Пламя страсти
Сьюзен Джонсон


Брэддок-Блэк #1
Что может быть общего у Венеции Брэддок, избалованной дочки миллионера из Бостона, с загадочным Джоном Хазаром, человеком совсем не ее круга? Она хотела заставить его продать золотоносный участок, но он всегда играл по своим правилам. По этим же правилам предстояло отныне играть и Венеции, захваченной ураганом неведомых ей раньше страстей…





Сюзан Джонсон

Пламя страсти





1


Бостон, февраль 1861 года



В пустынном коридоре пятна света и тени танцевали загадочный танец. От хрупкой женщины исходил аромат летних роз. Сильные темные руки неторопливо ласкали упругую податливую спину…

Мужчина прислонился к отполированной панели из орехового дерева; под его пальцами шелестел лионский шелк, нежный, нагретый теплом ее тела, доставляя ему истинное наслаждение. Его ладони скользнули вверх и оказались на обнаженных надушенных плечах. От женщины пахло еще и фиалками, и, когда он незаметно повернул голову, чтобы убедиться, что полутемный коридор пуст, его подбородок коснулся белокурых кудрей, нежных, словно пух.

– Я надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я заманила вас сюда? – Это была обычная преамбула, произнесенная жеманным шепотом.

– Я не сержусь, – прозвучал в ответ хриплый мужской голос.

– Вы самый потрясающий мужчина, которого мне доводилось встречать, – снова зажурчал голос с южным акцентом, ласковый, словно шелест прибоя.

Мужчина пробормотал что-то неразборчивое, охотно принимая банальный комплимент, а его глаза, темные, как безлунная полночь, рассматривали женщину, которую он держал в своих объятиях. На ней был экстравагантный маскарадный костюм придворной дамы времен короля Людовика XV. Сам же высокий загорелый молодой человек с безупречными чертами лица, напоминавшего древние изваяния, был одет, как подобает индейцу. Он не забыл ни кожаную рубаху из шкуры лося, украшенную мехом горностая и вышивкой; ни кожаные штаны с бахромой; ни мокасины с узором из золотых, красных и черных бусинок. На его полуобнаженной груди лежало драгоценное ожерелье из клыков медведя.

Именно эта обнаженная грудь и стала предметом пристального внимания белокурой пышнотелой красавицы. Она ласкала бронзовую кожу длинными, тонкими пальцами, не скрывая охватившего ее желания. Ему тоже не удалось скрыть свое явное возбуждение. В полумраке коридора две фигуры прильнули друг к другу – высокая и мощная фигура мужчины и элегантная, благоухающая фигура женщины. Они полушепотом вели вполне светский разговор, хотя их тела и жадные руки отказывались подчиняться правилам этикета.

– Откуда вы приехали? – поинтересовалась женщина, расстегнув ремень кожаных штанов.

– Из Монтаны, – ответил он, тяжело дыша.

– И какое же племя носит такой наряд? – Пока ее грудной низкий голос задавал этот вполне невинный вопрос, рука женщины обхватила его напряженную, твердую, тяжелую плоть.

Мужчина тяжело сглотнул, прежде чем ответить:

– Абсароки. Или Горные Вороны – так называют это индейское племя белые.

Крошечная ручка тут же прекратила свою игру: женщина внезапно поняла, что перед ней самый настоящий индеец. Но длилось это недолго. Проворные пальчики задвигались снова, вернувшись к его обнаженной груди. Женщина наслаждалась ощущением скульптурно вылепленных мускулов и чувствовала, что все ее тело охватил жар; оно плавилось в пламени первобытной силы, скрывающейся под темной кожей. Теперь она знала, почему этот совершенный мужчина стал таким: ей казалось, что она ощущает исходящий от него аромат прерий и гор. Индеец был на несколько дюймов выше остальных мужчин и казался сильным, спокойным – подлинным воплощением величественной природы и свободного духа!

Но почему он ее до сих пор так и не поцеловал? Эта мысль вдруг вызвала у нее раздражение. Лиллебет Равенкур не привыкла к такому самообладанию: с тех пор как ей исполнилось шестнадцать, мужчины буквально падали к ее ногам. Зашуршал переливчатый шелк, женщина потерлась о гибкое тело мужчины, отлично сознавая, к чему может привести подобная игра. Лиллебет никто бы не отказал в чувстве меры. Только нюанс отделял откровенное предложение от шутливого заигрывания. Она почувствовала, как напрягся этот загадочный индеец, хотя с губ его не сорвалось ни единого звука. Вот теперь-то он ее точно поцелует! Лиллебет в ожидании подняла хорошенькое личико в обрамлении пшеничных локонов…

Но этот красавец так и не поцеловал ее. Вместо этого сильные руки одним движением подхватили Лиллебет, положив конец всем этим китайским церемониям. Мужчина быстро понес свою добычу в ближайшую спальню; лимонно-желтый шлейф платья свесился до пола и поплыл за ними по коврам коридора, переливающимся в свете свечей потоком.

И несколько мгновений спустя бронзовый индеец все-таки поцеловал Лиллебет Равенкур. Он покрывал поцелуями ее тело, снимая с нее одежду. Его рот, губы, язык ласкали каждый изгиб, каждую выпуклость, каждую складочку, не оставляя без внимания ни выступающие пики, ни роскошные долины. Когда его теплое дыхание обожгло ее там, где она еще ни разу не ощущала прикосновения мужских губ, ей даже показалось, что она умрет сию же секунду. Но, разумеется, Лиллебет не умерла и тогда, когда его язык последовал за губами. Он ласкал и дразнил ее, и никогда еще женщина не достигала таких вершин блаженства!

На какое-то мгновение благоразумие вернулось к ней. Это случилось в ту минуту, когда смуглый мужчина поднялся, скинул мокасины и одним движением освободился от кожаной рубахи.

– А что, если кто-нибудь войдет? – негромко спросила Лиллебет, когда ожерелье из клыков медведя полетело на прикроватную тумбочку, а кожаные штаны с бахромой оказались на полу рядом с воздушной нижней юбкой, над которой полгода трудился десяток монахинь.

Высокий, широкоплечий, состоящий, казалось, из одних только мускулов, мужчина в два шага преодолел расстояние до кровати. Лиллебет не сводила с него глаз; при виде его мощного оснащения она почувствовала, что у нее между ног разгорелся огонь.

– Не волнуйся, – прозвучал спокойный голос, и крепкое тело накрыло ее.

Его плоть сразу скользнула во влажное тепло ее лона, а глаза, опушенные длинными ресницами, не отрывались от лица Лиллебет. Ее веки опустились, рот приоткрылся, она прерывисто дышала, чуть постанывая от наслаждения.

Судя по всему, леди получала удовольствие… Хэзард нагнул голову, чтобы поцеловать ее полуоткрытые губы.



А в трех кварталах от них, в доме на вершине холма, откуда открывался великолепный вид на Чарлз-ривер, у окна своей спальни стояла молоденькая девушка с копной непокорных рыжих волос и вглядывалась в пропитанную дождем темноту.

– Снова туман, – со вздохом пожаловалась она, опуская тяжелую кружевную занавеску. – Завтра наверняка пойдет дождь, и я опять не смогу покататься верхом!

Пожилая женщина, разбиравшая ей кровать, не обратила внимания ни на тяжелый вздох, ни на мрачное замечание.

– Садитесь, мисс Венеция, я расчешу вам волосы. Девушка в ночной рубашке прошлепала босыми ногами по плюшевому розовому ковру и с удрученным видом уселась на постель.

– Черт побери, Ханна, я просто умру от скуки, если не смогу ездить верхом!

– Мисс Венеция, – голос бывшей няни, ставшей теперь личной горничной, звучал сурово. – Настоящая леди не должна ругаться! Если ваша мама услышит, вы на неделю останетесь без ужина.

Но это не испугало юную бунтовщицу с глазами, напоминающими горные озера. Она лишь презрительно фыркнула и скроила недовольную гримаску.

– Я вижусь с ней только за чаем, и то не каждый день! То ее нет дома, то у нее болит голова, то еще что-нибудь, так что она вряд ли меня услышит, Ханна. А вот папа не сердится, если я иногда выругаюсь. Он говорит, что человеку просто необходимо выплеснуть свое раздражение. И что у девушек практически нет никакой другой приличной возможности это сделать. Кроме, конечно, похода по магазинам, – ядовито закончила она. – Моя мамочка, кстати, именно этим всю свою жизнь и занимается!

– Ну ладно, моя девочка, успокойтесь, все не так уж плохо, – Ханна привыкла справляться с истериками и капризами своей молодой госпожи; недаром же она была рядом с Венецией со дня ее рождения.

Тоненькая фигурка раскинулась на постели, рыжие волосы в беспорядке рассыпались по розовой подушке. Мать всегда выбирала для нее постельное белье именно такого цвета, никак не желая смириться с необычным оттенком волос своей дочери. Мисс Венеция закинула руки за голову и вздохнула:

– Ах, Ханна, ты не понимаешь. Все очень и очень плохо. Просто ужасно! У меня в жизни есть единственное удовольствие – верховая езда. А я уже неделю не сидела в седле. Дождь, слякоть, туман, дождь, холод – и так каждый день… – В богато обставленной спальне раздался уже третий – глубокий и несколько театральный – вздох.



На самом деле в Бостоне выдалась обычная зимняя ночь, сырая и промозглая. Газовые уличные фонари, окутанные клубами плотного тумана, струили какой-то нереальный, таинственный свет.

Совсем рядом с домом, где тосковала и жаловалась на холод юная девушка, лишенная единственной радости в жизни, на Бикон-стрит стоял особняк в готическом стиле. И там атмосферу можно было назвать скорее тропической. Покрытое бисеринками пота смуглое стройное тело мужчины, который доставлял наслаждение горящей от возбуждения белокожей женщине в одной из роскошных гостевых спален на втором этаже, служило тому доказательством.

Индеец набросился на нее с такой страстью, что она показалась Лиллебет почти первобытной, а его великолепное тело и искусные руки очень скоро заставили ее забыть, на каком свете она находится. Ей казалось, что этот мужчина полностью завладел ею, намеренно разжигая пожирающее ее пламя страсти. Лиллебет стонала все громче при каждом движении стройных мускулистых бедер. Ей хотелось раствориться в нем. Она вцепилась в его плечи унизанными кольцами пальцами и расцарапала их до крови.

Не обращая внимания на острые ногти, рвущие ему кожу, мужчина бормотал что-то, уткнувшись в нежную впадинку у основания ее шеи. Лиллебет надеялась, что это были слова любви, слова ласки и ободрения, но он произносил их на незнакомом, странном языке. Однако это еще сильнее возбуждало Лиллебет, возносило на самый пик наслаждения, как и ритм его мощных толчков. Он слегка укусил нежную кожу у ее ключицы, и Лиллебет задохнулась, накрытая волной страсти. Ее чувства были обострены до предела, она вся трепетала. Влажные губы приоткрылись, с них срывался неразборчивый шепот, неумолкавший, как дробь дождя по оконному стеклу.

Наконец ее тело содрогнулось в экстазе. Мужчина быстро оглянулся на дверь, накрыл губы Лиллебет своими, чтобы приглушить крик недозволенной любви, и только тогда позволил себе излиться, наполняя ее жидким пламенем.

Потом он лежал на спине и нежно обнимал распростертую рядом женщину, гадая, станет ли она тоже спрашивать, сколько скальпов на его счету. Он появился в высшем свете Бостона четыре года назад благодаря довольно приличному состоянию, открывшему перед ним все двери, и сразу же понял, что богатые и утонченные дамы воспринимают его по-разному. Одни обращались с ним как с конюхом, случайно забредшим в гостиную, и поэтому не скрывали своего пренебрежения и даже презрения. Зато другие испытывали к нему непреодолимое вожделение. Однако и преисполненные страсти женщины вели себя неодинаково. Некоторые относились с нежным сочувствием к коренному американцу, но встречались и такие, кого больше всего интересовало, со скольких человек ему удалось снять скальп. Бледная рука порхнула по его груди, прерывая размышления. Роскошная блондинка пропела своим музыкальным, мурлыкающим голоском:

– Скажи, ты в своей жизни убил много… врагов? – Последнее слово она произнесла с особенным придыханием. К тому же ее вопрос прозвучал так, словно она обращалась к умственно отсталому ребенку.

Какое-то мгновение мужчина лежал неподвижно, но затем на его губах появилась улыбка, он притянул женщину себе на грудь, внимательно посмотрел в красивое лицо, оказавшееся совсем близко, и очень спокойно ответил:

– Видишь ли, в этом году в Бостоне у меня было так мало врагов, что убивать оказалось практически некого.

Лиллебет еле слышно ахнула при звуке бархатного голоса, принадлежавшего несомненно человеку образованному, потом надула губки и капризно произнесла:

– Почему же ты мне… раньше ничего не сказал?

– Потому что ты не спрашивала… раньше, – с широкой улыбкой парировал он.

– Ты ввел меня в искушение! – Лиллебет Равенкур, истинная дочь Юга, не могла упустить возможность пококетничать.

– Я боюсь противоречить леди, – с мягким смехом заметил индеец, – но все-таки это весьма спорное утверждение.

Его замечание было встречено медленной, чувственной улыбкой, Лиллебет теснее прижалась к нему.

– А что ты делаешь в Бостоне… – деликатная пауза была наполнена очаровательной недосказанностью, – в другое время?

– Когда я не занимаюсь любовью, ты хотела сказать? – Его тело охотно отозвалось на движение нежного женского тела. – Учусь.

Он решил не пускаться в долгие объяснения – иначе ему пришлось бы начинать свой рассказ с калифорнийской золотой лихорадки и договора, который американское правительство заключило с племенами равнинных индейцев в 1851 году. Отец Хэзарда понял, к чему неминуемо приведет огромная миграция на Запад, и поэтому послал своего единственного сына, как только тот достаточно подрос, в школу на Восток. Хэзард подумал, что время и место не слишком подходит для такой длинной истории, и потому, не вдаваясь в детали, ограничился только одной фразой:

– Мой отец настоял на том, чтобы я получил такое же образование, как и белые.

Лиллебет опустила голову и игриво провела кончиком языка по его нижней губе.

– Ты, пожалуй, и сам мог бы давать уроки, – выдохнула она.

В его глазах заплясали веселые огоньки, но голос был мягче бархата:

– Благодарю вас, мэм.

Нежные женские руки касались его мускулистых плеч, спускались вниз по груди, потом возвращались обратно.

– Как тебя зовут? – Ее пальцы зарылись в густые черные волосы, лежащие на его плечах.

Хэзард не услышал в ее голосе высокомерия и потому вполне миролюбиво ответил:

– Ты хочешь узнать мое индейское имя или как меня называют белые?

– Оба. – Она откинула ему волосы со лба.

– Здесь меня все знают как Джона Хэзарда Блэка. А абсароки называют меня Удачливым Черным Кугуаром.

Женщина снова надула пухлые губки, и Хэзард решил, что это ей очень идет.

– Но ты не спросил моего имени!

Надо сказать, ему это просто не пришло в голову.

– Прошу прощения, – вежливо извинился Хэзард. – Ты меня все время отвлекала… и отвлекаешь. Скажи же мне, как тебя зовут!

Его пальцы нежно очертили контуры ее ягодиц, но как только женщина задышала прерывисто и ответила на его ласку, Хэзард немедленно вспомнил, что хозяйка дома вот-вот хватится их обоих. Он слегка отодвинулся, однако его собственная плоть бунтовала против подобного благоразумия. И, разумеется, эта белокурая Лиллебет с бархатной кожей, которая, как он только что выяснил, приходилась золовкой хозяйке дома, моментально заметила его возбуждение.

– Снова? – удивилась она. – Так быстро?

– Как видишь, – последовал исчерпывающий ответ, и на его губах появилась очаровательная улыбка: Хэзард достаточно натренировался с предшественницами Лиллебет. – Это все из-за тебя! – хрипло прошептал он, и его бронзовые пальцы погрузились во влажное тепло ее лона. – Ты сводишь меня с ума…

В Бостоне Хэзард научился не только потягивать херес и непринужденно беседовать на самые разные темы, он выучил все новоанглийские вариации языка любви. Он перецеловал по одному все ее пальцы, в то время как его собственный гибкий палец продолжал свою работу внутри ее. Артистичности исполнения позавидовал бы любой мужчина.

– Прошу тебя, Хэзард… – прошептала Лиллебет.

– Потерпи немного.

– Нет, прошу тебя, сейчас! О господи…

– Тсс!

Хэзард легко поцеловал ее, его ладонь легла на пышную грудь, ждавшую его прикосновения. И когда его указательный и большой пальцы сомкнулись на твердой горошине соска и чуть сжали ее, женщина застонала – хрипло, страстно.

Хезард резко сел на постели, увлекая ее за собой, и только сейчас почувствовал, что разорвался кожаный шнурок, который стягивал его волосы. Впрочем, он немедленно забыл о нем. Легко приподняв золотоволосую женщину с томными, умоляющими глазами, Хезард опустил ее на свой гордо вздымающийся, твердый, как мрамор, жезл. Когда он чуть нажал на податливые бедра, Лиллебет запрокинула голову и негромко вскрикнула. Ее крошечные ручки порхали по мощной груди Хэзарда, и ему казалось, что это бабочка прикасается к нему крылом. Он приподнял ее еще пару раз, устанавливая чувственный ритм, а потом Лиллебет задвигалась сама – медленно, сладострастно. Хэзард откинулся на подушки и закрыл глаза, ощущая ни с чем не сравнимое наслаждение…

И тут его слух, натренированный жизнью в прериях, уловил звук открывшейся двери – кто-то заглянул в комнату чуть дальше по коридору. Благоразумие подсказывало ему, что необходимо прекратить это рискованное ублажение собственной плоти… или, по крайней мере, погасить свет. Но наслаждение было слишком острым, и какой-то другой голос услужливо твердил, что в Бостоне нет ни человека, ни зверя, которого ему следовало бы опасаться. Поэтому Хэзард даже не пошевелился. К тому же он уже мало что соображал, ощущая приближение разрядки.

Когда дверь спальни открылась, Хэзард поднял затуманенные страстью глаза и встретился взглядом с хозяйкой дома. Ее лицо вспыхнуло от гнева, и она быстро закрыла дверь. Хэзард подумал, что теперь от него потребуется исполненное такта объяснение и вежливое извинение… Но в это мгновение женщина у него на коленях рухнула ему на грудь, и их тела долго и неистово содрогались, пока семя Хэзарда изливалось в нее.



Спустя полчаса Хэзард спустился вниз один. Как всегда невозмутимый, он прислонился к одному из декоративных пилястров бальной залы с бокалом бренди в руке. Его черные глаза внимательно разглядывали представителей высшего света Бостона, кружившихся в маскарадных костюмах. Драгоценности женщин поражали воображение.

Правда, одна из дам отсутствовала. Ее прическа оказалась в полном беспорядке, и Хэзард был так любезен, что послал к ней горничную, чтобы миссис Теодор Равенкур смогла снова появиться на балу во всем блеске своего наряда мадам де Помпадур.

Джон Хэзард Блэк привлекал всеобщее внимание своим экзотическим костюмом, и только самый внимательный из гостей мог бы заметить, что вместо кожаного шнурка его волосы теперь украшает какая-то голубая полоска шелка. Кожаный шнурок остался лежать среди смятых простыней, и Хэзард от всей души надеялся, хотя не слишком в это верил, что его найдет служанка, а не те, кто останется ночевать в той спальне…

Хэзард пробыл внизу не больше пяти минут, когда хозяйка вечера Корнелия Дженнингс, улыбаясь и мило беседуя с гостями, грациозно пошла по залу без всякой видимой цели. Хэзард отлично понял, куда направляется эта леди, и настороженно следил за ней. Не прошло и нескольких минут, как она оказалась рядом с ним. Понизив голос до едва слышного шепота, Корнелия принялась его отчитывать:

– Как ты мог, Джон?! – прошипела она. – Господи, ведь она же моя золовка! Неужели ты совсем меня не любишь? – В ее глазах вдруг появилось отчаяние.

Глядя на прелестное, взволнованное лицо, Хэзард попытался успокоить женщину:

– Конечно, я люблю тебя. Я обожаю тебя, Корнелия! Ты, дорогая, самая красивая… хозяйка дома в Бостоне.

Покоренная его цветистым комплиментом, светская дама мгновенно преобразилась. В ее светло-серых глазах вспыхнула страсть, прогоняя минутный гнев. И это чувство было хорошо знакомо высокому смуглому мужчине в национальном индейском костюме.

– Ах, Хэзард, – вздохнула Корнелия, и ее рука под прикрытием пышной юбки скользнула в ладонь Хэзарда, – на тебя невозможно долго сердиться. Мы не виделись целых четыре дня, мне тебя так не хватало…

Хэзард кивнул, в его темных глазах светилось понимание и сочувствие.

– Я знаю, любовь моя. Но у меня экзамены, и мой преподаватель едва ли проявит ко мне снисхождение.

Внезапно тонкие пальчики Корнелиии зашевелились в его руке.

– Твой любимый бренди наверху. – Она смело встретила смеющийся взгляд Хезарда и повела его за собой по направлению к лестнице.

«Раз надо, значит, надо», – размышлял Хэзард, пробираясь сквозь толпу. Что же делать, если он молод и полон сил, а охваченные желанием дамы Бостона не дают ему передышки! Хэзард глубоко вздохнул, допил бренди из своего бокала и позволил Корнелии отвести его наверх. Во второй раз за последние несколько часов он оказался на шелковых простынях и превзошел самого себя!




2


Все годы, что Хэзард провел в Бостоне, ему приходилось вести двойную жизнь. Женщины без устали преследовали его, привлеченные такой незаурядной экзотической сексуальностью. Воин из племени абсароков принимал это как должное, хотя поначалу нравы высшего света Бостона вызывали у него недоумение, и легко управлялся с многочисленными дамами, осыпавшими его знаками внимания. Однако большую часть времени Хэзард посвящал учебе. Он исполнял волю отца и верил в свое предназначение – сын вождя племени должен был приобрести множество знаний, чтобы указать соплеменникам дорогу в будущее. Хэзард никогда не забывал, зачем его отослали в город, к белым. Впрочем, решился он на это не без колебаний, и его всегда подбадривал дядя, Рэмсей Алонсо Кент, баронет из Йоркшира, геолог. Он был младшим сыном младшего сына, и в свое время его отослали за границу, чтобы поправить здоровье. Кент попал в Монтану вместе с экспедицией немецкого принца, которого интересовала геология Нового Света, но к тому времени, когда юный баронет впервые увидел берега реки Иеллоустоун, он уже умирал от чахотки. Клан Хэзарда разбил тогда лагерь неподалеку, и его тетка взяла Алонсо к себе в вигвам. Она вылечила его, молодые люди полюбили друг друга, поженились, и Кент так больше никогда и не вернулся в Англию, став членом племени абсароков.

