень нравился, и мы думали, что Лори с ним счастлива. Они оба любили заниматься спортом, особенно играть в гольф. И вдруг прошлой весной все было кончено. Никаких объяснений. Ничего. Она не говорила об этом ни с нами, ни с Грегом. Он еще приезжал к нам, не понимая, что послужило причиной разрыва. До конца этого семестра он будет в Англии; я думаю, что ему ничего не известно о том, что случилось с нашими родителями.

– Я бы хотел, чтобы Лори пришла ко мне завтра в одиннадцать.

На следующий день Сара отвезла сестру на прием и обещала вернуться за ней ровно через пятьдесят минут.

– Я поищу что-нибудь к ужину. Надо же как-то раздразнить свой аппетит.

Кивнув, Лори последовала за Карпентером в его кабинет. С выражением испуга на лице она отказалась расположиться на кушетке и предпочла сесть к столу напротив него. Грустная и подавленная, она молча ждала.

Без сомнения, глубокая депрессия, решил про себя Карпентер.

– Мне хочется помочь тебе, Лори.

– Вы можете вернуть мне мать с отцом?

– Увы, Лори. Твои родители погибли из-за того, что что-то случилось с автобусом.

– Они погибли из-за того, что я не поставила машину на технический осмотр.

– Ты забыла об этом.

– Нет, не забыла. Я решила отказаться от осмотра на заправочной станции, сказав, что поставлю машину на бесплатную профилактику в автотранспортной компании, потом забыла об этом. А от осмотра на станции я отказалась намеренно. Так что во всем виновата я.

– Почему же ты отказалась от осмотра на заправочной станции?

Он внимательно наблюдал за тем, как Лори Кеньон обдумывала свой ответ.

– Была какая-то причина, но не помню.

– Сколько стоит технический осмотр на заправочной станции?

– Двадцать долларов.

– А в автотранспортной компании он бесплатный. Разве это не убедительная причина?

Она казалась погруженной в свои собственные мысли. Карпентер сомневался в том, что она вообще слышала его вопрос.

– Нет, – шепотом произнесла она, покачав головой.

– Так почему же ты все-таки отказалась от осмотра на заправочной станции?

Теперь он уже был уверен в том, что Лори не слышала его. Она словно перенеслась куда-то в другое место. Он решил задать следующий вопрос:

– Лори, Сара говорит, что по ночам тебя опять мучают кошмары, точнее – тот же кошмар, что и прежде.

Лори услышала громкий плач, раздавшийся у нее в голове. Поджав ноги к груди, она уткнулась в них лицом. И плач раздавался не только у нее в голове. Он вырывался из груди, из горла, изо рта.




13


Встреча с преподобным Ратландом Гаррисоном и телепродюсерами успокоила его.

Обед прошел в баре компании «Уорлдуайд Кейбл», которая транслировала передачу Гаррисона на разные страны. За кофе он ясно дал им понять, чего он хочет.

– Я создал свою передачу, еще когда черно-белые телевизоры с экраном в десять дюймов считались роскошью, – сказал он. – За все эти годы «Церковь в эфире» подарила умиротворение, надежду и веру миллионам людей. Благодаря ей на благотворительные цели были собраны огромные средства. Я намерен найти себе достойного преемника.

Бик с Опал понимающе кивнули, выразив на своих лицах уважение, почтение и набожность.

В следующее воскресенье их представили в передаче «Церковь в эфире». Речь Бика продолжалась сорок минут. Он рассказывал о своей зря потерянной молодости, о глупом желании стать рок-звездой, о незаурядном голосе, подаренным ему Господом, и о том, как он бездарно растрачивал его, исполняя мирские песни. Он говорил о чуде своего перевоплощения. Поистине поняв, что означал путь в Дамаск, он прошел его по стопам Павла. Господь не спросил его: "Почему ты преследуешь меня, Павл? Вопрос был более мучительным. Когда он, Бобби, пел в этом дешевом баре низкопробные песенки, в его душе раздался голос, услышанный сердцем, голос прозвучал громко и грустно, он был гневным и всепрощающим. Голос спрашивал его: «Зачем ты богохульствуешь, Бобби?»

И в это время он зарыдал.

В конце проповеди преподобный Ратланд Гаррисон по-отечески положил ему на плечо свою руку. Бобби сделал знак Карле подойти к нему. Она появилась на экране с мокрыми от слез глазами и дрожащими губами. Он представил ее зрителям.

Они вместе запели завершающий гимн.

После передачи в студию посыпались звонки с благодарностями преподобному Бобби Хоккинсу. Через две недели его вновь пригласили на передачу.

Когда они возвращались в Джорджию, Бик долго молчал. Затем он сказал:

– Ли учится в Клинтонском колледже в Нью-Джерси. Может, она туда вернется, а может, и нет. Господь советует мне напомнить ей, что с ней будет, если она проболтается о нас.

Ратланд Гаррисон выберет Бика своим преемником. Опал предчувствовал это. Гаррисон проникся к нему так же, как и все остальные. Но если к Ли вернется память…

– Что ты собираешься с ней делать, Бик?

– У меня есть кое-какие соображения. Меня осенило, когда я читал молитву.




14


Когда Лори пришла на прием к доктору Карпентеру во второй раз, она сказала ему о том, что собирается вернуться в колледж в понедельник.

– Так будет лучше и для меня, и для Сары, – спокойно пояснила она. – Сара так беспокоится обо мне, что не может вновь приступить к работе, а работа для нее очень много значит. Да и мне нужно сейчас вовсю заниматься, чтобы наверстать то, что я пропустила за эти три недели.

Карпентер не верил своим глазам. Лори Кеньон словно подменили: ее скованность и подавленность, которые он наблюдал в прошлый раз, сегодня, неделю спустя, сменились деловитой энергичностью.

В тот день на ней был золотистый шерстяной жакет, черные безупречно сидевшие брюки и черная с белым шелковая блуза с золотой отделкой. Ее распущенные волосы лежали на плечах. Сегодня Лори была в джинсах и в свободном свитере. Зачесанные назад волосы держала заколка. Она казалась предельно собранной.

– Тебя еще мучили кошмары, Лори?

Она пожала плечами.

– Мне очень неловко за свое поведение на прошлой неделе. Ведь многим снятся плохие сны, но никто не жалуется по этому поводу направо и налево, правда?

– Неправда, – тихо возразил он. – Лори, раз ты чувствуешь себя намного лучше, почему бы тебе не лечь на кушетку и не расслабиться, и мы с тобой побеседуем?

Он внимательно следил за ее реакцией, которая была такой же, как и на прошлой неделе. Но на этот раз испуг в глазах сменился вызывающим, почти презрительным выражением, появившимся на ее лице.

– А зачем мне ложиться? Я вполне могу разговаривать сидя. Да к тому же и говорить нам особенно не о чем. Жизнь дважды наказывала меня. В обоих случаях я сама виновата в этом. И я это признаю.

– Ты считаешь себя виноватой в том, что тебя похитили, когда тебе было четыре года?

– Конечно. Мне не разрешали выходить одной на улицу. Точнее, даже запрещали. Мама боялась, что я случайно выскочу на дорогу. А в квартале от нас жил подросток, который гонял на машине как сумасшедший. Мама ругала меня единственный раз, когда увидела, что я играю с мячиком на лужайке перед домом. Мои родители, как вам известно, тоже погибли из-за меня.

Сейчас был неподходящий момент, чтобы обсуждать это.

– Лори, я хочу тебе помочь. По словам Сары, твои родители решили не показывать тебя психологу после похищения. Вероятно, это и является одной из причин твоего нежелания поговорить со мной. Почему ты не хочешь закрыть глаза, расслабиться и довериться мне? Может, нам в дальнейшем удастся работать вместе?

– А вы уверены в том, что наши сеансы будут продолжаться?

– Я надеюсь на это. Или я ошибаюсь?

– Только для того, чтобы не расстраивать Сару. Я буду приезжать домой на выходные и смогу приходить к вам по субботам.

– Мы договоримся. Ты регулярно приезжаешь домой на выходные?

– Да.

– Это из-за того, что тебе хочется побыть с Сарой?

Ему показалось, что этот вопрос вызвал у нее волнение. Она уже не выглядела равнодушной. Лори положила ногу на ногу и, запрокинув голову, сняла заколку, державшую волосы.

Карпентер смотрел, как ей на лицо упали золотистые локоны, а на губах появилась загадочная улыбка.

– На выходные его жена приезжает домой, – произнесла она. – И болтаться в коллежде нет смысла.




15


Лори открыла дверцу машины.

– Уже чувствуется дыхание осени, – сказала она. – Но прошлым вечером все еще было жарко.

– Да, – ответила Сара, – уже осень. Послушай, если тебе очень тяжело…

– Это пройдет. Ты сажай всех мерзавцев в тюрьму, а я постараюсь успешно наверстать все пропущенное. У меня еще есть шансы закончить курс с отличием. А то ты совсем затмила меня своими успехами в учебе. Увидимся в пятницу вечером.

Обняв Сару, она прильнула к ней.

– Сара, никогда не меняйся со мной машинами.

Сара провела рукой по волосам Лори.

– Мы, кажется, решили с тобой, что маме с папой такие мысли не понравились бы. Давай сыграем с тобой в гольф, после того, как ты в субботу сходишь к доктору Карпентеру.

Лори попыталась улыбнуться.

