Король
Джон Норман


Телнарианская история #3


Джон Норман

Король


Эта книга посвящена всем тем,

кто одобряет, приветствует

и радуется свободе и славе

человеческого воображения.

    Джон Норман




Пролог




В той земле были волки.

(из летописи)



Вместе с нами посмеется сталь.

(присловье отунгов)



Посмотрим, есть ли здесь мужчины.

(из вызова дризриаков)



Лавры не сорваны,

Мы забыли о празднествах,

Лавры не сорваны.

Статуи разбиты,

Руки богов втоптаны в грязь,

Святыни осквернены,

Храмы превратились в руины.

Лавры не сорваны,

Они засохли на ветках,

Дерево умерло:

Стоит зима,

Становится все холоднее,

Над Империей сгущается ночь.

(Аларион)



Я слышал боевые барабаны,

Я видел всадников на холмах,

Дыхание их коней подобно пламени,

Их копыта грохочут, как гром,

На их шкурах сияет солнце.

Явились повелители:

Я выйду из лесов,

Я вновь буду жить,

Я найду себе жену,

Это новое утро.

(неизвестный автор, позднее Алариона)




Примечание редактора


В обычае у летописца или летописцев, по мнению некоторых, было включение в вводные статьи телнарианских рукописей известных наблюдений или размышлений. Однако здесь мы позволили себе отступить от обычая. Мы привели только три цитаты и два кратких стихотворения. Нам они непонятны, во всяком случае, неясно, почему именно они помещены здесь. Вероятно, они были включены в рукопись по случайности или по ошибке. Так иногда случается с большими трудами. Разумеется, все они, особенно стихи, имеют мало общего с содержанием повествования. Тем не менее мы привели их, поскольку так было сделано в рукописи.




Глава 1


– Посмотрим, есть ли здесь мужчины, – провозгласил Аброгастес. Он передал пустой рог для питья оруженосцу и вытер губы тыльной стороной правой ладони.

Вассалы и приближенные застучали по длинным столам, расставленным вдоль зала.

Бывшие гражданки Империи поспешно принесли сосуды для питья. Оруженосец передал Аброгастесу вновь наполненный рог.

Сидящий на скамье между высоких деревянных резных колонн, Аброгастес взглянул вниз с помоста, на зал и столы. Он сжимал в руке рог сорита – расписанный, покрытый золотой филигранью, в котором пенился брор с пряностями и медом, сваренный из золотистого ли.

Завершалась пора бурь и каменных дождей на планете алеманнов и их желтом солнце. Тяжелые боевые корабли еще спали в стальных ангарах.

В пору бурь планета алеманнов оказывалась закрытой для ежегодного потока камней, устремляющихся с небес – некоторые из них почти приближались к планете, были видны в ночи, но не достигали поверхности.

К весне небеса прояснялись.

И тогда вновь пробуждались боевые корабли.



Аброгастес пребывал в дурном расположении духа.

Он мрачно уставился на свой рог, брор стекал по его бороде.

Позади него стоял оруженосец с мечом. На скамье справа лежал револьвер из Империи – простое, но драгоценное оружие. В Империи только человек из класса сенаторов мог обладать таким оружием, да и то с ограниченным числом зарядов. Дело в то, что за миллиарды лет ресурсы, которые некогда казались неисчерпаемыми, истощились, и их было невозможно восстановить.

Во множестве случаев даже имперские войска приходилось снабжать простыми видами оружия. Силы имперских войск и окружающих алеманнов врагов оказались равны, и часто такими врагами бывали прежние федераты, живущие в пределах Империи. Преимущество имперских войск на многих планетах зависело уже не от военной техники, дисциплины или тактики. Несколько' акров земли или женщину порой можно было обменять на одну старинную пулю. Однако мощь Империи еще не вызывала сомнений; Империя могла управлять своими ресурсами и препятствовать вторжению в свои основные центры. Она еще могла уничтожать целые планеты. Но таких планет было множество, и уничтожение одной из них делало невозможным уничтожение других – на это не хватило бы энергии. Как говорится, эта пуля была бы потрачена.

По залу разносился еле слышный звон колокольчиков на ножных браслетах, когда бывшие гражданки Империи, разнося большие деревянные блюда, торопливо пробегали босиком по грязному, устланному тростником полу, прислуживая гостям, приближенным, свите, воинам, знатным людям, посланникам, купцам, учителям, сыновьям вождей, заложникам, сидящим под высоким потолком в зале Аброгастеса, повелителя дризриаков, самого многочисленного и свирепого из одиннадцати племен народа алеманнов. Обычно в Империи этот народ называли аатами.

Аброгастес передал пустой рог оруженосцу, и тот отложил его в сторону.

Такой рог следовало осушить прежде, чем класть его куда-либо. Из рогов обычно пили у алеманнов, вандалов и других подобных народов.

Бывшие гражданки Империи суетились вокруг. Надсмотрщики в цветных одеждах, ярких плащах и ливреях различного покроя не потерпели бы промахов или промедлений со стороны прислуживающих красавиц.

Аброгастес казался раздраженным. Он часто бывал таким, когда меч, его печать для свершения дел, не оказывался в его руках, когда он не вылетал на бой, когда его не ждали приключения. Однако Аброгастес не был заурядным искателем приключений, азартным драчуном, простым разбойником или пиратом, вроде тех, что рыскали повсюду, высматривая поживу, прокрадывались в предместья городов, а потом разбегались по улицам, устраивая сечу из пламени и стали, и ускользали так же быстро, как и приходили, прежде чем по сигналу бедствия прибывали грозные крейсера Империи.

Он знал, что на некоторых планетах пренебрегают подобными вторжениями и не принимают никаких мер, в то время как на других, не в пример более богатых, выставляют мощную охрану – такую, которая запросто могла бы уничтожить целый флот варваров.

Неужели это была невысказанная сделка, удивлялся он, род соглашения, по которому он мог грабить некоторые из планет, удовлетворяясь тем, что ему предлагали?

Значит, об остальном ему придется забыть? Неужели они думали избавиться от него, бросив кость? Неужели рассчитывали, что обгладывая ее, он забудет о жареном мясе, аромат которого доносит до него даже самый легкий ветер?

Значит, они считали его псом, которого можно так легко задобрить?

Аброгастес знал, что граждане Империи считают его и всех его сородичей псами.

Но они еще не знают псов народа алеманнов, размышлял он про себя, один из которых лежит справа на помосте, настороженный, со взъерошенной шерстью, и оглядывает столы из-под полуприкрытых век.

Псы алеманнов и многих других народов были огромными, проворными, беспощадными и свирепыми хищниками.

Аброгастес усмехнулся, подумав, что у псов есть клыки и сила воли.

С некоторыми планетами, которые официально еще входили в состав Империи и были населены в большинстве случаев федератами, Аброгастес заключил соглашения. На этих планетах жители еще продолжали совершать публичные жертвоприношения на алтарь гения Империи, в то время как ресурсы планеты и дань надежно защищали их от вторжений. В сущности, они стали молчаливыми союзниками алеманнов. Они способствовали увеличению могущества алеманнов и прочих народов, которые пошли на подобные шаги по экономическим или политическим причинам. Символы и знамена Империи еще украшали на таких планетах общественные здания, театры и тому подобное, в то время как по справедливости шкуры на шестах в поле или на больших фургонах были бы более подходящими в этом случае.

На собрании в зале присутствовали жители подобных союзнических планет.

Здесь же были представители каждого из одиннадцати племен народа алеманнов.

Здесь были и порученцы других племен и народов – официальные союзники или федераты Империи, признанные или не признанные; здесь же присутствовали посланцы с внешних планет, различных народов, которые жаждали земли, еды, золота и власти.

Оруженосец Аброгастеса с его мечом в кожаных ножнах оглядывал собравшихся, подобно настороженному псу. На таких сборищах он не пил. Он, оруженосец, должен был всегда оставаться начеку, постоянно проявлять бдительность.

Аброгастес не был ни обычным разбойником, ни пиратом.

Он был дальновиден и мудр. Его звали Фар-Граспером, «хапугой», и полностью это звучало так: Аброгастес, повелитель дризриаков, Аброгастес Фар-Граспер.

Будь он обычным пиратом, он не стал бы, вероятно, созывать такое собрание.

Здесь присутствовали представители множества племен и народов.

Слева от его скамьи, с помоста, доносился едва слышный звон цепей. К меховому сапогу Аброгастеса иногда прижималось что-то мягкое. Один раз он раздраженно отшвырнул это нечто ногой. Вновь раздался звон цепи и тихий возглас отчаяния, боязни и умоляющего возражения.

– Не желает ли господин перекусить? – спросил оруженосец.

– Да, не откажусь, – пробурчал Аброгастес Фар-Граспер.

Оруженосец поднял руку в повелительном жесте.




Глава 2


– Величайшая опасность для Империи, – говорил Иаак, третейский судья, – кроется не среди звезд; она исходит не от кораблей этих псов-варваров, а от предателей внутри самой Империи.

– Конечно, – сказала она, поставила крохотный бокал с каной и откинулась на спинку кресла.

Дело происходило поздно вечером, в одном из множества дворцов императорского семейства.

В каком именно, неважно – это могло происходить в любой из нескольких десятков резиденций. Дворец располагался не на столичной планете Телнарии, и тем не менее находился в первом имперском секторе. Он славился протяженностью своих земель и великолепными садами, множеством фонтанов и потайных ходов, отлично вооруженной стражей, богатством мебели и роскошью покоев. Надо сказать многие богачи Империи имели собственные дворцы, особенно потомки древних родов, восходящих к основанию Империи; некоторые из них были наследниками класса сенаторов, официально признанного императором; другие же принадлежали к представителям высшей гражданской и военной власти, богатым купцам и крупным землевладельцам. Несмотря на то, что дело происходило в императорском дворце, в нем сейчас не было никого из членов императорской семьи, состоящей из императора Асилезия, его матери Аталаны и двух сестер императора – блондинки Вивианы и брюнетки Аласиды. Конечно, это не было простым совпадением; можно предположить, что о событиях, происходящих поздно ночью, было известно матери-императрице, Аталане, и все было сделано не без ее одобрения. Иаак повернулся.

– Елена, оставь нас, – приказал он.

Девушка, к которой он обратился, красавица с каштановыми волосами и серыми глазами, смутилась только на мгновение, а потом поспешила из комнаты. Она была босиком, одета только в белое платье без рукавов, длиной до щиколоток.

– Я уверена, она усердно служит вам, – произнесла молодая женщина, сидящая напротив Иаака.

Иаак усмехнулся.

– Кто из подобных вам отказался бы от этого? – спросил он.

Его гостья едва заметно сжалась под своей роскошной вышитой одеждой.

– Как я слышал, вашу семью преследуют неудачи, – заметил Иаак.

– Весьма незначительные, – уточнила она.

– Пожар на пристани во владениях губернатора, захват мятежными колонами амбаров в Лосане. Налет на склады на Клар-IV. Потеря контракта на перевозку грузов между Арком и Митоном. Отмена монополии на соль на Терисе. Уничтожение хранилищ на Фелнаре. Перекрытие путей к Канарису и архипелагу Дракар…

Она молчала.

– Мне очень жаль, – произнес он.

– В Империи не прекращаются волнения, – спокойно произнесла она. – Сейчас неспокойное время.

– Но ничего не меняется, – возразил Иаак.

– Конечно, сама сущность Империи неизменна и вечна, – кивнула она.

– Верно, – подтвердил Иаак.

– На такие неудачи не следует обращать внимание, – продолжала она. – По крайней мере, если их не слишком много.

– Я рад слышать это, – усмехнулся Иаак.

Она промолчала.

– Разумеется, – продолжал он, – хотя Империя неизменна и вечна, ее границы незыблемы и тому подобное, изменения могут произойти внутри самой Империи.

– Да? – удивилась она.

– К примеру, изменения в расстановке сил, в положении и удаче семейств или отдельных людей.

– Возможно.

– В прошлом такое происходило множество раз.

– Вы правы, – кивнула она.

– Ваш род – один из самых знатных и почитаемых в Империи, – продолжал он.

– Да.

– Если этот род угаснет из-за неудач, это окажется трагедией не только для вас, но и для Империи.

– С моей семьей я больше не хочу иметь ничего общего, – заявила гостья.

– Ходят слухи, что они сами решили порвать с вами?

– Возможно, – кивнула она.

– Вероятно, их не устраивал ваш характер, вкусы, ваши друзья и образ жизни?

– Пожалуй, – согласилась она и добавила: – Они глупы. Я сама охотно отделалась от них.

– У вас есть долги? – вдруг спросил он.

– Мне выдают содержание, – уклончиво ответила она.

– И все-таки вы были в долгах, – заметил он.

– Была? – переспросила она.

– Я собрал все ваши векселя и заплатил по ним, – произнес Иаак.

– Значит, все мои долги уплачены?

– Да, – и он положил перед ней документы. – Вы узнаете кредиторов, суммы и тому подобное?

Она оторвалась от бумаг и внимательно посмотрела на собеседника.

– Но я не просила об этом, – произнесла она. – Я не предлагала вам ничего, не пыталась заключить сделку…

– Конечно, нет, – согласился он.

– Я не узнаю подписи, – удивилась она.

– Подписывались мои агенты, – сказал он. – Все было сделано по частным секретным каналам.

– Почему вы пошли на это? – поинтересовалась она.

– Вы ничего не должны мне.

– Почему же? – настаивала она.

– Я сделал это из уважения к вашему роду, – объяснил он. – Ради вашей репутации, спасения чести вашей семьи и блага всей Империи.

– Не понимаю… – протянула она.

– Я могу изменить всю вашу жизнь, а в будущем – и уладить дела всей вашей семьи. Я способен сделать так, что вы станете одной из самых богатых и известных женщин Империи, почитаемых, пожалованных титулами, принимаемых при дворе императора.

– Не понимаю…

– Скажем так: вас ждут блестящие перспективы. Она молча изучала его.

– Как я понимаю, вы не слишком привязаны к своей семье, – продолжал он.

– Да.

– Значит, моим осведомителям можно верить?

– Наверное, – ответила она.

– Ваша семья тоже недолюбливает вас.

– Конечно.

– От вас отказались, отреклись, – продолжал он, – вам выделили всего лишь небольшое содержание.

– Это жалкие гроши, – пренебрежительно сказала она.

– Их не волнует то, что может случиться с вами.

– И меня тоже, – фыркнула она. – Все они болваны!

– Но вы бы не возражали стать независимой, знатной и богатой?

– Думаю, я могла бы примириться с таким существованием, – усмехнулась она.

– Вам не пришлось бы даже выслушивать мнение своей семьи. Вы смогли бы даже уничтожить ее властью, которую дам вам я.

– А! – Ее глаза живо блеснули.

– Прекрасное отмщение, не так ли? – поинтересовался он.

– Да, – кивнула она. – Но я ничего не должна вам.

– Вам интересно мое предложение, верно? – спросил он.

– Пожалуй. А что я должна делать?

– Служить Империи.

– Разумеется, я безраздельно предана Империи, – произнесла она.

– Вы преданы только самой себе, – уточнил он.

– Как и вы – самому себе? – перебила она.

– В моем случае интересы Империи и мои собственные интересы совпадают, – усмехнулся Иаак.

– Какое счастливое совпадение! – произнесла она.

– Удивительно счастливое, – согласился он. – Как я уже говорил, самая значительная опасность для Империи исходит не извне, а изнутри, от предателей.

– Согласна с вами, – сказала она.

– И особенно, – продолжал он, понизив голос, – от предателей с ненасытным тщеславием, мужланов, которые с помощью варваров рассчитывают завладеть престолом.

Ее глаза расширились.

– Вы слышали о роде Аврелиев? – спросил он.

– Конечно, – кивнула она. – Это родственники императора.

– Что делает их еще более опасными, – добавил Иаак.

– Их преданность не вызывает сомнений, – возразила она.

– Нет, – твердо ответил Иаак.

Рука женщины, протянутая за бокалом каны, вздрогнула.

– Юлиан из рода Аврелиев, – продолжал Иаак, – метит на престол. Он замышляет собрать передвижные войска из варваров – войска наемников с кораблями, оружием и получить их в свое распоряжение. Варвары будут преданы только ему, а не Империи.

– Схватите его, – пожала она плечами. – Конфискуйте его имущество – ведь вина достаточно значительна.

Аврелии были одним из самых старинных и богатых родов Империи. Этот род уходил корнями в древнюю телнарианскую планету, откуда начала расти сама Империя.

– У него в руках слишком большая власть, и мы должны быть осторожны, если не хотим развязать гражданскую войну. Ему преданы многие офицеры флота.

– Так что же нам делать? – спросила она.

– Мы должны вбить клин между ним и его варварскими войсками, должны расстроить его план призвать варваров в регулярные войска. Это решающий первый шаг. Мы должны поссорить его с его сообщниками, а потом посеять недоверие к нему самому и к его плану обороны Империи.

– Может ли Империя обороняться самостоятельно? – спросила она.

– Конечно, – кивнул он.

– А кто этот варвар или варвары? – поинтересовалась она.

– Кажется, они повстречались в лесах на планете Варна, когда варвар был вождем вольфангов.

– Я никогда не слышала о них, – удивилась женщина.

– Это одно из племен народа вандалов.

– Понятия не имела, что существует такой народ, – повторила она.

