Король поднебесья
Макс Брэнд




Макс Брэнд

Король поднебесья





Глава 1. Прошу Прощения


Без сомнения, полковник Клиссон был вне себя. С самого первого дня родео гнев его все рос, и наконец полковника прорвало. В конце концов, именно он представлял здесь Техас, и все, что было так или иначе связано с Техасом! Мало того, что какие-то лопухи из Калифорнии и Невады имели наглость заняться тем, что он привык считать исключительно своей привилегией – его любимым родео, где большинство призов к тому же были из его кармана! Да еще и вся слава и все деньги достались им – и это уж не лезло ни в какие ворота!

Наглецы отличились в первый же день, когда устраивались соревнования по стрельбе, одинаково искусно владея винтовкой и револьвером. Стоя, с колена, лежа или сидя на мчавшемся галопом коне – они были на голову выше всех своих соперников.

Кое-кто поговаривал, что все эти искусные стрелки – профессионалы, а вовсе не обычные пастухи. По правде сказать, среди них и в самом деле было немало таких, кто зарабатывал себе на жизнь, выступая на родео, а потом по-братски деля между собой выигранные призы. Избавленные от тяжкого труда на ранчо и бессонных ночей, они имели возможность оттачивать свое мастерство, доводя его до совершенства. Большинство из них под конец отправлялись путешествовать, чаще всего на Восток, изумляя своим искусством тамошних жителей.

Но, так или иначе, успех наглецов привел в бешенство полковника Клиссона. Победив в стрельбе из винтовки, они оказались далеко впереди и во всем остальном: одинаково великолепно владели крупнокалиберным револьвером, мастерски объезжали дичков, превосходно бросали лассо, что забавы ради, что на время. А когда подошло время показать свое искусство в верховой езде, что всегда происходило под конец соревнований, они в очередной раз оказались впереди.

– Да, они профессионалы, – пробурчал управляющий полковника, – в этой треклятой стране не научишься держаться в седле, не загнав пару – тройку коняг! А вы только взгляните-ка вон на того «ковбоя»! Сидит, как влитой, а шпорами орудует – любо – дорого посмотреть! Готов биться об заклад на что угодно, что этот парень уж лет пять как не нюхал настоящей работы на ранчо. Нет, вы только посмотрите на него – белый, как снятое молоко!

Полковник раздраженно фыркнул.

– Было время, – начал он, – когда эта страна кишела ковбоями, да какими! Не чета этим! Но эти времена давно прошли, и я рад, сэр… да, я рад этому! Рад видеть, как какие-то чужаки приезжают в наши края, чтобы заткнуть за пояс наших парней. И все-таки ни один из них, Пит, заметь – ни один не решился попросить позволения хотя бы одним глазком глянуть на мою кобылу!

Питер Логан, управляющий, сразу почувствовал что-то неладное и задумчиво поскреб подбородок, молча наблюдая поединок, который тем временем развертывался перед их глазами. Соперниками были наиболее искусный из приезжих и чалый конь, упрямый, как мексиканский мул.

Чалый, вне всякого сомнения, мог дать сто очков вперед самому сатане. Он вставал на дыбы и лягался, прыгал и вертелся, как дюжина диких кошек, засунутых в один мешок. И все-таки незнакомец, приподняв шляпу и то и дело беспощадно вонзая ему в бока острые шпоры, уверенно держался в седле.

Пит обернулся и окинул взглядом стоявшую в стойле кобылу. Стены его были девяти футов высоты – ни одни другие не смогли бы ее удержать. Возбужденная до предела, она металась взад – вперед, точно пантера в клетке.

Кобыла, неукротимая от природы, в заботливых руках знатоков родео превратилась в сущую фурию. Вот и сейчас, поймав на себе испытующий взгляд управляющего, она перестала метаться и, прижав уши, злобно покосилась в его сторону.

Расстроенный Питер Логан молча отвернулся. О лошадях он знал все, но это животное порой ставило его в тупик. Легче было бы войти в клетку к разъяренной тигрице, чем к этой кобыле. А ее красота делала ее еще ужаснее. Гладкая, лоснящаяся шкура цвета лесного ореха, тут и там усеянная крапинками, делавшими ее похожей на леопарда, глянцевые бока, блестевшие, как отполированный металл – она была просто неотразима. Пять лет красавица Прошу Прощения жила беззаботно на ранчо. И за эти пять лет ее трижды пытались увести конокрады, которых свела с ума ее красота.

Первый из них оставил тонкую полоску шрама на ее гладком боку, а кроме этого благодаря ему в ее гордом сердце прочно поселилась ненависть ко всему человеческому роду. Второго занесло в самое сердце испанской территории. Там он и сидел, как загнанный в западню дикий кот и там бы и испустил дух, не в силах вырваться назад, потому что разъяренная Прошу Прощения стерегла его почище иного тюремщика. На его счастье его освободил объездчик с ранчо, а потом перевез в дом, где тот и остался ждать – вначале доктора, а потом суда. Третий незадачливый вор, по всей вероятности великолепный наездник, в кровь исполосовал ей бока своими шпорами. Постигшая его судьба оказалась самой ужасной. Они нашли его там, где он упал, там, где обезумевшая от боли и злобы кобыла затоптала его. То, что от него осталось, не могли без содрогания видеть даже бывалые охотники.

Услышав об этом, полковник сорвал со стены винтовку, крикнув, что сию же минуту пристрелит проклятое животное. Но стоило ему только увидеть ее, окинуть взглядом ее совершенные формы, полюбоваться изящной, гордо посаженной головой, как вся ярость его моментально утихла. Вместо этого он приказал, чтобы упрямицу поймали и старательно учили.

После этого кобылой занялись всерьез. Говорили, что злобы в этой твари побольше, чем в дикой кошке. Никого не боясь, она в бешенстве набрасывалась на ковбоев и рвала зубами веревки, которыми пытались ее удержать. Так прошло шесть месяцев, полковник самолично наблюдал за ее обучением. Стоит только бросить взгляд на эту красотку, громогласно уверял он, чтобы убедиться, что эта лошадь – просто идеальный материал, да еще в умелых руках! Уж ему ли этого не знать! На исходе этих шести месяцев он едва ковылял, припадая на одну ногу, а голову его украсила марлевая повязка. Огонь, а не лошадь, объявил полковник. После чего привел кобылу на родео, чтобы полюбоваться на смельчака, готового рискнуть померяться силами с этой ведьмой.

Однако время шло, а желающих все не находилось, как он, впрочем, и предполагал. И все же, с досадой бурчал он, жаль, очень жаль! Чертовски хороший случай для Прошу Прощения показать свой дьявольский норов!

Тщеславие полковника было больно задето! Ковбои, желавшие принять участие в родео, торопливо подыскивали себе лошадей, однако, бросив лишь один взгляд на очаровательную Прошу Прощения, заметно побледнев, ускоряли шаг. А изящество этой красотки еще более подчеркивало исходившую от нее опасность.

– Нет, вы только подумайте! – возмущался полковник, не скрывая обиды, – Хоть бы кто попросил оседлать ее, что ли! Да любой их этих трусов лучше сядет на бочку с динамитом!

– Но, сэр, – с кривой усмешкой перебил его Питер, – тут я как раз могу их понять.

– Вы?! Да как вам не стыдно, Пит? Вы, молодой, здоровый, как бык – говорите мне это прямо в лицо?!

– Дело в том, – философски заметил Питер, – что динамит – штука тонкая. Может – взорвется, а может и нет. А Прошу Прощения, черт ее возьми, разделается с любым, и глазом не моргнет!

Полковник коротко фыркнул, что делал всегда, стоило только кому-то загнать его в угол.

– Ах, молодежь, молодежь, – проворчал он, – Неужто мне суждено дожить до того дня, когда не найдется смельчака, способного бросить вызов этой лошади?! А ведь я еще помню, как иные любители проходили миль по пятьдесят, лишь бы только померяться силами с такой дьяволицей! Так-то! Ну, что вы ухмыляетесь, Пит? Не верите?

– Просто вспомнил тот самый день, – ответил Логан, – когда мы собрали в мешок то, что осталось от того парня, помните? Соскребли с земли, да привязали к седлу, а потом отпустили кобылу. Неужто забыли, сэр?

– Ба! – крякнул полковник.

– Я вспомнил, как она взвилась на дыбы, а потом принялась брыкаться, да так, что мешок съехал на бок, а ворюга… точнее, то, что от него осталось, попросту вытек на землю!

– Помню, – буркнул полковник – В тот день она еще вдоволь повалялась в пыли, чтобы отчиститься как следует!

– Да уж, – протянул Пит, – сущий ягненок, наша Прошу Прощения! Верно?

Вдруг он приподнял шляпу.

– Добрый день, мисс Фурно!

Полковник последовал его примеру, бросив взгляд в сторону на женщину средних лет, которая направлялась в их сторону. Миловидная, с гладкой, бронзовой от загара кожей, она поражала бесхитростным взглядом серых глаз. На лице женщины сияла улыбка.

– Похоже, не очень-то везет сегодня нашим парням, – сказала она.

– Да уж, Элизабет, – буркнул полковник. – Держу пари, дамы и то выступили бы лучше! Эх, да что там – наши техасские девушки дадут сто очков вперед этим паршивым койотам с цыплячьими душами и такими же цыплячьими мускулами! Дать себя побить, тьфу! И кому?! Нет, вы посмотрите только, как они плюхаются на землю! Словно кули с трухой, ей Богу!

Он возмущенно ткнул пальцем в сторону.

– Вот, взгляните! – фыркнул он.

И как раз в эту минуту, словно для того, чтобы подтвердить его слова, один из техасских ковбоев вылетел из седла. Плавно описав в воздухе красивую дугу, он тяжело, будто пушечное ядро, врезался в землю. По полю явственно прокатился грохот.

– Надеюсь, он сломал себе шею! – с чувством произнес Клиссон.

Ничуть не смущаясь этим пожеланием, мисс Фурно с улыбкой оглядела полковника. Она прекрасно знала, что на самом деле у него золотое сердце.

– Ого, смотрите-ка, – воскликнула она, – да ведь это Арчи Хантер!

– Арчи Хантер? – эхом повторил полковник. – Странно, по-моему, это имя мне знакомо! Но почему оно вспоминается мне в связи с вами, Элизабет? Вы что-нибудь понимаете?

– Да ведь он был самым близким приятелем Рода! – воскликнула она.

– А! – воскликнул полковник.

Он чуть было не добавил еще кое-что, но спохватился, побагровел и смущенно замолк.

Элизабет Фурно с понимающей улыбкой покосилась на него.

– Хотели спросить, нет ли у меня новостей о Роде, не так ли, полковник? – спросила она мягко.

– Ну, Элизабет, дитя мое, – умоляюще пробурчал полковник. – Я бы скорее откусил язык, чем сказал то, что может тебя огорчить! Разрази меня гром, что я решился на такое!

– Но я с радостью все вам расскажу, – Она покачала головой. – Не так давно я получила от него письмо, но, как обычно, там ни слова о том, чем он занят. Пишет только, что увлекся какой-то девушкой, она живет в горах. Судя по всему, это не женщина, а истинное совершенство! Какое-то неземное существо, насколько можно понять из его письма. И… кстати, вы знаете, что они хотят повесить на него еще одно убийство?

– Того парня, что пристрелили в Денвере?

– Да. Насколько я слышала, бедняга умер. Вот и все, что мне известно. До свидания, полковник. Думаю, мы еще увидимся сегодня.

Она отъехала. Полковник обернулся к управляющему и обменялся с ним взглядом. В глазах обои мужчин было нескрываемое презрение.

– Хотелось бы мне, – мечтательно протянул полковник, – хотелось бы мне взять этого подонка, Родмана Фурно, за шкирку, да швырнуть его в стойло к Прошу Прощения! Вот уж позабавились бы!

– М-да, эти двое отлично поладили бы! – кивнул Пит Логан. – Одного поля ягодки, ничего не скажешь!




Глава 2. Каррик Данмор


– Все пропало… все кончено… – простонал полковник, – все пошло к…

То, что последовало за этим, не для чувствительных ушей.

– А вот и Сэм Паркер, – перебил его управляющий. – А я все гадал, куда это он запропастился! Ну, , держу пари, он им покажет – не парень, а настоящий кентавр!

– Ба! – фыркнул полковник. – Пьяница несчастный – вот он кто, этот твой Паркер. Держу пари, он даже в седле не удержится! Эй ты, как тебя… Сэм, иди сюда!

Тот подошел.

Невысокий юноша с коричневым от загара узким лицом и впалыми щеками неуверенно улыбнулся. Сразу стало заметно, что он сильно косит. От этого взгляд его казался каким-то ускользающим, неопределенным.

– Ну что, Сэм, – пробурчал полковник, – собираешься поучаствовать?

– Да, сэр, точно так.

– И будешь бороться до конца, как положено мужчине?

– Да, сэр, точно так.

– Сэм, да ты пьян, бездельник.

– Да, сэр. Тут рюмочка, там рюмочка, вот так оно и идет! Теперь-то уж я не оплошаю! Ей Богу, сейчас мне сам черт не брат! Я в отличной форме, да, да, сэр, осталось только…

– Это кто-то из них… из этих подонков напоил Сэма, – проворчал сквозь зубы полковник. – Иначе…

– С кем ты был? – спросил Пит.

– Да право слово… только проводил старину Каррик Данмора до «Шэффли Кроссродс Плейс», вот и все! Каррик сказал – примем по маленькой, чтобы кости размягчились – на тот случай, если шлепнешься на землю, так не ушибешься. Ух, и впрямь пробрало до костей!

– Эге! – присвистнул полковник. – Как ты сказала Каррик? Тот самый Каррик Данмор?!

– Да, сэр. Он самый – старина Каррик! Он как раз сейчас здесь…разминается, значит…

– Почему же проклятый койот не явился на родео? – свирепо рявкнул полковник.

– Сказал, что солнышко и так неплохо греет, а сидеть, стало быть, куда мягче в «Шэффли Плейс», чем в седле!

– Ленивый ублюдок! – проворчал полковник.

– Да, сэр, – с готовностью поддакнул Сэм, расплываясь в улыбке. – Слыхал я об одном джентльмене, так тот помер с голодухи, а все из-за того, что некому было сходить в коптильню, да принести ему кусок грудинки. И все-таки я голову готов прозакладывать, что второго такого лодыря, как Каррик Данмор, не сыскать!

