Черная армада Илья Стальнов Черная Армада #1 Когда пришедший из глубин Космоса `Изумрудный странник` уничтожил пассажирский космолайнер `Селигер`, никто не знал, что с этого момента на Земле наступит новая эпоха. И что не так уж много времени остается до Судного дня. На пути странных и страшных силпредстоит встать полковнику Министерства социальной стабильности Аргунову. Илья Стальнов Черная Армада ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПРОСТРАНСТВО. 16 МАЯ 2101 ГОДА По теории вероятности, рейсовый пассажирский суперлайнер «Селигер» и «Изумрудный странник» никак не должны были встретиться в бесконечных космических просторах. Но свела их не какая-то теория вероятности. Их свела сама судьба, которая именно в тот день и в тот час решила обнажить свой звериный оскал перед шестнадцатью членами экипажа и ста пятнадцатью пассажирами «Селигера». Прерывистый, переливающийся тонкий звук повис в рубке в десять часов двадцать шесть минут, когда суперлайнер находился в ста шестнадцати миллионах километров от Земли. Тимур Гиатулин, капитан «Селигера» (самый, кстати, молодой из капитанов подобного уровня), не испытывал никакого беспокойства. «Селигеру» ничто не угрожало. Сигнал тревоги означал лишь то, что следящие системы внутри сферы их контроля обнаружили космическое тело более-менее крупных размеров. – Небольшое развлечение, – зевнул первый пилот Сева Мамаев, полулежа в кресле справа от капитана. Рубка представляла собой овальное просторное помещение. СТ-экраны создавали иллюзию, что кресла и пульт висят прямо в открытом космосе. У новичков с непривычки здесь кружилась голова и подкашивались ноги. – Удаление объекта – семьдесят восемь тысяч километров. – Голос у бортового компьютера был женский, мягкий и очень милый. Старые капитаны, как правило, не допускали таких вольностей и предпочитали жестяные бесстрастные модуляции. Но Тимур был молод. Ему нравились женщины с такими голосами. Когда говорил компьютер, то воображение рисовало полногрудую, сексуальную блондинку, ростом эдак не меньше метра восьмидесяти, то есть на полголовы выше самого Тимура. – Скорость – триста километров в секунду, курс два градуса, тридцать один – дробь – шесть. «Что-то очень большая скорость для астероида», – подумал Тимур, почувствовав укол беспокойства. – Координаты-три-дробь-четыре, восемьдесят девять, опасности нет, максимальное сближение шестьдесят тысяч километров через восемь минут пятьдесят секунд. – Что-то здесь не так, – нахмурился Тимур. – У меня нюх на нештатные ситуации. – Что же это за фиговина? – протянул Сева задумчиво. – Эта, как вы выразились, фиговина, – начал компьютер, и надо отметить, программистам удалось заложить в него интонации с нотками ехидства и издевки, – является неопознанным объектом. Вероятность того, что он искусственного происхождения, – девяносто девять и шесть десятых процента. Мамаев изумленно присвистнул. – Ничего себе новости. – Тимуру стало и впрямь жутковато, по спине будто пробежала волна холодного воздуха. Здесь не могло быть никакого другого корабля. Точные данные были в базе памяти компьютера, но Тимур знал наверняка – на многие миллионы километров вокруг искусственных объектов нет. Кто же это, черт возьми?! Уж не мифические ли пираты? Время от времени расползались слухи, что Большие Кланы вроде бы вышли на космические дороги. Ничего глупее придумать было нельзя. Во-первых, это невозможно просто технически. Во-вторых, бандитам есть чем заняться и на Земле. – Идентификация, – потребовал Тимур. – Идентификации не подлежит. – Проекция, Слева от Тимура мигала небольшая белая точка – это был загадочный объект. Теперь же прямо перед капитаном возникла точно такая же точка. Щелчок – и она начала плавно увеличиваться, обретать форму. Компьютер обрабатывал данные оптики, радаров, эфирного сканирования. Вскоре в воздухе повисло объемное изображение размером со столовое блюдо Объект был ярко-изумрудный и напоминал скульптуру, созданную пьяным авангардистом, – хаотичное нагромождение углов, обломков, штырей. Еще он был похож на магнит, на который налипли гвозди, болты, металлическая стружка. – Я же говорю – фиговина, – с нервным смешком произнес Мамаев. – Сева, это же Чужой! – Тимур хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Немедленно информацию на базу! Закрытый канал. Последние слова были лишними. В случае тревоги все каналы связи активизируются и работают в секретном режиме, информация незамедлительно поступает на базы Земли, Луны, Марса. Можно представить, какая там начнется суматоха, когда радиоволны, преодолев гигантские расстояния, коснутся чувствительных антенн и преобразуются в стереоизображения, звуки, формулы. Спор о Чужаках идет с середины двадцатого века. НЛО, радиопризраки, эфирные молнии и «Австралийский инцидент». Тысячи свидетельств, уверенность, что рядом существует НЕЧТО, – и никакой конкретики, ни малейших признаков того, что можно пощупать руками. И никогда, ни в каких отчетах Тим не видел ничего похожего на представшего перед его глазами Чужого. Что же это все-таки? Откуда он? Что творится на его борту, кто в его рубке сейчас всматривается в экраны? Тимура пробрала ознобная дрожь. В один миг мир изменился, приобрел как бы иное измерение, наполнился тайной Неуютное ощущение, будто тебя внезапно вытащили из теплой постели и бросили в ванну со льдом. – Что будем делать? – озабоченно спросил Мамаев. – Не знаю. – Тимур говорил спокойно, стараясь не выдавать волнения Капитан должен все время выглядеть так, будто ему все нипочем, даже если вокруг все горит и рушится, даже когда перед тобой разверзается ад и ничего невозможно сделать. – Будем ждать. – Неужели он уйдет просто так, Тим? – Глаза Мамаева горели лихорадочным огнем. – Ведь это невероятный шанс! Такое бывает раз в жизни… Это же Чужак, капитан. Господи, настоящий Чужак! – Что ты предлагаешь? С гиканьем и свистом взять его на абордаж? Вцепиться в горло цепкими пальцами – мол, кто тебя послал? – А что? Курс почти параллельный. Скорости одинаковые. Небольшая коррекция – и мы сможем подставить к нему автономный ремонтный модуль. Я сам сяду в него. – У нас пассажирский лайнер, – досадливо отмахнулся Тимур, вглядываясь в объемное изображение Чужака – его, казалось, можно было пощупать руками, если, конечно, не боишься порезаться об острые грани. – Тебе что, надо объяснять, что мы в любом случае не имеем права рисковать жизнями пассажиров? Тимуром постепенно овладевали чувства, несколько отличные от ребячьего энтузиазма первого пилота. Капитана начинал сковывать страх. И не легкое опасение от встречи с неведомым и загадочным, но не представляющим особой угрозы, а липкий, тяжелый, удушливый страх, готовый перерасти в настоящий ужас Чужак путал. Он ощутимо был переполнен зловещей, молчаливой угрозой. – Неужели мы упустим его, Тим?! – Ты не понимаешь, что происходит! Лишь бы он отпустил нас! – неожиданно резко отозвался Тимур. – Молиться надо, чтобы пронесло. Дзинь! По рубке прокатилось пронзительное, какое-то истошное, истеричное завывание сирены. Вторая степень риска – это уже серьезно! Чужак рванулся навстречу земному космолету. Передвигался он с такой бешеной скоростью, что, казалось, просто испарился на какое-то время и вновь материализовался перед «Селигером», расплывшись на экране нечетким зеленым пятном. – Тревога! Объект прямо по курсу, расхождение ноль градусов. Скорость – триста пятнадцать километров в секунду, удаление шестьсот километров, опасная близость! Точек пересечения нет. Опасная близость! – Да умолкни ты! – прикрикнул Мамаев на разошедшийся компьютер. – Дело швах. Похоже, мы его очень заинтересовали, – нахмурился Тимур. – Это контакт. – Посмотрим. – Чтобы подавить перегрузку при таком ускорении, нужны гравикомпенсаторы размером с земной шар. Технология, которая в состоянии преодолеть межзвездные пространства. Тим, это потрясающе! – Мне этот гость не нравится. Бах!.. Ощутимый, сильный и резкий удар по ушам, а на грудь словно уселся слон. Дикая тяжесть на долю секунды навалилась на пассажиров «Селигера». – По кораблю нанесен гравитационный удар. Источник – неопознанный объект. Тревога, степень один! Можно было поклясться, что теперь даже в голосе компьютера чувствовалась нешуточная озабоченность. – Системы корабля в норме. – Вот сволочь! – прошептал Тимур. Он понял, почему ему так не понравился Чужак. В нем ощущалось ЗЛО. От него явственно исходили какие-то темные волны. «Похоже, влипли», – подумал капитан. Он неожиданно успокоился. Все, время эмоций прошло. Теперь перед ним вполне конкретная опасность. В любую секунду могла потребоваться вся его воля, вся решимость. Чужак переместился на полметра правее и опять увеличился в размерах. Еще один дикий прыжок! – Тревога, первая степень! Удаление объекта триста восемьдесят километров одиннадцать метров, курс и скорость прежние, координаты три-дробь-четыре, восемьдесят восемь. При первом же появлении Чужака в сфере контроля сигнал тревоги зазвучал по всему кораблю, а не только в рубке, и Тимур надеялся, что пассажиры еще до нанесения гравиудара успели занять места в противоперегрузочных креслах. Учения, которые с первого дня полета занудно проводил капитан, не должны были пропасть даром… Второй гравитационный удар последовал через шесть минут после первого и оказался гораздо сокрушительнее. Тимур, привыкший к перегрузкам, прошедший через все виды тренингов, не потерял сознания. Пассажирам наверняка пришлось хуже. «Не дай Бог, – подумал Тимур, – какой-нибудь легкомысленный дурак не занял положенного в таких ситуациях места». – Нанесен гравитационный удар мощностью восемнадцать единиц. Повреждения систем корабля – восемь процентов, время самовосстановления систем – десять минут. Тревога, степень «экстра»! Тревога, степень «экстра»! После удара Тимур на пару секунд полностью потерял ориентацию, но зрение и ощущения вскоре вернулись. Вокруг ровно светили равнодушные звезды, как миллионы и миллиарды лет назад, легкой пылью был рассыпан по бездонному небу Млечный Путь… Чужой исчез! – Объекта в сфере контроля нет. Визуальным, радио– и эфирным сканированием не фиксируется. – Какие… – Мамаев с трудом перевел дух. – Как исчез? – Наверное, просто вышел из сферы контроля, – предположил Тимур, вытирая рукавом выступивший на лбу пот. – Сообщение по внутренней связи– действия по форме «НС-5». О результатах членам экипажа доложить на командный пост. Сева, давай проверь сам состояние корабля, продублируй информацию. – Есть, капитан. – Мамаев с трудом поднялся из противоперегрузочного кресла и освободился от опутывающих комбинезон эластнитей. Он ощупал плечи, грудь. Ничего, вроде живой. Кивнув Тимуру, он вышел из рубки в возникший, будто из ничего, светящийся проем за креслами. Видимых повреждений в длинных матовых переходах не замечалось. Лишь в некоторых местах сияли синие лампочки, сигнализируя, что здесь в системах имеются незначительные неполадки. В пятом секторе мигало освещение: видимо, было повреждение энергоснабжения – тоже ничего особенного. Корабль сам залечивал свои раны, и затягивались они довольно быстро. Мамаев подошел к дверям кают-компании. Обитые деревом панели бесшумно отошли в сторону, открывая довольно обширное для космического корабля помещение. Интерьер выдержан в ретростиле – наполненные звездами экраны в виде стрельчатых окон, потолок с фальшьросписью а 1а девятнадцатый век, полированный обеденный стол на массивных гнутых ножках, стулья с высокими спинками, сейчас беспорядочно разбросанные по полу, деревянная стойка бара. Пол усеян осколками бутылок, фарфоровых тарелок и хрустальных бокалов. В кают-компании находились четверо пассажиров. Один из них плечистый импозантный мужчина лет сорока в строгом смокинге– судорожно метался по помещению. Седая дама в бриллиантовых серьгах лежала без сознания в противоперегрузочном кресле, похожем на срезанное наполовину гигантское яйцо динозавра. Рядом с ней суетился судовой врач. Лысый толстяк перебирал осколки у стойки бара, ища целую бутылку. Молодая леди в зеркальном комбинезоне, прислонившись к стене, в оцепенении смотрела на звезды. – Офицер, что происходит? Я категорически требую объяснений! – подскочил к Мамаеву импозантный мужчина. Первый пилот, прищурившись, окинул его взглядом, пытаясь определить, кто стоит перед ним. Вид озабоченно-деловой, на груди бриллиантовая звезда. Похож на преуспевающего бизнесмена или политика высокого полета, которого нелегкая несет на Марс. Он не спрашивает, он требует. Этот человек привык требовать. Он привык также заводить и нервировать всех вокруг себя. Каждый должен знать, что он имеет права, притом посолиднее, чем другие. Общение с такими типами одно наказание. Судя по безупречному английскому, возможно, уроженец туманного Альбиона. Космофлот Евразийской Федерации обладал самыми совершенными и комфортабельными лайнерами, так что от желающих воспользоваться его услугами отбоя не было. – Ничего особенного не происходит, – спокойно произнес Мамаев. – Мы чуть не погибли, а вы – ничего не происходит! Я требую объяснений. Сначала от вас, а потом от вашего начальства! И я обязательно доложу обо всем руководству компании. Мы едва не расстались с жизнью. Я требую… – А я, как офицер, требую не поднимать паники! Наш лайнер, господа, только что прошел зону гравитационной аномалии. Теперь все позади. – Это правда не повторится? – Девушка у стены сбросила оцепенение. – Уверяю вас, мадам. Явление это довольно редкое, и шансов вновь столкнуться с ним, проведи вы хоть всю оставшуюся жизнь в космических кораблях, у вас нет никаких. – Мамаев нес несусветную чушь, но что-то ведь надо говорить, хоть как-то успокоить пассажиров. – Я надеюсь, что… – начал импозантный и тут же застыл как громом пораженный. Зеленые блики ярко озарили предметы и лица. Сейчас корабль был похож на сияющую новогоднюю игрушку. Игрушку гигантскую, не менее полукилометра в поперечнике, неожиданно появившуюся из ниоткуда. Чужак заслонил экраны – сейчас он находился не более чем в километре от «Селигера»… На миг повисло молчание. Потом тихо всхлипнула девушка и истово закрестилась, шепча молитву. Импозантный мужчина невнятно выругался и повернулся к первому пилоту. – Что это? Я настаиваю! Вы обязаны объяснить, что происходит! Или… – Заткнись, недоносок! – рявкнул очнувшийся Мамаев. – А ну живо – всем в кресла! Долго уговаривать пассажиров не пришлось. Из пола выросли еще два противоперегрузочных кресла. Под громкий зуммер и причитания компьютера: «Тревога, степень „экстра“!» – довольно быстро все устроились в креслах, на которые опустились прозрачные колпаки на случай разгерметизации Мамаев невольно напрягся, ожидая нового гравитационного удара, еще более сильного, чем прежний. Но… Но гравитационный удар так и не был нанесен. От одного из сотен штырей изумрудного корабля пополз яркий желтый световой луч. Он напоминал бы обычный луч прожектора, если бы внезапно не обрывался, будто срезанный бритвой. Он походил на гигантскую светящуюся дубину, беспорядочно метался в пространстве, казалось, без всякой системы, но неуклонно приближался к «Селигеру». На плечи резко навалилась тяжесть – это Тимур включил двигатели, пытаясь избежать соприкосновения. Но луч неторопливо, без особого труда, настиг цель… Капитан «Изумрудного странника» был доволен, глядя на умирающий «Селигер». У него имелись все основания для удовлетворения. Во-первых, охота у далась на славу. Во-вторых, он выяснил главное: местная цивилизация недостаточно технологически развита, чтобы противопоставить хоть что-то Великой Священной Волне Силы. КИЕВ. 19 МАЯ 2136 ГОДА Ощущение грядущих неприятностей возникло еще утром, когда я старательно чистил зубы в ванной комнате своего номера в отеле «Аскольд». Это гнетущее чувство не могли развеять ни инфракрасный душ, ни акупунктурный массаж, которых обычно хватало, чтобы сообщить заряд бодрости и оптимизма на весь день. Погода стояла теплая. Я вышел на балкон, на котором свободно можно было бы ездить на велосипеде, положил руки на перила, вглядываясь в даль. В лицо дохнул приятный весенний ветерок. С семидесятого этажа отеля открывался вид почти на весь город. Древние купола святой Софии, сияющее в лучах солнца золото лавры, воды Днепра и легкие ажурные конструкции мостов через него. Старый город имел примерно такой же силуэт, что и в начале двадцатого века, – он был восстановлен лет семьдесят назад, когда весь мир помешался на восстановлении исторических городских ландшафтов. Неподалеку от святого Владимира взметнулся ввысь стометровый угрюмый казак с саблей, которая с точностью до доли градуса указывала на Москву. Это безобразие было возведено полсотни лет назад, когда к власти пришла очередная оголтелая националистическая клика. «Щоб усе видели величие ридной Украины и щоб поганым москалям неповадно було» По ту сторону Днепра высились безобразные коробки– памятники жилой архитектуры двадцатого века. Строили тогда плоховато, эти здания, по идее, давно должны были разрушиться, если бы не силиконовые суперполимерные покрытия, произведшие