Мой любимый враг Роберта Ли Имя отца Джулии Трэффорд покрыто позором, а сам он умер в тюрьме. Но девушка верит в его невиновность, и сердце ее жаждет отмщения. Найджел Фарнхэм, выступивший с обвинительной речью на суде, без памяти влюблен в прелестную манекенщицу Джулию. Ради мести она соглашается на брак с заклятым врагом… Роберта Ли Мой любимый враг Глава 1 Джулия Трэффорд закинула руки за голову, потянулась и внезапно почувствовала, что больше не хочет спать. Отбросив одеяло, она прошлепала босыми ногами к окну и устроилась на широком подоконнике. Когда она прильнула к стеклу, чтобы получше рассмотреть покрытые снегом газоны, на окне образовался запотевший кружок от ее теплого дыхания. Хотя пейзаж за окном был хмур и неприветлив, Джулии он нравился, как нравилось все в Ламмертон-Мэноре. Это было их фамильное поместье, но род из поколения в поколение все хирел, пока наконец сэр Хьюго, отец Джулии, не остался единственным мужчиной в семействе. Но думать об этом не хотелось, и она пошла в ванную и пустила горячую воду, вспоминая те дни, когда в доме бывало настолько холодно, что приходилось ограничиваться минимальным умыванием. Поначалу она была так наивна, что не замечала, как их существование приближалось к нищенскому. Конечно, она не могла винить в этом только себя: ее родители делали все, чтобы она оставалась пленницей их узкого мирка, живущего вчерашним днем вдали от современной жизни. Даже ее предложение найти какую-нибудь работу напугало их чуть не до обморока. – Работу? – в изумлении переспросил Хьюго. – Моя дочь работать не будет! – Но ведь нам нужны деньги, – сказала она. – Как бы мало я ни получала, это все же лучше, чем ничего. – И слушать об этом не желаю, – возразил отец. – Конечно, нам придется жить немного экономнее, но все будет в порядке. Занимайся музыкой и живописью. Однако никакая экономия им не помогла, и настал день, когда сэр Хьюго оказался перед необходимостью продать поместье. – К счастью, я имею право это сделать, – пробормотал он, стараясь не встречаться взглядом с печальными глазами жены. – А когда мы его продадим, то выручим достаточно, чтобы купить небольшой домик где-нибудь поблизости. – А почему бы не продать мои драгоценности? – предложила леди Трэффорд. – Самые ценные уже проданы. Нет, я принял решение. Уверен, что за него дадут немалые деньги. Хотя Джулия в глубине души сомневалась в этом, она не стала говорить этого своим родителям, так как знала, что они оба не сознают, что Ламмертон-Мэнор по современным понятиям слишком велик и запущен. Трудно было представить, что кому-то захочется повесить себе на шею такую обузу. Но провожая отца до станции, она говорила с ним как можно более ободряюще и надеялась, что ее опасения окажутся напрасными. После неприятной беседы со своим адвокатом сэр Хьюго отправился в клуб. Угрюмо сидя в гостиной за виски с содовой и ломая голову над своими проблемами, он вдруг заметил, что человек напротив пристально на него смотрит. – Извините, пожалуйста, – сказал он в следующую секунду, – но я слышал, как официант назвал вас сэром Хьюго. Вы не сэр Хьюго Трэффорд? – Да, это я. Почему вы об этом спрашиваете? – Когда я был в Гонконге, то дружил с парнем по имени Клайв Трэффорд, и он частенько говорил о своем дяде. Переехав сюда, я потерял его из виду. Вот я и подумал, не дадите ли вы мне его адрес? – Слишком поздно, – сказал сэр Хьюго. – Он погиб в прошлом году от несчастного случая на охоте. Казалось, его собеседник был неприятно поражен и выразил свои соболезнования. – Наверное, для вас это было ударом. Кажется, он был вашим наследником? Он немало рассказывал о Ламмертоне. – Да. Он его любил, – отозвался сэр Хьюго. – Хорошо, что он так и не узнает, что поместье недолго будет мне принадлежать. Видите ли, я его продаю. Эти проклятые налоги… – И другого выхода нет? – сочувственно спросил незнакомец. – Я его не вижу. Человек взглянул на часы. – Надеюсь, вы не сочтете, что я слишком много себе позволяю для случайного знакомого… Но, если вы один, не присоединитесь ли ко мне для ленча? Позвольте представиться. Уинстер. Конрад Уинстер. В восторге от возможности поговорить с человеком, который знал его племянника, сэр Хьюго принял его предложение. Когда они уселись в ресторане за столик у окна, он постарался незаметно рассмотреть своего собеседника. На вид Уинстеру было лет сорок – сорок пять, с плотным мускулистым телом и лицом человека, который умеет как хорошо работать, так и хорошо отдыхать. Во время ленча Уинстеру удалось разговорить сэра Хьюго, и тот поведал о прошлом блеске семейства Трэффордов, и к тому времени, когда им подали кофе, они уже болтали так непринужденно, будто были знакомы много лет. – Жаль, что у меня нет семьи, – заметил Уинстер. – Иначе ваше поместье мне бы идеально подошло. Сэр Хьюго смущенно замахал руками: – Что вы! Я вовсе не пытаюсь его вам продать! – Я это вижу. Просто подумал вслух – у меня есть такая дурная привычка. Что же предпринять, чтобы вы могли сохранить свой дом? – Это невозможно. Я уже три года ни о чем другом не думаю. – Может, мне удастся помочь вам. – Уинстер наклонился к нему. – Я биржевой маклер. Председатель одной из моих крупнейших компаний подал в отставку в связи со слабым здоровьем, и я подумал, не захотите ли вы занять его место? – Но, любезнейший, я ничего не понимаю в биржевом деле! – А вам и не надо понимать. Нам нужен номинальный начальник, человек, чье имя и репутация вне подозрений. Это внушает доверие держателям акций. – Я не могу так поступить, – запротестовал сэр Хьюго. – Это было бы нечестно. Надо хоть что-то понимать в делах. – Уверяю вас, в этом нет необходимости. Единственное, что вам придется делать, – это подписывать рутинные документы и запрещать или одобрять кое-какие мероприятия. Вы будете иметь ежегодный заработок… Он назвал столь крупную сумму, что сэр Хьюго смущенно покраснел. – Я не стою и десятой доли таких денег. Это слишком много! – Напротив. Люди, подобные вам, необходимы сегодняшнему Сити. Надеюсь, вы обдумаете мое предложение. Но сэр Хьюго не нуждался в дальнейших размышлениях. Когда он расстался с Уинстером, было решено, что с будущей недели он займет пост председателя компании. Жизнь в Ламмертоне в корне переменилась. Документы внушительного вида доставлялись к ним на дом, и часто, заходя в библиотеку, Джулия видела, как отец подписывает их со счастливым и важным видом. Когда она пыталась выяснить, что, в сущности, происходит, сэр Хьюго только шутливо грозил ей пальцем и заявлял, что женщинам нечего забивать себе голову делами. В конце концов Джулия пришла к выводу, что отец разбирался в происходящем не больше, чем она. Вскоре стали заметны признаки преуспевания. Наняли горничную – девушку из соседней деревни, достали фамильное серебро и, почистив, выставили напоказ. Заменили на новые старые шторы и потертые ковры, вновь отремонтировали теплицы, которые наполнились фруктовыми деревьями и цветами. Новый Ламмертон представлялся Джулии сказочно комфортабельным, и, хотя она нередко гадала, сколько продлится такая жизнь, все же предпочитала жить сегодняшним днем, наслаждаясь им в полной мере. Искупавшись и одевшись к завтраку, она сбежала по широкой лестнице и остановилась, увидев в холле деревенского констебля. Сэр Хьюго держал в руках портфель, рядом с ним стояла жена. – Доброе утро, – сказала неуверенно Джулия. – Что… что-нибудь случилось? Мать растерянно провела рукой по глазам. – Не знаю, дорогая. Констебль Перкинс хочет, чтобы твой отец пошел с ним в полицейский участок и дал кое-какие объяснения. – Какие? – О компании, – сказал сэр Хьюго, прежде чем его жена успела ответить. – А почему ты не можешь сделать этого здесь? Хотя вопрос Джулии был обращен к отцу, она смотрела на констебля Перкинса, который неловко переминался с ноги на ногу. – Это не наш полицейский участок, мисс Трэффорд. Это Скотленд-Ярд. – Скотленд-Ярд! – Джулия перевела взгляд на отца. – Почему они хотят тебя видеть? – Не знаю, милая. – Обычная жизнерадостность покинула сэра Хьюго. – Но что бы то ни было, вам нет причин беспокоиться. Когда я