Долги Красной Ведьмы Наталия Борисовна Ипатова Король-Беда и Красная Ведьма #3 Наталия Ипатова Долги Красной Ведьмы Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку – каждый выбирает для себя.     Ю. Левитанский 1. ВЕРНИТЕ ВРЕМЯ ВСПЯТЬ Холод. Чувство полного бессилия, переходящее во всепоглощающее отчаяние, словно очищенное от любых иных примесей, порожденных отношениями души и бога. Ощущение человека, прикованного и оставленного в темноте. В жизни так не бывает, а если случается – можно сойти с ума. Впрочем, едва ли здесь уместна статистика. Людям, вообще говоря, свойственно отказывать ближнему в праве на сильное чувство, если причина его иррациональна. Никогда больше Аранта не отзовется пренебрежительно: дескать, это был всего лишь сон. Сильнейшие судороги выгибали ее тело так, что она касалась земли только затылком и пятками, но даже они не могли вывести ее из черного сна. Она хотела позвать на помощь Кеннета, но из парализованного горла вырывалось лишь, нечленораздельное хриплое карканье. А там, во сне, к ней как будто подбиралась смерть. Она очнулась оттого, что на лоб ей лилась холодная вода. Во рту стоял вкус земли, в кулаках, когда она их разжала, обнаружилась трава, вырванная с корнем. Черные полосы под ногтями также свидетельствовали против нее. Голова ее, как оказалось, покоилась на коленях встревоженного Кеннета. – Что это с ней? – послышался из отдаления опасливый голосок Анельки. – А у нее, часом, не падучая? – Не было до сих пор. – Голос «секретаря и стража» звучал озабоченно. – Придет в себя – сама спросишь. – Тогда по щекам надо отхлестать. Мигом очухается. – Я не возьмусь. А ты, если хочешь очутиться, скажем, белкой, можешь попробовать. Аранта почти увидела, как Грандиоза поджимает губки в гримасе хронического «не везет!». Единственный мужчина в компании, теоретически способный позаботиться о ее безопасности и комфорте, оказался искалечен, а стало быть, от него не стоило ожидать подвигов на ниве битв. А если даже битва и случится, она по определению не кончится для Кеннета победой. Да и простейших услуг, мелочей, на какие имеет право благородная девица в затруднительном положении, от него не дождешься. Хотя бы Аранта выглядела до сих пор могущественной волшебницей, способной в какой-то мере держать под контролем все происходящее. Шутка сказать – почти королева! Да не просто королева, а такая, что титулом побрезговала. Во всяком случае, Аранте почему-то казалось, что во всех бедах и неудачах, которые их обязательно постигнут – без этого не бывает! – Аннелиза ван дер Хевен непременно обвинит ее. Словно она могла бы их не допустить или каким-то непостижимым образом обернуть к общей пользе. Обычная претензия, предъявляемая к сильным. Представив себе выражение лица девицы Грандиозы, Аранта очнулась. – Мы возвращаемся в Констанцу. – Это было первое, что сорвалось с ее языка. К ее собственному удивлению. – Чего ради?! – пискнула Анелька. Кеннет глянул на нее со смесью брезгливости и укоризны. Не будучи с Арантой более или менее наедине, он чтил субординацию. Или по крайней мере соблюдал. – Что-то произошло. – Ну и… допустим. Нас-то каким боком это касается? – Что-то очень страшное, – нехотя пояснила Красная Ведьма. Анелька всплеснула руками – обеими сразу. Слава Заступнице, Кеннет не стал повторять этот жест. Впрочем, с его единственной рукой он выглядел бы скорее комично. – Ну да! Перечислить? Король, которому ты поклонялась как богу, убил свою королеву, чтобы жениться на ком-то здесь. Ну, довел до самоубийства – вдаваться в подробности не станем. Главное – виновен! Толпа, науськанная мракобесами, под шумок уничтожила мой пансион и всех, кто там был, сопровождая бесчинства насилием и грабежом. Под корень вырублена сама идея светлого будущего. Сидеть вам и дальше, господа, в вашем вонючем средневековье. Еще сотню лет, а может, и две. Ну-ка, ну-ка, что еще страшненького могло произойти, чтобы ты внезапно переменила все свои и, – она подчеркнула, – наши планы? Сон дурной увидела? – Что может быть страшнее того, что уже произошло? Война или чума? – спросил Кеннет. – В обоих случаях Констанца станет смертельной ловушкой. – Анелька, – устало произнесла Аранта, – я вам не принадлежу. Это в конце концов им следовало уяснить. Она не их волшебница. Она была волшебницей Рэндалла Баккара, но она, черт возьми, не обязана предоставлять себя в распоряжение всякого, кто пожелает воспользоваться ею, как силой. – Аранта, – сказал Кеннет глухо, – в Констанцу возвращаться неразумно. Я уверен, тебя ищут повсюду. Все королевские службы и черт-те сколько платных осведомителей. – Вот-вот, – поддакнула паршивка Грандиоза. – А как же наша Счастливая Страна? Кто-то же намеревался подлечить там душевные раны? – Счастливая Страна подождет, покуда я выйду на пенсию, – отрезала Аранта. Не будет она карманной волшебницей, баста! – Я должна знать, что происходит. – Ты каждый день собираешься менять планы или как? Не пойду я туда! Ты можешь дразнить гусей сколько тебе вздумается, а я спаслась чудом. – Погоди! – неожиданно вмешался Кеннет. – А если я? – Что – ты? – Обе спорящие дамы разом повернулись к нему. – Женщинам возвращаться в столицу опасно, – объяснил Кеннет свою мысль. – Ну так посидите и подождите, покуда я принесу вам новости. Пива, кстати, выпью. А решать будете потом, когда будете точно знать, зачем вам туда и какова степень риска. – Нечего на поводу… – начала Грандиоза, демонстрируя безапелляционный норов будущей жены. – Кеннет, а если опознают тебя? – Спишем на неизбежность, – невозмутимо ответил бывший лучник. – Пойду попозже, чтобы войти в город вечером, а утром вернусь, как только откроют ворота. Я хожу быстро. В любом случае держаться в Констанце тесной группой – значит привлекать к себе излишнее внимание. Не всегда тебе удастся так ловко отводить глаза, как это вышло в последний раз. Я так понял, тебе сильно надо? – Я чувствую себя так, словно меня прокляли, – призналась Аранта, снова опускаясь наземь виском. – А тебе привыкать? – В этом был весь Кеннет. Она улыбнулась через силу. – Ладно. Сходи. Аранта обвела замутненным от сна взглядом поляну, на которой они остановились сегодня на рассвете, чтобы дать себе наконец отдых. Был уже день, сумрачный и по-июльски влажный. Мокрые кусты, казалось, подступили ближе за то время, пока она спала, и ветви нависали низко, обремененные обильной листвой. Темный цвет густой зелени напомнил ей о том, что стоит середина лета. Некоторое время Аранта склонялась к тому, чтобы обвинить в своем сне тяжелый дух испарений, поднимавшийся стеной от волглой почвы. Одежда набрякла росой и липла к телу. Та часть ее натуры, которая прежде негодовала, восхищалась, трепетала и билась в тесных рамках человеческого существа, все, что она привыкла называть сущностью Красной Ведьмы, теперь пустовала, словно выжженная раскаленным или, скорее, замороженным железом, и ей оставалось только лениво недоумевать по этому поводу. Все правильно. Если у этого молчания, поселившегося внутри нее, есть внешняя причина, Кеннет выяснит ее. Нет – тоже хорошо. Отослав Кеннета на разведку в город, она выгадывала себе время покоя. Хоть некоторое малое время никто не приставал бы к ней с требованиями воплощать чужие сокровенные мечты. Словно своих у нее нет. Нет. Может, именно в этом причина молчания? Кеннет, к ее удивлению, разговаривал с Анелькой, надувшейся оттого, что никто не принимает ее всерьез. – Я скоро, – сказал он, хотя та изо всех сил делала вид, будто ее не интересует их с Арантой общая придурь. – Заодно добуду поесть. – А если ты не вернешься? – поставила она ему в лоб. У Кеннета дернулся уголок рта. Этот младенец резал им правду в глаза и тем самым ставил в неловкое положение. Хочешь не хочешь, ее приходилось учитывать. – Плевать