Во власти женщины Эрленд Лу Дебютный роман автора «Лучшей страны в мире» и «Наивно. Супер»; именно в этой книге наиболее отчетливо видно влияние писателя, которого Лу называл своим учителем, – Ричарда Бротигана. Главный герой попадает под власть решительной молодой женщины и повествует – в характерной для героев Лу самоироничной манере – о своих радостях и мытарствах, потерях и приобретениях, внутренней эволюции и попытках остаться собой. Герои «Во власти женщины» ходят в бассейн и занимаются любовью в плавательных очках, поют фольклорные песни и испытывают неодолимое влечение к орланам-белохвостам, колесят по Европе и мучительно ищут себя... Эрленд Лу Во власти женщины Часть первая 1) Одно время она вдруг стала наведываться ко мне почаще. Причем поздно вечером, когда я привык ложиться. Придет, сядет и ну говорить. Всегда об одном и том же – о том, до чего, мол, она любит тишину и как это хорошо побыть иногда в одиночестве. Она говорила, и конца не было этим разговорам. Случалось, я под них засыпал, проваливался куда-то на минутку, но она даже не замечала. Вздрогнув, я просыпался, иногда у меня из горла вырывался странный звук. Очнувшись, я обнаруживал, что она все еще говорит. О восхитительной тишине, которой можно наслаждаться вдвоем, о душевной чуткости и тонком взаимопонимании. Словом, рассуждала о гармонии. О человеческом общении. Только уж больно быстро она тараторила. А я лишь изредка решался вставить: прости, что ты сейчас сказала? В основном я усердно кивал, стараясь показать, что ловлю каждое слово. Да, несомненно, повторял я, кивая отяжелевшей головой, как же, как же, ты совершенно права, разумеется. А сам смотрел на нее, на ее ноги, на губы. Очень красивые, между прочим. И всякий раз я заранее угадывал момент, когда она попытается встретиться со мной взглядом над этим словесным потоком. И всякий раз мой взгляд был уже наготове. Я первым поспевал на место встречи. Интервалы между этими встречами были длинными. Она подолгу могла говорить, обходясь без ответного взгляда. Я хорошо изучил эти интервалы. На это ушло не меньше пяти вечеров. Впрочем, я не считал. 2) Однажды вечером она пришла позднее обычного. Я уже лег. Пришлось схватить первые попавшиеся под руку трусы. Это оказалась самая неудачная пара из всех, какие у меня были. Края на ляжках растянулись, не трусы, а так, что-то вроде юбочки. Пришлось все время соблюдать осторожность, сидеть только в определенных позах и резко не вскакивать. И все-таки надеть брюки было бы еще хуже. Она могла истолковать это как приглашение остаться: мол, я еще и не думал ложиться, впереди долгая ночь, хватит времени выспаться. Меня поразило, насколько верное я принял решение, я тут же понял, что разница между человеком в трусах и человеком в брюках колоссальна, если вообще обозрима. Человек в брюках ко всему готов. Что бы ни потребовалось. В то время как в трусах он свободен от обязательств. Например, человеку в трусах невозможно предложить прогуляться ночью по лесу, а такое предложение с ее стороны меня ничуть не удивило бы. Она уже устроилась на своем любимом стуле. Поближе к пепельнице. Сперва, как всегда, сказала, что обожает тишину, тишина для нее значила так много, что мне, очевидно, просто не дано было этого понять. Я кивнул. Потом она заговорила о своем отце. У них плохие отношения, она рассказала все, что ее отец говорил и делал или чего он не говорил и не делал за долгие годы ее детства. Должно быть, я заснул (обычно между двумя и тремя часами ночи мне особенно хочется спать); когда я внезапно проснулся, она как раз дошла до эпизода, который подвел черту под ее детством. Она как раз дошла до самого главного. Ее история потрясла меня и вместе с тем обрадовала: у меня появился повод как-то отреагировать, сказать, что я в жизни ничего подобного не слышал, и посоветовать ей немедленно выяснить с отцом отношения. Высказать ему свое мнение. Господи Боже мой! Она же взрослая женщина, пора поговорить с ним начистоту. По-моему, это надо сделать не откладывая, завтра же и поговорить. Сколько можно терпеть? После этих слов мы долго смотрели друг на друга. Я высказался, я взял ее сторону. Ясно и недвусмысленно. Оценит ли она мою душевную чуткость? 3) На другой день мне на работу позвонил некий господин Шлинд-Ханссен. Я к вашим услугам, – сказал я. Слушай и не перебивай! – рявкнул он. Я и не думал перебивать, сказал я. И только тут я запоздало сообразил, что это ее отец. Господин Шлинд-Ханссен рвал и метал. Мне даже пришлось отодвинуть трубку подальше от уха. Он сказал, что Марианна (ее звали Марианна) была у него сегодня рано утром. Она обругала его на чем свет стоит, сбросила со стола на пол его завтрак (яйцо всмятку, чашку кофе и крыжовенный джем) и сообщила, что наконец-то встретила мужчину (меня), который ее понимает и который разбудил ее чувства. Она заявила ему, что больше не желает иметь с ним ничего общего. Потом начала яростно щелкать выключателем, пока лампочка не перегорела, и при этом все время кричала, что он отравил ей все детство, сделал ее жизнь беспросветной и что она никогда ему этого не простит, никогда, никогда. Я попытался утешить беднягу: она же все-таки не сказала, что ненавидит его; постепенно все уляжется и они помирятся, разве не так? Какое там, далеко не так. Он посоветовал мне быть поосторожнее. И несколько раз повторил эти слова (поосторожней, подонок). Ему даже страшно подумать, что может сделать с его (единственной) дочерью такой низкий человек, как я. По одному моему голосу он уже понял, что его дочь от меня еще наплачется. Наконец до меня дошло, что дело зашло слишком далеко, и я попытался объяснить господину Шлинд-Ханссену, что вовсе не подстрекал Марианну порвать с ним, у меня и в мыслях такого не было. Он оборвал меня и крикнул с дрожью в голосе, что если когда-нибудь встретит меня, то скорее всего набьет мне физиономию. 4) А Марианна все продолжала меня навещать. И я бы сказал, еще усерднее. Она начала приносить мне разные мелочи. То апельсиновый чай, то однажды вечером огурец, а иногда пакетики шоколадных конфет, которые ей дарила больная диабетом подруга, работавшая неполный рабочий день на кондитерской фабрике Нидар-Бергене. Да-да, неполный рабочий день, сказала Марианна, и мне стало ясно, что я должен спросить, почему неполный. А потому, что эта ее Нидар-Бергене – мать-одиночка и, главное, она не любит рано вставать, объяснила Марианна. При этом она надменно хохотнула и закатила глаза: мол, нет ничего кошмарнее, чем вставать ни свет ни заря, мы-то оба это понимаем. Я кивнул и тоже закатил глаза. Очень старательно. Но тем не менее мне по-прежнему нестерпимо хотелось спать по вечерам. 5) Однажды вечером она захотела поцеловать меня. Должно быть, решила, что пора. Я видел, как она задержала дыхание и вытянула трепещущие губы. Приблизила ко мне лицо. Хочешь апельсинового чаю? – спросил я. Можно с медом. Ну конечно же с медом, – тихо проговорила она. 6) Однажды мы пошли в кино. Этот жуткий фильм меня совсем вымотал. Под конец герой спрыгнул со скалы. Я заплакал и подумал: скорей бы домой. Но мы пошли в кафе. Марианна решила, что нам надо выпить пива, покурить и поговорить о фильме. Ей понадобились две кружки, чтобы рассказать, как ей понравился фильм. Особенно конец. Она ни минуты не сомневалась, что у героя выросли крылья и он полетел. Она горячо отвергла робко высказанное предположение, что он мог разбиться насмерть у подножия скалы. Нет, он взмыл в небеса, чтобы поблагодарить человечество за дарованную жизнь. Послушай, сказал я, ведь мы оба видели, как он прыгнул и исчез. Он прыгнул навстречу смерти, Марианна. Да, сперва он немного пролетел вниз, сказала она, но потом вэмыл ввысь. Ну с чего ты это взяла (ведь фильм, черт возьми, на этом кончился)? А вот так, знаю, и все. 7) Я смотрел в сторону, избегая встречаться с ней глазами. Ненадолго задержал взгляд на пепельнице. Счет был 2:2, но на самом деле счет был в мою пользу, потому что первый окурок я выбросил в окно. 8) Марианна позвонила мне на работу. Голос у нее был звонкий и радостный. Как хорошо, что я с ней согласен, сказала она. Я попытался вспомнить, о чем мы говорили вечером. Вроде бы ни о чем. Ну, так я сегодня к тебе, сказала она. Я кивнул в трубку и сказал: ну конечно, и это будет очень хорошо. 