революцию в хлопотливом деле охраны памятников. Как зубы дракона, торчали черные полукилометровые небоскребы– это уже двадцать первый век. Изящно вздымались ввысь ажурные конструкции, башни-блины, нанизанные в совершенном беспорядке на опоры шары, кубики, светилась в солнечных лучах перламутром улитка ТЭФ-станции двадцать второй век. За городом снижался пассажирский авиалайнер, походивший на барракуду с разросшимися плавниками. Сейчас он приземлится в Бориспольском порту, откуда тянутся нити по всему миру– в ГИТА, Австралию, Антарктиду, даже на низкоорбитальные космические станции. Встреча мне назначена на полвосьмого вечера. За последние две недели у меня это будет, пожалуй, первый день, большую часть которого можно беззаботно убить впустую. Просто глядя с высоты птичьего полета на город, или плюя в потолок, или посасывая шоколадный лимонад с коньяком и белым вином – жуткую смесь, которую только я и могу пить. Пятнадцать минут на зарядку– это святое. Упражнения шли с нарастающей скоростью. Закончив, я посчитал пульс– чуть выше нормы. Ничего, пока я еще в неплохой форме. Теперь под душ, затем растереться чуть не до крови и я в полном порядке. Закончив привычные процедуры, я критически осмотрел себя перед зеркалом. Новомодная штучка – когда в него смотришь, не возникает никакого ощущения, что перед тобой стекло, пока ладонью не коснешься холодной гладкой поверхности. Кажется, что напротив стоит человек, не имеющий к тебе никакого отношения, лишь очень похожий на тебя и кривлянья ради повторяющий твои движения. Кто же он? На вид – из мелких чиновников или торговцев, Может, кто-то еще, но ясно видно – не из героев. Рост сто семьдесят восемь – на три сантиметра ниже среднего, мышцы не так чтобы хилые, но отнюдь не атлета, плечи, на мой взгляд, узковаты, а бедра широковаты, на боках складка жира, правда, небольшая, но никак не удается ее согнать. Грудь не волосатая и не колесом. Но это еще полбеды. Хуже всего физиономия: круглая, полная, нос картошкой, и этот чертов розовый румянец, придающий лицу какое-то по-детски наивное выражение, – еще куда ни шло, когда человеку восемнадцать, но когда тридцать восемь! И когда этот человек– ты, то это никуда не годится! – Да, не Клиф Шелдон, – вслух произнес я. Мужчина в зеркале действительно мало походил на смазливого, здоровенного Клифа Шелдона, игравшего командора Бадди Рока в совершенно идиотском, на мой взгляд, сверхпопулярном нуднейшем трехтысячесерийном видеосериале. Честно говоря, собственная внешность меня не волновала уже давно, поэтому грусти по этому поводу не было. Я плюхнулся в кресло, мгновенно принявшее удобную для моего тела форму, и приказал: – Кухня! Кофе, омлет с перцем и лимонной подливкой, сок из баркфрукта и пару сладко-соленых скрубжек. Через минуту из стены выкатился сервированный столик. Завтракал я неторопливо, с истовой серьезностью. Так может себе позволить завтракать легкомысленный человек, у которого до вечера никаких дел нет и быть не может. Кажется, радуйся жизни – и все, но кусок все же не лез в горло. Я отставил тарелку с недоеденным омлетом, толкнул столик, откинулся в кресле. – СТ-новости, русский язык, – приказал я. В серебристом овале на зеленых обоях будто возник провал, в котором замаячила слащавая физиономия диктора. Мир жил своей обычной жизнью. Обыденная суматоха, неурядицы, конфликты, не слишком полноводные реки крови – все как и положено в цивилизованном двадцать втором веке. У Черных Штатов очередной дипломатический конфликт с Мексикой – они уже лет тридцать постоянно обвиняют друг друга в нарушении границ и поддержке бандформирований у соседей. США все долдонят о проекте большой исследовательской станции «Венера-Твердь». Зачем, спрашивается, она им сдалась? Японско-Китайская Конфедерация вновь грозит Евразийской Федерации, то есть нам, снижением квот на ввоз ТЭФ-оборудования. Озабочены неконкурентоспособностью собственной продукции. Недавно при взлете с лунного космопорта потерпел крушение французский лайнер «Наполеон», причина -неполадки японских ТЭФ-систем. Национальная корпорация «Желтый дракон» терпит огромные убытки, отсюда желание защититься, но, похоже, ничего у них не выйдет… Так, а вот это уже ближе. Таджикская джамахерия. Шаха Абдуллу свергли и отрубили голову на центральной площади Душанбе – это зрелище транслировалось по всем внутренним каналам СТ. К власти пришла умеренная исламская группировка. Бог мой, обычная история! Такие случаи повторяются вновь и вновь на протяжении, наверное, уже тысяч лет. – СТ выключить, – буркнул я и завалился на диван с новой книгой Максима Горецкого. Идея отдохнуть, немного понежиться в праздности и безделии с самого начала оказалась обреченной на провал. Расслабиться никак не удавалось. Наоборот, напряжение, ощущение близкой опасности не уходили, а только усиливались с каждой минутой. Когда же я задремал, уронив на пол книгу, перед глазами ясно встал образ выжженной земли с реющими в вышине зловещими птицами. Главное, я знал, что это вовсе не обычная дурь, не глупая мнительность. Я уже давно не новичок и умею подавлять нервную дрожь перед мероприятиями. Что-то шло не так, как хотелось бы. И что-то должно сегодня произойти. Стрелки часов, двигавшиеся сегодня особенно нудно и медленно, дошли наконец до точки. Все, пора. Я оделся, посмотрел на себя в зеркало, стряхнул пылинку с узкого лацкана пиджака, поправил бабочку, чуть сдвинул фетровую шляпу. Мода совсем с ума съехала. В прошлом году в ходу были цилиндры и фраки, в этом– шляпы, галстуки-удавки, широкие брюки. Бар «Запорожская Сечь» располагался на другом берегу Днепра, в районе, возведенном в самый разгар увлечения средневековой архитектурой. Сперва он был задуман как фешенебельное место для состоятельных граждан, затем начался естественный процесс утрачивания респектабельности, здесь замелькала всякая шушера, появились притоны. Узкие горбатые улицы были замусорены и заплеваны– видимо, кибер-мусорщики или часто не добирались сюда, или мусор накапливался быстрее, чем убирался. На лавках, ступеньках островерхих, с башенками, домов нашли пристанище стайки галдящей, ругающейся, целующейся молодежи. Иной раз я ощущал спиной недобрые взгляды. Да, через несколько лет здесь останется один сброд, который отвоюет еще одну часть города. На будущее нужно будет выбирать другое место для встреч Здесь, того и гляди, попадешь в какую-нибудь глупую заварушку. Действительно, место было чересчур оживленным. Улица с бесчисленными маленькими магазинчиками, забегаловками – здесь и располагался бар «Запорожская Сечь». Тяжелые дубовые двери были распахнуты, перед входом стояли два огромных запорожских казака– это были объемные СТ-проекции. Надо зайти внутрь. Стаценко уже должен быть там. Все просто… Но в бар я не пошел, а заглянул в магазинчик верхней одежды напротив. Толстенный усатый продавец, перелистывающий журнал с малоприличными СТ-фотографиями, не обратил на меня никакого внимания. В таких заведениях вежливость к покупателям не считалась великим достоинством. Я оценивающе ощупал термопластик зимней куртки с обогревом, но на самом деле куртка меня ничуть не интересовала. Просто я пытался оценить обстановку. Два мобиля припаркованы на стоянке у бара, еще один подальше, метрах в тридцати. Парнишка и девчонка лет шестнадцати на вид уныло сидят, обнявшись, на тротуаре и смотрят куда-то вдаль. Стены дома напротив подпирают две жрицы любви, провожая угрюмыми взорами особей мужского пола. Вроде ничего подозрительного, но внутренняя тревога нарастала. А, была не была! Идти все равно надо. – Пока, – кивнул я продавцу. – Желаю увидеть в журнале то, чего ты еще не видел в жизни. – Угу, – буркнул продавец. Мои слова не произвели на него никакого впечатления. Я вышел из магазинчика, перебежал улицу прямо перед носом длинного черного «форда», щелкнул по носу казака у входа, точнее, попытался, но, как и следовало ожидать, пальцы прошли сквозь фантом. Бары, ведущие начало еще от харчевен и таверн, не меняются столетиями, в них только появляются всякие новомодные штучки, большинство из которых так и не приживается. Здесь всегда будет стойка, всегда будет бармен, перемешивающий напитки, и никакая автоматика его не заменит. Будут расфуфыренные дамы, ищущие легких развлечений или еще более легких денег. За столиками в углах всегда будут мерцать тихие пьянчуги, для которых это дом родной, – они пропивают последние деньги или пропили уже все и выжидают, за чей бы счет утолить жажду. Все это имелось и в «Запорожской Сечи». Последний раз я заглядывал сюда три года назад. Вместо огромного, вечно улыбающегося Николы за стойкой бара орудовал молодой франт с маленькими усиками и каменным выражением на лице. У грубой дубовой стойки на высоких табуретах сидели пьяная девица и два ее кавалера – они умудрялись тискать ее одновременно. За столиками расположилось несколько компаний. Горластые, ярко одетые мужчины, толстые женщины, какие-то размалеванные существа неопределенного пола или рабочие низкой квалификации, или безработные, у которых теперь достаточно и денег, и времени, чтобы неделями напролет не вылезать из питейных заведений, в общем, обычный городской сброд. Пара скользких типчиков «крысы», уголовная шушера, мелочь, – на них можно не обращать внимания. А вот несколько спортивных угрюмых парней мне не понравились. Еще меньше мне понравился сидящий за столиком у входа тип – высокий, в черном легком плаще. Он небрежно закинул ногу на ногу. Глаза у него были ярко-голубые и немножко ненормальные. Свободных мест в просторном помещении бара почти не наблюдалось. Сергей Стаценко, проходящий по оперативному учету под кличкой Батя, сидел в самом углу. Он изучал дно бокала, тупо уставившись туда с самым мрачным видом. Впрочем, у него всегда был мрачный вид. И характер далеко не сахар. И общаться с ним совсем нелегко. Но если умело поднажать, из него можно извлечь много ценной информации. Звучала музыка в новом стиле – «каменные грезы». По-моему, это было всего лишь сочетание хаотического бульканья, волчьего воя и чьих-то предсмертных криков. Я подошел к стойке. – "Сатурн", пожалуйста. Полный. Батя оторвался от бокала, увидел меня и приветственно махнул рукой. В этот момент я понял все! Ну, теперь только держись! Дальше все понеслось с нарастающей скоростью. Я был готов к тому, что сейчас произойдет, но они пока этого не знали. Дальнейшее выглядело так. Ко мне тут же подходит здоровенный тип из спортивных мальчиков, тех, которые мне не понравились. Он пытается завести разговор типа «брат, мы где-то виделись». Недолго думая, даже не дав ему договорить, я бью его по голени, а когда он сгибается, добиваю мощнейшим ударом «медвежья лапа». На ближайшее время он выходит из игры. Успеваю пригнуться – надо мной мелькает молния. Это парень, тискавший девицу, пытается достать меня полицейским парализатором. Мечтатель. Я подбиваю ему руку, хлыстообразным движением выбиваю парализатор, а затем экспериментальным путем проверяю на прочность стоящую на стойке бутылку. Бутылка вдребезги, парень– в крови на полу. Оставшейся в руке «розочкой» я разрисовываю лицо очередного «спортсмена», потом хватаю девицу у стойки за волосы и кидаю ее прочь – она сбивает кого-то с ног. Меня это уже не интересует. Перемахиваю через стойку, краем глаза успеваю заметить, что голубоглазый вскакивает со своего места и в руке у него пистолет, по-моему, «беретта-ЭМ». Пригибаюсь, и очередь проходит надо мной, пули разбивают бутылки, пробивают банки, одна задевает бармена, который, охнув, держась за пробитое плечо, сползает на пол. Я рвусь в проход за стойкой. Сзади, расшвыривая мирных посетителей, какие-то гориллы пробиваются ко мне. Еще одна очередь высекает искры из стекло-бетонных стен. Но я уже в служебном помещении, где, переливаясь огнями, поет кухонный синтезатор. Около синтезатора колдует сопливый парень. На меня он смотрит раскрыв рот. Теперь в правую дверь. В этом баре я ориентируюсь неплохо. Надо знать все ходы и выходы из того места, где назначаешь встречи. Дверь я блокирую щеколдой – пусть преследователи повозятся хотя бы немного. За дверью узкий темноватый коридор. В конце его еще одна дверь – выход в тесный дворик с аркой, за которой Крымский проспект. Интересно, перекрыли они выход? Должны были, коли настоящие профессионалы. Распахиваю ногой дверь. Точно, во дворе болтаются два шалопая. Один, курчавый, широкоплечий, вытянув ноги, сидит на пластмассовом ящике и поигрывает шоковой дубинкой. Второй, носатый, в черном комбинезоне, стоит, прислонившись к стене, и курит. Состояние у них явно не боевое. Сегодня они на работу не рассчитывали, понадеявшись на своих подельников. А зря. У курчавого неплохая реакция. Он находится ко мне ближе, вскакивает, и его дубинка уже рассекает воздух. Бьет он хорошо, умело… вот только мимо. Мне остается лишь сблизиться с ним, плавно проводить его руку и движением колена и плеча сбить его с ног. Едва он успевает коснуться земли, как мое колено обрушивается на него, – он теряет сознание. Второй успевает выхватить пистолет. Свист, характерный для ЭМ-оружия, – очередь. Не туда лупишь! Меня там уже нет. Пули крошат кирпич, с грохотом прошивают мусорный контейнер, а я в это время лечу под ноги носатого. Ничего, что рукав пиджака разодран в клочья, а на ладони приличная царапина. Главное, что ударом каблука я умудряюсь выбить у него пистолет. Секунда – и я уже на ногах. Противник на голову выше меня, судя по движениям – боксер, хорошо знакомый с интегральной рукопашной. Сокрушительный удар его ноги направлен мне в живот. Чуть-чуть повернуться, напрячься, выдохнуть. Ему кажется, что он достал меня, но удар на самом деле не причиняет мне никакого вреда. Носатый, не медля, сокрушительно бьет меня в челюсть боковым. Я увертываюсь, прилипаю к нему, волнообразное движение, многократно увеличивающее усилие, парень спотыкается, летит на землю. Хруст позвонков в ломающейся шее… Эх, дружище, надеюсь, что хотя бы похороны родная фирма устроит тебе по высшему разряду. Все заняло несколько секунд. Слишком много. Сейчас в дверном проеме должны показаться преследователи. Подхватываю оброненный носатым пистолет – он ему больше не понадобится. Из семидесяти зарядов большая часть еще в магазине. Сам я хожу на встречи без оружия. Во избежание ненужных эксцессов. Это только гангстеры без всякого стеснения разгуливают по Киеву с пистолетами. В проеме двери возникает чей-то силуэт. Что ж, сам напросился. Срезаю бедолагу очередью и бегу к арке, не переставая палить из пистолета. Щелчок – магазин пуст. Отбрасываю ненужное теперь оружие. Я уже пересек двор и выбегаю на проспект. Вой сигнала, визг тормозов, грохот сталкивающихся машин. Чуть не попал под колеса, но проспект преодолел. Теперь в тот закоулок. Подальше отсюда. Люди шарахаются, из-под ног с диким мявканьем выскакивают коты. Наконец я достаточно далеко. Привалившись к стене, пытаюсь отдышаться. Повезло. Главная задача на сегодня выполнена – я остался жив… Я снял пиджак, бабочку, кинул их в мусорный контейнер. Шляпу я потерял еще в начале схватки. Закатал рукава рубашки, отряхнул брюки. Ныла расцарапанная до крови рука, но это не страшно. В рубашке в толпе меня опознать труднее. Вперед… Вскоре я выбрался к станции метро, опустил жетон, стараясь не торопиться, спустился на перрон. Бесшумно появился поезд, я устроился на мягком сиденье и прикрыл глаза, пытаясь проанализировать последние события. Батя меня продал– это ясно как Божий день. Видимо, они вычислили, что он работает на меня. Решили захватить меня живьем, для этого и организовали засаду в баре, в которую я почти что попался. Спасло меня только шестое чувство, то самое, что позволяет мне предвидеть действия противника. В отель возвращаться нельзя. Батя, правда, не знал, где и под каким именем я проживаю, но береженого Вог бережет. Надо действовать по варианту «Отход-2». Значит, сейчас в квартиру на Крещатике, где живет пожилой, обаятельный и слегка несуразный Абрам Ноевич. У него укрываюсь до завтра, получаю новую карточку идентификации. И завтра же – домой. * * * … Стриженный «под ноль» субъект в маячковой куртке со скользящими по ней похабными изображениями шествовал по привокзальной площади. Пол-лица его закрывали зеркальные очки с видеоблоком. На груди сияли какие-то китайские иероглифы, долженствующие обозначать нечто заумное и малопонятное. По виду– обычный «левитант», представитель нового модного движения. Очередная, наверное, сотая по счету трансформация хипповых идей – воспарить в левитирующем полете над грубой и скучной действительностью, прикоснуться душой к космическому огню, сбросить условности. Как всегда, все движение вылилось в пошлость, дурной вкус и в психонасилие. Двинула в него в основном не молодежь, а публика из тех, кому перевалило за сорок. На «левитантов» прохожие оглядывались с укоризной и неодобрением. Большинство считали их полудурками и недоносками, что, кажется, соответствовало действительности. Я, может, тоже бы бросил на этого «левитанта» неодобрительный взгляд, но только