Дэмьен Жозеф Ховард Омен #2 Те, кто предсказали это – мертвы. Те, кто пытаются остановить его – в смертельной опасности. Семь лет прошло с того дня, как Дэмиен чудом избежал смерти от руки своего отца. Теперь ему 13, и он живет вместе со своим дядей Ричардом Торном, тетей и двоюродным братом Марком. Пока юный Антихрист познает свою чудовищную силу и учится ею пользоваться, за его безопасностью следит множество служителей Дьявола, жестоко уничтожая всех неугодных. Его дядя постепенно понимает, что мальчик не так невинен, как может показаться, и ему открывается чудовищная правда. Вооружившись семью древними кинжалами, Торн собирается очистить мир от самой страшной нечисти на земле. Однако многие пытались убить сына Сатаны, и теперь все они в могиле. Сможет ли Ричард Торн сделать это или он присоединится к своим предшественникам в качестве трупа? ОМЕН. Дэмьен ЖОЗЕФ ХОВАРД ОМЕН. ДЭМЬЕН «ИБО ТАКОВЫЕ ЛЖЕАПОСТОЛЫ, ЛУКАВЫЕ ДЕЛАТЕЛИ, ПРИНИМАЮТ ВИД АПОСТОЛОВ ХРИСТОВЫХ. И НЕУДИВИТЕЛЬНО, ПОТОМУ ЧТО САМ САТАНА ПРИНИМАЕТ ВИД АНГЕЛА СВЕТА».     (Второе послание к коринфянам, 11:13) ПРОЛОГ. СЕМЬ ЛЕТ НАЗАД Карл Бугенгаген, всемирно известный археолог, нервничал. Он, как крот, ход за ходом буравил землю. Но волновался Бугенгаген совсем не потому, что забрался так глубоко. Напротив, ему нравилось здесь. Прохлада и сумрак будоражили приятные воспоминания. Стояла гробовая тишина. Внезапно археолог услышал какие-то шорохи. Бугенгаген был не из пугливых. Ему давно уже перевалило за пятьдесят, но Карл по-прежнему оставался в форме: рослый и крепкий, литая шея и мускулистые плечи были точь-в-точь как у древнегреческих атлетов. Поседевшие волосы и борода вкупе с пронзительным и загадочным взглядом придавали ученому сходство с каким-то ветхозаветным пророком. Отчасти это внешнее сходство являлось истинным. Ибо Бугенгаген искал здесь, в недрах израильской земли, доказательства существования Дьявола. Услышав шорох, Бугенгаген вздрогнул. Каждой клеточкой он ощутил угрозу со стороны своего могущественного противника. Археолог уже давно предчувствовал, что станет очередной жертвой в кровавом списке несчастных, пытавшихся предупредить мир о страшной опасности. Более того, у Дьявола была и особая причина избавиться от Бугенгагена, ведь ученый уже пытался убить ЕГО. Сам археолог не нуждался ни в каких доказательствах. Все его подозрения оказались сущей правдой. Но ему необходимо было убедить в ней своего помощника Майкла Моргана – только так можно было сохранить эти страшные сведения. Бугенгаген слишком ясно отдавал себе отчет в том, что, покусившись на жизнь Антихриста, он не сможет избежать мести Дьявола. Накануне они с Морганом сидели в уютном прибрежном кафе и наблюдали, как под их ногами на прохладном плиточном полу удлиняются тени. Поначалу Морган не поверил Бугенгагену. Карл прекрасно понимал, что здесь необходимы только факты. И сейчас, в этом калейдоскопе ярчайших средиземноморских красок, когда солнце, заваливающееся за синюю водную гладь, дробило ее на огненно-рыжие осколки, а белоснежные каменные стены древнего израильского города Эйкра, отражая, струили мягкий закатный свет, Бугенгагену пришла вдруг мысль, не сошел ли он просто с ума. Но следом за этой внезапно мелькнувшей мыслью он услышал в своем мозгу голос, убедивший археолога в том, что, находясь в здравом уме, он осенен свыше знанием и ответственность за это знание камнем лежала на его плечах. Бугенгаген из кожи вон лез, пытаясь убедить скептически настроенного Моргана в правдивости своего рассказа. Но если Майкл всего-навсего сомневался, то уж его очаровательная подружка всем своим видом показывала, что не верит ни одному слову археолога. Бугенгагена вообще раздражало ее присутствие, но он нисколько не удивился, заметив рядом со своим помощником женщину, он просто разозлился. Ее звали Джоан Харт. Броская особа с сияющими глазами и каштановыми волосами. Если бы Бугенгаген был помоложе, такая фемина вполне могла бы сразить его наповал. Но во времена его молодости женщин, похожих на Джоан Харт, просто не существовало. Джоан была фоторепортером, о чем при первой же возможности сообщала каждому встречному. Мимолетное знакомство скреплялось в довершение всего крепким рукопожатием и профессиональной улыбкой. Неизгладимое впечатление на собеседника производила и манера Джоан одеваться. Ее костюм от лондонского портного, сшитый, вероятно, по сногсшибательной цене, напоминал о временах Хемингуэя. Бижутерию она предпочитала огромных размеров, кроме нее на шее у Джоан всегда болталась пара фотоаппаратов «Никон». Она беспрерывно курила и ни на минуту не закрывала рта. Нельзя сказать, что в Эйкру журналистку привела ее профессиональная неуемность. Нет. Джоан находилась в этом городе потому, что здесь был Майкл Морган. Он являлся сейчас для Джоан средоточием всей ее жизни. Хотя, если честно признаться, все, чем жила и дышала эта молодая прелестная женщина, было Майклу глубоко безразлично. Джоан, только что прилетевшая из Лондона, уже встречала где-то заголовок газеты, которую Бугенгаген сейчас так упорно совал Моргану: «Похороны американского посла и его жены». Майкл тоже не впервые видел эту газетную строку, заголовок совершенно не привлекал его внимания. – Да, – произнес он с хорошо сыгранной, вежливой заинтересованностью в голосе, свойственной только представителям высшего света Англии, – весьма любопытно. Бугенгаген, ни на йоту не задетый этим тоном, показал Майклу еще одну газету – на этот раз американскую – с заголовком: «Президент и его жена успокаивают осиротевшего сына посла». Бугенгаген ткнул толстым пальцем в фотографию шестилетнего мальчика с черной повязкой на рукаве. Лицо мальчика было прекрасно и лучезарно, подобно ликам херувимов с полотен эпохи Возрождения или фресок на полотнах высоких церковных куполов. – Вы его узнаете? – спросил Бугенгаген. Морган снова взглянул на фотографию, на этот раз более пристально. – Нет, – твердо заявил он. На Бугенгагена – единственного живого свидетеля разыгравшейся трагедии – мало-помалу обрушивалась страшная усталость. – Вы что, еще не видели стену Игаэля? – резко вскинулся он. – Ее ведь обнаружили только на прошлой неделе, Карл, – пытался было оправдаться Морган, но Бугенгаген тут же перебил его. Археолог понимал, что единственным выходом из создавшегося положения было бы раз и навсегда объясниться с Морганом, как бы дико сейчас ни звучали доводы ученого. ВРЕМЕНИ ОСТАВАЛОСЬ В ОБРЕЗ. Бугенгаген снова ткнул пальцем в фотографию и отчетливо произнес: «На стене Игаэля я уже видел его лицо! Этот мальчик, этот Дэмьен Торн – Антихрист!» Морган приподнял брови в знак протеста. – Карл, – начал он, но ученый снова перебил его. – Ты должен верить мне! Морган вдруг перестал улыбаться. Напряжение, сковавшее лицо Бугенгагена, по-настоящему встревожило Майкла. Ведь перед ним сидел не выживший из ума старик, человек с застывшим от волнения лицом был его учителем; всем, что знал и умел Морган, он был обязан Бугенгагену. – Карл, – мягко произнес Майкл, – я ведь не религиозный фанатик. Я – археолог. Бугенгаген никак не отреагировал на это. «И где бы вы ни УСЛЫШАЛИ, что он идет…» Дальше Карл не мог вспомнить. Он не спал несколько ночей подряд и чудовищно устал. К тому же память начала подводить ученого. Морган покачал головой и обратился к Бугенгагену: – А где факты, Карл? – Неделю назад, – произнес Бугенгаген, – отец Дэмьена пытался убить мальчика. На алтаре лондонской церкви Всех Святых. Посол стремился вонзить кинжал в сердце ребенка. Джоан в ужасе содрогнулась. Морган, потянувшись за своим стаканом, еще раз пробежал глазами газетные заголовки. – Похоже, репортерам не все удалось пронюхать, – продолжал Бугенгаген. Он глубоко вздохнул, затем произнес: – Эти кинжалы послу вручил я. Мой друг, отец Джеймс, находился тогда в церкви, он видел все собственными глазами. Святой отец позвонил мне и