9) В тот же вечер она ко мне переехала. С дюжиной небольших картонок и кремовым комодом. 10) Я начал регулярно ходить в бассейн. Это было единственное, что я мог придумать, чтобы хоть немного побыть одному. Я купил годовой абонемент. Шикарную белую пластиковую карточку, на которой блеклыми буквами было выведено мое имя. Каждый день после работы я отправлялся в бассейн и пытался свыкнуться с необычайной обстановкой, которая меня там окружала. Сидел часами в сауне и читал. Как ты похудел, сказала Марианна. Я и вправду похудел. 11) Всю неделю меня преследовал немолодой мужчина с большим животом и торчащим пупком. В душе, в сауне, в гардеробе, под сушилкой для волос – повсюду он неотступно следовал за мной. Этого нельзя было не заметить. Один раз, в сауне, наши взгляды встретились. Я как раз дочитал книгу и поднял глаза. И наши взгляды встретились сквозь пар. Я и не думал, что у него такой взгляд. Спокойный, добродушный, даже растерянный. Я ушел в душ. Когда я зашнуровывал ботинки, незнакомец снова оказался рядом. Мы оба молча зашнуровывали ботинки. Наконец он заговорил, сказал, что мне следует купить очки для плавания, и быстро назвал несколько подходящих марок. Об этом стоит подумать, сказал он, иначе глаза краснеют. 12) К моему возвращению Марианна почти всегда уже была дома. Я сказал ей, что мужчина с пупком посоветовал мне купить очки для плавания. Она взъерошила мне волосы, они были еще влажные, и сказала, что это замечательная мысль и что я немедленно должен осуществить ее. Мы договорились встретиться завтра в городе. Ей непременно хочется пойти со мной и помочь мне выбрать очки, сказала она и подчеркнула, что я достоин очков самого высокого качества. Да, не будем хватать первые попавшиеся, сказал я. 13) Я предупредил на работе, что пораньше уйду на обед, и отправился на встречу с Марианной. Ты долго ждала меня? Да, ответила она, но это пустяки, зато она успела съесть большую порцию замечательного мягкого мороженого. Что?! – заорал я. В октябре? Ну да, в октябре. Мороженое? – сказал я. Ну да, мороженое. ТЫ спятила, Марианна, неужели ты ешь мороженое в октябре? Ем, а что тут такого, сказала она, я сама решаю, когда мне есть мороженое. Предупреждаю, что мне это не нравится, гаркнул я. Всему свое время, Марианна! И ты не хуже меня знаешь, что в октябре люди мороженого не едят! Заруби себе на носу! Не едят! Нет, едят, сказала она. И я снова заорал ей в самое ухо: нет, черт возьми, нет! И между нами воцарилось молчание. Через некоторое время я сказал: извини, я вел себя как дурак. Должно быть, я окончательно рехнулся. Я полный идиот, Марианна, пожалуйста, прости меня. Да ладно, только и сказала она. Мы обнялись, она взяла меня за руку и решительным шагом повела в магазин. Теперь за дело, сказал я. 14) В магазине целая стена была почти сплошь занята всякими принадлежностями для плавания, среди прочего там было несколько десятков самых разных очков. От этого изобилия у меня зарябило в глазах. Я протянул руку и взял с полки очки марки «Спидо». Блестящее стекло, черная резина. Я повертел их и понял: да, очки что надо. Кроме того, на упаковке было написано: Supergoggle, а с обратной стороны под словами Caringforyourgoggle помещалась инструкция, как ими пользоваться. Что значит «goggle»? – спросил я. Очки для бассейна, сказала Марианна. Чудесно, я их беру! Нет, не берешь, сказала она. Не спеши! Она отступила на шаг и долго не двигалась. Вокруг нас уже крутился продавец, но ненавязчиво. Марианна вертела в руках все очки подряд, а я топтался рядом и говорил: ну хватит, Марианна, давай возьмем эти. Вдруг перед нами вырос продавец и сказал: добрый день. Привет-привет, ответила Марианна. Могу я чем-нибудь помочь? Я с радостью кивнул, но Марианна решительно сказала: нет. Продавец отошел, и мы опять принялись разглядывать очки. Вот, сказала наконец Марианна. Нашла. Красная резина, темные стекла. Championgoggle, к тому же с защитой от ультрафиолетовых лучей. Самые дорогие. Зачем мне такие роскошные очки? – удивился я. Но Марианна отвела меня в сторонку и сказала, что сейчас говорить будет она: в конце концов, купил я себе годовой абонемент в бассейн или нет? Кроме очков, я, по ее мнению, должен был купить себе зажим для носа. Короче, Speedo stainless steel rubber dipped nose clip with elastic band (one size fits all). Я внутренне сжался при мысли об унижении, которое ждет меня, если зажим мне все-таки не подойдет, но Марианна поглядела на меня и молча кивнула, все в порядке, бери. Я заплатил сто восемь крон. Из магазина мы вышли в обнимку, и я поблагодарил Марианну за то, что она не дала нас обдурить. 15) Теперь мы часто оставались по вечерам дома. Вдвоем, Марианна и я. Кожа у меня пропахла хлоркой, и Марианна не оставила это без внимания. Иногда она просила меня надеть очки для плавания. Нет, не надо, говорил я и смущенно сопел. Давай-давай, у тебя в них такой бравый вид. Уже поздно, я отговаривался как мог. Заткнись, говорила она. И я надевал очки. Это возбуждало ее. Она хотела, чтобы мы тут же легли на диван. Перестань, просил я. Но она начинала говорить, как хорошо, что людям даны тела, пусть и неуклюжие, как наши, но они могут доставить нам бездну удовольствия. Я смотрел на ее губы и был начеку, чтобы встретиться с ней взглядом в нужный момент, когда ей захочется. Потом опять смотрел на ее губы. Бледно-розовые на границе с кожей и пунцовые внутри. Крайне важно выработать в себе раскованное отношение к своему телу, считала она. Я кивал. Произнося последнюю фразу, она успевала скинуть с себя одежду (не стой столбом, говорила она). И я со временем понял, что она прекрасна, и что меня она тоже считает прекрасным, и что, наверное, больше ничего и не требуется. Смотри на меня через очки, стонала она. И я смотрел на нее через очки. 16) Марианна купила бутылку красного вина. Вино стоило больше ста крон, и я сказал, что, по-моему, это расточительство. Мало ли что по-твоему, сказала она. Но у меня не нашлось штопора. Я сделал вид, что удивлен. И куда только он мог запропаститься? Мы долго искали штопор. По нескольку раз обшарили каждый ящик. На самом деле штопора у меня и в помине не было. Я никогда не покупал вина. Однако у Марианны был свой способ открывать бутылки (учись, сказала она). Зажав бутылку между колен, она изо всей силы ударила кулаком по донышку. Так она била добрых десять минут. Зачем это? – спросил я. Она не ответила. Только попросила меня держать бутылку так, чтобы она могла вложить в удар всю силу. Никакого результата. Послушай, сказал я, если ты думаешь, что от твоих ударов пробка вылетит, то ты ошибаешься. Это невозможно, потому что в вине нет углекислоты. Но Марианна мне не поверила. Так открывать бутылки она научилась у одного поляка. И у него это получалось? – полюбопытствовал я. Марианна замялась с ответом. Он тебя просто надул. 