на жратву. – Грандиоза, похоже, тоже охрипла за ночь. – Защищаться как, ежели что? Кеннет вздохнул и отцепил от пояса арбалет. – Я не умею! – шумно запротестовала девушка. – Я тоже! – огорошил ее Кеннет. – Я лучник, а это так, дамская игрушка. Научу. Хитрое личико, способное, как убедилась Аранта, изобразить саму невинность, отразило недоумение. Наблюдая за обоими, она заинтересовалась почти против воли. В качестве учебной цели молодая пара избрала покореженный пень, остов бука, вывернутого из земли, спиленного и увезенного крестьянами на дрова. Совсем немного напрягая слух, она вместе с Анелькой ознакомилась с устройством «механизма», выяснила, что называется ложем, и где у арбалета ворот, а где – приклад, и как действует спусковой крючок. Презрение Кеннета, как она поняла, вызывала низкая скорострельность оружия. Слишком долго снаряжать. А учиться нечему! Из такого и женщина попадет: ведь силы тянуть тетиву до уха, левой рукой ощущая звенящее сопротивление древесины, не надо. – Смотри вдоль стрелы, – объяснял Кеннет, – не в спину ей, и не на острие. Стрела должна лежать к мишени прямо. Вот так… примерно. – Он нагнулся над плечом Грандиозы, прищурившись. – Да руку тверже держи! У тебя наконечник так и пляшет! Судя по наклону ее корпуса и повороту розовой раковины уха, стрела была последним на свете из того, что занимало Анельку в данный момент. Почему-то наблюдение со стороны причинило Аранте боль. Несильную, но все же… Кеннету нужно быть с девицей ван дер Хевен поосторожнее и поумнее. Хотя разве она отказывала ему когда-нибудь в уме? Ван дер Хевены достаточно богаты, чтобы устроить Кеннету безбедное и беспечное существование до конца дней. Идея неплоха. Юная дева, норовящая в запале пнуть по больному месту – сиречь по недостающей руке, – именно то, что ему нужно. Куда лучше юной девы с глазами, полными жалости, от которой неизвестно кто устанет раньше. Не позволит расслабиться и вновь начать лелеять потерю. Но Кеннета нужно подвести к ней потоньше. Не сейчас, когда ложе – трава. Он славный мальчик, но, пожалуй, может не удержать себя в руках, если сообразит, какой подарок нежданно ему свалился. Аранта была полностью в курсе его личной жизни, такой же никакой, как у нее самой. Самое глупое, что они могли получить на свою голову – это беременную деву относительно знатного происхождения. Дззинь! Стрела сорвалась с тетивы, и проклятие Кеннета догнало ее в полете. Ни в какой пень она, разумеется, не попала, а значит, ему волей-неволей придется лезть в бурелом, отыскивать ее среди валежника, к радости огромных, век не кормленных комаров. Ничего удивительного, впрочем, когда трепещущей ноздри восхищенной девственницы касается запах привлекательного мужчины. Как вспомнить, на каких каракулях выплясывало ее собственное перо, когда Уриен Брогау вот так же, через плечо, оценивал результат ее ученичества! Почему она вспомнила об Уриене? Впрочем, за положительный результат можно было зачесть одно то, что Грандиоза примолкла, занятая делом. Чертовски трудно нянчиться с детьми. С чужими детьми. С чужими детьми, у которых есть характер, вредность и собственное мнение. Искусанная комарами мордочка Грандиозы выглядела угрюмой и несчастной, и Аранте все время приходилось напоминать себе, что птенчик из королевского гнезда – штучка та еще. Способна изобразить все, что угодно, и все, что выгодно. Во всяком случае, Аранта имела возможность воочию убедиться, насколько нещадно эта, говоря словами Веноны Сарианы, «до отвращения одаренная маленькая мартышка» эксплуатирует имидж невинной жертвы обстоятельств. Однако Кеннет ее, кажется, раскусил. – Дятел, – сказала она вполголоса. – Слышите? Сотню лет не слыхала дятла. Пара, метавшая стрелы в пень, лишь недоуменно на нее оглянулась. – А если их будет много? – Тогда учись не стрелять, а бегать, – усмехнулся Кеннет в устремленные на него голубые блюдечки. – Существует понятие критической массы противника, когда любое самое мощное оружие становится бесполезно. И, между нами, для арбалета эта критическая масса весьма невелика. Анелька неожиданно, демонстрируя в глазах Аранты неустойчивость нрава, плюхнулась тощим задиком на корень, выставленный из земли. Коленки, обтянутые грязным шелком штанишек, воткнулись в небо, арбалет тренькнул сорвавшейся тетивой, стрела ушла в землю, как будто девушка потеряла интерес к бессмысленному занятию. Взамен подняла прутик с земли и принялась рубить им головы цветам – раз-два, направо и налево, сколько могла дотянуться – лютикам, ромашкам и мелким полевым гвоздикам, поникшим под тяжестью росы. – Вы поймите, – сказала она жалобно, – они все умерли. Поименно. И вместе с ними умер мир. Шелковый, кружевной, блестящий. Пропало все, чего стоило хотеть и ради чего стоило напрягаться. Волшебство, суета, суматоха, я никогда не ступлю на подиум, никогда не увижу тысяч восхищенных глаз, устремленных на меня из партера. Снизу вверх! Ты пробовала когда-нибудь? Это… это поднимало над землей! Грандиоза всхлипнула и рукавом размазала под носом грязь. – У меня была сестра, – вымолвила она ни к селу ни к городу и не глядя на Аранту. Справедливости ради следует отметить, что и Аранта на нее не глядела. – То есть она и сейчас, конечно, есть. Так вот, она говорила, что у меня некрасивые пальцы ног. Слышишь? Слишком длинные! Видала бы ты ее пальцы! Короткие, верно, толстые, поросшие черным ворсом, и такие, знаешь… ну, если она стоит прямо, босиком, то пальцы торчат вверх, не касаясь земли. Красавица, вот поди ж ты! Не приведи бог моды на такую красоту… Что ты понимаешь, вояка! Ты хоть знаешь, что на свете существует… ну, скажем, музыка?! Ночи не проходило, чтобы я не плыла там, среди фонарей. А теперь – никогда! Это как мир пропал. Или как ребенок не родился. Да. Не поставить ли в вину Рэндаллу Баккара ее нерожденного ребенка? Какой, однако, у девочки раздражающе пронзительный голос. Только с возрастом приходит умение убавлять звук. – А мне, – сказал Кеннет, – снится, как я натягиваю лук. И все, не более того, но Грандиозу словно выключили. Аранта снова закрыла глаза, перебирая в уме свои «никогда». Рэндалл, равных которому нет. Превосходивший всех во всем: таковы были правила игры. Да, конечно, он пользовался ею дольше, чем ей бы этого хотелось. Но опять же, как иначе он научил бы ее ценить себя? Ведь прежде она и слово боялась вымолвить вслух. Кто, как не он, взрастил ее так, что она смогла сбросить с себя путы чар, в которых сам Рэндалл оставлен биться и по сей день? Не потому ли он так торопился со свадьбой, что иначе получал в ее лице волшебницу, способную ему угрожать? Существование такой волшебницы нарушало Условие его заклятия на победу, а Рэндалл Баккара мучительно не хотел становиться простым смертным. А она? Не ее ли проклятое заклятие девственности спасает себя, пользуясь любым предлогом? В любом случае она достаточно выросла, чтобы не быть послушной. Когда она решилась уйти, она знала, что будет жалеть. Она жалела бы в любом случае, каков бы ни был ее выбор. Но, как справедливо заметил Кеннет, ничто не помешает ей вернуться, если она захочет сама. Вопрос: почему она не хочет сейчас, когда, в сущности, самое ее великое желание – быть любимой? Неужто не все равно – кем? Ведь Рэндаллу равных нет. Мы приняли это за аксиому. Как, оказывается, давно она не лежала просто на земле, приникнув к ней и телом, и слухом, закрыв глаза и отдавшись сознанием на волю щебета птиц. – Эй! Ну хоть ты можешь мне объяснить, почему ты потакаешь перепадам ее настроения? Почему она может вот так взять и перерешить с ходу, словно палку бросить в другую сторону? И ты с восторженным тявканьем кинешься ее приносить? – Девочка, – это был, по-видимому, самый резкий тон Кеннета, – тебе лучше запомнить, что командует здесь миледи Аранта, кем бы она ни притворялась. Если она делает то или это, у нее, как правило, есть весомые причины. Едва ли у тебя получится настроить меня против нее. Хотя бы потому, что она тебя намного… больше. Последний раз предлагаю тебе выучить это наизусть, иначе… – Иначе – что? – вызывающе прищурилась малютка Аннелиза ван дер Хевен. – Ничего, – кротко ответил Кеннет. – А что я могу тебе сделать? – Ух ты! – немедленно восхитилась та. – Обожаю рыцарей! Кен, – окликнула она его уже в спину, – но все равно – не уходи! Ты же видишь, я что с арбалетом, что без него – какая разница? – Ты думаешь, в случае необходимости я сильно смогу помочь? – удивился Кеннет. – Да ты взведешь его куда быстрее, чем я с одной рукой. Честно говоря, и я – что с арбалетом, что без него – все едино. Эта механическая штука между нами, годится на раз – снять одинокую цель, и то если ты успеешь раньше. На ноги рассчитывай. На ноги! С этими словами он и ушел, мягко, бесшумно, как скользящий луч, ступая среди цветущего иван-чая. Грандиоза осталась, округлив рот в беззвучном «о!» и держа в руках чужую игрушку, которой ее, оказывается, утешили. Утешил, называется! 