Месть Темного Бога
Линн Флевелинг


Век дракона #1
Защита, как нож, – оружие обоюдоострое. Но юному Алеку, с ужасом ожидавшему казни за преступление, которого не совершал, было не из чего выбирать. Потому он и ухватился за помощь таинственного незнакомца, зовущего себя Серегилом… и очень скоро оказался втянутым в войну против самого Темного Бога всемогущего Властителя Смерти. Ставка в такой игре – жизнь, правила ее неизвестны. Служители Темного Бога следуют за воинами Света по пятам, охотятся за ними, разя клинком и магией, предательством и изменой. Демоны, вызванные из бездны Ада, вырываются на волю, и страшной будет месть Темного Бога.





Линн Флевелинг

Месть Темного Бога





ОТ АВТОРА


Древний иерофантический календарь основывается на лунном годе, состоящем из двенадцати месяцев по 29 дней в каждом и четырех празднеств, отмечающих середины сезонов года, на которые приходятся остающиеся двенадцать дней.

Зимнее солнцестояние – отмечается самая долгая ночь в году и празднуется начинающееся увеличение дня (Ночь Печали и Праздник Сакора в Скале). За ним следуют месяцы:

САРИЗИН. ДОСТИН, КЛЕСИН.

Весеннее празднество – подготовка к севу, празднование даруемого Далной плодородия (Праздник Цветов в Майсене). За ним следуют месяцы:

ЛИТИОН. НИТИН, ГОРАТИН.

Летнее солнцестояние – празднуется самый длинный день в году. За ним следуют месяцы:

ШЕМИН, ЛЕНТИН. РИТИН.

Праздник урожая – окончание жатвы, время благодарения (Большой Праздник Далны в Майсене). За ним следуют месяцы:

ЭРАЗИН, КЕММИН, ЦИНРИН.




ПРОЛОГ


Хрупкие древние кости рассыпались в прах под ногами благородного Мардуса и Варгула Ашназаи, когда они спускались в тесное подземелье под курганом. Не обращая внимания на удушливый запах затхлости и тления, на комья влажной земли, падающие на голову и за воротник, Мардус прошагал по лежащим на полу скелетам к грубо вытесанной каменной плите у задней стены. Отшвырнув несколько черепов, он благоговейно поднял с алтаря маленький мешочек. Истлевшая кожа расползлась в его пальцах, и на ладони Мардуса оказались восемь резных деревянных дисков.

– Похоже, ты достиг цели, Варгул Ашназаи, – улыбнулся Мардус, и шрам на его левой щеке выступил резче.

Ашназаи, со своим узким бледным лицом, казался призраком в еле просачивающемся от входа свете. Удовлетворенно кивнув, он провел рукой над дисками, и на мгновение их форма стала расплывчатой – как будто намекая на их истинную природу.

– После всех этих столетий наконец-то мы нашли еще одну недостающую часть! – воскликнул он. – Это знак, господин. Время приближается.

– Весьма добрый знак. Будем надеяться, что и дальше наше путешествие будет столь же успешным. Капитан Тилдус!

В неправильной формы отверстии входа показалось чернобородое лицо.

– Я здесь, господин.

– Жители деревни собрались?

– Да, господин.

– Прекрасно. Начинай.

– А я приму меры, чтобы с этим ничего не случилось. – Варгул Ашназаи протянул руку к дискам.

– Что ты можешь сделать такого, о чем древние уже не позаботились бы? – холодно поинтересовался Мардус, опуская диски в собственный карман так небрежно, как будто это были всего лишь игральные кости. – В наибольшей безопасности находится вещь, не имеющая никакой цены. Так что положимся на мудрость предков.

Ашназаи быстро убрал руку.

– Как тебе угодно, господин.

Безжалостные черные глаза Мардуса в упор смотрели в лицо Ашназаи. Сверху донеслись вопли, и Ашназаи первым отвел взгляд.




ГЛАВА 1. Удача в сумерках


Тюремщики Асенгаи никогда не меняли давно сложившихся привычек: они пытали пленников в одни и те же часы и на закате отправлялись на отдых. Алек, которого снова приковали в углу сырой холодной камеры, отвернулся к стене и долго всхлипывал, несмотря на то что каждый судорожный вдох причинял боль.

Ледяной горный ветер врывался в зарешеченное окошечко под потолком, неся с собой свежий запах приближающегося снегопада. Все еще не в силах унять слез, паренек зарылся в гнилую солому, брошенную на пол камеры. Колючие стебли оживили боль в царапинах и синяках, покрывавших все его голое тело, но все же это было лучше, чем позволить сквозняку лишить его последних крох тепла.

Алек остался в камере один. Мельника стражники повесили накануне, а узник, называвший себя Данкером, умер под пытками. Алек ни с одним из них раньше не встречался, но все же они разделяли его беду и были добры к нему. Теперь он лил слезы не только от боли и страха, но и оплакивая их ужасную участь.

Потом, когда слезы иссякли, Алек опять начал гадать, почему тюремщики пощадили его, почему благородный Асенгаи снова и снова приказывал: «Не изуродуйте мальчишку!» Так что его не пытали раскаленным железом, ему не отрезали уши, узловатые кнуты не изорвали в клочья его кожу. Над ним издевались более изощренно, чтобы не осталось следов: палачи, привязав его к доске, окунали Алека в воду, пока юноша не начинал захлебываться. Сколько бы он, ловя ртом воздух, ни уверял их, что забрел во владения Асенгаи случайно, охотясь на полосатых диких котов, ему не верили.

Теперь он уже хотел только одного: чтобы его поскорее убили и смерть наконец избавила от бесконечных часов боли, от потока вопросов, которых он не понимал и на которые не находил ответа. Цепляясь за эту горькую надежду, Алек провалился в беспокойный сон.

Но вскоре знакомый грохот подкованных сапог вырвал его из забытья. Теперь в окошечко под потолком проникал свет луны, бросая отблеск на солому на полу. В ужасе ожидая новых издевательств, Алек забился, насколько позволяла цепь, в дальний темный угол.

Шаги приближались, и теперь к ним присоединился высокий резкий голос, сыпавший руганью и проклятиями. Дверь камеры со стуком распахнулась, и в свете факелов стали видны двое стражников, тащившие упирающегося пленника.

Новый узник был маленьким и тощим, но вырывался он из рук тюремщиков с яростью загнанной в угол ласки.

– Руки прочь, вы, безмозглые животные! – Яростные вопли пленника сопровождались заметным пришепетыванием. – Я, наконец, требую, чтобы меня отвели к здешнему господину! Как вы посмели схватить меня! Или в этой глуши даже бард не может рассчитывать на безопасность?

Вывернувшись из рук одного из стражников, он отвесил ему размашистую оплеуху. Верзила-тюремщик с легкостью отразил удар и резко заломил руки пленника за спину.

– Не трепыхайся ты так, – фыркнул второй и заехал человечку кулаком в ухо. – Ты скоро познакомишься с нашим хозяином, хотя вряд ли это тебя сильно обрадует.

Его напарник издевательски засмеялся:

– Уж это точно! Он заставит тебя петь – громко и долго. – Сильный удар по лицу и еще один – в живот – заставили пленника умолкнуть. Стражники подтащили его к стене напротив Алека и надели на него ручные и ножные кандалы.

– А как насчет этого? – Один из тюремщиков ткнул пальцем в Алека. – Его отправят завтра или послезавтра. Не позабавиться ли нам с ним пока?

– Нет, ты же знаешь, что приказал господин. Он спустит с нас шкуру, если мы подпортим товар, предназначенный для работорговцев Да и пора нам: ребята небось уже начали играть. – Ключ заскрежетал в замке, и голоса стражников затихли вдали.

Работорговцев. Алек сжался в комок в своем углу. Здесь, в северных краях, рабства не было, но он наслышался достаточно о дальних землях и ужасной судьбе тех, кого туда увозили. Эти люди никогда не возвращались обратно. Ледяная рука страха сжала его горло, Алек забился в своих цепях.

Бард со стоном поднял голову:

– Кто здесь?

Алек замер, подозрительно глядя на соседа по камере. Бледного света луны было достаточно, чтобы разглядеть яркую одежду, какую обычно носят бродячие певцы, – тунику с длинными рукавами с буфами, полосатый пояс, узкие штаны. Наряд дополняли высокие заляпанные грязью дорожные сапоги. Лица человека Алек не видел – его закрывали длинные до плеч черные волосы, завитые в щегольские локоны.

Алек был слишком измучен и несчастен, чтобы предаваться праздной болтовне; он снова молча забился в свой угол. Человек, казалось, в свою очередь пытался рассмотреть Алека, но прежде чем он успел что-нибудь сказать, снова раздались шаги. Бард распластался на соломе и лежал неподвижно, пока тюремщики затаскивали в камеру третьего узника – коренастого толстошеего крестьянина в домотканой одежде и забрызганных грязью леггинсах.

Несмотря на свои могучие размеры, человек покорно дал приковать себя к стене рядом с бардом, храня полное страха молчание.

– Теперь у тебя есть компания, парень, – с ухмылкой сказал Алеку стражник, ставя маленькую глиняную плошку с горящим в масле фитилем в нишу над дверью. – Не так скучно будет ждать утра.

Свет от лампы упал на Алека, и синяки и царапины стали отчетливо видны на его белой коже, еле прикрытой остатками полотняной рубахи. Алек безучастно смотрел на своих мучителей.

– Клянусь Создателем, малыш! Что ты натворил, что они так тебя отделали? – воскликнул первый из узников.

– Ничего, – выдохнул Алек. – Они меня пытали… других тоже. Те умерли… вчера? Какой сегодня день?

– Как рассветет, будет третий день месяца эразин. Голова Алека болела, ему было трудно соображать. Неужели прошло всего четыре дня?

– Но за что они тебя схватили? – настаивал человек, глядя на Алека с подозрением.

– Они сказали, что я шпионил. Но это неправда! Я пытался объяснить…

– Вот и со мной то же самое, – вздохнул крестьянин. – Меня схватили, избили, отняли все, что у меня при себе было, и ни слова не пожелали выслушать. «Я же Морден Свифтфорд, – говорил я им, – простой пахарь, никакой не шпион». И вот я здесь.

С глухим стоном бард сел, неловко повернувшись в своих оковах. С большим трудом ему удалось прислониться спиной к стене.

– Эти твари дорого заплатят за свои бесчинства, – с бессильной яростью прошипел он. – Подумать только, Ролан Силверлиф – шпион!

– Тебя тоже обвиняют в этом? – спросил Морден.

– Это же абсурд! Только на прошлой неделе я выступал на ярмарке в Рук Торе. В здешних краях у меня найдутся могущественные покровители, и уж поверьте, они все узнают о тех издевательствах, которым меня подвергли!

Человек продолжал бормотать, в подробностях перечесляя, где проходили его выступления и к каким благородным господам обратится он за защитой.

Алек не обращал на него внимания. Ему хватало собственных несчастий, и он бессильно скорчился в своем углу. Морден же слушал барда, разинув рот.

Не прошло и часа, как тюремщики вернулись и уволокли дрожащего крестьянина. Скоро в камеру долетели знакомые вопли. Алек уткнулся лицом в колени и зажал уши, стараясь ничего не слышать. Он знал, что бард наблюдает за ним, но ему было все равно.

Когда стражники швырнули Мордена обратно в камеру и приковали к стене, его волосы и куртка были покрыты кровью. Он остался лежать там, где упал, издавая хриплые стоны.

Один из тюремщиков вернулся и раздал узникам по кружке воды и сухарю. Силверлиф посмотрел на еду с отвращением.

– В сухарях полно червей, но тебе следует подкрепиться, – сказал он, перебрасывая свою порцию Алеку.

Тот не прикоснулся ни к своему сухарю, ни к порции барда. Появление еды означало, что рассвет близок и скоро начнется новый мучительный день.

– Ну-ка поешь, – мягко подбодрил его Ролан. – Силы тебе скоро понадобятся. – Алек отвернулся к стене, но тот настаивал: – По крайней мере попей воды. Ходить-то ты можешь?

Алек безразлично пожал плечами:

– Какое это имеет значение?

– Может быть, скоро это будет иметь очень даже большое значение, – ответил человек со странной кривой улыбкой. В его голосе появилось что-то новое: расчетливая нотка, совсем не соответствующая его щегольской внешности. Тусклый свет лампы высветил его длинный нос и один внимательный глаз.

Алек сделал глоток, потом залпом выпил всю воду: потребности его тела давали себя знать, несмотря на всю безнадежность положения. У него во рту не было ни крошки еды и ни капли воды уже больше суток.

– Так-то лучше, – пробормотал Ролан. Он встал на колени, так что цепи, сковывающие его ноги, натянулись, и наклонился вперед. Морден поднял голову, глядя на него с тупым любопытством.

– Это бесполезно, тюремщики услышат и явятся сюда, – прошипел Алек. Хоть бы этот человек догадался не шуметь!

К его удивлению, Ролан хитро подмигнул. Потом он начал сгибать и разгибать руки, выпрямив напряженные пальцы. В тишине Алек услышал мягкий тошнотворный щелчок: большие пальцы выскочили из суставов. Кисти рук Ролана выскользнули из колец кандалов. Бард упал вперед, но ловко оперся на локоть и быстро вправил пальцы в суставы.

– Ну вот, теперь еще ноги… – Ролан рукавом вытер со лба пот. Отогнув верх сапога, он вытащил из шва в голенище длинный тонкий похожий на шпильку инструмент. Секунда возни с замками ножных кандалов – и бард был свободен. Подняв с пола кружки с водой – свою и Мордена – он подошел к Алеку.

– Ну-ка выпей. Только медленно. Как тебя зовут?

– Алек из Керри. – Паренек с благодарностью выпил воду, все еще гадая, на самом ли деле он видел то, что только что проделал Ролан. Впервые с тех пор, как его схватили, перед ним забрезжила надежда.

Ролан внимательно смотрел на Алека, как будто принимая нелегкое решение. Наконец он вздохнул и сказал:

– Пожалуй, тебе лучше отправиться со мной. – Потом, нетерпеливо откинув волосы с лица, он повернулся к Мордену с улыбкой, которую никак нельзя было бы назвать дружеской.

– Что-то ты, приятель, уж вовсе дешево ценишь свою жизнь.

– Добрый господин, – заикаясь, выдавил из себя Морден, – я всего лишь простой крестьянин, но моя жизнь дорога мне так же…

Ролан остановил его нетерпеливым жестом; сунув руку за ворот грязной куртки Мордена, он сорвал с шеи того тонкую серебряную цепочку и сунул ее под нос «крестьянину».

– Ты не очень убедительно играешь свою роль, знаешь ли. Хоть они и грубые животные, приспешники Асенгаи слишком хорошо знают свое дело, чтобы прозевать такую финтифлюшку.

«У него совсем другой голос!» – подумал Алек, в растерянности наблюдая эту странную сцену. Ролан больше не пришепетывал, щеголь бард превратился в смертельно опасное существо.

– Должен также тебе сказать – просто чтобы повысить твою квалификацию,

– что после пытки человек всегда страдает от жажды, – продолжал Ролан. – Кроме, конечно, тех случаев, когда он утолил жажду элем, которым от тебя разит за версту. Верно, у вас с тюремщиками был веселый ужин? Интересно, какой это кровью ты перемазан?

– Менструальной кровью твоей матушки! – прорычал Морден. Простоватое выражение исчезло с его лица; выхватив из леггинса короткий кинжал, он бросился на Ролана. Бард легко парировал удар и, резко выбросив вперед кулак, раздробил Мордену кадык, одновременно локтем стукнув его в висок. Морден рухнул к ногам Ролана, изо рта и из уха у него хлынула кровь.

– Ты его убил! – слабым голосом произнес Алек. Ролан пощупал пульс на горле поверженного противника, затем кивнул:

– Похоже на то. Иначе этот дурак заорал бы и позвал стражников.

Алек отпрянул и прижался к сырым камням.

– Успокойся, парень, – сказал ему Ролан, и Алек с изумлением обнаружил, что тот улыбается. – Хочешь ты отсюда выбраться или нет?

Алек смог только молча кивнуть, когда Ролан начал освобождать его от цепей. Покончив с этим, тот подошел к телу Мордена.

– Посмотрим теперь, кто ты такой. – Ролан сунул кинжал Мордена за голенище собственного сапога и задрал грязную куртку «крестьянина», обнажив волосатый торс. – Хмм, удивляться тут особенно нечему, – пробормотал он, заглядывая под мышку мертвеца.

Любопытство побороло страх, и Алек подобрался поближе и заглянул через плечо Ролана.

– Видишь? – Тот показал ему на три расположенных треугольником маленьких кружка, вытатуированных на бледной коже.

– Что это значит?

– Знак гильдии. Он был жонглером.

– Циркачом?

– Нет, – фыркнул Ролан. – Соглядатаем, подсадной уткой. Жонглеры берутся за любую грязную работу, если за нее хорошо платят. Они вьются вокруг таких князьков, как Асенгаи, как мухи вокруг навозной кучи. – Он стянул с мертвеца куртку и сунул ее Алеку. – Вот, надевай. И поторопись! Повторять не буду: отстанешь – заботься о себе сам.

Одежда была грязная и мокрая от крови, но Алек поспешно подчинился, хотя его и передернуло от отвращения, когда он ее натягивал. К тому времени, когда он был готов, Ролан уже возился с замком в двери камеры.

– Ржавый сукин сын, – пробормотал он себе под нос и плюнул в замочную скважину. Наконец замок поддался, и Ролан выглянул в коридор, слегка приоткрыв дверь.

– Как будто все спокойно, – прошептал он. – Не отставай и делай, как я скажу.

Алек следом за бардом выбрался из камеры; сердце его бешено колотилось, в ушах стоял шум, как от кузнечного молота. Их отделяло несколько ярдов от помещения, где узников пытали; затем следовала дверь, ведущая в комнату стражи. Она была открыта, и до беглецов доносились голоса тюремщиков, азартно играющих в кости.

Сапоги Ролана ступали по каменному полу так же бесшумно, как и босые ноги Алека. Ролан осторожно выглянул из-за косяка и поднял вверх четыре пальца, потом жестом велел Алеку быстро и тихо миновать дверь.

Алек тоже заглянул в комнату. Четверо стражников расположились вокруг расстеленного на полу плаща. Как раз в этот момент один из них бросил кости, раздалась ругань проигравшего, зазвенели монеты.

Дождавшись, когда внимание игроков будет отвлечено следующим ходом, Алек проскользнул мимо двери. Ролан бесшумно последовал за ним, и беглецы, обогнув угол, поспешили туда, где начиналась лестница. В нише на нижней площадке горела масляная лампа. Ролан прихватил ее с собой и двинулся дальше.

Алек совсем не представлял себе расположения помещений в замке и скоро утратил всякое понятие о том, в каком направлении они идут. Миновав извилистый проход, Ролан наконец привел его к маленькой дверце, открыл ее и нырнул в темноту, шепотом предупредив Алека, чтобы тот смотрел под ноги – как раз вовремя, иначе парень свалился бы с лестницы, начинающейся сразу за дверцей.

Там, куда они попали, было холодно и сыро. Колеблющийся свет лампы выхватывал из темноты покрытые мхом камни стен. Пол тоже был каменный, неровный и местами провалившийся от долгого запустения.

Наконец они дошли до выщербленных ступеней, ведущих к низкой окованной железными полосами двери. Камни под босыми ногами Алека казались ледяными, дыхание вырывалось клубами пара. Ролан передал юноше лампу, а сам занялся тяжелым замком, висящим на двери.

– Ну вот, – прошептал он, когда дужка поддалась его усилиям. – Задуй лампу и оставь ее здесь. Мы уже почти на свободе!

Беглецы выскользнули в тень, отбрасываемую стеной, окружающей внутренний дворик. Ущербная луна стояла низко над западным горизонтом; небо, усеянное звездами, начало светлеть, предвещая рассвет. На всем, что находилось поблизости, лежал толстый слой поблескивающего в лунном свете инея: на поленнице, стенке колодца, наковальне, где кузнец, по-видимому, обычно подковывал лошадей. Зима будет ранней в этом году, подумал Алек. Воздух пах морозом.

– Это двор конюшни, – прошептал Ролан. – За поленницей – ворота и коновязь. Проклятие, ну и холодина! – Взъерошив свои смешные локоны, он оглядел Алека:

если не считать грязной куртки, тот был совсем раздет. – Не можешь же ты отправиться в странствие через всю страну в таком виде! Спрячься-ка пока за боковой дверью. Стражников там быть не должно, но все равно не зевай и, главное, не шуми. Я сейчас вернусь. И прежде чем Алек успел возразить, Ролан растворился в темноте, двинувшись к воротам конюшни.

Алек скорчился за дверью, обхватив себя руками, чтобы хоть как– то согреться. Теперь, оставшись один, он почувствовал, что вспыхнувшая было надежда на освобождение оставляет его. Глянув в сторону конюшни, он не увидел своего странного спутника. Теперь уже Алека охватил ужас, грозя снести хрупкую плотину его самообладания.

Борясь с паникой, юноша заставил себя внимательно присмотреться к теням, отбрасываемым поленницей. «Не для того я перенес все мучения, чтобы теперь снова попасться из-за собственной слабости, – отчитывал он себя. – Дална-Создатель, простри свою могучую руку надо мной!»

Сделав глубокий вдох, Алек кинулся вперед. Когда ему оставалось до поленницы шага два, из-за наковальни всего в нескольких футах от него появилась высокая фигура.

– Кто там? – рявкнул человек, выхватывая из-за пояса нож. – Эй ты, стой смирно и отвечай мне!

Алек нырнул за поленницу и распластался на земле. Он упал грудью на что-то твердое, его руки сомкнулись на гладкой рукояти топора. Юноша тут же перекатился на бок, увернувшись от тяжелой дубинки, которой размахивал его преследователь. Выставив вперед топор, Алек каким-то образом сумел отразить следующий удар, но противник был силен, а сам он после пыток и голода последних дней совсем ослабел. Стражник обрушил на парня град ударов. Тот отпрыгнул назад, заметив при этом Ролана, появившегося из ворот конюшни. Однако вместо того, чтобы прийти на помощь Алеку, бард снова исчез в тени стены.

«Вот и все, – подумал Алек. – Я попался, и он бросил меня».

Ярость, рожденная отчаянием, заставила Алека броситься на не ожидавшего этого стражника, бешено размахивая топором. Если уж ему суждено погибнуть в этом ужасном месте, он умрет сражаясь, и умрет под открытым небом.

Противник Алека быстро опомнился и сам начал наступать, готовясь нанести юноше смертельный удар, когда на них обрушился грохот. Ворота конюшни распахнулись, и оттуда вылетел Ролан, сидя без седла на огромном вороном жеребце. За ним бежали конюхи и солдаты, крича и ругаясь.

– Ворота, будь они прокляты! Открой ворота! – прокричал Алеку Ролан, направляя своего скакуна через двор, чтобы заставить погоню свернуть в сторону.

Отвлеченный шумом, противник Алека сделал неловкое движение, и юноша яростным ударом вонзил топор ему в грудь Стражник с воплем рухнул на землю, а Алек, отбросив топор, кинулся к воротам, с трудом поднял тяжелый засов и распахнул створки.

Что же будет?

Растерянно оглянувшись, Алек увидел, как Ролан отбивается от преследователей в дальнем конце двора. Один из стражников схватил его за ногу, конюх пытался повиснуть на узде коня. Увидев открытые ворота, Ролан поднял своего скакуна на дыбы, а потом послал в галоп через двор. Вороной жеребец без всяких усилий перемахнул через ограду колодца и рванулся к воротам. В последний момент резко натянув поводья и вцепившись в гриву одной рукой, Ролан другую протянул Алеку, свесившись с коня.

– Давай! – завопил он.

Алек еле успел ухватиться за протянутую руку. Пальцы Ролана сомкнулись на его запястье, и тот рывком закинул юношу на круп жеребца. Юноша выпрямился и обхватил Ролана за талию; копыта коня прогрохотали по мосту, ведущему от ворот к дороге.

Обогнув деревушку, прилепившуюся у подножия замка, беглецы устремились к лесистым горам, где кончались владения Асенгаи.

Через несколько миль Ролан развернул коня и направил его в густой лес, тянувшийся вдоль дороги. Оказавшись в чаще, он натянул поводья.

– Вот что, держи, – прошептал он и сунул в руки Алека какой-то сверток.

Это оказался плащ. Грубая ткань пропахла конюшней, но юноша с благодарностью завернулся в теплую одежду, прижав босые ноги к бокам разгоряченного скачкой коня.

Ролан хранил молчание, и тут до Алека дошло, что они как будто чего-то ждут. Вскоре с дороги донесся стук копыт. Было еще слишком темно, чтобы пересчитать всадников, но, судя по звукам, их было не меньше полудюжины. Дав им удалиться, Ролан направил вороного в сторону замка.

– Мы не туда свернули, – прошептал Алек, дергая своего спутника за рукав.

– Не беспокойся, – ответил тот, хихикнув. Через несколько минут он свернул с дороги на заросшую тропу. Тропа резко пошла под уклон, ветви деревьев хлестали всадников. Отъехав достаточно далеко от дороги, Ролан остановил коня и, взяв у Алека плащ, закутал им голову жеребца, чтобы не дать тому заржать. Вскоре они услышали, как возвращается погоня. Солдаты теперь тащились медленно и переговаривались между собой. Двое из них решили обследовать тропу и проехали всего в двадцати ярдах от затаивших дыхание беглецов.

– Должно быть, он колдун, точно говорю тебе, – уверял один стражник другого. – Убил этого прохвоста южанина, исчез из камеры, а теперь и вовсе скрылся.

– Какой там, к черту, колдун, – сердито ответил ему напарник. – Ты сам захочешь научиться летать, если только Берин не схватит их там, дальше по дороге. Господин Асенгаи спустит с нас шкуру за побег этих шпионов.

Лошади солдат начали спотыкаться на крутой тропе и попятились.

– Клянусь потрохами Билайри! По этой чащобе в темноте не проехать. Если они сюда сунулись, то небось сломали себе шеи, – проворчал стражник. Солдаты развернули коней и поскакали к дороге.

Дождавшись, пока все стихло, Ролан снова сел на жеребца и вернул плащ Алеку.

– Что мы теперь предпримем? – прошептал тот, когда Ролан направил коня дальше по тропе.

– Я кое-что припрятал недалеко отсюда. Надеюсь, мое добро так там и лежит. Держись крепче, дорога тут нелегкая.




ГЛАВА 2. Через холмы


Когда Алек открыл глаза, солнце стояло в зените. Несколько секунд он, сонно моргая, смотрел на ветви над головой, пытаясь сообразить, где он находится и почему прикосновение грубого колючего одеяла так приятно.

Потом воспоминания обрушились на него, и тут уж он полностью проснулся. Приподнявшись, паренек закутался в одеяло и стал настороженно озираться.

Ролана нигде не было видно, но украденный ими вороной вместе с гнедой кобылой мирно паслись на лужайке; неподалеку валялся и потрепанный кожаный мешок, который Ролан оставил здесь, прежде чем отправиться во владения Асенгаи. Алек снова прилег, закрыв глаза и уткнувшись в одеяло, чтобы дать своему сердцу время перестать так бешено колотиться.

Его поражало, что Ролану вообще удалось найти дорогу сюда. Сам Алек, совершенно измученный, воспринимал скачку через лес как бесконечную череду препятствий: чащобы, бурные потоки, заросли чертополоха высотой в человеческий рост, через которые им пришлось продираться. спешившись. Неунывающий Ролан подбадривал Алека, обещая ему в конце пути горячую еду и теплое одеяло. К тому времени, когда они добрались до полянки, юноша был настолько измотан и так замерз, что сразу рухнул на подстилку из ветвей под большой елью, предусмотрительно приготовленную Роланом несколько дней назад. Последнее, что он запомнил, были проклятия, которые Ролан посылал ночному холоду, забираясь под груду одеял и плащей.

Теперь тоже было очень холодно, хотя солнце светило ярко. Хрупкие кристаллы инея пронизали поросль лишайника на стволе ели, под которой они с Роланом ночевали. По небу плыли пухлые, похожие на пятнистых рыб облака, обещая снегопад – первый в этом году.

Их лагерь располагался рядом с небольшим водопадом, шум которого вторгался в сны Алека. Накинув на плечи украденный из конюшни плащ, Алек отошел в кусты, чтобы облегчиться, а потом спустился к берегу озера, в которое впадал поток. Каждая царапина и каждый ушиб напомнили о себе. когда Алек начал умываться ледяной водой, но он был слишком счастлив, чтобы обращать на это внимание:

он был жив и на свободе! Кем бы и чем бы ни оказался этот Ролан Силверлиф, Алек был обязан ему жизнью.

Но где же он теперь?

На противоположном берегу озера хрустнула ветка, и из-за деревьев показалась лань, пришедшая на водопой. Пальцы Алека напряглись, как будто натягивая тетиву лука.

– Пусть Создатель даст тебе нагулять жирку к тому времени, когда мы встретимся опять! – тихо сказал Алек животному. Испуганная лань одним прыжком скрылась в чаще, а Алек отправился искать другую дичь.

Лес вокруг был старым. Могучие ели не давали расти здесь древесной поросли, и между толстыми прямыми стволами свободно могла бы проехать повозка. Высоко над головой ветви переплетались так густо, что свет, проникавший сквозь них, казался приглушенным и зеленоватым, как под водой. Склон холма был усеян поросшими мхом камнями. Сухие листья папоротника тихо шелестели под ногами Алека. Юноша нашел несколько поздних грибов и стал грызть один из них на ходу.

Около большого валуна он, к своему удивлению, увидел силок и в нем мертвого кролика. Надеясь, что силок поставлен Роланом, Алек высвободил тушку и понюхал ее. Добыча была совсем свежей. Алек представил себе горячее жареное мясо после всех этих дней голодухи, и его рот наполнился слюной. Он поспешно повернул в сторону лагеря. Подходя к лужайке, юноша услышал, как кто-то высекает огонь кресалом, и ускорил шаги, чтобы порадовать Ролана добычей.

Но выйдя из-под деревьев, он застыл на месте, парализованный ужасом.

О Дална -Создатель, они нашли нас!

Спиной к Алеку стоял незнакомец в грубой крестьянской одежде: зеленой домотканой куртке и потертых кожаных штанах. Внимание юноши привлек длинный меч на левом бедре пришельца.

