Бумажные книги Лали Федор Федорович Кнорре Интересна жизнь в далеком будущем! Все делают роботы, с ними можно разговаривать и даже дружить. Но вот родной голубой планете Земля стала грозить чудовищная катастрофа, может совсем прекратиться жизнь на Земле. Нет, такого допустить нельзя! И неравнодушная девочка Лали спасает свою цветущую планету. Федор Федорович Кнорре Бумажные книги Лали Глава 1 ВИЗАНТИЙСКИЙ ТОРТ Приближался день рождения Лали, они вытащили календарь, стали сверять цифры, и тут обнаружилось, что им обоим на днях стукнет ровно сто лет. Тогда они решили торжественно отпраздновать день своего столетия. До того им понравилась эта мысль, что Лали с увлечением принялась копаться в старых ящиках и альбомах, отыскивая подходящую картинку для пригласительного билета. – Вот эта, я думаю, подойдет! – объявила Лали. – А что на ней нарисовано? – Она разноцветная. Тут какие-то крошечные человечки тащат что-то похожее на колбаску. Гномы, наверное. Сгибаются от тяжести, надуваются с натуги, но вид у них очень самодовольный. Ими командует Фея с дирижерской палочкой, наверное, волшебной… Все прекрасно, вот я сейчас немножко замажу золотой краской колбаску… Вот так… А сверху пишу: «100» – получается, как будто человечки тащат громадные, тяжелые буквы. А внизу подпись: «Просьба гостям являться без опоздания, ровно в четверг». Ну как? Прат сидел в своем глубоком кресле у камина и тихонько смеялся, закинув голову, не оборачиваясь. – По твоему описанию это лучший пригласительный билет, какой я видел в жизни. Но ведь он только один, а гостей будет несколько! – Ну и что? Ведь мы их приглашаем в четверг. А по четвергам они и так приходят каждый раз. Я наклею приглашение на дверь снаружи. Они явятся, как всегда, и вдруг увидят, что приглашены. Ведь им будет приятно, правда? Они вместе вышли на крыльцо, наклеили приглашение на дверь и уселись на ступеньках подышать свежим воздухом. – Я вот о чем подумала, – задумчиво заговорила Лали. – Что, если все у нас было бы наоборот? Мне было столько лет, сколько тебе, а тебе сколько мне? Ты бы не стал относиться ко мне по-другому? Может быть, тебе стало бы неинтересно со мной? – Какие глупости. Неужели ты думаешь, что из-за таких пустяков могла бы испортиться наша дружба?.. Но по правде говоря, мне очень не хотелось бы опять стать мальчишкой. Очень! – Мне тоже кажется, так, как сейчас, лучше. Они сидели, держась за руки, на крылечко маленького домика. Прямо от нижней ступеньки начиналась зеленая лужайка, густо заросшая травами. Узенькая тропинка была протоптана к серебристому возвышению лифта. – Как хорошо и как по-разному пахнут травы, – проговорил, глубоко вздохнув, Прат. – Да, и подумать только, что когда-то их называли сорными только за то, что их нельзя съесть. Ведь ты помнишь это время? – Конечно. Края лужайки были огорожены прозрачной матовой стеной. Она пропускала свет, но сквозь нее ничего не было видно: ни громадных зеркальных шаров энергоудержателей, ни других шестидесятиэтажных и стоэтажных зданий города, потому что сама хижина с ее красной черепичной крышей, старинной каминной трубой и заросшей лужайкой стояли на плоской крыше стодвадцатиэтажного комплекса Центра Связи «Земля – Космос». – Они удивятся, когда увидят, что явились по приглашению. Правда? – Вероятно. Но что же делать. Тут нет никакого жульничества, все правда… Ну может быть, самая малость, несколько недель, чтобы все совпало в точности, к четвергу. – В конце концов это наше личное дело, когда мы хотим отпраздновать наше столетие. Разве нам не исполняется сто лет? – Но ведь нам надо заказать торт! – хлопнула себя по лбу Лали и, оглянувшись, позвала: – Робби! Робби, маленький кухонный робот, самообучающегося типа, по обыкновению прикативший следом за Лали, бездельничал, обмениваясь информацией с единственным слугой Прата, неуклюжим Старым Роботом. По обыкновению, тот был занят самопочинкой. На это у него уходило больше времени, чем на работу, но идти в капитальный ремонт он упрямо отказывался. – Нет-нет, – ворчливо похрипывал он навестившему его Робби. – Они мне уже предлагали заменить левую ногу. «А зачем?» – спрашиваю я их. «Она у тебя поскрипывает». – «Ах, поскрипывает? – говорю я им. – Так замените мне прокладки!» – «Теперь таких уже не выпускают!» – «А ноги выпускают?» – «Нет, мы тебе поставим новые, гораздо лучшие!» – «Ах вот оно что!.. А руки?» – «Руки мы тебе тоже заменим». Ну, тут я все понял… Они доберутся до меня, присобачат мне руки-ноги новомодной модели, а потом отключат, доберутся до моих запоминающих устройств, поставят новые пустые кассеты, и я позабуду все, что запомнил за те годы, что ухаживаю за хозяином: его привычки, наши разговоры, шуточки, и как он болел, и я один ухаживал за ним, и то, как он совсем ослеп, и я один это знал, и как я ему читал газеты и книги!.. Нет, новый шарнир, прокладка, это куда ни шло, даже нога! Я все-таки остаюсь я! А дай им добраться до запоминающих узлов, и я уже буду не я. Нет уж. Большое спасибо. Не позволю я копаться в моих кассетах, которые всю жизнь понемногу записываю… Когда меня отправят в переплавку, лучшие кассеты я оставлю на память о себе хозяину. И он будет меня вспоминать, проигрывать наши общие воспоминания… – Да, кассеты памяти – это все богатство нашего брата-робота, – сочувственно поддакнул Робби. И тут его окликнула Лали. Он с облегчением помчался, избавившись от брюзжания старика. – Готов к приему! – бодро выпалил малыш Робби. Стремительно подкатив к крыльцу на своем бесшумном каучуковом вездеходе, он был похож на мальчишку, скользящего на коньках. – Робби, – сказала Лали, – нам к четвергу нужен торт. Самый торжественный, парадный торт. – Праздничный? – Самый большой, самый праздничный! Столетний юбилей! – Ясно. – Робби полсекунды жужжал, прорабатывая задачу, затем взлетел на крыльцо, зачем-то занялся измерением дверного проема наискосок по диагонали, забулькал, записывая цифры или свои соображения, это было похоже на подавленный смешок, заиграл где-то подхваченную мазурку, умчался к лифту. Только на следующий день, в четверг, все объяснилось, когда Робби притащил заказанный ему торт. Его пришлось протаскивать через входную дверь наискосок, наклонив набок, точно крышку круглого стола, купленного на мебельном складе, не подумав, влезет ли он в тесную квартиру. Как только Робби установил торт посреди комнаты, запахло праздником и стало торжественно. – Торт «Византийский». Тесто образца «Мечта», слегка подсушенная, лимонно-ананасно-апельсино-ореховая прокладка, крем клубнично-банановый на тертых орехах. Цифры – шоколад, – доложил Робби. – Отлично! Настоящий «Византийский», пышный, величественный, юбилейный торт. Спасибо! – Хорошо сказано! – самодовольно мурлыкнул Робби и укатил, не торопясь, то и дело оглядываясь. Старый Робот, громко скрипя, вошел в столовую и включил камин – так как было лето, он правильно поставил на «слабое тепло» и «веселый огонь». По всей комнате в воздухе плыли волны ароматов клубники, ананаса, ванильного крема, тертых орехов и бананово-шоколадной смеси. Шоколадная цифра «100» красовалась посредине, вся в завитушках из разноцветного крема, глядя на нее, можно было себе легко представить, как это обычно и получается на юбилеях, что вся прожитая юбилярами жизнь была легкой прогулкой по волнам взбитых сливок среди клубничных островов и ананасных берегов, поросших мармеладными кустиками. – Ты надела голубое платье! – заметил Прат, коснувшись ее рукава. – Голубое с золотыми пчелками. Бывает сто разных голубых… Этот цвет очень легко получить, если знать правильный рецепт краски. Стоит взять кусочек настоящего голубого льда, вылить на него кувшинчик горячего синего чистого неба и, когда все закипит, окунуть туда платье. Пчелок нашивают уже потом. Теперь ты его видишь? – Так ясно, как будто я его сам красил. – Я люблю это платье. Вероятно, оно очень модное. Во всяком случае нарядные дамы на картинках в старых рыцарских сказках носили такие. Во время разговора Прат доставал из коробки маленькие свечи и передавал их в руки Лали. Она осторожно втыкала их в мягкую поверхность торта. Сначала выстроила из них частокол по самому краю, потом повела по спирали к середине. Надо было очень аккуратно рассчитывать, чтоб уместились все сто штук и расстояния между свечками, выходили ровные. Но это не очень-то у нее получалось. – Ну как? – спросил Прат, подавая последнюю свечку. – Он не стал теперь похож на ежа? – Нисколько. Скорее похож на остров, вольно поросший белыми деревцами с хохолками на макушке. Когда придет пора, на них расцветут и поднимутся язычками вверх спелые, сине-красные огоньки. Теперь оставалось только подождать прихода гостей… – Что-нибудь забавное было на вчерашнем сеансе связи с Космосом? – легкомысленно спросила Лали. – О нет, все то же. Почти пятьдесят лет прошло с тех пор, как я сорокалетним мальчишкой начал работать в нашем Центре Связи с Космосом – мы посылали сигналы во все стороны, мы прослушивали все излучения и шорохи, и все напрасно. – Почему же напрасно? Ведь давно уже, кажется, связь установлена. Они разговаривают со всеми нашими пунктами, и мы их так же хорошо понимаем, как они нас, и они слушают, что мы отвечаем, через все наши Центры Связи и Координации. – Да… Связь у нас есть. Но установили ее не мы. Это они