вернусь, то расскажу, в чем дело. Он вышел через парадную дверь. Джулия проводила глазами полицейский автомобиль, увозящий ее отца, и ее охватило мрачное предчувствие, что будущее грозит им бедой. Холодным февральским днем три месяца спустя присяжные заседатели гуськом вошли в зал суда и заняли свои места. По переполненному залу заседаний прокатилась волна нетерпения. Когда старейшина присяжных поднялся на ноги, Джулия подалась вперед. – Вынесли ли вы вердикт? – спросил судья. – Да, милорд. Обвиняемый виновен. Пронесшийся по залу шепот заглушил вскрик отчаяния, вырвавшийся у леди Трэффорд. Словно в тумане, Джулия услышала, как судья вынес приговор: пять лет тюремного заключения. Только когда Конрад Уинстер помог ей встать, она заметила, что зал заседаний уже пустеет. Дома, уронив сумочку и перчатки на стол, она упала в кресло. – Я не верю! Как они могли подумать, что отец виновен! Он разбирался в делах компании не лучше, чем новорожденный младенец! Уинстер сочувственно пожал плечами: – Власти давно ждали случая наказать нечестную торговлю акциями и воспользовались этим делом. – Но отец не отличит одну акцию от другой! – Возможно. Тем не менее он купил акции своей компании, когда их курс упал до предела, а потом уговорил своих друзей сделать то же самое, когда их курс повысился. – Но это не преступление! – Преступление, если доказано, что он сам распустил слух о том, что компанию собираются купить. Курс акций взлетел, ваш отец их продал и отхватил недурной куш. – Шестьдесят тысяч фунтов, – пробормотала она. – И все они ушли на уплату штрафов. – Она взглянула на Уинстера. – А как же другие люди, которые распродали свои акции прежде, чем их курс упал, и тоже отхватили куш? – Но ведь они не распускали слухов о том, что компанию покупают. – Я не верю, что отец это сделал. – Обвинение представило свидетелей – членов клуба вашего отца. – Ему кто-то подсказал так поступить! Казалось, Уинстер смутился. – Акции, которые он советовал покупать друзьям, принадлежали его компании, – повторил он. – Поэтому приговор был таким суровым. – Суровым! – повторила она с горечью. – Это еще слишком мягко сказано! В этот момент в комнату вошла мать Джулии. – Можем ли мы подать апелляцию? – Лично я не советую. Но поговорите с адвокатами. – Он подался вперед и пристально посмотрел на Джулию. – Я бы все отдал, лишь бы помочь вашему отцу, но это невозможно. Если хотите проконсультироваться еще с одним адвокатом, я с удовольствием вам помогу. Она подняла на него глаза полные слез. – Мы не можем еще что-то принять от вас. Мы и так должны расплатиться с вами за услуги королевского адвоката, которому вы поручили вести дело. – Забудем об этом. Я чувствую, что ответствен за происшедшее. Если бы я тогда не рекомендовал вашего отца на пост председателя компании, ничего этого не случилось бы. – Вы не виноваты, что все так обернулось. – Тем не менее, я чувствую себя виновным. Если бы я знал, что кто-то проталкивает акции под ложным предлогом, я бы… – Он выругался, а леди Трэффорд вздохнула. – У меня, в уме не укладывается, что мужа обвинили из-за того, что он подписал какие-то бумаги, смысла которых не понимал! – Если бы не было утечки информации, все так бы и осталось в тайне. Курс акций удвоился бы, а не упал до нуля, и кто-то неплохо на этом заработал бы. К сожалению, утечка информации произошла. Вот почему все дело лопнуло. – Это чудовищная несправедливость! – взорвалась Джулия. – Если бы не этот обвинитель, мистер Фарнхэм, я уверена, что отца оправдали бы! – Фарнхэм просто выполнял свой долг. – Нет, не просто! Он упивался властью, задавая моему отцу вопросы, которые и судью сбили бы с толку, что уж говорить о человеке, который ничего не понимает в финансовых вопросах! – Действительно, мистер Фарнхэм выглядел безжалостным, – согласилась леди Трэффорд. – Мне показалось, что его заключительное слово было чересчур резким. – Чересчур резким? – отозвалась Джулия. – Да более мстительных, едких нападок я никогда не слышала. Ему мало было доказать, что отец виновен, казалось, это касается его лично. Она снова вспомнила высокую худую фигуру обвинителя, его тонкое смуглое лицо, твердый упрямый рот и сверкающие глаза. Он расхаживал перед присяжными заседателями и неумолимо формулировал обвинительный акт. Постепенно присяжные оказались во власти его гипнотического голоса и всей его сильной личности. Джулия знала, что ей никогда не забыть довольного вида, с которым он выслушал вердикт, собрал свои бумаги и вышел из зала суда, ни разу не оглянувшись на старика на скамье подсудимых, чью жизнь он разбил. – Вы не должны судить Фарнхэма слишком строго. – Голос Уинстера прервал ее воспоминания. – Он молод и честолюбив, это дело для него имело большое значение. Я знал, что он будет добиваться осуждения. – Тогда почему не наняли его защищать отца? – Я предложил ему, но он отказался. Всем известно, что он никогда не берется защищать человека, если считает его виновным. Последовала неловкая пауза, которую нарушила леди Трэффорд, пробормотав, что пойдет приготовить чай. Когда за ней закрылась дверь, Конрад Уинстер уселся напротив Джулии. Когда они впервые встретились, он был поражен, что сэр Хьюго имеет такую прелестную дочь. Он ожидал увидеть крупную, костлявую девицу, которую, как очень многих аристократок, интересуют только лошади. Джулия, с ее высокой стройной фигурой и тонким лицом в обрамлении темных волос, не только удивила его, но и внушила желание познакомиться с ней поближе, а ее полное равнодушие к нему как к мужчине только подстегнуло это желание. Сорокапятилетний Уинстер достиг того возраста, когда случайные связи перестают забавлять, и, увидев Джулию, он сразу представил ее себе в качестве изящной хозяйки его будущего дома. Ее аристократизм и красота будут прекрасно дополнять его ум и деньги. Он деликатно откашлялся, привлекая ее внимание, и она взглянула на него. – Извините, мисс Трэффорд, но… – Вам не кажется, что после всего, что вы для нас сделали, вы должны звать меня по имени и на «ты»? Довольный, он широко улыбнулся: – Очень рад. Но только при условии, что ты будешь звать меня так же. Я собирался спросить, есть ли у вас с матерью какие-то планы на будущее. Она покачала головой: – Мы еще не знаем, объявят ли отца банкротом. Если да, нам нечего будет продать. Но в любом случае мы собираемся избавиться от этого поместья. Уинстер резко втянул в себя воздух. Ему и в голову не приходило, что они будут продавать дом: всякий раз, представляя свою будущую жизнь с Джулией, он видел себя хозяином Ламмертона, и мысль о том, что у него будет фамильный дом, который он не смог бы получить никаким другим путем, наполняла его глубоким удовлетворением. – Считай меня возможным покупателем. – Тебя? – И, испугавшись, что ее удивление покажется ему обидным, – Джулия уже заметила, что он болезненно относится к своему низкому происхождению, – она поспешно добавила: – Ты ведь не женат, а дом такой большой! – Но семейный человек не мог бы желать лучшего дома. – Значит, ты собираешься жениться? – Точнее, надеюсь. Ты не считаешь, что я слишком стар? Она покраснела. – О, конечно нет. Просто ты кажешься таким уверенным в себе и преуспевающим, что я не могу себе представить, что тебя устроит уют и покой семейной жизни. – Тоска по домашнему уюту посещает кого угодно, Джулия. Если я до сих пор не женился, то только потому, что не встретил женщину, которую полюбил бы… до недавнего времени. Хотя Джулия поняла его намек, она и виду не подала, а настойчиво продолжала вести разговор о доме. – Я не позволю тебе его покупать. Он чересчур велик. Ты намереваешься это сделать из желания помочь нам. Он чуть улыбнулся: – Тогда мне нечего больше сказать. Можно узнать, что ты намерена делать? – Найти небольшую квартирку в Лондоне и начать работать… Правда, я не знаю, какую работу я смогу подыскать? Уинстер с минуту смотрел на нее, а потом сказал: – Из тебя вышла бы великолепная манекенщица. – Для этого нужна подготовка. – Не думаю, что тебя надо учить, как носить одежду. У тебя к этому прирожденные способности. Когда в комнату