В то время подобное невежество было распространенным. Очень мало кто в Империи слышал о вандалах. Редкие люди, не входящие в административные или военные органы, слышали об алеманнах, или, как называли их в Империи, аатах. Даже в военном министерстве о подобных народах не вспоминали, думали о них столько же, сколько о бесконечных расстояниях, черноте далеких небес, случайных вспышках молний над горами и прочих незначительных вещах.

– Его зовут Оттоний, – продолжал Иаак.

Женщина своими длинным пальцем коснулась бокала с каной и слегка повернула его, наблюдая, как колышется внутри рубиновая жидкость.

– Я женщина, – задумчиво произнесла она.

– Но знатная женщина, из благородного и гордого рода, та, на которую можно положиться.

Она подняла голову.

– Кроме того, великолепная красавица, – добавил Иаак.

Она опять слегка сжалась, как прежде, и смущенно взглянула на него.

Она гордилась своей поразительной красотой, наслаждалась ею. Женщине нравилось производить впечатление на мужчин, вертеть ими как заблагорассудится. Она обожала мучить, соблазнять и раздражать их. Как приятно было дразнить и возбуждать, а потом с холодным пренебрежением отвергать!

– И богатая? – подозрительно спросила она.

– Это вам решать, – любезно отозвался он.

– Говорят, что Иаак – самый влиятельный человек в Империи, – как бы невзначай произнесла она.

– Я всего лишь смиренный третейский судья, – возразил он, – скромный служащий, которому не полагается обладать никакой властью или влиянием.

– Говорят, что к вашему мнению прислушивается сама мать-императрица, – произнесла она.

– Она советуется со мной по пустякам – например, по поводу убранства дворца, этикета и прочим незначительным делам.

– Какой будет участь этого Оттония? – спросила женщина.

– Через два дня он отправляется на Тангару, собирать войско среди отунгов. Я прослежу, чтобы наш возлюбленный Юлиан, отпрыск Аврелиев, не смог сопровождать его.

– Тангара – это так далеко, – задумалась она.

– Там расположена провинциальная столица, Вениция, – объяснил он.

– А что должно случиться на Тангаре?

Иаак поднялся, прошел к буфету, стоящему у стены комнаты, открыл его, передвинул на полке какие-то мелкие предметы и нажал кнопку. Панель скользнула в сторону, открывая потайную нишу. Из нее Иаак извлек плоский прямоугольный кожаный футляр. Отложив его в сторону, он привел в порядок буфет, вновь поставил на место предметы на его полках и закрыл дверцу. Затем он поставил футляр на стол в центре комнаты, между собой и женщиной.

Взглянув на него, женщина обеими руками приподняла крышку футляра.

– Прелесть, – прошептала она.

– Кто знает, что может случиться на такой дикой планете, как Тангара, – объяснил Иаак, – особенно за пределами города? Только осторожнее, – предупредил он.

В футляре лежал тонкий, короткий кинжал с блестящим лезвием длиной около семи дюймов и овальной желтой рукояткой, достигающей пяти дюймов, украшенной черным витым узором.

– Это женский кинжал, – заметила она.

– Да, – кивнул Иаак.

Между рукояткой и лезвием блестела изящно выгнутая гарда. Она, помимо того, что уравновешивала кинжал, не давала руке соскользнуть к лезвию. В некоторых ситуациях подобное преимущество оружия было незаменимым. Такие гарды, способные защитить руку, имелись у различных видов оружия, которыми приходилось наносить удары через шелк или бархат, прикрывающие, скажем, кольчугу из переплетенных металлических цепочек.

Женщина восторженно разглядывала вещицу.

– Не прикасайтесь к лезвию, – предупредил он. – Оно покрыто прозрачным ядом. Достаточно тончайшей царапины, малейшего повреждения кожи, и яд попадет в рану. Самая неприятная и безобразная смерть должна последовать в течение нескольких секунд.

– Значит, он не должен проникать глубоко в тело, – размышляла женщина.

– Он очень острый, – объяснил Иаак. – Вонзить его в тело противника способен даже ребенок.

– Или женщина, – добавила она.

– По самую рукоятку.

– Понятно, – кивнула она.

– Но хватит даже одной царапины.

– Если вы хотите погубить его, почему бы вам не нанять убийц? – вдруг спросила она.

Глаза Иаака затуманились. Затем он улыбнулся.

– Нет, – возразил он, – лучше всего это сделает агент на отдаленной планете, подальше от внимания публики, агент, чье присутствие не вызывает подозрения – совершенно безопасный на вид.

– А если я не смогу приблизиться к нему, если он будет в доспехах? – поинтересовалась она.

– Вам легко удастся приблизиться к нему, – заверил Иаак, – и я подозреваю, что в вашем присутствии он снимет доспехи, а если этого не случится, помните, что вполне достаточно даже крошечной царапины на руке. Так вы согласны?

– Пожалуй, – раздумывала она. – Но я не отношусь ни к военным, ни к охотникам, ни даже к ремонтникам. Я не понимаю, под каким предлогом я окажусь в экипаже корабля, направляющегося на Тангару.

– На корабле на Тангару повезут различные товары.

– Товары? – переспросила она.

– Конечно, которыми можно торговать, которые можно использовать для приманки, в качестве подарков, – все, что может заинтересовать варваров, к примеру, кожа, вина, зерно, одежда, драгоценные камни, шелк, масла, медная посуда, пряности, золото, броши, кольца, гвозди, проволока, слоновая кость, железо, серебро – словом, множество вещей, от самых обыденных до изысканных.

– Изысканных? – вновь переспросила женщина.

– Да, таких, как изумрудные камеи с портретом императора.

– Не понимаю…

– Пейте кану.

Она поднесла к губам крошечный бокал. Поверх кромки чистейшего фарфора, так называемого люксита, из долин Рафа, позднее обработанного по традициям Ториничи, она изучала собеседника. У женщины были огромные голубые глаза. Запрокинув голову, она одним глотком осушила бокал. При этом движении Иаак впился взглядом в ее белую шею, прикрытую высоким вышитым воротником. Женщина вновь взглянула на Иаака и поставила пустой бокал на стол.

Он обратил внимание, что ее волосы обладали теплым золотистым оттенком. Они были убраны в манере, обычной для знатных дам Империи – зачесаны вверх, уложены в сложную прическу, которую удерживал на месте прямоугольный остроконечный головной убор из золотой проволоки и украшенной драгоценностями кожи.

– Конечно, вы можете оказаться непригодной, когда придется действовать.

– Непригодной? – обиженно переспросила она.

– Однако сейчас мне кажется, что вы обладаете всеми качествами, чтобы выполнить это поручение. В роли, которая вам будет поручена, вы должны выглядеть натурально, – продолжал он. – Иначе немедленно возникнут подозрения, и вы пропадете.

– Надеюсь, я смогу правдоподобно сыграть предназначенную мне роль, – резко возразила она.

– Мои осведомители полагают, что с этим не возникнет затруднений, – хладнокровно подтвердил Иаак.

– Осведомители?

– Да, прислужники в женских банях и прочие люди.

– Не понимаю…

– Но вы ведь понимаете, что я должен знать наверняка, – возразил он. – Необходимо убедиться в этом. Встаньте сюда, – он указал на мраморный пол, в нескольких футах от стола.

– Зачем? – удивилась она.

– Делайте, что говорят!

– Я не привыкла выслушивать подобные приказания, – холодно возразила она, но подчинилась.

– Хорошо, – кивнул он. – Теперь снимите всю одежду.

– Господин! – возмутилась она.

– Выполняйте! – нетерпеливо прикрикнул он.

– Я патрицианка!

– Ну, живее! – скомандовал он.

Она сердито сбросила одежду и многочисленное нижнее белье. Ей это удалось с трудом, поскольку женщины ее положения обычно одевались с помощью нескольких горничных.

У Иаака вырвалось довольное восклицание. Глаза женщины вспыхнули.

– Выпрямите тело, – приказал он. – Отлично! Вы чем-то недовольны?

– Я патрицианка! – в ярости повторила она.

– Вы впервые оказались обнаженной перед мужчиной? – поинтересовался он.

– Да, – призналась она.

– Снимите головной убор, – потребовал он, – распустите волосы.

– Прошу вас, перестаньте!

– Живее, – грозно добавил он.

Она сердито расстегнула головной убор, подняла его и положила поверх одежды на пол, у своих ног, а затем убрала заколки. Сегодня днем на ее прическу было потрачено более трех часов.

– Потрясите головой, чтобы волосы освободились, – сказал он.

Раздраженно тряхнув головой, она выполнила приказ.

– Откиньте волосы назад, на плечи.

Женщина зло запрокинула голову.

– А теперь медленно повернитесь.

Женщина послушалась.

– Встаньте на колени, – Иаак указал место у стола. – Выпрямите спину, положите руки на бедра, поднимите голову и раздвиньте колени.

После этого он внимательно осмотрел ее.

– В экспедиции на Тангару, – объяснил он, – среди вещей, подарков и тому подобного барахла для раздачи варварам, будет двадцать рабынь – потрясающе красивых, самых красивых, каких удастся найти.

Она подняла голову.

– Вы задрожали, – заметил он. – Неудивительно, должно быть, вы впервые оказались перед мужчиной в такой позе.

– А в какой я позе? – удивилась она.

– Это одна из распространенных поз для рабынь, – пояснил он.

Женщина сердито фыркнула.

– Не стоит смотреть в глаза мужчины или любого свободного человека, пока вам не позволили это сделать или не приказали, – наставительно заметил Иаак.

– Я свободна! – воскликнула она.

– Да, но видя вас в такой позе, вполне простительно усомниться в этом.

– Я встану! – заявила она.

– Нет, пока не будет дано разрешение.

– Разве я не свободна? – напомнила она.

– Конечно, – ответил Иаак.

Женщина осталась стоять на коленях. Она не получила позволения встать.

– Да, – наконец с одобрением произнес он. – Думаю, вы сделаете все, как надо.

– Полагаю, я с удовольствием возьмусь за дело.

– Разумеется, – усмехнулся он.

Она вздрогнула, испытывая одновременно смущение и ярость. Она не знала, понравится ли ей поручение. В глубине ее прекрасного, трепещущего тела пробуждались чувства.

Затем она вновь превратилась в патрицианку.

– Я прослежу, чтобы вас включили в список грузов для отправки на Тангару, – заметил он.

– Другие девятнадцать женщин тоже будут свободными и знатными? – поинтересовалась она.

– Нет, – покачал он головой. – Это будут обычные рабыни, разве что, пожалуй, удивительно красивые.

– Но я должна быть красивее всех, – настаивала она.

– Это неизвестно. Кто будет самой красивой из вас, решат мужчины.

– Презираю мужчин, – поморщилась она. – Конечно, кроме вашей светлости, – торопливо добавила она.

– С вами будет послан еще один человек, – продолжал Иаак. – В интересах безопасности он свяжется с вами позднее.

– Это будет член экипажа?

– Да.

– Он передаст мне кинжал?

– Да, и поможет в вашей работе, насколько это возможно.

– Не понимаю…

– Он будет обязан убедиться, что вы получили кинжал, – объяснил Иаак, – но, в конце концов, не ему придется остаться наедине с варваром ночью.

– Понятно, – протянула она.

– Кроме того, он устроит ваш побег после того, как все будет закончено, поможет вам спастись и достичь внутренних областей Империи, где вы получите награды, богатство и титул, новые поместья и дворцы и тому подобные знаки признательности Империи.

– Благодарю, господин!

– Так вы считаете, что справитесь с поручением?

– Несомненно, господин, – улыбнулась она.

– Сможете ли вы оставаться такой же твердой, когда ваши маленькие, прелестные ножки охватят стальные браслеты, когда вы всем телом почувствуете цепи, а шеи коснется сталь ошейника?

– Я буду знать, что все это просто притворство, – ответила она.

– Думаю, вас будут охранять так же строго, как любую другую девчонку на корабле.

– Девчонку? – изумленно переспросила она.

– Так обычно называют рабынь, – объяснил он, – потому что они ничтожные создания, потому что они начисто лишены ханжества и лицемерия и способны открыто заявить о своей чувственности.

– Я смогу носить цепи, – гордо ответила она, – утешая себя тем, что их тяжесть потом мне в тысячу раз воздастся золотом!

– Можете встать, – объявил он.

Она поднялась и заспешила к одежде, кучей сваленной на мраморном полу.

Неумело поднимая и разбирая одежду, она повернулась к собеседнику.

– Вы позволите мне позвать горничную? – спросила она.

– Нет, – усмехнулся третейский судья.

– Но как же я справлюсь со всем этим? – изумленно поинтересовалась женщина.

– Рабыня, маску которой вам придется надеть, редко нуждается в помощи – обычно ее одежда бывает чрезвычайно простой, если ей вообще позволяют одеться.

– А мои волосы? – напомнила она.

– Ухаживать за ними тоже будет весьма просто, – объяснил Иаак. – Их придется только как следует мыть, сушить и расчесывать, чтобы они выглядели естественными, пышными, живыми, блестящими и длинными.

– Я хотела бы взять с собой горничную, – заметила она.

– Нет.

– Я хочу еще каны, – раздраженно потребовала она.

– Нет, – вновь покачал головой Иаак. – Не одевайтесь здесь. Я занят.

Она застыла на месте, прижимая к себе одежду.

– На вашем месте я бы на время забыл, что значит пить кану из люкситовых бокалов. Вам придется привыкать лакать воду из миски, стоя на четвереньках.

– Конечно, это я буду делать только некоторое время, – уточнила женщина.

– Несомненно, – подтвердил он.

Она метнула в него яростный взгляд. Женщину провели во дворец тайным путем и точно так же должны были выпроводить обратно. Иаак предпочитал, чтобы как можно меньше зевак видели приходы и уходы таинственной компании, слышали шаги в темноте, приезд и отъезд закрытых автомобилей, в которых находилась сама знатная дама и ее эскорт.

– Можете идти, – коротко сказал он.

– Я не привыкла к такому обращению, – возразила она. – Я – дама из сословия сенаторов.

– Теперь вы мой тайный агент и должны привыкнуть к приказам, – объяснил он.

Она смутилась и еще крепче прижала к себе одежду.

– Потом вы сможете стать знатной дамой со своим вновь обретенным богатством и положением, – продолжал он. – Теперь же вы не более, чем тщеславная, обедневшая аристократка сомнительной репутации, отвергнутая собственной семьей.

– Негодяй! – пробормотала она.

Иаак поднял голову, и она отшатнулась.

– Надо бы ударить вас, – сухо заметил он.

Она затаила дыхание.

– Вероятно, вы можете себе представить, что почувствуете, если вас схватят и подвергнут насилию?

Она съежилась и оборонительным жестом завернулась в одежду.

– Я шучу, – пояснил он.

– Конечно, господин! – рассмеялась она. – Господин…

– Что?

– Вы говорили о своих осведомителях – о служащих бань и так далее…

– И что же? – удивился он.

– Моя личная горничная тоже была среди них? – с раздражением поинтересовалась женщина.

– Возможно.

– Я побью ее, – пообещала женщина, – так, как еще никогда не наказывала!

– Ваша машина ждет, – перебил Иаак, третейский судья. – Завтра с вами свяжутся вновь, чтобы передать необходимые указания. Оденьтесь за дверью.

– Да, господин, – кивнула она и попятилась к выходу.

За дверью ею овладели чувства, подобные плещущему вокруг морю, с хаотичными приливами, непостижимым волнением, штормами смущения, радости, тщеславия, ярости, унижения и любопытства. Ее ждало блестящее будущее – возврат удачи, предвкушение новых титулов, богатства и власти, так, что она может занять место среди самых знатных дам Империи, вероятно, ее даже пригласят ко двору! И все это можно купить так запросто, за такую незначительную плату – всего лишь улучить минуту и сделать крошечную царапину! Она с легкостью могла проделать это, а потом вернуться в Империю, уничтожить свою семью, расправиться со всеми врагами и всеми другими, с кем только пожелает, кто выскажет неодобрение хотя бы одним словом – да что там, она готова разделаться даже с теми, кто смел бы лишь неодобрительно взглянуть на нее! И вдруг она затряслась от унижения и ярости. Там, в комнате, мужчина смотрел на нее, патрицианку, заставив раздеться, будто рабыню! Конечно, у него не было выбора. Женщина уверяла себя, что он должен был убедиться в том, что она полностью пригодна для выполнения его планов, удостовериться в ее соответствии той роли, для которой он предназначал ее. Да, да, и по-видимому, он счел ее подходящей! Она изумительно красива! Она знала это. Она блестяще справится со своей задачей, лучше, чем любая другая женщина! Она чрезмерно гордилась своей красотой, сознавала ее власть. И все же ее тревожили чувства, которые она испытала под взглядом мужчины, когда он заставил ее повернуться, приказал опуститься перед ним на колени и точно выполнять все его приказы. На мгновение она с ошеломляющей силой и испугом ощутила себя всего лишь женщиной и ничем иным, почувствовала себя существом, которым овладели древние, мощные психосексуальные порывы, существом, у которого нет выбора, нет прав, кроме совершенной, беспомощной женственности. Она была существом, женственным до мозга костей, таким, что эта женственность вызывала в нем благодатную, сияющую, глубокую и порочную страсть. На мгновение она почувствовала суть всепоглощающей любви, послушания и служения, глубокую чувственность существа, которое всего-навсего принадлежит и обязано под угрозой ужасного наказания быть усердным, возбужденным, преданным и самоотверженным. С трудом пытаясь сопротивляться самой себе, она чувствовала себя просто женщиной – настоящей, истинной женщиной до последней клетки, до самых своих основ.

