Белые лисы Брайан Джейкс Рэдволл #11 Племя Белолисов наводило страх на обитателей Страны Цветущих Мхов не только жестокостью и коварством, но и удивительной способностью становиться невидимыми. В аббатстве Рэдволл слышали об этих зверях, но никто не думал, что придется с ними вести войну. Брайан Джейкс Белые лисы КНИГА ПЕРВАЯ ВЫХОД АКТЕРОВ ГЛАВА 1 Вечно одинокая на звездном небе луна, похожая на круглый щит из светлого янтаря, заливала землю бледным светом. Легкий ветерок, родом откуда-то из-за моря, лениво пробираясь по Лесу Цветущих Мхов, приносил с собой долгожданную прохладу после удушающей жары летнего дня. Гром Быстроглаз сидел на толстой ветке поваленного ясеня и наслаждался прохладой летней ночи. Совсем не похожий на обычную белку – чуть ли не в два раза выше, чем прочие его соплеменники, он отличался от них еще и тем, что мех у него был темного, терракотового, цвета, удивительно длинный и густой. Вдобавок ко всему в его внешности по контрасту с небольшим телом поражал огромный пушистый хвост. Однако густой мех скрывал сильные мускулистые лапы и упитанный животик, за который мать постоянно его ругала. Глаза у него почти всегда были полуприкрыты, из-за чего создавалось неверное впечатление, будто Быстроглаз большую часть времени дремлет. Однако тех, кто его знал, никогда не обманывал этот сонный и ленивый вид. Его знали как опасного воина – быстрого, сильного и к тому же отличного тактика, который всегда выбирал для битвы наилучшую позицию. Но в то же время Гром Быстроглаз мог быть и совсем другим: не безжалостным воителем, а послушным сыном, любящим мужем и нежным отцом. И именно таким он и был для своей матери Эллайо, жены Римрозы и дочери Песни Ветра, отец называл ее «светом очей». Как раз сейчас в глубине леса все они спокойно спали в палатке, с которой всегда путешествовали по лесам и полям. Из-под полуприкрытых век Гром внимательно осматривал окрестности, ничего не пропуская. Между толстых и корявых дубов рос дикий щавель, на ветру легонько покачивались его верхушки – розовато-желтые цветы; усыпанный оранжевыми ягодами аронник и зеленые метелки осоки кивали в такт ветерку. В лесу слышался лишь звон ночных насекомых, которые с наступлением сумерек выбрались из своих укрытий и теперь выписывали сложные зигзаги и круги, пролетая между веток орешника или огибая ствол платана. Откуда-то из гущи ветвей зазвенела трель соловья. Гром просвистел ответ на своей свирели, не обращая внимания на то, что со спины к нему подкрадывается какой-то зверь. Он только моргнул, чтобы согнать слишком надоедливую мошку. По легким и осторожным шагам он уже давно понял, кто к нему подбирается. Гром кашлянул: – Ну, детка, я тебя слышу. Никак не заснуть, а? Его дочь – Песня Ветра – влезла на поваленный ясень и соскользнула с дерева уже рядом с отцом. – Никто к тебе не подкрадется незаметно, Быстроглаз. Фью! Сейчас слишком жарко, и мне не уснуть, да и бабуля храпит, словно целое семейство ежей после сытного обеда. Быстроглаз подмигнул: – Ха! Кто бы говорил! Послушать, как ты иногда храпишь по ночам, так сразу ясно – все попытки твоей бабушки перехрапеть тебя совершенно бесполезны! Юная белочка шутливо пихнула отца в бок: – Я не храплю! Молодые белки никогда не храпят, спроси маму! Гром насмешливо фыркнул: – А твоя мама еще громче вас обеих, вместе взятых. Соловей снова залился песней. Гром поднес к губам свою свирель. – Послушать его, так только он один во всем свете и умеет петь. А ну-ка, Песенка, покажи ему! Никто из многочисленных знакомых симпатичной белочки никогда не называл ее полным именем – Песня Ветра. Гром сыграл короткое вступление, и вот зазвенел чистый и ясный голос Песенки. Он звучал так нежно, что по щеке ее отца скользнула слеза. Каждый раз милый голос дочери трогал его до слез, хотя Гром, конечно, старался этого не показывать. Наконец последние звуки песни замерли вдалеке, и Гром, отложив в сторону свою свирель, незаметно провел лапой по глазам, чтобы осушить непрошеные слезы. Песенка слегка подтолкнула его локтем: – Большой сильный воин, а? Опять плачешь как маленький. Ее отец громко хлюпнул носом и, глядя куда-то в сторону, сказал: – Вот еще глупости! Выдумала тоже! Просто мне мошка в глаз попала, не мог же я ее вытаскивать и одновременно играть тебе. Вот и пришлось ждать, пока ты закончишь петь. А в это время в другой части леса две лисицы крадучись пробирались вперед, прислушиваясь к нежной мелодии, которая отчетливо звучала в затихшем ночном лесу. Оба зверя были удивительно похожи, и не только внешне – ведь они были братом и сестрой, но походили они друг на друга и во многом другом. Эскрод и его сестра Вэннана принадлежали к племени Белолисов; как понятно из самого названия, у всех лис этого племени шкура была серебристо-белого цвета с сероватыми и темными пятнами, а глаза казались почти прозрачными, как вода в ручье. Они носили маскировочные плащи темно-коричневого цвета с зелеными камуфляжными пятнами. Эскрод чуть слышно, почти не раскрывая рта, прошептал сестре: – Никогда не слышал ничего подобного! Даже птицы поют не так красиво! Вэннана, сощурив глаза, посмотрела на луну: – Да, братец, твоя правда, И такой голосок куда лучше звучал бы при дворе нашей матери – королевы Сильф. Пойдем-ка посмотрим, кто там так поет. И через секунду обе лисицы исчезли, словно растаяли в вечернем лесу, полном теней и шелеста. Песенка сорвала метелку осоки и пощекотала ею ухо отца. – Ах ты, старый неженка! Сыграй-ка что-нибудь повеселее, и я верну твою улыбку! Но Гром не обратил на нее ни малейшего внимания. Он принюхался, насторожил уши, как будто вслушивался в пролетавший ветер. Песенка почувствовала, что настроение отца резко изменилось. – Что там такое? Ты что-то услышал? Гром только глазами сверкнул. Он осмотрел деревья на противоположной стороне опушки и, продолжая смотреть на тропинку, тихо сказал дочери: – Беги быстро к маме и скажи, чтобы все сидели тихо. И сама там оставайся. Ну, беги! Песенка уже знала, что, когда отец говорит таким тоном, спорить с ним не только бесполезно, но и небезопасно. Поэтому она безмолвно скользнула в палатку. Из подсумка Быстроглаз вынул грозный дротик, сделанный из шипа боярышника и украшенный пучком травы. Спрятав его за пояс, Гром снова присел возле ясеня и неторопливо принялся наигрывать на свирели. Его поза была такой расслабленной; он, казалось, не обращал внимания ни на что, кроме своей свирели, хотя на самом деле был готов мгновенно вскочить и начать действовать. Через некоторое время в поле его зрения появились две лисицы, которые осторожно подбирались все ближе, перебегая от куста к кусту, от дерева к дереву. Быстроглаз отложил флейту и громко крикнул: – Эй, там, кончайте сопеть по кустам и выбирайтесь на тропу, как все порядочные звери! Эскрод и Вэннана считали, что белка и не подозревает об их присутствии, поэтому его оклик застал их врасплох. Пытаясь скрыть замешательство за развязными манерами, обе лисы небрежно подошли к тому месту, где сидел Гром. Эскрод пнул Быстроглаза по ноге, чтобы показать, кто хозяин положения: – Ну-ка, ты, отвечай немедленно, кто здесь пел? Быстроглаз даже не взглянул на обидчика, хотя в голосе его послышались грозные нотки. – Не твое это дело, пыхтун. Иди-ка отсюда и приятеля своего забирай с собой! Вэннана подмигнула брату и, злобно ухмыльнувшись, нащупала под плащом острую секиру. Гром, казалось, не обращал больше на пришельцев внимания, продолжая наигрывать на флейте. Эскрод наклонился над белкой, оскалив зубы: – Такой жирный ленивый старик, как ты, должен быть намного вежливее. Хочешь узнать, что мы делаем со зверями, которые слишком уж распускают при нас свои языки? Пафф! Гром Быстроглаз, который, когда нужно, умел действовать на редкость быстро, мгновенно выхватил приготовленный дротик и метнул его. Острый шип вонзился прямо в кончик носа Эскрода. Лис взвизгнул, схватился за нос и откатился в сторону, а Быстроглаз отпрыгнул и выхватил из-за пояса пращу. В воздухе мелькнул камень, и Вэннана, которая уже почти достала свою секиру, упала на землю – камень из пращи Грома угодил ей прямо в голову. Эскрод по-прежнему верещал, схватившись за нос обеими лапами: – Ййик! Йййааааррриииик! – Клянусь всеми хвостами и хвостиками! Кто это устроил здесь такой шум? Быстроглаз раздраженно повернулся и обнаружил, что за спиной у него толпится все семейство во главе с Эллайо, которая грозно размахивала палкой и была готова вступить в бой с кем бы то ни было. Гром укоризненно посмотрел на дочь: – Я, кажется, сказал тебе тихонько сидеть и всех остальных удерживать на месте? Римроза вклинилась в разговор: – Песенка совершенно не виновата. Посмотрела бы я, как бы ты остановил свою матушку, когда она принялась размахивать этой палкой! Уж поверь мне, удержать ее было невозможно никакими силами! Гром крепко-накрепко ухватил палку матери за кончик, так что теперь казалось, будто они играют в перетягивание палки. Запутавшись в оборках длинного передника и не решаясь отпустить палку, старая леди бранила своего сына. – Сейчас же отдай мою палку, толстопузый попрыгун! Отпусти сию же минуту, а не то я тебя отшлепаю! Такую взбучку получишь – десять зим помнить будешь! Вот увидишь! Песенка хихикнула и захлопала в ладоши: – Точно, бабуля! Уж что-что, а взбучку задать ты умеешь! Римроза погрозила дочери лапой: – Ну-ка хватит, детка! Старших надо уважать! Потом, не в силах совладать с весельем, она плюхнулась на траву рядом с дочерью и расхохоталась: – Хи-хи-хи-хи! Ох! Подумать только, твоя бабуля собирается отшлепать этого громилу! Хи-хи-хи! Поняв, что высвободить палку из цепких лап Грома не удастся, бабуля Эллайо повернулась к Песенке и Римро-зе, пряча улыбку и пытаясь выглядеть рассерженной: – Ха! А вы что думаете, я не смогу задать ему трепку, если мне придет в голову это сделать? Я все еще его мать, знаете ли! Гром осторожно приподнял мать над землей, крепко сжимая ее в объятиях. – Можешь хоть шкуру снять с меня живьем, если захочешь, моя старенькая мучительница. Могу поспорить, ты все еще способна на такие штуки! Я… Песенка внезапно прервала их: – Смотрите-ка, лисы исчезли! Единственным, что напоминало о визите Белолисов, было несколько капель крови из носа Эскрода, которые поблескивали на пыльной тропинке, утоптанной лапами многих зверей. Гром всмотрелся в темноту леса: – Да, похоже, они как-то ухитрились исчезнуть. Сбежали, и теперь уж их не поймать. – Он положил лапу на плечо дочери и добавил: – Запомни, что я скажу, Песенка. Ты видела Белолисов. Странные это звери. И умеют они исчезать из виду как никто другой. Пойдемте-ка, дамы, лучше всего нам собрать пожитки и отправляться дальше в дорогу. Семья Грома жила на колесах, если можно так выразиться, с тех пор как он себя помнил, а помнил он себя совсем маленьким бельчонком. Поэтому разбить лагерь или, наоборот, собрать вещи было для всех делом привычным и не занимающим много времени. Вот и сейчас они сняли с колышков палатку, сложили в нее кухонную утварь, а потом свернули палатку так, что она стала похожа на небольшой тючок. В предрассветных сумерках все семейство позавтракало, с аппетитом съев пирог из фруктов и меда, который Римроза испекла пару дней назад, и запив его чистой водой из ручья. – Бабуля, а кто такие Белолисы? – спросила Песенка с полным ртом. Эллайо объяснила: – Эта история началась так давно, что быстро рассказать все просто невозможно. Но коротко я расскажу, детка. Где-то в лесах есть затерянное озеро, такое глубокое и широкое, что некоторые звери зовут его морем. Вот там-то на острове посреди озера и живут Белолисы. А самая жестокая из них, если она все еще жива, – королева Сильф. Да, слыхала я, как ее называют самой могучей волшебницей из всех ныне живущих зверей. Говорят, ее остров очень красивый и богатств разных там накоплено видимо-невидимо. Я слыхала об этом от одного бедняги, на которого напала целая стая сорок лишь потому, что он удил рыбу неподалеку от этого острова. Его чуть не заклевали до смерти. Эллайо замолчала, а Гром сказал: – Не приставай больше к бабушке, Песенка. Если Белолисы где-то неподалеку, ты еще сможешь узнать о них гораздо больше, чем хотелось бы. А теперь собирайся, нам уже пора отправляться. Думаю, мы пойдем на северо-восток. Песенка аккуратно сложила маленькую скатерку, которую она сама вышила и спросила: – А почему мы пойдем именно туда? Что там такое? Гром поудобнее устроил на спине тючок с палаткой и прочими вещами и кратко ответил: – Аббатство Рэдволл. Белочка широко раскрыла глаза от удивления и восторга. Она никогда там не была, хотя и слышала об этом легендарном аббатстве множество сказок и легенд. – Аббатство Рэдволл! Как здорово! Мама, там и вправду так здорово, как ты мне рассказывала, когда я была маленькой? Римроза улыбнулась восторгу дочери: – Даже лучше, по крайней мере я так думаю. Просто невозможно описать такое место, как Рэдволл. Песенка взяла за лапу бабулю Эллайо, чтобы та могла опираться на нее при ходьбе. Начался рассвет. Гром уводил свою семью от опасности. День обещал быть таким же жарким, как и предыдущий, но ветки деревьев плотно переплелись и, образуя толстый зеленый полог над головами путешественников, защищали их от палящих лучей солнца, которое поднималось все выше и выше. Песенка все-таки не удержалась от последнего вопроса: – А почему мы идем в Рэдволл? Гром засунул за широкий пояс свирель и задумчиво ответил: – Мы должны предупредить всех в аббатстве о том, что в этих землях появились Белолисы. ГЛАВА 2 А в это время гораздо южнее, в равнинных землях, на опушке леса сторонний наблюдатель увидел бы ярко раскрашенную тележку или, вернее, фургон на двух огромных колесах. У фургона была всего одна оглобля, к концу которой привязывалась толстая деревянная рейка, так что, если смотреть сверху, эта оглобля напоминала букву «Т». Натянутая на большие обручи ткань была когда-то ярко расписана улыбающимися клоунами, мускулистыми борцами, фокусниками с неизменными волшебными цилиндрами в руках и просто шариками, цветами и непонятными узорами. К слову сказать, все это великолепие изрядно поблекло, выцвело от солнца и дождей, но надпись, намалеванную поверх клоунов, фокусников и прочих фигур, все еще можно было разобрать. Она гласила: УДИВИТЕЛЬНАЯ И ВЕЛИКОЛЕПНАЯ, НЕПРЕВЗОЙДЕННАЯ И НЕЗАБЫВАЕМАЯ ТРУППА БРОДЯЧИХ АРТИСТОВ! Неподалеку разномастная толпа зверей готовилась к репетиции. Один из них, заяц, весь вид которого говорил о том, что он не просто выскочка – любитель театра, а серьезный профессионал, стоял впереди, как дирижер перед своим оркестром. Тут надо прерваться, чтобы описать его. На нем был изрядно помятый, но все равно великолепный сиреневый атласный фрак, а на голове – широкополая соломенная шляпа, сквозь дырки в которой торчали длинные заячьи уши. Желтые ботинки огромного размера наводили на подозрение по поводу мозолей их владельца, и, наконец, дополняла этот наряд тросточка с серебряным набалдашником. При взгляде на зайца всякий понимал, что и наряд его, и тележка, да и сама труппа видывали лучшие времена. Тем не менее заяц как-то особенно лихо завертел свою тросточку и, словно обращаясь к большой аудитории, объявил: – Доброго всем утра. Я, Флориан Даглвуф Вилфа-чоп, импрессарио и директор этого театра, представляю вам УДИВИТЕЛЬНУЮ И ВЕЛИКОЛЕПНУЮ, НЕПРЕВЗОЙДЕННУЮ И НЕЗАБЫВАЕМУЮ ТРУППУ БРОДЯЧИХ АРТИСТОВ! Последователи классических традиций и талантливых экспромтов! Ни разу не ушедшие без бурных оваций зала! Получившие Приз зрительских симпатий! Мы представим вам вечное искусство! Забавные комедии! Музыка и магия, веселая джига и прекрасные танцы! Приходите, приходите все! Посмотрите наше удивительное, познавательное, великолепное представление! Совершенно бесплатно! – Здесь он заговорщически улыбнулся и продолжил громким шепотом, которому так долго учатся актеры: – Домашние пироги, печенье, булочки и прочие вкусности поддержат истощенные силы артистов. Мы примем все с благодарностью. Да-да! Из