Месть Акулы Сергей Майоров Акула #3 В этой книге читатель опять встретится с полюбившимися по романам «Акула» и «Акула. Охота на Санитара» героями. Опера-напарники Акулов и Волгин расследуют дело об убийствах. Убиты танцовщицы из ночного клуба. У Акулова в этом происшествии — особый интерес, ведь, оказывается, оно связано с его родными. Поэтому это расследование становится для него личным делом… Сергей Майоров Месть Акулы Описанные в книге события и персонажи являются полностью вымышленными, любые совпадения с реальными лицами или фактами, имевшими место в действительности, случайны. Тактика действий и методы работы оперативных служб несколько упрощены, хотя и полностью достоверны. ПРОЛОГ Суббота, 1 апреля 1995 года. День дураков Предложение отметить праздник поступило от Ростика. Он хотел оттянуться по полной программе, включающей в себя посещение фешенебельных злачных мест с изысканным спиртным и азартными играми, релаксацию в сауне и возвращение домой ранним утром лишь для того, чтобы малость передохнуть и снова окунуться в кутеж. – Какой же это праздник? – рассмеялась Она, крепко прижимая мужчину к себе. – Разве мы… – Именно поэтому и погуляем как следует. Даже в ботинках на высоком каблуке Ростик едва доставал макушкой до ее носа. Комплексами по поводу скромных размеров своего тела он не страдал, компенсируя отсутствие стати и мышечной массы агрессивностью и деньгами. Высвободившись из объятий, он насмешливо посмотрел на подругу и резко, как достают пистолет, извлек из бокового кармана пальто пачку валюты, небрежно перехваченную тонкой резинкой ядовито-зеленого цвета. Проследив за движением руки мужчины, Она обратила внимание, что карман его пальто оттопыривает что-то тяжелое, неясно и тревожно проступая сквозь плотную ткань. Обратила внимание, – и сразу об этом забыла. – Разве этого мало? – спросил он с вызовом. – Я такого не говорила… Оценить величину суммы с одного взгляда Она не могла. Когда он развернул перед ней веером всю пачку, Она успела заметить не только стодолларовые купюры, но и марки, финские и немецкие, и британские фунты, и еще какие-то, прежде не виданные банкноты. Резинка ядовито-зеленого цвета упала с его руки на пол. – Подними, – приказал он, скатывая деньги вплотный рулончик. – Когда тебя ждать? – спросила Она, наклоняясь. Убирая валюту в карман, Ростик ничего не ответил. Могло показаться, что он и сам не представляет, до какого часа продлится важная встреча, на которую его, звонком по сотовому телефону, вызвали минут десять назад. Еще утром он никаких дел не планировал, а теперь пришлось собираться в бешеном темпе, на ходу жуя бутерброды, глотая чай. Он даже отказался от процедуры бритья. Последнее обстоятельство его особенно раздражало. Он мог пропадать где-то по несколько дней и заявляться без предупреждения голодным, до предела измотанным и пахнущим другими женщинами, опасностями и риском. Мог покинуть дом среди ночи, одним махом оборвав любовные утехи и не поцеловав на прощание. Мог валяться на диване неделю кряду, смотря по телевизору все без разбора и не обращая на подругу внимания, а потом позвать в шикарный ресторан, пригласить в казино, одарить бриллиантовым гарнитуром – и снова исчезнуть, не сообщая ничего осебе и не интересуясь, каково ей приходится жить в неизвестности. Казалось, он умеет приспособиться к любому жизненному ритму, походя преодолевает препятствия, переносит, не моргнув глазом, лишения и удары. Гнет свою линию, добивается цели, чего бы это ни стоило, – но не может обойтись без ежедневного бритья. Дважды втечение суток, утром и вечером, он тратил по четверти часа на то, чтобы обласкать щеки, полоску кожи над верхней губой и подбородок широким лезвием опасной раскладной бритвы. Эта старомодная бритва была его символом и фетишем. Иногда начинало казаться, что она была и его единственным другом. Кроме нее, Ростик, казалось, больше никому не доверял. Сегодня этого сделать не удалось, и жесткая поросль чернела на лице Ростика, торжествуя победу в многолетнем сражении. Злорадствовала над тем, что какие-то обстоятельства вынудили ее носителя изменить привычному укладу, поддаться чужому давлению, нервничать и торопиться. Женщина смотрела в окно, как он идет к машине, пересекает по диагонали газон, оставляя за собой цепочку маленьких следов на тонком, неверном апрельском снегу. Он всегда бросал джип перед домом, и еще ни разу воры не посмели на него покуситься. На ходу Ростик несколько раз дернул руками, удобнее осаживая пальто на плечах. Полы взметнулись" и разошлись, придавая мужчине сходство с грачом… Какими делами он занимается, женщине не дано было знать. Она предполагала, что он накрепко повязан с криминалом. Других объяснений его поведению не находилось, но и фактов недоставало, оставалось питаться догадками и строить иллюзии, что их отношения продлятся долгое время. Рано или поздно он уйдет и не вернется, даже не позвонит ей, чтобы сказать «Прощай!». Она смирится, поплачет, конечно, а потом перевернет исписанные листы своей жизни, начнет устраиваться заново и, скорее всего, ничего не узнает о его дальнейшей судьбе. Кто Она для него? Лучше не спрашивать. Не задавать такого вопроса даже себе, даже когда поблизости нет посторонних. Возможно, они пойдут в ночной клуб, а потом просадят тонну баков на рулетке в казино. Вокруг будут мужчины и женщины, кто-то его узнает и обронит приветствие, но Ростик не станет к ним подходить, чтобы обменяться рукопожатием и спросить, как дела. Не представит Ее, не пригласит друзей за свой стол и проигнорирует самое назойливое приглашение от других, посетителей клуба или игроков казино. Первое время такое поведение мужнины казалось Ей очень лестным– все внимание он уделял своей женщине, не разменивался, не дешевил в стремлении быть хорошим для всех. Потом пелена спаю, и стала видна подоплека поступков. Никто Она для него. Ни-кто. Однажды он уйдет и не вернется. Чувства еще оставались, не могла Она избавиться от них с той легкостью, с которой перенесла третий аборт летом прошлого года. Чувства еще оставались, они тлели, временами вспыхивая с устрашающей силой, но все ощутимее теснились расчетом. Она надеялась скопить достаточно денег для нового старта прежде, чем Ростислав исчезнет из ее жизни. Была уверена: следующий старт станет последним, и надо приложить все усилия, чтобы воспользоваться шансом, как только он подвернется. Довольно терпеть гримасы и ужимки фортуны, Она достойна счастья не меньше, чем все остальные, кому оно улыбнулось. Деньги уходили сквозь пальцы. Накопления росли невыносимо медленно. …Она хотела помыть голову и начать готовиться к предстоящим вечером развлечениям, когда услышала неуверенное треньканье дверного звонка. У Ростислава были ключи, и он никогда не звонил, открывал сам. Любил шутить, что своими внезапными появлениями проверяет Ее верность и преданность. Предупреждал, чтобы не пускала в дом нежданных гостей. Сердце учащенно забилось, подсказывая: за дверью стоит он, ему плохо, он нуждается в помощи. Открыла, позабыв все наставления. В первый момент показалось, что ничего страшного с ее Ростиком не произошло. Стоял, улыбался. Молча шагнул через порог. Шагнул и потерял равновесие. Чтобы удержаться, отнял от живота правую руку, оперся на стену. Не удержался. Медленно осел на пол. Ладонь, скользя по обоям, оставляла за собой бурые полосы, быстро темневшие по мере того, как бумага впитывала кровь. – Не зови врачей, – пробормотал он, поднимая к Ней заострившееся бледное лицо, и это были последние слова, которые Она смогла разобрать. Ростик пытался сказать еще что-то, но можно было только понять, что он перечисляет запреты на какие-то действия, а вот какие именно и почему, расслышать не удавалось. Потом он улыбнулся, в черных глазах отразилась тоска, и веки сомкнулись. Грудь продолжала ритмично вздыматься и опускаться, но амплитуда движений становилась все меньше. В углу рта появилась капелька крови, задрожала, налилась, округлилась и скользнула вниз, пересекая щетинистый подбородок. Она закрыла дверь, заперлась на все три замка. Сдвигая ноги Ростика, которые немного мешали, обратила внимание на отсутствие обуви. Шерстяные носки были покрыты грязью и снегом, из прорехи торчал большой палец с ногтем сизо-розового, совершенно неестественного цвета. Левая рука Ростика, которую он держал, прижав к животу, расслабилась и стукнулась об пол. Его бордовый свитер пропитался кровью, видимо, вытекающей сразу из нескольких ран, но Она боялась рассматривать их, тем более– пытаться каким-то образом обработать. Стояла и ждала, поражаясь собственному хладнокровию. Решение высветилось в Ее голове так отчетливо, как будто данные для его поиска были заложены много суток назад, и все это время Она могла неспешно перебирать различные варианты, тасовать их, как карты, перемещать и кроить, отсеивая десятки негодных ради одного верного. Последний, говорите, старт? Последний шанс дать укорот невезению, которое дышало в затылок с момента окончания школы и наступаю на пятки, стоило чуть зазеваться? Ростислав умер тихо. Ни стонов, ни конвульсий. Ни малейшей попытки уцепиться за жизнь, продержаться на этом свете пару лишних секунд. Перестал дышать – и все. Как будто заснул.Ушел и не вернулся… Только тело осталось в квартире. Надо было с ним что-то делать. Дозвонилась с первого раза: – Приезжай срочно. – Зачем? – Я тебе все объясню. – Послушай, сегодня суббота… – Мне нужна твоя помощь. Собеседнику хотелось ответить отказом, чтобы не нарушать свои планы на вечер дня дураков. В то же время он давно дожидался момента, когда Она попросит Его об услуге. Дожидался, рассчитывая на ответную благодарность в плотской валюте. Все на это рассчитывали. Многие дожидались. Но Он был самым нетерпеливым и самым трусливым – следовательно, наиболее подходящим в сложившейся ситуации. – Еду. Она расчесала волосы перед зеркалом в спальне. Сменила халат на мини-юбку и блузку, прикрывавшие меньше, чем выставлялось напоказ. Результатом осталась довольна. Вспомнила о деньгах и прошла в коридор, присела перед трупом на корточки. Повезло, пачка валюты наполовину высунулась из кармана пальто. Удалось вытащить еедвумя пальцами, не замаравшись в крови. Проверять бумажник не стала, зная, что Ростислав носил в нем только мелочь на карманные расходы. Хотела снять с запястья часы, но помешала брезгливость: швейцарский хронометр был испачкан слишком обильно, да и стекло циферблата оказалось разбито. – … Что ты наделала! – Я ни при чем. – Зачем ты его грохнула? – Я его пальцем не трогала. Он смотрел недоверчиво. Было видно, как он проклинает себя за то, что поддался уговорам и приехал. – Помоги избавиться от трупа. – Что ? Ты представляешь, что говоришь? Это подсудное дело! Если ты его не убивала, то вызывай милицию. – Там мне никто не поверит. – Наймешь хорошего адвоката. Удобный момент для того, чтобы выскользнуть за дверь и оставить Ее с проблемами наедине, был упущен. Она знала: теперь Он не уйдет. – Я налью тебе выпить. – Какая, на х…. может быть выпивка! – Мы оба нервничаем. Это поможет нам успокоиться. Квартира была однокомнатной. Диван, трехсекционная «стенка», китайская ширма с драконами, мягкие кресла, торшер – спальня, будуар и гостиная одновременно. В два широких стакана Она напила «Катти Сарк» – любимое виски Ростислава. Распечатала шоколад. Достала початую бутылку содовой, к этикетке которой прилип волос Ростика. Потребовалось четыре попытки, чтобы зацепить волосинку на палец и стряхнуть с пальца на пол. Он наблюдал за женщиной расширенными глазами. Кажется, был готов высказать комплимент, настолько сильное впечатление произвели Ее спокойствие и деловитость. В стаканы было налито поровну до миллиграмма, плитка «Фазера» рамома-на на одинаковые кусочки. – Держи. – Она подала виски. – Будешь размешивать или запьешь? – Ты невероятная женщина, – покачал Он головой, принимая стакан: в отличие от нее, его руки заметно дрожат. – Я знаю. Она пригубила спиртное, а Он так и стоял со стаканом в руке. Улыбаясь, Она подошла. Решительным и плавным движением прикоснулась к его бедру, отчего Он вздрогнул, словно прошитый электрическим разрядом. Вжикнула «молнией» брюк, распустила ремень. Узкая ладонь скользнула под одежду; Она придвинулась ближе к мужчине. – Теперь я свободна… В коридоре квартиры стыло мертвое тело, а в комнате, на расстоянии трех метров от него, двое имитировали зачатие новой жизни. Она вела в этой партии, задавая тональность и ритм, меняя спектр ролей от шлюхи до королевы, отдаваясь и властвуя. Когда все было закончено, Он потянулся к своему пиджаку за сигаретами, достал пачку и уронил ее под диван. Она дат ему закурить и не гасила спичку до тех пор, пока слабый огонек не добрался до пальцев и не опалил кожу. Мужчине показалось, что Она не обратила на боль никакого внимания. Встала и, не одеваясь, подошла к окну. Он, продолжая лежать на спине, любовался ее фигурой. – Преимущества первого этажа, – сказалаОна. – Ты о чем? – Можно подогнать машину ближе и сбросить тело в окно, чтобы не таскаться с ним по лестнице. Не бойся, он легкий, вдвоем мы запросто справимся. Уже достаточно стемнело, и в нашем медвежьем углу никто ничего не заметит. Машинастоит перед парадной, ты ее, наверное, видел. Красный трехдверный «паджеро». Смотри не перепутай: у соседа такой же, но длинный. Ключи, наверное, лежат в кармане пальто. Отвези труп в лес. Отсюда, если поехать через дворы, будет около километра. – Но ведь его станут искать! Друзья, коллеги по работе… – Эти коллеги, скорее всего, его и пришили, – в стекле отразилось, как Она скривила тонкие губы, подумав о знакомых Ростислава. – Никто не знал, что он здесь бывает. Отвезешь – и возвращайся. Я буду ждать… – Ты – необыкновенная женщина, – повторил Он. – Я никогда… – Теперь у тебя будет много возможностей в этом убедиться. …Выйдя из подъезда, Он постоял, не давая закрыться двери и боязливо осматриваясь. Двор дома был пуст, как будто все жители сговорились оказать помощь любовникам. Любовникам… Как долго он этого ждал! Красный джип был припаркован небрежно, под углом сорок пять градусов к тротуару, передними колесами забравшись на поребрик, задней частью кузова перегораживая часть дороги. Кто-то, видимо, не смог его объехать и приложился своей машиной о бампер, помяв его и расколов правый фонарь. Он вспомнил, как отвлекся на завывания и стоны сигнализации, когда они занимались любовью. Сев за руль, он не сразу почувствовал, что ногам мешает какой-то предмет. Только запустив дизельный двигатель, наклонился и посмотрел. С удивлением достал один ботинок. Обувь быт заляпана грязью, шнурки затянуты тугим узлом, который не сразу распутаешь даже каким-нибудь острым предметом. Рассмотрел и брезгливо отбросил, когда почувствовал запах влажного меха и пота. Подумал: «Мокрой псиной воняет», – и улыбнулся, радуясь недостаткам былого соперника, хотя в нынешних обстоятельствах веселиться следовало в последнюю очередь. Включив заднюю скорость, Он съехал с поребрика. Чуть не прикусил язык, когда машину тряхнуло. Остановился, вывернул руль. Мысленно попросил небо о помощи и тронулся по дорожке вдоль дома, чтобы подобраться под окна с тыльной стороны и совершить фатальную ошибку, которая, как Он будет впоследствии думать, и определила ход его дальнейшей жизни… ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПРЕЛЮДИЯ УБИЙСТВА ГЛАВА ПЕРВАЯ Волгин и Акулов шьют дела. – Убийство Шершавчика. – Безутешная вдова и следователь-убийца. – Бандиты назначили встречу. – Что из этого вышло. – Визит к психоневрологу. – Подлинная история об экспертах, ОЧЕНЬ БОЛЬШОМ ОМОНОВЦЕ и одном драчуне. — С днем рождения! С понедельника по четверг все было спокойно, и утро пятницы тоже не предвещало чего-то дурного, но, как только на электронном дисплее настольных часов Сергея Волгина высветилось «15.15», начались неприятности. Как и положено серьезным жизненным проблемам, подкатили они втихаря, исподволь накапливая критическую массу и до поры до времени ничем не проявляя себя. О начале перемен известил телефонный звонок. – Как всегда, в конце недели… – вздохнул, берясь за трубку, Волгин; веря в некоторые приметы, он не закончил фразу, не став лишний раз сотрясать воздух словосочетанием «криминальный труп». Многие старые оперативники, и Волгин в их числе, полагали, что излишне частым употреблением подобных слов можно ускорить наступление нежелательных событий. Сглазить, попросту говоря. Напарник Сергея, Андрей Акулов, к профессиональным суевериям относился довольно скептически. Кое-что, конечно же, сбывалось – так ведь всегда после случившегося начинаешь замечать мистические совпадения и знаки, предшествставшие началу истории. Особенно когда их очень хочется заметить, чтобы оправдать собственные близорукость, непрофессионализм и лень. – Да. Алло. Алло, говорите! – Волгин посмотрел на Андрея и пожал плечами. – Не хотят. Может, мой голос не нравится? – А кому может нравиться твое мерзкое меццо-сопрано? Лично я его терплю с трудом, исключительно в силу необходимости. И потом, стал бы ты сам разговаривать с человеком, который так громко кричит? – Я не кричу, потому что хорошо воспитан и соблюдаю инструкцию о культурном и вежливом обращении с гражданами. А голос у меня хороший, настоящий бархатный баритон. Я мог бы выступать в опере! – Практически ты и так выступаешь. Сергей положил трубку, и в течение нескольких минут оба оперативника группы по раскрытию умышленных убийств продолжали заниматься той же рутиной, которой занимались и несколько предшествовавших часов. Писали справки о проделанной работе, зачастую рожая тексты с превеликим трудом, разглядывая потолок и почесывая затылки, чтобы привести в соответствие мероприятия, продиктованные нормальной милицейской практикой, с постулатами, которыми руководствуются проверяющие из вышестоящих инстанций. Последние, как правило, о «живой» работе знали только понаслышке, но признаваться в этом не любили и отсутствие практических знаний компенсировали теоретическим багажом, который так же соотносился с действительностью, как рекомендации поваренной книги – с полноценным ужином из французского ресторана. Опера писали справки, подшивали их, как и другие документы, в оперативно-поисковые дела по «глухим» убийствам прошлых лет, обсуждали новости, матерились, обнаруживая упорхнувшую под стол бумажку, из-за которой придется раскурочивать и заново сшивать трехсотстраничный том ОПД – то есть делали все то же, что и прежде, но посторонний наблюдатель мог бы отметить, что теперь они ведут себя несколько нервно. Когда снова зазвонил телефон, Волгин уколол иголкой мизинец. – Да, – сказал он, тряся пораненной левой рукой и прижимая трубку плечом; судя по тому, как он морщился, слышимость была отвратительной. – Да! Что? Так… О, бл… Я говорю, понял! Приезжайте, жду. Закончив разговор, он сказал: «Черт!» – и отвернулся к окну. Выражение его лица Акулов охарактеризовал бы как смесь легкой тоски с весьма заметной брезгливостью. – К нам едет очередная проверка? – спросил Андрей. – На этот раз из Совета Европы? – Бандиты назначили встречу. – Тебе?! Здесь?! – По делу Шершавчика. – Кого? Арнольд Михайлович Гладкостенный окончил свой путь в сорокалетнем возрасте на лифтовой площадке многоквартирного дома, скончавшись от множественных огнестрельных ранений, не совместимых с жизнью. Произведя контрольный выстрел в затылок, убийца бросил рядом с трупом орудие убийства и удалился, никем не замеченный, уступив место оперативно-следственной группе, прибывшей по вызову жены потерпевшего… Точнее, уже вдовы. – Ошибка в объекте, – определил начальник районного управления, который к группе прямого отношения не имел, но в силу должностного положения обязан был выезжать на происшествия, имеющие большой общественный резонанс; о величине резонанса по поводу убийства Гладкостенного судить было преждевременно, но шеф оказался поблизости от места происшествия и решил заглянуть, не дожидаясь особого приглашения. – Ошибка в объекте, – повторил он, издалека разглядывая валенки на резиновом ходу и трикотажные штаны с начесом, при Советской власти продававшиеся на каждом углу, но за последние годы пропавшие с прилавков. – Ждали барыгу, а попали… – …В бедолагу, – закончил начальник отдела уголовного розыска Катышев, склоняясь над трупом. – Странно, а ведь, судя по некрологам, дворники бессмертны. Мадам, чем занимался ваш покойный супруг? Людмила Борисовна Гладкостенная прижимала кулачки к сухим глазам, трясла головой и ничего вразумительного ответить не могла. Поначалу это объясняли шоком от случившегося, потом объяснять перестали – даже спустя несколько месяцев она лишь пожимала плечами, когда ее спрашивали о роде занятий, связях и проблемах убитого. Когда перевернули труп на спину, удивились. Поверх затрепанного свитера домашней вязки обнаружился золотой крест размером с ладонь. Крест висел на цепи метровой длины, каждое звено которой габаритами мало уступало спичечному коробку. – Пожалуй, что и не ошибка, – молвил начальник РУВД, удаляясь; сбавив