В Гарварде Хэзард изучал геологию под руководством известного естествоиспытателя из Швейцарии Агасси. Агасси попросили прочесть курс лекций в Гарварде еще в 1847 году, потом ему предложили кафедру в этом университете, и он остался в Америке навсегда.

Музей Агасси в Гарварде, основанный за два года до поступления туда Хэзарда, стал для молодого индейца вторым домом. Он вызвался помочь при составлении каталога новой коллекции и очень скоро приобрел в лице Луи Агасси заботливого и внимательного друга. Агасси уже перевалило за пятьдесят, он был приятным, общительным человеком, как-то по-детски преданным науке и горячо интересующимся текущими политическими делами. Хэзард считал, что свои лучшие часы он провел в пыльных музейных залах в разговорах с профессором Агасси. Он учился у него, внимательно слушал и с неудержимым идеализмом юности иногда отчаянно спорил с ним о политике.

Благодаря Агасси Хэзард познакомился с религиозными учениями американских философов, впервые услышал о движении за права женщин, принял участие в дискуссиях об отмене рабства и об отделении южных штатов. Тогда в обществе много говорили об этом, в воздухе витал дух социальных преобразований.

Когда Хэзарду требовалась передышка в его весьма интенсивных занятиях, он поддавался на уговоры своих менее усердных товарищей.

– Да ладно тебе, Хэзард, пора прогуляться, – начинал обычно его приятель Паркер – избалованный молодой человек из бостонского высшего общества.

– У меня слишком много дел.

– Черт… Брось все, займешься делами завтра! – На сей раз у Паркера было, что ему предложить. Грациозно опустившись в кресло, он продолжал с едва заметным бостонским акцентом: – Мы начнем с приема у моей матери – она называет это «четвергами». Матушка просто заставила меня пообещать, что я приведу «этого милого молодого человека с берегов Иеллоустоуна». – Эти слова сопровождала быстрая улыбка. – Тебе удалось очаровать ее, когда мы все в прошлый раз беседовали о Лонгфелло и его «Гайавате».

– Может быть, в другой раз, Паркер, – вежливо отказался Хэзард. – Честное слово, мне еще очень много надо выучить.

– Там будет и моя сестра Эми.

– Она слишком молода, – Хэзард немедленно вспомнил юную девицу, всю в белом, которая, впрочем, выглядела вполне созревшей для замужества. Но такие были не в его вкусе.

– Ты перепутал ее с Бет, Хэзард. Эми давно замужем за Витерспуном, и именно она все время говорит о тебе. Что-то о твоих «неподражаемых темных глазах», если мне не изменяет память, – поддразнил приятеля Паркер.

Хэзард сразу же мысленно представил себе эту женщину, хотя ее имя и не осталось у него в памяти. У нее были волосы цвета воронова крыла, очень светлая кожа, грудь, которая не оставила бы равнодушным ни одного мужчину, и томный, многообещающий взгляд. Как-то вечером она сидела за столом наискосок от него, но они с Паркером в тот раз очень быстро уехали, так что Хэзард не успел узнать, готова ли Эми расточать что-нибудь еще, кроме призывных взглядов.

– Ну, не знаю, – Хэзард постарался протянуть время. Но перед глазами его уже стояла эта незабываемая грудь.

– Фелтон, скажи ему, что он просто обязан пойти! – обратился Паркер к только что вошедшему худощавому молодому человеку в белом вечернем галстуке.

– Ты должен пойти, Хэзард, – безапелляционно заявил Фелтон в обычной для него манере. – Прием у матери Паркера – это только для начала. Мы сняли номер в «Зарослях»: у Манро сегодня день рождения, и мы пообещали преподнести ему в подарок необычный букет – Сару и ее подружек.

– Я вам для этого не нужен.

– Неужели? Ты же знаешь: Манро, когда выпьет, способен разнести все в этом заведении. А кроме тебя, его никто не сможет остановить.

– И потом, Хэзард, – снова вступил в разговор Паркер, – Эми говорила, что ее муж уехал на неделю на озеро Эри. Не представляю, зачем ей понадобилось упоминать об этом, – он насмешливо приподнял левую бровь.

– Озеро Эри… – медленно повторил Хэзард, пытаясь осознать открывающиеся перед ним возможности.

– Расстояние в две тысячи миль и никаких тебе ночных поездов! – воскликнул Паркер, и они с Фелтоном обменялись понимающими взглядами.

Хэзард посмотрел сначала на одного, потом на второго. Он тоже улыбался.

– Дайте мне десять минут, чтобы собраться.



Таким образом, последний год пребывания Хэзарда в Гарварде, когда ему приходилось делить свое время между учебой, друзьями и любовницами, выдался необыкновенно напряженным. Ему требовалось немало энергии, чтобы успешно выполнять задания и при этом поддерживать связь одновременно с двумя женщинами на Бикон-стрит и очаровательной Эми Витерспун. Всех трех дам он посещал на удивление часто.

Но в это прекрасное времяпрепровождение вмешались внешние силы. В апреле напряженность в отношениях между Севером и Югом взорвалась в форте Самтер. К Рождеству обозначились поля битв, и после каникул студенты из Дикси не вернулись к занятиям. Южная Каролина отделилась, за ней последовали еще шесть штатов. Все отлично понимали, что война между Севером и Югом приближается, это был лишь вопрос времени.

Пятнадцатого апреля 1861 года губернатор Массачусетса Эндрю получил телеграмму из Вашингтона, предписывающую мобилизовать тысячу пятьсот человек. А через три дня после сожжения форта Самтер Паркер влетел в комнату Хэзарда, за ним торопливо шли Фелтон и Манро.

– Мы присоединяемся к войскам! – с воодушевлением заявил Паркер. – Решили записаться в роту Дженнингса.

– В роту Дженнингса? – Хэзард подумал, что ему совсем не улыбается оказаться в роте мужа Корнелии. – Нет уж, благодарю, – вежливо отказался он. – И потом, это не моя война.

– Разве тебе безразлична судьба рабов? – Этот вопрос молодые люди задали хором.

Разумеется, Хэзарда волновала судьба рабов, и его приятели об этом знали. Он всегда сочувствовал тем, кто лишен свободы. Но воевать под началом мужа своей любовницы…

– В роте Дженнингса самая лучшая форма к северу от Ричмонда! – с энтузиазмом воскликнул Фелтон.

– Не слишком веская причина, чтобы подставлять себя под пули, – парировал Хэзард.

– Эта война долго не продлится.

– Все говорят, что к осени все будет кончено, – подхватил Паркер.

– Это шанс прославиться, Хэзард. Будет весело! – добавил Манро.

Хэзард достаточно повидал смертей, чтобы усомниться в «веселой» стороне этого предприятия, но не стал охлаждать пыл своих друзей.

– Что ж, тогда желаю вам приятно провести время. Как только занятия закончатся, я направлюсь на запад. Если окажетесь в Монтане, навестите меня.

– Хэзард, ты нам нужен! – взмолился Паркер. – Никогда не видел человека, который лучше тебя искал бы следы, стрелял и ездил верхом. Ты словно родился в седле!

– Скажи, что ты пойдешь с нами, – потребовал Фелтон. – Ты как нельзя лучше подойдешь для кавалерийской роты Дженнингса!

– Простите, но я не могу, – спокойно ответил Хэзард.

Но когда на следующий день уговаривать его пришел сам майор Дженнингс и пообещал ему нашивки капитана, отказаться оказалось намного сложнее. И все-таки Хэзард отказался.

Как ни странно, Дженнингс не обиделся.

– Давайте выпьем бренди, мистер Блэк, и все обсудим, – предложил он.

И когда Хэзард сказал:

– Называйте меня Джоном, – Дженнингс понял, что говорит с разумным человеком.

В этом мужском разговоре ни разу не было упомянуто имя Корнелии. Разумеется, они оба понимали, что женщины занимают определенное место в жизни человека, но приближающаяся война не имела к этому никакого отношения. Ее исход зависел исключительно от разума, а ни в коем случае не от эмоций.

– Вы очень нужны мне, – начал Дженнингс. – В противном случае я бы не пришел к вам. Я собираю кавалерийскую роту, и мне кажется, что если бы вы согласились стать у нас разведчиком, мы бы могли действовать чертовски эффективно. Я много наслышан о вас.

– Благодарю вас, майор, но я уже говорил Паркеру и Фелтону о моем отношении к этой войне. Это не моя война.

– Никто не может равнодушно относиться к людям, пребывающим в рабстве. А вы особенно должны были бы им сочувствовать… – Холодный взгляд Хэзарда остановил майора на середине фразы. – Простите, если я оскорбил вас, – спокойно продолжал Дженнингс, довольный тем, что ему удалось нащупать болевую точку, и преисполненный решимости давить на нее сколько потребуется. – Но в любом случае вы получите в армии массу полезных знаний, которые вам наверняка пригодятся.

– Я полагаю, что вполне мог бы прочитать об этом в книгах и не подставлять себя под пули мятежников, – так же невозмутимо ответил Хэзард.

– Может быть, вам нужны деньги? Я готов предложить вам любую сумму.

– Я не нуждаюсь в деньгах.

Слова Хэзарда прозвучали очень резко, но майор Дженнингс продолжал гнуть свою линию:

– Еще раз простите. Как вы понимаете, я готов пойти на все, что угодно.

– Я уверен, что вы сможете найти кого-то другого.

– Мне никогда не найти человека с вашим опытом. Буду с вами откровенен. Мы с вами оба знаем, что при сложившихся обстоятельствах… – В эту секунду Дженнингс был как никогда близок к тому, чтобы упомянуть о связи строптивого молодого человека с его женой, но сдержался. – Я бы никогда не обратился к вам, но у меня нет выбора. Вы нужны моим солдатам, вот почему я лично веду переговоры с вами. Молокососы вроде Паркера, Фелтона и Манро погибнут в первую же неделю, если такие мужчины, как вы, не научат их элементарным правилам выживания. Нашей задачей станут рейды в тыл противника и конное патрулирование. Этому не научишься в гостиных Бостона.

– А где учились этому вы? – поинтересовался Хэзард.

Ему впервые стало небезразлично, с каким мужчиной живет Корнелия. Дженнингс всегда казался ему типичным денди, за спиной которого несколько поколений богатых предков. Но под светским лоском, судя по всему, скрывалась мужественная натура: Хэзард не мог не восхищаться прямотой своего собеседника.

– Я сражался вместе со Скоттом в Мексике в 1847 году. Тогда я тоже был всего лишь зеленым новобранцем. Просто мне чертовски повезло. Я прожил достаточно долго, чтобы успеть многому научиться. А теперь я прошу вас помочь мне научить всех этих ваших приятелей, которые рвутся в бой.

Хэзард молчал, глядя в окно на цветущую вишню на углу улицы рядом с кофейней. Он думал о горячей речи Дугласа и о куда более грустном рассказе одной негритянки, которая потеряла мужа и сына, когда они бежали на Север. Хэзарду не казалось справедливым, что ребенка и его отца затравили собаками… Отведя взгляд от залитого солнцем пейзажа за окном, он произнес:

– Мне придется время от времени ездить домой. Лицо Дженнингса расплылось в широкой улыбке, и он пожал Хэзарду руку с выражением искреннего удовольствия.

– В любое время. Не могу выразить словами, насколько я ценю ваше согласие. Официально мы приписаны к Первому полку, но собираемся действовать самостоятельно. Когда вы будете готовы?

Хэзард всегда ощущал неловкость от этой американской привычки прикасаться к посторонним на глазах у всех. Осторожно освободив пальцы, он ответил:

– Через две недели. Мне осталось подготовить последнюю работу.

– Я могу найти кого-то, кто помог бы вам с этим!

– Я предпочитаю сделать все самостоятельно.

– Разумеется, – быстро согласился Дженнингс, которого предупредили, что Хэзард очень серьезно относится к учебе. – Пусть будет две недели. Вот ваши друзья обрадуются! Они собирались снова вас уговаривать, если бы я с этим не справился.

– Вы умеете убеждать, майор, – с вежливой улыбкой ответил Хэзард.

Однако Тайлер Дженнингс никогда бы не смог утроить состояние, оставленное ему отцом, если бы не был умным человеком. Он отлично понял, что не его аргументы убедили молодого индейца. У него было ощущение, что Хэзард принял решение задолго до разговора с ним.

– Мне чертовски повезло, что вы едете с нами, Джон, – майор встал и снова протянул ему руку для пожатия. – Благодарю вас.

– Не за что, – Хэзард тоже вежливо протянул руку для исполнения привычного американского ритуала. – Как вы полагаете, майор, мы на самом деле освободим рабов или это еще одна война ради денег?

«Так вот почему он идет воевать!» – осенило Дженнингса. Под личиной прожженного прагматика скрывался юношеский идеализм.

– Мы их наверняка освободим – и будь мы прокляты, если этого не сделаем! Начинаем через две недели.

Хэзард улыбнулся его горячности.

– Спокойной ночи, майор.

– Спокойной ночи, Джон. – Дженнингс направился к двери, но, не сделав и трех шагов, остановился и обернулся. – Пошлите свои мерки моему портному – Уолтону.

– Они у него уже есть.

– Недаром мне показалось, что ваш сюртук – это его работа! Отлично. Я прикажу ему завтра же начать шить для вас форму. Вы хотите что-нибудь особенное?

Хэзард было покачал головой, но потом спохватился.

– Мне нужна вышивка на левом плече – черный кугуар.

Брови Дженнингса чуть приподнялись.

– Это ваше имя?

– Да.

– Все будет сделано.



Передав письмо родителям через Рэмсея Кента, Хэзард отправился на войну, которую политики и газеты называли «короткой летней войной». Спустя неделю Шестой кавалерийский корпус прибыл в Виргинию, и первая же битва при Булл-Рэне, где за свою жизнь сражались почти восемнадцать тысяч мужчин в серых мундирах конфедератов, положила конец мечтам о трехмесячной войне.

Рота Дженнингса оказалась хорошо подготовленной для рейдов в тылу врага. Они взрывали железнодорожные пути, мосты, склады с боеприпасами, оружием и продовольствием, телеграфные линии. Хэзард оказался в родной стихии; очень скоро всю их роту стали называть «Кугуарами», и их слава летела впереди них. Именно этой славе Хэзард был обязан знакомством с Кастером – самым молодым генералом армии Соединенных Штатов. Хэзард встретился с ним в тот момент, когда Кастер направлялся в Эбботстаун, чтобы получить новое звание, и ему представили нескольких полевых офицеров. Кастер носил черную бархатную форму, отороченную золотым кружевом, а белокурые усы и вьющиеся волосы того же оттенка немедленно привлекали внимание. Однако роскошная одежда никогда не волновала Хэзарда: абсароки надевали куда более величественные наряды. И в отличие от многих других офицеров, которые неодобрительно относились и к стремительному продвижению Кастера по службе, и к его романтическому стилю, Хэзард понимал, что не форма делает генерала, а победы над врагом.

Джордж Армстронг Кастер тоже обратил внимание на черноволосого капитана с вышитым кугуаром на плече.

– Вы служите в роте Дженнингса, которую называют «Кугуарами»? – в голосе Кастера слышался неподдельный интерес.

– Так точно, сэр, – лаконично ответил Хэзард.

– Но держу пари, что вы не уроженец Бостона, – продолжал генерал.

– Никак нет, сэр.

Кастер улыбнулся такому краткому ответу. Он уже наслушался историй о вылазках Хэзарда, разведчика-индейца из роты Дженнингса, чья способность обращаться со взрывчаткой казалась просто фантастической. Ему удавалось заложить мину с потрясающей точностью, и он всегда до секунды рассчитывал время взрыва, а главное – Хэзард всякий раз находил возможность сбежать, даже когда ускользнуть от южан казалось невозможным. Как-то раз из-за преследования противника разведчикам Дженнингса не удалось взорвать локомотив, поэтому они захватили его, развели пары и преспокойно отправились домой, заметая следы и взрывая по дороге мосты. Они тогда привезли с собой восемьдесят вагонов и заслужили личную благодарность президента Линкольна.

Ходили также слухи и о том, что именно Хэзард организовал тайный вывоз рабов из многих воюющих южных штатов, и даже из Джорджии. Они с Паркером делили сомнительную честь – оба фигурировали в составленном южанами списке лиц, которых необходимо убить.

Вспомнив обо всем этом, Кастер с улыбкой заметил:

– Мы счастливы, что вы воюете на нашей стороне, капитан Блэк.

– Благодарю вас, сэр.

– А не могли бы мы набрать еще добровольцев там, откуда вы родом, капитан? Вы просто неоценимы.

– Боюсь, я единственный человек, без которого мои сородичи могут обойтись, сэр.

– Какая жалость!

– Так точно, сэр, – любезно согласился Хэзард.

В последующие месяцы их пути часто пересекались, и они смогли с удовольствием обнаружить друг в друге одинаковое пренебрежение опасностью, истинную смелость и спокойный фатализм.

Когда война уже практически закончилась, под Берквилем были обнаружены поезда генерала Ли с внушительным эскортом, которые пытались пробиться на Юг. Третья кавалерийская дивизия Кастера, включавшая в себя и «Кугуаров» Дженнингса, напала на поезд и захватила триста вагонов. Вслед за этим дивизия предприняла успешную атаку, которая отрезала генералу Ли путь к отступлению и отсекла от своих три дивизии конфедератов. Почти все южане были взяты в плен.

В то время Грант писал президенту Линкольну: «Если еще немного поднажать, я полагаю, что Ли сдастся». Вскоре он получил телеграмму: «Так поднажмите».

И северяне поднажали.

Два дня они преследовали армию конфедератов, непрерывно ведя тяжелые бои. Апрельской ночью 1865 года отчаяние охватило армию Северной Виргинии. Усталые, сломленные, голодные люди в бывших когда-то серыми мундирах… С блестящей армией генерала Ли, состоявшей из отважных, сильных мужчин, было покончено.

На следующий день южане выбросили белый флаг, боевые действия были приостановлены, война кончилась.



Вскоре после поражения южан при Аппоматоксе Хэзард получил застрявшее на два месяца где-то по дороге письмо, извещавшее его о смерти родителей. Письмо писал Рэмсей Кент, который, судя по всему, тоже уже был болен. Письмо отправили с торговцем мехами до форта Бентон, потом оно медленно спустилось вниз по Миссури и начало путешествие из Сент-Джозефа через всю страну. Когда послание дошло до Хэзарда, на конверте было написано чьим-то крупным неряшливым почерком:

«Кент умер десятого февраля».

Ужасные подробности смерти родителей поразили Хэзарда до глубины души. Во время очередного рейда несколько индейцев подъехали слишком близко к вагону, где находились больные оспой, и принесли заразу с собой на берега Иеллоустоуна. Болезнь распространялась, как лесной пожар. Племя разделилось на несколько отрядов, каждый из которых отправился в свою сторону, пытаясь убежать от смертоносного вируса, но это не помогло. Всю зиму болезнь уничтожала индейцев. Потом эпидемия кончилась. Те, кто выжил, объехали стоянки и собрали остатки племени у истоков реки Биг-Хорн. Ряды некогда гордого племени абсароков значительно поредели.

Хэзард потерял не только родителей, но и почти половину своего клана. Прочтя письмо, он впервые в жизни заплакал. Потом обрезал волосы, немедленно собрал свои вещи и упаковал в седельные мешки. Ритуальное нанесение ран он решил отложить до возвращения домой: ему необходимы были силы для долгого пути. Война кончилась, и сейчас Хэзарду казалось, что его жизнь тоже кончилась…

Отец всегда оставался для Хэзарда идеалом. Это был честный, отважный человек, настоящий отец – такой, о котором сын может только мечтать. Став вождем племени, он ничуть не возгордился, всех выслушивал неизменно приветливо и ласково, и пока Хэзард рос, он всегда старался подражать своему отцу. Его мать была высокой красивой женщиной, единственной женой отца. От ее улыбки день становился светлее, а ее любовь всегда поддерживала Хэзарда.

Джон Хззард Блэк, Удачливый Черный Кугуар, вернулся домой. Это было печальное возвращение к сотням могил и к опечаленным сородичам. Посетив могилы родителей, он нанес себе раны на руках, ногах и груди. Кровь вытекала из глубоких порезов, оставляя в душе острое чувство потери…



Молодая девушка, скучавшая когда-то зимним вечером в Бостоне, превратилась за эти годы в высокую, изящную, необыкновенно красивую женщину. Широко расставленные ярко-голубые глаза уже не глядели на мир с таким любопытством и доверием: за эти годы она многое узнала о нравах светского общества. Но ее огненно-рыжие волосы не потускнели и не потемнели, капризные губы стали еще соблазнительнее, а неукротимый темперамент и взрывную манеру изливать свое негодование никто бы не назвал мягкими. Многие считали, что она излишне независима и своенравна, однако, несмотря на пересуды, Венеция Брэддок, которую отец с любовью называл Огоньком, со своей необыкновенной красотой не испытывала недостатка в поклонниках. Она флиртовала, дразнила, притягивала своих обожателей или пренебрежительно отмахивалась от них, но до сих пор не нашла мужчины, за которого ей захотелось бы выйти замуж. Ей исполнилось девятнадцать лет, и самые мстительные и злоязычные матроны замечали с ехидным смешком, что так недолго остаться и старой девой. Неукротимая красотка отвергла всех самых блестящих женихов от Балтимора до Бар-Харбора и сама будет виновата, если, в конце концов, останется без мужа. Венеция только бы рассмеялась презрительно, если бы узнала о таких разговорах: она не собиралась ни к кому приноравливаться ради того, чтобы выйти замуж.

Ее отец всегда проявлял необычайную снисходительность к обожаемой дочери.

– Когда ты встретишь его, родная, ты сама все поймешь, – говорил он, не добавляя, что сам нашел любимую женщину через много лет после того, как женился на матери Венеции. – А пока наслаждайся жизнью с моего благословения.