не сегодня. Сегодня просто физически не смог бы. Потому как «левитантом» был я сам. Маскарад довольно дешевый, но вряд ли меня в нем узнают, даже если на вокзале выставлено наблюдение. Здание вокзала было старинным, выкрашенным люминокраской, и казалось, что оно пылает. Я прошел через таможенный электронный контроль, был тщательно досмотрен на наркотики и «райские семечки» и вскоре сидел в глубоком кресле в общем классе. Там ехали несколько бродяг-туристов, группа студентов в форме Московского университета, двое кришнаитов, несколько «отдыхающих» самого расхлябанного вида. Поезд приподнялся на десять сантиметров над магнитополотном, тронулся с места, резко набирая скорость. Деревья вдоль трассы слились в сплошную полосу. Через несколько минут поезд пересечет границу между Украиной и Донбасской губернией, а еще через час остановится в Москве. Можно отдышаться Работа оперативника класса "А" закончена. Батя должен был явиться на встречу с информацией о расположении лаборатории, где производятся «райские семечки» – кристаллы для самого эффективного и популярного сегодня волнового наркотика. Батя, бандюга хоть куда, решил, что ему под силу добыть эти данные и выгодно продать их мне. И просчитался. Засыпался сам и с готовностью сдал меня. Мороз по коже, когда представишь, какими методами меня сейчас допрашивали бы. Не любят в кланах нашего брата. В клане теперь наверняка считают, что им хоть наполовину, но удалось провести меня. Информацию я так и не получил, ведь Батю вовремя взяли в оборот… Зря считают. Точные сведения я еще вчера добыл из другого источника, а Батя нужен был лишь для их проверки и уточнения. Ну а что теперь? Передавать информацию в украинское министерство – все равно что сразу сообщить ее клану. Все куплено и продано сверху донизу. Вообще здесь отношения государственных и преступных структур несколько странные. Будь у украинских государственных лидеров возможность, они просто бы легализовали экспорт синтетикнаркотиков, поскольку их заботило всего два вопроса – как не вылететь в финансовую трубу и как держать в узде собственное население. Но это невозможно. Синтетикнаркотики, а особенно «райские семечки», – настоящая напасть двадцать второго века. На Украину – один из основных поставщиков в Евразии – постоянно давят со всех сторон, грозят экономическими санкциями, а, к примеру, без ТЭФ-технологий из Федерации она загнется за считанные месяцы. Проблемой с тайной лабораторией займутся не местные стражи порядка, а наши ребята из сектора тактических операций. Если это выплывет, то разразится международный скандал экстра-класса, но все равно деваться некуда. Как работают «тактики», я знаю не понаслышке – сам отслужил в секторе несколько лет. Можно не беспокоиться – на месте лаборатории останется кусок выжженной земли… Поезд прибыл в Москву секунда в секунду Ким ждал меня в зале Киевского вокзала у секции компьютерного контроля. Как всегда, он выглядел отлично – высокий седой мужчина с едва раскосыми глазами, напоминание о предках-корейцах, одет в строгий, очень дорогой костюм из натуральной шерсти Вещь редкая, поскольку уже лет сто производить натуральную шерсть нет смысла. За спиной Кима торчали, казалось, навеки прилипшие к нему двое телохранителей. – А тебе идет этот клоунский наряд, – усмехнулся Ким, горячо пожимая мне руку. – Всегда подозревал, что в душе ты «левитант». – Шутки шутим, да? Между прочим, твоя идея с этим нарядом1 – возмутился я. – А что, конспирация неплохая. И на июньский маскарад в Сокольниках костюма искать не надо… Ладно, герой, поехали. Сегодня – отдых, а завтра сядешь за отчет… МОСКВА. 25 ИЮНЯ 2136 ГОДА – Ниночка, это тебе, – с предельным обаянием, на которое только был способен, улыбнулся я и протянул коробку натуральных немецких крангеров. Ким любил, чтобы в его приемной сидели рослые длинноногие секретарши с роскошными бюстами. Я тоже люблю таких женщин, но, к сожалению, моя круглая физиономия не всегда внушает им должные чувства. – Ты, как всегда, вежлив и очарователен, – явно льстя мне, произнесла Нина, сверкнув ослепительными ровными зубами ярко-фиолетового цвета – по последней моде. Беда с этими женщинами. То волосы люминокрасителями обрабатывают и светятся так, будто вылили на голову бидон горючего и подожгли То ногти металлопластиком покрывают. То платья из прозрачного пластика надевают. – А ты, как всегда, прекрасна, Ниночка. Я бы с удовольствием пригласил тебя на чашку кофе в «Гинденбург», но природная скромность не позволяет мне произнести вслух такое предложение. Ким у себя? – Да, он тебя уже ждет. Ким полулежал в кресле-пузыре и изучал бумаги, время от времени затягиваясь сигаретой Он был не в настроении. Искоса посмотрел на меня, кивнул и пробурчал какое-то нечленораздельное приветствие. Кабинет у Кима был огромный. Два угловых окна выходили в парк, во всю стену сияло объемное изображение туманности Андромеды – хозяин любил экзотические виды. Вся обстановка состояла из нескольких кресел-пузырей и огромного стеклянного стола с компьютером – Как настроение, Саша? – спросил Ким. – Прекрасное, как и обычно, когда меня срывают с Золотых Песков в самый разгар отпуска. Лучший отдых – хорошая работа. Пьянящее ожидание того чудного мига, когда тебя все-таки пристрелят при исполнении служебных обязанностей. – Ты нудный субъект, Саша, и с возрастом этот недостаток прогрессирует, – покачал головой Ким и улыбнулся, усилием воли подавив раздражение, накопившееся за не слишком удачный день. Ким порой умел менять настроение, уж коли возникала в этом необходимость. – Как отдохнул? – Ну… В общем, отдохнул. – Золотые Пески… наверное, не вылезал из клубов класса "В". Три недели в отличном отеле «Принц» – организация заботится о полноценном отдыхе сотрудников Разгар сезона, толпы туристов самого разного ранга – от богатых деляг до профессиональных тунеядцев, бедных, но гордых. Шум, кутерьма, карнавалы, массовые сенсоригрища. А еще – море и тысяча и одно удовольствие, включая клубы класса "В" с выразительными названиями «Горячие тела», «Голубая мечта», «Розовые сны». После очередной сексуальной революции такие вещи перестали шокировать кого бы то ни было, даже старых дев. Победа над СПИДом, «веселыми» болезнями, нежелательными беременностями устранила все неприятные стороны секса. И как во многом другом, сбрасывание оков вылилось в какое-то сумасшествие, буйное и бессмысленное. Я, конечно, человек своего века, но такие вещи, как, например, клуб зоофилов, вызывают у меня внутренний протест. Можно сказать, что я безнадежный пуританин. За весь отпуск всего лишь одна связь с такой же, как и я, пуританкой Жюли из немецкого города Марселя. – Что у нас делается? – спросил я, усаживаясь в кресло. – Хорошего мало, – махнул рукой Ким. – О массовом самоубийстве под Будапештом слышал, наверное? Секта Абсолюта, волновая обработка сознания… «Птичий пух» – большая партия появилась у нас на северо-западе, концов найти пока не можем. «Райские семечки» – после того, как накрыли, по твоей информации, лабораторию, поток почти иссяк. Сам знаешь, насколько сложен процесс изготовления, очухаются от такого удара они не скоро. Во Владивостоке появились новые компьютмарки. Снова появляется героин. – Ничего себе! Это же каменный век. Его что, при археологических раскопках находят? – Ничего, средство испытанное, работает… В Смоленске расстреляли нашу группу. Балаянц и Никоненко убиты. – Никого не знал. Никоненко, кажется, видел пару раз. – Все становится только хуже. Выбиваемся из сил, гробим лучших людей. Но что можно сделать, когда шестьдесят процентов взрослого населения – безработные, которым не нужно думать ни о крыше над головой, ни о пропитании? Это же плебс. «Хлеба и зрелищ». Им ничего не надо, кроме того, чтобы убить скуку, отвлечься от унылого настоящего, забыть о никчемном прошлом и не думать о бесполезном будущем. Полицейскими мерами невозможно помешать каждому недоделку медленно убивать себя. – Невозможно, – согласился я. – Мы не можем переделать их, дать им цель, заполнить их пустые мозги, которые «чистят», «пылесосят» все кому не лень уже не первую сотню лет. Мы даже не можем задавить их – уже с пятилетнего возраста они прекрасно осведомлены о своих правах и не устают вопить о них везде и всюду. Мы можем лишь оттягивать их самоуничтожение в наркотическом угаре. – Тут ты тоже прав. Время от времени на Кима накатывали неудержимые приступы красноречия. Он как бы репетировал свои речи, которые ему, как начальнику Управления психоэкологии, приходилось произносить в Высшем совете Евразийской Федерации. И за восемь лет на этой должности молоть языком он научился весьма неплохо. – Ладно, ты вызвал меня лишь затем, чтобы излить душу? Я тебе нужен как слушатель? – Да ты мне вообще сейчас не нужен, Саша. Наоборот, на душе легче, когда я знаю, что мой лучший сотрудник нежится под южным солнцем, копит силы для новых боевых подвигов. Так что нужен ты не мне. Нужен ты Веденееву. – О-хо-хо! – покачал я головой. – А зачем? – Он же не скажет мне – зачем. Плохо ты его знаешь. – Я его совсем не знаю. И честно сказать, даже не ищу знакомства. Веденеева – первого заместителя министра – я видел всего несколько раз на совещаниях, Он был птицей с полетом такой высоты, на которую обычно орлы, вроде меня, не поднимаются, И подниматься туда мне никогда не хотелось – там уже не оперработа, а политика, притом часто очень грязная. Веденеев – фактически первое лицо в министерстве, поскольку, по устоявшейся традиции, министрами назначают дураков-политиканов, которые не знают и не умеют ничего, кроме пускания пыли в глаза. Такие же, как Веденеев, держат в своих руках все нити и заказывают музыку. Чтобы такой человек пожелал встретиться с оперативником, пусть даже класса "А", для этого должно случиться нечто экстраординарное. Иерархия в министерстве жесткая. – Интересно, не по Киеву ли он меня хочет видеть? – Вряд ли. Значит, так, у нас на одиннадцать назначена встреча. Карета подана, полковник… * * * Тридцатиэтажная башня управления возвышалась посреди обширного лесопарка в Медведкове, бывшем некогда жилом районе. За последние сто лет население Москвы сократилось до трех миллионов человек, и обширные жилые массивы оказались ненужными. Постепенно здесь восстановили лесопарки, разместили больничные комплексы развлекательные и спортивные центры. Ну а на отшибе – наше управление. Вертолет поднялся с площадки и устремился к центру города. Сверху была видна вся Москва с древней Останкинской башней, золотыми куполами Кремля и храма Христа Спасителя. Полеты в черте города разрешались только машинам госслужб, имеющим допуск. Через семь минут наша «пчела» зависла над вертолетной площадкой, представлявшей из себя гигантский гриб, взметнувшийся вверх на Лубянской площади, как раз там, где последние двести лет все кому не лень с помпой устанавливали различные памятники, а потом с не меньшей помпой их сносили. По иронии судьбы, несмотря на катаклизмы и передряги, на то, что менялось государство, границы, менялся город, комплекс зданий на площади неизменно оставался обиталищем спецслужб. Сегодня здесь приткнулось наше руководство и хозяйственные подразделения. Для оперативных же управлений тут невозможно было установить нормальные системы безопасности. Как, например, в Медведкове любой объект, попавший в защитную зону и не имеющий блока опознания, может быть тут же уничтожен. Кабинет у генерала первого ранга выглядел тесным – не более тридцати квадратных метров, к тому же он был заставлен старинной мебелью. Тяжелые портьеры, двухтумбовый резной стол, портреты на стенах. Целая галерея портретов руководителей этого ведомства с самых давних времен, начиная от Столыпина и Дзержинского и кончая Ибрагимовым и Никифоровым, чья черная слава может потягаться со славой вошедшего в легенду Лаврентия Берии. Не знаю, было ли так и задумано, но этим достигался жутковатый эффект – здесь словно витала темная, густая энергия учреждения, Веденеев – невысокий, изящный, миниатюрный человек лет пятидесяти встретил нас у дверей, усадил на стулья с высокими резными спинками. Замминистра был сама любезность. На совещаниях он выглядел слегка рассеянным, выступал кратко и ясно, никого особо не распекал, и мне даже приходило в голову, что его репутация сурового и жесткого руководителя не соответствует действительности. Впрочем, много ли на свете людей, чья внешность соответствует их истинной сущности. Такое встречается разве что у круглых дураков. – Располагайтесь, Анатолий Антонович. И вы, Александр Викторович. – Веденеев улыбнулся – обаятельно и открыто. – Кофе? Составьте компанию. Не могу долго обходиться без кофе. Привычка, сложившаяся за многие годы. Он нажал кнопку допотопного селектора– я такие только в музее и видел. – Лидия Георгиевна, три стакана кофе, пожалуйста. Пожилая строгая секретарша тут же принесла поднос, на котором поблескивал горячий серебряный кофейник и стояли три стакана в подстаканниках. – Рад с вами познакомиться, полковник. Анатолий Антонович о вас самого высокого мнения. Искренне сожалею, что пришлось прервать ваш отдых, но возникли некоторые обстоятельства… Наш разговор пойдет о проблеме, проходящей под грифом секретности «С-6». Мне стало как-то неуютно в этом кабинете. К мероприятиям такого уровня секретности меня привлекали всего два раза за восемнадцать лет службы, и меньше всего мне хотелось бы вспоминать о них. Обычно мероприятия с таким грифом означают, что нужно скинуть какое-нибудь правительство у соседей или убрать государственного деятеля высшего ранга – Я ознакомился с результатами вашего последнего тестирования, – продолжил Веденеев. – Уровень реакции на неожиданные ситуации, степень выживаемости, физической подготовки на десять-тридцать единиц выше, чем у самых отъявленных головорезов из сектора тактических операций. Внутри у меня что-то нехорошо екнуло. Похоже, речь пойдет все-таки о том, чтобы кого-то пристрелить. – Кроме того, как говорят наши психологи, а им часто можно верить, в вашей служебной деятельности весьма высоко значение морально-этических мотиваций. А сейчас как раз тот случай, когда нам нужен истинный доброволец, а не робот, послушно выполняющий любые приказы. Точно – кого-то надо ликвидировать. Вот дела. Неприятно, но никуда не денешься. «С-6» – это значит, что от твоих действий зависит очень много – порой даже геополитическая расстановка сил, судьбы тысяч и тысяч людей, жизненные интересы государства. Это не тот случай, когда стоит слишком щепетильничать, изображать невинность и непорочность. В конце концов, я солдат… Так я и бухнул: – Я солдат. – Звучит убедительно и сурово. – Веденеев встал, раздвинул шторы за своей спиной, открывая большой черный экран. На нем засветилась карта Евразийской Федерации. – Ничего нового вы здесь не увидите. Это наша страна. Кажется, нам известно о ней все, она пройдена и изъезжена вдоль и поперек. Города, реки, поселки, заповедники. Можно за считанные минуты, в крайнем случае часы попасть в любое место, за исключением запретрайонов: ТЭФ-станций, оборонных комплексов. Но и в запретзоны можно попасть, имея допуск. Можно проникнуть куда угодно. Правильно я говорю, Александр Викторович? – По-моему, вполне. – К сожалению, это не так. – Веденеев взял перьевую ручку – таких тоже уже не выпускают лет сто – и указал на карту. – Вот, например… Знаете, что это за место? – Новосибирская зона… «Судный день». – Точно. Напомню: ровно сто десять лет назад взорвались все экспериментальные ТЭФ-установки Земли. На тысячах и тысячах квадратных километров все живое было сметено «ведьминой зыбью» – эфирными волнами высокой частоты. Америка, Европа, Австралия – не было континента, страны, где безответственные «круглоголовые» не понаставили бы ТЭФ-установок. Время тогда поджимало, все хотели быть первыми, все надеялись на быстрый успех. Неисчерпаемый источник энергии был необходим как воздух. И на заявления профессора Макса Форстера о возможности резонанса никто не отреагировал. Не потому, что никто не мог его понять. Просто предпочли закрыть глаза и заткнуть уши. Результат – тридцать восемь миллионов человеческих жизней и огромные пространства, избавленные от всего живого… – Вы, несомненно, знаете, что зоны ТЭФ-поражения пользуются дурной славой. Жизнь вновь завоевала эти пространства, но мутировала. Людям в зонах делать нечего, среда там крайне враждебная. Иногда туда направляются исследовательские экспедиции, пишутся сенсационные статьи, приключенческие книги, ставятся СТ-сериалы. Верно? – Верно, – кивнул я, решив, что Веденеев, как и Ким, сегодня настроен поработать языком. – Вспомните, Александр Викторович, вы наверняка читали, смотрели по СТ репортажи о героических исследователях подобных зон в Испании, Конго, на Курилах. А теперь припомните, слышали ли вы когда-нибудь об исследованиях Новосибирской зоны ТЭФ-поражения? – Не припоминаю. Но, наверное, исследования все-таки проводятся. Я особенно не интересовался этой темой. – Если бы даже и интересовались, вряд ли бы что-то смогли добавить нового, потому