2. ИМЯ БАККАРА Размышляя, Аранта пролежала весь скудный остаток дня и ночь, почти не открывая глаз и в то же время опасаясь вернуться в сон, измучивший ее необъяснимыми страхами. В сущности, она имела довольно слабое представление об истинных возможностях Рэндалла. Если сама она могла отклонять стрелы, кто знает, может, он способен был и дурной сон наслать. Анелька слонялась по поляне, выдавая свои перемещения шорохом высокой травы, метала стрелы куда ни попадя, а потом ползала на четвереньках, собирая их среди валежника. Или, ругаясь сквозь зубы, выдирала их из древесной коры, если выстрел оказывался удачным. С Арантой она не разговаривала. Дулась за то, что та отменила Счастливую Страну. – Эй! – окликнула ее Аранта. Больше для порядка, с далеко идущей целью наладить отношения, потому что было у нее ощущение дальней дороги впереди. – Чему такому учила вас королева, что церковь так на нее взъелась? Анелька, не оборачиваясь, всадила стрелу в самый толстый ствол. Несомненная удача, видимо, смягчила ее. Вообще-то это простейший трюк: чтобы расположить к себе человека, надо поговорить с ним о нем. Причем чем фигура незначительнее, тем лучше это работает. – Было три особенных курса, – смилостивилась она, – на которые по малолетству не пускали принцессу Ренату. Первый – «Физиология и анатомия женщины». Функционирование организма, – Анелька с видимым удовольствием выговаривала ученые слова, – закономерности и особенности, гигиена и наиболее эффективные методы контрацепции. Это называется: «Вот тебе! Съела? Хоть что-нибудь вообще поняла?» – Ясно. То, что согласно догме в руце божьей… А второй? Пожалуй, Анелька не ожидала, что Аранта проявит дальнейший интерес. Способность той поддерживать «интеллектуальную» беседу слегка ее обескуражила. – Второй – для продвинутых, – неуверенно сообщила она. – «Анатомия мужчины». – О! – произнесла Аранта, поскольку от нее это, видимо, ожидалось. – И что, были у вас – как это? – учебные пособия? – Картинки, – ответила Грандиоза с некоторым напряжением, но и с долей превосходства в голосе. Какая еще дева способна похвастать такой полнотой и разносторонностью воспитания! Сколько мужей в этой стране запертых ставен видели свою жену обнаженной, когда церковь строго-настрого предписывала ей быть в темноте и в сорочке? – Картинки… Сама Аранта в совершенстве превзошла этот предмет, стоя на подхвате у операционного стола. И пособия у нее были окровавленные, обожженные, с криком рвущиеся из рук. Обрушившись в воспоминания, она и забыла спросить о третьем курсе, но едва ли это остановило бы Грандиозу, которой выпала возможность похвастать. – А на третьем курсе мы проходили, как все это совместить к обоюдному удовольствию. – Да вы сами инквизиции в лапы шли, – констатировала Аранта. – Кто преподавал последнюю науку? Мадам из дома терпимости? – Очень, между прочим, полезная наука, – обиделась Анелька. – Ты предлагаешь тыкаться вслепую, ошибаться и терять мужчину своей мечты? Между прочим, я теперь единственная молодая дама в стране, способная похвалиться образованием этого рода. – Не считая нескольких тысяч профессиональных шлюх. – На шлюхах не женятся! Представив себе Анельку ван дер Хевен, царящую среди столичного бомонда, Аранта мысленно сделала знак, отгоняющий злые силы. Неизвестно, насколько ей самой пригодились бы вышеописанные курсы, но иную науку Аранта превзошла в совершенстве: взгляд Анельки, которым та непроизвольно отыскала в траве едва заметный след Кеннета, более чем наглядно свидетельствовал, кто в данный момент является мужчиной ее мечты. Впрочем, когда в волосяной силок попался заяц, Аранте волей-неволей пришлось встать. Грандиоза при виде повисших ушей и бархатных щечек мертвого зверька наполнила слезами свои голубые блюдечки, а ждать Кеннета, чтобы тот освежевал тушку, было по меньшей мере бессмысленно: ему одной рукой не управиться. Пришлось делать это самой: да, в общем, не впервые. Тем более есть хотелось отчаянно. За последние благополучные годы Красная Ведьма отвыкла голодать. И, к слову сказать, привыкать не собиралась. Так что пришлось встряхнуться, испачкать руки, насадить тушку на твердый прут, организовать костерок: все это – лицезрея стриженный затылок Аннелизы ван дер Хевен, демонстративно боровшейся с тошнотой. И лишь когда подвешенная над угольями жертва испустила соблазнительный запах, Грандиоза приблизилась, чтобы получить ножку. Может, Кеннет догадается раздобыть соли? Аранта испытывала тихое удовлетворение, сознавая, что на него можно положиться. Так осточертело заботиться обо всем самой! Хозяйка из нес была никудышная. Кеннет возник из тишины, бесшумно, как солнечный зайчик, выскользнув из-под ветки, свесившейся над тропой. Позже, чем они стали его ждать, и намного раньше, чем начали беспокоиться. Ступая след в след и низко опустив головы, за Кеннетом, как привязанные, шли три невзрачные коренастые лошадки. Все под седлами: значит, состоялась законная сделка. Кеннет привез хлеб, а в обмен не отказался от половины , кролика, и пока он обгладывал его, радуя глаз здоровым молодым аппетитом, Грандиоза опасливо приглядывалась к флегматичным мохнатым мордам. Аранта вполголоса поинтересовалась: откуда кони? Почему он отважился приобрести их в Констанце? Не говоря уж о том, чтобы разменять золотую раду. Королевскую раду Баккара! Это было все равно что кричать о себе на площадях. Но больше всего ее взволновало то, что Кеннет не спешил начать разговор. – Мне помогли, – лаконично ответил он. – Я и не знала, что у тебя есть друзья. – Да Децибелл мне, в общем, не друг. Всего лишь сослуживец и старый знакомый. Эй, как ее?.. Анеля! Не сахар, соль возьми. К новой лошади подходи с пригоршней соли, тогда ты на ней, а не она на тебе ездить будет. – Ты спятил? – Уязвленная Аранта буквально отскочила от него, однако у нее хватило самообладания воскликнуть это шепотом. Анелька даже ухом не повела. – Не спятил. Децибелл с нами в одной лодке. И более того. Должен тебя огорчить: мы с тобой… и с ней, если уж на то пошло, никому сейчас в Констанце особенно не интересны. – Хочешь сказать – нас не ищут? – не поверила ему Аранта. Это не укладывалось у нее в голове. Даже если бы Рэндалл был доподлинно уверен, что она сбежала с Кеннетом накануне свадьбы, чтобы предаться с ним греху, и даже если бы этого соображения ему было достаточно, чтобы махнуть на нее рукой, как на бесполезную отныне игрушку, маг Баккара должен был приложить все усилия, чтобы отыскать и уничтожить того, кто стал магом от крови Красной Ведьмы. А Кеннет опять же был первым, кто напрашивался на эту роль. На самом деле он рисковал ради нее