вошла леди Трэффорд с подносом в руках, он замолчал, инстинктивно чувствуя, что при матери Джулия не захочет говорить о будущем. Выпив чашку чаю, он сразу же стал прощаться, и Джулия проводила его до двери. У выхода он вынул визитную карточку и написал на ней какое-то имя. – Обратись к этому человеку. Я с ним переговорю. Уверен, он найдет для тебя работу. Джулия взглянула на карточку. – Деспуа? Но он один из лучших модельеров Лондона! Я никогда не решусь обратиться к нему. – Чепуха! Если он примет тебя, то только потому, что ты этого заслуживаешь. – Он помолчал. – Ты увидишь своего отца завтра утром? – Да. – Тогда я позвоню. До конца своих дней Джулии не забыть своей последней встречи с отцом. За те недели, что прошли с его ареста, жизнерадостный человек с военной выправкой превратился в старика, чья шаркающая походка и нервно трясущиеся руки говорили о ночах, полных терзаний. Джулии казалось, что она выдержала бы что угодно, только не вид этих рук с синими прожилками, дрожащих на крышке стола на протяжении всего их разговора. Они с матерью в тот же день вернулись в Ламмертон, чтобы начать надрывающую сердце работу – упаковку своих личных вещей и подготовку к аукциону. Тех немногих слуг, которые были наняты так недавно, уже рассчитали, и дочь с матерью остались в доме одни, если не считать старой няни Джулии. Когда паковать осталось совсем немного, Джулия решила отправиться в Лондон искать квартиру. Она безостановочно ходила по агентствам, по квартирам, которые ей предлагали посмотреть, но большинство были или слишком дорогими, или дешевыми и такими унылыми, что она о них и подумать не могла. Наконец она остановила свой выбор на меблированной квартирке в Бейсуотере, хотя одно сравнение трех просто обставленных комнат с тем, что она знала в прошлом, заставило ее сердце сжаться. Тем не менее она вернулась в гостиницу, чувствуя себя немного спокойнее. Она уже направлялась к лифту, когда ее окликнул дежурный. Она подошла, и он протянул ей несколько записок – все от Конрада Уинстера с просьбой связаться с ним как можно скорее. Она тотчас почувствовала, что произошла катастрофа. Бросившись к телефону, она набрала номер. Он ответил сразу же, как будто ждал ее звонка. – С твоим отцом несчастье, – сказал он без всякой подготовки. – У него был сердечный приступ. Твоей матери позвонил один из тюремных инспекторов, а она связалась со мной. Где ты? – В гостинице. – Я сейчас буду. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он приехал, а на самом деле меньше пятнадцати минут. Один взгляд на его лицо делал все слова ненужными. – Боюсь, у меня плохие известия, Джулия. – Это значит… – Да. Твой отец умер сегодня днем. Она покачнулась, но он поддержал ее. – Извини, что я сказал тебе об этом так прямо, но что толку тянуть. – Понимаю, – прошептала она. – Но вот только… так ужасно, что он умер в одиночестве… и в тюрьме. – Знаю. – Уинстер больше ничего не добавил, но посмотрел на нее с глубоким сочувствием. – Я отвезу тебя домой. Ты, наверное, хочешь быть с матерью. Джулия приняла его предложение с благодарностью. Конрад остался ждать в холле, а она поднялась к себе в номер, чтобы поспешно сложить вещи. Девушка заговорила, только когда Лондон остался позади, и первые ее слова были об обвинителе Найджеле Фарнхэме. – Если бы не он, отец был бы жив. Все эти ужасные вещи, которые он говорил, не могли не убедить присяжных. – Минуту Джулия помолчала, а потом продолжила: – Я никогда не думала, что могу возненавидеть кого-нибудь так, как ненавижу его! Если бы я могла хоть как-то отомстить за отца, я бы сделала это. – Не надо себя так мучить. Он просто выполнял свой долг. – Он сделал больше, чем требовал долг, – сказала она холодно. Уинстер не ответил, и Джулия замкнулась в молчании, которое длилось, пока они не приехали в Ламмертон. Следующие дни были кошмаром. Уинстер настоял на том, чтобы остаться в Ламмертоне на весь мучительный период похорон сэра Хьюго и последовавшего за ними аукциона. Джулии казалось, что она не выдержала бы, если бы он не стоял надежной стеной между нею и унижением, которое ее ждало. Сэра Хьюго объявили банкротом, выручка от аукциона пошла на то, чтобы хоть в какой-то мере возместить потери акционеров. Когда все расчеты были закончены, у них с матерью осталась только крохотная ежегодная рента. Она могла бы пополнить те доходы, которые Джулия надеялась получать, работая, но на нее невозможно было прожить. Уинстер пришел в ужас, когда увидел, где они намереваются поселиться. Ему не понравился сам дом, не одобрил он и хозяйку квартиры. Но Джулия не хотела ничего слышать против добрейшей миссис Купер: под ее флегматичной манерой держаться скрывалось золотое сердце. Крокусы, которые эта женщина посадила в цветочные ящики на окне гостиной своих новых жильцов, уже начали выпускать первые зеленые ростки, когда Джулия и ее мать наконец переехали на Кэмбриен-Терес. Бледные стрелки, пробивающиеся сквозь грунт к свету, казались символом существования самой Джулии: она покинула дом с его ощущением любви и надежной защиты и начинала новую жизнь в мире, который представлялся ей незнакомым и пугающим. Она не могла не думать, что ее попытки утвердиться в этом мире и зарабатывать на жизнь могут быть обречены, как и недолгое существование нежных цветков, распускавшихся на ее глазах. Глава 2 Хотя Джулии не хотелось опять принимать помощь Уинстера, она знала, что ей необходимо срочно найти работу, и решила, что глупо было бы не воспользоваться его рекомендацией. Не без трепета она вошла в высокий элегантный дом на Гровнор-стрит, где серебряно-золотую дверь охранял швейцар в серой ливрее. Ее провели по широкой лестнице, застеленной серебристо-серым ковром, туда, где за столом в алькове сидела хорошенькая девушка. – Доброе утро, мадам. Что вам угодно? – У меня назначена встреча с месье Деспуа. Я мисс Трэффорд. Девушка исчезла и вернулась через минуту, полная любопытства. Она решила, что прекрасно одетая молодая леди – их новая покупательница, и была изумлена, когда Деспуа пригласил ее в свой кабинет, где он никогда не принимал клиентов. Впервые увидев знаменитого модельера, Джулия была потрясена. У него была внешность спортсмена, а не человека, составившего себе состояние умелым обращением с тканями. Высокий, широкий, он, казалось, заполнял собой весь кабинет – и не только телом, но и своей личностью. Он пристально посмотрел на нее, и она сразу же пожалела, что имела нахальство обратиться к нему. К чему такому человеку работник без всякого опыта? – Пожалуйста, присядьте, мисс Трэффорд. – Деспуа говорил медленно и четко, с небольшим, явно не французским, акцентом. Он подождал, пока она уселась, и продолжил: – Вы дочь сэра Хьюго Трэффорда, не так ли? – Да. Мистер Уинстер был другом моего отца. Я познакомилась с ним во время… суда. – Пройдите сюда, мисс Трэффорд, – сказал он отрывисто, – я на вас посмотрю. Оставьте жакет на стуле. Джулия послушалась, и Деспуа стал пристально ее разглядывать. В солнечном свете, проникавшем в окна, не было видно ни одного изъяна на ее нежном заостренном лице. Ставшие чуть глубже за последние три месяца впадины под скулами придавали своеобразие классическим чертам ее лица. – Остановитесь в центре комнаты и медленно повернитесь, – скомандовал он, наблюдая, как она выполняет его указания. – У вас превосходная фигура, – сказал он. – Я люблю, чтобы мои манекенщицы были высокими и изящными. – У меня нет опыта, – выпалила она. – Это очевидно. – Он улыбнулся. – Но вы от природы грациозны и умеете носить одежду. – Значит, вы берете меня? – Да. Мне пригодится еще одна девушка. Но работа нелегкая, и вам многому предстоит научиться. – Он подошел к своему столу, нацарапал что-то на листке бумаги и протянул его Джулии. – Приходите в следующий понедельник в девять. Войдите в последнюю дверь на лестничной площадке и поднимитесь к мадам Анжеле. Будете работать под ее началом. – Он протянул ей руку. – Удачи вам, мисс Трэффорд. Надеюсь, вам у нас понравится. Она помедлила. – Не знаю, согласитесь ли вы… но я предпочла бы, чтобы здесь не знали моего