шаг, он приказал руководителю ОУРа: – Анатолий Василич, разберись тут как следует. Катышев в указаниях шефа, выросшего из участковых инспекторов и никогда не имевшего отношения к раскрытию серьезных убийств, не нуждался. Все необходимые мероприятия были проведены в срок и добросовестно, но результата не принесли. Обнаружилось, что при зарплате 800 рублей, начисляемой ему как председателю гаражного кооператива, и грошовой пенсии по инвалидности покойный обладал пятью автомобилями, дачным участком и тремя квартирами, а в деловых операциях с легкостью оперировал суммам и по 30 – 40 тысяч долларов. До сути деловых операций, правда, так докопаться и не удалось. Вдова хранила молчание, личные записи Гладкостенного ясности в вопрос не внесли, судя по учетам налоговой инспекции и другим официальным базам данных, ни к какому бизнесу он ни малейшего касательства не имел. Год назад, когда убили Гладкостенного, Волгин был в отпуске, а Акулов и вовсе сидел в тюрьме, дожидаясь суда по обвинению в превышении власти. Отгуляв законный отпуск, Волгин взял больничный, так что на работе отсутствовал два с лишним месяца. Когда он приступил к своим обязанностям, дело числилось в разряде крепких «глухарей», и Катышев посоветовал не забивать себе голову. Так и сказал: – Не забивай себе голову, там сам черт ногу сломит. Я с парнями перелопатил все, что мог, – ноль на выходе, никаких перспектив и ни малейшей надежды, что они когда-то появятся. Разве что позвонят из соседнего района и скажут, что кто-то берет на себя наш «глухарь». Подшей бумаги как следует и занимайся более реальными делами. Пока ты от работы отлынивал, водку жрал и харю плюшил, у нас тут словно прорвало! Совету шефа Сергей последовал не в полной мере. Изучив документы и поговорив с операми, «работавшими по убийству» Гладкостенного, Волгин пришел к своим выводам и наметил ряд шагов для их проверки. Может, ему и удалось бы если не раскрыть преступление, то хотя бы приблизиться к истине, но вдова сменила место жительства и не оставила нового адреса. Инстанции, в которые Сергей обращался за дополнительной информацией, не отвечали на запросы либо присылали формальные «отписки», а те немногие лица из окружения убитого, которые на первых порах проболтались о чем-то полезном для следствия, пошли в полный отказ. Наиболее деликатные виновато разводили руки и жаловались на склероз, другие приходили с адвокатами и скандалили, когда им предъявляли старые протоколы: – Я такого никогда не говорил! Здесь все неправильно записано. – Чего же вы тогда расписались? – Где? – В… Вот здесь: «С моих слов записано верно и мною прочитано». – Я?! – Вы! – Моя подпись поддельная… Конец года выдался действительно на редкость напряженным. Число насильственных преступлений, совершенных в Северном районе, превысило все показатели прежних лет и продолжало расти как на дрожжах. Волгину, единственному в РУВД оперу-«убойщику», приходилось разрываться между новыми происшествиями, так что об относительно старых пришлось позабыть. «Дело Гладкостенного» легло на полку. Периодически по почте приходили ответы на какие-то запросы и являлись для допросов свидетели, проигнорировавшие в свое время волгинский вызов, но Сергей был занят другими вещами… Перед Восьмым марта Сергея вызвал Катышев. Лицо начальника было напряжено: – «Крест и валенки» у нас еще не раскрыты? – Не знаю, как у вас, но у меня – «глухарь». – Садись… Выслушав шефа, Волгин тоже напрягся. Спросил первое, что явилось на ум: – Ошибка исключена? Катышев печально усмехнулся: – Баллистика – наука точная… Пистолет, изъятый на месте убийства Гладкостенного, продолжал свое кровавое дело. Вместо того, чтобы, пройдя все необходимые экспертизы, мирно покоиться в сейфе прокуратуры, югославский ТТ оставлял новые трупы. Два «братка» в новогодние праздники, иностранный бизнесмен в конце января, проститутка в канун Дня защитника Отечества. – Бред какой-то, – покачал головой Волгин, представив двадцатилетнего следователя Риту Тростинкину, разгуливающую по ночному городу со шпалером в руке. – Может, у нее ствол просто сперли, а она боится признаться? – Может, и так, – кивнул Катышев, и было видно, что он бы хотел поверить в такую, относительно благопристойную, версию, но готовится к худшему, как человек мудрый, повидавший жизнь и растерявший иллюзии на суровых ее по воротах. – А может, и нет. Ты не знаешь, у Риты есть молодой человек? – Есть, наверное. Девчонка-то симпатичная! А что? – Помнишь, как следователь Воронцова пронесла в «Кресты» наган для Мадуева? Говорят, сильно полюбила этого бандита… Волгин послушно представил новую картину: вернувшись с работы, Тростинкина передает вещдок своему бой-френду. «Дорогой, только не бросай оружие на месте преступления!» – «Родная, я обязательно его верну. Я ведь знаю, что к утру пестик должен быть в сейфе, ведь у вас так часты внеплановые проверки. Потерпи, скоро мы скопим денег, и я приобрету новый ствол. Я хочу „кольт", дорогая!» – «И я, мой родной!» В воображении Волгина худенькая Рита протирала затвор пистолета подолом платья, вкладывала его в руку любимого и, привстав на цыпочки, целовала последнего в губы, а он прижимал ее к своей широкой груди, – и во внутреннем кармане его куртки хрустела фотография очередной жертвы… – Да что за бред-то! – снова вырвалось у Волгина, и он посмотрел на начальника, подозревая, что тот просто решил над ним посмеяться и теперь скалит зубы, тешась над легковерием подчиненного, но Катышев глядел сурово и требовательно. – Сами разрабатывать прокурорских мы не, имеем права, – сказал Анатолий Васильевич; – но со мной уже связывались «старшие братья». – Да кого разрабатывать?! Съездить к Ритке да спросить, что за непонятка получилась! – Не гоношись под клиентом, салага! Спросить всегда успеем, сперва требуется капитально головой поработать… Впоследствии Волгин долго переживал, что позволил Бешеному Быку – так в неофициальной обстановке звали Катышева – запудрить себе мозги. Слава Богу, что на Тростинкиной все эти подозрения ни малейшим образом не отразились. Волгин предполагал, что важную роль в урегулировании конфликта сыграл Ритки н батяня, занимавший весомую должность в штате городской прокуратуры. Естественно, девчонка шпалер посторонним не передавала и сама из него никого не мочила. Он как лежал, так и продолжал лежать в ее сейфе, а виновником всей суматохи стал стажер экспертного управления, который по ошибке рассовал часть гильз с убийства Шершавчика в пакеты с вешдоками по другим преступлениям. Подробностей Волгин не знал. То ли стажер вообще не заметил, что натворил, то ли, допустив какую-то промашку, хотел ее, ни с кем не посоветовавшись, исправить, а может, всему виной был переезд в новое здание, который баллистическая лаборатория производила как раз в эти дни. Волгин не знал, как именно случилась ошибка, и не особо стремился это узнать. Для него лично история имела совершенно неожиданное продолжение. «Старшие братья», которые отступили так же незримо, как и вклинились в «Дело о следователе – серийном убийце», неизвестно для чего разыскали гражданку Гладкостенную. Выскочив из неизвестности, как черт из табакерки, она в течение вот уже восьми месяцев изводила Сергея: сочинив парочку версий убийства супруга, одна другой смешнее, она требовала отчета о проделанной работе. Первое время заявлялась в РУВД лично и караулила Сергея возле его кабинета, позже стала доставать по телефону, звоня не реже двух раз в неделю, причем умудрилась раздобыть даже номер его мобильника и не стеснялась им пользоваться. «Вы обязаны информировать меня о принятых мерах!» – заявляла Людмила Борисовна таким визгливым и безапелляционным тоном, что Волгин как-то раз не сдержался и высказал ей все, что думает по этому поводу. Людмила Борисовна пробилась на прием к начальнику милицейского главка. Бравый генераа женщину выслушал, ногами затопал и потребовал немедленно доставить гадкого опера в свой кабинет, чтобы лично сорвать с нечестивца погоны. Потом, правда, он немного остыл, так что Сергей отделался лишь строгим выговором. В добавление к этому его лишили и квартальной премии, хотя за один проступок два дисциплинарных взыскания накладывать не полагается. – Лишение премии – не взыскание, – разъяснил Катышев, которого наказали точно таким же образом за ослабление контроля над личным составом в лице старшего опера Волгина. – А что это? Новая форма поощрения? – Нас просто вычеркнули из списка и, если станем трепыхаться, враз докажут, что мы по своим показателям просто недостойны «кварталки». Вот раскроешь Гладкостенного – рублей двести в награду отвалят. Если, конечно, к тому времени «строгач» все-таки снимут… С августа Людмила Борисовна в РУВД не появлялась, но бомбардировала районную прокуратуру письмами, в которых высказывала новые соображения о мотивах гибели супруга и возмущалась вялым ходом расследования. Каждое такое послание – а к ноябрю их набралось восемь штук – Рита Тростинкина приобщала к уголовному делу, после чего составляла очередное «Отдельное поручение»[1 - Процессуальный документ, который содержит указания следователя о проведении оперативно-розыскных и отдельных следственных действий по уголовному делу, находящемуся в его производстве.], в котором предписывала Волгину проверить новые факты… – …А какие бандиты назначили встречу? – спросил Акулов, выслушав пояснения Волгина. – Она говорит, что «тамбовские». Может, и не конкретно те самые, которые Шершавчика замочили, но с ними знакомые. – А почему Шершавчик? – У тебя есть другое название дла этого бл…? Для этого безобразия? Кроме того, если каждый раз его ФИО полностью выговаривать, то язык поломаешь, а Шершавчик звучит симпатично и образно. Как еще можно было его фамилию переиначить? В «Нарезной»? Не годится, нарезными бывают стволы и батоны… – Какой ты все-таки циник, Серега. У человека горе, а ты над его фамилией изгаляешься… Что мы станем с этими «тамбовцами» делать? – Притащим сюда и постараемся заглянуть в душу. Как говорит Бешеный Бык, в нашей стране нет человека, который хотя бы раз в жизни не нарушил какого-нибудь закона. Если правильно задавать нужные вопросы, то что-нибудь непременно раскроем. Главное – не забывать о презумпции виновности: «Каждый человек считается подозреваемым, пока не доказано обратное», и не сбавлять темпа. Тогда они в чем-нибудь да признаются. – Требуют денег? – Какой-то старый долг. – М-да… Я, конечно, люблю свою работу, но… Скажи, в территориальное отделение ее нельзя отфутболить? Все-таки вымогательства – не наш профиль. Да и вымогательством здесь, что-то мне подсказывает, совсем не пахнет. Волгин отворил дверцу сейфа, достал пухлое ОПД, а из него – стопку «Поручений» Тростинкиной и шмякнул бумагами по столу: – Нельзя. * * * «Стрелка» была «забита» на девятнадцать часов в сквере перед кинотеатром «Максим». Учреждение культуры переживало период упадка, денег на ремонт и обзаведение современной аппаратурой не хватало, репертуар давно устарел, так что на плаву оно удерживалось лишь благодаря дискотекам, по выходным дням проводимым студентами, выходцами с африканского континента. Сегодня, в пятничный вечер, дискотеку почему-то отменили, так что по фойе, в ожидании начала сеанса, слонялись только несколько подростков, за шедшая поглазеть на «Основной инстинкт» с Дугласом и Шерон Стоун. Волгин и Акулов тоже находились внутри кинотеатра, перед панорамным окном, выходящим во двор, где должны были разыграться основные события. От бездельничающих малолеток, половина из которых, несомненно, успела заправиться героином, оперев отделяла шеренга пальм в высоких кадках. Между декоративными насаждениями оставались широкие промежутки, так что юноши и девушки видели оперов и начинали шептаться, строить догадки об их занятии, но подойти ближе и увериться в правильности предположений мешала тетенька контролер. Как только кто-нибудь из юных зрителей проявлял повышенный интерес, женщина отгоняла его взволнованным перифразом из «Бриллиантовой руки»: – Иди, мальчик, не мешай! Не видишь, здесь милиция работает?! Руководил операцией Катышев. Прослышав о намечающемся «вымогалове», он воодушевился и разработал несколько планов действий. Основной, три запасных и по четыре дублирующих на каждый из них, не считая общего запасного. Предусмотрено было все, от неявки бандитов на встречу до их появления при поддержке снайперов и бронетехники, все, кроме того, что произошло на самом деле… Инструктаж Гладкостенной и «группы захвата», которой предстояло вступить в силовой контакт с супостатами и выкрутить им верхние конечности, Анатолий Васильевич провел лично, в актовом зале управления, изобразив всю диспозицию разноцветными фломастерами на специальной доске. С «убойщиками» он поговорил отдельно и позже. Начал, повторив Акулова практически дословно: – «Сто сорок восьмая»[2 - Статья 148 старого (действовал до 1997 года) УК – «Вымогательство». До сих пор употребляется в разговорах многими сотрудниками уголовного розыска.] – не ваш профиль. Я не говорю, что вы дров наломаете, но… Короче, на передовой мы обойдемся без вас. Будете осуществлять связь и фиксировать действия злоумышленников… Для этого Гладкостенная, вернее Людмила Иванцова – овдовев, она взяла девичью фамилию, – предоставила свою видеокамеру. Роль оператора досталось Акулову, и он, хотя и не имел прежде дела с подобной техникой, освоился быстро. Волгин получил в свое распоряжение радиостанцию «Виола-Н», по которой должен был дать команду группе захвата после того, как бандиты произнесут угрозы в адрес Людмилы Борисовны, а она отдаст им конверт с требуемой суммой. Группа захвата, как ей и положено, расположилась скрытно. Людмила Борисовна встала перед крыльцом кинотеатра. В ее сумочке был спрятан диктофон. В дальнейшем, если дойдет до суда, магнитная запись разговора должна будет послужить основным доказательством, но сейчас, поскольку слышать диалог в режиме реального времени оперативники не могли, после выдачи денег Людмила Борисовна должна была закурить. – Действие обыденное и вполне мотивированное, – трижды подчеркнул Катышев на инструктаже. – Всем понятно, что женщина волнуется. Не будем изобретать велосипед и ставить оригинальность выше практичности. Старый, добрый, проверенный способ, еще наши деды им пользовались. И правнукам, наверное, придется… Вот если б вы не курили, то нам пришлось бы попотеть… Непринужденный тон был призван расслабить, успокоить «терпилу». Быть может, наставления Катышева и звучали немного коряво, но старался он вполне искренне, хотя Людмиле Борисовне успокаиваться и не требовалось. И тогда, в актовом зале, и сейчас, на морозе во дворе кинотеатра, она казалась настолько уверенной в себе, что Акулов произнес с оттенком уважения: – Просто «железная леди» какая-то… – Ага. «Железная бледи». – Да что ты все заладил-то одно и то же! Целый вечер бубнишь после того, как она первый раз позвонила… Ведь это же она звонила, когда не стала с тобой говорить? – Она, Якобы ничего не было слышно. – А ты, конечно, не веришь? – Я слишком хорошо ее знаю. Она ничего не делает просто так, даже когда молчит в трубку… Смотри! Опера приблизились к панорамному окну. Крыльцо кинотеатра было ярко освещено, во дворе тоже горели многочисленные фонари, так что снаружи их разглядеть не могли. – Кажется, началось… – Сергей нажал клавишу манипулятора радиостанции и сообщил группе: – Внимание, у нас гости… Черный БМВ закатился с проспекта в сквер перед кинотеатром, описал полукруг и остановился в паре метров от Людмилы Борисовны. Стекла автомашины были прозрачными, так что Волгин, приглядевшись, определил: в салоне находились два человека. Вышли оба. – Гляди-ка, тачка без номерных знаков! – Одной рукой удерживая видеокамеру, локтем другой Акулов толкнул Сергея. – Да вижу я, отстань! Кажется, наши клиенты. – И по приметам, которые жена Шершавчика называла, похожи… Парням из БМВ было суммарно лет пятьдесят. Выше среднего роста, круглолицые, с короткими стрижками; плотная верхняя одежда не позволяла оценить телосложение, но недостатком веса, что и говорить, они не страдали. Подошли к Людмиле Борисовне, кивнули, встали, держа руки в карманах. – Стволов там вроде бы нет, – пробормотал Акулов, максимально увеличивая изображение в видеокамере. – У тебя металлодетектор с собой? – Карманы мелковаты… Разговаривают. – Я вижу, что не целуются. – Разговор у них напряженный… Черт! Ну кто ее просил поворачиваться? Сначала Людмила Борисовна стояла правильно, правым боком к кинотеатру, позволяя операм контролировать висящую на локте сумочку, в которой находились и деньги, и диктофон. Теперь, продолжая что-то обсуждать с приехавшими, повернулась к наблюдателям спиной, так что возможность зафиксировать передачу конверта, если таковая будет иметь место, исчезла. – Одна надежда, что не забудет знак подать, – прошептал Акулов, перемещаясь вдоль окна в поисках более выигрышной позиции для видеосъемки. – Эх, леди, леди… – Я же говорил, что она не железная, а дубовая. Оп-па! Несомненно, Людмила Борисовна что-то извлекла из своей сумочки; передала она это парням или нет, Волгин видеть не мог. А спустя полминуты, снова повернувшись боком к кинотеатру, женщина демонстративно закурила. – Есть! – крикнул Сергей в микрофон радиостанции. – Захват! Парни собирались уезжать. Один уже подходил к БМВ, второй, чуть поотстав и повернув назад голову, на ходу договаривал что-то Людмиле Борисовне, когда перед ними возник Бешеный Бык. Волгину показалось, что начальник появился непосредственно из-под земли, хотя такого быть, конечно, не могло. Остальных членов группы захвата поблизости не наблюдалось. – Пошли! – Акулов метнулся к выходу из кинотеатра. Следом за ним, повалив кадку с пальмой, выскочил Волгин. – Быстрее! – Акулов уже миновал двери, предупредительно распахнутые тетенькой контролером, и заскользил подошвами по обледенелым ступеням крыльца. Снимать на бегу он не стал, видеокамера болталась на его плече, объективом вниз. Как оказалось впоследствии, он правильно сделал, что не снимал… Катышеву помощь не требовалась. Он нокаутировал водителя «бомбы» прямым ударом в челюсть и подскочил ко второму бандиту, не тратя времени на махание ксивой и предупредительные крики. Тот обладал хорошей реакцией и сумел нырком уйти от «крюка» правой начальника УР, даже попытался ответить, но не успел. Катышев провел захват, поднатужился и «прогибом назад» швырнул противника через себя. Тот хрястнулся на лед с таким звуком, что можно было вызывать «скорую», не тратя время на попытки привести его в чувство самостоятельно. Волгин, по крайней мере, был уверен, что его познаний в медицине для такого случая окажется недостаточно. – Готовы, – удовлетворенно произнес Катышев и оглянулся на БМВ; было похоже, он слегка жалеет о том, что в машине нет пассажиров, которых тоже следует задержать. – Что вы наделали? – спросила Людмила Борисовна голосом более холодным, чем ноябрьский ветер с поземкой. – Вы же их чуть не убили. – Чуть-чуть не считается. В камере оживут. – Катышев был доволен завершением рабочей недели; даже если посадить злодеев не удастся, его победу в рукопашной схватке никто не оспорит. – И не таких подлецов оживляли. – Эти подлецы – мои друзья, – сказала Людмила Борисовна, подходя ближе и придерживая на горле воротник шубы. – Если они ваши друзья, то кто же вы сами? – Катышев изменил тон: ощущение допущенной ошибки коснулось и его; Волгин, уже начавший понимать, в чем дело, застыл, разглядывая два неподвижных тела. Если травмы окажутся серьезными, то объясняться в прокуратуре придется долго и муторно. То, что к нему лично серьезных претензий возникнуть не может, радости не доставляло. Вместе накосорезили – всем и отвечать. – Это мои друзья, – сказала Людмила Борисовна, поднимая подбородок; и без того достаточно острый, теперь он казался совсем клиновидным. – Они просто ехали мимо, заметили меня и подъехали, чтобы поговорить. – Да? А что же вы знак-то подали? – Я не подавала вам знака, а просто закурила, – ответила «леди». – Вы же доставали что-то из сумки… – Сигареты, не деньги. – А почему у них нет номеров на машине? – Украли. Напряженную паузу, возникшую после этого краткого диалога, прервало появление бойцов «группы захвата». – У нас рация накрылась, – тяжело дыша, пояснил старший из них. – Пока разглядели, в чем дело… Грузить мясо? Сейчас свою тачку подгоним, там аккумулятор подсел… А можно и на ихней довезти, они, я думаю, не станут препираться… – Мясо не кантовать. Оказать первую помощь на месте. Оказать де-ли-кат-но… – А вот и те, кто вам нужен, – перебила Катышева Людмила Борисовна, и все обернулись в сторону проспекта, куда она указала рукой. У тротуара стоял красный джип. Стекло широкой правой двери было опущено, и в оконном проеме виднелись две хари, аналогичные тем, которыми могли похвастаться задержанные граждане. «Больше ста метров, – прикинул Волгин. – Добежать не успеем. Остается лишь стоять и улыбаться…» Пассажиры внедорожника, изучив обстановку, без суеты отъехали от бордюра, влились в транспортный поток и вскоре пропали из виду. – Что же мне теперь делать? – спросила Людмила Борисовна, и по крайней мере у троих из присутствующих родились энергичные варианты ответов, различные в частностях, но крайне схожие по ключевым направлениям. Но все промолчали. * * * – Повезло Василичу, что эти два жлоба такими крепкими оказались. Ни одного перелома, ни одного СГМ[3 - Сотрясение головного мозга.]