глубины фургона раздался чей-то недовольный голос, который прервал прочувствованную речь зайца: – Ну хватит уже! Кончайте, пока все не уснули! Заяц метнул раздраженный взгляд в сторону фургона и фыркнул. Вновь повернувшись к своим воображаемым зрителям, он объявил: – А теперь, мои дорогие сельские друзья, домохозяйки, крестьяне и крестьянки, – не забудьте своих молодых сыновей, – мы подходим к самому главному! Гвоздь нашей программы – борьба! Два сильнейших борца из всех когда-либо появлявшихся на свет – выдры Борракуль Железная Грудь и Элахим Дубовая Лапа – покажут вам настоящую борьбу! Да-да! Я лично видел, как эти силачи справились с десятью меньшими зверями! Если у вас слабые нервы, не смотрите, поскольку обмороки и слезы отвлекают внимание артистов. Итак, чтобы вы убедились в моих словах, эти два удивительных силача поднимут всю – я повторяю – всю УДИВИТЕЛЬНУЮ И ВЕЛИКОЛЕПНУЮ, НЕПРЕВЗОЙДЕННУЮ И НЕЗАБЫВАЕМУЮ ТРУППУ БРОДЯЧИХ АРТИСТОВ! Вперед, демонстрируя мускулы и раскланиваясь, выступили две большие выдры. Их трико, изукрашенные золотыми позументами, должны были производить на сельских жителей неизгладимое впечатление, хотя кому-то они могли показаться (и, надо признаться, вполне справедливо) слишком уж кричащими и яркими. Итак, раскланявшись перед воображаемой публикой и показав несколько упражнений, обе выдры приступили к делу. Они взяли скамейку за оба конца и, пыхтя, как будто им ужасно тяжело, начали поднимать ее. На скамейке стояли два крота, на одном из которых были надеты красные спортивные брюки, украшенные блестками, а на другом – плащ и тюрбан темно-зеленого цвета. На вытянутых лапах кротов в изящной позе лежала мышка, одетая в голубое платье и с венком из искусственных цветов на голове. Балансируя на одной лапе, на пояснице мышки стоял еж, его колючки все сплошь были украшены самыми разными флажками, бантиками и какими-то брелочками, так что он походил на новогоднюю елку, с которой почему-то забыли снять украшения после празднования Нового года. Скамейка взлетала, как качели, все выше и выше, а на ней с риском для жизни балансировала живая пирамида. Заяц Флориан подбадривал артистов громким шепотом: – Еще, еще выше! Вот так! Все стоят, не меняя позы! Спокойно, спокойно! Еще выше! Да-да! Вот так! Борракуль и Элахим артистично отдувались в такт, показывая, как им тяжело раскачивать скамейку у себя над головами. Внезапно Борракуль истошно завопил: – Аааааааа! Он выпустил из лап свой конец скамейки и схватился за голову. На полянке все возмутилось: кричали артисты, свалившиеся со скамейки – стройная пирамида превратилась в кучу-малу, – стонал Борракуль, не отнимая лап от головы, бегал вокруг осрамившейся труппы разъяренный Флориан. Он ругал Борракуля, который теперь лежал на земле придавленный скамейкой: – Великие сезоны! Ты, неуклюжий короткохвостый болван! Во имя всех колбас и сосисок, с чего это ты отпустил скамейку? Покрасневший Борракуль с трудом проговорил: – Потому что этот ужасный мышонок запустил в меня камнем из пращи! Флориан Даглвуф Вилфачоп выпрямился во весь свой немаленький рост и, поставив уши торчком, завопил: – Да что же это такое? Давно пора проучить этого маленького негодяя! Шалопай! А ну-ка вылезай из фургона сию же минуту! Я сказал, выходи немедленно! Да-да! Флориан уже решительно шагнул вперед, когда маленькая мышка в голубом платье преградила ему путь к фургону в лучших театральных традициях. Вытянув одну лапку вперед, а другую положив на грудь, там, где, по ее представлениям, помещалось сердце, она продекламировала: – О, господин Флориан, сэр! Умоляю вас, не обижайте безобидного малыша! Я уверена – у вас доброе сердце, и если сейчас вы поддадитесь гневу, то потом долгие годы вы будете переживать, вспоминая о том, как несправедливо вы обошлись с таким малышом. Прислушайтесь к мольбам матери, не наказывайте невинную крошку! Умоляю вас, пощадите его! Еж Остроигл горько усмехнулся, сдирая со своих колючек измятые украшения: – Это Шалопай-то невинная крошка? Ха! Он такой невинный и безобидный, что лично я бы предпочел иметь дело с клубком ядовитых змей или целым выводком горностаев! К тому же ты ему не мать, а всего лишь тетка. Дисум метнула раздраженный взгляд в сторону Остроигла и заметила: – Это не важно. Не отвлекайте меня, сэр, своими замечаниями. Они к делу не относятся. Никакая мать не любила бы Шалопая, как я. Иди ко мне, мой дорогой малыш! Она влезла в фургон и появилась оттуда уже в обнимку с упитанным мышонком, одетым в старый халат, который к тому же был ему велик. Мышонок с недовольным видом уворачивался от поцелуев и старался вырваться из объятий своей заступницы. В одной лапке он крепко сжимал маленькую пращу. Наконец, не вы- держав слишком уж затянувшихся нежностей, он извернулся и, брыкнув задними лапками, завопил во все горло: – Ааа-а-а-ааа! Ааа-атпусти Шалопая и пелестань меня целовать! Аааа-а-аа! Элахим, на лапу которого упала скамейка, потирая ушибленное место, сурово посмотрел на малыша и сказал: – Ты, Шалопай, просто маленький негодник. Ты испортил нам всю репетицию! Его прервал Флориан, который не менее сердито добавил: – Конечно, ты все испортил, мошенник! Немедленно извинись перед всей труппой! Ну-ка скажи: «Простите меня, я больше так не буду!» Из-за плеча Дисум, которое он считал вполне безопасным убежищем, мышонок ухмыльнулся и, глядя на артистов с напускной покорностью, пробормотал нечто отдаленно напоминающее извинение. Заяц устремил негодующий взгляд на Шалопая: – Ну, что я сказал, проси прощения! Дисум нетерпеливо взмахнула лапкой: – Он же сказал «простите», вам что, этого мало, что ли? Или вы хотите, чтобы малыш обливался горючими слезами, посыпал себе голову пеплом и валялся у вас в ногах? Неужели слова «простите» недостаточно для такого бессердечного и безжалостного тирана, как вы? Флориан только лапами всплеснул, до глубины души пораженный этими несправедливыми словами: – Да-а, похоже, придется нам всем обойтись без достойных извинений. Дисум легонько похлопала мышонка по спине, словно он нуждался в ее ободрениях, и успокаивающе произнесла: – Ну вот, мое маленькое сокровище, тебя все простили. Теперь все будет хорошо. Иди поцелуй их всех! Еж Остроигл с ужасом отшатнулся: – Ни за какие коврижки! Чтобы этот маленький пройдоха целовал меня! Благодарю покорно! Да он мне нос откусит! Я уж как-нибудь так обойдусь! Флориан испуганно нацелил трость на Шалопая, словно пытаясь защититься от мышонка: – Совершенно не нужно всех целовать и обнимать! Просто в следующий раз веди себя прилично, особенно на репетиции. Да-да, этого вполне достаточно! Повернувшись на пятке, как заправский военный (вероятно, Флориан чувствовал себя по меньшей мере фельдмаршалом, принявшим от врага позорную капитуляцию), заяц торжественно пошел прочь. В этот миг камень из пращи Шалопая угодил точнехонько ему в хвост! – Ай-ай-ай-ай-ай! Уууй! Бандит! Прохвост! Бездельник несчастный! Да я твой хвост на завтрак съем и не поморщусь! Дрянь ты этакая! Вид разъяренного Флориана заставил Шалопая разразиться ужасным ревом. – Ааа-аааа-а! Этот клолик вислоуший хочит съесть мой миленький хвостик! Аа-а! Вааа-аа-а! Я исчо маленький лебенок! Меня нельзя есть! Дисум покрепче прижала к себе мышонка и повернулась к Флориану: – Вы – жестокосердное чудовище! Зачем вы пугаете малыша? Флориан сорвал с головы шляпу и принялся топтать ее. – Сударыня, позвольте заметить вам, что этот негодник запустил в меня камнем! И попал! А еще он обозвал меня «вислоухим кроликом»! Этого вам мало? Дисум даже лапкой притопнула от негодования: – Хватит с меня! Еще одно слово – и я уйду из вашей труппы и заберу Шалопая с собой! Корнерой, тот самый крот в красных спортивных брюках, лишь меланхолически покачал головой, бормоча себе под нос на кротовьем диалекте: – Хуррр, ну уж это, хуррр-хрр, навряд ли. Нет, хуррр. Глинокопка, кротиха в зеленом наряде, подхватила котелок и направилась к реке. Поморщившись, она взглянула на своих товарищей и фыркнула: – Так стоять и препираться можно весь день, хуррр. Пойду-ка лучше сделаю завтрак. Хурр, языком надо есть, а не болтать ерунду. Флориан, который привык командовать и искренне полагал, что без его приказов артисты и дня не смогут прожить, откашлялся и деловым тоном сказал: – Да-да! Я и сам как раз хотел это предложить. Всем артистам – завтракать! Элахим, разожги костер! Остроигл, посмотри-ка, что у нас есть из припасов! Остальные – займитесь чем-нибудь сами! Делу время, а потехе – час! Остроигл разложил скудные припасы на берегу речки, неподалеку от того места, где Глинокопка кипятила воду, подвесив котелок над маленьким костром. Элахим ушел за ветками, чтобы поддерживать огонь. Еж пригладил иголки у себя на голове и задумчиво произнес: – Вот я, например, слишком часто остаюсь голодным, чтобы позволить этому толстому мышонку просто так уйти… Дисум взглянула на два сморщенных яблока, корни одуванчика, зачерствевший ржаной хлеб, раскрошенный на несколько кусочков, и маленькую кучку грибов, сиротливо лежавших сбоку: – Неужели ребенку придется голодать?! Флориан, который по натуре был оптимистом, осмотрел скудные запасы и принялся поочередно бросать их в кипящую воду, успокаивая взволнованную мышку: – Это совершенно невозможно! Я бы даже сказал – полная чепуха! Природа сама снабдила нас всем необходимым для чудесного питательного бульона. Так что давайте не будем отчаиваться. Да-да! Будут и у нас хорошие времена! Суп получился ужасно невкусный, но, поскольку ничего другого не было, удивительная и великолепная, непревзойденная и незабываемая труппа бродячих артистов принялась за него, храня мрачное молчание. Звон ложек прервал Остроигл, который принялся восхвалять все те лакомства, которые ему довелось испробовать, когда он жил со всеми ежами: – Подумать только, белый хлеб, мягкий и с поджаристой корочкой, прямо из печки! А еще мягкий ореховый сыр, желтый, как луна осенью, и свежий лучок, и все это запивалось доброй кружкой темного эля! Хо-хо! Да, скажу я вам, королевский пир! Борракуль мечтательно прикрыл глаза: – А еще лучше ячменные лепешки, намазанные взбитыми сливками, украшенные сочными ягодами клубники и политые медом! И конечно, холодный сидр! Вот это и есть королевский пир! Корнерой выловил из своей миски что-то подозрительное, сморщил нос и выкинул это что-то в реку. – Буррр, вы, короли несчастные, это самое… ешьте-ка лучше молча, а то от вашей болтовни еще больше есть хочется, хуррр! Мышонок Шалопай отпихнул миску и, нетвердо ступая, отправился кудlа-то в сторону. Дисум резко окликнула его: – Шалопай, ну-ка вернись сейчас же! Куда это ты понес суп? Шалопай кивком указал на небольшой холмик возле берега: – Тот суп плохой для маленьких. Лутше отдам его лискам. Элахим озадаченно уставился на мышонка: – Лискам? Это еще кто? Дисум перевела: – Он говорит «лисам». Флориан тут же в панике вскочил: – Лисы? Где? Откуда? Еще одна пара Белолис, как две капли воды похожая на первую, повстречавшуюся с Громом, вышла из-за камней, где они прятались с самого рассвета, наблюдая за труппой Флориана. Их звали Гельтор и Предак, и точно так же, как Эскрод и Вэннана, были они братом и сестрой. Обнаружив, что их заметили, лисы направились к лагерю. Со стороны это было даже красиво – река, лес и две фигуры в зеленых плащах, в складках которых играл утренний ветерок. Однако Борракуль, вглядевшись в странную парочку, предупредил друзей: – Поосторожнее с ними, под плащами у них спрятаны топоры! Флориан встал: – Не волнуйтесь, ребята, предоставьте это мне. Уж я-то умею улаживать дела. Значит, я и буду с ними разговаривать. Видите, какие у них шкуры? Сдается мне, я слыхал об этих тварях, но никогда не думал, что доведется их увидеть собственными глазами. Их называют Белолисами, – плохие это звери! Лисы остановились, не дойдя до артистов нескольких шагов. Флориан отошел от своих друзей и поздоровался с пришельцами: – Добрый день, друзья. Хорошее сегодня выдалось утро, а? Гельтор слегка кивнул, прежде чем ответить: – Кто вы и куда идете? Флориан склонился в изящном поклоне, подметя шляпой землю: – Как следует из надписи на нашем фургоне, мы, гм, УДИВИТЕЛЬНАЯ И ВЕЛИКОЛЕПНАЯ, НЕПРЕВЗОЙДЕННАЯ И НЕЗАБЫВАЕМАЯ ТРУППА БРОДЯЧИХ АРТИСТОВ, то есть, попросту говоря, театральная труппа талантливых зверей. Предак передвинулась поближе к костру: – А что у вас в котелке? Дисум влезла в разговор: – Это такой суп, вроде бульона. Хотите, поешьте с нами. Предак наклонилась к котелку и принюхалась. Через секунду она сморщилась от отвращения и объявила: – Настоящие помои! Борракуль тем временем подобрал с земли камень и принялся перекидывать его из одной лапы в другую. – А вас никто и не заставляет есть. И не портите нам аппетита! К тому же хорошие манеры не так дорого стоят, лиса! Лапа Предак потянулась к плащу. – Может, я сама поучу тебя манерам, речная собака! Между ними мгновенно встал Флориан: – Ну-ну, не надо ссориться. К чему это? Предак сняла лапу с топора под плащом. – Ты сказал, кто вы, но не объяснил, куда идете. Заяц неопределенно помахал в воздухе лапой: – Да, знаете ли, то туда, то сюда. Бродячая труппа вроде нашей никогда не направляется в какое-то конкретное место, мы бродим повсюду, куда глаза глядят. Да-да. А вы, друзья, скажете, как вас зовут и куда вы идете в такой чудесный день? Бесцветные глаза Белолисов равнодушно скользнули по фигуре зайца, – Как нас зовут – не твое дело, а куда мы идем – тебя не касается! Уши Флориана Даглвуфа Вилфачопа встали торчком от изумления. – Ого! Это уже не просто плохие манеры, это оскорбление. Слушайте меня, тостопузые длинноносые ищейки! Можете нырнуть в эту речку, чтобы остудить свои тупые головы, и убирайтесь из нашего лагеря, пока я не помог вам! Желаю приятно провести время! Гельтор уже наполовину вытащил свой топор, когда Элахим-выдра схватил длинный шест, с которым обычно ходили по проволоке, и со свистом рассек воздух прямо перед мордой Белолиса: – На твоем месте, приятель, я бы не стал вытаскивать топор. Этим шестом можно расколоть тебе голову, как пустую скорлупу! Борракуль в то же мгновение оказался перед Предак, и решительный вид, с которым он держал в лапе увесистый камень, заставлял предположить, что он не преминет метнуть его в голову противника. Позади оба крота выхватили из костра горящие ветки, а Остроигл бросился к фургону и достал длинный блестящий меч – театральный реквизит, который на самом деле был сделан из картона и сломался бы при первом же ударе. – Убирайтесь, вы оба! И чтобы духу вашего здесь не было! Белолисы понимали, что противник превосходит их числом, и отступили обратно к камням. Гельтор погрозил лапой артистам и прорычал: – Мы еще встретимся с вами, но тогда все будет иначе! Флориан перебросил одну из фалд фрака через плечо и напыщенно крикнул им вслед: – Разумеется, все будет иначе! В следующий раз мы сотрем вас с лица земли! Попомните мои слова, грубые мужланы! Предак тоже обернулась к труппе и в свою очередь закричала: – Не думайте, что нас тут только двое! Эй, Белолисы, окружайте их! Артисты все как один обернулись, но, сколько они ни вглядывались в окружающие кусты и деревья, вокруг было пусто. Через секунду-другую Флориан фыркнул: – Нет тут никого! Они, что же, думают, что от одной мысли об их дружках мы сдадимся? Ну и болваны! Однако, когда артисты повернулись, Белолисов и след простыл. Они просто-напросто исчезли, словно, в воздухе растворились. Флориан вздохнул: – Хотел бы я научиться такому трюку! Ну, давайте-ка, друзья, вперед! Дисум по-прежнему испуганно оглядываясь, спросила: – Куда это «вперед»? Заяц изящно пнул котелок, так что остатки неаппетитного бульона вылились в реку, и объявил: – Разумеется, в аббатство Рэдволл, дорогая, куда же еще? Корнерой откашлялся и задумчиво погладил живот: – Хуррр, мне это нравится. Люблю Рэдволльское аббатство! Флориан вновь принялся командовать: – Итак, прошу внимания! Собираем пожитки. Борракуль, Элахим, беритесь за оглобли! Остроигл! Мы с тобой пойдем