Волшебник в мире
Кристофер Сташеф


Волшебник-Бродяга #5
Сын легендарного «чародея поневоле» Магнус – это, что называется, оригинальное слово в искусстве Высокой магии!

Есть, знаете, масса чародеев, бродящих из мира в мир во исполнение своей высокой миссии... а вот как насчет волшебника, что бродяжничает В ПОИСКАХ этой самой миссии – а найти ее ну никак не может?..

Есть, знаете, просто куча магов, готовых сей секунд пустить свое искусство в ход во имя благого дела... а вот как насчет волшебника, что во имя благого дела чародействовать КАК РАЗ НЕ НАМЕРЕН?..

Это – блистательный сериал Кристофера Сташефа.

Самая забавная смесь фэнтези и фантастики, невероятных приключений и , искрометного, озорного юмора, какую только можно вообразить.

Вы смеялись над славными деяниями «чародея поневоле»? Тогда не пропустите сногсшибательную сагу о странствиях ВОЛШЕБНИКА-БРОДЯГИ!





Кристофер Сташеф

Волшебник в мире

(Волшебник-бродяга – 5)





Глава 1


Майлз быстро бежал по лесу – так быстро, как можно бежать в темноте, но все-таки довольно проворно, потому что лес неподалеку от дома знал как свои пять пальцев. Бежать-то он бежал, но страх не отпускал его, и то и дело мелькала мысль – не повернуть ли обратно. Эту мысль Майлз безжалостно отбрасывал, ведь он не просто бежал – он бежал от Салины.

Ну, если совсем честно – то от магистрата. Стоило Майлзу о нем вспомнить, и перед ним, словно воочию, возникала его физиономия: квадратный подбородок, тяжелый взгляд. Магистрат гневно взирал на всех сверху вниз, восседая за высоким столом, стоящим возле обитой деревянными панелями стены зала суда. Ниже за своим столиком сидел писарь, а просители размещались на табуретках. Магистрат провозгласил:

– Салина, дочь Плейнжанна, и Майлз, сын Лайджа, я дал каждому из вас пять с лишним лет для того, чтобы вы подыскали себе супругов, но вы их не подыскали.

– Но мы... мы друг дружке не нравимся, ваша честь, – протестующе проговорил Майлз.

Ему не нравилась Салина? Мягко сказано! Он исподтишка взглянул на нее. Простоватая, ширококостная, тощая как жердь, с вечно прищуренными глазками и длинным острым носом, да еще и языкатая – заметит что, так ни за что не спустит. Всего-то на пять лет старше Майлза, а уже старуха.

– Салина, твое совершеннолетие миновало десять лет назад, – сурово напомнил магистрат. – Майлз, твое – пять лет назад. Если я дам вам еще время на поиски супругов, вы их не найдете никогда.

– Дайте мне срок, ваша честь! – воскликнула Салина и так зыркнула на Майлза, что сразу стало ясно: мысль о браке с ним претит ей точно так же, как и ему – о том, чтобы на ней жениться. Да, Майлз был не подарок: коротышка – на целую голову ниже Салины, сложен так, что еще чуть-чуть – и можно было бы назвать его толстяком, круглолицый, с чересчур тяжелым подбородком и чересчур коротким носом и к тому же – тихоня и молчун, то бишь, на вкус Салины, – мужик никуда не годный. А она ни от кого не скрывала, что обожает перебранки. Майлз же терпеть не мог ругани.

– Дайте мне срок, – повторила Салина, – и позвольте постранствовать по свету. Я всенепременно найду себе супруга до того, как мне исполнится тридцать лет.

– К тридцати годам минует пятнадцать, за время которых ты могла бы рожать детей! За эти годы ты могла бы выносить и родить восьмерых, а ты уже проваландалась десять лет, уклоняясь от деторождения на благо Защитника. Могла бы родить пятерых граждан!

«Граждан, которые подати платят», – с тоской подумал Майлз.

– Но ты-то, Майлз, – укоризненно проговорил магистрат и сдвинул брови, – ты ведь всегда был пай-мальчиком, никаких хлопот с тобой не бывало. За всю жизнь ни разу не нарушил закона, даже в браконьерстве не был замечен!

При мысли о тех публичных наказаниях, которым подвергал шериф всякого, кого ловили лесничие, Майлз содрогнулся. Нет, он и не помыслил бы о браконьерстве! Вспомнив о том, как в последний раз видел порку, он поежился. Крестьянина, что жил в двух деревнях от той, где обитал Майлз, подвесили за руки к позорному столбу и хлестали по спине плетью-кошкой. При каждом ударе несчастный вздрагивал всем телом. Сначала ругался, потом стал кричать от боли, а когда его снимали со столба, бредил. Майлз слышал, что вроде бы бедолага выжил, но не мог ходить, выпрямившись во весь рост, еще полгода после порки.

– Так что же ты теперь упрямишься? – требовательно вопросил магистрат. – Ты ведь отлично знаешь, что давным-давно Защитник издал указ, согласно которому всякий, кому исполнилось восемнадцать лет, обязан вступить в брак, дабы мужчины не создавали хлопот магистратам, а женщины зря не будоражили мужчин. Салине негоже сидеть в девках, в то время как она способна родить много здоровых детишек, а тебе нечего гулять в холостяках, когда ты способен заработать денег и обеспечить жену и семейство.

– Но я его не люблю! – рявкнула Салина, с ненавистью глянув на Майлза.

– Любовь! – фыркнул магистрат. – При чем тут любовь? Мы тут говорим о браке и рождении потомства, и поелику вы ничего достойного не сказали в свою защиту и в вашу защиту также никто не высказался, вы либо поженитесь, либо отправитесь на пограничные фермы, чтобы Защитнику была от вас хоть какая-то польза!

С этими словами он стукнул молотком по столу, дав понять, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

А исполнен приговор должен был быть в этот же день, до наступления темноты.

Майлз бежал и гадал: а не стоило ли ему все-таки выбрать отправку на пограничные фермы. Он вспоминал все, что слышал про эти земли, которые Защитник желал видеть возделанными, желал, чтобы крестьяне перебирались туда с насиженных мест, где плодились без счета. Некоторые из этих ферм располагались на севере. Там было прохладно летом, а зимой стояли свирепые морозы. Другие фермы находились на западе, в пустынях. Там днем солнце пекло немилосердно, а ночью становилось жутко холодно. Обитатели ферм были каторжниками, нарушителями закона – пустой народец, которому самая жизнь на пустошах. Они и занимались тем, что превращали пустыню в цветущий сад, а мерзлые земли – в поля овса на несколько месяцев в году. Гнули спины, чтобы на этих землях смогли жить их дети – если у них были дети, а если не дети, так новопоселенцы, которых Защитник намеревался отправить туда, как только бы эти края стали плодородными. Тогда каторжников должны были гнать дальше, на новые пустоши – туда, где их снова ждал бесконечный непосильный труд, где самая жизнь была сущим наказанием.

Но разве было наказание страшнее, чем то, которому подвергали за уход из деревни без пропуска?

Тут Майлзу вспомнился Ласак – в кандалах, на длинной цепи, другой конец которой был прикован к кольцу, вбитому в стену ратуши. Ласак, одетый в лохмотья, колотил кувалдой или киркой по здоровенным камням и разбивал их на куски, предназначенные для того, чтобы потом из них сложили забор. Он горбатился по четырнадцать часов в день, оборванный, с землисто-серым лицом, и с каждой утренней зарей глаза его все больше тускнели. Эта повинность была ему назначена на целый год, а когда магистрат наконец освободил Ласака, тот делал только то, что ему велели. Стоило кому-то из стражников обронить словечко, и он испуганно оглядывался, а если что-то говорил магистрат, Ласак втягивал голову в плечи и шел, куда приказано, и возвращался точно в срок, и женился на самой жуткой бабе в деревне, и чуть ли не с радостью каждый день рвался с мотыгой на поле – чтобы только уйти подальше от жены. Его дух не просто был сломлен – он был начисто убит.

И вот теперь Майлз дерзнул бежать из деревни без пропуска, как в свое время – Ласак, и как Ласак, играл с огнем. Но в отличие от Ласака Майлз был уверен в том, что ему удастся удрать. Он решительно выбросил из головы все воспоминания. Лучше подохнуть в муках на виселице, чем жениться на Салине. Быть может, его бегство ее оскорбит, но потом она втайне поблагодарит его за это, кто знает? Вдруг тот супруг, которого изберет для нее магистрат, ей придется больше по вкусу? По крайней мере ее не сошлют на пограничную ферму за неповиновение закону – ведь закон преступила не она, а Майлз.

Майлз проскальзывал между деревьями, рысцой бежал по почти невидимым охотничьим тропинкам. Не важно, что он не числился в браконьерах – лес он знал превосходно. Как и все другие деревенские парни, он охотился здесь каждую осень, когда открывался разрешенный сезон. Майлз не сомневался: ему удастся скрыться, если он убежит достаточно далеко к тому времени, когда магистрат обнаружит его отсутствие и отправит за ним в погоню лесничих.

Что бы ему ни грозило – виселица, ссылка или каторжный труд каменотеса – Майлз бежал из деревни, и Салина будет ему благодарна за это. А он... он либо всю жизнь так и проживет холостяком, либо женится по такой любви, про которую поют в своих песнях менестрели, а за любовь и помереть не жалко.


* * *

Двое мужчин сидели в мягких креслах с откидными спинками, способными подлаживаться под форму тела. Между креслами стоял столик, а на столике – высокие стаканы с напитком, сдобренным кубиками льда. Время от времени они делали по глотку, рассматривая сменяющие друг друга кадры на огромном настенном экране. Помещение, в котором расположились эти двое, озарялось приглушенными вспышками ламп, подсвечивающих копии работ великих мастеров и кое-какие еще картины, которых великие мастера никогда в жизни не писали, но выглядели они при этом так, словно и впрямь принадлежали кисти кого-нибудь из стариков. Рассеянный свет ламп отбрасывал блики на толстый ковер цвета красного вина и золотистые дубовые панели.

– Ладно, Гар, согласен: видок у них у всех неважнецкий, и все же я не заметил ни одного снимка, по которому мог бы заключить, что народ прямо-таки страдает, – проворчал тот из двоих, что был пониже ростом. – По крайней мере большинство живет-поживает вполне недурственно.

Ростом он действительно был пониже своего товарища, но при этом коротышкой его назвать было никак нельзя. По меркам своей родной планеты он и вообще считался высокорослым. Но товарищ был ростом в семь футов от пят до макушки и к тому же – пропорционально широкоплеч.

На экране появился новый кадр, и Гар отметил:

– Выглядит вполне стандартно, Дирк, – совсем как снимок, сделанный на древней Земле. Они насажали растений, обогатили атмосферу кислородом, внесли в почву удобрения и углерод и расплодили терранскую живность.

Дирк кивнул:

– Стало быть, планета заселена не менее нескольких сотен лет назад.

– Я бы сказал – тысячу, если Геркаймер не врет насчет обнесенных стенами городов посреди леса. Люди обычно так не строятся.

– Знаю, знаю – все начинается с вырубки деревьев и посадки культурных растений. Кроме того, Геркаймер сообщил, что обследование этих построек сонаром показывает, что самая крупная из них воздвигнута на захороненном остове корабля колонистов. Вряд ли они стали бы приземляться на верхушки деревьев. Значит, ты целиком и полностью уверен в том, что эти города необитаемы?

– Не я уверен – Геркаймер, – уточнил Гар. – А корабельные компьютеры такой мощности почти никогда не ошибаются. Время от времени он признается в собственном невежестве, но когда он этого не делает, то готов привести в свою пользу столько доказательств, что спорить с ним бесполезно.

– Но наверняка могут существовать факты, о которых он понятия не имеет, – кисло возразил Дирк.

– Да. К примеру, он ничегошеньки не ведает о том, какое нынче на этой планете правительство. – На экране возник вид города с высоты птичьего полета. – А мы мало что узнаем, если будем посиживать в корабле.

– Что тебе известно о населении планеты, Геркаймер? – спросил Дирк.

Сверху донесся приятный, мелодичный голос компьютера:

– Ничего, Дирк, кроме того, что их предки были родом с Земли и покинули ее, спасаясь от перенаселения, в поисках свежего воздуха и солнечного света.

– Очень странно, – нахмурился Гар. – Как правило, что-нибудь в базах данных, да имеется.

– Верно, и у нашего Геркаймера самая лучшая база данных на предмет заброшенных колоний, – кивнул Дирк. – И при этом – ни слова о том, что произошло после того, как Земля лишила колонии всякой помощи и поддержки, а?

– Ты отлично понимаешь: мы даже не знаем, выжили люди или нет, – напомнил товарищу Гар.

– А вот уже и выяснили, – хмыкнул Дирк и указал на экран. План картинки увеличился, впечатление возникло такое, будто корабль плавно снижается, и вот перед взглядами Дирка и Гара предстали довольно-таки проворно вышагивающие по улицам люди в темной одежде. На женщинах были платья с корсажами и чепцы, на мужчинах – штаны до колен и куртки или длинные рубахи. На головах у некоторых красовались шляпы с тульей в виде усеченного конуса. – Картинка живая, не так ли?

– Так точно, Дирк, – отозвался компьютер. – На всякий случай я веду запись и сохраню ее в архиве.

Дирк нахмурился.

– Странно как-то... На всех материках – одно и то же, а ведь материки, все, как на подбор, не слишком велики.

– Верно, – кивнул Гар и задумался. – И на каждом из них – множество небольших городков, выстроившихся концентрическими кольцами вокруг нескольких городов покрупнее, и все они связаны между собой сетью дорог и каналов. Ни тебе густых лесов с отдельными деревеньками на вырубках, ни обширных травянистых пустошей, по которым кочуют за тучными стадами крошечные племена, ни разбитых на прямоугольники полей вокруг неолитических поселений...

– Ни средневековых замков на вершинах холмов, царящих над деревнями, вокруг которых кругами лежат возделанные поля, – подхватил Дирк. – Короче, ничего такого, что напоминало бы о колонии, которая пришла в полный упадок после того, как перестала получать с Терры запасные части для оборудования или покупать новые машины.

– Тем не менее современной здешнюю цивилизацию не назовешь, – ответил Гар. – Ни автомобилей, ни электричества. Даже паровых двигателей и асфальтированных дорог – и тех нет.

– Стало быть, колония пережила упадок, но не то чтобы очень сильный, – заключил Дирк. – Попробую угадать – политическая система сохранила некую часть инфраструктуры.

– Если так, то мы тут особо не нужны, – чуть ли не угрюмо резюмировал Гар. – Не нужны, если здешнее правительство обеспечивает народу сносное житье-бытье.

– Вот тут бы я с выводами не торопился, – сказал Дирк и предостерегающе поднял руку. – Здешние жители живы – это да, но это вовсе не значит, что они счастливы. Кроме того, какая бы структура управления ни спасла их, не исключено, что она затем отмерла за ненужностью.

– Точно, – согласился Гар, и взгляд его оживился. – Вообще планета выглядит так, словно тут всем ворочает правительство из тех, что называют «сильной рукой». Пейзаж кругом один и тот же, стало быть, социальная и политическая структуры единообразны.

– Не исключено. Всего лишь – не исключено, – уклончиво проговорил Дирк.

– Но что это за структура? – продолжал размышлять вслух Гар. – Никогда не видел заброшенной колонии, которая бы с орбиты смотрелась так организованно!

– По крайней мере люди на экране выглядят упитанными и здоровыми, – добавил Дирк.

– А вот счастья на их лицах между тем не написано, – отметил Гар. – И одного этого вполне достаточно, чтобы у меня возникли нехорошие подозрения.

– И у меня тоже. Определенно, надо бы взглянуть поближе.

– Для моих подозрений есть и еще одна причина. Похоже, тут нет ни короля, ни аристократии, хотя цивилизация явно скатилась к стадии позднего Средневековья.

– Или зачатков новой истории – выбирай что хочешь. – Дирк пожал плечами. – А вот меня больше всего изумляет то, что тут, судя по всему, и не пахнет ни церковниками, ни церквями.

– А это крайне нетипично для цивилизации, пребывающей на подобной стадии развития. Короче говоря, у нас есть все причины для того, чтобы взглянуть на эту планетку. – Гар поднялся с кресла и направился к шлюзовой камере. – Садимся, Геркаймер! На ночное полушарие!


* * *

Орогору угрюмо плелся домой, забросив мотыгу на плечо. Когда подошли к деревне, Клайд прокричал погромче, чтобы все слышали:

– Три! Сегодня Орогору срубил мотыгой только три побега маиса!

– Всего три? – ехидно перепросила Алтея, оторвавшись от миски с бобами, которые шелушила, сидя возле дома. – Все лучше и лучше, Орогору! Может, мы все-таки соберем осенью хоть несколько початков для обмолота!

Орогору сдержался и никак не ответил на издевку, но заливший щеки румянец выдал его.

– Ты слышишь, как они смеются над тобой, мальчишка? – проворчал отец, шагавший следом. – Неужто ты так и будешь позорить меня день за днем?

С языка Орогору был готов сорваться дерзкий ответ, но он промолчал. Горький опыт подсказывал ему, что оговорки чреваты только пинками да подзатыльниками. Пусть он стал старше, пусть на его стороне была пылкость юности – он знал, что отец сильнее, проворнее и вообще – в драке выше его на голову.

– Простую мотыгу в руках держать не может! – продолжал злопыхать отец. – Хорошо еще, что мы ни разу не дали тебе плуг или серп!

На самом деле отец и не думал учить Орогору обращению с этими сельскохозяйственными орудиями, но парень и тут не стал спорить – он просто лишний раз напомнил себе: нет ничего удивительного в том, что он – такой неумеха.

То, что он неуклюж, стало ясно еще тогда, когда ему было лет пять. Он старался, как мог, порадовать мать, помочь ей по дому. Притащит воды из колодца – получит выговор за то, что половину расплескал по дороге, сходит за хворостом – его отругают за то, что приволок больше гнилушек, чем сушняка, подметет пол – наслушается упреков за оставленные незамеченными соринки. Он только и помнил с детства ругань да попреки.

Как-то раз малыш Орогору, играя, налетел на стол и нечаянно свалил на пол любимую вазу матери. Ваза разбилась.

– Это еще что такое? – вскричала мать и принялась гоняться за сыном. Орогору уворачивался, ему хотелось сжаться в комочек, избежать побоев, но все было тщетно. Мать вопила:

– Моя ваза! Неуклюжий, тупой мальчишка! – А потом она стала бить его, и била, и била, и била...


* * *

Отец отвесил Орогору затрещину, и парень от боли и неожиданности присел. В ушах звенело, но он слышал, как вопит отец:

– А на этой грядке ты половину сорняков пропустил!

Орогору, дрожа, простонал:

– Я не знал, что это сорняки, папа!