. – При нокауте сотрясение всегда должно быть, – возразил Акулов. – Смотря какие мозги. В позапрошлом году меня хорошо шандарахнули. Да и при тебе уже было. – Волгин имел в виду дело, по которому работали в августе: тогда ему пришлось внедряться в «Школу русского уличного боя», и это мероприятие закончилось тем, что ему здорово настучали по голове. – Ты у нас особый клинический случай. – Я и сам позавчера это заметил. Проходил медкомиссию, чтобы вовремя свалить в отпуск, и направили меня к психоневрологу. – Обычная процедура… – Да, стандартное собеседование. Курите? Злоупотребляете водкой? Часто ли на работе испытываете злость и другие отрицательные эмоции? Как расслабляетесь в быту? Я, естественно, отвечаю, что курю крайне мало, спиртное на дух не переношу, а ко всем нашим клиентам, от свидетелей до обвиняемых, испытываю исключительно теплые чувства. Тетенька доктор, старенькая такая, вежливая, с седыми волосами и в очках, кивает, записывает что-то в мою карточку. Сам знаешь, какой у врачей бывает почерк, не разобрать ни хрена… Делает отметку, что собеседование я прошел, шлепает печать. Сколько себя помню, всегда обалдевал от текста этой колотухи. Что-то типа: «Внешне спокоен, сон здоровый, глюков нет…» Интересно, они всем пациентам поголовно такую штампульку ставят или бывают исключения?.. Прощаемся мы с ней, она желает мне хорошо отдохнуть, я благодарю и топаю к двери, чтобы выйти в коридор. Останавливаюсь, вытираю о половик ноги, стучу в дверь, начинаю ее открывать и только тут понимаю, что сделал что-то не то. Оборачиваюсь и вижу, что тетенька смотрит на меня с нарастающим подозрением. Очки медленно сползают на кончик носа, а ее рука, такое ощущение, тянется под столом нажать кнопку, чтобы вызвать конвой… В общем, я не стал задерживаться и что-либо объяснять, а слинял как можно скорее. – Могли бы и госпитализировать. – Я бы отбился. У меня был с собой пистолет и шестнадцать патронов. – Всегда поражался, каким психам у нас ино гда доверяют оружие… Оружейная тема для Акулова была актуальной. Отсидев в СИЗО два года, он был освобожден в зале суда по причине недоказанности вины. Уголовное дело отправили в городскую прокуратуру для проведения дополнительного расследования, где оно благополучно и болталось уже третий месяц, кочуя от одного следака к другому в ожидании того, кто осмелится вынести постановление о прекращении производства. Акулов не стал брать длительный отпуск, положенный ему, как бывшему заключенному, и вышел на службу через несколько дней после того, как «откинулся». Считал, что таким образом быстрее сможет реабилитироваться, вернуться к человеческой жизни. Ни денежного довольствия за проведенное в СИЗО врем», ни табельного пистолета Андрею не удалось получить до сих пор. В первом случае «динамило» финансово-экономическое управление главка, во втором – районное начальство, опасавшееся, «как бы чего не случилось». Пусть, мол, сперва судейские оправдают Акулова, как положено, тогда и мы рассмотрим вопрос. За выдачу оружия можно было и побороться, но Акулов не стал ходить по инстанциям и унижаться, доказывая, что дело в отношении него сфабриковано, что в заключении у него не съехала «крыша» и что он достоин доверия. Обзаведясь, по случаю, небольшим ножом, который можно было использовать в качестве метательного, Андрей носил «перышко» в ножнах на груди и полагал, что в большинстве ситуаций сможет отбиться, воспользовавшись этой железякой. Вопрос, как производить задержания серьезных преступников, оставался открытым… – Пока ты сидел, была одна прикольная история, – начал Волгин следующий рассказ. Время приближалось к полуночи. Последние часы пролетели мгновенно. Пока разобрались с отоваренными Бешеным Быком друзьями Гладкостенной, пока поговорили с ней самой… Неприятностей как будто удалось избежать. Пострадавшие от рук ББ оказались людьми не только физически крепкими, но и обладающими чувством юмора. – Со всеми, мужики, такое может случиться, – в пятый раз сказали они, покидая стены Северного райуправления, и Волгин, глядя им вслед, грустно заметил: – «Ошибка в объекте» будет преследовать нас постоянно, пока мы работаем по делу Шершавчика… А пацанов жаль: ведь когда-нибудь их пристрелят или посадят. Хоть и бандиты, а люди довольно приличные, с правильными понятиями. В принадлежности друзей Людмилы Борисовны к одному из кланов оргпреступности сомнений не было. О водителе «бомбы» доводилось слышать, и не единожды, от конфиденциальных источников, «подсвечивающих» оперативникам деятельность преступных группировок, второй же, как показала быстрая проверка по базе данных ИЦ ГУВД[4 - Информационный центр Главного управления внутренних дел.], был судим за разбойное нападение и вышел на свободу только в июне, откуковав за решеткой пять месяцев. Да ребята и сами в беседе род своей деятельности не особо скрывали, понимая, что конкретных обвинений им предъявить никто не сможет, а за абстрактную принадлежность к «мафии» у нас не наказывают. На своей автомашине Волгин довез Андрея до дома Маши Ермаковой, и теперь они сидели в нагретом салоне «ауди», пили пиво и болтали, не спеша расставаться, хотя одного давно ждала любимая женщина, а другому не мешало бы как следует отоспаться перед грядущим дежурством по району. – Ты меня слушаешь? – Своей бутылкой Волгин стукнул по горлышку бутылки Андрея. – Я говорю, с год назад приключилась одна забавная история. В наш экспертный отдел устроился новичок. Старше тридцати лет, бывший инженер какого-то НИИ, пришел в милицию по идейным соображениям, чтобы людей защищать и по мере сил способствовать ловле злодеев. Как положено, «проставился» за приход. Поскольку стаж его службы в органах равнялся нескольким дням, то пить наравне со старыми зубрами он не умел, захмелел раньше всех и поспешил отправиться домой, дабы не замарать честь мундира недостойным офицера поведением. Желая проветриться и явиться к жене в потребном состоянии, пошел пешком и, проходя мимо вокзала, увидел двух мужиков, которые плющили друг дружке морды. Поскольку удостоверение «инженеру» выдали, а как вести себя в таких случаях не научили, то он приблизился к драчунам на близкое расстояние, предъявил свой мандат и в интеллигентных выражениях предложил им угомониться, мотивируя требование смешным для них утверждением о своей принадлежности к органам внутренних дел. Мужики посоветовали эксперту убираться подобру-поздорову, но он не убрался, более того, объявил их задержанными и приказал проследовать за ним в пикет милиции. Ему подбили оба глаза, развернули и, пинком придав ускорение, доходчиво растолковали, в каком направлении надлежит поторопиться ему самому, чтобы сохранить в неприкосновенности другие части тела. Вчерашний инженер, ошалев от подобного обращения, добрался до ближайшего таксофона и позвонил в свой отдел. Там еще гужбанило несколько человек. Они, естественно, возмутились преступным посягательством в отношении собрата по оружию и поспешили на помощь. Добрались так быстро, что успели прихватить одного из драчунов, как раз самого злобного, того, кто первым ударил. Драчун был умеренно пьян, так что воспринимать реальность должен был адекватно, но тем не менее понтовался сверх меры, грозил «сатрапам» разными карами, требовал уважительного отношения к своей личности и соблюдения конституционных прав. Злодея приволокли в вокзальный пикет, кинули за решетку и стали держать военный совет. Местный постовой куда-то смылся, двух экспертов отправили в магазин, так что в пикете, кроме задержанного, остались начальник отдела, его первый зам и пострадавший. Сидят, разговаривают, а в этот момент дверь открывается от удара ноги и входит ОЧЕНЬ БОЛЬШОЙ ОМОНОВЕЦ. Петрович мне говорил, что в первый момент, увидев бойца, он вспомнил фильм «Всадник без головы». Там есть эпизод, когда лошадь с трупом идет по облакам. Тем, кто это не видел, – не объяснить. Омоновец был настолько здоров, что в дверной косяк не помещался. Чтобы войти, ему пришлось наклонить голову, присесть и развернуться боком. Висящий на груди автомат казался игрушечным, а пистолет в закрытой поясной кобуре смотрелся как пейджер. – Ты кто? – прогремел боен голосом, услышав который, машинист скорого поезда применил бы экстренное торможение, испугавшись, что по его путям навстречу летит товарняк. – Ты кто? – спросил боец у Петровича, и Петрович ответил: – Начальник экспертно-криминалистического отдела Северного РУВД.. Заместитель Петровича представился, не дожидаясь вопроса. – Ага. А это кто? – Омоновец указал на за держанного, который притих и стоял, вцепившись в прутья решетки. – А это урод, который ударил мента. – Он ударил мента?! – Да, вот этого. – Петрович, в подтверждение своих слов, указывает на лицо пострадавшего, уже успевшее заметно оплыть и потемнеть в ушибленных местах, и в этот момент начинается фантасмагория. Омоновец передергивает затвор автомата и стреляет в задержанного. Задержанный вскрикивает, хватается за брюхо и падает ничком. Омоновец подходит ближе, тормошит тело ботинком, удовлетворенно говорит: – Готов, – после чего удаляется так же не спешно, как и появился в пикете. Немая сцена. Новичок смотрит ошарашенно, но с оттенком восторга. Вот оно, настоящее милицейское братство! Вот они, «Белая стрела» и «Черные эскадроны»! Вот она, борьба с преступностью, не на словах, а на деле… Петрович и заместитель не восторгаются. Они активно трезвеют и' подсчитывают, на сколько лет их посадят. Меньше двадцатки – суммарно 4-не получается. Новичок, скорее всего, отделается условным приговором. Петрович и заместитель сидят, друг на друга не смотрят и молчат… Молчат, пока до Петровича не доходит, что убитый упал как-то странно, на живот, хотя должен был завалиться' в противоположную сторону. И крови не видно… Петрович ползет к «клетке» и начинает ощупывать «мертвеца». Тот, как выясняется, дышит, но глаза открыть опасается. Не веря своему счастью, Петрович переворачивает драчуна на спину и убеждается, что входное отверстие на теле отсутствует, но к одежде прилипла пластмассовая заглушка от холостого патрона… – ЭТОТ ушел? – спрашивает мужик загробным голосом, и Петрович шепотом отвечает: «Ушел», после чего мужик начинает орать, как пароходная сирена, и замолкает лишь для того, чтобы хлобыстнуть стакан водки, а хлобыстнув, возобновляет концерт. В него заливают обе бутылки, принесенные гонцами из магазина, и только после этого он приходит в транспортабельное состояние, хотя и продолжает беспрерывно щупать живот трясущимися руками. Выясняется, что мужик живет рядом с вокзалом, и эксперты всей толпой отправляются его провожать. Переживают, как ты понимаешь, чтобы бедолага не попал опять в какую-нибудь передрягу. Когда до адреса остается последняя стометровка, навстречу выруливает машина ГАИ. Заметив проблесковые маячки, мужик вырывается из рук сопровождающих, сигает в кусты и там пережидает потенциальную опасность. Машина проезжает мимо, он выскакивает и с гиканьем несется к своему подъезду. Никто из наших догнать его так и не смог… – Хорошая история. – Главное ее достоинство заключается в исключительной достоверности. – Нет, поучительное начало здесь гораздо сильнее. Может, этот драчун еще когда-нибудь и станет мочиться на газоны, сквернословить в музее и выгуливать собак без намордника, но бить по лицу офицера ему в голову не придет. Ни ему, ни его детям до седьмого колена. Волгин посмотрел на часы и поднял свою бутылку пива, словно фужер: – Ноль часов одна минута. С днем рождения, Акула! ГЛАВА ВТОРАЯ Праздник Андрея. – Краткий экскурс во взаимоотношения Акулова и Ермаковой на фоне родственников и друзей. – «Для чего ты работаешь?» – Акулов у себя дома. – Волгину звонят из РУБОПа. – Предупреждение. – Ценный подарок. — Cообщение о шести трупах. Маше очень не хотелось портить Акулову предпраздничное настроение, но ничего поделать с собой она не могла. Не то чтобы Маша возлагала на эту их встречу какие-то сокровенные надежды или рассчитывала куда-то пойти, нет. Просто договаривались на девятнадцать часов, а увиделись лишь в половине первого ночи. Промолчала, однако Акулов понял ее и без слов. – Я ведь звонил, предупреждал о задержке. – Что, без тебя там не могли разобраться? – Могли, наверное. Без меня везде могут разобраться, незаменимых людей не бывает. Но я был там нужен. – Ты был нужен и здесь. Мне. – Извини. – А теперь скажи, положа руку на сердце: без этого было не обойтись? Вы сделали что-то полезное? Спасли кого-то или в последний момент сняли с поезда маньяка, за которым сорок загубленных душ? Ты сделан что-то такое, из-за чего себе – не мне, а себе – можешь сказать, что это было необходимо? Причем необходимо именно сегодня и непременно поздним вечером? – Маш, ну ты же знаешь нашу работу! – Вот именно поэтому я так и говорю. Правоохранительной системе Маша Ермакова отдала несколько лет, добросовестно отпахав следователем в том же Северном райуправлении. Уволилась на гребне легкого скандала, раздутого защитниками обвиняемой стороны без всяких на то оснований, и переехала в другой город, чтобы выйти там замуж за своего бывшего однокашника по университетской скамье. Семейная жизнь не заладилась, через год она развелась и вернулась, устроилась адвокатом в одну из лучших юридических консультаций. Ее брат, Денис, некогда работал вместе с Андреем. Он был грамотным специалистом, но завязан с уголовным розыском и подался в частные сыщики. Об этом Ермаков как будто не жалел, 364 дня в году преувеличенно бодро хвалился своим нынешним поприщем и посмеивался над «милицейской каторгой», но 5 октября, в День уголовного розыска, неизменно напивался до горизонтального состояния и обещал, что вернется… Впрочем, точно таким образом себя ведет добрая половина всех «бывших», оставивших службу на пике карьеры. В период совместной работы Акулов и Ермаков считались друзьями, хотя назвать их отношения в полной мере дружбой Андрей бы не рискнул. При всех своих положительных качествах Денис был склонен к авантюрам, хитроват и нередко начинал темнить в тех вопросах, в которых между друзьями, особенно работающими в уголовке бок о бок, оставлять пятен не принято. После увольнения Дениса из органов они виделись достаточно редко, но как только Андрея арестовали, Ермаков активно подключился к операции по спасению экс-напарника. На одном из этапов операции в игру вступила Маша, сменившая излишне пассивного и меркантильного адвоката, защищавшего интересы Акулова в начале истории. Маша была симпатична Андрею еще со времен ее работы в милиции. Он занимал должность заместителя начальника 13-го отдела, она же входила в группу следаков, обслуживающих это подразделение, так что встречаться им доводилось почти каждый день. Андрей к ней долго присматривался, но проявлять инициативу, не стал, поскольку к установлению длительных отношений не стремился, тогда как Маша производила впечатление девушки, слишком серьезной для краткосрочного, не обязывающего к большему романа. После освобождения Андрея все закрутилось очень быстро… Настолько быстро, что иной раз он задавался вопросом: нужно ли было так торопиться? Ответ мог прийти лишь с течением времени, но некоторые шероховатости были заметны уже сейчас. Они были обусловлены субъективным отношением Андрея к происходящему, в частности, разницей в их материальном положении. Назвать разницу значительной – сказать слишком мягко. Андрей зарабатывал чуть больше прожиточного минимума, необходимого мужчине трудоспособного возраста, в то время как доходы Ермаковой в удачные дни могли исчисляться сотнями долларов, а то и больше. Собственная квартира со всеми мыслимыми удобствами, новая иномарка, кредитные карточки и одежда из фирменных магазинов… Ничего этого Андрею, продолжай он оставаться на государственной оперативной работе, светить не могло. Взяток Акулов не брал, способностей к бизнесу, которым можно было бы обзавестись «на стороне», не имел. Давно усвоил, что откосится к породе людей, которым надо работать за твердый оклад, а не заниматься предпринимательством, и хотел получать свой оклад именно в уголовном розыске, а не в службах безопасности частных коммерческих фирм или в конторе Дениса, куда при желании легко мог бы устроиться. Некоторые мужчины спокойно относятся к такому положению, когда их жены или подруги зарабатывают больше них самих, но Андрей на подобную роль согласиться не мог. Разорвать отношения с Машей, но остаться честным опером, которому ничего, кроме работы, не нужно? Наступить на горло собственной песне и уволиться, чтобы потом, как Денис, стучать кулаком по столу и орать: «Да таких отношений между коллегами, как в уголовке, нигде больше не встретишь! Имел я в… эти бабки!' знали бы, как хочется восстановиться…»? Уволиться несложно, и место денежное искать придется не так уж и долго, но что будет с душой? Громкие слова? Может, и громкие: живут ведь люди и без милиции, даже те, кто в недалеком прошлом не мог себя представить вне системы, хотя и костерил ее на каждом шагу. Живут и любят повторять, что уже не видят себя в прежнем качестве, демонстрируют нынешнее благополучие – нарочито и в то же время немного стесняясь; оказавшись в своем бывшем кабинете, садятся за бывший свой письменный стол – и поспешно освобождают место, когда входит новый сотрудник, молодой и ничем себя еще на милицейском поприще не проявивший… Слушая разговоры о текущих делах, оживляются, когда могут сказать: «Мужики, в девяносто пятом году у нас была похожая ситуация. Мы тогда сделали так-то… А этот документ составляется следующим образом…» – и в то же время демонстративно отворачиваются или выходят перекурить, когда при них начинают обсуждать действительно серьезные вопросы; со слегка болезненной улыбкой слушают, как кто-то другой, например, оставшийся в седле бывший напарник, рассказывав! о громких, или прикольных эпизодах прошлых лет, в которых нынешний «гражданский» сыграл главную партию. Волгин побывал в шкуре «бывшего», три года провел в «народном хозяйстве», заработал деньги и вернулся, чтобы снова пахать за нищенское подаяние, об увеличении которого сейчас даже говорить перестали. Военным и врачам с учителями регулярно что-то обещают, а про ментов – тишина, как будто хотят воплотить в жизнь старый анекдот про новобранца-гаишника, которого распекает начальник: «Ты почему третий месяц зарплату не получаешь? А ну, бегом в бухгалтерию!» – «Какая зарплата? Я думал: выдали пистолет, ксиву и жезл, а там крутись, как умеешь». * * * …Готовила Маша неважно, во всяком случае, значительно хуже Андрея, который имел явные способности к кулинарному делу. Будь у него побольше свободного времени, и он занимался бы приготовлением пищи регулярно, благо и литературы по этой тематике, и самых разнообразных продуктов продается достаточно. Ужин, который она ему предложила, состоял из полуфабрикатов, приобретенных, правда, не в обычном универсаме, а в магазине для состоятельных покупателей. Далеко не всем адвокатам удается зарабатывать много и жить на широкую ногу, но Ермаковой везло. С самого начала она получила несколько прибыльных дел, а потом и клиентура соответствующая появилась, так что сейчас Маша могла выбирать, чем заниматься самостоятельно, л какие контракты переадресовать менее удачливым коллегам. Этическую сторону ее профессии они ни разу не обсуждали, но Андрею хотелось верить, что она не практикует такие способы защиты, как подкуп свидетелей и судейских, поиск компромата для шантажа потерпевших, оплата нужного результата «независимым экспертам». Хотелось верить, но… Можно ли иметь такие доходы, действуя строго в рамках норм закона и морали? Вот и еще один непростой аспект их взаимоотношений… – Ты не передумал по поводу завтрашнего дня? – спросила Маша, когда они заканчивали ужин. Андрей ответил, немного помедлив, хотя все было решено давно и изменению не подлежало: – Я не буду отмечать день рождения в широком кругу. В принятии решения не последнюю роль сыграл материальный фактор. В двадцать девять лет признавать это было несколько горьковато. – Да и кто входит в этот широкий круг? За два года многое изменилось. Мать и сестра, ты… Денис… Да еще старый циник Волгин, с которым мы, наверное, просто раздавим бутылку в нашем кабинете вечером в понедельник. – Мне казалось, что еще недавно у тебя с ним возникали какие-то трения. – А у кого их не было? Разве что у Евы с Адамом, да и то лишь по причине отсутствия опыта и возможности, выбора. Ничего, мы притерлись друг к другу. Иногда это даже бывает приятно. – Он по-прежнему один? – Да, холостякует. – Ему это действительно нравится, или он тоскует по первой жене? – Она была у него не первая, а единственная… Наверное, просто