больше, чем предлагал с самого начала. Хотя истинная причина оставалась для него неизвестна. Ей не стоило отпускать его вместо себя в город. Проклятие на ее медлительные мозги! – Рэндалл Баккара мертв. В наступившей тишине Грандиоза звонко шлепнула на щеке комара. – Повтори, – прохрипела Аранта. Кеннет покачал головой: – В этом нет нужды. Ты расслышала. В глазах у нее потемнело. – Сейчас опять припадок будет, – с плохо скрываемым отвращением высказалась Грандиоза вне поля зрения. Аранта стиснула зубы, силясь отогнать прочь злорадную холодную ночь, вздымавшуюся к голове от сердца. Вот она, мертвая тишина в ее сознании. В панике она вновь и вновь тянулась к этому морю молчания, как вновь и вновь мы прикасаемся языком к больному зубу. Она готова была обрадоваться даже вспышке боли. Тщетно. Рэндалл Баккара, проросший в каждой ее жилке, не отзывался, и ничто даже не вздрагивало в ответ. Так вот что это значило! Вот как это, оказывается, бывает, когда кто-то говорит: «Не переживу!» – На троне – Клемент Брогау… – Заговор, – выговорила она непослушными губами. – Чертовски похоже, – согласился Кеннет, глядя на нее с состраданием. Пришлось, смежить веки, чтобы его не видеть. – Цареубийца, – произнесла она классическую формулу, – не может сесть на престол, совершил ли он означенное деяние собственноручно, отдал ли приказ или всего лишь помыслил вслух и был услышан. – А папенька его сел, – возразил Кеннет. – Времена меняются, а общественное мнение уступает силе. Тем более формально крови на Клементе нет. – Вот как? Как же ему тогда повезло? – У нынешнего короля, – с расстановкой сказал Keннет, – есть весьма незаурядный братик. Если лицо можно изогнуть знаком вопроса, то Аранте это удалось. – У него два брата, – выговорила она, надеясь непонятно на что. – Но незауряден только один. Кеннет кивнул, прочитав имя по ее шевельнувшимся губам. – Мне очень жаль, – добавил он. – А вот мне – ни чуточки! – свирепо вмешалась в разговор Грандиоза. – Не знаю, кого вы там между собой имеете в виду, но я искренне благодарна тому, кто избавил мир от этого памятника самому себе. У вашего Рэндалла Баккара в голове гнездились летучие мыши! В другое время Аранта непременно оценила бы этот пассаж, но сейчас она только поджала губы. – Тело короля видели? – О да. В отношении тела соблюдены все формальности. Дабы никто не мог усомниться в смерти государя, тело выставлено на всеобщее обозрение в церкви Грэхема. В городе полно солдат. На ведьм еще охотятся, обвиняя в их разгуле попустительство предыдущего царствования, но, похоже, интерес к ним иссякает. – Он мельком глянул в сторону Грандиозы. – Еще бы, грядут такие перемены! Ожидается, что все, что было хорошо при предыдущем государе, при нынешнем окажется плохим. А потому горожане кинулись по домам, доказывать, какие они добропорядочные ремесленники и как они необходимы любой власти. Он помолчал. – Скажи мне честно: когда я уходил, ты уже знала? Сглотнув слюну, Аранта медленно кивнула. Да. Наверное, она знала. Рэндалл мертв, как мертво у нее внутри. И она виновна. Виновна, как никто. Если бы она не ушла, Уриен Брогау никогда бы и близко… – Подробности, – спросила она, – известны? – Город полон разнообразных слухов. Тело короля обнаружили прикованным в подземелье, с вскрытой веной. Кровь его вытекла в землю. Аранта громко втянула воздух сквозь зубы. Значит, это даже не был поединок, как она смела надеяться в глубине души. Значит, это было подлое, расчетливое предательство. Самое грязное поповское предательство! Инквизиторское! С их молчаливого благословения. Когда-то она думала, что из них двоих, заклятых, она – более уязвимая жертва. – Одного не понимаю, – пробормотала она. – Да, интересы церкви, безопасность семьи, преданность брату… Но как он мог?! Как конкретно именно он мог сделать конкретно именно это?! Ему же нельзя лгать, спать с бабой, иметь собственность, защищать жизнь… – Ну так никто и не обвиняет молодца в мелких грешках, – хмыкнул Кеннет. – Цареубийство ему по плечу, не меньше. – А целый двор стоял и смотрел, как этот ваш героический священнослужитель волок государя в подземелье – не ближний, должно быть, свет, и мышкой проскользнуть у него едва ли получилось! – чтобы приковать там и хладнокровно, беспомощному, перерезать вены? Ну и порядочки у вас там, в старом дворце! – Уриен Брогау как лицо духовное подсуден только церковному трибуналу, – сказала Аранта. – Срок разбирательства назначен? – Уже было. Заседал ареопаг. Она непроизвольно вздрогнула. Уриен Брогау стоял на месте ответчика. На месте, памятном ей по выступлению Веноны Сарианы, откуда так мощно разносится звук. Дорого бы она дала, чтобы посмотреть и послушать… – …но ареопагу было мало работы. Глядя в глаза высокому собранию, мэтр Уриен признал, что сделал это. – И что же? – Сама понимаешь, ворон ворону глаз не выклюет. Тем более если вороны – из одного гнезда. Клемент Брогау воспользовался Королевским Словом. Брат-де его действовал сообразно обстоятельствам на благо государства и церкви, а потому свободен от кары светского суда, и Его свежепомазанное Величество желал бы, чтобы власть церковная прислушалась к его словам. Ведь церковь не проливает крови. – Ну да. Она нас просто-напросто заживо жжет. И что же, прислушался ареопаг к королевской воле? – А как же! Они всегда поперву друг перед другом заигрывают. Однако слушай! Он может, если ему угодно, соблюдать обеты, данные им в твердой памяти и совершенно добровольно. Строгость и воздержание ему зачтутся: не здесь, так там. Но он теряет право служить мессу, исповедовать, поскольку нечист перед Создателем, и быть исповедуемым самому, дабы жил со своими грехами, и нес их тяжесть, не перекладывая ее на чужие плечи. Также не смеет он входить в храм Господень и ступать на освященную землю, покуда церковь не удостоверится в полноте его раскаяния и не дарует ему прощения. Ежели же таковое прощение последует после его смерти, до той поры надлежит ему покоиться вне пределов церковной ограды. Сняли с него перстень с галькой. Повезло приятелю Уриену, что он тощий; заплыл бы пальчик жиром, так отрубили бы с пальчиком. И то было сказано, что церковь милостива. «Он не камень, – сказано ему, – он – трещина в камне». – Интердикт! – выдохнула Аранта. – Каково?! Король простил, а церковь – не прощает. Одним братниным словом держится. Одному – коврижки, а другому – шишки. Поневоле начинаешь уважать Клемента Брогау. Ну что ж, пускай побудет господин инквизитор и в нашей шкуре. – К вопросу о наших шкурах, – продолжил Кеннет с набитым ртом. – Разумеется, настали черные дни для верных дому Баккара. Однако пока суд да дело, цареубийства и кары на цареубийц, наши с тобой имена и приметы никто по площадям не выкликает. Канули, как в воду – ой, прости! – и ладно. – А я не поняла, – вновь раздался из-за его спины вредный голосок Грандиозы, – за которого из них вы больше переживаете? Медленно-медленно, словно преодолевая сопротивление среды, Аранта повернула голову. Фраза выползла, словно змея изо рта: – Я любила Рэндалла Баккара. В этот миг перед ее внутренним взором действительно вставали зеленые поля и белые дороги, и Рэндалл: прекрасный, молодой, двадцативосьмилетний. Не тот, из королевской ложи, белое лицо вполоборота, неподвижная рука на подлокотнике кресла. – Мы знали их обоих, – укоризненно сказал Кеннет. – И вот что… Анеля, принеси-ка Аранте воды. Анелька, уже разобравшаяся насчет урожденного дворянства, дернула острым плечиком и напомнила, что она тут не горничная. – Пожалуйста, – прорычал Кеннет. Волшебное слово оказало волшебное действие. Грандиоза поднялась и удалилась, немузыкально заведя: «Топором выруба-а-ала полынь…» – Будь он проклят, – сказала Аранта, все еще пребывая мыслями там, в прежних годах, где трава по пояс, по