Первой мыслью Алека было спрятаться в лесу и попытаться найти Ролана. Однако стоило ему сделать осторожный шаг назад, как под ногой громко треснула сухая ветка. Человек мгновенно обернулся, выхватив клинок. Бросив на землю кролика и найденные грибы, Алек собрался удирать, когда знакомый голос заставил его остановиться:

– Все в порядке. Это же я, Ролан!

Все еще испуганный, Алек бросил подозрительный взгляд на человека и только тут понял свою ошибку. Это действительно был Ролан, хотя теперь он совсем не походил на того щеголеватого хлыща, которым был накануне.

– Доброе утро! – крикнул юноше Ролан. – Ты лучше подбери тушку, которую ты выронил. Мне удалось добыть еще только одного кролика, а съесть я готов целого оленя.

Алек покраснел, поспешно собрал с земли грибы, поднял кролика и отнес все к костру.

– Я тебя не узнал, – стал он оправдываться. – Как тебе удается так меняться?

– Просто надел другую одежду. – Ролан откинул густые темные волосы, свисавшие мокрыми прядями на плечи. – К тому же не думаю, чтобы тебе удалось так уж хорошо рассмотреть меня раньше: нам слишком много вчера пришлось бегать в темноте.

«Это правда», – подумал Алек, присматриваясь к своему компаньону. При дневном свете Ролан казался выше, хотя его никак нельзя было назвать крупным мужчиной. Он был хрупок, с тонкими чертами лица, большими серыми глазами, высокими скулами и длинным носом. Тонкие губы кривила лукавая усмешка, которая заставляла его выглядеть моложе, чем раньше казалось Алеку.

– Не знаю, Ролан…

– Да, кстати, насчет имени. – Улыбка стала еще шире. – На самом деле меня зовут не Ролан Силверлиф.

– Как же мне тебя называть? – спросил Алек, которого не особенно удивило это признание.

– Можешь звать меня Серегилом.

– Как?

– Се-ре-гил.

– Ага. – Имя звучало странно, но Алек почувствовал, что сейчас никаких пояснений от спутника не дождется. – А куда ты уходил?

– Проверял, не выследили ли нас. Пока людей Асенгаи поблизости нет, но нам лучше побыстрее отсюда смыться. Только нужно сначала поесть. Ты выглядишь совсем оголодавшим.

Алек опустился на колени около костра и с грустной улыбкой посмотрел на двух тощих кроликов:

– Будь у меня лук, мы бы сейчас лакомились олениной. Эти подонки отобрали у меня все мое имущество. Даже ножа теперь у меня нет! Дай мне свой кинжал, и я разделаю добычу.

Сунув руку в голенище высокого сапога, Серегил вытащил длинный тонкий стилет.

– Да помилует меня Создатель, что за красавец! – воскликнул Алек, проводя пальцем по узкому трехгранному лезвию. Но когда он принялся свежевать кролика, наступила очередь Серегила удивиться.

– Ты здорово справляешься с этим делом, – сказал он, когда Алек вскрыл тушку одним быстрым ударом. Алек протянул ему красно– коричневый кусок – печень:

– Хочешь? Зимой полезно есть печенку – согревает кровь.

– Спасибо. – Серегил взял предложенное угощение и уселся у огня, задумчиво глядя на юношу.

Алек покраснел под этим откровенно оценивающим взглядом.

– Я должен поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь прошлой ночью. Я твой должник.

– Ты сам не терялся Кстати, сколько тебе лет? Ты выглядишь слишком юным, чтобы бродить по лесам в одиночку.

– Летом исполнилось шестнадцать. – ворчливо ответил Алек. Ему часто давали меньше лет, чем было на самом деле. – И я всю жизнь прожил в лесах.

– Но ведь не один же?

Алек заколебался, обдумывая, как много сведений о себе стоит сообщать этому странному человеку.

– Мой отец умер как раз после летнего солнцестояния.

– Понятно. Несчастный случай?

– Нет, он долго болел. – Слезы обожгли глаза Алека, и он наклонился над кроликом, надеясь, что Серегил ничего не заметил. – Он тяжело умирал. Под конец даже дризиды не могли ему помочь.

– Значит, последние три месяца ты сам по себе?

– Да. Мы пропустили весеннюю охоту на птиц, так что мне пришлось провести лето в Стоун Тор, отрабатывая наш долг трактирщику – хозяину постоялого двора, где лежал больной отец. Потом я отправился на осеннюю охоту, как мы всегда делали. У меня уже набралась целая связка шкурок, и хороших шкурок, когда я попался солдатам Асенгаи. Теперь – без снаряжения, без лошади… Не знаю, что и делать.

Он умолк, нахмурившись; Алеку было известно, какая тонкая черта отделяет его от голода.

– И у тебя нет никого родных? – после паузы спросил Серегил. – Где твоя мать?

– Я никогда ее не знал.

– А друзья?

Алек передал ему разделанного кролика и принялся за второго.

– Мы с отцом по большей части держались особняком. Он не любил появляться в городах.

– Понятно. Так что же ты собираешься теперь делать?

– Не знаю. В Стоун Торе я работал в трактире и иногда помогал конюху. Думаю, придется мне вернуться туда на зиму.

Серегил ничего не сказал на это, и Алек продолжал молча свежевать тушку. Потом, не поднимая глаз, он спросил:

– Вчера, в замке Асенгаи… Они ведь охотились за тобой, верно?

Серегил слегка улыбнулся, насаживая первого кролика на длинный прут и пристраивая импровизированный вертел над углями.

– Задавать такой вопрос человеку, которого ты не знаешь, небезопасно. Если бы дело было действительно так, я мог бы тебя убить за излишнее любопытство. Нет, я просто путешествовал, собирая песни и сказания. Таким образом мне обычно удается хорошо пополнить свой репертуар.

– Значит, ты на самом деле бард?

– Иногда. Я недавно побывал в окрестностях Керри – собирал там сказания о фэйе, которые, говорят, когда-то жили в Железных горах за перевалом Дохлого Ворона. Раз ты из тех краев, ты тоже должен знать что-нибудь об этом.

– О древнем народе, хочешь ты сказать? – ухмыльнулся Алек. – Это всегда были мои любимые легенды. Мы иногда путешествовали вместе со скальдом, который знал их множество. По его словам, древний народ был волшебным – как тролли или кентавры. Когда я был маленьким, я высматривал их в тенях деревьев, хоть отец и говорил, что это все глупости. «Все эти россказни – выдумки болтунов», – обычно ворчал он…

Голос Алека дрогнул, и юноша умолк, вытирая глаза, как будто их ел дым.

Серегил тактично не заметил его печали.

– А потом я попался в лапы солдатни Асенгаи – так же, как и ты. Теперь мне нужно в Вольд – через три дня я должен там выступать.

– Три дня? – Алек покачал головой. – Чтобы добраться туда так быстро, тебе придется двинуться напрямик через холмы.

– Проклятие! Похоже, я забрался дальше на запад, чем предполагал. Как мне говорили, путешествовать в тех местах – дело опасное, если не знаешь, где находятся источники.

– Я могу показать тебе дорогу, – предложил Алек. – Я провел в тех краях всю жизнь. Может, и работу себе найду в Вольде.

– А город ты знаешь?

– Мы с отцом каждый год продавали там шкурки на осенней ярмарке.

– Похоже, я нашел себе проводника. – Серегил протянул Алеку руку. – Сколько это будет стоить?

– Я не могу взять у тебя деньги, – запротестовал Алек. – После всего, что ты для меня сделал… Серегил отмахнулся от возражений:

– Гордость – это для тех, у кого толстый кошелек, а тебе предстоит пережить долгую холодную зиму. Брось, назови свою цену, и я охотно заплачу тебе.

Против этого возразить было нечего.

– Две серебряные марки, – сказал Алек, подумав. Однако когда он протянул руку Серегилу, чтобы скрепить сделку, юноша вспомнил предостережения своего отца; он запнулся и добавил: – Звонкой монетой, и половину вперед.

– Очень разумно с твоей стороны. Серегил еще не выпустил его руку, как Алек вдруг ощутил в ладони что-то круглое: это оказалась большая и тяжелая серебряная монета – шириной в два пальца, покрытая тонкой чеканкой.

На одной стороне монеты был изображен полумесяц, от которого расходились пять лучей, и стилизованное изображение пламени; на другой – женщина в короне и латах поверх развевающегося одеяния, с мечом в руке.

– Как тебе удалось всунуть ее мне в руку? – удивился Алек.

– Если раскрыть секрет фокуса, пропадет все впечатление, – ответил Серегил, кидая Алеку влажную тряпку. – Теперь я займусь готовкой, а ты пойди вымойся. На твоем месте я бы поплавал.

Улыбка Алека угасла.

– Клянусь потрохами Билайри, на дворе зима, а ты предлагаешь мне искупаться?

– Раз нам с тобой в ближайшие дни предстоит спать под одним одеялом, то да. Не хочу тебя обидеть, но пребывание в темнице не придает человеку аромата. Так что давай, а я присмотрю за жарким. И сними это рубище! Я дам тебе чистую одежду.

Преисполненный сомнений, но не желая выглядеть неблагодарным, Алек взял тряпку и одеяло и направился к озеру. Кружевная наледь на прибрежных камнях, однако, заставила его усомниться в необходимости проявлять благодарность очень уж рьяно. Сбросив свои лохмотья, Алек поспешно ополоснулся и закутался в одеяло. Наклонившись к воде, чтобы умыться, Алек увидел свое отражение и замер, дрожа. Только накануне головорезы Асенгаи привязывали его к доске и окунали в бочку с водой; они держали его в ней так долго, что он уже думал: легкие его лопнут. Нет уж, спасибо, хватит с него воды…

Серегил ехидно улыбался себе под нос, наблюдая поспешное омовение. Эти северяне за зиму обретают прямо-таки отвращение к воде. Порывшись в котомке, Серегил вытащил запасную тунику, штаны и пояс.

Алек поспешно вернулся к костру, и Серегил передал ему одежду.

– Думаю, что это тебе подойдет. Мы с тобой почти одного роста.

– Спасибо. – Ежась от холода, Алек отошел на несколько шагов и повернулся спиной к Серегилу, прежде чем сбросить одеяло.

– Ребята Асенгаи не жалели усилий, – заметил тот, глядя на следы побоев на спине и ягодицах юноши.

– О благословенные руки Далны, есть же на свете такая вещь, как скромность… – пробормотал Алек, натягивая штаны.

– Никогда не видел в ней никакого прока и не знаю, почему ты этим так озабочен. Если не считать синяков и недовольной мины, на тебя вполне приятно смотреть. – Выражение лица Серегила не говорило ни о чем, кроме задумчивого интереса, – как у человека, рассматривающего лошадь, которую он собирается купить.

Действительно, Алек достаточно привлекателен, думал Серегил, забавляясь смущением своего спутника, – строен и быстр в движениях, с умными синими глазами и светлой кожей; парень легко краснеет и явно не умеет скрывать своих чувств. Впрочем, этому легко помочь, хотя иногда лицо простака – вещь полезная. Растрепанные золотистые волосы выглядели так, словно их ровняли не ножницами, а охотничьим ножом… скоро они отрастут, и тогда парня можно будет привести в приличный вид. И все же было что-то еще, что занимало Серегила больше, чем внешность Алека. У парня ловкие руки, он быстро схватывает – а этому научить нельзя, – и он задает вопросы.

Алек кончил одеваться и протянул руку за серебряной монетой, которую ему дал Серегил, чтобы положить ее в кошелек, привешенный к одолженному поясу.

– Подожди секунду. Посмотри, как я это делаю. – Серегил достал из собственного кошелька еще одну монету, поставил ее на ребро на ладонь, потом быстрым движением перевернул руку и поймал монету прежде, чем она успела упасть. – Хочешь попробовать?

Озадаченный, но заинтересованный, Алек попытался повторить фокус. Первый раз он уронил монету, второй и третий – почти поймал ее кончиками пальцев, на четвертый, однако, схватил ее, не дав пролететь и нескольких дюймов.

Серегил одобрительно кивнул:

– Недурно. Теперь попробуй левой рукой. Когда Алек научился ловить монету обеими руками, Серегил предложил ему использовать только указательный и большой пальцы, а потом делать то же самое с закрытыми глазами.

– Ага, это, пожалуй, для тебя слишком просто. Попробуй-ка сделать так,

– предложил Серегил.

Он положил монету на землю и опустил руку рядом – в дюйме от монеты Незаметным движением мизинца Серегил задвинул монету под ладонь, даже не потревожив пыль; когда он поднял руку, монеты под ней не оказалось Серегил с комичными ужимками вытряхнул ее из рукава туники и показал Алеку, как делается этот фокус. И снова Алек сумел повторить уловку всего после нескольких попыток.

– У тебя руки прирожденного воришки, – заметил Серегил. – Пожалуй, лучше не показывать тебе другие приемы.

Как ни двусмыслен был этот комплимент, Алек широко улыбнулся, извлекая монету из рукава в последний раз.

Беглецы быстро поели, потом уничтожили все следы своего пребывания на поляне – засыпали кострище листьями, а объедки кинули в озеро. Пока они занимались всем этим, Серегил размышлял о том, что можно сделать из парня с такими задатками, как у Алека. Юноша был смышлен и на удивление складно говорил, а сочетание упрямой настойчивости с поразительной общительностью открывало интересные перспективы. Если его обучить, дать ему возможность пообтесаться…

Тряхнув головой, Серегил отогнал эти мысли.

Но когда они садились на лошадей, крошечная сова пролетела над поляной и уселась на сухом дереве. Моргая круглыми глазами от яркого послеполуденного света, птица взъерошила перья и несколько раз прокричала свое мелодичное «туу», «туу», «туу».

Серегил почтительно поклонился ей: собственная посланница Светоносного, появившаяся среди бела дня, – знамение, которым не стоит пренебрегать.

– Как ты думаешь, почему это сова вылетела на охоту так рано? – спросил Алек.

Серегил задумчиво покачал головой:

– Понятия не имею, Алек. понятия не имею.

Холодный ветер закружил первые невесомые снежинки, когда путники двинулись в путь сквозь деревья на горном склоне.

Бросив поводья своей гнедой кобылы, Серегил, ехавший позади Алека, внимательно осмотрел лес: не заметно ли следов солдат Асенгаи. На украденном ими накануне жеребце седла не было, и Алеку приходилось держаться руками и ногами; ему удавалось не свалиться, но дорога оказалась нелегкой, и беглецам было не до разговоров.

Они достигли края холмистого взгорья на закате и остановились, спрятавшись от возможной погони за деревьями. Перед ними до далекого горизонта расстилалась однообразная травянистая равнина. Ветер стонал над пустынными холмами, взметая плюмажи мелкого снега. Мятое серое одеяло облаков нависало низко над землей.

– Пальчики Иллиора, как же я ненавижу холод! – воскликнул Серегил, поправляя капюшон плаща и натягивая перчатки.

– А ты еще советовал мне искупаться, – поддел его Алек. – Это пока цветочки, ягодки нас ждут впереди… – Он резко оборвал фразу, вытаращив на Серегила глаза. – Но ты же… Ты поклялся именем Иллиора!

– Ну а ты клянешься Далной. Что из того?

– Иллиором клянутся только южане. Ты оттуда? Из Трех Царств?

– Ну в общем-то да, – ответил Серегил, забавляясь простодушным изумлением юноши. Для большинства северян Три Царства были чем-то вроде сказочной страны из легенд, которые рассказывают барды. Скажи он: «Я с невидимой стороны Луны» – впечатление было бы таким же. – Ты что-нибудь знаешь о тех краях?

– Очень мало Золотой путь ведет туда через Вольд – до Майсены. Большинство караванщиков, которых я встречал, были тамошними жителями, хотя среди них попадались и скаланцы. Скала ведь рядом с Майсеной, верно?

– Более или менее. Это огромный полуостров между Внутренним и Осиатским морями. На запад от Майсены лежит Пленимар, другой полуостров, его омывает Гетвейдский океан. Золотой путь, как ты называешь его, – основной торговый маршрут между Тремя Царствами и северными землями.

– И из какой же страны ты сам?

– О, я не сижу на месте.

Если Алек и заметил, каким уклончивым был ответ, он не стал настаивать.

– Некоторые торговцы рассказывают, что на юге водятся драконы и живут могущественные волшебники. Я видел однажды волшебницу на ярмарке. – При этом воспоминании лицо юноши оживилось; как обычно, эмоции на нем можно было читать как по раскрытой книге. – За небольшую плату она извлекала саламандр из куриных яиц и заставляла пламя гореть синим и красным.

– Правда? – Серегилу случалось совершать эти заезженные фокусы и самому. Тем не менее он ценил впечатление, производимое ими на неискушенных зрителей.

– И однажды купец-скаланец начал плести басни о том, будто улицы в их городах вымощены золотом, – продолжал Алек. – Только я ему не поверил. Он тогда хотел выкупить меня у отца и забрать с собой – мне было лет восемь или девять. Ума не приложу, зачем я мог ему понадобиться.

– В самом деле – зачем? – поднял бровь Серегил, старательно изгоняя из своего голоса всякое выражение. К счастью, Алека больше занимали другие темы.

– Я слышал, что Скала и Пленимар все время воюют между собой.

Серегил криво улыбнулся:

– Не все время, но часто.

– И почему?

– Ох, это очень старая проблема и к тому же очень сложная. На этот раз, как я понимаю, они оспаривают друг у друга контроль над Золотым путем.

– На этот раз? – Глаза Алека широко раскрылись. – Они снова собираются воевать? И пошлют своих солдат сюда?

– Похоже на то. Некоторые считают, что Пленимар собирается выгнать из этих мест скаланских и майсенских купцов и установить тут свое владычество, включая северные поселения.

– Ты хочешь сказать – завоевать их?

– Ну, зная замашки пленимарцев, другого от них ожидать не приходится.

– Но тогда почему я ничего об этом не слышал? В Стоун Торе даже на ярмарке никто не говорил о войне!

– Стоун Тор далеко от оживленных торговых путей, – напомнил ему Серегил. – Да и вообще очень немногие северяне пока что поняли, что к чему,

– кроме тех, кого пленимарцы уже переманили на свою сторону. Сейчас дела обстоят так, что ни одна из сторон не сможет ничего предпринять до весны.

– А Асенгаи и тот тип Морден – они что, на стороне пленимарцев?

– Интересный вопрос. – Серегил поглубже натянул капюшон – По– моему, наши лошадки совсем обленились и еле плетутся, тебе не кажется? Нам ведь до темноты еще немало нужно проехать.

Путь по взгорью был нетруден, и путники скакали, пока не начало смеркаться. Алек знал, где находится источник, – у него они и решили разбить лагерь.

Юноша прекрасно ориентировался на пустынной равнине, но мог себе представить, как чувствует себя его спутник:

Серегил все время тревожно оглядывался, пытаясь разглядеть в наступающих сумерках дальние горы и понять, насколько они уже углубились в холмы.

Но горы скоро скрылись в сгущающемся сумраке и взвихренном ветром снеге. Серегил мог определить направление только по изредка проглядывавшему бледным пятном сквозь тучи солнцу.

– Нам придется экономить ту еду, что у тебя с собой, – сказал Алек, когда они остановились на ночлег. – Дичь по большей части откочевала уже к югу, да я и не могу подстрелить ничего, ведь лука у меня нет, – добавил он с горечью.

– У меня хватит сыра и колбасы для нас обоих, – успокоил его Серегил. – А ты ловко управляешься с луком?

– Довольно ловко. – Без лука Алек чувствовал себя так, словно лишился руки. Лук, который у него отняли солдаты Асенгаи, был самым удачным из всех, что Алек изготовил.

Спешившись, путники стали собирать топливо для костра, но нашли только редкие тощие кустики, ветки которых сгорали так быстро, что почти не давали тепла. Найдя хоть немного защищенное от ветра место, Алек и Серегил, прижавшись друг к другу, принялись за свой холодный ужин.

– Ты сказал, что вражда между Скалой и Пленимаром – старая проблема, – наконец проговорил Алек. – Что ты имел в виду?

– Это длинная история, – хмыкнул Серегил, плотнее закутываясь в плащ. – Впрочем, длинная история поможет нам скоротать длинную ночь. Для начала… Знаешь ли ты, что Три Царства были когда-то одной страной?

– Нет.

– Ну так вот, они были едины, и правил ими царь-жрец из династии Иерофантов. Первый Иерофант со своими людьми прибыл откуда-то из-за Гетвейдского океана больше двух тысяч лет назад. Это у них твой народ научился почитать Далну-Создателя, Иллиора и других богов. Впервые они высадились на побережье Пленимарского полуострова, и Беншал, столица Пленимара, построен на том месте, где раньше находилось поселение, основанное первым Иерофантом.

Алек скептически прищурился; ему трудно было поверить в существование такого древнего города, как и в то, что божество, которому он привык поклоняться, столь экзотического происхождения. Но он не стал высказывать сомнения, чтобы не перебивать рассказчика.

– Шли годы, и эти люди расселились по берегам Внутреннего и Осиатского mopeй, неся с собой свои верования. Они основали поселения, которые с течением времени превратились в Майсену и Скалу, – продолжал Серегил.

– И они принесли на север веру в Далну?

– Правильно. Подданные Иерофанта поклонялись Священной Четверке: Далне-Создателю, Астеллусу-Страннику, которых ты знаешь, и Иллиору-Светоносному и Сакору-Пламени, почитание которых в здешних местах не привилось.

Но возвращаясь к истории Трех Царств… Их единство продлилось недолго. По мере того как проходило время, разные районы находили собственные интересы. Пленимарцы, например, навсегда остались у Гетвейдского океана – водного пространства, которое ты и вообразить себе не можешь. Они и до сих пор великие мореплаватели и путешественники. Именно пленимарцы проплыли на юг до пролива Бал и открыли страну ауренфэйе…

– Погоди! Ауренфэйе? Вроде тех фэйе, что живут за перевалом Дохлого Ворона? – взволнованно перебил Серегила Алек и тут же покраснел, услышав, как Серегил засмеялся.

– Точно. Этот твой древний народ по-настоящему называется «хадрилфэйе». Говорят, они – потомки тех ауренфэйе, что добрались до северных земель еще до Иерофанта. Ауренен – земля ауренфэйе – лежит на юг от Трех Царств, за Осиатским морем и Ашекскими горами.

– Значит, ауренфэйе тоже не люди?

– Нет. «Фэйе» на их языке значит «народ», или «принадлежащие». Аура – так они называют Иллиора. Так что ауренфэйе – «народ Иллиора». Но это совсем другая история…

– Но они на самом деле существуют? – настаивал Алек. Об этом Серегил раньше ничего не говорил. – Ты их когда-нибудь видел? На кого они похожи?

Серегил улыбнулся:

– Они не так уж отличаются от нас с тобой. Ни рогов, ни хвостов. Наоборот, они по большей части красивый народ. Основное отличие ауренфэйе от людей – это что они обычно живут по триста – четыреста лет.

– Ну да! – фыркнул Алек, не сомневаясь, что Серегил его разыгрывает.

– Думай как хочешь, но только это правда. Однако самое главное в другом, они первыми научились использовать магию. Не то чтобы все ауренфэйе стали волшебниками. конечно…

– Жрецы тоже знакомы с магией, – перебил его Алек. – Особенно дризиды. Давным-давно, когда ДалнаСоздатель еще жил среди людей, он явился женщине по имени Дризия и раскрыл ей все тайны на свете. Так что ее потомки – дризиды – могут черпать силу земли и знают целебные свойства растений и камней Некоторые из них даже понимают язык зверей.

Серегил посмотрел на Алека со своей обычной кривой усмешкой:

– А у тебя дар скальда, как видно. Ты прав в том, что жрецы знакомы с магией, но только это не то же самое, что быть настоящим волшебником. Если тебе когда-нибудь случится увидеть настоящего мага, ты сразу поймешь разницу.

– Так что же, все волшебники – на самом деле ауренфэйе?

– Ох, ничего подобного. Ведь на протяжении веков кровь ауренфэйе и тирфэйе смешалась.

– Тирфэйе?

– Прости. Хороший рассказчик должен всегда помнить, что известно, а что неизвестно его слушателям. Тирфэйе – так ауренфэйе называют людей; в переводе – «те, кто живет недолго».

– Что ж, так они и должны называть нас, если то, что ты рассказываешь об их долгожительстве, – правда, – нехотя согласился Алек

– Именно. Так или иначе, за те годы, что ауренфэйе торговали с Тремя Царствами, они смешались с местными жителями, и родились дети, научившиеся магии своих родителей-ауренфэйе. Говорят даже, что Аура – или Иллиор, называй его как хочешь, – послал огромного дракона, чтобы тот научил этих полукровок настоящей магии.

– Так и драконы тоже существуют на самом деле? – выдохнул Алек, глядя на Серегила широко раскрытыми глазами.

Тот усмехнулся:

– Ну, не стоит рассчитывать, что ты их встретишь. Насколько мне известно, никто в Скале с тех пор не видел дракона.

– В Скале? А я думал, что это пленимарцы встретились с ауренфэйе.

– Ну а я думал, что ты раньше не слышал этой истории, – сухо ответил Серегил.

– Я и не слышал. Ты же сам сказал, что пленимарцы…

– Да, верно. В конце концов ауренфэйе предпочли скаланцев. Те из них, кто остался в Трех Царствах, обосновались в Скале, но все это было очень давно, больше восьми столетий назад. В конце концов почти все ауренфэйе вернулись в родную страну.

– Почему же? Серегил развел руками.

– Как и всегда, причин тут было несколько. Но их наследие не пропало. Все еще рождаются потомки тех волшебников, и они все еще отправляются овладевать искусством магии в Римини. Это, кстати, столица Скалы.

– Римини… – Алек посмаковал экзотическое название. – Но все-таки что насчет волшебников? Ты когда-нибудь хоть одного видел?

– Я знаю даже нескольких. Но сейчас нам лучше лечь спать. Думаю, впереди нас ждет немало тяжелых дней.

Хотя выражение лица Серегила почти не изменилось, Алек ясно ощутил, что снова вступил на запретную территорию.

Они устроились на ночлег, стараясь сохранить крохи тепла под своими плащами и одеялами; ветер тоскливо завывал над пустынными холмами.

На следующее утро Алек попробовал повторить фокус с монетой, которому его научил Серегил, но его замерзшие пальцы не гнулись.

– Первым делом, как попадем в Вольд, купим тебе перчатки, – сказал Серегил, склоняясь над чахлым костерком и показывая Алеку свои руки в тонких кожаных перчатках. Он и вчера не снимал их, сообразил юноша. – Покажи-ка мне руки.

Повернув ладони Алека к свету, Серегил огорченно пощелкал языком, разглядывая трещины и мозоли.

– Последствия жизни в примитивных условиях. Так ты не обретешь тонкости ощущений. – Стащив с руки перчатку, Серегил приложил свою ладонь к ладони Алека. Тот ощутил необыкновенно мягкую и гладкую кожу.

– Я могу отличить серебро от золота в темноте – просто на ощупь. Глядя на мои руки, не подумаешь, что я хоть когда-нибудь в жизни работал. А вот ты… Тебя можно одеть как знатного господина, и руки тут же выдадут тебя – даже прежде, чем ты заговоришь.

– Не думаю, что мне стоит об этом беспокоиться. Но те фокусы, что ты показал, мне нравятся. Не научишь ли ты меня чему-нибудь еще?

– Ладно. Следи за мной. – Не поднимая руки с колена, Серегил пошевелил пальцами, как будто выбивая дробь на невидимом барабане.

– Для чего это? – спросил заинтригованный Алек.

– Я сейчас попросил тебя оседлать лошадей. А вот это… – Серегил почесал указательным пальцем правой руки подбородок, потом глянул влево; при этом палец его как бы случайно переместился к уху. – Это значит, что сзади тебе грозит опасность. Не все знаки такие простые, конечно, но как только ты запомнишь основные, ты сможешь переговариваться со мной, и никто ничего не заподозрит. Предположим, мы с тобой в комнате, где много народа, а мне нужно тебе что-то сообщить по секрету. Я должен поймать твой взгляд, а потом чуть склонить голову – вот так. Ну-ка, попробуй ты подать мне знак. Нет, ты кивнул слишком заметно – это все равно что кричать во всеуслышание. Вот теперь лучше. А теперь знак седлать лошадей. Молодец!

– Тебе часто приходится этим пользоваться? – спросил Алек, пробуя – сначала не очень успешно – подать сигнал об опасности сзади.

Серегил хмыкнул:

– Чаще, чем ты, может быть, думаешь.

Первую половину дня они скакали быстрой рысью. Серегил по– прежнему не мог найти на унылой равнине никаких ориентиров, но Алек уверенно показывал дорогу. То, как легко он нашел источник накануне вечером, обнадежило Серегила, так что свои сомнения он держал при себе.

Поглядывая на небо, паренек точно определял направление по приметам, о которых Серегил не мог и догадаться. Наблюдая за юношей, он решил, что от природы Алек довольно молчалив. В этом не было ни стеснительности, ни принужденности: просто он явно предпочитал сосредоточенно заниматься своим делом. Однако скоро выяснилось, что размышлять это ему не мешает. Остановив коня у маленького родничка, до которого они добрались как раз перед полуднем, Алек обратился к Серегилу, как будто их разговор и не прерывался:

– А в Вольде ты будешь выступать как бард?

– Да. В тех краях меня знают как Арена Виндовера. Может, ты даже слышал это имя?

Алек скептически посмотрел на спутника:

– Это ты Арен Виндовер? Я прошлой весной слышал Арена Виндовера – он пел в гостинице «Лисица», – да только ты совсем не похож на него.

– Ну, если на то пошло, то сейчас я вряд ли похож и на Ролана Силверлифа.

– Действительно, – признал Алек. – Сколько же у тебя всего имен?

– О, сколько потребуется. Раз уж ты не веришь, что я и Арен Виндовер – одно и то же лицо, придется дать тебе доказательство. Какая из моих песен тебе больше всего понравилась?

– «Смерть Арамана», – без колебаний ответил Алек. – Мелодия потом вертелась у меня в голове очень долго, но я не мог вспомнить все слова.

– Что ж, пусть будет «Смерть Арамана». – Серегил откашлялся и запел. У него оказался звучный, выразительный тенор. Вскоре Алек начал подпевать. Его голос не был так же хорош, но он верно следовал мелодии.