Как поспешно она изгнала подобные мысли из своей головы! Как внезапно возненавидела мужчин! До чего же отвратителен был ей таинственный, всесильный Иаак в черной одежде, третейский судья! А еще больше она ненавидела рабынь, планету, всю Империю, все на свете!

Она родилась в благородной семье, принадлежала к высочайшему роду, к аристократии!

Вдруг она вспомнила о своей горничной: чертова девчонка! С каким удовольствием она избила бы свою горничную!

В эту минуту она увидела неподалеку девушку, которую выслали из комнаты вскоре после того, как туда вошла она, патрицианка, и третейский судья начал обсуждать с ней чрезвычайно деликатное и требующее осторожности дело.

Девушка в белом шерстяном платье без рукавов свернулась комочком на циновке у стены, подальше от дверей комнаты, которые, на всякий случай, были довольно толстыми, с мощными косяками, и, разумеется, не пропускали ни единого звука.

Когда патрицианка вышла из двери, девушка в белом встревожилась, но затем поспешно опустилась на циновку, прижала голову и растопыренные ладони к полу.

– Эй, ты! – небрежно позвала патрицианка.

Девушка бросилась вперед и опустилась перед ней на колени, опять прижав голову и ладони к полу.

– Госпожа? – настороженно и вопросительно пробормотала девушка.

– Ты умеешь выполнять работу горничной? – сердито спросила патрицианка.

– Нет, госпожа! – испуганно ответила девушка. Патрицианка издала раздраженное и нетерпеливое восклицание:

– Мне надо одеться. Ты в состоянии помочь мне?

– Я постараюсь, госпожа, – пролепетала девушка.

Через несколько минут с помощью девушки, которая оказалась весьма искусной помощницей, патрицианка была полностью одета.

С прической они ничего не могли поделать – на нее требовалось затратить несколько часов, но вместе им удалось спрятать волосы под мудреный головной убор из золотой проволоки и расшитой драгоценностями кожи. В темноте вряд ли можно было заметить, что волосы патрицианки не прибраны.

– Ты, конечно, никогда прежде не была горничной у дамы? – спросила патрицианка, разглядывая себя в одно из зеркал.

– Нет, госпожа, – ответила девушка, вновь опускаясь на колени.

– Платье, которое на тебе – это ведь вся твоя одежда, верно?

– Да, госпожа. Простите, госпожа, – прошептала девушка.

– А ты хорошенькая, – снисходительно произнесла патрицианка.

Хотя платье девушки было свободным и доходило до самых щиколоток, под ним ясно различались грациозные округлые формы, к тому же вырез у ворота, который был сделан ниже, чем требовалось, недвусмысленно обнажал прелестную, упругую грудь.

– Спасибо, госпожа.

– Ты не служила горничной и тем не менее, похоже, знакома с ухищрениями и особенностями дамского туалета, – заметила патрицианка.

– Простите, госпожа, – повторила девушка.

– Как интересно, – протянула патрицианка. Девушка в страхе прижалась лицом к полу.

– Посмотри на меня, – приказала патрицианка.

Девушка робко подняла голову, но не осмелилась поднять глаза над вышитым воротником платья женщины, стоящей перед ней.

– Посмотри мне в глаза, милочка, – ласково попросила патрицианка.

С робкой благодарностью девушка выполнила просьбу.

И тут патрицианка изо всей силы отвесила ей яростную пощечину. Слезы хлынули из глаз девушки. Она непонимающе взглянула на патрицианку.

– Разве ты не знаешь, – насмешливо проговорила патрицианка, – что ты не смеешь смотреть в глаза таким, как я, пока не получишь позволение?

– Простите, госпожа, – с дрожью проговорила девушка, прижимая лицо к полу, как делала прежде.

– Ложись на живот, – приказала патрицианка. – Целуй мне ноги!

Девушка немедленно повиновалась.

Патрицианка отшвырнула ее в сторону ногой. Девушка упала на бок, корчась от боли, но не осмелилась поднять глаза на ту, что только что ударила ее.

– Рабыни – отвратительные твари, – сказала свободная женщина.

– Да, госпожа! – подтвердила девушка, не поднимая головы.

Шурша платьем, свободная патрицианка обошла ее и покинула комнату.

«Как унизили меня, – не переставала думать она. – Как я изобью сегодня свою горничную, эту болтливую тварь!»

Конечно, ее горничной теперь была рабыня – таковы оказались последствия ее неудач, истощения средств и расточительного образа жизни.

Машина ждала патрицианку у дворца.

Вскоре после ее отъезда в прихожей зазвенел колокольчик, и рабыня, которую звали Елена, поспешила в комнату, где опустилась на колени перед третейским судьей, выражая покорность.

– Ты плачешь, – заметил он.

– Простите, господин.

– Наша гостья ушла?

– Да, господин.

– Ступай в спальню, – приказал он. – Подготовь все для удовольствия, а затем садись на цепи, обнаженной, у края кровати.

– Да, господин! – воскликнула она, и не спрашивая позволения, подползла и благодарно поцеловала ему ноги.

Вскоре она выбежала из комнаты.

Из окна его спальни она увидела, как темная закрытая машина покидает двор.

Рабыня перевела взгляд на браслеты и ошейник – все они были открыты. Она оглядела комнату, чтобы убедиться, что все готово. Еще чуть-чуть и было бы слишком поздно исправлять какие-либо упущения.

Все было в порядке.

Рабыня отложила в сторону платье. Она со страхом и дрожью смотрела на цепи: какой беспомощной и беззащитной она будет чувствовать себя через минуту!

Рабыне нравилась тяжесть цепей, их звон, то, как они скользили по кольцу в полу.

Все это недвусмысленно напоминало ей о том, кто она такая и какой должна быть.

Конечно, ключи от наручников хранились у хозяина.

Рабыня начала с левой щиколотки, как и полагалось. Первое, чему учили рабыню – как правильно надевать цепи. Тотчас же ее прекрасное тело оказалось во власти стали – прочной, крепкой и основательной.

Она едва сдерживала себя.

Она могла бы расслабиться, но должна была поступать так, как будет угодно хозяину. Она взглянула на стену.

Там висела плеть.

Рабыня не думала, что ее побьют – она собиралась сделать все возможное, чтобы угодить.

Она свернулась клубком, как привязанный котенок, у края кровати, как будто и вправду была животным.

Она дрожала от желания. Рабыня не завидовала свободной женщине.

Свободная женщина, злая и смущенная, переполненная надеждами на будущее и одновременно испуганная этим будущем, ехала в одиночестве в закрытой машине с затемненными окнами; ее сопровождающий сидел во внешней кабине.

По пути во дворец она позволила сопровождающему сесть рядом.

Несомненно, это доставило ему радость. Должно быть, он предвкушал, что на обратном пути ему представится возможность вновь оказаться рядом с такой, как она. В этом женщина не сомневалась.

Но она приказала ему сесть в кабину. Как она забавлялась при этом!

Бедняге было трудно скрыть разочарование. В какой-то момент она почувствовала ужас, взглянув в его глаза, но потом это ощущение прошло.

Она взяла себя в руки, подумав, что все мужчины слабы, и улыбнулась. Она взглянула на пол машины. Рабынь, этих ничтожных тварей, перевозят в машинах обнаженными, ставят на колени на пол, накрывая одеялом или плащом. Рабынь обычно перевозят в закрытых машинах. К ним относятся пренебрежительно.

Так им и надо, подумала женщина. Как она была рада, что сама не находится на положении рабыни, не является такой, как они!

Колеса глухо стучали по твердой мостовой. В своем дворце Иаак, третейский судья, собрал свои бумаги, сунул их в папку, а папку аккуратно положил в нишу, из которой прежде вынул длинный кожаный футляр.

После этого он направился в спальню.




Глава 3


– Посмотрим, есть ли здесь мужчины! – воскликнул Аброгастес. – Есть мужчины или нет?

– Есть, есть! – отозвались пирующие, поднимая рога.

Сильные руки хватали куски жареного мяса, по которому текли жир и кровь, с тяжелых, широких деревянных блюд. Блюда с испугом подносили бывшие гражданки Империи, ныне закованные в цепи. Позади них, там и тут стояли юноши-надсмотрщики в разноцветных одеждах и ярких плащах, с хлыстами, обязанностью которых было следить, справляются ли с работой прислужницы.

Оглядевшись, Аброгастес грузно опустился на скамью между двумя колоннами.

Он был неспокоен и зол.

Он выпил слишком много.

Справа от него лежал огромный пес – зверь, которого держали из-за преданности и подозрительности, свирепости и храбрости – боевой охотничий пес, который будет защищать своего хозяина до последней капли крови, который по одному слову хозяина бросится даже на медведя-арна или викота, не говоря уж о дюжине вооруженных воинов, и наведет ужас на самых храбрых.

Слева, у его ног, в ошейнике и на цепи лежало еще одно животное, предназначенное для других целей.

Аброгастес наклонился и положил руку на массивный лоб пса. Пес заворчал от удовольствия.

– Славный парень, – хрипло проговорил Аброгастес и потрепал громадного пса по голове.

Если бы на его месте оказалась рука другого человека, она в один момент оказалась бы отодранной свирепым движением огромных челюстей.

Аброгастес выпрямился и оглядел слуг, длинные столы у стен и пирующих. Затем злобно и недовольно склонился влево, к другому животному на цепи. Пес в испуге склонил голову. Ему было непонятно, зачем его привели на пир. Это животное, самка, не осмелилось даже робко и умоляюще прижаться губами к сапогам Аброгастеса.

Внезапно с одного из столов донеслась ругань. Двое мужчин вскочили, отшвыривая стулья.

– Прекратите! – крикнули им.

В руках спорщиков блеснули мечи.

Одна из бывших гражданок Империи завизжала.

Двое мужчин вскочили на стол, распихивая блюда и фляги, и спрыгнули на пол в центре зала. Их глаза налились кровью. Звучно лязгала сталь.

И вдруг земляной пол между соперниками взметнул фонтан грязи, по нему пролегла узкая дымящаяся полоса.

Все повернулись к Аброгастесу, который стоял у скамьи с револьвером в руках.

– Кто из вас враг? – грозно спросил он. Соперники застыли с мечами в руках.

– Это не он, – указал Аброгастес на одного из них, – и не он! – Тут он повернулся к другому.

Тонко зазвенели цепи – бывшие гражданки Империи стремились забиться подальше, в углы зала.

– Настоящие враги – в Империи! – провозгласил Аброгастес.

Прислужницы с блюдами и флягами в руках задрожали. Колокольчики на цепях звенели, когда рабыни переступали босыми ногами по земляному, устланному тростником полу. Женщины старались стоять спокойно, но то и дело слышался этот отчаянный, тихий звон.

Надсмотрщики стояли тут же с хлыстами. Они пересмеивались. Действительно, колокольчики, подвешенные к цепям, издавали звуки от малейшего движения.

– И вот это – враг, – заявил Аброгастес, указывая на еще дымящийся револьвер. Он оглядел удивленных гостей. – Это револьвер из Империи, – объяснил он, – такой, какие носят офицеры имперских войск. И это, – Аброгастес взвесил револьвер на руке, – настоящий враг, единственный истинный враг – тот, к которому надо относиться с уважением и осторожностью. Это касается всего оружия, кораблей, машин, другой имперской техники.

Он вновь огляделся.

– Что, если и у нас появятся такие вещи? – задумчиво спросил он.

Мужчины переглянулись.

– Подумайте об этом.

– Но это невозможно, – возразил один из гостей.

Аброгастес усмехнулся и сел на место.

– Мы уже обнажили оружие! – напомнил о себе один из соперников.

– Тогда пролейте кровь, – ответил Аброгастес.

– Как нам пролить ее? – непонимающе переспросил другой.

– Как кровь одних из нас, – пояснил Аброгастес, – как кровь братьев.

Оба мужчины полоснули себя по предплечьям, некоторое время смотрели, как по их рукам струится кровь, переглянулись и спрятали в ножны мечи, которые не следовало обнажать, если не проливалась кровь. У алеманнов и других народов оружие обнажали не просто так. Раздался шорох мечей, вползающих в ножны. Бывшие соперники сблизились, соединили раненые руки, прижали их. Кровь смешалась на руках. Мужчины радостно обнялись, пачкаясь кровью. За столами поднялся восторженный рев. Бывшие соперники заняли свои места.

Послышались резкие удары плетей, и прекрасные прислужницы – бывшие гражданки Империи, патрицианки, оставленные в живых за свою красоту – закричали от боли и отчаяния, подгоняемые нетерпеливыми надсмотрщиками. Колокольчики на их ногах зазвенели громче, когда прислужницы принялись ревностно выполнять свои обязанности.

– Господин, – склонился к Аброгастесу писец, низкорослый мужчина в темных одеждах, со свитком бумаг в руке. За ним стоял его слуга с плошкой чернил и связкой отточенных перьев. – Пора изложить цели сегодняшнего собрания.

Аброгастес поднял голову.

– Все гости в самом веселом настроении, – добавил писец. – Они примут любое ваше предложение.

– Еще не время, – возразил Аброгастес. – Тебе надо многому научиться, особенно обычаям алеманнов и, в частности, дризриаков.

Как уже не раз упоминалось, народ алеманнов состоял из одиннадцати племен. Их представители сейчас присутствовали в зале, помимо гостей из других племен и народов. Дризриаки были самым большим и свирепым племенем алеманнов. Аброгастес правил дризриаками. Алеманны, бесспорно, были самым могущественным из варварских народов, особенно с тех пор, как вмешательство Империи уничтожило их врагов, народ вандалов. Таким образом, Аброгастес, как король дризриаков, обладал исключительной властью.

– Да, господин, – потупился писец.

– Для чего нас пригласили на этот пир? – спросил знатный воин, сидящий неподалеку от Аброгастеса.

Аброгастес не подал и виду, что слышал этот вопрос.

– Вероятно, отпраздновать победу дризриаков над ортунгами, – ответил кто-то воину.

Сын Аброгастеса, по имени Ортог, порвал с дризриаками, и в обществе своих верных вассалов, тех, кто получил от него кольца, бежал, чтобы основать собственное племя ортунгов, или государство Ортунген. Корабли ортунгов подвергались непрестанному преследованию, и наконец флот Аброгастеса настиг их близ планеты, которая известна только по номеру, присвоенному в имперских записях – 738, а потом остатки ортунгов были уничтожены на планете, которую алеманны звали Тенгутаксихай – вероятно, это название означало «лагерь или логово Тенгуты». Имя «Тенгута» было распространенным у нескольких варварских народов, в том числе и у алеманнов. Справедливый, по мнению Аброгастеса, суд, свершился как раз на этой планете.

«У меня много сыновей», – сказал тогда Аброгастес, а потом вытер окровавленный нож о бедро и сунул его в ножны. Его дочь-предательницу, Геруну, которая бежала от дризриаков вместе с мятежником Ортогом, унизили, лишили всех прав и обратили в рабство. Аброгастес позволил любому предъявить права на бывшую принцессу и в конце концов отдал ее во власть грязному свинопасу.

Он оглядел столы. Да, у него и впрямь много сыновей. Вон двое из них, Ингельд и Гротгар.

«Интересно, преданы ли мне эти», – размышлял Аброгастес.

Его любимцем был Ортог.

«Гротгар – открытая душа, все его помыслы только о выпивке, лошадях и охотничьих соколах, – думал Аброгастес, – мне он не страшен. А вот Ингельд молчалив, себе на уме. У него беспокойно бегают глаза. Я никогда еще не видел Ингельда пьяным, – внезапно вспомнил Аброгастес, – но не похоже, чтобы он стал раздавать кольца преданным людям – его не понимают. К нему в шатер редко кто приходит. Ортог был совсем другим – прирожденным вождем, основателем рода, смешливым, беззаботным принцем, таким, за которого воины были готовы умереть».

– Да, – подтвердил воин, – вероятно, мы празднуем поражение мятежников.

– Нет, – возразил кто-то, – это случилось уже давно.

– Тогда зачем мы собрались сюда? – недоумевал воин.

– Я не знаю, – ответил человек, к которому он повернулся.

– Должно быть, причина очень важная, – покрутил головой воин. – Смотри, сколько здесь собралось гостей издалека!

– Да, – согласился другой.

«У меня много сыновей», – равнодушно отметил про себя Аброгастес.

Затем он вытер нож. Этот нож сейчас висел на его боку.

«Трудно знать заранее, когда он понадобится вновь», – думал Аброгастес.

– Господин? – вопросительно произнес воин Аброгастеса Фар-Граспера.

– Пируй, – нетерпеливо ответил Аброгастес, который слышал весь разговор.

– Да, господин, – ответил воин.

– Эй, несите брор! – крикнул его сосед.

Одна из бывших гражданок Империи заторопилась к нему, смиренно опустив голову, так что волосы свесились вперед, к фляге, и наполнила рог зовущего.

Протиснувшись между сидящими, женщина не осмелилась протестовать, когда почувствовала чужую руку на своем бедре.

Аброгастес следил за бывшими гражданками Империи, прислуживающими на пиру.

В том, что этих женщин пригнали сюда, не было никакой ошибки или недоразумения, а тем более случайности.