17) В итоге мы шариковой ручкой протолкнули пробку внутрь бутылки. Ура! – ликовала Марианна и хлопала в ладоши. Я принес бокалы, и мы расположились на диване. Ну как? – с воодушевлением спросила она после первого глотка. Что как? – удивился я. Она с раздражением показала на бутылку. Ах это... отличное вино. Очень хорошее и ни на что не похожее. Оно так приятно обволакивает рот и горло. Конечно вино хорошее, сказала Марианна. Но не мог бы ты подобрать какое-нибудь другое слово? Какое другое? – удивился я и стал напряженно думать, не знаю ли я другого слова. Я пытался придумать какое-нибудь слово, кроме «хорошее», но нашел только слово «превосходное» и еще несколько похожих слов. Восхитительное, сказал я после короткого раздумья. Да, согласилась Марианна, ну а еще? Еще? Нет, больше мне ничего не приходит в голову. Может быть, ты подскажешь? Конечно подскажу. И она объяснила, что мы пьем вино, которое отличается яркой индивидуальностью. Про него нельзя сказать, что оно просто хорошее. Нельзя, и все. Почему же нельзя? – удивился я, но она попросила не перебивать ее. На ее взгляд, это вино было грациозным и легким, оно отличалось ярким вкусом, а не каким-то там приглушенным и сдержанным. Я понял, что Марианна очень довольна своим вином. Она пригубила бокал, глубоко вздохнула и сказала, что уже очень давно не пила вина, которое было бы столь содержательным. А главное, столь дерзким. Оказывается, мы пили дерзкое вино. Дерзкое, верно, сказал я и сделал глоток побольше. М-м-м. И еще я сказал, что, по-моему, черт подери, она права. Оно как будто пытается скрыть от нас свою тайну, продолжала Марианна, и мгновенно улетучивается, не дожидаясь нашего суда. Странная летучесть для тех краев, сказала она, оно словно трусит, я всем горлом ощущаю его трусость. Попробуй! Мне следовало тут же убедиться в ее правоте (и она прижала свой бокал к моим губам). Я долго смаковал вино и сказал, что она права, вино как будто хочет прикинуться более недолговечным, чем оно есть. Марианна пристально посмотрела на меня. Дурак! – только и сказала она. 18) Назавтра я купил штопор. Старого образца, который вполне мог заваляться у меня еще с начала семидесятых. Я засунул его подальше в ящик и «случайно» нашел, когда жарил на ужин рыбные котлеты. Ура! – крикнул я. Смотри! Наверное, он все время лежал там. Разве не странно, что вещи то пропадают, то находятся? – засмеялась Марианна. Просто crazy, сказал я. 19) Мы отправились в лес. Ты не думаешь, что уже поздновато собирать чернику? – спросил я. Марианна закатила глаза. Я просто обожаю бродить по лесу, сказала она. У нас были добротные сапоги со стельками из газеты, ведерки и у каждого по гребешку для сбора ягод. А рукавицы нам нужны? – спросил я. На автобусе мы заехали подальше в лес. Марианна шепнула мне, что в автобусе я могу снять рукавицы. Она боялась, как бы люди не подумали, что она сопровождает человека, у которого не все дома. Я снял рукавицы и положил их на сиденье между нами. Она одобрительно кивнула и похлопала меня по колену. 20) Конечно, я забыл рукавицы в автобусе. Вот черт! – сказал я. Это была ее вина, ведь она нарочно закрыла их своими ляжками, я так и сказал, причем еще и повторил эти слова. Марианна оборвала меня и твердо сказала, что ей надоело мое нытье. Мы приехали за черникой и, значит, будем собирать чернику, обойдешься без руковиц. В течение первого часа мы не нашли ни одной даже самой маленькой ягодки, но зато я нашел небольшой гриб. Какая прелесть! – воскликнула Марианна и сказала, что это подосиновик. Но ведь он мороженый, сказал я. Марианна заявила, что ничего – дома в тепле гриб отойдет. Вскоре мы нашли и чернику, тоже мороженую. Ягода сыпалась в наши ведерки с ледяным звоном. Я продрог, но в осеннем лесу было очень красиво. Уж это ты должен признать, сказала Марианна. Тут я и не думал возражать. Она рвалась все дальше и дальше. Чур, я первая взбегу на горку! – крикнула она. Neverever, сказал я. 21) Мы собирали ягоды до темноты. Я сосал мороженую чернику, как леденцы. Меня вдруг осенило: Марианна, если ты вот так возьмешь в руку мой гриб и будешь его лизать, можно будет подумать, что у тебя мороженое. Точно, сказала Марианна. Наконец мы сели на автобус и поехали домой. Я попросил Марианну, чтобы она узнала у водителя, не видел ли он моих рукавиц. Сам спроси, сказала она. С какой это стати! – возразил я. Ведь это она виновата, что я их забыл. И Марианна пошла и спросила. Вернувшись, она с торжествующим видом сообщила, что водитель не обязан следить за вещами всяких растяп. Что?! Так и сказал? Она, вызывающим тоном: вот именно! Тут я вскочил, чтобы выяснить отношения с водителем. Но Марианна велела мне успокоиться. Водитель посоветовал обратиться в бюро находок автобусного парка, сказала она. Я сел, стиснул зубы и молча кивнул. Ну погоди, пригрозил я про себя. 22) Эти рукавицы были мне дороги. Мне их подарил дедушка, а дедушка мой был просто замечательный человек. А я из-за Марианны забыл их в автобусе! Я подумал, что такого бы не случилось, если бы ноги у нее были постройней, и тут же довел это до ее сведения. Тогда она разделась и спросила: чем тебе нехороши мои ноги? Оказалось, что ноги у нее нормальные, и мне пришлось взять свои слова обратно. Чем дуться, предложила Марианна, лучше бы я разделся. Я так и сделал, и мы оба оказались нагишом. Потом я оделся и отправился в бюро находок автобусного парка. 23) Прошло какое-то время. Проснувшись утром, Марианна часто говорила: какой же ты миленький, когда спишь. На ее взгляд, во мне тогда появляется что-то нежное и вместе с тем решительное. Ага, говорил я. Она же выводила из этого наблюдения, что я в нее очень влюблен. У тебя это на лице написано, говорила она. Я невольно поежился и спросил, часто ли она просыпается по ночам. Да, не так уж и редко. 24) Послушай, скоро будет зимний солнцеворот, сказала Марианна и решила, что это хороший повод для вечеринки. И тут же написала приглашения. Добро пожаловать к нам на вечеринку по случаю поворота солнца в следующий четверг в восемь вечера. Захватите вино/пиво. Солнце не поворачивается, презрительно сказал я. Еще как поворачивается, сказала Марианна. Она хотела пригласить двух товарищей из своей группы и подругу, которая работала на Нидар-Бергене. Ну а ты кого пригласишь? Я позвал в гости соседа по площадке. Он с радостью согласился, но сказал, что у него будет игра в керлинг и, возможно, он немного опоздает. Только его? – удивилась Марианна, она чистила зубы. Да, сказал я. 25) Немного времени, чтобы обдумать все накопившееся. Марианна ушла спать, а я остался сидеть в гостиной. Ее кремовый комод решительно не подходит к моей обстановке. А еще я думал о том, что само появление у меня Марианны произошло с ошеломительной неожиданностью. Все это было как-то странно и вызывало у меня неприятное ощущение недолговечности нынешнего положения. Я попытался разобраться в этом ощущении, но не пришел ни к какому результату. Так или иначе, Марианна была здесь, и комод ее был здесь, и все платья, и все ее вещи уже перемешались с моими. Вот и хорошо. Я решил, что постараюсь-ка я влюбиться в нее без памяти. Завтра же и начну. Вряд ли это займет много времени. 