По бурному морю Араман поплыл, Сотню бойцов он вел. Как смерть, корабль его черен был, Багрянцем парус расцвел. К далекой Симре правил их рулевой, Сквозь туман и снежную муть. Из тех ни один не вернулся домой, Кто с Араманом двинулся в путь.

Чести цена – кровь и сталь, И гибель – не за горой.

Солдатская жизнь – не благостный рай, Но клянусь, мне не надо другой.

Король Миндар, укрыт за стеной, Смотрел, как корабль спешит. Пять сотен солдат у него за спиной, И все как один хороши. И вышли они из ворот городских – Не страшен заморский им враг. Но вверх по берегу вел своих Араман, поднявший стяг.

Чести цена – кровь и сталь, И жизнь, коль на то уж пошло. И тщетно любимые смотрят вдаль, И ждут, не плеснет ли весло.

Араман рванулся в кипящий бой – Король отразил удар.

«Заплатишь за ложь свою ты головой!» – Услышал сквозь крики Миндар.

«Пусть войско твое и стоит стеной, А людей моих – наперечет, Клянусь, ждать не буду я тени ночной, Твою голову меч мой снесет, Чести цена – кровь и сталь, И пусть плоть рассечет клинок, Солдату награда – совсем не медаль, А славы бессмертной венок.

На поле кровавом отряды сошлись, Меч ударил о медный щит, Друг друга противники в битве нашли:

Шлем погнулся, копье трещит.

Пловцу не спастись среди бурных стремнин…

Остались средь мертвых тел Араман с Миндаром один на один – И каждый могуч и смел.

Чести цена – кровь и сталь. И знает только вдова, Что значит навек обрести печаль Тем, чья жизнь началась едва.

Грудь к груди, меч на меч бьются смертно они Ни один не готов уступить.

Ненавистен Араману враг искони, Должен чашу свою он испить.

Кровь ручьем уж течет из Миндаровых ран, И Араман свое получил…

Тень ночная легла, и Миндар проиграл – Наземь рухнул и дух испустил.

Чести цена – кровь и сталь – И для лорда, для смерда – одна. Во главе войска в ад попадет генерал:

Там уж, верно, получит сполна.

Победитель Араман на землю упал, Был отлив, и вместе с волной Жизнь его покидала – как бледный опал Стал лик его мертвый, немой. Цену чести Араман сполна уплатил. Жизнью, кровью – своей и чужой. Берег пуст, скоро будет тут много могил… Но добился победы герой.

Чести цена – кровь и сталь. И хоть слава громка, солдат, Не воскресит она, как ни жаль, Тех, что в хладных могилах лежат.

– Молодец! – поаплодировал ему Серегил. – Если тебя подучить, из тебя получится неплохой бард.

– Из меня? – переспросил Алек со смущенной улыбкой. – Представляю себе, что на это сказал бы мой папаша!

«Я тоже», – подумал Серегил; из того, что ему случилось услышать, он заключил, что старик был довольно мрачным типом.

Большую часть дня путники развлекали друг друга, распевая по очереди. Заметив, как краснеет Алек от непристойных песен, Серегил постарался включить в свой репертуар их как можно больше.

Два дня они скакали без отдыха и мерзли по ночам, но все равно время пролетело быстро. Серегил оказался спутником, о каком Алек мог только мечтать: долгие часы он заполнял своими рассказами, песнями и легендами. Единственной темой, которой он упорно избегал, было его собственное прошлое, и Алек быстро усвоил, что настаивать тут бесполезно. В остальном же они прекрасно ладили. Алека особенно интересовали рассказы Серегила о жизни в южных краях.

– Ты так и не рассказал мне, почему Три Царства так часто воюют между собой, – напомнил он Серегилу, когда однажды пауза в их беседе затянулась.

– Что поделаешь, я все время отвлекаюсь, такой уж я человек. О чем ты хочешь узнать?

– О царе-жреце и вообще обо всем. Ты говорил, что раньше это была одна страна, а потом она разделилась на три. Что произошло?

– То, что обычно происходит, когда один думает, что у другого больше земель и власти, чем у него, – разгорелась война.

Около тысячи лет назад в разных местах начались беспорядки. Рассчитывая успокоить недовольных, Иерофант предоставил им самоуправление, разделив страну примерно так, как и сейчас проходят границы между Скалой, Майсеной и Пленимаром. Каждая область получила собственного правителя, назначенного Иерофантом, конечно.

С географической точки зрения это было логичное деление, но на беду Пленимар счел себя обделенным. Скале достались плодородные равнины, защищенные от северных ветров хребтом Нимра, Майсене – горные долины и торговля с северными землями, а Пленимар – самая древняя часть государства – получил засушливый полуостров с почти исчерпанными ресурсами. Дров в огонь еще подбросили слухи о том, что на севере нашли золото – именно там, дороги куда были под властью Майсены Чего у Пленимара, однако, было в избытке – это кораблей и солдат, и не понадобилось много времени, чтобы тамошние правители решили употребить их в дело. Ровно через два столетия после разделения Пленимар напал на Майсену; началась война, которая длилась семнадцать лет.

– Как давно это было?

– Почти восемьсот лет назад. Пленимар. наверное, победил бы. если бы в войну не вмешались ауренфэйе.

– Опять ауренфэйе! – возбужденно воскликнул Алек. – Но почему они ждали так долго? Серегил пожал плечами:

– Дела тирфэйе не представлялись им важными. Только когда военные действия приблизились к их собственным водам, они объявили о своем союзе со Скалой и Майсеной.

Алек задумался.

– Но если .у этих двух стран было и золото, и плодородные земли, и все остальное, как получилось, что они не одолели Пленимар?

– Так и должно было случиться. Маги Скалы были югда на вершине своего могущества. Даже дризиды были вовлечены в сражения, а, как ты можешь себе представить, это сила, с которой приходится считаться Но в некоторых старых балладах говорится, что в Пленимаре были некроманты, и они призвали на помощь армии ходячих мертвецов, справиться с которыми могли лишь самые могущественные волшебники. Правда это или нет, только это была самая жестокая война из всех.

– И в конце концов Пленимар потерпел поражение?

– Да, но только в последний момент. Весной на пятнадцатый год войны был убит Иерофант Эстмар; это послужило последним толчком к распаду единого государства. К счастью, как раз тогда черные корабли Ауренена, пройдя проливом Бал, напали на Беншал, а армия ауренфэйе и их маги атаковали силы Пленимара у Цирны. То ли благодаря магии, то ли просто потому, что в сражение вступили свежие войска, но сопротивление Пленимара было сломлено, А в битве при Исиле Крикопт, первый правитель Пленимара, объявивший себя Верховным Владыкой, пал от руки царицы Скалы, Герилейн Первой.

– Погоди-ка! – Алек сунул руку в кошелек и вытащил фебряную монету. – Это ведь она изображена здесь?

– Нет, это Идрилейн Вторая, царствующая сейчас. Алек перевернул монету и показал на полумесяц и пламя:

– А что значат эти символы?

– Полумесяц – знак Иллиора, пламя – знак Сакора. Вместе они образуют герб Скалы.

«Скала! – подумал Алек, убирая монету обратно в кошелек. – Ну, теперь по крайней мере я знаю, откуда ты родом».




ГЛАВА 3. Предложение серегила


Рассвет третьего дня их путешествия через холмы был ясным и морозным.

Серегил проснулся первым. Накануне вечером шел снег; на счастье, как раз перед тем, как солнце село, Алек нашел пустую берлогу, так что они смогли переночевать в укрытии. В яме чувствовался сильный запах предыдущего обитателя, но она была достаточно просторна, чтобы оба путешественника могли в ней улечься. Заткнув входное отверстие мешком и седлом Серегила, чтобы ветер не задувал внутрь, они согрелись в первый раз с тех пор, как оказались на взгорье.

Серегил испытывал соблазн позволить ровному дыханию Алека вновь убаюкать себя; покидать теплое убежище ему не хотелось. Глянув на сонное лицо юноши, он снова задал себе вопрос: «Не вижу ли я в нем просто то, что хочу увидеть?» – ощутив знакомое чувство узнавания. Впрочем, для размышлений на эту тему еще будет время. Сейчас нужно сосредоточиться на Вольде…

Растолкав Алека, Серегил выполз из берлоги. Золотисто-розовый свет заливал нетронутую снежную пелену; сияние ослепило его привыкшие к полумраку глаза.

Лошади выкапывали копытами из-под снега пожухлую траву. Глядя на них с симпатией, Серегил ощутил, как бурчит в его собственном животе. Как ни надоели путешественникам засохшие остатки колбасы и сыра, оставшиеся на завтрак крохи были всем, чем они располагали.

– Спасибо Создателю за солнышко! – воскликнул Алек, выбираясь из берлоги.

– Спасибо Сакору, хочешь ты сказать, – зевнул Серегил, отбрасывая с глаз волосы. – Из всей Четверки… О проклятие, что это меня с утра пораньше потянуло на философию! Как ты думаешь, сегодня мы доберемся до Вольда?

Алек бросил внимательный взгляд на юг и кивнул:

– Думаю, мы будем там еще до заката. Серегил, проваливаясь в снег, подошел к лошадям и похлопал свою кобылу по боку.

– Сегодня вас, ребятки, ждет хорошая порция овса, а меня – горячая ванна и сытный ужин. Если наш проводник отработает свои денежки, конечно.

Серегил был непривычно молчалив этим утром. Когда в полдень они сделали привал, чтобы дать лошадям отдохнуть, Алек почувствовал, что тот что-то задумал. Глаза Серегила обрели то же задумчивое выражение, как и в камере, когда он предложил юноше бежать с ним вместе: будто он сомневался, правильное ли решение принял.

– Помнишь, я в шутку сказал, что тебе следовало бы сделаться подмастерьем, – начал он, глядя через плечо и поправляя подпругу. – Что ты думаешь на этот счет?

Алек с удивлением посмотрел на него:

– Подмастерьем барда, хочешь ты сказать?

– Может быть, подмастерьем – не совсем подходящее название. Я ведь не вхожу ни в какую гильдию, да барды и не имеют собственного объединения. Но ты шустрый и сообразительный. Я многому мог бы тебя научить.

– Чему, например? – Алек испытывал некоторое замешательство, смешанное с любопытством.

Серегил заколебался, как будто еще раз оценивая Алека, потом сказал:

– Я в основном занимаюсь выуживанием всяких ценных вещичек и, главное, информации. Сердце Алека оборвалось.

– Так ты вор…

– Ничего подобного! – нахмурился Серегил. – По крайней мере не в том смысле, который ты в это слово вкладываешь.

– А в каком смысле? – настаивал Алек. – Может, ты шпион, вроде того жонглера, которого ты тогда убил? Серегил усмехнулся:

– Я бы почувствовал себя оскорбленным, если бы ты имел хоть малейшее представление о том, что говоришь. Давай считать, что я своего рода агент, и весьма почтенный господин нанял меня, чтобы узнать о некоторых довольно необычных событиях здесь на севере. Я не могу сказать тебе больше, но уверяю тебя – моя цель благородна, даже если методы не всегда оказываются таковыми.

Как заподозрил Алек, последняя высокопарная фраза скрывала признание его компаньона в том, что он все-таки шпион и есть. Более того, не существовало доказательств того, что сказанное Серегилом – или то, на что он намекал, – было хоть в какой-то мере правдой. Но факт оставался фактом: Серегил спас ему жизнь, когда ему проще было бы бросить парня на произвол судьбы, да и потом Алек не видел от него ничего, кроме проявлений дружбы.

– Думаю, что ты уже и так здорово умеешь читать следы, – между тем продолжал Серегил. – И к тому же, по твоим словам, хорошо стреляешь из лука, а как ты управляешься с топором, я и сам видел. Тебе приходилось иметь дело с рапирой?

– Нет, но…

– Не важно, ты быстро все схватываешь – если, конечно, учитель знает свое дело. Я знаю как раз подходящего человека. Потом, конечно, нужно развить ловкость рук, научиться этикету, работе с замками, маскировке, языкам, изучить геральдику, фехтование… Читать ты, наверное, не умеешь?

– Я знаю руны, – возразил Алек, хотя на самом деле он мог прочесть только свое имя и еще несколько слов.

– Нет, нет, я имел в виду настоящую грамоту.

– Подожди, – вскричал ошарашенный юноша. – Мне не хотелось бы быть неблагодарным – ты спас мне жизнь и все такое, но…

Серегил нетерпеливо отмахнулся:

– Зная, при каких обстоятельствах тебя схватили и что тебя ждет, это было самое меньшее, что я должен был сделать. Но сейчас я говорю о том, кем ты хочешь стать – не завтра, не на следующей неделе. Скажи мне честно: ты на самом деле собираешься провести остаток жизни, выгребая навоз из хлевов какого-нибудь трактирщика в Вольде?

Алек замялся.

– Не знаю… Я имею в виду, охота – это все, что мне до сих пор было знакомо…

– Тем больше оснований заняться чем-нибудь другим. – Серые глаза Серегила горели воодушевлением. – Сколько, ты говорил, тебе лет?

– Шестнадцать.

– И ты никогда не видел дракона.

– Ясное дело, не видел.

– В отличие от меня, – бросил Серегил, вскакивая в седло.

– Ты же сам говорил, что драконов больше не осталось.

– Я сказал, что в Скале их нет. Но я видел, как они летают при полной луне зимой. И я танцевал на великом празднике Сакора и пил вина Зенгата, и слышал, как на рассвете в тумане поют русалки. Я ходил по залам дворца, построенного в незапамятные времена, и пожимал руку тем, кто первыми поселился в нем. То, о чем я говорю тебе, – не легенда и не плод моего воображения, Алек, я действительно все это испытал… и многое другое в придачу Алек молча ехал с ним рядом; волна смутных, но завораживающих образов захлестнула его.

– Ты говоришь, что не можешь представить себе жизни иной, чем та, которую ты ведешь, – продолжал Серегил, – но позволь тебе сказать: тебе просто никогда не представлялся шанс попробовать что– то еще. Я предлагаю тебе такой шанс. Поедем со мной на юг после Вольда, и ты увидишь, как много в мире всего – не то что в твоих лесах

– Но воровать?..

В кривой улыбке Серегила не было ни следа раскаяния.

– Что ж, должен признаться, что в свое время я не пренебрег кошельком-другим и многое из того, что я делаю теперь, тоже может быть названо воровством – зависит от того, кого ты об этом спросишь. Но ты только подумай – чувствовать, что ты преодолеваешь невероятные препятствия ради благородной цели! Подумай о возможности путешествовать по землям, где герои легенд встречаются тебе на каждом шагу, где даже цвет морских волн – что– то, чего ты себе никогда не мог вообразить! Я снова тебя спрашиваю – хочешь ли ты всю жизнь оставаться просто Алеком из Керри или предпочтешь увидеть, что лежит за пределами твоих лесов?

– Но это… честная жизнь? – настаивал Алек, стараясь противостоять соблазну.

– Большинство тех, кто нанимает меня, великие властители и благородные люди.

– Все это выглядит довольно опасным, – заметил Алек, понимая, что Серегил снова уклонился от прямого ответа.

– Но в этом-то и вся прелесть! – воскликнул Серегил. – И ты можешь разбогатеть!

– Или быть повешенным? Серегил ухмыльнулся:

– Это как повезет.

Алек, задумчиво нахмурив брови, грыз ноготь.

– Что ж, ладно, – решил он наконец, – мне хотелось бы отправиться с тобой, но только сначала ответь мне прямо на кое-какие вопросы.

– Хоть это и не в моей натуре, но я постараюсь.

– Насчет войны… Той, о которой ты говорил, что она скоро начнется. На чьей ты стороне?

Серегил глубоко вздохнул:

– Ты имеешь право знать. Я предпочитаю скаланцев, но и ты, и я будем в большей безопасности, если не станем особенно об этом распространяться.

Алек покачал головой:

– Три Царства далеко отсюда. Трудно поверить, что война между ними затронет и здешние края.

– Ради золота и плодородных земель люди готовы на все, а и того, и другого на юге, особенно в Пленимаре. давно уже не хватает.

– И ты собираешься остановить их?

– Едва ли, – фыркнул Серегил. – Мне такое не по силам, но я сделаю все, чтобы помочь тем, кто может это сделать. Что еще ты хочешь знать?

– Куда мы отправимся после Вольда?

– Ну, в конце концов в мой родной город – Римини, хотя сначала…

– Что? – Глаза Алека расширились. – Ты хочешь сказать, что живешь в Римини? В том самом городе, где обитают волшебники?

– Так что же ты решаешь?

Остатки прежних сомнений заставили Алека помолчать еще несколько секунд. Потом, глядя Серегилу в глаза, он спросил:

– Почему?

– Что почему? – недоуменно поднял бровь тот.

– Ты ведь совсем меня не знаешь. Почему же ты хочешь, чтобы я отправился с тобой?

– Как тебе сказать? Пожалуй, дело в том, что ты мне кое-кого напоминаешь.

– Кого-то, кого ты знал раньше? – недоверчиво переспросил юноша.

– Того, кем я когда-то был. – Кривая улыбка снова появилась на лице Серегила. Он снял перчатку с правой руки и протянул ее Алеку. – Ну так что, решено?

– Пожалуй. – Алек с изумлением заметил в выражении глаз спутника что-то похожее на облегчение, когда пожал ему руку. Но в следующее мгновение оно исчезло, и Серегил начал обсуждать планы на ближайшее будущее:

– Прежде чем мы доберемся до Вольда, нам нужно кое о чем позаботиться. Насколько хорошо тебя знают в городе?

– Мы с отцом всегда останавливались в торговом квартале, чаще всего – в «Зеленой ветке». Но, кроме хозяина гостиницы, там сейчас не должно быть никого, кто меня знает.

– Все равно не стоит рисковать. Нужно правдоподобное объяснение того, почему ты вдруг путешествуешь вместе с Ареном Виндовером. Вот тебе первое задание: придумай три убедительные причины Алеку Охотнику оказаться в компании барда.

– Ну, наверное, можно рассказать о том, как ты меня спас…

– Нет, нет, это совсем не годится! – перебил его Серегил. – Во– первых, совершенно ни к чему сообщать, что я – а точнее, Арен – был поблизости от владений Асенгаи. Во-вторых, у меня есть твердое правило: никогда, никогда не говорить правду, разве что только не останется другого выхода или правда окажется столь неправдоподобной, что в нее все равно никто не поверит. Запомни это на будущее.

– Ну хорошо, – еще раз начал Алек, – на меня напали бандиты, а ты…

Серегил кивнул и знаком предложил ему продолжать. Алек повозился с уздечкой, перебирая в уме варианты.

– Это, конечно, в какой-то мере правда, но можно было бы сказать, что ты нанял меня в качестве проводника. Отец иногда нанимался…

– Неплохо. Продолжай.

– Или, – Алек довольно улыбнулся, – Арен взял меня в ученики.

– Совсем недурно для первой попытки, – снисходительно кивнул Серегил. – Особенно хорош был бы рассказ о том, как я тебя спас. Преданность человеку, которому ты обязан жизнью, понятна и не вызывает вопросов. К несчастью, репутация Арена такова, что никто в эту историю не поверит. Боюсь, Арен трусоват. А вот вариант с проводником едва ли годится. В окрестностях Вольда Арен Виндовер хорошо известен, и раз уж барды зарабатывают себе на жизнь, кочуя от ярмарки к ярмарке, с какой стати нанимать проводника, если и так знаешь дорогу?

– Ох… – разочарованно протянул Алек.

– Зато идея взять ученика как раз в духе Арена. К счастью, ты неплохо поешь. Только вот способен ли ты и думать, как бард?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, предположим, ты оказался в придорожной таверне. Какие там у тебя окажутся слушатели?

– Торговцы, конюхи, солдаты.

– Прекрасно! И предположим, что все они уже крепко нагрузились и требуют от тебя песни. Какую балладу ты выберешь?

– Что-нибудь вроде «Смерти Арамана».

– Хороший выбор. А почему именно ее?

– Ну как же – это песня о сражении и чести, солдатам понравится. И ее все знают, так что смогут подпевать. Припев легко запомнить…

– Молодец! Арен часто выбирает именно эту балладу, и как раз по названным тобой причинам. А теперь предположим, что ты – менестрель и пришел в замок барона, чтобы поразвлечь знатных господ и их толстых жен.

– Может быть, подойдет «Лилия и роза»? Весьма изысканная канцона.

Серегил со смехом хлопнул Алека по плечу:

– Похоже, это Арен должен пойти к тебе в подмастерья! Вот только ты ведь, наверное, ни на каком музыкальном инструменте не играешь?

– К сожалению, нет.

– Ну что ж, Арен извинится перед слушателями за своего ученика.

Весь остаток дня они провели, пополняя репертуар Алека.

К вечеру путники достигли склона, спускающегося к реке Бритуин. Вдали виднелись квадратики голых полей и разбросанные между ними фермы – признак близости Вольда. Река – тонкая черная линия, повороты которой повторял ряд прибрежных деревьев, – далеко впереди впадала в Черное озеро. В нескольких милях к востоку от ее устья располагался город. На северном берегу озера – играющей бликами уходящей к горизонту водной поверхности – тянулся огромный и непролазный Озерный лес.

– Так ты говоришь, что Гетвейдский океан даже больше, чем это озеро? – спросил Алек, из-под руки оглядывая открывшиеся дали. Всю свою жизнь он охотился на этих берегах и не мог представить себе ничего огромнее.

– Во много раз, – жизнерадостно ответил Серегил. – Давай поспешим, пока не начало смеркаться.

Вечернее солнце лило мягкий свет на речную долину. Осторожно спустившись по каменистому склону, путники выбрались на дорогу, ведущую по берегу реки к Вольду. Уровень воды в Бритуине был низок, всюду виднелись галечные отмели. Вдоль берега густо росли ясени и ивы, иногда скрывая реку от взгляда.

Примерно за милю до устья дорога поворачивала в сторону от русла, огибая густую рощу. Натянув поводья, Серегил некоторое время вглядывался в чащу, потом спешился и знаком предложил Алеку сделать то же самое.

Голые ветки ив хлестали путников и цеплялись за одежду и сбрую лошадей, пока наконец Серегил и Алек не выбрались на поляну у реки. На самом берегу оказался маленький каменный домик, окруженный обмазанным глиной плетнем.

Когда Серегил подошел к калитке, из-за угла дома с рычанием вылетела пятнистая собака; Алек поспешно отступил туда, где они оставили лошадей, но Серегил не двинулся с места. Тихо пробормотав что-то, он сделал левой рукой какой-то странный знак. Собака замерла на месте, не добежав до калитки, потом повернулась и поплелась обратно.

– Как тебе это удалось? – разинул рот Алек.

– Просто воровская уловка, которой я когда-то научился. Пошли, теперь опасаться нечего.

На стук вышел древний лысый старик.

– Кто там? – спросил он, глядя мимо них невидящими глазами. Глубокий, побелевший от времени шрам тянулся через весь лоб старца до переносицы.

– Это я, батюшка. – Серегил сунул что-то в протянутую руку хозяина.

Старик коснулся кончиками пальцев лица Серегила.

– Я так и подумал, что это ты, когда Свирепый вдруг успокоился. И не один на этот раз, э?

– Со мной мой новый друг. – Серегил взял руку слепого и приложил ее к щеке Алека.

Юноша стоял неподвижно, пока сухие как пергамент пальцы ощупывали его лицо. Он обратил внимание на то, что ни хозяином, ни Серегилом никакие имена названы не были.

Старик тоненько захихикал:

– Без бороды, но не девушка. Входите, входите, вы оба. Располагайтесь у огня, пока я приготовлю вам чего-нибудь поесть. Здесь все так же, как и было, господин.

Маленький домик состоял из единственной довольно просторной комнаты. В углу виднелась лестница, ведущая на чердак. Помещение оказалось опрятным, хотя и бедным; немногочисленные пожитки старика были разложены по полкам вдоль стен.

Серегил и Алек с радостью воспользовались возможностью согреться у весело горящего в очаге огня, пока хозяин с привычной ловкостью расставлял на чисто выскобленном деревянном столе хлеб, горшок с супом и миску с крутыми яйцами.

Серегил с жадностью набросился на еду, потом отправился на чердак. Когда он спустился оттуда, на нем была вышитая туника барда и полосатые рейтузы, а через плечо висела дорожная арфа из темного дерева, украшенная серебряными накладками. И он снова умылся, заметил Алек с некоторым изумлением. Ему еще никогда не случалось встречать человека, который придавал бы такое значение омовениям.

– Ну и как, узнаешь ты меня, мальчик? – спросил Серегил высокомерным, несколько гнусавым голосом, отвешивая Алеку изысканный поклон.

– Клянусь Создателем, ты и на самом деле Арен Виндовер!

– Вот видишь! Ты помнил не лицо Арена, а его вычурные манеры, щегольскую одежду, манерную речь. Поверь, я делаю все это не зря. Если отвлечься от того обстоятельства, что физически я и Арен одно и то же, мы с ним совсем не похожи.

Из угла рядом с очагом донеслось тихое хихиканье хозяина.

– Что же касается того, как должен выглядеть ты, – продолжал Серегил, – я приготовил для тебя кое-какую одежду там, на чердаке. Первым делом вымойся, а потом мы посмотрим, что можно сделать с твоими волосами. Арен никогда не потерпит, чтобы его подмастерье выглядел таким неряхой.

Чердак, как и комната внизу, был почти пуст. Там оказались только кровать, умывальник и сундук для одежды. При тусклом свете сальной свечи в пыльном подсвечнике Алек разглядел, что на стене над кроватью висит меч в потертых ножнах, потемневших от времени. На постели оказались разложены шерстяная туника, новый плащ, штаны из мягкой замши и пояс с кинжалом в ножнах и кошельком. Заглянув в него, Алек обнаружил десять серебряных пенни. К изголовью кровати были прислонены высокие кожаные сапоги. Все вещи были чистыми, но не новыми – без сомнения, собственная одежда Серегила.

«Как мне повезло, что мы с ним почти одного роста», – подумал Алек, внимательно разглядывая сапоги. Как он и ожидал, в голенище левого сапога оказался кармашек для ножа. Юноша спрятал туда свою скаланскую монету и пять пенни – всегда полезная предосторожность на случай встречи с воришкой-карманником. Еще отец учил Алека: попадая в город, никогда не хранить все деньги в одном месте.

До него донеслись звуки арфы, на которой что-то наигрывал Серегил. Потом Алек уловил отрывки знакомых мелодий. «Он играет так же хорошо, как и поет», – подумал Алек, гадая, какие еще таланты он обнаружит в своем спутнике. Между аккордами, однако, он неожиданно услышал обрывки тихого разговора. После секундного колебания юноша подкрался к люку, ведущему на чердак, и прислушался. Оба собеседника говорили очень тихо, и Алек мог уловить только отдельные фразы.

– …несколько дней назад. Они выглядят достаточно миролюбивыми, но тогда почему их так много? – прозвучал шепот слепого.

« – Без сомнения… – Разобрать слова Серегила было труднее. – Думаю, вместе с мэром.

– Верно. Называет себя Боранеусом и утверждает, что Верховный Владыка послал его по торговым делам.

«Верховный Владыка?» – подумал Алек. Где-то он этот титул уже слышал. И разве Серегил не намекал, что послан на север, чтобы разузнать о происках пленимарцев? Затаив дыхание, Алек подобрался еще ближе к люку, стараясь не пропустить ни слова.

– Она его узнала? – спрашивал Серегил.

– …Прошлым вечером… Темноволосый, красивый… Шрам от сабельного удара…

– …Какой глаз?

– Она говорила, левый.

– Пальчики Иллиора! Мардус! – Серегил казался настолько пораженным, что на мгновение забыл об осторожности. Старик пробормотал что-то в ответ, и Серегил ответил ему: – Нет, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы ему не удалось… Нет демона ужаснее…

На секунду оба умолкли, потом Серегил крикнул:

– Алек! Ты там не уснул?

Алек быстро свернул свою старую одежду, подождал, пока предательский румянец сбежит с его лица, и спустился с чердака.

Взгляд, которым его встретил Серегил, выражал только нетерпение, но юноше показалось, что тот не спускал с него глаз, пока Алек собирался в дорогу.

Серегил сунул арфу под мышку и подошел к хозяину, чтобы попрощаться.

– Пусть в сумерки тебе улыбнется удача, – шепнул старик, пожимая ему руку.

– Тебе тоже.




ГЛАВА 4. Вольд


Вольд – самый крупный торговый город в северных землях – своим процветанием был обязан Золотому пути, бурному потоку, носящему название Галлистром, и крошечному желтому цветочку.

Золотой путь начинался у подножия Железных гор: там находились рудники, в которых драгоценный металл добывали с незапамятных времен. Потом в Керри из руды выплавляли золото, отливали большие плоские круглые слитки и зашивали их в огромные тюки, набитые шерстью. Шерсть овец местной породы, отличавшаяся особой мягкостью и тонкостью, тоже служила источником богатства для местных жителей. Однако все-таки основной целью ее упаковки вместе с золотыми слитками была защита драгоценного металла:

дорога изобиловала опасностями, и главной опасностью были разбойники. Каждый тюк весил столько же, сколько два взрослых мужчины, и украсть его было нелегко. К тому же благодаря набитой внутрь шерсти такой тюк не шел ко дну, даже если падал в воду одной из многочисленных рек и речек, пересекавших Золотой путь. Тюки везли на запряженных быками повозках, а потом в Боерсби перегружали на баржи, и могучая река Фолсвейн несла их в Нанту – порт на побережье Майсены.

Пустынные земли между Керри и Боерсби купцы пересекали, объединившись в большие караваны, охраняемые наемными солдатами. Последним безопасным пристанищем между Черным озером и Боерсби был Вольд, стоящий на берегу Галлистрома.

В отличие от спокойного Бритуина Галлистром обладал стремительным течением, был глубок и широк. Начинаясь в Железных горах, он пересекал Озерный лес, и единственной относительно безопасной переправой служил когда-то паром при впадении реки в Черное озеро. Пока повозки ждали на берегу, они становились легкой добычей бандитов, да и сам паром в весенний паводок нередко переворачивался, и драгоценный груз, люди и быки гибли в бурных водах.