– Я пытаюсь, папа, но большинство мужчин невероятно скучны.

– Их просто научили хорошим манерам, дорогая, только и всего.

– Я говорю не о манерах, папа. Просто их интересы настолько… настолько поверхностны! – капризно надула губки Венеция. – Если бы ты только знал, как мало у них мозгов. Немного поскреби – и доберешься до самого дна. Когда я предлагаю поговорить хоть о чем-то, что представляет интерес, они тупо смотрят на меня, а потом меняют тему и начинают рассказывать мне, какая я красивая.

– Ты действительно красива, моя девочка, ты просто кружишь им головы. – Полковник Брэддок чуть заметно выпятил грудь: он всегда очень гордился своей дочерью.

– Я знаю, что красива! – Венеция нетерпеливо топнула ногой. – Но, черт побери, папа, зачем мне моя красота, если я умру со скуки в обществе всех этих мужчин?

– Ради всего святого, тише! Только бы твоя мать не услышала, как ты ругаешься. Ты же знаешь, детка, как она к этому относится.

Венеция пожала плечами, а потом вдруг захихикала и подняла на отца свои ясные голубые глаза:

– Было бы забавно, папочка, когда-нибудь как следует выругаться при ней и посмотреть, как у нее из ушей пойдет дым.

Билли Брэддок изо всех сил попытался не улыбнуться – он всегда старательно избегал разговоров о своей жене.

– Я так и вижу языки пламени, вырывающиеся у нее из ноздрей! – жизнерадостно воскликнула Венеция и снова захохотала.

– Но, дорогая, – начал было полковник, но тут перед его мысленным взором предстало лицо Миллисент Брэддок после «хорошенького ругательства», и он не выдержал. – Вот это была бы картина! – со смехом согласился он. – Но обещай мне, малышка…

– Я знаю, папа, – веселье Венеции тут же угасло. – Я никогда так не сделаю. Но когда она начинает жаловаться на свою тяжелую жизнь, соблазн слишком велик. Ты любишь меня, папа? – неожиданно спросила она.

При мысли о матери девушка всегда испытывала чувство неловкости и обиды. Ее глаза широко распахнулись в ожидании ответа. Полковник обнял дочь, и она доверчиво прильнула к нему.

– Я люблю тебя больше всего на свете, моя радость, – негромко прошептал он.

Мать Венеции, красавица-южанка, никогда не интересовалась семьей и ничего не знала о весьма эмансипированном поведении своей единственной дочери. В те редкие минуты, когда Миллисент говорила с мужем о Венеции, она обычно сухо замечала:

– Она вся в вас, Уильям. – И в ее устах это не было комплиментом.

– Благодарю, – всегда отвечал на это полковник Брэддок, словно не замечая ядовитого подтекста. – Как вы полагаете, Венеции нужны новые сапоги для верховой езды или новая меховая шубка? – спрашивал он, пытаясь нащупать нейтральную тему для разговора.

Миллисент отличалась великолепным вкусом – в этом ей нельзя было отказать, – и Брэддок всегда полагался на мнение жены. Пока Венеция была еще девочкой, гардероб для нее подбирала мать, но позднее он сам ходил с Венецией по магазинам, тем более что у девушки было свое чувство стиля.

Если бы Билли Брэддок верил в развод, его брак окончился бы много лет назад. Однако в их кругу разводы оставались редкостью, и наилучшим вариантом считалось раздельное проживание. Брэддок долго не мог решиться на это, но весной 1865-го подвернулся подходящий повод. Богатые инвесторы из Бостона и Нью-Йорка, пайщики компании «Буль Майнинг», решили отправиться на запад, чтобы самим проверить новые золотоносные рудники. Брэддок, долго не размышляя, присоединился к ним и взял с собой дочь. Миллисент не возражала. Поездка в элегантном частном поезде задумывалась одновременно и как приятный отдых – тем более что погода выдалась под стать весеннему великолепию природы. Мужчины говорили о делах, дамы болтали о пустяках, Венеция грезила наяву о суровой, дикой земле Монтаны. Молодой девушке, находившей светскую жизнь Бостона невыносимо скучной, абсолютно не интересовавшейся ни магазинами, ни мужчинами, лето в Монтане представлялось очень своевременной сменой обстановки. Всю дорогу она находилась во власти приятного возбуждения. Щеки ей обдувал незнакомый, но такой ласковый ветер свободы…

Западные инвесторы прибыли в Виргиния-сити после двадцати дней ленивого путешествия в комфортабельных вагонах и устроились в лучшем отеле города. Дамы оккупировали элегантные гостиные и даже не пытались осмотреть местные достопримечательности. Между тем посмотреть было на что: целых восемь гостиниц, семнадцать ресторанов, две церкви, два театра, восемь бильярдных, пять элегантных игорных домов, три музыкальных салона, несколько публичных домов и семьдесят три салуна. Все это располагалось на Мэйн-стрит, главной улице длиной в милю. Впрочем, лужи и весенняя грязь не располагали к пешим прогулкам. К тому же их уже предупредили о нередких случаях насилия, убийств и пьянства среди многочисленных местных жителей, не отличавшихся мягкостью характера.

Мужчины ездили верхом и осматривали новые месторождения. Венеция сопровождала отца. Лагеря золотодобытчиков тянулись по берегам горных ручьев, где мыли золото в желобах или корзинах. Они представляли собой городки из наспех сколоченных домиков, выраставших за одну ночь, как только разносилась весть о новом золотом месторождении. Хотя Венеция и не рассчитывала на особые привилегии, будучи единственной женщиной в группе, ее отец все же старался устроить так, чтобы ночами у нее была отдельная комната. Если же им приходилось ночевать в более скромных условиях, то посреди комнаты натягивали одеяло, служившее девушке ширмой. Иногда ночь заставала их под открытым небом, и тогда Венеция и ее отец спали рядом в жестких спальных мешках или говорили до рассвета. Билли Брэддок впервые рассказал дочери о своем детстве: усеянное крупными звездами небо Монтаны напомнило ему, как летними ночами он мальчишкой ночевал во дворе. По его словам, это было приятным отдыхом от переполненной лачуги, служившей домом его семье.

– Как ты только решился уехать из Ирландии? – спросила Венеция, впервые услышав от отца о его молодости.

– Там все умирали с голода, – просто ответил он.

– Тебе было страшно ехать одному?

Ее отец посмотрел в звездное небо и негромко произнес:

– Моя мать, умирая, сказала мне: «Там мостовые вымощены золотом»… – Он помолчал, потом повернулся к Венеции и уже обычным тоном добавил: – В нашей деревне все так думали. И, черт побери, что касается этой горы, то так и есть на самом деле! Сегодня мы видели несколько весьма обещающих месторождений.

– Сколько теперь у вас всего участков? – поинтересовалась Венеция.

– Фред сказал, что на сегодня их сто восемнадцать, а нам еще предстоит долгий путь.

– Через две недели инвесторы прибыли в Даймонд-сити. Все только и говорили, что о возможном открытии там нового месторождения: на многих участках стратели обнаружили хорошую породу, указывающую на близость крупной золотой жилы. Бизнесмены стремительно раскупали горные отроги.

Венеция решила после полудня остаться в своей комнате в гостинице, но очень скоро там стало невыносимо жарко. Всю неделю шли дожди, и теперь влажный воздух, казалось, прилипал к коже. Венеция открыла окна, но желанной прохлады это не принесло, и девушка подумала, что на улице наверняка дует хотя бы слабый ветерок.

Несмотря на то, что в лагере было очень мало женщин, да и те, вне всякого сомнения, принадлежали к самой древней на земле профессии, Венеция не испытывала страха. Она считала, что маленький «кольт» на поясе спасет ее от любых неожиданностей, и к тому же ни секунды не сомневалась, что отлично сумеет за себя постоять.

Заправив в сапоги коричневые шерстяные штаны и надев шелковую рубашку в тон, Венеция вспомнила гримасу неудовольствия на лице матери, когда та перед отъездом застала ее за примеркой этого наряда. Зато отец счел ее одежду весьма практичной.

– Помилуй бог, Милли, только не говорите мне, что вы предпочли бы увидеть ее слоняющейся по прерии в бархате и кружевах.

– Я вообще не хочу видеть ее слоняющейся, как вы изволили изящно выразиться, в этом диком краю. Мне бы хотелось, Уильям, чтобы вы не забывали, что Венеция – молодая, хорошо воспитанная леди. Во всяком случае, мы пытались ее воспитывать, – ядовито добавила она.

– Господь всемогущий, женщина, – взорвался Брэддок. – Венеция человек, а не шоколадная конфета, которая может растаять под дождем. Мы едем в прекрасный край, и я уверен, что ей там очень понравится.

Миллисент тяжело вздохнула. Если бы Уильям Брэддок не нажил многомиллионное состояние с тех пор, как они впервые встретились на весеннем котильоне в Ричмонде, она бы наверняка предложила ему отправиться на картофельные поля Ирландии, где ему, вне всякого сомнения, было самое место.

– Отлично, Уильям, поступайте, как считаете нужным. Я высказала вам свое мнение, но вы предпочитаете его игнорировать – впрочем, как обычно. Я надеюсь, что вас с Венецией ожидают веселые приключения, – последнее слово сопровождало весьма выразительное пожатие плечами.

Итак, одетая в наряд, который ее мать сочла бы просто скандальным, Венеция Брэддок начала подниматься на холм, надеясь, что на его вершине дует прохладный ветер. Проливной дождь, не утихавший несколько последних дней, как следует намочил землю, все развезло, а некоторые места превратились просто в болото. Венеция не прошла и четверти мили под палящими лучами солнца, а ее шелковая рубашка уже пропиталась потом. Она закатала рукава, расстегнула ворот настолько, насколько это позволяло, и пожалела, что надела темную рубашку, которая притягивала к себе солнце.

Преодолев полдороги по склону холма, Венеция дошла до того места, где тропа упиралась в непроходимую грязь. Девушка негромко выругалась. Возвращение в душную комнату гостиницы не казалось ей привлекательным, а идти дальше было невозможно.

Оглядевшись по сторонам, Венеция вдруг заметила индейца, спящего в тени узловатого горного можжевельника. В последнее время ей уже доводилось встречать индейских разведчиков, и ни один из них не показался ей устрашающим. Кроме того, она родилась на свет с изрядным запасом смелости. Как бы то ни было, Венеция быстро преодолела разделяющее их расстояние, встала у индейца в ногах и ткнула его носком сапога.

– Эй, вставай! Мне нужна помощь!

Индеец не пошевелился. Совершенно бессознательно скользнув взглядом по длинной поджарой фигуре, облаченной только в кожаные штаны и мокасины, она обнаружила, что этот мужчина просто великолепен. Мускулистая грудь с четким рельефом мышц, тонкое лицо с прямым носом и высокими скулами, черные, гладкие, как шелк, волосы, стянутые на затылке… На какое-то мгновение Венеция буквально застыла под палящими лучами солнца, загипнотизированная красотой дикаря. Придя в себя, она еще раз стукнула носком сапога по мокасину индейца, на этот раз решительнее, словно пытаясь стряхнуть наваждение. Наконец мужчина широко раскрыл глаза и в недоумении взглянул на Венецию.

Джон Хэзард Блэк рассматривал стоящую перед ним изящную женщину, поражаясь ее классической красоте. Блестящие рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам густой волной, большие глаза, нежные, пухлые губы… Но когда она заговорила, ее голос звучал властно:

– Ты что, не слышишь меня?

Венеция привыкла приказывать слугам и никогда ни в чем не знала отказа. Кроме того, день выдался ужасным: было невыносимо жарко, ей не удалось добраться до вершины холма, и она уже злилась на себя, что не поехала вместе с отцом. Как бы то ни было, резкость ее тона мгновенно разрушила ощущение гармонии и красоты.

– Перенеси меня через это, – Венеция говорила с индейцем, как с непонятливым ребенком, указывая на топкую грязь. – Я… дам тебе доллары. – Она вынула из кармана золотую монету в двадцать долларов.

Индеец не пошевелился; казалось, во всем его теле жили только глаза. Хэзард, взращенный на многовековой культуре племени абсароков, сын вождя, ставший по праву вождем, вообще слабо реагировал на приказы, исходящие от женщин. Это случалось только тогда, когда он пребывал в хорошем расположении духа, в противном случае он не реагировал никак. А этот день был для него явно не из лучших. Он жестоко схватился с агентом, который хотел купить его участок для одной из групп инвесторов. Когда Хэзард сказал, что участок не продается, агент отказался в это поверить; пришлось взять его на мушку. Кроме всего прочего, эта дамочка его разбудила, а он так нуждался в отдыхе: если ты добываешь золото, поспать почти не удается, – от этого зависит твое выживание.

– Сорок долларов, – предложила Венеция, достав еще один золотой: она была уверена, что увеличение гонорара заставит индейца ответить.

Однако мужчина не пошевелился, а его темные веки, опушенные густыми ресницами, утомленно опустились.

– Ты что, не понимаешь? – взорвалась Венеция. – Сейчас же перенеси меня через грязь!

Так и не получив никакого ответа, она застыла на мгновение в бессильной ярости, потом топнула маленькой ножкой, обутой в тяжелый сапог, и достала револьвер.

Это оказалось роковой ошибкой, и, не будь Венеция так раздражена и утомлена, она бы сначала дважды подумала. Одним легким стремительным движением Хэзард вскочил на ноги и выбил у нее из рук «кольт», ударив по запястью ребром ладони. В следующую секунду Венеция оказалась на земле, пригвожденная его тяжелым телом. Сердце девушки гулко забилось. «Господи! – пронеслось у нее в голове. – Он же полуголый, явно разъярен, и к тому же индеец! Что же я наделала?!»

– Идиотка! – прорычал мужчина, в глазах его полыхнули опасные огоньки.

Хвала творцу, он все-таки хоть как-то говорит по-английски.

– Прошу прощения! – воскликнула униженная и до смерти перепуганная Венеция. – Прошу вас, простите меня…

У нее перехватило дыхание, пульс зачастил. Что он с ней сделает? Убьет? Изнасилует? Снимет скальп? Какая же она и в самом деле идиотка!

Взгляд Хэзарда скользнул по длинной шее и остановился у скромного выреза. Интересно, там, под рубашкой, ее кожа такая же нежная и золотистая?.. Глаза его неожиданно подобрели, выражение лица изменилось, исчезли жестокие складки у губ. Он держал ее за запястья, и грудь незнакомки касалась его обнаженной груди. Отпустив одну руку, Хэзард осторожно отвел шелковую ткань в сторону и усмехнулся, заметив, как широко распахнулись ее глаза. Никогда еще ему не приходилось видеть такой голубизны.

Венеция вдруг с ужасом ощутила, как напряглась его плоть возле ее бедра, услышала, как тяжело и часто забилось у него сердце. Может быть, закричать? Или тогда он сразу убьет ее?

– Прошу вас… – повторила Венеция, голубые глаза молили о пощаде.

Хэзард на мгновение представил, сколько удовольствия он мог бы ей доставить, – да и себе заодно. У него давно не было женщины, потому что он с некоторых пор зарекся пользоваться услугами проституток. Несколько секунд он смотрел ей в глаза, но здравомыслие все-таки взяло верх. Хэзард рывком поднял Венецию на ноги, потом нагнулся, подобрал ее «кольт» и вложил его в кобуру. Венеция обратила внимание на его красивые руки с длинными тонкими пальцами и очень крепкими мускулами. Все так же не говоря ни слова, он подхватил Венецию на руки и решительно шагнул в грязь.

В первое мгновение девушка испытала огромное облегчение: слава богу, убивать ее он, кажется, не собирался. Но очень скоро Венецию охватили уже совсем другие чувства. Она ощутила странный жар во всем теле, не имевший ничего общего с влажной жарой, окружавшей их. Индеец крепко прижимал ее к груди, она чувствовала биение его сердца, обжигающее прикосновение рук… Венеция взглянула на чеканный профиль всего в нескольких дюймах от собственного лица, и у нее по спине пробежал неприятный холодок.

Хэзард почувствовал, как девушка задрожала в его объятиях, и еще раз выругал себя за излишнюю щепетильность. Он чувствовал возбуждение и, если бы не страх в ее огромных голубых глазах, всерьез подумал бы о том, что ему стоит уступить своим желаниям…

Достигнув твердой земли, Хэзард поставил Венецию на ноги. С робкой улыбкой она протянула ему две золотые монеты и еще раз извинилась. Хэзард покачал головой и, взяв золотые, сунул их ей обратно в нагрудный карман рубашки. Обычный жест привел к необычным результатам: когда его сильные пальцы проскользнули в узкий карман, неожиданное ощущение близости напугало их обоих. Хэзард почти грубо выдернул руку, резко развернулся и ушел. А Венеция Брэддок, впервые испытавшая потрясение от мужского прикосновения, осталась стоять, пораженная непривычным для нее смущением. Что это было? Колдовство, чары, гипноз? Венеция с досадой тряхнула головой, отгоняя ощущение неловкости. Она никогда не верила в дешевую романтику. Ее мир был ясен и прост.

На следующий вечер, когда солнце уже село и долгожданная прохлада наконец спустилась в долину, Венеция снова проделала свой вчерашний путь, только теперь верхом. Проезжая по грязи, которая так напугала и огорчила ее накануне, она незаметно бросила взгляд в сторону от тропы, где под можжевельником тогда спал индеец. Разумеется, там никого не оказалось, и Венецию удивило собственное разочарование. Пришлось напомнить себе, что этот мужчина был «примитивным аборигеном», как сказала бы ее мать, и по-английски мог произнести лишь несколько слов. Но когда она увидела огонек на самой вершине горы и сообразила, что это светится окно хижины, ее сердце забилось, словно птица в клетке. Ей вдруг стало тепло…

– Венеция! – окликнул ее отец. – Ты что, не слышишь меня? Мы вернемся в Виргиния-сити к концу недели – как раз к местному балу. Я думал, что ты этому обрадуешься.

– Да, конечно, спасибо, папочка, – быстро ответила девушка, отводя взгляд от темного склона горы и одинокого огонька на нем. – Ты сказал, в конце этой недели?

– В субботу вечером, котенок. И я дам тебе пенни, если ты мне скажешь, о чем задумалась. Ты со вчерашнего дня как будто отгородилась ото всех.

– Пустяки, папочка. Я, наверное, просто устала.

– Ничего, завтра мы выезжаем в Виргиния-сити, и ты сможешь отдохнуть в комфортабельном номере отеля. Черт возьми, горячая вода и настоящая ванна – это отличная штука!

– Аминь, – с энтузиазмом откликнулась Венеция. Ей казалось, что вся грязь Западной Монтаны прилипла к ее мокрой от пота коже.



Когда Хэзард оправился от ритуальных ран, нанесенных в знак траура по погибшим сородичам, он снова вспомнил, что на нем лежит ответственность за целый клан. Абсароки нуждались в золоте, и выбора у него не оставалось. Прииски его дяди Рэмсея Кента не могли сравниться с новыми месторождениями. Хэзард приобрел два участка около Даймонд-сити и начал разрабатывать их. Он был уверен, что эта земля должна была принести немалую прибыль – если только его учитель Луи Агасси хорошо знал свое дело.

Но после неожиданной встречи с рыжеволосой женщиной Хэзард вдруг стал ловить себя на том, что часто отвлекается от работы, предаваясь эротическим фантазиям. Облако кудрявых волос цвета меди, позолоченная солнцем кожа, яркие голубые глаза не давали ему покоя. Хэзарда раздражало, что незнакомка так прочно обосновалась в его мыслях, а еще больше раздражало ее высокомерие. Она готова была заплатить сорок долларов за двухминутное дело, что явно свидетельствовало о пренебрежении к деньгам, хорошо знакомое Хэзарду по годам, проведенным в Бостоне. Такой тип женщин, красивых и избалованных, всегда действовал ему на нервы. «Вероятно, все-таки следовало овладеть ею в тот день, – подумал Хэзард. – Если бы я так и поступил, то эти видения не носились бы сейчас у меня перед глазами. Просто мне нужна женщина – вот и все. Я слишком долго воздерживался».

– Проклятие! – вслух выругался он.

Без всякой видимой связи с рыжими волосами и персиковой кожей Хэзард вдруг решил принять приглашение Люси Аттенборо и отправиться на бал в Виргиния-сити в субботу. Он знал в городе не меньше дюжины женщин, которые наверняка обрадуются его приезду, – включая, разумеется, и саму Люси. Отличная возможность покончить с вынужденным воздержанием.

Он даже не допускал мысли, что женщина, завладевшая его мыслями, тоже окажется на этом балу.




3


Вечер бала выдался теплым и приятным – такие всегда описывают художники и поэты. В воздухе стоял аромат молодой зелени, теплой земли; солнце скрылось за пологими холмами, окружавшими город, раскрасив напоследок небо яркими, огненными красками. При таком освещении даже грубое поселение старателей выглядело волшебным.

Венеция наблюдала за закатом из окна гостиничного номера, дожидаясь отца, который обсуждал в соседней комнате какие-то дела. На ней было бальное платье из вышитого вручную шелка цвета слоновой кости, усеянного крошечными жемчужинами. Низкий корсаж на китовом усе плотно облегал талию и грудь, нежное кружево подчеркивало персиковую кожу и золото волос. Длинные серьги из жемчуга и бриллиантов радугой сияли на фоне ее бархатистой кожи. Но природа вносила свое разнообразие в эту совершенную картину: непокорные локоны уже выбились из прически, нарушая строгость линий. Волосы Венеции всегда приводили в отчаяние парикмахеров, потому что никакая сила не могла удержать их на месте.

Поскольку полураздетое состояние считалось единственно приемлемым для вечернего наряда, Венеция даже не сознавала, насколько провоцирующим видится окружающим ее платье. Кружевные гофрированные оборки – последняя новинка моды – подчеркивали наготу плеч и привлекали внимание к нежной груди над жестким корсетом. Высокая, гибкая, длинноногая, затянутая в бледный шелк, как невеста эпохи Возрождения, с атласной кожей плеч и полуобнаженной грудью, Венеция наверняка должна была вскружить не одну голову на балу.