нашли нас, они с нами заговорили. – Какая же разница? – Очень большая… Ну, ты ведь читала, скажем, как некий Колумб открыл Америку. – Ну, еще бы! – Так вот, с нами произошло нечто вроде того, что сама Америка прилетела и открыла нас, бедных Колумбов. Понимаешь, их цивилизаций опередила нашу на десять – двенадцать тысячелетий. А это довольно много. Лали обрадованно засмеялась: – Да, да, я представляю себе этого бедного Колумба. Но ведь наши эти Центры и Пункты Связи уже давно переговариваются с Космосом? – Уже одиннадцать лет. Тебе было два годика, когда произошел первый контакт. – А теперь? – Они почти совсем замолчали… Потеряли почти всякий интерес… Ну, ты ведь, вероятно, знаешь то, что все знают? – Что они нас предупредили? А это правда? – Десять лет назад мы еще могли сомневаться, но теперь мы уже и сами можем установить своими наблюдениями: все вполне точно. Да, все так и произойдет, как они нас любезно предупредили. – И действительно, наша планета тогда погибнет? – Нет-нет… Она отклонится от своей орбиты, произойдут кое-какие изменения, но… как бы тебе объяснить. Тонкий слой кислорода, окутывающий нашу Землю, улетит в Космос, как легкая вуаль. И органическая жизнь прекратится. Вероятно, на время, скажем на три-четыре миллиарда лет. – И они это нам преспокойно выложили и не предложили как-нибудь помочь? Или они не могут ничего сделать? – Мы запрашивали их много раз, они отвечают: «Нет заинтересованности» и выключаются. – Значит, они могли бы что-нибудь сделать, но не желают? Тогда они просто космические свиньи, так им и надо сказать. – Боюсь, что они даже не обидятся. – Они злые? – Хуже. Они никакие. – Но они хоть чуточку похожи на людей? Или это осьминоги, зеленые чертенята? – О нет, они очень похожи на нас, хотя они не очень-то много о своей планете рассказывают. Мы даже не знаем, одна у них планета или две… четыре? Удивительно только, что одна их планета несомненно называлась когда-то в древности (в их древности) ЗЕМЛЯ ВТОРАЯ. Теперь название очень искажено, но оно как бы просвечивает, и это очень удивительно, правда? – По-моему, это все равно. Главное, что они такие противные, дураки. – Меньше всего дураки. Все их действия удивительно целесообразны, рассчитаны, они великолепно систематизируют материалы исследования нашей планеты, безошибочно анализируют… – Пускай, пускай, пускай! – затыкая уши, закричала Лали. – Они как человек, который предупредил другого, что тот провалится в яму, и после садится поудобнее, чтоб наблюдать, как тот дойдет до края и свалится! Неужели у них не шевельнется ни капли сочувствия к нам? – Никаких «со» у них нет. Сочувствия, содружества, сострадания и тому подобное. Нас они даже не презирают. Просто однажды сделали вывод: у нашей цивилизации было достаточно времени, чтоб подготовиться к ожидающей нас катастрофе, но у землян слишком много сил и времени ушло на войны, религиозную и расовую борьбу, и вот мы опоздали. – Раз они такие сухари и бесчувственные чурбаны, пусть их планета тоже треснется лбом о другую. Так им и надо! – Нет, девочка, с ними-то этого, по-видимому, не случится: они надежно управляются в своей частичке Космоса, и, когда возникает опасность, они ее предупреждают и принимают вовремя необходимые меры, как на корабле в ожидании урагана. Я же сказал тебе, что на двенадцать – пятнадцать тысячелетий их наука обогнала нашу. – Зазнайки! – сказала Лали. – А вот и наши гости! Глава 2 СТОЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ Приближающиеся шаги затихли на крыльце. Гости читали объявление, потом стучались в дверь. Гости не желали пользоваться ни звонками, ни предупредительными сигналами. Они держались старых обычаев и не признавали этих новшеств. Конечно, прилетали они на своих стареньких пневматических ракетах, но дальше шли пешком. Счет времени они вели не на декады: дни называли их старыми добрыми именами и неизменно собирались по четвергам в уединенной хижине Прата. Слепой хозяин радушно встречал гостей у входа, узнавал каждого, прежде чем тот успевал заговорить. – Добро пожаловать! Заходите, рассказывайте, что там у вас слышно старенького! И все гости смеялись шутке. Все они были очень стары и не любили спешить. Они приветливо улыбались, встречаясь, и пожимали друг другу руки, а единственной своей Прекрасной Даме они по очереди осторожно целовали ручку и наперебой спешили пододвинуть ей кресло. Старый Робот, стараясь держаться молодцом, но все-таки слегка жужжа и поскрипывая, разносил гостям пахучий чай. В комнате было тихо, сюда не доносился шум городского движения и свист пролетающих домашних ракет: окна были закрыты звуконепроницаемыми шторами, великолепно изображавшими ночное небо с мерцающими звездами. – Вот неожиданность! – сказала Прекрасная Дама. – Надо было нас предупредить, мы бы приготовили подарки. – Да, да, конечно. Подарки! – подхватили гости. – Мы сами обнаружили это как-то Случайно, – извинился хозяин. – Стали подсчитывать, и вот вдруг оказалось… Зажигай, зажигай свечки, Лали!.. И скажи, когда загорятся все. Тогда я объявлю… Все? Отлично… Так вот, многоуважаемые гости, сегодня нам исполнилось ровно сто лет: тринадцать Лали и восемьдесят семь – мне! – Ура! – пропели гости. – Ура! Ура! Дама нежно поцеловала Лали, а остальные, задумчиво улыбаясь, с какой-то грустной радостью смотрели на большой круг жарко пылающих маленьких свечек. – Ах, как хорошо! Пахнет совсем как в старину на елке, – мечтательно произнес старичок и так сильно потянул в себя воздух, что могло показаться, будто у него даже нос порозовел. Но нос у него всегда был необыкновенно розовый. – До чего же славно и беззаботно все шло у нас на планете в прежние времена! – И опять засопел, как небольшой насос. – Все шло прекрасно, за исключением тех мест, где все шло из рук вон скверно! – вскользь заметила Дама. – Нет, все-таки было весело! Например, была карусель! Да, карусель несется: вокруг своей оси, и сердце замирает от страха, не то что теперешние ракеты: сидишь зеваешь и ничего решительно не чувствуешь. Тишина, скука… А там? Визжат от восторга ребятишки, оседлав лошадок, козлов и львов, разноцветные флаги трещат на ветру, и посреди медных труб, в оркестре, бухает большой турецкий барабан! – Никогда ничего подобного не слышала, – удивилась Дама. – Это ваша фантазия. Придумали козлов, барабаны и ребятишек? Откуда вам-то это знать? Розовый Нос с достоинством выпятил грудь: – Откуда я знаю, мадам? Да на одной из таких каруселей я сам визжал от восторга и от страха верхом на одном из этих козлов собственной персоной, мадам! При этом нос у старичка удивительным образом еще немного порозовел. Дама хотела было спросить, сколько же ему лет, что он может все это помнить, но это был запрещенный вопрос в этом обществе, и она только улыбнулась: – Как это все интересно, что вы описываете. – Ха-ха! – вспетушился очень польщенный похвалой Розовый Нос. – Да я помню денек поинтересней, чем ярмарка с каруселью. А? – Он обвел всех вопрошающим взглядом. Все одобрительно кивали и улыбались. Старичок весь просиял. Нос перестал быть розовым, казалось, он вот-вот засветится, как приставной клоунский нос, где бывает спрятана маленькая электрическая лампочка. – Вот был денек! Какие несметные толпы людей из города нахлынули на заброшенный пустырь! Как они, изнывая от нетерпения и жары, с раннего утра и до вечера все ждали, ждали, когда же наконец там что-нибудь получится, и все никак не получалось, но наконец они дождались! Ах, какое вспыхнуло ликование! Невозмутимые, солидные господа, надменно подпертые под подбородок твердыми, крахмальными воротничками, размахивали изо всех сил в воздухе черными котелками и цилиндрами и вопили «ура!»; томные, напудренные дамы, подхватив кружевные юбки, вскакивали на сиденья своих лакированных экипажей, прыгали и самозабвенно визжали от восторга вместе с мальчишками, облепившими заборы! Ведь чудо только что свершилось у них на глазах! С самого утра по пустырю катались на велосипедных колесах, подпрыгивая на кочках, обтянутые полотном рамы, подпертые деревянными стоечками. Крест-накрест они были перетянуты множеством проволок, мешавших всему этому сооружению развалиться от первого толчка. А в самой середке, запутавшись во всей этой неразберихе, умостился на жердочке человек в картузе с лицом сосредоточенным и исполненным недобрых предчувствий. Все это трещало винтом и уже раз десять прокатилось взад-вперед по полю, как вдруг все заметили, что колеса повисли, продолжая крутиться в воздухе в полуметре над землей. Пяти минут не прошло, как все вместе – рамки, колеса, трескучий винт с человеком на жердочке – уже взвилось на высоту третьего этажа! Аэроплан наконец оторвался от земли! Ух до чего ликовала восторженная толпа! «Покоритель воздуха!», «Укротитель воздушной стихии!», «Властелин голубого океана!». Так (с обычной человеческой скромностью) окрестили вскоре авиатора газеты. А «покоритель воздуха», как сейчас помню, все опасливо поглядывая вниз и осторожно стянув с головы картузик, помахал публике, пролетая над морем запрокинутых, сияющих восторгом лице глазами, полными светлых надежд и устремленными в это самое «покоренное» небо, которое, впрочем, по правде говоря, кажется, вовсе и не заметило своего покорения. – Да, да, зато люди заметили! Мы-то знаем, что было