Нефтяной принц
Карл Май


Виннету
Карл Май (1842–1912), последний великий мистик немецкой литературы, до сегодняшнего дня остается у себя на родине, в Германии, одним из наиболее читаемых авторов. Все свои произведения он написал, сидя дома, но вот уже несколько десятков поколений читателей не оставляют равнодушными вышедшие из-под его талантливого пера образы гордых, бесстрашных индейцев, так неотразимо сыгранных Гойко Митичем в экранизациях романов К. Мая. этом романе читатель встретится с легендарным вождем апачей Виннету и его другом Олд Шеттерхэндем, которые помогут мирным переселенцам избежать опасностей в непростых условиях Дикого Запада. Их ум, находчивость и смелость, граничащая с дерзостью, по праву заслужили восхищение и среди местных охотников-вестменов и среди индейских племен. Герои с честью выходят из непростых, подчас опасных ситуаций.





Карл Май

Нефтяной принц











Глава 1

Искатели


Кто обычным путем от Эль-Пасо-дель-Норте через Рио-Колорадо направлялся в Калифорнию, обязательно проезжал старую миссию Сан-Ксавьер-дель-Бак, что приблизительно в девяти милях от Тусона, столицы Аризоны. Эта резиденция миссионеров, основанная в 1668 году, была поистине великолепным сооружением, вызывающим немалое удивление у любого, кто натыкался в аризонских дебрях на этот блестящий монумент цивилизации.

В каждом углу здания, фасад которого богато отделан фантастическими орнаментами, высились колокольни, главную часовню украшал большой купол, а стены заканчивались отделанными со вкусом массивными венцами карнизов. Такое творение облагородило бы любой крупный город, любую резиденцию. Часть миссии была окружена поселком, где к тому времени обитали около трехсот индейцев-папаго. Папаго до сих пор миролюбивы и прославились своими ирригационными сооружениями, а также лояльным отношением к белым.

К сожалению, эти вечные труженики сильно пострадали от белого сброда, шатающегося по всей Аризоне – территории, испещренной горами и пустынями, никогда и никем не управляемой. Меч Фемиды [1 - Фемида – богиня правосудия в древнегреческой мифологии, изображавшаяся с повязкой па глазах, с весами в одной руке и с мечом в другой] едва ли доставал до аризонской границы – сотни и сотни тех, кто были не в ладах с законом, тянулись туда из Мексики и Штатов, чтобы вести жизнь, само существо которой составляло одно лишь насилие.

Хотя в Тусоне имелись две роты солдат, отвечавших за безопасность, их явно не хватало, чтобы охранять территорию в триста тысяч квадратных километров. К тому же эти герои сами были несказанно рады, когда сброд оставлял их в покое, поэтому помощи от них ждать не приходилось. Люди вне закона знали об этом слишком хорошо и орудовали весьма дерзко. Они появлялись даже в окрестностях Тусона, и тогда никто не решался выехать из города без оружия. Один путешественник-американец, рассказывая о происходящем, писал так:

«Отпетые мерзавцы из Мексики, Техаса, Калифорнии и из других штатов нашли в Аризоне надежное убежище от правосудия. Основная масса населения – убийцы и воры, головорезы и шулеры. Казалось, что вооружился весь мир, и кровавые сцены разыгрывались ежедневно. Ни о каком правительстве не могло быть и речи, о защите закона или со стороны военных – и того меньше, а основное занятие гарнизона Тусона – это пьянство и безделье. Таким образом, Аризона была практически единственной территорией страны, находящейся якобы под эгидой цивилизованного правительства, где каждый использовал юстицию в собственных интересах».

Когда в Сан-Франциско собрались смелые, но законопослушные граждане, решившие учредить «комитет бдительности», который должен был действовать прежде всего на территории Калифорнии, никто не предполагал, что его сильное влияние вскоре начнут ощущать и в соседней Аризоне. Эти смельчаки появлялись то тут, то там, поодиночке и группами, готовые очистить страну от преступников и всегда оставляя отчетливые следы самосуда, который считали справедливым.

У папаго, в Сан-Ксавьер-дель-Бак, обосновался некий ирландец, прибывший в Аризону по причине, едва ли достойной уважения. Он основал там лавку, где продавал, по его словам, всякую всячину. На самом деле речь шла только о водке, за что он заслужил прозвище Отравитель. Дурная слава бежала впереди него, и честные люди никаких дел с ним не имели.

Однажды, прекрасным апрельским днем, он сидел за грубо выструганным столом, стоявшим перед его хижиной.

Вероятно, он был не в духе, поскольку с силой стучал пустым стаканом по столешнице. Повернувшись к открытой двери, он в очередной раз крикнул:

– Эй, старая ведьма! Ты что, оглохла?! Бренди я хочу, бренди! Шевелись, не то…

Из хижины выплыла пожилая негритянка пышных форм, которая спокойно наполнила подставленный стакан из большой бутыли. Ирландец опустошил его одним махом, снова подставил, и, пока женщина повторяла нехитрую процедуру, проворчал:

– Целый день – никого! Красномазых пойло уже не интересует. Если сегодня никто не заглянет, сидеть мне здесь, пока не прожгу дырку в собственном желудке…

– Не сидеть один! – успокоила его негритянка. – Там гости прибывать. Сюда ехать. По дороге из Тубака.

– Кто они?

– Откуда мне знать?! Старые глаза не видеть. Всадники, много!

Услышав это, ирландец вскочил и поспешил за угол хижины. Оттуда он мог увидеть дорогу на Тубак. Через секунду он вернулся и крикнул старухе:

– Это искатели, искатели! Все двенадцать! Они знают толк в выпивке. Вот так удача! Шевелись, скорее наполним бутылки.

Оба исчезли в доме, а спустя несколько минут подъехали двенадцать всадников. Они осадили лошадей прямо перед хижиной и спрыгнули на землю, совершенно не заботясь о животных. Диковатые на вид, дерзкие парни были хорошо вооружены, как и принято на Дальнем Западе. Кое-кто носил мексиканское платье, другие походили на американцев, но всех их объединяло одно: никто не внушал ни малейшего доверия.

Они кричали и бранились, а один подошел к распахнутой двери, выхватил револьвер и выстрелил внутрь со словами:

– Эй, Пэдди! [2 - Пэдди – шуточное прозвище ирландцев] Дома ты или нет, старый отравитель? Тащи свою серную кислоту. У нас глотки пересохли!

Хозяин тотчас появился с двумя полными бутылками под мышками и стаканами в руках. Ловко расставив на двух столах стаканы, он наполнил их со словами:

– Я тут, джентльмены! Все – как всегда. Моя черная сразу вас заприметила. Вот, пейте и будьте благословенны в моем доме!

– Оставь благословение себе, старый пройдоха, разве что перед концом его услышать. Твое пойло – как смертельный удар.

– Не беспокойтесь, мистер Батлер, – если что, то после второй бутылки снова воскреснете. Целую неделю не виделись! Дело спорится?

– Спорится? – Батлер пренебрежительно махнул рукой и одним махом опорожнил стакан.

Остальные последовали его примеру.

– Дело дрянь! – заключил он, скривившись от спирта. – Ничего хорошего!

– Но почему? Вас же называют «искателями»… Да вы и сами себя так зовете. Неужто не доглядели? А я думал, сегодня провернем что-нибудь стоящее.

– Хотел за гроши скупить нашу добычу? Снова надуть нас? Нет, на этот раз ничего нет, действительно ничего. Что взять теперь с краснокожих? А белые? Те сами отбирают чужие кошельки. Тут еще этот «комитет бдительности», черт бы его побрал! Суют нос в наши дела, мерзавцы! Похоже, им завидно, что мы жнем там, где не сеяли, как, впрочем, и они. Теперь за каждым кустом мерещатся чужие двустволки. Но око за око! Мы вздернем всякого, кого только заподозрим в связях с линчевателями. Пэдди, может, ты видел где-нибудь поблизости этих мерзавцев?

– Хм, – пробормотал хозяин. – Я что, ясновидящий? Могу по носу определить, кто линчует, а кто, как вы, может резню устроить?

– Не позорься, Пэдди! Охотничью собаку легко отличить от бойцовой, тем более когда речь идет о людях. Поверь мне, я почую линчевателя за полсотни шагов. Ну ладно. Мы голодны. У тебя есть мясо? Яйца?

– Нет, сами знаете… Люди вашего сорта давно все прибрали к рукам. Никакой живности!

– А хлеб?

– Только маисовые лепешки, да и то их печь надо.

– Так пусть твоя старуха-негритянка займется ими. Свежее мясо – наша забота.

– Мясо? Но откуда?

– Прихватим тут одного бычка. Там, внизу, в долине Санта-Круз, сейчас застрял обоз с поселенцами.

– Эмигранты, что ли?

– Наверное. Четыре фургона, четверка волов при каждом. Они пересекут Колорадо и сегодня ночью сделают привал.

– Здесь? Хм! Надеюсь, не произойдет ничего такого, что испортит репутацию нашего тихого местечка…

При этих словах выражение лица ирландца приняло какое-то странное выражение.

– Какие проблемы? – ухмыльнулся Батлер. – Друзей подставлять не стоит. Обоз и так будет нашим, но только там, за Тусоном. Пока прихватим только вола – не оставаться же без мяса?!

– Будете им платить? Вряд ли им придет на ум продать животное.

– Что ты плетешь, Пэдди? Если мы чего берем, никогда не платим. Никогда! Одно исключение – это ты, наш скупщик. Мы даже закрываем глаза на твой обман. Впрочем, люди из фургонов едва ли окажут нам достойное сопротивление. У них четыре погонщика, которые не в счет, два парня верхом да скаут, нанятый эмигрантами. Но что сделает один скаут против дюжины крепких ребят? Он-то и получит первую пулю. От тех, кто в фургонах, думаю, не стоит ждать ничего серьезного. Небось, одни бабы со скарбом. Позади обоза, правда, маячила какая-то фигура с ружьишком наперевес, не то женская, не то мужская – не разобрать. Кажется, из-под пальто сабля торчала. Я заговорил с этим типом, но в ответ услышал что-то невразумительное, кажется, по-немецки.

– Если захватите обоз, надеюсь, про меня не забудете?

– Как обычно. Условия можем обсудить прямо сейчас.

В этот момент из хижины выплыла негритянка, готовая обслужить гостей, и оба собеседника перешли на шепот. Остальные, казалось, не обращали внимания вообще ни на кого. Их голоса зазвучали еще громче, когда пустые бутылки бренди снова были наполнены.

Местные индейцы предпочитают обходить стороной кабак ирландца. Им не нравятся шумные компании белых, и природное чутье верно подсказывает краснокожим, что лучше держаться подальше. На это действительно имелись веские причины. Ирландец, называя приезжих «искателями», имел в виду тех самых грабителей, что давно снискали дурную славу на юге Аризоны. Они появлялись где угодно, успевая переноситься с места на место столь быстро, что никому, даже линчевателям, ни разу не удалось реально напасть на их след.

Внезапно шум у хижины стих, и все присутствующие не без удивления уставились на новых гостей, верхом приближавшихся к дому. Один только вид этих трех всадников сразил бы наповал кого угодно.

Они спешились и направились прямо к пустому столу, не обращая на присутствующих никакого внимания.

Первый из них был маленьким, но очень толстым. Из-под уныло повисших полей фетровой шляпы, цвет, возраст и прежнюю форму которой определить было невозможно, и из дебрей черной бороды выглядывал устрашающих размеров нос, способный послужить отличной тенью любым солнечным часам. Кроме этой несомненной достопримечательности, видны были лишь два маленьких и подвижных глаза. Пока они с чрезвычайным плутовством пробегали по хижине, скрытый взгляд уже успел прощупать всех до одного двенадцать искателей.

Остальную часть тела толстяка до колен скрывала старая куртка из козьей шкуры. Скроенная явно на великана, куртка целиком состояла из лоскутов и заплат, придавая маленькому пришельцу вид ребенка, который, к собственному удовольствию, впрыгнул в домашний халат отца. Из-под куртки торчали две сухие, серпообразные ножки, воткнутые в обшитые бахромой донельзя изношенные леггины, из которых человечек вырос лет двадцать назад. При этом ступни его ног утопали в огромных индейских мокасинах, о размере которых в Германии сказали бы: «Пять шагов – и уже за Рейном». В руке он держал флинт, похожий скорее на палку, срезанную где-то в лесу.

А его лошадь? Нет, о лошади и речи нет, это была мулица, да такая старая, что ее ближайшие предки щипали травку, наверное, сразу после всемирного потопа [3 - Всемирный потоп – в мифологии ряда народов Божья кара, ниспосланная на человечество и на все живое на земле. По Библии, во время всемирного потопа спаслись в ковчеге праведник Ной с семьей и по паре «от всякой плоти».]. Длинные уши, с которыми ветер мог творить то же, что и с флюгером, были совершенно лысые. Гривы у мулицы вообще не наблюдалось, ужасно сухой хвост – голый обрубок, в котором торчало не больше дюжины волосков. Но глаза животного светились, как у молодого жеребца, а бойкость мулицы у знатока могла вызвать восхищение.

Следующий персонаж, подошедший к столу, выглядел не меньшим чудаком. Казалось, что обладатель бесконечно длинной, сутулой и костлявой фигуры не видел впереди ничего, кроме собственных ног, длина которых любому могла внушить настоящий страх. На свою охотничью обувку он нацепил кожаные гамаши, натянув их выше колен. Одет он был в тесный камзол, перетянутый широким поясом, на котором, кроме ножа и револьвера, болтались всякие мелочи, столь необходимые в прериях Запада. С его широких, угловатых плеч свешивалось шерстяное покрывало, нити которого расползлись едва ли не все. Коротко остриженную голову венчало нечто совершенно неописуемое: не то шапка, не то шляпа, а может, платок… На плече висело старое, длинноствольное ружье, издали казавшееся скрученным резиновым поливочным шлангом.

Третий и последний, такой же сухой, как второй, с повязанным на голове наподобие тюрбана шейным платком, носил красный гусарский ментик, невесть как оказавшийся на Дальнем Западе, длинные полотняные штаны и болотные сапоги с огромными шпорами. За поясом торчали пара револьверов и нож из хорошей кингфилдской стали. Главным оружием ему служила двустволка «Кентукки», в руках ее владельца без промаха бившая в цель. Самой главной особенностью его физиономии определенно был широкий рот, как говорится, до ушей. При этом лицо его выражало искреннейшее прямодушие пятилетнего ребенка.

Оба последних гостя гарцевали на утомленных лошадях, которые, похоже, были очень выносливыми и, пожалуй, могли выдержать еще немалые испытания.

Когда трое сели, а хозяин подошел и осведомился, что им нужно, малыш спросил:

– Что у вас есть выпить?

– Бренди, мистер, – ответил ирландец.

– Подайте три стакана, если уж нет ничего получше.

– Что здесь может быть лучше? Или вам шампанское подавай? Не очень-то вы похожи на тех, кто способен его оплатить.

– К сожалению, да, – кивнул человечек, скромно улыбнувшись. – Зато вы, наоборот, выглядите так, будто у вас его не одна тысяча бутылок.

Хозяин молча удалился, принес что заказывали и снова подсел к искателям. Малыш только пригубил бренди, после чего вдруг сплюнул и выплеснул содержимое на землю. Оба его спутника сделали то же самое, а тот, что был в гусарском ментике, растянул рот еще шире и выдал:

– Тьфу, дьявольщина! Бьюсь об заклад, этот ирландский мошенник хочет прикончить нас своим бренди! Что скажешь, Сэм Хокенс?

Старичок кивнул, но добавил:

– Сегодня ему это не удастся – пить не станем! Но с чего это ты вдруг назвал его ирландским мошенником?

– Хм, если кто с первого взгляда не видит, что он ирландец, тот просто болван, как пить дать.

– Совершенно верно. Однако то, что ты сразу его заприметил, очень удивляет меня, хи-хи-хи!

Это «хи-хи-хи!» было каким-то совершенно особенным, можно сказать, почти внутренним смехом, во время которого глазки малыша весело искрились.

– Хочешь сказать, что сегодня я болван? – глаза его спутника округлились.

– Сегодня? Почему сегодня? Всегда! Всегда, Уилл Паркер! Я тебе еще пятнадцать лет назад сказал, что ты гринхорн. Гринхорн, которого свет не видел! Что, не веришь?

– Нет, – прозвучало в ответ и в голосе говорившего не было и намека на то, что оскорбление сколько-нибудь вывело его из себя. – Давно уже нет никакого гринхорна…

– Свежо предание! Пятнадцать лет тебя ничему не научили – ты так и остался тем, кем был раньше, если не ошибаюсь. Не признаешься, значит, что ты все еще гринхорн? Что скажешь насчет тех двенадцати джентльменов, что пялятся на нас во все глаза?

– Ничего хорошего. Видишь, как они посмеиваются? Не над тобой ли, старый Сэм? Ведь на тебя без смеха смотреть-то нельзя!

– Я рад, Уилл Паркер, безумно рад. Это всего лишь одно из моих преимуществ перед тобой. Кто хоть глазком на тебя глянет, сразу расплачется – ведь физию печальнее твоей я в жизни не видел… хи-хи-хи!

Похоже, взаимные упражнения в подшучивании и укорах для Хокенса и Паркера были обычной манерой их общения. В действительности ни один из них никогда не думал о приятеле дурно. Третий гость до сих пор молчал; он подтянул сползшие вниз гамаши, при этом выставив далеко вперед свои длинные ноги, и наконец заговорил с ироничной улыбкой на тощем лице:

– Эй, а знаете вы, что думают про нас те джентльмены? Они там судачат о чем-то, похоже, не очень умном. Знатная компания! Или нет, Сэм Хокенс?

– Да, – кивнул малыш. – Главное, чтоб лбы не раскололи, а то сидят так близко. Ясно, что за птицы! Мошенники! А, Дик Стоун?

– Нутром чую – придется потолковать с ними.

– Конечно. И не только нутром! Почешем кулаки об их носы, если не ошибаюсь. Тех, на чей след мы напали, кстати, тоже было двенадцать. Скажи-ка, Уилл, слышал ты что-нибудь об искателях?

– Слышал? – недовольно буркнул Паркер. – У тебя, что, память отшибло, старый енот? Сам же столько раз рассказывал!

– Точно. Спросил только, чтобы узнать, научился ли гринхорн впитывать то, чему учат старые зубры. Итак, дорогой Уилл, допустим, что эти типы – искатели. Своего предводителя они зовут Батлером. Надо бы разузнать, что за кавалер носит такое имя.

– Так они тебе и расскажут!

– Не волнуйся! Они уже заинтересовались нами, эти «джентльмены». У них на лицах написано, что скоро явятся к нам, чтобы взять интервью. Только не болтайте лишнего, ребята! Любопытно, как они поведут себя.

– Уж не слишком учтиво, – подал голос Дик Стоун, – так что готовьтесь. Не дадим же мы им зайти слишком далеко!

– Думаешь, лучше вести себя погрубее? Нет, не согласен. Нас прозвали Троицей, и нам не пристало позорить имя, данное трем джентльменам, всегда добивающимся своего не грубой силой, а хитростью. Так поступим и сегодня. Только так, а не иначе.

– Ладно, но тогда эти болваны подумают, что мы их боимся.

– Пусть думают, старина Дик. Если так, то скоро они поймут, что ошиблись, и даже очень, хи-хи-хи! Троица – и бояться! Готов поклясться, что мы с ними сцепимся. Если они собираются напасть на обоз, мы не станем смотреть на это сквозь пальцы.

– Тебе тоже подраться не терпится?

– Нет.

– Но с ними придется разобраться, если они в самом деле искатели. Как же без схватки?

– Старому еноту, – Сэм не без удовольствия ткнул себя пальцем в грудь, – иногда приходят в голову мысли почище клинка и пули. Я сыграю шутку – лучшее средство добиться преимущества над противником. Ты же знаешь, что я не люблю проливать кровь. Можно ведь победить противника, не убивая. Я знаю, у кого поучиться.

– Их и я знаю: Олд Шеттерхэнд, Олд Файерхэнд и Виннету, знаменитый вождь апачей! Они никогда не прольют и капли чужой крови, если на то нет нужды.

– Верно. При этом они величайшие герои Запада, и я всегда буду следовать их примеру.

– Может, и сам героем станешь, а, старый Сэм? – спросил Паркер не без иронии.

– Помалкивай, гринхорн! Сэм Хокенс точно знает, кто он и что он. Помнишь, как я тягался с двумя дюжинами краснокожих?

Паркер кивнул.

– Как я добился цели, о которую расшибли лбы не меньше пятидесяти отважных вестменов?

Паркер снова кивнул и сказал:

– Из песни слов не выкинешь. Ты славный малый, Сэм, хотя и дьявольский плут!

– Ладно, стало быть, покончим с этими двенадцатью, но дырявить их шкуры не станем. Как будем действовать – еще не знаю, но это вопрос времени. Пусть они сначала примут нас не за тех, пусть потешатся вдоволь, а там поглядим.

– Хочешь, чтобы нас за гринхорнов приняли?

– А как же! Что касается тебя, Уилл Паркер, то они не сильно ошибутся. Погляди, как они ржут над моей Мэри. Бедная лошадка!