настоящего имени. Я сейчас пользуюсь девичьей фамилией моей матери – Тревелиан. – Как хотите. – Спасибо. Она уже держалась за ручку двери, когда снова услышала его голос, в котором теперь звучал смех: – Вы не спросили, какое у вас будет жалованье, мисс Тревелиан. Она быстро обернулась: – Я совсем забыла. – Научитесь быть более деловой! Поначалу это будет чисто номинальное жалованье, которое увеличится, когда вы начнете показывать модели. Она поблагодарила его, а потом, попрощавшись, спустилась вниз по лестнице, чувствуя себя почти счастливой. В понедельник она пришла в салон на четверть часа раньше назначенного срока. Ее очень тревожило, какой окажется мадам Анжела. Опасения, что ее начальница будет неумолимым тираном, оказались беспочвенными: мадам Анжела была очаровательной дружелюбной женщиной чуть старше сорока, с темными выразительными глазами, пикантным личиком и по-птичьи быстрыми движениями. Джулия прошла за ней в комнату, где масса женщин толпилась вокруг манекенщиц. Ее представили каждой, и две девушки понравились ей сразу же: Джеки Фентон – стройная, живая, с чуть вздернутым носом и ярко-рыжими волосами – и Стелла Берне – белокурая и миниатюрная. Главная манекенщица Клер Северн – высокая белокурая блондинка с большими серыми глазами – не вызвала у Джулии ни малейшего чувства симпатии. Она посмотрела на новенькую презрительно и едва снизошла до приветствия, а потом и вовсе стала ее игнорировать. Но Джулия была так заинтересована всем происходящим, что невежливости Клер не заметила. Несколько следующих недель она только смотрела, как девушки примеряли наряды весенней коллекции, которые им предстояло показывать. Все это время Джулия продолжала встречаться с Уинстером, и очень скоро поняла, что он рассчитывает с ее стороны на нечто большее, чем простая дружба. Но она все еще находилась под впечатлением случившегося, и в ее душе не было места другим чувствам. Она стала избегать встреч с ним. Понимая, что пока она не в состоянии ответить на его любовь, Конрад терпеливо ждал своего часа. За три дня до начала демонстрации весенней коллекции Джеки, которая несколько дней жаловалась на боли в боку, попала в больницу с приступом аппендицита. – Где мы теперь найдем манекенщицу! – рычал Деспуа. – Неужели она не могла подождать со своим аппендицитом до конца демонстрации! Он расхаживал по комнате, надеясь найти ответ, и тут заметил Джулию, которая ползала по ковру, подбирая булавки. Глаза его блеснули, и, щелкнув пальцами, он дал ей знак подняться. – Переоденьтесь, – скомандовал он. – И возвращайтесь сюда. Я намереваюсь использовать вас. Следующие три дня были для Джулии кошмаром, и, вспоминая о них, она удивлялась, как ей удалось сохранить внешнее спокойствие. Саму демонстрацию она вообще не помнила. У нее в памяти осталось только, как она поспешно сдергивает с себя одно платье, чтобы сразу же натянуть следующее. Джулия заставила себя не замечать лиц, которые поворачивались к ней, когда она входила в раздушенный салон, и смотрела поверх голов покупателей с неподвижным как маска лицом. К ее изумлению, ее оставили манекенщицей и после выздоровления Джеки. Месяцы шли, и она удивительно быстро приспособилась к новой жизни. Как-то утром одна из их постоянных покупательниц пришла посмотреть подвенечное платье, которое на демонстрации коллекции показывала Клер Северн. Клер в тот день опоздала и, войдя в уборную, увидела, что Джулия уже надела платье и собирается выйти в салон. Обычно бледное лицо Клер вспыхнуло. – Сними его! – потребовала она. – Мадам Анжела просила меня его показать, – негромко ответила Джулия. – Нечего тут изображать из себя мисс Невинность! Ты метишь на мое место с первого дня! Думаешь, наконец добилась своего? Ну так нет, ваша светлость, или мне обращаться к тебе «достопочтенная»? – Что вы хотите сказать? – Ты думаешь, я не знаю, что ты – мисс Трэффорд? – Голос Клер сочился ядом. – Почему ты делаешь вид, что тебе нужно работать? Что, папочка украл недостаточно денег, чтобы содержать тебя? Джулия отпрянула, словно ее ударили, а Клер поглядела на нее еще язвительнее. – Думала, никто не знает твоего настоящего имени, а? – Кто вам сказал? – Слышала, как ты говорила с Деспуа, когда первый раз явилась сюда. – Видно, подслушивание – один из ваших талантов, – парировала Джулия. – Это лучше, чем воровство! Взяв себя в руки, Джулия хотела было пройти мимо, но Клер, вне себя от ярости, грубо схватила ее за плечо. Послышался треск, и богато расшитый воротник оторвался от корсажа, роняя на ковер жемчужины и камни. В этот момент Деспуа, раздраженный медлительностью Джулии, вошел в уборную посмотреть, что случилось. Одного взгляда на девушек было достаточно, чтобы он все понял. Разразившись проклятиями, он бросился вперед и вытолкнул обеих в примерочную, громко зовя мадам Анжелу. Он ничего не сказал Клер, пока Джулия с аккуратно приколотым на место воротником не вышла из комнаты. Когда она вернулась, Деспуа был один. – Клер уволена, – сказал он отрывисто. – Вместе вы работать не смогли бы. Я должен был понять это раньше. – Но она – ваша лучшая манекенщица! Он резко развел руки: – У меня не было выбора. Девушка, которая может бездумно уничтожить такое произведение искусства, как мое подвенечное платье… – Ему не хватило слов. – Нет! Ее надо было уволить! – Но она всегда была центральной фигурой на показе ваших коллекций, – запротестовала Джулия. – А теперь это будет кто-то другой, – немедленно отозвался Деспуа. – И на этот раз брюнетка. Девушка утонченная и в то же время простая. Вы! Об осенней коллекции Деспуа говорил весь Лондон и Париж, а Джулию фотографировали так часто, что не проходило ни дня, чтобы в какой-нибудь газете ни появился ее снимок. Деспуа сохранил ее фамилию в секрете, и все знали ее как Джульетту. Ради рекламы она появлялась в его туалетах на премьерах спектаклей и кинофильмов и получала приглашения от многочисленных молодых людей, которых свет считал выгодными женихами: они были бы счастливы появиться с ней на людях. Но она отказывала большинству из них, опасаясь встретить кого-нибудь, кто знал ее прежде – до суда. Однажды в декабре, ближе к вечеру, вернувшись в примерочную после показа моделей, она увидела записку, в которой ее просили немедленно связаться с больницей Святого Георгия. Чувствуя, что ее во второй раз ожидает потрясение, которое она однажды уже пережила, Джулия поспешила туда. В приемной ее встретил один из дежурных врачей. – Вашу мать на переходе сбила машина, – сказал он тихо. – Она получила серьезную травму. – Насколько серьезную? Мгновение он колебался. – Боюсь, она не переживет этой ночи. Онемев, Джулия молча уставилась на него. Судьба опять играла с ней жестокую шутку, отнимая последнего человека, который был ей дорог. – Ничего нельзя сделать? – спросила она. – Нет. Мне очень жаль, но она безнадежна. У нее слишком обширные внутренние повреждения. Она не перенесет операции. – Я могу ее видеть? – Конечно. Но она без сознания. Молча Джулия прошла за ним в лифт, а потом наверх, в палату. Врач провел ее в угол, отгороженный ширмами. Как он и сказал, ее мать была в коме. И Джулия опустилась рядом с ней на стул, неотрывно глядя на закрытые глаза и серое лицо. Последняя слабая надежда на то, что мать поправится, покинула ее, и она поняла, что еще несколько часов – и все будет кончено. В полночь мать забеспокоилась. Вызвали ночную сестру и Джулию попросили подождать в коридоре. Она бессильно прислонилась к стене, готовясь к тому, что – она знала – было неизбежным. Но когда сестра вышла к ней с полным сочувствия лицом, самообладание покинуло Джулию, и она разрыдалась. – Мы не можем позвать к вам кого-нибудь из ваших друзей? – спросила сестра. Джулия покачала головой: – Я не хочу никого видеть. – Вам не следует оставаться одной. Вы живете неподалеку? Джулия снова покачала головой: – Я жила… с матерью. – Она старалась сдержать рыдания. – Не беспокойтесь обо мне. Со мной ничего не случится. Как робот она добралась до дому, но, встретившись лицом к лицу с миссис Купер, опять не выдержала. Она плакала не только о