дальше, когда эти славные полотняные птички оперились и научились возить такие славные полновесные бомбочки, от которых целые города разваливались, как карточные домики. Лали обошла вокруг стола и, дуя изо всех сил, погасила свечи. По ее знаку Старый Робот начал с геометрической точностью нарезать идеально ровными ломтями громадный торт. Первой Лали поднесла угощение Даме. Некогда та была знаменитой кино– и телеактрисой с самым прекрасным в мире лицом, поэтому ее и называли Прекрасной Дамой. В этом доме. И еще в некоторых других, а в остальном мире ее просто никто больше не помнил. Потом свою порцию получил старик громадного роста. Его в кругу друзей называли просто – Чемпион. Третий, в ту минуту, когда Лали подошла к нему с тарелкой, вскочил, вежливо поклонился и старательно шаркнул ножкой. Когда-то давным-давно ему пришлось принять участие в одной небольшой войне, после чего он совсем потерял память. Скорее всего, ему самому до того не хотелось ничего вспоминать, что люди стали называть его Непомником. Сам он объяснял это так: «Я отлично знаю, что был когда-то мальчиком, просто прекрасно помню, как я был мальчиком, потом была масса каких-то неприятностей, я их, к счастью, совершенно позабыл, а теперь мне опять хорошо, я чувствую себя опять мальчиком, правда, кажется, очень некрасивым и неуклюжим, по-моему, раньше я был гораздо приятнее на вид, но для меня-то самого ведь это ничего не меняет, я хорошо знаю, кто я есть!» Розовый Нос еще каким-то образом порозовел от удовольствия, втягивая аромат пышного ломтя, который он теперь мог поднести себе к самому носу. Несколько минут в комнате слышно было только постукивание ложечек о тарелки. Лали рассеянно улыбалась, доедая свою порцию торта. – О чем ты так задумалась? – ласково спросила Прекрасная Дама. Лали слегка вздрогнула. – Ах, извините!.. Действительно… Я подумала о том, о чем не надо думать. Дело в том, что на четверговых собраниях решено было не упоминать о Сроке, когда Земля неизбежно должна столкнуться с кометой. Если уж необходимо было назвать эту комету, ее насмешливо называли «Козликом» за ее непреодолимое стремление столкнуться лоб в лоб с Землей. – Ты подумала о Сроке? – строго спросила Дама. – Ты же знаешь, что мы раз навсегда приняли решение не обращать на него никакого внимания. Мы его знать не знаем. Мы презираем его, этот ничтожный Срок. – Нет, нет… Но я подумала о Колумбе. Прат мне сказал, что как будто у нас все получилось наоборот, чем у того старинного Колумба. – Колумб – это старина! Я думаю, мы с удовольствием послушаем? – Я лично всегда верю всему, что нам рассказывает Лали. Это так похоже на небылицы! – радостно объявил Непомник. – Правда! – по-прежнему рассеянно улыбаясь, тонким голоском проговорила Лали. – Мы оказались немножко похожими на Колумба-наоборот. Я так и вижу его храбрый маленький кораблик с горделивыми флагами и какими-то деревянными домиками, нагроможденными друг на друга на корме; отчаянно храбрый кораблик, отправившийся в бескрайний, неведомый океан наобум и наугад искать какую-то Индию, которой там и быть не могло… И вот наконец матрос с верхушки мачты завопил: «Земля!» Навстречу ему приближалась неведомая, долгожданная, желанная земля! Каравелла Колумба с надутыми парусами вошла в залив неведомой земли. Мушкеты и бомбарды туго заряжены, в трюмах заготовлены бочки стеклянных бус и железных топориков для обменной торговли с туземцами. Сам адмирал, в сверкающих латах, в стальном шлеме, с парой грозных пистолетов за поясом, гремя шпорами, вышел на палубу. Над его головой с оглушающим громом пронесся самолет, оставляя в небе кудрявый снежный след, и вместо голых туземцев, пугливо выглядывающих из зарослей, он увидел бесконечные ряды домов, громоздившихся подобно высокой горной цепи, и каких-то странных людей, с сочувственным недоумением старавшихся разглядеть гордую каравеллу, точно маленькое раскрашенное корытце, плескавшуюся у подножия двадцатиэтажного стального борта гигантского корабля. Лали смущенно, полуиспуганно замолчала. Она как будто сама была немного удивлена картиной, которую нарисовала или которая ей представилась. – Да, – коротко брякнул Чемпион. – Похоже. Так встретились мы с Космосом, как боксер наилегчайшего веса с тяжеловесом. Нокаут. Розовый Нос, обиженно отвернувшись, стал смотреть в угол: – Все-таки мы же не каравелла. Есть же у нас свои технические чудеса, которыми мы им можем утереть нос… Или хоть удивить? Все ждали ответа от Прата, и он это почувствовал. Он усмехнулся, прихлебывая чай: – К сожалению, фантастическая картинка, которую для нас изобразила Лали, слишком оптимистична. Какие-то жалкие столетия отделяли Колумба от эпохи реактивных двигателей. Нас от наших партнеров по Космосу отделяют тысячелетия. Удивить их мы можем, ну… скажем, как изобретатель первого на Земле колеса, который пришел бы предлагать свое изобретение на современный автозавод. – Всем налили снова чаю? – вдруг громко спросила Лали. – Так вот, я предлагаю тост за Колумба, за его смельчаков-матросов, за их мужество, которого в деревянном кораблике с холщовыми парусами у них было больше, чем вы найдете в каком-нибудь танкере в пятьсот тысяч тонн водоизмещения! Все с воодушевлением подхватили тост. Глава 3 ЭТА НЕМНОЖКО СТРАННАЯ ЛАЛИ… Если повернуть переключатель на несколько делений, пропустив «дождливый день», «закат солнца» , «жаркий экваториальный день», «восход над коралловым островом», «лунный вечер» и тому подобное, то стоявшая за окнами «звездная ночь» исчезала, и на отметке "0" открывалось чистое стекло, и в окрестностях старинной хижины становились видны громадные башни космических антенн Центра Связи, шаровидные силовые установки и унылые, однообразные гаражи для роботов и городских ракет, а вдалеке маячило стоэтажное здание Старого Центра, давно уже прекратившего работу. В этом доме жили многие специалисты и сам директор Центра, профессор Ив, дедушка Лали. Сама Лали тоже там жила. Дедушка был ее самым близким по возрасту родственником. Следующим был Прат, хозяин одинокой хижины на крыше. Когда родители Лали погибли в полете на одной из небольших космических ракет, ей было всего несколько месяцев. Не научившись еще выговаривать «мама», она заплетающимся языком, смеясь, болтала: «Пра…пра… пра…» А когда подросла, решила называть его Прат. Облака над городом; снежные вершины гор, залитые багряным светом восхода; капля, сорвавшаяся с весла; глубина звездного неба; плавный взлет прыжка газели; радостно протянутые тебе навстречу руки и сияющее лицо; лица, лица, бесконечный поток за всю жизнь встреченных тобою лиц, усталых, тупых, равнодушных, злобных и добрых, веселых и робких, насмешливых и милых, приветливых, дружеских и одно или два самых прекрасных; черные буквы и строчки лучшего, что создал человеческий ум, – книг. Все это дано тому, кто, не замечая, какое это чудо, обладает величайшим даром – видит. К сожалению, человеку свойственно всю ослепительную прелесть, безграничную ценность того, чем он обладает, оценить, только когда ее у него отнимают. Тогда он говорит: «Ах, каким счастьем я обладал!» Солнечный свет погас для Прата уже давно. Исчезли горы и облака, числа и буквы. Когда он еще не совсем ослеп, из уважения к его научным заслугам, для него построили хижину на крыше стодвадцатиэтажного дома и приставили к нему робота, специально запрограммированного для обслуживания тех, кто не видит. Хижина была снаружи похожа на ту, где когда-то жил много-много лет назад его собственный дедушка, Прат еще успел полюбоваться ее смутными очертаниями, прежде чем и эти очертания растаяли и вокруг него сомкнулся мрак. Робот быстро с ним сработался: подавал кушанья на стол, стелил постель, читал вслух газеты и книги, записывал на пленку все, что нужно было хозяину. Провожал его на прогулках, предупреждая обо всех препятствиях на пути. Наружный мрак скоро совсем перестал мешать жизни Прата. Но на душе у него было безрадостно, сумеречно и слишком уж тихо. И тут в зимнюю стужу его уснувшей жизни к нему протянулась крошечная живая и теплая ручонка девочки. Это была Лали. Однажды она отпихнула свою няньку-робота, влезла на колени к старику, растопырила ему веки мягонькими пальчиками и строго сказала: – Ну-ка, теперь смотри как следует! Я уж заметила, ты совсем не умеешь смотреть. Я тебя научу! Ну! Что ты теперь видишь? – Розовую мартышку у себя на коленях! – сказал Прат и засмеялся впервые за много месяцев. С этого дня она упорно продолжала учить его смотреть: притаскивала игрушки, картинки и кукольных человечков, держала их прямо у него перед носом и с бесконечной настойчивостью допрашивала: – Ну, а это что? Нечего смеяться. Ты натужься, старайся как следует. Ну, кто? Видишь, какие длинные уши? Ну? – Кролик! – называл он наугад. – Заяц! Это называется заяц. Ага, когда ты стараешься, ты вот можешь же совсем правильно видеть! Со временем Лали перестала учить его видеть, Она просто стала его глазами. Изо всех сил старалась описать, передать, нарисовать перед ним картину всего, что видела сама, пыталась помочь увидеть ему ее глазами многоцветный, пестрый мир, скрытый от него мраком. Год за годом окружающая Прата непроглядная темнота понемногу наполнилась образами воображения Лали. Описывая ему то, что видела, Лали неутомимо фантазировала, чтоб позабавить