Карнавал Флетча Грегори Макдональд Флетч #5 Г. Макдональд – современный американский писатель, мастер остросюжетного жанра. Мировую известность принесли романы о приключениях Ирвина Флетчера, журналиста, которого коллеги называют просто «Флетч». Рискуя собственной жизнью, он проводит, независимо от полиции, расследование опасных и таинственных приключений. Грегори Макдональд КАРНАВАЛ ФЛЕТЧА Глава 1 Естественно, били барабаны, самбы, ритмы накладывались на ритмы на фоне ритмов. Накануне Карнавала этот современный город с населением в девять миллионов человек на юге Атлантики вибрировал от все убыстряющихся барабанных ритмов. Со всех сторон, каждую минуту, днем и ночью накатывал бой барабанов. – Не поняв Бразилии, вы не сможете осознать будущего, к которому идет мир, – изрекла стройная сорокалетняя бразильская писательница Марилия Динис. Зонт над столиком уличного кафе на авениде Атлантика бросал тень на ее глаза, яркие лучи солнца освещали рот. Она пожала хрупкими плечами. – К сожалению, никто не в силах понять Бразилию. Марилия сидела напротив Флетча в легком платье с узенькими бретельками на плечах. Светлая незагорелая кожа указывала на то, что писательница относилась к той редкой категории бразильцев, что никогда не ходят на пляж. Лаура Соарес, в шортах, сандалиях на босу ногу и маечке, с золотисто-коричневой от загара кожей, сидела справа от Флетча. Лаура регулярно бывала на пляже. Наряд Флетча остался неизменным: шорты и теннисные туфли. Перед Марилией и Лаурой стояли высокие стаканы с пивом, Флетч пил лучший, по его твердому убеждению, напиток в мире, карану. – Теперь, когда Флетч видит Прайа ди Копакабана, он не захочет поехать куда-нибудь еще, – вздохнула Лаура. – Возможно, мне не удастся увезти его назад, в Байа. – В Байа я готов вернуться в любой момент, – возразил Флетч. – Если позволит твой отец. – Он раскроет тебе объятия. Ты это знаешь. – Понятия не имею. – Первый принцип Бразилии, – подала голос Марилия, – абсолютная терпимость. – Терпит ли Бразилия нетерпимость? – Полагаю, что да, – Марилия наморщила носик. – Видите, вы не понимаете. По другую сторону авениды протянулся огромный, сверкающий на солнце пляж Копакабана, от Морру ду Леме слева до полуострова, отделяющего Копакабану от пляжей Арпуадора, Ипанемы и Леблона, справа. На пляже среди ярко расцвеченных зонтов и подстилок тысячи загорелых людей, всех возрастов и полов, делали зарядку, подтягивались на турниках, отжимались, бегали. Не поднимаясь со стула, Флетч насчитал четырнадцать пар команд, играющих в футбол. Маленькие дети плескались в воде у самого берега, взрослые плавали на глубине. Редко кто просто загорал. Температура воздуха составляла тридцать три градуса по Цельсию, примерно девяносто по Фаренгейту. Часы показывали четыре пополудни. Справа и слева от уличного кафе гремели барабаны. Подростки, мужчины, от четырнадцати лет и старше, били в барабаны различных размеров, различного звучания, били так, словно следующего раза уже не будет. Барабанщики справа были в канареечно-желтых шортах, слева – в ярко-алых. Каждый оркестр окружало полукольцо танцующих самбу. Танцевали и на тротуаре, и на мостовой, среди припаркованных машин. Один или два барабанщика могли оторваться на мгновение от инструмента, чтобы вытереть пот с груди, живота, лица, но весь оркестр не замолкал ни на секунду. Сама мысль об этом казалась кощунственной. Нельзя же остановить собственное сердце. И люди, проходившие мимо кафе, зеваки, слоняющиеся от одного уличного перекрестка к другому, от оркестра к оркестру, бизнесмены, одетые лишь в шорты и сандалии, иногда в рубашках, с бриф-кейсами в руках, женщины в бикини, несущие полиэтиленовые пакеты с покупками, босоногие мальчишки, играющие в футбол, шагали, били по мячу, бежали, отвечая заданному барабанами ритму движениями ног, бедер, плеч. Передвижение в ритме самбы, а не просто передвижение, – вот откуда у уроженцев Бразилии самые прекрасные ноги в мире, грациозность, идеальный баланс между мускулистыми икрами и стройными бедрами. Группы детей-нищих, в лохмотьях, ни секунды не стояли на месте, двигаясь в такт барабанам, и лишь их бездонно-черные глаза, казалось, замирали, отчего рука сама тянулась в карман. Официанты, в длинных черных брюках и белых рубашках с отложным воротничком, чтобы хоть как-то отличаться от туристов, и те следовали ритму самбы, то ли смахивая крошки со стола, то ли отгоняя нищих подростков. – Сидадэ маравильюса! – Флетч потянулся, закинув руки за голову. – Загадочный город, – подтвердила Марилия. – Загадочная страна. – В путеводителе написано: «При первом взгляде на Рио-де-Жанейро человек мгновенно прощает бога за то, что он сотворил Нью-Джерси». – Мне нравится Нью-Джерси, – вступилась за бога Лаура. – Это там, где Пенсильвания? Я так и думала. – Если уж нельзя осознать будущего, к которому идет мир, не поняв Бразилии, – продолжал Флетч, – я хотел бы узнать побольше о прошлом вашей страны. Признаю, я приехал в Бразилию довольно неожиданно для самого себя, без должной подготовки, но, оказавшись здесь, я ничего не смог узнать об истории Бразилии. Даже отец Лауры… Лаура хихикнула и положила руку на бедро Флетча. – У Бразилии нет прошлого. Поэтому мы такие загадочные. Марилия коротко глянула на Лауру. – Вы знаете, что такое queima de arguivo? Подошел ребенок-нищий и положил перед каждым по орешку. Лаура рассмеялась. – Не так давно бразильский самолет упал на автостраду. Такое могло случиться с любым самолетом. Через несколько минут появилась специальная команда и начала закрашивать бразильские опознавательные знаки на фюзеляже. Это наш способ предотвращать то, что уже произошло. – Это означает «сжигать архивы», – добавила Марилия. – Вернее, «заметать следы», – поправила ее Лаура. – Это бразильский образ жизни. Поэтому мы такие свободные. – Такое случалось не раз, – продолжила Марилия. – К власти приходит новое правительство. Отметая все, что делалось до него, оно отдает приказ уничтожить все документы прежних правительств. И мы начинаем новую жизнь, как после отпущения грехов. – Мы – нация анархистов, – рассмеялась Лаура. – Мы все анархисты. – История любой страны наполнена постыдными поступками. Мы предаем огню свидетельства бразильского стыда, а пепел рассеиваем по ветру, – заключила Марилия. Стоящий рядом со столиком маленький эльф, ребенок лет шести, неодобрительно переводил взгляд с одного на другого. Они не ели орешки. Марилия надела солнцезащитные очки и откинулась на спинку стула. – Давайте, Флетч. Флетч съел орешек. Мальчишка-нищий мгновенно подскочил к нему с полным кульком. Флетч достал из теннисной туфли пачку крузейро и заплатил ему за орешки. Раскрыл кулек и предложил его Марилии. Она покачала головой. – Вы тоже практикуете queima de arguivo? Вы в Бразилии, чтобы «сжечь архивы»? – Многие, наверно, приезжают сюда по этой причине. – Тем самым он становится бразильцем, – ввернула Лаура. – Почетным бразильцем. – Поэтому-то вас и невзлюбил отец Лауры? – Мой отец любит его, – возразила Лаура. – Любит. Дело лишь в том… – Ее отец – ученый, – пояснил Флетч. – Профессор университета. Поэт. Уже дюжина детей-нищих столпились вокруг Флетча, что-то нашептывая ему. – Ну разумеется. Отавью Кавальканти. Я хорошо его знаю. Лаура чуть ли не моя племянница. Здесь, в Рио, ей следовало остановиться у меня. – Он не выносит североамериканцев. Я – североамериканец. На тротуаре, у самого бордюрного камня, застыла старуха, по виду сущая ведьма. Длинное, бесформенное белое платье, черные мешки под глазами, похожие еще на одну пару глаз. И всеми четырьмя глазами она уставилась на Флетча. – Это не совсем верно, – улыбнулась Лаура. – Флетчер может приехать в Бразилию, может сидеть в этом кафе, пить карану, смотреть на проходящих мимо женщин. Моему отцу не разрешено посетить Соединенные Штаты Америки, читать свои стихи в Колумбийском университете. Вот чего он не приемлет. – Я читал стихи вашего отца, – заметил Флетч. – Он говорит от лица простого человека. Старуха в белом смотрела на Флетча, словно тот свалился с луны. – Есть и еще кое-что, – Лаура уселась поудобнее. – Ты должен это признать, Флетч. – Что же это? – спросила Марилия. – Мой отец полагает, что Флетч не видит отличий в жителях Бразилии. – Нигде нет такого единообразия, как в Бразилии, – ответил Флетч. – Мне это нравится. – Это не единообразие… – Лаура тревожно глянула на Марилию. – О да, – кивнула та. – Мой отец говорит, что Флетч пытается