Впрочем, мужская голова начисто отвергала подобную возможность. Эта голова покоилась на подголовнике огромной фаянсовой ванны, которая стояла у выходящего на запад окна в номере самого роскошного отеля Виргиния-сити, носившего название «Дом плантатора». Освободившись от грязи и усталости, накопившихся за долгие недели одиночества в горной хижине, Хэзард отдыхал, лениво наслаждаясь большим бокалом бренди. Жизнь казалась ему намного более прекрасной. Беспокоившие его видения молодой женщины с волосами цвета осеннего золота сменились куда более осязаемыми дамами из плоти и крови, которые за последние три дня успели побывать в номере двести два.

Для Хэзарда его светские обязанности заключались преимущественно в том, чтобы развлекать дам в постели. И теперь он ждал, что одна из них появится на его пороге меньше чем через десять минут. Люси настаивала на том, что они должны провести вместе время до бала, и после долгих одиноких недель в Даймонд-сити Хэзард не нашел в себе сил отказать ей.

В дверь негромко постучали, и Хэзард, одним глотком допив бренди, ответил:

– Войдите.

Он повернул голову к двери и увидел элегантную брюнетку в платье из шелкового розового муслина. Женщина заметно волновалась – лишь тонкая полоска бельгийских кружев не давала пышной груди вырваться из низко вырезанного декольте. Не произнеся ни слова, Люси Аттенборо закрыла за собой дверь и прислонилась к ней.

– Мне выйти из ванной, – мягко поинтересовался Хэзард, – или ты хочешь присоединиться ко мне?

– Я не могу, Джон! Мое платье… Прическа…

– Снимай свое платье, а я постараюсь не помять тебе прическу. – Его черные глаза гипнотизировали женщину, лишая ее воли, – голос звучал низко и невероятно чувственно. – Только снимай все, не торопясь, мне это очень нравится.

Женщина не пошевелилась, но в ее глазах загорелись огоньки возбуждения. Хэзард был самым замечательным мужчиной, которого ей доводилось встречать; стоило Люси увидеть его, и она уже не принадлежала себе. Он был в тысячу раз больше мужчиной, чем ее муж! Не отводя взгляда от его обнаженных бронзовых плеч, Люси почувствовала, как жар охватывает все ее тело и растекается по нему, как расплавленный огонь.

– И как тебе это удается?! – воскликнула она, задыхаясь. – Почему, увидев тебя, я готова выполнить любое твое желание?

– Это присущее только мне очарование, – с ленивой улыбкой ответил Хэзард. – Подойди ко мне, Люси, ты слишком далеко…

Люси Аттенборо прекрасно знала, что любая женщина в городе легла бы с ним в постель, и Хэзард почти никому не отказывал. Но она не желала об этом думать. Неторопливо раздевшись – именно так, как он просил, – Люси сказала с робкой улыбкой:

– Никак не могу понять, Джон, хочу ли я, чтобы ты меня взял силой или обращался со мной, как с неопытной невестой.

Полные соблазна черные глаза медленно заскользили по ее обнаженному телу.

– А почему не то и другое сразу? Решай, с чего бы тебе хотелось начать.

Спустя несколько секунд две темные руки взметнулись вверх, жена судьи осторожно опустила в ванну сначала одну ногу, потом другую – и оказалась в объятиях Хэзарда в теплой шелковой воде.

Хэзард не торопился, был очень нежным и ласковым – наверное, именно поэтому женщины обожали его. Намного позже, когда каждая клеточка тела Люси наполнилась желанием, она раскрылась навстречу ему, но он по-прежнему не спешил.

– Терпение, моя сладкая! Я еще и не начинал.

Люси застонала, вцепившись в его плечи. Пол в номере опасно намок, когда небольшие волны начали перехлестывать через бортик ванны, но волосы дамы, как и было обещано, не пострадали.

Спустя час они помогли друг другу одеться. Люси уже собралась было уходить, но, поцеловав Хэзарда на прощание, она вдруг жарко взмолилась:

– Прошу тебя, Джон… Раз ты завтра снова уезжаешь в горы, может быть… еще раз?

Хэзард не торопился с ответом.

– Ты больше не хочешь меня? – разочарованно прошептала Люси.

Хэзард усмехнулся.

– Я просто думаю о том, как уберечь твое платье… от грубого дикаря.

Ресницы Люси взлетели вверх. Ее взгляд горел желанием.

– Ты имеешь в виду себя? – голос молодой женщины звучал хрипло.

– Я имею в виду себя, – эхом отозвался Хэзард.

Это она любила в нем больше всего – его непредсказуемость, сочетание чувственной мужественности и парадоксального ума.

– К чертям платье! – прошептала Люси. Хэзард торжествующе улыбнулся.

– Всегда к вашим услугам, мэм.

И Хэзард снова овладел женой судьи, постаравшись не помять нижние юбки, шелковый муслин и кружева.

Через несколько минут Люси ушла, чтобы присоединиться на балу к своему мужу, а Хэзард, преисполненный удовлетворения, привел в порядок свою одежду и налил себе еще бренди. Лишь спустя полчаса Джон Хэзард Блэк аккуратно закрыл за собой дверь залитого водой номера, вышел на Мэйн-стрит и направился на бал, который давал судья.



За Брэддоками приехал открытый экипаж. В нем они и проделали короткий путь до большого каменного здания, служившего временным пристанищем для служителя Фемиды: это было единственное помещение в городе, где устраивались балы.

Венеция с любопытством поглядывала по сторонам. Виргиния-сити являл собой пример того странного смешения богатства и убожества, что так часто встречается в городах, выросших в результате бума. Здесь бок о бок стояли хибары, лачуги, деловые здания, элегантные особняки и помпезные дворцы. Учитывая тот факт, что город вырос рядом с месторождением золота, бедняк мог завтра проснуться богачом. А когда такое случалось, многие ударялись в экстравагантность.

В Виргиния-сити можно было найти все, что продавалось за деньги, – от устриц на льду до платьев от известных портных. Здесь человеку не приходилось сначала много трудиться, потом долго ждать и в результате жить очень скромно. Золотые прииски манили людей, мечтающих быстро разбогатеть, и тех, кто по натуре был игроком. Состояния появлялись и исчезали, потом появлялись снова, а деньги тратились со щедростью королей. Виргиния-сити возник всего три года назад, но мог предложить роскошь и изобилие всякому, кто был способен это оплатить.

– Я все-таки не понимаю, как можно жить среди всего… этого, – пожаловалась Венеция. – Даже дворцы здесь такие безвкусные! Сначала было страшно грязно, кругом эта пыль, а теперь…

– Нельзя ожидать, что все устроится так быстро. На это требуется время, – коротко ответил полковник.

Венеция тяжело вздохнула.

– Ты не знаешь, большой оркестр будет сегодня играть? – спросила она.

– Как я слышал, оркестр приехал из Чикаго, – быстро ответил отец, обрадованный возможностью сменить тему. – Не забудь оставить для меня танец, дорогая. Я знаю, как быстро заполняется твоя бальная карточка.

Полковника Уильяма Брэддока и мисс Брэддок радушно приветствовали главный судья города и его молодая жена, выступавшие по просьбе губернатора в роли хозяев бала. В этот вечер Люси Аттенборо выглядела необычайно привлекательной. Разрумянившаяся, веселая, она тепло улыбалась всем, включая и пожилого мужчину, стоявшего с ней рядом, – ее мужа. «Это, должно быть, летний воздух, – решили про себя некоторые из гостей. – Такой вечер заставит разрумяниться любые щечки».

– Вот увидите, в следущий раз мы услышим о прибавлении в семействе Аттенборо, – заметила одна пожилая матрона своей соседке одного с ней возраста. – Эта молодая жена смотрит на Джорджа просто с обожанием! Когда мне было восемнадцать, меня никто не смог бы уговорить выйти замуж за шестидесятилетнего. И мне было бы все равно, сколько у него золота.

В маленьких городках особая атмосфера: все все про всех знают и всем до всего есть дело. Поэтому ее соседка ответила с ядовитой улыбкой:

– Остается только молиться, чтобы у ее ребенка была не слишком смуглая кожа. – Увидев, как широко распахнулись от изумления глаза собеседницы, женщина удовлетворенно продолжала: – Но ребенок будет просто великолепным, вне всякого сомнения, – достаточно взглянуть на… Ну, вы понимаете, кого я имею в виду.

Несмотря на то что никто не располагал фактами, вокруг Люси Аттенборо явственно ощущался аромат греха; не прошло и часа, как сплетня лесным пожаром пронеслась по бальному залу.

Пока жены других путешественников с Восточного побережья болтали в маленькой гостиной, потягивая херес, полковник Брэддок проводил Венецию в зал, чтобы ее могли пригласить на первый танец. Оркестр играл веселую мазурку, ритмичную и живую, и танцующие, казалось, наслаждались каждым своим движением. Венеция выделялась даже в этой нарядной толпе – роскошное, расшитое жемчугом платье выгодно подчеркивало ее сияющую красоту. Девушку сразу же окружили молодые люди, жаждущие потанцевать с ней, и полковник Брэддок уступил дорогу молодым. Венеция унеслась в танце вместе с высоким белокурым джентльменом, в чьей речи явственно слышался техасский акцент. Он отлично танцевал, сказал Венеции, что она красивее девушек его родины, и с подкупающей искренностью тут же предложил ей выйти за него замуж. На мгновение это совершенно выбило ее из колеи. Она вежливо, с улыбкой отказалась и была спасена от дальнейших объяснений появлением следующего партнера.

Венеция наслаждалась балом, потому что всегда любила танцевать, и все вокруг казались ей веселыми и приветливыми. Может быть, в другой раз она не сразу заметила бы среди оживленных гостей высокого черноволосого мужчину в элегантном вечернем костюме. Но в этот вечер, стоило ему только войти в зал – высокомерному, стройному, прекрасно одетому, этой его бесшумной легкой походкой, выдающей уверенность в себе, – как все разговоры разом прекратились, головы повернулись в его сторону, и в огромном бальном зале установилась полная неловкости тишина.

Так как Венеция не слышала перешептываний, она и представить не могла, почему все смотрят на вновь прибывшего гостя, если не считать того, что мужчина был поразительно красив. «А ему, пожалуй, не раз приходилось сталкиваться с тем, что при его появлении смолкают все разговоры», – подумалось ей. Он явно был человеком природы, несмотря на бриллиантовые запонки и вечерний костюм, и если взглянуть пристальнее, то любой узнал бы в нем индейца. Внезапно Венеция вздрогнула: она поняла, что это тот самый индеец! Ей даже пришлось прижать руку к груди, чтобы успокоить бешено забившееся сердце. Но почему все в зале продолжают на него смотреть?

Между тем Хэзард невозмутимо оглядел зал, и его взгляд остановился на группе судейских чиновников, которые приветствовали гостей. Сделав несколько шагов, он протянул руку одному из них.

– Добрый вечер. Прекрасная погода, не правда ли? Необычно тепло даже для июня месяца.

Фразы слетали с его губ с привычной светской легкостью, а вот чиновникам явно было не по себе. Хорошенькая темноволосая Люси Аттенборо подняла голову и сверкнула улыбкой, а пожилой мужчина, стоящий с ней рядом, проследил за ее взглядом и опасно нахмурился.

Хэзард проигнорировал мрачный взгляд судьи и протянул руку его жене, которая неожиданно залилась румянцем. Произнеся несколько сдержанных комплиментов, он на несколько секунд задержал ее пальчики в своей руке, отпустил и протянул руку судье:

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Хэзард. – Я слышал, что судебная сессия наконец закончилась. К вашей радости, как я полагаю.

– Да, теперь я смогу проводить больше времени дома, – в холодных глазах судьи светилось явное неодобрение.

– Я уверен, сэр, что ваша жена будет очень рада этому, – Хэзард и не подумал отвести глаз.

Одно мгновение старик медлил, размышляя, стоит ли обрушивать свой гнев на наглеца. Но все в зале, включая и судью Аттенборо, знали, что этот индеец – человек опасный: за последний месяц он убил троих, защищая от посягательств свои прииски. Нет, с ним надо действовать крайне осторожно… Приняв решение, судья Аттенборо протянул гостю руку:

– Желаю хорошо повеселиться, мистер Блэк. Голос Хэзарда прозвучал абсолютно спокойно:

– Благодарю вас, сэр. Я постараюсь.

По залу пронесся шумный вздох, хорошо слышный благодаря куполообразному потолку. Музыканты, вразнобой игравшие какую-то мелодию, причем так тихо, что их почти не было слышно, спохватились, и музыка вновь зазвучала громко и слаженно. Пары бросились танцевать, кругом послышались разговоры, еще более оживленные, потому что публичного скандала удалось счастливо избежать.

Высокий индеец с блестящими волосами, спадавшими на плечи, обменялся еще несколькими фразами с судьей и, покончив с формальностями, сразу же отправился в дальнюю комнату, где играли в карты. Хэзард Блэк вернулся в бальный зал только перед полуночью и, недовольно хмурясь, направился к двери на веранду. Причиной недовольства стала полученная им записка, оторвавшая его от карточной игры. Черт побери, за картами он и так уже наслушался намеков на то, что так беспокоило местное общество, – а тут еще Люси, позабыв о всякой осторожности, присылает ему записку с одной из своих служанок! Жена судьи оказалась одной из самых сексуально агрессивных женщин, которых ему доводилось встречать. Разумеется, этому способствовал брак с шестидесятилетним старцем, но Хэзард Блэк никогда не искал неприятностей на свою голову. Если он и согласился встретиться с Люси Аттенборо на веранде, то только для того, чтобы она у всех на виду не ворвалась в игорную комнату.

Широкая веранда опоясывала все двухэтажное здание. Ее освещал только слабый свет, лившийся из высоких стеклянных дверей бального зала, а кусты заслоняли от посторонних глаз. Нужно было отдать должное Люси: место для тайного свидания она выбрала удачно.

Завернув за угол, Хэзард заметил смутно различимую женскую фигуру. Он подошел ближе, и его раздражение, вызванное неосмотрительно посланной запиской, сразу утихло. Люси выглядела такой печальной, такой несчастной, что сразу становилось ясно: ее жизнь с Аттенборо никогда не являлась для нее пределом мечтаний. Хэзард нежно обнял Люси за податливые плечи, зарылся лицом в кудрявые пряди на затылке, зашептал успокаивающие ласковые слова и почувствовал, как напряжение постепенно покидает ее. Люси повернулась к нему, обхватила руками его шею и воскликнула:

– Ах, Джон, я не могу этого вынести! Видеть тебя и не иметь возможности прикоснуться…

Он заглянул в мокрые от слез глаза.

– Прости, что я избегал тебя, дорогая. – Его голос звучал мягко, дружески. – Но ты не могла не слышать всех этих перешептываний сегодня вечером. Это все очень неприятно. Если довести Аттенборо до крайности, он может почувствовать себя обязанным вызвать меня на дуэль. А я не хочу этого – да и ты тоже не хочешь. Ведь я могу его ранить или даже убить. Прошу тебя, Люси, будь благоразумной!

Люси нахмурилась – мысль о дуэли не приходила ей в голову. Если бы судье пришлось драться с Хэзардом, он наверняка бы погиб, и виновницей этого оказалась бы его жена. Люси прекрасно понимала, что скандал сделает ее жизнь невыносимой. Кроме всего прочего, она не была готова расстаться ни со своим положением в обществе, ни с состоянием мужа, оценивавшимся в три миллиона долларов. В конце концов, Джордж не проживет вечно, а красивый и пылкий Джон не имеет ни гроша за душой…

Люси тяжело вздохнула, посмотрела на Хэзарда сквозь мокрые ресницы и спокойно сказала:

– Я знаю, что ты прав, Джон. Просто мне очень жаль, что ты завтра уезжаешь. Ты не мог бы остаться еще на денек?

Хэзард быстро все взвесил в уме и решил, что благоразумнее всего пойти на компромисс.

– Я не могу остаться еще на день, – сказал он с примирительной улыбкой, – но в моих силах отложить отъезд до полудня. Как тебе это?

– Ах, Джон! – воскликнула Люси, и ее лицо засветилось от счастья. – Ты, правда, уедешь попозже?

Хэзард кивнул и мягко произнес:

– Я буду ждать тебя завтра утром. Приходи когда сможешь.

– Я приду, как только рассветет, чтобы побыть с тобой подольше!

Хэзард улыбнулся такому пылу.

– Только одно, Люси, – назидательно проговорил он, снимая ее руки со своей шеи. – Прошу тебя, будь осторожна. Немного осмотрительности нам не повредит. Если завтра мне придется не спускать глаз с двери, я не смогу уделить тебе должного внимания.

– Я обещаю, любимый! Я буду сама осторожность. Никто даже не узнает, что я ушла из дома.

– Это было бы очень мило с твоей стороны, дорогая, потому что о твоем сегодняшнем визите знают все. – Джон наклонился, мягко поцеловал пухлые губы и, открыв дверь, чуть подтолкнул Люси. – Возвращайся к гостям. Увидимся утром.

Люси послушно вернулась в бальный зал, а Хэзард тяжело прислонился к двери и с шумом выдохнул воздух. Ему удалось избежать неминуемой катастрофы. Хэзарду Блэку не хотелось убивать судью и провоцировать тем самым враждебное отношение к индейцам, которое и без того росло пропорционально количеству белых, жаждущих завладеть землей и золотом.

Хэзард достал сигару, чиркнул спичкой и неторопливо затянулся. Все вокруг дышало покоем, летний вечер был великолепным, а он нуждался в нескольких минутах отдыха, чтобы успокоиться. Истерический тон записки Люси встревожил его: он опасался публичного скандала или какой-нибудь невыполнимой просьбы. Он не собирался ради нее ставить на карту свое будущее.

Несколько раз затянувшись, Хэзард выбросил сигару и решил вернуться в зал через другую дверь. Однако стоило ему завернуть за угол, он остановился, словно пораженный громом.

– Черт! – выдохнул Джон Хэзард Блэк. – Черт побери все! Надеюсь, вы не скучали, сударыня? И неужели в детстве вам не внушили, что подслушивать нехорошо?

Он сразу узнал рыжеволосую красавицу, которая не давала ему покоя в ночных грезах.

Венеция Брэддок надменно вскинула голову.

– Я не собиралась подслушивать! – коротко ответила девушка. – Если бы вы смогли хотя бы на минуту оторваться от жены судьи, я бы предупредила о своем присутствии, извинилась и ушла. Вы сами виноваты, черт возьми!

Ругательство, слетевшее с губ молодой красивой женщины, на мгновение лишило Хэзарда дара речи. Никогда еще женщине не удавалось лишить его дара речи. Никогда еще женщине не удавалось так ясно дать понять свое превосходство, и ни одна женщина не говорила с ним пренебрежительно. Однако что за бешеный темперамент скрывается под всеми этими кружевами и оборками!

Подавив огромным усилием воли желание ответить ей в том же тоне, Хэзард усмехнулся.

– Вы довольно вульгарно выражаетесь.

– А вы вульгарно мыслите и действуете! – холодно парировала Венеция.

На губах Хэзарда появилась неприятная улыбка.

– Вы находите секс вульгарным? И наверняка считаете его греховным, верно? Мне жаль вашего мужа. Ему, вне всякого сомнения, холодно по ночам.

Он говорил по-английски подчеркнуто правильно, лишь с едва заметным западным акцентом, но в голосе его слышалась явная насмешка. Венеция вздернула подбородок, шокированная его дурными манерами. Никогда еще мужчина не говорил с ней так невежливо!

– Секс, как вы это весьма изысканно обозначили, чаще всего является манией недалеких, испорченных людей, которым больше просто нечем заняться. И вам незачем жалеть моего мужа. Его у меня нет. Но когда я выйду замуж, я уверена, что смогу согреть его, не прибегая к таким вульгарным способам.

– Могу себе представить ваши способы! – не слишком любезно отозвался Хэзард. – К несчастью, мужчины предпочитают грелки другого рода.

Голубые глаза Венеции засверкали от ярости:

– Мистер…

– Блэк, – учтиво подсказал Хэзард и чуть поклонился.

– Мистер Блэк, я нахожу ваше поведение недостойным!

Повисла пауза. Хэзард, чуть прищурившись, смотрел на Венецию, словно обволакивая ее взглядом своих черных глаз:

– А я нахожу вас… опасной, – почти прошептал он. От удивления Венеция даже перестала сердиться.

– Опасной? – переспросила она.

– В высшей степени, – последовал сухой ответ. После недолгого молчания его лицо смягчилось, на нем появилось то очаровательное выражение, которым Хэзард всегда успешно пользовался. – Вы можете дать мне слово, что никому не расскажете о том, что услышали?

Однако Венеция осталась равнодушной к его обаянию, а предположение о том, что она способна разносить сплетни, восприняла как оскорбление.

– Вы желаете получить расписку? – язвительно поинтересовалась она. – Но вот только умеете ли вы читать? – Ее голос зазвучал приторно сладко. – Насколько я помню, в Даймонд-сити, без этого вечернего костюма и бриллиантовых запонок, вы показались мне совсем иным. Так вы умеете читать? – с вызовом повторила она свой вопрос, намеренно провоцируя его. – Или вам лучше удаются схватки с женщинами на земле?

Хэзард слушал и не мог поверить своим ушам. Ей все-таки удалось вывести его из себя. Намек на всеобщую неграмотность индейцев и на его более низкое положение в обществе по сравнению с белыми всегда пробуждало в нем самые худшие черты.

– Да, читать я умею. Немного, – произнес он ледяным тоном. – Гораздо лучше я умею обращаться с женщинами. Может быть, продемонстрировать вам, что именно лишает разума таких женщин, как Люси?

Его голос был низким, хрипловатым и очень сексуальным, глаза потемнели, стали похожими на глаза хищника.

Он медленно двинулся вперед, и Венеция отступила, испуганно глядя на него.

– Я закричу! – предупредила она, понимая, что впервые за всю свою жизнь встретила мужчину, справиться с которым ей вряд ли удастся.

– Прошу вас, можете кричать. Я успею заставить вас замолчать. – Лицо Хэзарда в обрамлении иссиня-черных волос оставалось абсолютно спокойным. – Школа белых мужчин неплохо учит читать, а школа индейцев учит двигаться быстро и бесшумно. Попробуйте в минуту опасности защититься книгой!

Когда он подошел ближе, Венеция явственно уловила запах бренди.

– Вы пьяны! – воскликнула она. – Черт побери…

– Не стоит заканчивать эту фразу, – резко оборвал ее Хэзард. Его черные глаза горели. Если бы она была мужчиной, это обвинение стоило бы ей жизни. – Я никогда не бываю пьяным. В отличие от других племен абсароки никогда не увлекались «огненной водой». И мы этим гордимся.