старика, а может быть, по врожденному стремлению все по-своему додумывать, менять, воображать, как могло бы быть лучше, чем в действительности. Долгие годы, кроме дедушки Ива, которого она видела только за обедом, ее окружали одни первоклассные роботы дошкольного обучения, и единственным постоянным, терпеливым, внимательным ее собеседником был Прат. Он знал все на свете и рассказывал все, что знал. Чем больше она узнавала, тем ярче и забавнее делались ее фантазии, которыми она делилась со стариком. Рассеянно дослушав и пропустив мимо ушей очередную ученую лекцию Дошкольного Робота, она бежала к Прату и могла три часа слушать затаив дыхание его вполне научный доклад по Истории Человечества, Географии, Музыке. Она его любила и впитывала каждое слово, может быть, потому, что дети безошибочно чувствуют разницу между тем, когда их просто правильно учат, и тем, когда их к тому же любят. За эти годы ему поневоле приходилось выслушивать давным-давно забытые им старинные детские сказки. Потом, по мере того, как Лали росла, легенды, стихи, детские книжки по ее собственному выбору. Когда няня-робот, правильно запрограммированная, не позволяла читать неподходящие для возраста Лали рыцарские романы или легенды, Прат шептал на ухо девочке, как ее выключить. Лали очень ловко, незаметно подобравшись, отключала няню. И тогда девятилетняя девочка и старый человек с упоением погружались в совместное чтение какой-нибудь истории: «1001 ночи», «Рыцарей Круглого стола» или «Сказа о Добрыне Никитиче». Одну странность только подметил Прат, Лали тогда уже было около десяти лет. Однажды ночью, лежа без сна, он припоминал события предыдущего дня. Почему-то в воспоминании этот день выглядел приятным днем. Хотя не много приятного встречалось теперь в его жизни… Вдруг, неожиданно для самого себя, он рассмеялся. Лежал один в своей хижине высоко над городом, в своей темноте и в темноте ночи, и смеялся детским веселым смехом: до того вдруг смешно вспомнился ему тот взъерошенный, затравленный зайчонок… Боже мой, с каким ужасом он мчался по полю, спасаясь от погони. Из последних, уже на разрыв заячьего сердчишка сил мчался он, забросив за спину уши, слыша прямо за собой свирепый вой зубастых собак. Нет ему нигде спасения. И вдруг видит прямо перед собой лазейку в лисью нору. Все равно пропадать! Нырнул очертя голову и замер, зажмурясь от страха. Теперь все! Малыши-лисенята так и шарахнулись от запыхавшегося, распаленного, усатого зверя, с разгону ворвавшегося в укромную их норку. – Лиса дома? – обреченно пробормотал Заяц. – Мамы нету… Ушла… – испуганно запищали лисенята. – Ушла?.. – И что тут сделалось с Зайцем! Весь взмокший, взъерошенный, собаками рваный, он приосанился, молодецки лапками расправил усенки, нахально прикрякнул: – Жаль-жаль, от меня ушла! Не то задал бы я ей перцу! Вот именно этот момент мгновенного преображения униженного и затравленного рваного Зайца в самоуверенного, развязного наглеца и хвастунишку и заставил старого слепого человека вдруг рассмеяться среди ночи. Он стал припоминать весь текст этой коротенькой, всего в несколько строк, сказочки и обнаружил, не в первый уже раз он подмечает, когда Лали ему читает-рассказывает, перед ним открывается яркая картина того, что она не всегда произносит вслух, но только, по-видимому, сама себе очень живо представляет. Какие-то вспышки ее воображения по временам стали передаваться ему самому. Далеко не в точности и не так, как рассказываете в сказке, но примерно так, как видит это Лали. В сказке о чудом спасшемся Зайце ни слова не говорилось ни об ушах, ни об отчаянии Зайца, но Прат почему-то живо представил себе и норку, и писк жавшихся друг к другу лисят, и невероятные изменения заячьей морды. «Странно, – говорил он себе, – странно. Откуда у девочки такая способность? И действительно ли она у нее есть? Может быть, какая-то ненормальность? Болезнь?.. Гм… Моцарт, сочинявший серьезную музыку в семилетнем возрасте, был, конечно, не совсем нормальным, то есть „средним“ ребенком. Хорошо только, что его не принялись лечить, чтоб сделать „нормальным“.» В следующий четверг, когда к нему, по обыкновению, пришли его старые друзья, он с опаской, осторожно решился кое-что проверить из своих наблюдений. Глава 4 ЛАЛИ ЧИТАЕТ СВОЮ БУМАЖНУЮ КНИЖКУ Все они были спаяны одним: твердо решили не обращать внимания. Ни на что. И сохранять невозмутимое спокойствие. Срок, когда на Земле прекратится жизнь, был вычислен вполне безошибочно, и разные люди по-разному переживали, думали и вели себя, зная краткость этого срока. Друзья Прата были из тех, кто жил, не обращая внимания на то, долго ли, коротко ли продлится их жизнь. И действительно, сохраняли невозмутимое спокойствие. Ведь прожитые ими долгие жизни никто не мог у них отнять. А это и было их богатство, имущество, их неотъемлемая собственность, и они жили в цветущих садах и тенистых парках, среди друзей. …Пылал, потрескивая, камин. За окнами была включена тихая, звездная ночь. Поболтали, припоминая кое о чем, что случилось шестьдесят лет назад, поспорили о событиях, произошедших всего пятьдесят девять лет тому назад, попивая чай с пирожными, и вот примолкли на минутку. И тогда Прат, вскользь, шутя, предложил послушать, как Лали читает сказку. Сказка – это было прошлое, и потому все охотно согласились, оживленно переглядываясь и добродушно посмеиваясь. Позвали Лали, она вошла, держа в руках раскрытую большую книгу, и приветливо со всеми поздоровалась. – О-о! Ты, я вижу, читаешь старые бумажные книги! – приятно удивленная, улыбнулась Прекрасная Дама. Лали застенчиво кивнула и уселась в кресло, прикрыв лицо раскрытой книгой в старом кожаном переплете. – Не почитаешь ли ты нашим гостям какую-нибудь старинную сказочку или историю? – как-то вскользь попросил Прат. – Ну, что-нибудь, что мы уже читали. Наверное, нашим гостям забавно будет послушать, не правда ли? – Да, да, конечно! Пожалуйста! – вежливо и ласково, как говорят взрослые с детьми, откликнулись гости. – Разве вы тоже любите сказки? – обрадованно удивилась Лали, выглядывая из-за переплета, служившего ей ширмой. – Сказок же очень много. Какую вы хотите? – Ну… – протянул Розовый Нос, – давненько я не слышал сказок, мне всякая будет хороша. – Я помню, – сказал, вдруг заулыбавшись, Непомник, – честное слово, помню, была такая сказка «Спящая царевна», или «Уснувшая красавица», или «Белоснежка», или еще как-то… Смотрите-ка, я хорошо помню все, что мне хочется помнить. Конечно, это было давно. Задолго до всяких неприятностей, которые я совсем забыл. – Она чаще всего называлась «Спящая красавица». Ты читала ее, детка? – О-о! – снисходительно отозвалась Лали. – Я тоже очень давно ее читала, еще в детстве, – Я тоже читала ее в детстве, – сдержала усмешку Дама. – А ты теперь, очевидно, совсем взрослая? – Нет-нет, я прекрасно знаю, что нет. Я хочу сказать, что бывает совсем детское, настоящее, маленькое детство, но оно постепенно проходит. У меня оно уже прошло. – Вот как у меня! – радостно объявил Непомник. – Меня, к сожалению, выпихнули из детства. Прямо взяли и выпихнули. Хотя я совсем не хотел. И до чего же трудно бывает потом вернуться назад! Если можно, пожалуйста, помоги мне немножко туда окунуться, хоть ненадолго. Так скучно быть все взрослым да взрослым. Ну их! – В этой книжке у меня все средневековые хроники. Тут нет этой сказки. – Но ведь ты ее помнишь? – мягко спросил Прат… – Конечно. Ведь я ее тебе читала… Что? Просто рассказать? Ну хорошо, я попробую. – Лали, слегка наморщив лоб, задумалась. Потом рассеянно улыбнулась и пробормотала: – А-а, да, да… – Рот у нее приоткрылся, лицо приняло совсем детское, даже глуповатое выражение, и она начала рассказывать сказку, всем известную старинную сказку, которая из поколения в поколение, из народа в народ тысячи лет кочевала, родившись неизвестно где и когда. Простая и понятная, как азбука, сказка, в которой менялись костюмы, века и подробности, но основа человеческих чувств всегда оставалась все та же. Рассказывала она немного странно: как привыкла рассказывать слепому старику Прату. Так, произнеся две-три фразы о том, как принц поднялся по мраморным ступеням, вошел в заколдованный уснувший дворец, Лали, запнувшись, замолкла, точно это не принц, а она сама остановилась на пороге и в изумлении оглядывала дворцовую залу. Гости сидели не шевелясь, и только Прат чутко прислушивался к их дыханию, легким, удивленным, встревоженным, облегченным возгласам: «Ох!.. Ай!..» Сказка, это вольное творение человеческих сердец, текла в воздухе по комнате, как разноцветный ручеек, в который каждый новый рассказчик волен пустить свой собственный, новый бумажный кораблик. И вот она тихонько протекла и благополучно закончилась. Лали вздохнула, встала, подошла к столу и положила себе в рот уголок пирожного. – Спасибо, ты хорошо рассказала, – сказал Прат. – Теперь можешь бежать в свою комнату. После того как Лали ушла, кивнув всем на прощание, в комнате долго стояла тишина. – Вам, вероятно, наскучила ее детская болтовня? – насторожившись, спросил самым небрежным тоном Прат. – Разве это была болтовня? – пробубнил Чемпион. – Ах да, конечно, конечно. Это ведь просто сказка и больше ничего. Но у меня до сих пор руки чешутся, до того мне хотелось схватить за шиворот эту ведьму, когда