грудь в росе. – Пусть будет проклят на одиночество, презрение, смерть и забвение после смерти. Небеса не слышат меня, потому что я ведьма, но пусть услышит земля, по которой я хожу, частица которой я есть и в которую лягу, когда выйдет мой срок. Король простил, церковь наказала, а я – найду и убью. Вы оба свободны. Я возвращаюсь в Констанцу. «Топором вырубала полы-ы-ынь…» – мстительно выводила с берега Грандиоза. – Да нет его в Констанце, – нехотя выговорил Кеннет. – Клемент дал ему эскорт, чертовски похожий на конвой, и наш злодей в единые сутки покинул столицу. Дабы не смущать подданных присутствием цареубийцы у подножия трона. И никуда ты одна не пойдешь. Во всяком случае теперь, пока у тебя в глазах один пепел. Я предпочитаю следовать за тобой, когда ты рассуждаешь, а не бесишься. Месть – слово пустое. Оно выдохнется прежде, чем ты пройдешь половину пути. – А с королевскими детьми что? – спросила Аранта, переждав немного. – Живы они? – Королевские дети, похоже, один из пунктиков нового правления. Они ведь не говорят: «Рэндалл Баккара». Они говорят: «Человек, называвший себя Рэндаллом Баккара». Таким образом, они оставляют сомнительным статус детей. У Аранты было ощущение, что она развалится на куски, если перестанет поддерживать себя за локти. – Они убьют Райса, – глухо сказала она. – Не сразу, но это ясно, как день. Он сын царствовавшего короля. И Ренату заодно. Иначе она может выйти замуж и тоже претендовать на сбою часть пирога. Или на весь пирог. Она вспомнила черную головенку на тонкой шее, ребенка, заснувшего посреди театрального хлама. Мальчика, которого ей даже не позволили подержать на руках. Раиса Баккара, по возрасту годящегося в ее собственные сыновья. По времени ее знакомства с его отцом – тоже. Проклятие, он должен был быть ее сыном! У нее нет слов, чтобы втолковать это Кеннету, а Грандиоза слишком молода, ей не понять. Впрочем, будь Райс ее сыном, будь она не более чем матерью наследника, ей бы его не спасти. Ей пришлось бы , только сидеть рядом и смотреть, как люди, свершившие переворот, входят к ее сыну, чтобы убить его. И она ничего не смогла бы сделать. – …но с Ренатой, конечно, проще. Ее могут насильно постричь в монастырь. Детей разделили? – Нет. – Я – служанка Баккара, – горько сказала Аранта. – Вот тебе и повод вернуться. Мне следовало пожертвовать собой, когда надо было спасать его, а не теперь, когда я могу только мстить. Сбежала, как крыса с корабля. Но даже теперь, когда он мертв… – Она зажмурилась. Она знала, что сейчас произойдет. Неотвратимо. Сейчас она наложит на себя заклятие подобно тому, как когда-то Рэндалл Баккара заколдовал самого себя на любовь к ней. – Моя верность переходит по наследству. Теперь я принадлежу Райсу. Клянусь тебе, Кеннет, во мне живет магия. Я способна воспитать Райса, дать ему Могущество и вернуть ему трон. – Для одного мальчика это уже сделали. Ты его этим осчастливишь? – Я хотя бы спасу ему жизнь. Брогау не смогут твердо сидеть на престоле, зная, что наследники Баккара живы, даже если их прилюдно объявили ублюдками. У подданных не должно быть альтернативы. Иначе всегда найдется кто-то, способный вытащить их из рукава и разыграть как сильную карту. Клемент уберет их не сразу, но так, чтобы не дать вырасти смуте. Итак, где дети? – Ты спрашиваешь меня так, словно я знаю, – хмыкнул Кеннет. – Ты выяснил так много. Я имею основания полагать, что и такая мелочь попалась в твои сети, – резонно заметила Аранта. – Они в Башне? – В Башне? – Кеннет невесело ухмыльнулся. – Ты, вероятно, не в курсе, что тот памятный налет и разгром тоже возглавлял Уриен? Подошедшая Грандиоза, не сдержавшись, фыркнула: – Может, он и казну разграбил по дороге? Впечатление такое, будто на него специально повесят все дерьмо и замочат в финале. Что он такое, этот ваш Уриен Брогау? – Анелька нагнулась, чтобы сунуть в рот еще кусок жаренного на прутике хлеба. – Он что, ест маленьких детей? Аранта дернула уголком рта. – Я никогда не видела, чтобы он ел, – сказала она, сдерживая раздражение. Если так пойдет и дальше, она скоро начнет заикаться. Она уже жалела о собственной благотворительности. Анелька вырастала в помеху. Кеннету, к примеру, хотя бы ничего не требовалось объяснять. – Равно как и чтобы он спал. Он слишком хорошо воспитан, чтобы выставлять такие вещи напоказ. Тебе будет достаточно знать, что это самый умный подлец королевства. И что он выглядит, как твоя эротическая фантазия. – Ну, в общем, – поддержал ее Кеннет, – если ты выбираешь себе врага, лучше, если он тебя не умнее. – 0-о-у! – только и промычала Анелька, проталкивая в горло непрожеванный кусок. – А давайте ему сдадимся! – Дети отправлены в Хендрикье, – сказал наконец Кеннет, – «дабы удалить их от трона во избежание давления, склоки и смут, вызванных их происхождением, и взрастить их в соответствии с высоким родством матери, урожденной принцессы Амнези». О Баккара, как ты понимаешь, ни слова. – И кого они облекли столь высоким доверием? – Меня Грандиоза засмеет, – протянул Кеннет почти, жалобно. – Это смешнее, чем то, что написано у нее на… – Вот черт, – беспомощно сказала Аранта. – Куда ни кинь… Как они это провернули? – Патриарх согласился, что мэтр Уриен – бывший преподобный Уриен, так его теперь надлежит называть – обладает достаточным интеллектуальным багажом, чтобы доверить ему образование наследников самого высокого ранга. Даже учитывая все прискорбные обстоятельства недавнего прошлого, было бы непростительным расточительством пустить прахом эту сумму опыта и знаний… – Однако своих детей король Брогау брату не вручил. Хотя мог бы, если бы желал явить публичный знак доверия. Немудрено. Он наверняка не хочет, чтобы цареубийца обладал средством давления на власть. И это значит, что Клемент обладает средством давления на самого Уриена. Королевское Слово! Если бы не Королевское Слово, не миновать бы Уриену еще одного расследования, приватного. Церкви наверняка интересно, не коснулся ли он проклятой крови, выпуская ее в землю. И к моменту, когда бы они закончили это свое расследование, вне зависимости от его результата, от уважаемого мэтра Уриена летели бы только клочки по закоулочкам. Кстати… никто не убедит меня в том, что он ее не коснулся. Ведь он знал, с чем имеет дело. Понятно, почему брат прикрыл его Королевским Словом. Он нужен ему для грязной работы. Где одно цареубийство, там и два. Смотри-ка, в правящих кругах стало модным иметь карманное чудовище, которое одно во всем виновато. Это я положила начало славной традиции. Лишенный права исповедовать и исповедоваться… Стало быть, никто никогда не узнает правды. Что ж, план их как на ладони. Уриену, как бы так выразиться, не привыкать, да и терять ему, по существу, нечего. И верность брату он доказал: Едва ли это будет его инициатива, и, пожалуй, он сделает это без удовольствия. Тем не менее сделает. А Клемент опять выйдет без единого пятнышка. Теперь ты понимаешь, почему это – мое дело? Руки Уриена в крови мага, и я единственная, кого можно ему противопоставить. При самом невыгодном раскладе я как минимум равна ему по силе крови. – Ладно, ладно! Найдем и убьем, и даже разговаривать с ним не станем, – неискренне, как ей показалось, согласился Кеннет. – Но давай завтра, а? Я устал, сказать по правде, а в Хендрикье путь неблизкий. Я, когда все это выяснил, решил, что теперь нам туда дорога, и лучше нам эту дорогу делать верхом. Кто-нибудь возражает? 