До третьих петухов Василий Макарович Шукшин Василий Шукшин ДО ТРЕТЬИХ ПЕТУХОВ Как-то в одной библиотеке, вечером, часов этак в шесть, заспорили персонажи русской классической литературы. Еще когда библиотекарша была на месте, они с интересом посматривали на нее со своих полок – ждали. Библиотекарша напоследок поговорила с кем-то по телефону… Говорила она странно, персонажи слушали и не понимали. Удивлялись. – Да нет, – говорила библиотекарша, – я думаю, это пшено. Он же козел… Пойдем лучше потопчемся. А? Нет, ну он же козел. Мы потопчемся, так? Потом пойдем к Владику… Я знаю, что он баран, но у него «Грюндик» – посидим… Тюлень тоже придет, потом этот будет… филин-то… Да я знаю, что они все козлы, но надо же как-то расстрелять время! Ну, ну… слушаю… – Ничего не понимаю, – тихо сказал некто в цилиндре – не то Онегин, не то Чацкий – своему соседу, тяжелому помещику, похоже, Обломову. Обломов улыбнулся: – В зоопарк собираются. – Почему все козлы-то? – Ну… видно, ирония. Хорошенькая. А? Господин в цилиндре поморщился: – Вульгаритэ. – Вам все француженок подавай, – с неодобрением сказал Обломов. – А мне глянется. С ножками – это они неплохо придумали. А? – Очень уж… того… – встрял в разговор господин пришибленного вида, явно чеховский персонаж. – Очень уж коротко. Зачем так? Обломов тихо засмеялся: – А чего ты смотришь туда? Ты возьми да не смотри. – Да мне что, в сущности? – смутился чеховский персонаж. – Пожалуйста. Почему только с ног начали? – Что? – не понял Обломов. – Возрождаться-то. – А откуда же возрождаются? – спросил довольный Обломов. – С ног, братец, и начинают. – Вы не меняетесь, – со скрытым презрением заметил Пришибленный. Обломов опять тихо засмеялся. – Том! Том! Слушай сюда! – кричала в трубку библиотекарша. – Слушай сюда! Он же козел! – У кого машина? У него? Нет, серьезно? – Библиотекарша надолго умолкла – слушала. – А каких наук? – спросила – она тихо. – Да? Тогда я сама козел… Библиотекарша очень расстроилась… Положила трубку, посидела просто так, потом встала и ушла. И закрыла библиотеку на замок. Тут персонажи соскочили со своих полок, задвигали стульями… – В темпе, в темпе! – покрикивал некто канцелярского облика, лысый. – Продолжим. Кто еще хочет сказать об Иване-дураке? Просьба: не повторяться. И – короче. Сегодня мы должны принять решение. Кто? – Позвольте? – это спрашивала Бедная Лиза. – Давай, Лиза, – сказал Лысый. – Я сама тоже из крестьян, – начала Бедная Лиза, – вы все знаете, какая я бедная… – Знаем, знаем! – зашумели все. – Давай короче! – Мне стыдно, – горячо продолжала Бедная Лиза, – что Иван-дурак находится вместе с нами. Сколько можно?! До каких пор он будет позорить наши ряды? – Выгнать! – крикнули с места. – Тихо! – строго сказал Лысый конторский, – Что ты предлагаешь, Лиза? – Пускай достанет справку, что он умный, – сказала Лиза. Тут все одобрительно зашумели. – Правильно! – Пускай достанет! Или пускай убирается!