– Ну что ж, – проворчал полковник, – по крайней мере честно! А что, Сэм, этот достойный джентльмен, твой приятель, так же нализался, как и ты?

– Он, сэр? – переспросил Сэм Паркер. – Это вы о нем, что ли, толкуете? О Каррик Данморе?! Так я вам вот что скажу, сэр: во всем свете не найдешь столько виски, чтобы напоить старину Каррик! Конечно, бывает, что его слегка развезет, но внутри… внутри, сэр, он как стеклышко!

Полковник глубоко задумался.

Похоже, он на что-то решился.

– Пит, возьми-ка Чарли и Джо, – приказал он, с решительным видом обернувшись у Логану, – да, и пару запасных лошадей! Летите, как ветер! До «Шэффли» тут не будет и двух миль. Если не доберетесь за пять минут, считайте, что вы у меня больше не служите! Хватайте этого вонючего, безмозглого пропойцу и мигом назад!

На лице управляющего отразилось беспокойство.

– Так ведь нас будет только трое, сэр, – промямлил он.

– Подумаешь, трое! – прогремел разъяренный полковник. – И что с того? Что он: гризли или горный лев?! Да и к тому же, судя по тому, что наболтал этот придурок Сэм Паркер, старина Каррикпьян в стельку. Свяжите его, коли надо, но привезите сюда, поняли?! Я не я буду, если не заставлю его скакать!

Пит Логан мгновенно испарился. Пробегая мимо изгороди, он увидел Джо и Чарли, которых полковник нанял на сезон. Выслушав, что от них требуется, они переглянулись, и физиономии у обоих помрачнели.

– Шутишь, что ли? – пробурчал Джо, – да легче голыми руками повыдергивать зубы у разъяренного медведя!

– Ты не понял, парень. Речь не о том, хочешь ты или не хочешь, ехать, понял? Надо, вот и все! Старик совсем с ума спятил, если хочешь знать. Требует Каррик Данмора, и все тут!

– Соскучился, верно, – с едким сарказмом в голосе протянул Джо.

Как бы там ни было, но покончив с разговорами, они сбегали за запасной лошадью и дав шпоры коням, поскакали во весь дух. Через пять минут бешеной скачки тяжело поводившие взмыленными боками лошади остановились возле придорожного кабачка «Шэффли».

Изнутри до них долетели звуки шумного веселья, и управляющий, поколебавшись немного прежде, чем войти, вначале приподнялся на цыпочках и осторожно заглянул в окно. Через мгновение он недовольно бросил через плечо:

– Проклятье! Там внутри четверо и все – самые рисковые парни в наших краях! Лучшие ковбои, так-то! Столпились вокруг Каррики забавляются, как малые дети – смотрят, как Каррик управляется с ножами. Сдается мне, ребята, нам с вами повезло – ведь эти парни набрались похлеще Каррик. Эй, Джо, ты у нас лучше всех умеешь обращаться с лассо. Слушай внимательно – я войду и постараюсь отвлечь его… если смогу, конечно. А ты смотри, не зевай – как только он откроет рот, тут же вбегай и вяжи его, как бычка. Понял? А ты, Чарли, стой на месте. Сдается мне, нам с Джо может потребоваться помощь!

И вот все трое с суровыми, озабоченными лицами бесшумно прошмыгнули внутрь. Там их ждало удивительное зрелище: пятеро ковбоев, усевшись в углу на полу, оглушительно орали песню гуртовщиков, пока сам Шэффи, хозяин кабачка, привалившись к стойке, плавно помахивал пухлыми руками, следя, чтобы никто не сбился с такта.

Судя по всему, все они старались ради единственного посетителя – высокого молодого человека, который, нелепо спотыкаясь на заплетающихся ногах и хохоча над собственной неуклюжестью, пытался танцевать джигу. Однако достаточно было повнимательнее взглянуть на него, чтобы убедиться, что внимание его целиком поглощено совсем другим.

На стойке бара горкой были свалены с десяток ножей, и тяжелых охотничьих, и длинных, с острым, узким лезвием. Выбрав три, танцор ловко жонглировал ими, не переставая выделывать ногами замысловатые па. Заметив вновь прибывших, он приветствовал их оглушительным воплем, позаимствованным у краснокожих, и мимоходом подхватил еще один нож, который тут же замелькал в воздухе.

Зрелище было захватывающее. Нетвердо держась на ногах, в ореоле сверкающих ножей, которые со свистом рассекали воздух, он, казалось, смеялся над опасностью. А ведь зрители, затаившие дыхание, отлично знали, что достаточно малейшей неосторожности, и тяжелое лезвие попросту оборвет его жизнь. Достаточно было видеть, как шутник осторожно отворачивает голову, когда ножи со свистом пролетали особенно близко.

– Лучше остановить это! – поежившись, сказал Чарли, – не то один из этих проклятых ножей рано или поздно отрубит ему ухо!

– Эй, Каррик, – вдруг крикнул один из певцов, – эти парни хотят тебе помешать!

Но Каррик в ответ разразился только диким смехом, даже не потрудившись повернуть голову в сторону нашего трио.

Вместо этого ножи, казалось, замелькали с удвоенной быстротой. По-прежнему не оборачиваясь, Каррик проревел:

– А это ты, Пит Логан! А ну, к стене! К стене, тебе говорят, и руки за голову! Не то я живо разрублю тебя на две половинки!

Пит заколебался, но длилось это недолго. Дикий блеск в глазах новоявленного жонглера быстро убедил его, что угрожавшая ему опасность вполне реальна. Поэтому Логан, отбросив сомнения, шагнул к стене и послушно заложил руки за голову, позволив себе только прошипеть сквозь стиснутые зубы:

– Говорил тебе, Джо, гиблое дело!

А тем временем хор пьяных голосов за их спиной поднялся до оглушительного крещендо, и Каррик Данмор, издевательски хохоча и пошатываясь, сделал неуловимо быстрое движение – тяжелый нож со свистом врезался глубоко в стену в дюйме от головы Логана.

– Эй! – проревел Логан. – Ты, малахольный! Ты чуть было не прикончил меня!

– Только ухом поведи, старая кляча, и я это сделаю! – рявкнул в ответ Данмор, взмахнув руками. Все ножи, угрожающе свистя, разом взлетели в воздух. Острые лезвия сверкающим нимбом замелькали вокруг головы застывшего от ужаса несчастного управляющего, и, словно этого было мало, с оглушительным стуком один за другим воткнулись в дерево, образовав нечто вроде рамы. Стена как будто ощетинилась.

Что самое страшное, все это происходило под неумолкаемый аккомпанемент пьяного пения. Даже ножи, с грохотом втыкаясь стену, казалось, вторили залихватской песне.

Стоило только последнему попасть в цель, как в комнате загремел оглушительный хохот.

Но самое омерзительное было впереди.

– Эй, Питер! – гаркнул Каррик. – А ну, шаг вперед, да полюбуйся, что за славная картинка получилась!

Пит шагнул вперед и сделал знак Чарли. Лассо со свистом опустилось на плечи Данмора.

Все произошло мгновенно, никто и глазом не успел моргнуть. И пока ошарашенные ковбои тупо моргали, не в силах сдвинуться с места, три пары ловких рук быстро сделали свое дело. Крепкая веревка обвилась вокруг оцепеневшего шутника и через секунду Каррик Данмора, словно куклу, оторвали от земли и, протащив к выходу, вынесли во двор. Дверь с оглушительным треском захлопнулась.

– Эй! – взревел Данмор. – Вы, проклятые ублюдки…

Но тут он расхохотался и хохотал до тех пор, пока совсем не обессилел. Вслед им из салуна неслись приглушенные раскаты смеха – то хохотали сообразившие, что их обвели вокруг пальца, пьяные ковбои. Не смеялись только управляющий и его люди. Все еще не пришедшие в себя от пережитого ужаса, мрачно насупившиеся, они молча волокли за сбой тяжелое тело Данмора. Он не сопротивлялся, но податливость была обманчивой. Могучее тело его, хоть и расслабилось, однако напоминало гибкий стальной прут и похитители, усаживая его в седло и связывая ему ноги, ни на минуту не спускали с него глаз.

Но он продолжал смеяться, даже когда они, нахлестывая лошадей, понеслись вперед. Огромное тело Данмора качалось из стороны в сторону в такт скачке. Казалось, только крепкие ремни, охватывавшие его щиколотки, удерживали ковбоя в седле. И все равно он продолжал задыхаться от смеха. Оглушительные раскаты громового хохота сотрясали его богатырскую грудь, пока четыре всадника вскачь неслись вперед. И трое из них не помнили себя от гордости. Ну, а как же, ведь им удалось совершить невозможное – среди бела дня похитить самого Данмора , и это на глазах у его людей!

Так они и скакали, не сбавляя хода, пока не остановили взмыленный коней возле самого края поля, где все еще продолжались состязания любителей родео. Солнце уже клонилось к закату, и пыль, поднятая сотнями тяжелых копыт, золотилась в его лучах.

Они подъехали поближе, так что до их ушей уже доносилось пронзительное ржание разъяренной лошади и не менее пронзительные вопли взбешенного ковбоя.

– Похоже, кто-то из этих чертовых калифорнийцев опять победил, – проворчал Логан. – Ну, да еще посмотрим, не удастся ли утереть им нос! И если кто и способен на это, так только старина Каррик Данмор!

Отыскав ведро с водой, они окатили его с головы до ног. Подождав, пока он отряхнется, словно выбравшийся из воды огромный пес, и всласть нахохочется, и убедившись, что даже эта процедура не вывела его из себя, они проводили его к месту, где сидели судьи и объявили, что Каррик желает принять участие в родео.

– Осталось только две лошади, – сообщили они. – Первая предназначена для Тома Бизби. Другая – кобыла полковника. Как, желаете попробовать свои силы, Данмор?

– Всегда предпочитал женский пол, – объявил Каррик. – Ну что, где эта милая крошка?

Не сказав ни слова, ковбои повели его через поле, чтобы познакомить с Прошу Прощения.




Глава 3. Чертовски хороший наездник


А мисс Фурно тем временем направилась к тому месту, где сидели судьи и, глядя им прямо в глаза, объявила:

– Этот верзила собирается выступать на кобыле полковника, которая, как пить дать, прикончит его. Неужели вы позволите это?!

– Послушайте, мэм, парень чертовски хороший наездник, – услышала она в ответ.

– Хороший?! Да он к тому же мертвецки пьян!

– Мисс Фурно, человек, напившийся до такого состояния, как правило, выходит целехонький из всех переделок. И если ему что грозит, так только пуля. Оставьте, пусть делает, что хочет. С Каррик все будет в порядке, вот увидите. А, вон кстати и Бизби. Глядите, ну и засранец же ему попался!

Том Бизби, невозмутимый до такой степени, что предложи ему кто-нибудь на пари оседлать молнию, он бы и глазом не моргнул, выехал вперед на сером мустанге. Конь, поначалу с философским спокойствием принимавший уготованную ему судьбу, вел себя примерно до тех самых пор, пока не оказался на середине поля, после чего, неожиданно для всех с пронзительным злобным ржанием встал на дыбы. Словно какой-то бес вселился в животное – он брыкался и бил задом, шарахался в сторону и ожесточенно тряс головой. Через мгновение всадник и лошадь превратились в один спутанный клубок, беспорядочно метавшийся по полю.

Все это продолжалось недолго. Одно незаметное движение, и Том Бизби вылетел из седла и распростерся без движения на земле. Широко раскинув руки, он лежал навзничь, как сломанная кукла.

А серый, сделав полуоборот, вдруг с яростью ринулся к упавшему, словно намереваясь растоптать его.

Все произошло настолько быстро, что зрители онемели; никто не ожидал ничего подобного, и на мгновение все застыли, пораженные ужасом. Казалось, еще миг, и тяжелые копыта, взвившись в воздух, опустятся, превратив в окровавленное месиво грудь или голову беззащитного Тома. Вздох ужаса пролетел над полем. Казалось, все уже кончено, когда злобное ржание жеребца оборвал резкий щелчок выстрела.

Серый мустанг забил в воздухе передними ногами, потом повернулся и мертвым рухнул на землю в двух шагах от бесчувственного Тома Бизби.

– Вот это выстрел! – ахнула Элизабет Фурно.

– Между прочим, знаете, кто это стрелял? – любезно поинтересовался один из судей. – Ваш мертвецки пьяный ковбой, мэм!

Элизабет застыла, словно пораженная громом. Зрители толпой хлынули на поле – каждый хотел убедиться своими глазами, куда попала пуля. Каково же был их восторг, когда выяснилось, что меткий выстрел угодил как раз между глаз лошади! А в это самое время Каррик Данмор висел на перекладинах стойла, разглядывая кобылу полковника.

– Кто он? Как его имя? – теребила судей взволнованная Элизабет.

– Его-то? Да ведь это Каррик Данмор, который…

– Каррик Данмор ?! Боже милостивый! – изменившись в лице, воскликнула она.

Воспользовавшись моментом, лошадь ее шарахнулась в сторону. Но побледневшая Элизабет, казалось, ничего не заметила. Ей даже в голову не пришло натянуть поводья и придержать коня.

– Что это с ней? Неужто Каррик Данмор что-то значит в ее жизни? – полюбопытствовал один из судей.

– Черт возьми, понятия не имею! Даже и не думал об этом. Послушайте, да ведь девичья фамилия ее матушки – Данмор!

– Черт побери! Если так, стало быть, они родственники!

– Ну и ну! Кстати, а что это затеял Каррик? Неужто собирается оседлать ту крапчатую кобылку?!

– С него станется! Но не волнуйтесь, мой мальчик. Еще не родился тот безумец, кому это по плечу!

Каррик Данмор все еще висел на перекладинах стойла, восхищенно разглядывая Прошу Прощения.

– Что за кровь течет в жилах этой кобылки, полковник? – спросил он.

– А вы попробуйте догадаться, Каррик!

– Ну, готов поклясться, что она – порождение молнии и свирепого северного ветра, полковник!

Тот расхохотался.

– Да, мою красотку кроткой овечкой не назовешь! – согласился он.

– М-да, держу пари, что дремать рядом с ней не придется, – продолжал Каррик Данмор.