– Тупица! Все, что не маис, – то сорняки! – И отцовский кулак снова угодил по голове Орогору. – Начинай сначала, да выпалывай сорняки, а маис не трогай!

Орогору старался. Старался изо всех сил – он выполол мотыгой все сорняки до единого... но при этом – и четверть побегов маиса. Его оставили без ужина, а вечером отец вдобавок поколотил его плетью. Лежа на животе, Орогору уснул, заливаясь горючими слезами.


* * *

Той осенью он еще не работал мотыгой – той осенью, когда детишки бегали за взрослыми, уставшими после изнурительной страды. От зари до зари – жатва и вязание снопов. Детям тоже приходилось вязать снопы, но в отличие от взрослых у них потом еще оставались силы побегать, поиграть, покричать.

Кто-то сильно стукнул Орогору по спине. Он споткнулся и чуть не упал, но, сделав несколько шагов, согнувшись в три погибели, сумел выпрямиться. Пылая гневом, он оглянулся, чтобы увидеть обидчика...

Это был Клайд. Он был на голову выше и на два года старше Орогору. Клайд ухмылялся, а позади него стояли его дружки и громко хохотали.

– Извиняюсь, Орогору, – притворно вежливо проговорил Клайд. – Я оступился.

Орогору сжал кулаки и отвернулся. Но он знал, что его ждет, и боялся этого...

Следующий удар пришелся ему по ягодицам. Орогору упал на землю ничком.

– Ага, а вот теперь ты оступился! Вставай, Орогору! Чего, не можешь встать, что ли?

Орогору лежал на земле. Он знал правила: лежачего не бьют. Но двое мальчишек подскочили к нему, ухватили под мышки и рывком поставили на ноги, а потом все до одного по паре раз его стукнули.

Потом все убежали. Дождавшись, когда стих вдали их топот, Орогору отважился поднять голову. Рядом с ним стоял отец и с отвращением смотрел на него сверху вниз.

– Да ты и сдачи дать не можешь, как я погляжу? Ладно... Пошли домой. Только трусам обеда не полагается.

Орогору столько раз лишали обеда, что просто удивительно, как это он ухитрился подрасти. А еще более удивительно – как он вырос круглолицым и коренастым. Это было нечестно – он столько не съел, чтобы приобрести такое телосложение!


* * *

Словом, Орогору вырос, понимая, что крестьянин из него никудышный. Он понимал это потому, что отец распекал его и за то, что он даже мяч бросить – и то как следует не мог, проигрывал в любой драке, за то, что каждый считал своим долгом дать ему пинка по заднице или подзатыльник, осыпать насмешками. Орогору старался угодить родителям, и чем больше они его честили, тем больше старался, но все без толку. Мать все равно находила, к чему придраться, а отец все силился допытаться, почему это он не может быть таким, как все остальные мальчишки. Это продолжалось до того дня, когда Орогору, выпоротый за то, что случайно скинул со стола на грязный пол каравай хлеба, и лишенный обеда за то, что во время порки кричал, что его наказывают несправедливо, рыдая, улегся в постель. Ему казалось, что его маленькое сердечко того и гляди разорвется... и вдруг он понял все.

Неожиданно его озарило: почему он был так неуклюж в крестьянских забавах, почему он не умел даже толком разговаривать с другими детьми, почему они не могли полюбить его – все потому, что он был не такой, как они! Не такой! Другой! Он был настолько на них не похож, что эти мужчина и женщина, с которыми он жил под одной крышей, просто не могли быть его настоящими родителями! Они его не любили, стыдились его, день за днем вели себя с ним так, словно он был для них обузой – так разве он мог быть их плотью и кровью? Наверное, его родные отец и мать отдали его этим неотесанным грубиянам по какой-то очень важной и таинственной причине, и в один прекрасный день непременно за ним вернутся!

Той ночью Орогору заснул с надеждой на то, что его настоящие родители скоро приедут за ним, и гадая, каковы они собой. К этим мыслям он возвращался, как только выдавалась минутка для раздумий, и теперь мать то и дело распекала его за эту дурацкую привычку – мечтать, уставившись в одну точку. Но Орогору не обижался – теперь в мечтах он убегал в мир, который был куда лучше того, где жила мать. А грезил он о родителях, которые были мудры и добры.

Вступив в пору созревания, Орогору начал замечать, что некоторые девочки весьма привлекательны, но когда он пытался застенчиво заговорить с ними, они только смеялись, удивляясь его смелости, или позволяли ему разговаривать с ними ровно столько, чтобы найти над чем посмеяться. Мальчишки же стали вызывать его на драку еще чаще, чем прежде, и эти потасовки всегда заканчивались одинаково ужасно: даже если Орогору пытался спастись бегством, короткие ноги уносили его недалеко, и обидчики нагоняли его и все равно поколачивали.

А потом настал праздник весны, и юноши выстроились в ряд, и девушки должны были выбрать себе партнеров для танцев. Юноши ждали, притопывая в такт звукам скрипки. Алтея выбрала красавчика Бэрла с задиристой улыбкой, ее закадычная подружка Нэн – широкоплечего, мускулистого Арна, Сели остановила свой выбор на Гори, который выходил победителем во всех состязаниях... Словом, самые хорошенькие выбирали самых симпатичных, самых сильных, самых ловких.

В конце концов Орогору остался один и поспешно отвел взгляд в сторону. Килета, хихикая, болтала с двумя девушками постарше, но на него поглядывала разве что с жалостью, а Орогору не хотелось, чтобы она пригласила его на танец из жалости. По правде говоря, ему и танцевать-то с ней не очень хотелось, потому что она была так же некрасива, как и сам Орогору, – вот только сложена Килета была получше.

Получше? А кто, собственно, сказал, что Орогору был сложен не правильно? Да, у него было слишком длинное туловище и короткие ноги. А у остальных – все совсем наоборот, ну и что? Орогору добрел до деревенского пруда и встал на берегу, рассматривая свое отражение в воде. Верно – лицо у него было круглое, а у остальных ребят физиономии были продолговатые. У него – нос «картошкой», а у них – прямые и длинные. Глаза... глаза у Орогору были великоваты для мужчины, но маловаты для женщины и к тому же карие, а у прочих парней – голубые, зеленые или серые. Да, да, он был полноват, но ведь и это не означало, что он хуже, чем они!

И тут Орогору посетило новое озарение: нет, это вовсе не означало, что он хуже других! Наоборот – они были хуже его! Он так сильно отличался от сверстников, потому что был намного лучше их! В конце концов, они были всего-навсего крестьянами – все до единого, а он уже давным-давно догадался, что его растят ненастоящие родители! Наверняка он был отпрыском более высокого рода, сыном по крайней мере каких-нибудь помещиков, но все-таки скорее – людей благородных, про которых бабушки детям рассказывают в сказках – конечно, только тем, кому посчастливилось иметь бабушек.

И как только Орогору это понял, все сразу стало на свои места. Естественно, приемные родители сторонились его – ведь они знали, кто он есть на самом деле! Естественно, он не мог быть таким, как его сверстники, – он так сильно от них отличался! И естественно, его бы не выбрала ни одна из крестьянских девушек – он был настолько выше их, что они даже не могли понять, кто же он на самом деле такой!

От пруда Орогору ушел другим человеком. Понимание чуда билось в его сердце, ему мучительно, до боли хотелось с кем-нибудь поделиться своим открытием, – но, конечно, поговорить ему об этом было положительно не с кем.

Сейчас – не с кем. Но потом... Настанет день – и родители вернутся за ним, или он сам выяснит, куда они подевались, и отправится на их поиски, и никакие глупые законы, никакие приказы магистрата его не остановят!

Орогору шел обратно мимо дебоширивших, напивавшихся, распевавших грубые песни крестьян. Сверстники задевали его, толкали. Он потянулся было к последней нетронутой кружке браги, но кто-то успел схватить ее раньше него. Над ним смеялись, издевались, но он только безмятежно улыбался в ответ. Ему было все равно, чем они занимались – эти крестьяне, эти простолюдины. Он-то знал, кто он на самом деле, а в один прекрасный день об этом узнают и они!




Глава 2


Огромный золотистый диск плавно снижался в темноте. Наружное кольцо вращалось вокруг неподвижной середины, на обшивке которой располагались орудийные башни, спутниковые антенны и люки шлюзовых камер, а внутри – люди. Диск, описывая круги, опустился на лужайку возле леса, в нескольких милях от города, где несколько часов назад погасли все огни. Какое-то время диск был неподвижен – управляющий им компьютер производил исследование взятых за бортом проб воздуха, проверяя, достаточно ли в нем кислорода для дыхания людей и нет ли в составе местной атмосферы каких-нибудь токсичных газов или микробов, к которым у людей не было иммунитета. Наружный край диска вращался все медленнее и медленнее и наконец, издав шипение, замер. Затем был спущен трап, и по нему на землю сошли двое мужчин в куртках с приподнятыми плечами поверх рубах с рукавами-раструбами и в широких штанах, заправленных в высокие сапоги. В самом худшем случае, то есть – если бы их сейчас увидел какой-нибудь браконьер, промышляющий под покровом ночи, по крайней мере их одежда не вызвала бы у него особых подозрений. Правда, транспортное средство, на котором они прибыли, оставляло богатую почву для размышлений.

– Представители правящего класса на этой планете наверняка одеваются в хламиды, – проворчал Дирк. – Правда, если дойдет до драки, то в хламиде не больно-то подерешься... – Он придирчиво оглядел себя с головы до ног. Мешковатая куртка с квадратными плечами и слишком просторные штаны были на запястьях и лодыжках схвачены тугими манжетами. – Ладно, хоть у военных амуниция более или менее продуманная. Экстравагантная немного, но все же продуманная.

– Не заморачивайся на одежде, Дирк, – успокоил друга Гар. – Не исключено, что нам еще придется раздеться догола, вываляться в грязи по самые уши и притвориться сумасшедшими.

– Что ж – на большинстве планет этот номер проходил, – признал Дирк. – Но я все-таки надеюсь, Гар, что в один прекрасный день мы напоремся-таки на планету, где душевнобольных не содержат в лечебницах, а позволяют им тихо-мирно жить-поживать дома, в приличных квартирках.

– Если бы это было так, нам не было бы нужды сюда наведываться, – отозвался Гар и огляделся по сторонам. – С виду тут вроде тихо, спокойно. С точки зрения удовлетворения физических потребностей, похоже, все в порядке.

– Ага, – вздохнул Дирк. – Но когда люди сыты и имеют крышу над головой, у них, как правило, появляется время подумать о других потребностях. В общем и целом – мы крайне неблагодарные существа, Гар.

– Да, это точно, – усмехнулся Гар. – Нам вынь да положь такие немыслимые блага, как счастье, любовь, возможность творчески осуществиться...

– Но этих благ не может гарантировать ни одно правительство на свете.

– Не может. Но плохое правительство запросто может своих сограждан этих благ лишить. – Гар крепче сжал пику, на которую опирался, как на посох. – Так давай выясним, с каким правительством мы имеем дело в данном случае. – И он зашагал по трапу вниз. Дирк последовал за ним. Как только оба ступили на землю, металлическая лента бесшумно втянулась в прорезь на обшивке.

Гар вытащил из кармана куртки медальон, поднес его к губам и произнес:

– Взлетай, Геркаймер. Жди нас на орбите.

– Слушаюсь, Гар, – послышался из медальона ответ, и огромный золотистый диск медленно всплыл над лужайкой и, поднявшись в ночное небо, затерялся меж звезд. Однако из медальона послышалось:

– Я постараюсь наблюдать за вами, как только будет такая возможность.

– Да. Пожалуйста, непременно наблюдай, – сказал Гар. – В конце концов, кто знает – вдруг я коммуникатор потеряю.

– Ясно, Магнус. Удачи.

– Спасибо, Геркаймер. Отдыхай в меру сил. – С этими словами Гар убрал медальон в карман, не став ругать компьютер за то, что тот, прощаясь с ним, назвал его именем, данным ему при рождении, а не рабочим псевдонимом. Затем он повернулся к лесу.

– Коммуникатор потеряешь? – хмыкнул Дирк. – И какая тебе разница? Ты ведь родился с коммуникатором!

– Это верно, но так муторно транслировать мысли на сверхвысокой частоте, – негромко проговорил Гар. – Как думаешь, Дирк, найдем ли мы дорогу?

– Вон тропинка. Наверное, по ней можно выйти на дорогу, – указал Дирк. – Не думаешь же ты, что нам стоило приземлиться средь бела дня?

– Да нет, не стоило, конечно, если бы только нам дозарезу не захотелось сразу же привлечь к себе внимание народных масс.

– Нет, вот этого не надо. – Дирк театрально вздохнул и спросил друга:

– А зачем мы вообще этим занимаемся, Гар? Почему мы только и делаем, что выискиваем планеты, где правители угнетают народ, чтобы потом вмешаться и освободить несчастных от ига? Нам-то какое дело?

– У меня для этого есть вполне веская причина, – несколько самодовольно отозвался Гар. – Я, в конце концов, аристократ, а меланхолия – профессиональная болезнь аристократов. Вот я с ней и воюю. А ты?

– Я? – Дирк поднял голову и задумчиво уставился в небо. – Я в ссылке. Кому об этом знать, как не тебе? Ты явился на мою родную планету и завербовал меня в революционеры!

– Да, но в ссылку ты отправился добровольно, – уточнил Гар.

– От добровольца слышу, – огрызнулся Дирк. – Хотя... ты этого и не отрицаешь. Я родился рабом, это тебе известно, а когда другие беглые рабы помогли мне скрыться, меня пристроили в космическую грузовую компанию, и дальше я жил той же жизнью, что и мои напарники. Мотались по космосу от планеты к планете, освобождали таких же рабов, каким я сам когда-то был. Но потом я получил кое-какое образование, вписался в современный мир и потерял связь с теми людьми, среди которых родился, и связь с родиной тоже потерял. – Он пристально посмотрел на Гара. – Теперь мне надо найти новую родину. Найти женщину, которая полюбила бы меня, а такую женщину найти нелегко – чтобы она была простолюдинкой, но при этом культурной и образованной.

Гар кивнул и ответил товарищу взглядом, полным сочувствия:

– Но что для тебя важнее, Дирк? Родина или женщина?

– Наверное, в итоге это одно и то же. А для тебя?

– Для меня? – Гар пожал плечами и отвернулся. Он, похоже, занервничал, хотя они ушли от места посадки совсем недалеко. – Дом-то у меня есть, но мне там нечего делать. А тернистый путь моих отношений с женщинами показал мне, что та из них, что полюбит меня, еще не родилась на свет. И потом... я принужден всю жизнь жить в тени отцовской славы.

– Но не думаешь же ты, что найдешь для себя новый дом? – тихо спросил Дирк.

– Не думаю, – покачал головой Гар, обернулся и встретился взглядом с Дирком. – Не думаю, что обрету дом, не надеюсь, что встречу женщину, которая была бы достаточно мягкой для того, чтобы поверить мне, но при этом – достаточно сильной для того, чтобы меня не бояться. Но у человека должна быть какая-то цель в жизни, Дирк, и если я не в состоянии обрести любовь и вырастить собственных детей, я по крайней мере могу употребить отпущенные мне дни на то, чтобы освобождать рабов, на то, чтобы подарить им шанс найти любовь и жить счастливо.

– Вполне достойная цель в жизни, не хуже любой другой, – сказал Дирк. – Пожалуй, о лучшей я и не слыхал. – Он усмехнулся. – В общем, мы с тобой вроде парней, что торчат на углу городской улицы и убивают время в ожидании смазливых девчонок, что пройдут мимо.

– Типа того, – кивнул Гар и против воли улыбнулся. Оптимизм Дирка был заразителен. – Но пока мы помогаем другим людям, время мы не убиваем.

– Только спасибо нам никто не скажет.

– Верно, это мы на своей шкуре познали. Но нам ведь нет дела до благодарности, ни к чему она нам. Верно?

– Совершенно ни к чему, – согласился Дирк. – Наверное, самое главное для нас – это чувствовать, что мы не зря время потратили.


* * *

Тяжело дыша, Майлз шагал вдоль реки от брода. Он старался не сходить с каменистого берега. Пусть собаки учуют след, но следов никто не разглядит. Гончим придется долго плестись и вынюхивать, потому что он почти целую милю либо плыл по реке, либо переходил ее вброд.

Но теперь он страшно устал. Все тело ныло от слабости, ноги, казалось, налились свинцом, и Майлз с трудом переставлял их. Голова жутко болела, то и дело кружилась. Он бежал трусцой всю ночь, а потом весь день то плыл, то переходил броды, то шел по каменистому берегу... Между тем погони он не слышал. То ли в деревне его отсутствие осталось незамеченным – быть может, каждый посчитал, что он находится в другой компании, – то ли лесничие проявили неслыханное милосердие и употребили на его поиски гораздо больше времени, чем требовалось. До Майлза доходили слухи, что время от времени лесничие ведут себя именно так, если считают, что дело беглеца правое... а двоюродный брат Салины был лесничим. Однако рано или поздно они все-таки увлекутся погоней и, как бы ни сочувствовали Майлзу, начнут охотиться за ним на совесть.

Не исключено, что уже охотятся.

Но он настолько изнемог, что ему казалось – больше он не в силах ступить ни шага. Измученный разум твердил: ты должен хоть немного поспать, иначе больше не сможешь бежать, упадешь, где стоишь, без чувств, а потом тебя разыщут собаки.

И когда Майлз увидел на высоком берегу стог соломы, он ощутил несказанную радость. Ноги сами вынесли его на поле.

Майлз разрыл колючую солому и залез внутрь стога. Перед тем как забыться спасительным сном, он из последних сил забросал горстями соломы дыру.


* * *

Гар и Дирк шагали по широкой дороге, вдоль которой росли толстые старые деревья, отбрасывавшие густую тень. Проезжие попадались редко, но безлюдной дорогу назвать было нельзя. В ту же сторону, куда шагали друзья, направлялись еще трое: в сотне шагов позади них громыхала груженая телега. На ней сидела женщина, а рядом, присматривая за упряжкой волов, шагал мужчина. А в сотне шагов впереди вышагивал одинокий путник с посохом и мешком за спиной. Оба мужчины были одеты примерно одинаково – штаны, сапоги с отворотами и толстовки, подпоясанные ремнями. На женщине была длинная темно-синяя юбка и светло-голубая блузка, поверх которой была наброшена черная шаль.

– Рабочий люд – скорее всего крестьяне, – заключил Дирк.

Попутчики были далеко и услышать его не могли.

– А я бы сказал, что тот, что шагает впереди, – торговец или еще кто-нибудь в этом роде, – предположил Гар. – У него глины на сапогах не видно.

– Глаз у тебя наметанный, – похвалил товарища Дирк и, поскольку в это мгновение их обогнал еще один прохожий, добавил погромче:

– Да нет, тучи далеко. До заката вряд ли дождик пойдет.