Аброгастес хотел, чтобы его гости видели бывших жительниц Империи в таком виде, прислуживающими на пиру.

Теперь они не отличались от других женщин. Они даже выглядели весьма соблазнительно. Присутствие здесь этих женщин входило в план Аброгастеса.

Он почувствовал слева, у сапога, прикосновение шелковистой щеки. На этот раз Аброгастес не стал сердито отшвыривать животное.

Он услышал тонкий, благодарный стон.

Последовали нежные поцелуи – к ногам Аброгастеса прикасались через мех сапог.

Животное у ног Аброгастеса и не знало, зачем его привели на пир. Оно боялось и дрожало.

Конечно, на это были свои причины.

Аброгастес не подал виду, что почувствовал страстные, нежные прикосновения губ к своим сапогам.

Иногда бывает лучше делать вид, что такие знаки внимания остались незамеченными. Так животное лучше поймет, где его место.

Помедлив, Аброгастес отодвинул ногу вправо, подальше от маленькой, нежной зверюшки, которая прижалась головой к его сапогу.

Как уже упоминалось, зверюшка присутствовала на пиру не случайно. Это также входило в план Аброгастеса.




Глава 4


– Мне придется задержаться с вылетом, – с огорчением сказал Юлиан Аврелий вождю вольфангов, Отто.

– Я отправлюсь вперед, – предложил Отто.

Они стояли у погрузочного дока, одного из дюжины в Пойнт-Порте, на девять миль севернее Лисля, на планете Инез-IV. Даже при таком удалении рев отправляющихся кораблей, подобный грому, слышался в городе по нескольку раз в день.

Рядом пробегали грузчики – некоторые с ручной кладью, некоторые с тележками; за ними присматривали офицеры, которые также размещали груз в трюмах корабля.

– Неожиданное дело при дворе, – объяснил Юлиан. – Но я последую за тобой, как только справлюсь с ним. Не начинай работу без меня. Дождись меня в Вениции.

Отто не собирался ждать.

Катера были уже погружены.

– Дорогу, дорогу! – закричал грузчик, расталкивая толпу. Приближалась грузовая машина, волоча за собой прицеп.

Тем не менее следует знать, что несмотря на задержку, Юлиан не собирался лететь прямо в Веницию, провинциальную столицу Тангары. В его намерения входило посещение деревни близ фестанга на Тангаре, у восточного края долины Баррионуэво, у подножия гор Баррионуэво – деревни, расположенной неподалеку от затерянного в горах фестанга, или монастыря Сим-Гьядини. Это было старое массивное строение, но из долины оно казалось крохотным, почти неразличимым среди темных, мрачных вершин Баррионуэво, покрытых снеговыми шапками и постоянно окруженных тучами.

– Я постараюсь вылететь как можно быстрее, – пообещал Юлиан.

Отто кивнул.

Мимо них, в сторону погрузочной зоны, проезжали машины с прицепами.

В другой, нижней зоне, видной с верхней платформы через решетку, на которой стояли собеседники, шла погрузка гигантских резервуаров с топливом.

Они стояли на втором погрузочном уровне.

Экипаж и пассажиры поднимались еще выше и через небольшой люк попадали на борт судна.

– Берегись! – крикнул кто-то.

Послышалось фырканье, стук копыт и шум судорожных движений – к погрузочному люку вели до смерти перепуганных лошадей.

– Поосторожнее с ними! – предупреждающе крикнул Юлиан.

Отто сорвал холщовый чехол с одной из стоящих неподалеку повозок и набросил его на голову первой лошади. Та оступилась на решетке и пошатнулась, замотав головой на длинной, долгогривой шее. Вскоре лошадь перестала вырываться, просто переступала по решетке, принюхиваясь и фыркая.

– Хо, приятель, – ободряюще произнес Отто, похлопывая животное по шерстистому боку.

Высвободив поводья, Отто обмотал их вокруг головы животного и передал свободный конец конюху.

– Теперь можно уводить его, – сказал Юлиан.

Конюх крепко взялся за повод, там, где прежде его сжимала рука Отто, и повел животное, совершенно переставшее упираться, на корабль.

Остальные лошади, видя спокойствие вожака, постепенно утихомирились и почти без принуждения последовали за ним.

– Как следует присмотри за ним на корабле, – крикнул вслед Юлиан.

– Да, господин, – ответил конюх.

Обычно стойла для таких животных обивали мягким материалом, поскольку нервные, сильные животные могли повредить себя, особенно в возбужденном состоянии, когда чуяли запах самок.

– Откуда ты узнал, что надо закрыть ему глаза? – спросил Юлиан.

– В школе Палендия, – объяснил Отто. – Так обычно успокаивают женщин-пленниц, правда, чаще пользуются одеялами, а не мешковиной.

– Понятно, – кивнул Юлиан.

– Еще их можно охватить веревками за пояс, вместе с руками.

– Да, – ответил Юлиан.

Повязки на глаза тоже могли оказаться полезными – они смущали пленницу, поскольку в этом случае женщина не помнила, где она находится, куда может идти, какие опасности ее окружают, или, скажем, не знала, ударят ее вновь или нет, ударится ли она сама обо что-нибудь, если вздумает пошевелиться, или упадет. Ей вовсе не хотелось наступить на острый шип или попасть связанной в бассейн с плотоядными муренами. Но если от пленницы требовалось молчание, для этого существовал ряд приспособлений.

– Пленницы? – вдруг переспросил Юлиан. – В школе Палендия?

– Да, иногда их приводили туда – обычно ими были девушки из гумилиори, если только не происходило ошибки.

– Об этом я не слышал, – удивился Юлиан.

– Разумеется, о таких делах предпочитали молчать.

– Вполне понятно, – заметил Юлиан.

– Потом этих женщин отпускали и даже давали денег.

– Прекрасно.

– Не думай о них, – посоветовал Отто. – Они были всего лишь из гумилиори, жительницы Империи.

– Понятно, – усмехнулся Юлиан.

– Мы почти закончили погрузку провизии, – подошел с докладом один из офицеров.

– Хорошо, – кивнул Юлиан. – Я считал, – продолжал он, обращаясь к Отто, – что в таких школах, как у Палендия, держат рабынь для удовольствия бойцов.

– Конечно, – подтвердил Отто. – Эти рабыни просто свирепели, когда их сажали в клетки, заменяя другими. Но это было на пользу рабыням – они становились еще усерднее, чувственнее, и мужчины после робких, смущенных, неумелых деревенских девчонок были рады ощутить великолепное прикосновение настоящей женщины – стонущей, вскрикивающей, умоляющей, беспомощной возбужденной рабыни.

– Топливо на борту, – доложил еще один офицер.

– Хорошо, – отозвался Юлиан.

– Капитан скоро будет готов к вылету, – объявил помощник капитана.

Мимо прошли двое мужчин, загоняющих на корабль стадо коров.

Прошло четверо человек, неся шесты, как коромысла. На концах каждого шеста были подвешены клетки, наполненные шумливой домашней птицей. Они предназначались для маленьких ферм Вениции, крошечных участков за укрепленной оградой города. В Вениции яйца считались роскошью. За городской стеной часто появлялись герулы – верхом на своих косматых конях, одетые в меха, с копьями, нацеленными в небо.

Они основательно разоряли фермы. Свежее коровье молоко, как и яйца, на Вениции тоже было немыслимой роскошью.

Позади грузчиков с птицей шли другие – попарно, неся длинные шесты. С них свешивались вниз головой более крупные птицы, связанные по две за лапы.

На повозках провезли темно-коричневые пласты солонины, уложенные стопами.

Коренастые грузчики несли на плечах обработанные туши.

Многое уже было погружено – резервуары с водой; коробки с яйцами, переложенными соломой; упаковки печенья и хлеба; круги сыра с печатями изготовителей; бутыли оливкового масла; связки копченой рыбы и потрошенных уток; специи, миндаль, финики, сахар, конфеты и приправы, корзины с овощами, банки с фруктами, мехи с дешевыми винами и амфоры с дорогими; мешки с солью и мукой.

– Шатры, древесный уголь, оружие, боеприпасы? – перечислял Юлиан. – Корма для животных? Топливо для катеров?

– Да, господин, – отвечал матрос.

Изнутри корабля донесся пронзительный, отраженный металлом визг одного из коней.

– Поосторожнее с ними! – предупредил Юлиан. Отто научился ездить верхом в гостях у Юлиана, в маленьком укрепленном дворце в северном полушарии Веллмера.

Он научился управлять лошадью поводьями, мундштуком и ударами арапника.

Именно во дворце Юлиана Отто получил чин капитана имперских наемных войск.

Такие животные, как лошади, не были распространены на Тангаре – на них ездил верхом только народ герулов, и, как говорят, отунги.

Сделаем паузу, чтобы напомнить читателю, что ортунги под предводительством своего короля Ортога были мятежным племенем дризриаков, их преследовал и разгромил Аброгастес. Не следует путать ортунгов с отунгами, главным племенем народа вандалов. Народ вандалов состоял из пяти племен и связанных с ними кланов – даризи, хааконсы, базунги, вольфанги и отунги. К сожалению, заострение внимания на таких подробностях может показаться ненужным. Надеемся, читатель не сочтет это оскорбительным для себя. В наши намерения вовсе не входит испытывать его терпение, и замечания сделаны потому, что путаница с названиями племен встречается даже в имперских архивах.

Длинный низкий гудок донесся с портовой башни неподалеку от корабля.

Люди запрокинули головы, глядя на башню. Даже на нижнем ярусе грузчики смотрели вверх, хотя они находились почти на самом дне почерневшего бетонного колодца, на десятки ярдов ниже днища корабля.

– Первое предупреждение, – заметил Юлиан.

Они видели через решетку, как внизу, на нижнем ярусе, медленно и аккуратно задраили крышку погрузочного люка.

– Тебе пора на корабль, – предупредил Юлиан, недовольно оглядываясь.

– В чем дело? – спросил Отто.

– Офицер! – подозвал Юлиан.

– Да, господин?

– Погрузка не завершена, – указал Юлиан.

Офицер смущенно просмотрел список грузов и пометки на нем, которые он делал в течение целого дня.

– Осталось погрузить овец, коз и свиней, – наконец сказал он, подняв глаза, – но это будет сделано очень быстро.

– У вас неполный список, – возразил Юлиан. – Найдите старшего ответственного за погрузку.

Офицер поспешил прочь, ибо уже прозвучал первый предупредительный сигнал.

После первого сигнала суматоха в погрузочной зоне постепенно прекращалась. Через второй люк входили и выходили только несколько человек, остальные грузчики, закончив работу, стояли и сидели неподалеку, возле своих тележек и машин. Они всегда медлили, чтобы увидеть вылет корабля. С большого расстояния тоже можно было разглядеть цветные яркие вспышки на взлетной площадке. Горожане из Лисля иногда приходили к порту, чтобы посмотреть на отлет обычных кораблей. Но отправление такого корабля, имперского звездолета, пусть даже грузового, был редкостным зрелищем.

– Боюсь, о цели нашего полета на Тангару догадываются больше людей, чем я предполагал, – сказал Юлиан.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что есть два списка грузов, – объяснил Юлиан, – обнародованный список находится у портового офицера, в нем указаны продукты, машины, лошади, боеприпасы и прочий груз, обычный для кораблей, отлетающих в Веницию, чтобы доставить туда разведывательные экспедиции. Но есть еще и второй список.

– И что же указано в нем? – удивленно спросил Отто.

– Товары для торговли, подарки и все тому подобное, – ответил Юлиан. – Чтобы помочь тебе наладить отношения с варварами.

– Я сам варвар, – ответил Отто.

– Но теперь ты получил звание имперского офицера, – напомнил Юлиан.

– Лучше, чтобы первое время они об этом не знали, – решил Отто.

– Тебе понадобятся подарки, чтобы заинтересовать их и получить хороший прием.

– Нет, – покачал головой Отто.

Позади него грузчики загоняли стадо овец в люк на втором уровне. Следом вели четыре пары коз.

Из люка показался матрос, он жестами подгонял грузчиков.

Юлиан раздраженно наблюдал за этой сценой.

– Я не посланник и не купец, – продолжал Отто.

– Тогда кто же ты?

– Вождь вольфангов, – заявил Отто, – которого подняли на щитах.

– Тебя не примут без подарков, – настаивал Юлиан.

– Подарки понадобятся только после того, как меня примут.

– Ты не знаешь варваров, – вздохнул Юлиан.

– Нет, друг, это ты их не знаешь, – возразил Отто.

В этот момент прозвучал второй сигнал. На уровне пассажирского люка стоял офицер, поглядывая на Юлиана.

– Нас предали, – пробормотал Юлиан. – Нам не дали погрузить товары, необходимые для успеха нашей поездки! Похоже, Иаак или кто-нибудь еще из придворных задержал их или приказал не грузить.

– Если они кажутся тебе такими нужными, прихвати их с собой, когда отправишься следом, – успокоил его Отто.

– Но тебе надо обязательно дождаться меня в Вениции.

– Нет, – покачал головой Отто.

– Тогда все пропало, – мрачно произнес Юлиан.

– Мне не нужны эти товары, – убеждал его Отто.

– Но ведь ты понимаешь, что в конце концов они всегда пригодятся!

– Может быть, – заметил Отто, пожав плечами.

– Знать бы, кто нас предал, – размышлял Юлиан. – Должно быть, это сделал Иаак, – зло добавил он.

– Иаак поддерживает нас, – напомнил Отто.

– Это только кажется, – вздохнул Юлиан.

– Пора идти на корабль, – окликнул их офицер. – Третий сигнал может быть подан в любую минуту.

– Где старший офицер погрузки? – закричал Юлиан.

Мимо пробежал ремонтный рабочий, таща на плече свернутый кабель. Теперь связь с кораблем велась только с портовой башни, а не через причал.

– Пора идти на корабль, господин, – нетерпеливо повторил матрос.

– Без этого груза мы пропали, – уныло повторил Юлиан.

– Нет, – возразил Отто.

– Скорее! – крикнул матрос.

– Прощай, друг, – во вздохом произнес Юлиан, пожимая руку Отто.

– Не думай об этих ненужных вещах, – утешил его Отто. – Там, куда я лечу, они не стоят ни гроша.

– Тогда что ценится там, куда ты летишь? – полюбопытствовал Юлиан.

– Сталь, – усмехнулся Отто.

– Мой бедный, простодушный, добрый друг! – покачал головой Юлиан.

– Тебе хочется задобрить союзников?

– Да, – кивнул Юлиан. – Так обычно поступают в Империи.

– Я думал, что в Империи всегда помнят про цивилитас, – заметил Отто.

– И при этом покупают дружбу с варварами.

– Купить можно только рабов, – возразил Отто. Внезапно с нижнего яруса послышался шум, рев техники, топот ног и бесчисленные крики одобрения мужчин.

Юлиан оглянулся. К нему спешил старший офицер, позади него шел тот, которого Юлиан отправил на поиски.

– Я Лисис – старший ответственный за груз корабля «Наркона».

Он обменялся приветствиями с Юлианом.

Юлиан приветствовал его первым, ибо по правилам субординации, к которым он относился со всем уважением, офицер был старшим по званию.

Не теряя времени, тот начал командовать грузчиками, снующими через открытый люк на втором уровне. Они носили грузы разного размера и веса. Упаковка не давала понять, что это были за грузы, тем более, что их уложили в коробки, – как мы позднее увидим, это свидетельствовало о необычности грузов – их не упаковали небрежно, как поступили бы с гвоздями, проволокой или медными чушками, а заботливо предохраняли от повреждений, как будто эти грузы были более ценными, чем изумруды, слоновая кость и золото.

– Вот груз по второму списку, – спокойно объяснил Лисис.

– Его прибытие задержалось, – заметил Юлиан.

– Нет, – возразил Лисис. – По инструкции одной высокопоставленной особы, этот груз следовало доставить в последние минуты в интересах безопасности, чтобы уже никто не мог помешать его погрузке и повредить содержимое упаковок.

– Эта высокопоставленная особа оказалась очень мудрой, – произнес Юлиан. – Я был неправ, когда подозревал его, – повернулся он к Отто.

– Хорошо бы знать, кто отдал распоряжение, – задумчиво сказал Отто.

Грузы быстро проносили мимо них.

– Список проверен, – заявил Лисис.

– Разумеется, ведь у нас нет времени проверить его подробнее, – усмехнулся Юлиан.

На мгновение он показался чем-то озабоченным.

– Груз доставлен полностью, – продолжал уверять офицер. – Сегодня утром я был на складе – печати на коробках целы, груз охраняли стражники.

– Хорошо, – ответил Юлиан.

Значит, необходимость в проверке отпадала.

– Поосторожнее! – крикнул офицер, когда грузчики взялись за тюк с тканями. Плотная мешковина, покрывающая тюк, не позволяла увидеть, какое богатство кроется внутри. А там были гобелены и бархат, свертки золотистого шелка, – ткани, предназначенные для удовлетворения тщеславия вождей.

Остальные грузчики несли на плечах то, что несмотря на множество оберток, казалось слитками металла. Многие слитки были железными, но среди них были спрятаны золотые, из которых можно было сделать кольца, тонкие браслеты для запястий и предплечий.

Четверо грузчиков сгибались под тяжестью одного огромного бивня талазианского тородонта.