– Обед за счет победителя.

– Ты так говоришь, потому что заранее уверена в своей победе.



Сара махала рукой до тех пор, пока машина не скрылась из виду, а затем вернулась в дом. Там было очень тихо и пусто. По общепризнанному мнению, после смерти кого-либо из близких в доме не следовало делать больших перемен, но интуиция подсказывала ей, что нужно немедленно сменить жилье, может быть, подыскать квартиру, а свой дом продать. Наверное, стоит позвонить доктору Карпентеру и посоветоваться с ним.

Она уже оделась, чтобы идти на работу, взяла со столика в прихожей папку и дамскую сумку. Изящный инкрустированный мрамором столик восемнадцатого века и висевшее над ним зеркало принадлежали еще бабушке. Трудно себе представить все эти прекрасные вещи и библиотеку редких изданий, собранную Джоном Кеньоном, в какой-то квартире с двумя спальнями. Сара гнала от себя эти мысли.

Машинально взглянув в зеркало, она ужаснулась своему отражению: смертельно бледная, под глазами темные круги, и на всем худощавом лице теперь ввалились щеки; губы приобрели пепельно-серый оттенок. Она вспомнила, как мать сказала ей в то последнее утро:

– Сара, почему бы тебе слегка не подкраситься? Тени выделят твои глаза…

Положив сумку с папкой на столик, она поднялась наверх. Из туалетной тумбочки в ванной она достала свою косметичку, которой пользовалась крайне редко. В памяти возник образ матери в перламутрово-розовом пеньюаре, как всегда ухоженной и нежно любящей, советовавшей ей подкрасить глаза, и по щекам потекли слезы, которые она старательно сдерживала в присутствии Лори.



Было так приятно вновь оказаться в своем душном кабинете с облупившимися стенами, с горами бумаг и трезвонившим телефоном. На похоронах были все ее коллеги по работе и все близкие друзья, которые в течение нескольких недель после похорон звонили ей и навещали ее.

Казалось, все понимали, что сегодня ей хотелось поскорее оказаться в привычной обстановке.

– Рада вновь тебя видеть, – говорила одна из коллег, обнимая Сару.

– Дай знать, когда у тебя появится свободна минутка, – приветливо окликала другая.

На завтрак она съела бутерброд с сыром и выпила черный кофе в служебном кафетерии. К трем часам Сара не без удовольствия отметила, что ей удалось ответить на все срочные письма истцов, свидетелей и адвокатов.

В четыре часа она, не выдержав, набрала телефон комнаты Лори в колледже. На другом конце сразу же ответили:

– Алло.

– Лори, это я. Как дела?

– Так себе. Я сходила на три занятия, а с четвертого ушла. Просто почувствовала, что устала.

– Немудренно. Ты же ночью толком и не спала. Что ты делаешь сегодня вечером?

– Хочу пораньше лечь спать. Надо дать голове отдохнуть.

– Хорошо. Я собираюсь задержаться на работе. Дома буду около восьми. Хочешь, я позвоню тебе?

– Я буду рада.

Сара ушла с работы в пятнадцать минут восьмого. Заехав по дороге в кафе, она купила себе гамбургер. В половине девятого – позвонила Лори.

Она долго не клала трубку, слушая гудки. Лори, наверное, принимает душ. А может быть, ей стало плохо? Сара продолжала держать трубку с несмолкавшими в ней отрывистыми гудками. Наконец кто-то раздраженно ответил.

– Комната Лори Кеньон.

– Можно попросить Лори к телефону?

– Нет, и я попросила бы вас, если номер не отвечает после пяти-шести гудков, оставить меня в покое и больше не звонить. Я не могу бегать к телефону через весь коридор, мне нужно готовиться к контрольной.

– Простите. Дело в том, что Лори собиралась сегодня пораньше лечь спать.

– Она передумала и ушла несколько минут назад.

– С ней все в порядке? Это ее сестра, я немного волнуюсь за нее.

– Простите, я не знала, что это вы. Примите мои соболезнования в связи со смертью ваших родителей. Мне кажется, что с Лори все в порядке. Она была одета так, словно шла на свидание.

Сара еще раз попыталась дозвониться в десять, в одиннадцать, в двенадцать, и наконец в час ночи в трубке раздался сонный голос Лори:

– У меня все хорошо, Сара. Сразу после обеда я пошла спать и проснулась только сейчас.

– Я звонила много раз, Лори. Какая-то девушка подошла к телефону и сказала мне, что ты куда-то ушла.

– Она ошиблась, Сара. Клянусь, я никуда не уходила, – в голосе Лори послышался испуг. – Зачем мне тебя обманывать?

«Не знаю», – подумала Сара.

– Ну что ж, раз у тебя все в порядке, ложись спать, – сказала она и медленно положила трубку.




16


Доктор Карпентер почувствовал перемену в Лори, когда она откинулась в его большом кожаном кресле. Он не предлагал ей лечь на кушетку, так как совершенно не хотел потерять тот слабый намек на появившееся к нему доверие. Он спросил ее о том, как прошла неделя в колледже.

– По-моему, неплохо. Все были ко мне невероятно внимательны. Мне нужно так много наверстывать, что приходится сидеть ночи напролет.

Она собиралась сказать что-то еще, но передумала.

– Ты хотела о чем-то рассказать, Лори? – подождав, мягко спросил Карпентер.

– Вчера вечером, когда я приехала домой, Сара спросила меня, не знаю ли я, как дела у Грега Беннета.

– У Грега Беннета?

– Я раньше встречалась с ним. Он очень нравился маме с папой и Саре.

– А тебе?

– Тоже, пока…

Он опять подождал.

Ее глаза округлились.

– Он не отпускал меня.

– Ты хочешь сказать, что он был навязчив по отношению к тебе?

– Нет. Грег целовал меня. И все было хорошо. Мне было приятно. Но потом он сжал мне руки.

– И тебя это испугало.

– Я знала, что будет дальше.

– Что же могло случиться?

Отвернувшись, она смотрела куда-то в пустоту.

– Не стоит об этом говорить.

Минут десять она молчала, затем грустно произнесла:

– Я чувствую, что Сара не поверила мне, когда я сказала недавно, что никуда вечером не уходила. Она очень волновалась.

Доктор Карпентер уже знал об этом от Сары.

– Наверное, ты уходила, – предположил доктор. – Тебе было бы полезно проводить время с друзьями.

– Нет. Мне сейчас не до свиданий. Я слишком занята.

– А как дела со снами?

– Снится сон про нож.

Когда он спросил ее об этом две недели назад, Лори была на грани истерики.

Сегодня в ее голосе слышалось безразличие.

– Мне нужно свыкнуться с этим. Он будет сниться мне до тех пор, пока нож не настигнет меня. Так и будет, я знаю.

– Лори, в медицине воспроизведение стрессовой ситуации для освобождения от угнетающих воспоминаний называется абреакцией. Я хотел бы, чтобы ты сейчас дала выход эмоциям при помощи абреакции. Покажи мне, что ты видишь в этом сне. Мне кажется, ты боишься ложиться спать из-за того, что тебе может присниться этот сон. А спать необходимо всем. Ты можешь не рассказывать ничего. Просто покажи, что происходит в этом сне.

Медленно встав, Лори подняла руку. Губы растянулись в коварной улыбке. Размеренным шагом, огибая стол, она неторопливо направилась к нему. Словно сжимая воображаемый нож, она резко взмахивала рукой. Подойдя к нему почти вплотную, она остановилась. Ее поза изменилась. Лори стояла с широко раскрытыми глазами, будто прикованная к этому месту. Рукой она пыталась что-то стряхнуть с лица и волос. Посмотрев вниз, она в ужасе отпрыгнула назад.

Закрыв лицо руками, она упала на пол, затем прижалась к стене, издавая звуки, похожие на крик раненого животного.

Прошло десять минут. Лори затихла и, опустив руки, медленно встала.

– Это тот самый сон про нож, – сказала она.

– А ты есть в этом сне, Лори?

– Да.

– Кто же ты – тот, кто с ножом, или тот, кто испуган?

– И тот, и другой. И в конце концов мы вместе умираем.

– Лори, я бы хотел поговорить с одним своим знакомым психиатром, у которого большой опыт работы с людьми, перенесшими в детстве травму. Ты дашь мне расписку в том, что я могу это сделать с твоего согласия?

– Да, если вам надо. Какая мне разница?




17


В половине восьмого утра в понедельник доктор Джастин Донелли быстро шел по Пятой авеню, направляясь в больницу Лемана на Шестьдесят девятой улице. Каждый день он старался пройти это расстояние в две мили на одну-две минуты быстрее, чем в предыдущий день, стремясь тем самым побить свой собственный рекорд. Однако, если не бежать, ему никак не удавалось улучшить свое же двадцатиминутное достижение.

Джастин был высокого роста, и, глядя на него, казалось, что дома он неизменно ходит в ковбойских сапогах и огромной шляпе. Донелли вырос на овцеферме в Австралии. Его вьющиеся черные волосы были постоянно взъерошены. Когда он улыбался, пышные черные усы подчеркивали белизну крепких зубов. Ярко-синие глаза с темными бровями и ресницами вызывали зависть у женщин. В начале своей медицинской карьеры он решил специализироваться на психологических расстройствах, вызывающих расщепление личности. Неутомимый зачинатель всего нового, Донелли с энтузиазмом взялся за создание клиники психических расстройств в Новом Южном Уэльсе. Клиника быстро стала одной из ведущих в этой области. Статьи, опубликованные в известных медицинских журналах, вскоре принесли ему международное признание. В тридцать пять лет ему предложили создать аналогичный центр при больнице Лемана.