– Ты сам знаешь, что ей далеко до совершенства, Сэм.

– Совершенство? Чепуха! Она просто жуткая скотина, ужасная! Но я не променяю ее и на тысячу благородных роз! Она умна, опытна и понятлива, как… как, ну, как Сэм Хокенс, ее хозяин, которому она столько раз спасала жизнь. Моя Мэри – это моя Мэри, единственная и неповторимая, хотя и упрямая, проклятая и мерзкая бестия, которую давно пора пристрелить!

– Прямо из твоей Лидди? – бросил Дик Стоун.

– О, Лидди прежде всего! – кивнул Хокенс, при этом его маленькие глазки блеснули, а рука ласково погладила длинный ствол старого и странного на вид ружья. – Лидди дорога мне прямо как Мэри. Она никогда не подводила. Моя свобода и жизнь часто зависели от нее, и всегда она исполняла свой долг. Конечно, и у нее есть причуды, большие причуды, и если их не знать, то набьешь немало шишек. Но я-то их знаю, я изучил их, все ее достоинства и недостатки, как врач карбункулы. Я не выпущу ее из рук, пока не протяну ноги. Когда я умру, а вы будете рядом, не сочтите за труд положить Лидди со мной в могилу. Никто другой не должен заполучить ее. Мэри, Лидди, Дик Стоун и Уилл Паркер – все четверо живут в моем сердце, и мне больше ничего не надо на этом свете.

Казалось, будто незримая волна на миг потушила озорные искорки его глаз, но всего один взмах руки – и голос старика снова зазвучал бодро:

– Смотри, один из них встал – тот, что шептался с хозяином. Сейчас подойдет к нам и начнет дурака валять. Комедия начинается! Только не испортите мне ее…

Нет ничего удивительного в том, что Сэм Хокенс дал своей мулице и ружью такие ласковые прозвища. Вестмены старой закалки – таких, к сожалению, все меньше и меньше – были совершенно другими людьми, нежели тот сброд, что явился на Запад позднее. Однако под словом «сброд» следует понимать не только морально разложившихся типов. Когда миллионеры, банкиры, генералы, адвокаты – да хоть сам президент Соединенных Штатов, приехавший на Запад в окружении многочисленной свиты, – пачками укладывают дичь из кустов ради развлечения, в глазах настоящего вестмена все эти благородные особы столь высокого ранга будут выглядеть всего лишь сбродом.

Индеец – вестмен до мозга костей – «делал» мясо, только если нуждался в нем. Он ловил только одну лошадь из стада диких мустангов; он знал время, когда бизоны шли с юга на север и когда возвращались; он отлично ориентировался на местности, по которой странствовал и охотился, чтобы есть. Где же сейчас те стада? С одним-двумя бизонами можно повстречаться в лучшем случае в каком-нибудь зоопарке. А настоящих индейцев или трапперов увидишь только в книге с картинками. Во всем этом виноваты те, кого капканщики и скваттеры называют сбродом. Не надо только говорить, что причина в цивилизации – у цивилизации нет предназначения искоренять и уничтожать. Повсюду, когда строились железные дороги, сотни «джентльменов», вооруженные ружьями новейшей конструкции, собирались в группы, чтобы поохотиться. Они двигались на Запад в поездах, останавливались где-нибудь в прерии и расстреливали проносившиеся мимо бизоньи стада прямо из окон вагонов. Потом они ехали дальше, оставляя горы трупов на попечение койотов и стервятников, стяжая себе славу охотников прерий и испытывая от этого огромное удовлетворение. На одно убитое животное приходилось по десять и больше подстреленных и раненых. Обреченный на голодную смерть индеец наблюдал за варварством издали, в бессильной ярости, но ничего не мог поделать. Если он жаловался, над ним смеялись. Если он защищался, его убивали, как бизона, которого он считал своим и потому так оберегал.

Совсем иначе обстоит дело с настоящими вестменами, в прошлом охотниками. Они никогда не стреляли больше, чем нужно. Вестмен добывал мясо с риском для жизни. Он мог рискнуть верхом ворваться в самую гущу бизоньего стада и бороться с мустангом, которого стремился поймать и объездить. Он мужественно выходил один на один с гризли. Ружье – мертвый, бездушный металл – верный друг вестмена, а лошадь – его настоящая подруга. Он мог не пить и не есть до последнего и забивал любимого конягу только в самом крайнем случае, когда иначе было не выжить. Он давал животным людские имена и разговаривал с ними как с добрыми приятелями, если ночевал где-нибудь один, в девственном лесу или прерии.

Именно к таким вестменам принадлежал Сэм Хокенс. Суровость дикой жизни не сделала его бессердечным; вопреки всему он остался человеком душевным, оставаясь при этом ужасным хитрецом.

Тем временем произошло то, что ожидалось: Батлер встал, подошел ближе, застыл у стола охотников во властной позе и без приветствия насмешливо сказал:

– Эй, да вы просто неотразимы! Вот так тройня!

– Да, – Сэм кивнул совершенно серьезно.

Такое признание прозвучало для Батлера неожиданно, он громко рассмеялся и, пока его спутники распахивали рты, ржа на все лады, продолжил:

– Кто вы такие, а?

– Первый, – буркнул Сэм.

– Второй, – добавил Дик Стоун.

– А я третий, – присоединился Уилл Паркер.

– Что? – опешил Батлер, не совсем понимая, к чему клонит Хокенс.

– Конечно, тройня! – ответил Сэм с необычайным прямодушием.

Снова раздался смех. Проиграв первую партию, Батлер недовольно процедил:

– Бросьте свои глупые шутки! Со мной всегда разговаривают серьезно. Что вы не тройня, и так видно. Я хочу знать ваши имена, да поживее!

– Меня зовут Гринелл, – ответил Сэм тихо.

– Берри, – представился Дик со страхом в голосе.

– А я Уайт, – испуганно пробормотал Уилл.

– Хм, понятно, – продолжил Батлер. – А теперь скажите, кто вы?

– Капканщики, – пояснил Сэм Хокенс.

– Капканщики? – «экзаменатор» снова засмеялся. – Не очень-то вы похожи на ловцов бобров или енотов!

– Мы пока никого не поймали, – с готовностью согласился маленький Сэм.

– Очень хорошо. Откуда едете?

– Из Кастровилла.

– Чем там занимались?

– Была у нас лавка на троих, одежду продавали.

– Так, так… Что, плохо дела шли?

– Да. Дали одному деньги в кредит, а он обанкротился.

– Надо было предвидеть. Потом, значит, трое неудачников-портняжек решили вдруг стать трапперами! Эй, вы слышите?

Вопрос относился ко всей компании, с усмешками следившей за разговором. Сэм Хокенс возбужденно воскликнул:

– Неудачников? Тут вы сильно ошибаетесь, сэр! Мы, пожалуй, кое на что годились и нам удалось что-то вернуть.

Сэм приподнял полы своего кожаного пальто и постучал пальцами по широкому поясу. Послышался какой-то металлический звук. Маленький старичок расплылся в улыбке и с гордостью добавил:

– Вот здесь монеты, сэр!

Лицо Батлера приняло выражение хищной птицы, выслеживающей добычу. Как можно равнодушнее он заметил:

– Монеты? Похоже, вы умнее, чем кажется. Сколько же вернул ваш банкрот?

– Более двух тысяч долларов.

– И они при вас?

– Да.

– Таскаете с собой в такой глуши?

– Хо! У нас есть оружие.

– Разве оно поможет? А если вдруг заявятся искатели, которые вытрясут из трех портных все, прежде чем те глаза протрут? Почему вы не доверили деньги банку?

– Мы еще успеем это сделать.

– Где?

– Там, в Прескотте.

– Вы туда направляетесь?

– Да.

– А капканы-то у вас есть?

– Нет.

– Откуда вы их возьмете?

– Купим в Прескотте.

– Черт возьми! Что за чудаки! Кого вы там хотите поймать?

– Бобров и… и… – Сэм вдруг запнулся и робко добавил: – Гризли, быть может.

За другими столами раздался поистине гомерический гогот. Батлер так ржал, что у него на глазах выступили слезы и едва не сперло дыхание. Немного успокоившись, он смог выдавить из себя:

– Капканом вы хотите поймать гризли? Гризли, ростом в девять футов и весом в девять центнеров?

– А почему нет? – с досады чуть не прорычал Сэм. – Если капкан будет большим и крепким…

– Капканов на гризли нет и никогда не будет!

– Тогда мы закажем их в Прескотте у кузнеца.

– Какой конструкции?

– Это мы ему объясним.

– Вы, трое портных? Может, хватит, толстяк, иначе я удушусь от смеха!

Он снова заржал во всю глотку и смог продолжить разговор только через пару минут:

– Даже если вам удастся встретиться с гризли, то уж бобров в Прескотте вам точно не видать.

– Нет, в Прескотте мы только купим капканы, а потом поедем к Гиле и к реке Сан-Франциско.

– В которой глубина не больше двух дюймов. Откуда там бобры?

– Это уже наша забота, сэр. Я читал в одной книге, где все написано, и о бобрах тоже.

– Превосходно! Если вы так умны и ваш путеводитель – какая-то книга, то дальше говорить не о чем. Желаю вам побольше бобров и медведей. Хотя вы найдете там и кое-что другое.

– Что же?

– Диких индейцев, которые будут готовы напасть на вас днем и ночью.

– Мы сможем защититься.

– Вашим оружием? Вот этим флинтом?

– Да.

– Дьявольщина, вы надеетесь на подвиги? Дайте-ка сюда свою пушку, надо бы взглянуть на нее.

Он взял оружие из рук Хокенса и направился с ним к своим сообщникам, которые внимательно осмотрели ружье, не чураясь самых крепких выражений. Дику Стоуну также пришлось показать свой длинный карабин, который вызвал те же эмоции.

Возвращая оружие, Батлер сказал:

– Я, вероятно, обидел вас, господа, и потому должен извиниться.

– Как это обидели? – спросил Сэм с недоумевающим видом.

– Я спутал вас с другими людьми – с Троицей.

– С какой Троицей?

– Так величают трех известных неразлучных охотников: Сэма Хокенса, Дика Стоуна и Уилла Паркера.

– Вы их знаете?

– Нет, иначе бы я не спутал вас с ними.

– Но вы наверняка знаете, как они выглядят.

– А как же. Сэм Хокенс – маленький и толстый, прямо как вы, а оба других длинные и тощие, точь-в-точь как ваши спутники. К тому же этот Сэм обычно носит кожаное пальто, такое залатанное, что ему не страшна ни одна индейская стрела. На вас похожая куртка. Это случайность на некоторое время и повела меня по ложному следу. Теперь я знаю, что к чему. Никакими портными они никогда не были, а к таким ружьям, как ваши, никто из них и не прикоснулся бы. Хотя надо быть осторожным, особенно со стариком Сэмом, этим большим пройдохой. Потому я и хочу быть уверенным до конца. Я слышал, что Уилл Паркер однажды был скальпирован и теперь носит парик. Так вот, пусть мистер Берри и мистер Уайт покажут свои головы!

Чувствовалось, что Батлер еще не совсем успокоился. Но сама судьба, видно, не желала раскрывать карты. Искатель ошибся: не Уилл Паркер, а Сэм Хокенс имел несчастье потерять свой скальп. Стоун и Паркер спокойно сняли головные уборы, а Батлер подергал их за волосы и убедился, что не прав.

– Хорошо, а теперь я хочу убедиться, что с вашими ружьями вы обращаетесь не хуже, чем со швейными иглами.

– Никаких проблем! – уверил Сэм.

– Пусть стреляет на спор! – подсказал один из искателей, что сидел к Батлеру ближе всех.

На Западе, где почти каждый – хороший стрелок, не упустят случая посостязаться в меткости друг с другом. Слава победителя в момент расходится по округе, при этом на стрелков делаются ставки, как на бегах. Сегодня, правда, речь шла, скорее, не о настоящем состязании в стрельбе, а о забаве. Трое портняжек – и ружья! Откуда им научиться обходиться с оружием? Посмеяться будет над чем. Поэтому Батлер, чтобы подхлестнуть честолюбие Сэма, с сомнением в голосе произнес:

– Да, иголку в рукав воткнуть сможет и слепец, а вот стрелять… стрелять – не каждому дано! Вы когда-нибудь стреляли, мистер Гринелл?

– Да, – кивнул малыш.

– Куда?

– По воробьям.

– Из этой старушки?

– Нет, из духового ружья.

– Что? – Батлер оскалился в усмешке. – Вы полагаете, что и с ружьем так же хорошо управитесь?

– Почему нет? Мишень есть мишень!

– Да? Ну и с какого расстояния вы попадаете?

– С того, на которое летит пуля.

– Скажем, шагов с двухсот?

– Хотя бы.

– Примерно так от нас удалена вторая хижина. Вон там, в стороне, видите ее? Думаете, попадете?

– Хижина? – в голосе Сэма звучало оскорбленное самолюбие. – Попасть в нее – труда не больше, чем слепому вколоть иглу в рукав. Цель должна быть не больше… ну, скажем, моей ладони.

– И вы собираетесь вогнать в нее пулю из вашей железяки?

– Да.

– Вздор! Этот ствол разлетится на куски при первом же выстреле, а если нет, то согнется так, что ваши пули уйдут за угол дома.

– Давайте попробуем.

– Итак, стреляем на спор? Деньги у вас есть.

– Не только деньги, но и желание.

– Ваша ставка?

– Как и ваша.

– Тогда один доллар.

– Согласен.

– Значит, по рукам! Но мы не будем стрелять в ту хижину – владелец едва ли потерпит такое, а я…

– Стреляйте по моей! – неожиданно прервал их хозяин. – Я приклею сзади листок бумаги как раз с мою ладонь. Она и будет мишенью.

Предложение было принято, и все отправились за дом. Бумагу приклеили, после чего Батлер отсчитал двести шагов. Он поставил один доллар, Сэм дал свой. По жребию первым выпало стрелять Батлеру. Он стал на условленном удалении, быстро прицелился, спустил курок и первым же выстрелом пробил бумагу.

Настала очередь Сэма. Он расставил свои кривые ножки как можно дальше друг от друга, вскинул Лидди, весь наклонился вперед и начал целиться.

Целился он долго, издалека напоминая фотографа, склонившегося над своим аппаратом. Все вокруг смеялись от души. Наконец грохнул выстрел, и Сэм отпрянул в сторону. Ружье выпало из его рук, стукнув старика прикладом по правой скуле. Смех искателей превратился в вой.

– Что, большая отдача? – заботливо осведомился Батлер.

– Даже по уху получил! – ответил малыш грустно.

– Штука строптивая! Давайте посмотрим, куда вы попали.

На бумаге не было никаких следов от пули. Искали долго, пока наконец кто-то, удалившийся в сторону, с хриплым смехом не закричал:

– Скорее сюда! Вот она, вот! Смотрите – из дырки течет спирт!

Примерно в десяти шагах от дома стояла большая бочка, наполненная водкой. Пуля пробила дерево, и теперь сквозь дыру толщиной в палец хлестало крепкое зелье. Снова раздалось разноголосое ржанье. Но хозяину было не до смеха, он выбежал и потребовал возмещения убытков. Когда Сэм пообещал ему это, ирландец успокоился и быстренько загнал молотком в отверстие деревянный колышек.

– Вы даже в дом не попали! – крикнул Батлер совершенно озадаченному малышу. – Я же сказал вам, что ваши пули все углы обойдут. Доллар мой. Может, вы хотите еще раз рискнуть, мистер Гринелл?

– Да, – кивнул Сэм.

Второй пулей он все же попал в дом, но где-то внизу, в углу, в то время как цель находилась сверху, в центре стены. Потом Сэм выстрелил еще четыре-пять раз и облегчил свой карман на такое же количество долларов. Старик разозлился:

– Все это оттого, что спорим на один доллар. Если поднимем ставку, мой результат станет лучше.

– Охотно, – усмехнулся Батлер. – Сколько ставите?

– Как и вы.

– Скажем, двадцать?

– Пойдет!

Сэм снова проиграл, попав в тот же угол. Батлер сгреб деньги и спросил:

– Снова случайность, мистер Гринелл?

При этом он едва заметно подмигнул своим людям и с удовлетворением вздохнул.

– Да, – ответил Сэм, как и прежде. – Должен же я попасть хоть раз.

– Я тоже так думаю. Сколько?

– Сколько хотите.

– Пятьдесят долларов.

– Да.

– А может, сто?

– Это слишком. Я хоть и убежден, что теперь наконец попаду, но у меня рука не поднимется отнять у вас столько денег, мистер… как вас зовут?

– Батлер, – слишком быстро прозвучало в ответ.

Вряд ли он назвал бы настоящую фамилию, если бы вопрос Сэма не был бы столь неожиданным. Остановиться Батлер уже не мог:

– Я всегда держу слово. Вопрос только в том, хватит ли у вас мужества…

– Мужества? У портного его всегда в избытке.

– Значит, сто?

– Хорошо.

Батлер был так уверен в победе, что целился совсем небрежно, а может быть, высокая сумма вскружила ему голову. Так или иначе, но пуля пробила стену рядом с листком. Настроения это ему не прибавило, однако он не сильно расстроился, зная, что противник выстрелит еще хуже.

Настала очередь Сэма. Но куда он целился? В угол стены, куда он до сих пор вкладывал все свои пули.

– Что это вам взбрело в голову, мистер Гринелл? – удивился Батлер. – Вы целитесь в угол?

– Само собой, – со знанием дела ответил малыш. – Теперь я понял свою старушку.

– Что?

– Она меняет настроение по собственной воле. Если я целюсь в бумагу, в центр, пуля летит вниз, в угол. Теперь я прицелюсь в угол, и она, пожалуй, попадет в мишень.

Сэм спустил курок, и пуля пробила листок в самом центре.

– Вот видите, я выиграл! – засмеялся малыш. – Победа! Как насчет сотни, мистер Батлер?

Но тот не торопился. Он, похоже, думал, как отказаться от выплаты. И вдруг ему на ум пришла идея, которую он тотчас же решил воплотить в жизнь.

Он вытащил из кармана золотые монеты, протянул их Сэму и спросил:

– Может, закончим?

– Как хотите.

– Или поставим еще раз?

– Не возражаю.

– Тогда не сто, а двести!

– Но это очень много.

– Не для меня. Или вы боитесь?

– И в голову не приходило.

– Тогда двести! Ставим сразу.

– По рукам! Пусть мой спутник, мистер Берри, станет нашим поверенным и возьмет наши деньги, а мы возьмем новый листок бумаги и нарисуем в центре круг. Чья пуля окажется ближе к центру, тот и победил.

– Согласен, – несколько подозрительно кивнул Батлер. – Но стреляем не с двухсот, а с трехсот шагов.

– Тогда я не попаду.

– Ерунда. Вперед, мистер Гринелл, ставьте двести долларов!

Сэм передал деньги Дику Стоуну. Батлер, не имевший, похоже, такой суммы, подошел к своим, чтобы собрать деньги у них. Наконец он тоже передал доллары Стоуну, который хорошо знал, почему Сэм сделал его поверенным. Затем прикрепили новый листок, отсчитали триста шагов, и Батлер приготовился к выстрелу.

– Целься лучше! – крикнул один из его людей.

– Помалкивай! – грубо ответил Батлер. – Этому портняге меня не обшить.

Теперь он целился гораздо дольше, нежели прежде. Пуля пробила бумагу, хотя и не в центре.

– Отличный выстрел! – послышались одобрительные возгласы.

Батлер окинул своих победоносным взглядом, совершенно не обращая внимания на Сэма. Последний, готовясь поднять ружье, прокричал противнику:

– Мистер Батлер, раскройте же глаза! Раз, два, три!

На «раз» старик встал наизготовку, на «два» – прицелился, на «три» – грохнул выстрел. Из глоток искателей чуть ли не разом вырвался дикий крик ужаса – Хокенс попал в самый центр. Дик Стоун поспешил к нему, протянул деньги и сказал:

– Бери скорее, старина, иначе ничего не получишь.

– Ладно, возьму, но кое-что они мне еще должны.

Он спрятал деньги и зашагал к хижине.

– Просто невероятно, черт возьми! – вырвалось у Батлера. – Никогда не видел таких случайностей!

– У меня случайностей не бывает! – признался Сэм и был недалек от истины, ибо являлся превосходным стрелком.

Но Батлер расценил слова иначе и сказал:

– Тогда верните деньги!

– Вернуть? Это еще почему?

– Вы только что признали, что это не ваш случай.

– Хм! Случай не мой, а вот рука и флинт – мои. Случай поразил цель, стало быть, он и победитель. Деньги теперь его. Я при встрече передам их ему.

– Что за дурацкая шутка? – насупил брови Батлер.

Его люди уже успели окружить обоих спорщиков. Их круг начал сужаться. Однако Сэм, не выказывая ни малейшего опасения, ответил совершенно спокойно:

– Сэр, портные не шутят, когда речь идет о деньгах. Это я говорю вам серьезно! Стреляем дальше?

– Нет, я спорил с вами, а не с вашим «случаем». Или вам всегда фортуна благоволит?