рассказал о происшедшей трагедии. Он узнал древние кинжалы и убедил полицейских, чтобы они их мне вернули. За столиком воцарилось молчание. Морган замер со стаканом в руке и уставился на своего друга. Джоан также не сводила с Бугенгагена широко раскрытых глаз. Не давая им опомниться, ученый яростно, почти скороговоркой, продолжил: – Американского посла звали Роберт Торн. Его новорожденный сын погиб в римском госпитале. И Торн, уступив мольбам какого-то священника, усыновил другого младенца. На самом деле этот священник оказался Апостолом Зверя. Торн убедил свою жену, что тайно усыновленный им малыш – их собственный ребенок. Торны всем сердцем полюбили ребенка, он рос и воспитывался в Лондоне, а супруги даже не подозревали, что рожден мальчик самкой шакала! Вскоре ребенок начал убирать со своей дороги всех, кто каким-то образом догадывался о его подлинной сути. Вот тогда Торн пришел ко мне за помощью. С первых же слов его рассказа я понял, что говорит он чистую правду, ведь мне давно являлись знамения, будто я скоро вообще останусь в одиночестве: один на один с этим Зверем. Я отдал тогда Торну семь древних кинжалов – единственное оружие против Дьявола, ими надо была пронзить Его тело. К тому времени жена Торна была уже мертва, впрочем, как и двое других несчастных, узнавших правду! – Бугенгаген покачал головой. – Полицейские застрелили Торна до того, как он успел вонзить кинжалы в тело сына Дьявола. Они решили, что посол сошел с ума после смерти жены! – Бугенгаген снова замолчал и кивком указал на газетную фотографию. Все, чего он хотел от Моргана, заключалось в том, чтобы тот поверил ему, осознал страшную опасность и начал наконец действовать. – Ребенок все еще жив! Последовало долгое молчание, затем Морган спросил: – Где он теперь? – В Америке. Живет со своим дядей – братом покойного Торна. И как написано: «Там его власть распространится, он будет разрушать и процветать, орудием в его руках будут и святые и сильные мира сего». – О Майкл, немедленно отправляемся в Америку! – воскликнула Джоан Харт, репортер до мозга костей. – Да замолчи ты! – оборвал ее Майкл. То, что сообщил Бугенгаген, выходило за рамки сенсационной новости. Бугенгаген тем временем наклонился к своей ноге и вытащил из ботинка чудесно сшитый кожей мешочек с парой кармашков и бог весть каким количеством всяких ремешков и кнопок. Когда археолог положил его на стол, что-то внутри мешочка звякнуло. – Ты должен передать это новым родителям мальчика, – заявил Бугенгаген. – Тут кинжалы и письмо, которое им все объяснит. Морган никак не мог понять, чего добивается от него Бугенгаген. Одно дело – услышать эту фантастическую историю, пусть даже поверить в нее, и совсем другое – принять участие во всей этой заварухе. – Извини, Карл, – засомневался Майкл, покачивая головой. – Ты же можешь ожидать от меня просто… – Их необходимо предупредить! – резко перебил его Бугенгаген. Посетители за соседними столиками стали на них оглядываться. Археолог перешел на хриплый шепот. – Я уже стар и слишком болен. Я не могу сделать этого сам. И поскольку я – единственный, кто знает правду, я должен… – Очевидно, ужас от осознания этой мысли настолько сковал Бугенгагена, что он не в силах был закончить фразу вслух. – Должен что? – пытал его Морган. Ученый уставился на стакан: – …оставаться в безопасности. Морган грустно покачал головой. – Мой дорогой друг, у меня ведь определенная репутация. Бугенгаген ожесточенно прервал его: – Именно поэтому это должен сделать ты! Тебе они поверят! Майклу подобное заявление совершенно не льстило. Его по-настоящему начинало беспокоить лихорадочное состояние Бугенгагена. К тому же он просто не рассматривал просьбу учителя всерьез. – Но, Карл, меня же в определенном смысле сочтут за соучастника… Бугенгаген поднялся из-за стола. Лучи заходящего солнца пронизывали белоснежную библейскую бороду ученого, строгость и отрешенность черт делали его лицо похожим на лик святого. – Пошли к стене Игаэля, – скомандовал Бугенгаген. Это был приказ, и Морган почувствовал, что не смеет ослушаться. Сопротивление на сей раз было невозможно. – Ну и что дальше? – произнес он, хотя знал, что все уже решено. – Пошли, – повторил Бугенгаген и, повернувшись, зашагал в сторону своего «джипа». – Можно, я пойду с вами? – спросила Джоан, пытаясь пустить в ход свою самую обольстительную улыбку. Морган отрицательно покачал головой. – Почему бы тебе не подождать в отеле? Это не займет много времени. – Он наклонился к Джоан и поцеловал ее. Затем поднялся. – Ладно, – улыбнулась женщина, притворно вздыхая. – Но предупреждаю – долго ждать я не собираюсь. Майкл засмеялся и, послав ей на прощание воздушный поцелуй, исчез за углом. Это было их последнее свидание. Джоан Харт потребовалась вечность, чтобы примириться с этим, и еще целая уйма времени для того, чтобы осознать истинную причину. Древний замок Бельвуар, окруженный стеной, расположился на самой границе Сибуланской долины, недалеко от города Эйкры. Он стоял здесь с двенадцатого века, с тех самых пор, когда крестоносцы явились сюда из Европы, дабы отвоевать Святую Землю у мусульман. Они построили замок в память о Христе. И именно в подземельях замка Бельвуар Бугенгаген нашел необходимое доказательство – Антихрист обитает среди людей СЕЙЧАС. Отдаленный рокот мотора заставил длинношерстных овец, пасшихся у древних стен замка, приподнять головы. Занимался рассвет, красное солнце живым шаром зависло над долиной, разбрасывая вокруг длинные разноцветные тени. Когда «джип» неожиданно вынырнул из-за ближайшего холма и начал спускаться в их сторону, овцы, заметавшись, спешно разбежались; вразнобой зазвенели колокольчики, будто призывая непрошеных гостей к молитве. «Джип», приблизившись к стене замка, остановился. Из машины выбрались Бугенгаген и Морган. Раннее утро было прохладным, но это, похоже, заметил только Майкл. Бугенгаген судорожно рылся в багажнике, выискивая среди автомобильного хлама еще одну шахтерскую каску. Там, куда они направлялись, им ОБОИМ нужны были каски. Внизу было так темно, что света одной лампы недоставало, а опасность обвала была слишком велика. Ни Бугенгаген, ни Морган не заметили в суете одной детали. На стене, в самой ее высокой точке, сидел огромный ворон и наблюдал за ними. В его глазах застыла ненависть. Мужчины пересекли просторный и сумрачный банкетный зал, окруженный шестью пятидесятифутовыми колоннами. С потолка, головами вниз, свисали спящие летучие мыши. Старик прижал кожаный мешочек к своей груди, будто боялся хоть на секунду расстаться с ним. Мужчины включили фонари на касках и начали осторожно спускаться по истершимся ступеням в подземные переходы. Совсем недавно здесь уже побывали археологи. Плиты были сложены там, где производились самые последние раскопки, кругом было грязно, на каждом шагу встречались ямы. Все было свалено в одну кучу: и современное оборудование, и древние раскопки – все это было накрыто пластиковой пленкой и лежало вдоль стены. Вдруг Морган увидел нечто, заставившее его похолодеть. Сердце его судорожно забилось, готовое выпрыгнуть из груди. Морган чуть не задохнулся, разглядев на каменной стене гравюру и отвратительную, и прекрасную одновременно. На ней была изображена женщина, восседающая на багряном Звере. Семь отвратительных и уродливых голов было у Зверя и десять ужасных рогов; весь он был испещрен словами на древних языках, таких древних, что не говорили на них, наверное, целую вечность. – «Вавилонская блудница», – прочел вслух завороженный Морган. Ужасное имя эхом отозвалось в подземелье. Майкл отвел глаза от гравюры и заметил, что Бугенгаген, вскарабкавшись наверх, скрылся в стенном проеме. Морган невольно вздрогнул и последовал за своим учителем. Перспектива остаться в темноте один на один с «Вавилонской блудницей» ужаснула Майкла. И он очутился в следующем зале. Она была там. Стена Игаэля. Свет от фонаря