настоящем, но и о прошлом, о всех тех страданиях, которые выпали на долю ее матери. – Она ведь не мучилась, – утешила ее миссис Купер, – по крайней мере хоть это хорошо. – Она уже и так перенесла столько мучений, – с горечью сказала Джулия. – Вы даже представить себе не можете сколько! Миссис Купер неловко погладила Джулию по голове. – Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, – нараспев проговорила она, – но постарайся не принимать это слишком близко к сердцу. Твоя мать не была счастлива – она не привыкла к такой жизни. – Но мы были вместе! – воскликнула Джулия. – Но когда тебя не было дома, я часто слышала, как она плачет. Хотя это было слабым утешением, но все же слова миссис Купер немного умерили горе Джулии. Конечно, теперь она осталась одна в целом свете, но по крайней мере могла черпать утешение в мысли, что ее мать обрела наконец покой. Уинстер стал чаще навещать ее, и Джулия чувствовала, что не сможет помешать ему сделать ей предложение. Она честно призналась себе, что без него ей было бы невыносимо одиноко после смерти матери, но не была уверена, что готова полюбить его. Она знала только, что его общество ей приятно, и с удовольствием ждала встреч с ним, но это ожидание не было окрашено волнением и нетерпением, которые говорили бы о любви. Как бы то ни было, Конрад заставил ее ответить на этот вопрос однажды вечером, когда они обедали вместе. Поводом послужил его внезапный отъезд в Америку. Он попросил ее выйти за него замуж, не ожидая окончания траура. – Я знаю, ты не уверена, что любишь меня, – сказал он мягко, – но я люблю тебя, дорогая. И знаю, что заставлю тебя полюбить меня. Она пристально посмотрела на него, увидев настойчивость в твердом подбородке и тонких, но чувственных губах. Это был человек, который всегда добивался того, чего хотел. Он начал с нуля и без посторонней помощи стал миллионером – одно это говорило о его настойчивости. Но неужели настойчивостью можно добиться того, чтобы женщина полюбила? Если бы Джулия была уверена в этом, она без колебаний приняла бы его предложение. Но она не была уверена, а брак без любви казался ей хуже одиночества. – Ну, Джулия, – мягко сказал Уинстер, – я жду твоего ответа. Ты согласна выйти за меня замуж и провести медовый месяц в Америке? – Боюсь, что нет. – Она протянула руку через стол и коснулась его пальцев. – Я не хочу причинять тебе боль, Конрад, поэтому и не могу согласиться. Мне нужно время, чтобы подумать… узнать тебя получше. – Лучше всего ты узнаешь меня, выйдя за меня замуж! – Подождем, пока ты вернешься из Америки, – сказала она. – Тогда я дам тебе ответ. Возвращаясь домой в шикарном автомобиле Уинстера, Джулия подумала, что многие девушки сочли бы ее дурочкой из-за того, что она не поспешила принять его предложение. Всем известно, как изменчива публика: ее слава манекенщицы не гарантирует безбедную жизнь. Как и всякой женщине, ей хотелось встретить мужчину, которого она будет любить, иметь дом и детей, но она не могла выйти замуж за Конрада, не убедившись, что он человек, с которым она может прожить всю свою жизнь. Когда машина остановилась на Кэмбриен-Терес, она протянула ему руку: – Наверное, мы не увидимся до твоего отъезда. Все следующие дни я буду работать допоздна. Деспуа начинает примерки к весенней коллекции. – Мы можем встречаться и в другое время, Джулия. Я ведь ранняя пташка. – Его голос звучал чуть насмешливо. – Если ты предпочитаешь, чтобы мы не виделись до моего возвращения, так и скажи. – Ты всегда читаешь мои мысли? – спросила она. – Надеюсь! Неожиданно он притянул ее к себе и впервые обнял. Нежность его рук удивила ее. Его губы прижались к ее губам, сначала очень легко, но потом, когда он почувствовал, что она отвечает ему, его поцелуй стал настойчивей. Джулии так давно не хватало ласки, что для нее было наслаждением ощутить близость другого человека. Она поняла, что Конрад неверно истолковал происходящее, только когда он заставил ее откинуться на сиденье, навалившись на нее всем телом. Дрожащими руками он пытался расстегнуть ей платье. Испугавшись, она стала отчаянно вырываться. – Конрад, нет! Не надо! Он сразу же отстранился. – Извини, Джулия. Я не хотел испугать тебя. Но ты так красива, а я так хочу тебя… Джулия поспешно вышла из машины и взбежала по ступенькам. У двери она обернулась: – До свидания, Конрад. Счастливого пути. – Счастливых снов, – ответил он мягко, но насмешливо. – Не забывай меня, дорогая. Как только вернусь, приду за ответом. Джулия поднялась к себе. Его поцелуй неожиданно взволновал ее. Было ли это результатом одиночества и жажды любви, или ее чувство к нему подлинное и прочное? Если бы только она знала это, как легко решалась бы ее задача! Выйти за Конрада замуж или отказать ему? Вот, говоря словами Гамлета, в чем вопрос. Глава 3 Джулия была настолько занята примерками, что совсем не вспоминала Уинстера и чуть не забыла послать ему записку с пожеланием доброго пути. В салоне все были в состоянии близком к истерике, и она не могла не заразиться общей нервозностью. Эта нервозность все усиливалась, и ко времени начала показа она уже мало чем отличалась от остальных портных и манекенщиц. Первая демонстрация коллекции была назначена на пять часов, но уже в половине пятого холл был заполнен мужчинами и женщинами. Манеры некоторых из них были далеко не так изысканны, как туалеты. Сам салон был набит до отказа, и стулья с гнутыми ножками придвинули один к другому вплотную. Шум голосов то усиливался, то затихал в напоенном дорогими духами воздухе, и блеск хрустальных люстр соперничал с игрой драгоценных камней в украшениях дам. С пятиминутным опозданием верхний свет был притушен, серые атласные занавеси, отгораживающие подиум, раздвинулись, образовав арку, и демонстрация весенней коллекции Деспуа началась. Джулия вышла первой, и ее приветствовали аплодисментами, утонувшими в шуме голосов. – Значит, Деспуа по-прежнему оставил ее своей вешалкой… Хотела бы я, чтобы одежда смотрелась на мне так же… Она просто прелесть! И где это он нашел ее?.. Как ты думаешь – она его родственница? Говорят, он охраняет ее, как сторожевой пес!.. Мужчине, сидящему в первом ряду, эти замечания показались недобрыми: в них чувствовалась та легкая неприязнь, с которой так часто женщины говорят друг о друге. Он полуобернулся, посмотрел на хорошенькую полненькую блондинку и спросил, почему всех так волнует именно эта девушка. – Потому что она сказочно хороша! Право, можно подумать, что у тебя нет глаз! – Ну, в платье за двести гиней нетрудно выглядеть прекрасно! – Да? – протянула его кузина. – Тогда оглянись по сторонам и скажи мне, может ли здесь хоть кто-нибудь сравниться с Джульеттой. – Ох, нет! – простонал он. – Еще и Джульетта! Я не верю, что это ее настоящее имя. – Какая разница? Все равно никого красивее я не видела. В следующий раз рассмотри ее как следует. Ее спутник послушался и вынужден был признать, что это высокое, изящное создание, двигающееся медленно и грациозно, действительно радовало глаз. По мере того как демонстрация близилась к концу, волнение усиливалось. И вот наконец две манекенщицы вышли в шелковых нарядах подружек невесты, и шепот нетерпения прокатился по рядам зрителей. Медленные аккорды свадебного марша разнеслись по залу, и все изумленно ахнули, увидев возникшую в арке из занавесей Джульетту. Ее платье было воплощением невинности: умелое сочетание батиста и атласа, которое, казалось, обнажало все – и в то же время не обнажало ничего. Когда она двигалась, каждая косточка ее тела была обозначена, видна каждая линия прекрасной фигуры, но, за исключением лица и кистей рук, все было окутано материей. Это был шедевр портновского искусства, который мог родиться только у Деспуа и который могла надеть только девушка, сложенная так же прекрасно, как Джулия. Деспуа распорядился, чтобы она распустила волосы, и они темной волной легли ей на плечи. На ее лице не было косметики, если не считать туши на ресницах и бледной, отливающей серебром помады. Мужчина, наблюдавший за ней, едва мог поверить, что такое преображение возможно. Куда-то исчезла