Батлер украдкой подал знак своим спутникам, чтобы те пока не торопились с враждебными намерениями. Заметив это, Сэм сказал:

– Если речь идет о паре вшивых долларов – это не по мне. Лучше уж пальнуть в «молоко».

Не успели оба свернуть за угол, чтобы вернуться к фасаду хижины, как нос к носу столкнулись еще с одним персонажем. Им оказалась… мулица Хокенса, решившая проследить за своим хозяином. Батлер, шедший первым, чуть было не упал от неожиданности.

– Чертова скотина! – выругался он и обрушил на голову Мэри свой кулак. – Поистине кляча для портного!

Никому другому и в башку не придет сесть на такую развалину!

– Совершенно верно! – согласился Сэм. – Вы просто не в состоянии скакать на ней…

– Что? Это вы говорите мне? Да лучшего всадника между Фриско [4 - Фриско – Сан-Франциско] и Новым Орлеаном не найти! Вы спятили!

Сэм смерил противника придирчивым взглядом и с недоверием спросил:

– Вы – хороший всадник? Что-то не верится. У вас слишком длинные ноги.

Батлер засмеялся, после чего добавил:

– Да что портной смыслит в лошадях? Еще когда вы только подъезжали к дому, я заметил, как вы повисли на своей кляче, будто обезьяна на верблюжьем горбу. И вы рассуждаете о верховой езде! Не смешите меня. Я так сдавлю бока вашей кляче, что она через пять минут издохнет.

– Либо сбросит вас через минуту.

– Вы серьезно?

– А как же!

– Что, может поспорим? Мулица никогда меня не сбросит!

– Ставим по десять долларов.

– По рукам!

Сэм вынул деньги и отдал их Дику Стоуну. Батлер взял взаймы у кого-то из своих спутников и тоже передал их Дику.

– Жалкая ставка! – усмехнулся хозяин-ирландец и сказал Батлеру: – На этот раз вы выиграли.

Батлер взял старушку Мэри под уздцы и вывел ее во двор.

– Если я усижу на кляче больше минуты, вы проиграли, – заявил он.

– Можно мне переговорить со скотиной? – неожиданно спросил Сэм.

– Почему нельзя? Если вам больше не с кем перекинуться парой фраз, то поговорите с ней.

Снова образовались две группы. С одной стороны находились Сэм, Дик и Уилл, с другой – хозяин дома с искателями. Мулица стояла спокойно и неподвижно, словно деревянная фигурка с карусели. Сэм шепнул животному:

– Покапризничай, моя дорогая упрямица!

В тот же миг мулица выгнула спину, как кошка, высоко подскочила на месте и тяжело приземлилась вместе с Батлером. Правда, последний был уже не в седле, а на земле, рядом со старушкой Мэри. Искатели рванулись к нему на помощь, но их предводитель уже вскочил и в ярости закричал:

– Дьявольская скотина! Прикидывалась кроткой овцой, а тут вдруг взлетела ввысь как воздушный шар!

– Похоже, воздухоплавание вам ближе, нежели скачки. Деньги мои, – ухмыльнулся Сэм, пряча купюры в карман.

– К черту! Может, я чего не понял, но, кажется, вы что-то шепнули этой кляче?

– Да.

– Я этого не потерплю!

– Хо! Разве не вы тут говорили, что я могу общаться со зверем как хочу?

– Но не настраивать его против меня!

– Как раз наоборот! Все сделал для вашей же пользы. Вам остается только послушать, что я говорю мулице, и вам станет ясно, как вести себя с ней, если вы и вправду хороший всадник.

– Ладно, давайте еще раз. Ставьте ваши десять долларов!

– Охотно.

Батлер снова одолжил денег и, передав их Дику Стоуну, обратился к Сэму:

– Ну, говорите же этой мерзавке, что она должна делать!

Сэм усмехнулся и весело прокричал мулице:

– Сбрось его, моя дорогая тигрица!

Мэри с места рванула галопом, и, несмотря на все усилия Батлера, по широкой дуге понеслась к ближайшему углу хижины. Едва не воткнувшись в последний, она шарахнулась к дальнему углу, да так близко к стене, что Батлер не успел убрать правую ногу, зацепился за угол и, чтобы не переломать себе кости, сам выпрыгнул из седла и снова приземлился на землю в сидячем положении.

– Тысяча чертей! – заорал он в ярости, вскочив на ноги и потирая ушибленное колено. – Настоящая адская бестия!

– Деньги мои! – не моргнув глазом объявил Сэм и спрятал их в карман.

Растерянный Батлер повернулся к хозяину, после чего вполголоса проговорил:

– Дай мне двадцать долларов. У моих людей больше ничего нет.

– Снова спор? – с недоверием спросил ирландец. – А кто вернет мои деньги?

– Я, мерзавец, я!

– Но когда?

– Да завтра утром, дурья башка! Разве мои люди стали бы спокойно смотреть на это безобразие, если бы не были уверены, что завтра вернут не только мои деньги, но и гораздо большие.

– Две тысячи долларов этого портного?

– Конечно.

– Поосторожнее, мистер! Этот парень не так глуп, как мы думали.

– Чепуха! Просто ему повезло.

– Со стрельбой – да, а вот с мулицей, пожалуй, нет.

– Это старая цирковая кляча, которую он где-то прикупил за пару долларов. Все это случайность. Просто эта гадюка дрессированная. А теперь давай сюда деньги. Я должен вернуть хоть эти доллары!

Пока ирландец ходил за деньгами, Батлер крикнул Сэму Хокенсу:

– Спорим еще раз!

– Ладно, но в последний раз.

– Согласен. По двадцать!

Сэм кивнул, а Батлер заверил его, что теперь мулице ничего не удастся сделать. Искатель сел в седло, крепко взял Мэри за поводья как можно ближе к морде и сдавил бедняжку шенкелями, прислушиваясь, что же на этот раз скажет старик своей кляче. Малыш спокойно произнес:

– Покатай его, моя дорогая артистка!

Мулица тотчас присела и начала кататься по земле, словно на роликах.

Неудачливому Батлеру ничего не оставалось, как поскорее освободиться от стремян. Едва почувствовав себя неуправляемой, Мэри подпрыгнула и с торжествующим ржаньем кинулась к хозяину, чтобы уткнуться мордой в его плечо.

Батлер медленно поднялся с земли и ощупал себя, словно проверяя, все ли на месте. Он был в ярости от многократного позора, хотя изо всех сил пытался скрыть это. Все его тело ныло и болело. Еще бы: оказаться под Мэри – все равно что попасть под каток!

– Хотите еще раз поспорить? – осведомился у него Сэм Хокенс.

– Катитесь к дьяволу вместе с клячей!

– С дьяволом у меня нет никаких дел, поэтому, мистер Батлер, я отправлюсь туда, куда захочу.

– В Прескотт?

– Да.

– Сегодня?

– Нет. Сегодня останусь здесь, в Сан-Ксавьер-дель-Бак.

– Успели найти, где заночевать?

– Нет. Это ни к чему. Буду спать на свежем воздухе.

– А перекусить?

– Мы полагали, что здесь что-нибудь перехватим.

– Со жратвой тут проблемы – вся кончилась. Накормят вас сытно только при одном условии: если вы будете нашими гостями. Так что будьте благоразумны и принимайте наше приглашение.

– Не откажусь. Когда вы будете обедать?

– Когда мясо привезут. Я сообщу вам.

На этом споры закончились и обе стороны разошлись.

– Ты провернул чудное дельце! – обратился к Сэму Дик Стоун. – Жаль, что мне не удалось поучаствовать.

– Нет нужды – я поделюсь, если не ошибаюсь. Будем и дальше «портными», хи-хи-хи!

– Итак, двенадцать искателей. Дрянная компания, особенно к ужину.

– Приглашение их нам не нужно – провианта в седельных сумках нам хватит на целый день, как раз до Тусона. Но у меня есть хорошая идея: мы схватим их всех без борьбы.

– Каким образом?

– Скоро поймешь.

– По-моему, лучше делать ноги отсюда, да поскорее. Слишком опасно. Они наверняка уже решили, как отобрать твои деньги. Сам знаешь, церемониться не станут. Для того нас и пригласили отобедать.

– Ты прав как никогда, но это им боком выйдет. Бояться нечего – их легко обвести вокруг пальца. Считать нас портными, нас – Троицу!

– Сначала они что-то заподозрили и вроде узнали…

– А этот Батлер даже осматривал ваши головы. Если бы он добрался и до моей башки, недолго бы сомневался, хи-хи-хи! Ни один адвокат не рискнул бы оспаривать мое право на обладание собственными волосами вместе с кожей, которые были при мне с самых малых лет, пока дюжина пауни [5 - Пауни – племя, сначала кочевавшее между Скалистыми горами и Миссури, не переходя реку Арканзас, а потом мигрировавшее к северу. Есть предположение, что название племени взято из языка сиу, где «пани» означает «красные птицы», что связывают с головным убором пауни из птичьих перьев красного цвета.] не срезали их с моей макушки. Потом в Текании я купил парик, стоивший мне трех толстых связок бобровых шкурок, если не ошибаюсь. Жаловаться мне незачем – новая шевелюра лучше, чем старая, особенно летом. Ведь ее можно снять, когда пот прошибает, или причесаться, не скобля башку. А потом, если вдруг краснокожим захочется снять мой скальп еще раз, я их уважу – отдам без сожаления, хи-хи-хи!

– Только идиот мог поверить, – вставил Уилл Паркер, – что мы у Гилы будем ловить бобров и гризли!

– Не только, – покачал головой Сэм. – Они уже поняли, что ты чистой воды гринхорн. А гринхорну все прощают, даже его желание поохотиться на тюленя с китом. Кажется, они говорили, что ждут, когда им привезут мясо. Откуда? Может из Тусона? Что-то не верится. Какое-нибудь мошенничество или воровство, не иначе! Эй, а вот и их добыча.

Старик указал вперед, туда, где на открытой равнине неожиданно появилась большая фура, запряженная четверкой волов. За фурой тянулись еще три такие же. Впереди скакал хорошо вооруженный всадник – скаут. Рядом с фургоном ехали двое юношей, имевшие при себе ножи, револьверы и двустволки.

Погонщики быков шли пешком. Из фургонов выглядывали любопытные лица переселенцев.

Скаут поначалу имел намерение остановиться, однако, рассмотрев, что за общество собралось у хижины, изменился в лице и направил коня мимо. Фуры потянулись следом.

– Проклятье! – вырвалось у одного из искателей, вот просительно уставившегося на хозяина. – Сдается мне, жаркого сегодня вечером нам не видать.

– Почему?

– Кто знает, как далеко отсюда они сделают привал.

– Далеко не уйдут. Видно, что волы устали. Обратил внимание на скаута?

– Нет.

– Он что-то заподозрил, когда вас увидел. Не надо было его раньше так много расспрашивать. Только из-за вас он и не стал останавливаться. Одно радует – они остановятся не дальше того места, где кончается трава для скота.

– Пойду прослежу.

– Не делайте этого. Если вас заметят, это только усилит их недоверие.

– Верно, – согласился Батлер. – Мы должны ждать, пока не стемнеет. Я сам пойду к ним вместе с парой человек.

Они обязательно отправят волов пастись, мы уведем одного и зарежем.

– И обнаружите себя! – усмехнулся хозяин.

– Что значит «обнаружите»? Если кто и заявится, то сразу увидит, как мы спокойно сидим и уплетаем жареное мясо, и все. Туша вола валяется где-то за поселком, пусть даже и освежеванная. Кто докажет, что это наша работа?

– А кусок мяса, что у нас в руках? Не тот ли, что срезали с быка?

– Это еще не доказательство. Мы могли его купить у какого-нибудь краснокожего. А если объяснений недостаточно, у нас хватит ружей и ножей, чтобы отделаться от любого приставалы.

– Трое портных тоже сядут с нами?

– Конечно. Чуешь, Пэдди, к чему я клоню? Мы их напоим.

– Чтобы потом…

– Да, ты правильно понял.

– У меня в доме?

– Да, там, в комнате. Не здесь же, на улице. Чужой глаз не дремлет.

– Но для меня это слишком опасно.

– Тихо! Твоя доля – триста долларов. Хорошая компенсация, не так ли?

– Ладно, куда денешься… Но боюсь, что этих парней так просто не споить.

– Легче, чем ты думаешь. Не видел что ли, как они твою водку выплеснули?

– Такое каждый хозяин увидит.

– Отсюда следует, что они не выпивохи и после пары стаканов будут готовы.

– По-моему, отсюда следует, что они вообще пить не станут. Как же их споить?

– Хм, может и так. Есть у тебя что-нибудь, кроме водки? С улыбкой пройдохи Пэдди ответил:

– Для хороших друзей и при честной оплате попробую отыскать где-нибудь бочку крепкого калифорнийского вина.

– Калифорнийское? Черт возьми, тащи его сюда! – вдруг осенило Батлера. – Этим портным за глаза хватит одного литра. Да и мы будем на верху блаженства. Сколько оно стоит?

– Сорок литров – шестьдесят долларов.

– Дорого, ну да ладно. Получишь триста шестьдесят долларов из той добычи, что ждет нас ночью.

– Зачем столько возиться с портными? Приглашать их, ужинать с ними, болтать, потом грабить и… Неужели нельзя сделать все быстрее и лучше?

– Можно, но, Пэдди, я же говорю тебе: у этой троицы есть нечто, что заставляет меня сомневаться в их принадлежности к простому клану портняжек. Я уже все обдумал. Этот маленький старик стрелял как настоящий мастер. О том говорят даже его первые неудачные попытки. Мы видели, как он целился в листок, но едва уловимым движением, которое и не заметишь, ловко вкладывал пулю за пулей в угол. Взгляни на них, как они сидят! Думаешь, они не смотрят за нами? Говорю тебе, они все видят, будто только сюда и глядят. Я знаю эти штучки! А их вид? Да они в любую секунду готовы схватиться за револьверы. Если хоть один из них носил бы парик, я бы не сомневался, что перед нами та самая дьявольская Троица! Но даже если это не они, нам надо держать ухо востро. Напасть на них или захватить врасплох не так-то легко, по крайней мере за оружие они успеют схватиться.

– Но двенадцать или тринадцать против троих… Похоже, будут проблемы.

– Будут. Кому-то из наших, может, придется распрощаться с жизнью, а уж без раненых точно не обойтись. Споить их – гораздо надежнее и безопаснее.

Батлер вдруг прервал разговор, указал рукой за дом и воскликнул:

– Эй, что это там еще за странная фигура? Кажется, она отстала и не знает, куда дальше двинулись фургоны.

Сказать «странная фигура» – это практически ничего не сказать. К дому приближалось нечто из ряда вон выходящее. Незнакомый всадник методично раскачивался в седле подобно маятнику. Движения этого нечто были, мягко говоря, странными: когда ноги уходили далеко назад, голова едва ли не падала вниз, а когда она откидывалась вверх, ноги выносились далеко вперед. Все это повторялось снова и снова. Тело «странной фигуры» прикрывал длинный, долгополый плащ, а лицо было укутано в большой венский платок, нижний угол которого касался лошадиного хребта. Ноги торчали из дорожных сапог, за спиной болтался флинт, а из-под серого плаща, похоже, выглядывала сабля. Красное круглое лицо, выглядывающее из платка, как из дупла, не имело никаких следов растительности и даже не позволяло определить, кто же восседал на сухопаром жеребце, мужчина или женщина. А возраст «странной фигуры? Если это особь мужского пола, то ей не больше тридцати пяти, а если женского – за сорок. Нечто остановило коня прямо у столиков и фальцетом поприветствовало всех присутствующих:

– Добрый день, господа! Вы не видели здесь четырех фургонов, запряженных волами?

До сих пор все разговаривали исключительно по-английски. Но эта леди мужского рода или джентльмен женского почему-то воспользовался немецким.

Естественно, никто не ответил. Когда вопрос прозвучал снова, первым поднялся Хокенс. Он подошел к лошади и спросил тоже на немецком:

– Вы не говорите по-английски?

– Нет, только по-немецки.

– Могу я узнать, кто вы?

Тут странный голос зазвучал еще выше:

– Я кантор эмеритус [6 - Кантор (лат. cantor – певец) – в католической церкви певчий, в протестантской – учитель и дирижер хора, органист, автор духовной музыки. Под словом «эмеритус» подразумевается человек, уволенный в отставку со специальной государственной пенсией (лат. emeritus – заслуженный).] Маттеус Аурелиус Хампель из Клоцше под Дрезденом.

– Клоцше под Дрезденом? Черт побери, так вы саксонец?

– Да, коренной, а теперь вышедший на пенсию.

– Я тоже, хотя уже так давно в Америке, что почти забыл, откуда я родом. Так вы из тех четырех фургонов, герр кантор?

– Конечно, но нижайше попрошу, говорите лучше «герр кантор эмеритус»! Тогда каждый поймет, что я уволился с церковной и органной службы, чтобы посвятить все свои способности исключительно гармоничной богине музыки.

Глазки Сэма весело вспыхнули, но заговорил он серьезно:

– Хорошо, герр кантор эмеритус, ваши фуры уже давно проехали и, полагаю, остановятся там, у поселка.

– Сколько тактов [7 - Такт – специфическая форма и единица музыкального метра (метр – порядок чередования сильных и слабых долей, система организации ритма). В соответствии с типами метра различают простые (2– или 3-дольные), сложные (4-, 6-. 9-, 12-дольные), смешанные (например, 5-дольные) такты.] мне еще скакать?

– Тактов?

– Хм-хм, шагов, я хотел сказать.

– Едва ли скажу, ибо сам тут впервые. Позволите проводить вас?

– Охотно, мистер. Мое дело – мелодия, а ваше – сопровождение. Если мы по дороге не сделаем ни одной четвертной паузы [8 - Пауза – перерыв в звучании одного, нескольких или всех голосов музыкального сочинения, а также знак в нотном письме, обозначающий этот перерыв] или ферматы [9 - Фермата – остановка темпа, обычно в конце музыкального произведения или между его разделами; выражается в увеличении длительности звука или паузы], то, пожалуй, к финалу прибудем на место.

Сэм закинул свою Лидди на плечо, свистнул Мэри, последовавшей за ним преданной собакой, взял лошадь кантора за поводья и зашагал в направлении, в котором исчезли фургоны. Не прошло и минуты, как с высокого жеребца снова послышался фальцет:

– Теперь, когда вы про меня кое-что знаете, могу я спросить ваше имя?

– Позже.

– Почему не сейчас?

– Потому что здесь есть люди, которые не должны его знать. Я вам позже все объясню.

– Но почему? Такая неизвестность для меня сродни неопределенной септиме или ноне [10 - Септима – интервал в музыкальном произведении шириной в семь ступеней звукоряда. Нона – интервал в девять ступней.].

– Неосторожность может не только мне, но и вам принести беду. Вы находитесь в опасности, герр кантор!

– Кантор эмеритус! В опасности? Это не про меня. Сыновьям музы грозит только одна опасность – непризнание их творений. Но мне здесь не станут аплодировать, поскольку никто не знает моих композиций, которые, впрочем, сидят пока еще в моей голове и даже не разложены в партитуры [11 - Партитура – нотная запись многоголосного музыкального произведения, в которой одна над другой даны в определенном порядке партии всех голосов].

– Так вы, значит, сочиняете?

– Да, и днем и ночью. Большую оперу для трех театральных вечеров в двенадцати актах, по четыре на каждый вечер. Знаете ли, такая трилогия, как, например, «Кольцо нибелунга» у Рихарда Вагнера [12 - Вагнер Рихард (1813–1883) – немецкий композитор, дирижер и музыкальный писатель; будучи реформатором оперного искусства, слыл новатором в области гармонии и оркестровки. Большинство его музыкальных драм основано на мифологических сюжетах. Одно из значительных произведений Вагнера – тетралогия «Кольцо нибелунга».]… Только в этот раз не у него, а у меня, герра кантора эмеритуса Маттеуса Аурелиуса Хампеля из Клоцше под Дрезденом.

– Разве вы не могли сочинять дома? Что погнало вас в Америку, да еще в Аризону, самый опасный район Дикого Запада?

– Душа, муза, что же еще? Одаренный любимец муз обязан прислушиваться к вдохновению богини.

– Не понимаю. Я прислушиваюсь к голосу разума.

– Потому что природа не одарила вас. С чистым рассудком не сочинишь оперу, да еще с новыми героями, которые никогда раньше не стояли между кулисами и софитами [13 - Софит – театральная осветительная аппаратура, укрепленная на металлических фермах и предназначенная для освещения сцены спереди и сверху.]. Там, недалеко от Дрездена, живет мой друг и покровитель, которого здесь прозвали Хромым Фрэнком, и он…

– Хромой Фрэнк? Живет там? Вы его знаете? – неожиданно вырвалось у Сэма.

– Да. Вы тоже?

– А как же!

– Именно он и обратил мой взор на таких героев, которые мне нужны.

– Пожалуй, себя он тоже не забыл. А на кого еще, герр кантор?

– Я прошу вас теперь уже в четвертый или в пятый раз: «герр кантор эмеритус»! Для пущей точности! Чтобы никто не подумал, что я приписываю себе славу заведения, в котором не бываю вот уже два года. Итак, Хромой Фрэнк, о котором дальше пойдет речь, обратил мое внимание, во-первых, на себя самого и, во-вторых, на трех других господ, с которыми он раньше на Диком Западе совершал свои невероятные подвиги, а теперь наверняка встретился снова.