Потом на месте паромной переправы построили широкий каменный мост, и маленькое поселение на берегу превратилось сначала в деревню, а вскоре и в город: окрестности оказались богаты растениями, дававшими прекрасные красители. От одного из них – крошечного желтого вольда – город и получил свое название. Из цветков вольда с добавлением других росших между Черным озером и Озерным лесом трав люди научились получать краски всех цветов радуги – гораздо лучшие, чем все, что производилось на юге. Красильщики, ткачи, сукновалы поселились в Вольде, потому что спрос на шерстяные ткани из здешних мест рос с каждым годом Рулоны мягких ярких вольдских сукон ценились на юге почти так же, как и золотые слитки. Ко времени, когда Алек впервые попал в Вольд, это был процветающий центр ремесел, город, контролирующий мост через Галлистром, окруженный надежными деревянными стенами.

Солнце коснулось горизонта, когда Серегил и Алек приблизились к воротам в стене, выходящим на берег озера. По водной глади скользили рыбачьи суденышки под разноцветными парусами, спешившие укрыться в городе на ночь.

– Вроде бы еще рано, чтобы ворота оказались заперты, – пробормотал Серегил, натягивая поводья. – Сколько раз я ни бывал здесь раньше, всегда они оставались открыты еще долго после захода солнца.

Алек огляделся по сторонам:

– И стены к тому же надстроили.

– Назовите себя и скажите, по какому делу прибыли, – раздался откуда-то сверху равнодушный голос.

– Арен Виндовер, бард, – ответил Серегил, сразу же демонстрируя несколько напыщенные манеры Арена. – Со мной мой подмастерье.

– Виндовер, вот как? – Стражник свесился через парапет, чтобы получше разглядеть путников. – Верно, я помню тебя! Ты еще выступал на весенней ярмарке и оказался лучшим из всех певцов. Проезжай, господин, вместе с пареньком.

Калитка в воротах распахнулась, и Серегил и Алек, пригнувшись, въехали в нее. Стражник, молодой парень в кожаной куртке, протянул им укрепленную на длинной ручке корзинку для въездной платы.

– Медную монетку за каждую лошадь и по полпенни с человека, господин. Надо же, в городе не было ни единого барда или скальда с самой весны! Где ты будешь выступать на этот раз?

– Собираюсь начать с «Трех рыбок», но надеюсь потом перебраться куда-нибудь поближе к благородным господам, – ответил Серегил, жестом предлагая Алеку заплатить въездную пошлину, – Как мне помнится, так рано ворота никогда не закрывали. Да и стражи больше обычного, не так ли?

– Еще бы, господин, – ответил стражник, качая головой. – За последние два месяца разбойники трижды нападали на караваны – и не дальше чем в десяти милях от городских стен. Купцы бесятся, как ошпаренные кошки, вопят, что власти Вольда должны охранять дорогу. Ну а мэр больше опасается, как бы кто не напал на сам город. Вот мы и надстроили стены и усилили охрану. Правда, все поутихло, когда появились эти южане.

– Южане? – Алек отметил, как искусно Серегил изобразил удивление.

– Ага. И подумать только – из самого Пленимара! Благородный Боранеус прибыл, чтобы вести переговоры о торговле, как я слышал.

Боранеус? Алек искоса бросил взгляд на Серегила. Это имя было ему знакомо – когда он подслушивал в домике слепого старика, оно упоминалось… И еще одно – начинающееся на М…

– Привел с собой целый отряд, – продолжал стражник. – Дюжины две солдат, а то и больше. Мы не знали, что и думать, когда известия о них дошли до города, но все обернулось хорошо. Ну и нагнали же они страху на разбойников, скажу я вам! Правда, трактирщики жалуются, что солдаты буянят, но платят они хорошо, и не медью, а серебром. Тебе тоже, господин, от них что-нибудь небось перепадет.

– Я рассчитываю на лучшее. – Откинув плащ, Серегил достал серебряную монетку из собственного кошелька и кинул ее охраннику. – Благодарю за полезные сведения. Выпей за мое здоровье в «Трех рыбках».

Солдат с довольным видом сунул монетку в карман и помахал им вслед.

Оказавшись внутри городских стен, Серегил и Алек по извилистой улице направились через центр города к рыночной площади, раскинувшейся по обе стороны моста через Галлистром.

Вдоль улиц тянулись канавы, по которым текли разноцветные вонючие потоки – отходы производства многочисленных красилен. Там, где жили горожане побогаче, над канавами были сделаны деревянные тротуары, чтобы пятна краски, не дай Бог, не попали на нарядные одеяния. От красильни к красильне целый день грохотали по мостовым повозки, груженные сырьем для производства красок. Даже лохмотья нищих были в этом городе окрашены в веселые цвета, а бродячие собаки и роющиеся в помоях свиньи поражали необычностью своей раскраски. К скрипу колес добавлялся ритмичный стук ткацких станков, и поперек узких улиц сушились яркие полотнища свежеокрашенных тканей. Все это придавало городской суете вид постоянного праздника.

Торговый район был хорошо знаком Алеку, и он ощутил грусть: в прошлый его приезд сюда его отец был еще жив.

– Вон там дом мэра, где остановился этот тип Боранеус, – сказал он, когда путники выехали на центральную площадь. Слишком поздно он вспомнил, что ему не полагалось бы знать об этом – ведь разговор-то он подслушал… Серегил бросил на него загадочный взгляд, и Алек поспешно добавил: – Важные господа всегда гостят у мэра – таков местный обычай.

– Мне повезло, что у меня такой знающий проводник, – с чуть заметной насмешкой ответил Серегил.

Большой, пышно украшенный дом мэра находился рядом с храмом Далны. Здания гильдий и богатые лавки ремесленников окружали площадь с этой стороны реки. На противоположном берегу высился храм Астеллуса, окруженный тавернами и гостиницами.

Теперь дорогу показывал Серегил; он направил свою лошадь через мост в расположенный на берегу озера квартал. Чем ближе к берегу, тем уже и извилистее становились улицы. Вонь красилен сменилась не менее «благовонными» запахами тухлой рыбы и сохнущих сетей. Ветхие дома нависали над темными и грязными проходами.

– Мы с отцом никогда в этой части города не бывали, – нервно оглядываясь, пробормотал Алек.

– Ну, здешние жители не суются в чужие дела, – пожал плечами Серегил.

В тавернах начиналась ночная жизнь – из некоторых доносился шум потасовок, из других – пьяные песни. Кто-то вкрадчиво шепнул путникам приглашение из темного угла… Повернув еще несколько раз, Серегил и Алек оказались на берегу.

Укрепления, служившие продолжением городских стен, уходили в воды озера с двух сторон. В ограниченном ими пространстве располагались верфи, склады и многочисленные гостиницы и трактиры; все строения опирались на сваи, возвышаясь над галькой берега. Алек снова попытался представить, как же велик должен быть океан, чтобы превзойти открывшиеся взору просторы. По обе стороны городских стен береговая линия тянулась, казалось, бесконечно, а противоположный берег можно было разглядеть только в самые ясные дни.

Серегил поспешно направился к узкому зданию, втиснутому между двумя верфями. Вывеска над распахнутой дверью изображала трех извивающихся рыб. и изнутри доносились звон стаканов и звуки шумного веселья. Несколько завсегдатаев расположились со своими кружками и трубками под окном.

Спешившись, Серегил передал Алеку арфу и седельную суму.

– Не забывай, какую роль ты должен играть, – шепнул он юноше. – С этого момента ты – подмастерье Арена Виндовера, барда. Ты уже видел, что он за человек; веди себя соответственно. Если я буду резок или стану обращаться с тобой как со слугой, не возмущайся – это замашки Арена, а не мои. Честно говоря, тебе не позавидуешь. Готов?

Алек кивнул.

– Прекрасно. Акт первый. – С этими словами Серегил сделал шаг к двери и превратился в Арена. – Отведи лошадей в конюшню – это за углом, – приказал он, намеренно повышая голос, чтобы его услышали в таверне. – Позаботься, чтобы за ними как следует смотрели. Потом найди трактирщика и договорись с ним о комнате. Мне нужно помещение на верхнем этаже с окном на озеро. И не позволяй этому грабителю содрать с тебя больше чем серебряную марку! Когда кончишь возиться с вещами, принеси мне арфу в общий зал. И поторапливайся!

Арен вошел в дверь таверны.

– Клянусь Старым Мореходом, парень, повезло тебе с хозяином! – засмеялся один из зевак; остальные тоже не поскупились на насмешки.

Нахмурившись. Алек повел лошадей в конюшню. Несмотря на поспешное предупреждение Серегила, такой поворот событий ему был не очень по нраву. Когда лошади получили свой овес, он забрал мешок и седло Серегила и отправился в полную чада кухню, где суетились несколько служанок.

– Мне нужен хозяин, – сказал он, хватая одну из них за рукав.

– Он пиво разливает, – бросила та, махнув рукой в сторону двери. Оставив свой груз у порога, Алек вошел в нее и оказался лицом к лицу с тучным краснолицым здоровяком в кожаном фартуке.

– Мне нужна комната для моего господина и меня, – сообщил ему Алек, стараясь подражать высокомерной манере Арена.

Трактирщик еле поднял глаза от бочонка с пивом, который открывал.

– В большой комнате на втором этаже найдется место. Там не должно быть больше трех или четырех постояльцев.

– Мой господин предпочитает помещение на верхнем этаже, – возразил Алек. – Мы проведем здесь несколько дней, и я думаю, мой господин…

– Черт бы побрал твоего господина! – рявкнул трактирщик. – Это моя лучшая комната, и я не сдам ее даже самому мэру вместе с городским советом меньше чем за три марки в день! Теперь тут полно этих южан, у которых больше денег, чем мозгов, и с них я мог бы получить за нее и все пять марок!

– Прошу прощения, – Алек тщательно выбирал слова, – но мне кажется, мой господин. Арен Виндовер, привлечет сюда столько посетителей, что ты заработаешь на них в десять раз больше.

Кончив возиться с бочонком, трактирщик засунул руки за пояс и с высоты своего роста скептически оглядел Алека.

– Ну, прошу прощения, нахальный ты щенок, как же, ты думаешь, это ему удастся?

Алек упрямо гнул свое: его отец был мастер поторговаться. и юноша помнил его уроки.

– Что приносит тебе больше прибыли – сдача комнат или твое пиво?

– Пиво, пожалуй.

– И сколько же ты за него берешь?

– Пять медяков за кружку, половину серебряного пенни за кувшин. Ну и что из этого?

Чувствуя, что трактирщик теряет терпение, Алек быстро сказал:

– Тогда тебе нужно, чтобы людей что-то привлекало сюда. А что больше привлекает любителей выпить, чем хороший бард? Может, ты и не знаешь Арена Виндовера, но в городе он хорошо известен. Оповести всех, что он будет выступать в твоей таверне, и тебе потребуется не одна новая бочка пива. Я, пожалуй, смогу уговорить зайти сюда нескольких солдат, а они приведут дружков, а те – своих дружков на следующий вечер. Ты же знаешь, сколько вояки могут выпить!

– Это точно, я сам был солдатом, – кивнул трактирщик, менее пренебрежительно глядя на Алека. – Если подумать, я, кажется, слышал что-то об этом парне. Арене Виндовере. Это ведь он собрал целую толпу в «Олене и ветке» в прошлом году. Пожалуй, я соглашусь сдать вам комнату за две с половиной марки.

– А я готов заплатить вперед, – заверил его Алек; потом, ободренный успехом, добавил: – Мастер Виндовер ведь будет выступать перед мэром, знаешь ли.

– Мэром? – удивленно крякнул трактирщик. – Что же ты сразу не сказал! И перед мэром, и перед завсегдатаями «Трех рыбок»… Что ж, ладно, можешь сказать своему хозяину, что он получит ту комнату за две марки.

– Ну-у… – упрямо покачал головой Алек.

– Чего тебе, проклятый ты кровопийца, еще нужно? Ну черт с тобой – полторы, ведь должен же я получить хоть какую-то прибыль!

– Хорошо, – согласился Алек. – Но в эту цену пусть входят свечи и ужин. И белье на кровати должно быть чистым! Мастер Виндовер очень требователен по части белья.

– Ты просто вампир, – проворчал трактирщик. – Ладно, ладно, получит он свою кормежку и это проклятое чистое белье. Но клянусь Старым Мореходом, смотри, если он не оправдает надежд – я скормлю вас обоих рыбам!

Алек заплатил за две ночи, чтобы продемонстрировать добрую волю, и отправился наверх, держа в одной руке седло, а в другой – огарок свечи. Миновав общую спальню на втором этаже, он вскарабкался по крутой лесенке на чердак. Короткий темный коридор вел к единственной двери.

Расположенная под самой крышей комнатка, выбранная Серегилом, была тесной, между скошенных стен еле нашлось место для кровати и умывальника, на котором в щербатом подсвечнике стояла дешевая сальная свеча. Алек зажег ее от своего огарка, потом распахнул ставни окна над постелью. Эта часть гостиницы, опирающаяся на сваи, выходила на озеро; выглянув в окно, Алек обнаружил, что стена обрывается прямо в воду.

Яркая, почти полная луна протянула серебряную дорожку по черной поверхности озера. В комнате было тихо и тепло. Алек подумал о том, что мог бы пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда он оказывался в настоящем доме, да еще один в комнате, и к тому же на верхнем этаже. Но позволить себе наслаждаться непривычным ощущением долго он не мог; со вздохом юноша снова спустился вниз.

Оглядев шумную таверну, он заметил Серегила, беседующего с хозяином, и еще раз подивился тому, как различаются два человека – Серегил и Арен: и движения, и походка, и выражение лица – все было настолько непохожим, словно это на самом деле были разные люди.

Как раз в этот момент Серегил поднял глаза, заметил Алека и нетерпеливо поманил его. Уворачиваясь от служанок с деревянными подносами, уставленными кружками, паренек пробрался сквозь толчею.

– Конечно, мы совсем недавно прибыли в город, – говорил Серегил трактирщику, – но я намерен представиться достопочтенному мэру завтра же. – Слегка покашляв в кулак, он добавил: – Я, кажется, немного застудил сегодня горло, но уверен – ночной отдых пойдет на пользу моему голосу. А пока, конечно, вас развлечет мой ученик.

Трактирщик заметно помрачнел, а Алек бросил на Серегила испуганный взгляд, который тот игнорировал.

– Ты не беспокойся, – продолжал Серегил. – Этот мальчик просто поражает меня тем, как быстро всему учится. Вот сегодня он и продемонстрирует свои таланты.

– Что ж, посмотрим, – с сомнением протянул хозяин. – Твой парень тут распинался, как полезны для моей торговли ваши выступления. Вот пусть поскорее и начнет.

Хоть великан хозяин и поклонился Серегилу при этих словах, Алек был уверен, что в глазах его появился злорадный блеск.

– Ну. ты времени зря не терял, – сухо бросил Алек. Серегил, настраивая арфу. Завсегдатаи таверны придвинулись поближе, предвкушая развлечение.

– Но ведь с твоим голосом все в порядке! – прошептал охваченный паникой Алек.

– У меня тут есть некоторые дела, так что мне не годится весь вечер быть в центре внимания. У тебя все прекрасно получится, не беспокойся. Как я понял, тебе удалось сбить цену за комнату до полутора марок. Не думал, что старый разбойник согласится меньше чем на две. Но вот что мне интересно – это как ты собираешься заманить сюда пленимарцев?

– Сам не знаю, – признался Алек. – Просто в тот момент мне показалось, что хозяин на это клюнет.

– Ну, остается только надеяться, что мы смоемся отсюда прежде, чем придется выполнять все твои обещания. Но если мы задержимся, послушай совета: держись подальше от солдат, особенно когда ты один. Эти пленимарские головорезы способны на все, если ты понимаешь, о чем речь.

– Боюсь, что не понимаю, – ответил Алек, озадаченный встревоженным тоном Серегила.

– Тогда запомни вот что: у них есть поговорка «Когда нету шлюхи, сойдет и мальчишка». Теперь понял?

– Ох… – Алек почувствовал, как вспыхнули его щеки.

– Ну, я тебя предупредил. Теперь, мой ученичок, время показать, на что ты способен.

Серегил встал, прокашлялся и заговорил прежде, чем Алек успел возразить.

– Добрые люди, – объявил Серегил, жестом требуя тишины, – я – Арен Виндовер, скромный бард, а это мой ученик. К несчастью, по дороге в ваш славный город я несколько простудился. Тем не менее я надеюсь, что вам понравится наше выступление.

Он снова сел под радостный гомон и стук кружек. Посетители начали выкрикивать названия своих любимых песен и баллад и требовать еще пива. У Алека язык прилип к гортани, когда он оглядел обращенные к нему в ожидании лица. Ему раньше случалось присутствовать на таких сборищах, но он никогда не оказывался главным действующим лицом.

Серегил протянул ему кружку эля и заговорщицки подмигнул.

– Да не бойся ты их, – прошептал он. – У них уже больше пива в животах, чем в кружках.

Алек сделал большой глоток и слабо улыбнулся в ответ.

Серегил знал, какие песни известны Алеку, и соответственно откликался на просьбы слушателей. Первая баллада, выбранная им, оказалась «Далеко за морями скрылась моя любовь».

Хоть голос Алека и не походил на голос настоящего барда, собравшиеся остались довольны. Он спел им все рыбацкие песни, какие знал, и несколько эпических баллад, которым его научил Серегил за время путешествия через холмы. Слушатели прониклись самыми горячими чувствами, тем более что пение сопровождалось искусной игрой Серегила на арфе. Когда Алек стал уставать, Серегил добавил к арфе губную гармошку и заиграл залихватский танец.

В таверну набивалось все больше народа по мере того, как известие о прибытии бардов распространялось, и посетители требовали новых песен и побольше пива. Среди них выделялись несколько человек разбойничьего вида в кожаных доспехах и шлемах с забралами, вооруженные длинными мечами. Алек догадался, что это те самые пленимарские головорезы, о которых его предупреждал Серегил. Да, от таких лучше держаться подальше…

Алек пел еще в течение часа, потом Серегил объявил перерыв для отдыха.

– Побудь здесь и присмотри за арфой, – велел он юноше, сунув ему в руки инструмент. – И пусть служанка принесет тебе воды промочить горло. Эль хорош для поднятия духа, но голосу певца он не на пользу. Молодец, ты здорово справляешься!

– А куда…

– Я скоро вернусь.

Алек посмотрел ему вслед; Серегил проскользнул в дальний угол, где в одиночестве сидел высокий широкоплечий человек. Лицо его было затенено глубоко надвинутым капюшоном, но по потертой кожаной кирасе и длинному мечу на поясе Алек заключил, что на жизнь себе верзила зарабатывает, охраняя в пути купеческие караваны. Серегил обменялся с ним приветствиями и уселся на скамью. Мужчины тут же углубились в разговор.

Поняв, что его присутствие поблизости нежелательно, Алек принялся рассматривать собравшихся в таверне. Его внимание привлекла представительница касты дризидов, расположившаяся около двери. Женщину в простом платье и с бронзовым кулоном на шее в виде свернувшейся восьмеркой змеи сразу же окружили жаждущие исцеления. Они молча стояли рядом, со смесью почтения и надежды наблюдая, как жрица осматривает новорожденную девочку.

В темной косе, соскользнувшей с ее плеча, когда женщина наклонилась вперед, было много седины, лицо прорезали морщины, но руки, касавшиеся младенца, были уверенными и умелыми. Жрица осторожно ощупала крошечное тельце, потом подняла ребенка и приложила ухо сначала к груди, потом к животику. Стиснув рукой посох, прислоненный к скамье, жрица прошептала что-то над девочкой, потом передала ее матери.

– Заваривай по одному листику на чашку воды каждое утро, – велела она женщине, доставая из висящего на поясе кошеля шесть сухих листьев какого-то растения, – добавь молока и меда, остуди и пои малышку этим весь день Когда израсходуешь последний листик, ребенок будет здоров. В этот день вознеси благодарность Далне в храме и пожертвуй три медные марки. Мне ты должна дать сейчас одну марку, и да будет с тобой милость Создателя.

Потом жрица занялась другими страждущими. Кому-то она давала травы, кому-то – амулеты, над некоторыми просто молилась. К ней подошли несколько рыбаков, когда она кончила осматривать детей, потом муж и жена – по виду богатые торговцы – почтительно подвели к жрице свою дочь. После обычного осмотра та дала матери девушки пучок трав и потребовала с нее серебряную марку – не медь, как со всех остальных. Отец девушки, не торгуясь, заплатил, и семейство покинуло таверну.

Алек как раз собрался отвернуться, когда жрица посмотрела прямо на него и спросила:

– Почему, ты думаешь, я взяла с них больше, чем с остальных?

– Н-не знаю… – заикаясь, пролепетал Алек.

– Потому что это им по карману, – объяснила жрица и несказанно удивила Алека, заговорщицки ему подмигнув. – Может быть, я смогу помочь и твоему господину. Вы здесь остановились на ночь?

– Да, в комнате на самом верху. – ответил юноша, гадая, что она подумает о притворной болезни Серегила. – Как мне назвать тебя ему?

– В этом нет необходимости. Просто скажи, что я зайду попозже.

Она поднялась со скамьи, и ее посох упал на пол. Не думая о том, что делает, Алек поднял его и протянул жрице. В тот момент, когда оба они коснулись посоха, Алек ощутил сильную и не особенно приятную вибрацию, пробежавшую по дереву.

– Да будет с тобой этой ночью благословение Создателя, – сказала жрица и исчезла в толпе.

Барды развлекали собравшихся до полуночи. К этому времени скромный репертуар Алека давно иссяк, но любители пива потребовали, чтобы Серегил играл им на арфе, и сами стали распевать разудалые песни. Когда наконец трактирщик объявил, что закрывает таверну, слушатели, наградив барда и его подмастерье дружными аплодисментами, разошлись; почти каждый оставлял при этом на столе у двери монету. Очень довольный своей частью заработка, хозяин налил Серегилу и Алеку еще по кружке эля, и они, прихватив напиток, отправились к себе наверх.

Растянувшись на постели, Серегил пересчитал заработанное и протянул половину Алеку.

– Неплохо. Тридцать медяков, две серебряные монеты. Ты, как я заметил, говорил с Эризой.

– С кем?

– С жрицей-дризидкой. Как она тебе понравилась?

– Похожа на всех остальных. Довольно… – Алек умолк, подыскивая подходящее слово.

– Смущающая?

– Точно. Не пугающая, а смущающая.

– Поверь, дризиды могут быть очень даже пугающими, когда им это нужно.

– Прежде чем Серегил смог объяснить, что имеет в виду, дверь отворилась, и в комнату бесшумно проскользнула Эриза собственной персоной.

– Я уж думала, ты заставишь бедного паренька петь всю ночь, – укоризненно сказала она Серегилу. – Как я понимаю, на самом деле тебе вовсе не нужна моя помощь?

Серегил пожал плечами и криво улыбнулся.

– Я и не рассчитывал тебя обмануть. Алек, сбегай-ка на кухню. Нам обоим не повредит что-нибудь съедобное после всего выпитого эля, да и Эриза, я думаю, не ужинала.

– Мне только чаю и кусочек хлеба, – сказала Эриза, скрестив руки на груди. И она, и Серегил явно дожидались, когда Алек оставит их одних.

«Опять сделали из меня мальчишку на побегушках!» – недовольно подумал Алек, когда Серегил решительно закрыл за ним дверь. Однако он испытывал больше любопытства, чем раздражения. Эта жрица, должно быть, та самая загадочная «она», о которой говорил слепой старик. А кто, интересно, воин в низко надвинутом капюшоне?

Спустившись до середины лестницы, Алек, поколебавшись, вернулся на цыпочках к двери.

– Коннел сообщает об отряде из пятидесяти воинов, – говорила Эриза, – что свернул к Западным Пустошам у Кротовой Норы. Коннел видел их у брода Энли седьмого эразина, а потом они как в воду канули.

– Понятно, что пленимарцы обхаживают северных князьков, чтобы хозяйничать на Золотом пути, – ответил Серегил, – но ведь в тех краях никто не живет, кроме нескольких варварских племен. Что, ради всего святого, им там понадобилось?

– Это-то и хотел разузнать Коннел. Он отправился за ними следом, как только мы услышали об этом отряде. К сожалению, он тоже как сквозь землю провалился… Алек, пожалуйста, принеси же мне чаю!

Алек ощутил ту же неприятную вибрацию, как и при прикосновении к посоху жрицы. С пылающими щеками он поспешил на кухню, но торопиться с приготовлением чая не мог себя заставить – его совсем не радовала перспектива снова оказаться лицом к лицу с Эризой. Когда он все-таки вернулся в комнату, жрица, однако, просто поблагодарила его за чай и скоро собралась уходить.

– Ну что ж, кровать тут хорошая, но слишком узкая для двоих, – зевнул Серегил. – Где ты собираешься ночевать? – Он явно не собирался обсуждать манеру Алека подслушивать под дверью.

– Мне, как твоему подмастерью, положено, наверное, ночевать в конюшне,

– ответил Алек, которому это не особенно улыбалось.

– Ты рассуждаешь, как ученик нищего жестянщика, у которого нечего красть. Какая мне будет от тебя польза, если ты отправишься в конюшню? Самое тебе подходящее место – на тюфяке перед дверью, на случай если ночью к нам явятся посетители. Устраивайся.

Когда они улеглись, Алек снова начал думать о жрице дризидке.

– Ты давно ее знаешь? – спросил он Серегила, глядя в темноту.

– Эризу? Давно.

Последовала пауза, ясно говорившая, что Серегил считает тему исчерпанной.

– Как ты с ней познакомился? – гнул свое Алек. Он уже начал думать, что Серегил уснул или не хочет отвечать, когда кровать заскрипела и послышался голос:

– У меня были дела в Олдерисе. Это город в Майсене, недалеко от побережья. Я был тогда совсем зеленый, а задание оказалось трудным. Так или иначе, я провалился, и меня схватили Мои противники хорошо потрудились, чтобы отбить у меня охоту совать нос в чужие дела, а потом бросили то, что от меня осталось, довольно далеко от города. Они считали меня мертвым; помню, у меня и у самого возникли такие же подозрения. Когда через несколько дней я пришел в себя. я находился в лесной избушке, а рядом была Эриза.

– Держу пари, ее могущество не ограничивается целительством, – сказал Алек, которому вспомнилась встряска при прикосновении к посоху.

– Она может заставлять людей делать то, что ей нужно, – ответил Серегил. – Я видел это сам, хоть она и не любит прибегать к своей силе. И вот что я тебе скажу:

она не раз спасала жизнь мне, я не раз спасал жизнь ей, но все равно, когда она поблизости, я не в своей тарелке. Никогда не знаешь, о чем думают дризиды или что они видят.

– Она знала, что я подслушиваю. Серегил хмыкнул.

– Она знала бы, даже если бы я подслушивал. Не печалься, для начинающего ты делаешь это не так уж плохо. А теперь давай спать – нам обоим нужен отдых, а завтра будет тяжелый денек. Тебе требуется приличная одежда, а мне нужно присмотреться к тем солдатам.

Алек услышал, как кровать заскрипела снова. Под окном волны тихо и убаюкивающе плескались о сваи. Он совсем уже засыпал, когда услышал неожиданный смех Серегила:

– И ты еще пообещал, что мы будем выступать перед мэром!




ГЛАВА 5. Старые друзья, новые враги


Алек сел, моргая спросонок, когда Серегил рано утром на следующий день распахнул ставни. В комнату хлынул холодный воздух и яркий солнечный свет.

– Сомневаюсь, что ты услышал бы, если бы ночью появился грабитель, но перегородить собой дверь тебе вполне удалось, – сказал Серегил, беря под мышку арфу. – Пока ты храпел, я тут размышлял. Твоя идея насчет выступления перед мэром была озарением свыше. В конце концов, именно в его доме остановился этот тип – Боранеус… У меня есть дела на рынке, так что позавтракай и потом найди меня там – мы займемся твоим снаряжением. Я буду у оружейника Маклина примерно через час, если не встретимся раньше. А теперь с дороги!

Серегил ушел, а Алек поднялся, оделся и натянул сапоги. Солнце ярко сверкало на спокойной воде озера, на горизонте были видны паруса рыбачьих лодок. Как ни торопился Алек догнать Серегила на рынке, запах овсянки и жареных колбасок, долетевший с кухни, был слишком притягателен, чтобы не заглянуть туда.

– Ты ведь ученик барда, верно? – спросила его толстая повариха. – Заходи, паренек! Твой хозяин уже завтракал, но он распорядился, чтобы ты получил все, что захочешь.

«Серегил сегодня в хорошем настроении!» – подумал Алек. Повариха принесла ему целую тарелку колбасок, миску овсянки, кружку молока и еще горячие пышки.

– И как это ты при таком щедром хозяине умудряешься оставаться таким тощим, а? – улыбнулась толстуха, с довольным видом наблюдая, как Алек расправляется с ее стряпней.

– Я только недавно с ним, – ответил ей Алек с набитым ртом. – А раньше мне приходилось несладко.

– Ты держись за него, миленький. С таким хозяином станешь достойным человеком.

Алек согласно кивнул, хотя на этот счет у него и были кое-какие сомнения. Положив на стол монету в уплату за завтрак, он отправился на рынок.

«Все, что нужно, – это идти той же дорогой, какой мы приехали сюда», – сказал себе юноша. Но как ни здорово он ориентировался в лесах и холмах, город всегда сбивал его с толку. Одна узкая извилистая улица в точности походила на другую, и скоро он так запутался, что не мог уже даже найти дорогу обратно к берегу озера. Проклиная города и их строителей, он решил, что нужно спросить кого-нибудь, как пройти на рынок.

На его несчастье, народу на улицах почти не было. Рыбаки давно отправились на озеро, их жены еще не вернулись с рынка, где торговали вчерашним уловом, другие горожане сидели по домам за закрытыми ставнями. Алек видел раньше стайки детей, но теперь и их не было видно, и скоро он обнаружил, что оказался в тупике между глухими стенами складов. Ничего не оставалось, как идти обратно.

Повернув за угол, Алек увидел таверну и решил попробовать узнать дорогу там. Он как раз подошел к двери, когда она распахнулась и на улицу вывалилась ватага нетвердо держащихся на ногах пленимарских солдат Пятеро здоровенных вояк, пошатываясь, орали пьяные песни. Алек не успел нырнуть за угол и оказался окружен со всех сторон.