она подсовывала принцессе отравленное яблоко… Непомник вдруг радостно расхохотался: – А у того гнома был нос порозовей, чем твой. Ты очень на него похож! Очень! Прекрасная Дама тихонько рассмеялась: – Это правда, я тоже заметила! – Ничего подобного! Никакого сходства. Просто отдаленное совпадение оригинальных оттенков окраски носов, и притом у него это выглядело гораздо грубее, – порозовел от возмущения Розовый Нос. – Нельзя обижаться на сказку, – укорила Дама. – Кроме этого гнома, там были вещи поинтереснее. Фонтан в заколдованном дворце, который взметнулся вверх и замер на сто лет, как хрустальный букет с брызгами в воздухе. – Да, да, да!.. – обрадовался Непомник. – И еще этот заснувший яркий огонь в камине! Наверное, он совсем не жжется. Я бы хотел отломить кусочек от одного язычка и подержать на ладони. – Все это чепуха и мелочи, – грубовато отрезал Чемпион. – Вот когда эти славные ребятишки в колпачках стояли и рыдали у хрустального гроба, куда им, беднягам, пришлось уложить Белоснежку, я чувствовал, что вот-вот разревусь. А этого со мной не бывало давно. Лет сорок или пятьдесят пять, не помню. Но зато как легко и радостно на душе, когда все так хорошо кончилось. А то просто сердце разрывалось на них глядеть, в особенности на твоего тезку с розовым носом. – Да! – с достоинством сказал Розовый Нос. – Действительно, он горевал больше других. Просто у него более чуткое сердце! Внимательный Робот бесшумно наполнил чашки свежим, душистым чаем и добавил в вазу пирожных. Непомник положил себе на тарелку пирожное и застенчиво хихикнул. Розовый Нос заспорил с Чемпионом. Прекрасная Дама, которая, кроме того, была и умной дамой, сидела задумавшись. – Забавно! – вполголоса обратилась она к Прату. – Вы слышите? Эти двое спорят, о том, какие были во дворце колонны: мраморные или серебряные! – А я тебе говорю, что серебряные! – азартно доказывал в это время Розовый Нос – Ступеньки? Ступеньки были просто мраморные, а колонны?.. Конечно, серебряные… Вообще серебряные это как-то роскошнее! – Правда, забавно? – снисходительно заметила Дама. – В особенности потому, что там, собственно, не было никаких колонн. Там были арки. – Вероятно, так же, как в жизни, каждый видит все происходящее по-своему, – только усмехнулся Прат. – Прошлый раз колонны ей самой представлялись красными. – Она видела их? – Да. Правда, я замечал, что обстановка иногда меняется, но все происходящее, что Лали видит, повторяется вполне точно. – Постойте, вы сказали: видит? – Да, я так сказал. Вы не обратили внимания, что она вообще ни слова не говорила ни о каких колоннах. Лали их просто видела, а вы видели то, что она воображала. Причем каждый видит подробности по-своему, разумеется. Она произносит: «Великолепный, заколдованный дворец», и в ее фантазии мало-помалу возникает этот дворец, и вам кажется, что вы его видите. – Вы хотите сказать, – с легким испугом откинулась на спинку кресла Дама, – что все это было только ее фантазия, а мы-то, как дети, замирали, пугались, изнывали от ожидания?.. Да я и сейчас чувствую, будто с меня свалили свинцовую тяжесть. Мне легко и радостно, как на майском зеленом лужке… И мне хочется смеяться… Неужто это все оттого, что во мне играет и кипит ликование этих выдуманных человечков, плясавших от восторга, когда их Спящая Царевна пробудилась от смертного сна и встала из своего хрустального гроба?.. Ведь эту сказку я читала и видела, когда мне было меньше лет, чем сейчас Лали. И все, что мы сейчас видели, только фантазия? – Вы были замечательной актрисой и можете так пренебрежительно произносить это слово: фантазия!.. Воображение! Изобретательная сила ума! Надо вставать и снимать шапки, произнося эти великие слова! Ими обозначается творческая сила художника, вся самобытная сила созидания!.. Туповатые людишки любят над этим подсмеиваться. Для них фантазия – это несбыточная чепуха! Воздушные замки! Иллюзия! Фата-моргана! – Фантазию любили изображать в виде прекрасной феи в длинном белом платье, со звездочкой во лбу… в тот момент, когда она, улыбаясь, парит в воздухе! – Ну что ж? Тоже неплохо. Но можно бы явление фантазии изобразить на тысячу ладов. Например: перед нашим взором возникает эдакая лохматая рожа первобытного человека… Страшноватая физиономия: нос приплюснут… зубки… можете себе представить… глубоко вдавленные глаза… Да-с… И вот мы замечаем вдруг, что в этих маленьких полу-. звериных глазках вспыхнул и загорелся волшебный огонь фантазии! В эту самую минуту его, одного, из всех людей племени, вдруг озарил ослепительный свет фантазии. Тысячи тысяч лет все племя швыряло на охоте камни и палки, пока вдруг его одного не осенило: он соединил дырявый камень с кривой палкой и создал первый каменный топор – могучее оружие человека в борьбе с окружающим его чудовищным миром джунглей. – Да, да, да! Но как?.. – Что как? Как эта девочка?.. Не знаю. Просто у нее определенного рода способность – сильнее, чем у других. Это довольно обычная способность как-то передавать другим свои чувства, образы. Разве не к этому стремятся все писатели, актеры и художники всех времен? – Но откуда у Лали? – Вот вопрос, на который я не могу ответить. – Знаете что? Можете не отвечать. Только дайте нам послушать ее еще раз. Вы думаете, все повторится? – Мы это увидим! Глава 5 ЭПОХА КОНТАКТА Лет шестьдесят тому назад в разных точках земного шара стали происходить некоторые странноватые явления. То там, то тут возникали на большой высоте какие-то неправильной формы и явно бессмысленного назначения предметы. С научной точки зрения, они определенно не были пригодны для полетов. Но так как они все-таки летали, ученые установили, что это вполне антинаучное явление, на которое не стоит обращать внимание. В народе их скоро метко окрестили «кастрюльками», поскольку они были похожи на кастрюльку ничуть не меньше, чем на решето или тыкву. Их появление совершенно явственно заметило 10177 человек, из которых 10126 соврали. 22 были введены в заблуждение, но остальные действительно что-то видели. Однажды вдруг исчезло громадное здание Политехнического музея со всеми экспонатами: древними паровозами, автомобилями, двигателями и приборами. Стояло тяжелое, громоздкое здание со своими боковыми корпусами, зрительным залом, подвалами и чердаком. И вдруг тихо и плавно среди белого дня исчезло. Были замечены четыре «кастрюльки», которые на минуточку повисли неподвижно, как бы по углам квадрата, и скрылись. Осталось только удивительно глянцевито-ровное поле посреди города. Это событие вызвало определенный прилив интереса не только среди горожан, в изумлении глазевших на пустое место, оставшееся от старого музея, но даже среди некоторых ученых. Тут же со всех сторон стали поступать сообщения о том, что ненаучные «кастрюльки» опускались на Землю и из них высовывались и вылезали наружу какие-то существа. Видевшие их на очень далеком расстоянии утверждали, что они точь-в-точь маленькие человечки, только зеленые. Если прежде люди, заметившие в вечернем небе кое-что странное, восклицали: «Э-э, да это всего-навсего еще одна „кастрюлька!“», то теперь известие о «зеленых человечках», утащивших музей, произвело самое яркое впечатление! Наконец-то вместо чего-то расплывчатого, бесформенного можно было представить себе нечто, пускай самое нелепое, зеленое, фиолетовое, только бы определенное, пускай хоть с мордочками, выглядывающими из-под мышек и с глазами на кончике хвоста. С этого момента «зеленые человечки» запрыгали, заплясали во всех балетах, на все голоса запели во всех мюзиклах и стереофильмах. Они устраивали на своей планете ужасные сражения между бледно-зелеными и ярко-зелеными, и их верховный жрец салатного цвета просил помощи у храбрых землян, чтоб победить свирепых густо-зеленых, причем нежно-зеленоватая красавица влюблялась в смуглого и мужественного командира межпланетной ракеты, прибывшей с Земли. То попросту зеленые, как огурцы, человечки набрасывались и загрызали весь экипаж прибывшего с Земли корабля, за исключением одного неустрашимого капитана, которого спасала красавица с зеленоватыми волосами… ну и так далее. К тому времени на всей Земле насчитывалось всего пять-шесть Центров Поиска Контакта с Космосом. Только после нелепого эпизода с Политехническим музеем по всему земному шару с лихорадочной быстротой стал возникать Пункты и Центры, назначение которых было: принимать из Космоса любые сигналы и отправлять разного рода позывные неведомым инопланетным братьям по разуму. Скоро Центры возникли повсюду, на всех высочайших горных цепях, в пустынях и около крупных городов. Все они шарили своими приборами в черных глубинах Вселенной, сигналили всевозможными волнами и лучами, посылали зонды и станции на ближайшие планеты. Год за годом напрасно тысячи самых чутких приборов прослушивали шуршание Космоса, не получая никакого разумного ответа, пока не наступил знаменательный день 22 мая, когда вдруг как будто щелкнул включатель и Космос заговорил сам. В первый момент казалось, что он заговорил на ста двадцати языках – его поняли разом на всех Пунктах Связи, но очень скоро стало ясно, что Космос не говорит ни на каком языке. Похоже было, что он, минуя языковые формы, обращается прямо "разуму людей, делая понятным все, что ему нужно было передать. Так или иначе, Контакт произошел. Космос