понять бразильцев через людей, которых он знал раньше. Он не может увидеть другую нашу сторону. – Я многого не понимаю. – Ты многого не принимаешь. Флетч широко улыбнулся. – Многое недоступно моим глазам. – Мой отец… – Лаура на мгновение запнулась. – Мой отец любит Флетча. Говорит, что как личность он удивительно открытый. – Для североамериканца, – ввернул Флетч. – Вы не сможете понять Бразилию, – глаза Марилии скрывались за темными стеклами очков. – Бразилия пускает к себе воров. Соединенные Штаты Северной Америки отказываются принять ученых и поэтов, которые борются за права простого человека. – Вы считаете, что я – вор? – осведомился Флетч. Во всяком случае, старая карга, взиравшая на него с тротуара, видела в нем что-то экстраординарное. – Вы сказали, что вам пришлось собираться в спешке. – Совершенно верно. – Вы ведете дела с Теу да Коста? – Веду. – Теудомиру да Коста – мой близкий друг. Насколько я понимаю, сегодня вечером мы встретимся на обеде в его доме. – Хорошо. – Теудомиру получает немалый доход, обменивая твердую валюту, в частности доллары, на крузейро, изумруды, золото. На этом он и разбогател. При слове «крузейро» дети-нищие подступили еще ближе к Флетчу. – Я думал, он начинал водителем такси. – Теудомиру никогда не сидел за рулем такси. Флетч достал деньги из теннисной туфли и отдал их Лауре, чтобы та расплатилась с официантом. Когда платила Лаура, изъясняясь на бразильском диалекте португальского языка, сумма обычно уменьшалась процентов на девяносто. Потом дал несколько крузейро самому маленькому из нищих. – Марилия, – вступилась за Флетча Лаура, – в Бразилии у мужчины нет прошлого. – У Флетчера может не быть прошлого. Тут я с тобой не спорю, Лаура. Я только не хочу видеть, как ты губишь свое будущее. – У меня нет будущего. Только пианино. – Бразильцы все в будущем, – возразила Марилия. – Прошлое… будущее, – пробормотал Флетч. – Я сказала что-то не то, – стушевалась Лаура. – Вы остановились в «Желтом попугае»? – тут же сменила тему Марилия, имея в виду отель на авениде Атлантика, едва ли не самый дорогой в Рио-де-Жанейро. – В «Желтом попугае», – подтвердил Флетч. – Вы должны признать, что не все в Бразилии доступно восприятию приезжего. – Флетч отличный парень, – Лаура посмотрела на Марилию и добавила что-то по-португальски. Затем перешла на английский. – Мой отец любит его. На тротуаре справа, протискиваясь меж танцующих, окруживших оркестр в канареечных шортах, появилась североамериканка, несомненно, только что прилетевшая из Штатов, в платье из тонкого зеленого шелка, обтягивающем фигуру, зеленых же туфельках на высоком каблуке, в солнцезащитных очках, с сумочкой через плечо. Лаура коснулась руки Флетча. – Тебе нехорошо, Флетч? – Нет, с чего ты взяла? – Ты внезапно побледнел. – Все нормально. Он нырнул под столик и начал зашнуровывать теннисные туфли. Мгновенно семь или восемь голов оборванцев оказались под столиком, чтобы посмотреть, что он там делает. Появилась под столиком и голова Лауры. – Флетч, в чем дело? – Estou com dor de estomago! – O-o-o-o-o-ol – сочувственно вздохнули оборванцы. – У тебя не может болеть живот! – возразила Лаура. – Estou com dor de cabeca! – О-о-о-о-о-о! – У тебя не может болеть голова! – Febre… nausea… uma insolacao.[1 - Слабость… тошнота… кружится голова.] – О-о-о-о-о-о! Загорелые ноги Лауры стоили того, чтобы посмотреть на них. Да и ноги Марилии, хоть и светлокожие, ненамного им уступали. И Флетч приободрился от одного их вида. – Флетчер! Что с тобой случилось? Почему ты залез под стол? – Та женщина. Женщина в зеленом, проходящая мимо. Не смотри на нее. Оборванцы попеременно смотрели то на Флетча, то на Лауру, словно понимая, о чем идет речь. – Женщина как женщина. Что в ней такого? – Она, возможно, думает, что я убил ее мужа. Глава 2 – Жаниу! – с пугающей скоростью длинное белое платье надвинулось сквозь густую зелень, старая карга выскочила из кустов прямо перед ними в маленьком переднем дворике отеля «Желтый попугай». Она подняла руку, скрюченный артритом указательный палец смотрел в лицо Флетча. – Жаниу Баррету! Флетч отступил на шаг. Сжал руку Лауры. Карга шагнула вперед, все так же целясь пальцем в лицо Флетча. – Жаниу Баррету! Он-то надеялся, что расстался с каргой навсегда. Марилию они оставили в кафе, прошли полквартала направо, мимо оркестра на углу, игнорируя жесты танцоров, приглашающих составить им компанию. Повернули направо, снова направо на авениду Копакабана, прошагали несколько кварталов, вновь повернули направо, на улицу, проходящую за отелем «Желтый попугай», осмотрелись, не обнаружив ничего подозрительного, обогнули угол и по тропинке устремились в передний дворик отеля. Через парадную дверь войти они не могли, поскольку Флетч был без рубашки. Он уже и думать забыл о старухе. А теперь она загородила им дорогу в отель. – Жаниу Баррету! – обвиняла она, тыча скрюченным пальцем в его лицо. – Жаниу Баррету! Лаура выступила вперед. Положила руку на рукав старухи и заговорила с ней ласковым голосом. Флетч разобрал португальское слово «мать». – Жаниу Баррету! – настаивала карга. Лаура все говорила и говорила. Из парадной двери отеля появился швейцар и направился к ним. – Какие-то трудности, сэр? – спросил он Флетча. – Нет. Думаю, что нет. Не знаю. Женщины продолжали разговор. – Дайте ей немного денег, – предложил швейцар. – Из милосердия. Старуха уже что-то объясняла Лауре, то и дело поглядывая на Флетча. Высокая, еще стройная и очень подвижная, раз успела добраться до отеля раньше их. Огромные карие глаза, ясные и бездонные. Изрезанное тысячами морщинок лицо. Тонкие, седые волосы, свободно падающие вниз. Лишь несколько потемневших зубов во рту. Познания Флетча в португальском позволяли понять такие слова, как жена, муж, отец, сыновья, дочь, лодка. Слушая старуху, начала поглядывать на Флетча и Лаура. В глазах ее появилась неуверенность. Не уходил и швейцар. И его, похоже, не оставил равнодушным рассказ старой карги. – Что она говорит? – спросил Флетч. Лаура подождала, пока старуха закончит предложение. – Она говорит, что ты – Жаниу Баррету. – Кто? Что? – Жаниу Баррету. – Это не я… И никогда им не был. Пошли. Лаура чуть наклонилась к нему. – Она утверждает обратное. Старуха заговорила вновь, явно повторяясь, о какой-то лодке. Лаура всматривалась в глаза Флетча, без тени улыбки на лице. – Она говорит, что ты – ее муж. – Ее муж? Однако. – Она говорит, что ты – Жаниу Баррету, ее муж, – твердо повторила Лаура. Она и старуха уже взялись за руки. – Разумеется, – кивнул Флетч. – Естественно. Другого и быть не могло. Она не первая, кто это говорит, знаешь ли. И не вторая. Скажи мне, в Калифорнии у нее есть адвокат по разводам? – швейцар, который все слышал, все понял, теперь смотрел на Флетча. – Скажи ей, что сначала ей надо связаться с адвокатом, – и улыбнулся швейцару. Тот улыбаться не пожелал. – Ты – ее муж, Жаниу Баррету, – не унималась Лаура. – Надеюсь, она вызовет меня в суд под этим именем. В чем дело? Что происходит? Лаура! – Ты умер сорок семь лет назад, совсем молодым, примерно в том возрасте, что ты сейчас. Будучи молодым мужем этой женщины. – Какое горе! – У тебя, как бы это сказать, аура Жаниу Баррету. Его второе я. Его душа, – Лаура улыбнулась. – Она рада видеть тебя. – Могу себе представить, – стоя посреди переднего дворика отеля, окруженный густыми кустами, слыша шум машин, проносящихся по авениде, крики играющих детей, барабанный бой оркестров, Флетч почувствовал, как по его коже пробежал холодок. – Лаура… – С этой женщиной ты зачал двух сыновей и дочь, – Лаура по-прежнему держала старуху за руку. – Конечно, они уже выросли. У них свои дети. Она хочет, чтобы ты встретился с ними. – Лаура, ей просто нужны деньги. Я не намерен содержать большую бразильскую семью. Швейцар не отрывал взгляда от Флетча. – Ты был рыбаком. Море кормило тебя и твою семью. Старая карга приблизилась к Флетчу. – Она хочет тебя обнять, – пояснила Лаура. – Лаура! Мой бог… – Флетч инстинктивно подался назад и в сторону. В глазах старухи стояли слезы. Лаура отпустила ее руку. Он почувствовал спиной ветки одного из кустов. Дальше отступать было некуда. – Лаура, что это? Что она делает? – Самое важное… Старуха настигла Флетча, подняла руки, обвила его шею. Ее глаза светились любовью. – Лаура! Швейцар поднял руку. – Подождите, сэр. Это еще не все. Щека старой карги, мокрая от слез, прижалась к щеке Флетча. Пахло от нее ужасно: растительным маслом, рыбой, многим, многим