… – Какие вы, однако, прыткие, – сказал огромный Илья Муромец. Он сидел на своей полке – не мог встать. – Разорались. Где он ее достанет? Легко сказать… – У Мудреца. – Лысый, который вел собрание, сердито стукнул ладонью по столу. – Илья, я тебе слова не давал! – А я тебя не спрашивал. И спрашивать не собираюсь. Закрой хлебало, а то враз заставлю чернила пить. И промокашкой закусывать. Крыса конторская. – Ну, начинается!.. – недовольно сказал Обломов. – Илья, тебе бы только лаяться. А чем плохое предложение: пускай достанет справку. Мне тоже неловко рядом с дураком сидеть. От него портянками пахнет… Да и никому, я думаю, не… – Цыть! – громыхнул Илья. – Неловко ему. А палицей по башке хошь? Достану! Тут какой-то, явно лишний, заметил: – Междоусобица. – А? – не понял Конторский. – Междоусобица, – сказал Лишний. – Пропадем. – Кто пропадет? – Илья тоже не видел опасности, о какой говорил Лишний. – Сиди тут, гусарчик! А то достану тоже разок… – Требую удовлетворения! – вскочил Лишний. – Да сядь! – сказал Конторский. – Какое удовлетворение? – Требую удовлетворения: этот сидень карачаровский меня оскорбил. – Сядь, – сказал и Обломов. – Чего с Иваном-то делать? Все задумались. Иван-дурак сидел в углу, делал что-то такое из полы своего армяка, вроде ухо. – Думайте, думайте, – сказал он. – Умники нашлись… Доктора. – Не груби, Иван, – сказал Конторский. – О нем же думают, понимаешь, и он же еще сидит грубит. Как ты насчет справки? Может, сходишь возьмешь? – Где? – У Мудреца… Надо же что-то делать. Я тоже склоняюсь… – А я не склоняюсь! – бухнул опять Илья. – Склоняется он. Ну и склоняйся сколько влезет. Не ходи, Ванька. Чушь какую-то выдумали – справку… Кто это со справкой выскочил? Лизка? Ты чего, девка?! – А ничего – воскликнула Бедная Лиза. – Если ты сидишь, то и все должны сидеть? Не пройдет у вас, дядя Илья, эта сидячая агитация! Я присоединяюсь к требованию ведущего: надо что-то делать. – И она еще раз сказала звонко и убедительно: – Надо что-то делать! Все задумались. А Илья нахмурился. – Какая-то «сидячая агитация», – проворчал он. – Выдумывает чего ни попадя. Какая агитация? – Да такая самая! – вскинулся на него Обломов. – Сидячая, тебе сказали. «Ка-ка-ая». Помолчи, пожалуйста. Надо, конечно, что-то делать, друзья. Надо только понять: что делать-то? – И все же я требую удовлетворения! – вспомнил свою обиду Лишний. – Я вызываю этого горлопана (к Илье) на дуэль. – Сядь! – крикнул Конторский на Лишнего. – Дело делать или дуэлями заниматься? Хватит дурака валять. И так уж ухлопали сколько… Дело надо делать, а не бегать по лесам с пистолетами. Тут все взволновались, зашумели одобрительно. – Я бы вообще запретил эти дуэли! – крикнул бледный Ленский. – Трус, – сказал ему Онегин. – Кто трус? – Ты трус. – А ты – лодырь. Шулер. Развратник. Циник. – А пошли на Волгу! – крикнул вдруг какой-то гулевой атаман. – Сарынь на кичку! – Сядь! – обозлился Конторский. – А то я те покажу «сарынь». Задвину за шкаф вон – поорешь там. Еще раз спрашиваю: что будем делать? – Иди ко мне. Атаман, – позвал Илья казака. – Чего-то скажу. – Предупреждаю, – сказал Конторский, – если затеете какую-нибудь свару… вам головы не сносить. Тоже мне, понимаешь, самородки. – Сказать ничего нельзя! – горько возмутился Илья. – Чего вы?! Собаки какие-то, истинный бог: как ни скажешь – все не так. – Только не делайте, пожалуйста, вид, – с презрением молвил Онегин, обращаясь к Илье и к казаку, – что только вы одни из народа. Мы тоже – народ. – Счас они будут рубахи на груди рвать, – молвил некий мелкий персонаж вроде гоголевского Акакия Акакиевича. – Рукава будут жевать… – Да зачем же мне рукава жевать? – искренне спросил казачий атаман. – Я тебя на одну ладошку посажу, а