26) Твой комод не очень сюда подходит, сказал я утром. Она не расслышала. Я повторил еще раз: послушай, твой кремовый комод не подходит к моей гостиной. Ты думаешь? – удивилась она. Да, ответил я. Тогда, может быть, купим другой, побольше? – предложила Марианна, но я объяснил, что меня смущает не размер, а цвет. Она, напротив, считала, что цвет просто замечательный. Не подходят скорее уж стены и остальная мебель. Я смекнул, к чему она ведет, и предупредил, что собираюсь перекрасить ее комод (Марианна, я перекрашу твой комод). Она сказала: нет, даже и не думай. Об этом не может быть и речи. И предложила мне уж лучше, наоборот, перекрасить что-нибудь из моих вещей. Ладно, сказал я и ушел. 27) Я отправился в бассейн и мчался как на пожар, злясь на себя за то, что позволил ей думать, будто смысл нашего разговора сводился к моему желанию или нежеланию что-то перекрасить. Сейчас она радуется, воображая себя победительницей (небось жарит себе яичницу), потому что наш разговор закончился на том, будто стоит мне что-то перекрасить, и я успокоюсь. Уж не думает ли она, черт побери, что на меня с утра пораньше нашел такой стих непременно что-нибудь перекрасить. И еще злился на себя, что я всегда пасовал, как только наш спор достигал температуры каления. И даже чуть раньше. 28) Знаешь, дорогая, я сыт по горло! Вот что надо было по-настоящему ответить, думал я. И несколько раз повторил про себя эту не слишком любезную фразу. Вот что мне следовало сказать ей прямо в лицо. А не вилять. В следующий раз я ей так и скажу, ничего не смягчая. На подходе к бассейну я уже улыбался и привычно помахал вахтеру своим абонементом. Проплыл один километр. 29) Со мной заговорил мужчина с пупком. Я вижу, вы купили самые дорогие, сказал он, показывая на мои очки. Я кивнул и объяснил, что очень доволен очками, хотя слева они чуть-чуть пропускают воду. Он заволновался. Неужто пропускают? Пропускают, подтвердил я. Он вызвался починить мои очки; ты, мол, не беспокойся, я уже сто раз это делал. Взяв у меня очки, он стал давить на пластиковую оправу, в которую были вставлены стекла. Я нервничал и смотрел на его торчащий пупок, чтобы только не принимать участия в этой операции. Я направился было в душ, чтобы уйти подальше от греха, как вдруг раздался звук треснувшей пластмассы. Вот черт, тихо выругался мой доброхот и неожиданно объявил, что мне подсунули барахло. 30) Пока мы одевались, он все время убеждал меня, что я могу ни о чем не волноваться. Он немедленно купит мне новые очки. Первым долгом пойдет и купит. Не будем же мы ссориться из-за каких-то очков, сказал он. 31) С места в карьер мы помчались в спортивный магазин, где я недавно купил очки. Гленн (его звали Гленн) нес очки в правой руке и время от времени тоскливо на них поглядывал. Он качал головой и сетовал на царящее в мире зло и предательское несовершенство даже самых простых вещей. И постепенно до меня стало доходить, что он думает, будто я раздражен случившимся ничуть не меньше, чем он. Он шел твердым шагом, нет, мы оба шли твердым шагом. Двое решительных мужчин. 32) По дороге он один раз остановился у дверей банка. Между прочим, начал он, на что тебе сдались очки с ультрафиолетовой защитой? Вот именно, сказал я (однако за словом в карман не лезу). И он очень прозрачно дал понять, что на этот раз не может быть речи о покупке очков такого же типа. 33) Гленн подошел прямо к прилавку. Поздоровался. На сей раз вести переговоры предстояло ему. Нам не нравятся эти очки, сказал он. Совершенно не нравятся. Продавцу сразу следовало уяснить себе, что последние четверть часа своей жизни Гленн только и делал, что чувствовал, как ему не нравятся очки, и не нравятся все больше и больше, и вот сейчас они (как уже было сказано) не нравились ему совершенно. А что в них не так? – спросил продавец с явным интересом, хотя и немного капризным голоском, голоском, прямо скажем, неподходящим для окружающей обстановки (что позже позволило Гленну утверждать, будто продавец – гомик). Словом, вот этим своим голоском он спросил, что случилось с моими очками (которые, как он не сомневался, принадлежали Гленну). Они никуда не годятся, сказал Гленн. 34) Не стоило применять к очкам силу. Вот и все. Конечно, необходимо регулировать расстояние между стеклами (никто не спорит), но без применения силы. А с применением чего? – спросил Гленн. 35) Твердо глядя на продавца, Гленн потребовал вернуть ему деньги, но продавец сказал, что это исключено. Очень даже включено, возразил Гленн. Нет, вы напрасно потратили время. Мы потратили, но не время, сказал Гленн (одержав тем самым маленькую лингвистическую победу), а я почувствовал, что он начинает мне нравиться. 36) Но денег нам все-таки не вернули. Откуда нам знать, что эти очки были куплены именно у нас? – спросил продавец, очень довольный, что догадался взглянуть на проблему с другой стороны. Гленн сдался. И купил мне новые очки. Красивые, желтые, с футляром для хранения. Теперь мы квиты, сказал он и похлопал меня по плечу. Я поблагодарил его и сказал, что больше не держу на него зла. Глупо затевать ссору из-за таких пустяков. Какая еще ссора? – удивился Гленн. 37) Мы с Марианной провели в постели целый день. 38) Девять раз занимались любовью, и никто ни разу даже не вспомнил о кремовом комоде. Господи, кажется, я уже влюбился в нее без памяти (на меня словно снизошла некая космическая сила любви и самоотречения), главное – не противиться этому чувству, вдалбливал я себе. Утром, когда мы встали, Марианна предложила пригласить Гленна на нашу солнцеворотную вечеринку. По моим рассказам она поняла, что тот очень славный. Я высказал предположение, что Гленн немного староват для нашей компании, но потом мы выяснили, что не староват. Собственно говоря, что такое староват? – сказала она. 39) А что мы будем пить? – спросила Марианна. Я не понял, что она имеет в виду вечеринку, и потому ответил, что мне ничего не надо. Спасибо, но мне не хочется пить. Однако немного погодя я сообразил, о чем идет речь, и сказал, что, на мой взгляд, подойдет какой-нибудь легкий напиток и красное вино. А глинтвейна не надо, сказала Марианна. Почему не надо? – удивился я. Оказывается, она не утверждала, а спрашивала, не против ли я глинтвейна. Конечно не против, сказал я и объяснил, что не понял ее, потому что она произнесла конец фразы без интонационного подъема, что для норвежского языка (да и вообще для любого другого) было бы естественно в вопросительном предложении. Но зато прибавил (к своей чести), что в таких недоразумениях есть свое очарование и потому наверняка они еще больше сблизят нас. 40) Я начал разучивать на гитаре «Оккена Бума». Гленн по телефону предложил спеть вдвоем эту песню на вечеринке. Прекрасная мысль. Наконец я разучил ее настолько, что она уже годилась для домашнего употребления. Несколько раз я исполнил ее перед Марианной, и она одобрительно кивнула. Снова позвонил телефон, и Гленн спросил, не слишком ли мы замахнулись. Ты так думаешь? – удивился я. Оказалось, у него появились сомнения. Не бойся, народу будет совсем мало, утешил я его. Да, но тем не менее. Он считал, что я слишком легкомысленно смотрю на дело. Не надо думать, что это так себе, пустяки. Я постарался успокоить его, и в конце концов мы сошлись на том, что все куплеты я буду петь один (куплеты – это самое трудное, сказал он), а он будет подхватывать, когда я дойду до слов: «И он играет на ковше, на ковше, на ковше». Значит, договорились, сказал Гленн. 