другим. Она прижалась к нему всем телом. Флетч старался не дышать. Он хотел задохнуться. Ветки кустов кололи голую спину. – Теперь о самом важном… – голова Лауры чуть поникла. – Сорок семь лет назад, когда ты был молодым, в другой жизни, тебя убили. – Лаура выдержала паузу. – Теперь ты должен сказать семье, кто тебя убил! Швейцар согласно кивнул. А Лаура, встретившись взглядом с Флетчем, добавила «И ты не будешь знать отдыха, пока не назовешь убийцу». Глава 3 – Ну конечно! – Флетч – вышел из душа, с полотенцем, обернутым вокруг талии. – Я все-таки хочу, чтобы в твоих рассуждениях возобладал здравый смысл. – А как может быть иначе? Голая, стройная, длинноногая, она лежала поперек кровати со сбитыми простынями и читала «Ньюсуик». Волнистые черные волосы падали ей на лицо. Лучи заходящего солнца, проникающие сквозь балконную дверь, золотили кожу. – Лаура Соарес, – словно конферансье, воскликнул Флетч. – Из Сан Сальвадор да Байа ди Тодос уз Сантус. Училась игре на фортепьяно в университете Байа. Затем два года в Лондонской консерватории. – Мне не понравилась Лондонская консерватория. Там не понимают бразильской музыки. В консерватории музыку консервируют, знаешь ли. Не дают ей развиваться. – Иногда дает концерты. Дочь Отавью Кавальканти, ученого и поэта. А твоя мать разводит орхидеи и увлекается фотографией. – Моя мать выращивает цветы и фотографирует их. Старается убить время. Флетч пошире раздвинул портьеры. Окна их номера выходили на задний двор. В другом доме, в окне напротив, мужчина, в трусах и майке, красил комнату. Начал он еще утром, когда они только прибыли в «Желтый попугай». Комната, которую он красил, не показалась Флетчу чрезмерно большой. Скорее, мужчина не мог найти себе лучшего занятия и просто растягивал удовольствие… Когда они вернулись в номер, Флетч прямиком направился в душ. Он весь пропах ароматами старой карги. От ее слез лицо стало липким, шеей он еще чувствовал прикосновения ее рук. Он уже намылился, когда отдернулась занавеска и в ванну влезла Лаура. Потерла ему спину, шею. Потом они добрались до кровати, и скоро их тела двигались в такт доносящемуся через открытое окно барабанному бою. Насытившись друг другом, они полежали спокойно, пока высыхал пот, приятно холодя кожу. И Флетч вновь пошел под душ. Теперь он стоял у окна… – Пища наполовину должна состоять из углеводов, – сообщила ему Лаура, читая журнал. – Ты читаешь о диете? Тебе она не нужна. У тебя все на месте, ничего лишнего. – Мою маму это заинтересует. Углеводороды. Я правильно произношу это слово? – Нет. Но я понял. – Кажется, в Лондоне об углеводородах не говорили. Я никогда о них не слышала. Макароны! – У тебя нет ко мне никаких вопросов? – О макаронах? – она не отрывалась от журнала. – О женщине в зеленом платье. Я же сказал, она, возможно, думает, что я убил ее мужа. Она прилетела в Рио, чтобы найти меня. – И что? – А ты ничего не спрашиваешь. – Все это связано с твоим прошлым. Всякий может выдумать историю и сказать, что она случилась с ним в прошлом. – Ты не любопытна? – Меня интересует только будущее. Сколько времени? Флетч взглянул на часы. – Почти семь. – Нам пора к да Коста. Намного опаздывать нехорошо. Невежливо по отношению к слугам. У них и так полно забот. Если гости задерживаются, они нервничают. – У меня есть вопросы. – Естественно. Ты же североамериканец. – Твой отец Отавью Кавальканти. Ты – Лаура Соарес. – Флетчер, милый, это все прошлое. – Я не понимаю. – Это связано с тем, кто носил такую фамилию в прошлом. Со временем об этом забываешь. Тут пишут, что надо есть курицу и рыбу, а от говядины и свинины воздерживаться. Почему-то нет ни слова о рисе и фасоли. – Ты не хочешь поговорить со мной об этой старухе? – А о чем тут говорить? – Я – не Жаниу Баррету. Кто бы он ни был. – Она утверждает, что ты – Жаниу. Она узнала тебя. Внимательно следила за тобой, пока мы сидели в кафе. Ты заметил ее? – Да. – Она сказала, что ноги у тебя точь-в-точь, как у ее мужа, и такие же сильные мышцы живота, от выбирания полных сетей, те же пропорции между плечами и бедрами. Даже пупок одинаковый. – Лаура… – Ей ли не знать. – Я никогда в жизни не выбирал сети, полные рыбы. – У тебя мышцы Жаниу Баррету. – Лаура, редко у кого из бразильцев встречается такая светлая кожа, как у меня. – У некоторых встречается. К примеру, у Жаниу Баррету. У вас одинаковые головы, говорит она, и глаза тоже. – Я чем-то напоминал и мужа той женщины в зеленом платье. – Внешнее сходство тут ни при чем. Она говорит, что ты – Жаниу Баррету, ее муж. – Которого убили сорок семь лет назад. – Да. – Я – призрак? Это она сказала? – Частично. Нет, ты есть ты. И ты – Жаниу Баррету. Ты же приехал в Бразилию, не так ли? Флетч глубоко вздохнул. – Как зовут эту старую каргу? – Идалина Баррету. – Меня тревожит, что ты так внимательно слушала ее. И швейцар… – А почему бы и нет? – Лаура перевернула страницу. – Она же говорила. – Лаура, ты, судя по всему, полностью отбрасываешь реальное прошлое. И, однако, принимаешь на веру такую чушь. Лаура, казалось, внимательно изучала таблицу в конце статьи. – Что есть реальность? – Чему ты больше веришь? – В бананах много калия. Не зря я их так люблю. – Ты не даешь ничего объяснить. И ничего не объясняешь сама. – Если можешь, забудь пока об Идалине Баррету. Она отбросила журнал и посмотрела на него, стоящего у окна. – Как нам понять друг друга? – задал Флетч риторический вопрос. Лаура перевернулась на спину, подняла одну ногу. – Поделись со мной своим бананом. Флетч рассмеялся. – Мне необходимо больше калия. – Я надеюсь, глюконата калия. – Иди ко мне, Жаниу. Я хочу твоего калия. – Я не Жаниу. – Калий Жаниу. Твой калий. Сорви свой банан и покорми меня калием. – Ты сумасшедшая. – Приди, приди, мой Жаниу. Твой банан созрел. Я вижу, он созрел. Я очищу его зубами. Дай мне попробовать твой банан. – Где мой башмак? – ему пришлось опуститься на колено в белых брюках, чтобы заглянуть под кровать. Лаура вошла в комнату и остановилась. В ванной она приняла душ, уложила волосы, надела белые слаксы и белую же блузку. – Что это за камень под нашей кроватью, – он показал ей маленькую каменную статуэтку, которую достал из-под кровати. – Это же жаба. Каменная жаба. – Точно, – кивнула Лаура. – Кто положил каменную жабу под нашу кровать? – Должно быть, горничная оставила ее там. – Горничная оставила каменную жабу под нашей кроватью? – Положи ее на место, – предложила Лаура. – Наверное, для нее это важно. Глава 4 – Отец здесь, – Лаура положила три ложки сахарного песка в свой стакан кашасы. – Я слышу его голос. Из вежливости Флетч взял стакан кашасы с серебряного подноса, протянутого ему лакеем. Кашаса-бренди из сока сахарного тростника. В Бразилии принято предлагать гостям кашасу. Отказ считается дурным тоном. Флетч пробовал пить кашасу с избытком сахара, с недостатком, вообще без сахара. В каждом случае кашаса не лезла в горло. Со стаканом кашасы в руке он последовал за Лаурой на террасу. Теудомиру да Коста построил дом вопреки общепринятым канонам. Пройдя в холл, нужно было спуститься вниз, чтобы попасть в спальни или уютную семейную гостиную, а зал, где принимали гостей, с великолепными картинами и другими произведениями искусства, находился выше уровня улицы. Из зала, вознесшегося над авенидой Эпитасиу Пассуа, высокие двери вели на большую террасу, уставленную кадками с кустами, усыпанными зелеными, красными, желтыми цветами. С террасы открывался замечательный вид на лагуну Родригу ди Фрэйтас. В тот вечер в зале приемов накрыли длинный стол на двенадцать персон. Хрустальные бокалы, серебряные приборы. Теудомиру неплохо зарабатывал, меняя доллары на крузейро и драгоценности. Флетч вложил свои деньги в его фирму. На террасе Лаура и Отавью приветствовали друг друга объятиями, поцелуями и быстрой португальской, на бразильском диалекте, речью. Отавью молча пожал руку Флетча. – Boa noite, – Флетч улыбнулся. – Отавью приехал на встречу с издателем, – пояснила Лаура. – Он остановился неподалеку, у Альфреду и Глории. Ты с ними встречался? Альфреду – чудесный человек, настоящий бразилец, жизнерадостный, щедрый. А Глория – великолепная женщина, умная, очаровательная, такая душевная. – Они здесь? Лаура оглядела террасу. – Я их не вижу. – Они готовятся к завтрашнему костюмированному балу, – сказал им Отавью. – Мне готовиться не надо. Поэты рождаются в маске. – А твоя мать? – спросил Флетч Лауру, – Она не приехала из Байа? – Моя