– И кто, по-твоему, сможет с ней поладить, Каррик? – полюбопытствовал полковник, явно наслаждаясь разговором.

– Ну, не знаю… парочке здоровенных гризли, может, и по плечу справиться с вашей красоткой… или горному льву, если очень повезет, и она не переломит ему хребет одним ударом копыта.

– Данмор, – вмешался, подойдя к ним, один из судей, – это последняя лошадь, которая еще не участвовала в родео – никто не выразил желания связываться с этой ведьмой. Либо берете ее, либо выбываете из состязаний!

– Если бы их тут было не меньше полусотни и у меня было бы право выбрать любую, – ответил Каррик, – я бы и тогда предпочел ее! Ах, хороша чертовка! Куда смотрели все эти олухи? Где были их глаза, черт подери?! Порасхватали каких-то полудохлых кляч, когда перед ними – настоящая королева, да еще готовая промчать любого из них галопом на вершину славы! Красавица, будь я проклят! Представьте же меня, полковник.

Шестеро здоровых парней с величайшими предосторожностями накинули ей на шею лассо и, притянув голову к перегородке, накинули на лоснящуюся спину попону и укрепили седло.

Кобыла особенно не противилась. Было заметно, однако, как под блестящей шкурой ходуном ходили великолепные мускулы, да порой по спине быстро пробегала дрожь. Как любой хороший боец, кобыла отлично понимала, что время решающей схватки еще не пришло.

– Она что-то подозрительно спокойна, верно? – пробормотал полковник.

– Спокойна-то спокойна, – кивнул Данмор, – как добрая куча пороха, пока в нее не попала искра. Ну, держу пари, сейчас у нее вырастут крылья!

Упирающуюся кобылу вывели из стойла, и Каррик Данмор уселся в седло. Винные пары все еще бродили у него в голове. Он никак не мог попасть

ногой в стремена, и потребовалось немало усилий, чтобы помочь ему вскарабкаться на спину кобыле. Но стоило ему только выпрямиться, как колени его привычно стиснули бока лошади с такой силой, что Прошу Прощения от неожиданности даже всхрапнула.

Протолкавшись сквозь толпу, Элизабет Фурно наблюдала весь этот спектакль с побелевшим от волнения лицом и пылающим взглядом. Опомнившись, она повернула лошадь и демонстративно направилась в противоположную сторону, задержавшись немного, чтобы переброситься несколькими словами с полковником.

А позади, за ее спиной вдруг растерянно охнули зеваки. Осадив коня, она обернулась и замерла: черный силуэт Прошу Прощения, казалось, на мгновение заслонил солнце. Вцепившись кобыле в гриву, всадник хлестал ее по ушам сорванной с головы шляпой, то и дело вонзая острые шпоры в холеные бока.

Не дожидаясь, чем все это закончится, Элизабет пустила своего коня в галоп и поспешила домой.

А тем временем Прошу Прощения решила показать все, на что она способна.

Однако все ее попытки были с самого начала обречены на провал. До сих пор она легко управлялась с любым ковбоем, осмелившимся встать у нее на дороге, но сейчас все было по-другому – с таким же успехом зеленый новичок мог попробовать свои силы на ринге против опытного тяжеловеса. Теперь ей пришлось столкнуться с мастером своего дела. И Прошу Прощения решила не ударить лицом в грязь.

Она птицей взмыла вверх, словно стремясь взлететь к самому солнцу. Тяжелые копыта с грохотом опустились на землю, чуть не расколов ее надвое, и та испуганно содрогнулась. Но это было только начало. Снова прыжок, и вот она вновь взвилась в воздух.

Словно коршун, который, в ярости от того, что упустил желанную добычу, снова и снова камнем падает вниз, в отчаянных попытках схватить перепуганного голубя, а тот спешит укрыться в зарослях леса – так и кобыла в безуспешных попытках скинуть седока пересекла все поле.

Уже во время второго скачка нога Каррик вылетела из стремени, во время третьего – он ухитрился вставить ее обратно, на четвертом – потерял оба стремени, и тут же снова нащупал их. Все мелькало у него перед глазами. Солнце оказывалось то над головой, то проваливалось куда-то вниз, но он еще держался.

Это было ужасно.

Прошу Прощения бесновалась: молнией металась то туда, то сюда, выделывала дикие курбеты, а то порой с бешеной скоростью кружила на месте – самый коварный трюк, к которому прибегают лошади во время родео, и это известно любому, кто хоть раз садился в седло. Иногда, словно желая немного поразмяться, кобыла во весь дух неслась по полю, и ее копыта с грохотом выбивали по земле мерную дробь.

Круг за кругом описывала она, но уже через несколько минут затаившие дыхание зрители заметили, что из носа Каррик Данмора тонкой струйкой стекает кровь.

– Он вытер ее, – шепнул один на ухо другому.

Напирая на ограду, они в нетерпении ждали, чем закончится этот необыкновенный поединок, кусали от нетерпения губы и надеялись.

А в стороне отдельной маленькой группой стояли шестеро пришлых ковбоев – те самые, которые имели сегодня такой успех, недавние победители – и задумчиво наблюдали за схваткой. В глазах их не было и тени зависти, ничего, кроме самого откровенного восхищения. Так один выдающийся актер с восторгом следит за игрой другого, пусть соперника, но настоящего мастера своего дела.

А схватка между тем продолжалась.

Еще недавно блестящая шкура кобылы теперь блестела от пота. Хлопья пены, покрывшие ее бока, смешивались с кровью от бесчисленных безжалостных ударов хлыстом, исполосовавших ей спину. Но затаившие дыхание зрители заметили и бледное, как смерть, лицо Данмора, на котором выделялись неестественно стеклянные глаза, и искривившийся рот.

– Будь я проклят! – взревел полковник. – Она таки достала его!

– Никому еще не удавалось проделать такое! – благоговейно выдохнул Логан. – Боже, благослови старину Каррик! Держись, парень! Не жалей чертовку!

В это мгновение Прошу Прощения резко встала на дыбы, чуть было не опрокинувшись на спину, и всадник, едва не вылетев из седла, сполз вниз. Возликовав, она принялась кружить, вытянув шею и стараясь вцепиться зубами в ногу Каррик.

Однако едва она оскалила зубы, как внушительный кулак опустился ей на нос. Каррик выпрямился, и в ту же минуту оскорбленная кобыла стрелой взвилась в воздух, перекувырнулась и рухнула на спину.

Вылетевший из седла Каррик перекатился через голову и с трудом встал на колени. Свалившаяся в двух шагах от него кобыла проделала тот же маневр.

Данмор изо всех сил старался подняться, но сил у него уже не было. Ноги, будто парализованные, отказывались его слушаться. Видно было, как он приподнялся, упираясь в землю могучими руками и волоча за собой непослушное тело. Улучив момент, когда кобыла приподнялась на колени, Данмор мертвой хваткой вцепился в седло. Вскочив на ноги, Прошу Прощения потянула его за собой.

Толпа восторженно ахнула, когда Данмор вдруг подтянулся и перекинул ногу через заднюю луку седла. Однако нога беспомощно задергалась в отчаянных попытках нащупать стремя, и над полем пролетел вздох разочарования, разом вырвавшийся у десятков и сотен восхищенных зрителей.

Все понимали: стоит кобыле только ринуться вперед, и Каррику Данмору не удержаться. Но Прошу Прощения, похоже, тоже обессилела.

Она немного постояла, опустив голову и широко расставив подгибающиеся ноги. Поводья, словно белый флаг, почти коснулись земли.

– Победа! – вдруг завопил через все поле чей-то пронзительный голос. И через мгновение крик этот подхватили все.

Казалось, восторг охватил всех до единого. Каждый, будь то мужчина или женщина, вдруг ясно понял, что стал свидетелем самого настоящего чуда.

Между тем Данмор и не думал сдаваться. Понемногу продвигаясь вперед, он обхватил одной рукой кобылу за шею, и всем телом прильнул к ней. И вот так, она – пошатываясь, он – волочась по земле, оба двинулись вперед. Понуро опустив голову, Прошу Прощения вошла в свое стойло и устало вздохнула, словно путник, вернувший домой после долгого и трудного пути.

Тело Данмора с трудом оторвали от нее и опустили на землю. Прибежавший доктор опустился возле него на колени проверить, как бьется сердце. Постучав тут и там крохотным молоточком и убедившись, что все в порядке, и переломов нет, врач встал.

– Рад сообщить вам, что с парнем все в порядке, – объявил он. – Так, временный паралич ног – обычное явление после такого падения. И еще одно, друзья мои. Держу пари, такого вы не ожидали. Сейчас он без сознания, и вы сами можете в этом убедиться. Но я готов поручиться, что он уже был без сознания, когда сел в седло! Он мертвецки пьян, этот сукин сын! Как он справился с нею, притом голыми руками, Бог его знает!

С этими словами он ушел.

А вернувшись домой и рассказав все жене, добавил, – Жаль, что этот ублюдок не сломал себе шею. Вполне достойный конец столь бессмысленной и бесполезной жизни!




Глава 4. История Данмора


Очнувшись от беспамятства, Каррик Данмор с удивлением обнаружил, что лежит в огромной комнате, до краев наполненной солнечным светом. По-видимому, бессознательное состояние незаметно перешло в глубокий, крепкий сон. Как ему показалось, проспал он никак не меньше суток. Когда он открыл глаза, солнце стояло уже высоко, заливая комнату жаркими лучами. Насколько он мог судить, дом выглядел довольно старомодным. Впрочем, судить об этом можно было только по вытертому от времени огромному квадратному ковру, занимавшему всю середину комнаты. Данмор попытался было представить себе этот дом: скорее всего деревянный, со множеством резных фигурок и наивной позолотой вдоль карниза – одно из тех строений, который снаружи, особенно издалека призваны выглядеть как маленький замок, а изнутри – как настоящий дворец.

Тем не менее, он должен был признаться, что дом произвел на него впечатление. Оставалось понять, как он сюда попал. Но усталый мозг отказывался работать. Откинувшись поудобнее на подушки, Каррик лениво и благодушно разглядывал потолок. Слабый ветерок играл занавесками, заставляя причудливые тени на стене сменять одна другую. От внимания Каррик не ускользнуло, что старые бумажные обои на стене кое-где отклеились, а в нескольких местах стены и потолок были испещрены пятнами, что красноречиво свидетельствовало о прохудившейся от старости крыше. Однако, разглядев на противоположной стене картину, Каррик забыл обо всем. Неизвестный художник изобразил уголок какого-то города. Множество кривых улочек, будто ручейки, сбегали вниз по склону холма, красные черепичные крыши оттеняли купы оливковых деревьев, сизо-серые, будто клубы дыма, а высоко в небе, ослепительно-синем, как это бывает на юге, ярко сияло солнце.

– Привет! – произнес за окном чей-то голос.

Добродушная женщина средних лет с мягким взглядом карих глаз смотрела на него, держа под уздцы Прошу Прощения. Окно было так низко, что кобыла при желании свободно могла бы просунуть голову в комнату. Добродушно фыркнув в сторону хозяйки, она с показной свирепостью окинула взглядом комнату.

– Она вас узнала, – сказала женщина. – Ах, негодница!

– Я тоже ее узнал, – пробормотал Каррик, – а вот вас я не знаю. По-моему, мы раньше не встречались, мэм.

– Нет, – кивнула она. – Я Элизабет Фурно. Вас перенесли в мой дом, потому что вам стало плохо.

На лице Каррика отразилось изумление, и женщина торопливо продолжала:

– Во-первых, потому, что я живу по соседству, а во-вторых… вы все-таки, как-никак, глава семьи. Ну вот, я хотела показать вам Прошу Прощения, и показала, а теперь принесу вам завтрак.

Женщина исчезла. А Каррик, нахмурившись, старался понять загадочный смысл ее слов. Он… глава семьи… какой такой семьи?!

Почему-то вдруг на него как-то сразу навалилась свинцовая усталость и он снова уснул. А когда проснулся, увидел мисс Фурно. Она вошла в комнату, держа в руках тяжело нагруженный поднос. К его изумлению, она водрузила на кровать специальный столик и поставила на него поднос. Чего там только не было! И овсянка с плавающим поверх янтарным кружочком свежего масла, и тарелка с толстыми кусками ветчины, обжаренной с двух сторон, а поверх – воздушный омлет. Рядом стояло еще одно блюдо, накрытое крышкой. На нем лежал толстыми ломтями нарезанный ржаной хлеб, еще теплый, только из печи, и кусок сливочного масла.

Женщина без улыбки застыла в ногах постели, и впилась в него взглядом. Она смотрела на него, не мигая, беззастенчиво разглядывая с головы до ног, и Каррик поежился. Никогда еще никто, кроме мужчин, не осмеливался вот так смотреть на него. Да и если начистоту, на это вообще мало кто осмеливался.

Каррик удивленно поднял голову, сообразив, что все это, скорее всего, приготовлено ее собственными руками. Об этом говорило ее раскрасневшееся от плиты лицо. Приглядевшись повнимательнее, он понял, кто перед ним – леди по праву рождения, вынужденная в силу обстоятельств заниматься мужским делом. Вероятнее всего, все хозяйство на ранчо лежит на ее плечах, почему-то он нисколько в этом не сомневался.

– Я лучше пойду, если мое присутствие вас смущает, – сказала она. Данмор в ответ улыбнулся, и женщина поняла, что он принадлежит к числу тех счастливчиков, которых природа щедро наградила особым даром. Улыбка по-новому осветила его лицо, сделав его почти красивым.

– Зрители меня мало беспокоят, мисс Фурно, – ответил он. – Держу пари, я бы спал, как младенец и в бойлерной, а уж коли дело дошло до того, чтобы поплотнее набить живот, так мне наплевать, даже если меня будут разглядывать в монокль!

С этими словами он опрокинул молочник в тарелку с овсянкой, белоснежной горкой высыпав поверх содержимое сахарницы. Полюбовавшись на творение своих рук, Каррик решительно взялся за ложку.

– Посмотришь на вас, сама есть захочешь, – засмеялась Элизабет Фурно. Голос у нее был приятный.

– А вы, – с трудом выговорил он, – прекрасно готовите! Это ж не каша, а просто объедение! Любая гостиница такую стряпуху просто с руками бы оторвала!