Вежливо поклонившись, Алек попытался прошмыгнуть к таверне, но один из солдат ухватил его за плащ и грубо дернул. Это был круглолицый детина со шрамом, рассекавшим нижнюю губу. Тыча Алеку пальцем в грудь, он прорычал что-то, похожее на вызов.

– Безмозгла пьянчуга! – рявкнул другой, высокий бородач. Он оттолкнул солдата со шрамом и крепко обнял Алека за плечи. Он тоже говорил с акцентом, но понять его было можно. – Брат-солдат сказать, ты хорош для отряд. Почему бы ты не пойти с нами?

– Не думаю, что из меня получится солдат. – ответил Алек. Руки пленимарцев потянулись к кинжалам. – Я хочу сказать, мне еще мало лет, да и ростом я не вышел – не то что вы!

Одноглазый солдат потрогал рукав туники Алека:

– Добрый сукно! Ты думать, ты слишком хорош стать брат-солдат?

– Нет! – воскликнул Алек, переводя взгляд с одного лица на другое. – Я очень даже уважаю братьев-солдат! Храбрецы! Позвольте мне угостить вас выпивкой!

Неожиданно одноглазый и круглолицый схватили его за руки, а бородатый сорвал с пояса Алека кошель и вытряхнул содержимое на ладонь.

– Факт, угощать выпивка! – Ухмыляясь, он стал рассматривать монеты. Вдруг его лицо свирепо перекосилось, и он сунул что-то под нос Алеку.

Это оказалась скаланская монета; накануне вечером Алек вынул ее из сапога и забыл потом спрятать обратно.

– Где взял, мальчишка? – прорычал бородатый. – Ты не похожий на проклятый скаланец! Как ты иметь монета скаланский сука-царица?

Прежде чем Алек успел ответить, солдат нанес ему удар в живот и прошипел:

– Проклятый шпион, да?

«О Создатель, неужели снова!» – пронеслось в голове у Алека.

Хватая ртом воздух, юноша согнулся пополам; пинки солдат опрокинули его в полузамерзшую грязь улицы. Алек поднялся на колени, моля богов, чтобы плащ скрыл движение его руки – он потянулся за кинжалом в голенище.

– Эй, Тилдус! С утра пораньше мучаешь ребятишек? Алеку не было видно говорившего, но в низком голосе слышался родной северный выговор. Солдаты прервали свое мерзкое развлечение, и бородатый обернулся.

– Микам Кавиш! Привет! Не мучать вовсе, просто допрашивать шпиона.

– Какой же это шпион, дурак ты набитый! Это же мой племянник! Ну-ка отпусти его, или мы с тобой больше не друзья!

Алек ошеломленно оглянулся, чтобы хоть увидеть этого Микама Кавиша. Тут он начал догадываться, в чем дело.

Это был тот самый человек в капюшоне, с которым Серегил разговаривал прошлым вечером в таверне. Теперь капюшон был откинут, и Алек разглядел веснушчатое лицо под гривой рыжих волос. Густые рыжие брови нависали над бледно-голубыми глазами, а губы обрамляла пышная рыжая борода. Воин стоял, небрежно сунув правую руку за пояс – рядом с рукоятью тяжелого меча. Тот факт, что противников пятеро, казалось, его нисколько не волновал.

– Ты простить, – говорил Тилдус. – Мы много пить. Увидеть монета сука-царица и разъяриться, понято?

– С каких это пор из-за одной-единственной монеты из человека делают шпиона? – Тон Микама Кавиша был шутливым, но рука оставалась на рукояти меча. – Мальчишка недавно поступил в подмастерья к барду. Они не сидят на месте, а в странствиях каких только денег тебе не платят! Здесь у нас серебро всегда серебро, и никому не интересно, чье лицо на монете.

– Ошибка, э? – Тилдус выдавил из себя улыбку и сделал знак остальным, чтобы те поставили Алека на ноги. – Не сильно больно, а, парень? Вы певцы, мы, может, прийти слушать. Платить добрый пленимарский серебро! Пошли, братья, мы стать трезвый и не попасть больше в неприятность. – Он повел своих хмурых солдат прочь.

– Спасибо, – сказал Микаму Алек, собирая с земли рассыпанные монеты. Присмотревшись к воину получше, он с удивлением обнаружил у того седину на висках. – Значит, ты мой дядюшка Микам?

Верзила ухмыльнулся:

– Это мне просто первое пришло в голову. И счастье, что я оказался здесь как раз в нужный момент. Этот Тилдус редкостный сукин сын, а уж когда напьется… А как ты оказался здесь, да еще в одиночку?

– Я шел на рынок и заблудился.

– Дойди до угла, поверни налево и никуда больше не сворачивай. – По-приятельски подмигнув Алеку, он добавил: – Думаю, ты найдешь Арена во второй лавке справа. – Микам двинулся по улице в другую сторону.

– Еще раз спасибо! – крикнул Алек вслед Микаму. Высокий воин поднял руку в небрежном приветствии и исчез за углом.

Серегил, когда Алек нашел его, отчаянно торговался, выбирая себе туники. Заметив, какой грязный и взъерошенный его подмастерье, он быстро закончил разговор и вышел из лавки.

– Что с тобой случилось?

Алек в нескольких словах рассказал о происшествии. Серегил поднял бровь, услышав о вмешательстве Микама, но не стал его обсуждать.

– Сегодня тут жизнь бьет ключом, – сообщил он Алеку. – Похоже, мы успели как раз вовремя. Пленимарцы завтра покидают город, и мэр вечером устраивает празднество в их честь. Он только не знает, как их развлекать. Вот я и собираюсь приложить усилия, чтобы он меня заметил.

– И как ты это сделаешь? Станешь петь перед его дверью?

– Ну, это было бы слишком очевидно. Но на площади как раз напротив его дома есть очень симпатичный фонтан. Подходящее место, как ты думаешь?

Серегил быстро завершил свои переговоры с портным, и они с Алеком двинулись через мост к лавкам оружейников. Стук молотков по металлу здесь был таким громким, что Алек едва не оглох, но когда они поравнялись с лавкой мастера, делающего луки, юноша остановился, глядя на оружие загоревшимися глазами.

– Я мало в этом смыслю, но слышал, что Корда – лучший мастер, – сказал Серегил.

Алек пожал плечами, не сводя глаз с выставленных на продажу луков.

– Луки Корды нарядные, но они не бьют так далеко, как луки Рэдли. Только и те, и другие мне не по карману. Давай заглянем к Толману. Я чувствую себя неуютно, когда приходится путешествовать без лука.

– Обязательно, только сначала мы поговорим с Маклином насчет клинка.

Они вошли в лавку оружейника. В мастерской в задней части дома сталь пела под молотками так громко, что Алек с трудом удержался, чтобы не зажать уши. Серегил же, не обращая внимания на шум, увлеченно принялся рассматривать сверкающие мечи, рапиры и ножи, развешанные по стенам. Большинство клинков были работами хозяина, но на одной стене оказалось старинное оружие – оставленное в лавке в обмен на новое. Серегил рассматривал его с особым интересом, объясняя Алеку, какие клинки самые ценные, обращая его внимание на детали заморской отделки, показывая отличия от современного оружия. Алек с трудом мог расслышать его слова.

К его большому облегчению, грохот внезапно стал тише, и в лавку вышел толстяк в покрытом пятнами кожаном фартуке. Увидев Серегила, он прокричал приветствие:

– Рад тебя видеть, мастер Виндовер! Чем могу тебе служить?

– Я тоже рад встрече, мастер Маклин, – завопил в ответ Серегил. – Мне нужен хороший клинок для моего молодого друга.

– Для меня? – изумился Алек. – Но ведь я же говорил тебе…

Оружейник оценивающе посмотрел на него:

– Когда-нибудь держал в руках рапиру, а, паренек?

– Нет.

Вытащив набор шаблонов, кузнец принялся измерять Алека со всех сторон. Потом, с серьезным видом пощупав мускулы его правой руки, громогласно сообщил:

– У меня есть как раз то, что ему нужно! – С этими словами оружейник снова исчез в мастерской и через секунду вернулся с длинной рапирой в ножнах. Протянув ее рукоятью вперед Алеку, он знаком предложил тому обнажить оружие.

– У него как раз подходящий рост и длина руки для этого клинка, – объяснил кузнец Серегилу. – И сталь хороша, оружие прекрасно уравновешено, им удобно обороняться. Я сделал его специально по заказу одного караванщика, да только он так за ним и не явился. Никаких особых украшений, но все равно загляденье. Я закалил клинок в бычьей крови, а ты ведь знаешь, что лучшей магии не бывает.

Даже Алеку было понятно, что оружейник скромничает. Сверкающая рапира казалась естественным продолжением его руки. Она не была легкой, но юноша ощутил удивительную свободу движений, когда по команде Маклина стал принимать разные позы. Эфес имел насечку, руку защищала круглая блестящая гарда. От нее отходили изящные бронзовые дужки, похожие на неразвернувшиеся листья папоротника. Сам клинок ничем не был украшен, но голубоватые блики света на нем были прекрасны сами по себе.

– Мне нравится, – согласился Серегил, беря рапиру в руки и поглаживая рукоять. – Никаких особых украшений, как ты говоришь, но и не дешевка. Видишь, как дужки загибаются вокруг рукояти? Как раз то, что нужно: можно выбить оружие противника или сломать его, если, конечно, знаешь, как это сделать.

Обнажив собственный клинок, Серегил протянул Алеку обе рапиры, и тот заметил, что в них есть что-то общее. И впервые он обратил внимание на то, что дужки на мече Серегила, заканчивающиеся головами дракона, поцарапаны и выщерблены от употребления.

– Прекрасный клинок, Маклин. Сколько ты за него хочешь?

– Пятьдесят марок вместе с ножнами, – ответил кузнец.

Серегил, не торгуясь, заплатил требуемую сумму, и Маклин добавил пояс, показав Алеку, как оборачивать его вокруг талии и крепить к нему ножны, чтобы шпага висела на левом бедре под нужным углом.

Когда они снова оказались на улице, Алек начал благодарить Серегила.

– Так или иначе, ты мне отплатишь за это, – отмахнулся тот. – А теперь просто обещай, что не обнажишь клинок, пока не научишься им пользоваться, а то у тебя такой задиристый вид, что ты просто напрашиваешься на вызов на поединок.

Когда они снова оказались перед лавками, где продавались луки, Серегил помедлил у витрины Рэдли.

– Нет смысла туда заходить, – сказал ему Алек. – Хороший лук Рэдли стоит не меньше, чем эта шпага.

– И он стоит того?

– Да, но…

– Тогда пошли. Раз дело касается защиты наших жизней, я не хотел бы, чтобы у тебя в руках оказалась какая-то дешевая палка.

Сердце Алека забилось быстрее, когда перед ними открылась дверь лавки. Его отец, сам умелый мастер, часто показывал сыну на мастерскую Рэдли с необыкновенным почтением. Талант этого оружейника, говорил он, от Бога. Алек никогда и представить себе не мог, что когда-нибудь войдет сюда как покупатель.

Мастер, пожилой сутулый человек с морщинистым лицом, показывал ученику тонкости полировки дерева. Предложив посетителям осмотреть выставленное оружие, он продолжил урок.

Здесь Алек был в своей стихии. Он разглядывал луки с таким же увлечением, как Серегил – клинки в лавке Маклина.

С потолка свешивались огромные боевые луки – шести футов в длину. На широких полках были разложены арбалеты разных конструкций, дамские охотничьи луки, составные луки для стрельбы с седла – почти все разновидности, известные в северных краях. Но вниманием Алека завладели те, что назывались просто «черные Рэдли».

Несколько более короткие, чем обычные боевые луки, они изготовлялись из росшего только в Озерном лесу черного тиса – дерева, с которым работать было нелегко. Менее опытный мастер испортил бы десяток заготовок, прежде чем у него получился бы хоть один лук, но Рэдли и его подмастерья владели каким-то секретом. Натертые маслом и воском, черные луки мягко блестели, как выточенные из рога.

Семь таких луков лежали на столе посередине комнаты, и Алек внимательно осмотрел каждый, любуясь точными линиями изогнутых частей, гладкостью выемок для тетивы, пластинками слоновой кости с инициалами мастера на перехвате. Потом, выбрав один, он ухватил его посередине и резко повернул части друг относительно друга; они разъединились у него в руках.

– Что ты делаешь! – в ужасе прошипел Серегил.

– Это дорожный лук, – объяснил Алек. Он показал Серегилу стальную муфту на конце одной из половинок и крошечный стержень, входящий в нее; механизм был скрыт под обтяжкой перехвата. – Он удобнее, если нужно пробираться сквозь чащу, и особенно при езде верхом.

– И спрятать его легче, – заметил Серегил, соединяя части. – Он такой же мощный, как и боевой лук?

– Сила натяжения бывает больше восьмидесяти фунтов, в зависимости от длины.

– И что это, скажи на милость, значит? Алек взял со стола другой лук и поднял его, как будто прицеливаясь.

– Это значит, что если перед тобой стоят два человека – один за другим,

– то боевой стрелой ты прострелишь их обоих. Стреляя из такого лука, уложишь почти любую дичь – от зайца до оленя. Я слышал, что они пробивают даже кольчуги.

– Стрела из такого лука заставит кровоточить даже медный флюгер! – воскликнул подошедший к ним Рэдли. – Судя по твоим словам, ты кое-что смыслишь в луках, молодой господин. И что ты скажешь о тех, что разложены на столе?

– Мне нравятся вот эти. – Алек показал на два лука, которые он отложил в сторону. – Но я не уверен насчет длины.

– Лучше всего проверить это, когда ты будешь целиться-. Алек взял лук и сделал вид, что натягивает невидимую тетиву, а мастер измерил расстояние от указательного пальца его левой руки до мочки правого уха.

– Тебе подходит любой из этих, – заключил он, – и еще вон тот. – Рэдли показал на лук, не привлекший внимания Алека.

– Я все-таки остановился бы на тех двух, – стоял на своем Алек.

Рэдли взял луки – те, что выбрал Алек, и тот, который его не заинтересовал:

– Обрати внимание на пластинки.

Фирменный знак, стилизованное изображение черного тиса, казался одинаковым на всех трех, пока оружейник не показал крошечную букву «Р» среди ветвей дерева на тех, которые понравились юноше. Это означало, что луки сработаны самим Рэдли, а не одним из его подмастерьев.

– У тебя хороший глаз для такого молодого человека, – с уважением произнес мастер. – Пойдем, ты их испробуешь.

Рэдли натянул тетивы на луки и повел Алека и Серегила через мастерскую на задний двор.

В дальнем конце его оказалось установлено несколько мишеней. Первая была обычная – концентрические круги на доске; вторая ничем от нее не отличалась, но, чтобы попасть в яблочко, стрела должна была пронизать три железных кольца, подвешенных между мишенью и стрелком. Последняя представляла собой просто ряд из восьми ивовых прутьев, вертикально воткнутых в землю.

– Для чего это все? – прошептал Серегил, пока мастер поправлял прутья.

– Я слышал, что Рэдли не продает свои черные луки тем, кто не может поразить все три мишени, – прошептал в ответ Алек, надевая на левую руку широкий кожаный браслет.

Подошедший к ним Рэдли вручил Алеку колчан со стрелами.

– Посмотрим, как ты стреляешь, молодой человек.

Тщательно выбрав стрелы, Алек попал в яблочко первой мишени – и из одного лука, и из другого: вторая стрела расщепила первую.

Следующая мишень далась ему не так легко – первая стрела задела за кольцо. Алек посмотрел на чистое голубое небо и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться; вторая и третья стрелы прошли сквозь кольца и попали в яблочко Взяв другой лук, он быстро сделал три выстрела подряд – все удачно.

Прекрасный денек для стрельбы из лука, решил Алек, ощущая почти невероятную легкость и радость бытия, которые приходили к нему в таких случаях. Перейдя к последней мишени, он быстро спустил тетиву четыре раза и срезал прутья через один на почти одинаковой высоте.

Стоявший у него за спиной Серегил тихо присвистнул, но Алек не отвел взгляда от мишени. Взяв другой лук. он так же быстро срезал и оставшиеся прутья, хотя и на разной высоте.

Когда юноша опустил лук, раздались аплодисменты, Серегил, Рэдли и подошедшие подмастерья восхищенно улыбались.

Алек покраснел и пробормотал:

– Пожалуй, я выберу первый лук.

Серегил тоже попал в яблочко, выбрав для выступления фонтан на площади

– вернувшись в гостиницу, он сообщил Алеку, что они приглашены петь на празднестве, которое мэр устраивает вечером.

Извинившись перед хозяином таверны за то. что не будет развлекать его посетителей на этот раз, Серегил потащил Алека в ближайшую баню. а потом в их комнате внес завершающие штрихи в наряд юноши.

– Тебе эта одежда больше к лицу, чем мне, – заметил он, поправляя на Алеке пояс.

Юноша был одет в один из костюмов Арена – длинную голубую тунику из тонкой шерсти, вышитую по вороту и рукавам. Одна из служанок не поленилась навести на его сапоги зеркальный глянец.

Сам Серегил был великолепен в алой тунике с изысканным черно– белым узором на воротнике, манжетах и полах. Узкая черно-красная лента, завязанная сзади замысловатым узлом, украшала его волосы. Изящно задрапированный на левом плече темно-синий плащ удерживался на месте тяжелой серебряной пряжкой.

– Пока я торговался насчет платы за выступление с мажордомом мэра, я сумел порасспросить его о гостях, – сообщил Серегил Алеку. – Благородный Боранеус, называющий себя торговым представителем, возглавляет целую пленимарскую экспедицию. С ним путешествует еще один арисюкрат, благородный Тригонис, тоже явно обладающий определенной властью, хоть он и редко во что-нибудь вмешивается. Полюбезничав с одной из служанок, я узнал, что Боранеус и Тригонис разместились в парадных покоях на втором этаже, выходящих на площадь. Помимо почетного караула, который всегда бывает во время таких торжеств, думаю, вокруг дома окажется немало пленимарских солдат. Ты хорошо понял, что нам предстоит сделать и что от тебя требуется?

Алек безуспешно пытался расположить складки плаща так же элегантно, как Серегил.

– Мы будем петь, пока все как следует не напьются. Тогда ты начнешь настраивать арфу, и у тебя лопнет струна. Ты пошлешь меня в гостиницу за запасной, а тем временем выйдешь подышать свежим воздухом. Позади дома есть лестница, ведущая на второй этаж, которой пользуются слуги. Я встречу тебя у нее и мы вместе поднимемся наверх.

– Запасную струну ты взял?

– Лежит у меня за пазухой.

– Хорошо. – Серегил порылся в сумке и вытащил что-то, плотно завернутое в мешковину. Это оказался великолепный кинжал с рукоятью из черного рога, инкрустированного серебром. Узкое лезвие было острым как бритва. – Это тебе.

– Серегил положил оружие на ладонь. – Я приметил его, пока Маклин учил тебя носить рапиру Клинок у него длиннее, чем у твоего, и он лучше уравновешен. Может, немного излишне наряден для подмастерья барда, но ведь никто его не увидит в твоем сапоге.

– Серегил, это же… – заикаясь, пробормотал Алек. – Я же никогда не смогу отплатить тебе…

– За что? – удивленно спросил Серегил.

– За все это! – воскликнул Алек, показывая на разложенные по комнате вещи. – Одежда, шпага, лук… Я за всю жизнь не заработаю столько, сколько все это стоит! Да помилует меня Создатель, мы с тобой знакомы меньше недели, а…

– Не говори ерунды! Это все орудия нашего ремесла. Без них мне от тебя мало пользы Так что не думай об этом и не обижай меня разговорами о плате. Деньги – мелочь, их легко добыть.

Качая головой, Алек вложил кинжал в ножны в голенище и улыбнулся:

– Точно по размеру!

– Что ж, тогда за работу. Да будет Иллиор благосклонен к нам сегодня ночью.

На небе уже высыпали звезды, когда Серегил и Алек отправились к дому мэра. С озера дул холодный ветер, и они завернулись в плащи. Как и обещал, Серегил купил Алеку перчатки, и теперь юноша был ему очень благодарен за это.

Не в первый раз за этот день Серегил спрашивал себя, как это ему пришло в голову взять зеленого новичка, которого неделю назад он еще и не знал вовсе, на такое деликатное дело, как проникновение в апартаменты пленимарцев. Да и сам Алек о чем думает, соглашаясь на такое… Парнишка кажется смышленым, но уж очень он доверяет своему учителю… Серегилу никогда еще не приходилось отвечать за кого-то, кроме себя, и теперь он сомневался в правильности своего решения, хотя там, на взгорье, идея сделать из Алека своего партнера пришлась ему по душе. Но какие бы сомнения ни диктовала ему логика, Серегил, глядя на шагающего рядом Алека, интуитивно ощущал, что сделал удачный выбор.

В доме мэра их отвели на кухню для полагающегося по традиции менестрелям угощения. Завеса на двери оказалась откинута, и Серегил и Алек могли наблюдать, как гостей развлекает жонглер. Когда ужин закончился, тарелки были убраны и поданы вино и фрукты, мажордом объявил выступление Арена Виндовера.

Огромный зал был ярко освещен пламенем в очаге и множеством свечей. Гостями мэра, кроме пленимарцев, были богатые торговцы, главы гильдий и знаменитые вольдские ремесленники. Все они одобрительно захлопали, когда Серегил и Алек поднялись на небольшое возвышение перед камином. Алек вручил Серегилу арфу с изящным поклоном, которому научился всего час назад.

В самой цветистой манере Серегил-Арен приветствовал мэра и его жену и выразил благодарность за приглашение петь перед таким благородным собранием Его слова понравились, и, когда он заиграл вступление к первой балладе, раздались аплодисменты Арен сразу завоевал сердца слушателей, начав с речитатива, прославляющего героев; потом он перешел к любовным песням и балладам, вставляя довольно рискованные куплеты, когда убедился, что женщины ничего против не имеют. Алек подхватывал припев и, по знаку Серегила, приносил своему хозяину кружки эля.

Пленимарец, называющий себя Боранеусом, сидел на почетном месте рядом с толстяком мэром, и Серегил во время пения незаметно его разглядывал. Это был высокий румяный человек с иссиня– черными волосами, довольно молодой – не старше сорока – и замечательно красивый; его не портил даже тонкий шрам, тянущийся от угла левого глаза через всю щеку. Черные глаза благородного гостя лукаво блестели, когда пленимарец обменивался шутками с женой мэра, но, когда Боранеус переставал улыбаться, его лицо становилось непроницаемым и жестоким.

«Клянусь Светоносным, это князь Мардус – как бы он ни называл себя здесь», – подумал Серегил. Хотя ему никогда не приходилось видеть Мардуса, он хорошо знал его по описаниям, да и репутация того была известна. Глава разведки Пленимара славился как ловкостью, так и садистской жестокостью По спине Серегила пробежал холодок, когда безразличный взгляд пленимарца на секунду задержался на нем. Когда такой человек рассматривает тебя, это ничего хорошего не предвещает.

Второй знатный гость не производил особого впечатления. У него было узкое бледное лицо, жидкие черные волосы, и он кисло отвечал на заигрывания двух разбитных красоток, между которыми сидел. Хотя он был в великолепных одеяниях пленимарского посланника, опытному взгляду Серегила его бледная кожа и манера щуриться говорили о другом: он больше походил на книжного червя, проводящего дни и ночи в потайных книгохранилищах, куда солнечный свет никогда не проникает.

Серегил развлекал гостей уже почти час, когда решил, что время пришло. Настраивая арфу в перерыве между двумя песнями, он порвал струну, и после тихой перебранки с Алеком поднялся и поклонился мэру.

– Мой добрый господин, – сказал он с видом человека, еле сдерживающего раздражение, – как оказалось, мой неопытный ученик не захватил с собой запасных струн для арфы. Если будет на то твое милостивое согласие, я пошлю мальчишку к себе в гостиницу за заменой.

Мэр был сыт и пьян, он только благодушно махнул рукой. Алек поспешно выскользнул из зала.

Серегил поклонился снова.

– Если я могу просить еще об одном снисхождении, то не позволишь ли ты мне пока дать своему горлу отдых на свежем воздухе.

– Конечно, конечно, мастер Виндовер. Ты поешь прекрасно, и мы тебя еще долго не отпустим, так что отдохни пока Твои баллады замечательно подходят к вину.

Выйдя из зала на воздух, Серегил позаботился, чтобы все видели, как он любуется звездами. Потом, заметив рядом с парадным входом пленимарского часового, он спросил у него, как пройти в уборную. Тот показал ему на двор за домом мэра. Как только Серегил повернул за угол и скрылся из глаз солдата, он нырнул в тень и притаился, удостоверяясь, что позади дома охраны нет. Алек. уже ждал его у подножия лестницы для слуг.

– Тебя никто не видел? – прошептал Серегил. Алек отрицательно покачал головой:

– Я пересек площадь, а потом вернулся задворками.

– Молодец. Теперь не отставай и смотри в оба. Если что-нибудь пойдет не так, выбирайся сам, понял? Если такое случится, я постараюсь выручить тебя, но лучшая гарантия против неприятностей – не попадаться. Готов?

Этот совет не придал Алеку особой уверенности в себе; все же он решительно кивнул и последовал за Серегилом на второй этаж здания.

Дверь, выходящая на лестницу, оказалась запертой, но Серегил вытащил длинную отмычку, и замок уступил. За дверью оказался полутемный проход. Серегил знаком поторопил Алека и двинулся к другой двери. За ней были слышны звуки продолжающегося в главном зале празднества. Чуть-чуть приоткрыв створку, Серегил увидел, что они оказались совсем рядом с площадкой парадной лестницы.

Только они собрались проскользнуть по коридору к покоям предводителей пленимарцев, как услышали шаги: одетый в черное солдат, поднявшись по лестнице из зала, свернул в коридор и вошел в одну из комнат, окна которых выходили на площадь. Через секунду он появился снова. неся небольшой ящичек, и направился к лестнице. Серегил медленно досчитал до десяти, потом потянул Алека за собой. Они проскользнули к двери той комнаты, откуда только что вышел солдат; она оказалась незапертой.

– Это комната Тригониса, – прошептал Серегил. – Стой на страже. А если тронешь что-нибудь, потом проверь, чтобы все осталось так, как было.

У правой стены стояла роскошная резная кровать, рядом с ней – сундук. Высокий шкаф и письменный стол занимали простенок между окнами.

– Сначала займемся этим, я думаю, – пробормотал Серегил, опускаясь на колени перед сундуком. После быстрого осмотра он вытащил из-за пазухи плоский кожаный кошель и положил его на пол рядом с собой – как какой-нибудь добропорядочный ремесленник, раскладывающий инструменты перед работой: в кошеле оказались узкие кармашки с впечатляющим набором отмычек. Тяжелый замок на сундуке открылся с первой же попытки.

Кроме медного футляра для карт, в сундуке было обычное имущество, которое могло бы скорее принадлежать дипломату, а не воину. Серегил быстро вытряхнул из футляра пергаментный свиток и подошел к двери, от которой падал узкий лучик света, чтобы разглядеть карту. Это оказалась карта северных областей. Алек бросил на нее быстрый взгляд через плечо Серегила и вернулся на свой наблюдательный пост. Серегил изучил карту более внимательно, запоминая все пометки на ней.

Маленькими красными точками оказались помечены города вдоль Золотого пути – Вольд, Керри и Сарк. Еще несколько точек были нанесены в предгорьях Железных гор – замки местных князьков, среди них замок Асенгаи.

Ничего такого уж нового. Серегил скатал карту и сложил в сундук все вещи в том же порядке, как они лежали раньше. В столе ничего интересного ему не попалось, но в шкафу нашелся шелковый мешочек и в нем золотой диск на цепочке.

Одна сторона медальона была гладкой. На другой был барельеф – непонятное сплетение линий и завитков. Как бы он ни старался, Серегил не смог бы воспроизвести его потом по памяти. Несколько разочарованный, он положил медальон обратно и присоединился к Алеку у двери. На осмотр комнаты Серегил потратил не больше пяти минут.

Соседнее помещение очень походило на комнату Тригониса, если не считать шкатулки для писем на столе. Безопасность ее содержимого должны были обеспечить кованые медные накладки и внутренний замок.. Снова подойдя к двери, откуда проникал свет, Серегил внимательно осмотрел металл вокруг замочной скважины; там оказались крошечные вмятины. Менее опытный вор не обратил бы на них внимания, Серегил же узнал в них отверстия, замазанные сверху воском. Это был хитрый защитный механизм: всякий, кто попытался бы вскрыть замок, получил бы укол в палец – еле заметный, но без сомнения смертельный: иглы наверняка были покрыты быстродействующим ядом. Чуткие пальцы Серегила скользнули по головкам гвоздей на медных накладках. Одна из них – на левом нижнем углу шкатулки – подалась с легким щелчком. Еще раз проверив все остальные – ошибиться с выключением смертоносного механизма не годилось, – Серегил отмычкой отпер шкатулку.

Сверху лежало несколько бумаг, написанных шифром. Серегил отложил их и стал рассматривать оказавшуюся под ними карту. Она весьма походила на ту, что хранилась в футляре у Тригониса, но имела всего две пометки красным:

одну в самом сердце болот, окружающих южную оконечность Черного озера, другую где-то в Дальнем лесу. Первая из них была обведена кружком.

Еще в шкатулке лежал кожаный мешочек с таким же медальоном, как и у Тригониса. «Что же, во имя Билайри, это такое?» – гадал Серегил, снова обескураженный непонятным сложным узором.

В сундуке хранилось множество туник и плащей. Серегил порылся в них, но скоро его пальцы нащупали деревянную поверхность. Вынув одежду, он обнаружил прямоугольный ящик длиной в фут и в полфута шириной. Он был не заперт. С невеселой улыбкой Серегил, подняв крышку, глянул на набор небольших, но совсем не игрушечных пыточных приспособлений и несколько керамических горшочков. Это только подтвердило его предположение, что на самом деле Боранеус – это Мардус, и Серегил с особой тщательностью стал укладывать в сундук вынутую одежду. При этом из складок одной из туник выпал кожаный кошелек. В нем оказалось несколько пленимарских монет, два кольца и какие-то небольшие деревянные диски.

Их было всего восемь; в середине каждого виднелось квадратное отверстие. Диски казались слегка маслянистыми на ощупь, и на темном дереве были вырезаны такие же загадочные узоры, что и на золотых медальонах.