– А я думаю – раньше, – так же громко возразил Гар. – Ветер крепчает. Того и гляди пригонит тучи.

Тут приятелей обогнала телега, и ее владелец испуганно взглянул на них, проходя мимо, и нахмурился, но тут же отвернулся и подстегнул волов.

– Ну, с этим все ясно, – приглушенно пробормотал Гар. – Телега, доверху нагруженная бочонками... он наверняка поставщик винодела.

– Или виноторговец, – возразил Дирк. – Бочонки запросто могут быть наполнены элем.

– Не возражаю. По крайней мере мы согласны в том, что он – не купец.

– Ясное дело. Слишком бедно одет. – Дирк приподнял подбородок, указав на телегу, что ехала им навстречу и сейчас находилась на расстоянии в сто футов. – А уж вот этот точно купец.

Гар прищурился. На вознице были облегающие штаны и примерно такого же покроя рубаха, как на том мужчине, что только что обогнал их, но его одежда явно была скроена из более дорогой ткани, да и цвета ее были повеселее: штаны – темно-синие, а рубаха – голубая. Но что первым делом бросалось в глаза – так это что поверх рубахи был наброшен широкий парчовый плащ.

– Да, это явно более влиятельная особа, но тем не менее сам правит телегой. Правда, у него есть и наемные возницы.

За первой телегой ехали еще две, и правили ими мужчины, одетые в унылую домотканую ряднину.

– Ого! А вот теперь показалась действительно важная шишка! – воскликнул Дирк.

Из-за поворота дороги выехала небольшая закрытая повозка – черная, приземистая и довольно скромная. Перед ней и позади нее скакали верхом по двое всадников в одинаковых нарядах – темно-красных камзолах и штанах и такого же цвета широкополых шляпах с плоскими тульями. Возле седел болтались копья, к ремням всадников были приторочены мечи и кинжалы, которые они и не думали прятать от посторонних глаз.

– Солдаты, форму которых Геркаймер использовал для изготовления нашего камуфляжа, – заключил Гар и нахмурился. – То, что наши одеяния коричневого цвета, скорее всего означает, что мы служим другому боссу.

– Да, но нашего здесь нет, а их босс сидит в карете, – отметил Дирк. – Думаю, самое время поглядеть, что там за деревьями по ту сторону от дороги.

– Думаю, это будет чересчур откровенно, – ответил Гар. – Лучше бы сразу все прояснить. Надеюсь, они говорят на нашем языке.

Дирк был изумлен не на шутку.

– Господи боже, мы ведь таки явились сюда совершенно неподготовленными!

– А какими мы еще могли явиться, не имея никаких предварительных сведений? – сухо возразил Гар. – Но их предки разговаривали на Терранском Стандарте, и нет причин предполагать, почему бы они не знали этого языка.

– Вот-вот, заодно и выясним, насколько терпима их цивилизация, – улыбнулся Дирк. – Чем хуже окажется акцент, тем цивилизация демократичнее, а чем ближе выговор к Стандарту, тем больше, стало быть, местные власти настаивают на том, чтобы все было по правилам.

– Тем более что нам предоставляется прекрасная возможность познакомиться с этими самыми властями, – добавил Гар, – учитывая, кто сидит в карете.

Они поравнялись с эскортом, и солдаты отдали им честь: выбросили в сторону руки, согнутые в локте, прижав при этом пальцы друг к другу так, что кисть становилась похожей на лезвие клинка. Гар и Дирк ответили им таким же жестом, стараясь не раздвинуть губы в улыбке шире, чем это позволили себе солдаты. Когда карета проезжала мимо, друзьям удалось разглядеть в окошке мужчину лет тридцати в квадратной черной шляпе и плаще точно такого же цвета, как форма сопровождавших его солдат. На носу у мужчины блестели очки, и он проглядывал какие-то бумаги, невзирая на то что карету немилосердно качало и трясло. Дирк и Гар отсалютовали двоим всадникам, замыкавшим процессию, и карета угромыхала дальше по дороге.

– Первое испытание одолели, – облегченно вздохнул Дирк.

– Теперь знаем, как тут военные честь отдают, – резюмировал Гар. – Всего лишь ритуальный взмах рукой, не более того.

– Я бы счел это добрым предзнаменованием, если ты не возражаешь. Ну и какие у тебя соображения насчет представителя местного правящего класса?

– Думаю, это был профессиональный управленец, а не тот, кто занимается этим делом по совместительству, на манер венецианских купцов или членов афинского собрания граждан.

– А я бы предпочел любителей...

– Ну ладно, оставайся при своих сомнениях. Но этот, похоже, обучен своему делу.

– Это точно, и наверняка уже придумал, как передать дело своему сынку, но никак не дочке. Любители по крайней мере не так заинтересованы в насаждении бюрократии.

– Ты несправедлив, – шутливо упрекнул друга Гар. – Одного взгляда на человека вряд ли достаточно, чтобы сразу обвинить его в стольких грехах.

– Почему же? Он ведь в таком возрасте, что вполне может иметь детей. А если он – обученный бумагомарака, то, стало быть, – представитель бюрократии.

– Не слишком ли широко ты трактуешь понятие «бюрократия»?.. Постой, что это еще там такое?

Доносившийся из-за поворота дороги гомон стал настолько громким, что наконец привлек внимание спутников.

– Толпа, – заключил Дирк. – И не смотри на меня так. Кто-то же должен назвать вещи своими именами. Но, похоже, особо опасаться нечего.

– Да нет, гомонят они весело. Я бы даже сказал – празднично. Давай-ка поглядим, что там и как.

Обогнув придорожные деревья, друзья увидели выстроившихся вдоль обочин по обе стороны крестьян. Крестьяне переговаривались, махали руками, улыбались, их глаза возбужденно сверкали. У некоторых имелись заплечные мешки, откуда они вынимали еду и питье и делились друг с другом. В толпе можно было разглядеть и купцов, и возниц, и прочих путников. Все как один весело смеялись и раздавали направо и налево всевозможные дары природы.

– Ты был прав, – усмехнулся Дирк. – Это действительно праздник. И когда же начнется парад?

– Давай затешемся в толпу, – предложил Гар. – Может, подслушаем какие-нибудь разговоры.

Он сошел с дороги, опираясь на посох и озираясь по сторонам с мягкой, полной неподдельного интереса улыбкой. Дирк последовал за ним, ворча:

– Почему мне это сборище кажется подозрительным?

Крестьяне сразу обратили внимание на присоединившихся к ним путников. Какой бы добродушной ни была улыбка Гара, видимо, он все-таки чем-то напугал крестьян. Но вреда от него никакого не воспоследовало. Он тихо переговаривался с Дирком – так тихо, что его слов никто, кроме Дирка, не слышал, – и народ мало-помалу успокоился и вернулся к прерванной болтовне. Дирку показалось, что Гар в буквальном смысле слова навострил уши. Неужели он сделал то же самое? Между тем многое в разговорах местных жителей ему было понятно. Да, акцент, безусловно, присутствовал: гласные здесь произносили более широко, чем на привычном Дирку диалекте, а согласные более мягко, но в общем и целом смысл фраз уловить труда не составляло.

– Я все понимаю, – процедил сквозь зубы Гар.

– Я тоже, – отозвался Дирк. – А это не есть хорошо.

– Совсем нехорошо, – согласился Гар, но настолько небрежно, что у Дирка мурашки по спине побежали. – Это говорит о том, что правительство здесь жесткое, непоколебимо консервативное.

Из этого вывода проистекал целый ряд небезынтересных версий, ни над одной из которых Дирку сейчас задумываться совсем не хотелось. Дабы выбросить неприятные мысли из головы, он сосредоточил свое внимание на том, о чем говорили люди поблизости.

– Защитник собственной персоной! С чего бы это ему понадобилось забираться в такую глушь?

– Врать не стану, но поговаривают, будто бы он время от времени сваливается как снег на голову как раз в те края, где его меньше всего ждут, – проверяет, исполняют ли чиновники его приказы и не дурачат ли его.

– Его они дурачат или еще кого другого? – фыркнула и улыбнулась женщина. – Знаю, знаю – они ж такие честные!

– Но откуда известно, что он тут проедет? – нахмурился один из возниц.

– Да тут глашатай проскакал верхом, вопил, чтоб, значит, дорогу расчистили – сам Защитник, дескать, едет!

– Говорил я тебе – надо было выйти пораньше, – проворчал Дирк. – Услышали бы глашатая собственными ушами.

– Значит, он скачет намного впереди, – удивленно отозвался Гар. – Мы ведь уж целый час, как топаем по дороге.

– Ой, да он же еще с вечера тут проскакал, – сообщила женщина супруге крестьянина – той самой, что сидела на телеге с бочонками. – Защитник такой добрый, что всем нам позволит его увидеть.

– Угу, – буркнул Дирк себе под нос, – и вдобавок заранее мобилизовал общество, дабы на всем пути его следования торчали вопящие от радости подданные.

Издалека послышался звук фанфар. Толпа заохала и заахала, но ура пока никто не кричал.

– Фанфары отзвучали, – констатировал Дирк. – Когда же начнется увертюра?

Тут фанфары взревели вновь, умолкли и снова зазвучали уж ближе. Параллельно нарастал уровень громкости оханья и аханья. А потом появились всадники. Они галопом мчались по дороге и орали, не жалея глоток:

– Дорогу Защитнику! Дорогу тому, кто правит и судит во всем Содружестве!

За всадниками последовали конные гвардейцы в темно-синих мундирах. Они низко опустили копья, дабы в случае чего отогнать крестьян, устремившихся поближе к дороге. За гвардейцами ехал зловещего вида серебристо-черный открытый экипаж. В нем восседали трое: двое в черно-серых одеяниях на переднем сиденье, спиной к кучеру, а лицом к ним – худощавый угрюмый мужчина. Он непрерывно махал рукой выстроившимся вдоль дороги людям, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую. Одет он был в черные просторные одежды. На груди его сверкала крупная увесистая серебряная цепь, на голове красовалась плоская широкополая шляпа. В черной бороде поблескивали седые волосы.

Народ завопил от радости. Зеваки просто обезумели: они подбрасывали вверх шапки, отчаянно размахивали руками, бросались к экипажу. В итоге двоим гвардейцам, скакавшим позади, пришлось практически поравняться с задними колесами и выставить в стороны лезвия алебард, дабы отгонять толпу. Дирк и Гар, как и все прочие, вытянули шеи, чтобы получше взглянуть на важную персону – кем бы он ни был, этот человек, на странной отсталой планете, куда их занесла судьба. Тут как раз с ними поравнялись передовые гвардейцы, и Дирк с Гаром отпрянули назад вместе со всеми остальными.

А потом мимо прокатился экипаж, и Защитник, казалось, устремил взгляд прямо на двоих друзей и устало помахал рукой. Затем он повернул голову в другую сторону, а мимо проскакал арьергард. Вот и все. Толпа издала стон разочарования – вот только что послужило его причиной? То ли то, что на Защитника зевакам удалось поглазеть совсем недолго, то ли то, что теперь, хочешь не хочешь, а надо было возвращаться к прерванным трудам, – этого Дирк с Гаром понять не могли. Ясно было одно – местным жителям во что бы то ни стало хотелось по возможности продлить праздник. Они оборачивались друг к дружке, взволнованно переговариваясь.

– Такой важный, такой надутый! – жаловалась одна женщина другой.

– Это да, но какой у него усталый вид! – возразила ее собеседница. – Бедненький, ведь ему обо всех нас приходится думать!

– Всю жизнь ждал этого дня, – вздохнул мужчина. – И внукам о нем расскажу!

– Правда ведь, стоило на него посмотреть хоть одним глазком? – обратился к Дирку какой-то юноша с горящими глазами.

– Весьма впечатляюще, – уклончиво ответил Дирк. – Стало быть, раньше ты его ни разу не видел?

– Я-то? – Юноша заливисто расхохотался. – Да мне еще и двадцати не стукнуло, господин хороший! Так что мне очень даже повезло, что удалось на него поглазеть.

Стоявший неподалеку мужчина постарше пристально уставился на друзей.

– А вы что же, его раньше видали или как?

– На военной службе чего только не повидаешь, – ответил Дирк. – Нам ведь разное-всякое поручают и посылают много куда.

Ответ был предельно уклончив, тем не менее мужчину он, похоже, удовлетворил. Вероятно, именно уклончивость ответа Дирка и поспособствовала тому, что любой, кто бы его ни услышал, прочел бы в нем для себя именно то, что ему хотелось услышать. Мужчина обернулся к приятелю, но в это мгновение послышался чей-то зычный голос:

– Слушайте! Слушайте все! Слушайте магистрата!

Друзья обернулись. Посреди дороги стоял мужчина в темно-красной мантии, сложив на животе руки так, что его пальцев не было видно под длинными и широкими рукавами. Он был молод – не старше тридцати, но уже успел обзавестись властностью и вел себя так, словно и помыслить не мог о том, что кто-то посмеет ему не повиноваться. Толпа постепенно угомонилась, притихла, и магистрат воззвал к ней:

– Вы все видели своими глазами, добрые люди! Чудесное утро для всех нас! Редко выпадет такое счастье – повидать Защитника всех наших земель, судью над всеми судьями, магистрата над всеми магистратами! Храните же воспоминания об этом дне, как драгоценное сокровище, поведайте обо всем, что увидели, другим, запечатлейте память о нем в своих сердцах! Однако время смотреть миновало, а время вернуться к трудам настало вновь! Ступайте же по домам, на свои поля, к своим орудиям! Говорите о той радости, которая вас нынче посетила, но ступайте!

Толпа вновь загомонила. Люди начали расходиться. Одни направлялись в придорожные поля, другие – к проселкам, которые, по всей вероятности, вели к деревням, где они обитали.

– Думаю, нам тоже лучше удалиться, – сказал Гар.

– Ага. И чем дальше от этого типа в красной мантии, тем лучше, – кивнул Дирк. – От него попахивает властью, а я предпочел бы не подходить к ему подобным близко, покуда не уточню – не ядовит ли сей аромат.

Они поспешно смешались с толпой. Охранники магистрата успели заметить высоченного солдата в коричневой форме, но только глянули на него – не более. Судя по всему, ничего особенного им при этом в голову не пришло. Они развернулись и перенесли все свое внимание на магистрата, севшего верхом на высокую чалую лошадь. Вскоре они уже ускакали достаточно далеко для того, чтобы Дирк и Гар могли с облегчением вздохнуть. Друзья отошли от толпы крестьян, но заговорили друг с другом только тогда, когда их никто не смог бы подслушать.

– Итак, – сказал Дирк, – можно считать, что нам повезло: мы увидели здешнего главного представителя власти.

– Да, но только ли он представляет власть или сам по себе является правительством? – задумчиво проговорил Гар.

– Его назвали «магистратом над всеми магистратами», – напомнил товарищу Дирк. – Но при этом ни слова не было сказано о том, кто тут осуществляет правоохранительные меры.

– На короля он явно не тянет, – высказал свое мнение Гар, – хотя запросто может играть эту роль.

– Может, – согласился Дирк. – И весьма не исключено, что глашатай упомянул и этот титул наряду с остальными. Скорее всего этот малый в красной мантии – его здешний наместник.

– Похоже на то. Но для должности магистрата он слишком юн, согласись. Я всегда считал, что этот пост занимают либо какие-нибудь местные аристократы средней руки, либо деловые люди, успевшие сколотить приличное состояние, которого хватило бы на постройку большого дома и раздачу пары-тройки взяток нужным людям.

Дирк пожал плечами.

– Может быть, он только-только закончил юридический факультет и попал сюда на практику?

– Вряд ли, – покачал головой Гар. – Но сама идея о том, что он мог пройти соответствующее обучение... словно бы я слышу звон колокольчика.

– Будем надеяться, что это не набатный колокол, – усмехнулся Дирк. – Знаешь, что-то я себя не слишком ловко чувствую в этой военной форме. По-моему, мы слишком сильно бросаемся в глаза.

– У меня такое же ощущение, – кивнул Гар. – Но пока мы не знаем, насколько безопасно тут странствовать в другой одежде. Нам нужна информация, Дирк, нужна отчаянно.

– Да, и я понимаю, что это значит, – вздохнул Дирк.

– Мы должны завязать знакомство с кем-нибудь из местных жителей – желательно с тем, кого власти несправедливо обидели.

– Ясно. Нам нужен такой человек, который готов поступить так, как ему подсказывает совесть, хотя магистрат ему так поступать запрещает. Но если мы такого не изыщем, сможем ли мы объявить эту планету удовлетворительно управляемой и смыться отсюда?

Гар некоторое время помолчал, затем проговорил:

– Похоже, Защитник тут пользуется большой популярностью, но это может быть связано исключительно с тем, что он – глава правительства, и народ его видит редко. Тем не менее если мы здесь найдем только таких нарушителей закона, у которых нет ни стыда, ни совести, или таких, которым наплевать, кому они делают больно, – что ж, думаю, тогда нам вполне хватит доказательств.

Дирк испустил громкий вздох облегчения.




Глава 3


От дома к дому перебегал мальчишка, стуча в двери и выкрикивая;

– Менестрель! Менестрель! Выходите и послушайте менестреля!

Орогору оторвал взгляд от работы – он плел из лозы сиденье стула. Плел, как потом наверняка скажет мать, из рук вон плохо. Менестрель! Вести из мира за пределами деревни, песни о славных днях старины! Но Орогору не должен был позволить, чтобы его земляки заметили, как он взволнован. Его и так непрерывно дразнили за то, что он толстый, круглолицый, неуклюжий, но больше всего – когда он пытался с кем-то заговорить. При этом Орогору неизменно попадал пальцем в небо, поэтому сохранить хоть какую-то видимость собственного достоинства он мог, делая вид, что ему до смерти прискучило все в этой деревне. Хотя... сердце его изнывало от тоски по Алтее – самой хорошенькой и умной из девушек, по ее искрящемуся смеху и сверкающим глазам, по тому, как она беззаботно радовалась жизни. Перед ее красотой и жизнерадостностью не устоял бы ни один мужчина, и счастлив был бы тот, кого бы она одарила своей благосклонностью.

Но и она смеялась над Орогору, и она над ним издевалась. Над ним смеялись все его сверстники до единого, да и большинство крестьян постарше и даже многие из детишек! Словом, Орогору как бы неохотно поплелся к площади, откуда уже доносились веселые крики и взрывы смеха – судя по всему, менестрель уже начал рассказывать всевозможные новости, и притом излагал их жутко интересно. Орогору шагал и убеждал себя в том, что его ни в малейшей степени не волнует то, что сегодня происходит в мире. Его интересовали только песни, сказания о славных днях прошлого, о храбрых рыцарях в сверкающих латах, о турнирах и испытаниях, о прекрасных принцессах, томящихся в ожидании своих избавителей. К тому времени, когда Орогору добрел до площади, он уже успел представить себя в роли этого избавителя.