привык. Превратился в «Неуловимого Джо», которого не могут поймать только потому, что никто и не ловит. Не обращай внимания, я не злорадствую И не пытаюсь за глаза его унизить. По большому счету это даже не мои слова, а пересказ его собственных мыслей. – Мне кажется, он много пьет. – Бывает, грешен. Хотя я уже и не помню, когда видел его по-настоящему пьяным в последний раз. Наверное, 5 октября. – А День милиции вы разве не отмечали? – Ты разве забыла, что я пришел практически трезвым? Хотя и получилось это случайно… Странное дело, но сценарий десятого ноября каждый год повторяется. Поначалу все кричат, что это не наш праздник, что наш – только День уголовного розыска, и уверяют друг друга, что пить не будут, разве только символические сто граммов опрокинут, и все… А петом нажираются, как обычно. Так было бы и сейчас, но пришлось заняться работой. Оторвали от праздничного стола. Ты забыла, как я рассказывал об этом? – Проверяю, – усмехнулась Маша. – Напрасная трата времени. Поймать на противоречиях опера сложно, даже адвокату и бывшему следователю. Маша произнесла сложный тост за здоровье и успехи Андрея. Выпили коньяк, выбранный в качестве компромиссного варианта между водкой, которую предпочитал Андрей, и винами, употребляемыми Ермаковой. Ставя рюмку на стол, Акулов, оценивая только что услышанный спич в свою честь, в очередной раз отметил Маши но умение говорить много, красиво и убежденно, при этом создавая полное впечатление, что слова идут от самого сердца и никогда прежде она их никому не посвящала. Видимо, сказывается высокий класс адвоката… У самого Андрея с застольными речами возникали постоянные проблемы. Ему казалось, что изобрести что-то качественно новое в такой ситуации практически невозможно, все мыслимые пожелания давно классифицированы и многократно обкатаны, так что он, как правило, отделывался стандартными фразами, чувствуя, что они звучат в его устах до невозможности фальшиво. В некоторой степени это можно было посчитать издержкой производства. Крайне лаконичный в общении на бытовые темы, он раскрывался только на работе, когда требовалось «расколоть» злоумышленника, грамотно расспросить очевидца, выудить из памяти «терпилы» подробности, о которых он сам бы не вспомнил, или вынудить свидетеля дать показания, игнорируя, а то и ломая его активное нежелание оказываться втянутым официальную орбиту криминальной драмы. Акулов замечал такое не только за собой, но и за многими своими коллегами. Ловкие и предприимчивые на работе, крепкие профессионалы оказывались беззащитными перед простыми житейскими неурядицами, не замечая явных признаков надвигающейся семейной катастрофы, теряя жен и детей, запутываясь в отношениях с друзьями и родственниками. – Твоя Виктория еще не собирается замуж? – спросила Маша про младшую сестру Акулова. – Я ее видела как-то недавно… – Думаешь, она поинтересуется моим мнением по этому поводу? Как будто бы пока не собирается. Черт, когда меня сажали, ей был двадцать один год, и она казалась мне почти что ребенком. – Сейчас она производит впечатление очень даже взрослой особы. – Не то слово! Трудно поверить, но иногда она ведет себя так, словно ее жизненный опыт и все, что к нему прилагается, значительно превосходят мой багаж. На редкость самоуверенная и знающая себе цену леди. – Не самоуверенная, а уверенная в себе. – Наверное, так оно и есть, и, наверное, это есть правильно. Представляешь, я даже толком не знаю, где она живет и где работает. Нет, адрес и телефон у меня, конечно, есть; она снимает квартиру. А что касается работы… Где-то танцует – ты ведь знаешь, она с детства танцами занималась, но пригласить нас с матерью на свое выступление категорически отказывается. Утверждает, что будет нас стесняться, что выступать перед незнакомыми людьми ей гораздо проще… Дескать, суд родственников – самый суровый, а она еще не считает себя настолько хорошей актрисой, чтобы пройти подобное испытание. – А ты бы согласился, чтобы сестра и мать видели, как ты работаешь? Ты готов выдержать такой экзамен перед ними? – Это разные веши! – запростестовал Акулов, уверенный в своей правоте, но Ермакова его перебила: – Внешняя сторона может быть разной, но внутреннее, личное отношение может и совпадать. Помолчала и, поскольку Андрей не возразил, задала еще один вопрос, облокотившись на стол и опершись подбородком на сцепленные пальцы: – Скажи мне, Акулов, а для чего ты вообще работаешь? – По привычке. – буркнул он, откидываясь на спинку стула и закуривая. – И потому, что податься мне больше некуда. * * * Утром Ермакова на машине отвезла Андрея домой. – Ты свои права не потерял? – Валяются где-то в столе, – ответил он. – А что? – Мне казалось, что раньше тебе нравилось водить. Помню, как ты гонял на отделенческой «оперативке»… – А теперь ни разу не попросил пустить меня за руль? – Андрей пожал плечами. – Просто не было подходящего случая. На самом деле он просто испытывал зависть к ее черной «Мазде-323» и не хотел усиливать это чувство, сменив пассажирское место на водительское в машине, которая ему не принадлежала. – У Волгина есть какие-то старые «Жигули», он предлагал мне ими попользоваться, – добавил Акулов зачем-то. – Ты отказался? Правильно сделал. Остановились возле подъезда. – Ты прямо сейчас в аэропорт? – Да, осталось два часа до самолета. Если бы ты переменил свое решение, я могла бы остаться. – Отметим день рождения позже. Тем более что мы с тобой и вчера неплохо посидели. Маша улетала на неделю в Москву, где у одного из ее постоянных клиентов случились крупные неприятности. Он обещал Ермаковой четыреста долларов «суточных» в день, оплату гостиницы, компенсацию транспортных расходов и услуг связи. Андрей не вдавался в подробности, знал только, что клиенту предъявлено обвинение и его необходимо срочно вытаскивать из-под ареста. Возможности для этого вроде бы имелись. Маше предстояло работать в спарке со столичными коллетами; в случае положительного решения вопроса гонорар, как представлялось Андрею, должен был составить весьма приличную сумму в иностранной валюте. Ее брат в своей детективной конторе оперировал значительно меньшими суммами, но тоже не. бедствовал. Акулов однажды представил, какую бы деятельность сумел развить он при таком материальном обеспечении. И он, и остальные опера, вынужденные в большинстве случаев раскрывать преступления на голом энтузиазме. Количество «глухарей» по всей стране сократилось бы на несколько порядков, начиная от кражи наволочек с бельевой веревки и заканчивая «резонансными» убийствами известных людей, за которые падкие до сенсаций газетчики и недалекие обыватели полощут милицию при любом случае. Первоначально, когда только стало известно о намечающейся командировке, Маша собиралась поехать в Москву на своей машине. Расстояние было не столь уж большим, дороги – приличными, так что Ермакова рассчитывала добраться часов за восемь-десять, не нарушая скоростной режим и делая остановки для отдыха. Свое желание Маша объясняла необходимостью быть в столице максимально мобильной, что возможно лишь в том случае, когда «тачка» всегда под рукой. Акулов резко воспротивился. – В тебе говорит вечный мужской шовинизм, или ты заботишься о моей безопасности? – В дороге всякое может случиться. Одинокой привлекательной женщине не место на трассе, – фраза получилась несколько двусмысленной, но Мария обратила внимание совсем не на то, за что себя мысленно отругал Акулов. – Значит, я всего лишь привлекательная, и не больше того? – спросила она деланно капризным тоном, разворачиваясь к зеркалу. Б конце концов, вопрос был решен в пользу воздушного транспорта… – Я буду скучать… – Я тоже. Прощальный поцелуй затянулся… Когда Андрей вошел в квартиру, мать спада. На кухонном столе остались разложенными газетные вырезки, испещренные множеством карандашных пометок, и папки с бумагами. Очевидно, работали допоздна, подготавливая передовицу для своего финансового еженедельника. Помимо этой газеты, Ирина Константиновна сотрудничала с еще несколькими, наиболее влиятельными и популярными, изданиями и подрабатывала на местном телевидении. Криминальной тематики она не касалась, за исключением единственного случая лет шесть назад. Статья получилась настолько безграмотной в юридическом плане и тенденциозной, что Андрей поразился, как могла мать, всю сознательную жизнь связанная с журналистикой, столь сильно проколоться. О причинах он расспрашивать не стад, но свое неудовольствие, в предельно мягкой форме, высказать не преминул, тем более что в публикации затрагивались определенные сферы и некоторые конкретные случаи, напрямую связанные с его служебной деятельностью. Мать огорчилась, что не успела с ним вовремя посоветоваться, и на этом инцидент был исчерпан. Насколько Андрей мог судить по наброскам готовящейся статьи, она посвящалась скандалу вокруг «Первого кабельного телевидения», которое, фактически обанкротившись из-за неумелого управления и процветавшего в среде руководства безбожного воровства, устроило ряд шумных акций в свою защиту, крича о наступлении на свободу слова и гонениях, которым коллектив подвергся за попытки донести в массы правду о городском руководстве. Верилось в такую версию слабо, но «ПКТ» – Акулов расшифровывал название не иначе как «Помещение камерного типа» – тем не менее сумело перетянуть под свои знамена нескольких правозащитников, готовых драть глотки за всякого, кто заплатит, десяток человек с неустойчивой психикой и целый табун тек, кому просто нечем больше заняться, кто пытается участием в «борьбе за справедливость» скрасить свое постылое существование. Митинги, пикеты, письма в Государственную думу… Скандал разгорелся нешуточный. В статье, которую готовила мать, раскрывалась финансовая подоплека случившегося. В кухню зашла кошка. Потерлась о ноги Андрея, требовательно посмотрела в его лицо. Вместо мяуканья издала какие-то звуки, напоминавшие скрип. То ли не проснулась еще толком, то ли ленилась говорить в полный голос, по опыту зная, что ее поймут и так. Акулов где-то читал, что люди, с точки зрения кошек, созданы лишь для того, чтобы этих кошек кормить. – Сейчас, погоди… Я ведь тоже еще ничего, кроме кофе, не пил… Кошка села на задние лапы, почесалась и, опять «проскрипев», продемонстрировала скептическое отношение к словам хозяина. То ли не поверила услышанному, то ли давала понять, что кофе ее мало интересует. Разве что в виде зерен, которые, когда люди не уследят, можно разогнать по всей квартире. После освобождения Андрея из тюрьмы кошка долго его шугалась, очевидно, успев позабыть т два года. Теперь привыкла, не боялась брать корм из рук, давала себя погладить и даже могла прийти в его комнату посреди ночи, чтобы выбрать на кровати приглянувшийся уголок и подремать пару часиков. Акулов накормил животное, потом приготовил себе яичницу по азербайджанскому рецепту, с зеленью и помидорами, перекусил и покурил. Пока ел, смотрел телевизор, то самое «ПКТ». Шла передача «Магазин для ленивых», целиком состоящая из длительных рекламных роликов. Некоторые были сделаны со вкусом, другие отличались навязчивостью пополам с отсутствием фантазии, и все без исключения вызывали стойкое раздражение. Ничего из предлагаемых товаров купить не хотелось. На экране появился известный актер, прославившийся ролями в героических фильмах лет двадцать – тридцать назад. Мужественное лицо сковывала улыбка, свидетельствующая, что актер чувствует себя крайне неловко и просит извинения за ту белиберду, которую он вынужден говорить: «Здравствуйте! Вы меня, конечно, узнали. В молодости я был очень хорошо подготовлен физически, активно занимался спортом, да и ритм жизни, который я тогда вел, автоматически вынуждал меня всегда быть в хорошей форме. Но годы, увы, берут свое! Я стал замечать, что уже не так уверенно чувствую себя на улице, не всегда могу дать отпор зарвавшемуся хулигану, защитить слабого, физически, так сказать кулаком, постоять за правое дело. Но есть выход…» Изображение киногероя сменилось заставкой, на которой Акулов разглядел что-то вроде свернувшейся в клубок змеи и мигающего ценника. «Всего за 98 у. е., – бодро возвестил невидимый диктор, – вы получаете настоящий черный пояс по карате! Доставка в любой конец города – пять долларов шестьдесят восемь центов. Звоните круглосуточно, и в течение одного часа настоящий черный пояс будет доставлен вам на дом. Первой тысяче покупателей – специальный подарок! Совершенно бесплатно, вместе с поясом. вы получите номер телефона сенсея, которому сможете позвонить в любое время при возникновении критических ситуаций, связанных с обладанием нашим поясом! Пояс изготовлен только из экологически чистых материалов, что подтверждено международным сертификатом…» В конце рекламного ролика на экране снова появился знаменитый артист: «Конечно, сделав эту покупку, вы не станете сразу мастером восточных единоборств, но у Вас улучшится настроение, вы почувствуете уверенность в собственных силах и, что совсем немаловажно, получите мощный дополнительный стимул для самостоятельных тренировок…» Акулов переключил телевизор на другой канал, где показывали Телепузиков. На сытый желудок захотелось спать, он лег и проснулся только в половине третьего, когда уже пришла сестра. – Привет! С днем рождения! – Спасибо. Он выслушал набор традиционных поздравлений, по глазам видя, что припасен какой-то сюрприз. Сестра Андрея была красива, чего он, если рассуждать здраво, не мог бы сказать о себе. Натуральная блондинка с мягкими чертами лица и голубыми глазами чистейшего, завораживающего цвета. Выше брата, почти метр девяносто ростом, она обладала великолепной фигурой и двигалась с той фацией и мягкостью, которые достигаются только путём самоотверженных длительных тренировок. За 98 у. е. такого не купишь, тем более – с доставкой на дом. Всегда со вкусом одевалась, отличалась рассудительностью и здравым смыслом, могла поддержать разговор в любой компании и одновременно поставить на место нахала, сколь бы крутым тот себя ни возомнил. Понятно, что близким и любимым людям мы готовы прощать мелкие недостатки, но Андрей, сколько ни пытался взглянуть на Вику критически, мог сказать только одно: парню, за которого она выйдет замуж, чертовски повезет. В комнату вошла мать, и Виктория, переглянувшись с ней, объявила о подарке. Некоторое время Андрей смотрел недоуменно. Потом, осознав, что это не шутка, только и смог сказать: – Да вы что, все с ума посходили? Я не возьму! Подарок был слишком ценный. * * * Старший оперуполномоченный РУБОП Игорь Фадеев дозвонился до Волгина вскоре после полудня: – Привет, старый! Как дела? – До твоего звонка шли прекрасно. – Ваш дежурный мне сказал, что ты у него сегодня в качестве мальчика для битья. – Он себе льстит. Сейчас спущусь на первый этаж и надеру ему задницу. – Не надо, у нас был строю конфиденциальный разговор. Получится, что я рассекретил источник… Слушай, старый, ты собираешься быть на месте или как? – Хотелось бы быть дома. А ты чего всгоношился? Я думал, что в выходные дни вас на работе с огнем не сыскать. – Ну да! Пашем как проклятые. – Кому-нибудь другому расскажи. Какие у вас нормативы, не напомнишь? Если мне память не изменяет, с одного опера – два раскрытия в год. – Вранье и сказки завистников. Тем более что ты сам, знаешь: нас мелочевка не интересует, мы охотимся только на крупную дичь… Короче, Серегин, я к тебе подскочу… – Зачем? Можешь подскочить и у себя в кабинете. Там потолки немного повыше, чем в нашем захолустье, так что меньше риска ушибить свою головушку, и на дорогу время терять не придется. – Есть одна тема, по которой надо перетрещать. – Ну давай, жду. Можно сказать, что я уже заинтригован. Проводить субботний день в служебном кабинете никто Волгина не заставлял. Главное – быть все время «на связи», чтобы дежурный по РУВД мог найти его в любой момент, как только поступит сообщение о совершенном убийстве либо возникнет иная нужда в присутствии опера – специалиста по насильственным смертям. Волгин тем не менее приехал. Писать бумаги было неохота, и он развлекался игрой на компьютере. Аппарат был его личной собственностью. Первое время Сергей держал ПК. дома, но в нерабочее время и по выходным дням потребность в услугах компьютера возникала очень редко, и Волгин перевез «машину» в управление. Основную часть памяти жесткого диска занимала его личная картотека преступного элемента и сочувствующих таковому субъектов, а также всевозможные базы данных, приобретенные на рынке нелегальной продукции. По объему и разнообразию содержащихся сведений эти ворованные программы зачастую превосходили возможности официальных структур. Визит Фадеева слегка насторожил Волгина. Они были в хороших отношениях, когда-то работали вместе, и сейчас, оказавшись в разных подразделениях, далеко не всегда настроенных по отношению друг к другу лояльно, продолжали регулярно встречаться и обмениваться информацией, невзирая на межведомственные распри. Ждать от Фадеева подлости не приходилось, но Сергей догадывался, о чем пойдет речь; говорить на эту тему не хотелось, но и от встречи было не уклониться. Можно, конечно, отсрочить ее на день или два, но что в этом толку? Стучать в дверь Фадеев не стал. Приоткрыл ее, просунул в щель наголо обритую крепкую голову, украшенную шрамом на теменной части: – Начальник, разрешишь зайти? – Входите, товарищ бандит… Волгин давно заметил, что основную массу оперативных сотрудников РУБОП по внешнему облику можно разделить на две категории. Одни стараются максимально походить на подопечный контингент, другие прилагают все усилия, что их никто не мог перепутать с потенциальным противником. Первые носят спортивные костюмы и куртки из кожи, золотые цепи и барсетки. Вторые месяцами забывают о парикмахере, могут сочетать кроссовки фабрики «Динамо» с джинсами «Левис» за двести рублей, а для торжественных случаев облачаются в костюм, приобретенный лет десять назад по случаю свадьбы. Сотовые телефоны, впрочем, водятся и у тех, и у других. Ярко выраженное в середине девяностых годов, такое различие несколько стерлось на исходе века, но до его полного исчезновения было еще далеко. Фадеев, несомненно, принадлежал к первой категории. В чем-то он даже переигрывал, стараясь, «в связи с оперативной необходимостью», походить на представителя организованного криминалитета средней руки. Встретив его на улице, возле каких-нибудь ларьков или рынка, многим обывателям, наверное, хотелось зажмуриться и замотать головой, отгоняя галлюцинацию: в массовом сознании успело закрепиться мнение, что подобного вида «рэкетиры» и «контролеры» исчезли, как вид, и что тех, кто не перешел на следующую ступень эволюции, давно схоронили или упрятали за решетку на длительный срок. Относительно целей приезда Фадеева Сергей не ошибся. – ОПД по трупам на Заповедной улице у тебя? – У Акулова, а он выходной. – Сейф-то у вас один на двоих. Дашь полистать? С формальной точки зрения Волгин мог отказать. Без официального запроса, без санкции руководства выдавать для ознакомления оперативно-поисковое дело, находящееся в производстве другого сотрудника, он права не имел. В то же время дело, на обложке которого стоял гриф «секретно», ничего по-настоящему секретного в себе не содержало, а Фадеева он знал достаточно давно, чтобы придавать значение лишним формальностям. – Листай. Фадеев знакомился с делом по-профессиональному быстро, с одного взгляда оценивая степень важности каждого документа и не задерживаясь на тех листах, которые интереса не представляли. «19 октября, около 23 часов 50 минут, на поляне лесного массива, в 800 метрах от дома 47 по улице Заповедной, были обнаружены трупы пяти мужчин с множественными огнестрельными ранениями, ., Согласно имеющимся оперативным данным, четверо убитых принадлежали к организованной преступной группировке, возглавляемой Графовым А. А., кличка Дракула, в настоящее время арестованным по обвинению в совершении ряда тяжких преступлений, являлись „бригадой'', специализирующейся на силовом решении возникающих у ОПГ проблем с конкурентами как по теневому, так и по легальному бизнесу. Возглавлял „бригаду" один из ближайших помощников Графова по кличке Санитар, полные установочные данные; …. опознанный в одном из погибших… Пятым убитым является гр-н Шмелев Антон Иванович, 01.01.69 года рождения, уроженец города Резекне, Латвия, проживавший по адресу: Заповедная улица. 