«Ну вот, наконец-то повезло», – подумал Серегил. Эти странные поделки не выглядели чем-то, чего хозяин хватится немедленно. Серегил сунул один диск в карман, чтобы потом изучить на досуге.

Он как раз запирал сундук, когда Алек начал отчаянно жестикулировать. Кто-то шел по коридору.

Серегил бесшумно скользнул к окну, Алек за ним. Распахнув створки, Серегил обнаружил, что до карниза крыши легко дотянуться.

Он уже коснулся бруса, служащего основанием черепичной кровле, когда заметил двух стражников, расположившихся у фонтана. На секунду у него перехватило дыхание: случись им поднять глаза, и они увидели бы его. Шум из зала, однако, заглушил скрип окна, или, может быть, солдаты были пьяны – ни один из них не посмотрел вверх.

Алек вскочил на подоконник следом за Серегилом, и тот протянул руку и помог юноше вскарабкаться на крышу. Паренек был перепуган, но все же ему хватило самообладания, чтобы осторожно закрыть за собой окно.

Скользкая черепица круто поднималась к резному коньку, но Серегилу и Алеку удалось перебраться на скат, обращенный во двор, а потом беспрепятственно спуститься на лестницу для слуг. Ступив на землю, Серегил молча одобрительно похлопал Алека по плечу, потом показал ему на дверь, ведущую в кухню.

Алек уже почти добежал до нее, когда откуда-то появилась высокая фигура и сильная рука ухватила паренька за плащ. Серегил напрягся, сжав рукоять кинжала. Алек инстинктивно отскочил в сторону, и человек засмеялся. Серегил уже совсем был готов кинуться на помощь Алеку, когда услышал голос солдата и понял, что это, должно быть, один из тех, с кем Алек повстречался утром.

– Эй, ты хорошо петь там в зал, – добродушно начал солдат, не выпуская, однако, плаща. – Не спеть ли теперь для меня?

– Я должен как можно быстрее вернуться. – Алек отодвинулся от солдата и вытащил из-за пазухи струну, размахивая ею, как пропуском. – Мой хозяин послал меня за этим. Мне попадет, если я заставлю его ждать.

– Попадет? – Солдат, прищурившись, разглядывал струну. – Это не надо, мальчишка Кавиша. Идти петь для толстый мэр и мой господин. – Он отпустил плащ Алека и сильным пинком подтолкнул того к двери.

С беззвучным вздохом облегчения Серегил нырнул в тень и, убедившись, что путь свободен, вышел со двора, как будто возвращаясь из уборной.

В «Три рыбки» они вернулись уже после полуночи. Несмотря на поздний час, Серегил настоял на том, чтобы собрать все для отъезда при первых лучах солнца.

– Ты сегодня славно потрудился, – сказал он Алеку, завязав свою суму. – И вовремя сообразил насчет окна.

Алек улыбнулся, довольный похвалой, тщательно упаковывая свое новое снаряжение. Мастер Рэдли дал в придачу к луку кожаный футляр и колчан, а сам Алек купил еще дюжину стрел, запасную тетиву и воск для ее смазки.

Серегил открыл было рот, чтобы сказать еще что-то, когда по лестнице загрохотали шаги. В комнату ворвался Микам Кавиш и, пыхтя, сообщил:

– Не знаю, что уж ты вытворил на этот раз, Серегил, но только за тобой послан отряд пленимарских солдат!

Где-то внизу хлопнула дверь, потом затопали солдатские сапоги.

– Захвати пожитки, Алек! – скомандовал Серегил, открывая ставни.

Когда через минуту Тилдус и дюжина пленимарских солдат ворвались в комнату, она была пуста и темна.




ГЛАВА 6. Алек расплачивается за лук


Все трое спрыгнули с высоты в тридцать футов в воду – такую холодную, что у них перехватило дыхание.

Алек забултыхался, ловя ртом воздух, стараясь удержать свою котомку и не уйти с головой под воду. Сильная рука схватила его, и Микам подтащил юношу к скользким сваям, на которых стояла гостиница.

– Ни звука! – шепнул ему в самое ухо Серегил. Выбравшись сначала на более мелкое место, а потом на узкий илистый берег, беглецы притаились там; из гостиницы над их головами доносился шум обыска, больше похожего на погром.

– Не думаю, что к вам двоим в «Трех рыбках» в будущем отнесутся гостеприимно, – стуча зубами от холода, прошептал Микам.

Их терзал не только ужасный холод, но и ощущение близкой опасности. Несколько солдат решили обследовать берег под гостиницей, и Серегилу, Алеку и Микаму пришлось снова нырнуть в ледяную воду. Прошло больше часа С момента их бегства, прежде чем Микам решил, что выбраться на сушу безопасно.

Они представляли собой жалкое зрелище, когда, пошатываясь, вышли на улицу перед гостиницей. Жидкая грязь, засыхая, придала их одежде и волосам самые фантастические формы. Беглецы двинулись к рыночной площади со всей скоростью, на которую были способны их онемевшие ноги.

Микам привел их к храму Астеллуса рядом со зданием рыбачьей гильдии. Храм представлял собой простое строение без окон, единственным украшением которого служили высокие двустворчатые двери, покрытые замысловатой резьбой, изображающей корабли и водную живность. Карниз над дверью имел форму стилизованных волн – символа Астеллуса-Странника. По обычаю, двери храма никогда не запирались, и беглецы беспрепятственно проникли в него.

Алек никогда не бывал внутри храма, хотя часто проходил мимо. Оштукатуренные стены основного зала оказались расписаны фантастическими подводными сценами и изображениями наиболее знаменитых чудес, совершенных божеством.

Перед центральным алтарем дремал молодой послушник. Прокравшись мимо него, троица через еще одну дверь проникла в помещение склада в задней части храма.

Здесь хранились приношения верующих, запасы еды для жрецов, какие-то предметы мебели. Алек сел на опрокинутый ящик и стал смотреть, как Микам что-то ищет на полу.

– Может быть, дальше налево? – предположил Серегил.

– Нашел. – Микам поднял крышку люка. Заглянув через его плечо, Алек увидел лестницу, уходящую в темноту. Из шахты потянуло холодным сырым воздухом.

– Будем надеяться, что мэр не сообщил своим постояльцам об этом ходе, – пробормотал Серегил. Микам пожал плечами:

– Хорошая потасовка зажигает пламя благословенного Сакора у тебя в крови. Думаю, нам всем не помешало бы согреться!

Серегил, подняв бровь, лукаво взглянул на Алека:

– Он прилагает столько же стараний, чтобы попасть в переплет, сколько я

– чтобы этого избежать.

Насмешливо хмыкнув, Микам начал спускаться по лестнице. Алек последовал за ним, а Серегил задержался и прислонил несколько небольших ящиков к крышке люка так, чтобы они упали на нее, когда она закроется.

Когда они оказались у подножия лестницы, Микам порылся в кошеле на поясе и вытащил небольшой светящийся предмет. Его слабое сияние, просачиваясь сквозь пальцы Микама, озарило начало подземного хода.

– Магия? – спросил Алек, наклоняясь поближе.

– Это светящийся камень – Серегил поежился. – Я проиграл свой в кости два месяца назад и с тех пор пробавляюсь огнивом.

– Жаль только, что тепла он не дает, – сказал Микам, растирая руки и делая первый шаг в туннель.

– Где это мы?

– Это подземный ход, по которому можно выбраться из города, – объяснил Микам. – Один выход из него находится на берегу озера, другой – на опушке леса. В храме Далны тоже есть такой туннель. Когда-то горожане решили построить их для тайного бегства, если город окажется осажден Сомневаюсь, правда, чтобы такое удалось – скорее беглецы оказались бы прямо в гуще неприятеля. Ну, это придумали купцы, а не генералы. Как бы то ни было, нам с Серегилом эти подземные ходы очень даже хорошо служили последние несколько лет.

– А теперь куда? В пещеру? – Серегила колотил озноб, как ни пытался он закутаться в свой негнущийся от засохшей грязи плащ.

– Это ближе всего.

Подземный ход вел по прямой линии прочь от реки. Он был узкий – два человека не могли бы идти рядом – и такой низкий, что местами Микаму приходилось наклоняться. Сырые стены, кое-где укрепленные досками, дышали холодом. Подпорки поросли мхом и какими-то бледными грибочками. Через некоторое время беглецы дошли до развилки.

Микам свернул направо, обнажил свой тяжелый меч и прошептал.

– Смотри в оба, парень, нас могут встречать у выхода. Алек потянулся было за собственным клинком, но Серегил отвел его руку:

– Не стоит. Сражаться вдвоем здесь нет места, а если ты споткнешься, то проткнешь Микама насквозь. Если мы кого-нибудь встретим, скройся в темноте и не путайся под ногами.

Но никто, кроме нескольких крыс и медленно ползающих саламандр, им не встретился; вскоре туннель стал наклонным, а потом вывел их в узкую пещеру. Она представляла собой всего лишь трещину в скале, и идти стало совсем уж неудобно: люди обдирали руки и ушибали головы об острые края камней. Микам спрятал свой светящийся камень, когда они добрались до выхода из пещеры и стали продираться сквозь густые заросли ежевики.

Оглядевшись, Алек понял, что они оказались в лесу:

кругом густо росли дубы, березы и ели. Низко стоящая луна бросала голубые лучи сквозь сплетение ветвей, хотя и не могла рассеять тьмы под елями. До рассвета было еще несколько часов. Вокруг стояла полная тишина.

Серегил дрожал сильнее, чем остальные.

– Ты никогда не выносил холода, – сказал Микам, снимая плащ. Когда Серегил попытался было отказаться, воин остановил его суровым взглядом и сам накинул плащ на плечи товарища.

– Оставь свою гордость для жарких деньков, балбес. Мы с парнем родились в этих краях и привычны к холоду. Это тебя кровь не греет. Пошли.

Нахмурившись, но больше не протестуя, Серегил затянул завязки плаща под подбородком.

Бесшумно ступая по заснеженной земле, беглецы углубились в лес. Крутые подъемы сменялись не менее крутыми спусками, в густой тени почти ничего не было видно, но Микам шел уверенно, как по торной дороге.

Дойдя до середины склона высокого холма, они достигли еще одной пещеры. Она была больше предыдущей, и вход в нее находился на виду; из-под высокого, но неглубоко уходящего внутрь холма свода в глубину скалы вел узкий проход. Серегил и Алек, оба достаточно щуплые, протиснулись в него боком без особых трудностей, а Микам кряхтел и ругался, протискиваясь в щель.

– Что-то я не припомню, чтобы раньше тебе это давалось с таким трудом,

– заметил Серегил.

– Заткнись! – яростно пропыхтел Микам. Проход несколько раз резко поворачивал, и иногда казалось, что вот-вот он станет настолько узок, что дальше пройти будет нельзя, но наконец расширился достаточно для того, чтобы все трое смогли стоять рядом. Микам вытащил свой светящийся камень, и Алек увидел, что они находятся в просторном зале.

Посередине пещеры был выложен из камней очаг, рядом лежали запасенные кем-то дрова. Присев на корточки, Серегил вытащил маленький глиняный сосуд, спрятанный между поленьями, и вытряхнул из него на сухие ветки что-то, похожее на тлеющий уголек.

– Вот тебе еще колдовство, – сказал он Алеку, ухмыляясь, и протянул ему сосуд. В нем оказались кусочки камня, похожие на раскаленные угли, но, как и светящийся камень, холодные на ощупь.

– Это огненный камень, – пояснил Серегил. – Будь с ним осторожен: он не обожжет тебе руку, но стоит ему коснуться чего– нибудь, что может гореть – одежды, дерева, пергамента, – как он это воспламенит. Мне приходилось наблюдать слишком много несчастных случаев из-за огненного камня, поэтому я никогда не ношу его с собой.

Пламя лизало сухие поленья, разгоняя темноту и холод. Пещера сужалась кверху, и дым уходил в эту естественную трубу.

Алек разглядел, что в пещере, кроме запаса топлива, имеются одеяла и несколько горшков в углублениях скалы, где, по-видимому, хранилось продовольствие. У стен лежали кучи еловых лап – грубые, но вполне удобные подобия постелей.

– Какой замечательный лагерь! – воскликнул Алек, с восхищением глядя по сторонам.

– Микам нашел эту пещеру несколько лет назад, – сказал Серегил, придвигаясь как можно ближе к огню. – О ней знают лишь немногие наши друзья Кто, интересно, был здесь последним?

Микам осмотрел каменную полку, на которой стояло несколько мисок, и поднял черное перо.

– Эриза. Она, должно быть, останавливалась здесь, прежде чем отправиться в город. Посмотрим, что она оставила из еды.

Он переставил горшки поближе к огню и присмотрелся к пометкам на запечатывающем их воске.

– Так… На этом нацарапан рисунок, изображающий пчелу – значит, мед. Тут колосок – сухари. Пчела и бокал – наверное, медовуха. А ты что нашел?

– Я не очень уверен… – Серегил повернул горшок, чтобы на него упал свет от костра. – Вяленая оленина. И еще табак – это для тебя.

– Да благословят боги ее доброту. – Микам порылся в складках туники и вытащил откуда-то трубку. – Во всей это беготне я потерял свой кисет.

– в этих двух, похоже, травы – тысячелистник и зверобой. Ну, благодаря нашему доброму другу Микаму Кавишу, лекарства нам не понадобятся – только бы высохнуть и согреться!

Сняв с себя мокрую и грязную одежду, Серегил, Микам и Алек расстелили ее у огня и завернулись в одеяла.

На этот раз Алек слишком замерз, чтобы особенно беспокоиться о скромности; глядя на своих спутников, он поразился количеству шрамов на телах обоих, хотя у Микама их было больше. Самым страшным был розовый рубец, тянущийся от правой лопатки почти до бедра. Заметив интерес юноши, Микам повернулся к свету и с гордостью коснулся зажившей раны.

– В тот раз я ближе всего подошел к воротам, что сторожит Билайри. – Микам раскурил трубку и выпустил несколько колец дыма. – Девять зим назад, верно, Серегил?

– Пожалуй, да. – Серегил подмигнул Алеку. – Наша компания прогуливалась вокруг Безрыбного моря и повстречалась с удивительно недружелюбными кочевниками.

– Недружелюбными! – фыркнул Микам. – Никогда не видел таких чудищ – представь себе только сплошь покрытых волосами великанов! Мы так и не узнали, откуда они взялись, – они слишком рьяно принялись убивать нас, чтобы еще отвечать на вопросы Однажды вечером мы случайно наткнулись на их лагерь и решили, что поздороваемся и попытаемся купить у них припасы. Но только мы приблизились к часовому, как вся банда этих людоедов – а каждый был размером с медведя, и куда до них мишкам по части свирепости – кинулась на нас непонятно откуда. Мы были на лошадях, а они – пешие, но они окружили нас прежде, чем мы поняли, что происходит. Вооружены они были чем-то похожим на большие цепы: длинная рукоятка и несколько отрезков цепи длиной фута в два. К тому же плоские звенья цепи были заточены, и их кромки резали, как бритвы. Мы, ясное дело, понятия об этом не имели, пока не началась потасовка. Сирил потерял руку – ее срезало почти у плеча, а Беррита они ослепили, бедняга вскоре умер .. Один из этих подонков подсек передние ноги моей лошади, а потом взялся за меня. Тогда-то я и получил это украшение. – Микам снова положил руку на выпуклый рубец. – Я запутался в стременах, но мне удалось выхватить меч вовремя – я парировал его удар, но все-таки одна из цепей прошлась по мне и рассекла тело до кости прямо сквозь кожаную куртку. Если бы я не отбил атаку, этот дикарь наверняка разрубил бы меня пополам. Тут откуда-то выскочил Серегил и прикончил моего противника, как раз когда тот замахнулся снова. Мне тогда повезло – с нами был дризид Валериус, иначе я там бы и остался.

– А вот это – следы моего самого неприятного приключения, – сказал Серегил, показывая на глубокие вмятины по обеим сторонам левого бедра. – Я решил глянуть на покинутое жилище одной колдуньи. Она уже многие годы как умерла, но ее подопечные все еще там оставались. Я был очень осторожен, высматривал все знаки, обезвреживал ловушку за ловушкой… Та колдунья была мастерицей по этой части, и я гордился собой, да только как ни старайся, от судьбы не уйдешь. Что-то я прозевал – так и не понял, что именно, – и в следующий момент моя нога провалилась сквозь пол, и к тому же в нее вонзилась железная пика. Еще бы полдюйма в сторону – и я бы истек кровью. Дыра была узкая, и я не мог просунуть в нее руку, не мог освободиться – разве что отрезать себе ногу. Я плохо переношу боль… Дальнейшее я помню смутно – я то вопил, то терял сознание; в конце концов меня нашел и вытащил оттуда Микам. Не очень героическую роль я тогда играл, надо признаться.

Алек тем временем вынул свой лук из чехла, чтобы удостовериться в отсутствии повреждений. Не поднимая глаз, он застенчиво прошептал:

– И все равно вам обоим хватило храбрости на это…

– Что-то у тебя стало плохо с памятью, – фыркнул Серегил, передавая ему кувшин с медовухой. – Разве это не ты полумертвый от голода бежал со мной из застенков Асенгаи, не говоря уже о сегодняшних приключениях? Не так уж мало для парня, еще не достигшего совершеннолетия.

Алек смущенно пожал плечами:

– Это не смелость. Мне просто ничего другого не оставалось.

Микам мрачно усмехнулся:

– Клянусь Сакором, значит, ты усвоил секрет храбрости. Тебе нужно только еще немножко потренироваться. – Протянув руку над углями, он взял у Алека кувшин с медовухой и спросил Серегила: – Что ты думаешь делать дальше?

Серегил задумчиво покачал головой.

– Я собирался присоединиться к какому-нибудь каравану и отправиться по Золотому пути до Нанты, но теперь, похоже, это не годится. Из-за чего, собственно, поднялся весь переполох? Я уверен, что нас никто не видел. – Я следил за тем, что творится у мэра, из дома напротив. Все было спокойно еще долго после того, как вы ушли. Потом гости разошлись, и в доме стали гасить свечи. Я уже и сам собрался уходить, когда будто все черти с цепи сорвались. .Кто– то начал вопить, по всему дому зажглись огни, забегали солдаты. Я подобрался как можно ближе – при таком переполохе это было нетрудно – и заглянул в зал. Там этот здоровенный тип – Боранеус – загнал мэра в угол. Единственное, что мне удалось услышать, – это как он требовал, чтобы все, кто присутствовал на празднестве, были арестованы и немедленно собраны в доме мэра. Тут-то я и помчался к вам. Эти дисциплинированные пленимарцы делают все быстро. Я уж боялся, что вовремя не успею.

Серегил похлопал себя по подбородку длинным пальцем.

– Если бы кто-то на самом деле видел нас, им не понадобилось бы арестовывать всех гостей. Нам повезло, должен сказать.

– Но что же, в конце концов, ты украл?

– Всего лишь это. – Серегил сунул руку в кошель на поясе и вручил Микаму деревянный диск. – Я хотел, чтобы Нисандер посмотрел на узор.

Микам повертел диск в руках и бросил его обратно Серегилу.

– По-моему, похоже на фишку для какой-то игры – не такая вещь, чтобы из-за нее поднимать весь этот шум. Знаешь, я думаю, вы могли быть не единственными, кто вышел на ночную охоту. Вдруг кто-то из стражников страдает зудом в пальцах?

– Мы как раз видели одного из них – он выходил из комнаты Боранеуса со шкатулкой в руках, – вспомнил Алек. – И кто-то чуть не застукал нас, когда мы уже собрались смываться. Может быть, переполох был из-за них?

– Пожалуй. – Серегил, нахмурив брови, смотрел в огонь. – Как бы то ни было, мы уж точно стали выглядеть подозрительно, когда тут же сбежали. По-моему, нам лучше держаться подальше от Золотого пути. Добудем себе лошадей…

– Добудем? – с хитрой улыбкой переспросил Микам.

– …и поедем напрямик к броду у Боерсби, – продолжал Серегил, не обращая внимания на подначку. – Это достаточно далеко, чтобы сбить со следа любую погоню. Потом мы спустимся вниз по Фолсвейну до Нанты. Если повезет, будем там меньше чем через неделю. Если погода не испортится, оттуда на корабле доберемся до Римини.

– Да и мне лучше не показываться в Вольде, пока пленимарцы не уберутся оттуда подальше, – сказал Микам, вытягиваясь на подстилке из веток и зевая так, что челюсти затрещали. – Я провожу вас до Боерсби на случай каких-нибудь неприятностей.

– Пленимарцы успели тебя рассмотреть?

– Не уверен, что мне удалось этого избежать. Они буквально наступали мне на пятки по пути к «Трем рыбкам». Лучше перестраховаться, чем рисковать головой, а?

Чувствуя себя в безопасности в пещере, трое беглецов долго спали на следующий день.

– Лучше дождаться темноты, прежде чем пускаться в путь, – проговорил Серегил, глядя на лучик света, проникающий через дымовое отверстие в потолке пещеры Вынув арфу из чехла, он старательно проверил, не повредило ли ей купание накануне, и принялся настраивать инструмент. – Нам предстоит убить несколько часов. Микам, как ты смотришь на то, чтобы дать моему подмастерью урок фехтования? Мальчишке пойдет на пользу, если он познакомится с твоими приемами в дополнение к моим.

Микам подмигнул Алеку:

– Он хочет сказать, что мои приемы не такие утонченные, как у него. Ну да я все-таки до сих пор как-то справлялся…

– Ладно, ладно, дружище, – пробормотал Серегил. – Я же не спорю – мне пришлось бы нелегко, случись нам оказаться лицом к лицу в бою.

– Это точно Только я бы не был так уверен в своей безопасности, окажись я не лицом, а спиной к тебе. Давай, Алек. Я покажу тебе кое– какие честные приемы.

Микам начал с основ – показал Алеку, как нужно держать оружие, чтобы им было удобно и нападать, и обороняться, какую принимать позу, чтобы не оказаться легкой мишенью для противника. Серегил кончил настраивать арфу и стал лениво наигрывать какую-то мелодию, иногда прерывая игру, чтобы дать совет или обсудить тонкости того или иного приема.

Пока Алек медленно и старательно повторял показанные ему приемы, до него начало доходить, что его учителя – выдающиеся мастера фехтования. Рука его скоро начала болеть от попыток отразить притворные атаки Микама. Хотя у того был более тяжелый клинок, Микам размахивал им, как будто его меч не тяжелее перчатки.

– Прошу прощения, – сказал наконец Алек, вытирая пот со лба. – Очень трудно делать такие медленные движения.

Микам напряг и расслабил плечи.

– Действительно трудно. Но ты должен научиться контролировать свои движения и направлять клинок, а не просто размахивать им в надежде задеть противника. Ну-ка давай, Серегил, покажем парню, как это делается.

– Я занят, – ответил Серегил, отрабатывая трудный пассаж.

Микам подошел к нему и прорычал:

– Отложи эту свою грошовую игрушку, сосунок, и покажи, на что ты способен с клинком в руках! Серегил со вздохом отложил арфу.

– Боже мой, это ведь похоже на вызов… Молниеносно вскочив на ноги, он выхватил рапиру и нанес удар, целясь в правую руку Микама. Тот парировал атаку и напал сам. Хищно улыбаясь и осыпая друг друга ужасными оскорблениями, мужчины крутились по пещере, перепрыгивая через костер и чуть не сбивая Алека с ног, пока тот предусмотрительно не отступил в узкий проход. Оттуда он с восхищением наблюдал за ними – бойцы с легкостью двигались по неровному полу, как танцоры или акробаты.

Сначала ему казалось, что Серегил по большей части только защищается; он легко перемещался с места на место, его рапира вспыхивала в отблесках огня, когда он парировал удары, заставляя Микама менять позицию, чтобы дотянуться до него. Но Микам тоже никак не походил на неуклюжего медведя. В его движениях были сила и грация, беспощадный ритм; он упорно атаковал. Но скоро Алек уже не мог бы сказать, кто из них нападает, а кто защищается, кто наступает, а кто преследует.

Шутливое сражение окончилось своего рода ничьей:

Микам, отбив в сторону клинок Серегила, ухватил того за тунику и отсек от нее кусочек. Но в этот же момент неизвестно откуда появившийся в левой руке Серегила тонкий стилет проткнул куртку Микама как раз там, где сердце. Противники секунду стояли неподвижно, потом со смехом разошлись.

– Вот так – рука в руке мы прибудем к воротам, что охраняет Билайри, – заметил Микам, убирая меч в ножны. – Ты попортил мою куртку, как я вижу.

– А ты устроил сквозняк в моей новой тунике!

– Клянусь Сакором, так тебе и надо – за то, что ты воспользовался кинжалом при честном поединке, пронырливый сукин сын!

– Разве это не мошенничество? – спросил Алек, выбираясь из своего убежища.

– Конечно! – с хитрой улыбкой подмигнул ему Серегил.

– Потому-то ты и клянешься руками Иллиора! – в притворном гневе буркнул Микам. – Мне всегда приходится следить за обеими твоими руками.

– Иллиор и Сакор… – покачал головой Алек. – Серегил говорит, что они такие же боги, как и те, которым поклоняюсь я, но что в северных краях их забыли.

– Правильно, – ответил Серегил. – Дална, Астеллус, Сакор и Иллиор – Священная Четверка. Тебе следует узнать о них побольше, когда мы прибудем в Скалу.

Микам закатил глаза.

– Ну, теперь мы не выберемся отсюда неделю. Он хуже жреца, когда дело доходит до этих вещей.

Серегил не обратил внимания на протест друга.

– Каждый из них управляет своей стороной человеческого существования, – объяснил он. – И каждый обладает двойственностью.

– Ты имеешь в виду – как Астеллус: он помогает человеку рождаться, но и сопровождает в царство мертвых?

– Именно.

– А остальные?

– Сакор – покровитель огня, благодаря ему встает солнце, – объяснил Микам. – Он друг солдата. Но он же воспламеняет ярость врага, а также посылает бури и засуху.

Алек повернулся к Серегилу:

– А Иллиор, которым ты всегда клянешься?

– Где та монета, которую я тебе дал? – Взяв монету в руки, Серегил повернул ее той стороной, на которой был изображен полумесяц. – Это – самый распространенный знак Иллиора. Он символизирует частичное раскрытие великой тайны. Светоносный посылает сны, он покровитель всякой магии, а также провидцев и волшебников – и воров. Но Иллиор же насылает безумие и кошмары.

Каждый из Четверки – смесь добра и зла, проклятие и благословение. Иногда даже о них говорят как о мужчине и женщине одновременно. Бессмертные показывают нам, что для любой вещи естественно иметь и хорошую сторону, и дурную: отдели одну от другой – и обе лишатся своего значения. В этом-то и заключена сила Четверки.

– Другими словами, – с хитрой улыбкой заметил Микам, – если один становится жрецом, другой должен стать убийцей.

– Правильно. Так что когда я мошенничаю при поединке, это на самом деле проявление благочестия.

– А другие боги? – спросил Алек. – Аши, и Мор – владыка птиц, и Билайри?

– По большей части это духи, в которых верят на севере, и герои легенд,

– ответил Серегил, поднимаясь и принимаясь упаковывать свое имущество. – Билайри – просто привратник в мире душ: он присматривает, чтобы ни одна душа не прошла туда или обратно до времени, назначенного Создателем. Насколько мне известно, существовало всего одно божество, достаточно могущественное, чтобы бросить вызов Четверке, – темный бог зла.

– Сериамайус, хочешь ты сказать? – пробормотал Микам.

Серегил поспешно сделал знак, отвращающий чары.

– Тебе ведь известно, что произносить имя Пустого бога – плохая примета. Даже Нисандер не решается на это.

– Уж эти последователи Иллиора! – фыркнул Микам, подталкивая Алека локтем. – Они по самую макушку набиты суевериями. Стоит ли верить в россказни, которые распускали некроманты во времена Великой войны? Добрая сталь разделалась с ними, что бы они там ни болтали.

– Разделаться-то разделалась, только не без изрядной помощи дризидов и волшебников, – ответил Серегил. – И понадобилось вмешательство ауренфэйе, чтобы положить войне конец.

– Но все-таки, что это был за злой бог? – спросил Алек, чувствуя, как по спине бегут мурашки. – И откуда он взялся, если он не входит в Четверку?

Серегил проверил, хорошо ли увязана его сума.

– Говорят, пленимарцы научились почитать Пустого бога где-то за морями. Его культ – гнусность, полная отвратительных обрядов. По слухам, это божество питается жизненной силой мира. Оно действительно дарует поразительное могущество своим адептам, но требует за это ужасную цену. Однако всегда находятся те, кто готов пойти на любой риск ради власти.

– И этот-то Пустой бог и затеял Великую войну?

– К тому времени его культ уже давно существовал…

– Клянусь пламенем Сакора, Серегил, можно состариться, дожидаясь, пока ты сделаешь хоть маленький перерыв, стоит тебе начать разговоры разговаривать, – нетерпеливо перебил его Микам. – Нам предстоит проделать долгий путь, и нужно еще «добыть» лошадок.

Серегил ответил ему непристойным жестом, потом подошел к полке, где хранились припасы, и положил на нее несколько монет.

–Мы ничем не пополнили кладовую, но, думаю, сойдут и деньги. – Он заменил перо – знак Эризы – на завязанную узлами веревку.

Микам выудил из своего кошеля еловую шишку и тоже положил на полку.

– Нужно будет и тебе обзавестись собственным знаком, раз теперь ты знаешь это место, – сказал он Алеку. – Хорошие манеры требуют сообщать другим, что ты здесь побывал.

Алек взял комочек воска для тетивы и положил его рядом с веревкой и шишкой.

Микам одобрительно похлопал его по плечу. – Думаю, нет необходимости предупреждать тебя, чтобы ты держал язык за зубами насчет наших секретов.

Алек смущенно кивнул и повернулся, чтобы взять свои вещи, надеясь, что остальные не заметили, как он покраснел. Кто бы эти люди на самом деле ни были, приятно пользоваться их доверием.

Как только стемнело, Серегил, Микам и Алек двинулись к опушке и дальше

– вдоль границы возделанных земель, окружающих город. Следы на заснеженных полях могли их выдать, поэтому путники по возможности пробирались проселочными дорогами, с опасением глядя на каждую ферму, мимо которой проходили.