– Кто они?

– Некий вождь апачей Виннету и двое белых охотников прерий: Олд Шеттерхэнд и Олд Файерхэнд.

– Вот так удача! Это же самые знаменитые джентльмены, которых я знаю. Да кто их не знает! А кто еще не имел счастья увидеться с ними – будь он кто угодно – все равно знает о них столько, словно сам всегда находился рядом.

– Так, может, вы мне расскажете о них?

– С величайшим удовольствием! Никто другой не знает о них больше, нежели я, хи-хи-хи! Уверяю вас, вы можете от меня услышать о них столько, что вам хватит на двадцать опер. Правда, музыку к ним вам придется сочинять самому.

– Конечно, конечно! Хромой Фрэнк рассказал мне обо всех приключениях, которые пережил вместе с этими героями, но если я услышу от вас что-нибудь еще, то это несомненно обогатит мой материал.

– Вы узнаете больше, нежели ожидаете. Но вы обмолвились о том, что Фрэнк снова должен был встретиться с ними?

– Да, я это говорил и так полагаю, хотя и не могу утверждать точно. Когда-то я надолго покинул дом, а когда вернулся, обнаружил письмо с парой строчек от Фрэнка. Он приглашал меня как можно быстрее приехать к нему, если я еще не расстался с намерением махнуть с ним в Америку, чтобы лично познакомиться с героями моей оперы. Я тотчас отправился в дорогу, но прибыл слишком поздно. Вилла «Медвежье сало», где он обитал, оказалась на замке, там не было ни души. От соседа я смог узнать только то, что Фрэнк уехал надолго. Само собой, я предположил, что он отплыл в Америку, и вот теперь я здесь собственной персоной.

– Но почему именно в глуши дикой Аризоны? Вы полагаете, что он находится где-то здесь?

– Да. Однажды он рассказал мне о несметных богатствах Аризоны и Невады, не забыв упомянуть, что сам отправится сюда, как только узнает, что кто-либо из его прежних товарищей сделает то же самое. Он переписывается с ними. Раз он так поспешно уехал, да еще и без меня, значит, получил долгожданную весть, вероятно, от Шеттерхэнда.

– И из-за этого вы предприняли такое далекое путешествие?

– Конечно, я уверен, что встречу его здесь.

– Хо! Ваша уверенность и гроша не стоит! Думаете, здесь встретиться легче, нежели там, на родине, между Клоцше и Цитцшевигом?

– А почему нет? Не все ли равно – называть эту землю Саксонией или Аризоной? А почему здесь тяжелее встретиться, чем там?

– Ну и вопрос! Во-первых, речь идет о том, что Аризона и Невада в двадцать раз больше, нежели Саксония, а потом, обстановка… Вы хоть представляете, сколько индейских племен здесь обитают?

– Мне нет до них никакого дела.

– А представляете вы вообще себе эту страну, ее дикие ущелья и каньоны, горную глушь, унылые пустыни, особенно те, что лежат между Калифорнией, Невадой и Аризоной?

– Они меня тоже не интересуют.

– Вы понимаете языки индейцев или здешних белых?

– Зачем? Мой язык – музыка!

– Но дикий индеец едва ли оценит ваше музыкальное дарование! Вы и не подозреваете, какой опасности подвергаетесь, решив разыскивать Хромого Фрэнка.

– Ничто не может угрожать дитю искусства или любимцу муз! Он возносится над обыденностью, как скрипка над контрабасом. Его дыхание – что эфир небесных аккордов, оно не подвержено земным диссонансам [14 - Диссонанс – сочетание звуков в музыке, вызывающее ощущение несогласованности].

– Ну хорошо. Хотел бы я послушать ваши небесные аккорды, когда индсмен будет сдирать ваш скальп от самых ушей. Здесь, на этой бренной земле, есть только одна музыка! – С этими словами Сэм стукнул ладонью по ружью и продолжил: – Именно этот инструмент издает те самые звуки, под которые танцуют в Аризоне и Неваде, а…

– Танцы – тьфу! – неожиданно прервал малыша кантор. – Кто это вспоминает о них?! Кто угодно, только не истинный деятель искусства! Во время танцев теряешь точку опоры, а потом они способны выжать пот – действо, скажу я вам, весьма неэстетичное.

– Искренне желаю вам не попасть впросак, когда совершенно против вашей артистической воли можно потерять не только точку опоры, но и саму жизнь. К сожалению, есть основания опасаться, что вас очень скоро заставят станцевать гопсер [15 - Гопсер – немецкий народный танец, вид галопа], а пот с вас польется в три ручья.

– Это кто же заставит?

– Те господа, что сидят позади нас у бара.

– Зачем?

– Это я объясню вам позже.

– Почему не сейчас?

– Потому что об этом я должен сказать еще и остальным. Дважды повторять, когда нет надобности, я не большой охотник, если не ошибаюсь.

Они покинули поселок и вышли на главную дорогу, которая вела к столице штата. На протяжении всего пути, да и во время разговоров кантор, сидя верхом, не переставал совершать странные движения, немало позабавившие Сэма, веселое настроение которого выдавал озорной блеск глаз. Вскоре они заметили четыре больших, тяжелых фургона, остановившихся впереди. Все поселенцы высыпали наружу, чтобы дать волам передохнуть и немного попастись.

Фуры стояли тесно друг к другу, с обращенными в одну сторону оглоблями, что показалось Сэму большой ошибкой со стороны поселенцев. Ставить повозки именно так в местности, кишащей индейцами и разного рода белым сбродом, – непростительная неосторожность. Мужчины с деловым видом сновали туда-сюда и чем-то занимались. Две женщины возились в тернистых зарослях акации, единственной древесной породе в тех местах, способной поддерживать огонь. Еще две хлопотали у горшков, в которых что-то варилась; несколько детей помогали им. Двое молодых парней черпали ведрами воду, третий осматривал колесо фургона, а четвертый – крепко сложенный мужчина, которому перевалило за пятьдесят и который, несмотря на это, был полон сил и энергии, – стоял в самом центре всей этой суеты, охраняя остальных и время от времени отдавая звучным голосом короткие приказы. Скорее всего он был вожаком отряда.

Заметив приближающихся всадников, он тотчас крикнул спутнику Сэма:

– Куда вы запропастились, герр кантор? Вечно о вас надо беспокоиться…

– Прошу вас, герр Шмидт, – прервал его Хампель, – «кантор эмеритус». Сто раз вам говорил!

С этими словами он остановил лошадь и сполз с нее вниз, но как! Сначала он поднял вверх правую ногу, чтобы перенести ее влево и вниз, но, подумав, что это слишком опасно, вынул из стремени левую ногу, готовый спуститься на землю с другой стороны. Однако и этот маневр показался ему рискованным. Тогда он уперся обеими руками в луку седла, слегка приподнялся и толкнул себя назад так, что оказался на крупе животного. Оттуда он медленно соскользнул, проехавшись по хвосту лошади. Последняя стояла кроткой овечкой, ибо очень утомилась и спокойно позволила кантору закончить его весьма странную и смешную процедуру. Поселенцы уже давно привыкли к странностям Хампеля, поэтому никто из них не обратил на это никакого внимания. Но добряку Хокенсу было не так легко сдержаться от смеха.

– Подумаешь, эмеритус, – грубовато проворчал Шмидт. – Для нас вы всегда герр кантор. Вас отправили на пенсию, и это – дело ваше. Для нас это не причина, чтобы пережевывать всякие чужеродные словечки. Почему вы вечно отстаете? Постоянно приходится за вами присматривать!

– Пиано, пиано [16 - Пиано – тихо, негромко (ит. piano)], дорогой Шмидт! Я слышу вас очень хорошо, даже если вы не кричите. Мне тут в голову пришла одна музыкальная мысль. Я верю, что во время увертюры [17 - Увертюра – музыкальное вступление к опере, балету и т. п., а также самостоятельное произведение для оркестра в одной части], когда отсутствует в оркестре виолончель, ее голос можно передать третьей трубе. Разве нет?

– Передайте его большому барабану! Я знаю, пожалуй, что фургон нужно смазать, если не хочешь иметь проблем, но понятия не имею, что должно барабанить в увертюре. На кой ляд вы притащили с собой этого шута?

С этими словами он кивнул в сторону Сэма. Кантор ответил, не обращая внимания на явное оскорбление:

– Этот господин… хм… да я и сам толком не знаю, кто он. Повстречал его в поселке и спросил о вас, а он оказался столь любезен, что сумел модулировать [18 - Кантор, сыплющий музыкальными терминами, очевидно, имеет в виду модуляцию – переход из одной тональности в другую] меня прямо к вам. А самое главное – он тоже саксонец!

– Саксонец? – Шмидт не смог скрыть своего удивления и принялся пожирать Хокенса глазами с головы до ног. – Не верю! Если у нас, в Саксонии, кто-нибудь появится на улице в таком виде, его тут же арестуют.

– Но мы, к счастью, не в Саксонии, – дружелюбно ответил Сэм Хокенс, – и потому я сумею сохранить свободу, если не ошибаюсь. Здесь, на Диком Западе, вы еще и не такие костюмчики встретите. Куда путь держим, господа?

– Что? – Шмидт категорично махнул рукой. – Мы привыкли, чтобы к нам обращались на «вы» и прежде всего хотели бы знать, кто вы такой, что вам нужно и куда направляетесь.

– Ладно, сейчас узнаете. Моя фамилия Фальке, родом я из Саксонии, а живу здесь как вестмен и воздаю каждому по заслугам. Вот и все. Отвечать вам теперь на мой вопрос или нет – дело ваше. А если какой-нибудь осел еще раз оскорбит меня без причины, то придется его огорчить.

– Дьявольщина! Может, вы меня имели в виду? – Шмидт резко отступил на шаг назад.

– А кого же еще? – улыбнулся старик, хладнокровно взглянув собеседнику в глаза.

– Тогда проваливайте отсюда, да поживее, если хотите сберечь свои кости!

– Уйду, уйду. А вы оставайтесь… Но прежде все же исполню свой долг земляка, чтобы предостеречь вас.

– От кого?

– От тех двенадцати всадников, что уже встречались сегодня с вами.

– Не стоит. У нас хватит ума не совершать глупостей. Эти парни не собирались нападать на нас, даже когда не получили ответа на свой вопрос. Так что ваши поучения ни к чему.

Шмидт отвернулся, давая понять, что разговор с Сэмом окончен. Тот хотел было удалиться, однако задержался.

– Еще одно слово, мастер Шмидт!

– Что? – грубо прозвучало в ответ.

– Раз поучения вам не нужны, я охотно придержу их при себе. Но позвольте мне спросить: вы так и оставите фургоны стоять близко друг к другу?

– Что за вопрос?

– Лучшего способа подвергнуться нападению и оказаться ограбленным не придумать! Если бы я здесь распоряжался, то посоветовал бы вам поставить фуры квадратом, внутри которого людям… хи-хи-хи… придется провести с быками всю ночь. И не забудьте до утра выставить часовых.

– Зачем?

– Затем, что вы находитесь на Диком Западе, а не дома, где-нибудь под Лейпцигом или Дрезденом.

– Где мы и что мы – сами знаем, и шутовские басни нам ни к чему. Убирайтесь отсюда сами, а не то я помогу вам это сделать!

– Ладно, ухожу, если не ошибаюсь. Хотел добро сделать, но если ослу комфортно танцевать польку на льду, не имею ничего против.

Резко развернувшись, Сэм удалился прочь. Шмидт недовольно проворчал кантору:

– Что за болвана вы притащили? Настоящий клоун, да еще и глупый как пробка. Таких земляков век бы не видел!

– Но со мной он был весьма учтив и любезен, – рискнул возразить кантор эмеритус. – Это потому, что я к нему обратился, как говорят музыканты, очень дольче [19 - Дольче – нежно (ит. dolce)]. А вы выражались слишком сфорцандо [20 - Сфорцандо – внезапное и резкое усиление (ит. sforzando)].

– Только потому что он бесцеремонно ворвался к нам как бродяга и…

Голос Шмидта вдруг оборвался. Те двое молодых людей, что раньше разговаривали с искателями, успели помыть лошадей в реке и теперь возвращались в лагерь. Одному из них, выходцу из Старого Света со свежевыбритым интеллигентным лицом, было не больше восемнадцати. Издали он казался скорее коренастым, чем высоким. Сформировавшиеся мужественные черты лица его напарника вызывали в памяти образы юных индейских вождей. Однако его лицу не хватало остроты, присущей каждому индсмену, да и скулы едва ли казались шире обычного для белого человека. Матовая бронза кожи его лица резко контрастировала с копной светлых волос и блеском серых зорких глаз. Фигура его выглядела стройной, но не менее крепкой, нежели у его приятеля, с которым они были ровесниками. Одетые по-европейски, оба были превосходно вооружены и сидели на отличных жеребцах.

Сероглазый юноша, первым увидев улепетывающего прочь из лагеря Хокенса, издал громкий возглас удивления, заставивший Шмидта прерваться.

– Эй, в чем дело? – повысил голос последний.

Юноша быстро приблизился, осадил жеребца прямо перед Шмидтом и ответил по-немецки, хотя и не без акцента:

– Кто тот маленький человек, который только что умчался отсюда? Я не видел его лица, да и одет он по-другому, но его походка кого-то мне напоминает. У него была борода?

– Да.

– А глаза?

– Очень маленькие.

– Нос?

– Страшнее не придумаешь, черт возьми!

– Тогда все верно. У него парик?

– Откуда мне знать?

– Так. Его парик очень похож на настоящие волосы. Вы знаете, кто он?

– Назвался вестменом.

– И это верно. А как его звать? Уж не Сэм Хокенс?

– Нет. Он – немец и назвал фамилию Фальке.

– Странно, хотя и это тоже можно понять. Фальке по-немецки – «сокол», и многие немцы здесь охотно берут себе английские имена. Почему бы какому-нибудь Фальке не назваться Хокенсом [21 - Фамилия Хокенс происходит от английского слова «хок» (hawk), что означает «сокол»] или наоборот? Однако я не верю, что Сэм Хокенс – немец, по крайней мере он никогда об этом не говорил и всегда давал понять, что родился западнее Атлантики. Но вот фигура… и эта крадущаяся походка… Каждый настоящий вестмен умеет незаметно подкрадываться, но так может двигаться только Сэм Хокенс. Может, во время разговора он как-нибудь по-особому смеялся?

– Да. Он презрительно отзывался о людях и быках.

– Я имею в виду его голос, интонацию, как он смеялся?

– Скорее хихикал, чем ржал.

– В самом деле? – оживился юноша. – Тогда это действительно мог быть он. Сэм Хокенс со своим лукавым «хи-хи-хи» просто неподражаем! И еще, не повторял ли он временами одну и ту же фразу, например, «если не ошибаюсь»?

– Возможно, он и сказал что-нибудь подобное, но я не обратил на это внимание.

– Хм, тогда это не он. Старый Сэм говорит ее так часто, что этого нельзя не заметить. Значит, я ошибся.

С этими словами парень и его спутник ловко соскочили с жеребцов и пустили их погулять.




Глава 2

Сорванные планы


Сэм вернулся в кабак и снова подсел к Дику и Уиллу. Надо было хоть что-нибудь заказать. Вестмены взяли еще по порции виски, тут же разбавив его водой. У искателей это вызвало лишь усмешку, на которую никто из троих не ответил.

Когда стемнело, ирландец зажег фонарь, висевший на дереве, а сам ушел в дом, вероятно, поужинать. Теперь площадка перед хижиной хорошо освещалась.

Прошло немного времени. Батлер поднялся из-за стола, подал знак трем сообщникам и вместе с ними куда-то удалился.

– С чего бы это? – вполголоса осведомился Паркер. – Куда это они?

– Не догадываешься? – улыбнулся Сэм.

– Нет. Я же не провидец.

– Я тоже. Но не знать это может только такой гринхорн, как Уилл Паркер! Они пошли за мясом.

– Где они его возьмут, черт возьми?

– У поселенцев.

– А-а, точно! У тех полно копченого мяса, а эти хотят его прибрать к рукам.

– Держи карман шире! Искателям нужно свежее мясо. Там, у фургонов, пасутся шестнадцать волов. Теперь ты понял, дорогой мой Уилл?

– А-а, волы… Точно-точно! – кивнул Паркер. – Этим «джентльменам» гораздо проще стянуть бесхозного вола, нежели лезть за жесткой ветчиной в охраняемую повозку. Они ползком доберутся до животного и тихо уволокут его из лагеря.

– Точно! Так они и сделают, хи-хи-хи! Похоже, раньше ты был неплохим волокрадом, если не ошибаюсь…

– Помалкивай, старый енот! Мне жаль этих людей, если они потеряют упряжного зверя. Тебя только что осенило или ты догадывался об этом раньше?

– Еще когда Батлер говорил о мясе:

– И ты был у поселенцев, но не предупредил их?

– Кто тебе сказал, что я этого не сделал? Однако меня обозвали шутом, в советах которого не нуждаются. Сэм Хокенс – шут, хи-хи-хи! Меня это не только дико позабавило, но и взволновало. А этот их кантор похож на паяца все же больше, чем я, если не ошибаюсь.

– Смеешься? Сдается мне, ты позабыл, что нас пригласили на ужин?

– Ничего я не забыл! Я голоден, как волк прерий, которому солнце жгло пустое брюхо пару недель.

– Будешь трескать ворованное мясо?

– И с большим удовольствием!

– Не узнаю тебя, Сэм! Ты же честный малый! Делай что хочешь, но я в этом не участвую.

– Сэм Хокенс – тоже нет. Более того, я заплачу за все!

– А-а, ты имеешь в виду…

– Вот именно, – кивнул малыш. – Меня оскорбили, прогнали, а потому мешать я не стану. Наказание полезно, особенно когда учит уму-разуму, если не ошибаюсь. Но я не только буду с аппетитом есть, а еще и позабочусь о вознаграждении обворованных.

– Если так, то и я присоединюсь. Но надо держать ухо востро! Немало удивлюсь, если искатели дадут нам спокойно уйти.

– Мы их тоже немного пощекочем… Глядите!

Не прошло и четверти часа, как Батлер и сотоварищи уже вернулись. Они притащили увесистую бычью ногу и заволокли ее в дом, чтобы поджарить. Пока процесс шел полным ходом, опустели еще несколько бутылок виски. Когда негритянка наконец сообщила, что жаркое готово, Батлер подошел к вестменам, собираясь пригласить всех в дом.

– Может, сегодня обойдемся без приглашений? Зачем такие траты с вашей стороны? – спросил у него Сэм.

– Нет, – послышалось в ответ. – Наши гости должны сидеть с нами! Разве вы не знаете, что вином наслаждаются только в компании?

– Вином? Откуда оно здесь? – удивился Сэм.

– Ха! Вас это удивляет, а? Говорю вам, вас пригласили в гости настоящие джентльмены. Мы видели, что виски вам не по вкусу, а потому решили оказать вам любезность и убедили хозяина откупорить другой бочонок из неприкосновенных запасов… Это настоящее вино, которого вы, пожалуй, еще не пробовали. Итак, идемте, джентльмены!

Батлер направился к двери, в проеме которой уже исчезли его приятели. А Сэм улучил момент и прошептал друзьям:

– Они хотят подпоить нас, а потом ограбить. Думают, что у нас кошачьи желудки, раз мы отказались от отравы ирландца. Хи-хи-хи, придется разочаровать их, если не ошибаюсь! Сэм Хокенс пьет как бездонная бочка, а разве в такой бочке что-нибудь остается? Так вот, ребята, смотрите за мной в оба! Сделаем только вид, что пьем.

– Если они всех нас раньше не порешат! – мрачно усмехнулся Уилл.

– Что за чепуха?! Мы же не кролики! Пули и клинки им обеспечены! Пусть себе думают, что мы совсем пьяны и ничего не соображаем. Так что, не дрожи, старый гринхорн! Сэм Хокенс не какой-нибудь там Уилл Паркер, он совершенно точно знает, когда можно рискнуть.

Во время короткой беседы все трое делали вид, будто занимаются лошадьми, что спокойно стояли рядом. Справа находилась кухня с неким подобием плиты. Там горел огонь, на котором негритянка поджаривала сочное мясо. Слева стояли два длинных стола из необструганных древесных стволов и досок со скамейками из того же материала. Места хватало для всех. Бочка с вином стояла в углу, на березовом чурбане. Ирландец зачерпнул из нее два кувшина, из которых теперь предстояло пить развеселой компании. Стаканов не было.

Искатели намеревались изображать из себя благодетелей только до того момента, пока не свалятся три гостя. Они постоянно пускали кувшин по кругу, создавая впечатление, что пьют много, хотя в действительности делали только маленькие глотки.

Вино, однако, в самом деле оказалось отличным; оно понравилось всем. Искатели не смогли устоять и потихоньку начали глотать все больше.