что… Потому что в Новосибирскую зону не посылают исследовательских десантов, полиция там не отлавливает дураков-школьников, ищущих в зонах какую-нибудь фантастическую ерундовину вроде растения-людоеда. Эта зона закрыта. – Почему? – Разговор заинтересовывал меня все больше – Объекты оборонных комплексов? Вряд ли. Почему мы закрыли ее? – Вы не поняли, Александр Викторович. – Голос Веденеева звучал хрипловато и глухо. Генерал был неплохим артистом и выдержал эффектную паузу, после чего закончил: – Эту зону закрыли не мы. Слова звучали зловеще, и мне стало не по себе. Я машинально поболтал в стакане ложкой и глупо осведомился: – А кто? Веденеев улыбнулся и развел руками. – Этого мы не знаем. В зону не совался никто лет сорок после катастрофы. А потом стало поздно. При попытках проникнуть туда погибли несколько человек, разбились вертолет и два самолета, а уж сколько угроблено автоматических зондов! И все, абсолютно все впустую. – Я ничего не слышал об этом… – Неудивительно. Гриф «С-6». Время от времени в прессу, на СТ просачивалась странная информация. Мы до сих пор умудрялись представлять все как обычную белиберду, газетные утки, разведение которых – профессиональная обязанность олухов-журналистов… В общем, на сегодняшний день площадь в пятьдесят четыре тысячи квадратных километров для нас закрыта. – Космоснимки, сканирование? – Ох уж этого добра немерено. Тайга как тайга, мутировавшая, правда, ясно различается сетка Гурзуева – и ничего более. Какие-то животные-уроды. Все это представляет интерес для биологов. Но нас интересует совсем другое. Веденеев встал с кресла, подошел к карте и положил ладонь на Новосибирскую зону ТЭФ-поражения. – Здесь присутствует НЕКТО. И этот некто представляет или, скорее, может представлять угрозу безопасности Федерации. А может, и всей планеты. – Звучит довольно угрожающе. – Там присутствует НЕКТО, способный установить низковибрационный ТЭФ-барьер с заданными свойствами. Барьер не могут преодолеть ни люди, ни техника. Нам пока создание такого барьера не под силу. Некто прилично опередил нашу науку. Но это полбеды. Имеется еще одна неприятная деталь. – Какая? – Время от времени то тут, то там появляются странные люди, попадающие в наше поле зрения. И их следы… Их следы теряются в Новосибирской зоне. – Интересные дела творятся. – Я опять поболтал ложкой уже порядком остывший кофе. – Мы даже не знаем, люди это или нет. Если честно, Александр Викторович, я не понимаю, что происходит. Вот это-то хуже всего. Во что бы то ни стало мы должны рассеять этот туман и получить информацию оттуда… Вы согласны рискнуть? – Я уже сказал – да. Но как? – Наши физики создали прибор, с помощью которого можно преодолеть низковибрационный ТЭФ-барьер. Испытан экспериментальный образец… Ваша задача – проникнуть в Новосибирскую зону и попытаться узнать, что там делается. Никаких активных действий. Согласны? – Так точно. – Завтра вы должны быть у технарей – они снимут ваши полевые параметры и примутся за подгонку аппаратуры. И на две недели вы свободны. Отдыхайте. По рукам, Александр Викторович? – Порукам. Рука у него оказалась мягкой и теплой, улыбка, как всегда, обаятельной, но где-то в глубине его глаз я увидел то, что искал, – холодную сталь… МОСКВА. 1 ИЮЛЯ 2136 ГОДА Слежку я обнаружил через два дня. Точнее, я не видел ни «прилипал», которые не спускали бы с меня глаз, ни аппаратуры для наружного наблюдения. Просто возникло ощущение, будто за мной присматривают. Насколько я мог доверять своим ощущениям? Иногда они обманывали меня, но, правда, крайне редко. Мне пришлось побывать в стольких переделках, что, по идее, я давно уже должен был отправиться в дальний путь, из которого не возвращаются. Так бы и случилось, если бы не подсознательное иррациональное предчувствие того, где и когда должен свалиться кирпич, предназначенный для меня. Если за мной действительно ведется наблюдение, тут возникает несколько вариантов. Наша контора время от времени увлекается подобными занятиями с целью выяснения, чем занимаются ее сотрудники и не играют ли они на двух шахматных досках сразу. Мог еще организовать мне прикрытие Веденеев, ведь мероприятия под грифом «С-6» не шутка. На мой след могли выйти и старые клиенты – их трудно упрекать за желание пустить мне кровь и поплясать на моих костях. Наконец, это может быть связано с последним заданием – тот загадочный НЕКТО изучает меня или пытается ликвидировать. Последний вариант казался мне совершенно нереальным. По правилам я сразу должен был обратиться к Киму или Веденееву. Все указания и инструкции неукоснительно требовали этого, Но, не имея ничего конкретного, к начальству я решил пока не идти – надо подождать, осмотреться. Если наблюдение действительно ведется, то очень квалифицированно и хитро. Обычных «прилипал» я срисовал бы в течение получаса. Или это пункты контроля – когда за тобой не ходят по пятам, а просто проверяют, появишься ли ты в определенное время в каких-то точках. Либо – техническая разведка. В квартире и подъезде при помощи ЭН-детектора никаких скрытых устройств обнаружить не удалось, но это не значит, что их нет. Ведь всю улицу не обшаришь. В эти несколько дней я так ни на что и не решился. А потом… Потом встретил Лику, и мир в одночасье изменился, засияв для меня тысячами новых цветов и оттенков. Тот же самый мир стал другим – много лучше и красивее. А во всем этом была виновата она – девушка с бронзовыми волосами. Звучит романтично – «пышные волосы цвета бронзы». На самом деле я не люблю, когда у женщины волосы такого цвета. Но какое это имело значение, когда речь шла о Лике? Познакомились мы с ней при самых дурацких обстоятельствах. Я был вынужден выступить перед ней в роли благородного рыцаря Ланселота. Кому-то, может, и нравится такой способ знакомства с женщиной, в чем я сомневаюсь, я же в таких ситуациях ощущаю себя полным идиотом. К тому времени ощущение, что за мной наблюдают, почти исчезло, я отринул все страхи, решив, что у меня просто расшалилось воображение и подрасшатались нервы. Надо продолжать отдыхать на всю катушку, но как? Шум и гам поднадоели. Сходил на новые «Метаморфозы» с Воронцовой и Морисом Берном в качестве ведущих. Бред! Как такое может кому-то нравиться? Я люблю классический театр. Подался во МХАТ. Пьеса, на которую я попал, была из модерновых, с СТ-проекциями и безобразным запаховым сопровождением. Это вообще издевательство над театром! В Лужниках открылся новый комплекс «Франкенштейн ХХII век» – с психоэффектами и чувственным наведением. Считалось, что это гвоздь сезона и приличный человек просто обязан побывать там. Я считаю, что это занятие для конченых кретинов, подобные кровавые игрища нужно запрещать, как наркотики. Помню, наше управление подготовило справку, где ясно отмечалась корреляция между садомазохистскими психотронными эгозамещающими зрелищами, с одной стороны, и самоубийствами, преступлениями и массовыми беспорядками – с другой. Справка благополучно утонула в море подобных бумаг где-то наверху. Оно и неудивительно. Население – всю эту гигантскую, не имеющую никаких достойных целей биомассу – нужно хоть чем-то занять, пусть даже и такими мерзкими зрелищами… В тот вечер, утомившись от светских забав, я вспомнил, что являюсь как-никак добропорядочным гражданином, и очутился на службе в Елоховском соборе, недалеко от моего дома. Каждый раз в церкви я ощущаю, что это и есть тот самый нужный мне островок в окружающем океане хаоса и бессмыслицы. В такие минуты хочется оставить суету, стать прилежным христианином и даже подставлять левую щеку после того, как тебя двинули по правой. Запала этого хватает ровно на полчаса, и ты снова погружаешься в повседневную суету, в неостывающий азарт борьбы и не можешь иначе, потому что твоя задача, полковник, хоть как-то сдержать наступление хаоса и суметь при этом не подставить не только левую, но и правую щеку. Народу в соборе было немало, но все же меньше, чем раньше. Интерес к традиционным, как, впрочем, и другим религиям идет пиками. Сейчас начинается спад. Например, в Темные Десятилетия религиозность достигла каких-то немыслимых, несуразных масштабов. Если бы так пошло и дальше, то человечество вновь докатилось бы до теократических государств, инквизиции и охоты за ведьмами – правда, нечто подобное происходит в иных местах и сегодня. В Темные Десятилетия всем казалось, что пророчества о конце света сбылись и лишь праведники обретут спасение. Странно, но количество праведников тогда не только не возросло, но даже, наоборот, упало до постыдно незначительного числа. Из храма вышел я в благостном, умиротворенном настроении. Вечер был изумительный, над городом висела большая, белая, почти полная луна. Я брел по мостовой – район выдержан в ретростиле – и через некоторое время очутился в Лефортовском парке. За последние годы парк разросся раз в пять, превратившись в обширную лесную зону отдыха с ресторанами, аттракционами с гравикомпенсаторами, СТ-аренами. Но уцелели и старинная беседка, и чугунные ворота. Росли здесь кряжистые сказочные дубы – говорят, мутанты из Испанской зоны ТЭФ-поражения. Я брел по окраине парка – тихий человек, находящийся в состоянии легкой эйфории, вдыхающий прохладный воздух и пялящийся на звезды. Часы показывали половину одиннадцатого. Время, когда дневные ленивые обитатели города расползаются по своим норам, к своим «СТ-слезогонкам», сварливым женам и развратным любовницам, а наружу выползают всяческие склизкие гады и мелкие хищники, которых прозвали «серыми крысами». Обычно они в эти часы озабочены тем, кого бы сожрать на ужин, конечно, не в прямом смысле слова. Не дай Бог наткнуться на них. «Крыс» было восемь. Шестеро добрых молодцев – один с черными волосами по пояс, а пятеро стрижены «под ноль», с нарисованными люминокрасками на лысых черепах прическами. Одеты в комбинезоны со скользящими рисунками. Две девицы по теплой погоде облачились в прозрачные шорты и в высокие ботинки – и все. «Крысы» были взрослые – лет по восемнадцать-двадцать. Привычно развязные и наглые – они другими и не бывают, поскольку эти качества воспринимаются ими как высшие достоинства и всячески культивируются. Резинобетон парковой дорожки светился ровным сиреневым светом. Стоящая на земле «шарманка с сюрпризом» издавала дикую какофонию звуков – синтез шуршания пенопласта и звона разбиваемых стекол – и выплескивала вверх объемные меняющиеся изображения явно порнографического характера. Синтезарт – новое неприличное слово в искусстве… Двоим «крысам» – парнишке и девчонке – все было до лампочки, они развалились на мягкой скамейке и жадно, самозабвенно лизались. Остальные пялились на видеоряд «шарманки», ржали, глушили «синьку» из пластмассовых банок – в общем, убивали часы своей никчемной жизни по собственному никчемному разумению. Лика вела себя, как человек, свалившийся с Марса. Поздно вечером красивой девушке идти мимо подвыпивших «крыс» – все равно что мирно плескаться в бассейне, кишащем голодными аллигаторами. В принципе, может и пронести, но шансов нарваться на неприятности куда больше. Лика, огненноволосая, затянутая в узкое платье с высоким воротником, шла по дорожке гордо, как королева. И, конечно же, нарвалась. «Эй, рыжая, к нам не хочешь?», «У Лехи… как эта банка, не подкачает», «Не криви рожу, макака драная, не то по ней и получишь». Огрызаться в подобных случаях не рекомендуется. Лика этого не знала. Бац, хрясь – получила. Не по роже, конечно, а по красивому лицу с огромными удивленными глазами. Я отношусь к людям разумнее Лики, поэтому «крыс» решил обойти стороной загодя и за сценой наблюдал издалека… Эх, ничего не поделаешь! – Эй, ребята, оставьте девчонку! – крикнул я, возникая на их горизонте. – О, еще один к регенераторам просится! – прокудахтал толстячок, на вид явный педик. – Да ладно, зачем вам все это? – Благостное настроение с меня еще не сошло. – Давайте мирно разойдемся, как космошлюпки в открытом космосе. – Еще кривляется, травоед вонючий, – тонко пропищал «педик», и я понял, что сегодня ему достанется больше всех. «Травоедами» «крысы» называют тихих обывателей, которых презирают до глубины души. Парочка на скамейке продолжала лизаться, невозмутимо игнорируя окружающее. Волосатый одной рукой вцепился в Ликину сумку, а другой в ее хозяйку, не давая ей убежать. Остальные с ругательствами и сопением направились ко мне. Даже черноволосая, с отвислыми грудями девица как-то ощерилась, видать, тоже решила ухватить свою долю моей крови. Ну что ж, развлечемся немного, не все по церковным службам ходить… Я оценивающе оглядел своих противников. «Педик» – не боец. Двухметровый прыщавик, неуклюжий и согнутый вопросительным знаком, тоже не опасен. А вот обезьяноподобный молодчик с дурацким выражением лица и шрамом, пересекающим низкий лоб, – судя по всему, опытный уличный боец. Плечи у него широкие, кулаки увесистые. Но самый опасный – высокий жилистый парень с плавными движениями. По повадкам – боксер или каратист. Нет, пожалуй, каратист, притом неплохой, и, похоже, он у них за главного. Я отошел на пару шагов, примирительно подняв руку. – Ладно, ребята, остыньте. Вам неприятности с полицией не нужны. – На те, дерьмосран вонючий! – «Педик» подскочил ко мне сбоку с грацией гиппопотама, выпущенного на лед, и ударил ногой. Промахнулся, бедолага, и мне осталось только чуть помочь ему. «Педик» со стуком ударился затылком о резинобетон. Повезло дураку, что поверхность упругая – не покалечишься. У «каратиста» атака получилась гораздо лучше. Удар ногой, направленный мне в ухо, был резок и проведен не без изящества. Вот только тоже мимо. Зато моя расслабленная кисть проехала по всей его слюнявой физиономии, выравнивая ненужные выпуклости, как-то: нос, губы. «Каратист» обхватил лицо, растирая кровь, сделал, как пьяный, три неверных шага и упал на колени, всхлипнув: – О, е-о-о!.. Черноволосая «метелка» без особых изысков просто попыталась вцепиться мне в лицо. С дамой я обошелся предельно вежливо. Оплеуха, и она рухнула отдохнуть на скамейку. Лижущаяся пара наконец оторвалась друг от друга и с изумлением взирала на происходящее. Я решил, что все закончено. «Крысы», получая отпор, успокаиваются быстро. Но тут «волосан», державший Лику, запустил руку за пазуху и рванулся ко мне. – Не надо! – крикнула Лика и повисла на «волосане». И опять нарвалась – получила кулаком в лицо и рухнула на парочку. Истошный визг, ругательства. – Прирежу, травоед поганый! «Волосан» – наверняка из психов. Он пустился во все тяжкие. В его руке блеснула белая упругая металлическая дубинка с шариком на конце. «Обезьян» с широченными плечами, тоже, видать, из племени придурков, выудил из кармана нож и первым бросился на меня, решив опередить «волосана». Нож вскоре отлетел в кусты, а «обезьян» начал корчиться на земле, держась за живот. Саданул я его далеко не со всей силы, не то ему бы уже завтра заказывали гроб. Пусть живет, сволочь. «Волосан» хрюкнул, устремился ко мне, ударил дубинкой. Довольно неумело. Кто ж так делает?.. Мне оставалось только немного отступить, потом захлестнуть его руку своей – дубинка отлетела. Теперь прилепиться к нему, волна, он падает, я перехватываю его за шею и… Коронный захват, мощное движение – и перелом шеи, труп. Но я остановился вовремя. Передо мной всего лишь обычная «серая крыса». И я лишь уронил его на землю. Потом решил, что этого недостаточно. Зря он хватался за оружие. И уж совсем не следовало бить женщину. Я приподнял его за волосы. – У, травоед дерьмовый, больно! – Он попытался вырваться. – Полежи еще. – Я резко ударил сложенными в щепотку пальцами в точку на его спине – теперь у него будут серьезные проблемы с врачами, – а потом сбоку саданул кулаком в затылок и отправил волосатого в глухой нокаут. – Стоять, «крысы»! – крикнул я, видя, что «педик» и «обезьян», держащийся за брюхо, заковыляли прочь. – Стоять! Стреляю! Я выдернул пистолет и всадил пулю «обезьяну» в ногу. «Педик» тут же застыл как статуя. Я посмотрел на часы – третья минута. Патрульные появились на седьмой минуте – результат не ахти какой. Но зато сразу на двух мобилях. Перед побоищем я нажал на ручном коммуникаторе полицейский сигнал тревоги. – Полиция! – Я продемонстрировал патрульным полицейскую карточку. – Нужно доставить эти мешки с дерьмом в участок. Злостное нарушение порядка, использование запрещенных предметов, пункты 1210 и 1247 Уголовного свода. – Как это вы их так умудрились? – Молодой полицейский с уважением посмотрел на меня и на окровавленных «крыс». – Было бы желание… * * * В участке я пробыл два часа: надиктовывал показания, прошел через нудные протокольные формальности. Мрачный, гераклового сложения капитан – дежурный помощник пристава – сидел в просторном кабинете рядом с компьютеранализатором. Ночь выдалась напряженная, патрульные без устали заполняли стерильно-чистые камеры наркошами, дебоширами, «крысами». Ничего серьезного, за исключением нашего случая, пока не было. – Непрерывное производство, – вздохнул дежурный помощник. – С каждым годом мрази все больше. В основном амеб, которых ветер