41) Через десять минут он снова позвонил, чтобы спросить, можно ли ему прийти на вечеринку с женой. Я сказал, что не знал, что он женат. Он так и понял, сказал он. Так удобно ли будет прийти вместе или нет? Разумеется удобно, и я сказал, что мы будем только рады. 42) Я решил принарядиться по случаю праздника и надел белую рубашку. Мы накрыли стол на восемь персон и решили, что обойдемся без именных карточек. Пусть каждый сядет там, где захочет, решили мы. Марианна радовалась в ожидании гостей. Я наварил целую кастрюлю овощного супа. Марианна беспокоилась, что не хватит. Оливковое масло (помни, надо съедать каждый день по чайной ложке масла), четыре больших паприки, корень сельдерея, морковь, много соевых бобов (раз уж твоя подруга с Нидар-Бергене не ест мяса), брюква и вдобавок два кило риса (плюс свежий хлеб). Господи, Марианна, этого больше чем достаточно. Наверное, согласилась она не очень уверенно. Мы зажгли свечи и приготовились насладиться чувством умиротворения, которое обыкновенно вызывает запах стеарина. Я сел за стол и незаметно для Марианны стал ее разглядывать. Не так чтобы очень красива, но, безусловно, хорошенькая. Красивые губы, рыжеватые волосы. Волнующая походка, она ходит чуть покачивая бедрами. Я считал, что до влюбленности уже рукой подать, теперь уже более или менее ясно, что все к этому неотвратимо движется. Можно поцеловать тебя, пока не пришли гости? – спросила она. Что ж, я за. 43) Первыми пришли однокурсники Марианны (милости просим, милости просим). Один из них (Бент) вежливо поблагодарил за приглашение, бережно повесил пальто, сделал несколько глотков вина из принесенной с собой бутылки и несколько раз повторил (дабы удостовериться, что все его слышали), что солнцеворот его нисколько не волнует, но он никогда не откажется от веселой дружеской вечеринки. Марианна объяснила, что Бент подвизается в области термических исследований, а я сказал, что мне это очень приятно слышать. Ну а ты, видимо, пошел по христианской стезе? – мягко спросил я другого студента (Рюнара). Да, он пошел по христианской стезе. 44) Мы все уселись в гостиной и без долгих проволочек приступили к душевному общению. И чем же ты занимаешься, Рюнар? Учусь в университете, ответил он. И тут выяснилось, что Рюнар изучает какой-то мудреный раздел теологии и это очень здорово и увлекательно. Ничего другого ему не нужно. Он ни о чем не жалеет. Тут он начал излагать, чем его привлекает образ Христа, и мы неожиданно заговорили о вере. По большому счету, не верить гораздо труднее, чем верить, заявил Рюнар. Ну а не по большому? (Вопрос Марианны был из снисхождения оставлен без ответа.) Тогда она спросила, не хочет ли Рю-нар апельсинового чаю (у нас есть мед). Да, спасибо, если с медом, кивнул Рюнар. Так вот, если вернуться к Иисусу, продолжал он и описал атмосферу, которая должна была объять Святую землю в момент воскресения Иисуса. Неужели мы не понимаем, какое это имеет значение. Для человечества! Для всех нас в этой комнате! Каждый день и каждый час нашей жизни! (Рюнар воодушевился и стал проникновенно заглядывать в глаза.) Но Бент все это уже слышал раньше, он чуть заметно приподнял брови и начал сжимать и разжимать пальцы. Странно, что остальные задерживаются, сказала Марианна. 45) А ты чем занимаешься? Бент посмотрел на меня. Я? – спросил я. Да, ты. Я рассказал, что часто хожу в бассейн, а вообще люблю читать, и осторожно показал на Марианну (которая, со своей стороны, была занята разговором с Рюнаром) и дал ему понять, что она тоже занимает часть моего времени (и это, разумеется, только приятно). Постепенно я объяснил ему, что у меня много разных дел, и нарисовал портрет жизнерадостного, активного и во всех отношениях спортивного человека. Это ладно, а кем ты работаешь? – спросил Бент. Ах работаю! Я почувствовал, что у меня нет желания говорить об этом. И предложил ему угадать. Может, в школе? В дорожной службе? Небось психиатрия? Или что-нибудь в рыбной отрасли? Наконец он сдался. Я обещал, что, возможно, скажу ему попозже. 46) Раздался звонок. Марианна открыла, это пришла Нидар-Бергене. Подруги обнялись, и Нидар-Бергене громко заявила, что давно мечтала на меня посмотреть (ведь она столько обо мне слышала). Она объявила, что принесла мне маленький подарок, и я сразу почуял неладное. Она велела мне развернуть пакет, потому что там по-настоящему нужная вещь. Бент медленно выпрямлялся на диване по мере того, как Нидар-Бергене заполняла собой всю комнату, и я видел, что он приготовился сказать о подарке что-нибудь одобрительное, каким бы этот подарок ни был. Я снял темную обертку, и там под слоем зеленой шелковистой бумага (я поежился) лежал камень. Ого, классный камень, сказал Бент. 47) Это был не просто камень, а кусок горного хрусталя. Нидар-Бергене потратила много времени в магазине, подыскивая камень, который подошел бы именно мне. Из нескольких сотен камней мне подходит только этот. Она в этом не сомневается, ни капельки. И она весьма убедительно рассказала, как камень послал ей сигнал и ей оставалось только настроиться на нужную волну. Бент был в восторге, а Марианна поинтересовалась, для чего можно использовать этот камень, и оказалось, что камень был универсальным, он годился буквально для всего. Например? – спросил я. 48) Этим камнем я могу отворить поток своей энергии, объяснила Нидар-Бергене, он стимулирует чакры (я сделал вопросительный жест, оставшийся без ответа) и поможет мне открыть самого себя. Я смогу с ним медитировать, почувствовать, как в моем естестве пульсирует живительная энергия, и сумею избавиться от всего темного в своем подсознании (да-да, темное есть у всех нас, и его необходимо изгонять). Благодаря камню я почувствую, что мое тело (как вообще все живое) является единым целым, поэтому, если повредишь часть, нанесешь урон всему целому. Бент опять проговорил: ого! – и пожелал, чтобы Нидар-Бергене продемонстрировала нам свойства хрусталя (ну какой-нибудь пример или упражнение – что-нибудь из того, что она так здорово расписала). Ни-дар-Бергене ласково посмотрела на него и объяснила, что это совершенно невозможно. Речь идет о силах, заключенных внутри нас, понимаешь, Бент? Энергия нам дана не для фокусов. Она просто есть в нас, и все. Мы можем использовать ее или не замечать ее всю жизнь, но шутить с ней нельзя, сказала Нидар-Бергене. Потом она спросила, все ли Бент понял, и он озадаченно кивнул. Я взглянул на Марианну и увидел, что она безумно за меня рада. Я получил подарок, который, может быть, сделает из меня другого человека, и она от этого только выиграет. Марианна улыбнулась, и я понял, что ей хочется поцеловать меня (чтобы отметить как свою собственность), но я ответил ей взглядом, говорящим, что никакие поцелуи в ближайшее время не уместны. 49) Привет! Привет! Это пришел Гленн с женой. Он не мог не заметить, что входная дверь не заперта, вот и решил... (отлично, Гленн, входи, добро пожаловать). Я еще не познакомился с твоей женой, сказал я. Познакомьтесь, пожалуйста, сказал Гленн и направился прямиком к чаше с глинтвейном. Я жена Гленна. Меня зовут Рут. Я пожал ей Руку, и сказал, что рад ее видеть, и представил ей, не торопясь, всю нашу компанию, назвав каждого по имени. А Гленн оторвался от чаши с глинтвейном и, глядя на гостей, сказал, что он для всех просто Гленн. 50) Рут штурмом взяла нашу компанию и сообщила всем, что ее вконец замучил насморк – все время течет из носа. Но недавно она открыла новый способ капать в нос, который произвел революцию во всем ее носовом хозяйстве. Она показала нам пузырек с каплями, и мы все дружно закивали. Я тоже покивал, но вдобавок сжал губы и издал негромкий, но восторженный и одобрительный звук. Я подумал, это положит хорошее начало нашей дружбе. 51) Бент спросил Нидар-Бергене, не хочет ли она выпить красного вина. Вообще-то она теперь не пьет... Бент зашел с другой стороны: поскольку окружающая среда вот-вот полетит в тартарары, она могла бы разок... (Нидар-Бергене заколебалась) – и он прибегнул к крайней мере: предположим, она осталась одна на необитаемом острове и у нее нет с собой ничего, кроме бочонка красного вина, неужели она даже тогда не выпила бы бокальчик? Она не знает, но скорее всего выпила бы. (Вот видишь.) И Бент налил ей большой бокал: твое здоровье, Нидар-Бергене. 