Жаркое тоже было превосходным; его нахваливали, а когда ненадолго прервали трапезу, оказалось, что все уже кончилось. В тот момент в хижину неожиданно ввалился предводитель поселенцев, за ним – старый Шмидт и еще трое мужчин весьма воинственного вида. У всех были ружья. Окинув беглым взглядом помещение, предводитель подошел ближе и произнес:

– Добрый вечер, «милорды»! Что, пожелать вам приятного аппетита?

– А почему бы и нет? – спокойно ответил Батлер. – Присаживайтесь, гостями будете. Правда, мы уже почти закончили, и, похоже, даже костей не осталось.

– Жаль. Неужели костей нет? А может, у вас было только филе?

– Угадали – сочная бизонья вырезка.

– Разве здесь еще водятся бизоны? Или это была домашняя корова?

– Все возможно… Но мы купили уже разделанное филе.

– И где же, хотел бы я знать?

– На ранчо Родес, что в долине Санта-Крус. Помните, мы встречались с вами по дороге?

– Поклажа у вас и правда была тяжелой, но мы почему-то ничего не заметили.

– Каждый нес свой кусок при себе, если вы не имеете ничего против, сэр, – ответил Батлер с ухмылкой на лице.

– Ну хорошо, мистер. А что скажете насчет нашего пропавшего быка?

– У вас быка увели? Сколько же вас там было?

Искатели дружно расхохотались. Вожак поселенцев понял, что он на правильном пути, и продолжил:

– У нас пропал вол из упряжки. Куда он мог деться? Как вы думаете, джентльмены?

– А вы что, доверили нам его охранять? Ищите сами!

– Уже нашли.

– Рад за вас, сэр, только оставьте нас в покое с вашим быком! Мы его в глаза не видели.

– Возможно. Дело в том, что его утащили в сумерках, а потом зарезали. Это же настоящее скотокрадство!

– Вам лучше поторопиться. Может, поймаете их. Это единственный совет, который я могу дать.

– Мы ему уже последовали. Дело в том, что у зарезанного быка не хватает как раз филейной части.

– Не вижу ничего странного. Все предельно ясно. Воры прекрасно знают, что брать, а что нет!

– Ну хорошо! Ваше жаркое ведь тоже из филе! И я полагаю, что это кусок вола, а не бизона.

Тут Батлер поднялся и с угрозой в голосе произнес:

– Что это значит, сэр? Хотите сказать, что наше жаркое – это ваше филе?

– Да, и надеюсь, вы не станете возражать.

В один миг Батлер схватился за ружье, его приятели тотчас вскочили с мест, готовые броситься на пришельцев.

– Эй, – крикнул Батлер проводнику, – вы не ведаете, что творите! А ну повторите-ка, что вы там пролаяли!

– Спокойно, я только выполнил свой долг! Я всего лишь проводник поселенцев, которые мне доверили свои жизни. Они из Германии и не говорят по-английски. Все, что вы сейчас слышали, я передал вам от их имени. Теперь я могу идти. Я скаут, а не погонщик волов. Что будет дальше – им самим решать.

Сказав это, проводник неожиданно развернулся и исчез. По его мнению, он поступил правильно. Кто он? Просто наемник, выполняющий указанную работу, за что ему и платят. Собственно, он и так уже сделал немало, рискнув бросить обвинение в лицо опасным вооруженным людям. Немцы, вероятно, полагали, что скаут сам разрешит проблему, поскольку продолжали беспомощно чего-то ждать, даже когда скаут удалился.

Первым обрел дар речи старый Шмидт. Он обратился к Сэму Хокенсу, продолжавшему спокойно трапезничать со своими друзьями, не обращая никакого внимания на происходящее:

– Герр Фальке, вы слышали, что сказал наш проводник?

– Да уж… – ответил малыш с куском мяса во рту.

– Мы так и не поняли: сказал ли он этим людям, что они воры?

– Да.

– А что было дальше?

– Дальше? Хм, дальше он ушел.

– Черт возьми! Думаете, я просто так оставлю моего быка?

– Вы его уже оставили, если не ошибаюсь.

Шмидт насторожился, обратив внимание на последние слова старика-вестмена. Затем он продолжил:

– За такое надо наказывать!

– Кто этим займется?

– Суд. Я должен получать возмещение ущерба!

– От кого?

– От этих мерзавцев!

– Так и обращайтесь в суд или к самим мерзавцам.

– Я не понимаю английского!

– Вы ничего не решили бы, даже если понимали бы его.

– Так помогите мне! Вы немец, стало быть, земляк… и… и просто обязаны позаботиться о своих.

– Обязан? Какую помощь вы ждете от клоуна? Если бы вы последовали моему совету, поставили бы правильно фургоны и спокойно охраняли бы ваш скот, никакого вола у вас никто не украл бы. Ничем не могу вам помочь, ничем!

– Но сидеть здесь, вместе с мошенниками, и уплетать украденное жаркое… Разве это по-божески?

– Я сейчас ем, потому что меня они пригласили отужинать, если не ошибаюсь.

Шмидт снова насторожился, услышав последнюю фразу. Со злостью ткнув прикладом ружья в пол, он крикнул:

– Тогда спасибо вам за солидарность, а я помогу себе сам!

– С чего начнете?

– Заставлю их заплатить! Нас четверо, и у нас есть ружья…

– А их двенадцать, – перебил его Хокенс. – Все обращаются с оружием не хуже вашего. Не делайте глупостей! Вола уже не воскресить!

– Знаю, ну а деньги?

– У этих людей нет никаких денег, и даже если у них есть что-нибудь, силой вы от них ничего не добьетесь.

– А хитростью?

– Вы не тот человек. Медведю не стать лисой, а рохле – хитрецом, если не ошибаюсь.

Шмидт хотел было грубо ответить, но последние слова Хокенса заставили его отказаться от этого намерения. Он быстро спросил:

– «Если не ошибаюсь»? Вы сказали это уже три раза. Вас действительно зовут Фальке?

– Да, если не ошибаюсь.

– Такую фразу частенько повторяет один вестмен и…

– Что за вестмен?

– Ши-Со назвал мне его имя, но я забыл.

– Ши-Со? – наигранно удивился Сэм. – Кто это?

– Наш молодой проводник, сын вождя навахо, которого зовут Нитсас-Ини.

Тут Сэм не стал скрывать свою радость и воскликнул:

– Сын Нитсас-Ини у вас? Разве он вернулся из Германии?

– Да, он приехал вместе с нами.

– Раз так, то вы не зря теряли время, прося меня о помощи. Спокойно возвращайтесь в лагерь. За быка свое получите.

Сногсшибательная новость, которую только что услышал Сэм, сделала его намного сговорчивее.

– Хотите поскорее от меня избавиться? – спросил Шмидт недоверчиво.

– Нет. Даю вам слово, что убытки вам возместят. А может, и больше получите. Сколько стоил вол?

– Сто тридцать долларов.

– Вы их получаете, как пить дать! Можете мне поверить, если не ошибаюсь.

– Может быть, вы и есть тот вестмен, о котором говорил Ши-Со?

– Похоже на то, ибо эти слова часто сами собой слетают с языка. Это уже привычка. Я не раз встречался с Ши-Со, когда гостил в племени его отца. Скажите ему, что на рассвете я появлюсь в лагере, чтобы приветствовать его. Где же он был, когда я к вам заглядывал?

– Лошадей мыл.

– А ваш скаут, которого я тогда тоже не видел?

– Охотился на диких индюков. Придется промыть ему мозги за то, что он позорно оставил нас здесь.

– Пользы вам от этого никакой. Пока вы ему не заплатите за то, чтобы он охранял вас и ваш скарб, требовать от него рисковать жизнью бессмысленно. А теперь идите. Пора успокоить ваших людей, сейчас время работает против вас.

– Вы сдержите слово?

– Можете на меня положиться.

– Я ухожу, но больше никогда никому не позволю украсть у меня что-нибудь.

– Если будете действовать как сегодня, еще не раз придется поплакать, пока вы, наконец, не поумнеете.

– Не волнуйтесь. Впредь я буду прислушиваться к дельным советам.

– Тогда послушайте еще один: здесь, на Диком Западе, человека встречают не по одежке. Запомните это!

Когда Шмидт с тремя спутниками покинул хижину, Батлер спросил у старика Сэма:

– Мы не поняли ни слова. О чем тут болтал этот парень?

– Он требовал возместить ущерб.

– И что вы ответили?

– Послал его подальше.

Сэм не солгал, хотя, естественно, не сказал ничего лишнего. Искатель усмехнулся и произнес:

– Его счастье, что он вас послушал. Мы не привыкли лясы точить с проклятыми голландцами [22 - Так англоамериканцы называли выходцев из Германии]. Ладно, рассаживайтесь поудобнее. Эти болваны аппетит нам не испортили.

Присутствующие снова принялись за еду и выпивку. Что касается первой, то ее осталось совсем мало, а вот второй… Когда бочка наполовину опустела, Сэм сделал вид, что вино наконец подействовало. Дик и Уилл последовали его примеру. Это чрезвычайно порадовало искателей – их усилия не напрасны! Казалось, еще совсем чуть-чуть – и их жертвы уснут мертвым сном. Теперь кувшины стучали еще громче и чаще, чем прежде. Время потянулось быстрее.

Сэм делал вид, что едва мог разодрать глаза, да и искатели, похоже, были совсем пьяны, только по-настоящему.

Первым, кого свалила выпивка, оказался ирландец. Сидя у очага, он клевал носом все ниже и ниже, пока наконец не грохнулся с табурета на пол и не растянулся там во весь рост.

Сэм усердно обрабатывал вожака искателей, беспрерывно накачивая того вином. Вскоре Батлер уже поддерживал голову руками, а локтями не без труда упирался в столешницу, чтобы не потерять равновесия. Вино, похоже, затуманило его разум, но он изо всех сил старался не ударить лицом в грязь перед присутствующими. Он украдкой подмигивал своим, чтобы те верили, что он только притворяется.

Его сообщники не отставали и из кожи вон лезли, изображая из себя трезвенников. Немудрено, что вскоре вся развеселая компания угомонилась. Наступила непривычная тишина.

Хокенс все время поднимался, наполняя кружки. Он ходил и будил то одного, то другого, заставляя их допивать, пока на дне бочки не осталось ни одной капли.

Итак, бочка была пуста, искатели спали глубоким сном, храпя на разные лады. Сэм для проверки попробовал растолкать пару человек. Те в ответ бормотали какую-то ерунду, но в сознание не приходили. Один из них уставился безжизненным взглядом на Сэма и спросил:

– Ну что, они пьяны, Батлер?

– Да, в стельку, – уверил его Сэм.

– Тогда покончим с ними! Нож меж ребер – и все! Пора делить деньги, а их закопать…

Старик молча ухмыльнулся, а искатель пробормотал заплетающимся языком:

– Чего молчишь? Может, отпустить их хочешь? Не пойдет! Где… где мой нож? Я возьму на себя этого маленького… толстого…

Сказав это, искатель сунул руку за пояс, чтобы вытащить клинок. Он даже поднялся, но не смог удержаться и грохнулся на пол, так и оставшись лежать без движений.

– Вот так лежали бы мы… – философски прошептал Дик Стоун. – Прикончили бы они нас, а потом обобрали. Ты был прав, старый Сэм. Что нам теперь делать?

– Проще некуда – мы их свяжем. Ремней и веревок в доме, пожалуй, хватит.

Да, веревок имелось достаточно, и вскоре трое по рукам и ногам связали не только искателей, но и хозяина со старой негритянкой, которая тоже не могла стоять на ногах. Сэм оставил двух друзей охранять пленников, а сам направился к лагерю немецких переселенцев. Когда он приблизился, услышал вдруг бодрый молодой голос, вопрошающий по-английски:

– Эй! Кто там? Стреляю!

– Сэм Хокенс, – спокойно ответил вестмен.

– Уже?! Ну, великолепно! Подойдите ближе, сэр. Вы так быстро возвращаетесь… надеюсь, с хорошей вестью?

– Может и с дурной. Что же мне теперь – летать, что ли?

– Где ваши спутники? Без них вам точно не взлететь! Ну да ладно… Раз они остались в поселке – так тому и быть.

Забирайтесь сюда, внутрь, сэр, перелезайте прямо через оглобли.

– Для этого я слишком мал. Лучше уж проползу под фургоном.

От Сэма не ускользнуло то обстоятельство, что фуры стояли четырехугольником, а волов завели внутрь. Стало быть, поселенцы вняли его совету, хотя и поздно. Тот, что стоял на часах и окликнул его, протянул руку в знак приветствия. Это был Ши-Со – сын индейского вождя, великолепно говоривший по-английски. Теперь уже спрашивал Сэм:

– Надеюсь, вы и по-немецки сумеете, друг мой. Вы ведь шесть лет провели в Германии!

– Почему бы и нет.

– Тогда разбудите ваших сонь – по-нашему пощебечем! Они-то уж знают толк в этом упражнении… Тихо! Кто это там?

Оба прислушались. Со стороны поселка доносился легкий топот копыт.

– Всадник. Кажется, один, – прошептал Ши-Со. – Кто это может быть?

– Это не всадник. Такой удар копытом я знаю слишком хорошо. Это моя старая добрая Мэри! Соскучилась, поди… Вы ее знаете?

– Знаю. Только, пожалуйста, не говорите мне «вы»! Я – индсмен, хочу им остаться и не собираюсь нарушать обычаи моего племени.

– Конечно, мой мальчик. Раз гордыня тебя там не сгубила, то и старый Сэм верен тебе. Тебе еще многое надо мне рассказать, но сейчас не время. Обсудим все позже.

Мулица тем временем приблизилась к оглоблям фуры, у которой все еще стоял Хокенс, и уткнулась мордой ему в плечо. Начали подтягиваться сонные поселенцы, разбуженные громкими голосами. Огонь не горел, поэтому Сэма они поначалу не увидели. Когда же его заметили, Шмидт принял малыша совершенно иначе, нежели в первый раз, а старик тотчас дал указание зажечь костер. Когда огонь осветил место, Хокенс потребовал назвать имена присутствующих. Ши-Со представил ему людей. Фамилии трех самых молодых, но уже женатых поселенцев звучали как Штраух, Эберсбах и Ульман, а друга Ши-Со звали Адольф Вольф. Дальше Сэм слушать не стал, решив, что познакомится со всеми позже. Сейчас самое главное – дело.

Подошли женщины с детьми, да и скаут не остался в стороне. К моменту, когда Сэм с неповторимым, лишь ему присущим юморком стал рассказывать о происшедшем, собрались все.

Никто, кроме светловолосого индейца, не знал Сэма раньше, однако все, похоже, оценили его смекалку в деле с искателями и почувствовали, что этот маленький человечек – не просто бродяга прерий. Нечто подобное ощутил даже старый Шмидт, который в знак примирения протянул руку старику, когда тот закончил рассказ.

– Признаю, – сказал он, – что должен просить у вас прощения, я вас недооценил… Надеюсь, вы не злопамятны?

– Остерегайтесь! – засмеялся Хокенс. – Я слишком много перенес в этой жизни, чтобы еще и с вами повторять ошибки. Забудем это, если не ошибаюсь.

– Значит, вы утверждаете, что эти двенадцать мерзавцев и есть искатели?

– Да.

– И что вас вместе с Паркером и Стоуном должны были прикончить?

– Да.

– И что эти бандиты собирались напасть на нас и ограбить?

– Да.

– Значит, у нас достаточно причин, чтобы вцепиться им в глотку или хотя бы отвести в тюрьму. Будем охранять их сегодня ночью, а завтра передадим властям.

– Нет, этого мы точно делать не будем.

– Как так?

– А вот так! Вы их отпустите.

– Что? Отпустить преступников? Да вы в своем уме?

– Думаю, да, мастер Шмидт. Не забывайте, что вы прибыли из-за моря и здесь пока чужой человек. Если бы вас кто-нибудь там назвал болваном, вы бы не задумываясь отправились бы к судье. Так? А здесь? О каких «властях» вы тут говорите? Где они? Или, может, вам нужны доказательства?

– Думаю, нужны…

– Хорошо. Я посчитал этих мерзавцев искателями, потому что, во-первых, их двенадцать, во-вторых, вожака их называют Батлером, а в третьих… Утверждаю, что они собирались прикончить нас! Об этом сболтнул один из них, когда совсем опьянел. Поверьте мне, на вас они тоже должны были напасть! А что скажет на это судья? Даже если он примет обвинения и арестует этих чертовых искателей, нам придется задержаться здесь, и мы будем иметь столько неприятностей, что небо нам с овчинку покажется!

– Пожалуй, вы правы. Тогда устроим свой суд. Приговорим бандитов к смерти и выдадим каждому по пуле!

– Боже, упаси меня от подобной глупости! Я не убийца!

– Может, хотите их отпустить?

– Да.

– Без всякого наказания?

– Ну нет! Именно потому что они должны быть наказаны, я их и отпускаю.

– Бог мой, это невозможно, это просто бессмысленно! Недоумком меня считаете?

– Кто ж новичка считает недоумком? Мастер Шмидт, дело гораздо глубже, нежели кажется на первый взгляд, если не ошибаюсь. Как у вас насчет смекалки, хи-хи-хи?

– Только без оскорблений! – повысил голос Шмидт, вопреки обещанию не способный совладать со своим темпераментом.

– Оскорбления? Ни в коем случае! Как вы ко мне, так и я к вам! Вы только что утверждали, что все это не имеет смысла. А я вам поясняю, что речь вовсе не о том. У нас нет никаких доказательств – только предположения. Стало быть, надо искать веские аргументы. Если мы отпустим их, они обязательно нападут на караван, и тогда мы возьмем их с поличным. Тогда у нас будут доказательства, и мы вцепимся им в глотку, если не ошибаюсь.

– Что? Позволить напасть на нас?

– Конечно.

– Это же смертельный риск!

– Не думаю! Вопрос в том, с какой стороны взяться за дело. Положитесь на меня! Сэм Хокенс, старый енот, – лукавый блеск глаз старика можно было заметить даже в ночи, – сумеет расставить силки, куда обязательно попадутся искатели. Мы еще поговорим об этом. А сейчас мне надо посоветоваться с Диком Стоуном и Уиллом Паркером. Самое главное – выполнить обещание. Пора наконец возместить вам ущерб за украденного и убитого вола. Вы готовы его принять?

– Я-то готов, но заплатят ли искатели всю сумму?

– А почему бы и нет?

– Потому что они взяли только вырезку, а остальное мы сами, естественно, поджарили.

– Это дела не меняет. Бык мертв, и за него должны заплатить. Стало быть, вперед! Только об одном прошу: ни в коем случае не называйте меня Сэмом Хокенсом! У меня есть причины не ставить об этом в известность искателей.

– Кто из нас пойдет в поселок?

– Только вы один, мастер Шмидт. Больше нам никто не нужен. Остальные останутся здесь, пусть готовятся к отъезду и запрягают волов, чтобы сразу после нашего возвращения отправиться в Тусон.

– Прямо сейчас? Ночью? Вообще-то мы хотели выспаться и намеревались ехать только утром.

– Это невозможно. Обстоятельства вынуждают нас забыть об отдыхе.

В этот миг оттуда, где находились женщины, неожиданно раздался звучный бас:

– Слушайте, вы! Ничего у вас не выйдет! Люди должны отдохнуть, скот – тоже. Мы останемся здесь!

Сэм повернул голову и в удивлении вскинул брови – слова эти слетели с уст женщины. Подобного возражения, да еще от прекрасной половины и в таком тоне старик явно не ожидал. Хокенс окинул придирчивым взглядом свою оппонентку: та своим решительным видом очень напоминала мужчину. Гори костер ярче или происходи все ясным днем, Сэм заметил бы, как под острым носом женщины виднелась темная полоска… усов.

– Эй, вы только посмотрите! – повысила голос женщина, поймав на себе взгляд вестмена, и продолжила на родном ей саксонском диалекте: – И не надейтесь на иное: нормальные люди путешествуют днем, а по ночам спят! Так всякий может заявиться и устраивать свой порядок!

– Но я предлагаю вам это ради вашей же безопасности, дорогая… – ответил Сэм.

– «Дорогая»? Не надо тут сказки рассказывать! – женщина резко махнула рукой. – Порядочный человек здесь, в Америке, никогда не станет будить людей среди ночи. Дома я, может, еще и стерпела бы, но на чужбине надо вести себя учтивее! Понятно вам?

– Я вас очень хорошо понимаю, дорогая, однако думаю…

– Опять «дорогая»? – она прерывала малыша. – Я не ваша дорогая! Вы знаете, кто я, собственно?

– Конечно. Вы супруга одного из этих четырех джентльменов.

– Джентльменов?! Говорите по-немецки, когда перед вами стоит настоящая немецкая фрау! Я – фрау Эбершбах, урожденная Моргенштерн и овдовевшая Лейермюллер. Вот это, – она указала на одного из трех молодых поселенцев, – мой теперешний супруг, герр Шмидемейстер Эберсбах. Обратите внимание: так только пишется, а произносится Эбершбах! Он не станет плясать под вашу дудку, а сначала подойдет ко мне, потому что я на одиннадцать лет его старше и имею больше разума и опыта, нежели он! Я остаюсь здесь, и он, следовательно, тоже. Во время сна никто никуда не поедет!