экзотическая красавица прошедших двух часов, и ее сменила смущенная нежная девушка, чья беззащитность взывала к его рыцарским чувствам. Джулия всем своим существом чувствовала, как он ее рассматривает. Несмотря на то что она уже привыкла к смелым, требовательным, а зачастую и похотливым взглядам, она никогда еще не встречала глаз столь проницательных. Тем не менее она удивилась, когда он объявился снова несколько дней спустя. Глядя на публику из-за занавеса, она увидела, что он сидит в равнодушном одиночестве среди групп женщин. Как странно он выглядел в этой тепличной атмосфере! Хотя его нельзя было назвать красивым в традиционном смысле этого слова – он был слишком худым и высоким, – в то же время в нем было что-то, что выделяло его среди других мужчин, находившихся в зале. У него было лицо аскета, с высокими скулами, тонким, изогнутым ртом и упрямым подбородком. Его волосы, темные и густые, были зачесаны назад, но одна прядь падала на лоб, придавая ему залихватский и чуть высокомерный вид. Что-то в его внешности пробудило в ней смутное воспоминание, хотя она была уверена, что незнакома с этим человеком. На следующий день во время ленча ей передали длинную целлофановую коробку, полную фрезий. В примерочной сняв крышку, она почувствовала их головокружительный аромат. Среди цветов лежала карточка. Перевернув ее, она прочла слова, написанные четким, уверенным почерком: «Если бы не подвенечное платье, я послал бы вам орхидеи или тигровые лилии. Но мне кажется, что эти цветы подходят вам больше. Не пообедаете ли вы со мной завтра вечером? Я позвоню, чтобы узнать ваш ответ». Когда она дошла до подписи, кровь отхлынула от ее лица, и перед ней вновь возник образ этого человека таким, каким она увидела его впервые: в парике и черной судейской мантии, одна рука угрожающе указывает на ее отца, сидящего на скамье подсудимых. Она закрыла лицо руками. Найджел Фарнхэм! Человек, которого она ненавидела больше всех на свете! Поразительно, он почти молит ее о встрече! Весь день Джулия была как в тумане и почти не замечала происходящего вокруг нее. Воспоминания, которые она давно считала ушедшими, вернулись к ней с такой силой, что, казалось, настоящее утратило всякую реальность. Она опять видела отца в зале суда и Найджела Фарнхэма, называющего его обманщиком и растратчиком. А теперь человек, виновный в том, что ее отец умер в тюрьме, просит ее с ним отобедать! Ирония была слишком горькой, чтобы позабавить ее. Джулия уже собиралась уходить, когда он позвонил. Она была не в состоянии говорить с ним, боясь или разрыдаться, или потерять самообладание. Ей пришлось попросить Джеки взять телефонную трубку. – Что мне ему сказать? – Скажи только, что я не хочу его видеть. Найджел Фарнхэм был поражен, когда его приглашение не было принято, но его профессиональная выдержка помогла ему преодолеть удивление и осведомиться о причине отказа. – Джульетта редко встречается с… э-э… мужчинами, которых она не знает, – выдавила из себя Джеки. – Она могла бы по крайней мере поговорить со мной. – Она с покупательницей. – Понятно. – Он помолчал. – Она замужем? – Нет. – Джеки постаралась смягчить удар. – Ей очень понравились ваши цветы. – Очень рад, – ответил он сухо. – Спасибо, что вы были так добры и поговорили со мной. Вы воспитаны гораздо лучше, чем ваша подруга. Он резко повесил трубку, и Джеки показала телефону язык и пожалела, что не может отшлепать Джулию за ее глупость. Как можно, находясь в здравом уме, отказать такому мужчине, как Найджел Фарнхэм? Хотя Фарнхэм мог резко бросить трубку, но не мог выбросить Джульетту из головы. На следующий день по дороге в контору он размышлял над ее странным поведением, когда услышал чей-то оклик. Обернувшись, он увидел, что его почти бегом догоняет растрепанная кузина. – Я так и думала, что это ты, – задыхаясь, выговорила она, оказавшись рядом с ним. – Что это ты здесь делаешь? Хочешь получить совет юриста о статусе замужней женщины? – Не вредничай! Я собиралась навестить Тони и решила пойти коротким путем. И заблудилась. – Она наклонила голову и вопросительно посмотрела на него. – Тебе, наверное, некогда угостить меня ленчем? – По правде говоря, я не спешу. Дело, над которым я работал, закончилось раньше, чем я рассчитывал, и сегодня я почти свободен. – Великолепно! Что случилось – ты выиграл? Он улыбнулся: – Нет, они пошли на мировую. – Ты, наверное, их запугал. Он признался, что это так и было. Обаяние кузины слегка смягчило его раздражение. – Если ты сегодня днем свободен, – продолжала она, – может, пойдешь со мной к Деспуа? Я должна выбрать подвенечное платье и остальное приданое. – Только не со мной, – сказал он поспешно. – Почему? Прошлый раз мне показалось, что тебе там понравилось. Он колебался. Мысль снова увидеть Джульетту почему-то показалась ему интересной. Удивится ли она или примет как нормальное поведение влюбленного воздыхателя? Он почувствовал, как в нем поднимается гнев, и согласился на предложение Лиз. Когда Джулия вошла в салон, чтобы показать подвенечное платье, она была неприятно поражена, увидев Найджела Фарнхэма. Чутье подсказало ей, что он пришел исключительно для того, чтобы поставить ее в неловкое положение, и очень скоро в этом убедилась. – Дивное платье, – сказала молодая покупательница, – ты согласен, Найджел? – Тебе не подойдет, – ответил он, – слишком вычурное. Джулия впервые услышала его голос вне зала суда и не смогла сдержать дрожи. Мадам Анжела это заметила и подошла помочь. Лиз с благодарностью на нее посмотрела. – Мне нужен ваш совет, мадам. Мне очень нравится это платье, а моему кузену – нет. Он считает, что оно слишком… Она помедлила, и тут вмешался Найджел: – У вас не найдется чего-нибудь попроще? Как видите, моя кузина очень молода, и мне кажется, ей подошло бы что-то менее экстравагантное. – Конечно. Мадам Анжела сделала Джулии знак переодеться в другой туалет и больше от них не отходила. Казалось, девушке нравилось все, что ей показывали, но мужчина старался во всем найти недостатки. Платье было либо слишком закрытое, либо слишком открытое, слишком простенькое или слишком вульгарное. И каждое замечание звучало как оскорбление в адрес девушки, которая его показывала. Джулия была полна решимости не выказать обиды, но вскоре ее щеки вспыхнули, глаза сердито засверкали. Это еще сильнее подчеркивало ее красоту, заставив посетителя говорить все более резко. Наконец после одного особенно грубого замечания в глазах Джулии блеснули слезы. Мужчина так неожиданно оборвал фразу, что кузина удивленно взглянула на него и тут же поняла, что между ним и этой необыкновенно красивой девушкой что-то происходит. Неужели Найджел наконец влюбился? Надо бы подсказать ему, что если он хочет понравиться, то не должен разговаривать с ней, словно они в суде и она свидетель противоположной стороны. Но тут Найджел и без ее подсказки вдруг перешел на совершенно другой тон: – На сегодня достаточно примерок, Лиз. Девушка устала. Придешь завтра. Лиз улыбнулась Джулии: – Извините, я не подумала… – Я вполне могу продолжить, – отозвалась Джулия. – Нет, ни в коем случае. – Лиз встала и отошла с мадам Анжелой. Найджел поспешно сказал: – Прошу вас простить мое дурное настроение. Боюсь, я не привык, чтобы мои приглашения отвергали. Вы простите меня? – Не знаю, что вы имеете в виду. – Конечно знаете. Но вы правы, ожидая от меня самых глубоких извинений. – Разговаривать с ней было так приятно, что он охотно просил бы прощения в любой форме, лишь бы заставить ее смягчиться. Он, наверное, был немного не в себе, когда говорил с ней так неподобающе. – Пожалуйста, скажите, что вы меня простили!.. Она пожала плечами: – Если вам это важно… Но уверяю вас, я не заметила в вашем поведении ничего необычного. Он невольно чуть улыбнулся ее нарочитому равнодушию и в то же время с удовольствием отметил, что голос у нее столь же прелестный, как и внешность. – Если это действительно так, вы не откажетесь встретиться со мной? – Я никогда… – Не встречаетесь с мужчинами, которых не знаете? Ну, пожалуйста, почему бы вам не сделать для меня исключение? Иначе