– Мой дорогой кузен Каррик, – улыбнулась она, – я счастлива принимать вас в своем доме. Можете оставаться здесь, сколько захотите!

Каррик чуть было не поперхнулся. Рот у него был набит яичницей с ветчиной.

– Так я что же – ваш кузен?

– Совершенно верно, можете даже не сомневаться. Моя мать – одна из виргинских Данморов.

– Данморы… из Виргинии, – повторил он. – Забавно, верно? Так вот почему вы назвали меня главой семьи, я угадал?

– Именно так.

– А кто-нибудь из них остался? Я хочу сказать, в Виргинии?

– Нет. Только близнецы Альфа Данмора. Как раз на прошлой неделе получила их фотографию – забавные малыши! Но им всего пять.

– Для бычка достаточно, чтобы поумнеть, – усмехнулся Данмор, – но слишком мало, чтобы превратить сосунка в мужчину. Только вот ежели нашей семейке так уж хочется поиметь меня в качестве главы, то пусть лучше рассчитывает на чьи-нибудь другие мозги! Мне как-то привычнее полагаться на руки!

Женщина кивнула и чуть заметно улыбнулась.

– Думаю, Каррик, жизнь до сих пор была на редкость милостива к вам!

– Это точно, – со смехом кивнул он. – Милостива… это вы верно сказали! Как только я чуть подрос, так что смог отличить солнечный свет от тени, как полюбил валяться на солнце. И до сих пор его люблю. А оно порой бывает сурово к тем, кому приходится трудиться с утра до ночи. Вот так-то, кузина Элизабет. Вы не против, если я буду вас так называть?

– Конечно. Кстати, может быть, вам интересно будет узнать, что вы страшно похожи на всех остальных Данморов. Так сказать, фамильное сходство.

– Правда?

– Еще как!

– Скажите, – вдруг оживился он, – а может случиться, что кое-кто из виргинских Данморов осел в наших краях?

– Знаете ли, ведь Данморы – не совсем обычное имя. Да ведь и семья наша, слава Богу, не из обычных, – с некоторой долей гордости объявила она. – Порой я счастлива, что могу разыгрывать здесь коронованную особу. Может быть, хотите еще горячих овсяных лепешек, кузен Каррик?

– Коронованную особу? – с любопытством переспросил он.

Элизабет расхохоталась.

– Вы, конечно, слышали историю о первом Каррике Данморе? – сказала она.

– Никогда о нем не слышал.

– Боже мой? Неужели не слышали?

– Ни слова.

– Но это просто немыслимо! Так-таки ни разу в жизни не слышали ни одной из этих забавных древних легенд о Каррике Данморе?

– Держу пари, я много потерял! – улыбаясь, воскликнул он.

– Так оно и есть, – с чувством кивнула она, – к примеру, о короле. Говорят, один из Данморов как-то попал под арест… не владелец замка, само собой, а кто-то из бедных родственников, живший в деревне. Проломил кому-то голову в пьяной драке, видимо, перебрал эля. Вот его-то и взяли под стражу. Услышав об этом, Каррик Данмор сломя голову примчался и вызволил его из тюрьмы. Грозил, что разнесет ее в щепки, если его родственник не будет освобожден

– А как же король и его законы? – спросили его.

– Может, Роберт Брюс и король Шотландии, – ответил он, – но я – король всех Данморов!

Она залилась смехом, и Каррик охотно присоединился к ней.

– Ну, ну, – протянул она. – Держу пари, что этот парень, да еще во времена короля Роберта вел дьявольски веселую жизнь! Небось, то и дело дрался с соседями, воевал и все такое! Только вот такая жизнь тяжеловата для джентльмена, верно? Готов прозакладывать что угодно, что малый долго не протянул.

– Нет, он прожил длинную жизнь… для того времени, конечно. Дожил почти до пятидесяти, а в тринадцатом веке это была, можно сказать, глубокая старость.

– Надо же, а я и не знал, – присвистнул Каррик. – Хотя можно было бы и догадаться. Мало бывали на воздухе. Да и все эти железные штаны да башмаки такая дрянь! Один только ревматизм да радикулит – вот и вся польза! А что же сделал король, когда узнал о том, что сказал Каррик Данмор?

– А это уже совсем другая история, – улыбнулась она. – Конечно, король страшно разгневался. «Кто этот Данмор?!» – закричал он, потому что никогда о нем не слышал. Ему объяснили, что граф Каррик живет, дескать в Каррик Кастле, в городе, который носит то же имя, а среди его сербов полным-полно людей, носящих фамилию Данмор. Как-то раз, когда граф выехал на прогулку, он увидел в деревне большую толпу, которая во все глаза смотрела на одетого в лохмотья фокусника. Графу страшно понравились его трюки, а уж когда он выяснил, что этот оборванец к тому же – один из Данморов, то приказал ему тем же вечером явиться в замок, чтобы развлекать за ужином собравшихся в замке гостей.

– А оборванец, глядя прямо в глаза графу, нагло рассмеялся и заявил, что дал клятву: никогда не ступать на порог замка, пока не станет его хозяином. Само собой, граф пришел в ярость. Вернувшись в замок, он приказал одному из своих рыцарей арестовать наглого серба. Вскоре тот вернулся, но без коня и без оружия. А жонглер с тех пор собрал вокруг себя людей и стал предводителем целой шайки. Прошло около года, и он вернулся в эти места и однажды ночью напал на замок, когда и граф и все его рыцари спали крепким сном. А к утру он уже стал хозяином замка. После этого он велел привести к нему графа, его жену и сына, дал им лошадь и отослал их с миром, а сам взял имя Каррик и стал с тех пор зваться Каррик Данмор. Так и повелось с тех пор, что глава семьи носит это имя.

– А что об этом сказал король?

– Смеялся, а потом послал гонца в Каррик Кастл с повелением Каррику Данмору прибыть ко двору, потому что он, дескать, намерен посвятить его в рыцари. Но новоявленный граф ответил ему, что ни один человек не коснется мечом его плеча, не отведав его секиры. А кроме того он, видите ли, поклялся склонять колени лишь перед Господом Богом, да для молитвы, и то только на Троицу да на Рождество, потому как это, видите ли, семейная традиция!

Данмор от души расхохотался.

– Хотел бы я познакомиться с этим парнем, – сказал он.

– Думаю, вы бы ему тоже пришлись по душе, кузен Каррик.

– Да, а что в ответ сказал король?

– А вот это уже совсем другая история, – улыбнулась Элизабет. – К тому же мне сегодня еще печь хлеб. Хотите что-нибудь еще? – спросила она.

– Нет, нет, спасибо. Впрочем, если у вас найдется лишняя пара ног…

– Придется потерпеть. Скоро придет доктор, – засмеялась она, выходя из комнаты.




Глава 5. Элизабет развлекает гостя


Может быть, впервые в своей беспокойной жизни Каррик Данмор изведал, что такое покой. Однако где-то в глубине душе он чувствовал, что это – тоже нечто вроде приключения, причем самое странное из тех, что выпадали на его долю. То, что его так радушно приняли в семью, о существовании которой еще вчера и не подозревал, казалось ему каким-то сновидением. А кроме всего прочего, он чувствовал, как при одном только взгляде на Элизабет Фурно в душе его просыпается невольное уважение.

Стоило ему только подумать об этом, и на губах у Каррик появилась насмешливая улыбка… вдруг он понял, что глаза у него снова слипаются, и опять провалился в сон, в котором увидел самого себя, в доспехах, с тяжелой боевой секирой, которой крушил стены тюрьмы, чтобы вызволить оттуда своего несчастного родственника. Все это он видел так живо, будто наяву.

– Может, Роберт Брюс и король Шотландии, а я – король Данморов! – крикнул он и в тот же миг проснулся. Был уже вечер, и по комнате протянулись мягкие тени, а в изножье его постели стояла Элизабет Фурно.

– Да вы, я вижу, любитель поспать, – сказала она, – Доктор уже был, вертел и крутил вас, как игрушку, а вы даже и ухом не повели!

– Что он сказал?

– Уверил меня, что уже утром вы будете на ногах.

– Вот это здорово, – воскликнул Данмор. – Присаживайтесь, кузина Элизабет. Рад, что вы пришли.

– Вы проголодались, – улыбнулась Элизабет. – У вас глаза горят, как у волка!

Ему показалось, что эта мысль ее забавляет.

Он поднял руку и указал на картину на стене.

– Сдается мне, я ходил по этим улицам, – сказал Каррик. – Стоило мне только закрыть глаза, как я там оказался. Я чувствовал себя, словно родился и прожил там всю жизнь. Все это было так живо, что я никак не мог понять, что я тут делаю в этой постели!

– Вам она понравилась? – просияла она.

– Очень, – кивнул Данмор.

– Спасибо, – серьезно ответила Элизабет, – тем более, что это я рисовала. Крохотный городок на полпути между Ниццей и Монте-Карло. Выглядит так, словно в любую минуту сползет вниз по склону. А вот это замок. Кстати, не смотрите, что он такой маленький, даже целой армии не под силу взять его приступом. Видите, он стоит на голых неприступных скалах, обдуваемых со всех сторон ветрами, где и зацепиться-то не за что. Один из старых владельцев замка в прежние времена, поссорившись с семьей, взбирался на одну из дозорных башен и развлекался тем, что швырял вниз громадные обломки скал, а те с грохотом пролетали через весь замок до самого погреба.

Данмор скривился в усмешке.

– Да, старые, добрые времена! – протянул он.

– О да, – кивнула Элизабет. – Хорошие времена для людей, подобных Каррику Данмору! – и засмеялась.

– То есть… я хотела сказать, что тот Каррик был другом Роберта Брюса, – добавила она

– Неужто эта парочка нашла общий язык? – удивился Каррик.

– Да, они в конце концов стали друзьями. Само собой, вначале Роберт Брюс страшно гневался, когда получил столь наглый ответ, да еще от человека, который в сущности был обычным разбойником, хоть и главарем целой шайки, к тому же даже не рыцарем, самым обычным сервом. Так что король собрал свою армию и повел ее к Каррик Кастлу, рассчитывая взять его приступом. Прежний граф с радостью присоединился к нему. Но когда его собственные люди пошли на приступ, то их ждал там такой прием, что они градом посыпались с крепостных стен, а потом бежали без оглядки, побросав и убитых, и раненых!

– Король смотрел на замок и облизывался, словно голодный пес на мозговую кость. Но в конце концов он решил, что косточка слишком велика для него, да и к тому же он вовсе не так уж голоден. Поэтому он послал в замок гонца с предложением пойти на мировую и Каррик Данмор вышел поприветствовать короля. Он пригласил его в замок и устроил в честь него пир, а король за столом осыпал его похвалами. Он даже сказал, что у такого человека непременно должны быть благородные предки, а Каррик тут возьми и похвастай, что, дескать, так оно и есть.

– Это как раз и есть та самая причина, по которой и я всегда так жаждал почестей и славы, – сказал Каррик Данмор. – Мои благородные предки! Вот они перед вами – мой прапрадед, – продолжал он, беря в руку тяжелое копье, – мой прадед, мой дед и отец.

– И с этими словами он указал на щит, огромный меч и боевую секиру.

– Держу пари, королю это не слишком понравилось, – с любопытством воскликнул Каррик.

– Еще бы! Все эти благородные предки ничего не стоят без Божьего благословения! – сказал он

– Этого добра у меня хватает, – ответил Каррик Данмор, и вытащил кинжал, длинный и тонкий, словно сосулька, что так ярко сверкают в лучах зимнего солнца.

– И что дальше? С этого самого дня они с королем стали приятелями? – спросил юноша.

– Да, они подружились. Но Каррик Данмор так и не согласился стать рыцарем и принять титул. Король недоумевал и все спрашивал, неужели же ему не хочется носить благородное имя, на что Каррик неизменно отвечал – «У вас, Ваше Величество, такая прорва разных герцогов, графов, баронов и простых рыцарей, что преврати Господь каждого из них в колос, так зерна хватило бы до Второго Пришествия! Но во всей Шотландии есть только один Данмор!» Достойный ответ, правда? – спросила Элизабет.

– Чертовски хороший ответ! – кивнул молодой человек. Они переглянулись и дружно расхохотались. – Наверное, он умер богатым человеком? И счастливым?

– Да, думаю, он был богат, хотя никогда не владел обширными землями. Человек он, по всей видимости, был довольно-таки ленивый и чтобы заставить его встряхнуться, нужно было по меньше мере осадить замок.

– Ага! – воскликнул Каррик Данмор, приподнимаясь на локтях. – Стало быть, он был лентяй?

– Говорят, что он мог просидеть целый день, греясь на солнце, и даже пальцем не пошевелить.

Пораженный услышанным, юноша замер с полуоткрытым ртом.

– Ну и ну, – наконец пробормотал он. – Как же он тогда разбогател, хотелось бы мне знать?

– Об этом же как-то раз спросил и король. Ему было страшно любопытно, откуда у Каррика такие богатства, ведь он день-деньской бил баклуши, а вокруг замка не было ни клочка земли и ни единой деревушки, которые он мог бы по праву назвать своими. Вместо ответа Каррик Данмор повел короля на башню замка и повел рукой в сторону горизонта.

– Оглянитесь, – сказал он, – там, к югу, пасется мой скот.

– На каких землях? – спросил с удивлением король.

– На поднебесных, – ответил Каррик, – и жиреет на синеве неба.

– И как же далеко к югу пасется твой скот? – удивился король, который все еще ничего не понимал.

– До самого Оксенфорда, – ответил Каррик. Этого было достаточно, с таким же успехом он мог бы сказать – до Оксфорда. А все потому, что этот плут дальше Оксфорда в Англии никогда и не бывал!

– Сказав это, Каррик Данмор указал на запад.

– А на западе, – важно сказал он, – лежат мои заливные луга и пашни, что приносят мне богатый урожай!

– Бог ты мой! – воскликнул король. – Да ведь там один океан!

– Вы правы, Ваше Величество, – кивнул Каррик. – Там пасется самый тучный скот, какой только есть на свете. В моем распоряжении три быстроходных ирландских галеры. Когда я и мои люди голодны, мы выходим в море и очень скоро у нас на обед жирный молодой бычок из самой Испании, и их сладкие вина. А вся прелесть моих синих заливных лугов в том, что скот там настолько дикий, что я и охочусь и лакомлюсь одновременно.