Хэзард продолжал приближаться к Венеции мягкими неслышными шагами, наслаждаясь страхом, появившимся в ее глазах. Осознание того, что под маской высокомерия скрывается всего лишь слабая женщина, доставило ему странное удовлетворение. Это несоответствие – и, разумеется, ее потрясающая красота – пробудили в Хэзарде желание. Он почувствовал движение своей плоти под тонкой шерстяной тканью брюк.

Его пальцы медленно, осторожно коснулись ее подбородка, и длинные серьги заиграли в лунном свете тысячами огней.

– Так что же, начнем наш урок? – обратился Джон к окаменевшей Венеции. – Во-первых, я женщин целую…

Его губы приблизились к ее рту. Он ожидал, что женщина отпрянет, и удивился, когда этого не случилось. Хэзард положил руку ей на спину и притянул ближе к себе.

А Венеция и в самом деле словно окаменела. Ее захлестнула незнакомая чувственная волна, все ощущения перепутались. То же самое смешение чувств – желание и страх – она испытала тогда в Даймонд-сити, когда этот индеец нес ее на руках. Впрочем, у Венеции не оставалось времени на раздумья: его теплые губы прижались к ее губам, заставив их разомкнуться, язык Хэзарда проник к ней в рот, пробуя на вкус, лаская, дразня, то наступая, то отступая. И пока его губы завораживали ее, лишая воли и разума, он чуть приподнял Венецию, заставляя прижаться к его возбужденной плоти.

– А потом, – прошептал он, не отрываясь от ее губ, – я делаю вот так…

Его рука отпустила ее подбородок, скользнув по теплой, пахнущей сиренью шее, легла на высокую грудь, смяла прозрачную ткань и спустила вниз корсаж. Ночной воздух мягко коснулся обнаженной груди Венеции, а Хэзард наклонил черноволосую голову, и его губы обхватили розовый упругий сосок, ставший твердым от предвкушения.

Венецию пронзило такое острое ощущение, что колени у нее подогнулись, и, если бы Хэзард не поддерживал ее, она бы упала. Венеция мгновенно забыла обо всем, чему ее учили с детства, захваченная новыми чувствами, которые будили в ней губы Хэзарда, его горячий язык, прикосновения умелых рук. Она сама не заметила, как ее руки вспорхнули вверх, пальцы запутались в густых черных волосах. В крови Венеции вспыхнул огонь, пульс учащенно бился, откуда-то изнутри подступали горячие волны желания.

Хэзард с привычной легкостью распознал ее возбуждение, поднял Венецию на руки и быстро огляделся по сторонам, размышляя, куда ее отнести. Особенного выбора не было. Приняв решение, он спустился по ступеням и направился через лужайку к летней кухне. Дверь оказалась запертой, но Хэзард навалился на нее спиной, и слабый замок не выдержал.

Оказавшись внутри, Хэзард закрыл дверь ударом каблука, постоял несколько секунд, пока его глаза привыкли к темноте, а потом понес Венецию к ближайшему столу. Его густые волосы коснулись ее щеки, когда он осторожно опустил свою драгоценную ношу на деревянную поверхность. Его губы снова нашли напряженный розовый сосок, напоминающий экзотический коралловый бутон, и Венеция негромко вскрикнула, прижав его голову к своей груди. Ей хотелось продлить наслаждение, и, когда Хэзард поднял голову, Венеция снова притянула его к себе:

– Еще… Пожалуйста, еще! – прошептала она, задыхаясь, чувствуя, как горячие волны растекаются от сосков по всему ее телу.

Но Хэзард не мог больше ждать. Оторвав от себя настойчивые руки, он развел их в стороны и снова припал к ее губам. Венеция задрожала, а рука Хэзарда быстро проскользнула под пышные нижние юбки, коснулась бархатной кожи ноги, двинулась вверх…

В этот момент где-то совсем недалеко раздался отчетливый мужской, голос:

– Венеция! Венеция! Где ты?

Девушка застыла, мгновенно придя в себя. Боже, что будет, если отец найдет их здесь?!

– Нет! – прошептала она, пытаясь освободиться. Однако Хэзард в этот миг был сосредоточен только на своих желаниях.

– Не бойся, сюда никто никогда не зайдет, – так же шепотом произнес он, вовсе не собираясь ее отпускать. – Вот увидишь, я сумею доставить тебе удовольствие. Ты поймешь, что все неправильно себе представляла…

– Нет! – твердо повторила Венеция и уперлась в его грудь на удивление сильными руками.

Прежде чем Хэзард успел решить, на самом деле ей не хочется или она просто играет с ним, девушка оттолкнула его, соскочила со стола и бросилась к двери. Несколькими ловкими движениями Венеция привела платье в порядок, поправила кружево, открыла дверь и скрылась в ночной темноте.

Джон Хэзард Блэк громко выругался в темной летней кухне. Со времен отрочества он привык к тому, что все его желания удовлетворялись. Проклиная женскую непоследовательность вообще и непоследовательность этой девицы в частности, Хэзард некоторое время прислушивался к веселой музыке, лившейся из окон, и наконец решил, что сыт светской жизнью по горло. Не заходя в бальный зал, он вернулся в отель и лег спать.

На следующий день Люси Аттенборо получила от Хэзарда больше внимания, чем обычно. Он обещал провести с ней утро, но остался до полудня. Солнце уже палило вовсю, когда он простился с Люси и направился на север, прочь из Виргиния-сити, к своей хижине на вершине горы.




4


Следующие несколько недель Хэзард трудился не покладая рук, и никто не мешал ему. Поднимаясь на заре, он возводил желоба для промывки, рыл дренажные канавы, вгрызался в породу в шахте и сбрасывал землю с холма. Его тело, и без того мускулистое и натренированное, стало еще крепче. День за днем он копал, не давая себе ни минуты передышки. К концу дня Хэзард обычно был уже настолько измотан, что у него не оставалось сил даже думать. Он укладывался спать, не предаваясь мечтаниям. Но если он засыпал хотя бы через тридцать секунд после того, как лег, перед его глазами неизменно появлялись рыжие волосы, обрамляющие прелестное лицо…

Между тем Венеции, наоборот, совершенно нечем было заняться, поэтому воспоминания о черноволосом индейце все больше и больше занимали ее мысли. Ей это совершенно не нравилось. Никогда еще ни один мужчина так глубоко не затрагивал ее чувств. Но, вспоминая мистера Блэка, Венеция невольно вспоминала и собственный, не поддающийся объяснению ответ на его ласки. Румянец стыда заливал ее щеки всякий раз, стоило ей осознать, что она чуть не пала и ее спас только голос отца. Если бы не это, Венеция Брэддок с легкостью поддалась бы чарам любовника Люси Аттенборо и бог знает кого еще!

Наконец Венеция решила, что этот человек – самый настоящий распутник. Она наслушалась историй о Хэзарде и о его похождениях и поняла, что он из тех, кто охотно» пользуется женщинами как игрушками, а потом бросает их. Венеция никак не могла признать это поведением джентльмена.

Впрочем, и белые мужчины зачастую обращались с женщинами как с существами, призванными только утолять мужскую страсть. В мире богатых людей, к которому она принадлежала, такое было в порядке вещей, и Венеция никогда не могла с этим смириться. Ее пугала необходимость удачно выйти замуж, как положено молодым девушкам из состоятельных семей, а потом вести пустую и никчемную светскую жизнь. Она частенько разражалась слезами, злясь на судьбу за то, что та послала ее в этот мир в образе слабой женщины. Мужчин не так связывали путы этикета. И это было нечестно.

Правда, в силу своего темперамента и пользуясь снисходительностью любящего отца, Венеция в свои девятнадцать лет сумела уклониться от многих жестких норм поведения. В отличие от большинства современниц, она смогла удовлетворить свою жажду знаний. В классной комнате особняка, стоящего на берегу Чарлз-ривер, учителя сменяли друг друга. Венеция изучила классическую литературу, математику, географию, историю и даже экзотический арабский язык. К весне 1865 года это была красивая, образованная, в высшей степени эгоистичная и дерзкая на язык девушка.

Проведя еще неделю в Виргиния-сити в обществе жен и дочерей инвесторов, Венеция взмолилась о пощаде и упросила отца снова брать ее с собой в поездки «по месторождениям. Во всяком случае, во время этих поездок она чувствовала себя живой. Ей казалось, что, если придется провести хотя бы еще один день в отеле и высидеть хотя бы еще один раз за чаем, выслушивая сплетни, она просто взорвется.

В субботу рано утром Венеция выехала из Виргиния-сити вместе с отцом и его деловыми партнерами, пайщиками компании «Буль Майнинг». Всю следующую неделю они объезжали прииски, беседовали с золотоискателями, покупали землю, если это было возможно, обсуждали цены на золото, расспрашивали владельцев участков об их находках. Венеция внимательно слушала разговоры о том, как найти жилу, прорубить шахтный ствол и вынести породу на поверхность. Постепенно она начала разбираться в сложном деле, которое называлось золотодобычей.

Погода радовала их, жара спала, и Венеция была в восторге от поездки. При возможности они ночевали в гостиницах, зачастую представлявших собой просто четыре стены и крышу, но чаще разбивали лагерь в поле под звездами. Они ехали по земле Монтаны, где горы, покрытые хвойными лесами, сменялись зелеными долинами со светлыми чистыми ручьями. В лесном воздухе стоял аромат нагретой солнцем хвои, ковер из сосновых иголок устилал неровную землю, и дикие цветы яркими красками оживляли поваленные стволы. Все это казалось раем молодой девушке, проведшей большую часть жизни в шелковых путах бостонского высшего общества.

Спустя две недели путешественники снова остановились в Даймонд-сити. Три дня все были заняты окончательным оформлением покупок, сделанных раньше, а на четвертый день ближе к полудню Янси Стрэхэн, управляющий полковника Брэддока, буквально вломился в гостиную небольшого дома, который сняли путешественники. Не стесняясь в выражениях, он обрушился на «проклятых индейцев» вообще и на «одного проклятого индейца» в частности.

– Чертов сукин сын! – рычал Янси. – Он грозил пристрелить меня, если я не уберусь с его участка сию же минуту! Для них что, нет резервации? Проклятый дикарь! Да в чьей стране он живет, черт его побери совсем?!

– Что это за участок? – поинтересовался один из мужчин, сидевших за большим дубовым столом.

– Это участки 1014 и 1015, и они расположены в самой середине нашей земли, – сердито ответил Янси.

– И как зовут этого парня?

– Хэзард Как-то-там-еще, – Янси все никак не мог успокоиться, а у Венеции забилось сердце, и она стала более внимательно слушать то, что он говорил. – Они здесь зовут его просто Хэзардом и стараются не попадаться у него на дороге.

– Он опасен? Янси пожал плечами:

– За последний месяц этот индеец убил троих. Про первого говорят, что он жульничал в карты и набросился на индейца, когда тот его за этим поймал. Утверждают, что у парня не оставалось ни одного шанса: дикарь пристрелил его до того, как тот успел вытащить пистолет из кобуры. Ну, а двое других пытались захватить участок Хэзарда. Они зашли с разных сторон холма как-то ночью, но он достал их обоих.

– Ночью? – удивленно переспросил кто-то. Янси рухнул в кресло и оглядел сидящих за столом.

– Говорят, он никогда не спит. – Управляющий уже немного успокоился. – Но черт возьми, у каждого есть своя цена.

– Вы пытались?..

– Проклятый сукин сын меня и близко не подпустил, я даже не мог хоть что-то ему предложить. Это следует учесть на будущее.

Венеция сидела рядом с отцом и чувствовала, как при каждом упоминании имени Хэзарда ее пульс начинает частить. Значит, он по-прежнему там, на горе… Владельцы участков часто менялись, но Хэзард, судя по всему, действительно нашел золото, если упорно не хочет продавать свою землю. Увидев его в вечернем костюме в Виргиния-сити, Венеция никак не могла понять, что Джон Хэзард Блэк представляет собой на самом деле. Ясно, что если рассказанное Янси правда, то у этого человека весьма разносторонний опыт. Он не только распутник, а еще и убийца, и золотодобытчик. Венеции с трудом удавалось все это как-то совместить. Убийца с такими нежными руками… Впрочем, иначе здесь и не выжить. Она уже знала, что в этих местах суд был скорым и жестоким, а самозащита единственным законом. Никто не осудил бы вас, если бы вы стали защищать свою собственность. Старое правило гласило: «К западу от Ред-ривер никаких вопросов».

Мужчины вокруг негромко обсуждали, как бы им склонить Хэзарда к продаже участков, а Венеция предавалась воспоминаниям о его крепком теле. И как она ни пыталась внушить себе, что там, на балу, под светской маской таился варвар, убийца, животное, прогнать эти воспоминания ей не удавалось…

Наконец Венеция решительно тряхнула головой и прислушалась к разговору. Оказалось, что участки Хэзарда вклинивались в уже купленную компаньонами землю и если их не удастся купить, то позже возникнут проблемы с «Законом начала золотоносной жилы». Согласно этому закону, если человек владеет началом золотой жилы, он может следовать за этой жилой до ее конца, даже когда она уходит на чужие участки, и добывать там золото совершенно легально. А это значит, что они могут потерять миллионы.

– Кстати, это не Хэзард был на балу в Виргиния-сити несколько недель назад? – спросил Терледж Тейлор, вице-президент компании «Буль Майнинг». – Никогда бы не подумал, что чистокровный индеец может получить приглашение на бал.

Вице-президент не ведал, что список приглашенных составляла Люси Аттенборо.

– Насколько мне известно, он сын вождя, – раздался еще один голос. – Его родители умерли прошлой зимой от оспы, когда эта болезнь выкосила почти все их племя.

– Судя по всему, мы имеем дело с весьма необычным золотоискателем, – вступил в разговор мужчина, сидящий слева от Венеции. – Если он не принимает деньги, может быть, мы могли бы предложить ему другой участок? Или заключить с ним договор, предусмотрев для него скромный процент от дохода? Вероятно, он полукровка и чуть более образован, чем его сородичи. Или просто более умнее.

– Я слышал, что он учился в Гарварде, – сказал Фрэнк Гудвин, – если вы говорите о том мужчине с длинными черными волсами, что сидел с нами за карточным столом во время бала. – Его густые брови недовольно сошлись на переносице. – Он меня совсем обчистил.

– Он всех обобрал практически до нитки, – пробурчал его партнер Генри Девиль.

– С трудом верится, что этот человек учился в Гарварде, – продолжал Фрэнк. – Я знаю, что они принимают сиамских и китайских принцев, а теперь там учится даже русский князь. Но индеец… Черт возьми, я в это никогда не поверю!

– Проклятье, да мне плевать, достаточно ли он цивилизован, чтобы танцевать с самой английской королевой! – встрепенулся Янси, не обращая внимания на присутствие Венеции. – Нам нужны его участки. Вопрос в том, как их получить.

– А может быть, мне поехать и поговорить с ним? – спокойно предложила Венеция.

– Это даже не обсуждается! – резко оборвал ее отец. – Ты же все слышала: он уже убил трех человек.

– Послушай, отец, этот индеец кажется вполне… – Венеция замолчала, подыскивая подходящее слово. – …Он вполне любезен с женщинами. На балу я слышала, как он разговаривал с женой судьи, и сама перекинулась с ним парой фраз. Если это тот самый человек, то он не может причинить вреда женщине. Позвольте мне попробовать. Во всяком случае, я смогу подъехать достаточно близко, чтобы поговорить с ним.

Мужские голоса слились в единый хор, обсуждая возможные варианты. Венеция терпеливо ждала, когда они придут к выводу, что это единственно возможное решение проблемы. Сама она твердо знала, что, если не попытается что-то предпринять, им придется вернуться в Виргиния-сити без этого столь необходимого участка земли.

– Я считаю, что мы должны попробовать, – наконец сказал Фрэнк.

– А я говорю нет! – рявкнул полковник Брэддок. Устремив на отца спокойный взгляд, который всегда убеждал его, что в желании дочери нет ничего опасного, Венеция заговорила:

– Папа, ведь я могу защитить себя. Ты же знаешь, что я хорошо владею моим «кольтом», ты сам меня учил. Но я уверена, что до этого не дойдет. Самое неприятное, что может случиться, – он просто не пожелает со мной разговаривать. И тогда я спокойно вернусь к вам.

– Давай, Билли, соглашайся! – подхватил Фрэнк. – Вряд ли он нападет на нее среди бела дня. А кроме того, мы ведь будем стоять у самого подножия холма.

– Хэзард не причинит вреда женщине, – раздался другой голос. – Говорят, что он любит женщин – и очень.

При этом замечании Брэддок нахмурился еще больше, но тут вмешался Терледж:

– Вспомни: судья Аттенборо пригласил его на бал. И мне показалось, что он выглядел таким же джентльменом, как и мы все.

– Терледж прав, папочка. Его бы не пригласили на бал, если бы он не умел себя вести.

Разумеется, Венеция отлично понимала, ради чего его пригласили и кто именно это сделал, но об этом говорить явно не стоило. Она выжидательно смотрела на отца, рассчитывая на то, что он никогда не умел ни в чем отказывать единственной дочери. Расчет оказался правильным. Еще немного поворчав для вида, полковник Брэддок сдался.




5


Джон Хэзард Блэк стоял под палящими лучами солнца в конце неровной тропы, сжимая в руках ружье, и спокойно наблюдал за группой одетых всадников, которая остановилась у подножия холма. Вот от этой группы отделилась женская фигура и начала медленно подниматься вверх. Тропа была неровной, усеянной обломками кварца, что в высшей степени затрудняло дорогу визитерам.

На женщине были черные саржевые брюки, заправленные в высокие сапоги для верховой езды. Когда она подошла ближе, Хэзард узнал это облако золотых волос и нахмурился. Досадно, что именно ее решили к нему подослать! Белая хлопковая блуза с заложенными спереди складочками подчеркивала золотистую кожу, которую он так хорошо помнил. Правда, теперь она совсем потемнела от загара, что совершенно не подходило для леди. «Наверняка она забыла свой зонтик от солнца в Виргиния-сити», – с сарказмом подумал Хэзард.

Когда между ними осталось не более десяти ярдов, Хэзард едва заметно переменил позу и убрал палец со спускового крючка. Их глаза встретились. Девушка сначала вспыхнула, потом сразу же побледнела, и Хэзард не без удовольствия отметил это про себя.

– Вы оторвали меня от еды. Оставьте ваше оружие на веранде и заходите в дом. – Не дожидаясь ответа, он повернулся, дошел до своего грубо сколоченного жилища и скрылся за дверью.

Положив свой «кольт» на шаткий столик, Венеция прошла через маленькую веранду и остановилась у порога. Хэзард уже сидел за столом и ел. Он был только в узких облегающих штанах из шкуры антилопы и мокасинах; его обнаженный мускулистый бронзовый торс смущал Венецию, но она твердо решила не опускать глаз.

– Могу я войти?

Хэзард поднял брови, разглядывая тонкую фигурку, стоящую перед ним. Он хорошо помнил ее, но при дневном свете она показалась ему моложе и еще красивее.

– Разумеется, – ответил он.

Когда Венеция вошла в крохотную комнату, Хэзард встал, подошел к двери и закрыл ее. Возвращаясь к столу, он задержался совсем близко от девушки, и ей показалось, что от него исходит ровное мощное тепло. Его черные глаза очень внимательно смотрели на нее. Венеция взглянула на губы Хэзарда и сразу же вспомнила его жаркие поцелуи…

– Не хотите ли присоединиться ко мне? – вежливо предложил он, словно никогда в жизни не касался ее кожи, не чувствовал, как она дрожит от желания, отвечая на его поцелуи. – Хотя вы, наверное, не привыкли к подобной пище.

На столе стояла самая простая еда – жареный хлеб, большой кусок мяса или оленя, кофе и миска малины.

– Спасибо, я не хочу есть, – ответила Венеция, с досадой чувствуя, что Хэзард волнует ее больше, чем она ожидала, а воспоминания о бале еще слишком живы в памяти. Бессознательно выпрямившись, она заговорила так спокойно, как только могла: – Я здесь для того, чтобы сделать вам деловое предложение.

Хэзард поднял голову, и, встретившись с ним взглядом, Венеция не увидела в его черных глазах ничего угрожающего. Это ее сразу успокоило. Впрочем, она всегда была уверена, что Хэзард проявит благоразумие, если подойти к нему достаточно близко и начать разговор. Ей никогда не нравились методы Янси Стрэхэна. Теперь им оставалось только договориться о цене.

А Хэзард думал о том, кому из бизнесменов, оставшихся внизу, она принадлежит. В ту ночь на балу эта женщина сказала ему, что не замужем, однако она путешествует с группой мужчин. Кто-то из них, видимо, привез ее с собой с востока: она выглядела более утонченной, чем местные дамы.

Хэзард прекрасно понимал, какое предложение ему собираются сделать. Он словно наяву видел, как ее покровитель учит ее, как подойти к нему, что сказать… Один раз у них не получилось добраться до него, и теперь они решили использовать женщину – чтобы предложить ему взятку или просто соблазнить. И вот эта девица стоит перед ним и страшно нервничает: она не представляет себе, чего ждать от дикого индейца, который утром угрожал пристрелить их агента.

– Вы наверняка знаете, что ваши участки вклиниваются в другие, явно богатые золотом, – начала Венеция, прервав размышления Хэзарда.

– Садитесь, – предложил он, игнорируя ее слова. – Кстати, у вас есть имя?

Венеция замешкалась: его невозмутимость действовала ей на нервы, она не знала, как держать себя с ним.

Хэзард на мгновение оторвался от куска мяса, которое он резал ножом, и вновь взглянул на свою гостью:

– Так у вас есть имя?

– Меня зовут мисс Брэддок.

«Надо же, какие претензии у содержанки! – с иронией отметил Хэзард. – Не просто Мэри Брэддок, или Эми, или Кора, а мисс Брэддок. Интересно, она и в постели такая же утонченная?» Он ел, а Венеция между тем вежливо извинялась за поведение Янси и перечисляла те участки, которые купила компания «Буль Майнинг» вокруг участков Хэзарда.

– Итак, вы видите, мистер Блэк, – она говорила увереннее, когда хозяин дома не смотрел на нее, – как агент «Буль Майнинг», я могу предложить вам хорошую цену за ваши участки.