Прожив два года в Манхэттене, Джастин считал себя коренным жителем Нью-Йорка. По дороге на работу и с работы он с любовью смотрел на уже привычные ему картины: подъезжавшие к парку экипажи с лошадьми, видневшийся на Шестьдесят пятой улице зоопарк, роскошные жилые дома с привратниками на Пятой авеню. Многие приветствовали его по имени. Сейчас, когда он проходил мимо, они с улыбкой отмечали, что в октябре стоит на редкость хорошая погода.

День предстоял трудный. Обычно Джастин старался оставлять время с десяти до одиннадцати на проведение консультаций со своими сотрудниками. Но сегодня он сделал исключение. Неожиданный субботний звонок психиатра из Нью-Джерси очень заинтересовал его. Доктор Питер Карпентер хотел срочно встретиться с ним, чтобы поговорить об одном из своих пациентов, у которого он подозревал расщепление личности и который был потенциальным самоубийцей. Джастин согласился встретиться с доктором Карпентером сегодня в десять часов.

Добравшись до пересечения Девяносто шестой улицы и Пятой авеню за двадцать пять минут, он успокоил себя тем, что ему мешало большое количество народа на улице. Главный вход в больницу находился на Пятой авеню. Почти незаметная дверь, ведущая в его клинику, была на Девяносто шестой улице. Джастин почти незаметно приходил на работу первым. Его небольшой кабинет находился в конце коридора. Первая комната со стенами цвета слоновой кости была обставлена довольно просто: письменный стол с вертящимся стулом, два кресла для посетителей, книжные шкафы и полки с историями болезни. Комнату оживляли лишь цветные фотографии яхт в гавани Сиднея. Дальняя комната предназначалась для приема пациентов. Она была оборудована сложной видеокамерой и магнитофоном. Его первой пациенткой была женщина сорок одного года из Огайо, находившаяся на лечении в течение шести лет с диагнозом шизофрения. Она оказалась среди его пациентов, когда кто-то из наблюдательных психологов выяснил, что ей слышатся разные голоса. Сейчас она выздоравливала.

Доктор Карпентер пришел ровно в десять. Вежливо поблагодарив Джастина за его согласие на встречу, он тут же принялся рассказывать о Лори.

Донелли слушал, что-то записывал и задавал кое-какие вопросы. В заключение Карпентер сказал:

– Я не считаю себя большим специалистом в области психических расстройств, связанных с расщеплением личности, однако мне всегда удавалось распознать их при наличии характерных признаков. Во время двух наших с ней последних встреч в голосе пациентки и манере поведения произошли заметные изменения. Я уверен, что она не отдает себе отчета в том, что как-то недавно на несколько часов выходила из своей комнаты. У меня нет сомнения в том, что она честно говорит, что все это время спала. По ночам ее часто мучает кошмар, в котором ей угрожают ножом. Однако во время абреакции она была то в роли нападающего, то в роли жертвы. Я сделал копию ее истории болезни.

Донелли быстро просмотрел страницы, обводя и отмечая особо заинтересовавшие его места. Случай был, на его взгляд, исключительный. Любимый ребенок, похищенный в возрасте четырех лет и брошенный похитителями в возрасте шести! Потеря памяти, она не помнила то, что произошло с ней за эти два года! Повторяющийся кошмар! Утверждение сестры о детской реакции Лори на стресс. Трагическая смерть родителей, в которой Лори считает виновной себя.

Отложив историю болезни, он сказал:

– Записи, сделанные в питтсбурской больнице, указывают на предполагаемое сексуальное насилие в течение длительного времени и содержат рекомендации о прохождении соответствующего курса лечения. Насколько я понимаю, никакого лечения не было.

– Ее родители наотрез отказались от какого бы то ни было лечения, – ответил доктор Карпентер.

– Пятнадцать лет назад подобное поведение было типичным – сделать вид, что ничего не произошло. К тому же Кеньоны были уже довольно немолодыми родителями, – заметил Донелли. – Хорошо бы убедить Лори приехать сюда, чтобы побеседовать с ней. И, на мой взгляд, чем быстрее, тем лучше.

– Думаю, что это будет очень непросто. Саре пришлось долго упрашивать Лори, прежде чем та согласилась прийти ко мне.

– Если она откажется, мне бы хотелось поговорить с ее сестрой. Она должна следить за любыми проявлениями аномалий и быть начеку при малейшем намеке на самоубийство.

Оба психиатра вместе подошли к двери. В приемной находилась темноволосая девочка-подросток, грустно смотревшая в окно, с руками, перевязанными бинтами.

– Вам следует отнестись к этому со всей серьезностью, – тихо сказал Донелли. – Пациенты, перенесшие в детстве травму, весьма склонны к самоубийству.




18


Когда в тот вечер Сара вернулась с работы домой, почта аккуратненькой стопкой лежала на столике в прихожей. Софи, уже давно работавшая у них горничной и приходившая ежедневно, после похорон предложила Саре сократить свои услуги до двух раз в неделю.

– Я не нужна вам чаще, Сара. К тому же я уже не так молода.

Понедельник был одним из тех дней, когда она приходила. Поэтому почта была разобрана, в доме стоял легкий запах политуры, шторы были задернуты, и неяркий свет ламп мягко освещал комнаты на первом этаже.

Возвращение в пустой дом было для Сары самым тягостным моментом. Когда родители были живы, они всегда ждали ее прихода, чтобы до обеда посидеть с ней за коктейлем.

Закусив губу, Сара попыталась отделаться от воспоминаний. Сверху лежало письмо из Англии. Открывая конверт, она уже знала, что оно было от Грега Беннета. Пробежав его глазами, она перечитала письмо уже повнимательнее. Грег только что узнал об их трагедии и очень трогательно выражал свои соболезнования. Он писал о своем теплом отношении к Джону и Мэри Кеньон, о том, как он любил бывать у них, и о том, что он понимает, как должно быть тяжело им сейчас с Лори.

Ее встревожил последний абзац письма: "Сара, я разговаривал с Лори по телефону. Ее голос показался мне очень подавленным. Потом она вскрикнула что-то вроде «Нет, нет, не буду» и повесила трубку. Я очень беспокоюсь за нее. Она такая ранимая. Я знаю, что ты заботишься о ней, но будь осторожна. В январе я возвращаюсь в Клинтон и хотел бы встретиться с тобой. Поцелуй за меня девочку.

Любящий вас Грег"

Дрожащими руками Сара отнесла почту в библиотеку. Завтра она позвонит доктору Карпентеру и прочтет ему это. Она знала, что он прописал Лори антидепрессанты, но у Сары не было абсолютно никакой уверенности в том, что она их принимает. Доктор Карпентер уже звонил ей в ее отсутствие и оставил свой домашний телефон.

Дозвонившись до доктора, она рассказала о письме Грега и, затаив от страха дыхание, выслушала подробный рассказ о том, зачем он встречался с доктором Джастином Донелли в Нью-Йорке и почему Саре тоже необходимо увидеться с ним как можно скорее. Он дал ей номер приемной Донелли. С трудом сдерживая волнение и старясь говорить как можно спокойнее, она дважды повторила оператору свой номер телефона.

Софи приготовила жареную курицу и салат. Но, когда Сара попробовала есть, еда застревала у нее в горле. Она только сварила кофе, когда позвонил доктор Донелли. Несмотря на свою загруженность, он согласился встретиться с ней завтра в шесть вечера. Повесив трубку, она еще раз перечитала письмо Грега и, охваченная отчаянной тревогой набрала номер Лори. Он не отвечал. Сара продолжала звонить каждые полчаса, пока наконец в одиннадцать часов на другом конце не взяли трубку.

– Алло, – голос Лори казался довольно бодрым.

Они поболтали несколько минут, и Лори сказала:

– Как тебе это нравится? После обеда я прилегла, чтобы проштудировать эту дурацкую статью, и уснула. А теперь мне придется сидеть с ней до ночи.




19


В понедельник в одиннадцать часов вечера профессор Элан Грант лег на кровать и включил стоявшую на тумбочке лампу. Несмотря на слегка приоткрытое длинное окно спальни, в комнате было не так прохладно, как ему хотелось. Его жена Карен говорила в шутку, что в одной из своих предыдущих жизней он, скорее всего, был полярным медведем. Карен ненавидела, когда в спальне стоял холод. «Теперь она не так часто здесь бывает, чтобы шутить на эту тему», – подумал он и, откинув одеяло, свесил ноги с кровати и встал на ковер.

Последние три года Карен работал в бюро путешествий гостиницы «Мэдисон Армз» в Манхэттене. Сначала она оставалась ночевать в Нью-Йорке лишь изредка. Затем все чаще и чаще она звонила ему днем по телефону и говорила:

– Милый, здесь так много работы, у меня просто горы бумаг. Ты сможешь сам позаботиться о себе?

Он уже заботился о себе сам в течение тридцати четырех лет до того, как они познакомились с Карен в турпоездке по Италии шесть лет назад. И вернуть утраченные навыки оказалось делом совсем несложным. Теперь Карен почти всю неделю жила в гостинице, приезжая домой лишь на выходные.