Пронесли коробки с медными блюдами, мешки с золотыми и серебряными монетами. В ящиках скрывалась россыпь безделушек – брошей, медальонов с портретом императора, на которых он был представлен бородатым и грозным человеком.

– Скорее, скорее! – подгоняли грузчиков матросы.

Грузчики протащили в люк тюки мехов и кож, среди которых были даже шкуры золотистого викота, свернутые шелковистым мехом внутрь, чтобы хорошенько спрятать от постороннего глаза это богатство.

Поспешно грузили редкие пряности и приправы, много другой изысканной пищи.

– Я чувствую запах аскаланского перца! – восторженно воскликнул один из мужчин.

– Ты точно знаешь? – удивился другой.

– Конечно, однажды я видел его на рынке на Ракисе-II, – ответил ему первый.

Это был экзотический товар, несомненно, малоизвестный на Тангаре. Аромат перца пробивался через поры деревянного ящика, в котором он хранился.

Кроме него, здесь было множество других пряностей – в плотно запечатанных ящиках с различных планет: мускатный орех, имбирь, кардамон, майоран, цедра фруктов, кориандр, чабрец, масло калота, миндальная эссенция, розмарин, мята, сиба, душистый чеснок, горчица, побеги и листья гвоздики, порошок карри, смешанные травы, гроздья хинена, соус из теля, стебли басбаса, шалфей, паприка, отвар листьев арла, семена перистовидного фенниса и ваниль.

– Но это еще не весь груз, верно? – спросил Юлиан.

Вместо ответа офицер поднял руку, подавая знак незримому подчиненному.

– Давай! – послышался голос за штабелем ящиков. Взревели машины. – Сюда, сюда!

Внезапно раздался крик восторга грузчиков, стивидоров, подручных, водителей, рабочих пристани. Они топали ногами и хлопали в ладоши.

Подобный звук донесся из коридора, ведущего к ярусу, минутой раньше.

– Сюда, – указал молодой белобрысый офицер.

Мужчины вокруг него вновь закричали от удовольствия – крики раздавались повсюду, со всего яруса. Мужчины забирались на штабеля ящиков, чтобы лучше видеть, вставали на сиденья и капоты машин, толпились вокруг того, что привлекло их внимание.

– Сюда, сюда, – громко и нетерпеливо произнес другой голос.

К люку неуверенно двигалась группа плотно укутанных фигур. Каждую из них почти полностью скрывало плотное, непрозрачное белое покрывало, наброшенное на голову и перевязанное на шее так, что покрывало образовывало капюшон. Чуть ниже в ткани были прорезаны два отверстия, через которые были просунуты обнаженные красивые руки. Покрывало падало мешковатыми складками до округлых икр. Можно было разглядеть нижнюю часть икр, тонкие щиколотки и маленькие ступни – все эти части тела, подобно рукам, были полностью обнаженными. На левой щиколотке каждой фигуры блестел легкий, плоский, узкий, но прочный стальной браслет. После выгрузки у причала из какого-то транспорта и первого рева восторга со всех сторон фигуры с радостью подчинились приказу знакомого голоса. Они шли цепочкой: идущая впереди протягивала правую руку назад и за нее цеплялась вторая фигура, и так далее. Иногда идущие цепочкой не держались за руки, а клали их на плечи друг другу.

Теперь закутанным в покрывало фигурам позволили разжать руки и согнали их в кучу у решетчатого подхода ко второму люку, в нескольких футах от Юлиана и Отто.

– Почему они не в цепях? – строго осведомился Юлиан.

– Они не пытаются бежать, – возразил офицер.

Вокруг раздался смех.

– Простите, господин, – потупился офицер.

– При перевозке такого груза я требую выполнения всех мер предосторожности, – произнес Юлиан.

– Да, господин.

– Я говорю не о веревках, – уточнил Юлиан. – Необходимо надевать на них цепи – на шею, на запястья, на щиколотки, ошейники должны быть прочными, хорошо запертыми, из переплетенных пластин.

– Да, господин.

Фигуры под непрозрачными покрывалами беспокойно зашевелились.

С портовой башни раздался третий сигнал.

– Начинается отсчет, – предупредил офицер.

– Вы должны немедленно подняться на борт, – добавил другой.

– Они правы, господин, – примирительно сказал Лисис.

Офицер у верхнего люка беспокойно вертелся на последней ступени трапа.

– Я бы посмотрел на них, – подозрительно и резко заметил Юлиан.

– На это нет времени, господин, – возразил старший офицер.

– Так отложите вылет! – приказал Юлиан.

Его приказ был исполнен поспешно, почти со страхом.

Мужчины на ярусе радостно закричали.

– Они без ошейников! – негодующе произнес Юлиан.

– Но у них скованы ноги, – возразил старший офицер.

Бесформенные фигуры, после того, как с них сняли покрывала, превратились в легко одетых красивых женщин. Они были облачены в белые, короткие юбки, скорее, просто куски ткани, обмотанные вокруг бедер, и плотные белые лифы. У каждой женщины была обнажена полоса тела между юбкой и лифом.

– На них слишком много одежды, – заметил Юлиан.

– Эти рабыни приготовлены для подарков, – ответил офицер.

Юлиан осмотрел одну из женщин, затем подошел к другой и сорвал короткую юбку с ее левого бедра.

Одна из рабынь, блондинка, протестующе вздохнула, хотя не ее бедро подверглось такому внезапному насильственному осмотру.

Юлиан изумленно оглядел женщину, затем повернулся к офицеру.

– Эта даже не заклеймена!

– Клейма нет ни у одной из них, – ответил офицер. – Одна особа, чье имя не следует называть здесь, решила, что будет лучше оставить на усмотрение будущих хозяев этих рабынь, как их клеймить и клеймить ли их вообще.

– Понятно, – протянул Юлиан.

– Они предназначены для подарка, – еще раз повторил офицер.

– Но они рабыни и ничем не отличаются от других рабынь, – возразил Юлиан.

– Верно.

– Обычное клеймо подойдет им, как и всем прочим.

– Да, – кивнул офицер.

– Даже самые красивые рабыни должны носить простое клеймо, чтобы они помнили – они всего лишь рабыни!

– Да, вы правы, – согласился офицер.

Одна из рабынь сердито напряглась, и это не ускользнуло от внимания Юлиана.

– Пора на борт! – позвал офицер, ждущий у люка.

На причале послышался визг свиней. Козы, свиньи и овцы значились в первом списке, но свиней до сих пор не успели погрузить.

Босые ноги рабынь переступали по стальной решетке главной платформы близ некрутого ската, также решетчатого, поднятого на уровень второго погрузочного яруса. Рабыни не испытывали особого неудобства, так как ячейки решетки были мелкими, но они, вероятно, нагрелись и резали обнаженные ступни острыми бесчисленными кромками прутьев. Решетчатый скат, который можно было приподнять на различный уровень, был устроен так же.

– Живее! – прикрикнул офицер у люка.

Одна из рабынь, блондинка, направилась к трапу у пассажирского входа, поднялась на три ступени, но тут же вскрикнула от боли – ниже подола короткой белой юбки ее ноги ожег удар плети одного из двух офицеров, которые пригнали на причал рабынь – по-видимому, он был самым суровым из надсмотрщиков.

– Что это ты делаешь? – сердито поинтересовался он.

– Поднимаюсь на борт, – ответила женщина. На причале поднялся смех.

– Ступай туда, где стояла, – сурово приказал офицер, указывая плетью на толпу полуобнаженных красавиц, стоящих у решетчатого ската.

На мгновение она застыла на ступеньке трапа, но когда офицер вновь поднял плеть, быстро спустилась вниз и встала с рабынями.

Смех на причале не утихал.

– Простите ее, господин, – обратился белобрысый офицер к Юлиану. – Эта женщина с Майрона-VII, она так погрязла в долгах, что была продана в рабство, и пока еще плохо понимает, что значит быть рабыней.

Юлиан внимательно разглядывал белокурую рабыню.

– Она еще научится! – засмеялись одни грузчики.

– Да! – подхватили другие, и смех вспыхнул с новой силой.

– Отойдите в сторону! – вдруг крикнул офицер.

Мимо прогнали небольшое стадо свиней – всего около дюжины, им управляли двое мужчин с палками. Стадо загнали в нижний люк, куда заносили грузы.

– Сюда! – донесся из люка голос матроса.

– Тебя погрузят туда, крошка, – сообщил старший офицер блондинке, указывая на нижний люк, – вместе с другой скотиной.

Рабыня согнулась и, похоже, с отчаянием и испугом попыталась сорвать со щиколотки браслет.

Из двадцати рабынь или тех, кого принимали за рабынь, десять были брюнетками, десять – блондинками.

– А они недурны, – заметил один из мужчин.

– Да, – отозвался другой.

– Интересно, зачем их везут на Тангару, – произнес первый.

– Нас поселят в тавернах Вениции, – объяснила одна из рабынь.

– Думаю, у меня найдется дело в Вениции, – многозначительно сказал мужчина.

– Вряд ли, – рассмеялся другой, – это же настоящая глухомань.

«Ив такое место увезли отунгов», – с досадой отметил про себя Отто.

– Думаю, меня купят для' богатого дома, наверное, самого лучшего, – горделиво сказала рабыня.

– Ив твои обязанности будет входить уборка, а также чистка серебра, – уточнил мужчина.

Красавица-брюнетка вздернула подбородок и отвернулась.

– Вы получили разрешение говорить? – осведомился белобрысый офицер, один из двух, которые присматривали за рабынями.

– Нет, господин, – откликнулось сразу несколько голосов, и все рабыни сжались, опустив головы.

– Наглые твари, – процедил второй офицер, более строгий.

– Они быстро научатся всему, – крикнул кто-то из толпы.

– Их надо только наказать, заклеймить и надеть ошейники, – добавил другой голос.

Несколько женщин беспокойно переминались с ноги на ногу. Такое часто случалось с ними – ведь они были рабынями. Мало кто из них осмеливался взглянуть на зрителей.

Блондинка подняла голову, прекратив дергать ножной браслет со своими опознавательными знаками, когда на нее надвинулась большая тень. Рядом стоял Юлиан.

– Да, я именно к тебе, – произнес Юлиан, и рабыня раздраженно встала. – Выпрямись, – приказал он.

Она нехотя подчинилась.

– Разве мы не знакомы? – вдруг спросил он.

– Вряд ли, господин, – со странным испугом ответила она.

– Я где-то тебя уже видел, – продолжал он.

– Не может быть, – отказывалась рабыня.

– Действительно, такое вряд ли возможно, господин, – вмешался белобрысый офицер. – Ведь ее привезли с Майрона-VII.

Эта планета находилась слишком далеко от Инеза-IV.

Юлиан схватил блондинку за волосы, оттянул назад ее голову, всматриваясь в лицо.

– Я уверен, что где-то тебя видел, – настойчиво повторил он.

– Откладывать вылет больше нельзя, – перебил его старший офицер.

– На каком-то празднике., или на ужине, а может, во время регаты, – размышлял Юлиан.

– У нее обычное лицо, хотя недурное на вид, – возразил суровый офицер, тот, что ударил рабыню хлыстом. – В галактике есть миллионы женщин, похожих на нее.

Женщина издала негромкое, протестующее восклицание, но не смогла пошевелиться – Юлиан не отпускал пряди ее волос.

– Вероятно, она прислуживала во время этих событий, – предположил белобрысый офицер.

– Может быть.

– Или вы встречались с ней, пока она была свободной, – заметил один из грузчиков.

Юлиан задумчиво кивнул.

– Только тогда она была одета совсем иначе, – со смехом добавил грузчик.

– Да, – согласился Юлиан.

Грубо потянув за волосы, он заставил рабыню встать на колени.

– Не смей поднимать руки, – предупредил он, когда рабыня попыталась высвободить волосы. – Встань на четвереньки.

Рабыня повиновалась.

– Видишь его? – спросил Юлиан, указывая на Отто.

Рабыня кивнула.

– Ползи к его ногам и целуй их, – приказал Юлиан, отпуская волосы женщины.

На мгновение она смутилась, затем поползла к Отто, стоящему неподалеку, но у его ног опять слегка замешкалась и только потом наклонила голову и поцеловала его ступни. Проделав это, женщина подняла голову и посмотрела в глаза Отто. Он спокойно встретил ее взгляд, и женщина потупилась.

– Можешь вернуться на место, – сказал Юлиан. Женщина быстро поднялась и бросилась к толпе женщин.

– Все – на четвереньки! – крикнул старший офицер.

Красавицы засуетились, опускаясь на решетку.

– Накройте и погрузите их, – приказал старший офицер.

На рабынь вновь набросили покрывала и поспешно повели к люку. Внутри их ждали матросы с хлыстами.

Рабыням предстояло пройти таким нестройным, закутанным в покрывала стадом по всем коридорам корабля.

– Надеюсь, вы согласны, что это неплохие подарки? – осведомился старший офицер.

– Да, – кивнул Юлиан. – Кто-то сделал отличный выбор.

– Рабыни уверены, что мы везем их в Веницию для продажи хозяевам таверн, частных домов или что-то в этом роде.

– Хорошо, – согласился Юлиан.

– Вероятно, не стоит заранее сообщать рабыням, что они предназначены для подарков варварам.

– Нет, – усмехнулся Юлиан, – они всегда успеют узнать это и перепугаться.

Люк захлопнулся.

– Надеюсь, в клетках их не будут слишком роскошно одевать, – заметил Юлиан.

– Конечно, господин, – подтвердил старший офицер.

– Вероятно, за время полета их можно успеть чему-нибудь научить, – продолжал Юлиан. – Даже если варвары пожелают обучить их по собственному вкусу, мне бы не хотелось, чтобы этих рабынь умертвили после первой же ночи.

– Понимаю, господин, – отозвался офицер.

– Пора идти на корабль, – торопливо обратился к Юлиану младший из офицеров.

– Я полечу другим кораблем, – объяснил Юлиан.

– Сейчас лечу только я, – добавил Отто.

– Дождись меня в Веющий, – еще раз попросил Юлиан.

– Нет.

– Ладно, по крайней мере у тебя теперь есть подарки, – вздохнул Юлиан.

Отто кивнул.

– Это значительно облегчит твою задачу.

– Может быть, – неохотно ответил Отто.

– Ну, прощай!

– Ты в самом деле считаешь, что эта рабыня тебе знакома? – вдруг спросил Отто.

– Мне показалось это в какой-то момент, – ответил Юлиан. – Но вряд ли такое возможно. Теперь мне кажется, что я с кем-то ее спутал.

– Прощай, – проговорил Отто.

Мужчины обменялись короткими рукопожатиями.

Отто быстро поднялся по трапу и скрылся на корабле.

Как только он вошел, офицер захлопнул за ним дверь.

Через несколько минут в клубах пламени и дыма, обдавая все вокруг жаром, имперский грузовой корабль взмыл в небо и вначале медленно, а потом все быстрее начал удаляться от планеты.

Рев улетающего корабля был слышен даже в Лисле, на расстоянии девяти миль – в этом городе находился один из императорских дворцов.

Разумеется, сейчас в этой резиденции не было императорской семьи.




Глава 5


– Уже пора, время пришло, господин, – повторил писец, вставая за спиной Аброгастеса.

– Еще нет, – ответил Аброгастес, оглядывая пирующих, которые теперь стали шуметь громче; он замечал, как спешат, прислуживая им, бывшие гражданки Империи под присмотром юношей с хлыстами.

– Вон та, смотри, – обратился Аброгастес к своему оруженосцу, указывая на одну из бывших гражданок Империи, которая стояла в дальнем конце зала с горячим деревянным подносом жареного мяса. Эта была изумительно красивая блондинка, изящно сложенная, формы которой были доведены до совершенства безжалостной диетой и упражнениями под надзором стражников. Женщина считалась рабыней для показа. Некогда она была свободной, гордой, богатой аристократкой из Империи. К несчастью, ее угораздило оказаться на борту «Аларии», когда этот корабль атаковал флот ортунгов, спешивших на помощь Ортогу, королю ортунгов, принцу Дризриакскому. Ортунги настигли «Аларию» и после короткого, но яростного боя взяли на абордаж. Вместе с другими пассажирами, которые не сумели спастись в капсулах, женщина, к собственному ужасу, обнаружила, что стала добычей варваров, пощаженной только при условии плети и ошейника. Вместе с другими рабынями она принадлежала Ортогу, королю ортунгов. Ее и еще двух блондинок Ортог выставлял напоказ – это и впрямь была прелестная группа, которая вместе с другими ценностями, сундуками монет, мешками драгоценных камней и всем прочим свидетельствовала о роскоши его двора, богатстве его дома. После поражения ортунгов рабыни перешли в собственность Аброгастеса – это случилось во время похода на Тенгутаксихай. Аброгастес счел это трио подходящим для показа, несмотря на то, что в его распоряжении было множество рабынь.

– Вон та, господин? – переспросил оруженосец, указывая рукой на рабыню.

– Да, – кивнул Аброгастес.