на каске Бугенгагена выхватил из мрака гениальную картину художника, сошедшего в дальнейшем с ума. На них смотрело жуткое, зыбкое и вечно изменчивое лицо Сатаны. Самый крупный фрагмент картины вызывал ужас: Сатана в пору своей зрелости. Он был уже почти сброшен в Хаос. Дьявол цеплялся за край пропасти, мускулистые руки и ноги напряглись в последнем усилии, а огромная летучая мышь распростерла-над ним крылья, пытаясь защитить своего господина. Лицо Сатаны было повернуто в сторону и неясно очерчено. На втором фрагменте была изображена голова. Вместо волос из скальпа выползали извивающиеся змеи с острыми языками. Но голова эта также не имела четкого рисунка лица. Был здесь еще один портрет, самый незначительный по размеру – Сатана в детстве. Лицо выписано с потрясающей четкостью. Оно было прекрасно, подобно ликам херувимов эпохи Возрождения. Лицо Дэмьена Торна. – Ну что, убедит тебя этот портрет? – проговорил Бугенгаген. Но Моргану уже не нужны были никакие доказательства. Зачарованный, он медленно двинулся к стене, притягиваемый все ближе и ближе портретом. И вдруг в туннеле раздался звук, напоминающий щелканье кнута. Сразу вслед за ним послышался грохот. Морган споткнулся и шагнул в сторону Бугенгагена. Оба застыли на месте. Секунды растягивались до бесконечности. Внезапно потолок туннеля перед ними подался и стал рушиться, поднимая столбы пыли. Пыль клубилась, и Морган стал задыхаться. Бугенгаген оставался спокойным. Откашлявшись, Майкл обратился к археологу: – Здесь есть еще выход? Бугенгаген отрицательно покачал головой и тотчас почувствовал, как его охватывает дикий страх. Ученый осознал причину происходящего и в тот же момент понял, что они уже ничего не смогут сделать. Снова раздался грохот и скрежет. Потолок позади них рухнул. Проход в туннеле составлял теперь не более пяти футов шириной, туннель становился их могилой. Морган в ужасе взглянул на Бугенгагена. Старик закрыл глаза, смирившись со своей участью. Он был готов к смерти. И вдруг послышался новый звук. Поначалу Морган не понял, откуда он доносится, но потом заметил тоненькую струйку песка, просачивающуюся из крохотного отверстия в потолке. Тут же образовалось второе отверстие. Через мгновение их было уже четыре. Потом двенадцать. Вскоре пошел настоящий песочный дождь. Песок попадал в глаза, забивался в рот; песочная куча у ног археологов росла и росла. Тут и Морган ясно осознал приближение смерти. Он окинул взглядом туннель: внизу, под его ногами, покоилась «Вавилонская блудница». Ее уже почти засыпало песком. В диком и бессмысленном порыве Майкл принялся разгребать песок, разбрасывая его в разные стороны. Через несколько минут пальцы начали кровоточить, и Морган заплакал. – Антихрист здесь! – прокричал Бугенгаген сквозь шум струящегося песка. – Вручи свою душу Господу! В ответ снаружи раздался грохот, стены и колонны зашатались и стали оседать. Глубоко под ними послышался могучий гул. Морган, всхлипывая, продолжал расшвыривать песок, пытался освободить от него стену, чтобы докопаться до лаза. Но уровень песка поднялся уже до его пояса и стал стремительно расти. Глаза Бугенгагена были закрыты. Он молился: «И дано ему было вложить дух в образ зверя… чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя». – Старик замолчал, затем снова заговорил: «Благослови нас, Иисус Христос, и прости нам…» Песок достиг их подбородков. Морган что-то невнятно бормотал. Бугенгаген же продолжал: "…и покажется, что силы зла одолеют нас и возьмут верх, но ДОБРО победит. Ибо сказано в Апокалипсисе:…и не войдет ничто нечистое и никто, преданный мерзости и лжи… а ночи там не будет… ибо слава Божия осветила его, и светильник его – Агнец…" Песок поднялся до губ, вот он уже засыпал нос, глаза, а когда, накрыл их каски, свет от фонарей мгновенно погас. Тьма поглотила пространство. И пришла смерть. Последний исполинской силы толчок, подняв к небу огромное облако пыли и щебня, превратил замок в руины. Лишь две вещи остались нетронутыми. Стена Игаэля и лежащий у ее основания кожаный мешочек Бугенгагена. Как будто в последний момент какая-то другая сила, могучая и равная по мощности первой, вырвала у нее из рук единственное доказательство. Внезапно из-под клубящихся пылью облаков стремительно вылетел черный ворон. Он кружил над развалинами, издавая пронзительные и наводящие ужас крики, затем взмыл в небо к поднимающемуся солнцу и растаял в раннем утреннем тумане. 1 Неровное, потрескивающее пламя костра освещало не по-детски серьезное лицо двенадцатилетнего мальчика. Напряженно застыв, он уставился на мечущиеся огненные языки. Мальчик пытался что-то вспомнить. Он чувствовал в крови толчки зыбких первобытных ощущений, где-то в глубинах его мозга таилась древняя мудрость, связывающая подростка с временами давно минувшими… – Дэмьен? Мальчик не шелохнулся. Садовники продолжали сгребать вокруг него опавшие листья. Будто окаменев, стоял мальчик перед большим костром посреди широкой аллеи, ведущей к огромному старому особняку. Этот дом, напоминающий скорее дворец, находился в северной части Чикаго и принадлежал его приемным родителям. Мысли подростка находились далеко отсюда, в ином времени и пространстве. Мальчик видел себя в окружении бесконечных ярких пылающих огней, стоны и непрекращающиеся вопли неслись со всех сторон – это стонали те, кто безмерно страдал, и боль их была оттого отчаянней и тяжелей, что конца ей не предвиделось. – Дэмьен! Видение исчезло. Дэмьен Торн тряхнул головой и обернулся на голос. Он прищурился, глядя на солнце, медленно скатывающееся за позолоченную крышу дома. На балконе третьего этажа стоял его двоюродный брат Марк и изо всех сил махал ему руками. Дэмьену нравился Марк. Всегда добродушный и щедрый, Марк искренне полюбил сводного брата, семь лет назад попавшего в их семью. Между братьями установилась такая близость, какая редко возникает даже между родственниками. Оба носили тщательнейшим образом отутюженную форму военной академии, где они учились. Мальчики приезжали домой, чтобы отметить День Благодарения в семье. А теперь пришло время возвращаться в школу. День Благодарения вообще был самым грустным праздником в году – ведь именно после него Торны закрывали свой летний дом и переезжали на зиму в город. И так до следующего июня. Дэмьен помахал в ответ рукой. – Иду! – крикнул он и, обернувшись, бросил садовнику: – До следующего лета, Джим. – Старик едва кивнул в ответ. Пружиня четкий и ладный шаг, Дэмьен помчался к дому, стрелой пронесся по лужайке и влетел в массивные двери особняка. Марк тем временем вытащил свой любимый рожок и протрубил что-то печальное. Дэмьен уже поднимался по лестнице. Ему вот-вот должно было стукнуть тринадцать. Необыкновенный возраст, когда мальчик в полную силу должен ощутить свое мужское начало. Дедушка Дэмьена – Реджинальд Торн завладел этим угодьем в 20-е годы. Это был обширный кусок земли на озере Мичиган в северной части Чикаго. Часть заработанных во время первой мировой войны денег он использовал на постройку пышного особняка. Злые языки утверждали, что он просто свихнулся на этой почве. Над ним посмеивались, но всем сплетням пришел конец, когда сюда проложили прекрасную автомобильную дорогу. И теперь все, у кого имелся в запасе хоть какой-нибудь капиталец, начали спешно застраивать северное побережье озера. Но ни у кого из вновь прибывших не было такого роскошного дома. Торн часто повторял, что возвел эти чертоги для своих сыновей Роберта и Ричарда. Он обожал своих сыновей и, видя в них продолжение рода, делал для мальчиков все возможное. Когда их не приняли в престижную Дэвидсоновскую Военную Академию по причине того, что их отец занимается «торговлей», Торн выложил кругленькую сумму на постройку новой гимназии Мальчиков туда, естественно, приняли, школе было присвоено имя их отца, а Ричард и Роберт закончили ее с отличием. Роберт, старший сын, занимался