Мягко ступая по ковру, он пересек комнату и широко открыл окно. Струя ворвавшегося холодного воздуха всколыхнула шторы. Он уже было поспешил к кровати, но, передумав, направился в коридор. Ложиться было бесполезно. Спать ему не хотелось. Среди почты, которую ему принесли на работу, было очередное идиотское письмо. Что это, черт возьми, за Леона? Среди его студенток нет и не было ни одной с таким именем.

У Гранта был достаточно просторный дом, Элан купил его еще до того, как они с Карен поженились. Какое-то время ей нравилось заниматься наведением порядка, покупкой новой мебели и перестановками, но постепенно квартира вновь приобретала свой первоначальный холостяцкий вид.

Почесав голову и подтянув пижамные штаны, которые неизменно болтались у него на бедрах, Грант прошел по коридору мимо спален для гостей через гостиную, мимо кухни и столовой в свой кабинет. Он включил верхний свет. Найдя ключ от ящика письменного стола, он открыл его, достал оттуда письма и начал их перечитывать.

Первое пришло две недели назад:

"Дорогой Элан!

Я никак не могу забыть те чудесные часы, что мы провели вместе прошлой ночью. Трудно поверить, что мы полюбили друг друга совсем недавно, может, потому что другого времени для нас и не существовало, ведь так? Ты не представляешь, чего мне стоит сдержаться и не закричать на весь город, как я люблю тебя. Я знаю, что ты чувствуешь то же самое. Нам приходится скрывать от всех, что мы значим друг для друга. Я понимаю это. Просто люби меня и думай обо мне, как сейчас.

Леона".

Все письма были в таком же духе. Они приходили одно за другим через день, и в каждом говорилось о каких-то жарких любовных сценах, происходивших то в его кабинете, то у него дома.

Он провел здесь довольно много семинаров со студентами, так что многие знали его домашнюю обстановку. В письмах фигурировало старое кожаное кресло, стоявшее в его кабинете. Но еще ни разу он не приглашал студенток поодиночке. Элан был не настолько глуп.

Грант внимательно изучал письма. Совершенно очевидно, что они были напечатаны на старой пишущей машинке. Буквы "о" и "в" плохо пропечатывались. Просмотрев работы своих студенток, он пришел к выводу, что никто из них такой машинкой не пользовался. Неразборчивая подпись тоже была ему незнакома.

Его вновь стали терзать сомнения, стоит ли показывать письма Карен и руководству колледжа. Трудно было предсказать, какой будет реакция Карен. Он боялся огорчить ее, не хотел, чтобы она оставила работу и сидела дома. Несколько лет назад он, может быть был бы и не против, но не сейчас. Надо было хорошо подумать, прежде чем принять решение.

Сказать руководству? Он расскажет о письмах декану, как только узнает, кто их ему посылал. Вся беда в том, что не было ни одной зацепки, и, если кто-то решит, что там есть хоть сотая доля правды, ему придется сразу же распрощаться с этим колледжем.

Он вновь перечитал письма, обращая внимание на стиль, фразы, выражения, которые могли бы навести его на мысль о какой-нибудь из студенток. Ничего. В конце концов он положил письма в ящик, запер его, потянулся и понял, что он смертельно устал и продрог. Одно дело спать в холодной комнате под теплыми одеялами, а другое – сидеть на сквозняке в тонкой пижаме. Откуда же, черт возьми, взялся этот сквозняк?

В отличие от него, Карен всегда задергивала шторы, когда была дома. Он вдруг понял, что стеклянная дверь, ведущая из кабинета в сад, была немного приоткрыта. Дверь была тяжелой и плохо задвигалась. Вероятно, когда в последний раз он выходил, то плохо закрыл ее. К тому же еще этот чертов замок! Он частенько не закрывался. Подойдя к двери, Элан задвинул ее и, щелкнув замком, не потрудился проверить, закрылся ли он. Затем он выключил свет и вернулся в постель.

Свернувшись под одеялом в теперь уже достаточно холодной спальне, он закрыл глаза и вскоре уснул. Даже в своих самых невероятных фантазиях Грант не мог представить, что всего полчаса назад худенькая фигурка с длинными белокурыми волосами сидела свернувшись в его коричневом кожаном кресле и выскользнула из кабинета, едва заслышав звук приближающихся шагов.




20


Пятидесятивосьмилетний частный детектив Дэниел О'Тул был известен в Нью-Джерси как Дэнни – брачный сыщик. За внешностью простодушного любителя выпить скрывался педантичный и весьма осмотрительный работник, когда дело касалось сбора нужной информации.

Дэнни уже привык, что люди, нанимавшие его для проверки своих подозрений относительно неверности жен или мужей, скрывали свои настоящие имена. Это его не волновало. Пока клиенты исправно выплачивали ему авансы и последующие вознаграждения, они могли называть себя как им заблагорассудится.

Однако он был несколько удивлен, когда женщина, назвавшаяся Джейн Грейвз, позвонила ему во вторник в офис и попросила понаблюдать за сестрами Кеньон, намекнув на то, что в этом заинтересована страховая компания, которая должна была выплачивать им страховку. Ходила ли старшая сестра на работу? Вернулась ли младшая сестра в колледж для продолжения учебы? Часто ли она бывала дома? Как сестры реагировали на смерть родителей? Были ли у них признаки нервного потрясения? И, что очень важно, посещал ли кто-нибудь из них психиатра?

Дэнни это показалось подозрительным. Он несколько раз видел Сару Кеньон в суде. Гибель родителей произошла в результате неисправности тормозов летевшего на большой скорости автобуса. Вполне возможно, что автобусной компании был предъявлен иск, однако страховые агентства обычно пользовались услугами своих детективов. Впрочем, работа есть работа, к тому же экономический спад не способствовал увеличению количества разводов. Когда с деньгами туго, не до разводов.

Взявшись за это дело, Дэнни назвал сумму аванса вдвое больше обычной и получил заверения в том, что чек будет выслан ему незамедлительно. Он получил указание направлять свои отчеты и счета на оплату в частный абонентский ящик почтового отделения в Нью-Йорке.

С довольной улыбкой на лице Дэнни положил трубку.




21


Во вторник вечером после работы Сара приехала в Нью-Йорк. Она успевала на встречу, назначенную ей в шесть часов доктором Джастином Донелли, однако, едва зашла в приемную, увидела его, поспешно выходившего из своего кабинета.

Второпях извинившись, доктор сказал, что у него срочный вызов, и попросил его подождать. Сара только успела обратить внимание на его высокую фигуру, темные волосы и проницательные глаза, как его уже не было.

Секретарша, по всей видимости, ушла домой, телефон молчал. Минут десять Сара листала свежие журналы, но, не найдя для себя ничего интересного, отложила их и тихо сидела, погруженная в собственные мысли.

Доктор Донелли вернулся только после семи.

– Очень прошу вас меня извинить, – просто сказал он, приглашая ее в свой кабинет.

Сара слабо улыбнулась в ответ, стараясь не обращать внимания на мучившее ее чувство голода и явные признаки начинавшейся головной боли. С полудня, когда она съела бутерброд с ветчиной и выпила кофе, прошло уже много времени.

Доктор предложил ей сесть напротив своего стола. Почувствовав на себе его внимательный взгляд, она сразу перешла к делу.

– Доктор Донелли, я попросила свою секретаршу сходить в библиотеку и подобрать материал о психических расстройствах, связанных с расщеплением личности. Я имела об этом лишь слабое представление, однако то, что я сегодня прочла, испугало меня.

Он промолчал.

– Если я правильно поняла, изначальной причиной этого может являться перенесенная в детстве травма, в частности – длительное сексуальное надругательство. Так?

– Да.

– Когда Лори была маленькой, для нее несомненно явилось травмой то, что ее похитили и в течение двух лет насильно держали вдалеке от дома. Врачи, обследовавшие ее после того, как она нашлась, уверены, что над ней надругались.

– Ничего, если я буду называть вас Сарой? – спросил Донелли.

– Конечно.

– Так вот, Сара. Если у Лори расщепление личности, то это, вероятно, началось с того времени, как ее похитили. Если предположить, что над ней надругались, это могло быть для нее настолько ужасным потрясением, что такое маленькое человеческое существо не могло постичь и вынести происходившего с ней. Тогда-то и произошло расщепление ее личности. Лори, маленькая девочка, психологически пыталась убежать от боли и страха, и другие личности помогали ей в этом. Они хранят память о тех годах. Похоже, что до настоящего времени они не напоминали о себе. Насколько я понимаю, после того как Лори в шесть лет вернулась домой, она постепенно вновь стала сама собой и лишь кошмарный сон напоминал о том времени. Теперь смерть родителей причинила ей новую сильную травму, и доктор Карпентер отметил явные изменения ее личности во время их последних бесед. Он поспешил обратиться ко мне, опасаясь, что у нее может быть склонность к самоубийству.

– Этого он мне не говорил. – Сара почувствовала, как у нее пересохло во рту. – Конечно, у Лори была депрессия, но… О Господи, неужели вы думаете, что возможно такое? – Она закусила задрожавшую губу.

– Сара, вы можете убедить Лори прийти ко мне?

Она покачала головой.