несет незнамо куда. У них жажда разрушения в крови. Ладно еще, когда уличные СТ-фоны разносят – их в последнее время бронированными стали делать. В этом году одних выловили – они пытались Музей классических искусств поджечь радиоуправляемыми ракетами. Чего, спрашиваю, тебе музей сдался? Говорит, хочется. Мол, умники полтыщи лет на картины любуются, а он одним движением может выше их всех стать – спалить все. Эх, башки бы им поотворачивать, да никому это не надо, кроме нас, полиции! В комнату ввели жилистого «каратиста». На носу его белела эластоформа, чтобы придать ему нормальные очертания, губы распухли. Для одного удара разукрасил я его неплохо. – Ну что, крысеныш, допрыгался? – Капитан нагнулся над усевшимся на стул «каратистом» и взял его за подбородок. – А я чего? – плаксиво взвыл «каратист» – точно в обычаях пойманных за руку «крыс». – Этот слон на нас налетел! А че?! На че парк нужен, если в нем даже посидеть нельзя? – Не зуди, Лим, – отмахнулся капитан. Кличку Лим «крысеныш» получил, видимо, за владение карате Это имя известного корейского каратиста. – Дама на тебя показывает. – Я сам на нее че угодно показать могу! – Лим всхлипнул и потрогал нос. – Я к «гумикам» обращусь Они вам устроят за то, что без закона меня забрали. «Гумиками» называли организацию сердобольных идиотов «За гуманное отношение к жертвам социума» Чем отвратнее подонок, тем большее удовлетворение они испытывали, помогая ему избежать ответственности. У меня давно чесались руки заняться их главой, да все времени не было. – Запись есть. Фиксатор – полицейский, если тебе, крысеныш, это хоть что-то говорит, – зло улыбнулся капитан. На лацкане моего пиджака действительно находился фиксатор – звукозаписывающее устройство, которое носят полицейские, чтобы легче было доказать свою правоту. В скользких ситуациях его всегда можно выключить. – Вот, слушай, крысеныш. – Капитан вдавил кнопку на панели компьютеранализатора. – Дело 22255-К, – послышался металлический сухой голос. – Сравнительная оценка показаний с записями фиксатора. Показания потерпевших, достоверность – девяносто восемь процентов. Показания обвиняемых не достоверны. Действия, опасные для общества. Рекомендация – предварительная изоляция, судебная процедура по главе восемь Процессуального уложения. – У-у-у! – злобно взвыл Лим, выпучивая на меня глазищи. – Из-за тебя, гад! Ничего, припомню! Еще встретимся, травоед! – Если мы с тобой встретимся, то тебе уже ни с кем встречаться больше не придется Я тебя убью. – У-у-у, гад! – Чего воешь, крысеныш? – Капитан встал и почти нежно опустил на голову Лима пудовый кулачище, отчего тот вдавился в стул. – Перед тобой не травоед, а подполковник из Министерства полиции И он тебя правда в следующий раз убьет У меня было несколько оперативных «крыш». Одна – подполковник секретного розыскного сектора МП. – У-у-у, а я знал, что ли?! – Будешь знать. – Капитан еще раз стукнул Лима кулаком по голове и крикнул выводным: – Спрячьте его в клетку! Выводные потащили «крысу», награждая его пинками. Полиция все меньше и меньше церемонится с этим отребьем. – Нет, их все-таки надо отстреливать, – вздохнул капитан. – Сегодня у него нож. Завтра – ЭМ-автомат, и он уже в «малом клане» или свободной банде, делает карьеру, убивая людей… Вас развезти по домам? – Сами доберемся. На такси. – Тогда до свидания. Спасибо за помощь. Я давно хотел зацепить эту компанию. Лика – теперь я знал, что ее зовут именно так, потупив взор, положив руки на колени, сидела на диване сосредоточенная, грустная. Волосатый негодяй разбил ей губу, но в целом она отделалась легко. После потасовки я ее не видел – ехали в разных машинах. Теперь я мог спокойно рассмотреть ее. Высокая, выше меня, с медными волосами, полногрудая, талия тонкая – ну просто находка для СТ-шоу. Лицо нельзя сказать, что образец красоты, может, черты и не идеальные, чуть широковат нос, высоковат лоб, но все равно – очень неплоха. Очень. – Нас, по-моему, отпускают на свободу, – улыбнулся я ей. – Я провожу вас? – Буду признательна. – Она кинула на меня взор, и я тут же утонул в ее черных цыганских глазах. По спине прошла электрическая дрожь. Такие глаза могли быть только у женщины, которую я искал всегда, во всех прошлых жизнях и вот наконец нашел Потрясающе! Синий световой столбик стоянки мерцал неподалеку от дверей участка. Я вставил в зев идентификатора свою карточку и потребовал: – Машину. Через четыре минуты перед нами остановилось стандартное такси, синее, с желтой полосой. Я распахнул дверь, пропустил на заднее сиденье Лику и сел рядом с ней. – Тебя куда отвезти? – Не знаю. Наверное, к тебе. Она осторожно обняла меня и положила голову мне на плечо. Ну вот, награда Ланселоту за ратную доблесть – сердце прекрасной дамы. В пуританские времена подобное поведение девушки выглядело бы донельзя аморальным. Но XXII век все-таки имеет свои преимущества. Дальше все происходило как в полусне. Мое сознание будто разделилось на несколько частей. Один Я со стороны холодно и разумно фиксировал происходящее. Второй Я машинально делал то, что было необходимо сделать. Третий Я отдался несущим его куда-то в сладостный край волнам безумия и забвения всего и вся– прошлого, настоящего, будущего. Помню, на кухне я готовил ужин. Мы пили вино Настоящее вино, изготовленное Вадиком Копытовым – одним из последних фанатиков натурального виноградарства. В этом напитке таилась какая-то первозданная прелесть. Ели соленые скрубжки, лунный мату. Плавно длился легкий, ни к чему не обязывающий разговор. Я шутил, иногда остроумно, она смеялась Я интересовался, откуда у нее такое имя – Лика. Она отвечала, что и сама хотела бы знать, да только родители так и не открыли секрет. Слова в нашем общении были третьестепенны. Главное, я не мог оторваться от этих всепоглощающих глаз. Потом я обнимал ее, мы стояли посредине комнаты, и я ловил своими губами ее губы. Мои руки скользили по ее спине, ощущая гладкий материал платья. Впрочем, платье было уже не нужно, мы оба прекрасно понимали это. Платье опущенной шторой хлынуло вниз, открывая доступ в ирреальный, чудесный мир ошеломляющих чувств, головокружительных ощущений и восторга. Мои пальцы осторожно гладили ее груди, живот, скользнули ниже. Ее руки были легки и сказочны, как у феи, как только у нее это получалось. Мы легли, и началось какое-то безумие… В сон мы провалились только под утро. Я очнулся мгновенно, будто робот, к которому подключили питание И сразу на меня обрушились воспоминания и ощущения прошедшей безумной ночи. Я окунул лицо в разметавшиеся по подушке медные волосы, и в этот миг мне было ясно, что никаких тягот и мерзостей в мире просто не существует. Мир прекрасен. Прекрасен, как солнечный свет, струящийся сквозь стекла комнаты, как зелень деревьев на улице, как голубизна неба. Жизнь прекрасна! МОСКВА. 8 ИЮЛЯ 2136 ГОДА За несколько дней знакомства с Ликой я подрастерял боевую форму, это и стало одной из причин, по которой я влип в историю. Обвинять в чем-то Лику у меня и в мыслях не было, это просто невозможно. Ведь ничего лучшего в моей жизни никогда не было и быть не могло. Такую женщину можно встретить только раз в жизни. Встретить – и умереть от любви, Впрочем, уж что-что, а умирать я не собирался. Я' жил полной, как никогда, жизнью. Я ловил любую секунду нашего с ней общения. Время начало вытворять странные фокусы, оно стало резиновым – то растягивалось и текло до безобразия медленно, когда Лики не было рядом, то летело на всех парах, когда она находилась со мной. А в самые сладостные минуты вообще останавливалось, и тогда вся Вселенная коллапсировала и обрушивалась в одну сингулярную точку, в которой были только две бесконечно счастливые души – моя и Лики. Что в ней было такое – я и сам иногда не мог понять. Внешность, прекрасная фигура – это важно, но бывают женщины и покрасивее. Изящество, аристократичность – конечно, но бывают и не хуже. Податливость, мягкость и вместе с тем твердость, чувствительность, несомненный ум, умение говорить и умение молчать. Не знаю, она походила на красивую грациозную кошку. Но дело было и не в этом. В ней ощущалась какая-то фантастическая энергия, притягивавшая ее и меня, как разные полюса магнитов. Может, кто-то скажет, что я был просто влюбленным дураком, у которого на старости лет (шутка!) взыграли нежные чувства. Коллеги, знающие меня по работе, может, и позабавились бы – железобетонный оперативник, прошедший через все и повидавший такое, что обычному человеку лучше не видеть, расплылся, размазался по поверхности жизни, как студень. Скажи мне кто-нибудь такое еще месяц назад, я рассмеялся бы, потому что знал: быть такого не может. Но месяц – это так давно. Тогда в моей жизни еще не было Лики. Иной раз я ловил себя на том, что готов бросить все, и пусть летят в тартарары служба, новое задание, сослуживцы, управление. Плевать мне на все, что составляет мою жизнь. Я действительно был готов забыть о долге, о прошлом, о кодексе чести, о друзьях, которых потерял, и о тех, которые еще надеются на меня. С ужасом думал, что именно так и становятся предателями: появляется в твоей жизни что-то, что возносит твое Я над всем остальным миром, ты становишься эгоистом, ценящим выше всего свои чувства и переживания, а также предмет этих чувств. Но при здравом размышлении я четко осознавал, что оперативники класса "В" в моем положении просто так в отставку не уходят, больше шансов быть вынесенным ногами вперед, когда сделаешь неверный шаг. И еще я знал: что бы ни случилось, какие бы горячие чувства меня ни обуревали, все равно, когда прозвучит вызов, я, чисто выбритый, отутюженный, появлюсь в кабинете начальника и четко доложу: «К выполнению задания готов». Дисциплина, жестко вбитый в сознание и подсознание модус поведения, слишком серьезное отношение к слову «надо». А может, просто ответственность за черт знает куда катящийся земной шар. Когда всем все до лампочки, все равно находятся люди с гипертрофированным чувством ответственности. Я именно из таких ненормальных и даже иногда, в часы праздных раздумий, горжусь этим. В тот день мы обедали в ресторане «Гинденбург», в народе прозванном просто «Пузырем». Он располагался в дирижабле, висящем над Москвой на высоте одного километра. То, что он был назван в честь сгоревшего в двадцатом веке немецкого дирижабля, – находка, мягко говоря, сомнительная. Гастрономический смысл обеда в ресторане давно утерян – дома кухонный синтезатор соорудит обед ненамного хуже. И с гораздо меньшими затратами. В посещении ресторанов остался единственный смысл, который можно выразить поговоркой: «На людей посмотреть, себя показать». Короче – повыставляться друг перед другом. В «Гинденбурге» «показывали себя» в тот день несколько высокооплачиваемых госслужащих, пара чопорных торгашей в третьем поколении – эти из кожи вон лезли, чтобы продемонстрировать всем свою добродетельность и светские манеры, задача для них немаловажная, если учесть, что предки большинства из них – разбойники с больших дорог да торговцы наркотиками. И еще одна шумная компания, – некоторых из нее я знал, – сотрудники Центра нетрадиционных технологий. Научная элита, они презирают сидящих рядом «денежных мешков» и вместе с тем в душе не прочь приобщиться к ним, к их беззаботно-роскошной жизни. Для «отдыхающих» (так именуют безработных), работяг и прочей подобной публики места в «Гинденбурге» нет. Мы с Ликой сидели около окна. Скатерти были белоснежны, хрусталь тонок и изящен, вокруг суетились вежливые, подобострастные официанты, угодливые до безобразия, но это как раз и являлось самой важной частью сервиса. Когда тебе смотрят в рот – исполняешься сознанием собственной значимости. Играл настоящий оркестр, притом не какую-нибудь припадочную какофонию, а изысканную классическую музыку. Я ел хрустящий картофель, запивая шампанским, – для знатоков сочетание совершенно непозволительное. – Все-таки чудо, что мы встретились тогда. Эту, в общем-то, банальную фразу я произнес искренне – прожить жизнь и, когда на носу уже сорокалетие, встретить Лику. – Потрясающий случай. Давай выпьем за это. – Случайностей в жизни нет, – вполне серьезно возразила Лика. – Все предопределено раз и навсегда. Даже то, что вечером я встретила героя, бросившегося как лев на защиту девичьей чести. – Теперь она смеялась. – Ну, так уж и как лев. Ты преувеличиваешь. Для меня оставалось загадкой, что она нашла во мне. Видимо, нашла что-то. Серьезно. Оснований сомневаться в ее чувствах у меня не имелось. – Если мы расстанемся – значит, это тоже предопределено, заложено в какой-то вселенский компьютер. И ничего никогда не изменить. Как бы ни было тяжело. – А вот этого не получится! – возмутился я. – Нет такой силы в природе, которая заставит нас расстаться хоть на день. И все же в этот момент у меня появилось какое-то неприятное предчувствие. Стало холодно от мысли, что вся наша история может закончиться не так уж и радужно. – Есть, Саша. Программа вселенского компьютера – Она как-то странно посмотрела на меня, и мне расхотелось спорить и отшучиваться. Она словно что-то хотела сказать, о чем-то предупредить и не решалась. – Как бы там ни было, я очень рада, что ты оказался именно таким. И я… Я счастлива. – Она положила свою ладонь на мою, и меня захлестнули грусть и нежность. Пообедав, мы спустились на турбоплатформе, похожей на стеклянный стакан, вниз – чувство совершенно изумительное. Лика побежала по своим делам. Она же не «отдыхающая», не любительница «слезогонок» или «тянучек-однодневок». Она сотрудник Петроградского института бионики, а в Москве – в командировке. У ее фирмы какой-то потрясающий совместный проект с Центром перспективных линий развития, В подробности Лика не вдавалась, но, судя по ее словам, это будет настоящий прорыв в новые технологии. Руководитель проекта академик Новицкий – звезда первой величины. Дома все валилось у меня из рук. Сел читать разрекламированную новую книгу Зацапенко «Запах желтого неба». Вся якобы интеллектуальная элита просто помешалась на этом произведении. Долгое, подробное описание всего, что приходит в голову человека за день, динамика голых мыслей и эмоций – и все это на трех тысячах страниц. Терпеливый этот парень – Зацапенко. По-моему, все это бред, человек и половины того не думает, что ему приписывает этот писатель. Я больше всего люблю классику девятнадцатого, двадцатого, двадцать первого века. Интересно, но с начала двадцатого века русский язык изменился мало. Шолохов, Булгаков, Высоцкий, Даргусов – будто вчера создано: мощно, красиво, зримо Сосредоточиться я так и не смог. Книга меня ничуть не волновала, а волновало лишь одно – вечером придет Лика и надо как-то пережить время до ее появления. Занятие по душе я вскоре себе нашел. Да еще какое! В воздухе повисла нервная трель СТ-видеофона. – Слушаю, – кинул я. Окантованный серебряной рамкой кусок обоев растворился. На меня взирал с обычным своим иронично-хитрым прищуром Вадик Копытов. Он мой старый приятель, ведущий аналитик Главного исследовательского сектора Космофлота. Эдакий живчик-колобок с компьютером вместо головы. – Здоров, старикашка. – Привет, сынок. Как дела? – Дела! – Вадик махнул рукой. Я чувствовал, с ним что-то не то, б его голосе звучал надрыв, чего раньше никогда не замечалось. – Хуже, может быть, дела у меня и бывали, но такого я что-то не припомню. – Что случилось? – Много чего. В общем, старикашка, мне нужна твоя помощь. Очень нужна. Я понял, что Вадик держится из последних сил. – Говори. – Не могу. Не по фону. Нужно встретиться. – Когда? – Сейчас… Иначе будет поздно. – Хорошо, буду. – Только один. Есть о чем поговорить с глазу на глаз, старикашка. – Договорились, толстячок. Экран погас. М-да, что же это такое? «С глазу на глаз, старикашка». Дело даже не в том, что у Вадика что-то случилось, что он влез в какие-то неприятности. При его образе жизни и порой весьма странных связях и знакомствах этому вряд ли стоит удивляться. Но что-то в его манере держаться меня настораживало А вот что– этого я понять не мог Какую-то мысль хотел ухватить за хвост, и не получалось. Ладно, чего гадать попусту. Надо ехать. Я поднялся с дивана, натянул пиджак, надел шляпу. Уже у выхода что-то кольнуло меня. – Откуда был звонок? – осведомился я у компьютера. – Мытищинский район, седьмой сектор, поселок Озерный, третья линия, дом шестнадцать, хозяин Копытов Вадим Николаевич, индивидуальный номер 997U66-T. Точно, Вадим звонил из своего дома, компьютер не может ошибиться. Но все равно я ощущал беспокойство, острое предчувствие опасности. Мне нельзя туда ехать… Усилием воли я подавил свои страхи и предчувствия. Я действительно растерял с Ликой всю форму, иначе прислушался бы к голосу подсознания, продумал бы все и разработал план, на любые неожиданности подстраховался бы, как бы глупо это ни выглядело со стороны Но я лишь собрался и двинул вперед. Прямо к черту в пасть… Я засунул под мышку пистолет, нацепил на запястье коммуникатор, оставил «домовому» (домашнему компьютеру) сообщение для Лики на случай, если она вернется раньше