– Король все понял и весело рассмеялся.

– Так твой скот, – спросил он, – всегда пасется на синих лугах?

Каррик Данмор утвердительно склонил голову.

– И с этого дня он стал называться «Данмор из Поднебесья».

– «Поднебесье» – это ведь иначе говоря «Высокогорье» – спросил юный Каррик.

– Само собой, – кивнула она. – Ведь горы Шотландии упираются в самое небо! А теперь я принесу вам обед.

Каррик Данмор с аппетитом поел и снова уснул и проспал до тех пор, когда первые робкие лучи утреннего солнца заглянули к нему в комнату.

Он встал с кровати и попытался сделать несколько шагов. Согнув и разогнув руки и ноги, он напряг каждый мускул и с радостью убедился, что чувствует себя превосходно. Умывшись и натянув на себя одежду, молодой человек вышел из дома. Побродив вокруг дома, он наконец обнаружил Элизабет. Она ворошила пучки сухой альфальфы, которая в изобилии росла вокруг огромных старых деревьев во дворе перед домом.

Отсюда дом оказался в точности таким, как он и представлял – большой, белый, приземистый, тут и там украшенный резными фигурками с наивной позолотой, отчего стены казались особенно тусклыми. Он горделиво поднимал свою голову над рощей деревьев, похоже, воображая себя не иначе, как замком, но было видно, что лучшие его дни давно миновали.

На всем вокруг лежала печать домашнего уюта, тепла и тщательно скрываемой бедности.

Элизабет, похоже, не ожидала увидеть его на ногах.

– Вам не надо было так рано вставать, – попеняла она, – да еще без разрешения доктора. Возвращайтесь-ка лучше в постель!

– Терпеть не мог докторов, – ответил Каррик Данмор, – что от них толку? Бриллиантов у них нет, и вместо часов к поясу их не прицепишь! Дайте-ка мне грабли, Элизабет, да я займусь этой альфальфой.

Вне себя от ужаса, она замахала руками.

– Позволить больному работать в поле?! Ни за что! Отправляйтесь домой, и немедленно! Вы меня слышите, Каррик?

Он довольно охотно выполнил ее приказ и, усевшись перед домом, принялся греться на солнышке, дожидаясь, пока она не покончит со своими делами и не займется завтраком.

Солнце понемногу высушило утреннюю росу, хотя пыль на заднем дворе была еще влажной. Временами ветерок доносил до Каррика сладкий запах сена. Издалека слышалось мычание коров. Где-то лаяла собака.

Он улыбнулся про себя, будто услышав далекий зов старого Данмора из Поднебесья! Да, этот старый плут был ему по душе. Приятно знать, что твой отдаленный предок, человек благородной крови, был не только богат, но и еще и ленив в точности так же, как он сам! А Каррик терпеть не мог заниматься делом. Он и сейчас лениво мечтал, развалившись под деревом, пока кузина Элизабет не поставила возле него огромный поднос, доверху заставленный тарелками.

– Выздоравливающие ведь всегда хотят есть, – сказала она и, улыбаясь, стала уговаривать его не стесняться.

Вдруг смутное подозрение заставило Каррика поднять на нее глаза.

– Скажите, – спросил он, – сколько у вас работников?

– Я не могу позволить себе нанять кого-нибудь, – со вздохом ответила она.

– Что?! Ни одного человека?!

– Здесь не так уж много дел. У меня всего лишь несколько коров, из них всего лишь пара дойных. Несколько кур и цыплят. Молоко и яйца я продаю в городе. Так что, как видите, рабочие руки мне нужны только во время пахоты, да еще когда приходит время косить нижние луга.




Глава 6. Лицо на портрете


Каррик Данмор смотрел на нее во все глаза.

В его памяти вдруг всплыли дни его детства, когда он мальчишкой беззаботно слонялся по отцовскому ранчо, увиливая от любых поручений, иногда брал на конюшне лошадь и с гиканьем носился по полям, стрелял куропаток, охотился на койотов или оленей и возвращался домой только поздно вечером, чтобы выслушать упреки усталого до смерти отца, да увидеть хмурое, изможденное лицо матери.

Порой он до дрожи ненавидел самого себя за все те огорчения, что причинял им, не раз давал себе слово начать новую жизнь. Но каждый раз лень перевешивала стыд и все начиналась сначала.

И теперь вдруг он почувствовал, что непременно должен сделать что-то ради этой женщины. Но что? Чем он мог помочь ей? Остаться на ранчо, обречь себя на долгие месяцы унылого, монотонного труда? И не успел он оглянуться, как это порыв бесследно исчез.

Увы, прошли те дни, когда мужчина мог пасти свой скот в бескрайних просторах Поднебесья, или охотиться за чужими кораблями в просторах океана. Ах, счастливчик Каррик Данмор, небось, и не понимал, как ему повезло!

Вздохнув, Каррик повернулся к Элизабет Фурно.

– Вы всегда управляетесь со всем сама? – спросил он.

– Нет, нет, – спохватилась она. – Все было куда проще, когда со мной жил племянник.

– И куда ж он подевался?

Элизабет смешалась

– Разве вы никогда не слышали о Родмане Фурно? – робко спросила она.

– Нет… вроде нет.

– Вот как… ну что же, в жилах Рода тоже текла кровь Данморов. Он всегда мечтал схватить за хвост удачу, но не горел желанием хоть палец о палец ударить ради этого.

– Что-то я не понимаю…

– Я хочу сказать, он хотел получить все… и сразу. Работал вместе со мной, но по-настоящему это его не занимало. Конечно, ранчо приносит доход… но мне кажется, как-то не в привычке Данморов копить деньги. Ну вот, так оно и случилось, что он отправился искать свое Поднебесье!

– В горы? – ничего не понимая, переспросил Каррик.

– Ну, если честно, не совсем. Насколько я знаю, он присоединился к Танкертону и его шайке.

– Стал «быком»?! – поразился Каррик.

– Да, так мне сказали.

– Вот это да! – протянул он. – Ничего не понимаю! Чтобы ваш племянник удрал от вас и связался с таким парнем, как Танкертон?!

– Забавно, правда? Страшно забавно!

– Какая уж тут забава… самому сунуть голову в петлю?!

Элизабет поежилась.

– В его возрасте юноши думают, им все дозволено, – тихо сказала она. Каррик что рассеянно пробормотал, а когда поднял глаза, она уже

собиралась уходить.

– Съезжу-ка я проветрюсь, – сказал он.

Каррик отправился в корраль. Он не ошибся – кобыла паслась там. Теперь она принадлежала ему, ведь еще давно полковник Клиссон торжественно пообещал подарить ее тому, кто управится с этой зверюгой. Подняв свою изящную, умную голову, кобыла оглядела его с любопытством, но без малейшего страха.

Ему страшно хотелось увидеть в деле, снова испытать блаженство полета. Каррик помахал руками, но кобыла не шелохнулась. Постояв немного, она лениво отправилась в дальний угол корраля.

Почувствовав, что он направилась к ней, коварная красавица даже ухом не повела, лишь слегка попятилась, когда он протянул к ней руку. Сердце Каррика подпрыгнуло. Шелковистую шкуру кобылы испещряли не зажившие ссадины – следы его шпор. Длинные полосы тянулись вдоль боков там, где он безжалостно охаживал ее кнутом. Но он хорошо понимал, что раны, нанесенные ее гордости, куда больнее…

Каррик мягко коснулся рукой ее спины и ласково заговорил с нею, и Прошу Прощения обратила на него мечтательный взгляд своих чудесных глаз. Неужто ему удалось укротить строптивицу, думал Каррик. А вдруг дух этой гордой красавицы окончательно сломлен? Лаская ее, он замер рядом, со страхом вспоминая, как и человека иной раз можно сломать или в корне изменить его жизнь – достаточно всего лишь неловкого слова.

Взять к примеру Каррика Данмора – допустим, так случилось бы, чтобы судьба не привела прежнего эрла на базарную площадь или, скажем, не вздумал приказать фигляру явиться в замок – и что тогда? Как сложилась бы его судьба? Юноша остался бы бродячим актером и нищенствовал бы до конца своих дней. Так что его далекому предку следовало бы до самой смерти Бога молить за старого графа, за его грубые слова и за ту обиду, что так возмутила его гордость и в конечном итоге изменила его судьбу!

И такое вполне может произойти и с ним, с новым Карриком Данмором. Кто может поручиться, что судьба его вдруг не изменится резко и навсегда?

Он оглянулся назад, где старый дом с любопытством выглядывал из-за зеленой кущи деревьев и разом сморщился, вспомнив, что кузина, должно быть, сейчас на кухне – моет оставшуюся после завтрака посуду. Первым его побуждением было тотчас отправиться в дом и предложить ей свою помощь, но на смену ему пришла мысль, что его предложение, пусть даже и столь благородное, вряд ли будет принято.

В конце концов, забыв обо всем, он провел в коррале никак не меньше двух часов.

Набрав полные ладони овса, он пытался кормить ее с рук и смеялся, когда Прошу Прощения, широко раскрыв глаза, то осторожно брала зерна бархатными губами, то испуганно вздергивала голову и шарахалась в сторону, а потом опять возвращалась, постепенно успокаиваясь. Скоро она, похоже, совсем освоилась и перестала испуганно коситься в его сторону, словно опасаясь, что ласковая рука в любой момент накинет на нее узду.

Наконец Каррик решил вернуться в дом, отыскать кузину, попрощаться и поблагодарить за все, что она для него сделала. Он был немало удивлен, обнаружив, что Элизабет уже покончила с посудой и развешивает на дворе только что постиранное белье.

– Похоже, мне пора уезжать, – сказал он.

– Уже? Не дожидаясь разрешения доктора?

– Да. Думаю, все будет в порядке.

– Тогда подождите минутку, хорошо?

Странно, подумал Каррик, с чего это он решил, что Элизабет так просто его не отпустит? Ему даже стало немного обидно, что она так легко смирилась с его отъездом. Вдруг, очнувшись, он увидел, что она протягивает ему пухлый конверт.

– Это приз победителю, – сказала она. – Полковник Клиссон повысил ставки до двух сотен долларов, представляете?! Ну, разве это не благородно с его стороны?

Глаза их встретились, и Каррик слегка покраснел.

– Кузина Элизабет, – откашлявшись, наконец сказал он. – Я тут все ломал голову, как же отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали, взяли к себе, ухаживали, и все такое… а теперь… Оставьте эти деньги себе, идет?

Вдруг он увидел, что Элизабет ласково улыбается, и сердце у него упало.

– С какой стати я буду брать у вас деньги, Каррик? – спросила она. – Или вам хотелось бы оскорбить меня, заплатив за радость позаботиться о главе нашей семьи каких-то пару дней?

Казалось, Элизабет ждала, что он станет спорить. Но Каррик вдруг почувствовал себя усталым и никому не нужным. Правда, она уже не первый раз называла его главой семьи, и каждый раз ему становилось не по себе. Слова эти в ее устах звучали странно напыщенно. Впрочем, он и сам понимал, что это накладывает на него большую ответственность, к чему он совершенно не был готов, да и, признаться, совсем не стремился взвалить ее на свои плечи. Все это как-то разом нахлынуло на него, и Каррик вдруг взорвался.

– Вся изгородь вокруг корраля настолько хлипкая, что достаточно только посмотреть на нее, как она рухнет. Может быть, этих денег хватит, чтобы поставить новую? Не отказывайтесь, Элизабет. Мне так хотелось хоть чем-нибудь помочь!

– Конечно, само собой! Я всегда знала, что у вас золотое сердце, Каррик. Но вы же сами понимаете, что я не могу этого допустить. О, конечно, если бы я умирала с голоду, тогда… Понимаете, что вы вроде как чувствуете себя ответственным за семью, но до этого пока не дошло. Я прекрасно справляюсь, уверяю вас. Так что принять ваши деньги я никак не могу.

Он взял конверт, побагровев от смущения и страстно желая убраться поскорее. Но Элизабет вдруг пришло в голову показать ему дом, и Каррик не посмел отказаться. Она провела ему на самый верх, где было нечто вроде капитанского мостика. По ее словам, оттуда ее отец обожал любоваться окрестностями. Элизабет провела его через бесчисленную череду спален, на ходу объясняя, кто изображен на портретах, которыми были сплошь увешаны стены. У Каррика голова шла кругом от всех этих лиц, давно истлевших в могиле, и он уже начал скучать, когда вдруг в самой последней комнате Элизабет подвела его к современной фотографии, с которой на него глянуло совсем юное, почти мальчишеское лицо.

– Это бедный Род, – вздохнула она. – Такой славный мальчик. Скорее всего, мне уж никогда не доведется его увидеть!

– Это почему?

– Видите ли, ему всегда предрекали большое будущее, вот он и вырос довольно черствым и себялюбивым. Одному Богу известно, чем это кончится. Боюсь, однако, что ждать этого уже недолго. А тогда я…

Она смешалась и поспешно вышла из комнаты. Каррик с помрачневшим лицом последовал за ней. Ему не давало покоя, что еще несколько минут, и она вновь останется одна, в доме, который вот-вот рухнет ей на голову и с ранчо, где из-за отсутствия рук все идет прахом.

Вздохнув, он спустился на первый этаж, прошел по вытертому до ниток основы ковру в прихожую, а оттуда – в библиотеку, полную сдержанного достоинства.

Здесь тоже вдоль стен были развешаны портреты. Указывая на один из них, Элизабет улыбнулась.

– Говорят, что это портрет самого первого Каррика Данмора! Каррик удивленно воззрился на картину. За последние дни ему так много довелось узнать о своем знаменитом предке, что теперь он, не в силах удержаться, принялся жадно разглядывать лицо на портрете. Вначале ему показалось, что он не состоянии различить ничего, кроме мелькания темно-бурых и черных теней, разбросанных по дереву чей-то прихотливой кистью. Скорее всего, неизвестный художник писал портрет как в средние века было принято в изображать рыцарей на церковных витражах. Обутые в туфли с загнутыми носками негнущиеся ноги, длинные руки сложены, голову почти до бровей покрывает кольчужный капюшон. Но лицо оказалось неожиданно живым.

Вглядевшись повнимательнее, Каррик вдруг прикрыл глаза, помотал головой и снова впился взглядом в портрет.