48 – 11, инвалид, бывший прапорщик ВДВ, получивший ранение (травматическая ампутация голени) во время проведения контртеррористической операции на территории Чеченской Республики…» Фадееву потребовалось двадцать минут, чтобы ознакомиться с делом от корки до корки. Никаких выписок он не делал, копий с документов не снимал. Возвращая ОПД Волгину, резюмировал: – Туфта полная. – Ну извини! Как говорится, чем богаты… А тебя это с какого боку интересует? – Ты чего, забита, что ли? Это же я, лично я, Дракулу в клетку определял! – Его определил – пора и за других браться. – Другие никуда не денутся, дотянемся и до них. Начальство требует, чтобы по этому «пятернику» мы тоже поработали. Дескать, тема откровенно наша, нам, стало быть, и карты в руки. – Правильно требует. ОПД к себе забрать не хотите? Или вы, как всегда, исподтишка ковырять станете? Если получится – вы герои, если не выгорит – мы виноваты в том, что вам помешали… – Прекрати. – Фадеев поморщился; такого рода упреки ему приходилось слышать частенько, и он не мог игнорировать их некоторую справедливость, хотя и привык при посторонних отстаивать честь мундира. – Одно дело делаем, а что Санитара с братвой завалили, так туда им и дорога. Жалко лишь, что они с собой множество «глухарей» в могилу унесли… Между прочим, по нашим данным, именно Санитар задушил Сиволапова[5 - События описаны в романе «Акула».]. – Хоть что-то полезное успел в жизни сделать! Глядишь, на том свете ему этот подвиг зачтется… Мы с Андреем приехали на место первыми, но не застали уже никого, кто мог бы хоть в чем-то признаться. Как, кстати, наш друг Дракула поживает? – Рассчитывает очень скоро выйти на свободу. Мы предпринимаем нужные шаги, но… Короче говоря, есть информация, что одному судье уже проплачены бабки, и он в начале следующего месяца изменит Графову меру пресечения с ареста на подписку о невыезде. Причина – невероятно пошатнувшееся здоровье авторитета. – Оно действительно так пошатнулось? – Спрашиваешь! На десять килограммов поправился. Думаешь, это легко? – Ужасно… – Кстати, для тебя есть подарок. – Фадеев достал из полиэтиленового пакета книгу толщиной с половину энциклопедического словаря, такого же формата. На обложке крупными золотистыми буквами было написано: «Стрелковое оружие», с жирным ударением на первом слоге. «А. А. Графов. Полный обзор наиболее распространенных типов от 1242 года до наших дней. Издательство „Пресс-хата"». – Что это? – Сашутка-Дракула, томясь в заключении, даром времени не терял, – пояснил Фалеев, с удовольствием наблюдая реакцию Волгина. – Проштудировал в тюремной библиотеке историческую литературу и создал свой эпохальный справочник. На днях его адвокат, Венечка Трубоукладчиков, созывал по этому поводу пресс-конференцию. – Бред какой-то! – Ты так считаешь? А по-моему, очень даже любопытно. Дракула, в частности, довольно убедительно доказывает, что на Чудском озере Александр Невский, по нашим понятиям, забил немцам «стрелку», и разбирает достоинства и недостатки оружия, которым пользовались ратники. Есть и более актуальные главы: «Копаный тротил», «Реставрированный ППШ», «ТТ из Шанхая»… Если верить Трубоукладчикову, все рисунки в книге Дракула выполнил самостоятельно. Раскрыв книгу, Сергей вздрогнул. По внутренней стороне обложки, наискось, в четыре строчки, вилась надпись: «Моим корешам Сереге и Андрюхе на память от братана Сани. Крепитесь, все в наших руках. С наилучшими пожеланиями успехов в трудной и никому не нужной работе – от Дракулы Графова». – Что?! Насладившись смятением Волгина, Фадеев ухмыльнулся: – Не боись, это я нацарапал. Прикольно, да? – Очень. Я уж подумал, что ты меня таким подарком подставить захотел, что сейчас влетит в окна СОБР, начнет крутить мне руки и бить в лицо за коррупцию и связь с криминалом. – Странные у тебя мысли для честного опера. Наводят, можно сказать, на определенные размышления. Если человеку нечего скрывать, то он не боится разоблачения. Волгин отодвинул книгу на угол стола, побарабанил пальцами по жесткой обложке: – А еще эта «Пресс-хата» что-нибудь выпустила? – Спрашиваешь! Подробный атлас дыр в заборах России. Второе издание, дополненное последними данными спутниковой фотосъемки. Я тебе как-нибудь привезу экземплярчик… – Чего ж сейчас не прихватил? – Книга пользуется ажиотажным спросом, с прилавков ее просто смели. Но мне один человечек обещал раздобыть несколько штук… Нет желания прогуляться? – С чего бы это вдруг? – Да надоело здесь сидеть. Пошли, я ведь помню, что здесь неподалеку есть одна забегаловка, угостишь меня пивом. – В такую погоду? – Погода, между прочим, замечательная. Плюс пять и безветрие. Ну, давай! По лицу Фадеева было видно, что пиво его, конечно, интересует, но посещение бара – лишь предлог, чтобы поговорить в нейтральных стенах. То ли опасался, подслушивающих устройств, которые могли быть установлены в кабинете, то ли, наоборот, сам хотел записать разговор и для того заманивал Сергея на специально оборудованную для этих целей «точку». – Между прочим, я сегодня дежурю… – Мы же не собираемся напиваться. В заведении, куда пришли опера, посетителей не было. Бармен дремал за стойкой и при их появлении не проявил большого воодушевления. Торопливо обслужил и занял прежнее место на стульчике между холодильником и музыкальным центром. Разговор опять зашел о «деле Санитара». Навалившись грудью на стол, Фадеев обхватил свою кружку обеими руками: – Значит, слушай внимательно. У одного из наших начальников пройма информация, что Санитар со своими бойцами разыскивал Артура Заварова – того же, за которым гонялись вы с Акулой. В конце концов они забили «стрелку» на Заповедной, чтобы обменять девчонку Заварова, которую похитил Санитар, на бабки, которые упер у бандитов бывший десантник. На «стрелке», сам понимаешь, Заварова должны были положить, но все получилось наоборот. Он подтянул своего бывшего сослуживца, Шмелева, и вдвоем они раздербанили всех бандитов. Шмелев, правда, погиб, но Заварову с девчонкой удалось скрыться[6 - События описаны в романе «Охота на Санитара».]. Сергей пожал плечами: – Ну и что? Мы предполагали это с самого начала. Прокуратура, правда, до сих пор решает, объявлять Заварова в федеральный розыск или для этого нет оснований. Скажу тебе честно, из-за Санитара никто усердствовать не собирается. Завели дело, и хватит. Трупов, конечно, многовато, так что проверками нас будут доставать еще целый год, но ничего, отмашемся как-нибудь, не впервой. Тем более что один из тех, кого на Заповедной грохнули, за сутки до этого успел Димку Кузенкова из 13-го отделения ранить и милиционера застрелить. – Как, кстати, Кузен ков? – Выздоравливает потихоньку. Но из органов, скорее всего, комиссуют. – Обидно, Хороший парнишка, я его как-то раз видел… – Фадеев придвинулся к Волгину ближе. – А теперь – самое главное. Тот же кадр, который моему шефу про «стрелку» напел, почему-то считает, что ты и Андрей задержали Заварова сразу после стрельбы, но потом его отпустили. – Этот кадр прямо называл наши фамилии? – Мне кажется, он знать их не может. А может, и называл – я-то ведь при разговоре не присутствовал. Во всяком случае, мой шеф грешит на вас и считает, что вы поимели с Заварова бабки. Насколько я его знаю, такую информацию он зажимать не станет. Либо сольет ее в ваше Управление собственной безопасности, либо постарается реализовать сам. Наш отдел, как ты знаешь, по ментам не работает, но… На Акулу дело пока еще не прекратили? – Городская прокуратура до сих пор ковыряется. После смерти потерпевшего ничего доказать невозможно, тем более что обвинение с самого начала было слеплено на соплях, но им очень не хочется признаваться в ошибке. – Тем более! Представляешь, как они вцепятся, если появится новая возможность Андрюху арестовать? И голосом, и выражением лица Фадеев спрашивал другое: «Как же вы, мужики, так подставились?» – Во всяком случае, с Заварова никто не брал денег, – сказал Волгин, отворачиваясь; сообщать Фадееву другие подробности того, что произошло почти месяц назад на окраине города, он не собирался. – Неизвестно, что он заявит, когда его поймают. – Сначала надо поймать. – Шансов скрыться у него не так уж и много. Особенно с девчонкой. А Дракула, если освободится, всех собак пустит по следу, лишь бы посмотреть на человека, который укокошил его заместителя. – Сначала нужно поймать, – повторил Волгин, раздумывая о том, что он, похоже, знает человека, который «стучит» начальнику отдела РУБОП. – Спасибо за предупреждение! – Большое пожалуйста. – Фадеев отхлебнул пиво и посмотрел в окно, за которым шел снег. – Ладно, проехали… Какую новую тему собирался затронуть Игорь, осталось неизвестным. У Волгина прозвонил мобильный телефон, и после информации, которую передал дежурный по РУВД, осталось только выругаться и «подорваться» с места, чтобы стремглав лететь на место происшествия. – Пиши адрес, – дежурный почти кричал, так что не только Волгин, но и Фадеев слышал его слова, не напрягаясь. – Записал? В квартире шесть трупов… Акулову я уже сообщил. – На черта? Ведь я сегодня дежурю. Тем более что у него день рождения. – Да? А чего же он тогда не «проставился»? Ладно, Волгин, давай-ка быстрее, там сейчас весь главк соберется! – Может, ничего еще и не подтвердится. – Тогда с меня бутылка. Сергей выключил телефон и посмотрел на Фадеева. Игорь кивнул: – Поехали. Шесть мертвецов – скорее всего, очередная разборка, наш профиль. Посмотрим, в чем там дело. Хоть проветрюсь и заодно вас, малолеток, поучу, как надо работать «по горячим следам». * * * Акулову подарили машину – новенькую «восьмерку» цвета спелого баклажана, с легкосплавными дисками, затемненными стеклами и небольшим «кенгурятником». – Да вы что… – потрясенно повторял он, разглядывая комплект документов, уже оформленных на его имя, и книжечку талонов на бензин. – Ну разве так можно? Он представил, сколько это стоит. Даже при заработках матери и сестры получалось очень накладно. Прочитав мысли сына, Ирина Константиновна сказала: – Не забудь спасибо Маше сказать. Подарок от всех нас троих, но только благодаря ее возможностям… Акулов кивнул. Действительно, Маша как-то упоминала про свои связи в какой-то фирме – крупном дилере «АвтоВАЗа». – Ну вы… Черт! Ну как я могу это?.. Акулов органически не мог принимать от женщин дорогие подарки. Такие, стоимость которых превышала его собственные финансовые возможности. То есть практически все… А что теперь делать? Передаривать машину обратно? Срочно продавать и возвращать женщинам деньги? Не станут брать – втихаря подсовывать в карманы и сумочки? Черт! Даже лоб намок. Акулов стряхнул капли тыльной стороной кисти, бросил документы на кухонный стол: – Ну, спасибо! Рассмеявшись, сестра поцеловала его в щеку. После этого состоялся праздничный обед, который был прерван телефонным звонком дежурного. – Мне кажется, ты даже рад этому вызову, – заметила Виктория, наблюдая за поспешными сборами брата. – Конечно! Не терпится похвастаться машиной. С тех пор как освободился, я временами чувствую себя кем-то вроде альфонса. Одежда, пейджер, теперь вот «колеса»… А сам себя я обеспечить не могу. – Кто же виноват, что ты выбрал себе такое призвание? К работе Андрея сестра относилась в целом доброжелательно, но с оттенком снисходительности. Раз уж нравится взрослому мужику развлекаться лотереей «полицейские и воры» вместо того, чтобы зарабатывать деньги, – что ж, пусть побалуется, пока не надоест, не поумнеет, не ощутит потребности жить, а не играть во взрослую жизнь. Потом, наверное, возьмется за ум. Андрей с ней не спорил, не пытался переубедить. Ни она сама, ни ее ближайшие друзья, насколько он знал, с проявлениями открытого криминала ни разу не сталкивались, Бог миловал, так что судить о занятиях брата Виктория могла лишь крайне поверхностно, по газетам, фильмам и чужим рассказам, в которых на один процент правды приходилось девяносто девять вранья. – Призвание не выбирают, – ответил Акулов. – Ты, кажется, просила тебя подвезти? – Если у тебя есть время. – Есть, поехали. – Позвони, если задержишься, – напутствовала мама, закрывая дверь, а потом, глядя на детей в окно, самой себе сказала: – Как пятнадцать лет назад, когда вместе в школу ходили… В то время отец уже оставил семью и не напоминал о себе даже алиментами, так что Ирине Константиновне приходилось с утра до позднего вечера пропадать на двух работах, и забота о младшей сестре легла на плечи Андрея. Он как-то справлялся, успевая и за Викой присмотреть, и на свои футбольные тренировки попасть. Учились, правда, оба неважно, только по гуманитарным предметам и физкультуре получали положительные отметки, а с точными науками был полный завал. Акулов нажал кнопочку на брелоке сигнализации. «Восьмерка» ответила писком и миганием фар. Распахнул пассажирскую дверцу, помог сестре сесть. Обходя машину со стороны капота, подумал, что эта модель, пожалуй, одно из немногих относительно приличных достижений отечественного автопрома. Кажется, в середине восьмидесятых Горбачев обещал, что в две тысячи каком-то году мы станем законодателями мировой автомобильной моды. Теперь можно вздохнуть с облегчением, что этого не произошло. Страшно представить, как выглядели бы модели ведущих иностранных фирм, если бы эталоном дизайна и технических решений считался ВАЗ десятого семейства. Мысленно перефразируя рекламный слогам, Андрей усмехнулся: «Ключ к дорогам России. ЛАДА: разбить не жалко!» – Тебе куда, на работу? – спросил он сестру, устраиваясь за рулем. – Сначала домой. До первого выступления еще несколько часов. Поваляюсь на диване, книжку почитаю. Чего ты смеешься? Пока тебя не было, я привыкла читать… Сколько Андрей себя помнил, отношения Виктории с литературой складывались напряженно. Школьную программу она освоила на «четыре», но позабыла все, как только получила аттестат. Начав взрослую жизнь, тоже редко брала в руки что-то серьезнее программы телепередач или бульварной газеты. – Не может быть! – Честно! – В подтверждение своих слов Вик тория достала из сумочки растрепанный томик в мягкой обложке. – Мне Анжелка насоветовала, она в этом классно сечет. – Ну-ка, дай посмотреть. На черном фоне были изображены тральные карты, толстая пачка долларов, шампанское и оттопыренный средний палец руки, с обручальным кольцом и ногтем бордового цвета, отражающим световой луч. Лиза Патрикеева, роман «Семидесятый оргазм» из серии «Весь мир бардак». – Интересно? – Очень! Потрясающе расписана веч психология… До многоэтажки, в которой снимала квартиру Виктория, доехали быстро. Андрей с приятным удавлением отметил, что навыков управления не утратил. То же самое констатировала и сестра: – Ты классно рулишь, братик! – Не дрова же везу… Лучше скажи, когда пригласишь на премьеру. – Тебе так хочется увидеть меня на сцене? – По-моему, вполне естественное желание. Тебя что-то смущает? После того как я в детстве видел тебя на горшке, чем-нибудь удивить меня трудно. – Так считаешь? – Виктория рассмеялась. – Ладно, мы обсудим твое пожелание. – Обсудите, а я приведу с собой Волгина. Глядишь, и сосватаем его за тебя. – Я столько от тебя про него слышала, что пора бы и познакомиться. Да только он уже старый. – Не старый, а опытный. А потом, ты ведь знаешь… – Да, приходилось слышать. И видеть. Старый конь борозды не испортит, он в ней просто заснет. Пока! Глядя вслед сестре, Акулов улыбался. Когда Виктория, махнув ему рукой, скрылась за дверью подъезда, он перестал улыбаться. Какая-то фраза, прозвучавшая только что в разговоре, вызвала у него чувство тревоги. Он попытался подробно вспомнить весь диалог… Нет, все, что приходило на память, звучало невинно. Померещилось? Вполне могло, не каждый день ведь получаешь такие подарки, а непривычное событие всегда выбивает из колеи. Ладно, будущее покажет. А пока что надо ехать и разбираться с трупами. Сколько их там, шесть? ГЛАВА ТРЕТЬЯ Девушка по прозвищу Лаки. – Отражение в зеркале. – Отношение Лаки к мужчинам… – …И как мужчины относятся к ней (на конкретном примере). – Жаркие поцелуи и тяжелые удары. – Крысы бегут с корабля. – Сделка с правосудием Лаки вышла из ванной комнаты в коридор и хотела пройти дальше, в глубину квартиры, откуда доносились звуки отвязного гульбища, продолжавшегося вторые сутки. Хотела, но не пошла. Перед зеркалом ее задержали два обстоятельства. Сначала не смогла отказать в удовольствии полюбоваться на свое отражение, а потом из кухни появился Никита. Лаки была довольна собственной внешностью. Не идеал, конечно, но много выше среднего уровня. Больше всего Лаки ценила глаза. С одной стороны, ничего особенного они собой не представляли: ну большие, ну темно-карие, но таких восемь сотен на каждую тысячу. Но выражение! Ни загадочности фотомодели, ни холодного цинизма женщины-вамп в них отродясь не бывало. Ее глаза смотрели на мир открыто и наивно, в постоянном ожидании чуда, в уверенности, что каждый день случается праздник, а проблемы и неприятности бывают лишь у людей, не умеющих за себя постоять и не знающих себе цену. По мнению Лаки, ни один мужчина не мог пройти мимо девушки с таким взглядом. Он непременно должен был попробовать совратить доверчивое существо, для чего следовало расправить плечи и достать кошелек, так что оставалось лишь присмотреться, годится ли ей такой кавалер и чем он будет полезен. Нельзя сказать, что темная сторона жизни никак не затронула Лаки. Про некоторые события детства вспоминать вообще не хотелось, да и позже иной раз доводилось обжечься. Ее влекло к мужчинам более старшего возраста, но пока что все романы с ними заканчивались одинаково, после нескольких встреч любовники исчезали, и приходилось довольствоваться сверстниками. Лаки говорила себе, что таким образом она набирается опыта. К восемнадцати годам его скопилось изрядно, в застойные годы не каждая сорокалетняя женщина могла бы похвастаться столь внушительным списком покоренных мужчин. Покоренных или покоривших? Спорный вопрос, но в любом случае Лаки не чувствовала себя обделенной, от каждого мужика, с которым доводилось близко общаться, она умела получать что-то новое если уж не в духовном, то в материальном плане – всегда. От каждого, за исключением самого первого, чтоб ему на том свете вечно гореть в аду. От того, кто в детском возрасте лишил ее невинности. Впрочем, столь ранний опыт половой жизни не повлек за собой расстройства психики и не способствовал возникновению комплексов. Иногда Лаки признавалась себе, что кое-чем даже обязана тому первому мужчине. Может быть, именно благодаря ему.она и продолжала смотреть на мир в постоянном внутреннем ожидании праздника, не обращая внимания на любые внешние обстоятельства. Ее нынешний бой-френд Софрон выгодно отличался от других двадцатилетних юнцов, с которыми ей прежде приходилось делить постель или тусоваться на вечеринках. Хорош собой, прилично зарабатывает, не наркоман и не пьяница. По мнению подруг, за него следовало держаться во что бы то ни стало, закрывая глаза на вспышки ревности, которым он был временами подвержен, и определенное скупердяйство, но Лаки он успел надоесть. Не столь сильно, чтобы резко обрывать отношения, но вполне достаточно для того, чтобы обращать на него все меньше внимания, искать потихоньку замену и при случае устроить грандиозный скандал с предъявлением ультиматума, который заведомо не может быть выполнен. Лаки гордилась своим умением уходить от любовников. Такого, что позволяли себе «старики», просто перестававшие звонить или не приезжавшие, без объяснения причин, на свидания, Лаки не вытворяла. Зачем? Можно ведь действовать тоньше, получая дополнительное удовольствие от изощренной интриги. Никто этому Лаки не обучал, но получалось у нее замечательно. На всех парней, с которыми Лаки расставалась, падало презрение общества, их отлучали от компании, могли поколотить, «поставить на деньги» за то, что грубо обращались с хорошей девчонкой. После каждого подобного случая поклонников у Лаки прибавлялось. Очень многие стремились помочь и утешить, так что ей оставалось лишь выбирать наиболее привлекательного и про себя смеяться над мужским самомнением. Каждый новый бой-френд был уверен, что не повторит судьбу предыдущего, каждый почитал себя за настоящего мачо – и не представлял, какое разочарование ждет его в будущем. Связываться семейными узами со сверстниками Лаки не собиралась, так что воспринимала поклонников как расходный материал, призванный поразвлечь, доставить удовольствие и обогатить опыт, не более того. Лаки еще покрутилась перед зеркалом, подтянула штанишки, поправила ворот блузки. Если подходить со строгими мерками, то груди, конечно, недоставало объема, в то время как попе перепало с избытком. Ну и что с того? Какой себя видишь сама, как представляешь – так будут видеть и другие. Вон у Снежаны фигура близка к идеалу, а много с этого толку? До сих пор ревет по своему ненаглядному, который бросил ее полгода назад, и не может закрутить новый роман. Не потому, что любит изменника или боится продешевить, а потому, что выбирать попросту не из кого… Легка на помине, Снежана вырулила из комнаты, зацепившись плечом за косяк, направилась в ванную. Когда уже взялась за ручку двери, остановилась и пригласила подругу: – Пойдешь со мной? – Ты же знаешь, я не мешаю «снежок» с алкоголем. – Ну и дура! Снежана была изрядна пьяна, как и все собравшиеся в этой квартире, и шла «добавиться» кокаином. Еще совсем недавно наркотики ее не волновали, теперь же цены на «коку», каналы приобретения и транспортировки, честные поставщики и кидалы, менты и адвокаты занимали важнейшее место в жизни блондинки с параметрами 90 – 60 – 90. Слава Богу, пагубное пристрастие на внешности пока не отразилось, но