Поскольку никто из поселенцев не возразил разбушевавшейся мадам, старый Сэм, хитро прищурившись, окинул взором людей в кругу и произнес:

– Раз господа привыкли подчиняться этой очень энергичной леди, мне остается только одно: просто попросить вас сделать исключение…

Сэм хотел договорить, но суровая фрау не дала ему это сделать:

– О, да что вы там говорите! Исключение! Будто я позволю… Вы меня плохо знаете! Что вы уставились на меня? Не нужно корчить такие гримасы! Видели мы и не таких, понятно? Кто за все платил? За переправу, за весь путь сюда, а? А кто будет это делать дальше? Я, и только я! Теперь вы знаете все, и мы спокойно пойдем спать.

Снова никто из мужчин не сказал ни слова против. Даже Шмидт промолчал, хотя и был вожаком или, скорее, хотел им казаться. Тогда Сэм встал и сказал совершенно равнодушно:

– Как пожелаете. Пожелаем друг другу спокойной ночи, если не ошибаюсь. Это последнее, что вы сделаете, ибо я убежден, что сегодняшний сон станет для вас роковым, хи-хи-хи!

Старик развернулся, готовый уйти, но тут женщина быстро вскочила, крепко вцепилась ему в руку и воскликнула:

– Наш последний сон? Что вы имеете в виду, маленький человечек?

Стоя, она возвышалась над стариком Сэмом на целую голову. Хокенс сделал вид, словно не расслышал последних слов и ответил:

– Думаю, что утром вам уже не проснуться.

– Но почему? – искренне сделала круглые глаза фрау Эберсбах.

– Все вы будете мертвы.

– Такое мне на ум еще не приходило! Фрау Розали Эбершбах умрет еще нескоро!

– Полагаете, что двенадцать бродяг, с которыми вы имели несчастье встретиться, откажутся от удовольствия разобраться с фрау Розали Эберсбах?

– Как это у них получится, если они, как вы говорите, пойманы и связаны?

– Они снова будут на свободе и нападут на вас, как только я с моими спутниками покину это место.

– Хотите удалиться от нас?

– Естественно!

– И куда?

– В Тусон.

– Но почему? Ваш долг охранять этих разбойников, пока мы не окажемся в безопасности! Что же я о вас подумаю, если вы бросите нас на произвол судьбы, исчезнув, как масло на горячей сковороде?

– Думайте что хотите.

– Прекрасная речь, поистине прекрасная! Разве вы не знаете, что мужчины должны быть внимательны к женщинам и обязаны их защищать? А фрау Розали Эбершбах настоящая женщина, понятно?

– Совершенно верно. Но тот, кто находится под моей защитой, должен считаться со мной. Вам это понятно? Они должны напасть. Если это произойдет здесь, после того как вы снова заснете, вы пропали. Если не произойдет, то мы не сможем ничего доказать. Чтобы иметь доказательства, нам необходимо добраться до Тусона, где я хочу упросить коменданта дать нам в помощь отряд солдат. Тогда мы будем превосходить бандитов и спокойно разоружим их, не сделав ни единого выстрела. Поэтому мы должны тотчас ехать, чтобы уже утром быть в Тусоне и подготовить западню для искателей, прежде чем они обо всем догадаются. Поймите вы это, наконец, фрау Эберсбах, урожденная Лейермюллер!

– Что же вы сразу-то не сказали? – спросила она совершенно другим тоном. – Впрочем, я овдовела, будучи Лейермюллер, а не родилась с этой фамилией. Если вы так же благоразумно будете говорить со мной и впредь, я тоже стану благоразумной. Я еще не выжила из ума, если вы успели заметить. Итак, мы запряжем быков и подготовимся к отъезду. Шмидт, конечно же, один с вами не пойдет. Я сама хочу взглянуть на этих искателей. Подождите чуть-чуть, я схожу за флинтом.

Эберсбах отошла к фургону, где находилось ружье. Когда она вернулась, ее муж впервые подал свой голос:

– Останься, Розали! Это не для женщин. Я могу пойти вместо тебя.

– Ты? – ответила она. – Тебя там только не хватало! Героя хочешь разыграть? Ты же знаешь, что я терпеть этого не могу! Останешься здесь и будешь ждать моего возвращения!

Она вернулась к Сэму, тихо посмеивающемуся себе под нос, и зашагала с ним и Шмидтом в сторону поселка. Когда они вошли в кабак ирландца, связанные искатели уже шумно галдели, а Батлер с яростью кричал на Стоуна и Паркера.

– Чего он хочет? – спросил Сэм Хокенс у обоих.

– Чего он может хотеть? – усмехнулся Стоун. – До сих пор удивлен, что это мы их, а не они нас поймали. Говорит, что с нашей стороны это чудовищная неблагодарность за еду и выпивку.

– Именно! – рявкнул Батлер, силясь разорвать веревки и освободить хотя бы верхнюю часть тела. – С чего это вдруг вы хватаете нас во время сна? Мы вас гостеприимно приняли, мирно беседовали и не сделали ничего такого, что…

– К чему так много слов? – прервал его Сэм. – Мы отлично знали ваши бандитские помыслы и намерения, а потому сейчас повезем вас к судье!

Батлер не выдержал и громко заржал, после чего спросил:

– Думаете, он поверит вам на слово? Где доказательства?

– Вы проболтались, будучи под хмельком.

– Ха, даже если и так, ни один судья не станет слушать ваш пьяный бред. Ваши доказательства слишком шатки, мистер. Хорошо! Пусть будет судья, и мы его спокойно подождем. Но что мы вам сделали? Ни один волосок не упал с ваших голов!

– Только потому, что мы вас опередили. Однако понятно, что поход к судье сейчас – полная глупость. Хотя мы и смогли бы доказать нашу правоту, все же не хочется тратить на это наше драгоценное время, так что к правосудию мы обращаться не будем.

– Отличная мысль. Надеюсь, вы и веревки с нас снимете.

– А вот с этим торопиться не стоит, мистер! Прежде немного потолкуем.

– Только поскорее! Что вам еще надо?

– Заплатите за вола, которого вы убили.

– А вас это касается?

– Еще как! Отныне мы вместе с этими немецкими переселенцами. Они тоже собираются в горы – хотят поохотиться на медведей и бобров, как и мы. Стало быть, они наши спутники, и наш долг заботиться о том, чтобы им возместили убытки.

– Вас это не касается! – вскричал Батлер. – Мы ничего не дадим!

– Не хотите – не надо, мы сами возьмем.

– Хотите нас обокрасть?

– Нет, хотим, чтобы вы остались в нашей памяти честными людьми. Сколько стоит бык, мистер Батлер?

– Нам все равно. У нас нет больше денег. Вы же знаете, что мы все проспорили.

– Однако это вас не сильно расстроило, вы ведь собирались основательно пошарить по нашим карманам. По нашим расчетам, с вас за вола около ста пятидесяти долларов. Или я не прав?

– Хм, мы не сможем заплатить.

– Речь не о деньгах. У вас много сумок при себе, как я погляжу. Явно они не пустые.

– Черт возьми! Хотите заглянуть в них?

– Почему бы и нет?

– Но это грабеж!

– Нисколько. Только так мы сможем перечеркнуть ваши бандитские планы!

– Мы вовсе не грабители, и если вы хоть чуть-чуть разбираетесь в тех вещах, что есть у нас, мы охотно вам их покажем.

– Какая любезность! Хотя, признаюсь честно, с удовольствием послушал бы судью, выносящего вам приговор. Итак, к делу, Дик и Уилл! Осмотрите их сумки.

Оба вестмена с радостью исполнили приказание старика. Связанные искатели пытались воспрепятствовать этому, как могли, но тщетно – все их сумки были проверены. Обнаружилось немало предметов, происхождение которых вызывало большие сомнения. Особенно это касалось дорогих часов, несомненно, украденных. Сэм взял их, показал: Шмидту и сказал:

– У этих парней нет наличности. Может, возьмете эти часы?

– Если у них нет монет, то возьмем, – кивнул Шмидт. – Вопрос только в том, не прогадаю ли я? Уверен, что если я захочу продать эти часы, то не найду ни одного торговца, который заплатит за них приличную сумму.

– Не беспокойтесь. Вы не ничего не потеряете. Часы эти стоят четырех ваших быков. Можете быть уверены!

– А моя совесть, мистер?

– Что?

– Она позволит мне взять такую вещь?

– А почему нет?

– Часики-то краденые!

– Скорее всего.

– Значит, они мне не принадлежат.

– Верно, но прежние хозяева уже никогда не получат их назад. Думаю, что они убиты. Даже если это не так, вы все равно смело можете забрать их. Запомните: здесь совсем другие отношения, нежели там, в Германии!

– Что бы там ни случилось с владельцем, я просто обязан передать эти вещи куда следует.

– Кого вы имеете в виду, говоря «куда следует»? Ни один здешний служащий палец о палец не ударит, чтобы разыскивать владельца потерянной вещи. Он просто прикарманит эти часы, а в душе посмеется над вами. Забирайте их спокойно, а в случае каких-либо проблем всю ответственность я беру на себя.

– Ну, если так… пожалуй, соглашусь.

Шмидт спрятал часы в карман. Увидев это, Батлер в ярости заорал:

– Что это значит? Почему этот тип забирает наши вещи? Я…

– Тихо, мошенник! – прикрикнул на него Сэм. – Он возместил свой ущерб. Скажите лучше спасибо, что этим для вас все и кончилось. Вам просто повезло, что вы встретились с тремя портными, которые знают, как кроить костюмы на таких мерзавцев, как вы. Вряд ли вам захочется снова спорить с мастерами швейного дела, да еще на деньги! Впрочем, мы вовсе не хотим иметь проблемы из-за этих часов. Мы едем в Тусон и уже завтра вечером разобьем лагерь у железнодорожной станции, которая расположена там поблизости. Вы можете приехать туда вместе с полицией, и мы охотно потолкуем обо всем со стражами порядка. Если все будет хорошо, получите часы обратно.

– Да, да, мы обязательно это сделаем, обязательно! Мы заявим в полицию, что вы нас обокрали, приедем в ваш лагерь и разберемся. А сейчас развяжите нас! Мы требуем, чтобы вы покончили наконец с этой унизительной процедурой!

– За дураков нас принимаете? Если мы освободим вас, вы уже сегодня выкинете какой-нибудь фортель, а это не входит в наши планы. Нет уж, лежите здесь тихо. Утром кто-нибудь из нас придет и освободит вас.

– Вы ответите за все в аду!

– Благодарю, мистер! А чтобы вы не смогли больше нам ничем навредить, мы заберем ваши боеприпасы. Может быть, получите их завтра назад вместе с часами.

Хокенс, Стоун и Паркер разрядили ружья искателей, забрали порох и патроны, чем привели связанных в бешенство.

Фрау Эберсбах наблюдала за происходящим молча, похоже, у нее были проблемы с английским. Однако позже быстро все поняла после короткого объяснения. Была и еще одна немая свидетельница – старушка Мэри, мулица Сэма, всегда следовавшая за хозяином по пятам. Все это время верное животное стояло у двери и одним глазом сквозь щель с величайшим вниманием наблюдало за движениями старика.

Когда с искателями наконец разобрались, Сэм и сотоварищи покинули кабак и прижали дверь снаружи большим, тяжелым камнем. Потом все пятеро направились в лагерь. Мэри гарцевала сзади. Она давно привыкла быть верным псом своего хозяина и обычно была рядом, если только старый Сэм неуловимым для непосвященного знаком не требовал от нее иного.




Глава 3

Отъезд в Тусон


Приготовления в лагере закончились, и можно было выступать. Проводник поскакал вперед, с ним – оба юноши, которым нравилось возглавлять ночью этот странный отряд. Следом Дик Стоун и Уилл Паркер вели фургоны, а замыкали шествие Сэм Хокенс с кантором. Спутника себе Хокенс выбрал умышленно – он хотел получше узнать об отношениях между поселенцами. Увиденное и услышанное до сих пор Сэму казалось очень странным, как, впрочем, и сами собравшиеся в караван люди. Весьма экстравагантный кантор; эта фрау Розали Эберсбах, к которой все, похоже, относились с большим почтением и которая посмела даже возражать ему, опытному вестмену; приехавший из Германии сын индейского вождя; молодой немец, его друг, сторонившийся остальных поселенцев, – все эти люди возбуждали его любопытство. Кантор, как только фургоны тронулись в путь, первым задал вопрос:

– Наша фрау Розали ходила к этим искателям и что-то им наговорила. Я-то знаю, как она умеет воспользоваться языком, когда захочет. О чем она там болтала?

– Да ни о чем.

– Странно. Я-то как раз подумал, что она общалась с ними весьма фортиссимо [23 - Фортиссимо – очень громко, громче, сильнее (ит. fortissimo)].

– Разве она знает английский или испанский?

– Пару слов по-английски она помнит еще со школы.

– Но этого мало для долгой беседы. К тому надо обладать немалой долей мужества, чтобы вести разговоры с такими людьми, как эти искатели.

– Почему? Они же были связаны, и фрау Розали нечего было опасаться. Да и вообще она не дрожит перед мужчинами, за словом в карман не полезет и привыкла, что все идет по ее желанию.

– Это я успел заметить. Ваши разом прикрыли рты, когда она начала мне возражать.

– Да, да, иначе разразилась бы буря! Но фрау Розали добродушна: стоит только позволить ей говорить, и тогда ее можно обвести вокруг пальца. Но возражений она не терпит.

– А зря, если не ошибаюсь. Когда чего-то не разумеешь, лучше прислушаться к мнению других.

– О, фрау Розали знает почти все!

– Чепуха! Она понятия не имеет о здешних условиях и о том, как себя вести. Если подобные сцены будут повторяться, если она и дальше будет такой упрямой, это может плохо кончиться для всей вашей компании.

– Это вы зря. Даже когда она чего-то не знает, чрезвычайно быстро находит верное решение. Дайте ей волю, и все в конце концов будет хорошо.

– Похоже, вы ее очень уважаете, герр кантор.

– Кантор эмеритус, нижайше попрошу! Да, я отношусь к ней с почтением, и она этого заслуживает. Это порядочная и музыкально образованная женщина.

– А-а, музыкально образованная… Хи-хи-хи… Может, она и сочиняет?

– Нет, но она умеет играть.

– На чем же?

– На гармонике.

– Превосходный инструмент, если не ошибаюсь! Можно и вправду испытывать почтение к тем, кто на нем поигрывает. Только я что-то не слышал, чтобы женщины играли на гармонике.

– И я не слышал, пока не встретил фрау Розали. Своей игрой она заработала немало талеров [24 - Талер – старинная серебряная немецкая монета; впоследствии испорченное произношение этого слова дало название американской валюте – доллару].

– Что, она руководила дамским оркестром?

– Нет, играла на танцах.

– Браво! Значит, танцы для нее – явление обычное?

– Для меня тоже, хотя здесь условия несколько иные. Ее девичья фамилия Моргенштерн…

– Я об этом знаю, – прервал кантора Хокенс, – она мне сама сказала.

– Она вышла замуж в Лейермюле под Хеймбергом. К мельнице примыкало питейное заведение с небольшим зальчиком для танцев. Дела шли плохо, пока за них не взялась фрау Розали.

– Зачем же она приехала в Америку?

– Эту великолепную мысль подал ей я.

– Вы? Хм! Фрау вполне могла оставаться на родине. Она же там не бедствовала.

– Если бы не Вольф… Я вам не рассказывал? Хорошо, у некоего Вольфа, хеймбергского лесничего, здесь, в Америке, был бездетный брат, владевший большими стадами, лесами и серебряным рудником. Так вот, этот богач попросил брата прислать из Европы сына, которому можно было бы оставить в наследство все имущество. Сын Вольфа, тогда учившийся в Тарандской лесной академии, с радостью согласился. Только попросил отсрочить поездку до выпускного экзамена. Семья у лесничего была большая, и отец шел на жертвы, чтобы дать своему первенцу образование. Потому-то Адольф, его сын, и принял приглашение дяди. Ему, правда, пришлось оставить родину, зато, сказал он себе, из наследства он сможет выделить деньги для помощи младшим сестрам и братьям.

– Где же сейчас этот парень?

– Вы можете видеть его во главе каравана.

– Что? Такой молодой? И уже закончил лесную академию?

– Притом с хорошими оценками. Отсюда вы можете заключить, какой это достойный человек. Он принесет дяде большую пользу своими знаниями. Была, впрочем, еще одна причина его столь скорого отъезда за океан: Ши-Со.

– Но ведь так зовут сына вождя.

– Конечно. Я слышал, что вы знакомы с этим вождем. Может быть, вам известно, зачем он посылал своего сына в Германию? Или это секрет?

– Никакого секрета. Когда вождь был совсем молодым, враждебное племя напало на караван переселенцев и уничтожило всех белых, кроме одной девушки, немки. Вождь спас ее и привез в свое племя. Там за ней хорошо ухаживали, и она оправилась от потрясения. Но ни родных, ни даже знакомых у нее не осталось, поэтому ей пришлось остаться у навахо. Ее спаситель – вождь Нитсас-Ини, или Сильный Гром, стал ее мужем. Она сильно полюбила его, в чем никогда не раскаивалась, и прожила счастливую жизнь.

– Возможно ли такое? – удивился кантор. – Красный с белой женой?!

– Красный, вы сказали? Звучит пренебрежительно! Скажу вам, что цвет кожи не играет никакой роли. Я знавал индейцев, перед которыми тысячам и сотням тысяч белых было бы стыдно. Нитсас-Ини – один из них. Конечно, его белая жена не блистала образованием; муж был ее первым и самым усердным учеником; позже он нисколько не возражал против того, чтобы она говорила по-немецки с детьми, которых подарила вождю. Она обучала их, покупала книги. Позже она познакомилась с Виннету, великим апачем, вместе с которым пришел Олд Шеттерхэнд, знаменитый друг и защитник всех краснокожих доброй воли. Они с радостью наблюдали, как идут дела у белой скво, как она счастлива; долго оставались они в этом племени и часто туда возвращались. Никогда больше это племя навахо не начинало войны, а оружие применяло разве что в целях самозащиты. Эти индейцы стали друзьями белых, и те не гнали краснокожих с их земель: племя сумело сохранить за собой свою территорию, хотя и вынуждено было подчиниться определенным правилам. У этих навахо были плодороднейшие луга и обширные леса; богатства их год от года росли, и, хотя скваттеры [25 - Скваттер – человек, занимавший пустующие земли без законного разрешения] с завистью поглядывали на их угодья, пока не осмеливались трогать индейцев. Благодаря Шеттерхэнду правительство Соединенных Штатов признало эти земли частной собственностью, которой законно владеют хозяева. Со временем Сильный Гром понял, что ему не хватает знаний, а потому его наследник уже ничему от него не сможет научиться. По настоянию белой жены он решил послать сына в школу бледнолицых. В то время снова приехал Олд Шеттерхэнд. Вместе с белой скво они убедили вождя отправить сына для получения настоящего образования именно в Германию.

– Знаю, о каком учебном заведении вы говорите, – вмешался кантор. – Это же известный институт Арно Кригера под Дрезденом, в Кётцшенброде.

– Откуда вам это известно?

– Об этом мне сказал Ши-Со. В том же институте учился Адольф Вольф.

– Тогда вы знаете и то, что произошло дальше. Олд Шеттерхэнд согласился сопровождать молодого индейца в институт. Он и жена вождя были очень рады снова увидеть родину. Мальчик оправдал ожидания Шеттерхэнда; его оценки были всегда самыми высокими, и, когда он перебрался из Кётцшенброда в Тарандт, в академию, его учителя убедились, что этого краснокожего ученика не может превзойти ни один белый. Собственно говоря, он и не очень-то похож на краснокожего – материнское влияние особенно заметно в цвете волос и глаз… Теперь и я понял, как они познакомились с сыном лесничего. Вы ведь сказали, что тот тоже учился у доктора Кригера?

– Да, и они были закадычными друзьями, а потом одновременно уехали в Тарандт. Именно в момент отъезда Ши-Со и пришло письмо дяди Вольфа. Вот только зачем Ши-Со поехал в Тарандт?

– Да ведь племя его владело огромными лесами. И он как будущий вождь хотел получить знания, необходимые для того, чтобы не только сохранить богатства, скрытые в этих лесах, но и приумножить их. Не секрет, что в Соединенных Штатах лесное хозяйство поставлено скверно. От убытков, возникающих по этой причине, и должен был уберечь свое племя Ши-Со. Ну, ладно, идем дальше! Кажется, вы хотели сказать, какое влияние оказали два этих воспитанника института доктора Кригера на бывшую жительницу Лейермюле, герр кантор?

– Да, но будьте любезны запомнить, наконец, что я уже оставил эту должность и для полноты титула зовите меня repp кантор эмеритус. Или вы не хотите употреблять эту латынь, потому что я не называю вас по имени и званию? Но вы до сих пор мне ни того ни другого не сказали!

– Ну, это я просто позабыл, если не ошибаюсь. Что до имени, то раньше меня звали Самуэль Фальке, но здесь я стал Сэмом Хокенсом. Впрочем, хватит и того, что вы будете обращаться ко мне просто «Сэм».