позади с палками, чтобы в случае нападения защищать всех с тыла. Остальные, полезайте в фургон. Мы должны поскорее добраться до аббатства и сообщить о том, что по земле бродят Белолисы! В самом сердце Страны Цветущих Мхов среди толстенных многовековых деревьев, там, где сливаются вместе две реки, образовалась широкая заводь. Полуденная жара заставила укрыться от солнца всех зверей, и они спрятались – кто в глубокой норке, кто просто под кустами в тени, только Лог-а-Лог, вожак партизанского отряда, стоял вместе со своими землеройками в камышах, по пояс в воде. Невероятно шумные и говорливые в обычное время, сейчас землеройки стояли тихо. Не слышно было ни обычных шуток, ни громких споров, ни просто разговоров. На головах у воинов были разноцветные повязки, а в лапах – рапиры, и все землеройки наблюдали за тем, как их вожак пробирается вперед, осторожно раздвигая камыши и осоку. Поднявшись на цыпочки, Лог-а-Лог приставил ко лбу ладонь, чтобы защитить глаза от яркого солнца, и вгляделся в поверхность заводи, покрытую зарослями водяной лилии, лютиков и каких-то других цветов. Над капитаном команды, словно изучая его, зависла большая стрекоза. Он проворчал: – Пошла прочь отсюда! К его удивлению, насекомое послушно улетело. Неподалеку от капитана, на поверхности воды, появился большой коричневый плавник, обладатель которого лениво подплыл поближе, а потом нырнул в глубину. Лог-а-Лог подумал, что с удовольствием бы поудил рыбу вместо того, чтобы в такую жару заниматься делами. Позади него молодая землеройка громко чихнула, и капитан, оглянувшись, наградил ее таким суровым взглядом, что та виновато потупилась и зажала себе рот. Один из старых воинов протянул лапу поверх плеча Лог-а-Лога, показывая на что-то: – Вон там, смотрите! Лог-а-Лог прищурился и, повернувшись, куда указывал его товарищ, стал еще пристальнее вглядываться в мелкую рябь на воде. Вот у дальнего берега, там, где склонились к воде плакучие ивы, вроде бы сам по себе вздрогнул и три раза качнулся камыш. Лог-а-Лог приложил ко рту лапы рупором, и все услышали знаменитый клич: – Логалогалогалогалогааааа! Землеройки за его спиной тотчас же расслабились и принялись болтать как ни в чем не бывало. – Это наверняка Баргл со своими выдрами! – А вдруг там никого нет? На берегу-то пусто! – Ну да, стал бы капитан так просто кричать, дурья ты башка! Лог-а-Лог шел за гомонящей толпой выбиравшихся на берег землероек, которые по-прежнему переругивались и спорили. – Сам ты безголовый, крыса сухопутная! Откуда ты знаешь, что они здесь? – Крыса? Кто бы говорил! Сам-то на кого похож! – Может, Баргл один? А все остальные выдры сидят в засаде? – Не-а, с ним был Спликкер. Он бы ни за что не остался в засаде! – Да ну? Вспомни, в тот раз на юге… – Бросьте эти глупости, парни, и замолчите наконец! Лог-а-Лог вышел на берег и стряхнул с себя воду. Он успел усадить землероек в круг, так чтобы они могли держать оборону в случае нападения, когда появился Баргл со своими разведчиками. Лог-а-Лог потеснился, чтобы выдры тоже могли сесть, и угостил их сидром и хлебом с сыром. Когда все устроились и наелись, Баргл доложил: – Сразу после полудня мы видели двоих Белолисов, капитан. Они появились к западу отсюда на широкой реке, а потом исчезли, будто испарились! Лог-а-Лог снял перевязь и положил свою рапиру на землю, потом устало провел лапой по глазам: – И наверняка никаких следов тех крыс или наших лодок? Землеройка Спликкер только плечами пожал: – Видеть мы их не видели, но зато напали на их след к западу и немного к югу отсюда, капитан. Поверь, с лодками они управляются ничуть не хуже нас. Лог-а-Лог недовольно покачал головой: – Зачем им туда понадобилось? Ведь водяные крысы живут совсем не там. Говоришь, к западу и немного к югу? – Ну да, их там видимо-невидимо, все лодки переполнены. На отмелях видно, как они цепляли дном о песок. С таким перегрузом они не могут идти быстро. Лог-а-Лог осушил свой кубок и сел поудобнее, задумчиво теребя нижнюю губу. Землеройки взирали на него в почтительном молчании. Его размышления продолжались до тех пор, пока где-то сзади не разразилась небольшая драка. Лог-а-Лог повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как здоровенная сильная землеройка дает подзатыльник маленькой. Та, чуть не подавившись салатом, упала на землю и, закрывшись лапами, молча терпела побои. Старшая пинала ее, злобно ворча: – Это все из-за тебя, Дипплер! Если бы ты не заснул на страже, все эти лисы-крысы не увели бы у тебя из-под носа наши лодки! Ты, бесполезный, длиннохвостый… Лог-а-Лог в ярости вскочил и отвесил старшему полновесную оплеуху, так что тот покатился по земле. Капитан стоял над ним, кипя от гнева. – Еще раз поднимешь лапу на Дипплера, я из тебя все кишки выпущу, если они у тебя еще останутся! Фенно (так звали старшую землеройку), яростно поблескивая глазами, уставился на капитана. Капитан был старше, легче его и вдобавок меньше его ростом, но это ровным счетом ничего не значило. Лог-а-Лог улыбнулся и, кивком указав на свою рапиру, предложил: – Ты, Фенно, большой и сильный. И рапира у тебя тоже есть. Я безоружен, и если ты считаешь, что можно безнаказанно избивать кого-то из племени, почему бы не попытаться напасть на меня? Давай, парень, посмотрим, на что ты способен! В воздухе пронесся слитный вздох. Вся команда смотрела на капитана и его противника. Фенно, все еще лежа на земле после могучей оплеухи капитана, примирительно поднял лапу вверх, не желая драться с капитаном. Со стороны команды послышались смешки. – Старина Фенно, кажется, поумнел! – Точно! Никто не захочет драться с Лог-а-Ло-гом! – По крайней мере, никто не захочет, чтобы его разорвали на мелкие кусочки! Лог-а-Лог помог Дипплеру подняться. Приобняв его за плечи, капитан жестом призвал землероек к молчанию. – Послушайте, что я скажу! Я не хочу, чтобы кто-нибудь обвинял Дипплера или ругал его. Все мы были молодыми и делали ошибки, кто-то больше, кто-то меньше. Дипплер заснул на посту и потерял наши лодки. Ничего хорошего в этом, конечно, нет. Значит, теперь он будет стараться и учиться, чтобы не допускать ошибок. Правда, парень? Дипплер смахнул грязь с покрасневшего лица и улыбнулся сквозь слезы: – Я больше не подведу, капитан! Обещаю! Лог-а-Лог ободряюще похлопал Дипплера по плечу: – Вот и молодец! А теперь, команда, плохая новость. Судя по рассказу Баргла, наши лодки идут по большой реке, а этим путем они подойдут к аббатству слишком близко, на мой взгляд. Знаю, мы не привыкли ходить пешком, но придется это сделать, чтобы предупредить их. Никогда раньше я не видел водяных крыс в Лесу Цветущих Мхов, но зато я точно знаю одно – их предводители, Белолисы, несут с собой зло. И злое волшебство. В аббатстве есть разные инструменты и доски, так что чем раньше мы туда придем, тем скорее у нас снова появятся лодки. Верно? В ответ ему раздался дружный хор землероек: – Точно! Лог-а-Лог довольно улыбнулся и пристегнул рапиру к поясу. – Так чего же мы ждем? Что вы расселись в кружок, как бабочки после дождя? В путь! Они построились в шесть колонн – каждая из которых была командой с одной из угнанных лодок. Когда колонны тронулись в дорогу, к Лог-а-Логу подошел Баргл: – Капитан, я знаю, что у нас нет ни лодок, ни весел, но песню-то гребную можно спеть? С песней и шагать веселее! Лог-а-Лог кивнул и вместе со всеми загорланил песню, которую они пели всегда, когда садились на весла. Так с гребной песней они и пошли через Лес Цветущих Мхов. По лесу разносилось эхо. На речную песню откликались полянки и опушки, а команда землероек шагала к Рэдволлу. ГЛАВА 3 Отрывок из записей старого отца Батти, белки-летописца Рэдволльского аббатства в Лесу Цветущих Мхов: «Минуту назад у меня внезапно разболелась левая лапа – надеюсь, это к дождю. Дождь нам просто совершенно необходим! Кажется, все растения уже засохли и пожухли. Старая барсучиха Крегга говорит, что это самое засушливое лето из всех, которые она повидала на. своем веку, а видела она больше, чем мы все, вместе взятые! Обитателям Рэдволла, пришлось выстроиться в цепочку от аббатского пруда до сада, чтобы ведрами полить все деревья, кусты и виноградные лозы, которые просто изнывали от засухи. Жаль, что нет у нас здоровяков, - иногда мне приходит в голову, что Рэдволл населяют в основном старики и малыши. Помню, в те времена, когда настоятельницей была аббатиса Танзил, вокруг сновали сильные выдры, белки, мыши, кроты и ежи, и все они помогали Рэдволлу, кто чем умел. Но все это было давно, в те дни я сам еще был учеником повара., а кухней тогда, заведовала старая матушка Бусколъ. Кто бы мог подумать, что придет время, когда меня будут называть старым? Да, старый отец Батти. Именно так меня теперь и зовут. Я слишком стар, чтобы готовить, а из-за ревматизма я не могу, как прежде, служить аббатом, хотя все звери и просили меня остаться настоятелем. Печально видеть Рэдволльское аббатство без настоятеля или настоятельницы, но на данный момент дела обстоят именно так и никак иначе. Бедный старый Арвин, он служил аббатом три зимы, а до этого он был воином Рэдволла, нашим защитником. Его сменила аббатиса Танзи, ныне она тоже упокоилась с миром. Мы пережили суровую зиму, но теперь нас, старших, осталось так мало, – пожалуй, только я, да барсучиха Крегга, да. еще сестра, Тернолиста, на попечении которой наш лазарет, есть еще ключник – еж Траггло Остроспин, кроты-помощники – Рылокоп и Гурмант, и Губбио, конечно, он сейчас Кротоначальник. Вот и все. Меч Мартина Воителя, нашего основателя и первого воина-защитника аббатства, по-прежнему висит на стене в комнате Крегги. Дух его живет в красных стенах нашего любимого аббатства. Время было к нам благосклонно, прошло много спокойных лет и зим, думаю, за это спокойствие надо благодарить дух Мартина, который все еще охраняет нас… О, я забыл еще одного старого друга! Сейчас выглянул в окошко и увидел его. Позвольте представить, филин Ореховое Крылышко, или попросту Орехокрыл, один из трех родившихся в Рэдволле. Его брат и сестра, давно уже улетели, а он остался и хранит верность нашему аббатству. Да позволено мне будет высказать свое личное нелицеприятное мнение, но, ни мой взгляд, он самый неразумный из всего совиного семейства (хоть и говорят: мудрый как сова, к нему это не относится), к тому же в последнее время у него появились провалы в памяти. Но что-то я заболтался, впрочем, думаю, ничего страшного в этом нет, хотя написанное мною сейчас не похоже на обычные дневниковые записи, разве что в самом начале». Филин вперевалку подошел к окошку домика, в котором писал свой дневник отец Батти и недоверчиво уставился на него через маленькие очки, которые каким-то чудом удерживались на его крючковатом клюве: – Хмм, хмм. Это ты, Батти? Старый летописец высунул голову в окно, оказавшись нос к носу, вернее, нос к клюву с Ореховым Крылышком. – А кто же еще это может быть, с перепачканными в чернилах лапами, погребенный среди свитков и дневников в такой прекрасный день? Не ты же это, в самом деле, пернатый мошенник! Ореховое Крылышко покачал головой с несколько отсутствующим видом: – Хмм, мм. Нет, это никак не могу быть я. Не люблю портить бумагу дурацкими закорючками. Тебе не кажется, что скоро пойдет дождь? Батти кивнул и, посмотрев в яркое голубое небо, на котором не было видно ни облачка, ответил: – Вообще-то, у меня сегодня кости ломило, но, может, это ничего и не значит. Взгляни-ка на небо и скажи, что ты думаешь. Ореховое Крылышко похлопал крыльями: – Хмм, мм. Небо далеко, мне отсюда не видно. Да и не это меня беспокоит. Отец Батти вышел из домика и приблизился к филину: – Навряд ли ты прилетел сюда только затем, чтобы поболтать о погоде. Что случилось? Ореховое Крылышко думал долго и сосредоточенно. Он закрывал глаза, покачивал головой из стороны в сторону. Наконец произнес: – Хмм, мм. Дай-ка подумать… Я вроде хотел сказать… нет, это было что-то другое… Может… Хмм, нет… Забыл! Батти терпеливо улыбнулся: – Может, про клубнику? Ореховое Крылышко очень удивился: – Откуда ты знаешь? – Просто, когда ты хлопал крыльями, на землю упала клубничина. Вот она. Ягода была громадной, ярко-красного цвета, желтые семена, казалось, вдавлены в бока. Ореховое Крылышко улыбнулся с довольным видом. Отряхнув клубничину, он протянул ее отцу Батти: – Принес специально для тебя, друг мой. Они потащили клубнику на кухню, и нужен твой совет. Отец Батти вгрызся в ягоду, по усам у него тек сладкий красный сок. – Великолепно! Надеюсь, все ягоды такие же, как эта. Какая все-таки чудесная штука, эта клубника! Вот ешь ее, чувствуешь аромат и понимаешь – вот это и есть настоящий вкус лета. Ну что ж, пойдем на кухню, посмотрим, чем я могу помочь. Барсучиха Крегга была совершенно слепой, хотя, похоже, ей это ничуть не мешало. Она поджидала нашу парочку у главного входа в аббатство. – Отлично, Ореховое Крылышко, тебе удалось вспомнить, зачем тебя послали. Ну, Батти, доедай свою клубнику и пошли на кухню. Отец Батти страшно удивился: – Но как ты… Рэдволльская слепая барсучиха предугадала вопрос: – Я поняла, что с Ореховым Крылышком идешь ты, потому что из-за ревматизма ты слегка прихрамываешь, а любой, у кого есть нос и уши, легко учует клубничный запах и услышит чавканье. Ну, пойдемте скорее, пока малыши сами не придумали, что им делать с урожаем клубники. Кротоначальник и сестра Тернолиста пытались удержать ватагу прожорливых малышей, которые только и мечтали пробраться к полным спелой клубники корзинам, стоящим повсюду на кухне. – Уррр, маленькие разбойники, уберите лапы от корзинок сию же минуту! Из корзины, которая стояла на верхней полке, Кротоначальник извлек крохотную мышку. Та довольно облизывалась и сжимала в лапках уже обкусанную, но все еще большую ягоду. Сестра Тернолиста в одной лапе держала за шкирку двоих кротят, до ушей перепачканных красным соком, а другой размахивала большой деревянной ложкой, грозя воришкам, успевшим набить полные рты и карманы. – Хватит! Хватит с вас уже! Слышите меня? Прекратите немедленно! Один из кротят, тот, который уже успел проглотить большую часть спешно засунутой в рот ягоды, невнятно пробормотал, пытаясь объяснить непонятливым взрослым такие простые вещи: – Не-а, хурр. Нельзя прекратить есть такую вкусно-тищу! К тому же эта клубника скоро станет плохой. Вот чтоб она не стала плохой, мы должны ее съесть поскорее. Трудная работа – быть маленьким! Хурр! Но сестра Тернолиста не разделяла эту точку зрения: – Если кому и станет плохо, так это вам. У вас животы разболятся, будете валяться зеленые, как лягушки. Эй, вы двое, прекратите сейчас же! При звуке голоса Крегги все малыши замерли. А она громко, на всю кухню, объявила: – Только покажите мне тех, кто крадет клубнику, и я с ними разделаюсь по-своему! Клянусь всеми летними грозами, так я и сделаю! Кротенок Вугглер дернул отца Батти за рукав и заговорщически прошептал: – Уррр, отец Батти, не говорите барсучихе, что я воровал клубнику, а я тогда не скажу про вас, уррр? Старик подмигнул Вугглеру и громким голосом сказал: – Крегга, как вы можете говорить такое! Уверен, никто из наших малышей не способен на такое злодейство! Подумать только – красть клубнику! Они всего-навсего помогают перекладывать ягоды в корзины. Раздался разноголосый хор, причем все маленькие жулики радостно подтверждали слова отца Батти. – Плавда, плавда, сударыня! Отец Батти плавильно говолит! – Мы – честные звери! – Ни разу в жизни мы не украдывали клубнику! Хуррр! Крегга кивнула и с суровостью в голосе заметила: – Что ж, рада слышать, потому что однажды, много зим назад, когда вы еще даже и не появились на свет, жил в Рэдволле малыш, который… Ты помнишь эту историю, сестра Тернолиста? Тернолиста сжала губы, чтобы не расхохотаться, и продолжила: – Конечно, я помню все так хорошо, словно это произошло вчера. И прямо сейчас расскажу малышам. В тот день, когда мы собрали урожай, он ел клубнику целый день – с рассвета до самого захода солнца. Он не обращал внимания на