дипломатией. А Ричард с головой ушел в семейный бизнес. Торн был доволен обоими. Все шло по его плану. Незадолго до своей смерти Реджинальд вложил деньги в постройку огромного музея в самом сердце Чикаго. В этом музее должны были демонстрироваться древние христианские реликвии и произведения искусства. Он не дожил до того дня, когда был достроен музей. Как не дотянул и до времени расцвета «Торн Индастриз». И, к счастью, его уже не было в живых, когда его сын Роберт Торн – посол при английском дворе – был застрелен на церковном алтаре, где он, вскоре после трагического и необъяснимого самоубийства горячо любимой жены, пытался, очевидно, зарезать собственного сына. Никто не знал, что помнил Дэмьен из событий того страшного дня, семь лет тому назад, когда отец волочил его к алтарю, чтобы вонзить в его маленькое, бешено колотящееся сердце кинжал, как замертво упал, сраженный пулей британского констебля. Скорее всего Дэмьен ничего не помнил об этом трагическом дне, но психика его, по-видимому, была травмирована, и Ричард Торн запретил обсуждать события семилетней давности. Его вторая жена Анна – детский психолог – была убеждена, что вся эта драма погребена в глубинах подсознания Дэмьена, что может наступить час, когда мальчик все вспомнит, и совершенно непредсказуемо, в каких формах поведения проявится это воспоминание. Анна высказала Ричарду свои опасения. Но муж не дослушал ее. В конце концов, разве Дэмьену чего-нибудь не хватало? Марк ничего не знал об этой трагедии, ему лишь сказали, что родители Дэмьена погибли при ужасных обстоятельствах и любое упоминание об их гибели может оказаться слишком болезненным для его сводного брата. Единственным человеком, кто был твердо убежден, что Дэмьен помнил все отчетливо и ясно, была Мэрион Торн. Тетя Мэрион, как ее здесь все звали, являлась прямой родственницей Реджинальда Торна. Это была редкая штучка, упрямая и своенравная. Никто не шобил тетю Мэрион, ибо она вечно совала нос не в свои дела. Она никогда не была замужем и весь свой нерастраченный пыл посвятила племянникам и их семьям. Однако Мэрион всегда предпочитала Роберта, потому что он выбрал свой-путь, порвал с семейным бизнесом. Известие о неожиданной и трагической смерти потрясло тетушку до глубины души, с тех пор она испытывала к Дэмьену неприязнь. Тетя Мэрион чувствовала, что мальчик каким-то образом причастен к гибели Роберта, хотя и не осознавала истинного смысла происшедшей трагедии. Тетя Мэрион прекрасно понимала, что ее не очень-то любят, но ее это не трогало. Она и раньше не испытывала к себе щедрого внимания. Ее редко звали на обеды, даже родственники не удостаивали приглашением на семейные праздники. На этот раз тетя Мэрион была вынуждена одолеть свою гордыню. Она без приглашения приехала к Торнам на День Благодарения. Ибо тетя Мэрион собиралась неожиданно сообщить всем что-то очень важное. В этот субботний вечер она наблюдала, как мальчики прощались со всеми в холле; дверь была широко распахнута, чтобы Мюррей, шофер, спокойно сносил вещи мальчиков в машину. Из года в год повторялось одно и то же: приезжали они сюда с парой чемоданов, уезжали с шестью. Холодный ветер внезапно ворвался в холл, и Ричард Торн, красивый черноволосый мужчина лет шестидесяти, поеживаясь от пронизывающего сквозняка, отошел в сторону. Он давал Анне возможность не торопясь проститься с мальчиками. Анна стояла в дверях и обнимала обоих мальчиков, покусывая свои губы, чтобы не разрыдаться. Целуя детей, она просила их не забывать писать письма и вести себя хорошо. Ричард, наблюдавший эту сцену, наполнился вдруг какой-то новой любовью к этой замечательной женщине, вошедшей в его жизнь в трудное и полное отчаяния время. Марк обернулся у бросился к отцу, чтобы еще раз обнять его. – Ну что, встретимся на нашем дне рождения, да, па? – Спрашиваешь! Дэмьен! Подойди сюда! Обними, что ли, своего старика. Дэмьен подбежал к Ричарду и прижался к нему, правда, не так пылко, как Марк. В двери появился Мюррей и деликатно кашлянул. Анна улыбнулась. – Мы поняли намек, – проговорила она, направившись к Ричарду и подросткам. – Ну, мальчики, пора. Обнявшись на прощание с мачехой, мальчики плюхнулись на заднее сиденье роскошного черного лимузина. Дверцы захлопнулись, мальчишеские носы и губы расплющились о холодные стекло в прощальном поцелуе, и машина плавно покатилась, шурша по дорожному гравию. Ричард с Анной стояли на ступенях особняка и махали до тех пор, пока автомобиль не скрылся из виду. Когда они повернулись, чтобы войти в дом, Анна рассмотрела в окне третьего этажа тетушку Мэрион, наблюдавшую за отъездом. Старушка тут же отскочила от окна, резко задернув занавески… Дэмьен вольготно раскинулся на заднем сиденье. – Ну и дела! – воскликнул он и присвистнул. – И не говори, – согласился Марк. – Что за уик-энд! Мне уже показалось, что я начну орать. – А давай сейчас поорем, – предложил Дэмьен. И они так пронзительно завопили, что чуть было не оглушили Мюррея. – Мюррей, – позвал Дэмьен, когда им надоело кричать, – а ну-ка, выдай нам по сигаретке. Мюррей отрицательно покачал головой и взглянул в зеркальце. – Ты знаешь мое отношение к этому, Дэмьен. Дэмьен, вздрогнув, пожал плечами. – Пока не спросишь, никогда не узнаешь. – Внезапно он развернулся на сиденье, приставил большой палец к носу и, пошевелив другими пальцами, загримасничал: – Тетя Мэрион! Это тебе наш прощальный приветик! – выкрикнул Дэмьен. Марк протрубил в свой охотничий рожок. – Боже, – произнес он, оборачиваясь, – до чего она противна. И чего они вообще разрешили ей приехать? – Да все для того, чтобы она тыкала в нас пальцем и своей сварливостью портила праздник. Вот почему, – объяснил Дэмьен. – По крайней мере нам не пришлось еще и сегодня с ней обедать. – Когда Марк сильно волновался, он начинал излишне четко выговаривать отдельные слова. – Ей, должно быть, уже лет сто, – продолжал он. – А чем это несет от нее постоянно? – Дурак, это лаванда, – пояснил Дэмьен. – Все старые леди ею поливаются. – Мальчики, – прервал их Мюррей, – только потому, что леди – старушка… – Старушка действует нам на нервы, – смеясь, перебил его Марк. Дэмьен вдруг изменился в лице. – Мюррей прав, – заявил он. Марк уставился на брата, пытаясь уловить в его голосе шутку. Но Дэмьен не шутил. – Время бедняжки кончилось, – продолжал он, сам себе удивляясь. – И не следует нам над ней подтрунивать! Дэмьен говорил такие странные вещи, что Марк, замолчав, разинул рот. Мюррей попытался изменить тему разговора. – Вы уже встречались с новым командиром взвода? Оба подростка отрицательно покачали головами. – Я надеялся, что они не смогут найти замену, – сказал Марк. Дэмьен опять вздрогнул: «Пока не спросишь, не узнаешь». – Вам когда-нибудь говорили, что случилось с сержантом Гудричем? – поинтересовался Мюррей. – Нет, а… – протянул Дэмьен, пихнув Марка локтем под ребра. Он снова, похоже, включился в игру. – Говорят, он покончил жизнь самоубийством. – Мюррей бросил взгляд в зеркальце. Но никакой реакции на эти слова не последовало. Самоубийство бывшего взводного, видимо, совершенно не волновало мальчиков. – Эка невидаль – сержант взвода, – воскликнул Дэмьен. – Да все они одним миром мазаны. – И он, войдя в раж, начал выкрикивать команды: – Внимание! Глаза на лоб! Уши торчком! Пузо вперед! Целься! Мальчики просто зашлись от хохота. Марк с обожанием взглянул на брата. – Ты все-таки рехнулся, ты это знаешь? Дэмьен кивнул, а затем, склонившись, таинственно прошептал: – Я практикуюсь. Марк хмыкнул. – Еще один приветик тете Мэрион! – закричал Дэмьен. Марк, всегда готовый доставить своему странному, чудному и обожаемому брату удовольствие, громко протрубил в свой любимый охотничий рожок. Звук получился какой-то хрустальный и завораживающий. Он долго еще звенел в холодном ночном воздухе уже после того, как машина скрылась в темных окрестностях Иллинойса. Обеденного стола вполне