«А она явно неглупа, – подумал Хэзард. – Как все разложила по полочкам! Ее здорово натаскали, прежде чем отправить уговаривать строптивого индейца». Он отложил нож и вилку и отодвинул в сторону тарелку.

– Отлично. Значит, вы агент компании «Буль Майнинг». – На лице Хэзарда сохранялось скептическое выражение. – Чтобы не начинать спор, допустим, что я вам верю. – Он отодвинул стул, неслышно подошел к Венеции и, взяв за плечи, поднял на ноги. – А теперь скажите, что именно вы собираетесь мне предложить в обмен на мои участки.

Хэзард рассматривал тонкое лицо Венеции, бледный румянец на щеках, изящный нос, пухлый рот. Она была рядом с ним такой маленькой, а ее мягкие губы, приоткрывшиеся от изумления, казались губами ребенка. Он начал неторопливо расстегивать пуговицы ее рубашки.

– Я готова… то есть «Буль Майнинг» готова предложить вам… все, что вы захотите, – запинаясь, произнесла Венеция, зачарованная его глазами, его прикосновениями и теми чувствами, что проснулись в ней самой от его близости.

– Все, что я захочу? – прошептал Хэзард. Его темные пальцы скользнули под рубашку и коснулись округлой груди. – Мне нравится, как это звучит.

Ее кожа напоминала своей бархатистостью лепестки роз. Венеция открыла было рот, чтобы ответить ему, но когда большой и указательный пальцы Хэзарда коснулись ее соска сквозь тонкую ткань, слова застряли у нее в горле. Медленно, нежно он ласкал оба соска, пока они не заострились от желания. Он не поцеловал Венецию, но с удовлетворением наблюдал, как на ее лице отражается чувственный восторг.

Венеция не шевелилась под его прикосновениями, и Хэзарду пришлось напомнить себе, что ей велели быть послушной. А впрочем, какая разница? Ему предоставилась восхитительная возможность, и только дурак пренебрег бы таким случаем. Он отлично проведет с ней время – ведь для этого ее и прислали. Им никто не будет мешать.

Веки Венеции опустились, она прерывисто дышала, когда Хэзард стягивал с ее плеч рубашку. Под ней оказалось нечто белоснежное, кружевное, плотно прилегающее к груди; набухшие соски натянули тонкую ткань.

Венеция инстинктивно подняла руки, пытаясь прикрыться.

– Очень милый жест, почти классический! – Хэзард усмехнулся и отвел в стороны ее руки. – Но мне хотелось бы посмотреть на тебя, прежде чем я тебя трахну.

Он намеренно выбрал грубое слово, чтобы напомнить и ей, и самому себе, что все действие разворачивается по сценарию, придуманному и оплаченному компанией «Буль Майнинг». Девушка мучительно покраснела, но не отвела глаз.

Как ни странно, разыгранное ею смущение и неопытность возбуждали Хэзарда, и он нарочито медленно нагнул голову, чтобы поцеловать ее, она чуть слышно застонала, когда их губы соприкоснулись. На этот раз ее рот сам открылся ему навстречу, нежный язык поиграл с его языком, подразнил его, а потом скромно улегся на место. Хэзард сразу же заметил разницу: она отвечала, как юная девушка, выучившая первый урок. Его восхитило то, как эта содержанка искусно разыгрывает наивность, оценил ее актерское мастерство и уже начал предвкушать великолепное времяпрепровождение.

– Если «все, что я захочу», – это ты, – прошептал он и слегка прикусил ее нижнюю губу, – я согласен.

Хэзард обнял ее за талию, притянул к себе, и Венеция ощутила его восставшую плоть. В тот же миг вся сложность ее положения, все мотивы ее появления в этой хижине растворились в водовороте желания.

– Вы не понимаете, – все-таки удалось прошептать Венеции.

– Я все понимаю, моя прелесть, – хриплый голос щекотал ей ухо, – я все отлично понимаю!

Его губы двинулись вниз по ее шее к плечу. Венеция задрожала, ее руки взлетели и крепко вцепились в плечи Хэзарда. Борясь с туманящей сознание страстью, она еле-еле сумела выговорить:

– Мы… должны поговорить о деньгах!

– Позже, – мягко прервал ее Хэзард.

В одно мгновение он стянул с нее нижнюю рубашку и захватил ртом сосок, играя с ним и лаская до тех пор, пока у Венеции не закружилась голова. Уголком сознания она понимала, что должна немедленно это прекратить, не допустить такого полного подчинения чужому мужчине, который и шокировал, и возбуждал ее. Это было просто безумием с ее стороны, но этому безумию она не могла противостоять…

Хэзард снова напомнил себе, что роскошная женщина, которую он обнимает, послана к нему в качестве взятки, но его руки уже расстегивали широкий кожаный пояс, стягивающий тонкую талию.

Справившись с пряжкой, Хэзард прижал ее к себе еще крепче, и Венеция ощутила всю силу его желания. Ее пальцы заскользили по груди Хэзарда, поднялись к плечам, обхватили мощную шею, и их тела слились.

– Мне не следовало этого делать, – прошептала она со вздохом.

В ее словах прозвучала полная капитуляция, но Хэзарду эта фраза показалась в высшей степени жеманной, а вздох хорошо отрепетированным. Все это вместе вдруг сразу привело его в чувство, словно на него вылили ушат холодной воды. Он застыл, ощущая, как в нем поднимается волна ярости. «Черт побери, – думал он, – неужели я уже был готов попасть на крючок этой шлюхи, как другие доверчивые простаки?!» У Хэзарда и в мыслях не было продавать свои участки, но покорность рыжеволосой женщины и ее роскошное тело лишили его рассудка.

Жестокий и намеренный обман, на который пошла «Буль Майнинг», вдруг стал значить для него больше, чем собственное желание. И так же неожиданно он осознал, что не хочет, чтобы его подкупали. Хэзард шумно выдохнул воздух и невероятным усилием воли заставил себя оторваться от рыжеволосой потаскухи. Повернувшись к ней спиной, он сделал несколько шагов и сел на стул, скрестив руки на груди.

Венеции вдруг стало холодно и одиноко, как только Хэзард отошел от нее. Ее глаза потемнели от неведомых прежде желаний, пробудившееся тело жаждало новых вершин удовольствия. Она не хотела ни о чем думать, она хотела действовать!

– Что случилось? – негромко спросила Венеция.

Хэзард не ответил, но при всей своей неопытности Венеция понимала, что он не хотел останавливаться. Что-то заставило его отойти от нее. И чутье подсказывало ей, что она может сломить его решимость.

И тут на сцену вышла избалованная, капризная мисс Брэддок, которой никто никогда ни в чем не отказывал.

– Подойди ко мне, – приказала она властным тоном. – Я хочу чувствовать тебя…

Она не успела закончить фразу, увидев, как Хэзард, не оборачиваясь, сжал кулаки.

– Убирайся отсюда к чертовой матери, – прорычал он, позабыв о воспитании, о приличиях.

Он по-прежнему не оборачивался, но и без того видел ее перед собой – обнаженную по пояс, покорно стоящую у стены, видел ее полные желания глаза…

– Но я пока не хочу уходить, – прошептала Венеция, словно маленькая девочка, которая хочет получить то, что ей не дают.

Хэзард подумал, что она говорит не как дешевая проститутка, а как юная леди, впавшая в немилость. Но он перестал что-либо соображать, когда ее нежная ручка коснулась его волос. Хэзард буквально одеревенел и сидел не шевелясь, затаив дыхание, пока ее маленькие нежные пальчики ласкали его волосы. Когда же ее теплая ладонь легла на его плечо, все тело Хэзарда ответило на это прикосновение. Он больше не мог уговаривать себя, что его просто-напросто покупают. Он мог думать только о длинных, стройных ногах, которые обовьются вокруг его тела.

Венеция посмотрела на собственные пальцы, лежащие на его коже, – эротический контраст грубой мужественности и женственной нежности, роза, упавшая на наковальню, – и подумала о том, что впервые будет близка с мужчиной. Испытает ли она боль? Сможет ли потом остаться прежней? И почему ее так влечет к этому варвару, чьи пальцы рудокопа нежностью не уступят рукам утонченного придворного?

Хэзард всегда гордился тем, что может выбирать. Он умел сказать «нет», если не хотел женщину. Ему не следовало даже прикасаться к этой рыжеволосой красотке! Он должен сказать «нет» и отослать девицу назад к ее хозяевам.

Однако его благоразумия хватило ровно на пять секунд. Стоило ее руке скользнуть вниз по его позвоночнику, и все чувства Хэзарда оказались в плену у этих трепетных пальчиков. Он сидел не шевелясь, ощущая нестерпимое желание, и наконец не выдержал. Резко повернувшись, он посмотрел на нее, потом порывисто встал и двинулся вперед, заставляя Венецию отступить обратно к стене. Он поднял левую руку и, уперевшись в стену руками по обе стороны от ее головы, нагнулся к ней ближе и хрипло спросил:

– Ты знаешь, что я сделаю, если ты останешься?

Ее широко распахнутые глаза потемнели от желания.

Несмотря на суровость тона, голос Хэзарда оказывал на Венецию магическое действие. Ей казалось, что она подошла слишком близко к огню, но не могла пошевелиться, зачарованная этим голосом.

– Я не хочу уходить, – просто ответила Венеция, и ее глаза подтверждали, что она отдает себя ему.

– Ну что ж, ты не хочешь уходить, а я не хочу тебя отпускать, – спокойно произнес Хэзард, словно учитель в классе, объясняющий ученикам условия задачи. – Я полагаю, все знают, зачем ты отправилась сюда, так что мы могли бы приступить к делу.

Его руки сжали плечи Венеции, словно стальные клещи, и на этот раз его поцелуй был грубым и властным. Между ними не осталось никакой двусмысленности: он предоставил ей все возможности уйти, но больше не в состоянии был играть в эту игру. Двадцатидневное воздержание довело его до предела, но главное – он был уверен, что рыжеволосая женщина горит таким же желанием. Она отвечала на его ласки всем своим мягким, податливым телом. «Если она притворяется, – подумал Хэзард, – то должна получить премию за потрясающий реализм».

– Ну, что же ты стоишь? – довольно холодно произнес он. – Не заставляй меня ждать слишком долго.

Венеция покраснела и потупилась: ей вдруг стало страшно.

– Я не знаю, что мне делать, – прошептала она, ухватившись за пояс брюк.

Черные брови Хэзарда изогнулись – то ли от удивления, то ли издевательски.

– Ах… Очень мило, – в его голосе проскальзывали насмешливые ноты. – Как раз столько скромности, сколько требуется. Мне нравится.

– Помоги мне, – шепотом попросила Венеция. Она стояла перед ним растерянная, полуобнаженная, каскад золотисто-рыжих кудрей оттенял сливочную кожу.

– Отлично! – усмехнулся Хэзард. – Такой редкий талант – эта простенькая невинность. – Его голос вдруг снова стал низким, хрипловатым. – Позже я помогу тебе. Я всегда очень хорошо помогаю женщинам. Но теперь, моя прелесть, развлеки меня. Разденься, наконец.

Хэзард подошел к кровати и уселся на нее, а Венеция начала послушно снимать сапоги. Он любовался изяществом ее движений и совершенством фигуры – чувственным изгибом спины, стройными ногами, полными грудями, которые чуть покачивались из стороны в сторону, когда Венеция переступала с ноги на ногу. Потом она выпрямилась, и по ее коже пробежала дрожь, хотя стоял жаркий день.

Хэзард нахмурился: его раздражала эта притворная нерешительность.

– Ты что, дразнишь меня, детка? Если так, то учти: я с тобой потом расквитаюсь. – Он не мог больше выносить собственное возбуждение и не собирался дольше ждать. – Подойди сюда. Придется и в самом деле помочь тебе.

Венеция послушно приблизилась, и Хэзард, протянув руки, притянул Венецию к себе поближе.

– Искусительница, – пробормотал он, быстро расстегивая пуговицы на ее брюках. – Ты очень, очень хороша, но для меня это слишком долго…

Мгновение – и брюки оказались на полу. Сердце Хэзарда бешено забилось при виде красивых длинных ног. Трясущимися пальцами он развязал ленту на кружевных панталонах, и последняя преграда упала на пол. Хэзард положил ладони на бедра Венеции и поставил ее между своих коленей. Она чуть слышно застонала и покачнулась в его объятиях. Поддержав ее, Хэзард прошептал, пародируя светскую беседу:

– Как мило с вашей стороны, что вы заехали навестить меня!

Теперь его пальцы ласкали внутреннюю поверхность ее бедра, пробираясь все выше с ловкостью подлинного знатока. Соски Венеции напряглись, и Хэзард чуть заметно усмехнулся. Когда же он коснулся влажного тепла ее лона, Венеция выдохнула:

– Нет! – И дернулась назад, шокированная его жестом.

– Нет? – переспросил Хэзард, поднял на нее глаза и покачал головой. – Ты не должна говорить «нет», дорогая. Это не предусмотрено контрактом. Запомни: только полная покорность, никакого сопротивления. Ты будешь делать все, что я захочу. – Он крепко обнял ее за бедра, и его проворный язык глубоко пробрался в потаенную щель. Венеция беспомощно забилась в его стальных руках, но ее движения только помогали Хэзарду забраться поглубже. За несколько мгновений Хэзард добился того, чтобы женщина задрожала и тяжело задышала.

– Вот так-то лучше, – пробормотал он, и его язык снова начал ласкать ее.

Венеция никогда не была близка с мужчиной, не знала такого возбуждения, которое пробудили в ней ласки Хэзарда, и она просто погрузилась в мир наслаждения. Потом Хэзард поднял голову и укоризненно сказал:

– Посмотри, что ты со мной делаешь.

Но Венеция не открыла глаз, и Хэзард решил, что она его даже не слышит.

– Посмотри, – прошептал он снова и накрыл ладонями ее соски.

Интонация или прикосновение сделали свое дело, но веки Венеции медленно поднялись. Она посмотрела вниз, прямо на предательскую выпуклость, натянувшую тонкую кожу штанов, и задрожала.

– Я хочу вас, мисс Брэддок. Вы же сами все видите, верно? – его голос лился, как раскаленная лава. – Я хочу всем телом ощутить вашу теплую кожу…

Ее взгляд не отрывался от его плоти, но обнаженное тело не шевельнулось, если не считать пробежавшей по нему легкой дрожи. Хэзарду вдруг пришло в голову, что его гостья внезапно передумала, решила, что продолжение для нее невозможно. Неужели, несмотря на полученные приказания, она поняла, что спать с индейцем выше ее сил? А ведь ее так легко возбудить, она готова была отдаться ему: ее тело говорило об этом красноречивее любых слов. Неужели расовые предрассудки не дадут ей совершить последний шаг? Это предположение разозлило его невероятно. Господи, вот перед ним стоит шлюха, у которой больше принципов, чем у тех белых женщин, с которыми он спал! Если бы он не испытывал такого презрения к ней, то наверняка нашел бы ситуацию забавной. Ее страх раздражал его, выводил из себя. Разумеется, он мог взять ее силой: ему никто не собирался мешать. Но Хэзард никогда не насиловал женщин и даже в гневе не находил подобную перспективу приятной.

Проклятье, не настолько сильно он нуждается в женщине! Пусть эта шлюха отправляется обратно к своим хозяевам.

Хэзард резко отстранился и холодно произнес:

– Давайте покончим с этой шарадой. Одевайтесь и убирайтесь вон. Скажите своим хозяевам, что вы все испробовали, но ничего не получилось. А у меня еще много работы.

Он отвернулся и вдруг услышал тихое, но решительное:

– Нет.

Удивленно приподняв черные брови, Хэзард снова посмотрел на стоящую перед ним женщину. Роскошное тело, вьющиеся рыжие волосы свободно рассыпались по белоснежным плечам, розовые соски вызывающе торчат, маленькие ручки сжаты в кулаки.

Неужели она просто не может вернуться назад, не занявшись с ним любовью? Или она боится своего покровителя еще больше, чем его? Женщина вдруг показалась ему уязвимой и страшно напуганной.

– Ох ты, черт возьми, – выругался Хэзард и взял ее маленькие ручки в свои. – Мне очень жаль, что они заставили вас пойти на такое. В этом нет никакой необходимости, честное слово. – Его бархатный голос звучал доброжелательно и, вне всякого сомнения, абсолютно цивилизованно.

Венеция Брэддок, которая всегда гордилась своим самообладанием и чья репутация в Бостоне была безупречной, вдруг почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.

Хэзард заметил капли на ресницах, увидел, как задрожали ее губы, и неожиданно почувствовал жалость. Он притянул женщину к себе, усадил к себе на колени и начал утешать:

– Все уже кончилось, не плачьте. Они не причинят вам вреда. Не могли же они в самом деле решить, что меня можно поймать на эту удочку!

Его рука нежно поглаживала ее обнаженную спину – так мальчик успокаивает обиженного щенка.

– Дело не в этом, – едва сумела выговорить Венеция.

Слезы уже текли по ее щекам. Как же объяснить ему все те непонятные, непривычные чувства, которые охватили ее? Разве он поймет это ощущение, когда кажется, что теряешь рассудок? Вовсе не управляющие горнорудной компанией заставляли ее дрожать и проливать горькие слезы. Их она не боялась. Венецию пугала та бездна, на краю которой она балансировала, полная незнакомых ей любовных удовольствий, которые сейчас заставляли ее желать именно этого мужчину – с такой силой, которая доселе не была ей знакома.

– А в чем же тогда? Расскажите мне, – мягко попросил Хэзард.

– Все слишком сложно…

Венеция тяжело вздохнула, опустила голову Хэзарду на плечо и внезапно почувствовала, что ее последние сомнения улетучились. Никогда еще ей не было так хорошо, никогда она не купалась в таком согревающем тело и душу удовольствии, никогда не ощущала каждую клеточку своего тела.

Услышав этот вздох, Хэзард мгновенно напрягся. Он понял, что женщина сдалась. Но что теперь? Насколько важно для него устоять и не поддаться ее чарам? Может быть, проще заставить ее одеться, вытолкать за дверь и не ввязываться в эту игру? Но тут ее теплые губы скользнули по его шее – ласково, призывно. Пришлось еще раз напомнить себе, что все это заранее спланировано, женщина подкуплена и ей за это неплохо заплатили. Проклятье! Хэзард просто не знал, как же ему следует поступить.

Венеция подняла голову, ее надушенные волосы оказались совсем рядом с лицом Хэзарда. Ее пальцы неуверенно погладили широкую мускулистую грудь, спустились вниз и замерли в нерешительности у пояса штанов.

Хэзарду показалось, что мир вокруг них тоже замер – до тех пор, пока ее рука не скользнула ниже и не легла на его возбужденную плоть. Хэзард судорожно вздохнул.

– Поцелуй меня, – на одном дыхании попросила Венеция, поднимая к нему лицо.

В мгновение ока Хэзард принял решение, отбросив в сторону все сложности, все возможные последствия. Теперь он точно знал, что ему делать. Он уложил Венецию на кровать и поспешно сбросил штаны и мокасины. Впрочем, нож в ножнах Хэзард положил так, чтобы ему легко было до него дотянуться.

Кровать была маленькой и узкой, рассчитанной только на одного человека. Пружины протестующе застонали, когда он накрыл Венецию своим телом и широко развел в стороны ее бедра. Его рот жадно приник к ее губам, а его мужское етестество устремилось к горячему отверстию внизу. Забыв о любовной игре, потеряв контроль над собой, Хэзард рванулся вперед, задыхаясь от желания, и с изумлением обнаружил на своем пути неожиданное препятствие. Это было абсолютно невероятно, но, судя по всему, в его объятиях оказалась девственница!

На мгновение Хэзард застыл, не двигаясь, а потом ничком рухнул на постель рядом с ней. «Чем я заслужил такое наказание?!» – обращался он ко всем известным ему богам.

– Почему ты остановился? – в отчаянии прошептала Венеция, горячими пальцами цепляясь, за его руку. Она задыхалась, но знала одно – он должен быть внутри ее.

Хэзард резко повернулся к ней.

– Ты девственница! – взорвался он.

– Разве для твоего народа это считается грехом? – голубые, широко раскрытые глаза удивленно смотрели на него.

– Нет, – уже спокойнее ответил Хэзард, вспоминая, насколько свободно разрешали заниматься любовью традиции его племени.

Венеция шевельнула бедрами – прелестное, старое как мир движение – и прошептала:

– Так что же тогда?

– Господь всемогущий! – прошептал в ответ Хэзард. – Где же они только тебя нашли?

Учитывая количество одиноких мужчин в Монтане, он не представлял себе, что в округе могла уцелеть хоть одна девственница.

– Я из Бостона, – прозвучал вежливый ответ. – Это тебе подходит?

Она потянулась к нему, все еще не понимая, что с ним произошло, но Хэзард отодвинулся как можно дальше.

– Сколько тебе лет? – с подозрением поинтересовался он, изо всех сил стараясь не смотреть на нее – такую доступную и зовущую. У нее было тело женщины, ему в голову не могло прийти, что она окажется девственницей!

– Не беспокойся, лет мне достаточно, – прошептала Венеция.

Ее рука решительно легла на бедро Хэзарда. Венеция отчаянно хотела его, а ей всегда удавалось заполучить то, что хочется. Однако Хэзард оттолкнул ее руку.

– Ответь на мой вопрос, черт бы тебя побрал.

– Девятнадцать.

«Возраст вполне подходящий», – говорила Хэзарду его ненасытная страсть. Но голос разума напоминал, что ему не нравятся девственницы, а следовательно…

Венеция вдруг прижалась губами к его губам, отметая прочь все «следовательно», ее теплый язык мягко проскользнул в его рот, и Хээард застонал и схватил Венецию за плечи. Он знал, что должен устоять, но в ту же секунду понял, что больше не может сопротивляться. Он только смог прошептать:

– Ты уверена, что не пожалеешь об этом?

Она кивнула. В ее глазах бушевало такое пламя, что Хэзард чувствовал его жар на своей коже.

– Что ж, надеюсь, что и я об этом не пожалею, – выдохнул он и накрыл ее тело своим.

Под ним лежало воплощение чьего-то злобного замысла, запретный, плод, но Джон Хэзард Блэк отбросил в сторону все моральные принципы и размышления о возможных последствиях. Он решил, что в жизни есть вещи, которые просто должны идти своим чередом, и приступил к тому, что удавалось ему отлично.