52) Вечер шел своим чередом, и я ходил и пытался внести оживление в унылые и мертворожденные разговоры. Гленн и Рюнар стояли у чаши с глинтвейном. Гленн пил без передышки, тогда как Рюнар еще никогда не прикасался к алкогольным напиткам. Я верю в то, что надо хранить чистоту человеческого тела, сказал Рюнар, он считал, что напиваться пьяным – все равно что отказываться от неповторимой человеческой сущности, все равно что добровольно идти в кабалу. Но Гленн так и не понял, что там несет Рюнар, и сам стал рассказывать о веселых деньках в армии конца сороковых. Как они выдавливали зубную пасту в ухо товарищу, под мухой пилотировали бомбардировщик, спали без задних ног на пятнадцатиградусном морозе и, бывало, кто-нибудь просыпался оттого, что товарищи через воронку лили ему в мочеточник ледяную воду (ха-ха, славное было времечко). Рюнар морщился, а Гленн громко хохотал и веселился от души. Я же отправился на кухню посмотреть, как там поживает мой суп. 53) Марианна стояла у плиты и мешала ложкой в кастрюле. Она спросила, не нарежу ли я хлеб, и я нарезал. Как замечательно, что тебе подарили этот кристалл, сказала она. Ты думаешь? – спросил я, и она кивнула, сунув в рот кусочек спаржи. Она верила, что кристалл может еще больше улучшить нашу сексуальную жизнь (ведь я сам знаю, какое блаженство мы можем с нею испытывать). Я выразил сомнение, что нам может стать еще лучше, чем сейчас, но она была уверена, что может (интересно, что она знает такое, чего не знал бы я?). Между прочим, предложил я, нельзя ли нам прямо здесь и сейчас заняться любовью (всего разочек), ведь никому из гостей не придет в голову идти на кухню. Нет, нельзя. Мы должны присмотреть за овощами, и к тому же ей нужно в уборную. Ну а позже, один разок, когда выдастся подходящая минутка? Что ж, это вполне возможно. 54) А в комнате Нидар-Бергене обсуждала кристаллотерапию с женой Гленна. Рут никогда о таком не слыхала. Подумать только! А против насморка это тоже помогает? Неужели камням под силу и такое? И Нидар-Бергене перечислила не менее десяти случаев исцеления болезней носа и горла и еще несколько случаев избавления от глубоких комплексов. Видишь ли, Рут, сказала Нидар-Бергене, капли для носа помогают ненадолго, они лечат следствие, а не причину. Вот куда мы должны направить усилия, все дело в источнике заболевания. Женщины сплели руки и уже больше их не разнимали. 55) Мы с Гленном удалились в спальню, чтобы разок-другой прорепетировать «Оккена Бума». Гленн явно нервничал. Расслабься, Гленн (да, тебе легко говорить). Я-то свою партию знал хорошо, а вот Гленн все время слишком рано вступал с припевом. Как я пропою: «Он зовется Оккен Бум», значит, куплет кончился, сказал я. Понял-понял, сказал Гленн. Значит, так, сначала я пою куплет, там еще есть слова, что у него пиджак из сухарей, сухарей, сухарей, так вот, я пою, что у него пиджак из сухарей, а потом, что он зовется Оккен Бум, и только после этого начинается припев, все понял? Да, Гленн считал, что понял. 56) Мы исполнили песню почти без накладок, и все сказали, что пели мы здорово. Рут была тронута до слез, увидев своего мужа поющим (ты никогда еще не пел так хорошо, Гленн). Она была влюблена и счастлива, обнаружив у мужа новый талант после тридцати пяти лет супружеской жизни. Гленн и сам был растроган. Я легко похлопал его по плечу (настолько легко, насколько одному мужчине допускается похлопать другого) и сказал, что мы имеем полное право гордиться собой. Гленн пожал мне руку. Похоже, между нами завязывается дружба. Марианна крикнула, что пора к столу. 57) Милости прошу, угощайтесь, сказала Марианна, когда все наконец расселись, кому как понравится. Теперь оставалось только наложить еду на тарелки (может, ты начнешь первая, Рут). Раздался звонок. И на пороге появился мой сосед (Халфред), веселый и потный. К столу, к столу, и вновь небольшой ритуал знакомства с гостями. Это Халфред, говорил я, и Халфред всем пожимал руки, желал доброго вечера и искренне раскаивался, что так долго задержался, а все из-за игры в керлинг, которая имеет неприятную тенденцию затягиваться. Не переживай, Халфред, сказал я и усадил его за стол. Марианна подождала, пока все успокоится, и выразительно показала на суповую миску, отчего Рут тут же схватила половник и налила себе полную тарелку. 58) Мы ели, я то и дело подливал гостям вина. Выпьем за здоровье присутствующих! (Выпьем, выпьем!) Какой дивный суп, сказали гости (они одобрительно закивали, узнав, что в нем много оливкового масла). Рут съела три порции и с каждой порцией чувствовала себя все моложе (по крайней мере, ей так казалось). На Бента и Рюнара произвело большое впечатление, что такой отличный результат мог быть достигнут и без мяса, а Нидар-Бергене вызвала всеобщий восторг, объявив, что в соевых бобах протеина больше, чем в мясе. И только Гленн выражал свою похвалу сдержанно, будучи убежден, что только гомики заботятся о протеинах. А кто из вас что-нибудь знает о зимнем солнцевороте? – спросила Марианна. 59) Оказалось, что о зимнем солнцевороте никто почти ничего не знал, и постепенно разговор завял, кто-то заговорил с соседом, а кто-то просто молчал. 60) Наверное, на море очень ветрено, сказала Рут, узнав, что Халфред лоцман. Да, ветра хватает. И форма вам положена? Как же без формы. Халфред выезжает на катере к большим судам и проводит их через шхеры. А там эти коварные островки и шхеры у северного побережья, сама знаешь. Рут кивнула: да, она знает. И штормовка у него есть? Как не быть (еще вина, Рут? Спасибо, не откажусь), но он редко ее надевает. Ему больше нравятся шерстяные свитера. Ну хотя бы в дождь он надевает штормовку? В дождь да. 61) Бент закурил сигарету. Он и раньше выглядел безмятежным, но с сигаретой во рту вид у него стал совсем блаженный. Еще никогда за моим столом не сидел человек с таким безмятежным и блаженным выражением лица. Бент глубоко затягивался, задерживал дыхание, слушал, прикрыв глаза, что говорит Нидар-Бергене, а потом медленно, демонстративно выпускал дым, словно был уверен, что никогда не умрет (или, по крайней мере, до этого еще очень и очень далеко). Нидар-Бергене никак не могла взять в толк, как это можно курить и в то же время чувствовать себя полноценным человеком. Смотря что понимать под словом «полноценный», сказал Бент и плеснул ей еще вина (да-да, одну каплю, сказала Нидар-Бергене с затуманенным взглядом). 62) Марианна подошла и поцеловала меня. Ее губы были такие сладкие, мы поцеловались еще несколько раз. Она была встревожена (вдруг кому-нибудь из наших гостей у нас не нравится?). Я сказал, что, по-моему, большинство очень довольны. Мы наполнили чашу из-под глинтвейна водкой, соком, кусочками фруктов, нарезанных заранее, и еще раз поцеловались. Подошел Гленн и поинтересовался, где ему взять соломинку для пунша (прости, Гленн, кажется, мы забыли их купить). Я попробовал пунш. Он был вкусный, и я понял, что выпью несколько бокалов. 