Потом дико оглянулся на стоявшую рядом Элизабет.

– Не можете разобрать? – спросила она. – Понятно, ведь картина очень старая. К тому же я вообще сомневаюсь, что это он!

– Разрази меня гром! – прохрипел Каррик. – Элизабет, да взгляните же! Сначала на портрет, потом на меня! Ну, видите?!

Элизабет, удивленно подняв брови, покосилась на него, и послушно приблизилась. И тут, вздрогнув всем телом, вдруг схватила его за руку.

– Каррик! – воскликнула она. – Да ведь это вы!




Глава 7. Благие намерения и…


Каррик Данмор отшатнулся в сторону, словно увидев привидение… будто сам бесплотный дух прадеда вдруг встал из могилы, чтобы взглянуть на потомка сквозь пелену столетий. Да, сомнений не оставалось, на портрете было его собственное лицо!

Впрочем, приглядевшись, он убедился, что это не совсем так, хотя сходство было большое. От старости краски пожухли. Через весь левый глаз тянулась трещина, а правая щека, казалось, в любую минуту осыплется, но все равно это было его собственное лицо, как если бы Каррик гляделся в пруд, подернутый легкой рябью, отчего черты его казались немного расплывчатыми. Сходство было поразительное. Не оставалось никаких сомнений – перед ним было то же лицо, та же плоть, тот же дух, через века воплотившийся в другом человеке! И пока изумленный Каррик глядел на портрет своего далекого предка, странные мысли вдруг закопошились где-то в самых дальних уголках его сознания, и смутная печаль омрачила его душу. Откуда-то из глубины памяти всплыла мысль о реинкарнации[Note1 - Реинкарнация – перевоплощение.].

Но разум его, разум современного человека, отказывался серьезно воспринимать подобную чепуху, потому что не было на свете более приземленного человека, чем Каррик Данмор. Он привык жить лишь сегодняшним днем, и вот сейчас все в нем возмущалось, будто кто-то намеренно исказил привычный и понятный ему ход вещей. Потоптавшись на месте, он наконец сел, не в силах оторвать глаз от портрета.

Каррик вздрогнул, словно очнувшись. Бросив украдкой взгляд на Элизабет, он убедился, что она, побледнев, перебегает взглядом от него к портрету и обратно, видимо, пребывая в таком же замешательстве, как и он сам.

– То же самое лицо! – пробормотала она, растерянно протирая глаза. – Боже милостивый, Каррик! – воскликнула Элизабет. – Должно быть, я сошла с ума! Такого просто быть не может!

Подбежав к окну, она настежь распахнула его. Радуясь прохладному воздуху, хлынувшему в полутемную комнату, Каррик последовал за ней.

– Давайте посмотрим на портрет при свете, – предложил он.

Он снял портрет со стены и поднес его к окну, повернув так, чтобы солнечный луч выхватил из темноты удивительное лицо.

Вначале им показалось, что загадочное сходство исчезло, растаяло, как дым… может быть, потому что солнечный свет, заиграв на потрескавшемся от времени лаке, которым неизвестный художник в незапамятные времена покрыл картину, скрыл на мгновение черты лица далекого предка. Но стоило только Каррику вглядеться повнимательнее, как перед его глазами вновь предстало то же загадочное видение. Казалось, он смотрится в потускневшее от времени зеркало… но оттуда на него смотрело его собственное лицо.

Элизабет Фурно с расширенными от изумления глазами держала картину, переводя взгляд с лица кузена на портрет и обратно. Глубокая морщина залегла у нее между бровей, лицо все больше мрачнело. Закусив побелевшие от волнения губы, она молча повернулась и, подойдя к стене, повесила картину на прежнее место. Когда она обернулась, лицо ее казалось почти испуганным.

– Каррик, – прошептала она, – Я не знаю… Кто ты… призрак?

– Ага, – хмыкнул Каррик, – призрак! Вы когда-нибудь видели, чтобы какой-нибудь призрак умял четырехфунтовый кус грудинки на завтрак?!

Элизабет слабо улыбнулась.

– Просто голова кругом идет, – жалобно пробормотала она. – Вроде алгебры – знаешь, что она существует, а понять не можешь. Вот и теперь… ты и Каррик Данмор! Однако ты и есть Каррик Данмор!

Каррик мрачно ухмыльнулся.

– Этот парень плюнул в лицо самому королю, не задумываясь, захватил графский замок и жадно загребал все, что шло ему в руки. Неужто вы и теперь хотите сказать, что я и есть Каррик Данмор?

Проницательный взгляд Элизабет остановился на его лице.

– Стоит тебе забыться, – удивленно протянула она, – и ты начинаешь говорить совсем по-другому… на редкость правильно! Вот забавно! Так вот, об этом сходстве между тобой и портретом… знаешь, не так уж важно, что вы с ним будто один человек! Все дело в выражении лица… это просто непостижимо! У вас обоих совершенно одинаковое выражение лица!

– Точно, – наконец неохотно признал и он и со свистом втянул воздух. Каррику казалось, что он задыхается.

А Элизабет между тем продолжала:

– А одинаковое выражение лица бывает у тех, кто схож не только внешне, но и внутренне: тот же характер, тот же склад ума… о нет, хватит об этом! Так Бог знает, до чего договоришься!

Каррик молча согласился с ней. У него самого по спине бегали мурашки. Хотелось поскорей выбраться из душной комнаты, полной грудью вдохнуть прохладный, свежий воздух. Элизабет надела старые перчатки, повязала кожаный фартук и направилась к дверям.

– Куда вы, Элизабет? – спросил Каррик.

– Собираюсь заглянуть в кузницу. Надо кое-что подлатать.

Он не верил своим ушам, – Подлатать?! Вы?! Но как..?!

– Я и не такое умею, – улыбнулась Элизабет.

Каррик молча последовал за ней. Как выяснилось, кузница – крохотная лачужка, лепилась к самому корралю. Вокруг, как это обычно бывает на ранчо, кучами громоздился всякий хлам: сломанные колеса, ветхая косилка, мотки проволоки и сломанные железные обода от бочек. Изнутри хибара выглядела еще более ветхой. Казалось, достаточно слабого порыва ветра, чтобы она рассыпалась в пыль. От крыши почти ничего не осталось, Каррик заметил, что в нескольких местах дыры в стенах были аккуратно забиты мятыми железными листами. Инструментов было немного, в основном одно старье. Все было настолько ветхим, что страшно было смотреть.

Однако Элизабет, ничуть не смущаясь, тут же приступила к работе. Сломанный железный брус оказался довольно тяжелым. Одна бы она вряд ли справилась, но Каррик, подхватив брус, держал его на весу, пока Элизабет раздувала горн. Пришлось признать, что кузина оказалась неплохим кузнецом – упрямо закусив губу под его взглядом, она аккуратно постукивала молотком, и Каррик только подивился ее ловкости и сноровке. Искры дождем сыпались во все стороны, а Каррик вдруг понял, что никогда в жизни еще не чувствовал себя столь никчемным, как в эту минуту.

Не прошло и нескольких минут, как с ремонтом было покончено. Ловко окатив холодной водой раскаленный металл, Элизабет попросила Каррика вынести брус во двор, чтобы с его помощью прикрепить его на старое место под повозку – неимоверно древнюю деревянную колымагу, весившую никак не меньше нескольких тонн. Колеса ее, кривые и скрипучие, выгибались под самыми невероятными углами.

Каррик изумленно вытаращил на нее глаза.

– Не стоит так переживать, Каррик, – спокойно сказала Элизабет. – Я знаю, ты был бы рад остаться и помочь мне с хозяйством. Но у тебя своя собственная жизнь, так что не стоит забивать себе голову моими проблемами.

Каррик глубоко вздохнул.

– Элизабет, вы ведь не будете отрицать, что я как-никак Данмор по самой что ни на есть прямой линии? Даже если бы это и взбрело вам в голову, достаточно взглянуть на портрет. Так что мой долг – остаться здесь и помочь вам.

– Бесполезное дело, поверь мне, – покачала головой Элизабет. – Семейное состояние растаскивалось столько лет подряд, что теперь и всей жизни не хватит, чтобы сохранить то, что уцелело. Так что послушай меня – не губи свою молодость! Да ты и сам понимаешь, что все это бесполезно.

Каррик растерянно огляделся.

Все вокруг рушилось прямо на глазах. Столбики, на которых крепилась изгородь, разъезжались в разные стороны, будто жалуясь, что сгнили до самого основания. Обрывки ржавой проволоки уныло свисали до земли. Задняя часть коровника давно рухнула на землю. Одна из еще державшихся стен грозила в любую минуту последовать за ней – в самой ее середине зияла громадная дыра.

– Элизабет, – полюбопытствовал Каррик, – а для чего эти доски? Не для крыши, случайно?

– Да, чтобы починить крышу в коровнике. Если мне удастся урвать парочку дней до того, как пойдут дожди…

– Вы хотите сказать, что сами влезете на крышу и все почините?!

– Да. С тех пор, как уехал Родман, мне и не такое приходилось делать.

– Этот ваш Родман, – с неожиданной неприязнью перебил Каррик, – что он за человек?

– Родман… ему всего лишь двадцать один год! – поколебавшись немного, ответила Элизабет. – Он хороший мальчик. Разве можно винить молодых, если им опротивело жить в таком месте и губить свою молодость?

Каррик пожал широкими плечами.

– Будет вам крыша! – буркнул он и направился прямиком к коровнику, намереваясь, не мешкая, взяться за дело.

И стоило ему только сказать это, как он с удивлением понял, что на сердце стало легко. Глядя вокруг, Каррик с горечью замечал повсюду следы запустения – свидетельства того, что все постепенно дряхлеет и приходит в упадок. Но, как ни странно вместо того, чтобы прийти в уныние, все это только подзадоривало его. И когда он уселся на крыше, прикидывая, с чего начать, и окинул взглядом унылую картину вокруг, то вдруг поймал себя на том, что мысленно уже латает каждую прореху в изгороди, чтобы через минуту полюбоваться пасущимися тут и там тучными коровами, а потом, раздвинув границы ранчо, сделать его процветающим. Да, он уже видел, как в саду копается садовник, как хлопотливая кухарка суетится на кухне, а Элизабет в прелестном утреннем капоте завтракает, удобно устроившись за чайным столиком в гостиной.

Вдоволь налюбовавшись этой картиной, Каррик встряхнулся, и заставил себя вернуться к крыше коровника. А дел тут хватало. В крыше тут и там зияли прорехи. Вокруг гвоздей железо проржавело, а местами и вовсе кусками обрушилось на землю, сорванное во время осенних ветров.

Повздыхав, Каррик отправился вниз за инструментами и листами железа, чтобы втащить их наверх.

Это была тяжелая работа. Каждая связка железных листов весила не меньше сотни фунтов. Солнце пекло немилосердно. Каррик, проклиная все на свете, таскал их одну за другой, и пот струйками стекал у него по лицу и шее, а рубашка на спине промокла насквозь. Все тело безумно чесалось под толстым слоем покрывавшей его пыли, а ладони покрылись волдырями и ссадинами.

Но он, стиснув зубы, позволил себе только ненадолго перевести дух, чтобы прошипеть замысловатое проклятие в адрес раскаленной крыши, которой сейчас можно было бы выпекать булочки, и принялся вновь ряд за рядом укладывать листы железа.

Это было нелегким делом. Каррик отлично понимал, что Элизабет справилась бы с этим вдвое быстрее и уж, конечно, куда лучше его. Да и ловкость, с которой он умудрялся жонглировать тяжелыми ножами, оказалась совершенно бесполезной, стоило ему только взять в руки молоток. Два раза из трех он попадал молотком по собственным пальцам, а гвозди под его неумелыми ударами гнулись так, точно восковые.

Каррик принялся едва слышно ругаться сквозь зубы, с трудом сдерживая закипавшую в нем злобу.

Какое-то время спустя, почувствовав, что умирает от жажды, Каррик спустился на землю и отправился к дому, рассчитывая раздобыть стакан ледяной воды из ручья возле мельницы. Вода оказалась такой холодной, что стыли зубы, и он с наслаждением напился. Усевшись на скамейку, он снял шляпу и вытер мокрое от пота лицо. Как тут было хорошо! Прохладный ветерок овевал разгоряченное тело, слышалось мелодичное журчание воды и монотонно шумело колесо мельницы. Качая воду, мерно постукивал насос, и она с громким плеском лилась в почти пустой бак. Все это разнообразие звуков, будто волшебная музыка, вдруг наполнило покоем душу Каррик. Странные мысли лезли ему в голову: например, как прекрасен могучий порыв ветра, даже в тот момент, когда он крушит то, что сделано руками человека. Вот было бы здорово, если бы можно было использовать его силу, подумал вдруг Каррик. Может быть, когда-нибудь потом появятся даже машины, способные в чем-то заменить человека… например, покрыть крышу коровника! Он даже почмокал губами от удовольствия. Мысли унесли его далеко прочь… пока наконец он не открыл глаза. Улыбающаяся Элизабет трясла его за плечо.

– Пора обедать, Каррик!




Глава 8. Хорошее начало


Каррик в замешательстве вскочил на ноги.

– Э…я вроде как задремал, – промямлил он.

– Вам не следовало затевать все это сегодня, – укоризненно сказала Элизабет. – В конце концов, вы ведь еще не оправились! Еще не прошло и двух дней после того, как вы упали с лошади.

Она повернула к дому.

– Пошли! – на ходу бросила она через плечо.

– Погодите минуту, Элизабет, – взмолился Каррик. – Повернитесь и посмотрите на меня, прошу вас!

Элизабет послушно подняла на него глаза, и Каррик с тревогой вгляделся в это безмятежно улыбающееся лицо, страшась увидеть на нем презрение или разочарование. Но Элизабет была спокойна и доброжелательна, как всегда.

– Элизабет, – решился он наконец, – неужели у вас и в самом деле не чешутся руки отколотить меня?

– За что? – удивилась она.

– Да за то, что я все это затеял. Вознамерился перекрыть крышу коровника… и вместо этого уснул на солнышке, как последний дурак!

– Вы просто устали, – мягко сказала она.

– Это мое обычное состояние, когда возникает необходимость что-то делать, – вздохнул он. – Да и вообще… одна только мысль о том, что нужно взяться за работу, способна уложить меня в постель надолго!