мать, – вздохнула Лаура. – Орхидеи нельзя оставлять без присмотра ни на час. – Они хуже детей, – согласился Отавью. – Во всяком случае, хуже меня, – добавила Лаура. Теудомиру да Коста направился к ним. Высокий, лысый, лет шестидесяти. – Флетчер, как хорошо, что вы вернулись. Как вам Байа? Флетч улыбнулся и взял Лауру за руку. – Я нашел там друзей. – Но Кавальканти – мой друг, – Теу поцеловал Лауру в щеку. – И Лаура тоже. – Мы все друзья, – вставил Отавью. Тео взял из руки Флетча стакан с кашасой и поставил на поднос проходящего мимо лакея. Что-то сказал ему по-португальски. – Я попросил его принести вам водку с апельсиновым соком и льдом. Пойдемте, я хочу познакомить вас с да Силва, – он увлек Флетча на другую сторону террасы. – Лаура с вами или с отцом? – Со мной. – О! Вы счастливчик. Потом Теу представил Флетча еще одному шестидесятилетнему джентльмену, Алойзью да Силва. – Вы должны зайти ко мне в контору, – тут же затараторил да Силва. – У меня новый компьютер. Самый современный. Из вашей страны. – Меня очень интересуют компьютеры. – Отлично. Я хочу услышать ваше мнение о моем приобретении. Лакей принес Флетчу водку с апельсиновым соком и льдом. – Кстати, вы, наверное, заметили, как растет мой новый дом. Вы давно в Рио? – Приехал три недели назад, но на две уезжал в Байа и вернулся лишь поза-позавчера. – Тогда, наверное, вы не обратили внимания на мой новый дом. – Рио все время в движении. – Да, разумеется. Он строится в центре. Около авениды Рио Бранку. – Я видел, что там строят большое здание. Очень большое. – Очень большое, – кивнул да Силва. – Вы должны поехать туда со мной. Вам будет интересно. – С удовольствием. – Просто удивительно, какие чудеса творят компьютеры в строительном деле. Появилась Марилия Динис со стаканом кашасы. Поцеловала в щеку и Алойзью, и Флетча. – Все хорошо, Алойзью? – Конечно. – Богатеем? – Разумеется. Марилия так и осталась для Флетча загадкой. Мало того, что она, должно быть, единственная в Рио, никогда не загорала. Она видела людей в ином свете. – Марилия, после того как мы оставили вас, с нами кое-что случилось. – В Рио всегда что-то случается, – она пригубила кашасу, – Послушайте. Теу приобрел новые картины. Обещал показать их нам после обеда. – Отавью, может быть, вы поможете мне разобраться в одном деле? – Каком же? Флетч и Отавью стояли на террасе и смотрели на лагуну, залитую лунным светом. Отавью пил шотландское виски с содовой. В Бразилии обращались по именам даже к выдающимся ученым и поэтам. – Вам ничего не говорит имя Идалина Баррету? – Нет. – Может, она славится своими причудами? – Слышу о ней в первый раз. Лаура невдалеке беседовала с четой Вияна. – Я думаю, может, это какое-то мошенничество. Обман. – А, обман. В Бразилии всякое бывает. – Сегодня днем к нам с Лаурой подошла старая женщина, по виду колдунья, в длинном белом платье. Она назвалась Идалина Баррету. Снизу на террасу доносился бой барабанов. – И что? – Она заявила, что я – ее муж. Отавью повернул голову, чтобы взглянуть на Флетча. – Ее покойный муж. Жаниу Баррету. Моряк. Отец ее детей. – Но… – Этого Жаниу убили, когда он был молодым, в моем возрасте, сорок семь лет назад. – Так. – Вы меня слушаете? – Разумеется. – Она потребовала, чтобы я сказал ей, кто меня убил. Отавью еще несколько секунд смотрел на Флетча, а затем отвел взгляд. – Помогите мне понять, что все это значит. Отавью отпил виски. – А чего тут понимать? За длинным обеденным столом разговор шел в основном о бразильской кухне, со свойственными ей высококалорийными блюдами, об огромном количестве сахара, поглощаемого бразильцами с кофе, с кашасой, которая и так достаточно сладкая, о способах приготовления ватапы, которую им подали на обед, о безалкогольном напитке карана, придающем силы. Индейцы утверждали, что карана прочищает кровеносные сосуды, идущие к сердцу и от него. Флетч по себе знал, что карана снимает усталость. Внесла свою лепту и Лаура: «Бананы тоже очень полезны. В бананах много калия». Потом Марилия спросила о картинах, купленных Теу. – Я покажу их вам после обеда. Может, сначала Лаура нам сыграет. – Пожалуйста, – попросила сеньора Вияна. – Хорошо. – А потом посмотрим картины, – добавил Теу. – Вы были в Музее современного искусства? – спросил Флетча Алойзью да Силва. – Да. – Вам, наверное, понравилось здание. – Очень понравилось. Великолепное здание. И я там отлично поел, – сидящие за столом замолчали. – Только картин вот маловато. – О да, – согласилась Марилия. – Я-то говорю о самом здании, – гнул свое Алойзью. – Случился пожар… – начал Теу. – И все картины сгорели, – добавила сеньора Вияна. – Очень печально. – Не все, – поправил ее муж. – Несколько осталось. Алойзью смотрел в тарелку. – Я думал, вас заинтересует здание. – Картины в музее сгорели, – повторил Флетч. – Это еще один случай queima de arguivo? Над столом повисла гробовая тишина. – Я думаю, это хорошо, – в полном молчании продолжил Флетч, – когда художники каждого поколения уничтожают прошлое, чтобы начать все сначала. Я думаю, иначе они просто не могут. Прошло немало времени, прежде чем возобновился и набрал силу общий разговор. – Я вижу, с вами Лаура. Я рад, – Вияна сел рядом с Флетчем на диван в гостиной. Они ждали, когда Лаура Соарес начнет играть. – В Рио надо быть очень осторожным с женщинами. – С женщинами надо быть очень осторожным везде. – Это так. Но в Рио особенно, – он пригубил кофе. – Даже я попался. Однажды ночью. Танцую с одной, знаете ли. И выясняется, что это мужчина. Естественно, прооперированный. На этом так легко обмануться. – В Бразилии можно обмануться на чем угодно. – Да, да, такое случается. Лаура начала с произведений Виллы Лобус, затем исполнила несколько своих аранжировок композиций Милтона Насименту, сохраняя присущую им романтичность. У стены Отавью Кавальканти дремал в глубоком кресле над чашкой кофе. Закончила она также аранжированными ею народными бразильскими мелодиями. В исполнении Лауры Соарес чувствовалась прекрасная техника, педагоги Лондонской консерватории, похоже, потрудились на славу, но едва ли она играла эти композиции в учебных классах. Когда она встала из-за пианино, аплодировали все, кроме Отавью, ее отца. Лаура же осталась недовольна своим выступлением. – Могла бы сыграть и получше, – она улыбнулась Флетчу. – В последние две недели я редко садилась к пианино. – Мы пришли посмотреть ваши новые картины, Теу! – воскликнул молодой парень, войдя в зал. Был он в белых рубашке и брюках, зеленой накидке, зеленой шляпе с широкими полями и зеленых же туфлях. – Я жду только вас, – ответил из-за стойки бара Теу. И тут же рядом с первым мужчиной появились еще трое, в дорогих одеждах, прекрасно сшитых, двигающиеся не торопясь, словно артисты, выходящие на сцену, все гибкие, с крадущейся походкой фехтовальщика, акробата или гимнаста. Четвертый, потяжелее, изрядно выпивши, с трудом держался на ногах. – Тонинью! – закричали женщины. Сеньора Вияна расцеловала его в обе щеки. – Титу! Орланду! – никто словно и не замечал четвертого мужчины. Наконец, обратили внимание и на него. – Норивал! Как самочувствие? Черные рубашка и брюки Титу сидели на нем как влитые. Казалось, они сшиты из одного куска материи. Белые рубашку и брюки Орланду украшали синие эполеты и лампасы. Норивал предпочитал зеленый цвет, с коричневыми накладными карманами как на рубашке, так и на брюках. Гости Теу окружили вновь прибывшую четверку, все говорили по-португальски, радостно смеялись. Лаура поцеловала и обняла каждого. Флетч попросил бармена налить бокал караны. Пока Лаура играла, из зала убрали не только обеденные приборы, но и длинный стол. А у стены, тыльной стороной к залу, поставили картины. В наиболее ярко освещенной точке зала установили мольберт. Теперь Тонинью стоял перед мольбертом, размахивая руками, а его зеленая пелерина порхала, словно крылья. От его слов гости покатывались со смеху. Он очаровывал всех, даже своих спутников, Титу, Орланду и Норивала. Глаза Лауры радостно сверкали, когда она вернулась к Флетчу. – Кто это? – спросил он. – Чечеточники. Они все друзья. – Они танцуют? – Да. – Профессионально? – Нет. – Поют? – Нет. – Показывают фокусы? – Они просто друзья. – И пользуются успехом, не так ли? – Они и вправду милы. Тонинью направился к ним, чтобы пожать руку Флетчу. – Тонинью, – улыбнулась Лаура. – Это И. М. Флетчер. – О да, – глаза Тонинью сверкали, как брильянты. – Жаниу Баррету. Я – Тонинью Брага. – Вы знаете об этом? – Флетч пожал