3. РУКА И СЕРДЦЕ ПРИЛАГАЮТСЯ На этот раз Аранту разбудил шепоток ручья. Не то чтобы он молчал всю ночь, а теперь его словно разморозило: просто ее подсознание достигло той степени внутренней готовности, когда созрело действие. Вот она и услыхала шелестящие переливы воды, и они показались ей горном, зовущим в путь. Оставалось несколько минут до рассвета, и в этот момент Аранта твердо решила уйти одна. Понятно, почему ей хотелось отвязаться от Анельки: в предстоящем ей предприятии Аранте потребовались бы все ее моральные ресурсы. Вся магия, живущая в ней. Она не могла тратить себя на обессиливающее бесплодное раздражение. В последнее время ей стало казаться, что в Аннелизу ван дер Хевен уходят все ее душевные силы. Оставить Кеннета она решилась по другой причине. Дело было не в его страсти обсуждать приказы: в споре с ним, как правило, рождалась истина, и потом, довольно часто они спорили не о том, надо ли вообще что-либо делать, а о том, каким образом это сделать лучше. Во-вторых, он прекрасно чувствовал момент, когда стоит заткнуться и исполнять. Кеннет – лучшее из того, что следует иметь в драке у себя за спиной. Нет. Ее тревожила его расположенность жертвовать собой, а именно его ей меньше всего хотелось принести в жертву. Даже ради детей Рэндалла, которые пока представляли собой некую абстракцию, цель жизни и идеал служения, а не нечто живое и теплое настолько же, насколько живым и теплым был Кеннет. Избавившись от Кеннета, Аранта избавилась бы от необходимости делать выбор. К тому же, оставив на его попечение Анельку, она не испытывала бы и угрызений совести. Аранта поднялась и осторожно огляделась. Лошади тяжело переступали во сне где-то за стеной сплошного тумана. Анелька спала возле умершего костра, с головой завернувшись в плащ: ее нещадно кусал кровососущий гнус. Кеннет тоже вроде бы не шевелился: лежал на боку, подперев голову плечом и выбросив вперед правую руку. На саму Аранту ни комарика не село: трудилась магия, властная над миром скотским и миром вещным. Бесшумно распустив тесемки, Аранта вытянула из мешка краюху и, вспомнив вчерашние наставления Кеннета, отсыпала из кисета горсть соли. Магия – магией, а лошадь – лошадью. Они друг дружку в первый раз видят. Даже тому, на ком ты ездишь, следует время от времени доставлять удовольствие. Она не видела ничего плохого в том, чтобы позаимствовать лошадь. В конце концов, та была куплена на ее деньги. Прикормив и распутав скотину, она сообразила, что дала маху. Лошади паслись расседланными: она сама их вчера расседлала, потому что Кеннету одному это было несподручно, а Грандиоза, как всегда, восседала знатной барыней. Возвращаться к костру за упряжью показалось ей плохой идеей: одно дело уйти налегке, чуть шелестя по мокрой траве босыми ногами, и совсем другое – волоча, на себе полпуда ремней, бляшек, пряжек, войлочный потник и глыбищу самого седла. Не может быть ничего унизительнее, если ее застанут. Скрепя сердце решилась обойтись так, тем более что лошадь, тычась мохнатыми ноздрями в горсть, полную соли, проявляла все признаки дружелюбия. Взявшись за гриву, Аранта озиралась в поисках, куда бы залезть, чтобы сесть верхом… или хотя бы боком. – Следует понимать, что я утратил твое доверие? Кеннет возник, должно быть, из тумана, и крепко держал лошадь за гриву с другой стороны. Невыспавшийся, хмурый, с нелепым вихром, топорщившимся надо лбом. Злой. Ну, это можно понять. Она бы тоже разозлилась. – Не надо этого затравленного взгляда. Вот седло и сбруя. – Он бросил ношу к ее ногам. – Седлай, я помогу. Потфею под хвост… Давай просто поговорим. Ему легко. Его голова – повыше лошадиной спины. – Кеннет, – сказала она, держась за гриву со своей стороны, – это только мое дело. Это мое глубоко личное чувство. Это касается только Рэндалла и меня. Вам с Анелькой тут делать нечего. – Хорошо, – усилием воли Кеннет сделал голос ровным, – значит, поговорим о Рэндалле и о тебе. Я прожил несколько лет, не вылезая из твоих сеней. За эти несколько сотен ночей не было ни одной, чтобы король прошел мимо меня, и ты заперла бы дверь перед моим носом. Что бы там ни было между вами в войну, с победой это кончилось. Обманывать можешь кого угодно, включая себя. Но я знаю правду. Так – не любят. Аранта внутренне вздрогнула, пораженная тем, что он почти слово в слово повторил слова другого человека. Врага. Ложь, которую они с Рэндаллом вместе – сами! – сделали правдой. Есть ли под этим небом что-то, зависящее не от нас? – Все сложнее, – сказала она, глядя мимо Кеннета. – Каким-то образом Рэндалл, плох он или хорош, жил во мне. С его физической смертью то, что во мне, умерло тоже. Я не буду говорить тебе про любовь. Но во мне есть магия, и она питается… всякой дрянью. Обидой, ненавистью, злобой. Я никогда не умела выезжать на высоких чувствах, как Рэндалл, который играл ими шутя. Я знаю, что я способна спасти детей. Я только не знаю – какой ценой. Учитывая достоинства того, кто мне противостоит, скорее всего – ценой жизни. Кеннет, я не хочу, чтобы это была твоя жизнь. – Однажды я это уже слышал, – буркнул Кеннет, указав на обрубок. – Ты так ценишь мою жизнь, что забываешь о моем мнении. – Как ты меня услышал? Кеннет хмуро усмехнулся. – Никто не похвалится, будто увел коня у меня из-под носа. Когда лошадь распутывают, она ступает по-другому. Изменяется ритм. А я ж на земле сплю. Отдается в самое ухо… Я тяну, застегивай пряжку. Нет, на следующую дырку. Господи, да на что же ты рассчитываешь без меня? – А Анелька? – Ничтоже сумняшеся, Аранта двинула в бой тяжелую артиллерию. Чтобы отвязаться от него, годится и Грандиозиной тайной пожертвовать. – Ее я в любом случае с собой не возьму. Мне не нужны жертвы среди детей. На кого, кроме тебя, я смогу ее оставить? И, между прочим, если ты будешь к ней немного снисходительнее, она может составить счастье всей твоей жизни. Она, как мне кажется, не против. Уши Кеннета вспыхнули, словно она сказала ему в лицо бог весть какую непристойность. И она могла поклясться, что его трясет. На минуту она даже забыла о себе и своей сверхзадаче. – Аранта, я повторюсь. Прежде чем объяснять мне, кого мне хотеть, ты могла бы поинтересоваться моим мнением. С чего ты взяла, будто я положу глаз на вертлявую писюху, у которой равно что в голове, что на языке медный грош и горсть блестящих пуговиц? Я люблю тебя. Ненависть, обида, злоба сделали рты изумленным «о!» и уселись рядком на травку, оставив ее с Кеннетом один на один. – Извини. Вырвалось. Больше не повторится. Я знаю, – угол рта у него дернулся, безуспешно изображая улыбку, – ты сбегаешь немедленно, стоит тебе это услышать. Тебе нечего меня бояться. Считай, я ничего не говорил. Держась, чтобы не потерять равновесие, сперва за поводья, потом за кованые кольца удил, Аранта осторожно, один крохотный шажок за другим, перешла на его сторону лошади. Кеннет как будто даже слегка попятился. Словно это ему было что терять. – Кеннет, – спросила она, – ты с ума сошел? Давно? – С ума я сошел намного раньше, чем ты могла заподозрить. Представь себе ораву молодых оболтусов, на которую приходится весьма ограниченное количество женщин. И единственная из них, кого можно любить, а не просто… ну, понимаешь… женщина короля. О тебе много говорили в солдатских палатках… да и выше, я думаю… и наверняка не всегда так, как бы тебе это нравилось. – О! Выше делали ставки, как долго я продержусь, – мрачно заметила Аранта. – И кому достанусь после. – Я хотел бы сказать, что твой взгляд пронзил мне сердце… но, в общем, я был такой же жеребец, как три сотни других, наскоро поставленных старейшинами под знамена Камбри. – И… и девушка у тебя была? В смысле – до войны? – Я должен был жениться, – сказал Кеннет. – Но тут подоспела весть о войне. И поскольку я старший сын, то мне выпала большая честь, а моему брату – меньшая. Моя невеста. – Ты скучаешь по ней? Кеннет опустил глаза. Румянец все так и не сходил с его смуглых скул. – Даже не помню, как она выглядела. Кто-то из родственниц. Когда стало ясно, кто уходит, а кто остается, контакты между нами прекратились. Я ведь мог не вернуться… я и не вернулся. Аранта, убери руки. Больше, чем