хватало для того, чтобы свободно разместить двенадцать человек, но сегодня за ним восседало всего лишь четверо. Ричард Торн занимал место во главе стола, слева сидела Анна. По правую руку расположилась тетушка Мэрион, а рядом с ней примостился взъерошенный мужчина средних лет, звали его доктор Чарльз Уоррен. Будучи одним из самых выдающихся знатоков христианских артефактов, он являлся куратором Музея Древностей, основанного Реджинальдом Торном. Тетушка Мэрион собиралась произнести речь, и окружающим ничего не оставалось, как выслушать ее. Ричарду, правда, очень не хотелось, чтобы при этом присутствовали посторонние. – Уже поздно, и я устала, – начала тетушка Мэрион, окидывая присутствующих взглядом и убеждаясь, что все трое внимательно слушают ее. – Перейду сразу к делу. Я старею и скоро умру. – Она в упор взглянула на Анну. – А вздохи свои поберегите на потом. – Анна попыталась что-то возразить, но тетушка продолжала: – Я владею тридцатью семью процентами «Торн Индастриз» и, кажется, имею право распорядиться своей долей, как сочту нужным. – Да, конечно, – подхватил Ричард, как всегда делал, когда речь заходила на подобную тему. – Вы знаете также, – продолжала Мэрион, – что в настоящий момент я все оставляю тебе, Ричард. Племянник кивнул. – И что? – Так вот, я сегодня здесь для того, чтобы объявить: пока вы не выполните мою просьбу… Торн отшвырнул салфетку. Он на дух не переносил ничего такого, что хоть отдаленно напоминало вымогательство. – Мэрион, не шантажируйте меня, – предупредил Ричард, чувствуя, как у него вскипает кровь. – Меня не волнует… – Тебя не может не волновать сумма порядка трех миллионов долларов. Доктор Уоррен смущенно привстал. – Извините, но я не думаю, что здесь необходимо мое присутствие. – Он сделал движение, чтобы уйти, но Мэрион остановила его. – Вы, доктор Уоррен, потому здесь, что являетесь куратором торновского музея! Двадцать семь процентов и этой собственности принадлежит мне! Уоррен сел. Тетушка Мэрион торжествовала. Она ощущала на себе пронзительный взгляд Анны, чувствовала, как та ее ненавидит. Но это ровным счетом не беспокоило тетушку Мэрион. Ей никогда не нравилась Анна. Более того, старушка предполагала, что время, когда Анна решила ворваться в жизнь Ричарда, было как-то слишком удачным. Здесь как будто присутствовала охота за приданым, и настойчивость, с которой молодая женщина обхаживала ее племянника, напоминала скорее кружение мух над свежим трупом. Однако тетушка Мэрион припасла на сегодня еще кое-что. Слегка наклонившись вперед, она произнесла медленно и отчетливо: – Я хочу, чтобы вы забрали мальчиков из военной академии и поместили их в разные школы. Последовало долгое молчание. Наконец Анна, вложив в слова всю свою ненависть, произнесла: – Меня совершенно не волнует ваше отношение к мальчикам. В конце концов это не ваши сыновья, а наши. Именно этого и ждала Мэрион. – Позвольте вам напомнить, – возразила она, ядовито улыбаясь, – что никто из них не является вашим собственным сыном. Марк – сын Ричарда от первой жены, Дэмьен – сын Роберта. Анна задрожала от гнева. Пытаясь изо всех сил сдержать слезы, она резко поднялась. – Ну, спасибо. Большое спасибо! Ричард нежно тронул жену за руку и заставил ее сесть. Потом обратился к Мэрион. – Ради Бога, что вам нужно? – Изолируйте Дэмьена, – проговорила старушка, и взгляд ее был тверд. – Его влияние ужасно, неужели вы этого не видите? Вы что, хотите погубить Марка, уничтожить его? Ричард вскочил. – Ну, хватит, – оборвал он тетушку. – Я провожу вас в вашу комнату, Мэрион. Старушка поднялась ему навстречу. – Ты ослеп, Ричард. – Она схватила его за обе руки. – Ты же знаешь, что брат твой пытался убить Дэмьена. Доктор Уоррен находился в состоянии шока. Анна вскочила и воскликнула: – Уведи ее отсюда, Ричард! Уведи ! Мэрион вдруг осознала, что если она не скажет всего сейчас, то не скажет этого никогда. И старушка продолжала: – Почему он пытался убить Дэмьена? Ну ответь мне! Скажи правду! Ричард еле сдерживал свою ярость. – Роберт был болен, – отчеканил он, – психически. – Ну все, хватит, – заверещала Анна, – не смей разговаривать с ней! Доктор Уоррен не знал, что и делать. Он был ошеломлен. Не смея произнести ни звука, доктор комкал в руках салфетку. Мэрион глубоко вздохнула и предприняла последнюю попытку шантажа. На этот раз в ее голосе прозвучала мольба. – Если вы не разъедините мальчиков, я весь свой капитал оставлю на благотворительные фонды, на благотворительные… – Да делайте с ним, что хотите! – взорвался Ричард. – Сожгите деньги, выбросьте их к черту, только не пытайтесь… – Ричард, ну пожалуйста, – умоляла его Мэрион. – Послушай меня! Да, я стара, но я не выжила из ума. Твой брат пытался покончить с Дэмьеном. ПОЧЕМУ? – Убирайтесь отсюда! – взвизгнула Анна. Она обежала вокруг стола и решительно устремилась к старушке, будто собиралась ударится ее. Ричард попытался удержать жену, но она тут же вырвалась и, ткнув в пеону тетушки Мэрион дрожащими пальцами, произнесла: – Вели ей уйти! – Я и так ухожу! – ледяным тоном произнесла старушка, вложив в него все свое достоинство. Она кивнула на прощание доктору Уоррену и покинула комнату. Ричард последовал за ней. Когда их шаги затихли, Анна, глубоко вздохнув, обратилась к доктору: – Извините, Чарльз, мне и в голову не приходило… – Ничего, ничего, все в порядке, – успокоил ее Уоррен. – Я все понимаю. – Он поднялся и кивком указал в сторону маленькой комнаты. – Почему бы нам не поглядеть на слайды, – предложил он. – У меня есть здесь замечательные штуки, которые я бы хотел продемонстрировать вам и Ричарду. В действительности же ему хотелось поскорее покинуть этот дом. На площадке третьего этажа тетя Мэрион высвободила наконец свой локоть из руки Ричарда. – Я и сама пока могу идти! – с достоинством бросила она. Молча миновали они длинный, покрытый ковром коридор, и лишь у двери спальни старушка снова повернулась к племяннику: – Твой брат пытался убить Дэмьена… – Но мы же с этим покончили, тетя Мэрион. – Должна была быть причина. – Я вам уже говорил. Я не могу больше об этом. Особенно в присутствии посторонних. Иисус Христос… – Но зачем он пытался убить собственного сына? – Он был болен, тетя Мэрион, психически болен. – А Дэмьен? Думаешь, он не болен? – Что Дэмьен? С ним ничего особенного не происходит! – Торн опять начал выходить из себя. Одновременно он и злился на себя, понимая, как легко смогла Мэрион довести его до такого состояния. Может, она и прекратила бы свои нападки, если бы Ричард так остро не реагировал на них. Он попытался успокоиться. – Ваша ненависть лишена всяких оснований… – Будь поосторожнее, – перебила его тетушка Мэрион. «Наконец-то она приходит в себя», – подумал Торн и обратился к старушке: – Ложитесь спать. Пожалуйста. Вы себя сейчас не контролируете. Тетя Мэрион подняла брови. Она знала, куда нанести удар. – Дэмьен не унаследует от меня ничего. Завтра я займусь этим. – Старушка потянулась к дверной ручке. – Делайте, как знаете, часть акций компании – ваша! – Ричард понимал всю отчаянность положения. Ему была необходима эта доля, чтобы обеспечить интересы обоих сыновей. – Но уж если вы в моем доме… – То я твоя гостья, – закончила Мэрион. – Я знаю. Но это моя комната, и я вынуждена просить тебя уйти. Сейчас же. Торн вздохнул, наклонился и чмокнул старуху в макушку. – Мюррей будет ждать вас завтра утром в машине. Тетя Мэрион некоторое время подождала, пока он скроется в тени коридора, а потом, торжествующе улыбнувшись, прошагала в комнату и захлопнула за собой дверь. Когда Ричард заглянул в маленькую комнату, Анна с доктором Уорреном уже установили проектор и экран. Чарльз хотел дать им возможность предварительно взглянуть на экспонаты новой выставки, которую он подготовил для чикагского Музея Древностей. Ричард унаследовал от своего отца любовь к археологии и всячески поддерживал любое начинание в этой