все наши уговоры. И хотя мы запретили, все равно таскал ягоды, причем самые сочные и крупные. И как вы думаете, что с ним случилось, когда он шел по лестнице в спальню? Тут сестра Тернолиста остановилась, чтобы перевести дух. Малыши смотрели на нее широко раскрытыми глазами, ловя каждое слово. – Так вот, он шел по лестнице, и вдруг… – Тут она громко хлопнула в ладоши, и малыши вздрогнули от неожиданности. – Ба-бах!!! Он взорвался! И никто его больше никогда не видел! Правда, отец Батти? Отец Батти печально кивнул: – Да, так оно и было, сестра. До сих пор на середине лестницы, там, где все это произошло, видно красное пятно – все, что осталось от маленького жадного мышонка! Трепеща от ужаса, малыши молча выгрузили из своих перепачканных карманов клубнику обратно в корзины. Стародавняя история о жадном мышонке, который лопнул, объевшись клубникой, произвела на них неизгладимое впечатление. Затем они поспешили прочь из кухни. Судя по направлению их голосов, писка и визга, маленькие разбойники направлялись к лестнице в спальню, где и произошло это ужасное событие. Когда последний мышонок выскользнул за дверь, Крегга запихнула в рот клубничину и усмехнулась: – Ха-ха-ха! Каждое лето наша история оказывает свое обычное действие. Хотела бы я все-таки знать, что это за пятно. На ощупь оно более гладкое, чем остальные ступеньки. Наверное, просто кусок кварца в камне. Ореховое Крылышко, глядя, как Крегга ощупывает корзинки, чтобы выбрать ягоду покрупнее, заметил: – Хмм, мм. Слишком уж оно большое. Может, там лопнул жадный барсук, который никак не мог оторваться от клубники, а? В кухню вошел еж-ключник – Траггло Остроспин. Засунув обе лапы в обширные карманы своего передника, он ухмыльнулся и подмигнул Ореховому Крылышку: – Может, и барсук. А ну-ка, старина Батти, которая из корзин моя? Выбери ягоды посочнее, чтобы лимонад получился вкусный. Отец Батти оглядел корзины и принялся отмечать те, в которых лежали самые сочные и спелые ягоды. Он осматривал и обнюхивал их, а потом рисовал на корзине крестик карандашом. – Этого тебе хватит, Траггло. Да, думаю, дюжины корзин вполне достаточно. Сестра Тернолиста, эта корзина для тебя – сделай сироп с травами для простудившихся малышей. Брат Мелиот? От неразожженной плиты отошел еще один обитатель аббатства – мышь-соня. В лапах у него была щетка и ведро с водой. – В прошлый раз разрешил кротам сварить сливовое варенье – и вот результат! Не уследили, когда оно закипело, а теперь вся плита испачкана, и не отмыть! Липкое как клей! Вы меня звали, отец? Батти указал на корзины, оставшиеся неотмеченными: – Эти – для тебя. Уже придумал, что будешь с ними делать? Наверняка клубничные торты и печенья. Недаром по дороге сюда я заметил, что на подоконнике у тебя остывает желе из красной смородины. Мелиот снял запачканный передник и надел свежий, только что выстиранный. – Разумеется, клубничные торты и хрустящие печенья и клубника со сливками. И обязательно открытые пироги с клубникой и грушами и бисквит, пропитанный вином и политый сливками, если вы мне, конечно, поможете, отец Батти. Батти охотно согласился: – Обязательно надо сделать такой бисквит, а еще мы положим туда малину и чернослив. Все тут же стали советовать сделать бисквит еще вкуснее. – Сверху посыпать миндалем и лесными орехами! – Да, а пропитать надо ежевичным вином. – Положить вовнутрь желе из черники! – Каждый кусочек намазать медом! – И крахмал из драчены, чтобы желе не вытекло! – Бурр-хуррр, а сверху обязательно побольше взбитых сливок! Спор закончился, только когда в кухню вошли две белки – отец и сын. Каждый нес по два ведра, – конечно, у младшего ведра были поменьше, но ведь и ростом он уступал отцу. Старший, Рузвел, раздраженно сказал: – Кто-нибудь еще собирается приложить лапы к поливке сада? А то мне кажется, во всем аббатстве остались только мы с сыном. Крегга хлопнула себя по лбу: – Прости, Рузвел! Я хотела послать Ореховое Крылышко сказать вам, что на сегодня хватит. Думаю, сад уже полит на славу. Ореховое Крылышко довольно зажмурился за толстыми стеклами своих очков: – Хмм, мм. Отрадно слышать, что не только я такой забывчивый! Рузвел прожил в Рэдволле меньше года. По натуре он был путешественником и воином, но, когда умерла его жена, он вместе со своим сынишкой Позднецветом пришел в Рэдволл, да так там и остался. Оба умели и любили работать, но со дня смерти жены Рузвел сильно изменился. Больше он не был прежним искателем приключений с легким характером и счастливой способностью забывать о невзгодах. Балагур и весельчак исчез, и те, кто встречал его раньше на лесных тропинках, никогда бы не поверили, что перед ними тот самый Рузвел, которого они знали. Он кивнул собравшимся на кухне зверям и повернулся к Позднецвету: – Давай отнесем ведра и пойдем вымоем лапы перед обедом, сын. Холодная вода в пруду аббатства, кажется, остудила гнев Рузвела. Позднецвет молча мыл лапы, глядя, как отец плещет себе водой в лицо, отфыркиваясь, когда вода попадала в рот или в нос. Потом Позднецвет посмотрел на небо и сказал: – Хорошо бы, дождик пошел, тогда не надо было бы носить воду для поливки, да? Рузвел потряс головой, чтобы вылить воду из уха: – Да уж. Хотя послать кого-нибудь, чтобы предупредить нас, что поливать деревья больше не надо, тоже было бы неплохо. Позднецвет примирительно пожал плечами: – Крегга не виновата, что забыла. К тому же она притащила куда больше воды, чем мы. Рузвел кивнул, не желая спорить: – Может, так оно и есть. Только в Рэдволле нужен лидер – аббат или аббатиса. Мне нравился старый аббат Арвин. Пока он был жив, все получалось как-то само собой. Позднецвет вытер лапы о траву. – Это потому, что когда-то он был воином, как и ты. Может, поэтому вы и поладили. Рузвел улыбнулся одной из своих редких улыбок и запустил в сына камешком. – Наверное, ты прав. Мы с тобой – единственные воины, оставшиеся в Рэдволле, и мы сумеем справиться. Позднецвет поймал камешек и запустил его в пруд, тот проскакал раз пять, прежде чем пошел ко дну. – Конечно, мы справимся, потому что я твой сын, а ты мой отец. Но я никогда не участвовал в битве и даже не видел сражения, так что вряд ли меня можно назвать воином. Я был совсем маленьким, когда мы пришли сюда. Рузвел крепко сжал лапу сына: – Нет, ты – воин, Позднецвет, я знаю это совершенно точно. В твоих жилах течет кровь воинов. Никогда не забывай об этом, сын! Они встали с земли и пошли к саду, где под деревьями уже хлопотали другие звери, накрывая на стол. Позднецвет шагал рядом с отцом. – Но Рэдволльское аббатство – самое мирное место на свете. Как же я узнаю, что я тоже воин? Рузвел остановился и взглянул на него: – Твое имя – Позднецвет Регуб. На древнем беличьем языке «Регуб» означает «величайший воитель всех времен». Я тоже зовусь Регуб, как и мой отец до меня. Когда будет угрожать опасность или ты встретишься лицом к лицу с врагом, ты поймешь, что и ты Регуб, храбрейший из храбрых! Обед оказался весьма простым: тонко нарезанные фрукты – сливы, яблоки и груши, – свежие булочки со сливовым вареньем, шипучий напиток из листьев одуванчика и лопуха, который достал из своих запасов предусмотрительный ключник Траггло. Рузвел подсел к нему, и они заговорили о чем-то своем, а Позднецвет выбрал себе местечко поближе к Крегге. Барсучиха ласково провела лапой по его лицу и заметила: – Ты чем-то расстроен. Хотелось бы мне знать, о чем ты думаешь. Бельчонок отхлебнул глоток из своего кубка: – Не то чтобы расстроен, скорее озадачен. Говорят, вы когда-то были великим воином. Мой отец любит посидеть в компании воителей, но я никогда не видел, чтобы он говорил с вами. Почему? Крегга слегка пожала плечами, ее глаза незряче смотрели вперед. – Может быть, потому, что я никогда не рассказывала о том времени, когда я воевала. Для меня теперь это все не имеет значения. Сейчас в моей жизни самое главное – мир и прекрасное аббатство Рэдволл. А тебе, Позднецвет, нравится Рэдволл? – Конечно, для меня аббатство – родной дом. Крегга ласково улыбнулась: – Хорошо. Для меня оно тоже стало домом, хотя я никогда не видела его. Я ослепла в битве задолго до того, как узнала о Рэдволле. Знаешь что, Позднецвет, посмотри вокруг и опиши мне, что ты видишь. Ты будешь моими глазами. Давай попробуем. Расскажи, где мы живем. Позднецвет взял старую барсучиху за лапу и заговорил: – С севера на юг тянется широкая тропа, и возле нее и стоит Рэдволл. С трех сторон – с севера, востока и немного на юге – полукругом аббатство окружает Лес Цветущих Мхов. На тропу выходят главные ворота, возле которых стоит маленький домик – сторожка, в ней обычно сидит отец Батти и ведет свои записи. Внешние стены аббатства очень высокие и прочные, они сложены из камня песчаника, как и все остальные здания в аббатстве. Сверху стена украшена зубцами, между ними я могу свободно пройти – такая она широкая. Издали наше аббатство похоже на военную крепость. Внутри, то есть с нашей стороны от внешней стены, растут разные деревья и травы, есть здесь и пруд, и фруктовый сад. А в середине стоит аббатство. Это огромное старое здание с красной черепичной крышей, красивыми витражными окнами, а внутри множество больших арок и колонн. Справа от аббатства стоит колокольня, на которой висят два колокола. Они громко звонят на рассвете, в полдень, вечером и очень тихо ночью. Мне нравятся колокола. По-моему, они очень дружелюбные и присматривают за нами, чтобы предупредить, если что-то вдруг случится. Крегга нежно сжала лапу бельчонка: – У тебя доброе сердце, Позднецвет, и зоркие глаза. Как раз таким я и представляла наше аббатство. Пока они разговаривали, откуда-то с юго-востока налетели облака. Сначала их было немного, но потом, когда ветер усилился, они заволокли все небо. Отец Батти снова почувствовал ломоту в лапе. – Ха! Я же говорил! Дождь все-таки будет! Бумс! Блямс! Две здоровенные дождевые капли упали на сливовое дерево, под которым был накрыт стол, и одна из них скатилась прямо на нос Кротоначальнику Губбио. – Хурр, похоже, отец Батти, ваш дождь начнется прямо сейчас! Как только Кротоначальник договорил последнее слово, хлынул долгожданный дождь. Да что там дождь – настоящий летний ливень! Юго-восточный ветер принес грозу. Где-то в отдалении загрохотал гром, и на востоке сверкнула молния. Пыль мгновенно превратилась в хлюпающую под ногами грязь, пожелтевшая от зноя трава припала к мокрой земле. Миллионы капель забарабанили по листьям и траве, в одну секунду шум дождя заглушил все другие звуки. Деревья и даже само аббатство исчезли за серебристой стеной воды. Брат Мелиот и Рузвел быстро схватили скатерть и, завязав ее в огромный узел вместе со всеми тарелками, ложками и кубками, потащили в аббатство. Барсучиха Крегга, перекрывая шум дождя, крикнула: – Все бегом в дом! – и, широко раскинув лапы, прикрыла малышей от холодных капель воды. Сестра Тернолиста вцепилась в неизменный передник ключника, встревоженно воскликнула: – Господин Траггло, двоих малышей нет! Позднецвет, вымокший с лап до головы, крикнул старшим: – Сбежали кротята – Вугглер и Блинни. Когда мы с отцом сидели у пруда, видели, как они направлялись к главным воротам. Позднецвет и Траггло по лужайкам помчались туда. Бежать под дождем было тяжело – лапы скользили и заплетались в мокрой траве, по лицу стекали целые потоки воды, а гром гремел все ближе и ближе, да и белые зигзаги молний сверкали уже почти над самой крышей аббатства. Ветер заставил их бежать бегом до стены сторожки возле главных ворот. Добравшись до нее, они перевели дыхание и стали пробираться к двери, которая хлопала на ветру, поскольку отец Батти не запер ее на ключ. Наконец Траггло и Позднецвет ввалились в спасительное убежище. Еж быстро оглядел комнату: – Маленькие мошенники! Их здесь нет! Мы их никогда сюда не пускали! Бельчонок вытер лицо занавеской. – Давайте подумаем. Знаю! Наверное, они взобрались на зубцы на стене! Малышам всегда запрещают туда лазить, но для них это самое интересное место на свете. Потоки воды обрушивались на стену, по ней на землю стекали ручьи и водопады, в двух шагах не было ничего видно. Траггло и Позднецвет почти добежали до северной стены, как вдруг послышался такой ужасный раскат грома, а небо прямо над ними расколола громадная молния. В это мгновение еж увидел две маленькие фигурки, вцепившиеся в стену. – Ха! Вот они где! Трудно было представить более мокрых и перепуганных малышей. Разревевшись, изо всех сил кротята бросились к своим спасителям: – Аааа-аа-аррр! Мы совсем промокли! Уу-у-урррр! Траггло снял с себя передник и завернул в него малышей, потом они вместе с Позднецветом и кротятами в лапах бросились обратно в аббатство. На фоне неба, которое от вспышек множества молний стало белым, высившаяся впереди громада Рэдволльского аббатства казалась вырезанной из картона темной декорацией. Крегга и Тернолиста ждали их на пороге, они держали дверь открытой, чтобы осветить дорогу спасателям и спасенным. Наконец все четверо ввалились в дом, запыхавшиеся и промокшие до костей. Сестра Тернолиста тут же дала Позднецвету и Траггло по большому махровому полотенцу. – Так вы их нашли! Хвала небесам! И где же были эти негодники? Еж яростно растирал лицо. – Как раз там, где и положено быть таким неслухам, – на стене, в северо-восточном углу. Промокли, перепугались и визжали, чтобы их спасли от грома. Так или иначе, они здесь, целые и невредимые. Отряхиваясь и оставляя за собой мокрые следы, все они прошли через большой зал, освещаемый молниями, которые через разноцветные витражи казались ярким праздничным фейерверком. В Пещерном зале был разожжен камин, возле которого, завернутые в полотенца, сидели обитатели Рэдволльского аббатства. С них тоже стекала и капала вода. Сестра Тернолиста и крот Гурмант насухо вытерли возвращенных малышей, не обращая внимания на возмущенный писк. У кротенка Вугглера голова болталась из стороны в сторону, когда сестра Тернолиста вытирала ее, приговаривая: – Сколько раз вам уже говорили – не лазить на стену? Сколько раз вам запрещали там играть? Зачем вы туда пошли, а? Ну-ка отвечай! – Хурр, да мы просто болтали с теми смешными зверями из леса, честное слово! – Какими еще смешными зверями? – Фуррр, их там двое было, сударыня. Они такие… серо-бело-черные и в больших плащах. Позднецвет пытался сохранить серьезность. Обычное дело – Вугглер просто-напросто придумал каких-то зверей, чтобы оправдать свой визит на стену. – Так, значит, два смешных бело-серо-черных зверя в плащах? И о чем же вы говорили с ними? – Мы им ничего не говорили. Это они нас попросили спуститься и открыть им ворота. – А вы что сказали? – Хурр, ну, мы, это самое… только-только собирались это сделать, а тут такой дождь пошел, и все загремело, и мы испугались. – Ну а с этими зверями что случилось? Куда они делись? Вугглер помахал лапкой в воздухе и подмигнул: – А они исчезли! Вот так – раз, и нету их! Позднецвет усмехнулся и подмигнул Траггло, который внимательно слушал кротенка и кивал, словно действительно верил во всю эту историю. – Что же, Вугглер, два зверя просто так взяли и исчезли? Маленький Вугглер кивнул с совершенно серьезным видом: – Ну да. Это самое… Так оно и было. Сестра Тернолиста щелкнула его по носу: – • Ты объелся клубникой и заболел. Болтаешь всякую ерунду! Отправляйся-ка в постель, и ты, Блинни, тоже. Думаю, на сегодня с вас уже хватит – объесться клубникой, играть на стене, попасть под дождь и в конце концов придумать такую глупую историю, – вполне достаточно приключений для одного дня! Марш в спальню! И без разговоров! Являя собой картину искреннего раскаяния, с торчащим во все стороны после усиленного вытирания мокрым мехом, кротята под бдительным оком сестры Тернолисты отправились в спальню. Отец Батти улыбнулся Ореховому Крылышку: – Бело-серо-черные звери в больших плащах, которые так вовремя исчезли, что никто из взрослых их не видел! Чего только эти проказники не придумают! Кончиком полотенца филин протер очки: – Хммм, мм. В этом нет ничего