– Я едва смогла убедить ее пойти к доктору Карпентеру. Наши родители были чудесными людьми, но они абсолютно не признавали психиатрию. Мама часто повторяла слова одного из ее бывших учителей. Он делил людей на три категории: тех, что идут к врачам, когда им плохо, тех, которые изливают свои беды друзьям или первому встречному, и тех, кто сам справляется со своими проблемами. Учитель утверждал, что процент выздоровления во всех трех категориях абсолютно одинаков. И Лори с детства слышала это.

Джастин Донелли улыбнулся.

– Не думаю, что это слишком распространенное мнение.

– Я понимаю, что Лори требуется помощь специалиста, – сказала Сара. – Проблема в том, что она не хочет быть откровенной с доктором Карпентером. Она словно боится, что он что-то узнает о ней.

– Тогда, по крайней мере, нужно досконально изучить все, что влияет на нее. Я перечитал историю болезни и кое-что отметил для себя.

В восемь часов, глядя на измученное лицо Сары, доктор Донелли сказал:

– Полагаю, что на сегодня хватит. Сара, следите за малейшим намеком на самоубийство, каким бы незначительным он вам ни показался, и немедленно сообщите об этом доктору Карпентеру или мне. Буду с вами предельно откровенен. Мне бы хотелось быть в курсе, что происходит с Лори. Я занимаюсь изучением расстройств, связанных с расщеплением личности, и нам не часто попадаются пациенты с начальной стадией проявления признаков подобных расстройств. Я побеседую с доктором Карпентером после нескольких очередных встреч Лори с ним. Если не последует никаких кардинальных изменений, мне кажется, я смогу больше узнать от вас, чем от Лори. Будьте внимательны, старайтесь ничего не упускать из виду.

Помедлив, Сара сказала:

– Доктор, не значит ли это, что, пока Лори не вспомнит о тех злосчастных годах, она окончательно не выздоровеет?

– Приведу вам пример. Моя мать как-то сломала ноготь до мяса, и в рану попала инфекция. Через несколько дней палец распух и появилась дергающая боль. Она продолжала заниматься самолечением, так как боялась, что ей будут вскрывать нарыв. Когда мать наконец решила обратиться к врачу, краснота уже распространилась вверх по руке и возникла угроза общего заражения крови. Вот видите, из страха перед болью она старалась не замечать предупреждающих симптомов.

– Вы хотите сказать, что у Лори налицо симптомы психического расстройства?

– Да.

Они вместе прошли по длинному коридору к двери. Дежурный охранник выпустил их на улицу. Ветра не было, но в вечернем воздухе чувствовалась октябрьская прохлада. Сара стала прощаться.

– Ваша машина рядом? – спросил Донелли.

– Да, просто невероятно, но мне удалось поставить машину здесь неподалеку.

Он проводил ее до машины.

– Звоните.

«Какой приятный человек», – думала Сара, отъезжая от стоянки и пытаясь разобраться в собственных чувствах. Теперь она испытывала больше беспокойства за Лори, чем до встречи с доктором Донелли, однако вместе с тем она чувствовала, что ей есть к кому обратиться за помощью.

Она пересекла Шестьдесят девятую улицу и Парк-авеню, направляясь к проспекту Рузвельта. Доехав до Лексингтон-авеню, она машинально повернула направо и поехала к центру. Сара просто умирала с голоду, а ресторан «Николас» был всего в нескольких кварталах.

Через десять минут она уже садилась за маленький столик.

– Сара, как приятно вас видеть вновь, – приветствовал ее Лу, бессменный официант «Николаса».

В ресторанчике было как всегда оживленно, и при виде аппетитно дымящихся макарон, выносимых из кухни, у Сары поднялось настроение.

– Знаешь, что бы я сейчас съела, Лу?

– Спаржу с уксусом, макароны под белым соусом, пеллигрино, бокал вина, – выпалил он.

– Ты угадал.

Она достала из плетеной хлебницы теплую хрустящую булочку. Десять минут спустя, после того как принесли спаржу, кто-то занял столик слева от нее. Она услышала знакомый голос:

– Отлично, Лу. Спасибо. Я страшно голоден.

Подняв голову, Сара встретилась глазами с доктором Донелли. Удивленное выражение его лица сменилось приветливой улыбкой.




22


С самого детства семидесятивосьмилетний Ратланд Гаррисон знал, что ему суждено стать священником. В 1947 году, вдохновленный неограниченными возможностями телевидения, он убедил нью-йоркскую телестанцию «Дюмон» предоставить ему утреннее время по воскресеньям для часовой передачи «Церковь в эфире». С тех пор он неизменно читал проповеди по телевидению.

Теперь у него начало сдавать сердце, и врач настоятельно рекомендовал ему уйти на пенсию.

– Того, что сделали вы, преподобный Гаррисон, хватило бы на дюжину человек, – сказал он. – Благодаря вашим усилиям построены религиозный колледж, больницы, лечебницы, дома престарелых. Пришло время подумать и о себе.

Гаррисону было известно лучше других, как огромные средства, которые могли быть потрачены на добрые дела, частенько оседали в бездонных карманах нечестивцев. И он вовсе не собирался отдавать свою «Церковь» в руки таких людей.

К тому же Гаррисон понимал, что сам характер этой телевизионной службы требовал от проповедника умения не только зажечь и повести верующих за собой, но и с чувством, страстно прочесть проповедь.

– Нам нужно подобрать человека, не лишенного артистизма, но не актера, – объяснял Гаррисон на собрании совета «Церкви в эфире».

Тем не менее, в конце октября, после того как преподобный Бобби Хоккинс в третий раз выступил в передаче, совет проголосовал за предоставление кафедры ему.

Гаррисон не имел права налагать «вето» на решение совета.

– Я не уверен в этом человеке, – сердито сказал он членам совета. – Что-то настораживает меня в нем. Не следует торопиться с решением.

– В нем есть что-то от мессии, – возразил один из собравшихся.

– Сам Спаситель предостерегал нас от лжепророков. – Глядя на сдержанные, но несколько раздраженные лица окружавших его людей, Ратланд Гаррисон понял, что все они уверены в том, что его возражения связаны с нежеланием уходить. Он поднялся. – Поступайте как хотите, – сказал он. – Я иду домой.

В ту ночь преподобный Ратланд Гаррисон умер во сне.




23


После своего выступления в Нью-Йорке Бик стал раздражительным.

– Старик невзлюбил меня, Опал, – сказал он ей. – Он завидует такому количеству писем и звонков в мой адрес. Я звонил одному из членов совета, чтобы узнать, почему меня больше не приглашают, и он сказал мне, в чем дело.

– Может, нам лучше остаться здесь, в Джорджии, Бик, – предложила Опал. Встретив его презрительный взгляд, она отвела глаза. Опал сидела в гостиной за столом, заваленным письмами.

– Как на этой неделе обстоят дела с пожертвованиями?

– Очень хорошо.

Выступая каждый четверг по местному радио на собраниях, Бик призывал делать пожертвования на благотворительные цели во всем мире. Право распоряжаться этими средствами имели лишь они с Опал.

– Ничего хорошего по сравнению с тем, что имеет «Церковь в эфире» после каждого моего выступления.



Двадцать восьмого октября им позвонили из Нью-Йорка. Когда Бик, положив трубку, посмотрел на Опал, его глаза сияли.

– Гаррисон прошлой ночью умер. Мне предлагают стать пастором «Церкви в эфире». Они хотят, чтобы мы поскорее переехали в Нью-Йорк, и просят остановиться в Виндхэме, пока мы не подберем себе жилье.

Опал было бросилась к нему, но остановилась. Посмотрев на лицо Бика, она поняла, что лучше оставить его в покое. Он ушел в кабинет и закрылся. Через несколько минут до Опал долетели слабые звуки музыки и она поняла, что он вновь достал музыкальную шкатулку Ли. Подкравшись на цыпочках к двери, Опал услышала, как высокие голоса пели: «По всему городу… Мальчики и девочки…»




24


Было так трудно скрывать от Сары свой страх. Лори перестала рассказывать ей и доктору Карпентеру о своем сне. Никто, даже Сара, не способна понять, что этот нож подбирался к ней все ближе и ближе.

Доктор Карпентер хотел ей помочь, но Лори следовало быть осторожной. Иногда проведенный с ним час пролетал почти незаметно, и она понимала, что успела рассказать ему о том, что сама не помнила.

Она очень уставала последнее время. Несмотря на то, что почти каждый вечер Лори допоздна занималась, ей стоило больших усилий справиться со всеми заданиями. Иногда, обнаружив тетрадь с выполненной работой у себя на столе, она даже не помнила, когда это сделала.

Все чаще мысли громко раздавались в ее голове, словно какие-то люди выкрикивали их в просторном помещении. Один из голосов утверждал, что она своими капризами и глупостью причиняет всем только неприятности, и велел ей не болтать лишнего доктору Карпентеру. Часто в голове Лори плакал какой-то ребенок: иногда его плач звучал очень тихо, а временами переходил в громкие рыдания и крики. Другой голос, приглушенный и страстный, будто принадлежал порнозвезде.

Труднее всего было по выходным. Их дом казался ей слишком большим и безмолвным. Ей не хотелось оставаться там одной. И Лори обрадовалась, когда Сара, решив продать его, обратилась в агентство по продаже недвижимости.

Лори чувствовала себя самой собой, лишь когда они с сестрой играли в клубе в гольф и приглашали друзей пообедать или поужинать. В такие дни она вспоминала, как играла в гольф с Грегом. Она мучительно тосковала по нему, но теперь так сильно боялась его, что страх этот заслонял всю любовь. Лори пугала сама мысль о возвращении Грега в Клинтон в январе.