– Это не слишком вежливо. Давайте так: раньше вы были Самуэль Фальке, точно так, как я был кантором, и вот теперь, сообразно обстоятельствам, я буду вас называть бывшим Самуэлем или бывшим Фальке. Что вам больше нравится?

– Ни то ни другое. Имя – не должность. Зовите меня либо Сэмом, либо Хокенсом.

– Ну, как вам угодно! А почему искатели не должны были знать, что вы Сэм Хокенс?

– Потому что под этим именем я хорошо известен. Нам, то есть мне, Дику Стоуну и Уиллу Паркеру, дали прозвище Троица, поскольку мы постоянно вместе. Нас считают людьми бывалыми, знающими и не позволяющими ни оскорбить себя, ни обмануть. Я хотел обхитрить искателей, но мне это не удалось бы, если бы они узнали, с кем имеют дело. Тогда они сразу бы от нас отвязались либо держались бы так, чтобы я не достиг своей цели. Но я очень хочу сделать этих парней безвредными для честного человека.

– Очень хорошо, теперь я знаю, в чем дело, и могу спокойно вернуться к Тарандту. Так вот, Ши-Со и Вольф часто приезжали из этого городка в Хеймберг, курортное место, знаете ли, и направлялись в Лейермюле, а потом и в кузницу, когда мельничиха вышла за кузнеца. Я их обоих хорошо узнал. И как раз тогда, когда Хромой Фрэнк уговорил меня ехать в Америку на поиски его героев, пришло письмо от дяди, а также стало известно, что Ши-Со возвращается в свое племя. Дядя этот был необычайно богат и проживал, как вскоре выяснилось, совсем недалеко от навахо. А дело-то было в деревушке, заселенной одними бедняками, так что мне нетрудно было уговорить некоторых из них эмигрировать.

– Значит, вы, так сказать, соблазнили этих бедных людей! – с укоризной произнес Сэм.

– Соблазнил? Что за выражение! Кантор эмеритус, тысячи раз игравший на органе во время церковных служб, становится наполовину духовным лицом, то есть переходит в то состояние, в котором нельзя и мысли держать ни о каком соблазнении! Я – путеводитель, а не соблазнитель [26 - В подлиннике игра слов: Fuehrer – предводитель, путеводитель; Vertuehrer – соблазнитель], я хочу привести этих людей к счастью и убежден, что дядюшка Вольф с радостью их примет. А деньги на покупку земли или на обустройство есть.

– Думаю, эти трое – бедняки.

– Да, у Шмидтов, Штраухов и Ульманов ничего не было, но Эберсбахи, как вы слышали, семейство состоятельное, и фрау Розали лично одолжила всем остальным необходимые суммы. Надеюсь, вам понятно, что это за женщина. Она могла бы спокойно остаться дома, но поехала – просто из участия к тем трем семьям да еще по причине непреодолимого желания повидать чужие края. Особенно ее тронуло, что в Америке с таким почтением относятся к дамам.

– Ах, вот оно что, – Сэм довольно усмехнулся. – Значит, фрау Розали Эберсбах, урожденная Моргенштерн, вдова Лейермюллер, считает себя дамой! Это мне кое-что объясняет. Стало быть, вы все намерены поселиться у дядюшки Вольфа?

– Так они рассчитывают, но если он откажет, поедут дальше.

– Ну, а вы сами?

– Я обязательно разыщу Шеттерхэнда, Файерхэнда и Виннету, а потом, разумеется, Хромого Фрэнка.

– Слишком просто вы это себе представляете, а между тем годами можно скитаться по Западу и не встретить ни одного из этих джентльменов.

– Стало быть, придется побольше расспрашивать.

Волы медленно шли всю ночь, и только часа через два после рассвета поселенцы увидели перед собой город, хотя Сан-Ксавьер-дель-Бак расположен не так уж далеко от Тусона. Вид столицы [27 - Тусон был столицей Аризоны в 1867–1877 гг.] их мало обрадовал. Было еще очень рано, но солнце уже вовсю заливало голые глинобитные хижины и обломки стен почти невыносимым жаром. На путешественников тотчас набросились омерзительного вида брешущие собаки, долго не отстававшие от каравана, а у дверей домов и на перекрестках лениво стояли исхудалые людишки, едва прикрывшие тело какими-то пестрыми тряпками.

По распоряжению Сэма караван остановился на пустыре, где вскоре образовалось целое скопище лающих псов, кричащих детей и любопытствующих воришек, сразу окруживших фургоны. Больше всего их внимание привлекали два колоритнейших персонажа: Сэм Хокенс и кантор.

Поскольку немецкие переселенцы за время пути очень мало обучились английскому, а испанскому – и того меньше, Сэм взял бразды правления в свои руки и осведомился, можно ли здесь найти корм для животных и запастись водой. Оказалось, что сено и воду добыть можно, но качество их неважное, а цены высокие. Десять, двадцать или еще больше лоботрясов тотчас выразили готовность взяться за эту работу, которую и работой-то нельзя было назвать, чтобы получить пару сентаво [28 - Сентаво – мелкая мексиканская монета].

Покончив с вопросами снабжения, малыш отправился к коменданту, чтобы изложить тому свою просьбу. От военных Хокенс услышал, что этот офицер выступил с многочисленным отрядом в направлении Прескотта и занял проход Гуаделупе, намереваясь наказать хозяйничающих в том районе мятежных мимбреньо. Старика привели к капитану, исполнявшему обязанности коменданта. Тот пил свой утренний шоколад, уткнувшись в старую газету, которую здесь, в Тусоне, считали свежей. Увидев входящего, капитан сначала изобразил на своем лице удивление, но потом его физиономия все больше и больше растягивалась в улыбке, и наконец он разразился веселым смехом. Поднявшись со стула, офицер сказал тоном, в котором не чувствовалось никакой дерзости:

– Послушайте, кто вы? Чего хотите? Такого паяца я еще ни разу не видел!

– Я тоже, – спокойно ответил Сэм, всем своим видом намекая на самого капитана.

– Хм! Что вы хотите этим сказать? – продолжал тот уже совсем другим тоном. – Не хотите ли вы оскорбить меня?

– Разве это оскорбление, если я соглашаюсь с вами? – искренне удивился Сэм.

– Ах, так! Тогда хвалю вашу самокритику. Повторяю, что никогда в жизни я не встречал такого клоуна, каким вы сейчас нарядились. Вы, похоже, явились, чтобы получить разрешение на цирковое представление?

– Точно, – усмехнулся Сэм. – Вы догадались, сэр, и должны помочь мне, если не ошибаюсь.

– Помочь? Я? Вы считаете заместителя коменданта города, офицера армии Соединенных Штатов, таким же шутом, как вы?

– В данном случае – да, – ответил Сэм, хладнокровно пододвигая к себе стул и усаживаясь.

– Эй, еще одно такое слово, и я прикажу посадить тебя в тюрьму, а перед этим хорошенько высечь! – пригрозил офицер, сделав несколько шагов к малышу. – Как ты мог усесться без моего позволения? Перед главным лицом города полагается стоять. А ну, встать! И немедленно!

Рука военного потянулась к гвоздю, на котором висел хлыст. Однако на Сэма это движение не произвело ни малейшего впечатления. Он невозмутимо произнес:

– Перед главным лицом, говорите? Ну что ж! Ничего не имею против. Но предстану я перед ним как равный.

– Вы что, офицер?

Сэм дружески кивнул:

– Вы когда-нибудь слышали о Троице?

– О какой Троице идет речь?

– О трех охотниках прерий, если не ошибаюсь.

– А-а, они мне известны. Это Дик Стоун, Уилл Паркер и Сэм Хокенс, о котором рассказывают…

– Великолепно, сэр! – прервал его вестмен. – Значит, вы о них слышали, чем меня очень обрадовали. Может быть, тогда вы знаете, что во время последней войны Сэм Хокенс служил скаутом?

– Да, в войсках генерала Гранта. Своей хитростью и смелостью он многого добился и даже был произведен в капитаны. Но при чем здесь вы?

– Хм, во всяком случае, я гораздо ближе к нему, нежели к вам… В настоящее время Троица находится здесь.

– Как? В Тусоне?

– Вот именно, сэр. А Сэм Хокенс, прославленный капитан армии Соединенных Штатов, находится еще ближе – в данный момент он сидит перед вами.

– Что? – лицо заместителя коменданта озадаченно вытянулось. – Но ведь здесь никого нет, кроме меня и вас!

– Совершенно верно, сэр!

– Значит… значит, вы и есть Сэм Хокенс?

– Не похож разве?

– Но… офицер… в таком наряде…

– Получается, что офицеру запрещено одеваться по своему вкусу, сэр? Речь идет о вкусе Сэма Хокенса! Впрочем, если кто-нибудь вздумает посчитать меня безвкусным, это его дело. Не буду возражать, но только пока такой храбрец молчит, однако если он раскроет рот, сразу же получит достойный ответ прямо из первых рук! – И Сэм недвусмысленно похлопал ладонью по своему длинному ружью, добавив: – Вообще-то я бы и тыквенной корки не дал за свое тогдашнее офицерство. Быть достойным вестменом значит для меня гораздо больше офицерской субординации, а я – вестмен, сэр, и если не верите, то готов это доказать. Хотите проверить, чья пуля точнее попадет в сердце другого? Если да, то я сей же час выполню ваше пожелание.

Слова Сэма, несмотря на шутливый тон, произвели на вояку определенное впечатление. Он отрицательно махнул рукой, ответив на этот раз очень вежливо:

– Не стоит, сэр! Зачем же офицерам, товарищам по оружию, без всякого повода лишать друг друга жизни на дешевой дуэли?

– Хм! Ну, повод-то найдется… Но раз вы признали в предполагаемом паяце товарища по оружию, вот вам моя рука. Давайте теперь спокойно поговорим об одном веселеньком дельце, в котором нам обоим скорее всего предстоит участвовать.

После дружеского рукопожатия Сэм рассказал о встрече с двенадцатью всадниками, в которых он признал искателей. Капитан слушал очень внимательно; лицо его все больше напрягалось, а когда малыш закончил, он в возбуждении вскочил:

– Только бы вы не ошиблись, Сэм! Только бы это на самом деле были искатели! Вот это был бы улов!.. Но почему же вы не притащили их сюда из Сан-Ксавьер-дель-Бак? Ведь они же были связаны и находились полностью в вашей власти?

– А мог ли я доказать, что они воры, разбойники, убийцы, что они на самом деле искатели? Доказательство надо еще получить, потому я и решил предоставить им возможность помочь нам в этом деле. Когда мы застанем их на месте преступления…

– Застанем? Значит, вы намерены позволить им совершить очередное нападение?

– Разумеется! Или, вы полагаете, я буду только мечтать об этом?

– Вы шутите, а я говорю серьезно. Как раз сейчас можно было бы с легкостью накрыть всю банду. Если же вы будете ждать, пока они на вас нападут, то можете попасть в хорошую переделку!

– Если мы подставимся – да, но старый Сэм Хокенс заранее исчезнет вместе со своими людьми. Искатели нападут на повозки, а это уже преступление. Мы, правда, не сможем обвинить их в убийстве, но за нападение на переселенческий караван тоже полагается смертная казнь.

– Well! Но как вы намерены схватить их? Ведь это невозможно без боя, в котором вы сами легко можете потерять жизнь.

– Найдем способ, сэр, если только вы нам поможете.

– Более чем охотно, сэр, только скажите, какая поддержка вам нужна.

– Садитесь на коня и возглавьте кавалерийский отряд!

– Был бы счастлив, но я никак не могу оставить доверенный мне пост. Да и людей у меня маловато, так что больше двадцати всадников дать вам не сумею.

– Вполне достаточно, сэр.

– А вы уверены, что искатели пойдут вслед за вами?

– Так же, как в том, что на голове у меня находится моя старая шляпа, а под ней… хи-хи-хи! В Тусоне они, конечно, не посмеют показаться и обойдут город стороной. Тем не менее нельзя исключить, что кто-то из них отправится в город на разведку. Поэтому никто, кроме нас двоих да еще, может быть, лейтенанта, не должен знать о задуманном. Итак, они обойдут город, потом отыщут следы наших фургонов, по которым придут к месту нашего будущего ночлега. Разумеется, они дождутся темноты, а потом… потом они обязательно нападут!

– А вы? Вы же хотите покинуть караван, как только что сами сказали. Но куда вы направитесь?

– Это выяснится только на месте ночлега. Знаете то место в проходе Гуаделупе, где змеится тропа от Бабасаки? А ваш лейтенант, которого вы к нам прикомандируете?

– Мы много раз бывали там.

– Well! Там-то мы и станем лагерем. В том месте есть вода для животных, а это главное. Вам придется заранее послать туда лейтенанта с отрядом. Только пусть он держится в стороне от дороги, чтобы не оставить следов. В назначенном месте мы встретимся. Как только начнет темнеть, мы разожжем большой костер, чтобы искатели нас быстрее заметили. А потом тихо покинем фуры и затаимся в сторонке, чтобы вовремя перехватить парней, навалиться на них как следует и захватить.

Капитан молчал, быстрыми шагами меряя комнату. Внезапно он остановился прямо перед Сэмом и произнес:

– На словах-то у вас все гладко и легко. Но ведь искатели не нападут, пока хорошенько не разведают место вашего лагеря. И тогда их шпион убедится, что вас в лагере нет!

– Ошибаетесь! Ничего подобного он не увидит, потому что мы уйдем не раньше, чем удалится разведчик.

– Тогда вы должны наблюдать за его приходом и уходом!

– Именно это мы и сделаем, сэр!

– Каким же образом?

– Хм! Вы, кажется, считаете Сэма Хокенса глупее, чем он есть на самом деле, хи-хи-хи! Искатели, по вашим словам, вышлют разведчика. Разве не можем и мы сделать то же самое? Уверяю вас, мы гораздо раньше заметим этого парня, нежели он нас.

Офицер в сомнении покачал головой и возразил:

– Не думаю, что это возможно, поскольку вам придется подобраться к ним засветло. Я очень много слышал о вас и о ваших товарищах, знаю, как вы хитры и отважны, но подкрасться к этим людям на свету, без лесного укрытия, когда нельзя нигде спрятаться, вряд ли удастся даже вам. К тому же надо подумать еще вот о чем: вы запалите большой костер, они же, напротив, поостерегутся это сделать. Они смогут издалека разглядеть ваш лагерь, а вы даже не будете знать, где они находятся.

– Неужели вы и вправду так считаете? Сэм Хокенс не сможет узнать, где скрываются эти джентльмены… хи-хи-хи! Это почти то же, что моя голова не знает, надета ли на нее шляпа! Уверяю вас, что искатели не сойдут ни вправо, ни влево с нашей тропы и даже остановятся на ней, как только увидят наш костер. Сэм Хокенс знает, с какого расстояния можно увидеть огонь костра, если не ошибаюсь. Обо мне не беспокойтесь, а только скажите: займетесь ли вы этим делом? Мы и одни можем справиться, но тогда нам придется заставить их проглотить свинцовые пилюли. Не очень-то я люблю проливать кровь, потому к вам и обратился. Если вы дадите мне человек двадцать, то мы сможем управиться и кулаками, не прибегая к ружьям.

– Ну хорошо, согласен. Только сначала я хотел бы послушать лейтенанта.

– Так прикажите ему явиться, сэр! Думаю, что он не изменит направления палки, которую я хочу забросить в воду.

Капитан немедленно вызвал лейтенанта и в конце концов остановился на предложении Сэма. Оба офицера хотели увидеть и двух других знаменитых героев: Дика Стоуна и Уилла Паркера, но Сэм резонно убедил их в том, что сейчас такая встреча может вызвать лишние подозрения. Обговорив еще некоторые второстепенные вопросы, Хокенс удалился вполне удовлетворенным.




Глава 4

Нападение


Когда Сэм Хокенс вернулся к фургонам, вокруг них собралось, похоже, все население Тусона – прямо как в Германии, когда бездельники сбегаются поглазеть на цыганский табор. Переселенцы, не обращая внимания на посторонних, сидели за завтраком. Присел к ним и Сэм, готовый разделить нехитрую трапезу и сообщить о результатах переговоров с капитаном.

Постепенно некоторые из любопытствующих подошли ближе, пытаясь заговорить с путешественниками, но удалось им завязать разговор только с кантором, усвоившим чуть больше английских выражений, чем другие. Среди любопытных оказался некий молодой человек, приблизившийся к проводнику и втянувший того в разговор. Сэм, наблюдая за ним, отметил его военную выправку и особое внимание, с которым этот человек поглядывал на старика и двух его компаньонов. Не став ждать, Хокенс поднялся и направился прямо к незнакомцу. Подойдя ближе, малыш услышал, как проводник поселенцев ответил:

– Да, это Троица. Могу подтвердить, хотя и сам не хотел этому верить.

Хокенс взял незнакомца под руку и решительным тоном произнес:

– Мистер, вы солдат, не так ли? Вы из здешнего гарнизона?

Вопросы сразу смутили незнакомца. Он пробормотал в ответ что-то невнятное, а Сэм продолжил:

– Не стесняйтесь, я на вас не сержусь. Я сказал капитану, что меня зовут Сэм Хокенс. Меня лично он не знал, поэтому наверняка хотел убедиться, не соврал ли я. И вот вы сняли форму и пришли сюда на разведку, не так ли?

– Да, сэр, вы не ошиблись. Теперь я уверен, что вы – это Троица.

– Так расскажите капитану все, что вы слышали, но ни с кем другим об этом не говорите!

– Ни слова, сэр, обещаю. Я знаю, в чем дело. Я младший офицер и вхожу в число тех двадцати, что поедут с лейтенантом.

– Когда вы выступаете?

– Через полчаса.

– Скажите лейтенанту, что выезжать из города следует поодиночке и в разных направлениях! Тем самым мы помешаем кому-либо догадаться о наших планах.

Когда военный удалился, Сэм обратился к проводнику:

– Скажите-ка мне, почему вы рассказывали о нас этому человеку?

– Он меня спросил… – ответил проводник.

– Так! Значит, если любой человек, кто бы он ни был, вас спросит, вы ему расскажете все, что того заинтересует?

– А вы хотите заткнуть мне рот?

– Именно! Вам ведь известно, что никто не должен был знать, что мы – это Троица, а вы сразу выложили это под нос первому встречному. Хотите быть скаутом, вестменом, но не знаете самых азов предосторожности. Я бы не стал вам доверяться.

– А это и не нужно. Пока вы не присоединились к нам, все шло нормально. Явились вы и начали командовать. Только забыли, что меня наняли эти люди, и я их веду…

– К гибели! – перебил его Сэм. – Вы обязаны защищать их. Делаете вы это? Если бы не мы, сегодня вечером их бы ограбили и убили!

– Хо! Глаза у меня тоже на месте. Знаете что, мистер Хокенс, я веду доверившихся мне людей в форт Юма. Пока мы не будем на месте, я руковожу караваном. Если хотите ехать с нами, то следуйте моим указаниям. Потом можете командовать, сколько вашей душе угодно. А сейчас – хватит!

Сэм дружески похлопал проводника по плечу и сказал, наигранно улыбнувшись:

– Нет, не хватит! Я знаю, куда хотят попасть эти люди. Идти через форт Юма нет никакой необходимости, есть более короткий путь, которого вы, очевидно, не знаете. До завтрашнего рассвета вы останетесь с нами, а потом можете убираться куда хотите.

– В форте Юма я должен получить мои деньги.

– Вы их получите, но людей поведу я, не требуя от них никакой платы. Иначе они могут подвергнуться опасности из-за болтливости своего скаута.

Проводник в смущении уселся на оглоблю фургона. Сэм отвернулся от него и подошел к своим спутникам.

– Ты сделал ошибку, Сэм, – заметил Уилл Паркер.

– Ошибку? Какую? – спросил малыш.

– Зачем ему оставаться с нами до завтрашнего утра? Может, уберем его немедленно?

– И это ты называешь ошибкой! Уилл Паркер, гринхорн до мозга костей, осмеливается учить самого Сэма Хокенса! Разве ты не понимаешь, старый енот, что я не могу выгнать его сегодня?

– Не понимаю.

– О, благородный Уилл, как же плохи твои дела! Вестменом тебе никогда не быть. Такой непонятливый ученик – позор на мой скальп! Ты должен благодарить меня и Дика Стоуна. Без нас ты давно бы уже сыграл в ящик! Ты хоть предполагаешь, что сделает этот так называемый скаут, если я выгоню его сегодня? Он немедленно отправится к искателям и откроет им все наши планы. Но твоего скудного умишка не хватает для обозрения столь грандиозных мыслей.

– Угу, – совершенно серьезно согласился Паркер. – Ты и в самом деле прав, старина Сэм. Стыд и позор на мою голову, потому что ни одно из твоих мудрых поучений не прилипает ко мне даже в форме чернильного пятна. Не понимаю, как ты только меня терпишь!

– Это неудивительно – ты вообще лишен разума. Причина же в том, что я отношусь к тебе как мать к непонятливому ребенку. И чем больше он требует заботы, тем сильнее она его любит.

В этот момент мимо проскакал кавалерист, значит, исход военных уже начался. Фургоны же еще долго оставались на месте и пришли в движение только к обеду.