протянутую руку. Тонинью картинно всплеснул руками. – Весь мир знает об этом! К ним подошел Теу да Коста. Лаура что-то сказала Тонинью. По-португальски. Тот коротко ответил и рассмеялся. – Флетчер, – негромко произнес Теу да Коста, – через день или два я хотел бы поговорить с вами. Наедине. – Хорошо. – Вашего отца здесь нет. Нет нужды копаться в вашем прошлом… – Теу замолк на полуслове. – Разумеется, Теу. Я ценю ваш такт. – Пойдемте, Теу! – воскликнул Тонинью. – Картины! Мы пришли посмотреть ваши новые картины! Одну за другой Теу ставил картины на мольберт, позволяя гостям насладиться каждой из них. Марсьер, Бианку, Портинари, Теруз, ди Кавальканти, Виргулину. Написанные ярко, сочными цветами. Особенно понравились Флетчу две картины, одна – изображающая мать и ребенка, другая – ребенка с клеткой для птиц. Флетчу виделись в картинах все ритмы, цвета, чувства и загадки Бразилии. Позже Флетч сел на диван рядом с сонным Отавью Кавальканти. – Вам понравились картины? – спросил Отавью. – Очень. – Больше, чем здание музея? – Отавью улыбнулся. – Вы – североамериканец. Все ждут от вас страстной привязанности к зданиям, компьютерам и другим машинам. – Похоже. – У Теу, пожалуй, самое лучшее собрание картин, особенно теперь, когда музей – всего лишь красивое здание. – Ему следует принять особые меры противопожарной безопасности. На это Отавью не прореагировал. – Вот о чем я хочу вас спросить, – продолжил Флетч. – Одеваясь сегодня вечером, я заглянул под кровать в поисках ботинка и нашел там маленький камень. Отавью приподнял одну бровь. – Оказалось, что это статуэтка. Маленькая жаба. Отавью вздохнул. – Зачем горничной класть каменную жабу под мою кровать? Медленно, тяжело Отавью Кавальканти поднялся с дивана. Направился к бару и попросил налить ему виски с содовой. – Пойдем, – Лаура танцующей походкой пересекла комнату, протягивая к Флетчу руки. Он сидел на диване один, думая об Илья дус Кайкарас. Он видел себя Илья дус Кайкарас, маленьким островом в лагуне. – Я свое отработала. Сыграла целый концерт. Поедем с чечеточниками. – Куда лежит их путь? – В «Семь ноль шесть». Тонинью хочет, чтобы мы поехали с ними. Послушать музыку. Потанцевать. – Все? – Только ты и я. И чечеточники. Отавью в одиночестве стоял у бара, изредка поднося ко рту постепенно пустеющий бокал. Флетч поднялся с дивана. – Почему я продолжаю задавать вопросы твоему отцу? Великий ученый. Я не получил еще ни одного ответа. Лаура искоса глянула на отца. – Пошли. Если у тебя глупые вопросы, чечеточники найдут на них глупые ответы. Вы прекрасно поладите. Глава 5 – Тонинью обожает сюрпризы. Просто жить без них не может. Флетч и Лаура приехали в ночной клуб «706» на двухместном желтом «МР» Флетча. Чечеточники погрузились в черный «галакси» и отбыли в неизвестном направлении. У дверей Лаура что-то сказала молодому официанту, и тут же для них сдвинули три столика. Разумеется, в клубе играл оркестр. Как только Флетч и Лаура сели, официант принес бутылку виски с наклеенной мерной полоской, кувшин воды, ведерко со льдом и много стаканов. – Что ты сказала официанту? – спросил Флетч, перекрывая барабанный бой. – Что сюда едут чечеточники. – Они так знамениты? – Чечеточников все любят. – Они милы. – Да. Милы. В этот момент они появились в дверях. Каждый в кошачьей маске. С четырьмя девицами. Даже не издав ни звука, они завладели всеобщим вниманием. Начали обнюхивать стены, оглядывать каждый столик, пока не нашли свой. Засмеялся даже певец на эстраде. Его смех, раздавшийся посреди песни и многократно усиленный динамиками, еще больше развеселил посетителей клуба. А когда чечеточники уселись, им зааплодировали все танцующие. Один из них примостился рядом с Флетчем и снял маску. Тонинью. – Лаура подозревает, что вы специально привлекаете к себе внимание. Тонинью широко улыбнулся, снял шляпу. – Что есть веселье? – Что есть веселье? – поинтересовался Флетч. – Движение, – Тонинью посмотрел на свою руку, лежащую на столе, привлекая к ней взгляд Флетча. Поднял и опустил безымянный палец. – Это веселье, – его мизинец, безымянный и большой пальцы оторвались от скатерти и вновь легли на нее. – Еще больше веселья, – внезапно его рука ожила, пальцы заметались, каждый исполняя собственный танец, рука превратилась в обезумевшего кролика, пытающегося поспеть за своими ногами. Тонинью смеялся, глядя на руку. – А это самое веселье. – А может, вам больше понравится паралич? – спросил Флетч. – Вас никогда не поражало параличом? Большие карие глаза Тонинью затуманились. – Я предчувствую, что мне уготована такая судьба. Флетчу представили девушек. Из-за громкой музыки имен он не разобрал. В ночном клубе девушкам явно нравилось. Хорошая музыка, отменное виски. Флетч понял, что чечеточники потратили не больше десяти минут, чтобы подцепить этих девиц. – Тонинью, с какой стати горничной отеля понадобилось класть маленькую вырезанную из камня жабу под мою кровать? – Жабу? – Может, лягушку. – Под твоей кроватью была лягушка? – Да. Она и сейчас там. – Откуда ты знаешь? – Нашел ее, когда искал свой ботинок. Глаза Тонинью сверкнули. – И что ты с ней сделал? – Положил обратно. – Это хорошо, – Тонинью расправил пелерину и увлек свою девушку на танцплощадку. Какое-то время все танцевали. Под чудесную музыку. Вернее, танцевал Флетч. Бразильцы, включая Лауру, жили в ритме танца постоянно, а на танцплощадке лишь полностью сливались с музыкой. Девушка в кожаных джинсах и курточке, не доходящей до пояса джинсов, начала петь. Пела она превосходно. Вся их компания села за столик, чтобы послушать ее. Ленточка, наклеенная на бутылку, была размечена в унциях. Официанту оставалось лишь подсчитать число выпитых унций виски и умножить его на стоимость унции. Девушки чечеточников активно способствовали быстрому понижению уровня виски в бутылке. Оркестр продолжал играть, когда певица вернула микрофон на подставку. Все встали, аплодируя ей, и она танцующей походкой сошла с эстрады. Одна из девушек, пришедших с чечеточниками, несколько раз пристально смотрела на Лауру, прежде чем решилась спросить, по-португальски: «Вы – Лаура Соарес, пианистка?». – Я играю на пианино, – ответила та. Титу сидел напротив Флетча. – Как вы узнали о Жаниу Баррету? – спросил Флетч. – О том, что ты – Жаниу Баррету? – спросил его Титу. – Насчет того, что случилось сегодня днем. – Потрясающая новость, не правда ли? – радостно улыбнулся Титу. – Как вы узнали об этом? Титу наклонился над столом. – Мы с нетерпением ждем, что ты скажешь. – О чем? – Как ты умер. Кто тебя убил. – Титу, Титу. Ну почему мне никогда не отвечают по существу! – Скажи мне, Жаниу… – Не зови меня Жаниу! – Флетч. Как ты оказался в Бразилии? – Я – журналист из Калифорнии. Я купил билет на самолет. – А почему ты купил билет на самолет? – В общем-то случайно. – Ну вот видишь! – Нет. Не вижу. – Оглянись вокруг, – голова Титу не шевельнулась, но глаза метнулись налево, а затем медленно двинулись вправо. – Есть ли здесь такие, как ты? – Что-то я тебя не понял, – большинство посетителей ночного клуба составляли молодые бразильцы, малую толику – аргентинцы средних лет, одна дама, похоже, прибыла из Европы. – Ты видишь хоть одного журналиста из Калифорнии, который «купил билет на самолет» и оказался здесь «в общем-то случайно»? – Титу… – Нет. А ты – здесь. – Зачем появился я на свет божий? – Может, дело и в этом, – Титу откинулся на спинку стула. – Теперь, когда ты знаешь, что нужно сделать, тебе не будет покоя, пока ты это не сделаешь. – Что мне нужно сделать? – Сказать нам, кто тебя убил. Убийство – самое серьезное преступление. – Титу… Но одна из девушек утащила Титу на танцплощадку. И Флетчу не осталось ничего другого, как налить себе виски. Потом он потанцевал с Лаурой. А много позже оказался рядом с Норивалом, у которого то и дело закрывались глаза и заплетался язык. Не сразу Флетч понял, что Норивал задает ему вопросы о различных видах рыб, которые добывали в Южной Атлантике. Далее выяснилось, что беседует Норивал с Жаниу Баррету, который рыбачил в этих водах чуть ли не пятьдесят лет назад. Флетч решил, что пора уходить. И, поднимаясь, доверительно поведал Норивалу: «Многое изменилось в этих водах за пятьдесят лет». Прошел на танцплощадку и, извинившись перед Орланду, спросил Лауру, не могут ли они уйти. Тонинью позвал его от дверей ночного клуба. Флетч оглянулся. – Флетч, – вновь крикнул Тонинью, но не двинулся с места. Лаура уже сидела в «МР». Флетч вернулся к