меня, и вышел из квартиры. Теперь в лифт, на седьмой подземный уровень. Иметь собственную машину, когда на каждом углу можешь взять такси, – излишество, но мне машина необходима Вот он – мой приземистый «мерседес» – амфибия. Я падаю на сиденье, набираю координаты Вадика и откидываюсь на спинку. Сорок минут на расслабление по системе хай-тог, чтобы освободиться от посторонних мыслей, успокоиться. Дом располагался на самой окраине поселка, где живут шишки из Космофлота. Вадик не вылезал из своей берлоги месяцами. Время от времени туда наезжали толпы его знакомых: какие-то развязные девки, экстравагантные типы самых невероятных профессий – и тогда в доме дым стоял коромыслом. Потом Вадик уходил в тоску, что-то пилил, строгал. Иногда накатывали периоды трудовой активности, когда он всецело отдавался интересам службы, – ради этого его и держали на высокооплачиваемой работе и прощали все странности. За это время он задавал тон деятельности коллектива на месяцы вперед. Он привык ни в чем ни от кого не зависеть, и сие у него хорошо получалось. Машина свернула с нашпигованного автоматикой шоссе, и я взял управление в свои руки. Вскоре поселок со спрятанными за высокими заборам и уютными домиками и безобразными роскошными виллами остался позади. Я вырулил на грунтовую дорогу, на которой стоял указатель с надписью «Вадик» и нарисованной бородатой физиономией. Ворота открылись при моем приближении – «домовой» запрограммирован на мой «мерседес». На участке у Вадика в изобилии цвели цветы, имелись яблони и даже виноградник. Изготовление собственного вина и поделок из дерева – хобби хозяина дома. Я остановил «мерседес» на площадке перед двухэтажным деревянным домом– хозяин не признавал новых пластодомов. Я вышел из машины, свистнул и приветливо махнул рукой зрачку телекамеры. Ни ответа, ни привета. Черт, не очередная ли это шутка Вадика? Не умотал ли он куда-нибудь в честь моего приезда? Я поднялся по скрипучему крыльцу, и сердце у меня сжалось еще сильнее, чем после звонка Вадима. Я опять отмахнулся от нехорошего предчувствия, толкнул дверь и вошел в просторную прихожую. Будто от боли, взвыл коммуникатор на моей руке. «Вот дьявол, „заглушка“!» – мелькнуло в голове. Потом времени на размышления вообще не осталось. На меня навалилась целая толпа. Я едва успел пригнуться, как над моей макушкой просвистел жгут парализатора. Его хозяина я сбил резким ударом под колено и тычком локтем в лицо. Готов, о нем можно больше не думать. Второй нападавший ударил носком ботинка мне по голени, но я увел ногу Рефлекторная реакция на касание – самая эффективная, кто владеет системой, становится трудноуязвимым, я на кожной чувствительности могу в момент касания уйти даже от неожиданного удара ножом в спину. Я увернулся от кастета, который должен был сокрушить мне ребра, как бы обтек противника, закрутил и уже падающего пригвоздил пальцами в точку над ключицей. Еще один готов… Затылком я чувствовал опасность, попытался уйти в сторону, но не успел – жгут парализатора все-таки настиг меня, прошелся по спине, и я провалился во тьму… ПОСЕЛОК ОЗЕРНЫЙ. 8 ИЮЛЯ 2136 ГОДА Очнулся я будто после тяжелого, без сновидений сна. Парализатор – штука малоприятная. Голова после его воздействия становится чугунной, все тело ломит. Я разлепил веки. Предметы передо мной расплывались и никак не могли приобрести законченных очертаний. Напряг руки, связанные за спиной, и тут же получил сильный удар током. Ясно – сцеплен наручниками «скат». Если пытаешься от них освободиться, тут же получаешь болезненный разряд. От боли в глазах несколько прояснилось. Я понял, что сижу на неудобном деревянном, явно самодельном, стуле на кухне. Здесь стояла настоящая газовая плита. Вадик умудрялся время от времени сам готовить себе еду. Потом я сконцентрировался на ком-то, кто стоял передо мной. Этот кто-то был долговязым субъектом с голубыми рыбьими глазами. Где-то я видел и эти глаза, и эту гладкую тонкогубую физиономию. – Ты хто? – Слова мои больше походили на кудахтанье или кашель. – Узнаешь, не торопись. – Голос у голубоглазого оказался хрипловатый, самоуверенный. В его речи чувствовался легкий, скорее всего западный акцент, но в остальном она была безупречна. – Мне плевать, кто ты. Где Вадик? – А мне плевать на твоего Вадика, – нагло изрек голубоглазый, и надо признаться, для наглости у него имелись все основания, в отличие от меня, ведь это мои, а не его руки скованы кандалами. – Так и быть, скажу. Жив твой Вадик. Ничего с ним не случится, если у нас с тобой получится конструктивный разговор. – Тебе чего надо? – Прими мои комплименты, тварь. Ты, конечно, боец отличный. Двоих моих «мастодонтов» уложил чисто. А у меня ведь не сопливые мальчики работают. – Если бы я дурака не свалял, вы бы меня никогда не взяли. – Я потихоньку приходил в себя, мысли становились яснее, а язык ворочался легче. – Взяли бы. Просто повозились бы подольше. Пришлось попотеть, но ловушку мы хорошую устроили, не так ли? – Аж надулся от гордости, индюк, – зло процедил я, за что тут же получил хлесткую болезненную пощечину. Бил голубоглазый не ахти как, но все равно приятного мало. Ничего, если меня здесь не пришибут, может, представится возможность с глазу на глаз обсудить его теперешнее некорректное поведение. – Мы же культурные люди. Не надо грубить, -угрожающе прошипел голубоглазый, и я понял, что он действительно сильно не любит, когда ему грубят, особенно люди, закованные в наручники. – Не буду… Значит, ловушка. – Она и есть. Неужели Вадим продал? Нет, вряд ли. Теперь я понял, почему поведение приятеля показалось мне неестественным. Я говорил по СТ-фону не с ним, а с его компьютерной моделью. Рассчитано все было хорошо, даже то, что я могу проверить, откуда звонок. И я как баран поперся на заклание. Где только моя былая осторожность! Ох, дурак! «Только приезжай один». Приехал. А они все продумали, даже «заглушку» подготовили, парализовавшую мой коммуникатор, – я был лишен возможности послать сигнал тревоги, и не поднялись в небо вертолеты с бойцами дежурного тактического подразделения. Я остался один на один с противником и проиграл рукопашную схватку. Интересно, кто они? – За каким, спрашивается, лешим вам понадобилось тратить столько сил, чтобы заманить в капкан научного сотрудника Института социологии? Институт социологии – такая же «крыша», как и Министерство полиции. В компьютерных банках памяти есть сведения, что некий Александр Роговицкий прилежно трудится в ФИС – Федеральном институте социологии. – У вас все социологи имеют разрешение на оружие? – хмыкнул голубоглазый. – Исследование молодежной преступности, программа «Юниор» – нам разрешено ношение оружия. – Хватит кривляться, полковник. Сфера твоих малонаучных занятий в Управлении психоэкологии мне прекрасно известна. Александр Викторович Аргунов, оперативник класса "А". Так? «Ох, плохо дело, – подумал я. – Голубоглазый знает слишком много». – Поговорим? – неприветливо улыбнувшись, спросил он. – Ну, поговорим. Голубоглазый крикнул. Вошли два здоровенных громилы. Один бородатый, с разукрашенной физиономией – это я его задел в пылу драки. Второй – пузатый хмурый бык лет сорока – внешне выглядел целым. Кажется, это он угостил меня сзади ударом хлыста. Манеры у них оказались отвратительные, они схватили меня и бесцеремонно потащили в большую комнату. Ноги мои волочились по полу, я больно ударился коленом о порог. Меня бросили на диван рядом с книжным шкафом, где пылились старинные книги. При этом пузатый врезал мне кулачищем в бок – будто поленом хватил. – Осторожнее, недоносок! – порекомендовал я ему и тут же получил под коленную чашечку от бородатого. Голубоглазый уселся на стул напротив меня. Ну и противная же у него морда! И какая все-таки знакомая! Глаза голубые, яркие… Вспомнил. А дело, оказывается, еще хуже, чем могло бы быть Киевский вояж, потасовка в баре. Этот земноводный палил в меня из пистолета. Какой-то деятель из Большого Клана «Деревянных Ангелов». Эти парни умеют вытягивать жилы. И им есть за что недолюбливать мою персону. Уничтожение лаборатории «райских семечек» – это убытки огромных масштабов. Что они хотят от меня, почему не пристрелили сразу? Попытаются выудить информацию о нашем управлении? Интересно, как? Пытки, боль, психотропные вещества? Ерунда. Человеку, владеющему хай-тог, пытки не страшны, я могу убрать боль, в крайнем случае выйду из игры и уйду туда, где меня не достанут, – в благодатный край смерти. Без всяких подручных средств. Просто усилием воли. Правда, они вряд ли это знают. За свою жизнь я встречал всего лишь троих, владеющих хай-тог на моем уровне. – Ну что, полковник, настало время для разговора, – ухмыльнулся голубоглазый. – Ошибаешься. Ха, полковник. Да я вообще в армии не служил. – Для порядка я должен был немного поотнекиваться. – Брось. Поговорим откровенно. – Это как, без наручников? – Э, нет. Ты опять устроишь свалку, и тебя жалко будет убивать… Я представляться не буду. По вашим меркам я что-то вроде генерала в одной серьезной организации. – Как мило! Мне отдать честь? – Не стоит напрягаться. Начнем с общеизвестного. В мире двенадцать Больших Кланов, каждый со своей историей. Фактически это суверенные государства, правда, без собственных территорий. На них возводят напраслину, особенно журналисты, приписывают им всякую ерунду. Мы же не боремся с государственными образованиями за место под солнцем. Мы не скрытые хозяева всего и вся, как пытаются доказать некоторые фантазеры. – Я знаю, генерал. – Мы просто делим этот мир, занимаем положенное нам место. Вы играете, делая вид, что пытаетесь победить нас. Мы тоже играем. Но никто никого не победит. Мир просто не может без нас. Мы живем за счет человеческих пороков, легковерия, низости, а таковые будут всегда. Государство, гражданское общество, теневые сферы – между нами не столько борьба, сколько симбиоз. – Ты что, монографии для студентов колледжей пишешь? По философии бандитизма и насилия – да? Чушь все это. Вас не давить, как клопов, – вы всю кровь из людей выпьете. – Кому нужна их холодная, отравленная кровь?.. Ну ладно, полковник. Твой последний лихой трюк обошелся нам слишком дорого. Тебе вынесен приговор Выделены немалые средства для его исполнения. Главное сделано – персонифицирована тень, призрак. Полковник МОБС Аргунов. Вообще-то ты уже труп. – Зачем тогда все это представление? Я тянул время, лихорадочно размышляя, как же все-таки они на меня вышли? – Ну что ж, может, поторгуемся? Появилась надежда, хоть и крошечная, что удастся сделать какой-нибудь хитроумный ход и вырваться. Правда, противники мои меньше всего похожи на дураков. – От тебя требуется незначительная услуга. Настолько незначительная, что даже говорить неудобно. – Дать взаймы пачку сигарет? – Почти. Я хочу получить информацию из Новосибирской ТЭФ-зоны. Что стоило мне сохранить невозмутимый вид! Ну и ну! Что тут молено сказать? Только вежливо промолчать. – Ты сейчас просчитываешь, как обмануть нас? Ничего не выйдет. Ты будешь работать на меня. Что он о себе возомнил? – Сиплый, давай. Пузан притащил из соседней комнаты объемную серебристую металлическую коробку, раскрыл ее. Это был сложный аппарат с кнопками и индикаторами, шлангами, причудливыми захватами. Интересно, что это такое? Гориллы перетащили меня в кресло. Крепко держа, они прикрепили мои руки к подлокотникам. Пузан выдернул из корпуса странного аппарата два шланга с присосками и прикрепил их к моим предплечьям. Потом стал колдовать над пультом. Кто бы мог подумать, что этот человекообразный может разбираться в технике сложнее выключателя света! Но он разбирался. Пощелкал клавишами, потом потянулся к зеленой кнопке, немного замешкался и с видимым удовлетворением вдавил ее. Океан боли. Это невозможно себе даже представить… Длилось все доли секунды, я даже не успел потерять сознание. – Уф-ф! – только и выдохнул я. – Очухался? – Голубоглазый склонился надо мной. – Чтоб ты сдох! – Ты что-нибудь слышал об отсроченной смерти?' Еще бы не слышал! Вот только этому типу слышать и знать о сверхсекретных разработках не положено. – Последнее слово в биохимии. Аналогичные разработки у вас и в Германии. Мы взяли немецкую В тело вводятся некролептики – вещества, которые обнаружить в организме и нейтрализовать, не зная их точной структуры, а она варьируется, невозможно. Через установленный срок жертва погружается в ад – только с адской сковородой можно сравнить ее ощущения. А потом неминуемая гибель. Тебе только что ввели дозу – и теперь тебе все научные силы планеты не помогут. Спасти твою шкуру могу только я. Но я же могу и в любой момент тебя уничтожить. Нажатием на кнопку активизатора. – Он продемонстрировал мне коробочку и демонстративно погладил пальцем кнопку, делая вид, что нажимает ее. – Если бы ты только знал, во что это обошлось, тебе бы просто неудобно было пользоваться нашими услугами. – Я не навязываюсь. – Вынужденная необходимость. Итак, у тебя месяц, полковник. Цена твоей поганой шкуры – информация из ТЭФ-зоны. – И чего тебе с ней делать? Доклад на симпозиуме по эфиродинамике в Мюнхене? Ты что, Эйнштейн или Образцов? – Хорошо, играем в открытую. Там творится что-то непонятное. И нам было бы все равно, однако… В общем, нам кто-то наступил на ногу. Притом так, что едва не отдавил любимые мозоли. Был один человек, быстро вскарабкавшийся наверх. Сперва он подавал большие надежды, но в ответственный момент натянул нам нос. – Красный Фернандо? – Да, он… Я слышал вполуха об этом. Какая-то темная история с молодым «братом» «Больших Деревянных Ангелов», но в чем ее суть, я не знал. – При чем тут ТЭФ-зона? Мало ли желающих натянуть вам нос? – Немало. Но тут другой случай. – Голубоглазый вытащил сигарету, затянулся, на его лицо наползла тень. – То, что он сделал, не по силам человеку, – Подробности. – Обойдешься. Поверишь на слово. Следы Фернандо ведут в Новосибирскую ТЭФ-зону… Это не человек, а дьявол. И ушел он в дьявольское место. – Последние слова он произнес едва слышно. – У нас к нему большие счета, но сейчас это неважно. Хуже то, что имеется какая-то сила, угрожающая спокойному сну хороших людей. Угрожающая гораздо сильнее, чем инфантильные происки спецслужб и полиции. То, что сказал голубоглазый, нужно было переварить. Все перепуталось – правительство, Кланы, МОБС… – Где гарантия, что, получив информацию, вы не дадите мне билет на тот свет? – Честное слово. В отличие от изолгавшихся полицейских, у нас это достаточная гарантия. – Кому другому расскажи. – Если тебя ликвидировать, твои коллеги могут задаться множеством вопросов, которые нам ни к чему. Кроме того… – Голубоглазый театрально вздохнул и замолчал. – Что еще? – У тебя такая красивая шлюха. Работала бы телом на солидных людей – цены бы ей не было, в золоте купалась бы. У вас возвышенные чувства? Вздумаешь хитрить – тебе ее пришлют по кусочкам. Ухо, грудь в биорастворе – ты сможешь их сохранить на память. Только вот из этих частей ее тебе никогда не собрать заново. – Ах ты! Зачем ее-то вмешивать? Это против правил! – Какие правила? Старики, их соблюдавшие, давно в могилах. Мне самому неприятно, поверь. – Улыбка его в этот момент была глумливая и злая. Прижал он меня к стенке крепко. – Теперь слушай и запоминай. Он объяснил, как с ним связаться после завершения операции. Продумано все было добротно – не зацепишься. – Ну а теперь – до свидания, коллега. Пузан с инъектором в руке подошел, склонился надо мной. Ноги мои были относительно свободны. Я сумел подсечь его и свалить, но достать каблуком не смог – он резво перекатился по полу, вскочил и занес пудовый кулак для удара. – Не трожь! – крикнул голубоглазый. – Вкати дозу. Расчет, что для голубоглазого я сейчас гораздо ценнее его «мастодонтов» и он не даст меня увечить, оправдался. Пузан подобрал инъектор и всадил мне в руку его содержимое. Пришел я в себя, когда на улице стояла кромешная темень. Вадик брызгал на меня водой, приговаривая: – Проснись же, пьяный свин. Я тряхнул головой и обнаружил, что лежу на диване. С трудом привстал, голова гудела, как медный колокол, но я был цел. Могло кончиться и хуже. – Слушай, чем мы вчера с тобой занимались? – укоризненно покачал головой Вадик и застонал. – Ох, никогда так не надирался, хоть и не новичок в этом деле! Ничего не помню. Даже того, как ты ко мне пришел. Еще бы! Что можно вспомнить после хорошей дозы гипермемозина! МОСКВА. 