странного! Если старшие рассказывают малышам страшилки про тех, кто ворует клубнику, а потом лопается, оставив в память о себе только красное пятно на ступеньках лестницы, неудивительно, что зверята потом придумывают всякие небылицы! А снаружи бушевала гроза, которая в одну минуту превратила солнечный летний день в темную ночь. Ветер гнул могучие деревья в Лесу Цветущих Мхов и бился о прочные каменные стены аббатства, пытаясь проломить их. А обитатели Рэдволла, согревшиеся и умиротворенные, сидели в тепле и уюте возле очага и чувствовали себя в полной безопасности. ГЛАВА 4 Вовремя заметив приближающуюся грозу, Гром Быстроглаз скинул со спины свернутую палатку и умело натянул ее между двумя большими валунами, стоявшими у подножия холма на небольшом расстоянии друг от друга. Римроза и Песенка укрепляли палатку камнями уже под начинающимся дождем. Приходилось работать быстро, так как молнии, вначале сверкавшие в отдалении, сейчас разрывали небо все ближе и ближе. Бабуля Эллайо поспешила в укрытие между камнями и вымела из-под натянутой палатки уже влажные листья. В их убежище стало сухо и даже уютно. Гром подкатил последний камень к палатке – теперь можно было не опасаться, что ее сорвет сильным порывом ветра, – убедился, что полотнище натянуто туго и капли дождя будут стекать не скапливаясь. Капли дождя тем временем стали стучать все чаще, ветер усилился, Быстроглаз работал, сдувая с носа и усов воду и заслоняя глаза от ветра. Римроза и Песенка уже нырнули в укрытие, и Эллайо из-под навеса торопила сына: – Давай беги сюда поскорее, пока снова не грянул гром. – Ничего, гром Грому не страшен! Тем не менее он поспешил в палатку, все потеснились, чтобы дать ему место. Эллайо инстинктивно подпрыгнула, когда удар грома раздался прямо над головой. Сын, успокаивая, положил ей лапу на плечо: – Не надо так пугаться, удар грома не может причинить вред, а то ты прыгаешь, как лягушка при виде цапли. Но бабуля Эллайо не собиралась успокаиваться. – Гром-то, может, вреда и не причинит, а вот молния – другое дело. Сними-ка с пояса нож и воткни в землю, сынок. Молнии умеют находить железо. Быстроглаз знал, что в словах его матери есть изрядная доля правды. Вытащив длинный кинжал из ножен широкого пояса, он воткнул его в землю рядом с валуном, на котором держалась палатка. Затем он лег на живот и, положив подбородок на скрещенные лапы, принялся смотреть на серебристые струи дождя. Они, как кисея, закрывали все вокруг, так что деревья Леса Цветущих Мхов казались какой-то сплошной темной громадой, в которой не различишь ни листьев, ни веток, ни даже отдельных стволов. Песенка легла рядом, а ее мать и бабушка устроились у задней стены палатки. Гром указал на них: – Бери с них пример, Песенка, отдохни, пока есть возможность. Нечего и думать о том, чтобы двигаться дальше, пока дождь не закончится. Так что лучше всего поспать, больше делать все равно нечего. Юная белочка мрачно взглянула на него: – Когда же кончится этот ужасный дождь? Мне так хочется поскорее попасть в Рэдволльское аббатство! Ее отец пожал плечами: – С дождем всегда так – никто не знает наверняка, когда он кончится. Может, скоро, а может, и нет. В конце концов, не обязательно идти днем, по ночам путешествовать даже интереснее. Так что лучше поспи, если развиднеется, я тебя разбужу. Песенка честно пыталась последовать совету отца, но чем больше она убеждала себя, что надо спать, тем меньше ей спать хотелось. Она смотрела в серое небо, с которого лил бесконечный дождь. Гроза кончилась, унеся с собой на север яркие молнии, теперь по небу плыли темные дождевые тучи, в лесу царили сумерки. Постепенно, глядя на облака и покачивающиеся верхушки деревьев, она задремала, убаюканная монотонным стуком капель. Потом вдруг почувствовала, как насторожился отец, и тотчас же проснулась. – Тише, Песенка, не двигайся! Смотри, там, на реке… Сильное течение несло большую лодку, в которой сидело множество водяных крыс – коричневых, серых и даже черных. Их было так много, что лодка то и дело черпала воду то одним, то другим бортом, при этом сидящих в ней то и дело окатывало с головы до пят. А на носу устроились двое Белолисов, как две капли воды похожих на тех, с которыми семейству Быстроглаза уже пришлось встретиться. Большинство крыс гребло, они изо всех сил налегали на весла, чтобы направить лодку по нужному им курсу, остальные, кто чем мог, вычерпывали залившуюся воду. Гром тихонько пробормотал: – Хорошо, что из-за рева воды они не слышат храпа твоей бабушки. Сиди тихо, еще одна лодка! За первой последовала вторая лодка. Гром высунулся вперед, подставив голову под дождь, и принялся вглядываться в ту сторону, откуда появились лодки. – Ого, да их там много! Еще четыре, если не ошибаюсь. Никогда ничего подобного не видел. Надо бы рассмотреть все поближе. Ты останешься здесь, Песенка. Если понадобится, ты знаешь, где мой кинжал. Маму и бабушку не буди, нечего им волноваться понапрасну. Я скоро вернусь! Неподалеку от того холма, где они разбили лагерь, росла старая могучая ива. Она склонилась над рекой, так что ее ствол стал похож на мост, который, впрочем, не доходил до противоположного берега. Гром Быстроглаз вскарабкался на дерево с удивительной для белки его возраста и комплекции сноровкой. Он осторожно подобрался к толстой ветке, нависшей прямо над водой, и тщательно проверил, не обломится ли она. Выбранная ветка оказалась достаточно прочной, и Быстроглаз удобно устроился на ней. Под ивой проплыли еще две лодки, причем никто из пассажиров и не подозревал о том, что за ними кто-то следит. Гром плотно прижался к дереву, его темный мех сливался с цветом коры. Любую другую белку уже давно бы выдал яркий цвет шкурки, но Гром казался такой же частью дерева, как и прочие ветки. Еще одна лодка спустилась вниз по течению. Он пропустил ее, отметив про себя, что Белолисы были только в первой лодке, в остальных же сидят водяные крысы. Сняв с пояса пращу, Быстроглаз приготовился. К иве, накренившись на правый борт, в брызгах воды и клочьях пены подплывала последняя лодка. На корме три крысы неустанно вычерпывали воду. Как раз в тот момент, когда лодка поравнялась с наблюдающим за ней Громом, последняя крыса выпрямилась, чтобы выплеснуть за борт полную миску. Его шею захлестнула петля, а чья-то лапа, как кляп, надежно заткнула ему рот. Лапы крысы мелькнули в воздухе, и дальше лодка проследовала уже без одного своего незадачливого пассажира. Никто из его приятелей не заметил этого таинственного исчезновения. Гром подтянул пойманного врага поближе и стукнул по голове, тот повис, как тряпка. Быстроглаз втащил его на ветку и усадил верхом, прочно привязав свободный конец пращи, захлестнувшей шею крысы, к стволу дерева. Послышался тихий стон – пленник Грома Быстроглаза начал потихоньку приходить в себя. Гром шутливо похлопал его по плечу: – Успокойся, приятель, кричать уже поздно. Твои дружки давно уплыли. А ты будешь сидеть здесь, пока не расскажешь, кто вы и куда направляетесь! Песенка увидела, как отец, целый и невредимый, появился из-за пелены дождя. Казалось, он страшно доволен собой; он насвистывал сквозь зубы, а нырнув в палатку, подмигнул дочери и тихонько рассмеялся: – Принеси-ка сухих веток для костра, они у задней стенки палатки. Такое ощущение, что во всем Лесу Цветущих Мхов не осталось ни одной сухой веточки. Песенка принесла ветки и огниво, вытащила из земли нож, высекла несколько искр на кусочек сухого мха. Ее усилия увенчались успехом – тоненькая струйка дыма потянулась вверх, а на ветках заплясали крохотные язычки пламени. Гром принялся подкладывать сосновые шишки и ветки побольше, и вскоре перед ними горел настоящий костер. От запаха дыма проснулась Римроза и с удовольствием протянула лапы к огню. – Замечательно! Обожаю тепло! А есть вы не хотите? Сзади раздался голос бабули Эллайо: – Мы все перекусим, если не возражаете. Никто, конечно, не возражал, и не прошло и десяти минут, как из последних припасов был состряпан вполне приличный обед. Песенка тонкими кусочками нарезала остатки фруктового пирога с медом, а бабуля заварила мятный чай. Римроза достала четыре овсяные лепешки и маленький кусочек сыра – получились отличные бутерброды. Сидя в своем укрытии у костра и запивая чаем пирог и лепешки, все семейство с удовольствием смотрело на струи дождя. Потом Гром поднес к губам флейту и заиграл. Когда последние звуки флейты затихли, со стороны реки раздался хриплый голос, при звуке которого бабуля Эллайо подскочила. – Отлично спето, малышка! У тебя чудный голосок! Песенка тотчас потянулась к отцовскому кинжалу, но Гром с улыбкой остановил ее лапку: – Могу поспорить, он гораздо лучше, чем голос старой плешивой землеройки! К палатке подошел Лог-а-Лог в окружении своей команды. К счастью, здесь были не все его матросы, иначе не обошлось бы без шума и гама. – Ха! Гром Быстроглаз собственной персоной! До меня дошли слухи, что ты помер три зимы назад. А ты все как ни в чем не бывало скачешь по свету, толстяк-поскакунчик! Гром горячо пожал лапу своего старого друга: – Лог-а-Лог, толстопузый жук-плавунец! Я слышал, что это ты мертв вот уже четыре зимы! Друзья обнялись, и землеройка сказал, похлопывая Грома по спине: – Наверное, мы самые здоровые привидения во всем лесу! Через некоторое время к палатке Грома подтянулись остальные землеройки. Они соорудили большой навес, под которым от дождя могли укрыться все члены команды. Лог-а-Лог с удовольствием пил заваренный Эллайо мятный чай и рассказывал Грому, как получилось, что он и его землеройки путешествуют пешком, а не по воде, как обычно. Внимательно выслушав, Быстроглаз рассказал о своем столкновении с Белолисами. Лог-а-Лог задумчиво почесал ухо: – Думаешь, те же самые Белолисы украли наши лодки? Гром выразительно покачал головой: – Это совершенно невозможно! Мы встретили их далеко отсюда, но зато сегодня я видел лис, которые и украли твои лодки. Лог-а-Лог схватился за рапиру: – Видел? Где? – Они проплыли по реке. Уже начало темнеть, когда я увидел лодку с двумя Белолисами и решил проверить, в чем дело. Всего прошло шесть лодок с водяными крысами, но лисы были только в первой. – А еще что ты видел? Гром прикрыл глаза. Казалось, ему наскучил этот разговор, но те, кто хорошо его знал, заметили бы, как они блеснули. – Да что там можно было увидеть? Я подумал, что вряд ли они остановятся поболтать со мной, вот и захватил одного в плен. Лог-а-Лог подпрыгнул и вновь ухватился за рапиру. – Захватил в плен? Что ж ты раньше не сказал?! Гром со вздохом встал: – Потому что ты обозвал меня толстяком и сказал, что я умер три зимы назад. Ну пошли, хватит обижаться! Я отведу тебя к нему. Пленник уже пришел в себя, но почему-то нисколько не удивился, когда Гром ослабил его путы и спустил с ивы на землю, где его уже поджидал Лог-а-Лог с неизменной рапирой. Землеройка нацелил острие своего грозного оружия на горло крысы. – А теперь, дружок, тебе придется поговорить с нами. Кто такие Белолисы, сколько их и каким ветром вас всех сюда занесло? Что вам здесь нужно? Говори! Пленник дрожал не то от страха, не то от ненависти к врагам, захватившим его. Гром стукнул крысу сильной лапой: – Откуда вы? Вы пришли оттуда же, что и Белолисы? Я слышал, они живут на неизвестном острове посреди огромного озера. Расскажи нам. Кто там правит? В ответ ни звука, хотя Лог-а-Лог заметил, что лапы у него задрожали еще сильнее. Землеройка отвел Грома в сторону и шепотом, чтобы не слышал пленник, сказал: – Что ты с ним сделал? Или, может, он немой?.. Смотри! Прежде чем кто-либо успел удержать его, крыса подпрыгнула к краю берега и бросилась в воду. Сильное течение тотчас подхватило ее и уволокло. Лог-а-Лог и Гром подбежали, но было уже слишком поздно. Им осталось лишь смотреть, как водяную крысу завертело в водовороте, еще раз мелькнула голова, и река вновь опустела. По ней проносились ветки, какая-то грязь, как всегда бывает после сильного ливня. Тяжело переваливаясь на волнах, проплыло бревно. С таким течением даже водяная крыса не смогла бы справиться. Лог-а-Лог поморщился: – Всегда жаль, когда кто-то расстается с жизнью понапрасну, даже если это такой мерзавец. Гром снова пристроил пращу на прежнее место на поясе. – Не могу сказать, что этот крысюк погиб понапрасну. Теперь невозможно точно узнать, почему он так сделал, но никто бы не выплыл из такого течения, и он отлично это понимал. Должно быть, он и вправду до смерти чего-то боялся, если уж решил, что лучше умереть, чем оказаться предателем. Лог-а-Лог стоял, глядя туда, где в последний раз мелькнула голова крысы. – Ты прав, Быстроглаз. Пойдем-ка поспим. Может, мы и поймем что к чему, когда придем в Рэдволл. Фургончик бродячей труппы Флориана застрял в грязи, провалившись по самые оси колес. Сам Флориан выжимал воду из фалд своего замечательного фрака и мрачно ворчал себе под нос: – Все беды обрушились на мою несчастную голову! Да-да! Весь свет ополчился против меня! В такую ночь попасть в самый центр урагана, нет, какого там урагана – тайфуна! Настоящий всемирный потоп! А теперь в довершение всего мы тонем в грязи, в какой-то болотистой трясине! Воистину в такие дни и раздается плач и скрежет зубовный! Мужайтесь, друзья мои, ибо больше нам ничего не остается! Остроигл безуспешно пытался одним из своих многочисленных украшений сколоть прореху в парусине, которая покрывала верх фургона. Украшение было заляпано грязью, впрочем как и все вокруг. – Да-а, сдается мне, такого невезения, как сегодня, я еще не видел. Этот противный дождь скоро смоет с меня все иголки! Борракуль, который испачкался в грязи чуть ли не по пояс, пытаясь вытащить застрявший фургон, мрачно улыбнулся: – Ничего страшного. Мы всего лишь заблудились, умираем от голода и наверняка утонем к утру. Одно хорошо – воды у нас теперь вдоволь. Корнерой фыркнул и сморщил нос: – Хуррр, благодарю покорно, мне почему-то совершенно не хочется пить. И больше всего меня беспокоит не погода, а Шалопай. Что-то он… это самое… притих, и это мне вовсе не нравится. Дисум тут же бросилась на защиту своего подопечного: – Вы совершенно безжалостны, господин Корнерой. Взгляните сами, невинный малыш сладко спит. Элахим, который пытался заснуть в том же углу фургона, что и мышонок, пробурчал: – Сладко спит? Как бы не так! Храпит так, что стены дрожат, а еще пытался сжевать мой хвост во сне! Глинокопка швырнула в выдру тюрбан, который из темно-зеленого превратился в коричнево-черный: – Бурррр! Снова вы о еде! Прекратите! Это самое… У меня в желудке уже громы и молнии, шторм и гроза! Хуррр! Флориан в унынии посмотрел на вытащенную из поклажи скрипку, на ней осталась всего одна струна. Он пощелкал по ней: – О-хо-хо! Из-за этой сырости все струны на скрипке полопались! Да-а… Запущенный чьей-то меткой лапой мокрый плащ прервал песню Флориана. Возмущенно отфыркиваясь и отплевываясь, тот вытряхнул воду из ушей и с чувством оскорбленного достоинства возопил: – Какой мерзавец швырнул в меня эту штуку? Признавайтесь немедленно! Вся труппа смотрела на него невинными глазами. Малыш Шалопай радостно улыбнулся, но только покрепче зажмурил глаза, притворяясь спящим. Для пущей достоверности он даже пару раз всхрапнул. Дисум нежно погладила его по голове, тихонько пробормотав: – Такой маленький, а такой талантливый! Со временем ты станешь великим актером! На землю опустилась ночь. С неба на завязший в грязи театральный фургон по-прежнему лил дождь. ГЛАВА 5 Озеро было таким огромным, что, стоя на берегу, никто не видел острова, который находился на самой его середине. Казалось, волны катятся откуда-то из-за горизонта. Даже птицы никогда не решались перелетать через это озеро. Разразившаяся гроза вздыбила волны, всю ночь бушевал настоящий шторм, гремел гром, ветер ревел, как дикий зверь, изо всех сил швырял воду на берег и срывал с валов белые барашки пены. Дождь, вернее, ливень при сильных порывах ветра вцеплялся в поверхность озера тысячами пальцев-капель. То и дело между