я буду думать, что действительно оскорбил вас. Джулия поняла, что он загнал ее в тупик. На минуту ей показалось, что он сделал это специально, но на его лице отражалось такое откровенное нетерпение, что нельзя было сомневаться: он был настолько искренен, насколько это вообще было для него возможно. Это наполнило ее ликованием, дало ей такое ощущение своей власти, какого она никогда прежде не знала. Власти над человеком, которого она ненавидела! И тут ей в голову пришла мысль – мысль настолько смелая и отчаянная, что она не рискнула додумать ее до конца, только знала, что сейчас должна сказать ему «да». План в деталях возникнет позже, когда она будет в состоянии мыслить более ясно. – Хорошо, мистер Фарнхэм, я согласна. – Сегодня? Завтра? – Завтра. – Я заеду за вами в восемь. Если вы скажете мне, где живете… Она дала ему адрес, и он повторил его дважды: ему явно не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел, что он его записывает. Джулия спрятала улыбку. Бедный Найджел Фарнхэм! Он ожидает флирта, который закончится, тогда, когда она ему надоест. И не подозревает о ее планах! В ту ночь она почти не спала, снова и снова прокручивая в уме то, что намеревалась сделать. Ей и в голову не приходило, порядочно ли это. Она знала только, что ей дана возможность ранить человека, как он ранил и уничтожил двух человек, которых она любила больше всех на свете. Месть. До этой поры ей незнакомо было это чувство, и она отдалась ему. Она отомстит Найджелу Фарнхэму… Следующим вечером она одевалась необыкновенно тщательно. Деспуа просил ее носить его модели, и сегодня она воспользовалась этим и выбрала шелковое платье цвета голубых гиацинтов, которое он считал одним из самых своих удачных произведений. Ровно в восемь машина Фарнхэма остановилась у дома, и она спустилась вниз, чтобы его встретить. Мисс Купер уже впустила его и теперь болтала с ним. Казалось, Фарнхэм слушает ее очень внимательно, но когда он встретился глазами с Джулией, она увидела в них улыбку. Продолжая смотреть на него, она уловила тот момент, когда он заметил, как она выглядит, на виске у него забилась жилка. Когда Найджел Фарнхэм подвел Джулию к машине, она увидела, что за рулем сидит шофер, и поняла: решительный момент настанет раньше, чем она ожидает. Ей надо спрятать свои истинные чувства и сыграть роль так, как никогда в жизни. Когда машина тронулась, она повернулась, чтобы посмотреть на человека, сидящего рядом с ней. В вечернем костюме он казался более высоким и худым, чем ей запомнилось. И более интересным: его яркая мужественность основывалась главным образом на глубокой уверенности в себе. Он курил сигарету, и она заметила, что пальцы у него длинные и худые, но кажутся сильными, как и все его подвижное тело. С этим человеком нельзя не считаться: он может сломать ее, если она выдаст свои мысли прежде, чем любовь сделает его слабым. «Любовь»… это слово она никогда с ним не связывала, а думать одновременно о себе и Найджеле Фарнхэме было так страшно, что ей захотелось повернуть время вспять. Если бы только она отказалась встретиться с ним! – Вы выглядите великолепно. – Его голос прервал ее мысли. – Хотя, наверное, вы привыкли к комплиментам. – Я всегда рада их слышать. – То, что сказала ваша подруга, правда? – А что она сказала? – Что вы редко выходите и никогда не встречаетесь с мужчинами, которых не знаете. – Отчасти да. – Отчасти? В его голосе появились резкие ноты, и она с удовлетворением подумала, что уже сумела заставить его ревновать. – Деспуа любит, когда я появляюсь на премьерах и приемах, которые устраивают его клиенты. Это значит, что я надеваю его модели. – Мне нравится, что ваша работа вмешивается в вашу личную жизнь. Она вспомнила, насколько иной могла бы быть ее личная жизнь – и была бы, – если бы этот человек проявил снисхождение и сочувствие, и ее ответ прозвучал резко: – Нужда заставит, мистер Фарнхэм. – Такая девушка, как вы, не должна ни в чем нуждаться. Вы такая… такая необыкновенная, что могли бы… выйти замуж за кого угодно. Никогда не поверю, что у вас не было десятков предложений. – Сотен, – сказала она. – Но не те, которые ведут к алтарю. Он что-то воскликнул и резким движением затушил сигарету. Потом повернулся к ней, как бы намереваясь что-то сказать, но передумал и откинулся на спинку сиденья. Какой-то бесенок подтолкнул ее, и она перешла в наступление. – Я попала в цель, мистер Фарнхэм? – В цель? – Да! Ведь вы тоже собирались мне что-то предложить? Краска сбежала с его лица, и оно стало таким бледным, что ей стало немного не по себе. – Я знаю, что вел себя с вами не слишком хорошо, но я… Черт побери, девочка, за кого вы меня принимаете? – За мужчину. – Ну, я не такой, какие вам, видимо, попадались, – сказал он яростно. – Если мне нужна женщина, чтобы развлечься, я знаю, где таких искать. Я пригласил вас потому, что я… потому, что вы… – Он остановился и достал следующую сигарету. Когда он зажигал ее, она заметила, что руки его дрожат. – Запомните одно, Джульетта. Вы прелестная девушка, красивее я не видел. И это не пустой комплимент. Уверен, что вы это уже не раз слышали. Но я пригласил вас, надеясь найти что-то, помимо красоты. Я надеялся, что в вас есть ум. Но если вы позволите себе еще одно столь же нелепое предположение, я пойму, что ошибся! Она торжествовала, но заставила себя говорить кротко: – Извините, мистер Фарнхэм. – Меня зовут Найджел. – Голос его по-прежнему был сердитым. – Найджел, – повторила она мягко. – Хорошее имя. Оно тебе идет. – Ты не предложила мне звать тебя по имени, – заметил он. – Или ты не хочешь, чтобы я называл тебя Джульеттой? – Лучше Джулией. Это мое настоящее имя. То, другое, придумал Деспуа. – А! – В его голосе прозвучало удовлетворение. – Я рад. Мне сразу показалось, что Джульетта – это псевдоним. – Ты очень чуткий. – Достаточно чуткий, чтобы понять, что ты так не думаешь! Джулия засмеялась, и напряжение рассеялось. Как она и ожидала, Найджел Фарнхэм повел ее в театр, а потом в один из самых популярных ресторанов – «Тиберио». Пьеса была серьезная, с политическим уклоном, а ресторан – веселый и дорогой, полный людей, у которых, казалось, в жизни не было никаких забот, и уж конечно, им были незнакомы проблемы, преследовавшие персонажей пьесы. – Ты, видно, решил не рисковать, – заметила она, когда они уселись за столик в углу. – Сначала серьезный спектакль, теперь – вот это. Он рассмеялся: – Не признаю риска. Я не знал твоих вкусов и решил предложить всего понемногу. Впредь… Он не закончил фразу, и она решила, что больше не следует над ним подшучивать. Для одного вечера достаточно. Они часто танцевали, и Джулию удивило, как хорошо согласовываются их движения. Ей представлялось, что в танце он должен быть таким же несгибаемым и жестким, как в зале суда. Они так хорошо смотрелись вместе, что многие обращали на них внимание. Заметив это, Фарнхэм заглянул Джулии в глаза. – Я начинаю понимать мужчин-мусульман, – сказал он. – Если бы я мог, я бы закутал тебя в большую черную чадру. Мне страшно неприятно, когда на тебя смотрят другие. – Вот уж не думала, что ты хотел бы быть с женщиной, которую никто не замечает! – Не хотел бы. Но предпочитаю золотую середину. А что касается тебя, то у меня такое чувство, что каждый неженатый мужчина, находящийся здесь, был бы рад всадить мне нож в спину. – Да ты собственник! – рассмеялась она. – Только с тобой. Прежде меня совершенно не волновало… Он замолчал, и она восторжествовала. Задача, которую она перед собой поставила, окажется легче, чем она представляла. Месяц, самое большее полтора – и он будет связан так, как никогда в жизни. Тогда, и только тогда, откроет она свое настоящее имя. От этой мысли по ее телу пробежала дрожь, а он, почувствовав это, привлек ее к себе. Его дыхание согревало ее щеку, и по напряжению в его плечах она поняла, что он старается держать себя в руках. Намеренно мягко она прильнула к нему. Он не удержался, и его руки скользнули по ее спине. Их прикосновение было теплым и неожиданно приятным. На мгновение в ней вспыхнуло желание, сразу сменившееся