И он поспел вовремя! Менестрель как раз перебросил лютню со спины на грудь и начал перебирать струны. Орогору пристроился за спинами широкоплечих верзил – Клайда и Дейла, но Клайд обернулся, увидел его, скорчил рожу и толкнул Дейла локтем в бок. Тот тоже обернулся, осклабился и шагнул поближе к Клайду. Они встали плечом к плечу и заслонили трубадура. Орогору скрипнул зубами, но не отошел. Он разыграл полнейшее равнодушие и решил, что не подарит Клайду и Дейлу такого удовольствия, не станет пытаться обойти их справа или слева или искать местечко, откуда было бы получше видно, – где бы он ни встал, его бы ждала точно такая же встреча. Из горького опыта Орогору знал: все до единого сыграют с ним эту злую шутку, разве только Килета или еще кто-нибудь из девушек попроще сжалятся над ним и разрешат встать рядом, а от этого будет только хуже. Кроме того, Орогору отлично понимал, что в этом случае дело было бы не только в жалости. Девушек наподобие Килеты всерьез волновали перспективы замужества, и они полагали, что лучше уж хоть какой-нибудь муж, чем вообще никакого. Но Орогору не желал принимать их дружеского расположения ни по той, ни по другой причине. И то и другое было одинаково унизительно – и жалость, и то, что его бы выбрали только потому, что больше выбирать не из кого.

В общем, он остался стоять там, где встал, делая вид, что ему в высшей степени безразлично, что Клайд и Дейл загородили менестреля. В конце концов, когда слушаешь менестреля, главное – музыка, но еще главнее слова! Орогору стал слушать.

– Принц Артур жил в безвестности и тайне, – начал менестрель, и сердце Орогору взволнованно забилось.

– Сэр Эктор и его добрая супруга растили мальчика с пеленок вместе со своим родным сыном Кеем, и он вырос красивым и рослым юношей. Время от времени чародей Мерлин являлся к Артуру и учил его уму-разуму, и рассказывал о том, что происходило в большом мире под видом сказаний, но откуда Артуру было знать, что тот убитый король, о котором рассказывал Мерлин, – не кто иной, как его отец, и что пропавший принц – это он сам?

И вот наконец однажды чародей явился и принес весть о турнире...

Орогору не видел менестреля, но слушал во все уши про то, как сэр Кей решил поучаствовать в рождественском турнире, а Артур отправился с ним в качестве оруженосца, про то, как они прибыли в Гластонбери и увидели меч, воткнутый в камень, про то, что только тот, кто вынул бы этот меч из камня, доказал бы, что он и есть истинный король Англии. Звонкий голос повествовал о том, что сэр Кей забыл свой меч дома, а Артур, спеша вооружить Кея до начала поединка, взял да и выхватил меч из камня... и был провозглашен королем Англии!

Менестрель пел и пел, но Орогору отвернулся. В ушах у него звенело, голова шла кругом – настолько его захватила чудесная легенда.

– Не видать, Орогору? – хихикнул Дейл и прищурился – не выказывает ли Орогору признаков поражения. – Плохо, да?

– А хочешь, мы тебя на плечи посадим, а? – предложил Клайд.

Но Орогору их не слушал – зато хорошо расслышал последние строчки баллады:

		Артурово царство! Года над тобою не властны!
		Служи всем владыкам и странам примером прекрасным!

Тут Орогору вновь ощутил нечто вроде озарения. Он покачнулся, чуть было не упал, но успел ухватиться за ствол тонкого деревца и удержался на ногах. Он не замечал, что над ним смеются, – теперь он точно знал, кто он такой! Он, как Артур, был принцем, которого растили втайне, среди простолюдинов, до тех пор, покуда он не догадался бы о том, кто он такой на самом деле, покуда бы не осознал, какая ему суждена доля! Сам менестрель только что назвал его имя – он был принцем Приммером!

Орогору медленно брел по берегу пруда, и вот наконец дрожь в коленках унялась, он задышал ровнее, вспышка, затмившая все прочие мысли, померкла, и он стал замечать, что происходит вокруг. Что же за чародей был этот менестрель, этот глашатай судьбы, одаривший его озарением? Орогору вдруг мучительно захотелось вновь услышать его голос.

Он вернулся к крестьянам, по-прежнему стоявшим кругом возле менестреля. Кто-то из мужчин постарше недоверчиво фыркнул:

– Город в чаще леса? Ну ты и заливаешь!

– Я бы тоже не поверил, – отозвался менестрель. – Но тот человек, который мне рассказал об этом, клялся, что видел его своими глазами – каменные стены выше деревьев, а за ними башни – еще выше!

– Но кому бы только взбрело в голову строить город за каменными стенами в лесу? – засомневался другой крестьянин. – Разве сам лес – не защита?

– Вот! – Менестрель глубокомысленно поднял руку с вытянутым указательным пальцем. – А что, если город был построен на открытой равнине так давно, что теперь вокруг него вырос густой лес?

При упоминании о столь древних постройках толпа огласилась благоговейным ропотом, но какой-то старик выкрикнул:

– Чепуха! Неужто эти люди были такими паршивыми хозяевами, что позволили своим полям зарасти лесом?

– Не позволили бы, – уточнил менестрель, – если бы были живы.

Пару минут деревенские жители молчали, переваривая услышанное. А потом по толпе пронесся взволнованный шепоток – так шепчутся, когда тебя пугают, но тебе не страшно, когда речь идет о благоговении перед чем-то сверхъестественным.

– Так ты говоришь, что город необитаем? – спросила какая-то женщина.

– Да не то чтобы совсем необитаем, – отозвался менестрель и добавил потише:

– Тот человек, который рассказал мне эту историю, заночевал возле стены, так вот... он клянется, что слышал голоса, смех и даже музыку – правда, все эти звуки были такими тихими, что он гадал – не померещились ли они ему.

Толпа обрадованно загомонила.

– Так ты хочешь сказать, что там обитают привидения? – спросил старик.

– Может, и так. Кто знает? – Менестрель спохватился и решил, видимо, побороть недоверие крестьян. – Он же не перелез через стену – она была слишком высока. Но слышать голоса – точно слышал. Кто знает? Быть может, те господа и дамы, что обитали в этом городе во времена его юной славы, до сих пор живут там, и они бессмертны!

– Не может такого быть! – буркнул старик.

– Призраки, – заявил кто-то с полной уверенностью, и это слово пробежало по толпе, словно круги по воде от брошенного камня:

– Призраки!

– Призраки!

– Призраки принцев и принцесс, – согласился менестрель. Голос его звучал негромко, волнующе, тонкая рука чертила в воздухе силуэты невидимых царственных особ. – Призраки королей и королев! По ночам они устраивают пиршества за столами, накрытыми призрачными яствами, и внимают звукам колдовской музыки, водят тихие хороводы, и кавалеры ухаживают за дамами с воздушным изяществом.

Шепоток дрогнул, дрогнула и сама толпа.

А Орогору – хоть бы что. Его глаза взволнованно сверкали. Он слушал и слушал рассказ менестреля, впитывал каждое произнесенное слово как губка, и воображение его рисовало картину блестящего двора, прекрасных галантных вельмож. Но когда менестрель умолк и получил положенную за представление плату, и жители деревни, огорченные тем, что все хорошее когда-нибудь кончается, стали расходиться по домам, Орогору отошел от площади, сверкая глазами. В сердце его пела и ликовала надежда.

– Что это ты такой взбудораженный, Орогору?

Орогору вздрогнул и обернулся. Неужели хоть одна из деревенских девушек наконец поняла его превосходство над остальными парнями? Однако его ожидало жестокое разочарование. Это была всего-навсего Килета – некрасивая худышка, единственная девушка, которая относилась к нему сносно, даже, пожалуй, по-дружески. Вот если бы Алтея хоть разок так взглянула на него!

И все же Орогору был благодарен девушке за доброту. В конце концов, Килета была единственным человеком в деревне, с кем Орогору мог поделиться своими мыслями, хотя даже ей он не дерзнул бы сказать о самом сокровенном.

– Но кого бы оставила равнодушным такая история, Килета?

– Никого, но только все остальные сразу успокаиваются, как только рассказ отзвучит, – сказала Килета. – Почему же ты до сих пор весь словно горишь, Орогору? Я тебя таким никогда не видела!

Орогору быстро огляделся по сторонам: нет ли кого, кто бы подслушал их разговор.

– Кто-то другой мог бы подумать, что я спятил... – пробормотал он и обернулся к Килете. – Только тебе я могу сказать правду – если ты поклянешься, что больше никому не скажешь ни слова.

Да даже если бы она и проболталась – какая разница? Все равно на рассвете его уже не будет в этой деревне.

– Клянусь, – проговорила Килета, от изумления широко открыв глаза.

Орогору вдохнул поглубже и объявил:

– Я всегда знал, что я лучше всех здешних олухов, Килета. На самом деле я точно знаю, что мои настоящие родители были знатными людьми!

Килета остолбенела, в страхе уставилась на него.

– Твои настоящие родители? Но... Орогору...

– Ты ведь не думаешь, что эти неотесанные чурбаны – мои родные отец и мать? Нет! – Орогору словно прорвало. – Наверняка моими настоящими родителями были кто-нибудь не ниже магистрата и его жены. Они спрятали меня здесь, потому что боялись каких-то врагов! Но даже эта вредная карга и ее муженек не знают, кто я такой на самом деле!

– Орогору! – ахнула Килета. – Как ты можешь так говорить о своих родителях! – Но тут ею все-таки овладело любопытство. – И кто же ты такой?

– Сегодня, когда я слушал менестреля, я все понял. Я – принц, принужденный жить под покровом тайны, чтобы враги моих родителей не додумались, где меня искать. Разве им взбредет в голову, что я живу среди простых крестьян? Менестрель даже назвал мое истинное имя – принц Приммер!

– Разве? – вытаращила глаза Килета. – Когда это он так сказал?

– В самом начале. Наверное, он – переодетый вестник, которого сюда послали мои родные. Он ведь даже рассказал мне, где их искать – в том городе, что затерян в чаще леса.

– В том городе? – в ужасе прошептала Килета. – Но, Орогору! Он же сказал, что там полным-полно привидений!

– Так могут подумать только те, у кого вместо мозгов солома, – пренебрежительно отозвался Орогору. Он и не пытался скрывать презрения. – Вестник отлично знал, что тот дровосек слышал не голоса привидений, знал, что если бы он взобрался на дерево повыше да заглянул через стену, он бы увидел самых настоящих танцующих господ и дам!

– Но откуда он мог знать об этом? – недоумевающе спросила Килета.

– Какая разница? – раздраженно пожал плечами Орогору. – Он знал или должен был знать – вот и все. В этом я не сомневаюсь, ни капельки не сомневаюсь! Байка про человека, которому померещились голоса призраков, – ха! Меня на мякине не проведешь, как этих остолопов! Никакой не дровосек нашел этот город и слышал голоса вельмож и придворных дам, а сам менестрель, и его впустили в город, а потом послали сюда с вестью для меня! Я слыхал историю, которую он рассказывал раньше. Тогда он говорил о Маленьком Народце, что будто бы обитает в Полых Холмах. И вроде бы тамошние обитатели время от времени захватывают в плен людей, чтобы те полюбовались тем, как Маленький Народец пирует и пляшет, а потом этих людей так напаивают вином, что они засыпают, а потом просыпаются на склоне холма, а уж целых двадцать лет прошло! Но я-то не рыбка, чтобы заглотить такую наживку – под ней крючок, на который хотят поймать мою душу! Что я знаю – то знаю!

– Но ведь... истории похожие, – возразила Килета. – Правда, менестрель не сказал, что входил в город и собственными глазами видел при... тех, кто там живет.

– А он и не мог, неужто ты не поняла? Чтобы все догадались, зачем он на самом деле сюда явился? Нет-нет, он пришел затем, чтобы тайно передать мне весточку, и знает, что я все понял, как надо! Я разыщу этот Потерянный Город, Килета, и наконец воссоединюсь с моими сородичами!

– Но разве магистрат отпустит тебя? – изумленно спросила девушка.

– Магистрат? Ха! Какое право он имеет указывать тому, кто родился принцем?

– Орогору! – вырвалось у Килеты. – Не собрался ли ты бежать!

– Я вырвусь из этой темницы! – вскричал Орогору. – Никто не имеет права меня здесь удерживать! Нынче же ночью убегу!

– Но наказание... – испуганно произнесла Килета.

– Наказание? Ха! Что мне до цепей и каторги, когда я это терпел всю жизнь? Нет, им не удастся держать взаперти особу королевской крови или искать принца, когда он этого не желает! Нет, я должен уйти сейчас – именно сейчас, потому что ни магистрату, ни его ищейкам в голову не придет, что я могу улизнуть так скоро!

– Этой ночью? – На миг Килета застыла от изумления. А потом вдруг бросилась к Орогору, ухватила его за рубаху и стала умолять:

– О Орогору, возьми меня с собой! Мне бы не хватило духу бежать одной, но с тобой я на все готова! Может быть, ты и прав, может быть, ты и владеешь каким-то колдовством, которое убережет тебя от них!

– Ты пойдешь со мной? – Орогору вытаращил глаза. Он был не на шутку потрясен. – Но... Килета... ведь здесь твой дом, здесь ты была счастлива!

– Моему счастью пришел конец прошлой зимой, когда умер отец!

– Да, бедняга, он не вынес тоски по твоей матери... – пробормотал Орогору. – Он ведь и на год ее не пережил!

Пожалуй, родители Килеты были единственной по-настоящему любящей супружеской парой в деревне.

– Теперь его нет, и магистрат мне сказал, что, если я вскоре не выйду замуж, он сам мне выберет мужа!

– Сам выберет?! – воскликнул Орогору, и перед его мысленным взором предстали физиономии Тана и Борка – самых уродливых парней в деревне. Ни за того, ни за другого по доброй воле, конечно же, не пошла бы ни одна девушка. – Нет, Килета, этому не бывать!

– Магистрат говорит – отцовский дом слишком велик для того, чтобы я там жила одна и что отцовское наследство мне доверить нельзя. Но я-то знаю, что никому из парней я не нравлюсь просто так, сама по себе. Верно, разговаривают со мной учтиво, но только потому, что Алтея и Сара – мои подружки, а от них все парни без ума и надеются, что когда-нибудь завоюют их сердца.

– Но и на тебе женится кто угодно по приказу магистрата, и притом с радостью, потому что твое приданое – дом и деньги отца.

«Вот-вот, – подумал Орогору. – А потом будут обращаться с тобой, как с собакой, которую терпеть не могут, а должны терпеть». Милая, добрая Килета, отданная во власть какого-нибудь хама, который превратит ее жизнь в бесконечную, беспросветную муку!

– Не нужны мне они! – воскликнула Килета. Она бы взвыла от тоски, если бы смела повысить голос. – Не нужен мне такой муж, который не будет меня любить! Пусть забирают и дом, и деньги, но сердце мое пусть оставят мне! – Она снова вцепилась в рубаху Орогору. – О, прошу тебя, Орогору, возьми меня с собой! Всю жизнь я мечтала уйти из этой деревни! Наверняка где-то есть жизнь лучше! С того самого дня, когда магистрат объявил мне, что я должна выйти замуж за человека, который будет помыкать мной, я только и думала о том, как бежать отсюда! Но я боялась! Даже если бы меня не изловили бейлиф и его лесничие, ведь полным-полно разбойников на дорогах и в лесах, которые не упустят возможности напасть на одинокую слабую женщину. Но если со мной рядом будешь ты, бояться надо будет только разбойников. Одна я бы не осмелилась, но с тобой смогла бы!

Что мог ответить Орогору? Что мог он ответить той единственной в деревне, которая всегда была готова заговорить с ним, стать его другом, которая видела в нем что-то хорошее? Как он мог покинуть ее в беде?

– Что ж, – улыбнулся он, – двоим, глядишь, больше повезет, чем каждому поодиночке.

– О, спасибо тебе, Орогору! – Килета обвила руками его шею и крепко прижалась к его груди. – О, спасибо, спасибо тебе! Ты не пожалеешь!

Орогору обнял ее, искренне надеясь, что действительно не пожалеет ни о чем. Двоим могло и повезти больше, но и не повезти тоже.


* * *

Во сне Майлзу снился лай собак. Собаки были громадные, с обвисшими брылями, длинными ушами и печальными глазами. А печальными их глаза были оттого, что их гнали на охоту за лисой, но все же лай их был звонок и весел. Несчастная лиса тяжело дышала и дрожала от усталости, она вот-вот готова была в изнеможении упасть на землю... но у нее была не заостренная лисья мордочка – у нее было лицо Майлза, а когда он оглянулся на собак, то увидел, что у той, что бежала первой, – физиономия магистрата, искаженная злобной гримасой. Губы магистрата были раздвинуты, белели его острые клыки...

Майлз содрогнулся от ужаса и проснулся. С минуту он метался из стороны в сторону, ничего не понимая, но потом наконец убедился, что он – не в каменном мешке, что вокруг него – только солома. Он обмяк, закрыл лицо согнутой в локте рукой, стараясь избавиться от навязчивого видения – лица магистрата, но лицо не исчезало, и отголоски собачьего лая до сих пор звучали в ушах...

Нет, не только в ушах! Майлз вдруг понял, что лай слышится наяву, хотя и звучит далеко-далеко. Погоня! С часто бьющимся сердцем он осторожно высунулся из стога. О ужас! Оказывается, он проспал всю ночь! На горизонте алело рассветное солнце. Оно только что взошло, но если он как можно скорее не отыщет убежища понадежнее – ему конец! Майлз поспешно выбрался из стога и зашагал по проселку. В ушах у него звенело, он мечтал побыстрее дошагать до большой дороги, где бы запах от его следов потерялся среди тысяч других следов на камнях. Если бы ему повезло, он, быть может, встретил бы какую-нибудь толпу и затерялся бы в ней...

Толпу – не толпу, но с десяток людей он вскоре увидел. Тяжело дыша, Майлз устремился следом за путниками.

А потом он услыхал голос позади.

– Погоди, парень! Куда так спешишь?

Голос звучал так дружелюбно, что Майлз обернулся. Сердце его наполнилось надеждой...

...И тут же ушло в пятки. Дружелюбное лицо принадлежало мужчине в военной форме, а за первым военным шагал второй – высоченного роста, широкоплечий. Майлз развернулся и дал деру.

– Эй! Мы тебе ничего плохого не сделаем!

Да? Не сделают? Но почему тогда их тяжелые сапоги грохотали за спиной – все ближе и ближе, почему крепкая ручища одного из них ухватила Майлза за плечо, крутанула, и...