Тонинью. Уже занималась заря. – Флетч, – Тонинью прижался губами к его уху, – женщина кладет лягушку под кровать, если не хочет, чтобы ее покинул возлюбленный. Флетч отпрянул. – Так это не горничная? – Разве ты возлюбленный горничной? – Тонинью рассмеялся. Хлопнул себя по ляжке рукой. – О, Флетч! – положил руки на плечи Флетча и встряхнул его. – Радуйся! – он снова рассмеялся. – Потому что традиция требует, чтобы это была живая лягушка! Глава 6 – Что-то не спится. – Естественно, – сонно ответила Лаура. В третий раз за полчаса Флетч вставал с постели. Первый раз, чтобы пойти в ванную и выпить минеральной воды из бутылки. Вернувшись, лег, прижался грудью к спине Лауры. Она дышала глубоко и ровно. Второй раз он приоткрыл портьеру и увидел, что уже начался следующий день. Погасли все электрические фонари. Теперь он лег на спину, сложил руки на груди, словно в гробу. Даже в этот час откуда-то издалека доносился барабанный бой. Поднявшись в третий раз, он надел спортивные трусы. Лаура оторвала голову от подушки и посмотрела на него. – Хочу пробежаться по пляжу, – пояснил Флетч. – Пока не раскалился песок. – Хорошо. – Я не могу заснуть. – Я знаю. Бедный Флетч. И ее голова вновь упала на подушку. Глава 7 – Не могли бы вы купить мне чашечку кофе? Джоан Коллинз Стэнуик. Она ждала его, с дымящейся сигаретой, за маленьким столиком в переднем дворе отеля «Желтый попугай», когда он вернулся с пробежки. В пепельнице лежали три окурка. Ее взгляд скользнул по плечам, груди, животу, ногам Флетча, блестевшим от пота. Пробежку он закончил ускорением и теперь тяжело дышал. – Это самое меньшее, что я могу для вас сделать. Две мили по пляжу до группы мусорщиков в оранжевых жилетах, собирающих с песка все лишнее, две мили обратно до отеля. По пути ему не раз попадались выпотрошенные, пустые кошельки и бумажники. Даже в столь ранний час по берегу бегало много людей. А человек двенадцать пожилых, лет шестидесяти с небольшим, бразильцев босиком играли в футбол. Перебегая авениду Атлантика он едва не сжег ступни, а ведь маленькая стрелка часов еще не добралась до цифры «7». Бар перед отелем, естественно, еще не открылся. Флетч нажал кнопку служебного звонка у двери. – Посмотрим, проснется кто-нибудь или нет, – и он сел за маленький столик напротив Джоан, сложив мокрые от пота руки на мокрой от пота груди. Солнечные лучи насквозь пронизывали кусты, с трех сторон окружавшие передний двор отеля «Желтый попугай». Сегодня Джоан Коллинз Стэнуик уже мало походила на владычицу Калифорнии. На этот раз она надела коричнево-желтый брючный костюм с белой шелковой рубашкой и сандалиями, уделила прическе не столь много времени, как обычно. Лицо осунулось, глаза покраснели от недосыпания. Должно быть, она еще не освоилась с новым часовым поясом, а может, страдала от перебора «мартини», сигарет и, разумеется, скорбела по недавно почившему мужу. – Как вы? – спросил Флетч. – Уже лучше. – Вы приехали сюда, чтобы найти меня? Я говорю про Рио. – Конечно. – Как вам удалось узнать, что я здесь? – Разве вы забыли, что у «Коллинз Авиэйшн» есть собственная служба безопасности. В основном, вышедшие в отставку детективы, но они еще многое могут. Хотя, признаю, иногда они запаздывают, – в ее голосе не чувствовалось ни юмора, ни иронии. – Не забывайте и о том, что меня родили, воспитали, дали мне образование для выполнения одной и только одной работы. И справляюсь я с ней достаточно уверенно. Дочь Джона Коллинза, создателя гигантской аэрокосмической компании, начало которой положила маленькая автомобильная мастерская в Калифорнии. Жена, теперь вдова Алана Стэнуика, вице-президента компании, ее исполнительного директора. Звезда светского общества, хозяйка в домах отца и мужа, светловолосая, длинноногая, отлично играющая в теннис калифорнийская красавица, которая знала свое место в мире быстрых автомобилей и чинных званых вечеров, а однажды, не так уж и давно, показала Флетчу, что и в постели для нее нет тайн и запретов. – Я не забыл. Появился официант. Флетч заказал кофе для Джоан и карану для себя. – Вы просто великолепны мокрый от пота. Фигура у вас в точности, как у Алана, только кожа гораздо светлее. Флетч попытался стереть пот с груди и живота. – Полотенца у меня нет. Я бегал… Она чуть дернула головой. Ее глаза затуманились. Перед ним сидела женщина, для которой привычный ей мир внезапно разлетелся вдребезги. – Если вы приехали сюда, чтобы узнать… – Мне нужна ваша помощь, – прервала его Джоан. – Давайте пока забудем, что привело меня сюда. Смешно, конечно, но вы – единственный человек, кого я знаю в Рио, и мне больше не к кому обратиться, – ее голос чуть дрогнул. Но она взяла себя в руки, пока официант ставил перед ней чашечку кофе, а перед Флетчем – банку караны и бокал. – Я знал, что вы здесь, – признался Флетч. – Я увидел вас вчера на авениде. В зеленом шелковом платье. С сумочкой через плечо. – О да, – с горечью ответила она. – Я спрятался от вас, – он налил в бокал карану. – Ваше появление застало меня врасплох. Как вы узнали, где я остановился? – Я звонила во все лучшие отели и спрашивала мистера Ирвина Мориса Флетчера. Я, разумеется, знала, что вы можете позволить себе самое лучшее, – вновь в ее голосе не чувствовалось ни юмора, ни иронии. – Когда я добралась до «Желтого попугая», меня соединили с вашим номером. Там никого не оказалось. Но я узнала, где вы остановились. – А почему вы сидите здесь в половине седьмого утра? – У меня не было другого выхода. Мне не оставалось ничего иного. После этой ужасной ночи… Я шла к отелю пешком. Не дойдя квартала, увидела, как вы побежали к берегу. Не могла же я гнаться за вами по песку. – Нет, конечно. – Меня ограбили. – О! – С чего такой апломб! Словно вы знали об этом. – Догадался. – Как? – Что вам известно о Рио? – Как выяснилось, практически ничего. – Потрясающий город. – Ужасный. – Вы поделитесь со мною подробностями? – Такое впечатление, что вы их уже знаете. – Вполне возможно. – Меня ограбили дважды. – Это не рекорд. – У меня украли все, – слезинка появилась в уголке ее глаза. – Вы прошли обряд крещения. – Вчера вечером, узнав, в каком отеле вы остановились, я решила пойти в «Желтый попугай» и дождаться вас в холле, но потом поняла, исходя из того, что я слышала о ночной жизни Рио, бессмысленность этого занятия. – Логичное умозаключение. – В особенности, когда речь идет о таком пышущем здоровьем, богатом, симпатичном молодом мужчине. Вот тут Флетчу показалось, что он уловил ироническую нотку. – Действительно, я вернулся только под утро. – Поэтому я решила прогуляться. Вдоль берега, – она махнула рукой в сторону авениды, скрытой кустами. – Посидела в кафе, выпила коктейль, посмотрела на людей, послушала барабаны. Посидела в другом кафе, снова выпила, но не смогла расплатиться. Моя сумочка исчезла. – Так, – в отзвуке своего «так» Флетч словно услышал интонации Отавью Кавальканти. Да. Конечно. Что тут понимать? – С бумажником, деньгами, кредитными карточками, – слезы уже стояли в обоих ее глазах. – С паспортом. – Это случалось с каждым из приезжих, кого я знаю, – попытался успокоить ее Флетч. – С меня сняли ожерелье, – в голосе слышалось изумление. – И алмазную брошь с платья! – Так. – Более всего мне жаль фотографий Алана, лежавших в моем бумажнике. Алана и Джулии. Как бы то ни было, я хотела сохранить фотографии Алана. И заменить их нечем. Слезы потекли по ее щекам. – Так, – в третий раз повторил Флетч. Джоан потянулась за несуществующей сумочкой. – Черт! У меня нет даже носового платка! Флетч пожал голыми плечами. – У меня нет даже рукава. Джоан всхлипнула. – Я объяснила официанту, как могла, что у меня украли все деньги. Обещала вернуться и заплатить на следующий день, то есть сегодня, – Джоан Коллинз Стэнуик вновь всхлипнула. – Я готова поклясться, Флетч, что во время моей прогулки никто не касался меня. Никто не сталкивался со мной. Как они сняли с меня ожерелье? Брошь с платья? Я ничего не почувствовала! – Будущее Бразилии – хирургия. – Я вернулась в отель. – И увидели, что в вашем номере побывали незваные гости. – Как вы узнали? – Вы же сказали, что вас ограбили дважды. – Утащили все! Все, кроме одежды. Шкатулку с драгоценностями, туристские чеки. – Все. – Все. У меня нет ничего. Ни доллара, ни крузейро, ни кредитной карточки, ни единой драгоценности. – Так, – кивнул Флетч. – Я сразу же пошла к управляющему отелем. Помощнику управляющего, поскольку дело было уже поздним вечером. Он тут же