Женщина избегала подходить близко к помосту напротив огромной двустворчатой двери, где располагалась скамья Аброгастеса. Действительно, мало кто из прелестных прислужниц осмеливался приближаться к тому концу зала, где находились столы знати, и причиной их нежелания вовсе не были проворные плети в руках надсмотрщиков. Такое поведение было необычным, ибо часто на пирах рабыни стремились услужить высокопоставленным гостям, сидящими ближе к хозяину пира, надеясь привлечь к себе внимание пирующих, чтобы их позвали позднее развлечь гостей на ложе из шкур. Разумеется, уж лучше быть прикованной в изножье постели знатного мужчины в зале дома с тремя крыльями, отчаянно рискуя всем, чтобы угодить хозяину, чем ворочаться в тесных клетушках, быть прикованными в конюшне, чулане или лежать в ошейнике в грязи свиного хлева. Но сегодня мало кто из женщин без призыва их развязных надсмотрщиков осмеливался приблизиться к лучшим столам, стоящим в конце зала, неподалеку от скамьи самого Аброгастеса. Справа от Аброгастеса лежал огромный настороженный пес с вздыбившейся на загривке шерстью. Такие псы часто помогали наводить идеальный порядок среди домашних животных – овец и всех прочих.

Оруженосец подал знак одному из надсмотрщиков в ярком плаще и вопросительно указал на женщину.

Надсмотрщик не побеспокоился узнать, в чем дело – он внезапно и резко ударил женщину, толкая ее в сторону дальнего конца зала.

Женщина судорожно вцепилась в поднос, но ни один из кусков мяса не упал с него на грязный, усыпанный тростником пол.

За такую неосторожность ее бы ждало суровое наказание. Женщина перепугалась.

Оруженосец кивнул в знак того, что указывал именно на эту женщину, и показал, чтобы она подошла ближе.

Плеть ожгла кожу женщины повыше колен, заставляя поспешить вперед под перезвон колокольчиков на ножных браслетах, прямо к скамье Аброгастеса.

Приближаясь, она робко замедлила шаг. Пес, лежащий рядом с Аброгастесом, заворчал и приподнялся на передних лапах. Его загривок, узел мускулов пониже шеи, напрягся, глаза налились кровью, уши встали торчком.

– Спокойно, старина, – примиряюще сказал Аброгастес.

Женщина остановилась в нескольких футах от Аброгастеса, в страхе от явной угрозы зверя.

Она тут же вскрикнула от боли – надсмотрщик резко хлестнул ее плетью по ногам.

Со слезами на глазах она прошла вперед, поднялась на помост и опустилась на колени перед Аброгастесом, поскольку перед его скамьей не стоял стол. Склонив голову, она подняла поднос, протягивая его вперед.

Аброгастес разглядывал ее – в такой позе женщина выглядела великолепно.

Она была обнаженной, как и все бывшие гражданки Империи, прислуживающие на пиру.

Женщина носила металлические ножные браслеты с подвешенными колокольчиками, которые звенели от малейшего движения.

Под белокурыми волосами женщины Аброгастес различил блеск ошейника.

На ее левом бедре, высоко, почти у талии, выделялось клеймо – не знак дризриаков, а обычное простое клеймо, известное купцам всех галактик. Такое клеймо позволяло продать рабыню на торгах почти любой планеты, не вызывая вопросов.

– Не хочешь покормить моего любимца? – спросил Аброгастес, указывая на встревоженного, приподнявшегося зверя справа от скамьи.

Рабыня в испуге замотала головой.

Зверь взглянул на нее и заворчал сильнее.

– Тогда зачем же ты пришла сюда? – удивился Аброгастес.

– Чтобы служить моим хозяевам незамедлительно, не задавая вопросов, покорно и усердно, – внятно произнесла рабыня.

– Ты знаешь, что будет, если ты попытаешься накормить его? – поинтересовался Аброгастес.

– Нет, господин…

– Он оторвет тебе руку до плеча, – хладнокровно объяснил Аброгастес.

– Да, господин! – в ужасе повторила рабыня. Таких псов учили принимать еду только из рук хозяина и одного из надсмотрщиков, которого они хорошо знали. Псы нападали на всякого, кто пытался предложить им пищу – это было немаловажно, так как еда у чужих могла оказаться отравленной. Если же ни хозяин, ни надсмотрщик не кормили пса больше двух суток, он начинал охотиться сам, и тогда становился особенно опасен.

Аброгастес взял правой рукой с подноса три ломтя горячего, жирного мяса.

– Можешь идти, – сказал он рабыне.

– Да, господин, – рабыня поднялась на ноги и быстро сбежала с помоста.

В зале засмеялись.

Отбежав в сторону, рабыня обернулась к Аброгастесу. Она дрожала. Теперь она боялась Аброгастеса даже сильнее, чем когда свирепый зверь был совсем рядом. Женщина каждой частицей своего тела чувствовала, что она живое существо. Она дрожала, колокольчики издавали быстрый перезвон. Мужчины хохотали. Глядя на Аброгастеса, женщина почувствовала нарастающее возбуждение. Он был ее хозяином, она принадлежала ему. Она должна была повиноваться ему – незамедлительно, без вопросов, со всем усердием, всегда и во всем. Она застонала от желания, едва держалась на ногах. Колокольчики зазвенели сильнее, когда она попыталась сохранить равновесие. Женщина боялась упасть. Она никогда не думала, что ее хозяевами будут такие мужчины, как Аброгастес!

– Продолжай прислуживать! – приказал надсмотрщик, награждая ее хлестким и резким ударом пониже спины. Слезы брызнули из глаз рабыни. Она повернулась и поспешила к столу, чтобы вновь наполнить поднос мясом. Они должны позвать ее сегодня ночью, обязательно должны! Неужели они не знают, что она рабыня и вся охвачена желанием! Сжальтесь хоть кто-нибудь, в отчаянии думала она. Пожалейте бедную рабыню, будьте добры к ней!

Аброгастес протянул псу кусок мяса.

Огромная голова осторожно поднялась. Пес аккуратно взял мясо, положил его на помост, прижав лапой, и начал рвать белыми клыками.

Аброгастес почувствовал, как к его сапогу вновь прижалось теплая щека.

– Господин! – прошептал робкий голос. Цепи еле слышно звякнули по деревянному помосту.

Аброгастес взглянул влево.

– Приветствую тебя, крошка Гута, – ухмыльнулся он.

Слева от него лежала хрупкая, обнаженная черноволосая женщина с темными глазами и высокими скулами. Ее сдерживала тяжелая цепь, прикрепленная к кольцу в помосте. Цепь была слишком прочной – она могла бы легко выдержать даже рогатого сорита. И ошейник на шее Гуты был необычно массивным и тяжелым для женщины, с огромным замком. Фигура Гуты заметно улучшилась из-за режима, установленного надсмотрщиками со времени ее пленения на Тенгутаксихай.

– Я голодна, господин, – прошептала она.

– Что? – переспросил Аброгастес.

– Меня не кормили целый день…

– Значит, ты хочешь есть?

– Да, господин.

Она умоляюще смотрела на Аброгастеса. Его лицо исказилось от гнева, и Гута опустила глаза.

Некогда Гута была жрицей, священной девой, прислужницей обрядов тимбри.

Некоторые считали, что именно под ее влиянием Ортог поддался искушению встать на путь мятежа и раскола. Как исторический факт такое толкование кажется излишне упрощенным, если учесть энергию и тщеславие самого Ортога. С другой стороны, не вызывает сомнений то, что предсказания Гуты, ее пророчества и явленные «знаки» сыграли свою роль, распалили тщеславие Ортога и побудили его порвать с дризриаками.

Во время похода на Тенгутаксихай она попала в руки Аброгастеса.

Гуте не удалось подчинить Аброгастеса своему влиянию – такие мужчины редко поддаются на это.

Ее вина, двуличность и лживость стали явными.

На Тенгутаксихай она прокляла своих богов. Только объявив себя рабыней, она ухитрилась избежать смерти, и то, вероятно, временно.

Гута хорошо понимала, что ее жизнь висит на волоске, который держит в руках Аброгастес, считая ее виновной в отступничестве Ортога.

Она страстно желала угодить хозяину – не только для того, чтобы остаться в живых, но и из-за странных ощущений внутри – глубокой беспомощности, незнакомых порывов, настойчивых желаний, усердия и мольбы, возбуждения, которое и теперь мало-помалу нарастало в ней, медленно и неумолимо, как поднимается вода во время прилива.

– Ладно, я, может быть, брошу тебе кусок мяса на пол, – сказал Аброгастес, в руке которого еще оставалось два куска.

Его голос напугал женщину.

– Рабыня была бы благодарна за это, господин, – ответила она.

– Не трогай его руками.

– Да, господин.

– Встань на четвереньки, – приказал он, указывая на помост перед своей скамьей. – Вот сюда.

– Да, господин, – она приподнялась на четвереньки так, что цепь лязгнула по полу, и выступила перед скамьей.

– Ты готова?

– Да, господин.

Он быстро бросил мясо на доски помоста.

Рабыня попыталась наклонить голову, но тут же с воплем отшатнулась. Послышался громкий звон цепи, ворчание, скрежет когтей по дереву. Всего в дюймах от ее головы внезапно оказалась раскрытая чудовищная пасть свирепого пса Аброгастеса.

Оскалив зубы, пес стоял над куском, не сводя глаз с рабыни. Когда она уползла на свое место, слева от скамьи, пес подхватил мясо и унес.

Гута опустилась на колени слева от Аброгастеса, дрожа и задыхаясь.

Аброгастес рассмеялся, забавляясь смущением рабыни.

Те, кто был свидетелями его шутки, тоже взорвались грубым хохотом. К ним присоединялись остальные – те, кому только что объяснили, в чем дело.

Смех звучал все громче. Мужчины постепенно возвращались к еде.

Гута взглянула Аброгастесу в глаза и тут же испуганно опустила голову.

Она знала, что Аброгастес ненавидит ее, но иногда в его глазах она улавливала некое выражение, по-видимому, злившее самого Аброгастеса, которое наполняло Гуту странными чувствами, давало слабую надежду и ощущение возможной силы. Она замечала, что порой Аброгастес смотрит на нее с острым желанием. В таких случаях она пыталась выпрямиться или наоборот, изящно выгнуть тело у его ног, чтобы выглядеть более красивой и соблазнительной. Иногда Аброгастес бил ее или давал пинка.

«Помни о своем ошейнике, грязная сука», – говорил он, и она не осмеливаясь ответить, только опускала голову. Аброгастес уходил, оставив ее стоять на коленях или лежать – брошенную, забытую, полностью осознающую тяжесть своего ошейника. Гута хотела, чтобы он хоть изредка вспоминал о ней. Она знала, что влюблена. Но какой неслыханной дерзостью могло показаться это чувство у простой рабыни! Какой беспомощной делали ее чувства!

– Встань поближе, на колени, милашка Гута, – позвал Аброгастес и стукнул ладонью по краю скамьи.

Она подползла поближе, пока не оказалась совсем рядом со скамьей.

Он приподнял огромный замок ошейника, дужки которого входили в прочную петлю и одно из звеньев тяжелой цепи, спускающейся между грудями женщины перекинутой через бедро тяжелой петлей, ведущей к кольцу слева от помоста.

Аброгастес небрежно выпустил замок из пальцев и взглянул на женщину.

– Ты создана для цепи и ошейника, – произнес он.

– Да, господин.

– Скоро начнется весна, – задумчиво произнес он, – каменные ливни закончатся.

– Да, господин.

– Тогда львы вновь выйдут из логовищ.

Так он напомнил о кораблях, которые у варваров назывались «львами».

– Ты была жрицей, священной девой, – произнес он.

– Да, господин.

– А теперь стала простой рабыней.

– Да, господин.

– Но ты все еще, насколько я понимаю, девственница?

– Господин еще не счел нужным лишить меня девственности, – пробормотала она.

– Или отдать тебя конюхам, как он может поступить, – добавил Аброгастес.

– Нет, господин… – умоляюще прошептала она.

– Куда, по-твоему, пойдут львы на охоту этой весной?

– Я не знаю, господин, – испуганно сказала она. Аброгастес откусил мяса от оставшегося в руке куска и начал неторопливо жевать.

Женщина следила за ним, почти теряя сознание от голода.

– Так ты голодна? – спросил он.

– Да, господин! – быстро ответила она.

Он оторвал клочок мяса от большого куска и протянул рабыне, но как только она осторожно и благодарно взяла его, выдернул мясо из ее рта.

Он положил мясо себе в рот, тщательно разжевал и проглотил его.

На глазах рабыни выступили слезы.

– Тебе нравятся твои ошейник и цепь? – осведомился Аброгастес.

– Да, господин, – прошептала она.

– Тебе нравится клеймо?

– Да, господин.

На ее бедре стояло обычное клеймо, известное на всех рынках.

– Клеймо тебе идет, – заметил Аброгастес.

– Да, господин. – Гута склонила голову.

– Потому что теперь ты – жалкая рабыня.

– Да, господин.

– Гордая, высокомерная Гута, – усмехнулся он, – теперь стала всего-навсего рабыней! – Помолчав, он добавил: – Вероятно, этой весной львы навестят планету тимбри.

Она вздрогнула.

– Наверное, я пошлю тебя вперед, – продолжал он, – подвидом свободной женщины, чтобы оценить вражеские земли, разведать, где враги прячут свои богатства, отметить подходящие места для приземления…

– Прошу вас, не надо, господин…

– Ты – безмозглая дура, – резко бросил он. – Неужели ты думала, что я доверю такое дело рабыне?

Гута глядела на него и дрожала всем телом.

– Неужели думаешь, что я дам тебе возможность ускользнуть от меня?

– Я не знаю, господин, – прошептала она.

– Нет, ты думала так!

– Нет, нет!

Ярость в глазах Аброгастеса перепугала ее. Сознание собственного унижения жгло, как огонь.

– Разве ты не считала, что множество свободных женщин согласились бы на это за сундук монет или алмазный браслет, что их можно было бы купить так же легко, как рабынь, а потом низвести до положения этих тварей?

Она не осмелилась ответить.

– Разве ты сама когда-то не была такой?

– Да, господин, – наконец проговорила она. – Простите, господин.

Аброгастес с жадностью откусил еще мяса.

– Меня не кормили целый день, господин, – напомнила она, – наверное, по недосмотру стражников…

– Нет, – отрезал он, – таков был мой приказ.

– Господину не надо сердиться на свою рабыню…

– Ты недостойна того, чтобы сердиться на тебя.

– Да, господин.

– Знаешь, почему тебя привели на этот пир? – вдруг спросил он.

– Нет, господин.

– Это было с деланно намеренно, – ответил он. – Знаешь, почему тебя сегодня не кормили? Из-за того, чтобы понапрасну не тратить еду.

– Господин? – непонимающе переспросила она.

– Львы не пойдут охотиться в леса тимбри, – свирепо произнес он.

Она молчала.

– Добычу они найдут на других, богатых планетах.

– Где? – не удержалась она.

– Неужели свиньям позволено задавать вопросы хозяину? – нахмурился он.

– Нет, господин! Не надо ненавидеть свою рабыню! Господин…

– Да?

– Почему вы сказали, что на меня не стоило понапрасну тратить еду?

– Потому что вряд ли ты будешь живой завтра.

– Господин!

– Мне надо было убить тебя еще на Тенгутаксихай, – зло выговорил он.

– Нет, господин!

– Знаешь, почему я не сделал этого?

– Не знаю, господин.

– Ты неплохо разделась, и я проявил слабость. Знаешь, почему я не убил тебя на месте?

– Господину хотелось наказать меня, обратить в рабство.

– Верно, – кивнул он.

– Думаю, господину было любопытно увидеть, как я буду вести себя в роли презренной рабыни. Это не слабость, – твердо сказала она. – Не более, чем слабость льва, крадущегося к газели.

– И как же, по-твоему, ты вела себя в роли рабыни? – усмехнулся он.

– Господин не дал мне возможности показать это.

– Да, – с усмешкой согласился Аброгастес.

– Пусть господин попробует меня и узнает… Он осматривал ее, не говоря ни слова.

– Я умоляю, дайте мне возможность доказать господину…

– Ты умоляешь об этом как рабыня?

– Да, господин! – с жаром воскликнула она.

– Странно…

– Рабыня надеется, что она сумеет развлечь господина.

Темные, проницательные глаза Аброгастеса оглядели Гуту с ног до головы. Она отшатнулась, начиная понимать, что значит быть желанной, как может быть желанной только рабыня. Аброгастес сердито отвернулся.

– Ты ничтожна, – сказал он, – конечно, твое присутствие здесь имеет значение, но небольшое. Ты ничтожна по сравнению с тем, что предстоит нам сегодня. Ложись, – приказал он, и рабыня улеглась рядом со скамьей.

Не глядя на нее, Аброгастес доел мясо. Он поднял голову, подмечая, как пируют трети.

Бывшие гражданки Империи хорошо прислуживали им.

– Время уже подошло, господин? – осторожно осведомился писец, и Аброгастес кивнул.

– Надо ли принести копье? – спросил оруженосец.

– Да, – отрывисто сказал Аброгастес.




Глава 6


– Ваша еда, госпожа, – произнес молодой белобрысый офицер по имени Корелий, просовывая миску с недоваренной овсянкой под дверцу тесной клетки, дно которой находилось на три дюйма ниже пола секции.

Изнутри, свернувшись и закутавшись в свою жалкую одежду, на него смотрела женщина.

– Это вы? – прошептала она. – Должно быть, это вы!

Действительно, только он один из экипажа относился к ней с уважением! Наверняка это он!

– Что? – удивился он.

– Ведь это вы? – вновь прошептала она.

Он улыбнулся. Что означала его улыбка – подтверждение или удивление? Может, он считал ее помешанной?

Женщина издала восклицание злобы и отчаяния.