25


Уже во время разговора с доктором Карпентером Джастин Донелли понял, что Сара отличалась весьма незаурядной для молодой женщины стойкостью. Однако он не ожидал, что при встрече она произведет на него такое яркое впечатление.

В тот первый вечер их знакомства Сара сидела напротив него, очаровательная и полная достоинства, и лишь в ее глазах можно было прочесть ту боль и тревогу, которые она испытывала. Ее неброский, но дорогой темно-синий твидовый костюм напомнил ему о том, что во время траура считалось уместным носить именно приглушенные тона.

На Донелли также произвело впечатление, что Сара, узнав о предполагаемом диагнозе, поспешила выяснить все про это психическое расстройство еще до встречи с ним. Он был поражен, насколько глубоко она понимала, как Лори нужна поддержка.

Когда он провожал Сару до машины, у него возникло желание пригласить ее пообедать, но, придя в ресторанчик «Николас», Джастин встретил ее там. Похоже, она тоже была рада видеть его, и получилось вполне естественно, что он подсел к ней, уступив столик, вошедшей вслед за ним паре.

Теперь уже тон их разговора задавала Сара. Она с улыбкой подвинула ему корзинку с булочками.

– Вы, очевидно, как и я, пообедали на ходу, – начала она. – Я занимаюсь делом об убийстве и целый день опрашивала свидетелей.

Рассказав Джастину о своей работе помощником прокурора, Сара ловко перевела разговор на него самого. Она знала, что он австралиец. Донелли вспоминал о своей семье и о том, как рос на овцеферме.

– Моего дедушку привезли в кандалах из Британии. Конечно, об этом не говорилось в течение нескольких поколений. Это теперь британский предок на колониальной каторге – предмет гордости австралийской семьи. Моя бабка по матери родилась в Англии, и их семья переехала в Австралию, когда ей было всего три месяца. Всю свою жизнь бабушка с тоской вздыхала по Англии. За свои восемьдесят лет она побывала там дважды. Вот вам другой пример австралийца.

И лишь когда они уже потягивали каппучино, Джастин заговорил о том, как он начал специализироваться на лечении психических расстройств, связанных с расщеплением личности.

После этого вечера Джастин общался с Сарой и Карпентером по крайней мере раз в неделю. От доктора Карпентера он узнал, что Лори становится все более замкнутой.

– Она уходит в себя, – говорил он Джастину. – Внешне вроде бы соглашается с тем, что не должна чувствовать своей вины в смерти родителей, но я не верю ей. Она делает это для отвода глаз. Сплошные нежные воспоминания. Когда же волнуется, то начинает говорить и плакать, как маленький ребенок, и решительно отказывается от теста Роршаха.

Сара сообщала, что не замечала признаков склонности к самоубийству.

– Лори очень не любит ходить к доктору Карпентеру по субботам, – говорила она Джастину Донелли. – Она считает, что это лишняя трата денег, а в том, что она сильно опечалена смертью своих родителей, нет абсолютно ничего противоестественного. Лори явно оживляется, когда мы ходим в клуб. Получив пару весьма посредственных оценок в конце семестра, она просила меня звонить ей не позже восьми часов, если мне хочется поговорить с ней вечером. Сестре не хотелось бы, чтобы ее потом отвлекали от занятий. Мне кажется, она просто не хочет, чтобы я ее проверяла.



Доктор Джастин Донелли не хотел говорить Саре, что они с Карпентером чувствовали в поведении Лори затишье перед бурей. Он продолжал настаивать на том, чтобы Сара по возможности наблюдала за ней. Всякий раз, вешая трубку, Джастин отдавал себе отчет в том, что с нетерпением ждет очередного звонка Сары. И это нетерпение уже не имело отношения к его работе.




26


Сара занималась делом об убийстве, совершенном с откровенной жестокостью: Морин Мейз, молодая женщина двадцати семи лет, была задушена девятнадцатилетним парнем, который влез в ее машину на стоянке возле железнодорожной станции.

Приближался день суда, и дело уже было на завершающей стадии. Она внимательно вчитывалась в показания свидетелей, обративших внимание на то, как обвиняемый словно кого-то высматривал на станции. «Почему же никто хоть как-то не отреагировал на это?» – думала Сара. – Ведь у них у всех возникло подозрение, что он что-то замышляет". Она знала, что следы на теле жертвы, свидетельствующие о ее отчаянных попытках спастись, несомненно подействуют на присяжных.

Суд начался второго декабря, но все оказалось не так просто, когда симпатичный, располагающий к себе шестидесятилетний защитник Коннер Маркус попытался разнести в пух и прах обвинение Сары. Отвечая на его умело заданные вопросы, свидетели признали, что на стоянке было темно и они не разобрали, кто именно открыл дверцу машины: подсудимый или сама Мейз.

Однако, когда Сара начала задавать вопросы, все свидетели в один голос заявили, что на железнодорожной платформе Морин Мейз явно не пожелала разговаривать с подошедшим к ней Джеймсом Паркером.

Зал был переполнен. Жестокость преступления и ораторское искусство Маркуса привлекли огромное внимание прессы. Завсегдатаи судебных разбирательств заключали пари.

Сара жила в естественном для нее за последние пять лет ритме. Она мысленно произносила свои обвинительные речи за едой и даже во сне. Теперь по субботам после встреч с доктором Карпентером Лори стала возвращаться в колледж.

– Ты занята, и мне тоже полезно заняться делом, – говорила она Саре.

– Как дела с доктором Карпентером?

– Я уже думаю, что в происшествии виноват водитель автобуса.

– Что ж, хорошие результаты.

В очередной раз позвонив доктору Донелли, Сара сказала:

– Как бы мне хотелось, чтобы все, что она говорит, оказалось правдой.

День Благодарения они отметили у родственников в Коннектикуте. Все прошло лучше, чем Сара могла предположить. На Рождество они с Лори полетели во Флориду и отправились в пятидневный круиз по Карибскому морю. Купаясь в открытом бассейне на палубе теплохода, они словно забыли о Рождестве и о том, что было обычно с ним связано. И все-таки Саре хотелось, чтобы рождественские каникулы поскорее закончились и она вновь вернулась к своей работе в суде.

Лори большую часть времени проводила в каюте за чтением. Она записалась на курс Элана Гранта по изучению творчества писательниц эпохи королевы Виктории и хотела немного подготовиться к нему, взяв с собой старую мамину пишущую машинку и предполагая делать заметки для себя. Но Сара знала, что она еще и печатала на ней какие-то письма, которые тут же вытаскивала из машинки и прятала, стоило Саре появиться в каюте. «Неужели Лори кем-то увлеклась? Зачем делать из этого тайну? – размышляла Сара. – Ей же двадцать один год, – одергивала она себя. – Это не твое дело».




27


В канун Рождества у профессора Элана Гранта произошла ссора с женой. Он забыл спрятать ключ от ящика письменного стола, и она наткнулась на письма. Карен потребовала у него объяснений, почему он не показал ей и почему не отдал их руководству, раз они, как он утверждал, являлись нелепой выдумкой.

Сначала терпеливо, затем теряя терпение, он старался объяснить ей:

– Карен, я просто не видел смысла огорчать тебя. Что же касается руководства, то я даже не уверен, что они написаны кем-то из студенток, хотя мне и кажется, что это именно так. Ты думаешь, декан поведет себя иначе, чем ты? Прежде всего он заинтересуется, насколько они соответствуют истине.

После Рождества, за неделю до Нового года, письма вдруг перестали приходить.

– Это лишний раз доказывает, что их писала студентка, – сказал он Карен. – А жаль, что ни одного не пришло. Можно было бы проверить по штемпелю.

Карен хотела встретить с ним Новый год в Нью-Йорке. Их пригласили на банкет в «Рейнбоу Рум».

– Ты же знаешь, что я ненавижу многолюдные сборища, – возражал он. – Нас приглашали к себе Ларкины.

Уолтер Ларкин был деканом по работе со студентами.

В канун Нового года шел сильный снег. Карен позвонила мужу из своего офиса.

– Дорогой, послушай радио. Автобусы не ходят, поезда опаздывают. Как ты думаешь, что мне делать?

Элан знал, какого ответа она ждала от него.

– Постарайся не застрять на станции или посреди дороги в автобусе. Может, тебе лучше остаться в Нью-Йорке?

– А ты точно не возражаешь?

Он не возражал.

Когда Элан Грант женился, он был твердо уверен, что это на всю жизнь. Его отец ушел от матери, когда Элан был еще совсем крохотным, и он дал себе клятву, что сам никогда не поступит так с женщиной.

Карен вполне устраивало такое положение вещей. Ей нравилось жить всю неделю в Нью-Йорке, приезжая к нему лишь на выходные. Сначала все складывалось очень хорошо. Элан Грант привык жить один и не тяготился одиночеством. Но теперь он чувствовал растущее неудовлетворение. Карен, одевавшаяся как фотомодель, была одной из самых привлекательных женщин, которых он когда-либо встречал. В отличие от него она была довольно практичной и именно поэтому полностью распоряжалась их доходами. Однако Карен давно уже не привлекала его как женщина. И он наперед знал, что придет в ее удивительно практичную головку.