другой прихлопну. – Все – междоусобица, – грустно сказал Лишний. – Ничего теперь вообще не сделаем. Вдобавок еще и пропадем. – Айда на Волгу! – кликнул опять Атаман. – Хоть погуляем. – Сиди, – сердито сказал Обломов. – Гуляка… Все бы гулять, все бы им гулять! Дело надо делать, а не гулять. – А-а-а, – вдруг зловеще тихо протянул Атаман, – вот кохо я искал-то всю жизню Вот кохо мне надоть-то… – И потащил из ножен саблю. – Вот кому я счас кровя-то пущу… Все повскакали с мест… Акакий Акакиевич птицей взлетел па свою полку, Бедная Лиза присела в ужасе и закрылась сарафаном… Онегин судорожно заряжал со ствола дуэльный пистолет, а Илья Муромец смеялся и говорил: – О-о, забегали?! Забегали, черти драповые?! Забегали! Обломов загородился от казака стулом и кричал ему, надрываясь: – Да ты спроси историков литературы! Ты спроси!.. Я же хороший был! Я только лодырь беспросветный… Но я же безвредный! – А вот похлядим, – говорил Казак, – похляди-им, какой ты хороший: хороших моя сабля не секеть. Конторский сунулся было к Казаку, тот замахнулся на него, и Конторский отскочил. – Бей, казаче! – гаркнул Илья. – Цеди кровь поганую! И бог знает, что тут было бы, если бы не Акакий Акакиевич. Посреди всеобщей сумятицы он вдруг вскочил и крикнул: – Закрыто на учет! И все замерли… Опомнились. Казак спрятал саблю. Обломов вытер лицо платком, Лиза встала и стыдливо оправила сарафан. – Азия, – тихо и горько сказал Конторский. – Разве можно тут что-нибудь сделать! Спасибо, Акакий. Мне как-то в голову не пришло – закрыть на учет. – Илья, у тя вина нету? – спросил Казак Муромца. – Откуда? – откликнулся тот. – Я же не пью. – Тяжко на душе, – молвил Казак. – Маяться буду… – А нечего тут… размахался, понимаешь, – сказал Конторский. – Продолжим. Лиза, ты чего-то хотела сказать… – Я предлагаю отправить Ивана-дурака к Мудрецу за справкой, – сказала Лиза звонко и убежденно. – Если он к третьим петухам не принесет справку, пускай… я не знаю… пускай убирается от нас. – Куда же ему? – спросил Илья грустно. – Пускай идет в букинистический! – жестко отрезала Лиза. – О-о, не крутенько ли? – усомнился кто-то. – Не крутенько, – тоже жестко сказал Конторский. – Нисколько. Только так. Иван… – Аиньки! – откликнулся Иван. И встал. – Иди. Иван посмотрел на Илью. Илья нагнул голову и промолчал. И Казак тоже промолчал, только мучительно сморщился и поискал глазами на полках и на столе, – все, видно, искал вино. – Иди, Ванька, – тихо сказал Илья. – Ничего не сделаешь. Надо идти. Вишь, какие они все… ученые. Иди и помни: в огне тебе не гореть, в воде не тонуть… За остальное не ручаюсь. – Хошь мою саблю? – предложил Казак Ивану. – Зачем она мне? – откликнулся тот. – Иван, – заговорил Илья, – иди смело – я буду про тебя думать. Где тебя пристигнет беда… Где тебя задумают погубить, я крикну: «Ванька, смотри! « – Как ты узнаешь, шо ехо пристихла беда? – спросил Казак. – Я узнаю. Сердцем учую. А ты мой голос услышишь. Иван вышел на середину библиотеки, поклонился всем поясным поклоном… Подтянул потуже армячишко и пошел к двери. – Не поминайте лихом, если где пропаду, – сказал с порога. – Господь с тобой, – молвил Обломов. – Может, не пропадешь. – Придешь со справкой, Иван, – взволнованно сказала Лиза, – я за тебя замуж выйду. – На кой ты мне черт нужна, – грубо сказал Иван. – Я лучше царевну