области. Одним из таких предприятий были рискованные раскопки близ города Эйкра, где обнаружились самые потрясающие за последние двадцать лет находки. И хотя инициатором раскопок являлся Реджинальд Торн, именно Ричарду предстояло пожинать плоды этого предприятия. Чарльз Уоррен включил проектор, и Ричард притушил свет. – Большинство этих экспонатов уже упаковано и находится сейчас в дороге. Вскоре первая партия прибудет сюда. Первые слайды демонстрировали вазы и миниатюрные статуэтки. Разглядывая их, Торн, казалось, забыл о тетушке Мэрион, Анна улыбалась, поглядывая на мужа. Вдруг она перевела взор на экран, и у нее перехватило дыхание. На слайде была запечатлена фигура женщины довольно больших размеров, яркая и уродливая, облаченная в багровые и пурпурно-золотистые одежды со множеством украшений. Восседала блудница на Звере о семи головах. Каждая голова покоилась на длинной чешуйчатой шее, из лбов торчали рога, а из пастей – клыки и языки. Голова женщины была откинута назад, длинные волосы беспорядочно спутались, а сама она казалась пьяной от содержимого золотой чаши, которую сжимала в своей руке. – О, господи, – пробормотала Анна. – Да, – поддержал ее Чарльз, – вид у нее весьма устрашающий. – Вавилонская блудница? – поинтересовался Ричард. Чарльз кивнул. Анна вопросительно взглянула на мужа. – Ты ее знаешь? – удивилась она, и все рассмеялись. Чарльз взял карандаш и подошел к экрану. – Она символизирует Рим. А эти десять острых, как бритва, рогов на Звере – десять царей, у которых пока нет царств. Но Сатаной им была обещана временная власть до тех пор, пока не явится он в своем полном величии. – А зачем она взгромоздилась на Зверя? – спросила Анна. – Не знаю. Но, очевидно, она не останется на нем долгое время. Ибо сказано в «Откровении Иоанна Богослова», что десять царей «возненавидят блудницу, и разорят ее, и обнажат, и плоть ее съедят, и сожгут ее в огне». – Потрясающе, – вздрагивая, произнесла Анна. – И вы во все это верите? – Ну, я полагаю, вся Библия целиком состоит из удивительных и чудесных метафор. Нам еще предстоит найти разгадки ко многим из них. – Например? – заинтересовалась Анна. Чарльз был не из тех людей, кто при любой возможности пытается обратить в свою веру первого встречного. Но он решил не увиливать от ответа и четко объяснить все Анне. – Ну, имеется, например, масса свидетельств, что конец света уже близок. – Что? – не поняла Анна. Она решила, что ученый шутит. – Многие события, происшедшие за последнее десятилетие, были предсказаны в «Откровении Иоанна Богослова». Землетрясения, наводнения, голод, небо, потемневшее от смога, отравленные воды, меняющийся климат… – Но такие вещи происходили всегда, – запротестовала Анна. – Имеются и более любопытные свидетельства. Например, существует предсказание, что конец света наступит вскоре после того, как Библия будет переведена на все письменные языки. В начале 60-х годов это и было сделано. Предполагают, что последний Армагеддон начнется на Среднем Востоке. – Но… – начала Анна, но тут вмешался Ричард: – Вы не возражаете, если мы вернемся к слайдам? Если конец настолько близок, мне не терпится узнать, за что я выложил кучу денег, пока все это не превратилось в прах? Напряжение рассеялось. Даже Чарльз рассмеялся. Он нажал кнопку дистанционного управления. На следующем слайде была также запечатлена Блудница, но сфотографированная издалека. Рядом с изображением стояла молодая женщина, так что, сравнивая ее рост и габариты картины, можно было судить о размерах фигуры Блудницы. – Что это за девушка? – полюбопытствовал Ричард. – Фи, а я-то подумала, что ты и ее знаешь, – съязвила Анна. – Это моя приятельница. Репортер. Ее зовут Джоан Харт. Вы что-нибудь о ней слышали? Харт пишет биографию археолога Бугенгагена. Следующий слайд демонстрировал Джоан Харт с близкого расстояния. Это была потрясающая рыжеволосая женщина с сияющими глазами. – Похоже, ты у нее на крючке, а, Чарльз? – бросила Анна. Чарльз отрицательно покачал головой и рассмеялся. – Да нет, никаких планов на этот счет. Просто она здорово делает свою работу. Кстати, она собирается в Чикаго. Думаю, скоро явится сюда. Хочет взять у тебя интервью, Ричард. – У меня? – удивился Ричард. – По какому, интересно, поводу? – Раскопки, выставка, ну и все такое. – Ты же знаешь, что я терпеть не могу всякие интервью, Чарльз. – Да, знаю. Но я подумал… – Так вот, передай ей это. – Ладно, ладно. – Чарльз удрученно покачал головой, хотя был в курсе, насколько дорожил Ричард покоем своей семьи. Несколько позже собравшиеся прощались в холле. – Я завтра буду в городе, – заговорил Ричард, помогая Чарльзу надеть пальто. – А Анне придется остаться здесь и проследить, чтобы все было закрыто. Чарльз кивнул. – А чудное было лето, – вымолвил он и обернулся, чтобы поцеловать на прощанье Анну. – Увидимся послезавтра, – пообещала она, распахивая дверь. Ричард проводил Чарльза к машине: – Да, по поводу тети Мэрион… – начал он. – Все, все, я уже все забыл, – улыбнулся Чарльз. Ричард захлопнул автомобильную дверцу и помахал Уоррену на прощанье, покуда тот не скрылся во мраке холодной ноябрьской ночи. Затем Торн вдохнул глоток морозного воздуха и вернулся в дом. Тетушка Мэрион слышала каждое слово, сказанное при расставании, в том числе и сбивчивое извинение Ричарда за ее сегодняшнее поведение. Как обычно перед сном, старушка открыла окно, что дало ей возможность подслушать разговор Ричарда с Уорреном. – Неблагодарный слепец, – пробормотала Мэрион и вновь обратилась к старенькой Библии, которую листала каждый вечер. Сегодня она открыла ее на тексте Бытия: «…плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся на земле». "Ну вот, – вслух размышляла тетушка Мэрион, – разве это не знак уж и не знаю чего!" Она толковала только что прочтенный отрывок, имея в виду компанию «Торн Индастриз». Ей виделось, что компании предначертано достичь таких вершин, которые вообразить невозможно. И еще крепче уверилась старушка, что доля ее ни в коем случае не должна попасть в руки Дэмьена, этого средоточия зла. Она решила завтра же, как только возвратится домой, изменить свое завещание. Конечно же, она завещает свою долю очень благонамеренной религиозной общине. Она проучит этих неблагодарных родственников! Мэрион до такой степени размечталась о мести, что даже не заметила огромного черного ворона, неожиданно возникшего на подоконнике ее спальни. В глазах замершей птицы застыла холодная ненависть. Ричард читал в кровати, а вокруг возвышались кипы деловых бумаг. Он часто работал по ночам, так как необходимо было постоянно держаться в курсе событий. И все равно он не успевал охватить всего того, что происходило в его компании. Все данные, которые постоянно менялись, надо было удерживать в голове. Сегодня Ричард никак не мог сосредоточиться. Лавина воспоминаний, с таким тщанием закапываемых в самые недра сознания, вдруг обрушилась на него. Кто знает, кем мог стать его брат? Может быть, даже президентом. Но в расцвете сил быть подстреленным, как собака… – Ричард! – Анна, сидевшая перед туалетным столиком, замерла с расческой в руке. Он понял, что жена давно пытается привлечь его внимание. Ричард сдвинул на лоб очки и взглянул на нее. – Ты же обещал мне… – продолжала жена. – Обещал что, солнышко? Анна вздохнула. Было ясно, что он ни слова не слышал из всего сказанного. – Что никогда больше тетя Мэрион не переступит порог этого дома. Никогда. – О, Анна… – Обещай мне! – Ну ради Бога, старушке ведь уже восемьдесят четыре года! – Мне наплевать на это. И ноги ее не должно быть здесь. Она злющая, ее надо опасаться, и… – Да у нее же старческий маразм, Анна! – Она отравляет даже воздух вокруг себя. Она действует мне на нервы и пугает мальчиков… – Ерунда, они-то ее всерьез вообще не воспринимают. – Да, конечно. Они насмехаются над ней, но, заметь, избегают находиться с ней в одной комнате. Особенно