отвращением. Этот человек сломал жизнь ее отцу – она не должна забывать этого, как и того, зачем она с ним встречается. Притворяться оказалось неожиданно трудно, и к тому времени, как Найджел Фарнхэм повез ее домой, отпустив шофера, Джулия смертельно устала. – Это был чудесный вечер. Когда я снова увижу тебя? – На следующей неделе. – Она ждала его протестующего возгласа и, услышав его, спрятала улыбку и сделала вид, что уступает. – Позвони через несколько дней. – Может быть, ленч завтра? – Я успеваю только выпить кофе. Позвони мне в понедельник. Я смогу увидеться с тобой вечером. Не дав ему времени ответить, она быстро ушла. Несколько дней до следующей встречи показались Фарнхэму вечностью: он не мог не думать о Джулии. Он ругал себя за это, но все было бесполезно: он был во власти чувства, которое пока не хотел анализировать. В следующие недели он преследовал ее с характерным для него упорством, и каждый раз ему было все труднее расставаться с ней. Не прошло и месяца, как ему уже не надо было гадать, что он чувствует. Он знал. Впервые в жизни он был влюблен. Влюблен в девушку, о которой ему ничего не было известно и жизнь которой он прежде назвал бы пустой. Глупец! Он не предполагал, каким сильным может оказаться его чувство, он хотел, чтобы она принадлежала ему целиком, как жена, спутница жизни, мать его детей. Как-то он заехал за Джулией теплым летним утром, и она сразу поняла, что его что-то волнует, но сделала вид, что не замечает ничего необычного, хотя он не звонил ей последние три дня. Откинувшись на спинку сиденья маленькой спортивной машины, она закрыла глаза, наслаждаясь ветерком, который трепал ее волосы. – Ты по мне скучала? – спросил он, когда они остановились у светофора. – Конечно. – Тогда почему не позвонила или ты для этого недостаточно эмансипирована? – Я думала, ты не из тех мужчин, которые хотят, чтобы их преследовали. А я всегда стараюсь угодить моим мужчинам. – Мне не нравится, когда ты употребляешь это слово во множественном числе, – сказал он. – Говори «мужчине» или, еще лучше, Найджелу. Джулия засмеялась и не ответила. Он не стал нарушать молчания, пока они не выехали из Лондона, да и потом говорил о чем-то, и ей показалось, что он выжидает. Они остановились у маленькой гостиницы около реки неподалеку от Мейденхена. Ресторан был полон, но для них был заказан столик на террасе. Найджел умел сделать так, чтобы все шло отлично! Как только они допили кофе, он расплатился и предложил: – Прогуляемся вдоль реки, Джулия. Она спустилась следом за ним по ступеням и прошла по газону к берегу. Мимо проплыли несколько лебедей, оставляя волнистый след на темной поверхности воды, и она постаралась сосредоточиться на них, чтобы скрыть поднимающийся в ней страх. Найджел махнул рукой, и к берегу причалила лодка. Сидевший в ней старик взглянул на них: – Не хотите ли, чтобы я греб, сэр? – Нет, спасибо, я справлюсь. – Найджел посмотрел на нее. – Ты любишь реку? – Очень. Он помог ей устроиться в лодке, потом сел сам и взялся за весла. Вскоре они уже скользили вдоль берега, оставив далеко позади и гостиницу, и лебедей. Она никогда раньше не видела Найджела прилагающим физические усилия, и ее позабавило то, как разгорелись его щеки. Румянец придал ему совсем юный вид, и он стал не похож на того жесткого человека, которого она знала. Ловким движением он направил лодку в заливчик, скрытый ветвями плакучих ив, и, подняв весла, смотрел, как лодка останавливается у самого берега. Здесь было темнее: густая листва загораживала солнце. Джулия опустила пальцы в воду, делая вид, что не замечает, как пристально смотрит на нее Найджел Фарнхэм. Лодка резко качнулась. Подняв глаза, она увидела, что он встал и идет к ней. Она подвинулась, и Найджел сел рядом. Они были так близко, что она чувствовала прикосновение его ноги к своему бедру и запах его лосьона. – Пожалуйста, не отворачивайся от меня, Джулия, – сказал он мягко. – Ты, конечно, знаешь, почему я привез тебя сюда. – Надеюсь, не для того, чтобы утопить! – Не шути! Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я это не пытался скрывать. – Ты находишь меня привлекательной, – уступила она, – я это знаю. – Гораздо больше, чем просто привлекательной. Я люблю тебя, дорогая. И хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Именно этих слов она и ждала – так где же чувство торжества? Может, она ждала так долго, что теперь уже не в силах насладиться одержанной победой? – Джулия, взгляни на меня! Скажи, что любишь меня! Но она молчала, оттягивая мщение. Почему она не говорит ему, кто она? Ведь сейчас он должен был услышать, что она – дочь человека, которого он отправил в тюрьму! Она часто думала об этом мгновении, представляла себе выражение его лица, подбирала те едкие слова, которые скажет ему… И вот теперь они все куда-то исчезли – и даже предвкушение мести не помогает ей… – Дорогая, я хочу, чтобы ты стала моей женой, – повторил он. – Я так сильно тебя люблю! Неужели ты совсем ко мне равнодушна? Джулия, ответь мне! Она заглянула в его мужественное лицо и увидела в его глазах свое отражение. Если она сейчас назовет ему свое имя, он отстранится и это отражение исчезнет. Может, именно это заставляет ее молчать? Джулия закрыла глаза, чтобы его не видеть, и только тогда смогла ответить: – Я… я выйду за тебя, Найджел, если ты уверен, что хочешь этого. – Если я уверен? – Он прижал ее к себе. – Я еще ни в чем не был так уверен. Мы будем счастливы, дорогая. Так счастливы! – Почти прикасаясь к ее губам, он сказал: – Но ты не сказала, что любишь меня, Джулия. Ты все еще меня стесняешься? – Немного. – Кто бы мог подумать! – Его голос был полон нежности. – Ты кажешься такой искушенной… как будто у тебя было много любовников. Она открыла глаза. – Ты так думаешь? Ты не задавал мне этого вопроса. – Я не задал тебе очень много вопросов, – поддразнил он ее. – Но задавать вопросы – моя работа, а рядом с тобой я забывал о ней. – И совсем никакого любопытства? – Ты красивая, умная, добрая. На твоем лице написано, что ты за человек. Я хорошо разбираюсь в людях, дорогая. Иначе никогда не достиг бы того, чего достиг. Эти слова рассеяли сомнения, которые она еще питала относительно своих планов мщения. Так он хорошо разбирается в людях, вот как? Так хорошо, что решил, что ее отец – мошенник? Ну что ж, она покажет ему, как он может ошибаться… но позже, гораздо позже, когда ему будет по-настоящему тяжело. С ощущением, будто она исполняет какую-то роль, она обвила руками его шею, притянув к себе его голову. Никогда прежде она не проявляла своих чувств, и сейчас он вскрикнул, как будто она сделала ему больно. Нежность, с которой он обычно целовал ее при расставании, сменилась неистовством, оказавшимся для нее неожиданностью. Его губы были уже не мягкими, а твердыми и требовали ее ответа, пока наконец ее губы не приоткрылись. Она попыталась высвободиться из его объятий, и, почувствовав ее смятение, он отпустил ее. – Прости, дорогая, – сказал он хрипловато, – я не собирался так тебя целовать. Мне давно этого хотелось, но я боялся тебя испугать. Она постаралась взять себя в руки и подавить стыд, который охватил ее при мысли о том, как подействовало на нее его прикосновение. – Я… я что-то не заметила, чтобы ты боялся. – Если ты хочешь, чтобы я обещал тебе, что подобное не повторится, – проговорил он медленно, – то боюсь, что не в силах этого сделать. Но я никогда не причиню тебе боль, дорогая. Помни это. Когда они вернулись на Кэмбриен-Терес ближе к вечеру, он настоял на том, чтобы подняться к ней, и Джулия подумала, как странно он смотрится в ее скромной квартирке. Он отказался от кофе, и она извинилась, что не может предложить ему ничего крепче. – Сама я редко пью, – объяснила она, – и никогда не приглашала сюда знакомых мужчин. – И теперь уже не пригласишь. – Он посадил ее к себе на колени. – Когда ты выйдешь за меня, Джулия? – Ну, я… – Только не говори глупостей о приданом: я куплю тебе все необходимое за неделю! Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=141205) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.