63) Нидар-Бергене пришвартовалась к Халфреду и спросила, чем закончилась игра в керлинг (что касается Рюнара, он всегда хотел узнать, в чем, собственно, заключается эта игра). Команда лоцманов выиграла с большим преимуществом. Мы разбили их в пух и прах, сказал Халфред. Он сам сделал немало хороших бросков. В меру сильных, в меру слабых (в этом секрет мастерства). Перестараешься – бита пролетит на полметра дальше, недостараешься – остановится за полметра до цели или отклонится в сторону. Нидар-Бергене поинтересовалась, не слишком ли тяжелы биты. Халфред только фыркнул. Нет ничего лучше, чем играть в керлинг, сказал он. На крытом катке тишина, сверкают огни, щетки шуршат по льду, а какая сосредоточенность охватывает игрока перед тем, как он запустит по льду к цели первую биту. Халфред сказал, что, как ему кажется, в спорте есть что-то от священнодействия. Нидар-Бергене сказала, что, по ее мнению, Халфред тонко чувствующий человек. Подошла Рут и выразила свое восхищение тем, что Халфред не только лоцман, но и умелый игрок в керлинг. Рюнар не сказал ничего. 64) Марианна наполнила мой бокал, и я подсел к Рюнару. Он поведал мне о своих горестях. Каждый раз, когда ему в голову приходит что-то неожиданное, о чем он никогда раньше не думал, что-то совершенно новое, способное изменить все вокруг, то скоро обнаруживается, что все это уже кем-то описано, обозначено термином, на эту тему уже защищен ряд докторских диссертаций, за которые авторами получены ученые степени. Какая обида, сказал я. Да, ужасно обидно. Похоже, ничего нового больше не придумаешь. Рюнар считал, что это касается абсолютно всего: истории религии (если уж взять его специальность), да и вообще всей науки, а также литературы, живописи, скульптуры. И еще он считал весьма опасным, что у нашего времени нет своих эстетических принципов, которые объединяли бы всех людей. Науку и искусство так заполонила всякая чепуха, что от них ничего не осталось. Мы тщетно пытаемся открыть что-то новое, что могло бы адекватно выразить нашу эпоху, вместо того, чтобы носиться с отжившими идеями. И вдруг он спросил, разве он требует слишком многого, желая, чтобы его посетила хотя бы одна-единственная гениальная мысль? Такая, которая еще никому не приходила бы в голову. Он мечтает проснуться однажды и обнаружить, что у него родилась такая мысль, тогда он бы ее записал и был благодарен судьбе всю оставшуюся жизнь. Я утешил его и сказал, что, на мой взгляд, это вполне допустимое желание и я уверен, что такой день обязательно настанет. Подумай, если бы мы только могли начать все сначала! (Я не понял, что именно он имеет в виду.) О, он имеет в виду, что люди должны договориться и уничтожить все достижения, все открытия, все философские теории, сжечь все технические труды (а с ними заодно и всю прочую литературу), покончить со всем этим раз и навсегда и начать с нуля. Вот было бы здорово! Я спросил его, не думает ли он, что пора вернуться к обществу. 65) Гости начали хмелеть, и я высказал Марианне свои опасения. Она ответила, что просто всем весело и лучше бы я тоже расслабился. Халфред предложил всей компанией завалиться в ночной клуб и спеть там под караоке. А это прилично для дамы моего возраста? – спросила Рут. Господи, а что тут такого! Халфред уже бывал там, и он процитировал брошюру, в которой было написано, что в клубе имеются тысячи песен (на любой вкус) и что даже фальцет будет звучать там как голос Фрэнка Синатры. Я выпил еще пунша и почувствовал, что скоро созрею до того, что буду готов участвовать в чем угодно. Гленн подошел ко мне и сказал, что Марианна очень славная девчонка (так что держись ее, приятель). Рюнар поблагодарил за вечер и собрался уходить. Были рады тебя видеть, сказали мы. Я нечаянно услыхал, как Бент спрашивал у Нидар-Бергене, не торгует ли она в отделе нижнего белья у «Хеннес и Мауриц», а Рут вдруг заметила кремовый комод и пришла в восхищение от его цвета (но вы не находите, что он немножечко маловат?). 66) Нидар-Бергене потребовала, чтобы я немедленно испытал на себе горный хрусталь. Мне следовало лечь на пол, положить камень себе на лоб и ни о чем не думать. Я спросил, не лучше ли дождаться более спокойной обстановки, но оказалось, это не обязательно (обстановка роли не играет, сказала она). Ты что-нибудь чувствуешь? Этого я не мог сказать, разве что самую капельку. И вдруг меня охватила слабость, которая всегда охватывала меня с перепоя, и я провалился сквозь ковер, сквозь линолеум и стал подавать голос. Когда я открыл глаза, Нидар-Бергене поинтересовалась, был ли я в контакте с моим астральным телом. Трудно сказать, ответил я и почувствовал, что у меня неотложные дела в уборной. 67) Мы взяли такси и поехали в центр. Марианна ластилась ко мне, она была довольна вечеринкой. Она завернулась со мной в большую шаль, и мы украдкой потягивали из бутылки пиво. Гленн был в ударе и громогласно рассказывал шоферу анекдоты (человек, у которого не было яиц, устраивается работать на почту – рабочий день начинается в восемь, а ему разрешили приходить в десять, потому что с восьми до десяти все сотрудники только яйца чешут). Я глупо заржал, хотя и видел, что Марианне анекдот не понравился. Водитель же сказал, что это лучший анекдот из всех, что он слышал за последнее время, и Гленну пришлось записать для него этот анекдот. Нидар-Бергене заявила, что точно знает, какой именно камень подходит мужчине с темпераментом Бента. Мы подъехали к какому-то заведению и купили еще пива, и меня чуть не поколотили там в уборной, потому что Бент обругал последний фильм о Терминаторе. Я взял еще пол-литра и заснул, как раз когда наступил звездный час для Рут и Халфреда, которые собирались петь QueSeraSera в микрофоны с акустическим эффектом. 68) Весь следующий день я сожалел о том, что так весело гоготал вчера над анекдотом Гленна. Прошел не один час, прежде чем мы с Марианной начали разговаривать друг с другом. Должно быть, она думала, что я сержусь на нее, но я не сердился. Я, наоборот, раскаивался, что так надрался и был вульгарен. Весь вечер я протосковал перед телевизором. 69) Гленн позвонил дня через два после вечеринки и поблагодарил от своего имени и от имени Рут (по его мнению, вечер удался на славу). И он пригласил нас в гости на Первое января смотреть вместе соревнования по прыжкам с трамплина в Гармиш-Партенкирхене, которые будут показывать по телевизору. И, само собой, пообедать. Я поблагодарил за приглашение и сказал, как мы рады. 70) Мы играли в китайские шашки. Обоим хотелось играть красными фишками, и мне пришлось уступить. Ладно, Марианна, играй красными (не будем больше об этом). Но заскучал прежде, чем игра переместилась на середину доски (стань сам этой фишкой, думай и чувствуй как фишка, и тогда ты ее обыграешь)... Но я не смог, и мое внимание рассеялось. Вместо игры я заговорил о вечеринке. Не кажется ли Марианне, что у нас тогда подобралась неудачная компания. Ей так не казалось. Было весело, сказала она, и у нас дома, и потом, когда мы поехали в город (оказывается, в подпитии я был очень мил и забавен). Я предостерегающе поднял Руку, чтобы избавить себя от подробностей, и мне стоило больших усилий не спросить у Марианны, неужели она считает удачным сочетание Гленн—Рюнар, но я поборол себя и вместо этого двинул свою желтую фишку (игра должна продолжаться, пока Марианна не выиграет, это мне было ясно). Марианна выиграла. Она вела себя великодушно и воздержалась от комментариев, но сказала, что моя беда в том, что я не умею отдаваться азарту. Ты всегда сохраняешь отстраненное отношение, сказала она. И еще она сказала, что если бы я был увлечен ею по-настоящему, то забыл бы об отстраненности, она и без того столько раз сталкивалась с отстраненным отношением, что сыта этим по горло. Отныне она хочет либо все, либо ничего. На это я возразил, что не могу по ее приказу стать вдруг увлекающимся, а также не люблю бестолковые сборища, но пожалуйста, пусть будет все или ничего. И мы повторили это несколько раз: с Марианной может быть только все или ничего. После этого мы легли спать, но не помню, занимались ли мы в тот вечер любовью. 