Венеция отдавалась ему со всей страстью неопытной юности. И Хэзард двинулся вперед – не грубо и не нежно, но решительно. Внезапно она вскрикнула, задохнулась и широко раскрыла глаза. Преграда была преодолена. Хэзард заглушил ее крик поцелуями, бормотал ей нежные слова на своем родном наречии и не двигался, пока слова любви не достигли ее сознания. Только после этого он начал медленно двигаться внутри ее, осторожно отступая и наступая снова, пока она не приняла его целиком. Й больше не захотела отпустить. Девственница мисс Брэддок издавала короткие стоны и легкие вздохи удовольствия, интуитивно отвечая на его движения.

– Теперь тебе не больно? – прошептал Хэзард ей на ухо.

– Всегда бывает так хорошо? – шепотом откликнулась она, и ее губы скользнули по его губам.

Не осталось ни скромности, ни застенчивости, ни неуверенности. Венеция цеплялась за него, ее бедра двигались в такт с его движениями, и Хэзард повиновался ей, утоляя ее желание. В своем нетерпении Венеция была эротичной, дикой и неукротимой, как лесной пожар. Хэзард ничего подобного раньше не испытывал. Когда он коснулся ее и она коснулась его, окружающий их мир исчез, оставив место только для неукротимого желания. Й они вместе подошли к пику наслаждения и вместе полетели в черную бездну утоленной страсти…

Лишь спустя несколько минут Хэзард обрел способность говорить. Легко целуя ее пылающие щеки, он пробормотал:

– Не женщина, а песня.

Венеция чуть пошевелилась и пальцами коснулась лица. Не говоря ни слова, глядя на него мечтательным глазами, она удовлетворенно вздохнула, а потом притянула к себе Хэзарда за плечи, и на ее лице появилась ослепительная улыбка.

– Я хочу еще… – неосторожно попросила она, уверенная в собственной власти.

– Разве ты не знаешь, что большинство мужчин не так быстро приходят в себя, как женщины? – усмехнулся Хэзард.

– Но я же чувствую твою силу! И потом, ты же не относишься к этому большинству, верно? – ее голос звучал глуховато и очень эротично. – Я хочу тебя сейчас!

– Это не всегда подчиняется приказам, мисс Брэддок. Вам придется еще многому научиться.

– Так научи меня! – прошептала она и подставила ему губы.

Это был агрессивный, властный поцелуй. В течение следующего часа они предавались своей страсти, как молодые животные, – с яростью и нежностью. Но Хэзард был великий знаток своего дела, и ему ничего не стоило полностью удовлетворить эту прекрасную женщину.

Хэзард лежал на боку в своей узкой постели и прижимал к себе Венецию, зарывшись лицом в золотисто-рыжие волосы.

– А ты отличный дипломат, – поддразнил он ее. – Если «Буль Майнинг» использует такие методы, тогда понятно, почему все кругом продают участки.

– Я только собиралась поговорить с тобой, – сонно пробормотала Венеция ему в плечо.

– Вы очаровательно ведете беседу, мисс Брэддок!

– Между прочим, меня зовут Венеция. А винить во всем следует вас, мистер Блэк. Вам когда-нибудь говорили, насколько вы преуспели в искусстве обольщения?

Хэзард скромно промолчал.

Венеция подняла голову и своими кошачьими сонными глазами в обрамлении длинных ресниц посмотрела в его непроницаемые черные глаза.

– Так говорили или нет? – негромко повторила она.

– Да, – ответил Хэзард и улыбнулся безыскусности ее вопроса.

– Ах, вот как… – удивленно пробормотала Венеция себе под нос и, встретившись взглядом с Хэзардом, вдруг поняла, какой была наивной. Огорченная собственной неловкостью, она быстро сменила тему: – Кстати, у тебя есть имя, или мне так и придется тебя называть мистер Блэк?

– У меня есть несколько имен, но большинство называют меня Хэзардом. Это просто.

– И это тебе нравится?

– Не слишком, – осторожно ответил Хэзард. – Но не сообщать же всем мое индейское имя. И без того многие рассматривают мое появление как вызов обществу.

– А правда, что за последнее время ты убил трех человек?

Хэзард нахмурился. Значит, она об этом слышала. Поразительно, что ей хватило смелости прийти к нему, несмотря на все эти истории.

– Они первыми напали на меня, – миролюбиво ответил Хэзард.

– А если бы Янси сегодня утром стал тебе угрожать, ты бы убил его?

– Только в том случае, если бы он поднял ружье и прицелился в меня.

– Некоторые из наших мужчин боялись, что ты убьешь меня, – заметила Венеция.

Хэзард рассмеялся.

– Зачем же мне было тебя убивать, когда жизнь подсказывала иное решение вопроса? И потом, – добавил он, – ты для меня не угроза, а только большое удовольствие.

– Но ты же подумаешь о продаже, правда, Хэзард? Тебе дадут хорошую цену за участки. Ты можешь попросить, сколько захочешь, я уверена, что тебе не откажут.

У тебя будут деньги, и ты долгое время сможешь жить без забот…

Когда Венеция направлялась сюда, она вовсе не думала о таком развитии событий. Последние несколько часов стали для нее фантастическим, необъяснимым водоворотом страстей и чувств, которые просто переполняли ее. Но Хээард казался разумным и щедрым человеком; она не сомневалась, что он согласится.

Однако Хэзард уже утолил свою страсть и теперь, глядя на лежащую рядом с ним женщину, вдруг отчетливо вспомнил о том, что именно привело ее в его хижину.

– Мои участки не продаются, – сказал он.

Его голос звучал очень ровно, лицо оставалось бесстрастным. Венеция приподнялась на локте и удивленно заглянула ему в лицо.

– Но почему?

Пауза явно затянулась; его холодные черные глаза с ледяным сарказмом разглядывали ее.

– А зачем мне их продавать? – обезоруживающе мягко спросил Хэзард.

От изумления Венеция даже села на кровати.

– Да ради денег, разумеется! – воскликнула она.

– Я не заинтересован в продаже моих участков, но я бы с удовольствием купил тебя. Мне следует вести об этом переговоры с «Буль Майнинг»? Или ты свободный агент?

– Я совершенно свободный агент, – презрительно бросила ему Венеция. – К тому же я дочь полковника Уильяма Брэддока.

Она произнесла это намеренно высокомерно, зная, как действуют на людей подобные слова. Так случилось и на этот раз. Хэзард был просто ошарашен. Все вокруг говорили о полковнике Брэддоке: этот человек возглавлял группу, скупавшую все золотоносные участки в Монтане. Хэзард и не представлял, что «Буль Майнинг» настолько нуждается в его участках. Скрывая свое удивление, он сухо произнес:

– В таком случае, я не думаю, что ты мне по средствам.

– А вы привыкли покупать женщин, мистер Блэк? – язвительно поинтересовалась Венеция.

– Признаться, ни разу не пробовал. Ты первая. Жаль, что твое горячее тело оказалось мне не по карману.

Венеция задохнулась от возмущения, ее рука взлетела, чтобы отвесить Хэзарду пощечину, но он оказался быстрее и стальной хваткой сжал ее запястья. Они оба тяжело дышали, ненавидя друг друга в эту секунду.

И тут снаружи прозвучал выстрел.

Бросив Венецию на постель, Хэзард отрывисто приказал:

– Оставайся здесь и не двигайся! – Он выбрался из путаницы простыней и голый осторожно подошел к окну. Какого же он свалял дурака, поверив этим ублюдкам! Его тело напряглось, но вокруг никого не было. – Это сигнал? – обратился он к Венеции.

– Я не знаю, – она покачала головой.

Хэзард повернулся к ней, его подозрения были явственно написаны у него на лице.

– Не двигайся, – повторил он, – или мне придется тебя убить. – Натянув кожаные штаны, Хэзард схватил ружье и подошел к двери. Его черные волосы были взъерошены, глаза сверкали, ноздри раздувались от гнева. Положив руку на задвижку, он обернулся к женщине и бесстрастно произнес:

– Если ты выйдешь из хижины, я тебя убью. Я не шучу. – Хэзард говорил холодно и грубо, как никогда раньше не разговаривал с женщинами. – Оставайся в постели и не высовывай голову. Если это часть твоего представления…

Не договорив, он в мгновение ока вылетел из хижины и захлопнул за собой дверь. Венеция даже не успела испугаться.

Джону Хэзарду Блэку не потребовалось много времени, чтобы довести свои планы до сведения мужчин, оставшихся у подножия холма. Он излагал свои мысли коротко и ясно, но в его голосе звучал гнев. Хэзард стоял высоко над ними, его силуэт четко вырисовывался на фоне летнего неба. Он казался черным, как дьявол, и способным на все. Никому из всадников не пришло в голову хотя бы на мгновение усомниться в том, что он говорил:

– Мои участки не продаются. Отныне я буду держать у себя мисс Брэддок как заложницу – просто на тот случай, если вы все-таки решите их у меня отнять. И убью ее при первой же подобной попытке. До свидания, джентльмены.

Отчетливо произнесенные слова долетели до хижины, и Венеция не пропустила ни одного из них. Ей стало страшно. Он собирается держать ее здесь?! Но он не может… Нет, почему же, он то как раз может. Венеция вылетела из кровати и была уже на полпути к двери, когда она распахнулась и Хэзард переступил через порог.

– Нет! Будь ты проклят, нет! – закричала она. – Я не собираюсь оставаться здесь!

Взяв со стола хлопковую рубашку, Хэзард набросил ее на Венецию.

– Я не спрашиваю твоего разрешения, – спокойно заметил он. – И, надо сказать, я тебя сюда не приглашал. Если бы тебе удалось справиться с типично женским желанием во все вмешиваться, то ты бы не стояла сейчас передо мной в чем мать родила и не оказалась бы моей заложницей. Вот куда вас завело вмешательство в мир мужчин, мисс Брэддок! Так что вините во всем себя. – Нахмурившись, он отвел от нее глаза и холодно приказал:

– Оденьтесь. Ваша нагота меня отвлекает.

От ее тела веяло теплом, соски великолепных грудей все еще оставались розовыми после его ласк. Обнаженная, дрожащая от ярости, Венеция Брэддок казалась Хэзарду невероятно соблазнительной. Господи, до чего же она хороша! Разгневанная, высокомерная, преисполненная презрения к нему… и все-таки такая зовущая. Хэзарду пришлось приложить усилие, чтобы взять себя в руки и не поддаться ее чарам. Как легко эта женщина нарушила его оборону! Хватило одного прикосновения ее пухлых губ…

Он повернулся к стене, чтобы повесить ружье, и в этот момент Венеция не выдержала. Вне себя от ярости, она обрушила на индейца поток ругательств:

– Ты ублюдок! Животное! Только варвары способны держать людей в заложниках! Ты не можешь так поступить.

Она наконец выдохлась и стояла перед ним бледная, напряженная, вцепившись пальцами в рубашку, которую он ей дал, явно отказываясь поверить в то, что происходит.

В глазах Хэзарда появился недобрый блеск.

– Господи ты боже мой, да ты просто дурочка! Я не могу? – он рассмеялся коротким неприятным смешком. – Но я уже это сделал, мисс Брэддок. И если вы дадите себе труд подумать, то сообразите, что вы больше не на востоке в окружении влиятельных друзей вашего папочки. Здесь только я один решаю, что я могу, что – нет. И пока мое ружье у меня в руках, я буду делать то, что захочу.

Наступила гробовая тишина. Венеция не могла понять, откуда в простом индейце такое чувство собственного достоинства. Именно это и раздражало ее больше всего.

– Мой отец тебя убьет, – наконец прошептала она. Ее пальцы, вцепившись в рубашку, дрожали.

– Не думаю… Ведь он же хочет, чтобы вы остались в живых. А я могу обещать вам весьма неприятное знакомство с моим ружьем, если только кто-то подойдет ко мне слишком близко. – Его взгляд вдруг стал тяжелым. – А теперь ну-ка живо надевай эту рубашку, ты, распутная, корыстолюбивая сучка! Иначе я тебя трахну прямо там, где ты стоишь: обнаженные женщины всегда оказывают на меня вполне определенное действие. Впрочем, – с насмешливой улыбкой добавил Хэзард, – ведь именно за этим ты сюда и явилась, не правда ли? Мне нет дела до этических норм компании «Буль Майнинг», и все-таки они впечатляют. Тебе велели переспать со мной три раза? Или четыре? Сколько стоит мой участок?

Венеции очень хотелось наброситься на него с кулаками, но она понимала, что это бесполезно. Торопливо натянув на себя рубашку и путаясь в пуговицах, быстро застегнула ее под пристальным взглядом суровых черных глаз. И тут Хэзард заговорил снова:

– Ладно, о цифрах поговорим в следующий раз. А пока нам надо установить правила поведения. Большую часть времени я провожу на улице, так что…

Лицо Венеции оставалось бесстрастным.

– Я убегу, – твердо сказала она.

– Возможно, вы этого не заметили, но на двери есть задвижка. Если вы начнете причинять мне неудобства, я буду вас запирать.

– Ты этого не сделаешь!

Хэзард медленно выдохнул и досчитал про себя до десяти.

– Я это сделаю, если вы будете упорствовать и попытаетесь сбежать.

– Я как-то не могу представить, каким образом ты сможешь заставить меня остаться, – высокомерно парировала Венеция: за свою недолгую жизнь она привыкла к тому, что все вокруг подчиняются ее приказам.

Хэзард бросил на нее холодный бесстрастный взгляд.

– Следовательно, у вас не слишком богатое воображение, мисс Брэддок. Я знаю немало способов заставить вас остаться. И многие из них не доставят вам удовольствия. Не стану вдаваться в подробности, а то испорчу вам аппетит.

– Ты способен ударить женщину? – изумилась Венеция.

– Разумеется, я приношу свои извинения, – ядовито произнес Хэзард, – но осмелюсь еще раз напомнить вам, что я вас не приглашал. При сложившихся обстоятельствах только от вас зависит то, как я буду с вами обращаться. Я рассчитываю только на то, что вы станете исполнять мои приказы.

– Ты просто проклятый тиран! – голос Венеции сорвался, и она в отчаянии закусила губу.

– Нет, я всего лишь пытаюсь защитить мои прииски. Тиран – это «Буль Майнинг», который скупает все участки подряд, стремясь закрепить свою власть. Но об экономике мы сможем побеседовать в другой раз. У меня все вечера свободны. А пока, – продолжал он ровным голосом, – я хочу очертить круг ваших обязанностей. Вам предстоит готовить, стирать и содержать этот дом в чистоте.

– Ты что, с ума сошел?! Я тебе не служанка! – это был ответ женщины, воспитанной в роскоши.

Хэзард пожал плечами.

– Если вы не подчинитесь, я заставлю вас очень об этом пожалеть. Раз вы все равно будете болтаться у меня под ногами, то должны хотя бы приносить пользу, – он смерил ее холодным взглядом, – всеми доступными способами.

– Но я не умею готовить! – Венеция даже не заметила в его словах скрытый подтекст. – Я могу только предложить гостю херес или бренди и поддерживать светскую беседу.

– Ну что ж, – любезно констатировал Хэзард, – значит, мы как следует напьемся, прежде чем вы научитесь вести хозяйство. Я уверен, что вы справитесь.

Венеция тяжело дышала, пытаясь успокоиться. Она все еще не могла поверить, что он говорит серьезно.

– Ты что, действительно собираешься держать меня здесь?

Джон Хэзард Блэк молча кивнул.

– И как долго? – резко спросила Венеция.

– Столько времени, сколько потребуется, чтобы убедить эту проклятую компанию, что я не собираюсь продавать мою землю, – ровным голосом ответил Хэзард.

И тут Венеция не выдержала:

– Я ненавижу тебя, дикарь проклятый! Все, что говорят об индейцах, это правда: у вас нет чести, нет достоинства, вы жестокие варвары…

В глазах Хэзарда полыхнуло яростное пламя. В мгновение ока он оказался рядом с ней и вцепился ей в плечи.

– Ты можешь презирать меня сколько тебе угодно, но я никому не позволю оскорблять мой народ! В моем маленьком племени больше чести и достоинства, чем во всех Соединенных Штатах. Абсароки защищают свои ценности и свои верования каждый день ценой собственной жизни. А вы, бледнолицые, только опошляете все, до чего дотрагиваетесь. – Он прерывисто дышал, его темные глаза стали ледяными, пустыми. – А теперь слушай меня, капризная девчонка, и слушай хорошенько. Ты будешь делать то, что тебе скажут, и тогда, когда тебе скажут. И если я услышу хоть еще одно бранное слово в адрес моего народа, – в его голосе вдруг зазвучала привычная ирония, – я так надеру твою роскошную задницу, что ты неделю, а то и больше не сможешь сидеть.

Мгновение они стояли, глядя друг на друга. Несмотря на то, что его последние слова прозвучали почти шутливо, Венеция только теперь поняла, что на самом деле он вовсе не шутит. Как бы то ни было, она решила не искушать судьбу и не заставлять Хэзарда приводить в исполнение его угрозы. Вызов погас в ее глазах, она молча опустила голову.

– Очень умно, котенок, – усмехнулся Хэзард. – Ты быстро учишься.

– Можно подумать, у меня был выбор, – ядовито заметила Венеция.

– Мексиканская ничья.

– Что это значит?

– Пока мы оба остались в живых. – Он неожиданно протянул руку и легко коснулся ее щеки. Венеция испуганно вздрогнула, но Хэзард только улыбнулся. – Как вы полагаете, мисс Брэддок, что благороднее – убийство из принципа или убийство ради выгоды? Впрочем, мы очень скоро это выясним. Нас с вами ожидает увлекательное приключение. Вы со мной согласны?

– Ты убийца, – негромко ответила ему Венеция. – Они были правы.

На мгновение его густые брови гневно сошлись на переносице, но потом Хэзард взял себя в руки. И заговорил очень спокойно, как всегда говорил в гневе:

– В данный момент меня куда больше волнует жизнь, но я готов встретить смерть.

– Ты собираешься умереть? – Венеция не могла поверить в то, что услышала. – Из-за этих участков?

– Я научился всегда ожидать самого худшего, имея дело с белыми. У них свое представление о цивилизованном разделении территории. И я редко ошибался.

– Наша компания совсем другая! – с негодованием воскликнула Венеция. – Мой отец и его друзья никогда никого не убивали!

– Вы можете считать и так, но я придерживаюсь другой точки зрения, – просто ответил Хэзард. – Идеализм простителен молодой женщине, но не индейскому воину. Как бы то ни было, я собираюсь доставить им побольше неприятностей. Я не хочу продавать мои участки.

– Значит, ты просто дурак, – парировала Венеция с прежним высокомерием.

– Можете думать как вам угодно. Я уже не в том возрасте, когда надо кому-то что-то доказывать. У меня свои причины, чтобы любой ценой сохранить мои участки. И я буду за них сражаться, если понадобится.

– Даже если тебе придется снова убивать? Венеция вдруг почувствовала, что не боится его. Этот грозный индеец неожиданно показался ей совсем не опасным, а просто очень усталым. Хэзард глубоко вздохнул.

– Не будьте так наивны, мисс Брэддок, – ответил он с холодной иронией. – «Буль Майнинг» – это не ангелы с крылышками. Идет игра не на жизнь, а на смерть. Победитель станет очень богатым человеком, проигравший получит свободный пропуск на тот свет.

Хэзард отошел от нее к маленькому оконцу возле двери. Его чеканный профиль отчетливо проступил на фоне сияющего неба. Группы мужчин уже не было у подножия холма, но Хэзард не питал никаких иллюзий по поводу методов компании «Буль Майнинг». Он видел, как они приходили и так или иначе отбирали землю у владельцев, не мучаясь угрызениями совести, не испытывая жалости. Он видел, как они прибирали к рукам власть, видел их алчность, отсутствие идеалов И желание уничтожить противника, а не договориться с ним. Хэзард знал, что им помогают и местные власти, не слишком обремененные совестью и социальной ответственностью. Но Хээард умел сражаться так же безжалостно, как и они, и не собирался уступать свои участки. Он верил, что найдет на них золото, которое необходимо его народу. Хэзард был наследником своего отца, его готовили к этому многие годы, и теперь, после смерти отца, он принял на себя ответственность за своих соплеменников.

Отец Хэзарда всегда смотрел правде в глаза и понимал, что рано или поздно земли его народа затопит цивилизация. Спокойно наблюдать, как земли абсароков прибирают к рукам, он не мог, но при этом сознавал, что глупо воевать с Вашингтоном. Вот почему Хэзард отправился на учебу в Гарвард. Он должен был воплотить в жизнь мечты отца. Он должен был получить практические знания мира белых, чтобы его племя смогло приспособиться к неотвратимому изменению условий жизни. А когда его отец умер, Хэзард занял его место, чтобы служить племени, пока за ним не придет смерть. Он был гордым человеком, понимал свой долг и призвание, свое служение людям.

План Хэзарда был прост: абсароки должны мигрировать на пока еще безопасные земли, куда не протянулась алчная рука белого человека. Но для этого нужно было много золота, и Хэзард надеялся, что у участков 1014 и 1015 большое будущее. Они смогут обеспечить безопасность его народа. Хэзард всегда уважал власть духов, лекарственных трав и заклинаний, но, когда речь шла о борьбе с белыми, он предпочитал власть золота.

Итак, он хотел сохранить свою землю, рискуя всем, и что-то подсказывало ему, что строптивая мисс Брэддок станет для него наилучшей страховкой. Помимо всего прочего, не стоит забывать и о том, как эта леди отзывчива в постели. А значит, следующие месяцы обещают быть весьма интересными… Если, конечно, они останутся в живых.




6


Когда звезды засияли на ночном небе, Хэзард заставил Венецию улечься на узкую кровать, привязал ее к себе за руку и за талию и, к собственному удивлению, проспал всю ночь как убитый – впервые за последние пять дней.

Венеция же, наообррот, долго лежала без сна, прислушиваясь к его ровному дыханию. Она отчаянно возражала против того, чтобы Хэзард ее привязывал, но постепенно тепло мужского тела, прижавшегося к ней, наполнило ее ощущением странного покоя, и не обращать на это внимания Венеция не могла. Она осторожно повернула голову и, не заметив никаких перемен в глубоком сонном дыхании Хэзарда, стала его рассматривать.