сизо-багровыми и черными тучами сверкали молнии, их сполохи напоминали дикий танец каких-то диковинных существ, вырвавшихся на свободу после долгого плена. А в замке Белолисов коричневые водяные крысы, в одночасье превратившиеся в оркестрантов, пытались звуками музыки заглушить бушевавшую за окнами грозу. Они дружно пиликали на скрипках, терзали струны гитар, колотили в маленькие гонги, какие обычно используют для того, чтобы позвать слуг, и выдували невообразимые звуки из флейт, свирелей и дудок. Они обходили весь замок, от подвалов до чердака, в нем не осталось уже ни одной комнаты, которую они не почтили бы своим посещением, ни одной лестницы, по которой не прошагали бы их лапы, ни одного угла и закоулка, в котором не сыграл бы их странный оркестр. Эта странная группа следовала за паланкином с задернутыми занавесками. Паланкин представлял собой длинный ящик, сколоченный из довольно толстых досок, задрапированный шелковыми занавесами. Они со всех сторон закрывали паланкин, так что со стороны не было видно, кто именно сидит в нем. Два десятка крыс несли паланкин со всевозможными предосторожностями, так что тот плыл по воздуху, почти не качаясь, рядом вышагивал Белолис. Как только из паланкина раздался стук, носильщики тотчас же остановились. Из-за шелковых занавесок послышался резкий и грубый голос: – Лантур! Прикажи играть громче! Меня не напугать плохой погодой! Я в тысячу раз сильнее и могущественнее, чем все эти громы и молнии! Пусть эти дураки играют громче! Эта дурацкая гроза мешает мне спать, они должны играть изо всех сил! Я так приказываю! Лантур, та самая лисица из племени Белолисов, которая шла подле паланкина, направилась к музыкантам, стоявшим поодаль. Несмотря на то что они и сами слышали приказ, она его повторила тоном генерала, привыкшего командовать: – Великая королева Сильф приказывает вам играть громче. Если вы посмеете ослушаться королевского приказа, вас ждут Зубы Бездны. Играйте! Приведите регентов, они станут воспевать госпожу, может, хвалы Великой королеве заглушат грозу. Еще десяток водяных крыс присоединилось к процессии. По кивку Лантур все снова двинулись в путь, регенты монотонными голосами затянули хвалебный гимн: О наша королева, которой краше нет! Очей твоих сиянье затмит полдневный свет! Рука твоя могуча, и тайна велика. Мы – преданные слуги на вечные века! Мудрым владыкою, Паша великая, Острова нашего будь на века! Впереди паланкина шествовали крысы с курильницами в лапах, ароматические клубы дыма поднимались в воздух и проникали в щель между занавесками. Лантур придвинулась поближе к паланкину и заговорила мягким, льстивым голосом: – Видите, моя королева, мы исполняем все, что пожелаете. В ответ раздался хриплый голос, который с детскими капризными интонациями заявил: – Терпеть не могу, чтобы меня не окружали красота и покой! У меня голова болит от этого отвратительного грома и молний. Так и кажется, что они прямо в меня целят! Прикажи играть громче, Лантур! Еще громче! Лисица склонилась в угодливом поклоне и незаметно улыбнулась. Она была очень похожа на тех Белолисов, которые напали на Грома Быстроглаза и угрожали бродячей труппе Флориана, но казалась немного меньше ростом и была красива своей особой, жестокой красотой. Мягко и ласково она сказала: – Ваш приказ – закон, ваше всевластие! А за стенами замка по-прежнему бушевала гроза, все звуки перекрывал грохот разбушевавшейся стихии. Внизу, на заднем дворе замка, под ледяными струями дождя стояли закованные в кандалы рабы – белки, выдры, ежи и мыши. Все они, понурив головы, ждали, пока с них снимут оковы. Надсмотрщик, должность которого выполнял капитан водяных крыс Уллиг, удобно расположился на крыльце, которое надежно защищало его и от дождя, и от порывов ветра; он позвякивал прикрепленными к поясу ключами. – Да, вам сегодня изрядно повезло, легко отделались. Из-за грозы рано стемнело, и я не собираюсь отправляться с вами в поле работать. Еще чего не хватало – промокнуть до костей! Зато завтра будете работать в два раза больше, а не то попробуете моей плетки! – Поплотнее закутавшись в теплый плащ, Уллиг злобно улыбнулся, глядя на усталых, запуганных рабов, и, продолжая забаву, спросил: – Верно я говорю? Ну-ка отвечайте, да громко, чтобы я слышал! Измученные звери были вынуждены кричать: – Верно, капитан! Уллиг швырнул связку ключей водяной крысе, охранявшей пленников: – Ну-ка, ты! Отопри замки и отведи всех в сарай до рассвета. Шагая по глубоким лужам, рабы отправились по сараям, где тотчас повалились на мокрые соломенные подстилки, радуясь уже тому, что находятся под крышей. Заперев сараи, охранник отдал ключи Уллигу. Еще двое охранников встали возле бараков, они притащили большой котел кукурузной каши и поставили у решетки. Уллиг смотрел, как рабы просовывали лапы сквозь решетку и, зачерпнув быстро остывающую массу, тянули кашу в рот. Он покачал головой при виде этого печального зрелища: – Я слишком добр к вам. Должно быть, с годами я стал мягче. Смеясь про себя, он отправился к себе в казарму, где его уже ожидали сытный обед и отдых у огня. Песенка крепко спала. Уже взошло солнце и на ветках деревьев распевали птицы, когда землеройка по имени Дипплер обрушил ей на голову целое ведро холодной дождевой воды. – Ну, соня-засоня, просыпайся, а то так и будешь храпеть до самой осени! Белочка познакомилась с одним из членов команды Лог-а-Лога, который был приблизительно ее возраста, вчера вечером. Сейчас она открыла один глаз и, не двигаясь, принялась читать мораль своему новому другу: – Ты только что совершил три вещи, которые я терпеть не могу! Во-первых, ты облил меня водой, когда я спала. Во-вторых, ты обозвал меня соней-засоней. Но хуже всего то, что ты сказал, будто я храплю! Вот за это тебе, друг мой, придется принять холодную утреннюю ванну в реке! – И, вскочив, она бросилась за Дипплером, который, впрочем, ничуть не уступал ей в проворстве и ловкости и легко уворачивался. Они промчались мимо Грома и Лог-а-Лога, осыпав их тучей песчинок, еще влажных после вчерашнего дождя. – Ну-ка утихомирьтесь, маленькие разбойники! Капитан землероек отряхнулся от песка и послал Грому понимающую усмешку. – Хотел бы я гоняться, как эта парочка! Хорошо, что твоя Песенка подружилась с Дипплером. У него не очень много друзей. Он сторожил наши лодки как раз в тот день, когда их украли. Гром оглянулся на веселую парочку, которая, промчавшись мимо, еще раз обдала его песком: – Песенка ему не позволит совершить какую-нибудь глупость. Она хорошая девочка, но не так легко стать ее другом. Тем временем Песенка и Дипплер еще пробежали по берегу и наконец оба плюхнулись на песок, не в силах удержаться от смеха. Дипплер протянул лапу: – Мир? Песенка кивнула: – Мир! Смотри, дождь наконец кончился! Ночью ветер унес прочь грозовые тучи, и ливень, который, казалось, никогда не кончится, превратился в моросящий дождь. К утру о нем напоминало только серое небо да капли воды на листьях. Лог-а-Лог крикнул своим землеройкам: – Собирайтесь! Мы сворачиваем лагерь и идем в Рэдволльское аббатство вместе с семьей Быстроглаза! Майон, Баргл, возьмите бабулю Эллайо под лапы. Фенно, гаси костер! Спликкер, ты с двумя разведчиками пойдешь впереди. Немножко удачи – и к вечеру мы уже доберемся до аббатства. Все утро они шли лесом вслед за разведчиками и Спликкером, и деревья стряхивали на них капли дождя. Песенка и Дипплер шагали впереди, стараясь не шуметь. Вдруг из-за деревьев показался незнакомец и направился к Лог-а-Логу. Капитан, взглянув на вновь прибывшего (а им оказалась большая выдра), коротко поздоровался. Тот ответил почти теми же словами: – Утро доброе. Лог-а-Лог кивком подозвал Грома: – Познакомьтесь. Гром, это Командор выдр. Командор, это Гром Быстроглаз. Мы идем в Рэдволл. Гром улыбнулся Командору, получив ответную улыбку. – Ну, нам по пути! Мы с командой добрались до водопадов, это в трех днях пути отсюда, и я оставил их там развлекаться, а сам решил сходить в Рэдволл про- верить, все ли у них там цело после такой грозы. А где, интересно, ваши лодки? Вот уж не думал, что увижу, как землеройки во главе с Лог-а-Логом бродят по лесам и полям. Лог-а-Лог закатил глаза и всплеснул лапами, демонстрируя свой несчастный жребий: – Мы всего лишь одолжили их водяным крысам и парочке Белых лис, или как их там… Не волнуйся, мы вернем их в целости и сохранности и, даю слово, заставим этих мерзавцев заплатить за прогулку. Разговор прервал Спликкер, который вернулся по своим следам и обратился к Лог-а-Логу: – Я с разведчиками прошел вперед по тропе, капитан. Мы услышали какой-то шум из-за болота, и… ни за что не догадаешься, что мы там увидели. Тебе надо самому взглянуть! С этими словами он повернулся и снова отправился к своим разведчикам, которые остались, вероятно, получше рассмотреть находку. Вся компания с Лог-а-Логом во главе, сгорая от любопытства, устремилась за ним. Флориан Даглвуф Вилфачоп как капитан тонущего корабля стоял на сиденье фургона, который за это время почти наполовину ушел в грязь. В одной лапе он держал меч, так испугавший Белолисов. Как раз посредине картонное лезвие перегнулось, так что теперь никто бы не усомнился – перед ним театральный реквизит. Впрочем, сам Флориан этого не заметил и продолжал грозить ухмыляющимся землеройкам. – Смейтесь, смейтесь, безмозглые болваны, живым вы меня не возьмете! Да-да, пока в моем теле есть хоть капля крови, я буду защищать всех женщин и детей, которые находятся на моем попечении! Один из землероек положил свою рапиру на землю: – Мы вовсе не собираемся на вас нападать! Честное слово… Ай-ай-ай! Шалопай высунулся из фургона, в лапе у него была его верная праща с новым камнем. Оглядевшись по сторонам, он с невинной улыбкой объявил: – Это я в вас попал из пращи! А со мной ничего делать нельзя – я еще ребенок! Хи-хи-хи! Землеройка яростно тер лапой мгновенно вспухший нос. – Ах ты, маленький негодяй! Мы не собирались ни с кем драться! Флориан сделал в сторону землеройки выпад картонным мечом: – Как же, как же, они не собирались драться! Так я и поверю, что вы явились сюда с бандой воинов, просто чтобы прогуляться! Да-да! Как раз в этот момент к месту действия прибыли Командор, Лог-а-Лог и Гром Быстроглаз, по пятам за ними бежали Песенка и Дипплер. Песенка тотчас подошла к пострадавшей землеройке и приложила к распухшему носу влажный мох. – И что же здесь происходит, позвольте узнать? – наконец спросила она. При первых же звуках мелодичного голоса Флориан преобразился. Стянув с головы соломенную шляпу, он склонился в церемонном поклоне, таком низком, что еще немного – и он бы вывалился из фургона прямо в жидкую грязь. – Ушам своим не могу поверить, такой нежный голос! Да-да! Умоляю, уговорите этих мошенников не трогать нас. Мы всего лишь заблудившиеся путешественники, гастролирующая труппа, артисты, застигнутые непогодой в этом негостеприимном месте. И в довершение всех несчастий мы подверглись нападению этих жестокосердных мокриц! Землеройка отнял от носа мох и снова попытался возразить: – Да пойми же ты, длинноухий глупец, кто тут и нападал, так это ты! Из фургона показалась Дисум, она беспокойно оглянулась по сторонам и отжала большой цветастый платок. – Хватит вам спорить, помогите нам, пожалуйста! Командор и Гром любезно помогли артистам выбраться из фургона и добраться до сухого места. На поляну вышли остальные землеройки, все начали знакомиться, потом землеройки привязали оставшиеся у них паруса к фургону, как веревки, и принялись раскачивать его. Колеса раскачиваемого фургона издавали чавкающие звуки. Гром подсовывал ветки под колеса, землеройки тянули, и наконец фургон оказался на твердой земле. Командор отряхивался от грязи, а Флориан, который уже успокоился и больше не видел в землеройках врагов, благодарил его. – Ну ты и силен! А в благодарность за помощь мы устроим для вас представление. Да-да! Я уж и не надеялся, что наш старый фургончик можно вытащить. Командор не мог не улыбнуться, слушая восторженные излияния зайца: – Хорошо еще, что вы дальше не забрались, там сплошное болото. Как зайдешь, так и не выйдешь, приятель. Ни от вас самих, ни от вашей телеги и следа бы не осталось. – А-а-аах! – Дисум картинно всплеснула лапками и упала в обморок. Гром посмотрел на нее и кивнул Эллайо: – Займись ею, мама. Господин Флориан, придется отложить ваше представление до лучших времен. Надо добраться до Рэдволльского аббатства засветло. Флориан состроил удивленную гримасу: – А? Рэдволльское аббатство? Великолепно! Как раз туда мы и собираемся! Может, продолжим путь вместе, так сказать, сила – в единстве, слыхали? Да-да, я смогу защищать вас от всяких мошенников, воришек и просто негодяев, которые повстречаются по дороге. Ведите нас, мой добрый друг, ведите! В эту секунду Дисум издала сдавленный вопль и подскочила. Борракуль с восхищением посмотрел на бабулю Эллайо: – Должно быть, у вас отличное лекарство, сударыня. Так быстро привести ее в чувство после обморока! Эллайо взобралась в фургон и с достоинством ответила: – Все эти лекарства – ерунда. Одно могу сказать совершенно точно – она притворялась. А от притворства еще лекарств не изобрели, вот я и укусила ее за хвост – живо пришла в себя. А фургон – это хорошо, как раз мои старые косточки отдохнут. Ну-ка, малыш, подвинься! Шалопай неохотно уступил место старой белке, с недовольством покосившись на нее. Она строго посмотрела на него и заявила: – И не вздумай хвататься за свою пращу! Вот только протяни лапу к камню, живо тебе хвост откушу! Сразу научишься хорошим манерам. В это время Элахим-выдра радостно воскликнул: – Смотрите, снова солнышко вышло! После дождя и ветра яркое летнее солнце казалось еще ярче, и настроение у всех сразу улучшилось. Со всех сторон посыпались шуточки, то и дело раздавался веселый смех, а путешествие в Рэдволл стало казаться обычным летним походом. Полдень застал Траггло и Позднецвета на тропинке у аббатства, они собирали одуванчики и почки большого лопушника. Ключник объяснял, для чего используют разные части растений, и по мере перечисления болезней, которые можно вылечить той или иной травкой, наполнял тростниковую корзинку. – Так, одуванчики сейчас можно использовать для салатов и бульонов. Собирай только молодые, на которых побольше бутонов, они самые сладкие. Позднецвет понюхал едва распустившийся бутон и лизнул его. – Точно, сладкие. А лопушник какой брать? Еж показал: – Вот этот, небольшой. Он лучше, чем крупный, в нем больше сока. Из него можно делать примочки на синяки и ожоги, впрочем, для салата он тоже подойдет. Клади его сюда. Кто это идет к нам по тропинке? Позднецвет приложил лапу козырьком ко лбу, вглядываясь в разномастную толпу зверей, окружавшую расписанный выцветшими красками и покрытый грязью фургон, который направлялся к аббатству. В эту минуту незнакомец, шедший впереди, вскинул лапы и победно закричал: – Рэдво-о-оо-олл! Траггло выбрался из канавы, в которую он забрался в поисках самых лучших растений, вытер лапы о передник и воскликнул: – Да это же старина Командор с друзьями. Беги скорей, звони в колокол, Позднецвет, пусть все узнают, что у нас гости! Бельчонок умчался прочь, гордясь тем, что ему выпала честь позвонить в колокол. В мгновение ока взобравшись на колокольню, он дернул за обе веревки. Бим! Бом! Отпустив веревки, он спустился на землю и присоединился к остальным обитателям Рэдволла, которые уже спешили к воротам встречать гостей. Отец Позднецвета тут же узнал знакомые лица и радостно приветствовал прибывающих: – Гром Быстроглаз! Ты все такой же! Нисколько не изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз! – Ха-ха-ха! Да и ты тоже, Рузвел Регуб! Старый вояка, как я рад тебя видеть! – Эллайо, Римроуз, прекрасно выглядите! Ха! А это наверняка твоя дочь, Гром. Настоящая красавица, не чета тебе, хотя ресницы у нее такие же длиннющие. Иди-ка сюда, сынок, хочу тебя познакомить с моим старым другом Громом и его семьей. Знакомьтесь, это Позднецвет Регуб, сын