71) Ночью я проснулся и долго не мог уснуть. Меня вдруг осенило, что я веду себя в отношении Марианны не очень порядочно. Не так, как следует вести себя с женщиной, в которую собираешься влюбиться. Я понял, что говорю с ней неискренно, часто иронизирую и придираюсь по пустякам, совершенно незначительным по сравнению с той большой любовью, которая должна возникнуть между нами, и я битый час лежал и думал, что по части любви я определенно недотягиваю. Наконец я разбудил Марианну. Марианна, пожалуйста, проснись! Я гладил ее по шее, по лицу и шептал, что она красивая и что она должна проснуться. Она проснулась, кожа у нее была синяя. Вокруг была синяя тьма. За окном возле уличных фонарей кружился рождественский снег. Я спросил у Марианны, не кажется ли ей, что я плохо к ней отношусь. Нет, не кажется. Не заметно ли в моем поведении иронии, высокомерного умничания? Нет, не заметно. Может, эгоистичность? Или деструктивное поведение? Или, может быть, я интересуюсь только ее телом? – настаивал я. Нет, нисколько. Ну тогда какое же оно, мое поведение? – спросил я. Она сказала, что довольна мною во всех отношениях. Так что выброси из головы все эти мысли и постарайся заснуть. Как бы там ни было, мы с тобой одно целое, сказала она. Это прозвучало так мило, что я опять долго не мог заснуть, даже плакал, но тихо, без слез, как бывает при затянувшемся безрадостном оргазме. 72) Что мы будем делать на Рождество? – спросила Марианна. Как это – что будем делать? А так, что тут многое надо решить заранее: будем ли мы праздновать Рождество вместе или порознь, что приготовим, какой я хочу получить подарок, как мы будем встречать Новый год (ну и так далее). Я сказал, что всегда праздную Рождество с родителями. Она в любом случае к своим не пойдет. Я сказал: да, понимаю. Она закурила сигарету, и, пока она курила, мы оба молчали. Я намекнул, что это был бы неплохой повод помириться с отцом, но она на это не откликнулась. Рождество – самый душевный праздник, и я люблю эти свободные дни проводить вместе с родными, так я и сказал Марианне. Она только бросила: понятно, и мне вдруг стало ее жалко. В ее глазах я прочитал, что бессердечно оставлять ее одну, тогда я позвонил родителям, они пришли в восторг, услышав, что мы приедем вдвоем. Я сказал, что ее зовут Марианна, что она хорошенькая и славная и что я убедительно прошу их не заикаться о помолвке или о свадьбе (конечно, конечно, сказал отец, ты же нас знаешь). Я спросил также, не могут ли они на этот раз, в виде исключения, называть друг друга по имени, а не «отец» и «мать», как у них принято (например, говорить: Оттар, будь добр, нарежь индейку, вместо: отец, будь добр, нарежь индейку). Не беспокойся, мой мальчик, сказал отец (не так ли, мать, мы не подведем?). Мать с радостью согласилась. Итак, все уладилось, Марианна была довольна. И я почувствовал, что настроен далеко не так скептически, как мог бы того ожидать. 73) В сочельник я отправился в магазин и купил большой букет роз и яйцеварку для отца Марианны. Написал: «Веселого Рождества, папа, привет, Марианна» – и отправил все это ему домой. Мне не давало покоя, что, возможно, в его с Марианной разрыве есть и моя вина. Мне самому так понравилась эта яйцевар-ка, что я тут же купил еще две – одну для своей матери, другую для нас с Марианной. Отцу я купил дорогие весы для ванной комнаты. 74) Марианна решила, что я пригласил ее к своим родителям только затем, чтобы казаться добреньким. И если так, то она может и не идти. Тогда она лучше останется дома одна и будет смотреть телевизор. Она долго зудела в этом духе. Ты думаешь, что я капризный и избалованный ребенок, лучше прямо так и скажи, тогда я... Заткнись! – заорал я. Но она ведь не виновата. Я сам предложил ей ехать со мной. Я решил, что мы едем вместе, и битых пятнадцать минут убеждал ее, что сделал это вовсе не для того, чтобы казаться добреньким. Ты поедешь со мной, и мы будем веселиться, сказал я. Мы помирились, обнялись, и я рассказал, кому приходится сестрой та или другая моя тетка, и какая хворь у моей двоюродной бабушки, и что мой брат в общем ничего (если на то пошло), и что наша семья переехала оттуда-то и туда-то, и что такой-то мой дядя после трех рюмок говорит то-то и то-то, а мой другой дядя весь первый день Рождества будет подгонять часы, чтобы они шли секунда в секунду. Думаю, Марианна не лукавила, когда сказала, что рада познакомиться с моими родными. 75) Пришло время, и настало Рождество. Все, естественно, сошлись на том, что Марианна необыкновенно милая девушка, и старший брат моего отца весь первый день Рождества названивал в службу времени, улыбался и прижимал новые часы к уху. (Пора включать вечерние новости, сказал отец. Еще рано, возразил дядя, свысока глянул на отца и заверил его, что еще две минуты можно спокойно играть в шахматы.) Мы ели яйца всмятку (разумеется, моя мать никогда не видела такой изумительной яйцеварки), а мы с Марианной достигли новых высот взаимопонимания в постели. Наступил Новый год. Брат подарил мне десять крохотных ракет. Мы их запускали, хлопали в ладоши, обнимались и желали друг другу счастливого Нового года. Марианна все обнимала и обнимала меня, и никак не хотела отпустить, и сказала сдавленным голосом, что встреча со мной – это лучшее, что случилось с ней в прошедшем году. Мне хотелось спросить насчет позапрошлого года, но я удержался. Зато мне стало ясно, что наша встреча – большая удача, и я сказал ей об этом. Мы поцеловались, и мне стало тепло на сердце. Несколько часов спустя мы уже стояли у дверей Рут и Гленна. Я вызванивал веселый ритм на дверном звонке, Марианна толкнула меня в бок и сказала, что я ненормальный. Оба мы были при полном параде. 76) Гленн и Рут поздравили нас с Новым годом и подали обед. Мы обедали и смотрели телевизор, и Йун Хертвиг Карлсен говорил, что Эрнст Веттори, наверное, самый симпатичный австриец за все времена. Нам было очень весело. 77) Телефон зазвонил, когда Марианна была в душе. Звонил господин Шлинд-Ханссен, он потребовал позвать к телефону его дочь (как будто я хотел отказать ему в этом). Сейчас же передайте трубку моей дочери! – сказал он. Я замешкался, собираясь сказать, что Марианна принимает душ. Только посмейте! Сейчас же передайте трубку моей дочери (предупреждаю один раз). Я позвал Марианну. Такого я не ожидал. Я сидел и слушал, как он благодарил ее за чудесную яйцеварку и розы, они стоят до сих пор. Голос его грозно гремел в трубке, но сам он был сердечно признателен и почти растроган и сказал, что этот благородный жест со стороны Марианны он не оставит без внимания. Потом господин Шлинд-Ханссен понизил голос, и по лицу Марианны я понял, что он старается убедить ее, что я грязный тип с гнусными намерениями (он моется каждый день? Надеюсь, ты не спишь с ним?), и он выразил сомнение в моей способности сделать кого бы то ни было счастливым (во всяком случае не Марианну). Она была застигнута врасплох и не могла сказать ничего вразумительного. Господин Шлинд-Ханссен попрощался и попросил снова передать мне трубку. Только пусть я не думаю, будто речь идет о примирении, он прекрасно знает, что я скверный человек, и считает, что наш с Марианной разрыв – это только вопрос времени: Марианна поймет что к чему и покинет меня. Помните, я считаю вас ответственным за счастье и здоровье моей дочери, сказал он. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=124413) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.