9 ИЮЛЯ 2136 ГОДА Приняв душ, пройдя акупунктурную инфраобработку, побывав в мягких и сильных лапах кибер-массажера, я, вроде, пришел в себя и утром вышел от Вадика посвежевшим, с самочувствием, близким к норме. Да, встряска оказалась крепкой, прежней расслабленности и благостности как ни бывало. Я снова входил в рабочую форму и готов был действовать в привычном режиме. Не сковывали меня и ощущения безысходности, отчаяния, подавленности. Они абсолютно бесплодны и способны только парализовать сопротивление жизненным невзгодам. Я же должен что-то предпринять. Мне отведен месяц. С запасом. Голубоглазый позволил себе широкий жест. Ничего, еще побьемся. Пока человек жив, можно обнаружить выход из любой, даже самой тупиковой ситуации. Только смерть ставит крест на всех надеждах. Я рассчитывал застать дома Лику, но ее не было. «Домовой» известил, что она и не появлялась… Боже ты мой, что там голубоглазый говорил о гарантиях?! Ее вполне могли уже взять заложницей. Исчезновение человека в компьютеризованном мире, конечно, событие чрезвычайное, но не настолько уж и редкое, чтобы они не рискнули пойти на это. Кроме того, последние события заставляют относиться к возможностям противника со всей серьезностью. Хотя бы то, что они могли достать С-технологию, с помощью которой вложили в меня мину замедленного действия, факт сам по себе невероятный. Ну да ладно, Германия, исследовательский центр их спецслужб – это еще полбеды, это проблемы больше немецкие. Но то, что Большой Клан владеет информацией грифа «С-6» по ТЭФ-зоне, – это просто не лезет ни в какие ворота. Это означает, что у них имеется высокопоставленный источник информации в нашем министерстве. «С-6» – это значит, что сведениями обладают десять-пятнадцать человек. Может, чуть больше с учетом технарей, создававших низковибрационный блокиратор. Ну а еще – информация об оперативнике класса "А", мои координаты, связи… Ох, что же это делается? Это все равно, что заниматься любовью со своей единственной и неповторимой женщиной, а наутро обнаружить, что все происходило в стеклянном аквариуме и за этим наблюдали сотни похотливых зрителей. Кто источник? Наше управление? Об операции по Новосибирской ТЭФ-зоне знает только Ким. Было бы обидно. Старый мой друг, впервые я увидел его, еще будучи курсантом академии МОБС. Но такая уж это работа. Однажды можешь выяснить – лучший твой друг по совместительству является и главным твоим врагом. Надо подумать… Нет, маловероятно, что это Ким. Он, пожалуй, лучший руководитель конторы на моей памяти. Конечно, это закон – чтобы не засыпаться, источник должен прилежно выполнять свои рабочие обязанности. Те, кто его завербовал, могут даже где-то помогать ему, тем самым, с одной стороны, даже подыгрывая противнику, но, с другой, приобретая гораздо больше. Но это не тот случай. Никогда еще управление не работало так успешно, никогда еще Большие Кланы не прижимали так сильно, притом все без исключения. Имелась информация о том, что Кланы даже обсуждали вопрос о ликвидации Кима, но это обошлось бы очень дорого, кроме того, это было технически сложно осуществимо. Может, Веденеев? Невозможно. Ему незачем затевать такую кутерьму, он и так будет обладать всей информацией по ТЭФ-зоне… Стоп, тут что-то есть. Источник обладал достаточными возможностями, чтобы узнать и о полковнике Аргунове, и об операции, но их, несомненно, недостаточно, чтобы ознакомиться с отчетом о ТЭФ-зоне. Значит, он имеет отношение к подготовке мероприятия, но потом по кругу своих обязанностей отойдет в сторону. Хоть какая-то зацепка. Ну дожили, агенты Большого Клана в верхушке МОБС – это же надо докатиться до такого! Пройти детекторы лжи, в принципе, возможно. Пройти десятки проверок – по идее, тоже. Но это невероятно трудно. Да, дрянь дело. Как теперь поступить? Просить помощи в конторе? Нет, пока не стоит. Может подняться шум, истерики – только испортят все. Кроме того, пока вражеский источник неизвестен, на коллег надежда слабая. Самому что-то предпринять? Что? Самое дрянное – у голубоглазого есть активизатор, и ему не надо даже целиться в меня из пистолета, чтобы убить. На расстоянии километра он простым нажатием кнопки спровадит меня на тот свет. Главное сейчас – Лика… От предположений, что с ней случилось худшее, мне становилось дурно. Где же она? Смешно, но я даже не знал, как ее найти. Индивидуальный коммуникатор она с собой принципиально не носила. Надо дозвониться в отель Центра перспективных линий развития. – Лика Михайлова из Петрограда где проживает? – Корпус "Д", номер 1672. Сейчас ее нет дома, – ровным, равнодушным голосом сообщил компьютер отеля. – Когда она ушла? – Информация конфиденциального характера. – Офицер Министерства полиции Личный код С678/428 – Я приложил карточку к идентификатору. Секунда – сверка проведена. – Проверено. Проживающая ушла вчера в девять двадцать. После в номере не появлялась. Сообщений не оставляла. – Номер СТ-фона на рабочем месте? – Нет информации. – Все, отбой. Руки дрожали. Ну, голубоглазый выродок, не повезет же тебе, если мне представится шанс посчитаться. Пожалеешь, земноводное, что на свет родился Я с размаху врезал кулаком по журнальному столику, и деревянная крышка пошла трещинами. – Вот дьявол! Что дальше? Разыскивать ее на работе? Я даже не знал, в какой она сейчас лаборатории. Кроме того, чувствовал – бесполезно Голубоглазый не дурак и наверняка уже сделал этот многообещающий ход – заполучил Лику. – Ты не в настроении, дорогой? Я обернулся и увидел стоящую в дверях Лику. Как она вошла?.. А, совсем я сдурел. Сам же закодировал в «домового» ее свободный допуск в квартиру. Не заметить, не почувствовать человека за спиной, – еще немного, и я стану совсем ни на что не годен. – Ох, Лика… Где же ты была? Я вскочил, обнял, прижал ее к себе. Все, никогда и никуда не отпущу ее. – На Подольском полигоне. Ночью началась первая серия экспериментов. Все прошло удачно. – Я тут на стенку лезу, чуть не сошел с ума. Еще немного, и ты навещала бы меня в психушке. – Тебе это не грозит. У тебя другая судьба. – Ну да, сгореть заживо в пробитом метеоритом космолете или… – Мне хотелось отшутиться, но я вдруг увидел, что Лика совершенно серьезна и собранна. – Не могу без тебя, Лика. Я тебя люблю. – Я тоже… Если бы любовь могла что-то изменить! – Любовь берет города и сметает царства с лица земли, – усмехнулся я невесело. – Этот миф чем-то притягателен. – Она провела по моему лицу теплой ладонью, и казалось, что рука ее наэлектризована. А потом… Потом снова потекли минуты, растянувшиеся в года и столетия. Обитель блаженства и забвения Казалось, что это первый раз в жизни. Затем она сидела в кресле, а я на ковре, обняв ее ноги. Хотелось, чтобы, так было всегда, чтобы мы навеки замерли во времени. – У тебя что-то случилось. – Она не спрашивала – она знала. Мне иногда казалось, что она видит меня насквозь и знает обо мне такое, что я и сам не знаю Моя же проницательность в общении с ней оставляла желать лучшего. Лика оставалась для меня загадкой. – Случилось. – Расскажи. – Не могу. Не имею права. – Знаешь, бывают моменты, когда эти соображения не имеют никакого значения. Может, я помогу тебе. – Вряд ли, – вздохнул я. Мне захотелось рассказать ей все – от начала до конца. Даже выложить информацию под грифом «С-6». Но это просто невозможно. Хотя что-то сказать все равно придется. Лика невольно оказалась вовлеченной в смертельную карусель. – Похоже, ты в опасности. Не могу сообщить подробности, но… Я увяз в игре, где ты можешь стать козырной картой – Что это значит? – Например, тебя могут похитить, чтобы шантажировать меня. Или могут искалечить, чтобы предупредить меня. Могут в конце концов убить, чтобы наказать меня. Хуже всего, что в этой игре все встало с ног на голову. Они знают обо мне гораздо больше, чем я о них. Позиция исходно для меня проигрышная. – Ты боишься за меня? – В ее улыбке сквозила неуместная ирония. Всего ничего, чуть-чуть иронии, но я почувствовал Боже, она как ребенок! Да и неудивительно. Откуда ей знать о смертельных играх, ставших для меня жизнью! – Конечно, боюсь! – Мне никто ничего не сделает. Хотя бы потому… – Она запнулась. – Почему? – Потому… Потому что я ухожу от тебя. – Как?! – Меня будто окатили ушатом холодной воды. «Ухожу». Я уже не мог представить себе жизни без нее. Это невозможно! – Подожди. – Я прикурил дрожащими руками сигарету, втянул дым поглубже, задержал дыхание, унял дрожь. – Почему? – Я должна Ты не поймешь. Не надо лишних слов… – Так. Ну хорошо, ты уходишь. Но ведь они при желании найдут тебя и на краю света. – Я не знаю, кто эти «они». Но это исключено. – Лика, этот вопрос слишком серьезен, а ты слишком легкомысленна. Кроме того, я… Я просто не смогу без тебя. Ты просто убиваешь меня! – Все предопределено. Мы не в силах ничего изменить. – Она говорила каким-то странным, безжизненным голосом. Что-то неземное, не от мира сего, сквозило в ней сейчас. – Ух! – Я встал и прошелся по комнате. – Давай выпьем. Я прошел на кухню, отыскал бутылку легкого вина, лимон, пачку сушеных скрубжек и вернулся в комнату. – За бокалом доброго ви… – начал я и запнулся. Лики в комнате не было. В кабинете, спальной, на балконе тоже. Что такое? Она не могла пройти незамеченной, я бы увидел ее. Она не выходила из квартиры – это точно. Она просто-напросто исчезла. Растворилась, как фея. Чувствуя себя полным дураком, я заглянул в шкафы, под диван и, естественно, никого не нашел. Запросил кибер-вахтер а, не выходила ли Лика зарегистрированная под номером 1477, из здания Не выходила. Вообще за последний час из здание выходила только одна женщина – девяностовосьмилетняя соседка Наина Иордановна, но ее с Ли кой никак не спутаешь… Наваждение! Лика исчезла, и след простыл. Она сегодня была какая-то странная. Опять говорила странные слова. Что теперь делать? Где ее искать? Часа полтора я просто тупо смотрел в стену, не в силах ничем заняться. Потом все же окончательно решил для себя – что-то здесь нечисто. Уселся перед СТ-фоном. Первое соединение с академиком Новицким. Он оказался сухоньким старичком с огромными, будто наклеенными бровями. – Министерство полиции, розыскной отдел, подполковник Сергеев. Запищал индикатор – сверка проведена. – Чем могу быть полезен, уважаемый подполковник? – Пара вопросов. Я не задержу вас, Николай Иванович, больше чем на три минуты. – Помощь полиции – долг каждого гражданина перед обществом – несколько назидательным тоном произнес академик. – Лика Михайлова, старший аналитик Петроградского института бионики. Как можно ее найти? Она прикомандирована к вашему проекту. – У меня в проекте две тысячи шестьсот человек. Всех не упомнишь. Сейчас сделаю запрос. На запросы, переговоры, выяснения времени ушло немного. Академик «обрадовал» меня: – Сотрудников из Петроградского института бионики с такой фамилией и такой внешностью у меня нет. – Компьютер отеля докладывал, что она зарегистрирована в корпусе "Д", номер 1672. Снова запросы. – Это ошибка. Номер пустует уже три недели. Раньше в нем проживал профессор Мсепе из Мозамбика. Чертовщина! – У вас, молодой человек, расстроенный вид. Это плохие новости? – с сочувствием осведомился академик Новицкий. – Хуже некуда. Так, личный код ее я не знаю, адреса тоже. Даже настоящее имя, как выяснилось, мне неизвестно. История с Институтом бионики наверняка «липа». Что делать? Стоп, есть выход. Данные, проверенные через компьютерные банки, должны быть в участке, куда нас доставили после памятного сражения в парке. Я позвонил в участок. Знакомый дежурный помощник пристава оказался на месте. Он запросил информацию. – Пожалуйста. Лика Владимировна Михайлова, Петроград, Западный сектор, улица Проклова, 8, квартира 1196, СТ-фон – 33344812, личный код 8899972Х/3. Я подключился к компьютерной сети. Имея полицейский допуск номер один, можно затребовать любую информацию. И вот я уже получил ответ. По экрану поползли буквы, дублируемые голосом: – Лика Владимировна Михайлова, 2112 года рождения, образование высшее, Петроградский университет, специализация – сверхсложные системы, место работы – Институт бионики, должность – старший аналитик сектора 47. – Местонахождение? Изображение дрогнуло, поплыло, буквы заметались по экрану в хаосе, голос компьютера захлебнулся. Потом снова пошла информация: – Под идентификационным личным кодом 8899972Х/3 никого не значится. – Как это? Только что значилось. – Ячейка заполнена посторонней информацией. Уточните код. Я снова назвал Ликины данные. – Объекта с указанными данными в банке нет, по указанному адресу квартира не занята. – Дайте информацию, которая в ячейке. По экрану поползли крупные буквы. Дыхание у меня перехватило. – "До свидания, дорогой". Снова помехи, треск, после чего компьютер произнес: – Ячейка пуста. – Отбой, – вздохнул я. Фокус с компьютером – это еще похлеще исчезновения Лики. Я всегда считал, что постороннему влезть в регистрационный компьютерный банк Миграционного управления невозможно. А уж в наглую, прямо на глазах стереть информацию – это вообще абсурд. Да еще послать игривую записку… Лика, милая, кто же ты такая? Все сразу встало с ног на голову, слетело с катушек, и я безудержно катился куда-то под откос. Итак, внутри у меня тикает адская машина, в ближайшее время ждет командировка в ад, а любимая женщина оказалась привидением, запросто играющим с Большим Федеральным компьютером. Бутылку вина, приготовленную для нас с Ликой, я осушил один. За ней последовала еще одна. Не подействовало – не было даже намека на опьянение. Пришлось взять еще одну, покрепче. Сегодня просто необходимо напиться. Звонок СТ-фона прозвучал около одиннадцати вечера. – Дома! – крикнул я, надеясь в глубине души, что увижу Лику. Но это был Ким. – Привет, Саша. – Добрый вечер. – Завтра в четырнадцать часов ты должен быть на Дмитровской базе. – Есть. – Ну что, Саша, тряхнем стариной? – Еще как тряхнем, – подтвердил я без всякого энтузиазма. НОВОСИБИРСК. 10 ИЮЛЯ 2136 ГОДА Заместитель начальника Технического управления Министерства общественной стабильности был невысок, полноват и вызывающе лыс. В наше время, когда облысение давно уже не мировая проблема, такие лысины носят те, кто бросает вызов обществу и из кожи вон лезет, чтобы выглядеть оригинальным, да еще те, кому на все и на всех наплевать. Атаманенко удивительным образом сочетал и то, и другое. Его, с одной стороны, совершенно не интересовало ничего, кроме техники, и уж меньше всего общественное мнение. Вместе с тем он считал своим долгом выставиться так, чтобы у всех глаза на лоб полезли. Своими экстравагантными выходками он прославился не меньше, чем блестящими техническими решениями. Сейчас он вырядился в кошмарно безвкусный комбинезон, который время от времени вспыхивал и переливался всеми цветами радуги. Одежда, вполне подходящая для «левитантов» и «параллелыциков», но не для человека, занимающего солидный пост в солидном ведомстве. Хотя во что одеваются и как выглядят сотрудники – это у нас мало кого интересовало. Прощается и экстравагантность, чудаковатость в поведении, лишь бы человек был предан, полезен для дела. Угрюмые вояки из Министерства обороны при упоминании о нашем ведомстве брезгливо поджимают губы и цедят настолько презрительно, насколько возможно: «А, эти клоуны из МОБС! Карнавальные пугала. И какой дурак додумался присваивать им звания! Позор для военной формы». Мы сидели в просторном помещении Восточной базы технического наблюдения МОБС в тридцати километрах от Новосибирска. Только что мы вышли из гиперзвуковой «Камбалы», покрывшей расстояние от Москвы за пятьдесят восемь минут. Я и Ким устроились в креслах-пузырях. Мой начальник курил настоящую здоровенную сигару и пепел стряхивал в кадку с сине-желтой мини-пальмой. Я же, нацепив на лицо маску скучающего аристократа, пораженного сплином, слушал профессора, который мерил шагами комнату. Речь Атаманенко лилась мягко, плавно, и немалую ее часть составляли сентенции по поводу удручающего невежества оперсостава. Я по мере сил огрызался. – Итак, коллеги, перед вами результат поистине титанических усилий наших лучших специалистов, хотя, к сожалению, его мало кто может оценить по достоинству. Обычно все розы достаются оперативникам, а все шипы нам. – Мысль верна, – кивнул я, и профессор с подозрением посмотрел на меня. – Все правильно. Почти правильно. Вот только шипы достаются нам. А розы – это по вашей части. – Да хватит трепаться! – сказал Ким. – К делу. – Эта карта, – Атаманенко нажал на кнопку, и во всю стену появилось изображение Новосибирской ТЭФ-зоны, – результат полутора лет исследований. Он щелкнул пальцами – изображение изменилось, стало разноцветным, пошло сетками и концентрическими фрагментами. – Чтобы понять все, одной полицейской школы явно недостаточно, но я попытаюсь объяснить. Полтора года проводилось радиозондирование, эфирное сканирование, были использованы многие другие методы, в подробности которых вдаваться излишне. Для обработки данных привлекался Большой Федеральный компьютер. Но задача оказалась чрезвычайно сложна, достигли мы в итоге не так уж и многого. – Понятно. – Я демонстративно зевнул. – Вас клонит в сон? Прискорбно. Невежество – не лучший спутник молодежи. А в вашем случае невежество не просто неприлично, но и опасно для жизни. Вообще, как вы можете надеяться на что-то, если даже не сумеете отличить К-генератор от инфрафазового трансформатора! – Ну почему же, пожалуй, отличу. К выпадам Атаманенко я давно привык, взаимные уколы стали уже традицией. – Это обнадеживает, Александр. Вернусь к нашим баранам. Трудности оказались очень большими. Внешне в зоне ничего особенного не происходит. В лесах биоактивность выше нормы, но это свойственно для зон ТЭФ-поражения. Технологическая