«Что нас в сущности связывало?» – уже в который раз спрашивал себя Элан, собираясь в гости к декану. Потом он решил выбросить из головы этот, не дававший ему покоя, вопрос. Сегодня он просто приятно проведет вечер в обществе хороших друзей. Он знал всех приглашенных. Это были приятные и интересные люди. Особенно Вера Уэст, которая недавно появилась у них на факультете.




28


Из-за большого количества снега, выпавшего в начале января, территория Клинтонского колледжа была похожа на хрустальный дворец. Разнообразные снежные скульптуры, созданные руками студентов, долго сохраняли свою первозданную красоту при минусовой температуре. Но неожиданно пошел теплый дождь.

Теперь снег лишь кое-где покрывал грязно-бурую траву. Остатки наполовину растаявших снежных фигур приобрели нелепый, фантастический вид. Послеэкзаменационная эйфория вновь сменилась деловой атмосферой в аудиториях.

Лори торопливо шла по территории колледжа, направляясь в кабинет профессора Элана Гранта. Она крепко сжимала руки в карманах лыжной куртки, надетой поверх свитера с джинсами. Ее светлые рыжеватые волосы были забраны в хвост. Готовясь к консультации, она начала было слегка подкрашиваться, но тут же все стерла.

«Не занимайся самообманом. Ты же уродина».

Она все чаще слышала мысли, произносимые в ее голове чьими-то голосами. Лори ускорила шаг, словно пытаясь убежать от них.

«Лори, во всем виновата ты сама. Ты виновата в том, что произошло с тобой в детстве».

Лори надеялась, что неплохо написала свою первую контрольную работу по писательницам викторианской эпохи. Раньше у нее всегда были только хорошие оценки, но сейчас все стало настолько непредсказуемо. Иногда она получала «отлично» или «хорошо с плюсом». А то вдруг материал казался ей совсем незнакомым, и Лори была уверена, что недостаточно внимательно слушала на уроках. Но потом она обнаруживала конспекты, которые не помнила, когда писала.

Вдруг она увидела его, Грега. Он шел между корпусами студенческого общежития. Вернувшись на прошлой неделе из Англии, он позвонил ей. Лори крикнула, чтобы он оставил ее в покое, и бросила трубку.

Грег не заметил ее, и Лори бегом бросилась к зданию.

К счастью, коридор был пуст. Она на мгновение прислонилась головой к стене, ощутив ее прохладу.

«Испуганный котенок».

«Я не испуганный котенок», – упрямо возразила она прозвучавшей мысли. Расправив плечи, она попыталась небрежно улыбнуться какому-то студенту, вышедшему из кабинета Элана Гранта.

Лори постучала в приоткрытую дверь. От приветливого приглашения войти она почувствовала приятную теплоту и бодрость. Он всегда был так добр к ней.

Стены маленького кабинета Гранта были выкрашены в солнечно-желтый цвет. Справа от окна тянулись уставленные книгами полки. Длинный стол был завален справочниками и работами студентов. На его письменном столе, где стояли лишь телефон, какой-то цветок и аквариум с единственной, бесцельно плавающей золотой рыбкой, было чисто прибрано.

Грант показал ей на стул, стоявший напротив его стола.

– Садись, Лори.

Он был одет в темно-синий свитер с белой водолазкой, и у Лори промелькнула мысль о его сходстве со священником. В руках Грант держал ее последнюю работу об Эмили Диккинсон.

– Вам не понравилось? – с тревогой спросила она.

– На мой взгляд, она великолепна. Просто я не понимаю, почему у тебя вдруг так изменилось отношение к старушке Эм.

«Ему понравилось», – подумала Лори с улыбкой облегчения.

– Но что значит «изменилось отношение»?

– Когда ты писала об Эмили Диккинсон в прошлом семестре, ты защищала ее жизнь затворницы, убедительно доказав, что ее талант мог развернуться только благодаря уходу из общества. Теперь же ты утверждаешь, что она была мучимой страхами неврастеничкой и что ее поэзия достигла бы больших высот, если бы она жила полной жизнью. И в заключение ты пишешь о том, что страстный роман с ее наставником и кумиром Чарльзом Уодсуортом пошел бы ей только на пользу. – Грант улыбнулся. – Мне тоже иногда приходила в голову эта мысль, но что заставило тебя изменить свое мнение?

«Что же в самом деле?»

И Лори придумала.

– Может, потому, что мы с вами одинаково мыслим? Может быть, я задумалась над тем, что могло бы случиться, если бы вместо того, чтобы бояться своих чувств, она дала бы им физический выход.

– Ну хорошо, – согласился Грант. – Здесь на полях есть пара предложений… Это ты их написала?

Она даже не узнала своего почерка, но на голубой обложке тетради стояло ее имя. Она кивнула.

Профессор Грант вдруг как-то переменился. На его лице появилось задумчивое, даже несколько тревожное выражение. «Может, он просто не хотел ее расстраивать? Может, на самом деле работа была ужасной?»

Золотая рыбка продолжала медленно и равнодушно плавать.

– А что случилось с остальными? – спросила она.

– Какой-то шутник их перекормил. Они все погибли. Лори, я хотел бы поговорить с тобой кое о чем…

– Я бы лучше умерла от переедания, чем разбилась в машине, а вы? По крайней мере, это без крови. Ах, простите! О чем вы хотели поговорить со мной?

Элан Грант покачал головой.

– Ничего особенного, в другой раз. Тебе по-прежнему, тяжело?

Лори поняла, что он имел в виду.

– Иногда я искренне согласна с доктором, что все случилось из-за неисправных тормозов автобуса, который превысил скорость. А иногда – нет.

Какой-то голос громко закричал у нее в голове: «Это ты украла у своих отца с матерью остаток их жизни и те два года, когда решила помахать рукой той похоронной процессии».

Ей не хотелось плакать в присутствии профессора. Он был так добр к ней, но ведь людям надоедает постоянно подбадривать кого-то. Лори встала.

– Я… Мне нужно идти. Вы больше ничего не хотите мне сказать?

Элан с тревогой смотрел ей вслед. Слишком рано было что-то утверждать, но работа, которую он держал в руках, явилась первым существенным указателем на таинственного автора писем, подписавшегося именем «Леона».

В работе прослеживался чувственный подтекст, совершенно не свойственный обычному стилю Лори, но схожий с характером этих писем. Некоторые фразы ему даже казались знакомыми своей вызывающей откровенностью. Это еще ничего не доказывало, но теперь он мог предположить, где ему искать.

Он едва ли мог себе представить, что автором этих писем может оказаться Лори Кеньон. Она неизменно относилась к нему с тем уважением, с которым студенты относятся к своему любимому преподавателю.

Уже одеваясь, Грант решил, что он не скажет о своих подозрениях ни Карен, ни руководству. Некоторые из тех писем были откровенно непристойными. И любому невинному человеку было бы крайне неловко отвечать на связанные с ними вопросы, тем более девочке, только что пережившей такую трагедию, как Лори. Выключив свет, он пошел домой.



Леона наблюдала за ним из-за густо насаженных елей, ощущая, как ногти сжатых пальцев впиваются ей в ладони.

Накануне вечером она опять пряталась возле его дома. Грант, как всегда, не задернул шторы, и она наблюдала за ним в течение трех часов. Около девяти Элан разогрел себе пищу и, захватив пиво, отнес все в кабинет. Усевшись в свое старое кожаное кресло, он скинул ботинки и положил ноги на пуфик.

Он читал биографию Джорджа Бернарда Шоу. Ей очень нравилось, как он машинально проводил рукой по волосам. Временами он так же делал и на уроке. Выпив пиво, он посмотрел на пустой стакан, пожал плечами, затем пошел на кухню и вернулся с новым.

В одиннадцать он посмотрел новости, потом выключил свет и вышел из кабинета. Она знала, что он ложится спать. Элан всегда оставлял окно открытым, но шторы в спальне были задернуты. Она почти всегда уходила после того, как он выключал свет, но как-то вечером она потянула за ручку стеклянной двери и обнаружила, что замок не защелкивался.

И теперь она иногда по ночам проникала внутрь и, свернувшись в его кресле, представляла, что он в любую минуту может позвать ее: «Иди ко мне, милая. Мне так одиноко».

Раз или два она выжидала, пока он уснет, и на цыпочках подкрадывалась, чтобы посмотреть на него. Вчера вечером она замерзла, очень устала и ушла домой сразу, как только он выключил свет.



Замерзла и очень устала.

Замерзла.

Лори потерла руки. Как-то внезапно стемнело. Она не заметила, что было так темно, когда всего минуту назад она вышла из кабинета профессора Гранта.




29


– Риджвуд – один из самых прекрасных городков в Нью-Джерси, – рассказывала Бетси Лайенс скромно одетой женщине, просматривающей фотографии, выставленных на продажу домов. – Конечно, у них и цена не маленькая, но при нынешнем положении на рынке недвижимости это будет прекрасным приобретением.

Опал задумчиво кивала. Она уже в третий раз приходила в агентство «Лайенс». Она говорила, что ее мужа переводят в Нью-Йорк и ей нужно подыскать домик где-нибудь в Нью-Джерси, Коннектикуте или Уэстчестере.