жалость, я ненавижу только, когда меня жалеешь ты. Ты, конечно же, и не вспоминала обо мне, когда забывала затворить дверь, ведущую в твою спальню. Тысячу раз я гадал: читаешь ты еще или уже заснула, не погасив свечей. И что будет, если я войду? – И… не вошел? – Да ведь ты пришибла бы меня своей магией… или позвала бы на помощь. То-то было бы… стыда. Так, стоял в дверях… пару раз. Аранта молча помотала головой. Все ее одинокие ночи вспомнились ей так отчетливо, словно все они были сегодняшними. Дерево за спиной росло весьма кстати, чтобы к нему привалиться. Все эти проклятые ночи, одна за одной убеждавшие ее в том, что сама по себе она не может быть желанна. И если бы Кеннет вошел… о, с каким чудовищным наслаждением она оставила бы Рэндалла в дураках с его интригами и планами, с его заклятиями и проклятиями, с его развесистыми рогами! – Господи… Кеннет! – беспомощно пробормотала она. Да, она была беспомощна перед ним. Перед юным лучником, веселым, как дельфин, и беспечным, как щенок, и перед всем тем, чем он стал с тех пор. Ведь если бы тогда, сразу после битвы при Констанце, речь шла только о жалости, она нашла бы на его сегодняшнее место сотни кандидатов. Столько, сколько прошло по госпиталям через ее руки. Она встречалась глазами с тысячами глаз. Кеннет, увидев которого впервые, она сказала себе, что влюбилась бы, если бы не Рэндалл. Если бы рядом не стоял Рэндалл, определивший ей ее место и условия существования. Условия, включавшие в себя одинокую спальню. Внезапно она взглянула на Рэндалла так, словно он был от нее по другую сторону зеркала. Пусть там и остается. Бессильный, способный наблюдать… и клясть. По сравнению с ним Кеннет был до умопомрачения живой. – Кеннет! Как откровенно ненавидел его Рэндалл, справедливо считая Кеннета щитом, за которым Аранта укрывалась и который в случае необходимости могла выставить вместо себя. Против него. Как противника, наделив его соответственно могуществом и поделившись опытом. Ведь Рэндалл всегда был прозорливее ее. Все произошло… быстро. Когда-то посреди череды своих разочарований Аранта утешала себя тем, что, возможно, то, о чем слагают сказки для взрослого уха, окажется не столь уж хорошо. Но это оказалось лучше. И дело даже не в том моменте исступленного наслаждения, ради которого затевают игру искушенные в деле. Она этот момент, можно сказать, пропустила и даже не встревожилась, справедливо полагая, что все придет со временем и с мастерством. Ох, если бы только у нее достало времени, чтобы развить мастерство. Нет, ощущение полного и абсолютного счастья подарили ей встречный трепет юного тела, нетерпение, едва ли не превосходящее ее собственное, горячая гладкая кожа плеч, с которых она сама сорвала рубашку, и то, как они, зажмурившись от нестерпимого блаженства, целовали друг друга до одури… до головокружения, до потери… ой, равновесия!.. контроля… и, кажется, инициативы… Разумеется, она боялась, как всякая, кто слишком много думает о первом разе, и боль показалась ей сильной, почти невыносимой, но, слава Заступнице – моментальной. Недоуменное выражение на лице Кеннета, сообразившего, в чем дело, но, как это водится у мужчин – поздновато, и то держалось дольше. И после, смущенный собственным напором и, главное, быстротой, с которой все случилось, он посмотрел на нее виновато. – Аранта, клянусь богом… я не знал… Лежа навзничь, обнаженная, на зеленой траве, она ощущала себя как нечто среднее между именинным пирогом от которого пока откушено слишком мало, и повелительницей вселенной, сию минуту приказавшей миру горст синим пламенем. Должно быть, сказывалось ее длительное существование в образе ведьмы – вне поведенческих норм и запретов. Во всяком случае, никакой неловкости, никакого стыда… – Лесная Дева, – сказал Кеннет. – Как ты себя чувствуешь? – спросила Аранта, перекатываясь на бок и приподнимаясь на локте. – Так, словно во мне сидит нечто несоизмеримо большее, – ответил он. – И либо оно разорвет меня, либо… Аранта едва удержалась, чтобы не напомнить: пять минут назад ей привелось испытать то же самое… примерно. Удержала себя лишь тем, что его бы это, по-видимому, смутило: – …либо ты взлетишь. – Вроде того. Но ты скажи мне, – продолжил Кеннет, смеясь от счастья, – как я осмелился? Ведь ты шутя поразила бы меня молнией? – Молнии теперь по твоей части, – сказала она полусерьезно. – Я теперь никто. В Грандиозе больше волшебства. И слава богу. Как это ей, оказывается, надоело! Вот так. Сколь истово берегла, столь беспечно и отказалась. И то ей казалось, что выше цены она за себя получить не могла. Подумать только – ее любили. – Это… – Кеннет вырос далеко отсюда, в степях, на принципиально иной мифологии, – что? То, о чем ты говорила? Прикосновение крови мага? И что мне с этим делать? Сносить горы и поворачивать реки вспять? – Теоретически ты всемогущ. В пределах своего представления о всемогуществе. – А…ты? – А я теперь всецело завишу от твоего расположения. Красной Ведьме конец. – Господи… неудобно как-то получилось, – шепотом воскликнул Кеннет, впрочем, улыбаясь. – Зачем? Я хотел только тебя. – Бери и пользуйся, пока ты хочешь жить. Эта отточенная формулировка Условия была и еще долго оставалась предметом ее особенной гордости. Наверное, потому, что некоторое время она боролась с искушением сказать: «Пока ты любишь меня». Но по отношению к Кеннету это было бы нечестно. Она совершенно искренне желала вручить ему все чудеса земли и неба. И даже теперь, на волне восторга любви, в общем, первой как для нее, так и для другого, она не хотела становиться кандалами на его руках. Была ведь принципиальная разница в том, как Кеннет получил ее кровь. Все известные ей маги – двое, – во-первых, взяли Могущество через смерть. В момент, отягощенный горечью и злом. Отец передал Рэндаллу магию с единственной целью – отомстить тем, кого устраивала его кончина. Тем, кто посмеет с облегчением вздохнуть, когда тело его канет в прорубь. Ее обремененная заклятием крови мать, измученная болезненными родами, оставшись одна в компании перепуганной деревенской бабы, закляла ее на девственность. «Не верь! – вопила ее ритуальная формула. – Твоя любовь стоит дорого!» Кеннет же получил Могущество, будучи взрослым. Тем меньше опасений, что оно его сломает. Скорее уж он взрастит свою магию, чем та сформирует его по своему образу и подобию. Теоретически достаточно было бы крови из пальца, но… ей так хотелось любить его. – Это значит, – резюмировал он, наморщив лоб под льняной челкой, – если я опять начну ныть и кукситься, штука не сработает? – Точно. – Аранта потянулась, заставив его на мгновение замолчать и, кажется, потерять мысль. – Но ты учти, помимо прочего, штука обладает подстегивающим характером. Так что черта с два ты теперь у меня скиснешь. – О, это хорошо. А то я, сказать по правде, сам себе бывал противен. Но все-таки, – голова его удобно устроилась у нее на животе, – как-то некрасиво с тобой… Хочешь, я стану твоим карманным чудовищем? – Ты, – она помедлила, прежде чем спросить, – поможешь мне отнять детей у Уриена Брогау? – Почему ты спрашиваешь? Разве ты во мне не уверена? – Он был твоим другом. И его скорее всего придется убить. Мне бы на твоем месте было… нелегко. – Когда он возился со мной, я знал, что он делает это ради чего-то другого, – сказал Кеннет. – Но я, правда, думал, что – ради тебя. Некоторые уроки его, – он машинально напряг руки и плечи, как будто держал тяжелый меч, – бесценны. Но если речь будет идти о твоей жизни… или моей… или ребятишек, что мне останется? Убить Уриена Брогау, ха! Если у меня получится. – Он свел брови. – Я же теперь все могу, да? – Прими совет профессионала, – сказала Аранта. – Береги кровь. Рэндалл за каплю своей убивал, я – свидетель. – А ты? – Я в жизни не потеряла ни