активность на первый взгляд нулевая, не считая барьера. Анализ низковибрационного барьера показывает, что он скорее всего создается одиннадцатью генераторами и они расположены так. На карте зажглось ожерелье синих огоньков. – Точность – плюс-минус два километра. – Это все? – Нетерпение тоже не принадлежит к числу достоинств, Александр. Нет, это не все. Внутри ТЭФ-зоны замигало пятно площадью приблизительно в пятнадцать квадратных километров. – Здесь происходит что-то странное. Оптические данные, эфиросканирование, инфраконтроль дают смещение относительно эталонных характеристик в полпроцента. Это выходит за рамки допустимого в тридцать восемь раз! – Абракадабра, – поморщился я. – Ничего не понятно. – Оно и неудивительно, ваш образовательный уровень оставляет желать много лучшего. Есть основания считать, что дремучий лес в этом месте – мираж. Фикция. Я присвистнул. – Н-да… А что там в действительности? – Об этом я хотел бы узнать от вас, когда вы вернетесь. То есть если вы вернетесь. – Типун тебе на язык! – нахмурился Ким. – Ладно, ладно, не смотрите на меня голодными волками. Я же шучу. – Ну да, – усмехнулся Ким. – Шутников в последнее время развелось немало. Пора начинать сокращать поголовье. – Не с меня ли? – всплеснул пухлыми руками профессор. – Вот уж не думал, Ким, что ты вынашиваешь такие черные замыслы. А я ведь знал тебя совсем крошкой. Как же ты можешь? Ты поразил меня в самое сердце. Атаманенко с мокрым шлепком плюхнулся в кресло-пузырь и схватился за сердце. – Одиннадцать вечера! – взорвался Ким. – Всю ночь нам твою болтовню слушать? – Продолжим симпозиум. Больше ничем не порадую – наука здесь бессильна. – Ехидная улыбка, которая, казалось, навсегда прилипла к лицу Атаманенко, исчезла. – Кто бы ни были те умельцы, которые устроились там, в технике они толк знают. Соображают так, как никто другой на этом шарике. – Кто это может быть? – спросил я. – Инопланетяне? Союз мудрецов? Гильдия сумасшедших изобретателей? Ангелы, сошедшие с небес? Кто? – Самым лучшим специалистом в этом вопросе будете вы, мой дремучий друг. Если вернетесь. – Я же говорю, – вздохнул устало Ким, – типун тебе на язык. Я тоже устал. Мне хотелось спать. И еще хотелось послать это мероприятие куда подальше. Но, конечно, ничего никуда я не послал. Атаманенко в который раз потащил меня разбираться со снаряжением. – Не волнуйтесь, Саша, повторение – мать учения. – А хороший сон – отец здоровья, – буркнул я. – Над этим прибором работали лучшие ТЭФ-физики Федерации. Изложи характеристики. – Блокиратор «Гвоздь-3» служит для преодоления низковибрационного ТЭФ-барьера. Вес – одиннадцать килограммов. На панели управления имеются два тумблера активизации и синхронизации. Прерывистый звуковой сигнал означает частотное совпадение с барьером и готовность к работе. Непрерывный сигнал – синхронизация не произведена, и тогда кидаться на барьер можно, только если хочешь свести счеты с жизнью. Прочность по шкале Гольбаха семь единиц. То есть можно спокойно ронять с высоты пятиэтажного дома. Атаманенко задал несколько вопросов, после чего удовлетворенно кивнул: – Для оперативника нормально, большего требовать – грех. Дальше. Дальше шел универсальный комбез «Хамелеон», использующийся для исследовательских экспедиций в труднодоступные места, а также для спецподразделений. Водонепроницаемый, с автоматической регулировкой теплообмена, нож и некоторые пули его не берут, автоматически принимает цвет окружающей среды. Бинокль – одновременно и прибор ночного видения, УФ-облучатель и видеокамера. Разрядник «Саламандра-74» – чудо военной техники, одним ударом может спалить мобиль. Плохо, что каждый заряд весит килограмм, так что много с собой не унесешь. Пистолет «Тигр-ЭМ» и автомат «Кобра-ЭМ». В ЭМ-оружии пули разгоняются не пороховыми газами, а электромагнитным полем, поэтому в пистолете шестьдесят пуль, в автомате – восемьсот. Вибромачете – с его помощью легко пробираться через заросли. Продовольственные запасы состояли из пластинок пищеэнергана – живот не набьешь, но калорий достаточно, и места пластинки занимают немного. Навигационная система «Компас» умещалась на запястье, как и коммуникатор. В «Компас» заложено все, что известно о ТЭФ-зоне. «Фотон-нить» – мощный лазерный передатчик, образец космической техники, используется в дальнем космосе. – Находишь открытое место, – долбил свое Атаманенко, – наговариваешь сообщение, в течение тридцати секунд происходит наведение на находящийся над тобой спутник связи. Сообщение дублируется радиоволнами, но это просто для порядка. Из этого мрачного места не пройдет ни один радиосигнал. – Знаю. – Я взвесил маяк. Еще три килограмма. Груз набирается приличный, тащиться с ним по лесу – радость небольшая. Да еще по какому лесу. В ТЭФ-зоне он похуже джунглей… * * * Проснулся я рано утром. От вчерашних упаднических настроений не осталось и следа, хотя все мои проблемы остались при мне – тикающие в моем теле часы ОС (но это проблема будущего), история с Ли-кой, здесь я так и не пришел ни к какому выводу, хотя построил немало изящных версий (но это проблема прошлого). В настоящем же одно – работа. Да еще какая! Чувство азарта, как перед хорошей дракой, когда сталкиваешься с противником лоб в лоб и только честное единоборство решит, кто сильней. До сих пор всегда выходил победителем я. А сейчас – посмотрим. Судьбу не переиграешь – в этом Лика права, но развлечение предстоит знатное. Едва я успел позавтракать, как в меня вцепились медики. С час они колдовали надо мной, прогнали через диагност «Гиппократ», пропустили через различные стимуляторы, начиная от инфракрасных точечных «уколов» и кончая слабым эфирным воздействием. Обычно так обрабатывают космонавтов перед важными испытательными полетами. «Белые халаты» дело свое знали, благодаря их стараниям я почувствовал себя так, будто мне восемнадцать и я в отличной форме. – Ну что, собираем вещи, – вздохнул Ким. Мы вышли из куполообразного здания технического корпуса. Я полной грудью вдохнул утренний воздух. На небе сегодня – ни облачка, в тайге за забором верещат птицы. Идиллия! База состояла из куполов, кубов и ломаных структур – это служебные корпуса. Персонал жил в островерхих двухэтажных коттеджах в жилом секторе. Справа от меня в километре отсюда возвышалась улитка ТЭФ-генератора, рядом с ней торчали штыри установки «Буря», раскинулась сеть систем связи и контроля безопасности. Сюда стекалась информация с половины восточной границы Федерации. База являлась чисто войсковым подразделением, поэтому сотрудники ходили в синей форме с погонами и знаками различия. Я кинул рюкзак на сиденье приземистого бронированного «гепарда», стоявшего у порога. – Мы вас ждем, Саша, – Атаманенко похлопал меня по спине. – Ни пуха! – К черту! – Я готов прослезиться, если хотите. – Не стоит. Ким устроился на сиденье водителя, я рядом с ним. – Поехали, – сказал он, захлопнул дверь и нажал кнопку «автопилота». Теперь до цели «гепард» доберется без помощи водителя. Мобиль медленно покатил к воротам. На пульте мигала лампочка и слышалось пиликанье – это одну за другой мы проходили зоны контроля. База осталась позади, и мобиль вырулил на прямое как стрела, уходящее за горизонт пустое шоссе. Все выглядело донельзя буднично. Решили не создавать ажиотажа. Кортеж нам ни к чему. Лететь на вертолете к ТЭФ-зоне – велика вероятность, что хозяева ее засекут нас и сделают определенные выводы. «Гепард» вырулил на Корейскую трассу. Здесь, шумел приличный поток машин. Гигантские грузовики-автоматы занимали восемь из десяти полос и двигались совершенно синхронно, будто единое живое существо. Легковые машины попадались редко. По обе стороны дороги шла тайга, изредка мелькали поселки, дома, проехали аэропорт. После того, как сельское хозяйство окончательно скончалось, огромные части суши приобрели дикий, нежилой вид. Шестьдесят восьмой километр секции 6Д, над уходящей вправо узкой дорогой – оранжевый запрещающий знак. Здесь же пункт электронного контроля и стена, перегораживающая шоссе. Писк – опознание проведено, допуск есть. Стена ушла вниз, открывая путь. По дороге давно никто не ездил, она была неухожена, занесена прошлогодними листьями и мусором. Место пользовалось дурной славой, но иногда находились дураки, лезшие к ТЭФ-зоне. Сколько их угробилось – никому не известно. – Боишься? – спросил Ким. – Нет. Уже отбоялся свое. – Правильно. – Хочешь, сообщу интересную новость. – Какую? – насторожился Ким. – На уровне «С-6» – утечка. Ким раскрыл рот, резко вздохнул, потом почти спокойно произнес: – Рассказывай. Я рассказал ему все. Почти все. Насчет Лики язык не повернулся. – Ясно. – Ким стал мрачен как туча. – Ты молодец. Приберег новость на последний момент. Чего, спрашивается, раньше молчал? Ким покачал головой. Он был прав. За такие вещи снимают башку с плеч. – Ладно, чего теперь! – махнул рукой Ким. – Отменяем операцию. – Поздно. Не забывай, мне остался месяц. После этого ОС подействует. – Мы сочиним легенду, утопим твоего голубоглазого в дезинформации. Пообещаем сотрудничество. Затеем игру. – Думаю, дезинформацию всучить им не удастся. Они знают о зоне что-то такое, чего не знаем мы. «Гепард», шурша шинами, начал тормозить и остановился. – Мне надо идти. – Надо, – вздохнув, согласился Ким. – Найду этого шалуна, который продает информацию, и собственноручно прибью гвоздями к дверям министерства. – Я тебе помогу. Я вылез из машины, взвалил на плечи ранец с оборудованием. – До скорого, Саша. – Если только вернусь. – Типун тебе на язык! Тьфу, чего это мы заладили одно и то же! Давай! Шоссе осталось за спиной. Теперь во всем мире я один. Первый бросок шестнадцать километров. Именно столько до границы зоны. Я не любитель пеших прогулок, особенно по неухоженным лесам. Да еще когда за спиной ранец более чем в двадцать килограммов весом. На дорогу я убил больше пяти часов. Лишь изредка останавливался передохнуть. Благодаря «белым халатам», накачавшим меня с утра стимуляторами, чувствовал я себя вполне сносно… Просека была метров триста шириной. Взрыхленная почерневшая земля – полоса отчуждения. Из космоса Новосибирская ТЭФ-зона представляла собой ровный круг радиусом двести километров. Просека – результат работы низковибрационного барьера. За просекой темнела стена леса. Не обычная тайга, а ядовито-зеленая масса буйной растительности. Выжженная здесь сто лет назад жизнь теперь брала реванш. Над просекой переливалась радуга, будто только что прошел дождь. Но никакого дождя уже три дня не было. А был низковибрационный ТЭФ-барьер. В голове гудело, на виски давила тяжесть. Не отпускало ясное ощущение – это место опасно, человеку здесь делать нечего. Я подошел к просеке, чувство дискомфорта, неуверенности приближалось уже к тому, чтобы перерасти в панику… Так, успокоиться, собраться. Несколько пассов, вдох, концентрация хай-тог. Головная боль отступила, сознание прояснилось. Я скинул рюкзак, открыл панель «Гвоздя», щелкнул тумблерами. Тик-тик – прерывистый звук, синхронизация произведена. Теперь рюкзак на плечо – и можно идти напролом. Посмотрим, на что годны «головастики». Чего бояться? В крайнем случае ТЭФ-экран – это моментальная смерть, о которой человек, подвергнутый обработке ОС, может только мечтать. Я ступил на почерневшую землю, затаив дыхание. Ничего не произошло. Посмотрел на «Компас» на руке – граница экрана в тридцати метрах. Вперед. С каждым шагом я приближался к роковой черте. Снова боль в висках и затылке, какой-то первобытный, немотивированный страх навалился на меня. Десять метров до границы Восемь… Пять Каждый следующий шаг давался тяжелее, чем предыдущий. На уши давило, да и движения стали вязкими, как если бы я шел под водой. Смогу ли я преодолеть оставшееся расстояние? Я собрал остатки воли в кулак Только бы не упасть. Тогда я уже никогда не встану. До границы осталось три шага. Два… Перед глазами ярко брызнула радуга и рассыпалась на кусочки. Фейерверк на похоронах… Один шаг. Сознание покидало меня. Я больше не мог бороться. И я упал. Это была смерть. Я падал целую вечность. Мои руки коснулись каменистой земли, колено пронзила острая боль. Я ничего не видел, перед глазами лишь плыли красные круги… Но длилось это, оказывается, лишь секунду Сознания я так и не потерял. Голова прояснилась В ушах звенело Я пересек барьер и был в зоне ТЭФ-поражения. Рубикон перейден Я с усилием встал, сделал несколько шагов. Обернулся. Новосибирск, Москва, весь земной шар – это все в другом мире, к которому, может, я не буду принадлежать уже никогда… НОВОСИБИРСКАЯ ЗОНА ТЭФ-ПОРАЖЕНИЯ. 11 ИЮЛЯ 2136 ГОДА Повесть братьев Стругацких «Пикник на обочине», появившаяся во второй половине двадцатого века, считается мировой классикой и до сих пор пользуется интересом читателей. Там впервые был использован термин «зона» в определенном смысле – участок местности, подвергшийся техногенному или природному воздействию и приобретший опасные, загадочные свойства. Вскоре после написания книги появиласьЧернобыльская зона ядерного поражения, затем Оклахомская зона – результат первых экспериментов с вакуумом. Были найдены две суперпаранормальные геоэнергетические зоны на Аляске и в Бразилии – в них порой происходит такое, что вообще не укладывается ни в какие рамки. И наконец, зоны ТЭФ-поражения. Все они являются средоточием аномальных биологических и физических явлений. Все чужды человеку. Все опасны. Перешагнув барьер, я очутился в ином мире – это сразу бросалось в глаза. Дело далее не в том, что здесь не пели птицы – лишь изредка доносились издалека пронзительные полухрипы-полуохи. И не в том, что кусты и ветви деревьев были нездорово изломаны, а стволы сосен-гигантов казались склизкими на вид и кора их напоминала рыбью чешую. Хуже то, что все здесь не просто чуждо, но и смертельно опасно. Мне здесь нет места. Будь я оккультистом, то сказал бы, что местные злые духи слетелись со всех сторон и с жадным ожиданием взирают на меня, пытаясь решить, что же делать с чужаком. Но мистическое мироощущение мне чуждо, поэтому я просто оценил – дыхание здесь затруднено, пульс учащен и тяжесть давит на плечи, будто находишься на планете, притяжение на которой выше земного. Я присел на поваленный ствол дерева, который на ощупь оказался вовсе не склизким, бросил в рот пластинку пищеэнергана – мой обед. Расслабился по хай-тог, гоня прочь боль, усталость, активизируя внутренние силы. Помогло. Я очухался, пришел в себя после преодоления барьера. Ну «головастики», послали почти на верную смерть. Хорошо, что я живучий, другой на моем месте сейчас был бы мертв. Впереди неблизкий путь. Я перешел границу в точке, которая ближе всего к интересующему нас сектору Но все равно на дорогу уйдет не меньше двух дней. Поднялся, подтянул лямки рюкзака. Усталость отступила, но давящее чувство неуюта только усилилось. На часах – пятнадцать двадцать. Пошли. От меня требовалось две вещи – все время быть начеку и идти вперед. Больше всего досаждали стелющиеся по земле, похожие на колючую проволоку растения и стоящий стеной кустарник с желтыми цветами. Вскоре я приноровился и стал продвигаться довольно быстро при помощи вибромачете. Иногда попадались поляны с ромашками без стеблей размером с блюдце и с черными одуванчиками. В лесу стояла гробовая тишина, не слыхать шороха листьев, птичьего пения, лишь иногда доносится треск – какие-то невидимые звери пробираются через кусты по каким-то своим делам. Стоял полный штиль, но время от времени обрушивались резкие удары ветра и опять все затихало. Интересно, удары следовали с периодичностью в восемь с половиной минут. Лес кишел жизнью, но обитатели его не попадались мне на глаза, чуя чужака. Только раз я увидел, как из зарослей выскользнула золотая с синими разводами змея толщиной в руку да еще мелькнула за деревьями какая-то огромная черная масса. Представителя животного мира во всей его красе я увидел на проплешине, поросшей метровыми бочкообразными полупрозрачными грибами. Это был лось. Огромный, метра четыре высотой. Жесткая длинная шерсть торчала в разные стороны, как иглы дикобраза, и походил он на сваленную в беспорядке груду хвороста. О том, что это лось, говорили ветвящиеся рога и унылая лосиная морда с грустными глазами. Он брел неторопливо, как-то ломано вихляясь, наклонялся над грибами и неторопливо же пожирал их. При моем появлении он неодобрительно посмотрел на меня и все так же неторопливо поплелся в чащу. Пока что все складывалось удачно. Без особых проблем я преодолел приличное расстояние, хотя от зоны можно было ожидать чего угодно. Близился вечер. Неожиданно мне пришлось сделать изрядный крюк. Я наткнулся на «стеклянный лес» – так я назвал это неуютное место. Обычные сосны, обычная трава. Ничего особенного, если не считать, что все это было сделано из цветного стекла. Во всяком случае, на первый взгляд казалось именно так. От места исходила явная угроза, и я решил сделать крюк, что обошлось мне в несколько лишних километров. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=141013) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.