Элизабет улыбнулась и кивнула, предупреждающе подняв вверх палец.

– Только не стоит взывать к собственной совести! – хмыкнула она, – тем более, что у Каррика Данмора таковой никогда не имелось!

– Это точно, – признался он смиренно. – Впрочем, до сих пор я прекрасно без нее обходился, но…

Он замялся.

– Неужели вы забыли, что я вам рассказывала о самом первом Каррике Данморе? – улыбнулась Элизабет.

– Ну что вы! Он был настоящим мужчиной!

– Который терпеть не мог трудиться! – напомнила Элизабет. – Помните? Когда он попался на глаза графу, то зарабатывал на хлеб, развлекая толпу фокусами!

Каррик попытался возразить, но Элизабет перебила его.

– Только не пытайтесь уверить меня, что и вы когда-то этим занимались! – воскликнула она.

Каррик выразительно постучал пальцем по лбу.

– Неважно, – Он махнул рукой. – Но… Элизабет, скажите мне одну вещь. Может быть, я все-таки могу вам чем-то помочь… ну, скажем, если для этого не нужно ничего делать руками? Стыдно, конечно, но работник из меня никудышный! Чего-то, видно, мне не хватает… я хочу сказать, такой уж я уродился.

Повинуясь какому-то безотчетному чувству, Каррик шагнул к Элизабет и взял ее руки в свои.

– Наверное, вы считаете меня ослом? – заикаясь от волнения, пробормотал он, – или…

Улыбка мигом сползла с ее лица, и Элизабет стала серьезной.

– Вы ничем не обязаны этой семье или этому дому, Каррик, – тихо сказала она.

– Тогда почему тут висит мой портрет? – упрямо набычился он.

Она отвела взгляд в сторону. Потом тяжело вздохнула и посмотрела на него. Каррик заметил, как блеснули ее глаза.

– Похоже, вы готовы войти в клетку с львами, лишь бы доставить мне удовольствие, верно, Каррик? – спросила она, и он с облегчением увидел, что Элизабет снова улыбается.

– Только скажите, где эта клетка, и я готов, хоть сейчас, – серьезно ответил он, – но будет куда лучше, если вы просто объясните, чего вы хотите от меня.

– Хорошо, – устало кивнула Элизабет. – Есть один глупый мальчишка двадцати одного года отроду. Он связался с бандой Джима Танкертона, сам не понимая, что делает. Заберите его оттуда и привезите ко мне прежде, чем он ввяжется во что-то ужасное… и сам сунет голову в петлю.

Вдруг она заметила, что вся дрожит.

– Не говорите ничего, Каррик, хорошо? Сначала хорошенько подумайте.

– Банда Танкертона? – медленно процедил он сквозь зубы.

– Да, Танкертона. Джима Танкертона. На всем свете не найти большего мерзавца, чем этот человек!

Каррик поднял глаза туда, где на горизонте вставали горы. Их далекие вершины таяли в ослепительной лазури неба, казавшейся еще ярче из-за разбросанных тут и там белоснежных пятнышек… то ли облаков, то ли снеговых вершин, уткнувшихся в мягкое подбрюшье неба.

Он тихо рассмеялся.

– Такова, видно, моя судьба, Элизабет, – сказал Каррик. – Так, значит, это люди Танкертона?

Элизабет казалась слабой и больной. Она не сводила с него измученных тревогой глаз. Губы ее кривились в странном подобии усмешки.

– Да, – едва слышно ответила она. – Боже, прости меня за то, что я подала тебе эту мысль! Конечно, ты не мог не слышать о нем, но ты не знаешь всего, что здесь творится по его милости! Он царь и Бог в этих местах, но это еще мягко сказано! Этот Танкертон – сущий дьявол, воплощение зла и порока!

– Да, мне приходилось кое-что слышать, – кивнул он. – Однако я никак не возьму в толк, почему этот человек имеет наглость орудовать на моей земле?

– На твоей земле?! О чем это ты, Каррик?

– Конечно, о поднебесье, Элизабет! О дорогах, что ведут вдаль… разве это не угодья самого первого Каррика Данмора? А раз он мой предок, стало быть, я унаследовал его права! Ну да ладно, не ломай себе над этим голову. Я обо всем позабочусь. А теперь прощай!

– Только после обеда, Каррик!

– Лучше не надо, – с горечью вздохнул он. – Стоит мне только поесть, и я начну думать о пути, который меня ожидает… а кончится это тем, что очень скоро тебе придется будить меня к ужину, Элизабет! Нет, нет, я еду сейчас. Точнее сразу, как соберусь и оседлаю Прошу Прощения!

Не сделав ни малейшей попытки возразить, Элизабет отправилась собирать его в дорогу. Туго набив едой седельные сумки, Элизабет безапелляционно заявила, что там, куда он едет, вряд ли будут часто попадаться трактиры, а скорее всего ему придется каждую ночь проводить под открытым небом. Итак, сумки были уложены, аккуратно завернуты в просмоленную парусину и привязаны к луке седла на спину Прошу Прощения. Новое покусительство на ее драгоценную свободу кобыла встретила бешеным храпением и фырканьем, однако не сделала ни малейшей попытки сбросить с себя груз. И вот Элизабет Фурно широко распахнула ворота корраля перед своим рыцарем.

Она застыла все с тем же выражением мучительного беспокойства на побледневшем лице, которое Каррик уже не раз замечал, украдкой поглядывая в ее сторону. Помявшись, он наконец не выдержал.

– Послушайте, Элизабет, – начал он. – Хочу сказать вам кое-что, и вы должны верить, что это правда, и только правда. Это касается меня. Я и в самом деле ни разу в жизни и пальцем о палец не ударил: вечно бил баклуши, попрошайничал, пил, кутил, занимал деньги и никогда не отдавал долги… обычный бродяга, одним словом. Так что, сами понимаете, если что со мной и случится, плакать никто не будет. Ни жены, ни детей – так что никто не осиротеет и ничье сердце не будет разбито.

Она слушала его, пытаясь улыбнуться, но дрожащие губы не слушались ее.

– Но я вернусь, – добавил Каррик, – обязательно вернусь. Это моя страна и я не сойду с тропы, пока она не приведет меня в Поднебесье!

– Милый Каррик, да благословит тебя Бог!

Копыта Прошу Прощения зацокали по дороге, и кобыла почти сразу же перешла на галоп. Грохот подков, такой же четкий и ровный, как грохот прибоя скоро растаял вдали. Всего лишь раз обернулся Каррик – сорвав с головы шляпу, он махнул в сторону женщины, застывшей у ворот. С каждым мгновением она становилась все меньше, будто таяла вдали. Теперь ему достаточно было одного взгляда назад, чтобы увидеть укрывшийся между деревьев дом, убогий коровник и все ее жалкое хозяйство.

Не прошло и нескольких минут, как ранчо скрылось за холмом.

Странная задумчивость овладела им. Очнувшись, Каррик встряхнулся – ему показалось, что за последние дни он как будто побывал в другом мире.

А может быть, это было потому, что разыгравшееся воображение уже завело его высоко в горы – туда, где он никогда еще не бывал. А быть может всему виной было пережитое недавно потрясение, когда он понял, что как две капли воды похож на своего далекого предка.

И, как тогда, у него снова захватило дух; странное чувство надвигающейся беды вдруг нахлынуло на Каррик. И необыкновенное, изумительное ощущение свободы кружило голову – он вдруг представил себя владельцем огромного графского замка, предводителем шайки отчаянных молодцов, готовых последовать за ним в огонь и в воду. С непостижимой уверенностью в себе Каррик обратил свой взор в сторону бескрайнего поднебесья и далеких гор и, словно ребенок, который спешит вернуться домой, погнал кобылу вперед.

Вдруг впереди послышался глухой стук подков и двое всадников, галопом вылетев из-за поворота, выросли по обе стороны Каррик.

– Эй, Каррик, здорово! Неужто это Прошу Прощения?! Батюшки, да кобылка-то никак присмирела! – воскликнул один из них.

– Это точно, – невозмутимо отозвался Каррик.

– Вот это да! Да я готов был выложить полтыщи, лишь бы полюбоваться этим зрелищем! Или заполучить саму красотку!

– Она не продается.

– Ты всегда так говоришь. Помню то время, когда у тебя был серый жеребец… ну, тот самый, что прыгал, как сам дьявол! Помяни мое слово, Каррик, когда свернешь на ней себе шею, будешь и сам рад продать, да только кто ж ее возьмет, да еще за такие деньги?!

Тут вмешался второй.

– Послушай-ка, Каррик, поехали с нами! Всем ребятам охота снова посмотреть, как ты управляешься с ножами. Выпивка за нами! После того, как Пит Логан со своими парнями уволокли тебя, ребята малость побазарили, да решили дожидаться тебя на прежнем месте. Ну, так что скажешь, Каррик? Мы не скупердяи какие, не думай! Обещаю – ты не пожалеешь!

– Не могу, – отрезал Данмор. – Некогда, так что даже и не думайте. А кто там с вами?

– Кто? Господи, да все, кого ты знаешь, говорю же тебе! Билл Клей, братья Гуэрнси и старина Оливер Пайк, потом Йенсены и капитан Патрик…

– Что, и капитан с вами?

– С нами! Он-то и послал нас за тобой, потому как мисс Фурно сказала, что ты поехал по этой дороге и взял Прошу Прощения.

– Капитан Патрик, надо же! Как он там?

– Жив – здоров, что ему сделается! – последовал ответ. – Заявил, что лучше уж сядет играть с тобой, чем любым другим любителем опрокинуть стаканчик. Знаешь, кэп намыл добрую толику золотого песку, который тебе вытряхнуть из него – раз плюнуть! Дьявольщина, старик так набит золотом, что аж звенит на ходу! А важничает, будто курочка, что снесла золотое яичко! Поехали, Каррик! Неужто у тебя нет желания чуть-чуть растрясти старичка?

Порыв ветра взметнул едкую пыль с дороги и швырнул ее в лицо Каррику Данмору. Жара стояла несусветная, дорога петляла так, что голова у него шла кругом, да и вообще… в конце концов, разве человеку запрещено немного повеселиться прежде, чем затевать такое дело?

– Гляди-ка, никак, это снег на старой горе Диггер? – вдруг удивился второй из ковбоев.

Каррик посмотрел в ту же сторону и увидел, как сверкает снег на фоне ослепительно синего неба… там, вдали расстилалась земля, которую он с этого дня считал своей. Тряхнув головой, он вонзил шпоры в бока Прошу Прощения, и она прыгнула вперед, как горный олень.

По-видимому, это и был его ответ. Грубовато, конечно, хмыкнул он, исчезая вдали, а остолбеневшая парочка проводила его взглядом.




Глава 9. Молчание, оборванное ножом


В Харперсвилле как раз прошел дождь, и Чак Харпер, основатель, владелец, и по совместительству управляющий единственной в городе гостиницей, который, кстати, и придумал ей имя, вышел во двор и уселся на табурет, обхватив его коленями, словно бока лошади. Сдвинув шляпу на затылок, он принялся строгать ножом палку – занятие, которому мог предаваться часами. И не то чтобы она была ему нужна, вовсе нет. Просто он обожал следить, как тоненькая стружка заворачивается колечком под острым, как бритва, лезвием ножа.

Каждые десять минут он, будто по команде, поднимал тяжелую голову, бросая исподлобья угрюмый взгляд вокруг, туда, где, петляя между отрогов гор, сбегали извилистые тропинки, чтобы исчезнуть между деревенских домов, и снова возвращался к своему занятию.

Прохладный ветерок еще стряхивал последние капли дождя с листьев деревьев, и они тяжело падали вниз, но небо уже очистилось и солнце нещадно жгло землю. Над лужами и вдоль колеи дороги поднимался пар. Но Чаку Харперу было на это наплевать. Он то и дело поглядывал на дорогу, однако на уме у него было совсем другое.

Вдруг за его спиной хлопнула дверь гостиницы. Супруга его – тощая, костлявая метиска примерно того же возраста, то есть около сорока – слегка гнусавя, окликнула его:

– Эй, Поу!

Он не ответил.

– Поу! – завопила она.

Довольная ухмылка скользнула по мрачной физиономии Харпера.

– Поу! – оглушительно взвизгнула она. – Ты что, не слышишь?!

– Слышу, – заявил он, не оборачиваясь.

– Так, стало быть, ты меня слышишь! Так ответь, ты палку для меня строгаешь?

Он молча провел ножом по дереву, любовно наблюдая, как тонкая, словно слюда, стружка, свернулась тугим колечком.

– Поу, я тебя спрашиваю! Ты для меня ее строгаешь?

Харпер поднял голову, но продолжал хранить молчание.

– Поу, дьявол тебя забери, ты мне скажешь или нет?! Ты ее строгаешь для меня?!

– Не-а, – коротко буркнул он, продолжая свое занятие.

Краткость ответа привела женщину в неописуемую ярость. Окаменев, она замерла в дверях, не в силах вымолвить ни слова, и только потрясая в воздухе крепко сжатыми кулаками. Потом что-то забулькало у нее в горле, она прохрипела несколько слов и исчезла. Дверь с грохотом захлопнулась у нее за спиной.

Муж снова поднял голову и оглянулся. На губах его играла довольная ухмылка.

В это время вдали из-за поворота выехал всадник на крапчатой, караковой в белую крапинку кобыле такой невероятной красоты, что даже зачерствевшее сердце Чака Харпера сладко заныло. Он глаз не мог отвести от прекрасного животного. Кобыла двигалась вперед с непринужденной грацией танцовщицы, так что всадник едва покачивался в седле. Чак поднял взгляд и увидел улыбку на лице незнакомца.

Словно смутившись, Чак снова опустил тяжелую голову и вернулся к своей палке.

– Тихо, девочка, – сказал незнакомец. – Эй, приятель, это Харперсвилль?

Чак сделал вид, что не слышит.

– Мне бы хотелось узнать, – повторил юноша, – это Харперсвилль или нет?

Чак не ответил. Возможность вывести из себя кого-то еще наполнила его сердце ликованием. День-деньской дразнить жену в конце концов кому угодно наскучит. Да и потом порой он побаивался, что рано или поздно, выведенная из себя, обозленная женщина воткнет ему нож между ребер, пока он будет спать. А вот помучить незнакомого человека, всласть поиздеваться над ним – совсем другое дело, и Чак чуть не мурлыкал от удовольствия.