воина! Песенка пожала Позднецвету лапу: – Я – Песня Ветра, но друзья зовут меня просто Песенка. – Рад познакомиться. Меня зовут Позднецвет. – А где твоя мама, Позднецвет? Она здесь? Бельчонок потупился: – Она умерла, когда я был совсем маленьким. Я совсем ее не помню. Повисло неловкое молчание, которое прервал подбежавший Дипплер: – Вижу, ты нашла еще одного друга, Песенка! Можешь даже не представлять его, все равно рано или поздно узнаю, как его зовут. Песенка шутливо шлепнула землеройку: – Знакомься, это Дипплер. У него отвратительная привычка обливать водой белок, которые пытаются заснуть после бессонной ночи. Дипплер, познакомься с нашим новым другом Позднецветом! А в это время брат Мелиот вел секретный разговор с барсучихой Креггой. Выслушав его, она кивнула. Мелиот запер тяжелые деревянные ворота аббатства на запор. – Друзья, кем бы вы ни были, добро пожаловать в Рэдволльское аббатство. Думаю, лучше зайти в дом и хорошенько подкрепиться, чем стоять у ворот и болтать до вечера. Голос Флориана прозвучал над толпой, перекрыв все прочие голоса, слившиеся в неясный гул приветствий: – Что? Пообедать? Неужели мне это не послышалось! Просто ушам своим поверить не могу! Да-да! Нормально поесть! Ведите меня скорей к столу, и я покажу, что может сделать с обедом проголодавшийся зверь. Аппетит – вот главное оружие всех голодных! Кротоначальник Губбио тихонько шепнул кроту Гурманту: – Хурр, знаю я этих зайцев, самое главное для них – набить живот! Придется смотреть, чтобы после него и остальным хоть что-нибудь досталось. Сестра Тернолиста, слышавшая эту ремарку, согласно кивнула: – Да, вид у него такой, словно по пути на кухню он не прочь опустошить весь сад, чтобы заморить червячка. Гостей усадили на лужайке возле аббатского пруда, а сами рэдволльцы поспешили на кухню приготовить что-нибудь вкусное. Лог-а-Лог, Гром и Флориан уселись в сторонке и потихоньку рассказали Крегге, Батти и Ореховому Крылышку о Белолисах. Слепая барсучиха внимательно выслушала всех, прежде чем вынести вердикт. Наконец она произнесла: – Я всегда думала, что все слухи о Белолисах всего лишь сказки, которыми пугают непослушных малышей. Но из ваших рассказов понятно, что их присутствие в Лесу Цветущих Мхов может оказаться весьма опасным. Ореховое Крылышко задумчиво пригладил перья: – Хмм, мм. Но что же нам делать? Лог-а-Лог говорит, что у них в подчинении водяные крысы, а их несметное множество. Батти оглядел сидящих: – Нам нужен совет воина. Но, к сожалению, дело в том, что аббата Арвина, который и был последним защитником Рэдволла, больше нет с нами. Что вы предлагаете сделать? По лицу Грома невозможно было прочесть, что же он думает на самом деле, тем не менее он сказал: – Во-первых, надо крепко-накрепко запереть ворота, так чтобы из аббатства никто не мог выйти, кроме патрулей. Во-вторых, Лог-а-Лог организует охрану из сво- их землероек, к тому же они будут постоянно проводить разведку. А мы подумаем, как организовать оборону. Этим займусь я, Рузвел и Командор. Крегга положила тяжелую лапу на плечо Грома: – Нам повезло, что в аббатстве появились опытные воины. И весьма вовремя. Брат Батти, что ты знаешь о Белолисах? Есть в аббатстве какие-нибудь летописи или дневники? – Надо проверить. Ореховое Крылышко, ты мне поможешь? Ореховое Крылышко, задумчиво протирая очки, ответил: – Хмм, мм, конечно помогу. Я постараюсь запомнить все, что ты скажешь. Тем временем Гром внес еще одно предложение: – Если надо побольше выяснить о Белолисах, можно спросить мою мать, Эллайо. Она никогда не рассказывала таких сказок, но наверняка может поведать немало интересного. А Песенка, Дипплер и их новый друг Позднецвет пускали блинчики у пруда. Все знают, как это делается. Нужно взять плоский камешек и кинуть его в воду так, чтобы он несколько раз подпрыгнул. Выигрывает тот, чей камешек подпрыгнет больше. – Смотрите, у меня пять! Я хорошо натренировался в этом пруду. Посмотрим, сколько у тебя получится, Песенка! По воде поскакал выбранный Песенкой плоский коричневый камешек. – Четыре, нет, четыре и еще один маленький. Ну ладно, пусть будет пять. Дипплер, теперь твоя очередь! Землеройка поднял с земли камень, не особенно заботясь о его форме и размере, и не глядя запустил его в пруд. – Восемь! Но ведь я всю жизнь провел у воды, а в камешки начал играть чуть ли не раньше, чем выучился говорить. Позднецвет краешком глаза поглядывал на дверь аббатства и первым заметил появление брата Мелиота с поварешкой в одной лапе и большой сковородкой в другой. Бельчонок лукаво улыбнулся приятелям: – Вижу, вы здорово играете в камешки. А вот посмотрим, кто первым получит миску с едой! С этими словами он помчался к аббатству, как раз когда брат Мелиот ударил поварешкой в сковороду, как в гонг, и крикнул: – В зал Большой прошу всех вас, Будет там обед сейчас! Песенка и Дипплер помчались за Позднецветом, выкрикивая на бегу: – Ах ты, мошенник, подожди нас! – Попрыгун несчастный! Это нечестно! По крайней мере мог бы предупредить. Белолис Моккан показал укрытую бухточку, которую не так-то легко было заметить с реки: – Сюда! Лодки надо спрятать под этими деревьями. Его сестра Зирал выпрыгнула на берег и наблюдала затем, как лодки заходят в бухту. Когда водяные крысы втащили на берег последнюю лодку, Зирал подозвала двоих: – Аллаг, Рухеб, возьмите еще шестерых и рассредоточьтесь. Найдите наших братьев и сестер и возвращайтесь с ними. Моккан растянулся под огромным кленом, он был рад избавиться от надоевшей качки: что и говорить, на лодках землероек надо уметь плавать. Он с удовольствием раздавал приказы водяным крысам: – Поставьте сети, наловите рыбы. Лучники, подстрелите несколько птиц на жаркое. Вы, четверо, соберите хворост и разожгите костер. Да выбирайте ветки посуше, чтобы потом дыма не было. Принесите ягод и фруктов, только спелых. А ты развесь на кусте мой плащ на просушку. Крысы побежали исполнять приказания, Зирал уселась рядом с братом, покусывая травинку, и задумчиво заметила: – Недалеко отсюда Рэдволльское аббатство. Моккан прикрыл глаза, наслаждаясь солнечным теплом. – Знаю, но мы не двинемся с места, пока не найдут Вэннану, Эскрода, Гельтора и Предан и не приведут сюда. Успокойся, спешки никакой нет. Однако Зирал не могла успокоиться. Она вернулась на берег, взяла свой топор и снова подошла к брату, протирая лезвие: – Я успокоюсь, когда мы снова окажемся на острове с матерью. Старая карга уже наполовину выжила из ума, воображает, что может править всеми, только полагаясь на свои способности. А на самом деле единственное, на что она способна, – повторять с утра до ночи: «Меня должно окружать прекрасное, меня должно окружать прекрасное!» Ума не приложу, как сестрица Латур терпит это. Я бы уже давно не выдержала, привязала ей на шею веревку с камнем и отправила в озеро, пусть ее там окружают прекрасные рыбы! Моккан приоткрыл один глаз: – А ты знаешь, что такие слова попахивают изменой? Нельзя говорить о Высочайшей королеве в таком роде! Зирал сердито фыркнула и швырнула топор в сторону брата. Лезвие глубоко вонзилось в ствол клена. Моккан пожал плечами и сухо заметил: – Терпение, терпение, сестра моя. Такое поведение к добру не приведет! Светлые глаза Зирал блеснули. Она отпихнула водяную крысу с хворостом, так что все ветки рассыпались и их пришлось собирать заново. Сама лисица вырвала топор из дерева и злобно переспросила: – Высочайшая королева? Сильф просто старая развалина, которая прячется за шелковыми занавесками! Неужели она не может сдохнуть и оставить остров нам, своим наследникам? Моккан, улыбаясь, приподнялся на локте: – Вот тогда-то все и начнется. Нас семеро, и мы никогда не сумеем поделить богатство и власть и спокойно править островом из замка. Мы будем драться до тех пор, пока не перебьем друг друга. Ты же знаешь, мы – Белолисы, мы рождены убивать. Только один из нас сможет стать владыкой острова. Зирал сделала вид, что прячет топор под плащ, но вместо этого внезапно размахнулась и… лезвие ее оружия зазвенело, стукнувшись о топор брата. Моккан сделал неуловимое движение, и оружие Зирал упало к его лапам. Продолжая улыбаться, Моккан сказал: – Думаю, ты понимаешь, о чем я говорю, сестрица! ГЛАВА 6 Гром Быстроглаз с изумлением и восхищением осматривал гобелен, висящий на западной стене Большого зала. На нем в центре был изображен Мартин Воитель и разбегающиеся от него во все стороны враги. Мышь в доспехах стоял, слегка опираясь на свой знаменитый меч, его строгие черты смягчала дружелюбная улыбка. Гром присвистнул: – Клянусь всеми дождями и ветрами, вот это настоящий воин! Он кажется таким сильным, что неудивительно видеть, как враги бегут прочь, спасая собственные жизни! Рузвел указал лапой на нижний край гобелена, где было вышито имя: – Верно, это Мартин Воитель. Именно он освободил Страну Цветущих Мхов от тирании и помог основать аббатство. Когда я впервые увидел его, почувствовал то же, что и ты, так что я тебя понимаю. Все рэдволльцы относятся к этому гобелену с благоговением. Но нам надо поторопиться, пока заяц со своей труппой не опустошил все столы. Выше хвост! Флориан доедал уже четвертую миску летнего салата с сельдерейным сыром и ячменным хлебом. Между салатами он уничтожил несколько кусков торта с начинкой из смородины, грибы с луком и подливкой, бисквит, пропитанный вином и сливками, который предназначался малышам и был рассчитан на два дня. Заяц взволнованно тряхнул ушами: – Да, парни, умеете вы радоваться жизни! Никогда не ел ничего подобного! Передайте мою благодарность повару, сударыня Крегга, он достоин лучших комплиментов! Барсучиха отодвинула яблочный пирог, политый кленовым сиропом: – Можешь сказать ему об этом сам. Хотя, боюсь, он только вздохнет при мысли о том, что тебя снова придется кормить в благодарность за комплименты! Все сидящие за столом так и покатились со смеху. Флориан немного недоуменно посмотрел на них, не понимая причин веселья, и с новым рвением набросился на сливовый пудинг. – Странные вы все какие-то. Понятно, что повару приятнее готовить, когда его хвалят. Да-да! Позднецвет сидел между Песенкой и Дипплером, советуя им, какие блюда стоит попробовать в первую очередь. – Дип, отведай засахаренные фрукты, тебе обязательно понравится, вот увидишь. Песенка, а это пирог с репой, брюквой и свеклой, возьми кусочек. Кротоначальник добродушно подмигнул белочке: – Хурр, думаю, тебе понравится, по крайней мере мы готовы есть его каждый день. Это любимая пища всех кротов, буррр! Рузвел угощал Грома октябрьским элем, к кубку замечательного напитка он приготовил огромный бутерброд – на еще горячий ржаной хлеб он положил толстый ломоть сыра с орехами и морковью. – Самая лучшая еда, приятель. Съешь – сразу почувствуешь себя воином! Гром обвел глазами весь зал: – Помню, я приходил сюда, когда еще был несмышленышем. Нигде не встретишь таких гостеприимных и доброжелательных хозяев, как обитатели Рэдволла. Неудивительно, что путешественники готовы ночами напролет рассказывать у костра легенды об аббатстве! Шалопай сидел на коленях у Командора вместе с Блинни и Вугглером. Всем троим было позволено снять пробу с его супа. – Ешьте-ешьте! Это суп с речными креветками и кореньями, в него кладут креветки, побеги камыша, водяной кресс и специи. Выдры его любят, потому что от него вырастают большими и сильными. Сестра Тернолиста легонько ткнула ему в лапу вилкой: – А вы хитрец и подлиза, Командор. Малышам совсем не обязательно есть такой суп со специями. Командор только усмехнулся, глядя на то, с какой скоростью малыши вычерпывают суп из его миски: – Прошу прощения, но я сторонник того, чтобы малыши учились на собственном опыте. Надо совершить некоторое количество ошибок, чтобы извлечь урок. Вот и посмотрим, какой урок они получат. Однако вопреки ожиданиям Шалопай и компания наслаждались вкусом супа. – Бурр, твой суп очень вкусный и горячий. Мне ужасно нравится вкусный суп. – Мммм! Шалопай хочет еще вкусного супа! Пир продолжался до самого вечера, и в Большом зале стали зажигать свечи и фонари. Лог-a-Лог окликнул Флориана: – Эй, там, приятель! Как насчет того представления, которое ты и твоя труппа обещали нам, когда мы вытаскивали вашу телегу из болота? Заяц встал и поклонился присутствующим: – Почему бы и нет? УДИВИТЕЛЬНАЯ И ВЕЛИКОЛЕПНАЯ, НЕПРЕВЗОЙДЕННАЯ И НЕЗАБЫВАЕМАЯ ТРУППА БРОДЯЧИХ АРТИСТОВ никогда не забывает оказанных услуг, это было бы просто несправедливо. Но я знаю, здесь, в зале, есть кое-кто обладающий хрустальным голоском. Это дочь Грома, Песенка. Может, она порадует нас? Я уже записал несколько строк баллады, когда ко мне снизошла муза. Да-да! Петь нужно на мотив песни «Ветер в лугах», ты знаешь ее, Песенка? Белочка взяла листок со словами и просмотрела его. – Хорошо, сэр. Слова хорошо ложатся на мелодию. Отец? Гром с гордостью улыбнулся и заиграл вступление к песне. Песенка сложила лапки на груди и глубоко вздохнула. Все глаза устремились на нее, вступление без слов заканчивалось. От древних стен аббатства отражалось эхо мелодии. Спасибо, дорогие, за теплый наш прием, Спасибо, что нашли мы гостеприимный дом! Не хватит восхищаться ни песен, ни стихов: Жемчужина-аббатство в Стране Цветущих Мхов! Как выразить, не знаю, признательность мою - Мы в Рэдволле как дома, нас приняли в семью! Как дружеское слово, звонят колокола, Зовут они достойных на добрые дела. За хлеб и соль спасибо, прекрасная еда! Друзей мы не забудем нигде и никогда! Родители Песенки и бабуля Эллайо обнимали сбою любимицу, остальные выражали восторги криками и аплодисментами. Флориан и выдры Борракуль и Элахим вышли на середину. Заяц снял свой фрак и, связав рукава, превратил его в подобие плаща-накидки, затем приклеил к верхней губе позолоченные усы и принял горделивую позу. На выдрах были надеты грубые штаны, в лапах сверкали картонные мечи, в ушах блестели латунные кольца. Флориан объяснял сценарий публике: – Итак, уважаемые зрители, мы представляем вашему взыскательному вкусу историческую драму «Дуэль оскорбленных». В основу произведения положено реальное историческое событие. Да-да! По правде сказать, там участвует один из моих предков, Баллоу де Низогруш, и пара хорьков, которые не хотели уступить ему дорогу. Итак, действие происходит на лесной поляне, по которой проходит узкая тропа, и тут появляюсь я, благородный заяц Баллоу! Флориан прошел по залу, слегка задержавшись возле выдр, которые всеми силами пытались изобразить пару злобных хорьков. Заяц вежливо приветствовал их: – Доброе утро, господа! Прошу вас, позвольте мне пройти через этот лес. Я – обычный путешественник, да-да. Выдры направились к нему, свирепо размахивая саблями. – Ха-ха-ха! Никто не пройдет мимо нас, пока не расскажет сказку или легенду! – Ррррр! А вначале ты должен сразиться с нами. Доставай свой меч! Заяц драматически раскинул лапы: – Увы, я не вооружен! Но смогу победить вас обоих, хоть я и безоружен. Да-да, я справлюсь с вами только при помощи голоса и блестящего ума. Короче говоря, я вызываю вас на дуэль оскорблений, глупые, бездарные хорьки! Элахим и Борракуль взвыли и принялись осыпать зайца оскорблениями: – Ты – длинноухий, недоразвитый кролик! – У тебя из уха торчит лист салата! Все едят ртом, а ты – ушами! Флориан, казалось, чувствовал себя в своей тарелке. – Хо-хо! И это все, на что вы способны? Да, придется вам у меня поучиться. Сейчас я покажу вам, как надо оскорблять по-настоящему! Вугглер со своего места нетерпеливо закричал: – Ну, давайте, давайте, покажите им! Выдры начали подстрекать зайца, но он остановил их выкрики, подняв лапу. Воцарилось молчание, и Флориан, набрав в грудь побольше воздуха, произнес следующую тираду: – Вы – пустоголовые, брехливые грязееды! Криволапые, безмозглые дуралеи, у которых все мозги из головы перетекли в брюхо! Хорьки слегка растерялись от такого напора и даже сделали пару шажков назад, но быстро вспомнили о дуэли и начали заново: – Беззубый косолапый пожиратель капусты! – Хлыщ надутый! У тебя голова как