Серегил остановился на пригорке, с которого были видны городские огни; они постепенно гасли – время было позднее; прямо перед беглецами раскинулись строения зажиточной фермы.

– То, что нам нужно, – сказал он. – В доме темно, а конюшня выглядит впечатляюще.

– Ты сделал хороший выбор. – Микам жизнерадостно потер руки. – Это хозяйство Даблвейна, и кони у него самые лучшие в округе. Ты занимайся лошадками, а мы с Алеком позаботимся о сбруе.

– Ладно, – согласился Серегил. – Алек, теперь ты получишь урок конокрадства.

Они свернули с дороги на утоптанную землю перед загоном, почти не оставив следов. Но как раз когда до ворот конюшни оставалось несколько шагов, из темноты вынырнули две ощетинившиеся овчарки.

Серегил спокойно повернулся к собакам, что-то тихо произнес и сделал левой рукой тот самый жест, который несколько дней назад укротил Свирепого – собаку слепого старика. Оба пса замерли на месте, потом подбежали к Серегилу и стали лизать его руки, виляя хвостами. Тот почесал им уши, что-то ласково приговаривая.

Микам покачал головой.

– Чего бы я только ни отдал за умение проделывать этот трюк. У Серегила талант, почти как у дризида. Должно быть, это от его…

– Пошли, у нас мало времени! – нетерпеливо перебил его Серегил, и Алеку показалось, что он одновременно сделал Микаму предостерегающий знак, хотя юноша и не разглядел его как следует.

Ставни на окнах под крышей конюшни были закрыты, и Серегил решил, что можно рискнуть работать при свете. Микам неохотно разломил свой светящийся камень пополам и отдал половинку Серегилу. При свете остающейся половинки они с Алеком скоро нашли кладовку, где хранилась упряжь, и начали выносить из нее седла и уздечки.

Одновременно из теплой пахучей темноты стойла появился Серегил в сопровождении прыгающих вокруг собак, ведя трех лошадей с лоснящимися шкурами.

Под снова начавшимся снегопадом Серегил, Микам и Алек отвели своих скакунов подальше от фермы. Когда Серегил решил, что там уже не услышат стука копыт, они вскочили в седла и галопом помчались напрямик через поля, надеясь, что свежевыпавший снег скроет их следы.

К рассвету они были уже далеко – пересекли открытую холмистую местность, отделявшую Вольд от Фолсвейнского леса, и добрались до Стока, но не стали въезжать в город, свернув на дорогу, идущую через лес.

Снег толстым слоем лежал на дороге и на ветвях деревьев. Небо было затянуто густой пеленой серых туч.

Алек ехал позади Серегила и Микама, о чем-то увлеченно разговаривавших. Глядя на их повернутые друг к другу лица, он размышлял о том, какой далекой кажется ему теперь его прошлая жизнь. Он и сам изменился – перестал быть тем простодушным охотником, каким был до встречи с Серегилом.

Он так погрузился в свои мысли, что не сразу осознал связь между резкой болью в левой ноге и стрелой, торчащей из бока его лошади как раз рядом со стременем. Конь взвизгнул, взвился на дыбы, сбросил Алека и помчался вперед по дороге.

Снег смягчил падение юноши. Ошарашенный, он ощупал ногу. Рана была ерундовой – просто царапина, – но неожиданность нападения на какой-то момент лишила его способности соображать. Только когда он приподнялся, чтобы убедиться в том, что с луком ничего не случилось, до него дошел смысл происходящего: как будто время остановилось, а потом возобновило свой бег, и он услышал сердитое пение стрел в воздухе

– Алек, ложись! – донесся до него откуда-то неподалеку голос Серегила.

Вцепившись в лук и колчан, Алек пополз на животе к ближайшей купе деревьев. Спрятавшись за толстым стволом он осторожно выглянул, с опозданием сообразив, что оказался по другую сторону дороги от Микама. Впереди, меньше чем в двухстах футах, выстроились четыре лучника, посылающих в его сторону дождь стрел. Еще несколько человек продирались между деревьями.

Лучники продолжали стрелять, и стрелы с гудением вонзались в деревья, за которыми прятался Алек, осыпая его срезанными ветками. Серегила нигде не было видно, и только третий след тянулся от дороги к деревьям – туда, где Алек заметил Микама. Оказавшись более или менее предоставлен самому себе, Алек сразу сообразил, что нужно делать.

Его сердце болезненно сжалось, когда он положил стрелу на тетиву и впервые в жизни прицелился в человека. Высокий лучник, стоящий на дороге, был прекрасной мишенью, но, как Алек ни старался, он не мог заставить свои руки не дрожать. В этот момент какая-то лошадь отчаянно заржала, Алек от неожиданности спустил тетиву, и стрела ушла вверх. Мерин, на котором ехал Микам, рухнул на колени прямо перед Алеком со стрелой в горле, и тут же вторая стрела вонзилась ему в грудь; животное застонало и забилось в предсмертных судорогах.

– Эти подонки знают, что делают, – без лошадей нам от них не уйти! – крикнул Алеку Микам. – Надеюсь, у тебя еще остались стрелы? Я тут ничего не могу сделать.

Достав еще одну стрелу, Алек оттянул тетиву до уха и попробовал еще раз.

– О Дална! – простонал он, когда его рука снова дрогнула. – Даруй мне прежнее умение!

«Проклятие, он не сможет!» – в панике подумал Микам, глядя, как ходит из стороны в сторону лук в руках Алека. Но прежде чем он смог придумать, как бы ему перебраться через дорогу и помочь пареньку, на него из-за деревьев напал головорез с мечом в руке. Поручив в душе Алека покровительству его богов, Микам повернулся, чтобы отразить атаку.

Микам имел привычку смотреть в глаза своему противнику во время боя; на этом покрытом шрамами смуглом лице не было страха. Их мечи, сталкиваясь, звенели в размеренном смертоносном ритме; каждый из сражающихся учитывал, какой ненадежной опорой является покрытая снегом земля, и старался спровоцировать другого на неверное движение. Неожиданно Микам заметил, как воин бросил быстрый взгляд налево. Он сразу отпрыгнул в сторону и обернулся ко второму, появившемуся сзади противнику, прежде чем тот успел замахнуться. Первый воин счел, что Микам потерял при этом равновесие, и сделал выпад; меч Микама тут же вонзился ему под ребра.

Микам рывком вытащил меч из тела убитого и, заметив краем глаза третьего нападающего, еле успел отразить удар. Выхватив левой рукой длинный кинжал, он отступил, выставив вперед оба клинка. Двое его оставшихся противников были моложе первого, не так уверены в себе, но дело свое они знали. Хищно улыбаясь, они держались далеко друг от Друга, затрудняя Микаму защиту от обоих одновременно. Один из них делал выпад и отражал ответный удар, а второй в это время пытался напасть с незащищенной стороны. Микам был слишком опытным бойцом, чтобы эта тактика сработала. Используя меч и кинжал, он не только парировал выпады, но и умудрялся атаковать сам.

Ранив одного из нападающих в руку, он учтиво сообщил:

– Будет только справедливо, если я скажу вам: мой кошелек слишком тощ, чтобы тратить столько усилий ради него. – Его противники быстро переглянулись, но ничего не ответили и решительно продолжали бой. – Что ж, как угодно.

Воин справа нанес сильный удар и ранил Микама в бок, заставив его пожалеть об оставленной в Вольде кольчуге. Отскочив, однако, нападающий поскользнулся на утоптанном снегу; Микам убил его прежде, чем тот сумел восстановить равновесие, и как раз повернулся к последнему противнику, когда резкий удар сзади заставил его упасть на колени. Микам опустил глаза и увидел окровавленный наконечник стрелы, торчащий из кожаного нагрудника как раз под правой рукой: вооруженные мечами бандиты не могли справиться с ним, но сумели заставить выйти на дорогу – под стрелы лучников.

«Так мне и надо за ротозейство», – сердито подумал Микам, ожидая смертельного удара. Но замахнувшийся мечом головорез вдруг опрокинулся назад; из его груди торчала оперенная красными перьями стрела.

Микам тут же спрятался за ствол и стал высматривать, что происходит на другой стороне дороги. Алек, опустившись на колени за трупом лошади, осыпал лучников дождем стрел. Двое из них были уже мертвы, а третий упал на глазах у Микама.

– Клянусь пламенем, – ошеломленно прошептал Микам. – Клянусь пламенем!..

Серегил скрылся в лесу, как только понял, что они попали в засаду. Сделав большой круг, он заметил троих бандитов, направлявшихся к Алеку, и притаился за упавшим деревом. Когда те миновали его, Серегил выскочил, напал на ближайшего к себе и убил его, рубанув сзади по шее. Второй как раз в этот момент обернулся и получил удар в горло.

К несчастью, третий головорез, высоченный мускулистый верзила с тяжелым мечом, имел достаточно времени, чтобы приготовиться к защите. Он подставил Серегилу свой клинок, когда тот атаковал его, и попытался обезоружить нападающего. Серегилу удалось не выпустить из руки эфес, но рука у него онемела от удара. Он даже подумал, не стоит ли ему скрыться в лесу, но снег был слишком глубок для таких пробежек. Отскочив, он бросил на противника оценивающий взгляд.

Тот ответил ему тем же и сделал презрительный жест в сторону тонкого клинка Серегила; плюнув в снег, верзила изо всех сил взмахнул мечом. Надеясь на удачу, Серегил вытащил кинжал, наклонился, так что клинок просвистел над его головой, и кинулся в ноги противнику, целясь в колено. Неожиданное нападение застало того врасплох, и Серегил успел вонзить кинжал ему в бедро. Взревев от боли, бандит опрокинулся на спину, сбив с ног и Серегила. и тут же навалился на него.

Оказавшись лицом в снегу под тяжелой тушей, Серегил начал задыхаться. Как он ни боролся, освободиться ему не удавалось. Потом верзила приподнялся, и холодные мозолистые пальцы сомкнулись на шее Серегила, встряхнув его, как крысу. Напрягая всю свою волю, Серегил сумел согнуть ногу так, чтобы дотянуться до стилета в голенище сапога. Перед его глазами плясали огненные круги, но пальцы сомкнулись на рукоятке, и он из последних сил вонзил клинок в грудь противника.

Верзила изумленно вскрикнул и рухнул на землю, придавив Серегила. Судорожно глотая воздух, тот отпихнул тело и, шатаясь, поднялся на ноги.

– Сегодня Иллиор милостив ко мне, – выдохнул он и наклонился удостовериться, что бандит мертв.

Серегилу показалось, что над ним прожужжала сердитая пчела, и он распластался по земле, вытаскивая стилет, застрявший в груди убитого врага Но из-за деревьев показался Алек со стрелой на тетиве лука. Левая нога юноши была окровавлена, и он был бледен. Следом за ним шел Микам, прижимая к боку запятнанную кровью тряпку.

– Оглянись, – кивнул он Серегилу на что-то позади него.

Обернувшись, Серегил увидел еще одного бандита: тот лежал в снегу, и от Серегила его отделяло всего четыре фута; из горла мертвеца торчала оперенная красным стрела.

– Ну, – ловя воздух ртом, прошептал Серегил и поднялся на ноги, отряхивая снег, – думаю, ты рассчитался со мной за покупку лука.

– Клянусь Сакором. этот малец умеет стрелять! – широко улыбнулся Микам.

– Я его должник: там у дороги он меня спас, а потом уложил еще двоих, как будто стрелял в мишень! Я видел только одного оставшегося в живых бандита – он удрал в чащу. когда Алек подошел помочь мне.

– Проклятие! – пробормотал Серегил, поднимая с земли свою рапиру и принимаясь обыскивать лежащих вокруг мертвецов. – Алек, собери свои стрелы.

Юноша приблизился к одному из убитых и осторожно потянул за древко; голова мертвеца повернулась, широко раскрытые глаза, казалось, уставились на убийцу. Алек, дрожа, попятился, потом тщательно стер со стрелы кровь, прежде чем опустить ее в колчан.

Серегил, Микам и Алек вернулись на дорогу и стащили всех убитых бандитов в одну кучу. Алек выдернул стрелу из тела того, кого убил первым, но прежде, чем он успел обтереть ее о снег, вмешался Микам.

– Это твоя первая жертва, верно? – спросил он.

– Микам, такое не для него, – остановил его Серегил, догадавшийся, что задумал его друг.

– Все нужно делать как положено, – невозмутимо ответил Микам. – Помнишь, я и тебя заставил? Ты сам должен бы предложить это парню.

– Нет уж, это твое дело, – вздохнул Серегил, устало прислоняясь к стволу дерева. – Ладно, давай. Только поскорее.

– Иди сюда, Алек. Встань ко мне лицом. – Ставший необычно серьезным Микам поднял окровавленную стрелу. – Этот ритуал служит двум целям. По старому солдатскому поверью, если ты выпьешь крови первого убитого тобой, души тех, кого ты еще когда– нибудь убьешь, не будут тебя преследовать. Открой рот.

Алек бросил на Серегила вопросительный взгляд, но тот только пожал плечами и отвернулся. Подчиняясь команде Микама, Алек открыл рот. Воин коснулся острием стрелы его языка. Серегил заметил, как скривился Алек, и вспомнил соленый металлический вкус во рту, когда, годы назад, Микам проделал то же с ним. Его затошнило.

.Микам похлопал юношу по плечу:

– Я вижу, тебе это не доставило удовольствия, но ведь и убивать этих головорезов тоже было не так уж приятно. Ты только помни: ты защищал себя и своих друзей – а это благородное дело, единственное достойное оправдание убийства. Вот и вторая цель ритуала: пусть убивать тебе всегда будет так же противно, как противен был вкус крови. Ты понял?

Алек взглянул на дымящиеся алые пятна, расплывающиеся на снегу там, где лежали тела, и кивнул:

– Я понял.




ГЛАВА 7. На юг к Боерсби


Микам согласился с Серегилом, что, несмотря на его рану, им следует как можно быстрее пересечь лес и добраться до Боерсби. Далеко объезжая новые поселения и гостиницы – около одной из них удалось украсть лошадей взамен убитых, – что выросли в последние годы вдоль дороги, путники быстро продвигались на юг, не останавливаясь до тех пор, пока Микам мог держаться в седле, ночуя под открытым небом и питаясь дичью, которую удавалось подстрелить Алеку.

Рана Микама не воспалилась, но была болезненной, хоть он в этом и не признавался; однако воина гораздо больше беспокоила все возрастающая молчаливость Серегила. По прошлому опыту Микам знал: это верный признак каких-то неприятностей; черная меланхолия Серегила могла длиться долго, если не случалось чего-то, что заставило бы его начать активные действия.

Через полтора дня они выехали из леса и остановились, глядя на широкий Фолсвейн. Рана Микама снова открылась, от потери крови он чувствовал слабость и был раздражителен.

– Клянусь потрохами Билайри, Серегил, если ты сейчас же все не выложишь, я вышибу тебе мозги! – прорычал он.

Серегил не поднял глаз, хмуро уставившись на шею своего коня.

– Хотелось бы мне, чтобы хоть одного из них мы захватили живым.

– Одного из… Ох, черт возьми, братец! Так вот из-за чего ты не можешь успокоиться? – Микам повернулся к Алеку. – Нет, ты только подумай: банда лесных разбойников – совсем не редкость в здешних местах – напала на нас, и тут же этот балбес подозревает какой-то зловещий заговор! Я думаю, он просто раздосадован тем, что не слышал, как они подкрались!

Алек тоже не поднимал глаз, считая, по-видимому, что вежливость требует воздержаться от комментариев.

– Ну хорошо. – Серегил повернулся в седле и посмотрел в лицо Микаму. – Мы обыскали убитых. Что мы нашли?

– Ничего необычного, – фыркнул Микам. – Ни единой хоть чем-то необычной вещички!

– Верно. Но вспомни: что все-таки у них было? Микам раздраженно бросил:

– Плащи, сапоги, пояса, туники – все местного производства.

– Еще мечи и луки, – вставил Алек.

– Тоже местного производства?

– Насчет мечей не знаю, а луки – наверняка.

– Мечи, похоже, тоже, – медленно произнес Микам, стараясь вспомнить все в точности. – Но что, во имя всех святых…

– Все было совершенно новым! – воскликнул Серегил таким тоном, как будто уличал спутников в тупости. – Разве нашли мы золото, драгоценности, хоть какое-то украшение? Ничегошеньки! Несколько серебряных монет в кошельках, но ни амулета, ни кольца на пальце! Так что же мы имеем:

банда разбойников в новой одежде местного производства, с новым оружием местного производства, притом таких неумелых в своем ремесле, что и добычи у них никакой нет, или таких аскетов, что не носят даже обычных украшений?

Серегил требовательно смотрел на спутников, сморщив лицо в гримасе нетерпения.

«Этот малый похож на избалованного молодого вельможу, отчитывающего придурков слуг», – подумал Микам, преодолевая искушение сбить Серегила с коня.

Алек неожиданно выпрямился в седле.

– Это были вовсе не разбойники. Они просто хотели казаться бандитами.

Серегил слегка улыбнулся – в первый раз за день.

– Более того: в этих краях они появились недавно – иначе их одежда и оружие не были бы такими новыми.

– Когда мы их обыскивали, мы ведь не заметили знаков гильдий, верно? – спросил Алек. – Ну, вроде как у того жонглера…

– Нет, по крайней мере ни одного, который бы я знал. Но само по себе это может ничего не значить.

Микам улыбнулся в усы, слушая, как эти двое обсуждают детали организации засады, похожие на двух гончих, взявших свежий след. «Мальчишка попался на крючок», – довольно подумал он.

– Так кто же это был? – не выдержал Микам в конце концов. – Пленимарцы? Даже если они выследили нас, во что я не верю, как им удалось бы опередить нас настолько, чтобы устроить засаду?

– Сомневаюсь, что это бы им удалось. Те ребята уже были в нужном месте, поджидая нас.

Микам пригладил свои пышные усы. – Но все равно – значит, они должны были получить известие о том, кто мы такие и каким путем едем.

– Правильно, – согласился Серегил. – А это возможно только или при помощи колдовства, или если бы у них был почтовый голубь. В любом случае дело гораздо серьезнее. чем мы думали. И тем больше резонов нам держаться подальше от торных дорог и постараться добраться до Скалы как можно скорее. Может быть, у нас остается совсем мало времени.

– Если войска Верховного Владыки… – начал Микам, но Серегил бросил ему предостерегающий взгляд и кивнул на Алека.

– Прости, малыш, – обратился он к юноше, – мы вполне доверяем тебе, но это не наш секрет Тебе и безопаснее поменьше знать.

Серегил посмотрел на нависшие тучи:

– Скоро стемнеет, но мы уже довольно близко от города, и мне не хотелось бы ночевать еще раз под открытым небом. Что скажешь, Микам? Ты в состоянии выдержать скачку?

– Поскакали. У тебя ведь в Боерсби есть знакомцы, верно?

– Да, в «Пьяной лягушке» Мы там остановимся.

К тому времени, когда они добрались до города, в окнах уже зажигались огни.

В отличие от Вольда Боерсби не мог похвастаться достижениями цивилизации: это был типичный придорожный поселок, состоящий исключительно из того, что нужно проезжим торговцам – гостиниц, таверн, складов, сгрудившихся на берегу, как стадо пришедшего на водопой скота, рядом с несколькими длинными доками.

Приближающаяся зима собрала в городе множество купцов, торопящихся получить свою прибыль до того, как дороги станут непроезжаемы до весны.

Серегил привел своих спутников к сомнительного вида гостинице на окраине, на облезлой вывеске которой было изображено страдающее какой-то мучительной болезнью зеленое существо – так местный живописец представлял себе лягушку.

В главном зале толпились люди, кричали и стучали кружками по столам, требуя пива. В огромном очаге чадил огонь, и дым ел глаза посетителям.

Прилавком служила тяжелая доска, положенная на две бочки; за ним стоял тощий бледный человек в кожаном переднике.

– Комнаты сдаются? – спросил его Серегил, делая исподтишка какой-то знак.

– Свободна только одна – выходящая на задний двор каморка, – ответил тот, подмигивая. – Серебряный пенни за ночь, и денежки вперед.

С оскорбленным видом Серегил бросил на прилавок несколько монет:

– Пусть нам принесут туда ужин – и хороший ужин, а также воды. Мы с дороги и голодны как волки.

Каморка оказалась пристройкой на заднем дворе с единственным предметом мебели – проваленной кроватью, белье на которой помнило не одного предыдущего постояльца. Вскоре появился чумазый мальчишка со свечами и жаровней, следом за ним – еще один с блюдом жареной свинины и овощей, кувшином эля и кружкой воды.

Не успели они закончить ужин, как в дверь тихо постучали. Это оказался трактирщик; не говоря ни слова, он вручил Серегилу какой– то узел и ушел.

– Пошли, Алек, – скомандовал Серегил, закидывая узел на плечо. – Возьми сумку. Тут неподалеку есть баня, а вымыться нам давно необходимо. Как насчет тебя, Микам?

– Хорошая мысль. Иначе в этой клетушке мы втроем задохнемся. – Он провел рукой по густой рыжей щетине на щеках. – И побриться мне не мешает – ну, этого вам, сосункам, не понять.

По бане гуляли сквозняки, две деревянные бадейки – все, чем могло похвастаться это заведение, – были полны мыльной воды, и только после долгих препирательств с хозяйкой Серегилу удалось добиться, чтобы та выплеснула ее и налила чистой. За дополнительную плату старуха согласилась нагреть еще два ведра воды, потом принесла полотенца и вонючее желтое мыло и забрала одежду путников, чтобы выстирать. Привычная к голым клиентам, она только фыркнула, когда Алек покраснел и смутился.

– Пора уж тебе преодолеть свою стеснительность, знаешь ли, – заметил Серегил, когда они с Микамом начали плескаться в бадейках.

– Что? – Алек съежился у еле теплящегося огня, дожидаясь своей очереди.

– Я говорю об этой твоей скромности. И особенно о привычке краснеть.

Микам со вздохом облегчения откинулся на скамье, позволяя влаге размягчить корку засохшей крови вокруг раны.

Серегил энергично намылился с ног до головы и выплеснул на себя воду из бадейки.

– Ну вот, бадейка твоя, Алек. Не жалей мыла и займись своими ногтями. У меня есть намерение с завтрашнего дня повысить наш статус в обществе. – Он поежился, растираясь грубым полотенцем. – Клянусь руками Иллиора! – вздохнул он. – Как только я снова окажусь в Римини, тут же отправлюсь в приличную баню и не вылезу из нее неделю!

– Я видел, как он сражается с огнем, кровью, голодом, колдовством, – заметил Микам, не обращаясь ни к кому в отдельности, – но скажи ему, что после всего этого ему не видать горячей ванны, и он устроит скандал, как шлюха, которой не заплатили.

– Много ты знаешь! – Серегил развязал узел, принесенный трактирщиком, достал из него женское платье из грубого сукна и натянул через голову.

Алек изумленно разинул рот, и Серегил хитро подмигнул ему:

– Пришло время дать тебе еще один урок. Серегил быстро заплел волосы в косу и свернул ее на затылке, потом вытянул несколько прядей, чтобы они неряшливо висели вдоль щек. В узле оказалась баночка серой пудры, и с ее помощью он сделал волосы седыми, а кожу – увядшей. Еще там оказалась большая полосатая шаль, грубые деревянные башмаки и кожаный пояс. Глянув в осколок зеркала, Серегил остался доволен, потом спрятал самый маленький свой кинжал за пояс и отвернулся, горбясь и съеживаясь. Когда он повернулся к друзьям снова, перед ними была незаметная старушка– служанка.

– Что скажут добрые господа? – спросил Серегил старческим голосом с сильным майсенским акцентом.

Микам одобрительно кивнул:

– Привет, бабушка. Куда это ты собралась такая нарядная?

– Меньше сказано – меньше подслушано, – ответил Серегил, подходя к двери. – Пойду узнаю, куда ветер дует. Если хозяйка будет любопытствовать, скажите ей, что у меня с собой была запасная одежда. И это, – добавил он, делая старомодный реверанс и улыбаясь своей обычной кривой улыбкой, – истинная правда!

Когда их выстиранную и выглаженную одежду принесли обратно. Алек и Микам вернулись в «Лягушку». В их клетушке горели свечи, жаровня на треножнике посреди комнаты бросала веселые отсветы на стены.

– Как твой бок? – спросил Алек.

– Лучше, но все-таки я, пожалуй, лягу на полу, – ответил Микам, глядя на кособокую кровать. – Будь хорошим мальчиком и помоги мне соорудить подстилку из плащей около двери.

Алек постелил на пол одеяла и плащи, и Микам со вздохом облегчения опустился на них, положив на колени меч.

– Давай-ка сюда свою рапиру, и я покажу тебе, как нужно ее точить, – предложил он, вынимая из своего мешка пару точильных брусков.

Они принялись за дело, и некоторое время в комнате было слышно только пение металла, скользящего по камню. Алек так устал, что с благодарностью принял дружелюбное молчание Микама. С этим простым и добродушным человеком праздная болтовня была не обязательна. Поэтому юноша удивился, когда Микам, не отрываясь от работы, сказал:

– Что-то ты молчалив, как старый пень. Ты можешь об этом и не догадываться, но я по-своему не менее любопытен, чем Серегил.

Заметив колебания Алека, Микам с улыбкой пояснил:

– Мне никогда и в голову не приходило, что Серегил может обзавестись подмастерьем, и уж подавно не таким простодушным лесовичком, как ты. Я не хочу тебя обидеть, ты же понимаешь. Просто ты больше похож на добропорядочного сына егеря, чем на шпиона. Так что расскажи мне, что ты думаешь о нашем приятеле?

– Н-ну… – пробормотал Алек, – по правде говоря, я не знаю, что и думать. Сначала он обращался со мной как… как будто я… Алек смутился и умолк; никто до сих пор не интересовался тем, что он думает, и ему было нелегко найти подходящие слова. Кроме того, открытость Микама предполагала ответную откровенность,. но юноша не забывал, что они с Серегилом близкие друзья.

– Как будто он все обо мне знает, – выдавил он из себя наконец. – А иногда – как будто он считает, что и я все знаю о нем. Он спас мне жизнь, дал одежду, учил всему. Но только иногда я понимаю, что на самом деле мне о нем ничего не известно. Я пытался расспрашивать о его доме, его семье – обо всем таком, – но он просто улыбается и переводит разговор на другое. Это у него здорово получается.

Микам ухмыльнулся и кивнул.

– Так или иначе, – продолжал Алек, – мне кажется, он считает, что может сделать из меня то, чем является сам, и это-то меня и смущает: я слишком мало знаю о нем, чтобы догадываться, какого поведения он от меня ждет. Ты – его друг и все такое, и я не собираюсь просить тебя раскрывать какие-то секреты, но ведь есть же, наверное, что-то, о чем ты мог бы мне рассказать?

– Пожалуй. – Микам провел ногтем по кромке лезвия. – Мы впервые встретились много лет назад в верховьях Золотой реки, подружились и, когда он возвращался в Римини, я отправился с ним вместе. Там живет его старый друг Нисандер, и от него-то я и узнал большую часть того, что мне известно о нашем скрытном приятеле.

Где он родился и почему оттуда ушел – это пусть он сам тебе расскажет. Я не очень много знаю об этом, за исключением одного: в его жилах течет благородная кровь, и каким-то образом он связан со скаланской царствующей династией. Он был ненамного старше тебя, когда объявился в Скале, но уже успел побывать в переделках. Нисандер – волшебник, и он взял его себе в подмастерья. Но тут что– то, похоже, не сработало: Серегил колдуном не стал, несмотря на все его чудеса с животными, хотя они с Нисандером остались друзьями. Ты наверняка встретишь его, когда попадешь в Скалу: Серегил всегда первым делом отправляется к Нисандеру, когда возвращается из своих странствий.

– Волшебник! – выдохнул Алек. – Какой он?

– Нисандер-то? Славный старичок, добрый, как Создатель летним днем. Многие другие маги – важные и неприступные, а этот, стоит ему выпить кружку-другую, тут же начинает создавать зеленых единорогов или заставлять ножи танцевать с ложками, хоть он и один из древних.

– Древних?

– Волшебники живут так же долго, как и ауренфэйе, и Нисандер – не самый молодой из них. Похоже, ему лет триста. Он знал бабку царицы Идрилейн, а она сама уже бабушка. Нисандер – любимец царицы. Она часто приглашает его во дворец, и на всех пирах он – непременный участник.

– Серегил говорил, что в Римини много волшебников.

– Там есть коллегия магов – Дом Орески, хотя это скорее замок, чем дом. Как я уже говорил, волшебники, по большей части самодовольный народ, считают Нисандера выжившим из ума старым дураком и даже иногда насмехаются над ним. Но только ты подожди, пока встретишь его, – тогда сам решишь, что он собой представляет.

А насчет Серегила не беспокойся – он человек недоверчивый, но, если уж он взял тебя с собой, можешь не сомневаться: ты его устраиваешь, каковы бы ни были его резоны. Одну вещь могу сказать тебе наверняка: он за друга отдаст жизнь и никогда не заставит товарища отвечать за свои проделки. Никогда. Сам он может говорить тебе иначе, да и когда ты увидишь, как он живет в Римини, ты, пожалуй, усомнишься в этом, – но я хорошо знаю его и ручаюсь:

на него можно положиться, как можно положиться на солнце – оно обязательно встанет на рассвете. И единственное, чего он не прощает, – это предательство, так что ты лучше хорошенько запомни мои слова. Когда-то, еще до того, как он появился в Скале, его кто-то предал, и тот случай оставил на нем след на всю жизнь. Он убьет всякого, кто его предаст.

Алек обдумал услышанное, затем спросил:

– Что собой представляет Римини?

– Самый красивый город на свете. И самый прогнивший и полный интриг. У царской семьи больше ветвей, чем у ивы, и все они борются друг с другом за более высокое место на стволе. Политические заговоры, старые распри, тайные романы и все, что угодно. И как правило, когда кому-то из них требуется выкрасть важный документ или заполучить ценный амулет, они обращаются к нашему приятелю Серегилу. Те, кто его нанимает, никогда и в глаза его не видят, учти, но всегда известно, как вступить с ним в контакт. Нужно только спросить «Кота из Римини». Он самый широко известный и одновременно лучше всего сохраняемый секрет в этом городе.