– Обычно надсмотрщиков благодарят за еду – так положено. Вы же знаете, что вас могут и забыть покормить…

– Вы не смеете требовать этого от меня! – воскликнула она.

– Могу, так же, как от других, – возразил он. Она вновь вскрикнула от смущения и беспокойства.

– Принесите мне чего-нибудь другого, – потребовала она. – Неужели вы думаете, что я возьму в рот эту размазню!

– Что бы вы хотели? – вежливо спросил он. Наверняка это был он!

– Жареного цыпленка, с тарином, в соусе сиба. Горячий риссит, свежую пому, жареные лепешки с яром, веллмерские пирожные, и вина… лучше всего каны, да, белой каны!

– Невероятно! – усмехнулся он.

– Вы наверняка сможете пронести еду сюда, – прошептала она.

– Риск слишком велик, – заговорщицким голосом отозвался он.

Она отпрянула. Все-таки это не он… Но, может быть, риск и в самом деле слишком велик?

Женщина тут же решила, когда все будет закончено, а это случится очень скоро, отомстить этому негодяю за то, что он не исполнил ее требование, за то, что видел ее унижение и беспомощность. Слишком уж жестоко он вел себя, не желая понять ее состояние. Как ей хотелось сообщить об этом наглеце Иааку!

– Не уходите! – попросила она.

Он повернулся.

– Да, госпожа?

– Скажите, это ведь вы?

– Что «я»? – удивленно переспросил он.

– Ничего, – смутилась она. – Нет! Не уходите!

Он вновь остановился.

– Вы вежливы со мной, – заметила она.

– Это просто привычка, – возразил офицер.

– Вы называете меня «госпожой».

– Это тоже привычка, – пожал он плечами.

– Знаете, ваша привычка здесь очень кстати.

– Несомненно, – согласился он.

– Меня заперли одну в этом отсеке, – пожаловалась она. – Где же другие? Разве это не возбудит подозрения?

При последних словах он с удивлением воззрился на нее.

Она ненавидела его всей душой – он был одет и свободен!

– Так почему? – настойчиво повторила она.

– Разве отметины на теле ничего вам не объясняют? – удивился он.

Она покраснела. Второй офицер, суровый и нетерпеливый мужлан, дважды стеганул ее плетью, когда она стояла на четвереньках в общей комнате.

– Вам поместили отдельно ото всех в наказание, – пояснил белобрысый. – Ваш пример, ваша дерзость может поразить остальных женщин, будущие хозяева останутся недовольны ими. Кроме того, вам следует знать – остальным женщинам вы не нравитесь.

– Не нравлюсь! – расхохоталась она. – Вот забавно!

Он пожал плечами.

– Принесите мне хорошей еды! – попросила она.

– Постарайтесь впредь вести себя лучше, – наставительно произнес он.

– Вести себя лучше? – изумилась она.

– Некоторые могут заподозрить, что вы вовсе не рабыня.

– Убирайтесь отсюда! – крикнула она.

– Прощайте, госпожа, – ответил офицер и направился к двери.

– Принесите мне хорошей еды! – еще раз крикнула она ему вслед.

Когда офицер скрылся в коридоре, она опустилась на колени перед решеткой и схватилась обеими руками за прутья.

Наверняка это был он, думала она.

Он был вежлив, называл ее «госпожой»… Или он просто издевался?

Этого женщина не знала.

Разумеется, агент Иаака не должен был обнаруживать себя перед ней – до определенного момента. Должно быть, это он. Кто же еще мог быть агентом?

Вести себя лучше! Остальным женщинам она не нравится! Тем хуже для них, рабынь, если они осмеливаются выражать недовольство ею, аристократкой, которая имеет право повелевать ими, бить их, продавать и покупать, как ей вздумается!

Вероятно, он и в самом деле не мог принести ей изысканную еду и вино – вдруг об этом узнал бы тот громадный варвар и что-нибудь заподозрил?

Она задумалась о варваре – этом страшном, молчаливом, грубом великане.

Она боялась его и тем не менее твердо помнила, что должна каким-то способом привлечь его внимание. Когда она получит кинжал, ей придется ухитриться остаться с варваром наедине.

Но как это ужасно – остаться одной с таким грубияном, не ведающим о цивилитас, необразованным, даже не гражданином Империи!

Она не желала вести себя как подобает рабыне.

Наверняка он быстрее заинтересуется ею, если она будет вести себя как свободная женщина, а не одна из этих жалких, беспомощных чувственных тварей! Но внезапно ее испугала мысль, что если она будет вести себя как свободная женщина, он заинтересуется ею, только чтобы лишить ее свободы, покорить, унизить так, как будто она ничем не отличается от других рабынь!

Должно быть, тот белобрысый офицер и в самом Деле агент Иаака, думала она, вцепившись в прутья клетки.

Если не он, то кто бы это мог быть?

Как она возненавидела с первого взгляда другого, строгого и нетерпеливого офицера, который наказал ее, нанеся два внезапных, хлестких и сильных удара, пока она стояла на четвереньках, как будто была всего лишь рабыней!

Перед отъездом из Лисля, в ту самую ночь, когда она побывала в императорском дворце, женщина безжалостно отхлестала свою рабыню – за то, что та осмелилась сообщить подробности о красоте своей госпожи осведомителям Иаака. Как плакала и просила о пощаде эта тварь, настоящая рабыня!

Неужели агент – тот суровый офицер, настоящее чудовище?

Именно он отделил ее от остальных женщин и посадил в эту клетку. Вздрогнув, женщина сжалась на холодном полу.

Это вполне мог быть он.

Должно быть, он пытался отвести от себя возможные подозрения, пытался скрыть взаимоотношения между ними, – этот хранитель кинжала, страж безопасности, помощник в быстром и легком возврате в Лисль, после того, как тайно приговоренный к смерти варвар погибнет от одной легкой царапины на коже.

Неужели он настолько искусный актер?

Видимо он посадил ее сюда, одну чтобы снизить вероятность ее разоблачения, отдать должное ее гордости, положению и неожиданному поступку, совершенному непреднамеренно, в момент простительной забывчивости в присутствии простых рабынь.

Это мог быть он.

Вероятно, он, разумно используя правила порядка, дал ей возможность уединиться, отделил ее от этих низких животных, ничтожных рабынь, в знак уважения к ее натуре и тонким чувствам.

В самом деле, это он!

Но ведь он не позволил ей одеться в клетке, впрочем, точно так же, как не позволил одеться другим рабыням в общей комнате.

Она решила, что молодой офицер флота, стоявший на причале, повинен в этом – он сделал замечание, и надсмотрщик решил строго следовать ему.

Но почему остальные не осадили его, как могли сделать? По знакам она поняла, что звание офицера было весьма невысоким.

Она возненавидела этого офицера флота.

С первого взгляда становилось ясно, что он знает, как обращаться с рабынями – в этом женщина была уверена.

Но ведь она не была рабыней!

Интересно, как должна она вести себя в присутствии строгого офицера, того, что ударил ее? Она усмехнулась.

Должно быть, ей придется вести себя, как настоящей рабыне.

Это будет забавно – он играет свою роль, она – свою, и никто не заподозрит, что два этих человека просто искусные актеры! А вдруг этот офицер – совсем не агент Иаака? Если так, тогда она не станет разыгрывать перед ним свою роль. Эта непростая роль, навязанная Иааком, беспокоила ее, она будила чувства, которые раздражали женщину. Чувства были совсем не такими, каких могла ожидать актриса.

Кроме того, она вспомнила о слухах об известных мастерах, умеющих распознавать ложь и лицемерие, и испугалась еще сильнее. Правда, об испытании на лживость она знала совсем немного.

Она села в дальнем углу клетки, подняв колени, и осмотрела дверцу из массивных прутьев. Клетка надежно держит меня, подумала женщина, как держала бы рабыню.

На Телнарии существовало два вида испытаний, одно из которых позволяло распознавать рабынь среди свободных женщин – обычно его применяли, когда беглянки-рабыни старательно пытались выдать себя за свободных женщин, но так же это испытание могло служить для выявления свободных женщин среди рабынь: они могли прятаться среди них при осаде города. Еще одно испытание показывало естественность или неестественность поведения рабыни. Конечно, рабство не было просто вопросом поведения, но уходило корнями глубоко в душу женщины, пронизывая каждую клетку ее тела. Отрицательные результаты испытаний означали простую видимость рабства, его симуляцию. В таких случаях рабыне быстро давали понять, что значит рабство и то, кто она такая. Сообразительным женщинам не требовалось много времени, дабы уяснить это. Иногда им просто предлагали выбор между абсолютным рабством или смертью, и женщины понимали, что третьего не дано, что у них не остается права действовать, лицемерить или даже просто о чем-то думать. В этот момент женщинам приходилось вслушиваться в самих себя, проникая внутрь своей души глубже, чем когда-либо в жизни. Эмоциональный катарсис заставлял их познать себя, и женщины в экстазе падали к ногам ненавистных прежде хозяев, радуясь этому открытию.

Дверь секции открылась, и женщина быстро подняла голову. Она прижала к себе колени, склонилась к ним грудью и крепко обняла их руками, стараясь скрыть свое тело.

Как ужасно, что ей не позволили одеться!

Скотник, коренастый, плечистый и добродушный мужчина с простоватым лицом просунул в дверь руку и выключил верхний свет.

– Эй ты! – крикнула женщина, когда он уже собрался уйти.

Дверь закрылась за мужской фигурой.

– Поди сюда! – снова позвала она.

Теперь в секции стояла темнота, ее освещали только два крохотных красноватых ночника на стене.

Этого хватило, чтобы проверить секцию и ее обитателей или содержащийся в ней груз.

Казалось, мужчина не слышал ее криков.

Она позвала еще раз:

– Подойдите! – Шаги в коридоре замерли. – Прошу вас, подойдите сюда!

Тускло освещенный красноватой лампочкой, мужчина появился на пороге. Постояв немного, он вновь собрался уходить.

– Господин! – позвала женщина. – Прошу вас, господин!

Он подошел к клетке.

– По ошибке мне принесли только миску холодной овсянки, – сказала она. – Я не могу ее есть. Принесите мне что-нибудь другое, прошу вас.

– На колени, – приказал он, – выпрямись на пятках, колени в стороны, руки на бедра ладонями вниз.

Она послушалась. Как ненавистны ей были приказы такого мужлана!

Неужели для ее роли и впрямь требуется послушание, как в ничтожной рабыне?

– Теперь сложи руки за головой, – потребовал он. И этот невежа осмеливался командовать ею! Женщина выполнила приказ, испытывая странное ощущение.

– Я не могу есть эту остывшую слизь, – произнесла она. – Ее принесли мне по ошибке. Принесите что-нибудь другое.

Как странно звучали эти слова при ее позе!

Мужчина попробовал дверцу клетки, но она была крепко заперта. Неужели он собирается войти? И если да, то зачем?

К счастью, у него не было ключа.

Разглядев на замке проволоку с восковой печатью, мужчина раздраженно сплюнул.

Насколько знала женщина, это была печать девственницы. Если она оказывалась сломанной, это означало, что в клетку кто-то входил без разрешения.

Мужчина пристально разглядывал ее, и женщина почувствовала испуг.

– Нет, – наконец произнес мужчина и отвернулся.

– Уже поздно, – напомнила женщина. Вправду, по времени на корабле стоял поздний вечер.

– В этой клетке жесткий железный пол, – объяснила она. – Я могу замерзнуть. Принесите мне матрас!

– А ты свернись, – подсказал мужчина. – Ложись на бок и свернись клубком.

Она выполнила приказ.

– Принесите мне матрас, – еще раз попросила она.

– Нет.

– Как вас зовут? – требовательным тоном произнесла она.

– Квалий.

– Чем вы занимаетесь на корабле?

– Я скотник.

– А что вы делаете здесь? – не отставала она.

– Присматриваю за свиньей.

Она задохнулась от ярости.

– Свернись получше, – приказал он.

Она раздраженно выполнила приказ, высоко подняв правое бедро и обнажив нежное лоно. При этом ее талия изогнулась, образуя глубокую впадину с округлыми склонами, колени прижались к упругой груди.

Ее тело было великолепным даже для рабыни.

– Принесите мне одеяло, – снова попросила она.

– Нет, – отрезал он.

– Я доложу о вас старшему офицеру, – пригрозила она, – или капитану!

Конечно, с тех пор, как ее ввели на корабль, она не видела ни старшего офицера, ни капитана. Скотник отвернулся.

– Хотя бы маленькую подстилку, господин! – настаивала она.

Он остановился у двери и оглянулся.

– Прошу вас, господин! – уже безнадежно крикнула она. – Господин!

Он постоял на месте.

– Принесите подстилку, господин!

– Нет, – решительно отказался он и вышел.

Женщина вновь села в клетке.

Что за невежа и дурень, думала она, но даже не попыталась предположить, что он – агент Иаака. Наверняка Иаак не стал бы доверять столь сложную задачу тупому и невежественному мужлану.

Но ей пришлось встать перед ним на колени, принимать позы по его указанию!

Неужели она действительно рабыня?

Нет! Она была твердо уверена в этом, и тем не менее испытывала странные чувства, постепенно узнавала огромную дистанцию, разделяющую женщин и мужчин в ее народе, разницу, которая не ограничивалась размерами, силой или слабостью, мягкостью или похотью.

Она боялась замерзнуть ночью.

Скорее бы корабль привез ее на Тангару!

Она надеялась, что ее отдельная клетка, изолированность от остальных не вызовет подозрений.

Должно быть, кинжал ей передаст старший офицер. Но ей самой придется остаться вдвоем с варваром.

Удастся ли это, размышляла она, поможет ли ее красота?

Ее внешность, казалось, никак не воздействовала на скотника. Но разве было в этом что-либо странное – ведь, как она слышала, женщин за красоту даже обращали в рабство?

Она пришла в ярость.

Она так унизилась, но ни на шаг не приблизилась к цели!

Неужели они в самом деле считают ее рабыней!

Надо подумать, как хорошенько отомстить этому мужлану. Иаак сможет это сделать.

Он потряс дверцу клетки – что это было, желание проверить ее надежность или наоборот, надежда на то, что дверца просто прикрыта? И если он надеялся на то, что дверца прикрыта, что могло случиться потом? Казалось, он был разочарован, обнаружив на дверце печать девственницы. Что, если бы дверца была непрочной или на ней не оказалось бы печати? Она передернула плечами. Женщина начала догадываться об уязвимости положения рабынь.

Она взглянула на пол клетки – интересно, каким было бы его прикосновение к телу?

Резко присев, она вновь попыталась стащить браслет с левой щиколотки. Ей это не удалось, и вскоре она сердито прекратила свое занятие. Браслет был прочным, как в то время, когда за ней наблюдал на пристани молодой офицер флота.

Это был браслет рабыни.

Конечно, он входил в ее маскарад, в действительности не принадлежа ей. И тем не менее он реально охватывал ее ногу, так, что она не могла снять его – точно так же, как любая другая запертая в клетку рабыня.

Она с отвращением взглянула на миску с заветренной овсянкой.

Неужели они надеялись, что она станет есть такую дрянь? Да она скорее уморит себя голодом!

Интересно, кто из членов экипажа – второй агент Иаака? Кто передаст ей кинжал?

Этой ночью ей удалось заснуть. Сон пришел почти сразу.

Ей снился тонкий кинжал с желтой рукояткой, покрытой витым узором. Рукоятка с изящно изогнутыми концами гарды защищала ее руку, чтобы та не соскользнула на лезвие, гладкое узкое лезвие кинжала, легко проникающего в тело, – около семи дюймов в длину, с бритвенно-острыми краями, заостренным кончиком, покрытое незаметным слоем некоего опасного вещества.

Ей снилось, как она вонзает кинжал в спину безмятежного великана, когда тот, лежа на животе отдыхает, ни о чем не подозревая.

Затем сон стал пугающим: она видела себя обнаженной, накрашенной и источающей запах дешевых духов, закованной в цепи, среди варваров, вместе с рабынями на невольничьих торгах. Она видела, как ее продавали на сотнях торгов сотням хозяев, и Иаак смеялся, и ее родственники смеялись, а пуще всех смеялась ее горничная, которая теперь была одета в платье знатной дамы, она смеялась и держала в руке плеть – ту самую плеть, которой была избита прежде. Теперь хозяйка и рабыня поменялись местами!

Она внезапно проснулась.

«Я не рабыня! – прокричала она на всю секцию, и тут же притаилась, боясь, как бы кто-нибудь не услышал ее. – Я не рабыня», – еще раз решительно прошептала она самой себе.

Она вспомнила картины своего сна – прикосновение меха к коленям, цепи на теле, мужчин вокруг, разглядывающих ее с непонятным ей желанием. Самое страшное, она знала, что может принадлежать любому из этих мужчин, и тогда ей придется потакать малейшей их прихоти. Она вспомнила невольничьи торги, крики распорядителей и себя саму, выставленную на помосте.

Она вздрогнула.

Она хорошо помнила свой неописуемый ужас во сне, когда твердо знала, кто она такая, и знала, что должна служить с радостью, без сожалений, усердно, безропотно, так, как пожелают хозяева!

Нет, я не рабыня, еще раз убеждающе прошептала она, я не могу быть рабыней.

Она уже давно испытывала ужасный голод.

Но в клетке не было еды, кроме миски с овсянкой.

Нет, она не сможет это есть, протестующе думала она, смахивая с глаз слезы.