Дэмьен. Ричард снял очки и положил их на ночной столик возле кровати. Сегодня он не в состоянии был прочесть ни строчки. Торн собрал документы и сложил их на полу. – Ну, – попытался он снять напряжение, – по крайней мере рот она раскрывает всего лишь раз в несколько лет, прямо как какой-нибудь депутат во время предвыборной кампании. – Не смешно, – оборвала мужа Анна. Она отложила расческу и выключила над туалетным столиком лампу. Потом встала, потянулась и подошла к постели. Ричард не переставал изумляться, как красива была Анна и как ему повезло, что он ее встретил. Ричард был уверен, что после ужасной и противоестественной гибели Мэри он уже не в состоянии влюбиться. И вдруг, как Божий дар, появилась Анна. Они мельком виделись в Вашингтоне. Ричард находился там по делам компании, она же переехала в этот город в надежде начать жизнь сначала. Сперва Анна принялась неистово флиртовать с ним, пока Ричард не рассказал ей о смерти Мэри и о своем нежелании вступать в какие-либо серьезные отношения. Анна резко изменилась и начала искренне ему сочувствовать. Наверное, из всего этого так ничего бы и не вышло, если бы, возвращаясь в Чикаго, Ричард не обнаружил свою будущую супругу сидящей рядом с ним. Анна утверждала, что это чистое совпадение, и Торн, польщенный и заинтригованный, великодушно принял эту ложь. Объявление об их помолвке стало настоящим сюрпризом для всех. Но Ричард не привык считаться ни с какими условностями, к тому же он был бешено влюблен в Анну. И вот Анна, спустя семь лет их супружеской жизни, здесь, в его руках, а он по-прежнему сходит по ней с ума. Ричард, конечно, должен был признать, что секс тут играл немаловажную роль. Анна вывела его на вершину наслаждения, этот пик уже мог показаться и греховным. Мэри была в постели робкой и стеснительной, Анна же соблазняла и одурманивала. Ричард даже не подозревал, насколько сам он был сексуален, пока в его жизни не появилась Анна и не пробудила в нем истинного наслаждения. – О чем ты задумался? – прервала мысли Ричарда жена. – О тебе. 0 том времени, когда мы встретясь. И о том, как жутко я тебя люблю. – Ах, об этом… Ричард засмеялся. Да, Анна умела заставить его смеяться так, как он никогда не смеялся с Мэри. Но Ричард не мог сравнивать этих женщин. Он начинал чувствовать комплекс вины перед Мэри. – Опять испытываешь чувство вины? – спросила Анна. Она умела читать его мысли. – Нет, – солгал Ричард. Он слишком устал от откровений. Анна клубочком устроилась рядом. – Что ты ей сказал? – промурлыкала она ему в ухо. – М-м-м? – Что ты сказал тете Мэрион, когда провожал ее? – Я ей велел хорошо себя вести. – И все? – Ну, я, конечно, был несколько жестче, потверже, что ли… – Может быть, выйди Мэрион замуж, она не была бы такой стервой. – Анна вновь прильнула к Ричарду. – Интересно, чего только не сделает настоящий мужчина, – возбужденно проговорил Ричард, привлекая к себе жену. Она на секунду отстранилась и прошептала, глядя на него глазами невинной девочки: – Обещаешь? Ричард понял, что не может дальше сопротивляться. – Обещаю, – прошептал он, выключая свет, – больше тети Мэрион здесь не будет. Два огонька погасли в один и тот же момент. Освещение в спальне тети Мэрион и свет в ее глазах. Старушка была мертва, Библия выскользнула из ее рук. Никто не знал, что же здесь произошло, кроме исполинского черного ворона, вылетевшего из ее окна. Огромная черная птица стремительно взмыла в ночь. 2 На следующий день в Дэвидсоновской Военной Академии состоялся торжественный парад. Курсанты высыпали на плац и под грохот школьного духового оркестра принялись маршировать в ослепительном блеске всех своих регалии. Большинство ребят, прокручивая в голове ежедневные утренние занятия, пытались при этом демонстрировать что-то вроде бравой военной выправки. Полковник стоял на широкой каменной лестнице, ведущей к главному зданию Академии, и сиял от гордости, глядя на стройные ряды молодых курсантов. Для военного он был тучноват, но, зная прекрасно, что родная страна не призовет его под знамена на свою защиту, полковник позволял себе это удовольствие – сытно и вкусно поесть. Рядом с ним стоял строгий, красивый, несколько настороженный молодой человек. Его тугие мышцы прямо-таки играли под тщательно отутюженной формой. Внешний вид молодого человека походил на вызов обрюзгшему полковнику. Полковник произнес приветственную речь по случаю возвращения курсантов в Академию после Дня Благодарения. Затем был сделан ряд объявлений о школьном расписании на следующие недели. Стоя на плацу, Марк незаметно шепнул Дэмьену: – Это, кажется, он. – Его слова относились к молодому, атлетически сложенному офицеру, застывшему рядом с полковником. – Вроде ничего выглядит, – прошептал в ответ Дэмьен. – Ну, если гориллы в твоем вкусе… Как раз в этот момент полковник скомандовал: – Взвод Брэдли – оставаться на месте. Всем остальным – в столовую. Правое плечо вперед… Шагом марш! Мальчики сгрудились вокруг двух офицеров. Полковник кивнул в сторону молодого человека. – Это сержант Дэниэль Нефф. Он здесь вместо сержанта Гудрича. Данное сообщение явилось первым упоминанием о сержанте Гудриче. Как бы парадоксально это ни выглядело в военной школе, но с курсантами старались по возможности не заводить разговоров на тему о смерти, а уж разговоры о самоубийстве вообще не допускались, ибо подобный акт считался позорным для мужчины. Поэтому упоминание о несчастном Гудриче явилось первым и последним. – Сержант Нефф – опытный солдат, – продолжал полковник, – и я наперед уверен, что вы станете лучшим взводом Академии. – Полковник подбадривающе улыбнулся. Потом повернулся к Неффу: – Ну, а дальше вы уж сами знакомьтесь, сержант. Нефф лихо отсалютовал, а затем, продолжая стоять по стойке «смирно», проводил взглядом удаляющегося полковника. В заднем ряду взвода стоял огромный парень, на голову возвышавшийся над всеми курсантами. Он был грузен и толст, его шея и кулаки неуклюже торчали из воротничка и рукавов рубашки, слишком для него тесной. Верзилу звали Тедди. Пытаясь как бы скомпенсировать свою более чем непривлекательную внешность, он измывался над всеми остальными ребятами. В этот момент Тедди решил, что неплохо было бы с ходу произвести впечатление на нового сержанта. – Господин сержант, – подобострастно заулыбался он, нарочито разглядывая ряд ослепительно сверкающих медалей на груди Неффа. – За что вы получили ваши награды? – Откроете свой рот только тогда, когда я с вами заговорю, – рявкнул Нефф. – Вы будете слушаться каждого моего слова! Я намерен довести вашу подготовку до самого блестящего состояния. А посему буду полировать вас до тех пор, пока блеск ваших достижений не ослепит всю Академию. Нефф замолчал и окинул взглядом всех курсантов. – Ясно? Побледневшие мальчики кивнули. Тедди опустил голову и сглотнул ком обиды, застрявший в горле. Он не выносил, когда его в чьем-то присутствии осекали. – Я еще поговорю с каждым из вас отдельно. После завтрака в моем кабинете, – продолжал Нефф. – А пока что назовите ваши имена. Расхаживая взад-вперед, он остановился перед Марком. – Марк Торн, – робко произнес мальчик, изнемогая под жестким взглядом офицера. – У меня, Торн, имеется воинское звание, и оно меня пока что устраивает. – Марк Торн, господин сержант. – Торн, а? – заулыбался Нефф. – Вашу семью ведь многое связывает с этой Академией, не так ли? Марк, выросший в богатстве и роскоши, был идеально воспитан и чувствовал, что напоминать о своих славных предках значило бы допустить ужасную бестактность по отношению к остальным ребятам. Поэтому он, обливаясь краской стыда, молча стоял, не зная, что и ответить. – Что, разве не так? – настойчивее повторил свой вопрос Нефф. Марк деликатно ответил: – Мои отец и дед были здесь курсантами. – Хорошо, – произнес Нефф, приятно удивленный тактичностью мальчика. – Но учти, что это не дает тебе никаких преимуществ, мы все здесь