явился и сам постучал в дверь. Встретились две цивилизации. Завязалась связь. Начался диалог, и тут все стало на свои места: гипотезы, догадки, иллюзии землян погасли, как фонарики карнавальной иллюминации на холодном рассвете. В эти-то дни родилась и получила распространение невеселая шутка насчет Колумба, которого неожиданно сама открыла некая космическая Америка, потому что очень скоро ученые Центров Связи с Космосом почувствовали себя отважными мореплавателями на борту прекрасной, но несколько устарелой каравеллы. Не очень уж намного, всего на дюжину тысячелетий, вероятно. Они предлагали Космосу обмен обоюдополезной научной информацией, они выкладывали, сначала со многими предосторожностями и умалчиваниями, чтоб не выдать своих научных секретов, кое-какие величайшие технические достижения, начиная с обыкновенных ядерных реакторов, лазеров, мазеров и новейших квазеров, и ждали ответа. Ответ был короткий: «Устарело на многие тысячелетия вашего исчисления». После долгих колебаний было решено выложить самые новейшие разработки космических ракет и кораблей – все выглядело именно так, как будто они раскладывали на прибрежном песке разноцветные бусы, железные топорики, зеркальца и мушкеты со свинцовыми палочками для откусывания от них пуль. Ответ был всегда один и тот же: «Устарело на несколько тысячелетий». Наконец, когда Земля выложила все сокровища науки и техники, не вызвав ни малейшего интереса, решено было оставить мысль о взаимовыгодном обмене. Центр Координации задал вопрос: – Можете ли предоставить нам полезную информацию? – Лишено смысла, – любезно отозвался Космос и выключился начисто, надолго, почти на целый год. Целый год все позывные сигналы с Земли оставались безответными, и вдруг Космос снова начал передачи. На этот раз он стал гораздо разговорчивее, хотя многим потом казалось, что было бы гораздо лучше, если бы он помолчал. Центры Связи зарегистрировали с точностью все, что было передано: математические расчеты, астрономические карты. Все это было понятно только ученым, но выводы мог бы усвоить и смышленый десятилетний ребенок. Неизвестная планета, которую для ясности называли просто «Космос», бесстрастно и с абсолютной точностью предупреждала, что через одиннадцать солнечных лет земного исчисления планету Земля постигнет некая космическая катастрофа: столкновение с приближающимся из глубин Вселенной астероидом, вследствие чего всякая органическая жизнь на Земле прекратится. В утешение Космос добавил, что всего 165 миллионов лет назад Землю уже постигла подобная катастрофа. Впрочем, это была совсем небольшая, мини-катастрофа, в результате которой погибли все громадные ящеры, заселявшие Землю, что пошло даже на пользу человечеству. Нельзя сказать, чтоб ученые специалисты были очень успокоены сообщением, что подобные неприятности угрожают не только их собственной Земле, но и другим космическим телам. Расшифровав все карты и таблицы, ученые обнаружили: то, что они называли до сих пор «Космос», – это планета Ипсилон Бета созвездия РА. Сами инопланетяне называли ее, конечно, по-своему и очень странно. Звучало похоже на очень искаженное: ЗЕМЛЯ НОВАЯ. – Существует ли способ избежать катастрофы? – вопрошал Центр Координации. – Теоретически – безусловно. Практически, на уровне вашей цивилизации, – нет. – Можете ли вы нам оказать помощь? – Теоретически – да. Практически: нет заинтересованности. Мы более 200 лет изучаем Землю. Вы не успели справиться с задачей овладения космической техникой… – А вы овладели? – Наша древняя планета также некогда попала в катастрофу. Наши дальние предки тогда тоже еще не владели средствами ее предотвращения, но они предвидели ее заранее и все ценное смогли на космическом корабле переправить на заранее подготовленную планету Новая. – Не прекращайте связи. Братья по разуму, помогите нам! Вас может постигнуть на Новой такая участь! – Нет. Мы имеем все средства предотвратить любую катастрофу. Мы не так беспомощны, как наши древние предки. А вы беспомощнее их на три тысячи лет гармонического развития. – Является катастрофа неизбежной? – Безусловно. Через три года доступные вам средства наблюдения подтвердят точность срока. – Разумная цивилизация планеты Земля обращается с просьбой помочь средствами вашей техники. Помогите. Помогите! – Нет заинтересованности. – Помогите! – Нет заинтересованности. – Обладаете ли вы средствами нам помочь! – Теоретически – безусловно. Практически: нет заинтересованности. – SOS! Земля подает сигнал бедствия! Помогите спасти нашу разумную цивилизацию! Братья! – Нет заинтересованности. Повторения бессмысленны. Конец контакта. Всё! Тишина. Космос замолк. Молчал, как миллионы, миллиарды лет до этого. Все позывные Земли тонули и гасли в беспредельных пространствах черной тишины. Участники последнего сеанса связи – ведущие астрофизики, математики, астрономы Земли, словом, весь состав Центра Координации Связи «Земля – Космос» – некоторое время, как оглушенные, продолжали сидеть в своих кабинетах. Они сидели, расположившись полукругом, как привыкли рассаживаться на общих сеансах. Конечно, они не теряли времени, слетаясь со всех точек земного шара, где были разбросаны Пункты и Центры Связи «Земля – Космос». Просто каждый, оставаясь на своем месте, включался на одном из экранов стереовизоров, расставленных вокруг овального стола в каждом Центре. Наконец очередной Председатель откашлялся и устало проговорил, обращаясь к заочно Присутствующим: – Ну что ж, я полагаю, мы все пришли к одному выводу. Все наши попытки безрезультатны. Можно считать заседание выключенным? Широкий полукруг сидящих перед ним ученых, членов Объединенного Центра Контакта, зашевелился. Послышалось: – До приятного включения! И, один за другим, все стали исчезать с полукруглых экранов. Позже других задержался 136-летний тибетский астрофизик Сью-Сиу, задумчиво рисовавший в блокноте драку двух мартышек. Но и он, рассеянно улыбнувшись, тронул рычажок и исчез с экрана, продолжая со стоическим упорством растушевывать мартышкин хвост, сидя в своей лаборатории на Аннапурне. Вице-председатель Ив, выключившись, встал, потирая поясницу, со своего кресла в то же самое время, когда все участники совещания, тоже потягиваясь, вставали из кресел в своих кабинетах, в башнях земных Центров Контакта во всех частях света: на Джомолунгме, Эльбрусе, Попокатепетле, Кордильерах и Килиманджаро… Глава 6 КРУПНАЯ СЕМЕЙНАЯ НЕПРИЯТНОСТЬ В столовой его уже ждали, как всегда, к обеду Лали и ее Мачеха. Лали сидела, молча уставясь в свою тарелку, не поднимая глаз, с надутыми губами. Дедушка Ив очень любил Лали, и всегда во время обеда, когда у него было свободное время, он заботливо расспрашивал и неуверенно давал ей полезные советы, почерпнутые им из воспоминаний давно позабытого детства. Собственно говоря, он советовал ей поступать так, как ему самому советовали в детстве его воспитатели. Однако его не покидало чувство глубокого сомнения в истинной ценности этих наставлений. Потому-то так неуверенно давал советы он сам. Как это ни покажется странным на первый взгляд, несмотря на все ослепительные достижения науки и космической техники, несмотря на все перевороты жизни на Земле, – мачехи, тещи и зятья как были, так и сохранились в неприкосновенности, и даже названия их не изменились с древнейших времен и до последних дней. Кухонный Робик бесшумно наполнил тарелки супом. Начался обед и одновременно суд. Профессор Ив посмотрел на Лали, на свою жену и устало вздохнул. Долгое время он пытался убедить Лали называть свою жену мамой, но пока что из этого решительно ничего не вышло. Лали непоколебимо была убеждена, что правильней и справедливей называть ее мачехой. И, очень возможно, была права. Трудно было профессору сосредоточиться на мелких домашних делах после того, что происходило на космическом заседании. Он почти не слушал прокурорской речи Мачехи и только вяло поддакивал: – Вот, Лали, ты слышала, что тебе говорит мама?.. Ты поняла, что она тебе сказала? Сам он не очень-то слушал и почти не понимал, так что не очень убедительно звучали его унылые реплики, поддерживавшие обвинительную речь Мачехи, которую профессор Ив упорно и безуспешно называл мамой, а Лали с поразительной изобретательностью строила фразы так, чтоб в них не было необходимости произносить ни «мама», ни «мачеха». – Посмотри на других детей! Взгляни на всех знакомых девочек. Они так хорошо играют на крышах в бассейнах, раскрашивают свои ракеты, прыгают с парашютами, катаются на своих детских подводных лодочках, по целым дням не отрываются от своих стереовизоров! Разве ты видела, чтоб кто-нибудь из твоих подруг так зачитывался старинными: бумажными книжками? Отвечай! – Да-да! – опомнившись, что пропустил почти всю речь, встряхнулся профессор. – Вот, отвечай! Ты… это… гм… Видела? Ты слышала, что у тебя спрашивает мама? – сам-то он решительно ничего не слышал. – Не ви-идела… – нудно протянула Лали, ковыряя ложкой в тарелке. – Разве у тебя нет своего собственного прекрасного нового стереовизора для девочек? Лали кротко вздохнула: – Он довольно скучный дурак. – Ах, да, ведь ты совсем особенная! Ты умнее! – Вовсе нет… Просто когда он все мне показывает и объясняет, мне нечего делать… Смотришь на все готовое, а самой нечего делать. Он умеет просто показать какое-нибудь