– Если у тебя нелады с законом, парень, ты как раз тот, кто нам нужен, – пророкотал великан, сострадательно глядя на Майлза сверху вниз. – Мы с приятелем – не совсем те, кем выглядим, а если честно – то мы вовсе не солдаты.

– Если ты бежишь от кого-то, кто тебя несправедливо обидел, мы станем твоими друзьями, – заверил Майлза солдат, что был ростом пониже великана, но при этом на голову выше Майлза. – Зови меня Дирк. Так почему ты бежишь?

– Я не хочу жениться на Салине! – выпалил Майлз. – Пусть лучше меня повесят!

– Тебя хотят заставить жениться на женщине, которую ты не любишь? – переспросил Дирк и уставился на Майлза в упор. – Что ты с ней сделал?

– Ничего! Но она не хочет выходить за меня, а я не желаю жениться на ней!

– А вам, стало быть, все равно велено пожениться? – Великан нахмурил брови. – И кто же отдал такой приказ?

– Да магистрат наш, кто же еще! Если он меня изловит, назначит мне каторжные работы, от которых дух мой будет сломлен, и я соглашусь жениться на Салине!

– Хотя она этого тоже не желает, – мрачно проговорил Дирк и, кивнув, представил Майлзу своего спутника:

– Это Гар.

– Меня... меня звать Майлз, господин, – промямлил Майлз.

– Майлз – и все? – уточнил Гар. – Фамилии у тебя нет?

– Конечно, нет, господин, – ошарашенно ответил Майлз, изумленный тем, что ему задали такой вопрос. Все крестьяне носили лишь те имена, которыми их называли, и только у магистратов и членов их семейств имелись какие-то еще имена, и кроме них эти имена знали только другие магистраты.

– Далеко ли отсюда те, кто тебя преследует? – требовательно вопросил Дирк.

– А вы прислушайтесь! Их же отсюда слыхать!

Двое мнимых солдат замерли, склонили головы, уставились в пространство и прислушались.

– Ищейки, – заключил Гар. – Но пока они еще довольно далеко. Значит, у нас есть время. А ты уверен, что гонятся именно за тобой, парень?

– За кем же еще? – в искреннем изумлении проговорил Майлз.

Гар пожал плечами.

– Да за кем угодно еще, кто нарушил закон.

– Неужели еще кто-то угодил в такую же беду, как я?

– Для того чтобы нарушить закон, совершенно не обязательно попадать в беду, – заметил Дирк.

Майлз уставился на него так, словно тот повредился умом. Разве он никогда не видел, как людей подвергают мучительному избиению, хлещут плеткой до крови только за сальную шутку про магистрата?

– Ну ладно, допустим: ты в беде, – нетерпеливо проговорил Дирк. – Но так ли мы близко от твоего дома, чтобы эти собачки узнали тебя? Ну, они – это ладно, главное – узнают ли тебя те, у кого эти собачки на поводках?

– Какая разница? Узнают меня или нет, у меня нет пропуска – разрешения ходить, где мне вздумается. Только за одно это меня можно считать преступником. Меня схватят и разошлют гонцов ко всем магистратам в округе.

– Пропуск, говоришь? – Дирк бросил взгляд на Гара и обернулся к Майлзу. – Стало быть, не дают тебе погулять на воле?

– Погулять? – Майлз сам очень удивился, что еще способен смеяться, пусть даже смех вышел горьким. – Погулять – это для бейлифа и его людей. Но не для меня.

– Да, наверное, они сейчас развлекаются на всю катушку. Ничего себе прогулочка! Ты ведь ухитрился удрать так далеко, что они до сих пор тебя найти не могут. – С этими словами Гар ухватил Майлза за плечи и развернул в сторону стоявшего в сотне футов от дороги амбара. – Пошли, парень.

– Да им же вся деревня пользуется! – запротестовал Майлз. – Нас наверняка заметят!

– Ни одна душа нас не увидит, – заверил его Гар. – Дирк, ты бренди прихватил?

– В мир, пребывающий на заре существования? А как же!

Дирк вытащил из болтавшейся на боку сумки бутылку и, немного отстав от Гара и Майлза, принялся выплескивать на землю ее содержимое.

– Но собаки... – вяло выговорил Майлз.

– Поверь мне, они теперь унюхают только бренди, а никак не твое благоухание, – пообещал бедняге Гар.

Порыв ветерка донес до Майлза запах спиртного, и он понял, что Гар прав. Запах был сладок и крепок – пахло миндалем и летом. Как ни взмок Майлз от пота, теперь он твердо уверился в том, что собаки не учуют ничего, кроме этого дивного аромата. С этой мыслью он гораздо бодрее зашагал к амбару впереди своих нежданных спасителей.

Шагая за Майлзом, друзья вели безмолвный разговор. Дирк мысли читать не умел, но знал, что это по силам Гару. Он выразительно глянул на великана и постучал пальцем по виску, давая тем самым понять другу, что не возражает против того, чтобы тот читал его мысли. Гар едва заметно кивнул, что было равноценно фразе: «Перехожу на прием».

Вслух Дирк произнес следующее:

– Солонина надоела до смерти. Как думаешь, удастся поживиться какой-нибудь свежатинкой на обед?

При этом мысль он другу передал такую:

«Рыбку мы изловили – но можно ли ей доверять?»

Гар снова коротко кивнул и сказал:

– Думаю, время у нас есть. Правда, мы не знаем, что тут водится в окрестных речушках. А хороша рыба или нет, не скажешь, пока ее не отведаешь.

– Тот же случай, верно?

– Я не против полакомиться новой рыбкой, – продолжал развивать свою мысль Гар, – если она придется нам по вкусу. Если она окажется вроде той, что ты ловил раньше, то вполне подойдет. Окуньки – они везде окуньки.

– Да, мы и прежде налаживали контакты с крестьянами, и они оказывались достоверными источниками информации, – мысленно отозвался Дирк. – Похоже, этот, парень обладает нужными нам качествами: у него хватило храбрости бежать по принципиальным соображениям и достало ума спастись от погони. Трудно сказать, получится ли из него достойный лидер. Пока имеет смысл понаблюдать за ним. Но можно ли ему доверять? Этого мы не узнаем, пока не испытаем его. Почти наверняка он то же самое думает о нас.

Гар улыбнулся и снова кивнул:

– Рыба рыбакам доверять не должна.

– Сейчас встреча с нами – лучшее, что с ним могло произойти, – передал свою мысль Дирк. – В его интересах к нам присмотреться получше.

– Доверять не должна, это так, но все-таки поддается искушению и хватает наживку, – изрек Гар. – Эгоизм – вещь вполне предсказуемая.

– Зато крайне трудно предвидеть, что выкинет альтруист, правда? Ну, ты-то это хорошо знаешь. Но тут нам, похоже, повезло. У меня такое чувство, что он – человек хороший, добрый, верный и надежный, а по другую сторону закона оказался исключительно из-за того, что его доняло начальство.

На сей раз Гар кивнул весьма выразительно.

– Ты того же мнения, верно? Ну, что ж, я всегда считал себя неплохим знатоком характеров. Если честно, этой науке я обучен – без нее – как без рук, когда подвизаешься на поприще шпионажа.

– Но когда занимаешься рыбной ловлей, видишь только то, что снаружи, – продолжал размышлять вслух Гар. – Выискиваешь глазами камень, под которым может прятаться рыба, корягу, под которой таится глубокий омут.

– А когда эта рыба – человек, наблюдаешь за выражением глаз, мимикой, осанкой. Невербальный язык – так это называется, верно? Но ты вдобавок умеешь читать мысли. Правда, я всегда считал, что ты не делаешь этого без разрешения, а если и делаешь, то только в случае самой крайней необходимости.

Гар в ответ только улыбнулся.

– Ответ понял, – мысленно отозвался Дирк. – Обзавестись потенциальными союзниками – это и есть та самая крайняя необходимость? Это ясно, но насколько глубоко ты читаешь его мысли?

– Мне всегда нравилось любоваться игрой света на воде, – ответил другу Гар. – Но не меньше я люблю наблюдать за рыбами, плавающими в глубине. Конечно, вода не всегда бывает такой прозрачной, что видно до самого дна.

– Значит, ты ныряешь в самую глубину мыслей человека, но при этом не касаешься интимных секретов и потаенных воспоминаний, которые делают людей теми, кто они есть? – Дирк понимающе кивнул. – Наверное, такой глубины достаточно для того, чтобы понять, является ли тот или иной человек полицейской ищейкой – если только он не пытается нарочно ввести тебя в заблуждение.

– Пора прекратить болтовню и наживить крючок, – объявил Гар. – Пожаренная форелька, пожалуй, подойдет. Простенько и со вкусом – это самое лучшее.

– Ладно, все понял, – передал свою мысль Дирк. – Майлз, похоже, – простой, честный деревенский парень. Но знавал я кое-каких деревенских парней, с виду – честнее и проще не придумаешь, а на самом деле – хитрецы отъявленные.

Вслух он добавил:

– Единственная честная форелька – это форелька поджаренная.

– Эти рыбки откровенны и честны своей жадностью, – отметил Гар. – Вообще рыбка, заглатывающая наживку, отличается потрясающей честностью.

– Наживка в данном случае – наша защита, гм? Что ж, пожалуй, можно поджаривать Майлза медленно – несколько дней. Если он что-то скрывает, рано или поздно это станет очевидно. – Дирк, прищурившись, глянул на Гара. – По крайней мере должно стать очевидно, если слушаешь не только слова, но и мысли.

Гар ответил приятелю укоризненным взглядом.

– О, – мысленно возразил Дирк, – ты же все время этим занимаешься. И вообще мы все это делаем – как минимум в переносном смысле.

Гар покачал головой.

– Что, и в переносном смысле нельзя? А я знаком с массой людей, которые умеют слышать, не слушая.

Вслух Дирк сказал:

– Ладно, рыбачить так рыбачить. Но на самом ли деле у нас есть время для того, чтобы забросить наживку и ждать?

– Может быть, придется и сеть закинуть, – ответил Гар.

Майлз гадал: почему эти двое так долго решают – отправиться им на рыбалку или нет. С его точки зрения – тут все было просто: если ты голоден и у тебя есть время, ты идешь рыбачить. Ясное дело – сейчас у них времени было в обрез – ну, разве что рыба клюнула бы сразу.

Он не раздумывал о том, стоит ли доверять этим людям, – он знал, что доверять им нельзя. Они ведь были ему совершенно не знакомы – первые встречные, не более того. Но неизвестно почему, они вызвались оказать ему помощь, и он был бы полным идиотом, если бы отказался от их предложения. Кроме того, Майлз догадывался, что и его нежданным помощникам что-то нужно от него. Они явно были иноземцами и нуждались в том, чтобы кто-то ознакомил их с местными обычаями. Однако Майлз не собирался доверять этим людям больше, чем стоило, если бы только ему не пришлось продолжить путь в их компании и он не узнал бы их поближе.

Они вошли в амбар – ну и, конечно, там оказался крестьянин, впрягавший вола в плуг. Майлз попятился, попытался спрятаться за Гара, но крестьянин даже не обернулся, пока Дирк не шагнул к нему и не сказал:

– Доброе утро тебе, добрый человек.

Крестьянин вздрогнул, обернулся и при этом встал спиной к Гару и Майлзу.

– Утро доброе и вам, стражники, – произнес он с таким почтением, что оно почти граничило со страхом.

На взгляд Майлза, дивиться тут было нечему. Шериф мог отправить стражников куда угодно с каким угодно приказом – даже с приказом арестовывать ни в чем не повинных крестьян только за то, что они в пьяном виде наболтают лишнего.

– Верно ли я иду в Иннисфри? – поинтересовался Дирк.

– В Иннисфри? Сроду не слыхал про такое место! – Крестьянин нахмурился. – Неужто вправду кто-то сказал вам, что дорога туда лежит через эти края?

– Сказал – топайте по дороге на восток, да, видно, мы не там свернули. – Дирк сурово сдвинул брови. – Так ты точно никогда не слыхал про такой город?

– Никогда, – покачал головой крестьянин, вытаращил глаза от страха и, потянув за поводья, развернул вола так, чтобы загородиться им от сурового стражника.

– Ну, так пойди спроси у своих соседей, понял? Узнай, может, кто из них знает туда дорогу. А я буду ждать тебя здесь.

– Слушаюсь, господин! Я мигом! Одна нога там – Другая здесь! – Крестьянин отвесил Дирку неуклюжий, торопливый поклон, прикрикнул на вола и тряхнул поводьями. Вол, медленно передвигая ноги, вышел из амбара. Крестьянин с явным облегчением последовал за волом, толкая перед собой плуг.

– Иннисфри? – поинтересовался Гар с сеновала.

– А почему бы и нет? – пожал плечами Дирк и полез вверх по приставной лесенке. – Как-то раз я слыхал горячий спор про то, как туда добраться. Я решил, что это совсем неплохое местечко – как раз такое, чтобы местные жители как следует поломали голову.

– Похоже, ты не ошибся, – согласился Гар.

– А что мы теперь будем делать, господин? – затравленным полушепотом спросил Майлз.

– Ждать будем, – оповестил его Гар. – Ляжем и будем лежать тихо-тихо.

Дирк забрался на сеновал и улегся рядом с ними. Утро сменилось жарким днем. На сеновал залетела занудно жужжащая муха, но люди не показались ей достойными внимания, и она вскоре улетела. Через некоторое время внизу послышались шаги и дрожащий голос:

– Стражник? – Человек подождал и снова окликнул:

– Господин стражник? Слуга шерифа? – Он подождал еще, затем облегченно изрек:

– Ушел, видно, не дождался.

– Хвала небесам, – с нескрываемой радостью проговорил тот крестьянин, которого Дирк отправил узнавать дорогу. – Не больно-то мне хотелось говорить ему, что мы не знаем, как добраться до этого его драгоценного Иннисфри.

– И что нам теперь делать? – спросил кто-то помоложе.

– Забыть про него и вернуться на поле, – решительно заявил крестьянин. – Ушла беда – и радуйся жизни. Еще успеешь новую встретить.

– Ой, что это? – вскрикнул тот, что был помоложе. Оба умолкли, и Майлз услышал лай собак, который теперь слышался гораздо ближе и к тому же быстро приближался.

– Гончие, – заключил крестьянин, и голос его прозвучал с неподдельным страхом. – Мне жаль того беднягу, за которым они гонятся! Пошли-ка, парень, поскорее на поле. И запомни: мы ничего не знаем!

Их шаги стихли вдали. Майлз дрожал как осиновый лист, под ложечкой у него противно сосало. Он не мог больше лежать – пополз по сену к стене и выглянул в щелочку между досками. У него за спиной послышался голос Гара:

– Прости, Дирк. В конце концов я все-таки начал сомневаться относительно здешнего правительства.

– Не стоит извинений, – тяжело вздохнув, отозвался Дирк. – Я тоже.




Глава 4


Луна светила ярко, и Орогору, крадучись, перебегал от дома к дому, то и дело озираясь по сторонам – нет ли где стражи. На самом деле деревушка была невелика, и вся стража здесь состояла из одного-единственного человека – такого же старика и брюзги, как магистрат, у которого он состоял на службе. Ни тот ни другой в свое время были не в восторге от того, что их отправили в такое захолустье, где и суждено было закончиться их карьере, а потому, изловив какого-нибудь юнца или девицу, решивших бежать в поисках лучшей доли, старый стражник бы наверняка отыгрался на них, сорвал злость, а магистрат – тем более.

Между тем стражник был настолько стар, что вряд ли бы сумел хоть кого-то изловить.

Дважды по дороге к дому Килеты Орогору оступался и падал, но, к счастью, оба раза шума не наделал. Он медленно прошел под окном ее кухни, и она правильно поняла, что это знак – пора выходить. Видимо, Килета ждала Орогору и высматривала в окошко, потому что тут же выскользнула из двери с мешком за плечом. Орогору крепко сжал ее руку и развернулся к лесу.

Сквозь ветви деревьев тут и там пробивался лунный свет, рассеивая ночную тьму. Решив, что теперь можно без опаски заговорить, Орогору сказал:

– Нужно сделать так, чтобы они не пошли по нашим следам.

– И как же мы это сделаем? – испуганно спросила Килета.

– Как? А мы пойдем таким путем, каким пошли бы особы высокородные – выберем высокую дорогу, а понизу пусть топают смерды! – Орогору подошел к дереву, ветви которого низко нависали над землей, и взобрался наверх – неуклюже, тяжело дыша, но все-таки взобрался. – Теперь ты! – распорядился он, наклонился и подал руку Килете.

– Я упаду, – возразила девушка.

– Мы не станем забираться слишком высоко, так что если и упадешь – больно не ударишься, – объяснил Орогору. – И будем очень осторожны. Ну, давай же! Или ты хочешь замуж за Борка?

Килета брезгливо поежилась и протянула Орогору руку. Они и в самом деле передвигались очень осторожно: крались по нижней ветке до тех пор, покуда не смогли перебраться с нее на соседнее дерево, потом точно так же – на следующее.

– Так мы далеко не уйдем, – покачала головой Килета.

– Верно, но зато так нас не найдут, – сказал Орогору. – Пока мы тут, наверху, ищейки не учуют нашего запаха.

Наконец они добрались до дерева, склонявшегося над ручьем. Орогору отдал Килете свой мешок, а сам спрыгнул в воду. Ручей оказался мелким – по колено. Орогору поднял голову и крикнул:

– Сначала бросай мне мешки, а потом прыгай сама!

Как ни странно, это предложение Килете пришлось по душе. Они вышли на противоположный берег и дальше пошли гораздо быстрее. И шли, покуда Килета не схватила Орогору за руку и не потянула назад, куда-то указывая дрожащей рукой. Посмотрев в ту сторону, юноша заметил горящие угли костра, а возле него – фигуру человека, завернувшегося в одеяло.

Килета прошептала ему на ухо:

– Нужно обойти его стороной!

– Нет, – шепотом отозвался Орогору. – Собак не видно и не слышно, а он разделся и одежду кучей сложил у костра!

– Ну и что? – непонимающе спросила девушка.

– Она же им пахнет! Если мы напялим на себя эту одежду, собаки не будут знать, за кем им гнаться! Жди меня да смотри – сиди тихо, покуда я не стащу его тряпье!

Килета была готова схватить Орогору за руку и удержать, но он уже ускользнул. Сердце девушки часто билось. Орогору, конечно, здорово придумал, она такого от него и не ожидала, но... он ведь был так неуклюж, неловок – вдруг разбудит лесничего, и тогда не миновать беды. Килета бесшумно последовала за спутником и на ходу подобрала суковатую палку. Теперь у нее никого не было на свете, кроме Орогору, и она не собиралась позволить леснику отобрать его у нее.