Ее внезапно поразила его невероятная красота и благородство черт. В нем, спящем, было нечто величественное. Венеция наблюдала за игрой теней на высоких скулах, мысленно провела кончиком пальца по красиво вылепленному носу с трепетными ноздрями. Его скульптурный рот был необыкновенно чувственным, и ей вдруг безумно захотелось, чтобы он снова поцеловал ее… Как бы то ни было, сейчас она не замечала в нем ничего враждебного. Только усилием воли ей удалось сдержать себя и не обвести пальцем четко очерченные губы. Венеции даже пришлось сжать руку в кулак, чтобы устоять. Неожиданно его густые длинные ресницы дрогнули, и Венеция испугалась, что сейчас веки поднимутся и Хэзард вперит в нее гипнотический взгляд своих непроницаемых черных глаз. Но он лишь легко вздохнул, и его пальцы бессознательно сжали кожаный расшитый ремень, который связывал их запястья.

Рассматривая лежащего рядом человека, впитывая в себя звуки и запахи, наполнявшие хижину в горах, Венеция неожиданно для себя увидела совершенно другого Джона Хэзарда Блэка. Не чувственного мужчину-соблазнителя, каким он предстал перед ней в ночь бала, не безжалостного убийцу, каким он казался окружающим его людям, и даже не «кровожадного индейца-варвара». Венеция видела перед собой человека, уязвимого во сне, как ребенок. И в его редкой внешней красоте вдруг проступила красота души – благородство, непреклонность, бесстрашие перед лицом любой опасности. Ведь Джон Хэзард Блэк противопоставил себя одному из самых мощных горнорудных картелей в мире – и не собирался сдаваться.

Но позже, в полудреме, когда разум борется с чувствами, Венеция вдруг ощутила новый прилив гнева. Какое непоколебимое высокомерие, какая наглость! Как он только посмел сделать ее своей заложницей!

– Ты не имеешь права держать меня здесь! – это были первые слова, которые услышал Хэзард, как только лучи солнца начали пробиваться в окошко хижины.

Он негромко выругался, повернулся на бок, еще весь во власти сна, и кожаный ремешок, связывавший их, натянулся. Это движение заставило Венецию с силой прижаться к его спине. Он едва расслышал слабый вздох, почувствовал, как женщина застыла, а потом наступила тишина. «Благословенная тишина», – подумал Хэзард, вспоминая вспыльчивый характер мисс Брэддок.

Она снова повторила свои слова. Хэзард обернулся через плечо и встретился с ненавидящим взглядом ее голубых глаз.

– Мне жаль, – искренне пробормотал он, потому что давно уже понял, насколько сложнее стала его жизнь с появлением в ней некоей мисс Венеции Брэддок.

– Жаль? Тебе жаль? – воскликнула Венеция, и на Хэзарда обрушился целый поток яростных презрительных слов.

– Хватит! – взорвался он, наконец, выведенный из себя, но Венеция Брэддок не собиралась останавливаться.

Выход был только один – заткнуть ей рот. И Хэзард сделал это самым приятным для себя способом: просто-напросто накрыл губами ее губы.

К его удивлению, Венеция не стала сопротивляться. Она лежала рядом с ним – такая теплая, мягкая, податливая, – и Хэзард, развязав ремешок, соединявший их запястья, погрузил пальцы в густую массу рыжих кудрей. Он держал ее голову, словно драгоценный дар, пока его губы и язык исследовали сладостные глубины ее рта.

Хэзард просто не мог с собой справиться. Да и не хотел. Женщина была рядом и не сопротивлялась. На какое-то короткое мгновение ему вдруг показалось, что на самом деле он всегда мечтал именно об этой женщине. Венеция приводила его в восторг и согревала душу. Но как только он оторвался от ее губ, идиллия была тут же нарушена.

– Ты… ты… животное! – выпалила Венеция и завертела головой, пытаясь высвободиться из его пальцев. Ее глаза сверкали. – Ты ужасный, кошмарный…

– …дикарь, – услужливо подсказал Хэзард и снова поцеловал ее.

На этот раз его поцелуй был более властным. Он вспомнил все, чему научился за долгие годы, и благословил приобретенный опыт: во второй раз его искусные губы надолго заставили Венецию замолчать. Когда Хэзард снова поднял голову, она задыхалась и дрожала. С ее губ сорвался жалобный шепот:

– Я не хочу! Этого никогда больше…

– По утрам не будет, – прошептал Хэзард с улыбкой. – Ты права, моя радость. Я постараюсь как можно быстрее препроводить тебя на кухню, – его улыбка стала еще шире, – чтобы ты приготовила мне завтрак. Ты готова начать отрабатывать свое пребывание здесь?

Он прижал ее к себе крепче. Кожаный ремень по-прежнему соединял их талии, и Венеция не могла понять, задыхается она от возмущения или от нестерпимого желания, которое вновь, несмотря ни на что, пробудилось в ней.

Между тем Хэзард провел ладонью по внутренней стороне ее бедра – очень медленно, гипнотизируя, ожидая, когда она сама попросит большего. И когда она выгнулась ему навстречу, его тонкие пальцы скользнули в ее лоно. Венеция вскрикнула и потянулась к нему, ее руки крепко обхватили его за шею.

Хэзард чуть приподнялся и заглянул в прелестное раскрасневшееся лицо:

– Так готова начать отрабатывать? – повторил он. Его пальцы продолжали двигаться, и Венеция стоном отвечала на каждое медленное движение. Он склонился ниже и прошептал возле самого ее уха:

– Скажи мне «да», моя избалованная, капризная девочка! – Его пальцы нырнули еще глубже, и Венеция ногтями вцепилась ему в плечи. – Скажи, что ты будешь для меня готовить.

Его пальцы остановились, и Венеция поспешно прошептала:

– Да.

– И будешь убирать здесь?

– Да, – выдохнула она.

– И будешь делать все остальное? – О, прошу тебя… Да!

Его пальцы перестали ее ласкать; он приподнялся на локтях, а потом осторожно опустился на нее.

Венеция застонала от удовольствия, когда Хэзард вошел в ее жаждущее лоно.

«Откуда он знает, – думала она с дрожью стыда, выгибаясь ему навстречу, – что я так отчаянно хочу его?»

Спустя час, когда кожаный ремешок был уже давно развязан нежными пальцами, когда Джон Хэзард Блэк удовлетворил свою пленницу столько раз, сколько может нормальный мужчина, он поцеловал ее напоследок, встал с кровати и произнес:

– Я собираюсь искупаться в ручье позади хижины. Не хочешь составить мне компанию?

– А вода там холодная?

– Бодрящая.

– Я знаю, что такое горные ручьи. Нет, спасибо. Хэзард улыбнулся.

– Как хочешь. Завтрак через десять минут.

– Ты меня приглашаешь?

– Не совсем. Назовем это… тактично изложенной просьбой. – Он заметил, как Венеция упрямо вздернула подбородок, и, нагнувшись, коснулся большим пальцем ее капризно надутых губ. – Расслабься, красотка. Я же не людоед.

– Тогда отпусти меня! – торопливо проговорила Венеция. Она боялась оставаться с ним – но ее страхи никоим образом не были связаны с золотоносными участками.

Хэзард чуть прищурил свои непроницаемые черные глаза.

– Я бы с удовольствием отпустил тебя, если бы мог, – спокойно ответил он. – Но битва только начинается. Я боюсь, что теперь уже слишком поздно.

Ты говоришь серьезно?

Хэзард ответил не сразу.

– Судя по всему, ты в своей жизни не знала невзгод, красотка. Придется привыкать. Они собираются убить меня, и мне это кажется серьезным. Вот почему ты здесь. И вот почему тебе придется остаться. – На его лице вдруг появилась белозубая улыбка, смягчившая неприятный осадок от его слов. – Я люблю яйца всмятку.

Он вышел совершенно бесшумно, а Венеция так и осталась лежать, совершенно сбитая с толку. Но ведь люди не убивают друг друга из-за крохотной полоски земли в горах! И, уж во всяком случае, этим не занимаются ее отец и его друзья. Или она ошибается? В первый раз за все время тревожный холодок закрался ей в душу.

Завернувшись в простыню, Венеция подошла к окну, выглянула на улицу и с трудом разглядела Хэзарда за густыми елями. Он плавал в небольшом пруду, который соорудил сам, перегородив камнями горный ручей. Солнце сверкало на его иссиня-черных мокрых волосах. Иногда он нырял, потом выныривал через несколько ярдов, отряхивался, и вода летела во все стороны хрустальными брызгами.

Когда Хэзард вылез из воды и направился к хижине, являя собой воплощение силы и мужественности, Венеция пошла к двери, чтобы поприветствовать его на пороге. В конце концов, она на самом деле его пленница, а раз так, ей следует быть вежливой.

Венеция толкнула дверь. Та не поддалась. Она посильнее нажала на нее, но тщетно. Венеция выругалась. Чертов сукин сын! Он ее попросту запер! Этого она почему-то не ожидала…

Хэзард вошел в хижину, оглядел пустой стол, нахмурился и быстро натянул узкие кожаные штаны и мокасины. – Так ты все-таки не приготовила завтрак?

Венеция стояла спиной к нему и безучастно смотрела в окно. В ответ на его слова она даже не пошевелилась.

– Не требуется ничего изысканного, – спокойно добавил Хэзард.

– Ты меня запер! – Венеция резко повернулась к нему, ее щеки горели от гнева, руки вцепились в простыню, прикрывающую обнаженное тело.

– Я не могу рисковать, когда речь идет о моих участках, – пояснил Хэзард. Когда-нибудь, возможно, он и сможет объяснить ей, как много было поставлено на карту. Все зависит от того, как будет развиваться их… дружба. – В этом нет ничего личного – просто правила военного времени. Так я могу надеяться на то, что ты подашь мне завтрак? – Тон был вежливым, но твердым.

– А если я отвечу «нет»?

– Мне бы хотелось, чтобы ты этого не делала.

– А мне бы хотелось не быть заложницей.

– Снова ничья, мэм, – усмехнулся Хэзард. – Ваш ход.

– Я не умею готовить, я же тебе уже говорила!

– А я говорил, что помогу тебе, – терпеливо, как маленькому ребенку, ответил Хэзард.

– Я не знаю, что готовить, – призналась Венеция.

– А что ты обычно ешь на завтрак? – вежливо поинтересовался Хэзард.

– Горячий шоколад и клубнику, – ответила Венеция таким тоном, словно это само собой разумелось.

– Каждый день?

– Каждый день.

– Даже зимой? – спросил Хэзард, уже догадываясь, какой услышит ответ.

– Папа импортирует клубнику. А ты что, против? – ядовито поинтересовалась она.

У Венеции вдруг появилось ощущение нереальности происходящего. Как могло случиться, что она, Венеция Брэддок, ведет этот совершенно невероятный разговор в такую рань с совершенно чужим человеком, прожившим всю свою жизнь под открытым небом? Этот темнокожий индеец, несмотря на его светский тон и акцент, все равно остается варваром! И он еще добивается, чтобы она готовила для него!

– Да нет, отчего же, я не против, – совершенно невозмутимо ответил Хэзард. – Я полагаю, что твой отец вносит большой вклад в экономику Бостона. Меня вполне устроит горячий шоколад, – добавил он таким тоном, словно в этом была вся проблема. – Что касается клубники, то, может быть, соседский мальчишка наберет для нас днем каких-нибудь ягод. Ну, а для начала попробуй приготовить омлет. – Он обезоруживающе улыбнулся, и Венеция улыбнулась ему в ответ.

Хэзарду пришлось научить Венецию, как разжечь огонь, показать, где он держит воду и где хранятся продукты. Чтобы не смущать ее, он деликатно вышел, а Венеция, тяжело вздохнув, оделась и принялась за готовку.

Когда Хэзард вернулся, хижина была полна дыма. Венеция виновато посмотрела на него и показала на сковороду с безнадежно подгоревшим омлетом.

– Мне очень жаль, – чуть слышно пробормотала она.

– Ничего страшного, – учтиво отозвался Хэзард. – Придется на завтрак довольствоваться хлебом с маслом – только и всего.

– Это, вероятно, долго не продлится, – торопливо вставила Венеция и пояснила, когда брови Хэзарда взлетели вверх от удивления: – Я имею в виду готовку. Я уверена, что папа очень скоро убедит остальных оставить тебя в покое.

– Хорошо, – ответил Хэзард, хотя сам думал иначе. Он прекрасно знал: когда речь идет об очень крупных деньгах, на это рассчитывать не приходится. А в данном случае на карту было поставлено целое состояние.

Доев последний кусок, Хэзард встал из-за стола.

– Благодарю за завтрак. Я вернусь к полудню на ленч. – На полпути к двери он обернулся: – Кстати, тебе ведь, наверное, нужно выйти: ты со вчерашнего дня не покидала хижину. Как-то я раньше об этом не подумал…

– А ты, разумеется, пойдешь со мной и будешь наблюдать?! – возмущению Венеции не было предела.

Повисла мгновенная пауза, потом Хэзард тряхнул все еще влажными волосами и расхохотался.

– Неужели в Бостоне так принято, мисс Брэддок? Конечно, я могу посмотреть, если это доставит вам удовольствие, – насмешливо добавил он.

Венеция одарила его ледяным взглядом.

– А у меня есть выбор?

– К сожалению, не слишком комфортный, – нежно ответил ей Хэзард.

Венеция рванулась мимо него к двери, а Хэзард остался в хижине, но начал считать про себя. Если она не вернется, когда он досчитает до двухсот, то ему придется выйти и начать искать ее. Теперь, когда он взял заложницу, о покое можно было забыть…

Хэзард досчитал до ста девяносто трех и уже потянулся к кобуре, когда услышал ее шаги по гравию с северной стороны хижины. Он быстро вложил оружие в кобуру, но не стал ее застегивать: враги вполне могли устроить внизу засаду. Однако когда Венеция вошла в маленькую комнату, в его голосе не было и тени недоверия:

– Ну, как тебе понравились мои удобства на улице? Венеция строго посмотрела на него. Неужели он над ней издевается? Но улыбка Хэзарда казалась абсолютно искренней, и она не стала на него обижаться. Когда Хэзард был таким, на него невозможно было сердиться.

– Оттуда открывается великолепный вид.

– Я не сомневался, что тебе здесь понравится. Мы, абсароки, дали этим местам свое название. В буквальном переводе оно означает «Наши сердца радуются».

Услышав, как Хэзард произнес это на родном наречии, Венеция постаралась повторить и смутилась, перепутав последние несколько слогов. Неожиданно теплое чувство затопило душу Хэзарда. Он никогда не слышал, чтобы белые женщины говорили по-индейски.

– Если бы ты научилась выговаривать так же мило простое английское слово «да», мы бы с тобой отлично поладили, – назидательно произнес он.

Венеция нахмурилась:

– Ты сам все время выводишь меня из терпения!

– Для женщины ты слишком упряма и своевольна, – парировал Хэзард, не желая признаться даже себе, что его больше всего возбуждает в ней именно это.

– Для женщины, для женщины… – Венеция начала злиться. – Какое, черт возьми, это имеет отношение к происходящему?

– Все очень просто. Я, как и вы, немало попутешествовал по этому континенту, мисс Брэддок, и успел заметить, что мир принадлежит мужчинам.

Он протянул руку, снял с крючка кожаную рубаху и уже переступил через порог, когда о сосновую притолоку ударилась фарфоровая чашка. Хэзарду пришлось поневоле отметить отличную меткость Венеции: чашка пролетела всего в дюйме от того места, где только что была его голова.

– Ленч в полдень, – напомнил он своей пленнице и, задвигая засов, услышал, как о дверь одна за одной разбиваются тарелки.

Венеция стояла посреди усеянной осколками комнаты и обзывала Хэзарда всеми непотребными словами, которые только смогла вспомнить. И не потому вовсе, что Джон Хэзард Блэк, в самом деле, был таким, а просто потому, что он стал первым человеком в жизни избалованной Венеции Брэддок, который осмелился ей приказывать.

– Мы еще посмотрим, кто кому будет приказывать! – прошипела она в тишине горной хижины. – Мы еще посмотрим, кто кого!




7


Когда Хэзард вернулся, ему пришлось смотреть под ноги, чтобы не наступить на осколки чашек и тарелок, а потом вытаскивать такие же осколки из бруска масла. Второй раз за день ему пришлось удовольствоваться хлебом и маслом. Он проглотил скудный ленч под осуждающим взглядом голубых глаз Венеции и объявил:

– А теперь, красотка, тебе придется все здесь убрать.

– И не подумаю! После того, как ты… – начала, было, Венеция, но суровый голос хозяина дома резко оборвал ее.

– Нет уж, сначала послушай, а потом я разрешу сказать тебе.

Венеция поджала губы, но замолчала. Впрочем, что ей еще оставалось? Она чувствовала себя абсолютно беспомощной перед этим странным человеком.

– Раз между нами существует определенное… соглашение, – начал Хэзард, – я предлагаю вести себя цивилизованно, насколько это возможно. Принимая во внимание весьма скромные условия этой хижины, разумеется. – Он не нервничал, говорил совершенно спокойно и даже снисходительно, но голос его звучал твердо. – Я не собираюсь жить посреди подобного хаоса, поэтому ты должна все здесь убрать. И хватит об этом. Гораздо важнее другое. Я понимаю, что сложившаяся ситуация может отразиться на твоем будущем, а мне бы этого не хотелось. Меня извиняет только то, что не я все это затеял. Я этого не добивался и ни о чем таком не просил. – Он пожал плечами. – Но, к несчастью, так случилось, и ты теперь являешься моей страховкой против махинаций «Буль Майнинг». Однако я полагаю, что нам… гм… следует избегать такой близости, которая имела место вчера. У нас деловое соглашение, и я бы предпочел…

– Тебе незачем продолжать, – прервала его Венеция. Ее голос звучал так же холодно и отрешенно, как и голос Хэзарда. – Мы действительно оказались в крайне неловкой ситуации, и твое предложение – наилучший выход. Мне дорога моя репутация, и я очень жалею о том, что здесь произошло прошлой ночью.

Ее согласие вызвало в Хэзарде противоречивые чувства, хотя он по-прежнему считал, что они должны установить между собой определенную дистанцию. А Венеция между тем продолжала:

– Обещаю вам, мистер Блэк, что отныне буду контролировать свои поступки и больше не причиню вам беспокойства. – Она встала со стула и тряхнула рыжими кудрями. – А главное – я буду день и ночь молиться, чтобы папа как можно быстрее договорился с вами.

– Аминь, мисс Брэддок, – поспешно согласился с ней Хэзард. – Я тоже буду об этом молиться.




8


А в это время полковник Брэддок следовал по горной тропе за проводником – индейцем из племени баннаков. План Брэддока был прост: добраться до сородичей Хэзарда и найти среди них посредника, который помог бы ему спасти свою дочь.

Ужасный ультиматум Джона Хэзарда Блэка вселил ужас в душу полковника. Венеция была для него смыслом жизни, его миром, и он отдал бы все, чем владел, только бы спасти ей жизнь. Его любовь к дочери не знала никаких границ с того самого момента, как он впервые увидел малышку – хрупкое, розовое, абсолютно невинное создание. В тот же день Билли Брэддок поклялся себе, что его дочь никогда не узнает ужасов нищеты, нелюбви и презрения, пережитых им самим в сиротском детстве. И полковник Брэддок никогда не жалел ни времени, ни денег, чтобы исполнить свою клятву.

Отец и дочь стали неразлучными, еще когда девочка даже не научилась ходить: одну из комнат на верхнем этаже здания компании Брэддока в деловом квартале Бостона оборудовали под детскую. Это послужило огромным облегчением Миллисент Брэддок, которая воспринимала материнство как неприятную помеху ее светской жизни. Так что Венеция с самого начала росла под любящим взглядом своего отца.

К четырем годам ее волосы уже приобрели свой неподражаемый рыжий цвет. Тогда-то отец и прозвал ее Огоньком, несмотря на крайнее неудовольствие матери по поводу этого совершенно неподходящего прозвища. Впрочем, еще задолго до этого ее мать потеряла к дочери всякий интерес.

Она с радостью приняла условие высшего света, предписывающее не замечать детей до тех пор, пока они не станут взрослыми настолько, чтобы появиться в обществе. К этому времени, разумеется, между матерью и дочерью образовалась пропасть непонимания, так что ни о каких близких отношениях не могло быть и речи.

Венеция оставалась дочерью своего отца, а это убивало всякую надежду на появление хотя бы дружеских чувств у двух женщин из семьи Брэддоков. Дело в том, что Миллисент Хаттон в свое время вышла замуж исключительно по расчету, отдав свою хрупкую красоту и старинное виргинское имя за самое большое состояние, которое тогда было на рынке женихов. С ее точки зрения, она не была обязана ни любить Уильяма Брэддока, ни уважать его, и после свадьбы сочла свою миссию выполненной. Не успел кончиться медовый месяц, как Билли Брэддок понял, что совершил кошмарную ошибку. Но его молодая жена к тому времени уже мучилась от утренних приступов тошноты.

Они немедленно вернулись в Бостон и, тактично избегая любых разногласий, начали жить каждый своей жизнью. Они лишь изредка встречались за ужином, когда оба случайно оказывались вечером дома, и очень редко вместе посещали светские приемы. Это был брак, лишенный всяческих эмоций, поэтому Билли Брэддок отдавал всю свою нерастраченную нежность единственной дочери.

Перед тем как отправиться в путь, полковник приказал своим товарищам ни при каких обстоятельствах не приближаться к участкам Хэзарда до тех пор, пока он не вернется с представителем его клана. Индеец на горе явно не шутил, и поэтому Брэддок готов был предложить ему все, что угодно, только бы освободить Венецию. Он боялся только одного: вдруг на этот раз денег окажется недостаточно…

Взволнованный, не находя себе места от тревоги за дочь, Билли Брэддок гнал лошадь вперед и даже отказался разбить лагерь, чтобы переночевать. Они ехали без остановки уже шестнадцать часов, и для мужчины его возраста это было суровым испытанием. Последние два часа Брэддок держался в седле только усилием воли.

Наконец проводнику пришлось предупредить его, что лошади собьют ноги, если они не остановятся, и тогда им придется идти пешком. В эту ночь луна пряталась за тяжелой тучей, и лошадь уже дважды спотыкалась, так что полковник Брэддок неохотно согласился остановиться. Наскоро пожевав что-то вместо ужина, он пролежал без сна всю ночь, дожидаясь первых лучей солнца.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=137542) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.