какую-нибудь стрену… – Не надо, Иван, – махнул рукой Илья, – не связывайся. Все они… не лучше этой вот. – Показал на Лизу. – На кой ляд тебе эта справка?! Чего ты заегозила-то? Куда вот парню… на ночь глядя! А и даст ли он ее справку-то, ваш Мудрец? Тоже небось сидит там… – Без справки нельзя, дядя Илья, – решительно сказала Лиза. – А тебе, Иван, я припомню, что отказался от меня. Ох, я те припомню! – Иди, иди, Иван, – сказал Конторский. – Время позднее – тебе успеть надо. – Прощайте, – сказал Иван. И вышел. * * * * И пошел он куда глаза глядят. Темно было… Шел он, шел – пришел к лесу. А куда дальше идти, вовсе не знает. Сел на пенек, закручинился. – Бедная моя головушка, – сказал, – пропадешь ты. Где этот Мудрец? Хоть бы помог кто. Но никто ему не помог. Посидел-посидел Иван, пошел дальше. Шел, шел, видит – огонек светится. Подходит ближе – стоит избушка на курьих ножках, а вокруг кирпич навален, шифер, пиломатериалы всякие. – Есть тут кто-нибудь? – крикнул Иван. Вышла на крыльцо Баба-Яга… Посмотрела на Ивана спрашивает: – Кто ты такой? И куда идешь? – Иван-дурак, иду к Мудрецу за справкой, – ответил Иван. – А где его найти, не знаю. – Зачем тебе справка-то? – Тоже не знаю… Послали. – A-a… – молвила Баба-Яга. – Ну заходи, заходи… Отдохни с дороги Есть небось хочешь? – Да не отказался бы… – Заходи. Зашел Иван в избушку. Избушка как избушка, ничего такого. Большая печка, стол, две кровати… – Кто с тобой еще живет? – спросил Иван. – Дочь. Иван, – заговорила Яга, – а ты как дурак-то – совсем, что ли, дурак? – Как это? – не понял Иван. – Ну, полный дурак или это тебя сгоряча так окрестили? Бывает, досада возьмет – крикнешь: у, дурак! Я вон на дочь иной раз как заору: у, дура та'кая1 А какая же она дура? Она у меня вон какая умная. Может, и с тобой такая история; привыкли люди; дурак и дурак, а ты вовсе не дурак, а только… бесхитростный. А? – Не пойму, ты куда клонишь-то? – Да я же по глазам вижу: никакой ты не дурак, ты просто бесхитростный. Я как только тебя увидала, сразу подумала: «Ох, и талантливый парень! „ У тебя же на лбу написано: «талант“. Ты хоть сам-то догадываешься про свои таланты? Или ты полностью поверил, что ты – дурак? – Ничего я не поверил! – сердито сказал Иван. – Как это я про себя поверю, что я – дурак? – А я тебе чего говорю? Вот люди, а!.. Ты строительством когда-нибудь занимался? – Ну, как?.. С отцом, с братьями теремки рубили… А тебе зачем? – Понимаешь, хочу коттеджик себе построить… Материалы завезли, а строить некому. Не возьмешься? – Мне же справку надо добывать… – Да зачем она тебе? – воскликнула Баба-Яга. – Построишь коттеджик… его увидют – ко мне гости всякие приезжают – увидют – сразу: кто делал? Кто делал – Иван делал… Чуешь? Слава пойдет по всему лесу. – А как же справка? – опять спросил Иван. – Меня же назад без справки-то не пустют. – Ну и что? – Как же? Куда же я? – Истопником будешь при коттеджике… Когда будешь строить, запланируй себе комнатку в подвале… Тепло, тихо, никакой заботушки. Гости наверху заскучали – куда? – пошли к Ивану: истории разные слушать. А ты им ври побольше… Разные случаи рассказывай. Я об тебе заботиться буду. Я буду тебя звать – Иванушка… – Карга старая, – сказал Иван. – Ишь ты, какой невод завела! Иванушкой она звать будет. А я на тебя буду горб гнуть? А ху-ху не хо-хо, бабуленька? – А-а, – зловеще