биографию успело испортить. Месяца не прошло с тех пор, как Снежану замели с «порошком», и теперь она ходила под подпиской о невыезде, строя планы мести барыге, который ее подставил под задержание. Снежана заперлась в ванной, а Лаки, еще раз поправив одежду так, чтобы полоска животика и пупок со вставленным в него колечком были, обнажены ровно настолько, насколько она считала необходимым, отвернулась от зеркала и вознамерилась отправиться в гостиную, когда дорогу ей перегородил Никита, шагнувший в коридор из кухни: – Ты не меня потеряла? Как и Софрон, Никита был красив, только относился к другому типу мужчин. Если первый всего добивался самостоятельно, то второй прожигал жизнь за родительский счет. Ни учиться, ни работать он не хотел, называл себя профессиональным лентяем, был завсегдатаем дискотек и бильярдных, имел массу знакомых и собирал коллекцию лифчиков девушек, с которыми удалось переспать. Говорили, что в этом деле он большой дока, и наметанный глаз Лаки, умевшей определять мужской потенциал по экстерьеру самца, свидетельствовал в пользу подобного утверждения. Жаль, что Никиту именно Софрон привел в компанию уже после того, как Лаки стала его девушкой. Доведись встретиться раньше – и она не преминула бы получить удовольствие от такой встречи. Впрочем, кто сказал, что сейчас это поздно? На роль бой-френда Ник не потянет, но для одноразового применения может сгодиться… Никита был пьян, иначе не попытался бы обнять Лаки. Такого натиска она предвидеть не могла. Хотя он ведь неоднократно посмеивался: «Жена моего друга для меня не женщина. Но если она хорошенькая – он мне не друг!» Целовался он так, что Лаки стало жарко, а пол ушел из-под ног. – Не надо, Софрон может заметить, – прошептала она, впиваясь в Никиту губами и обхватывая его шею. Его руки прошлись по ее бедрам, поднялись к груди. Лаки тихо застонала, Никита запустил пальцы под блузку, оторвавшись на секунду от девушки, хрипло сказал: – Е…л я в ж… твоего Софрона. Сказал и усилил напор, придавливая Лаки к стенке. Она случайно коснулась головой выключателя, в коридоре вспыхнул свет и стал виден Софрон, стоящий в трех метрах от них, со скрещенными на груди руками; как он вышел из комнаты и смог бесшумно приблизиться, девушка не поняла. – Ой! – Она оттолкнула Никиту. Оказалось, что блузка расстегнута, а бюстгальтер сполз с груди. Лаки прикрылась локтями, чувствуя себя настолько растерянной, что не могла найти слов и только улыбалась. Не от веселья, а исключительно в силу привычки. Никита продолжал стоять рядом, вполоборота, будто намеревался при обострении ситуации воспользоваться девушкой как шитом. – Мы пошутили, – наконец выдавил он, не уверенно улыбаясь. – Я понял, – Софрон наклонил голову, и стало понятно, что драки не избежать. Лицо его было спокойно, но внутри, Лаки знала, Софрон бушевал. Она уже видела его в таком состоянии, тоже на вечеринке, когда один гость, нализавшись, стал приставать к чужим женщинам. – Мальчики… – сказала она, лихорадочно подыскивая слова, способные разрядить ситуацию. – Мальчишки, вы что? Софрон дернул головой, словно уклоняясь от назойливой мухи, и стал приближаться. На лице Ника застыла улыбка. Всем было ясно, что в драке ему не устоять. Будучи, как и Софрон, высокого роста, крепостью телосложения Никита не отличался, навыков борьбы не имел, был изнежен и трусоват. – Куда, ты говоришь, меня имел? – спросил Софрон. – Мальчики, вы что? – Заткнись, шалава. Снежана с грохотом распахнула дверь ванной и почти вывалилась в коридор. Устояла, вцепившись в притолоку. Кокаин мешал соображать, Снежана смотрела на мужчин и недоумевала, почему один стоит набычившись, а второй, вжав голову в плечи, пятится к кухне. Потом врубилась: – Кавалеры не могут поделить дам? Казалось, ей хотелось продолжить: «Какие проблемы? Вот она я, берите!» – но первый же удар Софрона оборвал все попытки решить дело миром. Ни одна из девушек не успела вмениться, чтобы остановить драчунов. На все ушло не больше нескольких секунд. У Никиты из носа брызнула кровь, он приложился затылком об стену и тут же получил каблуком в пах. Лаки показалось, что ботинок Софрона деформировал промежность Ника с таким чавкающим, раздирающим душу звуком, что ни о каких детородных функциях важного органа и речи в дальнейшем не сможет вестись. – Давно мне это сделать хотелось! – сцепленными в «замок» руками Софрон долбанул согнувшегося противника по позвоночнику, чуть выждал и ударом колена в лицо заставил распрямиться. Снова отбросил на стену и тут же под сечкой уронил на пол. Снежана взвизгнула и заперлась в ванной. Ник был уже без сознания, но Софрон продолжал избиение. Как заведенный, молотил ногами неподвижное тело, и при каждом ударе в лицо, черты которого были уже сглажены и залиты кровью, Никита бился затылком об стену. – Ты же убьешь его, придурок! – Лаки бросилась на выручку к несостоявшемуся любовнику. Софрон, развернувшись, переключился на девушку. – Только не по лицу! – успела крикнуть она, прежде чем апперкот в солнечное сплетение вышиб из груди дух. Она упала, обрушив на себя вешалку. В глазах потемнело, стало нечем дышать и показалось, что сердце вот-вот остановится, но сознание не угасло, она слышала, как Софрон ищет свое пальто, одевается, путаясь в рукавах и шарфе, и бормочет: – Суки, я давно чувствовал, что вы за моей спиной любовь крутите… Убил бы обоих! Шалава драная, ну чего тебе не хватало?! Выходя из квартиры, он ногой со всего маха врезал Лаки по заднице. Она стерпела, не подана виду, что слышит и чувствует. – Трахайтесь теперь, сколько влезет! Если сможете… – Софрон хлопнул дверью, и Лаки осмелилась встать. Снежана так и сидела в ванной, другие гости не выходили из комнат. Как они могли не слышать шум? – Уроды! – всхлипнула Лаки, склоняясь над Ником. Глаза его были закрыты, на губах пузырилась кровавая пена. Лаки почувствовала дурноту: ей прежде казалось, что такое количество крови бывает только в кино. – Да помогите же кто-нибудь! Из ванной высунулась Снежана: – Он ушел? – Ушел, ушел! – Я думала, он и меня… – Да кому ты нужна, корова облезлая?! – Сама ты корова, понятно?! Успокоились так же внезапно, как завелись. Обнялись. Лаки всхлипнула на плече у подруги. Из комнат так никто и не выходил. – Ужас… – Кто мог подумать… Вдвоем затащили Никиту в кухню, влажным полотенцем обтерли лицо. – Меня сейчас вытошнит, – простонала Снежана, с ужасом разглядывая повреждения на лице неудачника. – Все мужики одинаковы. – К чему относилось это замечание. Лаки объяснить бы не смогла. – Наверное, надо позвонить в «скорую»? – Ты что! – Снежана испугалась, что приехавшие врачи непременно увидят, что она принимала наркотики, и пожалуются в милицию. – А если он умрет? – От этого не умирают… Никита прожил еще около часа и скончался не приходя в сознание. Лаки разрыдалась: – Кто же знал, что так все получится? Снежана подавленно молчала, сидя в углу кухни на кресле. Ее трясло. – Можно было догадаться, – сказал один из гостей, вечный студент медицинского вуза. – Закрытая черепно-мозговая травма, кровоизлияние в мозг. В больнице его могли бы спасти. – А чего же вы все по норам сидели, когда его тут убивали? Чего никто не вышел, разнять не помог? – Нам что, больше всех надо? Впервые общественное мнение не поддержало Лаки, выставляло ее виновницей происшедшего, предлагало самостоятельно разобраться с бедой. – Не надо было давать направо и налево, – не преминула поехидничать подруга студента, очкастая крыса с перхотью на воротнике толстого свитера. – Пошла ты! – Значит, так, – студент обнял подругу, – Лаки, мы удаляемся. Надо милицию звать, а мне с ней встречаться нет никакого резона. – Ты же ведь ни при чем… – Начнут допрашивать, проверять. А меня, между прочим, военкомат разыскивает. Все равно мы с Ленкой не видели ни черта… – Да! – сверкнула линзами крыса и утащила своего благоверного в прихожую одеваться. Следом за ними потянулись и остальные. Некоторые уходили молча, другие бубнили разные оправдания: – У меня паспорт не в порядке… – А мне к десяти в аэропорт надо, батю встречать. – Это ваше личное дело, так что сами и разбирайтесь… – Ну и валите все! – крикнула вдогонку Лаки. Несмотря на то, что трагедия случилась в чужой квартире и никто не приказывал ей оставаться, девушка и не подумала уйти. Запали в душу слова трусоватого медика о том, что в больнице парня могли бы спасти. Хотела ведь позвонить по «03»! Это все подруга виновата, кокаинистка чертова, зачем она отговорила? Своей вины Лаки не ощущала. Разве что самую малость. Можно ведь было потерпеть и заняться поцелуями чуть позже, когда Софрон отправится на встречу, о важности которой говорил еще утром. Стремясь уберечься от эмоциональных перегрузок, Лаки привычно сваливала всю ответственность на других. Кроме хозяев квартиры, дожидаться милицию решила еще одна пара, да Снежана продолжала сидеть в кресле, поджав под себя ноги и тупо гладя на стену. – Громко, – сказала она мертвым голосом. – Что? – Часы идут слишком громко. – Господи, да где же эти чертовы менты?! Первые появились через двадцать минут после вызова. Два сержанта патрульно-постовой службы, в тяжелых бронежилетах и с автоматами, протиснулись в кухню, постояли над трупом. Очевидно, они готовились к худшему, а теперь, когда выяснилось, что все уже произошло и разбираться с ситуацией придется другим, обличенным большей властью сотрудникам, немного расслабились: – «Скорую» вызывали? – Зачем? И так ведь все видно. – Порядок есть порядок. Известный гражданин? – Кто? – Вот этот, мертвый. – Он документы всегда с собой носил. В куртке, наверное. – С кем он подрался? – Мы не видели. Патрульные усмехнулись, выказывая недоверие к услышанному. Снежана встрепенулась, попыталась спасти положение: – Он на улицу ходил, за водкой. Вернулся избитый. Сказал, что у ларьков к нему «черные» прицепились. Ограбить, наверное, захотели. – Бывает… А ваши документики, девушка, далеко? – Зачем они вам? – Познакомиться. Снежана пожала плечами. Вставать с кресла ей не хотелось, и она, позабыв осторожность, ответила: – В прихожей моя сумка лежит. Если надо, можете посмотреть. Один из милиционеров вышел из кухни. Ему действительно понравилась эта блондинка, и он рассудил, что заиметь ее адресок не помешает. С минуты на минуту должны подъехать опера, при них поговорить уже не удастся; чем черт не шутит, может, и получится потом созвониться и договориться о встрече? Убранство квартиры свидетельствовало о том, что ее обитатели принадлежат к иному, чем он, более обеспеченному кругу сограждан, но ведь не о свадьбе речь идет, а на то, чтобы посидеть в приличном баре и забуриться после этого в какую-нибудь гостиницу, у него деньги найдутся. Милиционер принес сумочку и, поскольку Снежана продолжала безучастно сидеть, сам полез искать документы. Нашел и присвистнул: в паспорт блондинки был вложен пакетик с каким-то порошком. – Что это? Снежана громко охнула и просительно взглянула на мента, надеясь, что он сам подскажет решение. Должен ведь понимать, что нашел не средство от головной боли, даже если и не видел никогда кокаина. Мент, казалось, был готов пойти ей навстречу. Стоял, смотрел с интересом, держал находку на открытой ладони. Если быстро вскочить, то не успеет он ничего сделать, можно ударить, рассыпать кокаин по полу; кто его потом соберет? Но к решительным действиям Снежана была не готова, она могла только сидеть и улыбаться, пытаясь выразить обещание неземных удовольствий, которые достанутся сержанту, если он будет не слишком щепетилен и проявит смекалку… Договориться они не успели. Может, и удалось бы Снежане достигнуть консенсуса. Она сделала бы все от нее зависящее, чтобы служивый не думал о службе, а думал только о ней, но в этот момент в квартиру зашли еще несколько человек, и по тому, как погасла улыбка сержанта, девушка поняла, что появилось начальство. Начальников приехало трое. Первый оценил ситуацию сходу. Не задавая вопросов, наклонился к ладони сержанта, рассмотрел порошок и удовлетворенно кивнул: – Сейчас оформим как положено. Снежана закрыла глаза. Второе «попадалово»… Ее арестуют. Про женскую тюрьму она слышала всякие ужасы. Говорили, что в некоторых «хатах» там нравы круче, чем у мужчин. Она просто не выдержит издевательств сокамерниц, которые наверняка позавидуют ее яркой внешности и сытой жизни на воле… Надо было драться, рыдать, торговаться за собственную свободу, но Снежана только закрыла глаза и не двинулась с места. …Первый из новоприбывших не понравился Лаки. С внешностью все обстояло нормально, можно сказать, он вполне соответствовал ее девичьим вкусам. Старше тридцати пяти лет, стройный, выше среднего роста, с цивильной прической, больше соответствующей образу управляющего компьютерной фирмой или автосалоном, чем милиционера, мотающегося по заявкам. «Мальчики по вызову, круглосуточно, телефон 02…» Нет, ему бы больше подошло принимать гостей в офисе и подписывать договоры, нежели болтаться по городу и разбираться, кто кого убил и почему это случилось. Внешность и одежда – полупальто и темно-синий костюм не из самых дешевых моделей – вполне устраивали Лаки, но то, каким взглядом он окинул собравшуюся на кухне компанию, а потом деловито оценил героин, девушку оттолкнуло. Слишком правильный и самоуверенный, с таким не выйдет договориться. Наверняка начнет читать мораль, сетовать на падение нравов и не преминет подчеркнуть разницу в возрасте – дескать, ты мне в дочки годишься. Знаем, навидались таких мужиков. Строят из себя праведников, а сами думают то же, что и все остальные. Разглядывая второго, Лаки вспомнила старого друга, трижды судимого за мелкие прегрешения, а ныне отбывающего срок за разбой. Внешнее сходство отсутствовало. Худощавый милиционер с резкими чертами лица и коротким ежиком светло-русых волос представлял собой полную противоположность двухметровому разбойнику-культуристу, но что-то ведь вызвало аналогию, и эта причина явно заключалась не в том, что они оба, и ее друг, и мент, не носили обручальные кольца… Взглянув на третьего, Лаки удивилась. Бугай в расстегнутой кожаной куртке и спортивном костюме держал под мышкой барсетку, а свободной правой рукой крутил четки, и было странно, что на его запястьях нет милицейских «браслетов» – если вошедший перед ним русоволосый мент напоминал не так давно «откинувшегося» зека, то этот казался воплощением криминального «бригадира» середины девяностых годов. Как будто настоящие менты ехали на заявку и прихватили его по дороге, прицепившись к одному только внешнему виду, причем случилось это лет пять назад… Или, быть может, это актер, которому в новом сериале предстоит играть милицейскую роль, и, его таскают за собой, чтобы показать живую работу? – Ну а где остальные пять трупов? – весело поинтересовался «актер» и при этом так посмотрел на Лаки, что она была вынуждена отвернуться. Подобные взгляды уместны на дискотеке, где люди собираются для того, чтобы в вертикальном положении выразить свои горизонтальные желания, но не здесь же, над телом теплого еще Никиты… И зачем он полез? Держал бы руки в карманах – остался бы жив. – Никаких трупов у нас больше нет, – ответила Лаки, демонстративно обращаясь ко «второму», похожему на бывшего заключенного. – Уже успели избавиться? – спросил русоволосый мент, присаживаясь возле Никиты на корточки. – Ни от кого мы не избавлялись! – Что же они, сами свинтили? Ушли до прибытия? Последняя фраза была стандартной, используемой в милицейских отчетах по выездам на заявки, и, произнесенная Акуловым, представляла собой не самый удачный образчик профессионального юмора, понятного лишь посвященным. – Да, сами! Как вашу машину увидели, так в окно повыпрыгивали! – Очень смешно. Девушка отвернулась: – Телефонистке своей скажите, чтоб она уши прочистила, тогда ошибаться не будет… Постовые продолжали оставаться на кухне, в то время как троица одетых в гражданское ментов прошлась по квартире. Потом «менеджер» занялся составлением протокола по поводу кокаина, найденного в сумке Снежаны, а «второй» наскоро переговорил с остальными свидетелями преступления, вызывая их поодиночке на лестничную площадку. – Все понятно, – резюмировал он, закончив последний опрос. – Никто ничего не знает, что и следовало ожидать. – Почему? – Снежана отложила протокол, который тщетно силилась прочитать, удерживая бумагу в трясущихся руках. – Я же говорю, что он к ларькам уходил. Там и надо искать… – Эх, девушка! – Акулов покачал головой. – Уж вам-то следовало бы помолчать в первую очередь. За порошок уже срок имеете, так хотите его удлинить ложными показаниями? Такая статья в Кодексе тоже найдется. Дают по ней, конечно же, немного, но то, что для судьи кажется «мало», – для подсудимого может обернуться всем… Поверьте мне, я знаю. Короче говоря, мизансцена такая: все едем в отдел. Хозяин квартиры останется здесь, остальные – за мной. – Зачем? – Разговоры разговаривать будем. Я не Эркюль Пуаро, чтобы месяц с вами общаться, ловить на мелких противоречиях, а потом собрать всех в одну кучу и высказать свои догадки, не заботясь о том, как их придется доказывать. Я сделаю проще. В момент убийства все вы здесь были, так что всем вам прекрасно известно, что именно произошло и кто виноват. Вас шесть человек, так что хотя бы один непременно расколется. Я даже догадываюсь, кто именно начнет каяться первым. Нет людей, которые отказываются отвечать на вопросы, – есть милиционеры, которые не умеют их задавать. Кстати, Серега, после того, как прокурорский следак отработает, надо будет участкового позвать, пусть оформит на хозяев материал по содержанию притона. По-моему, все признаки налицо: массовая пьянка, убийство, наркотики… – Наверняка соседи не откажутся дать показания, – поддержал игру напарника Волгин. – Я думаю, их давно достали постоянным шумом. – Участковый разберется. Здесь, кажется, Михалыча территория? Он мужик грамотный, так что своего не упустит. Все, граждане подозреваемые, шагом марш на выход! – И я? – спросила Снежана. – Вы, милочка, в первую очередь… Волгин и Фадеев остались в квартире дожидаться приезда следователя, Акулов же вместе с задержанными отбыл в местное отделение. Там он сдал их в дежурную часть, отыскал свободный незапертый кабинет и для начала занялся супругой владельца квартиры. Толку от нее было немного, даже не всех своих гостей она помнила по именам, а драку и вовсе не видела, но, опасаясь участкового, который мог «оформить притон», она заявила, что весь расклад должны знать Снежана и Лаки. В том же духе высказались еще двое человек, после чего Акулов сделал перерыв, чтобы выпить кофе и обдумать тактику предстоящего разговора. Могло так случиться, что девушки с экзотическими именами замкнутся и вытащить из них правду не удастся никакими клещами. Женщин всегда тяжелее допрашивать, и гораздо чаше, чем мужчинам, им удается обвести оперов вокруг пальца, но Андрей склонялся к мысли, что сумеет добиться успеха. Начал он с Лаки. Девушка уселась перед столом, положив ногу на ногу, выражение ее лица можно было бы назвать вызывающим, если бы Акулов уже не понял, присмотревшись в квартире, что она всегда смотрит на мужчин с легким вызовом, словно желает спровоцировать… Спровоцировать на что? На знакомство? Не слишком безопасное занятие. В условиях светского раута игра может пойти по сценарию девушки, но вряд ли она посещает такие мероприятия часто, а на улицах ночного мегаполиса, в развязной атмосфере клуба или кабака подобное поведение, скорее, подвигнет кого-то на совершение изнасилования. Маньяки встречаются не так уж и часто; девять из десяти всех «износов» совершают знакомые потерпевшей, самой разной степени близости, от родственников, одноклассников или отвергнутых почитателей до парня, угостившего шампанским на дискотеке, который искренне считает своим правом требовать определенную благодарность в ответ на любезность. – Иванцова Лукерья Арнольдовна, родилась шестнадцатого июня восемьдесят первого года, домашний адрес… – ответила девушка на стандартный вопрос Андрея об ее установочных данных. Акулов сделал пометки в блокноте и отложил авторучку: – Прозвище образовалось от имени? – Да. Еще в школе, когда стали изучать английский. Мой папочка постарался, наградил старушечьим «лейблом». Не знаю, о чем он думал, когда его выбирал. Ненавидел, наверное. – Понятно… У меня к тебе есть предложение не тратить попусту время, ни твое, ни наше. – Акулов выложил на стол Уголовный кодекс, раскрыл на нужной странице, подчеркнул ногтем статью об ответственности за хранение наркоты и подвинул книгу поближе к девушке: – Почитай. Все понятно? Лаки пробежала глазами мелкие строчки: – Какое отношение это имеет ко мне? Хотите сказать, что и у меня, если начну упираться, отыщите «дурь»? – Нет. Ни говорить, ни тем более делать такого я не собираюсь. Зачем нарушать правила, если все козыри и так в наших руках? – Тогда… – Я предлагаю тебе спасти подругу. Ты мне даешь весь расклад по убийству – я отмазываю Снежану от кокаина. – И сколько это будет стоить? Акулов вздохнул: – Я беру взятки, но не деньгами. Помощью