поднялся в мой номер, покачал головой, поцокал языком, высказал предположение, что воры проникли в номер через балкон, упрекнул меня в том, что я оставила балконную дверь незапертой. Святой боже, мой номер на девятом этаже! Кто будет закрывать балконную дверь в такую жару. – Короче, ушел от ответственности. – Я просидела в его кабинете не один час. Он сказал, что все ценности мне следовало оставлять в сейфе отеля. Кажется, они дали мне клочок бумажки, когда я зарегистрировалась в отеле, на котором все это написано. Он вновь отвел меня в мой номер и показал табличку с советом запирать балконную дверь и хранить ценности и деньги только в сейфе отеля. В его кабинете я написала список украденного. Несколько раз просила его позвонить в полицию. Почему-то он так и не позвонил. – Не видел причины беспокоить их. – Как это? – Они уже слышали эту историю, и не единожды. – Флетч, меня ограбили. Стоимость украденного составляет тысячи и тысячи долларов. Деньги, драгоценности, кредитные карточки. Джоан Коллинз Стэнуик опять всхлипнула. – Полиции все это известно. – Вы мне поможете? – Конечно. Ее пальцы сжались в кулачки. – Я оскорблена до глубины души. – И ничего не понимаете. – Да. – Вам кажется, что вас раздели догола и выставили напоказ? – Да! – Вы не знаете, что вам делать без ваших вещей? – Да, да! Флетч откинулся на спинку стула. Легкий ветерок уже высушил пот. – Я думаю, это этап приобщения. – О чем вы говорите? – Кто вы? – Я – Джоан Коллинз Стэнуик! – Вы можете это доказать? Ее глаза уперлись в каменные плитки, которыми был вымощен передний дворик отеля. – В данный момент, нет. Без кредитных карточек. Без чековой книжки. Без паспорта. – И как ощущения? – Какие ощущения? – Каково быть такой, как вы сейчас? Ее глаза сузились. – Я обойдусь без психотерапии, мистер И. М. Флетчер. – Я подумал, что она вам не помешает. Тем более, что денег за это я не беру. – Мне нужны деньги. – Зачем они вам? – Я хочу выбраться из этого чертова отеля. Расплатиться по счету и уехать. А у меня нет денег даже на такси. – Ясно. А почему бы вам не позвонить домой? В Калифорнию? Вашему отцу? – Он на яхте. Пытается оправиться после смерти Алана… – А вы прилетели в Рио-де-Жанейро, чтобы найти меня. Она пожала плечами. – А мне, по-вашему, не нужно прийти в себя? – Делаете свою работу. Как вы ее себе представляете. – Да. – Потрясающе. Такие, как Джоан Коллинз Стэнуик, готовы броситься и в огонь, и в воду. – Вы намерены мне помочь? Я хочу… – Скажите мне. В компании вашего отца десятки людей, которые сейчас разыскивают вас. Служба безопасности. Юристы. Бухгалтеры. Почему вы не позвоните кому-либо из них? Джоан опустила голову. Ответила не сразу. – Сегодня суббота. В Калифорнии сейчас еще ночь. Флетч рассмеялся. – И вы не можете ждать? Вы скорее придете ко мне, за кем прилетели в Рио-де-Жанейро, чем будете дожидаться, пока откроется контора вашего папули. – Я хочу выбраться из отеля. Этот помощник управляющего довел меня ло белого каления. – Вам очень важно в сложившихся обстоятельствах поговорить с человеком, который знает, кто вы такая. Она мигнула. – Что? Флетч оперся локтями о стол. – Меня ограбили. Бумажник, наличные, водительское удостоверение. Паспорт остался. Часы украли. Марки «Таймекс». – В первые же двадцать четыре часа? – В первые шесть часов. Меня предупреждали, но я не поверил. Через это надо пройти самому. Это крещение. – Что значит крещение? – Вы учитесь пользоваться сейфом отеля, носить деньги, сколько вам нужно в данный момент, в обуви. Не надевать драгоценности. Даже часы. – Флетчер, я лишилась тысяч долларов, всего, что у меня было. – И вам нечем удостоверить вашу личность. – Да, нечем. – Вы лишились своего прошлого. – Да, – Джоан Коллинз Стэнуик хмурилась на кусты. – Вы чувствуете себя более свободной? Она резко повернулась к Флетчу. – Что? – Видите ли, теперь вы равная среди равных. – Зато люди, укравшие мои вещи, стали богачами. – Едва ли. Все украденное поделено среди многих и многих. Подойдите, пожалуйста, сюда, а? Флетч встал, пересек дворик и остановился у прохода в кустах. После короткого колебания Джоан поднялась и присоединилась к нему. Вместе они смотрели на тротуар, по которому прохожие спешили по своим повседневным делам, мостовую, забитую такси, грузовичками, личными автомобилями, пляж, где гуляли, бегали, прыгали, отжимались, плавали. Как всегда били барабаны. – Ни одного человека в брюках, не так ли? – спро сил Флетч. – И совсем мало в рубашках, – отметила Джоан. – Никаких бумажников. Никаких удостоверений личности. Никаких классовых признаков. Никаких драгоценностей, – он оглядел ее брючный костюм, белую блузку, босоножки на высоком каблуке. – У них есть только тела. Глаза, руки, ноги. – И пальцы, черт бы их побрал. – Я думаю, нас просто пытались вразумить. – Вы стали бразильцем? Всего за месяц? – Нет. Я не стану carioka[2 - Кариока – так называют себя жители Рио-де-Жанейро.], пока не смогу в полдень пересечь авениду босиком. Они вернулись к столику. – Я вижу, вы подвели под их воровство фантастическое политико-интеллектуальное основание. – Джоан села. – Чувствуется, вы изо всех сил пытались их понять. – Одна моя знакомая… – Флетч тоже сел. – Она пишет романы. Не ручаюсь за точность, но она рассказывала мне о каком-то древнем религиозном ритуале, посвящении во что-то. От человека требовалось принести еду, но не просто принести, а обязательно украсть. Джоан Коллинз Стэнуик вздохнула. – Хватит об этом, меня ограбили. Мне нужна помощь. Не будь я в отчаянии, я бы не обратилась к вам. – Наверное, нет. – Вас не затруднит сходить со мной в полицейский участок? – Нет, если вы этого хотите. – Я должна заявить о краже. – Толку от этого не будет. – Флетчер, меня ограбили. На тысячи и тысячи долларов… – За все надо платить. – Что? – Чтобы заявить в полицию, вы должны заплатить пошлину. – Я должна заплатить деньги, чтобы сказать полиции, что меня ограбили? – Им придется заполнять много бумаг. Джоан шумно глотнула. – И все? Дальше бумаг дело не пойдет? – Нет. Я думаю, нет. Во всяком случае, обычно не идет, – ножки его стула скрипнули по каменным плиткам. – Видите ли, вас предупреждали. Воровство здесь – обычное дело. Этого никто не отрицает. Воруют, кстати, и в Нью-Йорке, и в Мехико, и в Париже. Ей уже приходилось щуриться, чтобы смотреть на него. Луч солнца, прорвавшийся сквозь листву, бил ей прямо в глаза. – По-вашему, грабя приезжего, они оказывают ему услугу? – Можно сказать и так. – Не грабители, а прямо-таки философы. – Здесь считается благом лишить человека его вещей, личности, прошлого. Ваше становится их, моим, нашим… Лицо Джоан закаменело. – Я лишь стараюсь поднять вам настроение. – Флетчер, вы собираетесь дать мне денег? Немедленно, – ее пальцы впились в виски. Вся голова задрожала. – Сейчас мы не будем говорить, откуда взялись у вас эти деньги. – Конечно. Я принесу деньги к вам в отель. Мне нужно переодеться, принять душ, добиться, чтобы открыли сейф. – Отлично. Она встала, очень бледная. На мгновение закрыла глаза. – Вам нехорошо? – обеспокоился Флетч. – Со мной все в порядке. – В каком отеле вы остановились? – «Жангада». – Роскошное место. – Приносит много денег. – Мы можем вместе позавтракать. В вашем отеле. – Хорошо, – кивнула Джоан. – Приходите с деньгами прямо в мой номер. Девятьсот двенадцатый. – Договорились, – ему уже приходилось бывать в ее спальне. Флетч проводил ее до прохода в кустах. – Я бы поймал вам такси, – хохотнул он, – но, к сожалению, босиком. – Я лучше пройдусь, – ответила Джоан. Глава 8 На стук в дверь с табличкой «912» никто не отозвался. Он постучал громче. Дверь не открылась. Флетч постучал еще раз, прижался ухом к двери. И не уловил ни звука. У себя в номере в «Желтом попугае» Флетч принял душ, надел чистые шорты, рубашку, носки и теннисные туфли. Лаура все еще спала. Он оставил ей записку: «Ушел в отель „Жангада“ позавтракать со знакомым». До отеля «Жангада» он доехал на «МР». Недостучавшись в дверь номера Джоан Коллинз Стэнуик, Флетч спустился в холл и позвонил ей по внутреннему телефону. Трубку не сняли. – Скажите, пожалуйста, в каком номере остановилась Джоан Коллинз Стэнуик? – спросил он портье. – Миссис Алан Стэнуик? – В девятьсот двенадцатом. – Она еще не выписалась? Портье вновь заглянул в книгу. – Нет, сэр. – Благодарю. А где у вас зал для завтрака? В зале, где уже завтракали человек пятнадцать, Джоан Коллинз Стэнуик не было. Так же, как и в баре. На террасе отеля «Жангада» было два бассейна. Один освещали лучи утреннего солнца, другой – полуденного. Кто-то уже загорал. Двое толстых белокожих мужчин что-то неспешно обсуждали, держа в руках по бокалу «Кровавой Мэри». Не обнаружил он Джоан Коллинз Стэнуик и на террасе. Флетч опять поднялся на девятый этаж, постучал в ее дверь. Снова позвонил из холла. Оставил портье записку: «Приходил на завтрак, как договорились. Не смог вас найти. Вы крепко заснули? Пожалуйста, позвоните мне в „Желтый попугай“. Если меня не будет, попросите, чтобы мне сказали о вашем звонке. Оставляю деньги на такси. Флетч». – Вас не затруднит передать этот конверт миссис Стэнуик? Номер девятьсот двенадцать. – Обязательно передам, сэр. Под взглядом Флетча портье положил запечатанный конверт в ячейку с номером 912. – Теу? Доброе утро, – Флетч звонил из холла отеля «Жангада». – Доброе утро, Флетч. Как вы? – Мне очень понравились ваши новые картины. От них светлеет на душе. – Полностью с вами согласен. – Когда вы хотите встретиться со мной? – три нефтяника-североамериканца вышли из кабины лифта и прямиком направились в бар. – В любое время. Хоть сейчас. – Так я могу приехать? – Конечно. Мы выпьем кофе. Глава 9 – Вы будете кофе, не так ли? – Мне он просто необходим. Лакей, встретивший Флетча у дверей дома Теу да Коста, проводил его вниз, в маленькую семейную гостиную. Хозяин дома, в пижаме, легком халате и шлепанцах, сидел в удобном кресле и читал «У Глобу». – Веселая ночь? – Теу сложил газету. – Мы ездили в «Семь-ноль-шесть». С чечеточниками. – Значит, вы совсем не спали. – Не спал. Теу кивнул лакею и тот удалился. – А выглядите вы свеженьким. Словно после пробежки по берегу. – Я успел побегать. Озабоченное выражение пробежало по лицу Теу. – Мне не хочется спать, – успокоил его Флетч. – Присядьте, – Теу указал на соседнее кресло. – Вас что-то тревожит? Флетч сел. – Видите ли, я договорился позавтракать с одной моей знакомой, из Калифорнии. Когда я пришел к ней в отель, ее там не оказалось. – Наверное, она пошла на пляж. – Мы договорились о встрече за час до того, как я пришел в отель. Она, конечно, могла заснуть. – Да, конечно. В Рио легко перепутать день с ночью. Особенно в преддверие карнавала. Лакей принес две чашечки кофе. Теу пригубил свою стоя. – Мало кто знает, что Бразилия – второй в мире экспортер чая. – Вы хотели поговорить со мной, Теу, – заметил Флетч после ухода лакея. – Как вы сказали, наедине. – О том, что вы делаете. – А что я делаю? – Что вы собираетесь делать? – Я вас не понимаю. – Бразилия не является вашей родиной. – Но мне здесь очень покойно. – И что бы вы более всего хотели делать в этом мире? – Сидеть на авениде Атлантика в Копакабана, есть шурраску, пить карану, смотреть на гуляющих бразильянок всех возрастов. Слушать, как играет на пианино Лаура. Изредка ездить в Байа. Бегать, плавать. Танцевать под барабаны. Любить людей. Я уже выучил несколько португальских слов. – То есть вы намерены остаться в Бразилии? – Я еще не думал об этом. – Как давно вы здесь? Шесть недель? – Около того. – Вы купили машину. Встретили Лауру, – Теу отпил из чашки. – Разве у вас нет никаких планов? – В общем-то нет. Теу поставил чашку и блюдце на стол. – Молодой человек должен иметь планы на жизнь. Вы – молодой человек. Насколько я понимаю, очень богатый. Привлекательный. Умный. Мы ведем общие дела, поэтому я знаю, сколько у вас денег. Мне не известно, где вы их взяли, но я уверен, что вы – не преступник. – Благодарю. – Я завел этот разговор, Флетч, потому что мне – шестьдесят, а вам еще нет и тридцати. Ваш отец живет не в Бразилии… – Я ценю ваше участие. – Нехорошо, когда молодой человек живет, не ставя перед собой какой-либо цели. – Вы хотите сказать, что мне надо уехать из Бразилии, Теу? – В Бразилии нелегко даже бразильцам, – Теу почесал затылок и рассмеялся. – Особенно бразильцам. – Дело в Лауре, Теу? – Флетч смотрел ему прямо в глаза. – Отавью Кавальканти попросил вас переговорить со мной? Теу насупился. – В Бразилии такого не бывает. Мы очень терпимы. – Отавью – нет. Теу вновь рассмеялся. – Отавью Кавальканти – один из самых больших либералов. Он столь либерален, что не может поехать в Нью-Йорк и прочесть там свои стихи. – В чем-то он либерал. Когда же речь заходит о его дочери… – А каково ваше мнение об Отавью? – Он – великий ученый и поэт, который не отвечает на мои вопросы. – Бразилию трудно понять. – Отавью говорил с вами вчера вечером, Теу? – Да, – признал Теу. – Говорил. Но меня заботит другое. – Лаура положила лягушку под нашу кровать. – Да, – кивнул Теу. – Отавью сказал мне. Вы знаете, что это значит? – Теперь знаю. – Видите ли, вы не понимаете Бразилии. Может, и не сможете понять. Так много пришло в нашу жизнь из древности. От наго и банту, еще больше от жоруба[3 - Африканские и индейские племена, потомки которых составляют большинство населения Бразилии.]. Это надо чувствовать… – Теу помолчал. – Что вы делали до того, как приехали сюда? Были журналистом? – Я работал в газете. – Тогда вы должны подумать о том, чтобы снова начать работать в газете. Купите собственную маленькую газету, там, где вам хочется. Освойте современный коммуникационный уровень. Растите вместе с вашей газетой. Флетч помолчал. Затем допил кофе. – Теу, вы слышали эту странную историю о Жаниу Баррету? О том, что я был каким-то человеком, которого убили здесь сорок семь лет назад? – Да, мне сказали вчера вечером. Я встревожился. – Почему? – Я встревожился, потому что вы можете не понять. – Разумеется, я не понимаю. Может, вы мне поможете? – Я уверен, что женщина… Как ее зовут? – Идалина. Идалина Баррету. – Я уверен, что эта женщина искренне верит в то, что говорит. Это не обман, не мошенничество. Никто не собирается посмеяться над вами, как вы предположили вечером. Наверху загудел пылесос. – Теу, вы сами можете в такое поверить? – спросил Флетч. – Думаю ли я, что в вас переселилась душа Жаниу Баррету? – переспросил, улыбнувшись, Теу. – Нет. – Фу! – шумно выдохнул Флетч. – Дело, однако, в том, что вы не знаете, как вести себя в такой ситуации. – А как я должен себя вести? Теу надолго замолчал. – Я тоже не знаю. Бразилия – одна из самых развитых стран мира… – он замолчал, не докончив фразы. – Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать, Теу, – Флетч встал. – Я обещаю подумать. – Просто вашего отца здесь нет, и я… – Я подумаю, как жить дальше. Теу долго жал руку Флетчу. – Эти чечеточники. Ваш отец огорчится, если вы так и останетесь чечеточником. Глава 10 – Лаура? Занавеси отдернуты. Комната прибрана. Флетч распахнул дверь в ванную. – Лаура? Лишь записка на комоде. «Флетч! Позвонил Отавью. Он слишком устал, чтобы остаться на Карнавал в Рио. Хочет вернуться в Байа. Сказал, что плохо себя чувствует и не хотел бы путешествовать один. Поэтому я провожу его в Байа. Вернусь в воскресенье. На костюмированный бал в «Канекан» иди один. Если тебе станет очень одиноко без меня, я оставила книгу Жоржа Амаду «Дона Флора и ее два мужа» – это бразильская классика. А я привезу тебе из Байа подарок. Чао, Лаура». В окне напротив мужчина все еще красил комнату. Зазвонил телефон. – Жаниу? – Его сейчас нет. – А Флетчер есть? – Да, есть. Кажется. – Флетч, это Тонинью Брага. – Как поживаешь? Хорошо ли спалось? – Мы подумали, что ты не откажешься провести этот день с нами. Мы хотим показать тебе одно интересное местечко в горах. А Лаура пока походит по магазинам. – Лаура уехала с отцом в Байа. – Прекрасно, так ты едешь? Изумительное место. Ты отвлечешься, расслабишься. Во время Карнавала необходимо хоть на день уезжать из Рио. – Тонинью, я еще не ложился. Мне надо поспать. – Там ты расслабишься. А после ленча сможешь и поспать. – Теу да Коста ждет меня сегодня на костюмированном балу в «Канекане». – Мы успеем вернуться. Мы тоже собираемся на этот бал. – Кто это «мы»? – Титу, Орланду, Норивал и я. Надо удрать от женщин хоть на несколько часов. – Я лучше попробую поспать. – Ты не понимаешь. – Я ничего не понимаю. – Мы в холле, ждем тебя. – Тонинью… – Ты поедешь? Флетч взглянул на застеленную постель. – E precise terno? Шутка туристов. В Бразилии никому не требовался парадный костюм. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=130820) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes 1 Слабость… тошнота… кружится голова. 2 Кариока – так называют себя жители Рио-де-Жанейро. 3 Африканские и индейские племена, потомки которых составляют большинство населения Бразилии.