– Все это трудно себе представить, – сокрушенно покачал головой Алек. – И он думает, что я тоже способен на такое?

– Я тебе уже говорил: не будь он уверен, что ты на это способен, тебя бы здесь не было. Держу пари, он видит в тебе такое, о чем ни ты, ни я не подозреваем. О, он бы спас тебя в любом случае, но должно быть что-то еще, ради чего он держит тебя при себе. – Микам подмигнул Алеку. – Вот и попробуй разгадать эту загадку – разгадку от Серегила ты услышишь едва ли. А пока не беспокойся о том, чтобы его не разочаровать. Просто держи глаза открытыми и подыгрывай ему по мере возможности.

Проскользнув в каморку, Серегил сбросил шаль и растянулся на постели, разминая затекшие от сгорбленного положения плечи. Микам и Алек вопросительно посмотрели на него.

– За голову Арена Виндовера назначена награда, – сообщил им Серегил. – И за твою, Алек, тоже. Есть упоминание и о неизвестном третьем человеке. Думаю, все это сделано с подачи того головореза, что улизнул от нас на дороге.

– Не стоит ограничиваться только этой возможностью, – предостерег его Микам. – Кто назначил награду? Мэр Вольда?

– Предположительно. Весть принес вчера почтовый голубь. В письме говорится, что мы ограбили кассу гильдии или что-то в этом роде.

– И во сколько же они оценили Арена на этот раз?

– В двадцать серебряных марок.

– Билайри и его ворота! – ахнул Микам. – Во что же это ты оказался замешан?

– Будь я проклят, если знаю. – Серегил устало провел рукой по волосам.

– Где мой кошель?

Алек перебросил ему кошель, Серегил вынул оттуда деревянный диск и стал его озадаченно разглядывать.

– Это единственное, что мы взяли. Не могу понять, что в нем такого ценного, чтобы стоило устраивать весь этот переполох. Однако надо как следует охранять диск – на всякий случай. – Продев в квадратное отверстие кожаный ремешок, Серегил снова внимательно посмотрел на вещицу, а потом надел ремешок на шею. – Раз они так сильно хотят заполучить его обратно, тем больше оснований доставить его в Скалу.

– А какая награда назначена за меня? – поинтересовался Алек. – Я в первый раз оказался вне закона.

– Двадцать марок – столько же, сколько за меня. Не так плохо для твоих юных лет. За Микама предлагают только половину этой суммы.

– Ты уверен, что в объявлении я не назван по имени? – спросил Микам.

– Абсолютно уверен. Похоже, тебе удалось улизнуть из Вольда незамеченным.

– Я там всегда появлялся и исчезал, когда мне было угодно, так что меня вряд ли хватятся. Здесь нам грозит опасность?

– Не думаю. Будь у них в городе собственные агенты, они не стали бы привлекать местных жителей. Похоже, что одинаковые извещения были разосланы везде – в Сток, Балтон, Оск, даже Сарк. Кто бы ни были эти «они», их люди потеряли наш след и не очень-то довольны таким поворотом событий. Но все равно: нам следует соблюдать максимальную осторожность.

– Раз они ищут двоих мужчин и мальчишку, имеет смысл разделиться. – Микам задумчиво погладил усы. – – И мне, пожалуй, стоит вернуться и по дороге взглянуть на то местечко в Черных топях, что ты видел отмеченным на карте. Я отправлюсь в дорогу до рассвета.

– Ты уверен, что тебе это по силам?

– Ну, ехать-то верхом нетрудно.

– Прихвати с собой и наших лошадей, а главное, сообщи новости как можно скорее. Я уже позаботился о проезде до Нанты нам с Алеком. Если тебе понадобится с нами связаться, мы будем на борту торгового судна – «Стремительного». У него черный корпус с красным бушпритом. Спрашивать нужно госпожу Гветелин из Кадор– брода.

– Леди Гветелин? – ухмыльнулся Микам. – Давненько я не слышал об этой красотке. Ну, Алек, мой мальчик, тебя ждет увлекательное приключение!




ГЛАВА 8. Дама и капитан


– Красотка не выглядит ледышкой, хоть уже и не первой молодости, а, капитан Раль? – заметил рулевой.

Треугольный парус «Стремительного» был наполнен свежим ветром, корабль хорошо слушался руля, и капитан Раль подошел к поручням мостика, чтобы еще раз глянуть на пассажирку, сидящую на носу судна.

Капитан был коренастым черноволосым мужчиной средних лет, и, хотя у него уже наметилась лысина, он все еще сохранял мужественную привлекательность, чем и был не прочь воспользоваться, – как могла бы подтвердить не одна женщина в многочисленных портах, куда заходил «Стремительный».

– Да уж конечно. Я всегда предпочитал стройных милашек, – согласился он, не обращая внимания на замечание Скайвейка по поводу возраста женщины: по мнению рулевого, не первой молодости были все представительницы прекрасного пола старше четырнадцати лет. Хотя дама, которую они обсуждали, уже, конечно, утратила свежесть ранней юности, она, безусловно, не была старой каргой. Лет двадцать пять, пожалуй?, Госпожа Гветелин и ее юный паж прибыли на корабль на рассвете. Проследив за тем, чтобы багаж отнесли в маленькую пассажирскую каюту, она попросила у капитана разрешения посидеть на носу: она страдает морской болезнью и надеется, что свежий воздух поможет ей привыкнуть к качке. Мягкий тихий голос дамы и ее изысканные манеры очаровали капитана. На этот раз путешествие вниз по реке, похоже, обещало быть не таким уж скучным.

Разглядывая теперь женщину в ярком утреннем свете, Раль решил, что его первое впечатление было верным. Ее элегантно задрапированная вуаль обрамляла тонкое задумчивое лицо. Из-под мантильи было видно дорожное платье с высоким воротом, выгодно подчеркивавшее тонкую талию и округлость груди. Конечно, любителю пышнотелых красоток ее бедра показались бы слишком узкими, размышлял капитан, но, как он уже говорил Скайвейку, он предпочитал стройных женщин. Холодный ветер с реки разрумянил ее бледные щеки, и широко расставленные серые глаза оживленно заблестели, когда она наклонилась вперед, указывая на что-то на дальнем берегу своему спутнику. Может, ей все-таки всего лет двадцать?

Грузом «Стремительного» обычно бывали меха и пряности, но Раль уже давно обнаружил, что небольшая пассажирская каюта на нижней палубе изрядно увеличивает доходность перевозок. Вот и накануне вечером старушка-служанка заплатила за путешествие до Нанты молодой дамы и ее пажа. Когда капитан угостил старую сплетницу стаканом эля, та принялась расписывать красоту своей госпожи и горевать по поводу слабого здоровья, вынуждающего ту проводить суровые зимние месяцы на юге у родственников.

Это было обычным делом: многие богатые купцы-северяне находили себе жен в южных краях, и эти избалованные дамы нередко предпочитали возвращаться на зиму на свою теплую родину, пока еще ледяная хватка зимы не остановила движения по дорогам.

Убедившись в том, что парус ловит ветер как раз под нужным углом, капитан отправился на нос, чтобы проверить курс. Фолсвейн был широк, и плавание по нему обычно не представляло трудностей, но иногда в русле реки появлялись новые отмели.

Теперь капитану были лучше видны его пассажиры, и мысли его обрели новое направление. Этот вечно торчащий рядом с дамой паж – совсем неотесанный мальчишка, несмотря на нарядный костюм и рапиру на боку… Женщина продолжала смотреть на берег, нахмурив брови и стиснув руки на коленях.

Ее наряд, ее манеры, большое кольцо с гранатом на затянутой в перчатку руке – все говорило о ее принадлежности к знатному роду, но Раль уже не в первый раз задавал себе вопрос об истинных причинах ее путешествия. Ее багаж состоял всего лишь из большого саквояжа и не особенно тяжелого сундука. У пажа оказалась потрепанная, хотя и тяжелая сумка. Все это не походило на то, как обычно путешествуют благородные дамы. И слуг у нее с собой нет, и каюту ее служанка оплатила в последний момент… Нет ли тут более романтической истории? Уж не сбежавшая ли это жена? Если так, тут открываются интересные возможности… и у него еще целая неделя, слава Астеллусу, чтобы все выяснить.

Хотя Серегил, знай он о впечатлении, произведенном . им на капитана, был бы весьма доволен, его настроение оставалось тревожным., Прошлой ночью, после того как он раздобыл одежду для себя и Алека, он осмотрел рану Микама и попытался уговорить друга провести несколько дней в постели. Однако все его старания пропали даром, и усталый Серегил лег на кровать рядом с Алеком и мгновенно уснул. Это к тому же был единственный способ не слышать могучего храпа Микама.

Через некоторое время он проснулся с чувством приближающейся беды. За стенами каморки выл ветер, задувал в щели и стенал в трубе. Угли в жаровне еле тлели, и Серегил дрожал от холода; единственным источником тепла была голая спина Алека, прижимавшаяся к его боку. Это само по себе было странным: мало того, что он не помнил, чтобы раздевался, ложась, стеснительность парнишки едва ли позволила бы тому спать обнаженным в одной постели с кем-то.

Но дело не в этом, сонно подумал Серегил. В скудном свете, отбрасываемом жаровней, он разглядел фигуру Микама на подстилке у двери. Что-то с ним не так, что-то совершенно очевидное… Если бы только затуманенный мозг начал работать!..

Выскользнув из постели, он тихо пересек каморку и приблизился к Микаму, ежась от холода неструганых досок пола под босыми ногами. Предчувствие беды стало еще сильнее, когда он наклонился над Микамом: тот никогда не спал так беззвучно.

Его друг лежал на боку лицом к стене, так что Серегил едва мог расслышать его дыхание. Нет, вовсе никакого дыхания не мог он расслышать…

– Микам, проснись, – прошептал Серегил, но горло его так пересохло, что не издало ни звука. Ужас – тяжелый и липкий – сгустился вокруг него. Серегил схватил друга за плечо, страстно желая, чтобы тот проснулся и заговорил.

Тело Микама было таким же холодным, как доски пола. Отдернув руку, Серегил увидел на ней темные пятна сворачивающейся крови. Микам медленно перевернулся на спину, и Серегил разглядел зияющую рану на горле, из которой все еще торчал его собственный стилет. Глаза Микама оставались открытыми, на лице застыло выражение Удивления и печали.

Мучительный стон вырвался из горла Серегила. Он отшатнулся и попятился от тела, занозив ногу о грубые доски пола.

В этот момент налетел особенно сильный порыв ветра, ставень на окне распахнулся, и угли в жаровне от сквозняка на мгновение вспыхнули ярким пламенем. В этом неверном свете Серегил заметил высокую фигуру в углу у окна. Человек был закутан с ног до головы в темную мантию, но Серегил сразу же узнал несгибаемо прямую спину, легкий наклон головы, характерный острый локоть руки, лежащей на эфесе меча. И он точно знал – благодаря какой-то ужасной смеси предчувствия и воспоминания, – как начнется сейчас разговор между ними.

– Что ж, Серегил, в хорошем же виде я тебя нахожу.

– Отец, на самом деле все не так, как кажется, – ответил Серегил, с отвращением слыша умоляющую нотку в собственном голосе – эхо тех же слов, произнесенных им когда-то в схожей ситуации, – но бессильный заставить себя говорить иначе. Однако теперешний – повзрослевший – Серегил еще и с беспокойством ощутил, что безоружен.

– Как кажется, на полу – твой убитый друг, а в постели – мальчишка-сожитель. – Голос отца был точно таким, как Серегил его помнил, – сухим, саркастическим, полным сдержанного отвращения.

– Это всего лишь Алек… – сердито начал Серегил, но слова замерли у него на языке, когда обнаженный юноша с томной грацией, совсем ему обычно не свойственной, поднялся с постели, подошел к Серегилу, прижался к нему и бросил на отца игривый взгляд.

– Твой вкус в выборе компаньонов не стал лучше.

– Отец, прошу тебя! – У Серегила закружилась голова, и с ощущением нереальности происходящего он опустился на колени.

– Изгнание лишь усилило твои греховные наклонности, – усмехнулся его отец. – Как и раньше, ты позор для нашего дома. Придется найти для тебя какое-то другое наказание. – Потом с той особой нежностью, которая всегда захватывала Серегила врасплох, он покачал головой и вздохнул: – Серегил, мой самый младший сын, что мне делать с тобой? Мы так давно не виделись! Давай хотя бы пожмем друг другу руки.

Серегил протянул отцу руку и сквозь слезы стыда заглянул под капюшон, надеясь увидеть знакомые черты. В тот же момент тошнотворное сомнение выползло откуда-то из глубин памяти; руки Алека сильнее обхватили его плечи, а рука отца сжала его руку.

– Ты же мертв! – простонал Серегил, слишком поздно пытаясь освободиться от хватки костлявой руки. – Уже девять лет! Эдзриел сообщил… Ты мертв!

Его отец кивнул и отбросил капюшон. Серегил увидел несколько прядей черных волос, прилипших к ссохшейся коже, на месте острых серых глаз зияли две черных дыры, носа не было вовсе. То, что было когда-то губами, скривилось в подобии улыбки, когда отец склонил мумифицированную голову, обдав Серегила запахом плесени и тления.

– Верно, но отцом твоим я остаюсь, – сказало привидение, – и тебя все еще ждет заслуженное наказание.

Из-под мантии блеснул меч, и фигура отступила назад, сжимая отрубленную правую руку Серегила в своих костлявых пальцах…

…И Серегил подскочил на постели, обливаясь потом и сжимая руками готовую разорваться грудь. Не было ни ветра, ни распахнувшегося ставня. Микам продолжал храпеть. Только Алек пошевелился и пробормотал какой-то вопрос.

– Ничего, ничего, спи, – прошептал Серегил. Хотя его сердце все еще колотилось, он тоже попытался снова уснуть.

Даже сейчас, когда отблески солнца весело танцевали на воде и за бортом что-то бормотала вода, Серегила мучило зловещее предчувствие, оставленное сном. У него и раньше бывали кошмары, но никогда ему не снился отец – с тех пор, как он покинул свой дом, – и ни один из них не оставлял после себя такой пульсирующей головной боли. Стакан подогретого вина, выпитый в таверне, помог, но теперь пытка возобновилась; к стучащим в висках молотам прибавилась горечь во рту и мучительное желание протереть глаза; но даже этого Серегил не мог себе позволить, чтобы не нанести урона тщательно наложенной косметике.

– Тебе все еще не по себе, госпожа? Серегил обернулся и обнаружил склонившегося к нему капитана.

– Немного голова болит, капитан, – ответил он, придавая голосу мягкость, соответствующую его роли.

– Может быть, это от блеска солнца на воде, госпожа. Не стоит ли тебе перейти к другому борту? Ветерок по-прежнему будет тебя обдувать, но в тени паруса глаза не будет резать свет. И я прикажу коку согреть для тебя вина:

это хорошо помогает.

Предложив прекрасной пассажирке руку, Раль отвел ее к скамье у стены палубной надстройки. К его неудовольствию, которого капитан особенно и не скрывал, Алек последовал за ними и встал, опираясь на перила

– Этот мальчик бдительно охраняет тебя, госпожа, – заметил Раль, усаживаясь на скамье ближе к «Гветелин», чем это было бы оправдано размерами скамьи.

– Кирис – родственник моего мужа, – ответил Серегил, – и мой супруг поручил ему заботу о моей безопасности. Кирис очень серьезно относится к своим обязанностям.

– Однако не кажется ли тебе, что такой юный спутник – не особенно надежный защитник? – Матрос принес кувшин вина и две деревянные чаши, и капитан собственноручно предложил вино Серегилу.

– О, я уверена, что ты можешь быть спокоен за меня. Кирис – прекрасный фехтовальщик, – солгал Серегил, пригубливая вино; от его острых глаз не укрылось, что Раль налил его чашу гораздо полнее, чем собственную.

– И все же, – галантно продолжал капитан, наклоняясь к пассажирке, – я считаю своим долгом оберегать тебя, пока мы не прибудем в порт. Если есть хоть какая-нибудь услуга, которую я мог бы тебе оказать – днем ли, ночью ли,

– тебе стоит только сказать. Может быть, ты окажешь мне честь отужинать со мной сегодня вечером в моей каюте?

Серегил скромно потупил глаза.

– Ты очень добр, но я так устала после своего путешествия в Боерсби, что сегодня рано лягу.

– Тогда завтра вечером, когда ты отдохнешь, – настаивал капитан.

– Хорошо, завтра вечером. Я уверена, что ты знаешь о многих приключениях, рассказы о которых будут интересны не только мне, но и моему пажу. Для нас обоих твое приглашение – большая честь.

Раль поднялся с легким поклоном; недовольный взгляд, брошенный им на Алека, показал Серегилу, что по крайней мере пока он одержал победу над своим настойчивым поклонником.

– Капитан Раль собрался соблазнить меня, – объявил тем вечером Серегил в их тесной каюте, накладывая свежую косметику; Алек держал перед ним лампу и маленькое зеркало.

– И что же ты собираешься делать? – спросил Алек озабоченно.

Серегил подмигнул:

– Подыграть ему, конечно. До определенного предела.

– Но ведь едва ли ты можешь позволить ему… – Алек сделал неопределенный жест.

– Да, я знаю, хотя знаешь ли ты, о чем говоришь, я не уверен. – Серегил оценивающе взглянул на своего юного спутника, подняв бровь. – Но ты, безусловно, прав. Позволить ему залезть мне под юбку – значило бы разрушить иллюзию, над созданием которой я так трудился. Тем не менее, – Серегил заговорил голосом госпожи Гветелин и бросил на Алека кокетливый взгляд из-под ресниц, – этот капитан Раль – симпатичный шалунишка, не правда ли?

Алек покачал головой, не понимая, шутит Серегил или нет.

– Ты собираешься спать со всей этой краской на лице?

– Думаю, это может оказаться уместным. Раз мужчина так настойчив, что приглашает замужнюю даму в свою каюту в первый же день знакомства, я не удивлюсь, если он найдет предлог заявиться сюда посреди ночи. Поэтому я надену и вот это. – Он кивнул на тонкую полотняную ночную рубашку, разложенную на постели. – Для того чтобы путешествовать переодевшись и не оказаться разоблаченным, самое важное – не выходить из роли ни при каких обстоятельствах. Расшнуруй меня. – Серегил встал и, откинув волосы в сторону, повернулся к Алеку спиной. – Такая практика может тебе когда-нибудь пригодиться.

Глядя на спутника, Алек со смущением подумал; насколько же полно его перевоплощение! Целый день, наблюдая, как Серегил играет роль госпожи Гветелин перед капитаном и командой, он чувствовал, что и сам наполовину верит: перед ним женщина.

Иллюзия перестала быть такой полной, однако, когда платье соскользнуло и Серегил начал освобождаться от своих поддельных грудей. Как он с гордостью сообщил Алеку, это было его собственное изобретение: что-то вроде облегающей нижней рубашки с коническими карманами, набитыми мягкой шерстью.

– Грудки получше, чем некоторые натуральные, – заявил он с ухмылкой. – Сейчас, правда, думаю, без них можно обойтись. – Он аккуратно убрал рубашку с карманами в сундук. – Как защитник моей чести, ты должен проследить, чтобы доблестный капитан, если появится, не сумел обнаружить отсутствие этой части моего тела.

– Ты был бы в большей безопасности, если бы с нами был Микам.

– Микам терпеть не может работать со мной, когда я переодеваюсь женщиной. Говорит, что я слишком хорошенькая и это его нервирует.

– Я могу его понять, – заметил Алек со смущенной улыбкой. «Госпожа Гветелин» заставляла звучать в нем какую-то струну, которая лишала его покоя. Убедительное перевоплощение Серегила повергало его в тревогу, выразить которую словами ему не хватало умения.

– Ты прекрасно справляешься. К тому же благородная женщина вправе и сама позаботиться о собственной безопасности. – Серегил, улыбаясь, вытащил маленький кинжал из рукава снятого платья и засунул его под подушку. – Как я слышал, пленимарским женщинам полагается закалываться такими, если в их спальне появится кто-то посторонний, – чтобы защитить честь своего мужа. Я сказал бы, что бедняжки страдают вдвойне.

– Ты когда-нибудь бывал в Пленимаре? – спросил Алек, предвкушая интересный рассказ.

– Только в пограничных территориях, в самой стране – никогда. – Серегил натянул ночную рубашку и принялся заплетать волосы в косу. – За чужеземцами там следят. Если у тебя нет веской – и убедительной для других – причины появиться там, лучше этого не делать. Насколько я слышал, шпионы там быстро прощаются с жизнью. Мне хватает занятий и в Римини.

– Микам говорил… – начал Алек, но был прерван громким стуком в дверь.

– Кто там? – откликнулся Серегил голосом госпожи Гветелин, закутываясь в плащ и указывая Алеку на отгороженный занавеской закуток, предназначенный для прислуги.

– Капитан Раль, госпожа, – раздался приглушенный голос. – Я подумал, что чашка чая на ночь будет тебе на пользу.

Алек выглянул из закутка, и Серегил закатил глаза.

– Как любезно с твоей стороны.

Повинуясь знаку Серегила, Алек вышел вперед и с поклоном, который помешал капитану войти в каюту, взял у него исходящий паром чайник.

– Я уже собиралась тушить свечу, – зевая, сообщил Серегил. – Но чашечку чая я выпью, это поможет мне сразу уснуть. Спокойной ночи.

Раль натянуто поклонился и отбыл, бросив на Алека весьма недружелюбный взгляд.

Алек решительно запер дверь на задвижку и, обернувшись, увидел, как Серегил беззвучно хохочет.

– Клянусь Четверкой, Алек, будь осторожен, не то получишь нож в спину. Мой новый поклонник ревнует к тебе, – прошептал он. – А уж то, как ты встретил его в дверях… – Серегил замолк, вытирая глаза. – Ах, я так спокойно буду сегодня спать, зная, что добродетель моя надежно защищена. Но такая верность заслуживает награды. Разлей чай, и ты услышишь интересный рассказ.

Когда они уютно расположились на койке, держа чашки с чаем, Серегил сделал глоток и сказал добродушно:

– Ну так о чем бы ты хотел услышать? Алек на секунду задумался: вопросов было так много, что было трудно выбрать, с чего начать.

– Расскажи мне о воительницах-царицах Скалы, – ответил он наконец.

– Прекрасный выбор. История цариц определяет всю жизнь этого государства. Ты помнишь, я тебе рассказывал, что первая царица взошла на престол во время Великой войны с Пленимаром? Алек кивнул:

– Да. Ее звали Гера…

– Герилейн Первая. Ее еще иногда называют Предсказанная царица – из-за тех обстоятельств, при которых она взошла на трон. Когда война началась. Скалой правил Фелатимос, ее отец. Он был хорошим правителем, но Пленимар тогда достиг вершины своего могущества, и к десятому году войны стало казаться, что Скала и Майсена обречены на поражение. Пленимар давно уже захватил земли Майсены до реки Фолсвейн и благодаря превосходству на море и ресурсам, предоставляемым плодородными северными равнинами, имел на своей стороне все преимущества.

– И еще у них были некроманты, – вставил Алек. – И армии оживших мертвецов, ты говорил.

– Как я вижу, некоторые темы тебя особенно интересуют. Мне кажется, я говорил, что сохранились слухи об этом. Пленимарцы знамениты своей жестокостью и в сражениях, и после них. Разве это не достаточное основание, чтобы легенды превратили их в чудовищ?

Заметив, что Алек выглядит разочарованным, Серегил ласково добавил:

– Но это хорошо, что у тебя чуткое ухо и цепкая память. В нашем деле приходится собирать все россказни и отсеивать правду от вымысла – так сказать, видеть основу ткани, а не вышивку на ней.

Однако возвращаясь к моему рассказу… На десятую зиму войны стало ясно, что дело идет к концу. В отчаянии Фелатимос решил обратиться к Афранскому оракулу. Для этого нужно было совершить долгое и опасное путешествие, в Афру, лежащую в горах в центре Скалы. Однако царю удалось добраться туда как раз перед солнцестоянием и задать свой вопрос. Царский писец, сопровождавший его, записал ответ оракула слово в слово. По приказу Фелатимоса пророчество позднее было выгравировано на золотой пластине, и до сих пор его можно видеть в тронном зале в Римини. Оно гласит: «До тех пор, пока дочь, наследница Фелатимоса, сражается и правит, Скала никогда не будет покорена».

Эти слова навсегда изменили историю Скалы. Афранские оракулы знамениты точностью и мудростью своих пророчеств, и Фелатимос, хоть и был поражен услышанным, решил подчиниться указанию. Божественная воля была объявлена народу, и четверо сыновей Фелатимоса уступили право на трон сестре, Герилейн, девушке, которой тогда было не больше лет, чем тебе сейчас, самой младшей в семье.

Полководцы начали препираться и говорить, что оракул вовсе не требовал, чтобы неопытная девушка на самом деле возглавила армию, однако Фелатимос решил строго следовать предсказанию и, объявив дочь царицей, приказал своим генералам обучить ее военной науке. Как рассказывают, те имели свой взгляд на вещи. Они научили ее ездить верхом. преподнесли ей роскошные доспехи, а потом, дав ей почетный эскорт, отправили в тыл армии. Но во время сражения Герилейн собрала вокруг себя отряд, пробилась в первые ряды и своей рукой убила Верховного Владыку Хризетана Второго. Хотя после этого война длилась еще два года, победа в той битве дала Скале и Майсене передышку, а тем временем прибыли ауренфэйе. С того дня никто не подвергал сомнению божественное право Герилейн.

– И с тех пор в Скале правят только царицы? – спросил Алек. – Никто и никогда не усомнился в пророчестве?

– Некоторые пытались. Пелис, сын Герилейн, отравил свою сестру, чтобы захватить престол, и начал говорить, что оракул на самом деле имел в виду «дочь Фелатимоса», а не наследницу, принадлежащую к царской семье. Однако, на его несчастье, на второй год его правления случился ужасный неурожай, за которым последовала эпидемия чумы. Сам царь умер, так же как и сотни других. Но как только на трон взошла его племянница Агналейн, дела пошли на поправку.

– А что, если у царицы не окажется дочерей?

– Такое несколько раз случалось за последние восемь столетий. У царицы Марнил было шесть сыновей, но передать престол ей было некому. В отчаянии она отправилась в Афру, и там оракул посоветовал ей найти себе нового супруга – человека, прославившегося смелостью и благородством.

– А как отнесся к этому ее муж? – поинтересовался Алек.

– Эту проблему действительно было нелегко разрешить, тем более что пророчество оракула оказалось довольно туманным. Но идея была ясна, и с тех пор не одна царица воспользовалась ею. Некоторые даже превратили возможность стать мужем царицы во что-то вроде награды. Бабка царицы Идрилейн, Элестера, сменила больше тридцати супругов, так что даже скаланцы сочли, что это уж чересчур.

– И как же царице удается обзавестись законной наследницей, если она спит с любым, кто ей приглянется? – воскликнул шокированный Алек.

– Что, в конце концов, значит «законной»? – смеясь, ответил Серегил. – Царю можно – и даже совсем нетрудно – наставить рога, а потом уверить его, что дитя любовника царицы – его собственное. Но любой ребенок, рожденный царицей, – несомненно ее, кто бы ни был отец, и таким образом является законным наследником.

– Да, конечно, – согласился Алек с явным неодобрением. – А бывали в Скале плохие царицы?

– За такой длительный срок случалось всякое – в обычной пропорции. Божественное право божественным правом, но они остаются людьми.

Алек встряхнул головой и улыбнулся:

– Вся эта история… Как ты только помнишь столько всего!

– Приходится, раз уж я имею дело со скаланскими аристократами. Знатность определяется принадлежностью к определенной ветви, тем, насколько древнее твое благородное происхождение, от какого супруга царицы ведет начало твой род, является ли твое родство с царской семьей родством по женской или по мужской линии, был ли родоначальник законным или побочным отпрыском… Продолжать можно было бы долго, но, я думаю, принцип ты уловил.

– Серегил отставил чашку и потянулся. – А теперь, пожалуй, нам обоим пора на боковую. У меня завтра будет занятый денек – занятый нашим доблестным капитаном, да и тебе придется потрудиться, защищая мою добродетель.




ГЛАВА 9. Дама недомогает


Серегил проснулся на рассвете от собственного сдавленного стона. Он попытался заглушить его, уткнувшись в подушку, но даже слабого звука оказалось достаточно, чтобы Алек появился из своего закутка.

– Что такое? Что случилось? – прошептал юноша, на ощупь пробираясь через заставленную багажом каюту.

– Ничего не случилось. Просто приснился кошмар. Алек положил руку на плечо Серегила:

– Ты дрожишь, как перепуганная лошадь.

– Будь добр, зажги свечу. – Серегил сел на постели, обхватив колени, стараясь унять дрожь.

Алек быстро зажег свечу от висящего у трапа фонаря и встревоженно посмотрел на Серегила.

– Ты и бледен как привидение. Иногда самый быстрый способ прогнать кошмар – это рассказать о нем.

Серегил сделал долгий медленный вдох и жестом пригласил Алека придвинуть поближе единственный стул; он явно не торопился уснуть опять.

– Было утро, – начал он тихо, не сводя глаз с пламени свечи. – Я оделся и собрался выйти на палубу. Я позвал тебя, но ты куда-то отлучился, так что я пошел один., В небе бурлили тяжелые лиловые тучи, свет, пробивавшийся сквозь них, был резким и желтоватым – знаешь, как бывает перед самой грозой. Наш корабль представлял собой жалкое зрелище – мачта сломана, парус наполовину свешивается в воду, палуба засыпана обломками. Я снова позвал тебя, но на корабле не было никого, кроме меня. Вода за бортом казалась черной и маслянистой, и всюду вокруг плавали отсеченные головы, руки, ноги, тела… – Серегил провел рукой по губам. – Насколько я мог разглядеть берег, там тянулась безжизненная пустыня – обожженная и развороченная земля. Почва с погибших полей плыла по реке и у меня на глазах, казалось, собиралась вокруг корабля в огромные кольца и полосы. По мере того как они приближались, я начал слышать звуки. Сначала я не мог определить их источника, но потом понял, что они доносятся отовсюду вокруг меня. Это были… были плавающие в воде части тел. Они все двигались, руки сгибались, ноги брыкались, головы гримасничали.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=126886) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.