и информацией. Естественно, и то, и другое должно быть реальным, а не фуфлом. Варианты типа «Вы меня сегодня отпустите – а я вам завтра расскажу, кто убил Старовойтову» не прокатят. Лаки задумалась. Сидела молча, разглядывала Андрея. Потом обеими руками поправила прическу и уточнила: – Значит, если я расскажу, с кем подрался Никита, то Снежанку отпустят? – Сразу после того, как я проверю твои слова. Надеюсь, много времени проверка не займет. – А она будет ждать в камере? – От тебя зависит, как долго это продлится. Девушке не было жалко Софрона. Придурок ревнивый, нашел повод распускать руки! Если посадят – туда ему и дорога, все равно ведь уже задумывалась, как с ним порвать отношения, а теперь лучшего повода и не найти. Получится как всегда – станут сочувствовать ей и поносить Софрона. Плохо лишь, что надо договариваться с ментами. Можно, наверное, и отмолчаться, прикинуться дурочкой, но тогда Снежана влетит по полной программе. Даже если подружку и не арестуют, то до суда она вся изведется, издергается так, что впору будет вены резать. Вот уж кого действительно жаль, так это ее, на пустом месте девка влетела. И чего она не убежала из квартиры вместе со всеми? Сидела бы сейчас дома, а не в вонючем «обезьяннике»… – Он ведь не собирался Никиту убивать, – заметила Лаки, подготавливая почву для признательных показаний. – Возможно. Но если вы все станете молчать, мне будет тяжело об этом судить. Меня ведь там не было, я не видел, как дело происходило. Удары наносились по жизненно важным органам, так что надо было предполагать такой результат… Они сцепились из-за тебя? – Да, – машинально ответила Лаки, последний раз все обдумывая. Если кто-нибудь в дальнейшем и обвинит ее в стукачестве, то она оправдается тем, что боролась за свободу Снежаны. В конце концов, Софрон с Никитой – здоровые взрослые кабаны, могли бы разобраться между собой так, чтобы не пострадали другие. Идиоты, прожили по полжизни, а силу рассчитывать так и не научились. Одному только дай повод подраться – и ничего больше не нужно, даже в брачную ночь оставит невесту, если под окнами завяжется мордобой, в который можно вписаться. А у второго, наоборот, все здоровье в «корень» ушло, на бицепсы ничего не осталось. Лучше боксу бы научился, а не поцелуям. На фиг к девушке приставать, если не можешь ее отстоять? Но целовался он, конечно, кайфово… Своей вины девушка по-прежнему не ощущала. «Защитная реакция, – подумал Акулов. – Может быть, своего рода шок. Правда, шок когда-нибудь проходит, а вот станет ли Лаки в будущем переживать из-за того, что стравила двух парней, неизвестно». – Да, – повторила Лукерья и посмотрела на Андрея оценивающе. – А не получится так, что я вам правду расскажу, а Снежана все равно сидеть останется? Какой вам смысл слово держать? – А какой мне смысл его нарушать? – Многие нарушают. – Я – не «многие» и привык себя уважать. Только мне от тебя нужен не просто устный рассказ, нам еще придется его записать. – Я понимаю. И все равно… – Верить нельзя никому. – кивнул Андрей. – Мне – можно. Так говорил папаша Мюллер из «Семнадцати мгновений…». Девушка посмотрела непонимающе, и он пояснил: – Кино такое было. Классика жанра. И книжка, но она мне меньше понравилась. – Кажется, про шпионов? В школе мы этого не проходили. Или я что-то забыла? – Лаки улыбнулась с оттенком кокетства. Смотреть на это было неприятно, но Акулов в интересах дела не стал попрекать девушку ролью, которую она сыграла в кровавой истории, и бездушием. Какой смысл читать ей мораль, апеллировать к совести? Раньше этим надо было заниматься, в детстве. Да и не ощущал в себе Андрей способностей педагога. Требовалось получить информацию об убийце, и он применил один способ. Получилось вроде бы результативно. Если бы такой вариант не прошел, можно было бы сменить тактику, подступиться с другой стороны. Тогда бы и поговорили о совести, о гражданской ответственности, о нравственности и морали. Много бы о чем поговорили, но теперь в этом не было надобности. – Я и сам из школьной программы помню только роман Льва Толстого «Майна и вира»… – Отвечая на кокетливый взгляд, Акулов сдержанно улыбнулся. * * * Волгин и Фадеев приехали в отделение спустя два часа после того, как Акулов закончил оформлять показания последнего из свидетелей. – Что вы так долго копались? – спросил он Сергея. – Тростинкина осмотр проводила. Сам знаешь, как с ней обычно бывает. Половину времени она тратит на то, чтобы перегрузить на кого-нибудь свою часть работы, а когда это не получается, то начинает придираться к мелочам и портить окружающим настроение. Сейчас она потребовала, чтобы я притащил понятых с улицы – соседи, дескать, люди заинтересованные, к тому же их потом придется допрашивать… – Ну и что? Где написано, что это запрещено? – Я ей сказал то же самое, да без толку. Она даже отказалась начать осмотр без понятых – а какой нормальный человек, случайно проходивший мимо дома, согласится потратить четыре часа для того, чтобы удовлетворить Ритино самолюбие, а потом поставить закорючку в протоколе? – Она в тебя просто влюбилась. – Она? В меня? Не издевайся, для тонких чувств я слишком стар и давно не красив. – Заканчивай прибедняться, такой старый дуб, как ты, еще пошумит и борозды не испортит… У меня есть хорошие новости. – Да я вижу, ты весь просто светишься. – Будешь обижать меня – ничего не скажу. – Прости, пупсик. Я забыл, что ты такой нежный. Рассказывай, я буду молчать. – Никиту забил некий Дима Софронов, семьдесят пятого года рождения. – Кто такой? – Временно не судимый. – Оригинальная формулировка! – Мое собственное изобретение. Ни по каким нашим учетам парень не значится, работает администратором клуба «Позолоченный ливень». Его смена начинается в двадцать часов, так что скоро можно будет поехать и взять Димона за жабры. – Если он уже не добежал до канадской границы. – Вряд ли. Когда он уходил из квартиры, Никита был еще жив. Разве что позвонил кому-то из знакомых, поинтересовался результатами спарринга. Но я думаю, что он этого не сделал. – Могли ему позвонить, порадовать «чистой победой». – Могли… Однако я почему-то уверен, что он появится в клубе. Домой он пока что не приходил, но Лаки меня сразу предупредила; что у него была назначена встреча, о которой он с самого утра вспоминал. – Не нравится мне в людном месте устраивать заваруху. Хорошо, если он спокойно ручки протянет, а если начнет быковать? – Не начнет, – уверенно вступил в разговор Игорь. – Мне в этом клубе приходилось бывать, так что проблем не возникнет. Директор кое-чем обязан нашей конторе. Лишь бы Софронов пришел на работу, а уж там не оплошаем, – Что собой представляет эта забегаловка? – Забегаловка? Хм! У тебя зарплаты не хватит, чтобы туда «забежать». Кружка российского пива стоит в «Ливне» почти десять баксов, я уж не говорю про горячие блюда. Заведение для молодежи, которой некуда девать отцовские бабки. Между прочим, пользуется бешеной популярностью. Неужели не слышал? Все заезжие звезды там выступают, даже иностранцы, но у них и своя шоу-программа на высшем уровне. Такие девочки танцуют! Я специально с вами поеду, чтобы на них лишний раз посмотреть. – Меня смущает название, – усмехнулся Волгин. – Может, не стоит туда соваться? В вопросах секса я консерватор и, если начнут ко мне приставать, могу не сдержаться. Застрелю кого-нибудь, придется потом извиняться… – А что такое? – Акулов перевел недоуменный взгляд с деланно озабоченного Волгина на Фадеева, который понимающе усмехался. – Андрюхин, ты отстал от жизни. В определенных кругах «Золотым дождем» называют такую разновидность полового акта, при котором один партнер писает на морду другому, и оба от этого тащатся. – Тьфу, бл… У нас в тюрьме это называлось иначе. И уж тот, который оказывался внизу, ни какого удовольствия не получал. Волгин сел за стол, подравнял стопку листов, исписанных напарником. Фадеев, оценив ее толщину, прокомментировал: – Сразу заметно, Андрей, что ты по работе соскучился. Я за месяц трачу, меньше бумага, чем ты – за какие-то пару часов. – Когда вопрос состоит в том, чтобы «приземлить» достойного человека, мне не сложно вспомнить алфавит. Если очень приспичит, я напишу даже стихами. По крайней мере, белыми. Серега, почитай объяснение Лаки, оцени свежим взглядом: может, я чего упустил. – Как тебе удалось ее разговорить? – спросил Волгин, просматривая шапки документов, чтобы отыскать нужный бланк. – Элементарно, Ватсон. Хватило двух ударов по почкам. – А если серьезно? Ты сам-то ей веришь? – Проверим – узнаем. Но я не думаю, что она врет. При виде такого мужчины, как я, ни одна женщина не может устоять. Все говорят правду и ничего кроме правды, а когда деловые вопросы кончаются, начинают молить о свидании. – Жаль, тебя сейчас не слышит Ермакова. За такие слова она бы тебе глаза вырвала с мясом! – Садист ты, Волгин. Глаза с мясом! Я бы такого даже придумать не смог, а что касается Маши, то она прекрасно знает специфику моей работы и по пустякам не ревнует… Что такое, котик? Привидение увидел? Волгин отложил «Объяснение», которое начал читать, и чертыхнулся: – Да, город тесен! – Что случилось? Лукерья – твой внебрачный ребенок? Значит, это ты, сатрап, наградил ее таким именем? Столько детей наплодил, что в справочнике нормальных имен уже не осталось, пришлось выбирать из старославянского календаря? Знаешь, Волгин, я давно подозревал в тебе что-то такое, что-то чуждое нашей идеологии. Жаль, не успел написать в партком. – Лаки – дочка Шершавчика. Если бы ты внимательнее листал ОПД, то наверняка бы это запомнил. С ней разговаривал Катышев, я потом хотел девчонку найти, но не смог – они уже сменили адрес. – Что? А… как же фамилия? – Знаешь, пупсик, общение с малолеткой отрицательно сказалось на твоих умственных способностях. Для благозвучия она взяла фамилию матери. Лукерья Гладкостенная! Представляю, какие насмешки одноклассников ей пришлось терпеть в школе. Не удивительно, что она пропускала половину занятий: в слове из четырех букв делает пять ошибок, мог бы и сам это заметить, если бы ты думал о деле, а не пялился на чужие коленки. – Свои разглядывать неинтересно. И потом, она же была в брюках… – Зато у тебя хорошее воображение. Как Людмилу Борисовну звали, не помнишь Иванцова! Между прочим, и суток не прошло с тех пор, как мы с ней расстались. – Фамилия слишком распространенная… Черт! И что теперь? Я про отца, естественно, ничего и не спрашивал. Позвать девчонку? Волгин подумал и отрицательно покачал головой: – Не будем все валить в одну кучу. Как я понимаю, контакт у тебя с ней нормальный? Значит, пообщаемся в другой раз. Кстати, как ты собираешься Снежану отмазывать? Насколько я понимаю, это было одним из условий вашего договора? – Повесим все на покойника. Согласен, что это не очень этично. Зато дешево и практично. Никите уже все равно, а мы человеку поможем. Тюрьма не пойдет Снежане на пользу… Кроме того, задержим Софрона. а Никите, я думаю, даже с того света будет приятно понаблюдать за этой картиной. Снежана скажет, что Никита дал ей бумажку с порошком, которую она не разворачивала и не интересовалась, что там находится. – Прокуратуре такая голимая ложь не понравится. – Куда им деваться? Девчонка скажет, пять свидетелей подтвердят. Пусть думают что хотят, но с точки зрения УПК состав преступления в действиях Снежаны отсутствует. Почувствовав на себе взгляд Фадеева, Волгин повернулся к нему. Казалось, Игорь молча напоминал и дневном разговоре и снова предупреждал: «Смотрите не заиграйтесь. Решат, что вы опять взяли деньги». – А что представлял собой Никита? – Завсегдатай «Позолоченного ливня». Называл себя свободным художником и принципиально отказывался работать. Пару лет назад сам влетел с анашой, но родители договорились и сумели выкупить сына. В нашем районе дело было, до сих пор «глухарь» где-то пылится… Между прочим, уже без четверти восемь. Предлагаю отправиться в клуб. – Сейчас должна приехать Тростинкина. – Меня не очень тянет с ней встречаться. Боюсь, не вытерплю ее капризов. Здесь пять человек, которых надо допросить, и она наверняка заявит, что ей тяжело это делать. Договоримся с дежурным, он найдет кого-нибудь, кто не откажется Рите помочь. При ее внешности несложно захомутать какого-нибудь простачка, который только обрадуется, если она попросит его что-нибудь сделать. По крайней мере, первый раз такой метод действует на всех безотказно… Погнали, да? Душа Никиты вопиет об отмщении, пепел Клааса стучится в сердца. Сергей Сергеич, не сочтите за труд, нажмите кнопочку у вас за спиной. Спасибо: Надо экономить электроэнергию – забывая ее выключать, мы отдаем свои деньги Чубайсу… ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Заведение для золотой молодежи. – Сухопутный пират. – Халява. – Акулов смотрит на посетителей. – Шоу. – Акулову дурно. – Белый танец. – Задержание Поехали на пятидверной «Ниве» Фадеева – самой вместительной машине из тех, что были в распоряжении оперев. – Тебе нужен джип посерьезнее, – заметил Акулов. – Этот не слишком соответствует твоему имиджу, – На серьезный я еще не заработал. – Своя тачка? – Служебная. – Номера у вас какие-то не милицейские. Боитесь народного гнева? – Маскируемся… Найт-клуб «Позолоченный ливень» занимал стандартное двухэтажное здание торгового центра и внешним лоском не поражал. Решетки на окнах, обычная неоновая вывеска, тесная парковочная площадка и четыре тусклых светильника-шарика, обозначающих дорожку от этой площадки к входу в увеселительное заведение. – На первом этаже дискотека и бар, – пояснил Фадеев. – Акустика похуже, цены пониже и никаких особых изысков. Развлечения для простолюдинов, вроде нас с вами. Если ничего не пить и не жрать, то на свою зарплату раз в неделю мы сюда можем наведываться. Но сегодня нам – выше. Видите рекламу? Над входной дверью была укреплено белое полотнище с изображением двух длинноногих девиц, с удовлетворенным видом обнимающих друг дружку за плечи. Имея хорошо развитое воображение, можно было опознать в красотках актрис Джулию Роберте и Николь Кидман, которых нарисовал художник, своими способностями не сильно превзошедший Остапа Бендера с «натурщиком» Кисой. Надпись под картинкой гласила: «Только у нас по уикэндам вас ждут самые высокие девушки города! Шоу-балет „Сюрприз"!!!» В вестибюле оказалось неожиданно многолюдно. Змеилась к гардеробу оживленная очередь, обнимались возле таксофонных кабинок и перед входом в зал для танцев разгоряченные пары, орлиным взором наблюдал за этим столпотворением дюжий охранник. К нему и подошел Фадеев: – Любезный, сообщи-ка своему боссу, что прибыли Игорь Александрович с коллегами. Побыстрее, пожалуйста. Очевидно, прежние визиты Фадеева остались в памяти охранников клуба. Не переча и не спрашивая дополнительных объяснений, он связался по рации с шефом, хмуро выслушал приказание и указал пальцем на лестницу, покрытую черной ковровой дорожкой: – Подниметесь на второй этаж, потом пройдете мимо бильярдной… – Спасибо, я знаю. К кабинету директора вел короткий коридор, начинавшийся за неприметной дверью в углу зала, где были устаноатены игровые автоматы, искусственные пальмы и широкие диваны, на которых отдыхали, вальяжно развалясь и манерно дымя сигаретами, несколько представителей «золотой молодежи» обоего пола. На появление оперов никто из них внимания не обратил. Акулов, принюхавшись, тихо заметил: – Марихуаной воняет. Вон те двое пыхают, видите? Ни черта не боятся! Подходи и задерживай тепленькими. – Успокойся. Если у всех повыворачивать карманы, то СИЗО переполнится. – Я думал, охрана борется с наркотой. – Каким образом? Иногда кого-то, кто слишком сильно зарвался, выставляют за дверь. Наркодилеров стараются отваживать, а что касается потребителей, то… Сам понимаешь, если взяться за них по-настоящему, то очень быстро клуб останется без посетителей. Считается, что за те деньга, которые здесь дерут на входе и в баре, можно позволить определенные вольности. Правда, что из этого причина, а что – следствие, я сказать не берусь. – Позиция администрации понятна. А вот куда смотрит районный ОБНОН[7 - Отдел борьбы с незаконным оборотом наркотиков.]? – Там пять человек оперов, которых знает каждая собака. Устраивать постоянные рейды, трясти всех подряд? Никто этого не разрешит. А на то, чтобы проводить нормальные мероприятия – зайти под видом посетителя, спокойно присмотреться и нахлобучить крупного сбытчика в момент продажи товара, нет ни денег, ни прочих возможностей. Я же говорю, обноновцев здесь вмиг просчитают. Та же охрана не побрезгует предупредить, кого следует. – Многое изменилось, пока я сидел… – Да нет, не так уж и много. Ты просто кое-что забыл. Нам сюда, мужики. Фадеев постучал в дверь из полированного крепкого дерева и открыл, не дожидаясь ответа. – Здорово, Гордеич! – Игорь Александрович, какая приятная неожиданность! Директор проворно вскочил из-за стола, оказавшись значительно ниже ростом, чем можно было ожидать. Радушно улыбаясь, на коротеньких ножках просеменил по розовому ковролину навстречу вошедшим, пожал всем троим руки, каждый раз задерживая чужую ладонь в своей чуть дольше, чем требовалось. – По делу? Или развлечься желаете? – Развлечемся по делу, – широко ухмыльнулся Фадеев, плюхаясь в кресло у правой стены, как раз под картиной в японском якобы стиле: два самурая скрестили мечи у подножия Фудзиямы, на фоне рисового поля, крестьян и зарослей сакуры. Секунду на лице Гордеича царило напряженное замешательство, но потом он снова расплылся в улыбке и указал визитерам на свободные кресла: – Располагайтесь, господа. Может быть, кофе? Или по пятьдесят грамм чего-нибудь более крепкого? – Успеем. – Ну, как скажете… Возвращаясь за стол, Гордеич повернулся к операм спиной и, думая, что никто этого не заметит, перестал изображать доброжелательность на своей бледной лунообразной физиономии, дал возможность проявиться сдерживаемым эмоциям. Директор ошибся: и Акулов, и Волгин обратили внимание на отражение в оконном стекле. Гордеичу, можно было в этом не сомневаться, хотелось как следует отмутузить неожиданных визитеров и собственноручно выкинуть их за порог. Волгин и Акулов сели на предложенные места. Разговор начинать не спешили, по молчаливому согласию передали инициативу Фадееву, чувствовавшему здесь себя как рыба в воде… Нет, скорее, как слон в известной лавке. Добродушный такой слоник, до поры до времени приветливый. Если все выйдет, как ему хочется, то хозяин лавки может не беспокоиться за сохранность посуды. А если полюбовному договору состояться не суждено, что ж… У слоника плохое зрение и неважнецкий слух, но при его весе это – чужая беда. Облокотившись на совершенно пустой письменный стол, Фадеев смотрел на хозяина кабинета и улыбался. Визуально определить возраст Гордеича можно было лишь приблизительно: около сорока. Внешний облик директора вызывал ассоциации с пиратами и шоу-бизнесом: мешковатый черный френч и широкие мятые брюки, серьга в одном ухе, кожаная темно-коричневая бандана на голове. – Может, все-таки пропустим по рюмашке? – Гордеич не выдержал пристального взгляда оперативника, без нужды похлопал себя по на грудным карманам, поправил узел косынки и потянулся к дверце бара, установленного так, чтобы его можно было открыть, не выходя из-за стола. – Я же сказал, позже, – в самый последний момент остановил директора Игорь, – Нам с одним человечком потолковать хочется. – Из моих? – Директор сдвинул брови. – К сожалению, из твоих. – Я его знаю? Извини, глупость сморозил! Какие проблемы? Раз надо – поговорите. Здесь или… – Нет, нам с собой. Заворачивать не надо, сами управимся, ежели что. – Какие проблемы… – повторил Гордеич и вздохнул; его пухлые пальцы совершенно неожиданно выбили чечетку на полировке стола. – Что-то серьезное? – Ты же знаешь, я шелупонью не занимаюсь. Слушая фразу Фадеева, Гордеич посмотрел на Акулова, и Андрей, помедлив, кивнул, подтверждая высказывание коллеги. – Что я могу вам сказать? Если парень чего натворил, сажайте. Лишь бы не получилось как на прошлой неделе. Два орла, пьяных в дупель, приперлись ночью поиграть на бильярде. Охрана их не пустила, посоветовала сперва протрезветь, а потом уже приходить в приличное заведение… – Это у тебя-то приличное? Ну-ну! – …Эти двое принялись скандалить, неприятностями грозить. Охрана не обращала внимания. Привыкли, что почти каждый, кто не прошел «фейс-контроль», начинает козырять крутыми связями, от братвы до разведки Генштаба. Как правило, угрозами все и кончается. Эти двое тоже вроде угомонились, ушли куда-то. Как потом выяснилось – ходили звонить. Через пять минут прилетают два «козелка», и менты начинают моим охранникам руки крутить. Дескать, они у тех орлов отобрали какие-то деньги, а потом вышибли с дискотеки. – Орлы тоже оказались ментами? – Ага. Стажеры районного батальона постовой службы, в органах – дай Бог неделю, а гонора больше, чем у некоторых генералов. Короче, пока до меня дозвонились, пока я приехал и разобрался – моих бойцов успели уработать. СГМ, трещины в ребрах, гематомы. Не об их здоровье