дерево, или корабль, или дворец, куда входит человек. Я и вижу дерево или дворец, и мне скоро делается скучно. – Но ведь так оно и есть на самом деле! – Ах, вовсе нет. Когда читаю, что какой-нибудь принц входит во дворец, я представляю себя в этом дворце, и мне страшно. Или восхитительно. Или таинственно, или… – Ах, принц? – Да-а, принц! Не по своему чину принц, он может быть свинопасом, но внутри он – принц!.. Ведь есть много людей, которые снаружи свинопасы, а внутри прекрасные принцы. И наоборот! – Свино… Что? – Ах! – болезненно морщась, вмешался Ив. – Этот термин она выкопала из средневековой сказки. Свино…пас – это сельскохозяйственный рабочий низкой квалификации, специализировавшийся по уходу за домашними животными. – Он робот? – Нет, нет, в сказках это человек. – Ах, я просто не выношу эту нелепую болтовню. Не желаю ничего больше слушать. Неужели ты не можешь понять: если человек назначен принцем – он и есть принц, а если он назначен свино… не помню чем, то он и есть свино… вот это самое! Иначе в обществе будет полная путаница, как у тебя самой в голове. Вот теперь расскажи-ка дедушке, что ты натворила в классе! Учительница на тебя жалуется. Она возмущена. И она права! Мне краснеть за тебя приходится! – Да, да, – сказал профессор. – И мне тоже приходится… это делать за тебя… Что она сделала? – Она промочила ноги учительнице. Лали заморгала и заныла не очень искренним пискливым голосом? – Я не хоте-ла… Я вовсе не ду-умала… Ей только показалось. – Ей показалось? Но у нее насморк из-за тебя. – На-сморк? – Лали изумилась и вдруг расхохоталась. – Но там же не было воды! – Вот как? Значит, учительница лжет?! – Нет… – вздохнула Лали. – Конечно, это я виновата. Я просто нечаянно немножко распустилась, как-то перестала следить за собой. И вот.,. Профессор вдруг заинтересовался: – А ну-ка, Лали, чистосердечно признавайся, как это ты устроила насморк учительнице. Это было на уроке? – Да. На уроке. Это вчера. И Лали, похныкивая в знак раскаяния, которого она совершенно не испытывала, очень вяло, то и дело отвлекаясь, рассказала все происшедшее так, как было записано в ее дневнике строгой учительницей. Получилось все очень скучно и, пожалуй, глупо. На самом деле в классе на лекции по Древней Культуре вот что произошло. Глава 7 ЛАЛИ УСТРАИВАЕТ УЧИТЕЛЬНИЦЕ НАСМОРК Шел урок. Учительница уже проверила, хорошо ли дети запомнили имена героев, царей и городов, упоминаемых в «Иллиаде» и «Одиссее», когда заметила, что индикатор внимания на 144-й парте упал до нуля. Учительница строго щелкнула кнопкой позывного сигнала, перед глазами Лали зажглись и запрыгали красные огоньки. Она вздрогнула и растерянно заморгала. – Очень признательна, что ты включилась, – с иронической вежливостью слегка поклонилась учительница. И весь класс захихикал точно так, как хихикали при таких обстоятельствах дети двести лет и две тысячи лет назад. – Ты, может быть, обратила внимание, что мы уже закончили разбор «Иллиады» и перешли к «Одиссее»? Не будешь ли ты столь добра поделиться с нами своими познаниями об Улиссе? Ты что-нибудь знаешь о нем? Кем он был? – Улисс?.. – запинаясь, сказала Лали. – Это был… Да ведь это был Одиссей!.. – Хихиканье в классе стало заметно громче. Лали вызывающе вздернула подбородок. – По правде говоря, он мне совершенно не нравится. – Вот как? Это очень ново и оригинально. Мы то считали до сих пор его замечательным героем. Реплика учительницы имела большой успех. Лали стояла одна среди многолюдного класса. Она была очень похожа на жалкий островок, встопорщившийся среди шумного моря смеха. – Он был, конечно, ловкий тип, хотя ради приличия его и называли «хитроумным», – звонко отчеканила она, перекрывая общий смех. – Он довольно ловко всех надувал и выпутывался из разных историй, в которые вечно попадал. Я не вижу ничего прекрасного в том, что всех то и дело по очереди убивают, а потом этот довольно низкий трюк с деревянной лошадкой, когда одурачивают бедных троянцев, и опять всех убивают, грабят и разрушают красивый город. И после этого ловкач Улисс все плавает и плавает, и все до одного его верные спутники погибают, а он выкручивается и обманывает всех. Ради чего? А только ради того, чтоб добраться до дому. Добрался и успокоился, засадил жену за прялку, рабы опять стали пасти для него свиней, а он стал пировать, пить вино, наедаться свининой и хвастаться своими довольно скучными приключениями… – О, бедный Улисс. Подумать только, все его знаменитые подвиги, все приключения наша Лали объявляет просто скучными! – Н-нет… – неуверенно протянула Лали, задумчиво выпячивая нижнюю губу (скверная привычка, от которой она никак не могла отучиться). – Я не очень задумывалась… Хотя да! Одно у него, пожалуй, было. Но вот как раз там-то он и струсил. Весь класс слушал посмеиваясь: чудачки была эта Лали, но слушать ее болтовню иногда было забавно. Как-то незаметно она понемногу завладела вниманием. Голос ее потеплел, она оживилась, глаза заблестели. – Знаете?.. В конце концов, я, кажется, начинаю ему сочувствовать! – Видно было, она и сама удивилась тому, что сказала. – Правда… когда после всех странствий он вернулся домой… Ведь, наверное, ему скоро опротивела его царская сытая жизнь. И тут-то он стал вспоминать, вспоминать и, наконец, понял. Ведь только один раз в жизни с ним случилось действительно чудесное: он один-единственный из всех людей на Земле слышал знаменитое, сказочное, вдохновенное пение сирен! Конечно, благоразумные люди его предупреждали, что хотя это пение прекраснее всего, что можно услышать на Земле, его почему-то нельзя безнаказанно слушать людям. Вот он и приказал всем своим спутникам на корабле позатыкать воском уши, а себя самого велел покрепче привязать веревками к мачте и ни за что не отпускать. Услышав пение сирен, он в ту же минуту понял, какая, в общем, чепуха все его кровавые подвиги по сравнению с прелестью неземного этого пения, и стал рваться из веревок, но те, у кого благоразумно были заткнуты уши, не развязали его до тех пор, пока корабль не отплыл так далеко от этих мест, что и след потеряли, и не слышно стало ничего, кроме свиста ветра, скрипа весел и крика чаек… И Улисс скис, сдался и успокоился. А после того как все было упущено, у него в ушах снова и снова возникали замирающие вдали последние отголоски. И он проклинал себя, что не мог откликнуться на призывные голоса, звавшие его освободиться, переступить через свой страх туда, где ждет, может быть, вовсе не гибель, а небывалое счастье?.. Лали замолчала и вдруг соболезнующе и жалобно спросила: – Бедный ты человек, хитроумный Улисс, как же это ты дал себя так перехитрить и одурачить? Странно прозвучал и повис в воздухе этот вопрос, как будто сам Улисс стоял прямо перед ней, где-то рядом. Еле заметно вздрагивая от волнения, голос Лали зазвенел и заставил весь класс встрепенуться. В напевной отрешенности ее полудетского голоса слышалось великое удивление и растерянность. – Вот так он уходил на берег моря и стоял… наедине со своей великой тоской… Шумели темные деревья от ветра на берегу, и волны, шурша, набегали к самым его ногам, и древние созвездия ярко горели над его головой… Альциона… Плеяды… Кассиопея! А душа у него рвалась, только бы снова услышать дивный зов сирен. Все свои подвиги, рабов, и царство, и всю свинину он отдал бы, чтоб снова оказаться посреди ослепительного фиолетового моря свободным, без веревок, у мачты голубого паруса, на палубе, над потными, жилистыми гребцами с заткнутыми ушами… Но поздно! Бедный Улисс, ты прозевал единственно подлинное чудо, какое встретил в своих бесконечных, бесплодных странствиях!.. – Лали! Лали! Прекрати это немедленно, сейчас же убери все отсюда! – испуганно взвизгнула учительница. – Не смей напускать в класс эти волны, все промочат себе ноги! Лали медленно пробормотала: – Мне нечаянно… просто представилось, как ему грустно… – Не смей больше ничего себе представлять. Не смей устраивать нам тут никаких созвездий в помещении школы! Немедленно возьми себя в руки и не распускайся! – Я не буду… – тихо сказала Лали. – Что значит – не буду? А этот надутый парус! Разве ему тут место? – Ах да, извините… —Лали помотала головой, и полоскавшийся на ветру парус растаял. – Э-э! Куда же все девалось?.. – с досадой прозвучало сразу несколько голосов. – Умница, Лали! – одобрительно сказала учительница. – Теперь все в порядке. Дети! Конечно, вы все поняли, что ничего не произошло. Даже если кому-нибудь показалось что-то, чего не могло быть! – А мне ничего и не казалось! – радостно объявил толстый мальчик. – Только поговорили что-то про свинину! Задумчивая девочка Оффи всхлипнула и вдруг мечтательно улыбнулась: – Лали! Отчего он так уж горевал?. Оттого, что звуки сирен заменить не могли… ему скучные песни Земли? Да? – А что обозначал большой красный круг на парусе? – спросил мальчишка Фрукти. – Ничего решительно! – твердо отрезала учительница. – Лали хорошая девочка и обещает нам, что она больше не будет. Мы уже установили, что решительно ничего не случилось. Просто ничего не было. А теперь мы сделаем маленькую зарядку, чтобы согреться!.. Туфли у меня, кажется, насквозь промокли, пока мы топтались на этом противном берегу вместе с э-э-э… Не желаю больше называть его имени! Лали на довольно унылой ноте закончила свой рассказ о происшествии на уроке. Мачеха с торжеством скрестила руки на груди и посмотрела на профессора, как бы спрашивая: «Ну что вы на это скажете?» И он сказал: – Нда-с!.. – Ему, собственно, очень понравилась вся эта история, но он знал, что не может высказывать ни малейшего сочувствия Лали. Поэтому он нахмурился и еще раз сказал: – Нда-а-с!.. Вот, понимаешь ты, братец, то есть Лали… ты ведь сама сознаешь, что не следила за собой и распустилась. А ты подумала, к чему это тебя приведет, если будешь продолжать не следить за собой… Сегодня из-за тебя был ужасный беспорядок в классе, а завтра… ты представляешь, что ты можешь устроить завтра? – Не-ет, – тоскливо протянула Лали, – не представляю. – Вот видишь! – как можно назидательнее сказал профессор Ив. – Ты не знаешь! И я не знаю. Может это так продолжаться? Ты постараешься теперь следить за собой? – Постараюсь, постараюсь! – Лали соскочила со стула, на лету чмокнула дедушку в щеку и умчалась из комнаты. Глава 8 ФРУКТИ И ЕГО ЗАБАВНАЯ КАРУСЕЛЬ Старики держались стойко. Каждый четверг они постукивали в дверь заброшенной на стодвадцатый этаж хижины Прата. На этот раз, совершенно неожиданно, на аварийной скорости на крышу совершила посадку маленькая, ярко раскрашенная одноместная ракета с вмятыми боками. Из нее выбрался и с ленивой усмешкой огляделся вокруг мальчуган лет четырнадцати. Он глубоко засунул руки в карманы и, раскачиваясь, в развалку двинулся к двери такой походкой, что, казалось, он руками передвигает свои негнущиеся деревянные ноги. Зацепившись за порог, он вылетел чуть ли не на самую середину комнаты и, не обращая на это никакого внимания, лениво помахал в воздухе рукой: – Приветик!.. Вы, кажется, меня не звали?.. Отвяжись, старая жестянка! – Последнее было обращено к Старому Роботу, который подкатился, собираясь его схватить. Робот не обиделся, потому что понимал только голос своего хозяина, а Прат в эту минуту сказал: – Погоди, не трогай его, старина. – По голосу он сразу понял, что незваный гость мальчишка. – Что привело тебя в мой дом, молодой человек? – Привезла в ваш дом меня моя вонючая красавица ракета. А явился затем, чтоб разобраться, в чем тут фокус, черт его побери! Лопну, а разберусь! – Если вы собираетесь лопнуть, – холодно сказала Прекрасная. Дама, – я надеюсь, вы не станете этого делать в этом доме. Кроме того, вы ведь еще даже не представились. Мальчишка широко ухмыльнулся и поклонился так, что чуть не стукнулся лбом об пол: – Будем знакомы: Фруктик с вашего позволения! Мы в одном классе с Лали. Она устроила у нас такую петрушку, что даже я обалдел. Не успокоюсь, пока не разберусь, что за аппаратура или фокус… Вообще как она это устраивает? Ну как? Училка и та совсем обалдела. Подохнуть можно! – Вы хотели бы повидать Лали, если я вас правильно понял? Ее здесь нет. Боюсь, что она может сегодня совеем не прийти. У нее неприятности дома с Мачехой, как раз из-за этого происшествия в школе, от которого вы, по вашему выражению, опасаетесь подохнуть. Фруктик дружелюбно подмигнул: – И вы бы опасались, если бы видели, что за заварушку она там устроила на берегу моря с этим Улиссом!.. Что ж, значит, ничего тут не будет. А сегодня четверг, я ведь выследил, как вы тут собираетесь. – Он выследил! – грустно произнес Розовый Нос. – Его вынянчил стереовизор на детективах. Не скомандуете ли вы своему Роботу, милый Прат?.. Чтоб он принял, так сказать, меры?.. – И он сделал ладонью движение, как бы начисто сметая крошки со стола. – Напротив, очень интересно поговорить с одноклассником Лали. Вы, кажется, назвали себя Фруктиком? – Так точно, старина!.. Было, конечно, еще какое-то имя, но это я себе сам заработал на карусели. Не знаете, что такое карусель? Где же вы были до сих пор! Ну, скажем, в старом, заброшенном городе осталось множество таких длинных высоких штук… Они назывались фабричные трубы, слыхали? Ну вот! Вокруг трубы мы на ракетах и устраиваем карусель, носимся на большой скорости. И кто ближе подлетит к трубе и чиркнет бортом ракетки так, что след останется, тот и выиграл. Я три раза выигрывал. Вот и заработал среди ребят почетное звание: «Ну и Фруктик!» Но я люблю, чтоб меня попросту звали Фрукти! Кстати, сегодня занял второе место… Да, я еще забыл сказать: когда чиркнешь по трубе, надо высунуть язык, чтоб всем было видно, какой ты молодец. – Почему же у вас второе место сегодня? Вы позабыли про язык? – Ну, уж я не забуду! Просто первое место занял один парень, он так треснулся об трубу, что у него ракетка пополам. Думали, конец, а ничего. – Все обошлось? – Ну да. Ракету восстановили. – А этого мальчика? – Его? Ну, нет! – Какая веселая игра, – тихо сказала Дама. – Ничего. Но тоже надоедает. – Поэтому вы теперь заинтересовались историей… Улиссом? – Ни капельки! Что такое история? Чепуха, все это было давно и вообще неправда. – Но почему же неправда? – Да ведь я-то ничего этого не видел! А чего я сам не видел, все ерунда и занудливая брехня. – Но если это все-таки было на самом деле?.. – А хоть бы и было, мне-то что за дело? С кем эти все истории происходили, пускай ими занимаются. Проехало, и начхать мне на это дело. Мне фокус ее интересно посмотреть. А без Лали, я вижу, вы тут ничего не можете? А где она сейчас? Я все равно ее отыщу! Глава 9 ОГОРОДНО-ЗВЕРИНОЕ УБЕЖИЩЕ НЕПОМНИКА Город был высокий, но не очень большой. Сразу же за последними приземистыми десяти-двенадцатиэтажными домами пригорода начинались зеленые луга с лениво пасущимися толстыми коровами, ветер пробегал волнами по полям золотистой пшеницы, березовые рощи шелестели на пригорках, и длинные ряды огородных грядок тянулись вдоль берега реки. Небрежно помахав вслед отъезжавшей машине, которая его подвезла, Фрукти сошел с шумной автострады. На тонком столбике красовался голубой значок, обведенный красным ободком, с птичкой посередине. Все было так, как ему подробно объяснил Чемпион. – Ничего себе адресочек! – сказал Фрукти. – Птичка какая-то дурацкая, а дальше дорожка и кусты! Вот чушь! Посвистывая и поглядывая по сторонам, он двинулся по тропинке. Шум автострады совсем затих. Вместо него возник какой-то новый, неровный звук. Фрукти не сразу вспомнил: "Э-э, да ведь это просто-напросто ветер! Шумит и покачивает ветки деревьев! Ясно, деревня, вот куда я попал. Пахнет чем-то зеленым, и попискивают, посвистывают птички. И долго это будет продолжаться?.. Ага, вот и еще один значок: буква "Н" со стрелкой. Правильно, так мне и говорил Чемпион. Тут уж придется прямо через кусты ломиться!" Едва заметная тропинка, на которую указывала стрелка, действительно вела куда-то в глубь зеленых, пышно разросшихся кустов. Фрукти презрительно фыркнул и зашагал, цепляясь за кусты. Он шел минут пять, продолжая пофыркивать и оглядываясь по сторонам, так что чуть было не ткнулся носом в сетчатую калитку. Вправо и влево тянулась довольно высокая ограда из тонкой стальной сетки. – Вот ччеррт! – буркнул Фрукти и лягнул ногой плотно запертую калитку, у которой даже и ручки не было видно. Чей-то спокойный голос совсем рядом произнес: – Кто бы это мог быть? Если это человек, почему же он лягается? А если жеребенок или осленок, почему он чертыхается? Лали, взгляни! После минутного молчания смеющийся голос Лали воскликнул прямо у самой калитки: – Э-э! Да это Фрукти! Как ты тут очутился? Входи, входи! Калитка бесшумно открылась, пропустила Фрукти и тотчас закрылась снова. – Иди все время по этой розовой дорожке, она приведет тебя прямо к дому. Голос Лали теперь слышался у него за спиной, по-прежнему у калитки. – Ладно! – буркнул Фрукти и зашагал по шуршащей мелкими ракушками розовой дорожке. Дорожка повернула вправо; по одну ее сторону пошли подстриженные кустики, усыпанные мелкими алыми цветочками, по другую – ровные огородные грядки морковки и цветной капусты. Сделав крутой поворот влево, дорожка кончилась. Открылась залитая ярким солнцем поляна и обычный сельский дом, одноэтажный, но с мезонином. Все это трудно было разглядеть из-за листвы деревьев, окружавших дом. Они так сливались друг с другом, что не сразу можно было разобрать, где кончается конек крыши и где начинаются далеко протянувшиеся ветки акации. Известно, что когда деревья долго живут рядом с домом, они привыкают друг к другу, как будто стараются один другому не мешать: туда, где есть свободное место, дерево протягивает ветку, за ней другую, а где мешает стена дома – старается обогнуть стороной. Только когда какая-нибудь недогадливая ветка порой заслонит окно, ее приходится поправлять и отводить в сторону. Фрукти, конечно, ничего этого не заметил. Лали сидела боком на ступеньках террасы и большой ложкой из глубокой тарелки ела малину со сливками. На ней была мальчишечья рубашка с короткими рукавами, заправленная в мятые брючата цвета хаки. Напротив нее, тоже устроившись на ступеньке бочком, сидел желтолицый старичок и, стараясь подражать Лали, внимательно зачерпывал из своей тарелки малину, не без труда засовывая себе в рот большую ложку. Перепачканные сливками уголки губ выглядели у обоих совсем как маленькие белые усики. Самое забавное, что у старичка были и настоящие усики, очень жиденькие, точно редкие перышки, и тоже перепачканные белым. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=142917) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.