в равном положении. – Да, господин сержант, – с готовностью кивнул Марк, сгорая от нетерпения, когда же наконец офицер от него отстанет. Тедди не смог удержаться от соблазна вознаградить себя за унижение. – Мы все это слышали и раньше, – прошипел он. Курсанты замерли на месте. Нефф круто повернулся к Тедди и злобно бросил: – Но не от меня, ясно? Да, этого «новенького» так просто не одолеешь. Тедди не выдержал тяжелого взгляда Неффа и опустил голову. Нефф двинулся дальше. – Имя? – Дэмьен Торн, господин сержант. Нефф стрельнул взглядом в сторону Марка, потом опять уставился на Дэмьена. – Вы не похожи. – Мы – двоюродные братья, господин сержант, – пояснил подросток и рискнул улыбнуться. Что-то неуловимое мелькнуло в глазах Неффа, но тут же исчезло. – Хорошо. Но и к тебе относится то же самое. Никаких привилегий. Дэмьен кивнул и провожал взглядом командира, пока тот подходил к следующему курсанту. Что-то в этом Неффе взбудоражило Дэмьена, взволновало его до мозга костей. Но что это было, он не понимал. Пока. В шестидесяти милях от Академии, в самом сердце Чикаго, Ричард Торн шагал по затейливо обставленному вестибюлю огромного здания – главного офиса «Торн Индастриз». Рядом с ним находился и президент компании Билл Ахертон. В холле присутствовали еще несколько человек: либо самые рьяные служащие, так как было слишком рано, либо те, кто возвращался с ночной смены. Ахертон, добрейший и внешне непримечательный, мог бы стать, вероятно, первоклассным шпионом. Ему стукнуло шестьдесят четыре года, и по жизни он скользил медленно, но уверенно, без всяческих усилий продвигаясь к намеченной цели. После окончаний колледжа Ахертон пришел работать в компанию «Торн Индастриз», в отдел развития и планирования. Он сделал блестящую карьеру и числился теперь вторым человеком после Ричарда Торна, являвшегося председателем правления директоров. Ахертон по-прежнему жил в доме, который купил после женитьбы на своей однокурснице. Он горячо любил свою жену, она была его первой и единственной женщиной. Жизнь не припасла никаких особых сюрпризов для Билла Ахертона, и он с удивленным смущением наблюдал взлеты и крушения судеб своих друзей, чье существование было значительно неустойчивей, чем его собственное. Ахертон, возможно, был слишком мягок, но далеко не глуп. Да и кто, будучи недалеким человеком, мог бы стать президентом «Торн Индастриз»? Одна мысль сегодня не давала президенту покоя, мысль, зародившаяся в нем уже давно. И она была связана с Полем Бухером – директором отдела Специального Проектирования и его, Ахертона, непосредственным подчиненным. Бухер – молодой мужчина, почти на тридцать лет моложе Ахертона, не делал секрета из того, что метил на место президента компании. Но не это беспокоило Ахертона. У него с давних пор выработался иммунитет ко всякого рода интригам. Президент прочно занимал свое место, ибо прекрасно разбирался в работе и понимал, что Ричард Торн, один из его старейших и лучших друзей, никогда не поддастся ни на какие маккиавеллиевские уловки. А волновало Ахертона то, что чем ближе узнавал он Бухера, тем явственней обнаруживал в нем жестокость и беспринципность. Проводимые его заместителем деловые операции рано или поздно могли отрицательно сказаться на репутации компании и, что еще опаснее, могли навлечь на «Торн Индастриз» серьезные неприятности, особенно если учесть, что в перспективе Бухера ожидали более обширные полномочия, чем в настоящее время. Все это разом пронеслось в сознании Ахертона, пока они вместе с Ричардом Торном пересекали вестибюль, направляясь к вращающимся дверям. Они должны были встретиться с Бухером, предложившим компании «Торн Индастриз» приобрести сельскохозяйственный завод и осмотреть предприятие. Ахертон решил сегодня пораньше прийти на работу, чтобы поделиться своими опасениями с Торном прежде, чем они попадут на завод. Он понимал, что там у него уже не будет возможности выговориться. Торн, как обычно, оставался дипломатом. – Я первый, кто признает, что с Полем сработаться трудно, – высказал он свое мнение, – но ведь нам потребовалось целых три года, чтобы найти человека подобной квалификации. – Но я не ставлю под вопрос его профессиональные качества, – возразил Ахертон, – я говорю о… – О его стиле, – закончил за него Торн как раз в тот момент, когда они выходили к автомобилю, поджидавшему их. Ахертон отрицательно покачал головой: – Я легко мог бы смириться с его стилем. Каждый день я встречаюсь с разными людьми. Не в этом дело. Мне просто не нравится, что он предлагает. У меня это стоит уже поперек горла, и я не собираюсь скрывать свое отношение ко всем его затеям. – Ты беспокоишься, как бы у нас не возникли неприятности в департаменте юстиции, – заключил Торн. – Но он ввязался в очень щепетильные делишки… Они подошли к лимузину, Мюррей открыл дверцу. – Давай-ка выслушаем его самого, – предложил Торн, когда они удобно расположились на заднем сиденье автомобиля. – Я прошу тебя высказывать свои соображения несколько более… деликатно… чем обычно. Мюррей захлопнул автомобильную дверцу под одобрительное хмыканье Ахертона. Один за другим курсанты взвода Брэдли входили в кабинет нового командира. Они робко и нетерпеливо ожидали своей очереди в коридоре рядом с его кабинетом. Тедди с видом неимоверной скуки опирался о стену. Он пытался придать своему лицу этакое бесстрастное выражение, чтобы никому и в голову не пришло, будто Тедди хоть на миг испугался Неффа, дважды унизившего его в глазах курсантов. На самом деле Тедди порядком струхнул. И теперь пытался прояснить для себя, как изменить тактику своего поведения в отношении нового сержанта. Как обычно возле Тедди околачивалась пара-другая подхалимов, на лицах у них было написано такое же нарочитое безразличие. Чтобы хоть как-то скрасить ожидание, Тедди решился на маленькое представление. Он подошел к противоположной стене, где аккуратными рядами были вывешены примерно сорок фотографий. На них в хронологическом порядке были запечатлены все футбольные команды Академии. Рассматривая фотографии, можно было узнать не только о том, как развивалась с годами игра в футбол, но и о том, кто учился здесь в разное время, сопоставив их с сегодняшними курсантами. Любопытный вывод напрашивался в результате этого сравнения: если и существовало в старое доброе время нечто, называемое честью мундира, то теперь ее место заняла озлобленность – именно на этом очень часто строились сейчас отношения между курсантами. Тедди нашел наконец то, что искал: – Мой старик играл за эту команду. Вот он, – пояснил он, тыча жирным пальцем в одну из фотографий. Несколько слоняющихся в ожидании своей очереди подростков подошли к верзиле, чтобы взглянуть на фотографию. – Он играл на переднем крае, – помедлив, продолжал Тедди, а затем оглянулся на Дэмьена. – Роберт Торн играл правым защитником, – в голосе Тедди прозвучало неприкрытое презрение. – Мне кажется, уж ты-то в состоянии купить себе все, что угодно? Дэмьен оттолкнулся от стены, на которую опирался: – Тедди, – угрожающе произнес он. Верзила оглянулся на приблизившихся курсантов, с нетерпением ожидающих развития событий, и откровенно полез на рожон. – Ты не прикупил еще право на правого защитника? Кругом послышались сдавленные смешки. Дэмьен двинулся на Тедди, но в этот момент дверь в кабинет Неффа распахнулась и оттуда вышел Марк. Он сразу же почувствовал сгустившуюся, напряженную вражду, возникшую между его кузеном и Тедди. Марк прокашлялся и спокойно произнес: – Дэмьен, ты следующий. Дэмьен взглянул на брата, затем снова впился глазами в Тедди. – Не смей никогда больше упоминать имени моего отца. Никогда, – проговорил он, сам удивляясь той угрозе, которая прозвучала в голосе. Дэмьен резко повернулся и исчез за дверью, тихо закрыв ее за собой. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=125042) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.