разговор, ребята перетерпят и вылечатся, в будущем станут умнее, но для репутации заведения это удар. Слишком многие посетители видели потасовку, и какой, ты думаешь, у них остался осадок? Пришлось мне принимать свои меры… – Гордеич, я твой намек понял. Мог бы говорить открытым текстом, ни для кого давно не секрет, что администрация района у тебя с руки кушает, а один человек, похожий на прокурора, здесь свадьбу дочери справлял. И за себя, и за своих работников ты постоять сумеешь… – Я не про то говорю. – Гордеич, пальцем собирая со стола невидимые пылинки, покачал обвязанной банданой головой. – Просто хочется, чтобы все было по справедливости. – О справедливости у каждого свое представление. Готов поспорить, что наше сильно отличается от твоего. А что касается этой истории, то опыт мне подсказывает: такого роди конфликты возникают только тогда, когда не правы обе стороны. Я не оправдываю милицейских стажеров и постовых, о которых ты говорил, но и твои бойцы, я уверен, далеки от невинных младенцев. – У нас частная собственность… – Право на собственность не отменяет обязанностей. Гордеич, нам нужен Софронов. Вызовешь сюда, или нам пойти и поискать его самим? – Дима? – А что, их у тебя несколько? Он сегодня пришел на работу? – К восьми часам, как положено. Только сейчас его нет… – Гордеич, не крути. Куда он делся? – Надеюсь, ты не думаешь, что я его прячу? – Могу подумать и так. Где он? – Уехал за продуктами. – Что? Вы за мясом в ночной ларек с авоськами бегаете? Или бодяжная водка в буфете закончилась, потребовалось обновить? Какие, к черту, закупки в половине десятого вечера? – Он будет через час, максимум – полтора. Я его лично отправил. У Димы хорошие отношения с одним из наших поставщиков, они встречаются в любое время, когда им удобно. Нет, я гарантирую, – Гордеич прижал ладонь к груди, – что до одиннадцати он появится. Пока можете посидеть в зале, посмотреть шоу. У нас сегодня «Сюрприз» выступает, одна из лучших групп города. – Мы будем в зале сидеть, а твои цирики Софрону цинканут, что уголовка здесь ошивается, пасет неизвестно кого… Директор поморщился, давая понять, что жаргонная речь ему неприятна, но он вынужден терпеть, не смея перечить обличенным властью гостям, понимая, что оперативная работа накладывает свой отпечаток на образ мыслей и манеру вести диалог. – Откуда охранникам знать, кого вы тут ищете? Наоборот, увидев вас в зале, все решат, что милиционеры пришли на халяву посмотреть представление. Сколько раз такое бывало! Тем более, Игорь, охрана знает только тебя, эти господа, если мне память не изменяет, у нас прежде не были. – Не изменяет. – Фадеев поднялся, расправил плечи, навис над директорским столом, зажимая под мышкой барсетку. – Насчет халявы ты, пожалуй, прав. Глупо будет не воспользоваться таким предложением. К тому же у Андрея Витальевича сегодня день рождения, практически юбилей. А он, вместо того, чтобы за праздничным столом водку пьянствовать, вынужден гоняться по всему городу за твоим уважаемым Димой. – Стол мы сможем организовать и здесь. Проходите в зал, Инночка покажет, куда сесть. А я сейчас подойду. Саныч! С Софроновым… это серьезно? – Более чем. Гордеич, мы знаем друг друга давно…. Не будем ссориться сегодня, хорошо? Когда Дима приедет – отдай его нам. Отдай по-хорошему. Не дожидаясь ответа директора, Фадеев вышел из кабинета. Акулов и Волгин последовали за ним. – Слышь, Чапаев, а ты не переборщил? – спросил Сергей, догоняя рубоповца и беря его за локоть. – Не, в самый раз. Софрона он отдаст, отвечаю. Немного меньжуется, но ссориться с нами не станет. У меня мелькала информация, что через местный кабак проходят ворованные продукты, – похоже, Димон именно за ними и направился. Кстати, его фотографии у нас нет? – Вот. – Акулов протянул прямоугольничек захватанного пальцами черно-белого снимка «три на четыре». – Отобрал у Лаки, она хранила в своем кошельке… Игорь! Ты, конечно, тут все лучше знаешь, но мне затея со столом не очень нравится. Зачем ты ему сказал про мой день рождения? – Тебя что-то смущает? Перестань! Ты бы знал, сколько Гордеич мне должен! Я столько раз его из петли вытаскивал, что он вовек не рассчитается. От того, что мы здесь сожрем, заведение не разорится. А сидеть, как лохи, за пустым столом – только внимание привлекать. Нам оно надо? Держи! – Рассмотрев, Фадеев вернул фотографию. – Приметная харя, узнаем в полтычка. Мне кажется, я его где-то встречал! – Здесь и встречал. Крякнув, Фадеев молчат до тех пор, пока не заметил стройную девушку в черном костюме, строго выговаривающую двум молоденьким официанткам. – Инесса! Здравствуй, радость моя ненаглядная! К удавлению Волгина, девушка на появление Игоря отреагировала столь же бурно. Поспешила навстречу и хоть и не бросилась на шею, но обхватила Игоря за локти, привстала на носочки и расцеловала – сначала в обе щеки, потом в губы. – Всего тебя измазала помадой, – заметила она, немного отстраняясь. – Жена из дома прогонит. – Не прогонит. Она в другой город уехала, к матери. – Значит, ты холостякуешь? – Я, Инна, всегда на работе. – Даже сегодня? Волгин вдруг испугался, что Фадеев расскажет об истинной причине визита, но Игорь покачал головой: – Сегодня я с друзьями отдыхаю. – Есть повод? – Она смотрела только на Игоря, не удостоив его спутников и мимолетным взглядом. – А как же! Посидишь с нами? – Не знаю, как получится. Вас устроить где обычно? – Ага. Поближе к сцене. Девушка фыркнула и стукнула Игоря по плечу: – Противный! Тебе бы все на малолеток пялиться! – Ну почему же только пялиться? А вообще, когда они выступают, я закрываю глаза. Кстати, во сколько начало программы? Инесса рассмеялась и, взяв Фадеева под руку, повела к столику возле стены, метрах в десяти от полукруглой сцены, по краям и в центре которой были установлены три металлических блестящих пилона. – У Игорька здесь прочные контакты, – шепнул Акулов Сергею. Волгин пожал плечами: Фадеев не отличался верностью семейным узам, был безалаберен в отношениях с женщинами, любил и умел погулять, но при этом оставался профессионалом во всем, что касалось работы. Во всяком случае, ему можно было доверить любую горячую информацию и не бояться оставить его за спиной во время переделки. Зал оказался значительно больше, чем можно было ожидать, глядя на здание клуба снаружи. Отделка стен, освещение, мебель и покрытие пола – все соответствовало очень высокому уровню. Подавляющее большинство столиков было занято, в основном компаниями из четырех-шести человек, принявших значительные дозы горячительных напитков. В отличие от посетителей, которых Волгину доводилось видеть в заведениях рангом пониже, куда он время от времени водил своих подруг, в «Позолоченном ливне» они не игнорировали горячие блюда в пользу пива, водки и легких закусок. Столы ломились от тарелок, по проходам сновали официанты с подносами, заставленными самыми разнообразными яствами, бармены за двумя длинными стойками не знали покоя, выдергивая стаканы из шейкеров и манипулируя бутылками с экзотическими этикетками. – Закажете сразу? – спросила Инесса после того, как опера расселись за столиком. Смотрела она по-прежнему только на Игоря. – Нет, зайка. Надо немного подумать. – Тогда я подойду позже. Видишь, сколько у нас сегодня народу? – А сегодня что, бесплатно наливают? – Просто суббота. До полуночи для девушек свободный вход и фужер шампанского в подарок. Акулов пролистал меню, чертыхнулся и, закрыв тяжелую кожаную папку, посмотрел по сторонам, оценивая окружающих с новой точки зрения: – Говорят, у нас в России маленькие зарплаты? В таком случае здесь собрались сливки общества со всей страны. Эх, налоговой полиции на них не хватает! – Акулов, вы – ретроград, – сказал Фадеев. – Причем ретроград красно-коричневый. Именно такие, как вы, не умеющие заработать на кусок копченого угря и баранину по-провансальски, тянут нашу родину в прошлое. – Лучше быть красно-коричневым, чем голубым, – ответил Андрей, продолжая разглядывать зал. Из трех ближайших столиков заняты были два. За одним расположились девушки, блондинка и рыженькая, с кружками светлого пива и немудреной – по местным, естественно, меркам – закуской к нему. Они курили длинные сигареты и разговаривали, облокотившись на стол и почти касаясь друг друга головами. Каждого вошедшего в зал провожали заинтересованными взглядами, рассчитывая на знакомство с молодыми – или не очень – людьми, которые оплатят дальнейшие развлечения. Скорее всего, в кошельках юных красавиц оставалось по паре червонцев на то, чтобы добраться домой в случае неудачной охоты на спонсоров, и пиво приходилось экономить. Фужеров из-под бесплатного шампанского на столешнице не было, то ли девицы сидели давно, то ли официанты не пренебрегали своевременным обслуживанием даже таких малоперспективных посетителей и подсуетились прибрать на столике, как только вино было выпито. По соседству с девчонками все обстояло иначе. Вожаком шумной компании был долговязый парень лет девятнадцати, одетый в белый костюм и шелковую рубаху, люминесцирующие при местном освещении. Он занимая место во главе стола в окружении Двух парней и четырех подружек старшего школьного возраста в коротеньких юбчонках, туфлях на шпильках и полупрозрачных блузках. Парни пили текилу и лязгали вилками о тарелки, доедая жареное мясо со сложным гарниром. Они старались выглядеть крутыми и раскрепощенными, поймавшими удачу за хвост, видавшими пороки и страсти, знающими цену всему в этой жизни. Девчонки, прежде «Ливень», скорее всего, не посещавшие, шушукались между собой, оценивая интерьер зала и внешний вид остальных посетителей, и смотрели в рот вожаку, когда он, самодовольно ухмыляясь, высказывал очередную сальность. «Пиратствующий» Гордеич подошел к столу оперов неожиданно, как будто воспользовался какой-то потайнной дверью в стене, а не общим входом. – Объявился Софронов? – В голосе Игоря проскользнуло разочарование, заниматься работой, отказавшись от просмотра программы и дегустации халявного угощения, ему чертовски не хотелось. – Пока еще нет. – Гордеич сел за стол, взял одно из четырех меню, раскрыл, освежая в памяти названия и прикидывая, какие блюда будет выгоднее предложить непрошеным гостям. – Не переживайте, как только он приедет, я сразу вам сообщу. – Я сильно на это надеюсь, – сказал Фадеев, интонационно выделяя какой-то подтекст – очевидно, был в, истории его отношений с директором эпизод, когда последний не выполнил обещание. – Не подведи нас, Гордеич… Чем ты нас хочешь накормить? – Мы специализируемся на французской кухне, – пояснил директор клуба Андрею с Сергеем. – Наши повара стажировались за границей, так что не ударят в грязь лицом даже перед самыми требовательными клиентами. – Это про нас, – хохотнул Фадеев, к которому возвратилось хорошее настроение после известия о том, что задержание Софронова откладывается. – Рекомендую попробовать луковый суп. Во всем городе его готовят только у нас, а это, между прочим, один из символов Парижа. Очень хорош салат «Бон фам». Какое мясо вы предпочитаете? Лично я свинину не ем, но не могу удержаться от того, чтобы не порекомендовать свиные ножки а-ля Сент-Менеуль или морковный рулет со свининой. – А вот это? – Акулов подчеркнул в меню нужную строчку. – Вареные говяжьи хвосты с гарниром из репы? Директор почесал правое ухо и вздохнул: – Субпродукты редко заказывают, так что мы не держим заготовок, невыгодно. Хвосты варятся цять-шесть часов, да и с репой проблемы. Конечно, если вы располагаете временем… – Обойдемся. На правах человека, знакомого с местной кухней, принимаю волевое решение. – Фадеев наклонился ближе к Гордеичу и перечислил несколько блюд, каждый раз припечатывая указательный палец к соответствующему названию в длинном списке на трех языках, французском, русском и английском. – И лягушачьих окорочков под белым соусом, как в прошлый раз. По-моему, довольно скромненько получилось. Само собой, водки и сока, мне – томатный. Гордеич, демонстрируя хорошую память, повторил весь перечень без запинки и ушел на кухню распорядиться. Фадеев закурил и откинулся на спинку стула, зацепившись большими пальцами за проймы своего кожаного жилета. Щурясь от табачного дыма, мечтательно произнес: – Я бы не отказался столоваться здесь постоянно. После карпа в красном вине, кролика в коньяке и говядины на пиве ловить жуликов как-то сподручнее. Особенно если за ними не надо ходить дальше первого этажа или директорского кабинета. – Увольняйся. Увольняйся и иди сюда работать сторожем, – посоветовал Волгин. – Тебя возьмут с радостью, Гордеич похлопочет. – Не боишься привыкнуть и перестать замечать карпов и кроликов? – спросил Акулов. – Только мент, не один десяток раз отсидевший в засадах по чердакам и подвалам, может оценить всю прелесть задержания в ресторане, где подают обжаренных лягушек. А если все время ими питаться… Не договорив, Андрей махнул рукой. – «Ажаны» в Париже питаются, но работать хуже не стали, – возразил Игорь, перекатывая сигарету из одного угла рта в другой. – Андрюхин, ты чего такой смурной? Даже если Софрона упустим, то хоть погуляем по полной программе. Как говорится, русский человек настолько привык к халяве, что готов за нее платить любые деньги. Успокой совесть тем, что мы рассчитываемся бартерным способом. Нам наливают – мы изолируем душегуба от нормальных людей. Хотя нормальные здесь, наверное, только мы трое. Да еще, пожалуй, Инесса. Игорь выразительно посмотрел в сторону соседнего столика, где джентльмен в белом костюме произносил тост в честь обворожительных спутниц. Испытывая трудности с подбором слов, а также для связи разных предложений или выделения деепричастных оборотов внутри одного, он широко использовал ненормативную лексику, в основном ту ее часть, которая касается женских половых органов и особенностей поведения отдельных представительниц слабого пола. «Школьницы», слегка зардевшись, с блестящими глазами внимали словам вожака. Акулов вспомнил Лаки, а Волгин, глядя на костюм джентльмена, подумал: «Как он в таком виде по улице ходит?» Официантка принесла спиртное и салаты, и вскоре после этого началась шоу-программа. Ею дирижировал молодой человек с громким голосом, слегка брезгливой улыбкой и взглядом артиста, которому до смерти опротивело разменивать свой драматический дар на потребу бухающей публике. Спортивным телосложением он выгодно отличался от директора клуба, но стремился ему подражать одеждой и головным убором. Сначала выступили два бармена. Проскакав на шестах с лошадиными головами от своих стоек до сцены, они продемонстрировали неплохой жонглерский класс, оперируя бутылками и стаканами. На глазах зрителей, не прекращая жонглировать, они смешали несколько коктейлей и удалились на рабочие места, после чего конферансье объявил начало аукционных торгов. Три коктейля купил джентльмен в белом, еще столько же приобрел тучный кавказец, рядом с которым сидели две девушки фотомодельного вида. Первый заплатил сотню баксов, второй, значительно обставив конкурентов, раскошелился на сто шестьдесят. Потом выступила молодая певица, единственные достоинства которой заключались в точеной фигурке и умении выставить ножку из разреза платья леопардовой расцветки. Исполнив несколько хитов из репертуаров известных солистов, она раскланялась и оставила сцену, изящно держа корзинку цветов, приподнесенных человеком с короткой стрижкой, чьи движения выдавали спортивное прошлое, а лексикон и манера держаться свидетельствовали о криминальном настоящем. По тому, как реагировала на него охрана, было ясно, что в клубе он известен и является давним поклонником таланта сексапильной певицы. После танцевального перерыва, занявшего минут двадцать, последовал номер с участием зрителей. Двое молодых людей встали, расстегнув ремни и верхние пуговицы брюк, втягивая животы, а две девицы, визжа, кидали кубики льда, стараясь навесным броском закинуть их мужчинам в штаны. Зрители веселились и хлопали, конферансье с дежурным сарказмом комментировал происходящее и отпускал советы. После того как два ведерка были освобождены ото льда, произвели подсчет кусков, попавших в цель и не выпавших на пол через штанины. Итоги результативных бросков различались минимально, в один подтаявший кусок, и проигравшая пара разочарованно взвыла и попыталась вытребовать себе какой-нибудь приз, но была освистана публикой. Победитель в мокрых штанах удалился, обнимая помощницу и неся над головой бутылку шампанского, презентованную конферансье. – Настоящая «Мадам Клико» урожая семьдесят третьего года! – Крикнул он вслед счастливчикам, и зрители многие, сидевшие ближе к сцене, разглядели этикетку местного завода игристых вин. – Я был уверен, что в таком месте развлекаются по-другому. С каким-то вкусом, что ли. Оригинальнее и… – Не подобрав нужного слова, Акулов замолчал и стал наливать водку. Увиденное вызвало у него только брезгливое раздражение. Фадеев усмехнулся: – Думал, сюда приходят небожители? Нет, люди как люди, любят деньги и бывают легкомысленны. В общем, напоминают нормальных, только квартирный вопрос их испортил. Вольная интерпретация слов Воланда из «Мастера и Маргариты» удивила Сергея, который был уверен, что Игорь очень давно не держал в руках книг, за исключением «Наставления по стрельбе из пистолета Макарова», и может процитировать только дальность полета пули и вес снаряженного магазина. – Давай, Андрюха, выпьем за тебя, – продолжил Фадеев, беря свою рюмку. – Поздравляю и хочу пожелать, чтобы следующие двадцать девять лет ты провел именно так, как отмечаешь эту дату. В окружении друзей, занимаясь любимой работой и не задумываясь о финансовых вопросах. Прошу прощения за корявый язык, но сказано было от чистого сердца. Ну, будем! Проглотив водку, Игорь закусил салатом и поморщился: – Халтурит Гордеич. Придется вставить ему пистон. – А по-моему, вкусно. – Ничего, пусть не расслабляется. Смотрите, самое интересное начинается! Конферансье с напыщенным видом замер на сцене, разговоры в зале притихли, стал реже стук приборов по тарелкам, повернулись и замерли головы посетителей, замедлилось движение челюстей. Конферансье тянул паузу, и, не выдержав напряжения, в дальнем углу зала истерически расхохоталась юная барышня. – Видишь дверь в стенке за сценой? – прошептал Фадеев, наклоняясь к Акулову. – Они выйдут оттуда. – Кто? – Самые высокие девушки города. Андрей вдруг ощутил что-то похоже на дурноту. Конферансье улыбнулся и поднял микрофон: – Уважаемые дамы и господа! Я счастлив объявить вам, что сегодня в нашем маленьком, но таком элитном клубе специально для вас выступает шоу-балет «Сюррр-пррриз»! Встречайте! Грянула музыка, громкость которой увеличили раза в два по сравнению с уровнем, который был во время танцев. Мужская часть зала взорвалась аплодисментами. Женщины хлопали тихо, словно боясь отбить ладони, тянулись к спиртному или отвлекали своих спутников вопросами. Спутники, однако, не отвлекались и, даже продолжая говорить, хотя бы одним глазом косились на сцену'. Трое охранников, незаметно просочившиеся в зал, встали так, чтобы оградить танцующих девушек от разгоряченных поклонников. Дверь в стенке позади сцены начала открываться. – Встречайте! – рявкнул конферансье, пытаясь перекричать музыку, и первая девушка, ослепительно улыбаясь, выбежала на сцену. – Великолепная Анжелика! Феерическая Виктория! Очаровательная Каролина! Встречайте «Сюрр-прриз»! Bay!!! Конферансье шлепнул по попке Каролину, появившуюся последней, и поспешил убраться, освобождая место танцующим. Посмотреть было на что. Мелодии, ритм, великолепная пластика и отточенные движения, молодость и красота. Зал заходился в восторге, который нарастал по мере того, как танцовщицы, в финале каждой композиции, освобождались от какой-нибудь детали своего туалета, и без того не отличавшегося скромностью. Больше всех усердствовала Каролина, самая высокая и самая молодая девушка в группе, скуластенькая, с пепельными волосами до плеч и трехцветной татуировкой на правой лопатке. В четвертой композиции зрители уже могли наблюдать ее грудь во всех подробностях. Прозрачная ткань, волнами окутывавшая гибкое тело от шеи до пояса, практически ничего не скрывала, а только усиливала соблазн и вожделение. – Класс! – выдохнул один из спутников джентльмена в белом костюме, но тот отрицательно покачал головой, со смаком выпил красного вина и лениво ответил: Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=141652) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Процессуальный документ, который содержит указания следователя о проведении оперативно-розыскных и отдельных следственных действий по уголовному делу, находящемуся в его производстве. 2 Статья 148 старого (действовал до 1997 года) УК – «Вымогательство». До сих пор употребляется в разговорах многими сотрудниками уголовного розыска. 3 Сотрясение головного мозга. 4 Информационный центр Главного управления внутренних дел. 5 События описаны в романе «Акула». 6 События описаны в романе «Охота на Санитара». 7 Отдел борьбы с незаконным оборотом наркотиков.