Однако, незнакомец, похоже, разгадал его маневр. Заинтригованный его молчанием, Чак поднял голову и украдкой наблюдал, как тот спешился, подвел лошадь к поилке и пока она с шумом пила, потянулся, разминая затекшее тело.

Не такой верзила, как Чак, он был достаточно высок и крепок. Но в гибкости всего его могучего тела, широко развернутых мускулистых плеч, упругой кошачьей походке сквозила грация хищного зверя. Чак понял это сразу, и не потому, что подобные детали так уж сильно интересовали его. Нет, просто наблюдать исподтишка за другими стало неотъемлемой частью его натуры и поступать так было для него столь же естественно, как для голодного волка – спать вполглаза. К несчастью, в душе хозяина гостиницы была некая червоточинка – он обожал искать неприятностей на свою голову.

– Тихо, Прошу Прощения! – прикрикнул незнакомец.

Он повернулся, и кобыла покорно последовала за ним, как собака. Чак проводил странную парочку недовольным взглядом. Он не любил лошадей, считая их тупыми и не способными ни на что, кроме как служить средством передвижения.

Однако незнакомец, по всей видимости, придерживался другого мнения. Когда он говорил с кобылой, в голосе его звучала неприкрытая нежность. Подойдя к поилке, он с интересом воззрился на громадный валун, скатившийся с вершины и лежавшей здесь с прошлого года. Весил он, должно быть, немало и, если бы не счастливая случайность, легко мог бы превратить гостиницу в груду щепок.

Незнакомец, разглядев валун, наклонился и хлопнул по нему. Потом поднатужился и обхватив камень двумя руками, стал медленно распрямляться. Должно быть, это было нелегко. До Чака, не сводившего с него глаз, доносились сдавленные проклятия. Наконец камень подался и с чавканьем вырвался из земли.

Странный незнакомец повернулся и изумленный Чак вдруг понял, что тот, держа в руках валун, направляется прямо к нему. Он шел медленно, но легко: ни перекошенного гримасой лица, ни вздутых вен, словом, ничего, чтобы говорило о непомерной тяжести ноши.

Он медленно приближался. Смутный страх и какое-то неприятное предчувствие закопошились в душе у Чака. Он медленно приподнялся, а незнакомец, приблизившись, опустил камень на землю.

– Присаживайтесь, – радушно сказал он, – Вот теперь наконец мы удобно устроились и можно поболтать!

Чак Харпер опустился на стул.

Изумление все еще переполняло его, постепенно уступая место привычной злобе. И окончательно он разозлился, вспомнив, как, остолбенев при виде такой невероятной силы, настолько забылся, что не смог сдержать своих чувств.

Опустившись на стул, Чак принял привычную позу, опустил тяжелую голову и снова принялся за свою палку.

– Приятное местечко, – начал незнакомец. – Кажется, мы незнакомы? Меня зовут Каррик Данмор.

Он ждал, но Чак Харпер не проронил ни слова.

Так молча они просидели несколько минут.

– Меня зовут Каррик Данмор, – повторил приехавший.

Чак по-прежнему хранил гробовое молчание. Что-то подсказывало ему, что это только начало, что впереди ждет настоящая схватка, а именно этого всегда жаждало его злобное сердце. Горевшее в нем мрачное пламя никогда не угасало, и уже сейчас уголки его губ чуть заметно подергивались в предвкушение того, что ждало его впереди. Чак был похож на бульдога, почуявшего запах крови.

Незнакомец, похоже, решил не настаивать на знакомстве.

Вместо этого он вытащил из-за пояса тяжелый нож. Длинный, с прямым, блестящим лезвием, он ничем не напоминал те охотничьи ножи, что до сих пор доводилось видеть Чаку. Данмор неуловимым движением швырнул нож в воздух. Раздался свист. Пролетев не менее тридцати футов, нож сверкнул в воздухе серебряной молнией и полетел вниз.

Такой нож, тяжелый и острый, как бритва, легко мог пригвоздить человека к земле, точно бабочку – булавкой коллекционера. Сообразив это, Чак быстро шарахнулся в сторону.

Нож легко лег в подставленную ладонь, мгновенно исчез, и, как по волшебству, откуда-то появился другой.

Разозлившись, что опять не совладал с собой, Чак стиснул зубы и, побагровев, опустил голову. Но, как он ни старался скрыть свое любопытство, глаза, казалось, сами следили за тем, что делает незнакомец.

К слову сказать, сам Чак всегда с огромным почтением относился к ножам, всегда предпочитая их револьверу. Конечно, на большом расстоянии пользы от них мало, зато вблизи или, скажем, в толпе, хорошему ножу цены нет!

А незнакомец, похоже, был мастером своего дела. Ножи один за другим взлетали в воздух, сверкая тяжелым лезвием и падали вниз, послушно ложась в подставленную ладонь – одновременно, точнее, почти одновременно, так что незнакомец успевал сделать одно легкое, почти неуловимое движение, и клинок снова птицей взмывал вверх.

И вдруг оба массивных ножа в очередной раз сверкнули на солнце и будто растворились в воздухе. Чак Харпер явственно ахнул. Затем, покосившись на незнакомца, испуганно вздрогнул, заметив, что оба они уже покоятся в массивных кожаных ножнах, один над другим, будто никогда и не покидали их. Чак заморгал. Он готов был поклясться, что незнакомец даже не шелохнулся.

– Как, вы сказали, ваше имя? – спросил Данмор.

– Чак Харпер.

– Рад познакомиться, Чак. Когда едешь через горы много дней подряд, да еще не с кем и словечком перекинуться, разве что с белкой или с кроликом – приятная перспектива, верно? – так что угодно отдашь, лишь бы поболтать часок – другой в хорошей компании. Просто почесать языком, отвести душу, понимаешь?

Чак, насупившись, предпочел промолчать. Кое-что не давало ему покоя, омрачая душу и мешая дать волю привычной мелочной злобе. Во-первых, легкость, с которой незнакомец перенес камень, который и двоим-то поднять не под силу. И второе – то почти сверхъестественное мастерство, с которым он заставлял тяжелые ножи порхать в воздухе, подобно двум серебряным бабочкам.

– Если вы и есть Харпер, – между тем все так же дружелюбно продолжал незнакомец, – тогда, как я понимаю, это и есть Харперсвилль?

Похоже, ему было глубоко плевать на то, что Чак по-прежнему хранит молчание. Не моргнув глазом, он продолжал:

– Само собой, он и есть. Стало быть, сюда-то и наезжает отдыхать Джим Танкертон. Верно, приятель?

Но Чак Харпер только стиснул зубы, стараясь подавить в душе поднимающуюся злобу.

– Так оно и есть. Ну, значит, я приехал. Пойду повешу шляпу… или нет, сначала надо заняться кобылой. Извини, приятель, пойду поставлю ее в конюшню.

Поднявшись на ноги, он направился к кобыле.

– Конюшня полна, – пробурчал Харпер.

Но теперь, похоже, пришла очередь Данмора притворяться глухим. Взяв кобылу под уздцы, он, весело насвистывая, повел ее за собой.

– Для нее нет места! – крикнул вдогонку Харпер.

– Ну, уголок-то, положим, найдется, – обернулся Данмор, и с веселой улыбкой скрылся за углом.




Глава 10. Комната с прекрасным видом


Чак Харпер беспокойно вертелся на стуле.

Больше всего на свете он ненавидел показывать проезжающим, что вообще замечает их существование. Правда, было на свете одно человеческое существо, которое он почитал и боялся, но теперь, когда его загнали в угол, Чак догадывался, что от него ждут ответных действий.

Украдкой вытащив из кобуры тяжелый кольт, он поднес его к глазам и убедился, что тот в полном порядке. Поднявшись на ноги, Чак расправил плечи, прикрытые тяжелым плащом, и нахлобучил до глаз широкополую шляпу.

И большими шагами поспешил за незнакомцем.

Подойдя к дверям конюшни, он услышал шорох сена, которое кто-то бросал в кормушку, и знакомое посвистывание. Ринувшись вперед, Чак миновал проход и замер, как вкопанный – в одном из ближайших стойл, куда он сам только утром поставил высокого гнедого жеребца, стояла гибкая, изящная кобыла этого чертова Данмора!

Чак протер глаза, едва в силах поверить тому, что видит. В это время из-за угла появился приехавший с новой охапкой сена, которую и бросил в кормушку.

Тяжелая рука Чака Харпера опустилась ему на плечо.

– Ты что это тут распоряжаешься, ты… – начал он.

И тут же запнулся, ощутив закаменевшие мускулы, при этих словах вставшие бугром под его ладонью. И Чак мгновенно понял свою ошибку – кошачья грация, с которой двигался незнакомец, могла бы сказать ему о многом. Ни унции жира не было в этом точно закованном в броню мускулов теле, и ярость Харпера мгновенно угасла, как костер, в который плеснули ледяной водой.

Данмор лениво повел плечом, и ладонь Чака упала.

– Конечно, а то как же? – усмехнулся он, – Живешь тут на краю света, приятель, и не знаешь, небось, что в хорошем обществе принято, чтобы джентльмен уступал место даме! Ну вот, значит, вхожу я и вижу, стоит этот жеребец, и не поверишь – как только увидел он мою кобылку, как только что не расшаркался, дескать – Мадам, прошу вас! – Спасибо, старина, – ответил я. Перевел его, значит, в соседнее стойло, а сюда поставил мою красотку. Похоже, ей тут нравится, а ты как считаешь? Да, приятель, а где тут у тебя овес?

Лицо Харпера побагровело до синевы. Он открыл и закрыл рот, так и не придумав, что ответить на это.

– Ага, вот же он, – кивнул Данмор. – Вот и отлично!

Заметив в углу огромный мешок, он легко взвалил его на плечи, отсыпал добрую часть в кормушку и поставил перед кобылой

– Эй, послушай… – прохрипел Чак.

– Угу… да ты только посмотри на нее! – воскликнул Данмор, любовно похлопывая кобылку по гладкой, лоснящейся шее. – Ты только погляди, ведь влезла в кормушку только что не по самые плечи! Ах ты, жадный поросенок! Ешь, ешь, девочка, умница ты моя!

– Пойду-ка я к себе, – объявил Каррик, выходя из стойла и направляясь к выходу.

– Сказал ведь уже – нет тут ни одной свободной комнаты! – угрюмо рявкнул Чак.

– Ну что ж, – добродушно ухмыльнулся Каррик, – мне, в общем-то, все равно, где спать, было бы место для одеяла!

Подхватив сумки, он легко протиснулся мимо гиганта-хозяина и насвистывая, направился к выходу.

Чак, не веря своим ушам, молча смотрел ему вслед. Вначале он собирался броситься за нахальным юнцом и голыми руками свернуть ему шею. Ему и раньше не раз случалось шутя управляться с любым, кто осмеливался стать ему поперек дороги, но сейчас какое-то неясное чувство удержало его. Скорее всего, он вспомнил, с какой легкостью незнакомец поднял гигантский валун.

Поколебавшись, он вспомнил о револьвере. Выхватив его, Чак щелкнул затвором и прищурился. И тут же вспомнил, как когда его в последний раз таскали в суд, старый негодяй – судья ворчал что-то о превышении «самозащиты». Медленно опустив руку с зажатым в ней револьвером, Чак оскалился, словно собака, которая и хотела бы укусить, да не смеет.

Наконец, взяв себя в руки, он поспешил к выходу, но незнакомец был уже у дверей, и, насколько мог судить, о чем-то договаривался с миссис Харпер.

– Вышвырни этого прохвоста! – взревел Харпер

И в ту же минуту увидел, как Данмор взялся за ручку двери.

– Как вас зовут и что вам надо в нашем доме? – услышал Харпер голос жены. – Эй, а ну-ка, убирайтесь отсюда! Чак таких не любит!

В ответ раздалось вежливое бормотанье. Хлопнула дверь. Чак влетел в кухню и обнаружил, что жена, кипя от бешенства, дергает ручку двери.

– Чак, он оттолкнул меня, захлопнул дверь перед самым моим носом, да еще и заперся изнутри! В жизни ничего подобного не видела! Нет, это просто возмутительно! Что ему нужно?! Кто он вообще такой?! Ух, с какой бы радостью я выцарапала ему глаза!

Чак Харпер неожиданно расхохотался. Но смех его быстро стих, сменившись злобным рычанием. Словно не веря своим глазам, он осторожно потрогал ручку двери, постоял немного, потом повернулся и вышел.

Жена бросилась за ним, но он отшвырнул ее в сторону.

– Ты ведь не убьешь его, Чак? – испуганно залопотала она. – Послушай, Чак, даже и не думай…

– Я собираюсь вышвырнуть его вон! – рявкнул Чак Харпер, рысцой сворачивая за угол дома.

Повернув, он вдруг поскользнулся и тяжело рухнул на землю, до крови расцарапав руку.

Его точно обухом по голове ударили. Медленно, стиснув зубы, чтобы не застонать, Чак поднялся на ноги. Все плыло у него перед глазами. Черная злоба заполнила его душу и, словно взбесившийся зверь, Чак ослеп и оглох от ярости.

Хромая, он подошел к парадной двери и навалился на нее всем телом. Тяжелый засов, заложенный с внутренней стороны, жалобно скрипнул.

Дверь была заперта!

Чак отшатнулся.

– Мой собственный дом! – прохрипел он.

Сколько он себя помнил, всегда его любимейшим развлечением было приходить в ярость, разжигая ее в своей душе по малейшему поводу или без повода. Чак млел от восторга, видя, как бледнеют другие, не понимая причин его бешенства. Но теперь… теперь он уже не шутил.

В первый раз за всю свою жизнь Чак чувствовал, что сделает благое дело, избавив мир от подобного ублюдка!

Да и потом у кого, у какого судьи повернется язык в чем-то обвинить добропорядочного гражданина, если он защищает свой дом и семью от сумасшедшего маньяка?! Куда там?! – ему устроят овацию, знакомые и незнакомые будут счастливы пожать ему руку, а его собственная жена, восхищенная его доблестью, не посмеет и пикнуть…




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=133768) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes



Note1


Реинкарнация – перевоплощение.