у лягушки! Заяц прижал лапу к груди, словно показывая, что ранен оскорблениями в самое сердце. Лица зрителей мрачнели все больше по мере того, как нахальные хорьки с восторгом выкрикивали все новые и новые оскорбления. – Ну, давай! Не позволяй этим мерзким зверюгам говорить такое! Шалопай, потрясая маленьким кулачком, крикнул: – Сами вы криволапые дутые хрящи! Дисум в ужасе прикрыла ему рот лапой: – Откуда ты знаешь такие ужасные слова? Флориан в образе Баллоу галантно поклонился и ответствовал: – Беззубые шелудивые собаки! Длинноносые раззявы! Толстопузые болтуны, у которых мозгов не хватает даже на то, чтобы выругаться! Хорьки стали оседать на пол под градом насмешек. Рэдволльцы свистели и улюлюкали, награждая зайца аплодисментами. – Молодец! Скажи им все, что думаешь! – Буррр-хуррр, сэр, задайте им жару! – Покажи этим негодяям! Флориан шагнул вперед, плащ трепетал на его плечах, когда он высказывал заключительные фразы: – Косноязыкие дилетанты! Тупоголовые, безмозглые лизоблюды! Куцехвостые бестолковые грубияны! Вам только одуванчики на лугу собирать, а не в остроумии упражняться! Пучеглазые болваны! Вам надо лягушек пугать на болоте своими криками! Пугала огородные! Хорьки несчастные! Элахим и Борракуль поджали хвосты и на всех четырех лапах бросились вон из зала, а заяц, гордо запахнувшись в свой плащ, ушел с воображаемой поляны. Все обитатели Рэдволла хлопали в ладоши и кричали «ура» храброму зайцу, посрамившему двоих врагов. Флориан выхватил из лап проходившего мимо крота кувшин с лимонадом и осушил его одним глотком. Затем он поклонился почтенной публике, пытаясь удержать взбунтовавшийся лимонад, который явно хотел покинуть его желудок. Малыши, которые сочли, что оскорбления – это новая веселая игра, носились вокруг столов, обзывая старших только что услышанными словами. – Вы, сэр, безголовый хлыщ, хурр, а еще бестолковый раззява! – Хи-хи-хи! А вы – пучеглазый болван! И несчастное пугало! Скрывая улыбку, Крегга призвала к порядку: – Думаю, на сегодня вы достаточно повеселились. Малыши, живо в кроватки! Бабуля Эллайо от всей души согласилась: – Давно пора! Да и вам, господин Флориан, тоже неплохо туда отправиться. Это же надо такое придумать – учить малышей ругаться! Я своих детей после таких слов отправляла мыть рот с мылом! Флориан начал энергично протестовать: – Но, сударыня, это же всего лишь представление, историческая пьеса. К тому же почему вы не ругаете выдр – они тоже ругались? Элахим и Борракуль тихонько сидели в сторонке и попивали мятный чай с самым невинным видом. – А что мы? Поверьте, сударыня, господин Флориан бьет нас, если мы не очень сильно ругаемся! – Правда, правда! Мы таких слов-то не знали, пока не вступили в труппу господина Флориана. Нас хорошо воспитывали дома. Сестра Тернолиста погрозила пальцем разъяренному зайцу: – Вам должно быть стыдно, сэр! Как вы могли научить этих зверей таким ужасным вещам? Что бы сказала их мать, если бы слышала, что они говорят? Закутавшись в свой импровизированный плащ, Флориан отступил в сторону спальни. Он обернулся и, стоя на нижней ступеньке, дрожащим от гнева голосом объявил: – Культура и история для вас ничто! Вы обидели меня, сударыня, да-да, я чувствую себя безвинно пострадавшим. Позвольте пожелать вам доброй ночи! В эту минуту он наступил на плащ и плюхнулся на пол. Рэдволльцы разразились хохотом, а Остроигл воскликнул: – Интересно, что пострадало больше – его чувства или мягкое место, которым он так основательно приложился о ступеньку? Лицо Командора приобрело багровый оттенок. Замечание ежа застало его как раз в тот момент, когда он глотнул сидра, и, засмеявшись, он раскашлялся. Рузвел постучал его по спине. – Думаю, нам всем лучше отправиться по кроватям, пока никто не пострадал еще больше! Барсучиха Крегга никогда не спала в кровати, она устраивалась в кресле, обложившись со всех сторон подушками. В аббатстве после пира и представления воцарилась тишина, все казалось мирным и спокойным, | однако мысли барсучихи по-прежнему были тревожными. Долго ли продлится мир в аббатстве, когда по Стране Цветущих Мхов шныряют Белолисы и водяные крысы? Гром и Рузвел, как настоящие воины и охотники, спали чутко, и оба проснулись за час до рассвета. Они встретились в кухне, где Гром застал своего друга таскающим горячие лепешки из-под носа у заспанных поваров. В лапе у Рузвела было его любимое короткое копье, которым он шутливо ткнул присоединившегося к нему друга: – Доброе утро, приятель. Что это ты делаешь? Гром осторожно вытащил из охладительного шкафа напиток из бузины. – Снимаю пробу. А ты думал, я отправлюсь на разведку, не положив в рот ни кусочка? К тому же это тоже можно считать разведкой. Рузвел добавил еще несколько лепешек к тем, которые он уже успел завернуть в чистую салфетку. Он подмигнул другу: – Видно, что ты опытный воин, а? У меня возникла та же мысль. Ну что ж, я взял лепешки, у тебя – напиток, чего мы ждем? Три повара, прикорнувшие в уголке, так и не заметили утренних посетителей. Дойдя до главных ворот, Гром осмотрел запоры, убедился, что все в порядке, и присоединился к Рузвелу возле домика привратника. – Главные ворота крепко заперты. А здесь все в порядке? Его друг всматривался внутрь через дырочку в занавеске. – Не совсем. Брат Батти и Орехокрыл храпят прямо на груде всех этих старых томов и записей. Гром недовольно покачал головой: – Надо, чтоб хотя бы кто-нибудь один мог дежурить у входа. Действительно дежурить, а не спать. Пойдем на стену? Рузвел указал копьем на внутренние укрепления: – Лучше сначала осмотреть все внутри, а потом идти на стену. Они зашагали к юго-западному углу, Гром по дороге жевал лепешку. – Ммм! Свежая какая, мягкая и горячая! Сказать правду, только в Рэдволле и попробуешь такие лепешки. Рузвел протянул ему фляжку с напитком из бузины. – Почему бы тебе не остаться? Ты мастер на все лапы, и тебе всегда найдется здесь место. Я перестал бродяжничать, когда потерял жену. Теперь Рэдволл стал домом для меня и Позднецвета. Гром задумался: – Да-а, моя семья со мной, хотя мать становится слишком старой для кочевого образа жизни. Я знаю, Римрозе нравится аббатство. Она сама сказала это прошлой ночью, она считает, что лучшего места для воспитания Песенки просто не существует. И я с ней согласен. Такая симпатичная малышка, как наша Песенка, не должна проводить все время бродяжничая по лесам и полям. Рэдволл как раз то место, где она сможет повстречать множество друзей и вырасти именно такой, какой мы хотим ее видеть. Они продолжали неспешно идти вдоль южной стены, тихонько разговаривая, но не забывая при этом осматривать все кусты и заросли и замечая такие мелочи, на которые другие просто не обратили бы внимания, – росу на траве или недавно сломанный стебелек. Все было в порядке. Когда они подошли к маленькой калитке в восточной стене, оба замолчали и остановились. Гром всмотрелся в калитку и шепотом спросил: – Слушай! Слышишь, кто-то царапается? Рузвел кивнул, указывая копьем на щель в калитке: – Смотри! Дверь была крепкой, сделанной из плотно пригнанных друг к другу ясеневых досок, выкрашенных зеленой краской, запиралась она на крепкий железный засов. Вновь послышался скребущий звук, в щели между досками показалось лезвие ножа, расширяя эту щель, а затем ему на смену просунулась проволока с крючком на конце. Гром, посмотрев на валяющиеся на земле щепки, мгновенно оценил ситуацию: – Кто-то пытается откинуть засов и открыть калитку. Теперь до них доносилось ворчание и свистящий шепот с той стороны калитки. – Мммфф, грррфф! Надо расширить щель, а то эта штука не проходит! – Ууух! Ты отдавил мне лапу! Пусти-ка, я попробую! Рузвел молча показал на зубцы стены. Стараясь не привлекать к себе внимания, они вернулись к ступеням, ведущим на юго-восточную стену. Прячась за зубцами, они поспешили к тому месту, где располагалась калитка. Добравшись туда, они наконец выглянули из-за зубцов и посмотрели вниз. У калитки копошились четыре водяных крысы, одна из них буквально распласталась на земле, пытаясь подцепить упрямый засов и открыть калитку. Другие торопили его, скорее мешая, чем помогая, или требовали пустить их попробовать. Рузвел, приставив губы прямо к уху Грома, прошептал: – Их четверо! Гром изучал место действия, его глаза перебегали с одного врага на другого. – Рузвел, подожди! Их пятеро! Вон за рябиной прячется Белолис. Белолис, а это был Гельтор собственной персоной, и не подозревал, что за ним наблюдают. Он в нетерпении ударил по стволу дерева и вскричал: – Поторопись, Толстопят! Что ты там возишься? По-моему, ты говорил, что можешь открыть любой замок. Царапанье о металл на минуту прекратилось. Крыса Толстопят, оторвавшись от работы, встал по стойке «смирно» и начал уверять своего хозяина: – Думаю, я уже почти вправился, сэр. Еще чуть-чуть – и крючок соскочит! Гром встревоженно ткнул Рузвела локтем: – Лучше их остановить сейчас, пока они не пробрались внутрь. Я возьму на себя Толстопята, а ты займись Белолисом! Давай! Гром выглянул из-за зубца стены, прицелился получше и, раскрутив пращу, пустил камень в противника. Бамс! Гладкий, обкатанный речными волнами камень врезался Толстопяту прямо между глаз. Рузвел метнул свое короткое копье. Только быстрота реакции Гельтора спасла ему жизнь. Увидев, что крыса упала, сраженная камнем, Белолис вскинул глаза и, посмотрев на стену, увидел Грома и Рузвела, который целился в него. Гельтор отпрянул, но недостаточно быстро. Копье, нацеленное ему в грудь, не задело жизненно важных органов, хотя и содрало с плеча кусок шкуры, пригвоздив плащ к рябине. Белолис вскрикнул от боли, разорвал плащ, пытаясь освободиться, и, опустившись на все четыре лапы, помчался прочь, не заботясь об остальных трех крысах. Держась лапой за раненое плечо и прижимаясь к земле, он покинул поле боя. Крысы бросились врассыпную, Гром осыпал их градом камней из пращи; когда они почти добрались до леса, один из наиболее метко пущенных камней угодил в хвост последнему из убегавших. Наконец крысы скрылись за деревьями, и белки тотчас; же спустились со стены и вернулись к калитке. Гром поплотнее закрепил расшатанный Толстопятом крюк и сказал: – Эта крыса знала, что делает! Еще немного – и они действительно могли войти. Давай посмотрим, может, он еще жив. Они открыли калитку. Рузвел перевернул крысу и положил лапу ей на грудь, пытаясь определить, бьется ли сердце. – Хмм! Боюсь, тут уж ничем не поможешь – мертв, как гвоздь на калитке! Крыса была такой тощей, словно ее вообще никогда не кормили. За широким поясом ее серой туники был заткнут кинжал и короткий кривой меч. Тунику прикрывал короткий черный плащ. Рузвел оттащил труп в кусты, Гром вытащил из ствола рябины копье. – С этим тебе не повезло, друг Рузвел. Он двигался чуть быстрее тебя. Рузвел несколько раз воткнул копье в землю, чтобы очистить его от запекшейся крови Белолиса. – Может, и так, зато одно я теперь знаю совершенно точно – Белолисы ничуть не волшебнее нас с тобой. Да, они двигаются очень быстро, но не исчезают в воздухе, как нам говорили. Так что не волнуйся, в следующий раз я не промахнусь! Солнце уже начало выступать из-за леса, на небе появилась розовая полоса. Гром и Рузвел направились в аббатство, допивая по дороге остатки напитка из бузины. Гром облизал губы: – Я бы не прочь позавтракать по-настоящему. И предлагаю не рассказывать всем подряд о том, что здесь произошло сегодня утром. К тому же надо будет проследить, чтобы эту калитку заперли покрепче и понадежнее. Моккан, считающий себя самым главным среди своих братьев и сестер Белолисов, сидел и ел запеченную на углях форель. Гельтор прикладывал к раненому плечу примочку из речного ила. Наконец Моккан швырнул в него рыбной косточкой и разразился гневной речью: – Придурок недоразвитый! Из-за тебя весь план пошел насмарку! Теперь все в Рэдволле знают, что мы где-то рядом! Еще одна лисица – Предак – тоже взяла кусок форели. – Вероятно, они уже и так знали, что мы в Лесу Цветущих Мхов, если, конечно, у них мозги есть. Так что не вини Гельтора. Не думаю, что у тебя получилось бы лучше. Моккан вытер лапы о траву, презрительно глядя на раненого брата: – Белолис позволил какой-то белке ранить себя и к тому же потерял крысу – нашего лучшего взломщика. Скажи-ка, Гельтор, ты и впрямь думаешь, что я сделал бы это лучше? Гельтор, привязывая примочку к плечу, мрачно посмотрел на брата: – Я им отплачу сполна, как только начнем штурм. Я убью десятерых за Толстопята и в два раза больше за себя! Моккан скептически покачал головой: – Дурак, ты что, не понимаешь? Мы пришли пограбить, а не начинать войну. Какая от этого польза? Гельтор выхватил топор и взмахнул им: – Кровь за кровь! Кто со мной? В разговор вступила Зирал: – Ты забыл наш закон, братец. Кровь за кровь, но только после того, как кто-нибудь убьет Белолиса. Моккан прав. Мы пришли за добычей, и аббатство – самое подходящее для этого место. Здесь есть чем поживиться. Ты спутал все карты, потерял Толстопята, и тебя самого ранили. Никто из нас не пойдет с тобой! Моккан ковырял в зубах рыбьей косточкой, насмешливо говоря брату: – Видишь ли, в данный момент мы – воры, а не убийцы. Когда эта простая вещь дойдет до твоей тупой башки? Великую королеву Сильф должно окружать прекрасное. Дорогие, красивые вещи – вот что мы должны принести на остров. Только представь себе, что она сделает, если ты вернешься в замок, угробив половину из нас из-за того, что тебе приспичило начать войну со зверями Рэдволла? Гельтор прислонился к дереву, придерживая раненое плечо: – Аррр! Не вижу ни малейшего смысла в том, чтобы болтаться по лесу, выискивая добычу, которая удовлетворит выжившую из ума старуху! Глупость неимоверная! Эскрод, который до этой минуты сидел молча, вслушиваясь в перепалку, произнес: – Послушай, брат, прежде всего мы крадем ценности для себя. Вспомни, однажды наша мать умрет, может, даже скорее, чем мы думаем, поскольку ее время уже подходит к концу. Наступит день, когда мы вместе будем править островом. Замок и все его сокровища будут нашими! Зирал насмешливо фыркнула: – А вот Моккан говорит иначе. Он говорит, мы все друг друга переубиваем и останется только кто-то один. Он и будет править. Верно, Моккан? Моккан пожал плечами: – Кто знает? Я говорю, что время покажет, а сейчас надо заняться аббатством. Послушайте, у меня есть план не такой кровожадный, как у Гельтора, и чуточку похитрее. Надо, чтобы крысы пошли в сторону Рэдволла. Я потом объясню, зачем это. Моккан был самым умным и хитрым из всех сестер и братьев. Даже Гельтор согласился с его планом, когда услышал его. ГЛАВА 7 Праггло Остроспин и его помощники оказались отличными плотниками. К полудню они укрепили старые запоры на воротах, плотнее закрутили шурупы и забили щели между досками так, чтобы снаружи было невозможно отпереть засов. Рузвел, Гром, Лог-а-Лог, Командор и Крегга устроили военный совет, на котором решали, какой следующий шаг могут предпринять враги, с учетом того что сегодня утром попытка пробраться в аббатство провалилась. Бродячая труппа устроила репетицию возле пруда, малыши, конечно, не могли пропустить такое зрелище и сидели, наблюдая за артистами. Позднецвет, Песенка и Дипплер бродили неподалеку, когда мимо, прихрамывая, прошла бабуля Эллайо. Они подхватили ее под лапы, чтобы помочь. Та направлялась к аббатским воротам. – Куда это ты торопишься, бабуля? – К домику у ворот, дорогая. Твой отец сказал, что отцу Батти нужно услышать все, что я знаю о Белолисах. – А можно, мы тоже пойдем? Люблю слушать твои сказки и легенды. Старая белка посмотрела на любопытную троицу. Какую-то минуту она колебалась, потом согласилась: – Ну ладно, если хотите. Только – чур! – сидеть тихо и не ерзать, терпеть не могу, когда мешают рассказывать. Да, кому-то из вас придется сбегать к брату Мелиоту – сказать, что все мы перекусим в домике у ворот. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=138753) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.