протянула Баба-Яга, – теперь я поняла, с кем имею дело; симулянт, проходимец… тип. Мы таких – знаешь, что делаем? – зажариваем. Ну-ка, кто там?! – И Яга трижды хлопнула в ладоши. – Стража! Взять этого дурака, связать – мы его будем немножко жарить. Стражники, четыре здоровых лба, схватили Ивана, связали и положили на лавку. – Последний раз спрашиваю, – еще попыталась Баба-Яга, – будешь коттеджик строить? – Будь ты проклята! – сказал гордо связанный Иван. – Чучело огородное… У тебя в носу волосы растут. – В печь его! – заорала Яга. И затопала ногами. – Мерзавец! Хам! – От хамки слышу! – тоже заорал Иван. – Ехидна! У тебя не только в носу, у тебя на языке шерсть растет!.. Дармоедка! – В огонь! – вовсе зашлась Яга. – В ого-онь!.. Ивана сгребли и стали толкать в печь, в огонь. – Ох, брил я тебя на завалинке! – запел Иван. – Подарила ты мене чулки-валенки!.. Оп-тирдарпупия! Мне в огне не гореть, карга! Так что я иду смело! Только Ивана затолкали в печь, на дворе зазвенели бубенцы, заржали кони. – Дочка едет! – обрадовалась Баба-Яга и выглянула в окно. – У-у, да с женихом вместе! То-то будет им чем поужинать. Стражники тоже обрадовались, запрыгали, захлопали в ладоши. – Змей Горыныч едет, Змей Горыныч едет! – закричали они. – Эх, погуляем-то! Эх, и попьем же! Вошла в избушку дочка Бабы-Яги, тоже сильно страшная, с усами. – Фу-фу-фу, – сказала она. – Русским духом пахнет. Кто тут? – Ужин, – сказала Баба-Яга. И засмеялась хрипло: – Ха-ха-ха!.. – Чего ты? – рассердилась дочка. – Ржет, как эта… Я спрашиваю: кто тут? – Ивана жарим. – Да ну? – приятно изумилась дочка. – Ах, какой сюрприз! – Представляешь, не хочет, чтобы в лесу было красиво, – не хочет строить коттеджик, паразит. Дочка заглянула в печку… А оттуда вдруг – не то плач, не то хохот. – Ой, не могу-у!.. – стонал Иван. – Не от огня помру – от смеха!.. – Чего это? – зло спросила дочка Бабы-Яги. И Яга тоже подошла к печке. – Чего он? – Хохочет?.. – Чего ты, эй? – Ой, помру от смеха! – орал Иван. – Ой, не выживу я!.. – Вот идиот-то, – сказала дочка. – Чего ты? – Да усы-то!.. Усы-то… Ой, господи, ну бывает же такое в природе! Да как же ты с мужем-то будешь спать? Ты же замуж выходишь… – Как все… А чего? – не поняла дочка. Не поняла, но встревожилась. – Да усы-то! – Ну и что? Они мне не мешают, наоборот, я лучше чую. – Да тебе-то не мешают… А мужу-то? Когда замуж-то выйдешь… – А чего мужу? Куда ты гнешь, дурак? Чего тебе мой будущий муж? – вовсе встревожилась дочка. – Да как же? Он тебя поцелует в темноте-то, а сам подумает: «Черт те что: солдат не солдат и баба не баба». И разлюбит. Да нешто можно бабе с усами! Ну, эти ведьмы!.. Ни хрена не понимают. Ведь не будет он с тобой жить, с усатой. А то еще возьмет да голову откусит со зла, знаю я этих Горынычей. Баба-Яга и дочка призадумались. – Ну-ка, вылазь, – велела дочь. Иван-дурак скоро вылез, отряхнулся. – Хорошо погрелся… – А чего ты нам советуешь? – спросила Баба-Яга. – С усами-то. – Чего, чего… Свести надо усы, если хочете семейную жизнь наладить. – Да как свести-то, как? – Я скажу как, а вы меня опять в печь кинете. – Не кинем, Ванюшка, – заговорила ласково дочь Бабы-Яги. – Отпустим тебя на все четыре стороны, скажи только, как от усов избавиться. Тут наш Иван пошел тянуть резину и торговаться, как делают нынешние