– Она должна поверить тебе, – наказывал Бик. – Всем этим агентам по продаже недвижимости велено присматривать за потенциальными покупателями, чтобы те ничего не украли, пока их водят по домам. Так вот, всем рассказывай, что ты подыскиваешь дома в нескольких местах, затем, через один-два визита, скажешь, что в Нью-Джерси тебе понравилось больше всего. Для начала намекни, что риджвудские цены для тебя дороговаты. Потом, как бы невзначай, заметь, что городок тебе нравится и в принципе ты могла бы себе это позволить. А потом уж пусть она покажет тебе дом Ли как-нибудь в пятницу, когда мы выезжаем. Отвлеки ее и тогда…

Была пятница, первая половина дня. Все шло по плану. Опал завоевала доверие Бетси Лайенс. Пора было ехать в дом Кеньонов. Домработница приходила в понедельник и в пятницу утром. К этому времени ее не будет. Старшая сестра – на работе, судебный процесс, в котором она выступала, широко освещался в прессе. Опал окажется в доме у Ли наедине с человеком, который ни о чем не подозревает.

Бетси Лайенс была привлекательной женщиной, немногим старше шестидесяти лет. Она любила свою работу и хорошо с ней справлялась. Бетси часто хвасталась, что чувствовала жуликов за километр.

– Я не теряю времени попусту, – говорила она своим новым клиентам. – Время – деньги. Нельзя отказывать клиенту в желании посмотреть приглянувшийся ему дом лишь потому, что, на ваш взгляд, он не в состоянии позволить себе купить его. За его спиной может оказаться папочка с мешком денег. С другой стороны, не всегда принимайте всерьез тех, кто по виду может заплатить большие деньги. Некоторые жены лишь хотят проникнуть в богатые дома, чтобы посмотреть, как они обставлены. И никогда ни с кого не спускайте глаз.

Бетси Лайенс понравилось в Карле Хоккинс то, что та была с ней предельно откровенна и сразу же раскрыла свои карты. Она присматривала дом и в других местах и особо не распространялась по поводу каждого увиденного ею дома, равно как и не выискивала в нем недостатки, в отличие от других, которые делали это независимо от своих намерений купить дом или нет. «Здесь слишком маленькие ванны». – «Ну разумеется, дорогуша, ты привыкла к бассейну в спальне».



Миссис Хоккинс задавала серьезные вопросы о заинтересовавших ее домах. У нее несомненно были деньги. Опытный агент по торговле недвижимостью сразу отметит на покупателе дорогую одежду. Ко всему прочему, Бетси Лайенс чувствовала, что все могло закончиться крупной сделкой.

– А вот этот дом просто очаровательный, – говорила она, показывая фотографию кирпичного ранчо. – В нем девять комнат, ему всего четыре года, абсолютно новый, благоустроенный участок и расположен в тихом месте.

Опал сделала вид, что заинтересовалась, внимательно изучая информацию о доме.

– Было бы любопытно взглянуть, – медленно произнесла она. – Однако давайте посмотрим еще. А это, что такое? – Она наконец увидела фотографию дома Кеньонов.

– Ну, если вам нужен красивый уютный и просторный дом, это – то, что надо! – оживленно воскликнула Лайенс. – Почти полгектара земли с бассейном; четыре просторные спальни с отдельными ванными; на первом этаже гостиная, столовая, терраса, кабинет и библиотека. Общая площадь семьсот пятьдесят квадратных метров, лепнина, панельная обшивка, паркетные полы, кладовая.

– Давайте посмотрим оба этих дома сегодня утром, – предложила Опал. – С такой лодыжкой на большее меня не хватит.

Бик забинтовал ей левую лодыжку. «Скажешь агенту, что у тебя растяжение, – наставлял ее он. – А потом, когда ты спохватишься, что обронила в спальне перчатку, она сама сходит за ней, оставив тебя на кухне».

– Я справлюсь насчет ранчо, – сказала Лайенс. – У них маленькие дети, и они просили предварительно звонить. А к Кеньонам можно ехать в любой будничный день без предупреждения.

Сначала они поехали смотреть ранчо. Опал не забыла задать все нужные вопросы. И вот они направлялись к дому Кеньонов. Она мысленно повторяла все, что велел ей Бик.

– Мерзкая погода, – говорила Лайенс, когда они ехали по тихим улочкам Риджвуда. – Но приятно думать, что уже скоро весна. Весной дом Кеньонов весь утопает в цветущих деревьях. Миссис Кеньон любила заниматься садом, и он цветет у них три раза в году. Счастливчик, кому достанется этот дом.

– А почему его продают? – Опал казалось вполне естественным задать этот вопрос.

Она ненавидела эту дорогу, напоминавшую ей о тех двух годах. Опал помнила, как сильно забилось ее сердце, когда они свернули у углового розового дома. Теперь этот дом был покрашен в белый цвет.

Лайенс понимала, что не было смысла скрывать правду. Беда в том, что многие люди старались держаться подальше от домов, обитателей которых постигло несчастье. Она действовала по принципу: лучше сказать сразу, чем если клиенты сами будут что-то выведывать и все равно узнают.

– Сейчас там живут лишь две сестры, – начала она. – Их родители погибли в сентябре в дорожной аварии – на шоссе в них врезался автобус.

Бетси старалась сделать ударение на том, что несчастье произошло на шоссе, а не в доме.

Они уже подъезжали к дому. Бик наказал Опал подмечать абсолютно все. Он проявлял большой интерес к тому месту, где жила Ли. Они вышли из машины, и Лайенс порылась в поисках ключей.

– Это центральный вестибюль, – сказала она, открывая дверь. – Вы видите, что я имела в виду, когда говорила об ухоженности дома. Разве не прелесть?

«Помолчи ты», – хотелось сказать Опал, когда они ходили по первому этажу. Гостиная была налево. Сводчатый коридор. Огромные окна. Драпировка в голубых тонах. Темный лакированный пол с большим восточным ковром и маленьким ковриком перед камином. Опал подавила нервный смешок. «Мы увезли Ли из этой роскоши на грязную ферму. Удивительно, как это она сразу не свихнулась».

Стены библиотеки были увешаны портретами.

– Это все Кеньоны, – показала Бетси Лайенс. – Красивая пара, не правда ли? А там – акварели девочек, когда они были еще маленькими. С самого рождения Лори Сара была для нее как бы второй мамой. Не знаю, слышали ли вы об этом в Джорджии, но…

Слушая историю об исчезновении девочки семнадцать лет назад, Опал чувствовала, как бешено забилось ее сердце. На приставном столике стояла фотография Ли с девочкой постарше. Ли была в том самом розовом купальнике, который был на ней в тот день, когда они увезли ее отсюда. Просто невероятно, что ее взгляд упал именно на эту, в то время как в комнате была масса других фотографий в рамках. Бик был прав. Господь неспроста послал их сюда, чтобы теперь уберечь их от Ли.

Она притворилась, что чихает, и, вытащив из кармана платок, уронила перчатку в спальне Ли. Ей было нетрудно определить, что это была именно ее спальня, даже если бы Бетси Лайенс не сказала об этом. Стол в комнате сестры был завален юридической литературой.

Спустившись по лестнице вслед за Лайенс, Опал захотела еще раз посмотреть кухню.

– Я в восторге от кухни, – со вздохом произнесла она. – Этот дом – просто мечта. – «Уж это-то я говорю совершенно откровенно», – подумала она, забавляясь собственной мыслью. – А теперь мне, пожалуй, пора, а то моя лодыжка что-то разболелась.

Она присела на высокий стул возле стойки.

– Да-да, конечно. – Бетси Лайенс уже чувствовала, что назревает сделка.

Опал полезла в карман за перчатками и недоуменно сдвинула брови.

– Я отлично помню, что когда мы входили, у меня было две. – Она полезла в другой карман и вытащила оттуда носовой платок. – А, вспоминаю. Когда я чихнула, я вытащила вместе с платком и перчатку. Это было в спальне с голубым ковром. – Она начала слезать со стула.

– Подождите меня здесь, – решительно сказала Бетси Лайенс. – Я сбегаю поищу.

Опал подождала, пока по стихающему звуку шагов не убедилась, что Лайенс поднимается на второй этаж. Спрыгнув со стула, она бросилась к висевшим возле плиты ножам с синими ручками. Схватив самый длинный из них, нож для мяса, она бросила его в свою большую сумку, висевшую у нее на плече.

Когда Бетси Лайенс с торжествующей улыбкой на лице вернулась на кухню, держа в руке перчатку, Опал вновь сидела на стуле и, слегка наклонившись, потирала лодыжку.




30


Начало недели прошло, как в тумане. В четверг Сара всю ночь работала над своей заключительной речью. Она внимательно вчитывалась в дело, что-то отмечая и выписывая ключевые моменты, которыми она намеревалась подействовать на присяжных, на отдельные карточки. В спальню начал пробиваться утренний свет. В семь пятнадцать Сара прочла заключительный абзац: "Леди и джентльмены, мистер Маркус – опытный и талантливый защитник. Он провел большую работу с каждым из свидетелей, которые были на станции. Конечно, преступление совершено не днем, однако было не настолько темно, чтобы не разглядеть лица Джеймса Паркера. Все видели, как он подходил к Морин Мейз на железнодорожной станции и как она решительно отказалась с ним разговаривать. Все в один голос заявили, что именно Джеймс Паркер залез в тот вечер в машину Морин…

Вы видите, леди и джентльмены, неопровержимые доказательства того, что не кто иной, как Джеймс Паркер, является убийцей этой славной молодой женщины. Это он лишил мужа, мать, отца и детей Морин ее любви и преданности.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=122513) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.