Но палка ей не потребовалась. Удивительно – но Орогору таки удалось подкрасться к спящему бесшумно. Он тоже вооружился палкой – но длинной и тонкой, – улегся на живот у самого края света, отбрасываемого догоравшим костром, и принялся подцеплять палкой одну за другой одежды лесничего. Затем, зажав одежду под мышкой, он встал и столь же тихо вернулся к ручью. Килета, еще не вполне оправившись от пережитого волнения, присоединилась к нему, но только тогда, когда они ушли вниз вдоль течения ручья ярдов на сто, она отважилась подать голос:

– Какой ты умный, Орогору!

– Ну, спасибо, – отозвался юноша. В темноте девушка не могла увидеть, что он прямо-таки раздулся от гордости. – Неплохо у меня получилось, правда?

– Но не зря ли ты оставил его совсем без одежды? Как же он теперь будет – голый?

– Пусть походит нагишом, – злорадно проговорил Орогору. – Задержись я там, у костра, он бы, глядишь, проснулся, а если бы я оставил ему свою одежду, это было бы все равно как если бы я признался, что его тряпье стащил именно я. А теперь он решит, что его обокрал барсук или медведь, и возблагодарит Защитника за то, что жив остался.

– Это ты хорошо придумал, – задумчиво сказала Килета, – но мне все равно жалко беднягу.

– А он бы тебя пожалел, если бы магистрат велел ему изловить тебя? – спросил Орогору и сам ответил на свой вопрос:

– Да, пожалуй, ему было бы тебя очень даже жалко, только он бы все равно гнался за тобой. И потом, мы ведь не побили его, Килета, верно? – Дошагав до прогалины, освещенной луной, Орогору остановился и огляделся по сторонам. – Далеко ушли, – заключил он, – теперь можно и переодеться.

Он подал девушке сапоги лесничего, но те оказались ей велики. Тогда Орогору разорвал пополам рубаху лесничего, и Килета обвязала кусками ткани свои башмаки. Орогору натянул на себя краденые штаны и сапоги, и они с Килетой зашагали дальше охотничьей тропкой, искренне надеясь на то, что запах чужой одежды и обуви заглушит их собственный.


* * *

Лай собак слышался все ближе и ближе. Майлз, глядевший в щелку между досками, видел, как они трусят по дороге, а вслед за ними, сжимая в обеих руках по хлысту, бежал егерь, стараясь поспевать за собаками. За ним топали шестеро мужчин в зелено-коричневой форме, а за ними – седьмой, в серой хламиде до бедер, с цепью на груди – символом власти. Это был бейлиф из деревеньки Майлза с лесничими. Майлз окаменел от ужаса, а Дирк прошептал:

– Порядком их там, да?

– Приготовьтесь к решительным мерам, – пробормотал Гар.

Майлз изумленно посмотрел на него. Гар вынул из кармана куртки прямоугольную деревяшку, а потом – еще две, с остро заточенными концами. Майлз отвернулся к щелке, почему-то решив, что его вовсе не интересует, что Гар собирается делать с этими странными предметами. Он слышал постукивание одной деревяшки о другую, звук трения и догадывался, что Дирк занимается тем же что и Гар, чем бы они там ни занимались. Но оглянуться он не мог – взгляд его к себе приковывали собаки. От амбара их отделяла всего сотня футов. Но вот они добежали до тропки, что вела к амбару, и вдруг ни с того ни с сего остановились, стали глазеть по сторонам, лая раздраженно и как бы обиженно. Майлз затаил дыхание. В сердце его зажглась искорка надежды.

Собаки принялись бегать возле амбара кругами, и круги эти становились все шире и шире, и чем дальше они отбегали от амбара, тем более сконфуженно звучал их лай. Лесники окликали друг дружку, они тоже явно пребывали в замешательстве и злились, но собак к амбару не гнали, а те отчаянно принюхивались, убегая при этом все дальше.

– Рано или поздно они учуют наш след, – объявил Гар, поднялся и направился к лесенке. – Пора их немного запутать.

– Сиди тут, – велел Дирк Майлзу. – И не бойся. Нам случалось дурить народец и посмекалистей, чем эти парни.

Майлз, выпучив глаза, проводил их взглядом, а они спустились по лестнице и побежали к дальней двери амбара, но, выйдя из нее, зашагали вразвалочку. Майлз прильнул к щелке и стал ждать. Ему показалось, что миновала целая вечность, пока в поле зрения наконец не возникли Дирк и Гар. Они вышли, обогнув амбар слева от сеновала, сделали круг и вышли из-за деревьев, что росли вдоль ручья, огибавшего пастбище. Дирк крикнул и помахал рукой. Лесничие оглянулись, остановились и, хмуро сдвинув брови, стали ждать незнакомцев. Когда те подошли поближе, участники погони оглядели их с ног до головы и, похоже, немного успокоились. Бейлиф шагнул вперед, упер сжатые в кулаки руки в бока и выставил вперед подбородок. У Майлза дух от волнения перехватило.

Бейлиф самолично возглавил погоню – нечего было дивиться тому, что лесничие не мешкали. Но все равно следовало признать, что они протянули с этим делом, насколько смогли, дали беглецу уйти подальше.

Когда Гар и Дирк подошли поближе, бейлиф вопросил:

– Шерифу какого округа вы служите и зачем явились?

Приятели остановились и переглянулись. Майлз скрипнул зубами. Если бы он знал, что они собираются говорить с бейлифом, он бы их просветил на этот счет и сказал бы, что их господин – магистрат округа Улиторн! Дотуда было так далеко, что в здешних краях никто не имел там знакомых, кроме разве что магистрата, но пока бейлиф успел бы ему донести, Гар и Дирк уже были далеко, а с ними вместе и Майлз – ему хотелось на это надеяться.

А Гар и Дирк посмотрели на бейлифа, и Гар ответил ему:

– А мы сейчас держим путь от одного господина к другому. Нас к Защитнику отправили.

Майлз шумно выдохнул, только теперь поняв, что все это время не дышал. Бейлиф вытянулся по струнке. «Отправили к Защитнику» – это означало, что теперь эти двое будут служить в его войске, а с солдатами войска Защитника никто не желал ссориться.

– Ну, тогда мне не стоит спрашивать у вас пропуска, – проговорил бейлиф с натужной улыбкой.

– Ясное дело, не стоит, – согласился Гар, улыбнувшись в ответ. – Мы жутко устали топать на своих двоих, вот и хотели вас спросить: не подскажете ли, где лошадей тут купить можно поблизости?

– Странно, как это вам лошадей не дали...

– Да не нашлось лошадей лишних, – вступил в разговор Дирк. – Мы ведь окружили шайку разбойников, так пять лошадей потеряли в бою. – Он пожал плечами. – Погибнуть – никто не погиб, но кое-кому из наших напарников придется несколько месяцев полечиться. Словом, у нашего господина лишних лошадей не осталось, вот он нам и выдал средства, чтобы мы купили их себе при первой возможности.

– Он вам приказ дал, согласно которому вам должны дать лошадей или золото?

– Золото, – ответил Гар. – Но пока мы не нашли никого, кто бы мог нам продать лошадей, а приказывать было бы нехорошо, тем более что спешить-то нам особо нечего – нам не приказано явиться к Защитнику в точно указанный день и час.

– А-а-а, понятно, – усмехнулся бейлиф. – Вы вроде как в отпуску, да? Ну, ладно... Тут неподалеку крестьянин один живет, Лэндри звать. Он разводит лошадей для шерифов. Ферма его будет в семи милях отсюда, вон в той стороне. – И он указал на северо-восток, дальше амбара, где прятался Майлз.

– Спасибо, вы нам очень помогли, – поблагодарил Гар и учтиво склонил голову. – Чем мы можем отплатить вам за вашу доброту?

Бейлиф кисло усмехнулся.

– Разве что подскажете нам, где искать беглого, за которым мы гонимся.

– Беглого? – Дирк и Гар переглянулись, и Дирк спросил:

– А каков он собой?

– Не низкий, не высокий. Круглолицый, темноволосый.

– А-а-а, так вот почему он такой психованный был! – прищурившись, воскликнул Дирк и хлопнул Гара по плечу.

У Майлза сердце ушло в пятки. Разум его подсказывал:

«Беги, тупица!», но он как окаменел и не мог сдвинуться с места.

– Вы его видели? Где?

Бейлиф, казалось, был готов в следующее мгновение сорваться с места. Его подручные тоже приняли боевые стойки.

– Да на развилке. Он за собой здоровенную рыбину на веревке волочил. – Гар брезгливо наморщил нос. – Она, видать, еще на рассвете сдохла, рыбина эта. Он с нами досюда дотопал и сказал, что в ближайшей деревеньке нам могут продать лошадей. – И он указал на рощицу, из которой они с Дирком вышли. – Да только мы прошли с четверть мили и видим: на выпасе – ни единой лошаденки. Вот мы и вернулись, чтобы отколотить этого мерзавца за то, что он нам так нагло наврал, а его уже и след простыл.

– Не переживайте, мы его за вас отколотим, – мрачно пообещал бейлиф. – Стало быть, в какую сторону он ушел, вы не знаете?

– Нет... но нас он послал на восток, так что сам небось на запад отправился. – И Гар указал вдаль, за поля.

– Скорей всего, – кивнул бейлиф и нахмурился – в той стороне темнел густой лес. – Но как только он ухитрился скрыть свой след от наших собачек, ума не приложу...

– А про рыбу забыли? – напомнил ему Гар. – Наверное, так и волочил ее за собой всю дорогу. Она дохлая, сейчас жарко, и воняет она наверняка почище того, за кем вы гонитесь.

– Да, наверное, – проворчал бейлиф. – Хитрая бестия! Ладно, ребята, поворачивайте на запад! – отдал он распоряжение своим подчиненным. – А вам большое спасибо, солдаты, за ценные сведения.

– Да мы с радостью. А вам спасибо, что подсказали, где лошадей купить. – Дирк поднял было руку, чтобы махнуть ею на прощание, но опомнился и отдал честь, чему выучился днем раньше.

Бейлиф торопливо ответил ему тем же жестом и поспешил за лесничими. Гар и Дирк зашагали на северо-восток.

Майлз облегченно вздохнул и, отвернувшись от стены амбара, прижался к ней спиной. Он ни разу в жизни не слышал, чтобы кто-то так ловко завирал.

Но как же теперь Гар и Дирк вернутся за ним?

Ладно, об этом можно было подумать потом. А сейчас надо было отдышаться после пережитого страха... и уговорить себя сидеть, где велели, и с места не трогаться.


* * *

Майлзу почти удалось успокоиться, когда в амбаре послышались голоса.

– Это верно, – сказал Гар. – Погони здесь у них – это дело привычное. Но они просто могут быть обучены тому, как это делается, а не то чтобы набрались опыта на практике.

– Ага, а я так здорово лопотал на Стандарте, потому что учил его по учебнику, – хмыкнул Дирк. – Но, конечно, беглость моей речи могла объясняться и тем, что я на Стандарте всю жизнь треплюсь.

– Ладно, мы лучше у Майлза спросим. – И Гар улыбнулся выпучившему глаза крестьянину. – Давай, Майлз, спускайся. Пожалуй, пока тебе не стоит бояться этого начальства.

– Бейлифа? – ошарашенно переспросил Майлз. – Вы что, правда думаете, что он сюда не вернется?

– Нет, мы так не думаем, – покачал головой Дирк. – Через часок вернется, когда убедится в том, что собаки не могут взять след.

– Скорее всего им дадут понюхать дохлую рыбу, – объяснил Гар. – Но когда окажется, что и от этого толку никакого, бейлиф взбесится, возжаждет крови и вернется. Так что нам пора делать ноги.

Майлз спустился с сеновала, и троица зашагала к зарослям деревьев у речушки.

– Куда мы идем? – спросил Майлз.

– Сначала – к конезаводчику Лэндри, – ответил Гар. – Еще по меньшей мере полчаса бейлиф и его люди будут мотаться по ложному следу, а то – и весь час. За это время мы их успеем обставить на три мили.

– То есть нам хватит времени купить лошадей и смыться до того, как нас догонят, – резюмировал Дирк. – Кстати, Майлз, разреши наш спор. Эти молодцы так поднаторели в искусстве погони потому, что обучены этому делу, или потому, что им слишком часто приходится этим заниматься?

– Чтобы так уж часто, я бы не сказал, господин, – покачал головой Майлз. – Два-три раза в год, не чаще.

Дирк удивленно глянул на крестьянина. Лицо Гара превратилось в непроницаемую маску.

– Значит, тебе доводилось встречаться с другими, кто бежал от бейлифа?

– Только до того, как они решились бежать, господин, – отвечал Майлз. – Или после того, как они были наказаны за побег. Года не проходит, чтобы какой-нибудь парень не дал деру, а в своей округе я всех знаю, кто на это отваживался.

– Стало быть, убежать не удается?

Майлз сокрушенно покачал головой:

– Из моей деревни никому не удалось. Слыхал я байки про разбойников с большой дороги да про лесные шайки, но сам ни одного разбойника в глаза не видел.

– Но когда знаешь, что на тебя могут напасть такие ребята, сто раз подумаешь – бежать или лучше дома остаться, – насмешливо проговорил Дирк. – А уж как про наказания вспомнишь, так еще сто раз подумаешь.

– Это точно, господин, а чтобы еще какие беглые были, кроме разбойников, – таких не знаю. Но даже разбойников люди окружного шерифа рано или поздно хватают.

Гар нахмурился.

– Видно, тебе уж очень не хотелось жениться на Салине, если ты решился на такой риск, зная, что тебя все равно изловят.

– Не просто изловят, но, надеюсь, казнят, господин, – уточнил Майлз и поежился. – Но только лучше смерть, чем жить и мучиться с женщиной, которая меня ненавидит, а она ведь меня еще сильнее будет ненавидеть за то, что несчастна со мной. Я знаю, меня непременно изловят, если только я не стану драться насмерть. Всех ловят, всех беглых, про кого я знаю. Стражники или лесничие приводят их обратно. – Он снова поежился. – Не позавидуешь тем, кого наказывают поркой и каторжными работами.

– Но и тогда, когда никуда бежать не собираешься, все равно приходится остерегаться? – спросил Дирк.

– Приходится, – вздохнул Майлз.

– И никто никогда не обижается на бейлифов, на Защитника? – поинтересовался Гар.

– Нет! – поспешно воскликнул Майлз. – Всякий дурак, кому взбредет в голову сболтнуть кому-нибудь, что он зол на Защитника или даже на магистрата или бейлифа, тут же куда-то исчезает, и больше его никто не видит. Старина Джори... словом, он очень любил свою жену, а когда она померла, магистрат ему велел снова жениться. Он даже не сказал, на ком жениться-то, но Джори в тот вечер напился и страшно ругался на всех подряд – на магистратов, на бейлифов, на стражников... говорил, что все они сволочи и ворюги и даже сам Защитник, ну а потом он отрубился, уснул, стало быть. А наутро он исчез. И ни слуху ни духу, как и не было его.

– Ужасно, – широко раскрыв глаза, вымолвил Дирк. – А лет ему сколько было, кстати говоря?

– Да не мальчик он был, господин, – под сорок, не моложе.

– Вашему магистрату, видно, незнакомо такое понятие, как обыкновенная порядочность, – проворчал Дирк. Майлз пожал плечами.

– Да он небось так рассудил, господин: если его самого Защитник столько раз заставлял жениться, то и он вдовцу может велеть жениться снова.

– Столько раз? – изумился Дирк. – Заставлял жениться? Это почему же?

– А потому, что Защитник не разрешает магистрату служить в одном городе или деревне дольше пяти лет, господин, – ответил Майлз, явно удивленный тем, что ему задали такой вопрос. – Жениться и родить сыновей, которые потом тоже станут магистратами, – это вроде как магистрату по должности полагается, но когда его переводят на службу в другое место, прежней женитьбе конец, и на новом месте он должен жениться на другой женщине.

– Ничего не скажешь, практично, – буркнул Дирк и поежился. – И на какие же средства потом существует бывшая жена?

– Ну, Защитник следит за тем, чтобы у нее и у ее детей была приличная крыша над головой, и одежда, и еда хорошая. Если не сам Защитник об этом заботится, то шериф окружной.

– Да, пожалуй, от такой жизни затоскуешь и начнешь других насильно женить да замуж выдавать, – заключил Гар, – особенно если успел полюбить ту жену, с которой вынужден расстаться.

Конезаводчик Лэндри с превеликой радостью продал им лошадей, хотя Гар и Дирк предложили ему золото не в монетах, а в маленьких слитках. Он, как увидел эти слитки, так глаза вытаращил, а Майлз подтолкнул Дирка локтем и едва заметно покачал головой, давая понять, что платит тот чересчур много. Дирк же в ответ только подмигнул ему и заговорщицки улыбнулся. Майлз пожал плечами и отошел в сторонку, неодобрительно наблюдая за тем, как его спутников беззастенчиво обсчитывают. Потом Гар и Дирк сели верхом на лошадей, а Майлз пошел с ними рядом, чувствуя себя совершенно беспомощным.

Но как только они скрылись с глаз Лэндри, оба придержали коней, и Гар сказал:

– Послушай, Майлз, нам ни за что не обогнать бейлифа, если ты будешь и дальше идти пешком. Давай-ка садись верхом! – И он схватил крестьянина за руку и рывком подбросил на круп коня позади себя. Майлз обхватил Гара за пояс, глянул вниз, и его замутило от высоты. Земля еще никогда не казалась ему такой твердой.

– А теперь – на поиски убежища, – решительно проговорил Гар. – Скажи, Майлз, есть ли тут поблизости какие-нибудь безлюдные места?

– Вы, видно, точно издалека пришли, господа, – покачал головой Майлз, – если не знаете, что до Пустошей отсюда всего четыре дня пути.

– Ну а на лошадках всего полтора выйдет. Держись покрепче, Майлз, – посоветовал Гар и пустил лошадь трусцой. Майлз прижался к спине Гара. Его качало и трясло, но постепенно страх отступил. Прошло полчаса, и он сам удивился – он начал испытывать удовольствие от езды!

Все эти полчаса Гар с Дирком переговаривались, переходя с беседы о таких обыденных вещах, Майлзу начинало казаться, что его спутники не иначе как люди не совсем нормальные, – к обсуждению таких замысловатых вопросов, что Майлз ни слова не понимал в их разговоре.

– Стало быть, здешнее правительство – не что иное, как диктатура, – заявил Гар. – Только здешний диктатор именуется Защитником.

– Призраки Оливера Кромвеля, – задумчиво пробормотал Дирк.

– Здесь его призрак, похоже, жив-здоров и неплохо себя чувствует. Простонародье угнетено до крайности, но в городах не исключены бунты.

– Думаю, горожане запуганы не меньше крестьян, – возразил Дирк. – Ты уж меня прости за скепсис, но эти «исчезновения», про которые нам поведал Майлз, попахивают работой тайной полиции. Может быть, она тут как-то по-другому называется... Майлз, скажи, а как тут у вас зовут стражников, которые работают тайно – так тайно, что никто и не ведает, кто они на самом деле такие?

– Шпионами Защитника их зовут, господин.

– Вот видишь, как все просто и ясно! Готов поклясться: они тут хватают диссидентов еще до того, как тем в голову придет замыслить какой-то там бунт.

– И все же я не уверен, что им всегда сопутствует успех, – заметил Гар. – Если бы стражники и лесничие действительно рано или поздно вылавливали всех до единого бродяг и разбойников, то не ходили бы среди крестьян слухи про бандитов с большой дороги и шайках, промышляющих по лесам.

– Но в лесах на самом деле трудно кого-либо поймать, это во все времена бывало непросто, – вздохнул Дирк. – Но я тебя понял – так же легко затеряться в лабиринте улиц большого города.

– Вот-вот, большого города, – кивнул Гар и оглянулся. – Велика ли ваша столица, Майлз?

– Столица, господин? – непонимающе нахмурил брови крестьянин.

– Город Защитника, – пояснил Дирк.

– А, Мильтон?

Дирк и Гар переглянулись.

– Секретарь Кромвеля, – хмыкнул Дирк.

– Сказал же я – призрак старины Олли жив-таки и здоров.. – Гар снова обернулся к Майлзу. – Ну, так велик ли Мильтон?

– О, это очень большой город, господин! Я слыхал – там пятьдесят тысяч человек живет!

– Да, городок немаленький, – вздохнул Гар. – Надеюсь, не все тамошние жители состоят на правительственной службе... Ладно, пока посмотрим, каковы собой Пустоши.

– Наверняка посимпатичнее Мильтона, – хихикнул Дирк. Майлз ошарашенно глянул на него, ничегошеньки не поняв.




Глава 5


Килета и Орогору шагали под пологом листвы, дивясь тому, как высоки деревья.

– Они высотой футов в тридцать, если не больше! – восхищенно вымолвил Орогору, задрав голову. – Но почему все ветки так высоко?

– А потому что внизу солнце не светит, – произнес хрипловатый голос, обладателю которого явно стало забавно, что кто-то задается такими вопросами.

Орогору испуганно опустил голову и, спустившись с небес на землю, обнаружил, что перед ним стоит человек с обветренным лицом. Под мышкой незнакомец небрежно зажал заряженный лук. Килета ахнула и крепко сжала руку Орогору, попыталась спрятаться за его спину. За смуглым лучником стояли еще шестеро мужчин, и все похотливо оглядывали Килету с головы до ног и прищелкивали языками. Килета была не на шутку изумлена – до сих пор на нее никто из парней так не смотрел, но когда догадалась, что на уме у незнакомцев, ее зазнобило от страха.

Одеты были эти люди в самые разнообразные лохмотья, но что заставило Орогору похолодеть до мозга костей, так это то, что на двоих из мужчин красовалась форма стражников, еще на двоих – форма гвардейцев шерифа, а на последних – одежды лесничих. Мужчина с обветренным лицом был одет в штаны и короткую куртку, какие носили бейлифы. Правда, цепи на его груди не было. Заметив, как округлились от ужаса глаза юноши и девушки, он осклабился.

– Да вы не бойтесь, форму мы с них сняли, когда они уже померли – эти приспешники Защитника. В общем, мы тут защищаемся от Защитника, пропусков ни у кого не спрашиваем и никому не указываем – жениться... – он окинул Килету оценивающим взглядом, – или не жениться. – Он кивнул одному из своих напарников, и тот шагнул вперед и протянул руку к девушке. – Женщин мы видим нечасто, – пояснил главарь, – а эта медведица очень даже хорошенькая.

Килета возмущенно вскрикнула. Разбойник попытался схватить ее за руку, и она, всхлипнув, метнулась за спину Орогору, готовая разрыдаться от ужаса.

Ее голос поразил Орогору, словно вспышка молнии. Он совладал с собственным страхом, величественно поднял руку, уставился на главаря шайки в упор и объявил:

– Прекратите! Я запрещаю вам дотрагиваться до нее!

– Да ну? Неужели? – Разбойник помоложе оскалился и помахал кулаком перед носом Орогору. – А кто ты, спрашивается, такой, чтобы мне чего-то там запрещать?

Орогору был сам не свой от страха, но он устоял на месте – только голову чуть-чуть запрокинул и брезгливо поморщился – так, словно от кулака разбойника противно пахло. Напустив на себя самый царственный вид, на какой только был способен, он произнес повелительным тоном:

– Не смей приближаться к моей высокородной особе! Знай же, что я – принц Приммер, и до меня не смеет дотрагиваться такое отребье, как ты!

– Отребье? Это я – отребье? – в негодовании вскричал разбойник. – Я еще как посмею до тебя дотронуться, парень, и дотронусь очень даже крепко!

Его кулак устремился к лицу Орогору. Удар оказался силен, и юноша с гневным криком повалился на спину. Килета в страхе взвизгнула. Упала на колени, обняла голову Орогору, прижала к груди. У молодого разбойника эта любовная сцена вызвала припадок ревности. Он вновь сжал кулаки и был готов кинуться к парочке, но главарь предостерегающе поднял руку.

– Не тронь их, – произнес он с отвращением. – И она пусть катится подальше вместе с ним. Он, видать, один из этих... ну, и она, стало быть, такая же.

Физиономии остальных разбойников выразили нескрываемую брезгливость, но тот, что ударил Орогору, фыркнул:

– Ну и что, даже если так? Тело-то у нее, как у всех прочих, или нет?

– Это, поди, злые чары, – испуганно пробормотал один из разбойников, и тогда обидчик Орогору тоже брезгливо поморщился.

– Ладно, и правда, пусть себе идут, откуда пришли! – пробурчал он и отвернулся.

– И когда только нам нормальная баба попадется? – ворчливо проговорил второй разбойник и тоже отвернулся от Килеты и Орогору.

– Да какая же нормальная баба забредет так далеко в лес? – урезонил своих подручных главарь и, развернувшись, поспешно зашагал в чащу деревьев. Его люди, не мешкая, последовали за ним. Стоило им уйти буквально на пару шагов, и они исчезли – словно их и не было вовсе.

– Ох... – выдохнула Килета. – Спасибо тебе! Но... как же это ты ухитрился их так напугать, Орогору?

Орогору не ответил. Он смотрел в ту сторону, куда удалились разбойники, и дрожал от переполнявшего его гнева.

– Как они смели назвать меня «одним из этих»?! – Он вскочил на ноги, вне себя от ярости. – Меня, принца Приммера? Как они только смели... – Но тут голос его оборвался. Его озарило. Широко раскрыв глаза, он воскликнул:

– Они поняли, кто я такой! Они узнали меня!

– Ты... ты о чем? – запинаясь, спросила Килета.

– «Один из этих» – вот как он сказал! – Орогору обернулся к девушке. – Наверняка он имел в виду других вельмож и принцев, которых они не смеют и пальцем тронуть! Они их видели, они знают о них!

Поняв, о чем он говорит, Килета ахнула.

– Значит... мы совсем близко от них!

– Да, значит, благородные господа и дамы где-то рядом, и Затерянный Город тоже! – Орогору схватил девушку за руку и поспешно увлек за собой в чащу леса. – Они где-то здесь, совсем рядом! До них наверняка всего несколько часов, Килета! Мы их обязательно найдем!


* * *

Майлз никак не мог понять, почему во время первого короткого привала Гар достал из мешка бумагу и чернила и вместо того, чтобы отдыхать, почти все время что-то старательно рисовал. Майлз заглянул ему через плечо, но увидел на листе бумаги не картину, а только черточки, сложенные в фигурки разной формы. Майлз знал, что это буквы. Прочесть написанное он не смог, посему только пожал плечами и не стал отрывать своего спутника от этого непонятного развлечения. Но когда полчаса спустя их остановили двое гвардейцев шерифа и приказали спешиться, Майлз был потрясен до глубины души тем, как повел себя Гар.

– Приветствую вас, собратья гвардейцы! – выкрикнул первый стражник. – Куда направляетесь и зачем?

– Приветствую и вас, – с улыбкой отозвался Гар. – Нас послали в город Мильтон, дружище.

Майлз выпучил глаза. Им овладел неподдельный страх. Это известие повергло людей шерифа в трепет. Стражник, первым заговоривший с Гаром, осторожно проговорил:

– Прошу прощения, но мы на службе. Мы должны проверить ваш пропуск, друзья.

– Это конечно, – кивнул Дирк, вынул одну из бумаг, приготовленных Гаром, и подал ему. Гар также достал бумагу и отдал стражнику обе.

Взяв бумаги, стражник пробежал их глазами и нахмурился.

– Какие-то они не такие, я таких раньше не видал.

– Это верно, – не стал спорить Гар. – Наш шериф жутко злился, что у него отбирают сразу двоих людей, вот и сказал нам, что хватит с нас и приказов – сойдут, дескать, за пропуска.

– Сойдут-то они сойдут, – согласился стражник, – да только и на приказы ваши бумаги как-то не похожи. Тут ведь даже герба Защитника нету.

– Нету, – кивнул Гар. – Там только подпись и титул того, кто эти бумаги составил. Мне и самому это странным показалось, да только кто я такой, чтоб спорить?

– Мне тоже спорить не приходится, – с внезапной решительностью объявил стражник и отдал Гару бумаги, испытав при этом, похоже, недюжинное облегчение. Затем он глянул на Майлза и спросил:

– А это кто такой?

У Майлза даже сердце перестало биться.

– Про него в третьей бумаге прописано, но писарь, что ее составлял, мне ее прочел и сказал, что его имени там не указано. Дескать, полагается нам слуга, вот и все. Ну а шериф, само собой, еще пуще из-за этого злился, сами понимаете.

– Это мы очень даже понимаем, – осклабился второй гвардеец. – И когда вас в Мильтоне ждут?

– Точного дня не сказали, – ответил ему многозначительной ухмылкой Гар. Затем минут десять стражники и Дирк с Гаром вели непринужденную беседу о том о сем. Майлз, обливаясь холодным потом, слушал их разговоры, отмечая, что Гар и Дирк старались отвечать стражникам предельно уклончиво и туманно, ухитряясь при этом сохранять видимость откровенности и дружелюбия. Однако спустя несколько минут вопросы уже задавали большей частью они, а стражники большей частью на эти вопросы отвечали. Вскоре один из стражников с сожалением вздохнул и сказал:

– Ну ладно, нам пора. Только смотрите, не надеритесь в ближайшем кабачке, пока мы в дозоре, ясно?

– Ясно, – улыбнулся Гар. – Счастливого пути!

– Ничего себе пожеланьице! – хохотнул второй стражник. – Но мне оно по душе. И вам счастливого пути!

С тем они и разъехались, а когда стражники ушли довольно далеко, Гар изрек:

– Забавно, что стражники читать не умеют, правда?

Майлз изумленно глянул на него.

– Ясное дело, не умеют. Грамоте только чиновники обучены, да те, что учатся на чиновников.

– Еще забавнее, – заключил Дирк.

– А вы что, не знали про это? Тогда как же догадались?

– Да так, что стражник ничегошеньки не сказал про то, что было в бумагах написано. Его удивило только то, как они странно выглядят, – объяснил Гар. – А ведь это рискованно – назначать на службу неграмотных. Я ведь запросто мог подсунуть ему чей угодно пропуск, а он бы и не узнал, что там вписано чужое имя.

Майлз выпучил глаза.

– Да как же вы бы смогли разжиться чужим пропуском?

– Думаю, у тех, кто вне закона, на этот счет имеется множество возможностей, – сухо отозвался Дирк.

Майлз понял, что тот имел в виду, и у него гадко засосало под ложечкой.

– Но почему солдат не учат грамоте, Майлз? – спросил Гар.

– Учеба дорого стоит, господин, крестьянину не наскрести. У нас в деревне и школы-то нет, а деревня у нас не маленькая – почитай, почти что город.

– Вот как... – задумчиво проговорил Дирк. – Дорого, стало быть. И даже если у тебя есть денежки на учебу, нужно перебраться в город, где есть школа.

Майлз пожал плечами.

– Учителям тоже как-то жить надо, господин.

– А правительство им не платит ни гроша, – заключил Дирк. – Интересно, а, Гар?

– Захватывающе, – поправил друга великан, лицо которого стало непроницаемым, словно гранит.


* * *

Озаренные золотистыми лучами предзакатного солнца, словно по волшебству, встали средь леса башни – круглые, чуть сужающиеся кверху, с ровными стенами, поверхность которых играла радужными бликами, словно они были выточены из перламутра.

На самом верху, под крышами-пирамидками, чернели окна. Почти до половины высоты башни были увиты плющом, да так плотно, что с первого взгляда их можно было принять за стволы давным-давно умерших деревьев.

– О Орогору! – ахнула Килета и сжала руку юноши.

– Да, – кивнул он и накрыл ее руку своей. – Красиво, правда? Вот он, мой истинный дом! Я всегда знал, что он таков! Ни одно жилище на свете так мне не подходило! Пойдем же скорее! Я мечтаю поскорее увидеть их, этих благородных дам и господ, что должны жить здесь!

Идти скорее по лесной чащобе было трудновато: корни деревьев торчали из земли в самых неожиданных местах, колючие кусты, казалось, старались схватить путников за одежду, но все же Килета и Орогору шагали так быстро, как могли. И вот наконец они раздвинули густые ветки кустов и перед ними возникла грандиозная перламутровая стена. Юноша и девушка остолбенели. Затем, совладав с испугом, пошли дальше, изумленно глядя на стену снизу вверх.

До стены от леса было всего футов шесть, но она была неимоверно высока – футов тридцать, не меньше, а башни были еще выше. В обе стороны стена простиралась на сотню ярдов. Опустив глаза, Килета и Орогору увидели под стеной жухлую траву, высохшие плети плюща и упавшие молодые деревца. Все эти растения пытались пустить здесь корни и взобраться вверх по стене, но странный, с перламутровым блеском материал, из которого была выстроена стена, как бы отталкивал от себя всякую растительность, губил ее.

Орогору, как зачарованный, шагнул к стене, протянул руку...

– О нет, Орогору! – вскричала Килета. – Она может... – И голос девушки сорвался.

– Может убить меня, как убила эти маленькие деревца? – Орогору покачал головой. – Нет, стена просто избавилась от них, чтобы они ей не причинили вреда. Она слишком гладкая, Килета, чтобы плющ смог взобраться по ней, и уходит слишком глубоко в землю, чтобы растения могли запустить под нее свои корни. Она не тронет меня – я нутром это чувствую, я в этом уверен! – Его рука коснулась стены, и он шумно выдохнул. – Она гладкая, – сообщил он подруге, – теплая и, казалось бы, должна быть мягкой... – он нажал на стену – осторожно, потом сильнее, – но она не мягкая.

Орогору в изумлении поднял голову и посмотрел вверх.

– Но откуда же тогда взялись те лианы, что обвили башни? А-а-а! Понятно!

Килета нерешительно шагнула вперед и тоже взглянула ввысь. На два широких шага в обе стороны от того места, где они стояли, вдоль стены росли только низкие тенелюбивые растеньица вроде клевера, образуя зеленую лужайку. А дальше вздымались высокие деревья, протянувшие толстые ветви к стене и над ней. Свисавший с этих ветвей плющ и обвивал плетями башни. Но плющ взбирался не выше деревьев и касался странного перламутрового камня только на уровне ветвей.

– Ни трещинки, ни выбоинки, – прошептал Орогору. Глаза его сверкали от восторга.

Килета опустила взгляд и увидела, что он ведет ладонью по стене. Она шагнула поближе и последовала примеру юноши. Гладкая поверхность – удивительно гладкая!

– Как хитро тут уложены камни, что ни трещинки не видно! – воскликнула она.

– Если это камни, – уточнил Орогору и, отойдя от стены, запрокинул голову. Килету охватила дрожь.

– Конечно, камни! Из чего бы еще можно было возвести такую стену!

– Может быть, она выплавлена – знаешь, как наливают расплавленное олово в форму? – Орогору пожал плечами. – А может, ее вырастили из чего-то. Как – этого нам не узнать, Килета. Это волшебная постройка, созданная чародеями, которые первыми спустились со звезд.

У Килеты по спине побежали мурашки.

– Но это просто легенда, выдумка, старушечья сказка!

– Я так не думаю. – Орогору оторвал взгляд от стены и улыбнулся Килете, но она вся съежилась, втянула голову в плечи. Было что-то нехорошее в том, как горели его глаза, что-то болезненное в его волнении. – Нам говорили, что это всего-навсего выдумки, Килета, но ведь нам и про этот город рассказывали, и про другие такие города! Ты сама видишь – это чистая правда. Так давай же поскорее пойдем и узнаем остальную правду!

С этими словами он схватил Килету за руку и зашагал по траве вдоль плавного изгиба стены.

Килета спотыкалась, не в силах поспеть за ним, потом побежала – так быстро шагал Орогору.

– Погоди же, Орогору! О какой правде ты говоришь?

– О самом городе, конечно, о чем же еще? Тут должны быть ворота или дверь – какой-то вход! Разве ты не сгораешь от нетерпения, разве тебе не хочется посмотреть, что там внутри, за стеной?

«Призраки и скелеты», – подумала девушка, но только спросила:

– И что ты станешь делать, если найдешь ворота?

– Ну, постучу, конечно, и потребую, чтобы меня впустили! – воскликнул Орогору. – В конце концов, я имею полное право войти туда! – И он поспешил вперед.

Килете было очень страшно, но она все-таки старалась поспевать за Орогору.

Наконец они нашли то, что искали, – ворота высотой в два человеческих роста, а вернее – проем в стене. Сами же створки рассыпались, превратились в кучку древесной пыли.

– Волшебная стена... а ворота тут были из самого обычного дерева! – выдохнул Орогору. Сверкая глазами, он заглянул в проем. – Смотри, Килета! Постройки внутри из простого камня! Там видны и трещины между камнями!

Килета, превозмогая страх, тоже заглянула за стену. Верно, там стояли каменные постройки, но камни, слагавшие их, были вытесаны изумительно ровно. Здания были еще выше стен, и каждое из них по размеру равнялось целой деревне. Темнели огромные двери, чернели пустые глазницы окон. Кое-где вдоль фасадов стояли колонны, на которых покоились нависавшие козырьки крыш, другие здания венчали красивые купола, поддерживаемые... силой волшебства?

Килета поежилась от страха и благоговения.

– Я собирался назвать себя и потребовать, чтобы меня впустили, – нерешительно проговорил Орогору. – Но ворот нет, и никто не преградил мне дорогу.

– Значит, ты можешь войти, когда пожелаешь, – прошептала Килета. Она вся дрожала. – О Орогору, я боюсь! Мне страшно идти туда!

Орогору сжал ее руку и нежно, ободряюще погладил.