Она обмакнула в овсянку палец и облизнула его. Потом взяла еще. Оказалось, что самое сложное – начать есть, дальше дело пошло легче.

Неужели так их будут кормить всегда, задавала она себе вопрос.

Она прикоснулась к браслету. Да что это с ней, не переставала удивляться женщина.

Корабль быстро привезет ее на Тангару. Неизвестный союзник передаст кинжал. Она поскорее покончит со всем этим и вернутся в столицу Империи.

Она вновь заснула и проспала без снов, пока не была разбужена белобрысым офицером. Он выпустил ее из клетки и велел на четвереньках идти в общую комнату.

Здесь рабыням предстояло начать уроки.

Старший офицер, Лисис, который отвечал за перевозку рабынь, счел это необходимым.




Глава 7


– Это не займет много времени, господин, – заверил Туво Авзоний.

– Меня задержали здесь, в Лисле, – ответил Юлиан. – Причем безо всякой причины, мое участие в церемониях вовсе не обязательно.

– Считается, что на церемониях должны присутствовать все родственники императорской семьи, – примирительно произнес Туво Авзоний.

– Почему-то мне тревожно, – проговорил Юлиан.

– Оттоний уже приближается к Тангаре. Какая беда в том, если он прибудет на несколько недель раньше вас? Разумеется, он дождется вас, чтобы попросить помощи и совета.

– Вряд ли он станет ждать, – возразил Юлиан. – Кажется, у него свои планы.

– Но ведь вы не сомневаетесь в его преданности Империи? – тревожно спросил Туво Авзоний.

– Не знаю, – вздохнул Юлиан.

– Его преданность несомненна, – заверил Авзоний. – Он, насколько я понимаю, вырос в деревне близ фестанга Сим-Гьядини, в горах Баррионуэво.

Фестанг, или монастырь Сим-Гьядини был затерянным в горах укрепленным поселением флоонианцев, монахов ордена Святого Гьядини, сторонника теории эманации. В то время по результатам голосования трех собраний духовенства эта теория была признана ересью.

– Несомненно, он крепко запомнил наставления братьев ордена Сим-Гьядини, – продолжал Туво Авзоний.

– Вряд ли, – покачал головой Юлиан. – Отношения деревни с фестангом были чисто хозяйственными. Подозреваю, что Оттоний знает о Флооне не больше, чем об Ораке или Умбе.

Орак считался повелителем богов в пантеоне Империи, а Умба – его супругой.

– Но он уже узнал славу Империи и цену цивилитас, – напомнил Туво Авзоний.

– Цивилитас скоро может стать пустым звуком, – возразил Юлиан.

– Нет, не говорите так, господин! – тревожно воскликнул Туво Авзоний.

– И тогда всему придет конец, – мрачно заключил Юлиан.

– Империя вечна!

– Была когда-то, – усмехнулся Юлиан. – Теперь Империи нет.

– Вы считаете, что Империя в опасности? – настороженно спросил Туво Авзоний.

– Да, – кивнул Юлиан.

Туво Авзоний промолчал.

– Империи нужны воины, – продолжал Юлиан. – Власть теряет силу, аристократия вырождается, толпы бродяг наводняют улицы, кругом царит беспорядок, союзники тревожатся, кто-то постоянно нарушает границы, торговые пути становятся опасными, отдаленные планеты уже давно оказались незащищенными, федераты неуправляемы…

– Но ведь варвары… – начал Туво Авзоний.

– Герои не рождаются на золоченом ложе, – поговоркой ответил Юлиан.

– Но они же варвары, господин! – возразил Туво Авзоний.

– Да, варвары.

– Как наш Оттоний?

– Да.

Туво Авзоний нахмурился.

– Они могут спасти Империю, – сказал Юлиан.

– Или уничтожить ее, – добавил Туво Авзоний.

– Да, – устало согласился Юлиан.

– Он крестьянин, – напомнил Туво Авзоний.

– Нет.

– Тогда кто же он?

– Не знаю, – пожал плечами Юлиан. – Это пока загадка, и ответ на нее можно найти в фестанге Сим-Гьядини.

– Господин, вы ведь на самом деле не считаете, что Империя в опасности? – с тревогой спросил Туво Авзоний.

– Нет, – медленно произнес Юлиан, – думаю, нет.

– Значит, нам нечего бояться.

– Конечно, нечего.

– Империя вечна, – с облегчением произнес Туво Авзоний.

– Да, – ответил Юлиан.




Глава 8


– Посмотрим, есть ли здесь мужчины! – многозначительно произнес Аброгастес. Его глаза заблестели, он поднялся со скамьи между двумя колоннами.

Он подал знак.

– Великое копье! – закричали гости.

– Копье клятвы!

– Что происходит?

– Почему его принесли в зал? – раздалось сразу несколько голосов.

– Сейчас не время браться за копье, – удивленно перешептывались гости.

– Да, сейчас не тысячелетие! – крикнул кто-то на весь зал.

Двое мужчин внести огромное копье с ясеневым древком и бронзовым наконечником, направленным в центр зала, к скамье Аброгастеса.

Коричневое гладкое древко копья было мощным, но податливым в руках великана, или Крагона, бога войны.

Дерево древка было еще свежим, недавно срубленным.

Широкий бронзовый наконечник был отлит в древней форме, оставшейся с тех времен, когда алеманны впервые познали тайны металла, начали ковать его и делать сплавы.

Существовало множество таких копий, и каждое чем-то отличалось от предшествующего, оставаясь при этом великим копьем.

«Это Великое копье», – произносил жрец, который умел читать древние и тайные знаки, и оружие предков называли после этого таким именем.

Последовательность ритуальных копий уходила в глубокую древность, до того еще, как появились первые военные песни, бури и сражения.

Время появления копья было неизвестно.

Древнейшие копья рассыпались в прах, когда приходило время, но на смену им уже бывали готовы новые.

Поэтому копье считалось древним, как и сами алеманны.

Это была священная вещь.

Позднее старые копья стали рубить топорами – таким образом, они как будто погибали в бою. Обломки заворачивали в дорогие ткани и сжигали на священном огне в тайном месте священного леса – легенда гласила, что именно в этом лесу Крагон, бог войны, создал алеманнов из земли, огня и собственной крови, чтобы в его шатре были достойные гости. Обычно Крагона изображали с ястребиными крыльями – вероятно, обозначающими проворство, свирепость, безжалостность, неожиданность бросков и хитрость. Интересно, что кроме этого Крагон считался богом мудрости. При синкретизме Империи он со множеством чужих богов иногда входил в имперский пантеон. Легенды гласили, что на тайной поляне леса, известной только избранным жрецам, Крагон вдохнул свое дыхание и дыхание огня в первых из алеманнов. Интересно то, что и у вандалов были подобные легенды, – это предполагало возможность существования древней общей культуры, даже культурного центра, относящегося к неолиту или протонеолиту, – центра, который заложил основы развития сразу нескольких варварских народов.

– Снимите с нее цепи! – воскликнул Аброгастес, указывая на Гуту, которая по-прежнему лежала сбоку от скамьи, глядя в зал.

Один из надсмотрщиков поспешно подошел к рабыне, вытащил из-за пояса связку ключей и вставил один из них в массивный замок ее широкого, прочного ошейника. Звякнул металл, крепкие дужки замка разошлись, и плачущую, перепуганную Гуту по знаку Аброгастеса согнали с помоста, схватили за волосы и бросили на землю в центре зала. Она оказалась в трех-четырех ярдах от копья, которое теперь было поставлено наконечником вверх на грязный пол зала. Гута встала на четвереньки лицом к Аброгастесу и склонила голову, положив ладони на пол, стараясь сделаться как можно меньше и незаметнее.

– Поднимись! – приказал Аброгастес.

Гута в страхе поднялась, распрямила спину, вскинула голову, положила ладони на бедра. Она молчала, умоляюще глядя на своего повелителя.

– Смотрите, братья! – в ярости крикнул Аброгастес, указывая на рабыню. – Смотрите на ту, что когда-то была Гутой, жрицей тимбри!

За столами поднялся ропот, ибо многие знали, что Гута повинна в гибели Ортога – считалось, что именно она подбила его на предательство и мятеж.

– Как тебя зовут? – крикнул Аброгастес рабыне.

– Гута, – громко ответила она.

– Что это за имя?

– Это имя рабыни, данное мне господином!

– Кто твой господин? – продолжал спрашивать он.

– Вы – мой господин, Аброгастес, король дризриаков, народа алеманнов.

– Для чего ты живешь?

– Чтобы служить моим хозяевам с немедленной, безусловной покорностью и совершенством, – торопливо ответила Гута.

– Это она, – крикнул Аброгастес, обращаясь к распаленным его словами гостям, – обманом и лестью, обещаниями и лживыми пророчествами возбудила тщеславие Ортога, она подбила его на предательство, она побудила его к ужасному мятежу, она заставила его бросить дризриаков, свой родной народ, она уговорила его основать отдельное племя, от которого теперь не осталось даже названия!

Конечно, это уничтоженное мятежное племя называлось ортунгами. Название еще не забылось, но его не решались упоминать ни в присутствии Аброгастеса, ни в шатрах дризриаков. Ортунги были побеждены и рассеяны, будто трава по ветру. Разумеется, кое-где прятались остатки этого племени, продолжающие гордо называть себя ортунгами по праву принятия колец, а не предательства дризриаков. После резни в шатре на Тенгутаксихай Аброгастес, по совету своих приближенных, позволил раскаявшимся ортунгам вернуться в шатры дризриаков. Орудием его политики служил не только меч, но и оливковая ветвь.

– Разве измена – не худшее из преступлений? – крикнул Аброгастес.

– Да! – закричали несколько гостей.

– Нет! – громогласно возразил Аброгастес. – Подстрекательство к измене – вот худшее из преступлений!

Он указал на Гуту.

– Да! Да! – поднялся рев за столами.

Бывшие гражданки Империи, опустившись на колени рядом со столами, дрожали от ужаса.

– Пощадите, господин! – завопила Гута, бросаясь на усыпанный тростником пол.

– Что мы сделаем с ней? – громко спросил Аброгастес.

– Убьем! Убьем ее! – закричали воины. Кое-кто из них вскочил из-за стола. Остальные стучали по доскам. – Убьем!

– Это будет уроком всем, кто вздумает предать свой народ!

– Да! – дружно подхватили гости. Лежащая в грязи Гута протянула руки к Аброгастесу.

– Сжальтесь, господин! – умоляла она.

Теперь она хорошо понимала, почему в этот день ей не дали еды, не желая тратить ее понапрасну.

Огромное копье в руках двух мужчин возвышалось прямо позади рабыни.

– На колени! – приказал Аброгастес.

Гута в ужасе повиновалась, хотя едва могла удержаться, стоя на коленях – так ее била дрожь.

– Дайте, я сам перережу ей глотку! – орал один из мужчин, вскочив на стол.

– Нет, лучше я! – возражал другой.

Один из воинов подскочил к рабыне, грубо схватил ее за волосы, запрокинув голову, и приставил нож к ее шее. Он с надеждой смотрел на Аброгастеса, но тот приказал ему и всем остальным отойти.

– Ты была жрицей, верно? – спросил Аброгастес.

– Да, господин, – пролепетала Гута.

– Ты была священной девой?

– Да, господин.

– Для жрицы на тебе слишком мало одежды, – усмехнулся он.

– Да, господин.

– У нее клеймо! – захохотал кто-то из гостей.

Смех прокатился по всему залу.

– Смотри, позади тебя копье алеманнов! – сказал Аброгастес.

– Да, господин, – Гута на четвереньках повернулась лицом к копью.

– Иди к нему!

Она быстро приблизилась к копью, и, не дожидаясь принуждений, принялась в отчаянии целовать и лизать древко.

Смех усилился.

– Она неглупа! – сказал кто-то.

– Еще бы! – добавили с другого конца зала.

Вообще до этого копья не позволялось дотрагиваться свободным женщинам из народа алеманнов или других народов. Тем не менее рабыни, женщины вражеских народов могли оказывать ему почести, выражать покорность – так же, как облизывать ноги воинов. Эти действия символизировали ничтожность рабынь, являлись знаком полного подчинения, принятия и признания могущества и славы алеманнов.

– Повернись! – приказал Аброгастес.

Вся дрожа, Гута с трудом повернулась лицом к Аброгастесу.

– Сейчас решим, останешься ты в живых или умрешь, – с расстановкой произнес Аброгастес.

– Господин? – умоляюще переспросила Гута.

– Принесите весы!

Мужчины разразились довольными криками.

Принесли весы с большими, но мелкими чашками, которые, когда рычаг был прижат к земле и удерживался в таком положении, находились на высоте в половину человеческого роста над землей.

– Вставай! – скомандовал Аброгастес.

Гута неуверенно поднялась на ноги.

– Приведите музыкантов! – потребовал Аброгастес.

В зал ввели трех мужчин, уроженцев песчаных пустынь Бейиры-II – до сих пор они дожидались в комнате возле зала, напоминающей кладовую. Двое музыкантов несли волынки, а третий – маленький барабан. На Бейире-II были не одни пустыни, но в целом на планете хватало ветреных, пустынных мест. Их пересекали одинокие караваны. Кое-где в пустынях попадались оазисы с финиковыми пальмами и травой для небольших стад. Караванные пути между этими оазисами были хорошо изучены. Некоторыми из них пользовались только местные жители, кочевники или пастухи, которые передвигались от оазиса к оазису в поисках свежей травы, давая ей время вырасти вновь. Часто возникали песчаные бури, которые продолжались целыми неделями – песком могло засыпать и стада, и кочевников. В пустынях, да и в других безлюдных местах одиночество становится щемящим, время тянется бесконечно. Обитатели таких мест, кочевники и пастухи обладают богатой культурой, у них есть множество легенд и сказок. У них есть и своя музыка – волнующая, мелодичная и печальная, музыка, которая возбуждает и мужчин, и женщин. Хотя снаружи шатры кочевников выглядят серыми и непривлекательными, сливаясь с желтовато-коричневыми тонами пустыни, изнутри их часто обивают ярким шелком, в них можно увидеть такие предметы роскоши, как богатые ковры, резные деревянные кресла, ярко начищенные медные сосуды. Жизнь в шатре контрастирует с однообразной и тягостной жизнью за его пределами. Внутри шатров обнаруживается совершенно иной мир. В этом крохотном мирке зачастую проявляются все признаки древней культуры жителей песчаных пустынь. В шатрах, на пышных коврах часто переступают изящные босые ножки в браслетах, в такт с ними пляшут яркие, шелковистые ткани, движения сопровождают резкие, возбуждающие звуки ручных цимбал. Мужчины с Бейиры-II известны во всей галактике своим умением учить рабынь прекрасным танцам, женственным и возбуждающим, излучающим радость и блаженство, движения которых наполнены ритмической грацией и невероятным сладострастием – танцам, которые во всей своей роскоши и славе служат средством выражения чувства, желания женщин, в ошейниках ведущих себя совершенно свободными, несмотря на наказания плетью за неохотное подчинение или более серьезный проступок. Этих рабынь жители пустынь часто покупали в портовых городах. Связанных, в капюшонах, их увозили на вьючных животных – увозили далеко в пустыни, в песках которых не оставалось следов. Жители пустынь платили за этих женщин по-разному – водили и охраняли караваны, отдавали сушеные финики из оазисов, зерно, рога и шкуры своего скота, минералы, неизвестно откуда взявшиеся в пустыне, совершенно бесполезные для кочевников, но ценные для жителей приграничных городов. В число этих минералов входили весса и форсхит, то есть медь и золото; полудрагоценные камни – бирюза, гранаты, аметисты, опалы и топазы; редкие виды глины – белая и красная, используемая в изготовлении краснофигурной утвари на планетах системы Бейиры. Существовало подозрение, что когда кочевники внезапно появлялись в городах с мешками монет, алмазов и жемчуга, рассказывая запутанные истории, это означало, что драгоценности были похищены у заблудившихся караванов. Разумеется, отчасти эти домыслы были справедливыми, и это приводило к ужасным догадкам о настоящей судьбе неудачливых караванов. Иногда на невольничьих торгах появлялись девушки, называющие себя дочерьми или племянницами богатых купцов, представителей власти и тому подобных людей, пропавших без вести в пустынях, но поскольку они были заклеймены, этих женщин плетью заставляли молчать. Вскоре их обычно увозили далеко от родных мест, женщины смирялись, привыкая к новой жизни. Некоторые из них оставались у кочевников и подолгу учились танцам рабынь. Однако в любое время эти танцовщицы, будучи любимыми и желанными, могли оказаться проданными или отданными в подарок, или увезенными менее явным способом – с помощью засады, веревки и мешка. Под строгим надзором жителей пустынь девушки быстро становились ценным подарком, группы жителей часто обменивались ими или уплачивали пошлины за пропуск каравана. Иногда случалось, что за такими танцовщицами охотились – для себя или продажи на торгах других планет. Танцовщицы с Бейиры-II славились во всех галактиках. Разумеется, в жизни этим женщинам приходилось заниматься не только танцами. В лагерях кочевников обычно находилось много хозяйственных дел, и все они входили в обязанности тех же танцовщиц. Их жизнь отнюдь не была легкой. Иногда им даже приходилось вить плети под надзором мужчин – те плети, которыми впоследствии должны были наказывать женщин.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=129536) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.