слесари-сантехники. – Это не просто, – заговорил он, – это надо состав делать… – Ну и делай! – Делай, делай… А когда же я к Мудрецу-то попаду? Мне же к третьим петухам надо назад вернуться… – Давай так, – заволновалась Баба-Яга, – слушай сюда! Давай так: ты сводишь усы, я даю тебе свою метлу, и ты в один миг будешь у Мудреца. Иван призадумался. – Быстрей! – заторопилась усатая дочь. – А то Го-рыныч войдет. Тут и Иван заволновался: – Слушайте, он же войдет и… – Ну? – Войдет и с ходу сожрет меня. – Он может, – сказала дочь. – Чего бы такое придумать? – Я скажу, что ты мой племянник, – нашлась Баба-Яга. – Понял? – Давайте, – понял Иван. – Теперь так: мой состав-то не сразу действует… – Как это? – насторожилась дочь. – Мы его счас наведем и наложим на лицо маску… Так? Я лечу на метле к Мудрецу, ты пока лежишь с маской… – А обманет? – заподозрила дочь. – Мам? – Пусть только попробует, – сказала Баба-Яга, – пусть только надует: навернется с поднебесья – мокрое место останется. – Ну, елки зеленые-то!.. – опять заволновался Иван; похоже, он и хотел надуть. – Ну что за народ! В чем дело? Хочешь с усами ходить? Ходи с усами, мне-то что! Им дело говорят, понимаешь, – нет, они начинают тут… Вы меня уважаете, нет? – При чем тут «уважаете»? Ты говори толком… – Нет, не могу, – продолжал Иван тараторить. – Не могу, честное слово! Сердце лопнет. Ну что за народ! Да живи ты с усами, живи! Сколько влезет, столько и живи. Не женщина, а генерал-майор какой-то. Тьфу! А детишки народятся? Потянется сынок или дочка ручонкой: «Мама, а что это у тебя? « А подрастут? Подрастут, их на улице начнут дразнить: «Твоя мамка с усами, твоя мамка с усами! « Легко будет ребенку? Легко будет слушать такие слова? Ни у кого нету мамки с усами, а у него – с усами. Как он должен отвечать? Да никак он не сможет ответить, он зальется слезами и пойдет домой… к усатой мамке… – Хватит! – закричала дочь Бабы-Яги. – Наводи свой состав. Что тебе надо? – Пригоршню куриного помета, пригоршню теплого навоза и пригоршню мягкой глины – мы накладываем на лицо такую маску… – На все лицо? Как же я дышать-то буду? – Ну что за народ! – опять горько затараторил Иван. – Ну ничего невозможно… – Ладно! – рявкнула дочь. – Спросить ничего нельзя. – Нельзя! – тоже рявкнул Иван. – Когда мастер соображает, нельзя ничего спрашивать! Повторяю: навоз, глина, помет. Маска будет с дыркой – будешь дышать. Все. – Слышали? – сказала Яга стражникам. – Одна нога здесь, другая в сарае! Арш! Стражники побежали за навозом, глиной и пометом. А в это самое время в окно просунулись три головы Змея Горыныча… Уставились на Ивана. Все в избушке замерли. Горыныч долго-долго смотрел на Ивана. Потом спросил: – Кто это? – Это, Горыныч, племянник мой, Иванушка, – сказала Яга. – Иванушка, поздоровайся с дядей Горынычем. – Здравствуй, дядя Горыныч! – поздоровался Иван. – Ну, как дела? Горыныч внимательно смотрел на Ивана. Так долго и внимательно, что Иван занервничал. – Да ну что, елки зеленые? Что? Ну – племянник, ты же слышал! Пришел к тете Ежке. В гости. Что, гостей будем жрать? Давай, будем гостей жрать! А семью собираемся заводить – всех детишечек пожрем, да? Папа называется! Головы Горыныча посоветовались между собой. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=135012) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.