– Так или иначе мне пришлось бы идти туда одному, Килета. Я из их рода, но не ты. Но прошу тебя, подожди меня. Мне хотелось бы вернуться и рассказать тебе, как там чудесно.

– Конечно, я подожду тебя, – пообещала ему Килета. Она готова была расплакаться, слезы комом стояли в горле. На миг растерявшись, она встала на цыпочки и поцеловала Орогору в щеку. – Иди. Удачи тебе!

У Орогору закружилась голова, но он тут же повернулся к воротам и с часто бьющимся сердцем шагнул в проем.


* * *

Один раз остановились перекусить, каждые два часа спешивались, чтобы размять затекшие ноги, – вот так Майлз, Гар и Дирк ехали весь день, и ноги у Майлза чем дальше, тем все нестерпимее ныли. И как только кавалеристы терпят такую муку изо дня в день?

Ближе к вечеру троице встретился очередной патруль. На этот раз гвардеец ни слова не сказал о том, что «пропуск» выписан не по форме. Он только пробежал бумагу глазами и спросил:

– Гар Пайк? Тебя и вправду так звать?

Гар изумленно уставился на стражника, но быстро совладал с собой и ответил:

– Мои родители были большие шутники <Pike (англ.) – пика, копье. >.

– А в остальном все в полном порядке, – заключил стражник, – хотя было бы неплохо, если бы этот «Джонатан Эскв, писарь» приписал бы, для кого это писано.

– Ты читать умеешь? – изумился Дирк.

– Уметь-то умею, – с горечью вымолвил стражник. – Наскребли мои родители деньжат, отдали меня в школу. Да толку-то что?

– Наверное, они были люди зажиточные, – предположил Гар.

– Да нет, простые крестьяне, друг, такие же, как ты да я. Но магистрат сказал, что я, дескать, не без способностей, и надо, стало быть, послать меня учиться в школу в главный город округа – и что из этого вышло, спрашивается? Я провалился на испытании! Ну, правда, меня простили, так я думаю.

– Провалился? – непонимающе сдвинул брови Гар. – Странно... если ты, как ты сказал, не без способностей и столько лет проучился в школе. Что же стряслось?

Майлз изумленно глянул на него. Не мог же он не понимать, что задает крайне болезненный вопрос! Как же Гар мог быть настолько груб!

Но оказалось, что стражник совсем не прочь потолковать на эту тему. Правда, губы его скривились в горькой усмешке.

– О, – сказал он, – законы я знал хорошо, и в первый день испытаний получил отличные отметки, но на следующий день было письменное испытание. Я неплохо объяснил, зачем нужна государственная служба, почему крестьянам не полагается иметь оружия, но судьям не понравилось, как я объяснил, зачем нам нужен Защитник. Странно... – пожал он плечами. – Я ведь написал все в точности так, как в книжках написано, только одну мысль добавил от себя.

Гар снова нахмурился и покачал головой.

– И правда, странно. Что же это была за мысль такая?

– Ну... – протянул стражник. – Я написал, что Защитник нам нужен для того, чтобы защищать нас от королей и вельмож, которые легко могут поддаться жажде наживы из-за того, что титулы и власть получают по наследству, а не зарабатывают, и потому не знают, каким трудом они достаются.

– Неплохо изложил, – отметил Гар. – Но ни слова не сказал о том, зачем вообще нужен глава государства.

– Да? – Стражник сурово нахмурился. – И зачем же?

– Ну, за тем, что если у государства не будет главы, все управление ляжет на плечи магистратов, но те, что выше их, будут только спорить и языком трепать, да так и не смогут ничего решить, и в конце концов это им так надоест, что они возьмут да прикажут своим войскам выступить друг против друга, а когда их люди начнут гибнуть без счета, придется пополнять армию крестьянами, те тоже будут погибать, пока не останется никого, кто работал бы на полях и собирал урожай. И тогда наступит голод, и считанные уцелевшие крестьяне, обезумев от голода, станут нападать на солдат. И те и другие падут на поле боя – и тогда конец всему.

Стражник поежился.

– Вы рисуете страшную картину, господин, но может быть, вы и правы. Но если я вас правильно понял, выходит, что правительство без главы – это вообще не правительство.

Майлз вздрогнул. Стражник назвал Гара «господином»!

– Ты меня правильно понял, – подтвердил Гар. – Но мне бы не хотелось своими глазами увидеть, что бы из этого получилось.

– Да никому бы такого не захотелось! Но скажите, почему вы и ваш бейлиф нарядились гвардейцами шерифа, а ваш писарь – крестьянином? Вы ведь наверняка магистрат, если столько всякого знаете!

– Пока нет, – заверил его Гар. – Учился кое-чему в свободное время, а испытаний не держал. Собирался, честно говоря, да и хозяин мой меня уговаривал, да вот видишь, как вышло – как раз за неделю до того, как я должен был отправиться на испытания, приказ этот пришел.

Стражник отвернулся, покачал головой, беззвучно зашевелил губами. Майлз понял, что он стесняется громко выругаться и сочувствует Гару. Когда же стражник обернулся, лицо его было мрачно.

– Наверное, вы сильно расстроились, господин.

– Да не то чтобы так уж сильно, – добродушно улыбнулся Гар. – В Мильтоне тоже можно выдержать испытания.

Стражник вытаращил глаза и расхохотался. Отсмеявшись, он кивнул и отер с глаз слезы.

– О да, там полным-полно пунктов по приему испытаний, это верно. Да только... вот будет чудо, если вы выдержите испытания с первого раза! – Неожиданно он посерьезнел. – Не надеетесь же вы, что ваш хозяин сообщил министру о том, как вы старательно занимались и что в Мильтон он вас отправил затем, чтобы вы получили новое назначение сразу же после того, как выдержите испытание?

– А неплохо было бы, – мечтательно проговорил Гар. – Но вряд ли стоит надеяться, что так оно и выйдет. И все же, друг, если бы мне это удалось, то удалось бы и тебе – так я думаю. Надо попытаться еще раз, и еще, пока в конце концов не добьешься успеха.

– И верно – не могут же мне запретить держать испытания! – озарило стражника. – А еще... может ведь явиться переодетый инспектор... переговорит с тем, с другим, потом потребует, чтобы ему показали отчеты об испытаниях, и если проведает, что был человек, пришедший на испытания, а ему отказали, так он же самому Защитнику про это доложит, а когда Защитник узнает, он просто в ярость придет! Вот спасибо вам, господин! Есть у меня еще надежда, правда?

– Еще какая, – подтвердил Гар. – Так что садись снова за книжки! Учиться, учиться и учиться!

– Непременно! А вы, господин, поезжайте, и удачи вам!

– И тебе, – ответил Гар и щелкнул поводьями. Как только они отъехали подальше, Майлз вздохнул с искренним облегчением.

– На этот раз обмануть было довольно просто, Майлз, – признался Гар. – Все пошло как по маслу, как только он проболтался насчет испытаний и принял меня за магистрата из-за того, что я такой, по его понятиям, умный и запросто мог бы выдержать испытания.

– Это точно! – воскликнул Майлз. – Так вы, стало быть, наудачу все ему говорили? А получилось, будто бы и вправду все знаете!

– А я действительно почти не врал – разве только насчет моего воображаемого хозяина. Про все остальное было легко догадаться. И потом – я подарил ему надежду.

– От надежды от этой проку мало, не сбыться ей, – печально покачал головой Майлз. – Если только ты не семи пядей во лбу, магистраты ни за какие коврижки не дадут тебе выдержать испытания – ведь тогда кто-то из их сынков лишится тепленького местечка.

Дирк изумленно глянул на Майлза.

– Это правда?

Майлз пожал плечами.

– Это все знают, господин.

– Но ведь это могут быть всего лишь слухи, которые распускают те немногие, кому не удалось выдержать испытаний.

– Либо слухи, либо все на самом деле так и есть, – возразил Дирк. – Кумовство налицо. Разве это первый случай в истории, когда государственные служащие пекутся о том, чтобы на ответственных постах их сменили сыночки?

– В разумных пределах желание людей проявлять заботу о собственных отпрысках похвально, – заспорил с другом Гар. – Беда в том, что эта забота очень легко выходит за эти самые пределы. – Он обернулся к Майлзу. – Итак, вами правит Защитник, который издает все законы и приказывает своим министрам следить за их исполнением. Каждый министр затем отдает приказы шерифам, а каждый из них, в свою очередь, командует сотней магистратов.

– Все правильно, господин.

Но зачем Гару понадобилось повторять прописные истины?

– А у каждого магистрата – отряд солдат, только он их зовет «стражниками» и «лесничими», и командует ими бейлиф.

– Да пожалуй, что можно их и солдатами назвать, – медленно проговорил Майлз. – Хотя мы-то солдатами только гвардейцев шерифа считаем, ну и еще тех, кто в войске Защитника служит, само собой.

– Значит, у него есть свое войско? А ни у кого из министров нет?

– Нет, господин, хотя каждый из них может созвать в случае чего своих шерифов и ихних стражников.

– Но созови он их, войско Защитника их бы разбило наголову, – понимающе кивнул Гар. – А чем они обычно занимаются, эти солдаты Защитника?

– Он их отправляет истреблять воров и разбойников, господин, если их где-то разведется так много, что шерифу самому не справиться.

– Вполне достаточно для того, чтобы они более или менее сохраняли боевую форму, а также для того, чтобы они не слишком долго отсутствовали, – сделал вывод Дирк. – Ясное дело, никто из министров не дерзнет сказать хоть слово поперек.

Майлз от этих слов выпучил глаза. Это же надо было до такого додуматься – предположить, что кому-то взбредет в голову тягаться с Защитником!

– Стало быть, служба на государственном поприще начинается с должности магистрата...

Майлз прервал Дирка:

– С вашего позволения, господин, после первого испытания становятся писарями. Многие так никогда выше этой должности и не поднимаются. Всю жизнь мотаются за магистратами из города в город.

– Привыкают, да? – Дирк прищурился. – И жен менять им не приходится. Готов об заклад побиться: большинство из них и не пытаются выдержать нового испытания.

– Но если кто-то его выдержит, то станет магистратом? – спросил Гар.

– Да, господин, а после третьего испытания – шерифом, но сначала надо хорошенько потрудиться простым магистратом – только тогда тебе предложат держать третье испытание.

– Система разработана так, что оперирует исключительно оценкой знаний и достоинств, – задумчиво проговорил Гар. – И с виду возможности равны для всех, кто выдержит испытания... но сынки чиновников всегда обучены лучше, и потому наверняка получают высшие оценки.

– И что гораздо важнее, – добавил Дирк, – экзаменаторы этих сынков почти наверняка хорошо знают или знакомы с приятелями их папаш. Вот этих и пропускают, а тех, у кого блата нет, заваливают.

– Ты судишь по земной истории, – возразил Гар. – Но вынужден согласиться: методология коррупции большей частью действительно была разработана на Древней Земле. На практике это выглядит так: система допускает приток новой крови только тогда, когда часть старой иссякает.

– Позволю себе предположить, что отыщется горстка крестьян, которые были бы готовы поспособствовать тому, чтобы она иссякла.

Майлз в который раз был потрясен до глубины души. Неужели эти двое так и будут все время вести подстрекательские речи?

Но не только потрясение владело Майлзом. Разговоры Гара и Дирка заставили его задуматься...




Глава 6


Орогору, крадучись, продвигался по заросшим травой проходам между домами, то и дело оглядывался и восхищался тем, как сверкали в лучах закатного солнца камни, из которых были сложены стены построек – одни белые, другие – голубоватые, некоторые – розовые, но большей частью – серые. Там, где крыши были невысоки, на них выросли трава и деревца, причем местами так густо, что наверняка растения облюбовали эти крыши лет сто назад, если не раньше. Время от времени Орогору приходилось обходить обломки рухнувших зданий, лежавшие поперек дороги – широкой, настоящей дороги посреди города! Но обрушившихся зданий было немного. В основном они сохранились, стояли гордые, неприкосновенные.

Было здесь что-то необычное, неземное, дикое и волшебное. Ведь этот город наверняка строили сотни людей, а теперь не было ни души. Пока Орогору не встретилось ни единого живого существа крупнее лисицы. Время от времени он кричал:

– Эй! Я Орогору, принц Приммер! Неужели никто не выйдет поприветствовать меня?

Он знал, что примерно так должны были бы требовать к себе внимания особы королевской крови, но, увы, никто ему не отвечал.

Миновало несколько часов, и Орогору стало не по себе. Сгущались сумерки, и на душе у юноши стало тоскливо. Он насобирал щепок покрупнее и решил было сложить костер прямо рядом со стеной, но потом подумал, что дым закоптит камни. Он собрал щепки и, обойдя вокруг дома, нашел место, где стена загораживала его от ветра. Там он сложил щепки на землю в нескольких футах от стены, достал кремень и огниво и разжег огонь. Глядя на пламя, Орогору немного приободрился, тем более что оно приятно согревало его – с приближением ночи становилось все холоднее. Орогору уселся, подвернув ноги под себя, и уставился на огонь. На душе у него было печально и одиноко. Значит, здесь не было никаких блестящих дам и кавалеров! Но если их не было здесь, то где же они? Он ведь знал, что он – один из них! И откуда тогда исходили те звуки, что слышал дровосек?

Призраки...

Орогору зябко поежился и огляделся по сторонам, ощущая, как надвигается страх. Он уговаривал себя, старался внушить себе, что призраки, которые смеются и играют на музыкальных инструментах, не могут причинить никому зла, но внушение действовало слабо.

И вдруг из темноты возникла маленькая серая фигурка и потянулась к нему. У Орогору чуть сердце из груди не выскочило. Призраки...

Но вот фигурку озарил свет костра. Она пробежала мимо, и Орогору проводил ее взглядом. Всего-навсего кролик! При виде зверька юноша ощутил, как сильно проголодался. Пальцы его сомкнулись, сжав первый попавшийся камень... но он никогда в жизни не убивал зверей и с отвращением отбросил камень в сторону. Чтобы принц охотился на кроликов? Поедал слабых и беззащитных? Никогда! Убить медведя – может быть, волка – определенно, но такого маленького, безвредного зверька – ни за что. Орогору следил взглядом за удаляющимся в ночную тьму кроликом, а собственный желудок распекал его на все лады. Орогору понимал: какой-то еды ему все равно нужно раздобыть. Он с тяжким вздохом поднялся и отправился на поиски пропитания. Пошарив по углам, куда за годы ветром нанесло земли, он нащупал листья знакомых растений, разрыл землю, выкопал коренья и клубни. Набрав пару пригоршней, отнес коренья к костру, нанизал на тонкую щепку и положил на угли, а те, что можно было есть сырыми, отобрал. Хрустя дикой морковью, Орогору с тоской думал о том, что вряд ли принцу гоже вот так ковыряться в земле в поисках пищи, но что он мог поделать? Ведь даже принцы должны есть. Орогору помнил древнее сказание о короле, который прятался от врагов в крестьянской хижине из-за того, что только что проиграл сражение. Воображение юноши тут же нарисовало захватывающую развязку этой истории: король откинул капюшон, сбросил плащ лесничего и предстал во всей красе и величии – в парчовой мантии, отделанной горностаем...

И снова что-то шевельнулось во тьме...

Орогору дернулся, обернулся, выронил морковку. Сердце его отчаянно колотилось.

Они появились из арки между кучами обрушившихся камней – высокие и стройные, грациозные и статные, в одеждах из дорогих тканей – парчи и муара, шелка и батиста. Темно-синие, серебристые, изумрудные платья были украшены рубинами, аметистами и золотом, на головах прекрасных незнакомцев и незнакомок сверкали короны и тиары. Между тем одежды отличались изяществом покроя, в них не было ничего лишнего – так и подобает одеваться особам благородного происхождения. Впереди десятка дам и господ шествовал высокий мужчина с гордой осанкой в герцогской короне. Орогору не верил своим глазам, он не мог представить, что этому наконец суждено было случиться, что он слышит долгожданные слова:

– Добро пожаловать, высокородный юноша. Добро пожаловать, благородный господин. Я – герцог Дарамбэй. Не будешь ли ты любезен назвать нам свое имя и титул?


* * *

– Ну, теперь видите? Вот как полезно иметь длинные волосы! – Дирк пригладил фальшивые усы Майлза и отступил, чтобы полюбоваться делом своих рук. – Не будь у тебя таких патл, мы бы ни за что не смогли снабдить тебя такими роскошными усищами!

– Искусно сработано, – кивнул Гар. – Теперь с такими усами тебя вряд ли кто признает, особенно если учесть, что раньше ты гулял с волосами до плеч. Даже если ваш магистрат разошлет гонцов по всем близлежащим деревням с описанием твоей внешности, на тебя никто и внимания не обратит.

– А одежка? – возразил Майлз.

Гар кашлянул в кулак, а Дирк тактично объяснил:

– Не хотелось бы напоминать тебе об этом, Майлз, но вынужден заметить: твоя рубаха и штаны не представляют собой уникальных образцов.

Майлз непонимающе нахмурился и спросил у Гара:

– Это он о чем?

– Это он о том, что все мужчины твоего возраста одеваются примерно одинаково, – ответил Гар. – Боюсь, в тебе и правда нет ничего такого особенного, Майлз.

– А-а-а... – Майлз оглядел себя с головы до ног, искренне изумленный тем, что прежде такая мысль ему в голову не приходила. – Ну, так это же здорово, правда?

– Еще бы! – усмехнулся Дирк и сел верхом на свою лошадь. – Давай, Майлз, садись позади меня. Теперь можно и в город въезжать.

Майлз ухватился за протянутую руку Дирка и вспрыгнул на круп лошади. Он все еще немного побаивался ездить верхом. Не то чтобы он боялся лошадей – нет, ему приходилось кормить и чистить рабочих лошадей почти всю жизнь. Он даже порой ездил на них верхом – тайком, когда магистрат не видел. Но кавалерийские лошади были совсем другими – они были гораздо выше тех, что в деревнях впрягали в плуг. Дирк прищелкнул языком, и Майлз крепко обхватил его за пояс.

– Лучше бы нам объехать город стороной, – дрожащим голосом проговорил он.

– Лучше-то оно, может, и лучше, да только если мы так сделали, это было бы все равно что взять в руки флаг, на котором черным по белому было бы написано: «Нам есть, что скрывать!» – отметил Дирк. – А как раз это нам и надо скрыть.

Городок больше был похож на деревню: с полдесятка улиц по обе стороны от проезжей дороги, невысокая ратуша, полдюжины лавчонок, гостиница. Заслышав стук копыт, люди оборачивались, но тут же отводили взгляд.

Дирк нахмурился.

– Чего они боятся?

– Нас, – ответил Майлз. – Вернее – вас.

Ему в очередной раз пришлось побороть удивление – как эти двое неглупых людей ничегошеньки не соображают в самых обыденных вещах?




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=131679) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.