капли крови. Только через месячные, да еще когда менялись зубы. Ну, за этим можно уследить. – Такого же быть не может! – Кеннет немедленно пустился в волнующее исследование. – Господи, правда, ни шрамика, ни оспинки. Повернись-ка! – Меня даже комары не кусают, – самодовольно сообщила Аранта. – Ой! Хлоп! Ну что ж, сейчас кровососущие твари отучат ее зазнаваться. И едва ли теперь будет благоразумным брать в руки ядовитых змей. – С ума сойти, – констатировал Кеннет. – Может, заколдовать тебя и оставить здесь, совершенную, как мраморная статуя? На века. И приходить к тебе… – И каждый раз обнаруживать, что меня затянуло травой и подлеском, выщербило водой и ветрами, растрескало жарой и морозом. И птицы… – Не подумал, – согласился Кеннет. – Нужен дворец. И потом, как же с тобой, мраморной, мы станем заниматься любовью? – О, вот это существенно. Некоторое время она еще упивалась его восхищенным исследованием ее груди: такой небольшой на вид и в то же время такой увесистой, так значительно ложащейся в ладонь. Было так странно и совершенно волшебно поверхностью кожи ловить излучение тепла его ладони, скользящей в полудюйме от тела. Особенно теперь, спустя всего несколько минут после того, как меж ними, кажется, и лезвия ножа было не просунуть. Тем временем солнце выползло на небосвод, как будто его звали, поверхность воды забликовала, теплый парной дух земли потянулся ввысь, где руки невидимых мастеров лепили из него облака. Аранта села и потянулась, забросив руки за голову. – Пошли в воду, – предложила она. Гладь запруженного буреломом ручья разбилась под ними, словно была затянута корочкой льда, брызги взвились к небесам и обрушились оттуда цветным бриллиантовым дождем. Они резвились по пояс в воде, шумные, как дети или непуганые звери. И, разумеется, от холодной воды вновь вспыхнул пожар в крови, и они снова принялись друг за друга, прямо в воде, уже без слов. На этот раз – дольше, сосредоточеннее, нежнее, отыскивая друг в друге тропу к обоюдному наслаждению. И, сказать по правде, был уже день, когда они, сконфуженные собственным счастьем, держась за руки, вернулись к костру, где их встретил смертельно оскорбленный Анелькин взгляд: – Ты сделала это нарочно! 4. ВОТ ОНО, НАСТОЯЩЕЕ! Очередное пробуждение настигло Аранту оттого, что что-то изменилось. Гремел утренний хор цикад, составляя неотъемлемую часть лесной тишины, перекликались наверху птицы. Грандиоза спала младенческим сном поодаль, демонстративно повернувшись спиной. Они с Кеннетом «на людях» старались вести себя прилично, но разве можно было удержаться и не покраснеть, лишний раз, словно невзначай – а иной раз ведь и вправду невзначай! – коснувшись рук? Минут уединения, когда они второпях пытались отдать друг другу накопленную годами и рвущуюся наружу нежность, и тому, и другой было безбожно мало, и оба чувствовали свою вину. То у нее, то у него временами вырывалось: мол, погоди, вот настанет время, чтобы крыша над головой, запертая дверь, кровать и целая ночь… Подумать, сколько времени они могли, наслаждаться друг другом в самых изысканных и дорогих интерьерах, какие она могла позволить себе сообразно своему положению. Впрочем, едва ли Рэндалл позволил бы, а уж он-то так или иначе узнал бы первым. «В ваши-то годы!» – презрительно кривилась Анелька. Было совершенно невозможно объяснить ей, что Аранта, оказывается, всю жизнь любила Кеннета, особенно теперь, когда она так долго и во всеуслышание заявляла, что всю жизнь любила Рэндалла Баккара. С точки зрения теоретически подкованной Грандиозы, Аранта подчинила себе единственную имевшуюся в досягаемости особь мужского пола с единственной целью: укрепить свой авторитет старшей самки. Не привыкни Красная Ведьма сызмальства ходить среди трусливого презрения, этот остракизм мог бы подпортить ей кровь. Спасение было одно – не обращать внимания. Мнение Грандиозы ничего не решало. Ах вот оно что! Не было под головой руки Кеннета. Той самой «хоть на это годной» руки. Руки лучника, перевитой мощной тугой лентой мускула и обтянутой загорелой кожей, такой ровной и шелковой на вид, что ладонь тянулась сама – погладить. Аранта несколько раз перевернулась с боку на бок. Недовольство ее росло. В самом деле, сколько нужно времени, чтобы завернуть за ближайший куст? Уж не случилось ли чего? Вчера Кеннет был рассеян, даже, она сказала бы, чуточку раздражен. Пришлось сменить роль на несвойственную и выступить заботливой и мягкой подругой, чтобы он признался наконец, что у него ноет отнятая рука. Противно, нудно и уже долго. Мучительно, как ноют больные зубы. В самом деле, шрамы швов покраснели и выглядели набухшими. Что ж, списали на перемену погоды: фронтовые раны чуят ее за два-три дня. Однако Аранта встревожилась – не ранний ли это ревматизм, вызванный их ночевками на сырой земле. Не ровен чае прицепится какая костоглода! Теперь, когда их искал уже не Рэндалл, а так, только отряды Брогау, шарившие в поисках недобитков Баккара, можно было вздохнуть более или менее свободно. Новая опасность казалась меньше. Значит, можно покончить с романтикой ночевок у костра и питанием «со стола господа бога», то есть тем, что пробежало или пролетело мимо или выросло под ногами. К услугам располагавших небольшими деньгами вдоль дороги едва ли не на каждой версте стояли трактиры. И хотя Аранта доподлинно знала, что трактирщики состоят в уголовном приказе на жалованье, у них всегда был шанс прикинуться не теми. Тем более так далеко на северо-запад от Констанцы. Аранта поднялась на ноги, чуть покряхтывая от напряжения в мышцах живота. Слишком невеликая плата за удовольствие видеть, как Кеннет стремится быть с нею ласковым. Так неумело и так грубовато трогательно, что ей хотелось спрятать его целиком в своем сердце. Надо его искать. Как медик, имевший обширный опыт на полевом материале, она знала, что мужчин не следует оставлять наедине с болью. Непредсказуемость их действий была поистине беспредельна. Она помнила случай, когда измученный воспалением уха солдат проткнул себе перепонку острием кинжала. В лучшем случае он бы оглох, но рука идиота дрогнула, и он вонзил лезвие себе прямехонько в мозг. А ведь воспаление уха – вещь не такая сложная! Кеннет сидел на берегу, у самой воды, на песчаной полосе пляжа, обнаженной засушливым летом. На коряге, которую приволокло весеннее половодье. Пальцами правой руки, помогая себе зубами, он что-то делал с обрубком левой, и Аранта подобралась близко как раз настолько, чтобы услышать, как он помянул чью-то мать. – Давай, – сказала она, – помогу. Что у тебя там? В самом деле, не все ему ее ловить! Это выражение бешенства в его глазах было, наверное, ее самым любимым. Оно говорило о способности прыгать выше головы и о готовности делать это снова и снова. Несомненное свойство мага. Только сейчас бешенство выглядело беспомощным. – Ты говорила – беречь кровь, – отозвался он, нехотя демонстрируя ей свою неумелую перевязку. – У меня рана вскрылась. Что за черт? Так… не вовремя. Или я должен управиться сам? Тебе сейчас нельзя прикасаться к моей крови? Да чтоб она знала! Аранта вздохнула, садясь рядом. Избавившись от заклятия, она испытала несказанное облегчение. Мучительно не хотелось ввязываться в это снова. В самом деле, своим действием возвести на престол короля и своим бездействием низложить его вполне достаточно для мага любого калибра. Со своей стороны, она бы не возражала, когда бы миссия ее жизненного пути свелась только к поиску кандидата и передаче Могущества ему, как если бы ей оно было доверено только на сохранение. Кеннет был лучше всех прочих. Он не охотился за ее кровью специально, и ему, как она полагала, было больше всех надо. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=123622) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.