До места ночлега надо было проехать около девяти английских миль, и даже при самой низкой скорости волы добрались бы туда только к вечеру. Караван двигался мимо каменистых пустошей, то тут, то там поросших хилыми кактусами да жалкими кустиками мескита. Весь сушняк путники забирали с собой для вечернего костра. Вообще-то местность между Тусоном и рекой Гилой представляет огромную каменистую пустыню, в которой воду для животных можно найти только в нескольких лужах, а в распоряжении людей имеются два-три колодца, вырытые по приказу почтово-миграционного товарищества. Эти места называют Девяностомильной пустыней. Конечно, вода есть и в некоторых других местах, но индейцы не выдают их. Они прикрывают источники сухой травой, а сверху забрасывают песком и галькой – точно так, как это делают кочевники в Сахаре.

Караван возглавлял Сэм Хокенс, а бывший проводник пристроился где-то в середине процессии. Время от времени он одаривал старика злобными взглядами. Если бы Сэм заметил хоть один из них, то сразу бы понял, что обиженный намерен отомстить.

Когда до места ночлега осталось не больше двух миль, Хокенс стал обращать больше внимания на окружающую местность. Конечно, о торном пути не могло быть и речи, но кому случалось проезжать в этих краях, – верхом или в фургоне – придерживался одного и того же направления, так что порой здесь говорят даже о дорогах, соединяющих отдельные поселения.

Две последние мили пришлись на всхолмленную местность. Казалось, будто толпа сказочных великанов высыпала здесь, одну рядом с другой, гигантские кучи песка, гравия и щебня, заставлявшие повозки двигаться вперед очень медленно. У одного из этих гигантов корзина, похоже, была наполнена крупными обломками скал, высотой в человеческий рост и еще выше, и он так вывалил свой груз, что эти глыбы, сбившись грудой, образовали нечто вроде бруствера. Приди кому-нибудь в голову мысль спрятаться за этим укреплением, человек мог бы спокойно наблюдать за окрестностями, оставаясь совершенно невидимым.

Сэм показал на это нагромождение и крикнул двум своим спутникам:

– Вот здесь и спрячутся искатели! Или ты, Уилл Паркер, станешь со мной спорить?

– И не думал, старина, – последовал ответ. – Как ни мал, по-твоему, мой мозг, он сразу же понял, что эта груда камней может служить укрытием. Только посмотри, вот там, слева, есть такие же груды. Может, эти дьявольские парни туда и поскачут?

– Нет, именно здесь растет трава, которая сгодится для их лошадей. А там, в камнях, разумеется, кто-то должен спрятаться. Но кто?

– А ты не догадываешься? Ты сам! Ты должен спрятаться там, наблюдать за их приездом, а потом подслушивать их разговоры.

При этих словах Хокенс скрестил свои толстенькие ручки на макушке и вскрикнул в притворном удивлении:

– Возможно ли такое! У этого гринхорна такая замечательная память! Или конец света близок, или узелки у этого Уилла Паркера наконец-то завяжутся. Да, благородный Уилл, после того как мы выберем место для лагеря, я вернусь сюда и буду ждать искателей.

– А меня с собой возьмешь?

– Не стоит рисковать, Уилл. Ловким и опытным сразу не станешь. Сначала надо долго учиться.

– Хм, а тебе не кажется, что ты заблуждаешься, старый енот? Знавал я одного парнишку, который совершенно ничему не учился, но голова у него сидела на месте. Люди говорили, что виноват в том учитель, который ничего не понимал. Может быть, и у нас тот же случай.

Оставив позади еще несколько низеньких холмиков, путники выбрались на равнину, а через каких-нибудь четверть часа бесплодный гравий сменила хилая почва, на которой угнездилось несколько мескитовых и окотильевых [29 - Окотилья – под этим названием в Мексике известно несколько растений из различных семейств] кустиков. Там находилась вода: колодец, вырытый по заданию почтово-переселенческого товарищества. Здесь можно было разбивать лагерь.

Сначала насладились водой люди, потом напоили лошадей и волов, которые, утолив жажду, попытались отыскать несколько зеленых листочков в колючих кустах. Фургоны поставили так, как и советовал вчера Сэм: в форме замкнутого четырехугольника.

Естественно, стали оглядываться в поисках солдат, но никого из них не увидели. Хокенс удовлетворенно кивнул и сказал:

– У этого лейтенанта, похоже, голова не мякиной набита. Раньше нас он здесь не появился. Ну, что ж, скоро мы его увидим.

И как только он произнес эти слова, на севере показался одинокий всадник; он быстро приближался. Это был лейтенант. Достигнув лагеря, он протянул Сэму Хокенсу руку и сказал:

– Мы уже несколько часов находимся поблизости, но этого места сторонились – здесь есть источник, кто-нибудь мог сюда подъехать и выдать потом нас искателям. Теперь мы можем напоить животных?

– Конечно, сэр, – ответил Хокенс – Но когда стемнеет, вы снова должны отъехать подальше. Здесь появятся лазутчики, а они не должны вас видеть.

– Договорились. А где, по вашему, укроются искатели, ожидая верного часа?

Сэм указал назад, на юго-восток, где виднелись уже упомянутые скалы.

– Там, за этими камнями, сэр. Приедут они туда, вероятно, еще засветло, а потому подъезжать к камням близко не советую, иначе вас могут увидеть.

– Но вы же не видели ни меня, ни моих всадников?

– Нет… Вчера я сидел возле этих людей и знаю, что никто из них не возит с собой подзорную трубу, однако зоркий глаз издалека заметит фургоны, а в темноте различит даже замаскированный костер. Позаботьтесь о своих людях, сэр.

Офицер ускакал, но вскоре вернулся с двадцатью всадниками, которые удалились от лагеря ровно настолько, чтобы оставаться незамеченными. Договорились о месте, где кавалеристы будут находиться с наступлением сумерек, а потом Сэм отправился на разведку. Ему пришлось пойти пешком, ибо всаднику спрятаться было почти невозможно. Перед уходом он подошел к своей мулице и, слегка шлепнув ее, сказал:

– Ложись, старушка Мэри, и жди моего возвращения! Животное великолепно разумело хозяина, оно тотчас улеглось, и теперь не оставалось сомнений, что оно сдвинется с места не раньше, чем вновь услышит голос хозяина. Потом Сэм обратился к Паркеру:

– Ну что, благородный Уилл? Прогуляться не желаешь?

– Отправляйся один, – услышал он в ответ. – На кой черт тебе такой гринхорн, как я.

– Придется тебя взять, если ты чему-нибудь хочешь научиться.

– Ладно, я пойду, но не ради обучения, а для того, чтобы было кому оказать тебе помощь, когда искатели схватят тебя и захотят скальпировать.

– Пусть попытаются. Пусть возьмут мою кожу. Я куплю себе новую, и она будет гораздо лучше, если не ошибаюсь.

Сэм и Паркер покинули лагерь. Оба прихватили с собой ружья – они могли понадобиться. Та груда камней, за которыми, как считал Сэм, будут прятаться искатели, находилась к югу-востоку. А еще дальше на юг виднелись скалы, за которыми хотел укрыться сам Хокенс. Туда и пошли два приятеля, но не прямо, а по дуге в западном направлении, чтобы искатели, если они уже добрались до укрытия, не могли их заметить. Перед уходом Сэм оставил все необходимые указания.

Когда приятели добрались до цели, солнце уже почти касалось горизонта; вот-вот должны были спуститься короткие сумерки. Там, за другой группой скал, еще никого не было. Сэм и Паркер устроились поудобнее и стали ждать. Но пока никого видно не было.

– Может, они вообще не приедут? – спросил Паркер. – Мы ведь только предполагали.

– То, что ты называешь предположением, для меня – верное дело, – отмахнулся Сэм. – Меня бы удивило, если бы я ошибся.

– У них могло пропасть настроение, а может, им не слишком повезло в игре.

– Тем сильнее они должны жаждать мести. Тихо, гляди! Не движется ли кто-то между двумя вон теми холмами?

Паркер напряг зрение и торопливо ответил:

– Всадники! Это они!

– А кто же еще? Пока выезжают из ложбины, еще не видно, сколько их, но больше двенадцати быть не должно.

– И меньше, пожалуй. Конечно, это они. Сэм, старый енот, ты был прав!

– А я всегда прав, благородный Уилл, всегда, как мог бы ты заметить. Знаешь, что надо делать, если не хочешь оказаться в дураках?

– Ну, это ведь очень легко: не надо ничего утверждать.

– И это верно, но я поступаю не так. Просто не надо болтать прежде, чем убедишься, что все это верно.

– Это не искусство!

– Ну, тогда всегда надо утверждать обратное тому, о чем щебечет гринхорн.

– Хорошо, дорогой Сэм! Теперь я никогда не стану соглашаться с тобой и всегда окажусь правым. Смотри-ка, они остановились! Совещаются. Не очень-то они спешат к нам.

– А зачем? Так, кажется, снова поехали. Они уходят вправо от нашей тропы. Местность им известна, и они знают, что надо ехать к скалам, откуда легко вести наблюдение за нашим лагерем.

– Думаешь, они уверены, что мы расположились именно там, у воды?

– Конечно! Какой осел пойдет в пустыню, когда ему нужна вода! Эх, Уилли Паркер, сколько же ты еще должен узнать! Неровен час, с тобой и опозориться можно, и нам вообще не стоит показываться на людях вместе. Ты огорчаешь меня и, если не ошибаюсь, можешь погубить все дело. Смотри, они скачут наверх, и я снова оказался прав: сюда они не поедут.

Было хорошо видно, что всадники направляются к другой группе скал. Чем ближе они подъезжали к ним, тем осторожнее становились, укрываясь за каждым камнем. Наконец, они спешились и осторожно повели лошадей за собой. Вот они достигли скал и принялись наблюдать. По их движениям было заметно, что они обрадовались, когда нашли след каравана.

– Все двенадцать, – сосчитал вслух Сэм.

– Ну что, пойдем к ним? – осведомился Уилл.

– Да, как только стемнеет.

Ждать оставалось недолго, ибо солнце уже исчезало за горизонтом. С востока надвигалась густая тень, а у колодца заполыхал высокий яркий костер. Искатели исчезли из виду.

– Пойдем, – обратился Сэм к своему спутнику. – Нельзя терять время.

Они быстро покинули укрытие и направились к врагам. Чем ближе они подходили, тем тише становились их шаги. Было непостижимо, как это Сэму удавалось бесшумно – подобно воробью в траве – ступать в своих огромных сапогах. Да и Паркер шел с такой легкостью, что никогда бы и мысли не возникло, что он гринхорн, как его часто величал Сэм.

Когда они добрались до маленького пригорка, Сэм передал Уиллу свое ружье и шепнул:

– Оставайся здесь и держи мою Лидди! Дальше я пойду один.

– Ладно, если вляпаешься, я приду на помощь.

– Хо! Навостри уши, Уилл, и смотри, чтобы тебя самого не поймали!

– Кто?

– Лазутчик, которого они скоро вышлют. Возможно, он пройдет здесь.

Сэм лег на землю и пополз. Время было самое подходящее – те немногие звезды, что поблескивали в только что наступившей темноте, светили слишком тускло.

Как уже упоминалось, был там один холм, усыпанный обломками скал и говорливой галькой, готовой горохом посыпаться под руками и ногами неловкого пластуна. Дюйм за дюймом Сэм продвигался вперед, да так, что ни один камешек не сдвинулся с места. Наконец, он достиг вершины холма. Его острые, привычные к темноте глаза сразу же заметили перед собой противников. Последние его не видели, поскольку были заняты оживленной беседой. Сэм отважился приблизиться еще ближе и вскоре оказался у большого обломка породы, за которым и присел. Два или три искателя, выпрямившись, стояли у скал, наблюдая за отдаленным лагерным костром; прочие же уютно устроились на земле. Двое из них разговаривали между собой; это были Батлер и еще один искатель. Удобно устроившись за своим камнем, Сэм услышал, как товарищ Батлера сказал:

– Нам бы только до патронов добраться! Придется быть очень экономными.

– До поры до времени, – кивнул Батлер. – Скоро все себе вернем, и с лихвой. Сейчас уже стемнело, Постон. Иди! Но не обнаружь себя, иначе будешь иметь дело со мной!

– Постараюсь, чтобы меня не увидели, – раздалось в ответ. – Не впервой мне этим заниматься.

– Именно поэтому я и посылаю тебя, а не кого-то другого. Тебе не надо рисковать, не надо слишком близко подбираться к ним.

– Однако я все же должен знать, о чем они говорят!

– Совершенно не нужно. Хочу знать только одно: одни ли они у воды.

– Если бы я услышал их разговоры, то узнал бы, справедливы ли наши подозрения.

– Что за подозрения?

– Они могут догадаться, что мы их преследуем!

– Мозгов у них не хватит! Немцы – вообще не в счет, а скаут кажется мне не тем человеком, который рискнет своей жизнью ради спасения других. Значит, остаются только те трое мошенников-портняжек, которым вчера так повезло, несмотря на всю их дурость. Но они вряд ли догадаются о том, что мы пойдем следом. На Гиле ловить в силки бобров и медведей! Слышал ли кто-нибудь подобную глупость? Ладно, Постон, ступай и поторапливайся! Через полчаса я жду тебя обратно.

Лазутчик ушел, а еще один из искателей спросил:

– Когда нападем на них, Батлер? Сегодня вечером или на рассвете?

– На рассвете? Так долго ждать я не могу. Сгораю от желания посчитаться с ними, а прежде всего с тем маленьким хитрым толстяком.

– Может, когда они заснут и огонь погаснет?

– Нет. Мы прикончим их одним залпом, а для стрельбы нужен свет.

– Но пламя слишком велико и светит так далеко, что нас увидят, когда мы приблизимся.

– Раз они разожгли такой гигантский костер, у них нет ни малейшего подозрения. Конечно, мало приятного, что огромное пламя освещает землю так далеко, и нам придется подождать. Но как только пламя поубавится, медлить не станем. Предупреждаю, этот толстый малыш – мой! Ему суждено умереть от моей пули.

Батлер прибавил еще несколько крепких выражений, комментируя происшедшие накануне события. Сэм пролежал еще с четверть часа, но дальше искатели говорили так же тихо и осторожно, как незаметно подкрадывался он сам. Вернувшись к Уиллу Паркеру, Сэм забрал у него свое ружье.

– Слышал что-нибудь важное? – спросил его спутник.

– Очень мало. Только то, что они собираются напасть в тот момент, когда костер не будет таким ярким. Разведчика видел?

– Да, он прошел близко от меня, но ничего не заметил.

– Ладно, идем! Пора возвращаться.

Они долго шли неслышными шагами, двигаясь к лагерю не напрямик, а в обход, чтобы не попасться возвращавшемуся лазутчику. Не прошли они и половины пути, как услышали громкий английский выкрик, за которым последовал второй, немецкий.

– Дьявол! – выкрикнул первый голос.

– Боже милостивый! – вскричал второй. – Кто это?

– Кантор, – шепнул Сэм спутнику. – Пожалуй, парень сглупил. Пойдем быстрее, но только тихо, чтобы никто нас не заметил прежде, чем мы этого захотим!

Они поспешили к тому месту, откуда раздавались голоса. Подойдя ближе, оба остановились и прислушались.

– Кто вы, я вас спрашиваю! – снова послышалось по-английски.

– Я задыхаюсь… – ответили ему по-немецки.

Это действительно был голос отставного кантора. Он звучал так, будто кто-то наступил его преподобию на горло.

– Я хочу знать ваше имя! – снова раздалось по-английски.

– Там, в лагере…

– Не понимаю! Говорите по-английски! Вы из тех, что сидят у костра?

– Я пишу героическую оперу, которая должна идти три вечера подряд…

– Эй ты, говори понятно! Отвечай! Кто ты?

– Двенадцать актов, по четыре каждый вечер…

– Имя! Твое имя!

– Я ищу Хромого Фрэнка…

– Ну наконец-то! Значит, вас зовут Фрэнк?

– Я из Клотцше, что под Дрезденом. Оставьте же меня… о, о, наконец-то! Слава богу!

Теперь голос доносился яснее. Кантора отпустили, и он поспешил прочь. Слышались звуки его удаляющихся шагов.

Другой не преследовал убегавшего, а быстро пошел в направлении искателей.

– Это разведчик, – прошептал Сэм. – Серьезное дело. Он может нам все испортить. Придется вернуться и подслушать, о чем он расскажет. А ты оставайся здесь. Мне надо опередить шпиона.

Сэм побежал, а Уилл Паркер остался ждать. Прошло не менее получаса, прежде чем малыш вернулся. Подойдя к Уиллу, он сказал:

– Вышло лучше, чем я думал. Эта встреча могла стоить кантору жизни, а если бы мы вмешались, провалился бы наш план.

– Ну и за кого же приняли искатели этого несчастного сочинителя? – с улыбкой спросил Паркер.

– Разведчик даже не упомянул о нем.

– Не упомянул? Странно.

– Но это так. Этот лазутчик ничего не рассказал о встрече.

– Ничего не понимаю! Это же так важно, он непременно должен был рассказать о ней.

– Возможно, он промолчал от страха.

– Как это?

– Когда он уходил, Батлер предупредил его, чтобы тот никому не показывался на глаза. А разведчик нарушил его запрет. Расскажи он о встрече, ничего хорошего бы из этого не вышло. Поэтому, решил он, лучше промолчать. Его молчание пойдет нам на пользу. Теперь пойдем в лагерь!

Они двинулись дальше, но очень скоро снова вынуждены были остановиться, услышав впереди какой-то шум. Он становился все отчетливее, и вскоре стал различим стук копыт.

– На нас мчится лошадь! – воскликнул Паркер.

– Угу, – кивнул Сэм. – Быстро в сторону!

Оба едва успели увернуться, а когда животное проскакало мимо, приятели, несмотря на темь, заметили на ее спине две фигуры. Один из всадников громко стонал.

– Кто-нибудь из наших, Сэм? – спросил Паркер.

– Откуда мне знать! Их было двое, старый гринхорн.

– Один из них прямо держался в седле, а другой, что сзади, обнимал первого за шею.

– Ну, этого я не смог разглядеть. Ты не ошибся?

– Нет. Я стоял ближе, потому и разглядел все лучше. Один из них, пожалуй, наш, но кто же тогда второй?

Второй был из той же компании, а дело оказалось в следующем. Ши-Со, сын вождя, постоянно находился с Адольфом Вольфом, своим прежним товарищем по учебе и нынешним спутником; он ничего не имел против Сэма, Уилла и Дика, но, по индейскому обычаю, внимательно следил за всеми событиями и разговорами. В Тусоне он слышал, как Сэм отчитывал скаута и советовал тому оставить караван. Ши-Со давно удивляла затаенная в душе проводника злоба, и он стал внимательно наблюдать за последним. В лагере, после того как Хокенс и Паркер ушли, скаут серьезно поссорился с немецкими переселенцами, да так, что в конфликт вмешалась фрау Розали с ее бурным темпераментом. Причину ссоры Ши-Со не знал, но слышал, как разъяренная фрау говорила на повышенных тонах:

– Вы думаете, что мы ваши подчиненные или рабы?! Я, фрау Розали Эбершбах, урожденная Моргенштерн и овдовевшая Лейермюллер, имею здесь столько же оснований приказывать, как и вы. Вы взялись показывать нам путь и получите за это деньги. Но завтра вы должны уйти от нас. Герр Сэм Хокенс понимает в этом деле лучше.

– Лучше? – взорвался скаут. – Как вы, женщина, да еще чужестранка, можете об этом судить! Женщинам вообще полагается помалкивать!

– Помалкивать? А зачем же тогда нам рот? Щелкать орешки да лакать оппельдельдок? [30 - Оппельдельдок (правильно: оподельдок) – студенистая смесь камфары, мыла, спирта, нашатыря и других компонентов, применяющаяся при растираниях.] Заткнитесь лучше вы, ибо все вами сказанное рядится в дрянные одежды! Мы будем очень рады, если завтра вы нас оставите. Вам, как проводнику, не стоит особо нос драть!

– Я уже сегодня могу сложить с себя эту обязанность.

– Неужели? Хорошо, это нам подходит. Мы принимаем вашу отставку. Более того, мы отказываем вам в хлебе и стойле.

– Это случится не раньше, чем я получу свои деньги.

– Это случится немедленно. За пару пфеннигов мы не позволим вам подавать на нас жалобу в суд. Юлиус, деньги у тебя при себе?

Юлиусом звали мужчину, стоявшего рядом. Он утвердительно кивнул.

– Тогда заплати человеку, и чтобы ноги его не было в нашем доме! Я покажу ему, как мы, дамы, будем молчать! Я только потому и приехала сюда, что здесь, в Америке, с дамами обращаются учтивее, чем где бы то ни было! И вот, первый же янки, попавшийся мне на пути, хочет лишить меня дара речи. Такого я не могу не погнать из блаженного рая! Заплати ему и отпусти на все четыре стороны!

Скаут получил свои деньги, причем в том количестве, будто довел поселенцев до форта Юма. С усмешкой на губах он сложил деньги в карман. Скорее всего он и ссору-то затеял только для того, чтобы его рассчитали, пока не было Сэма. Бывший проводник взял ружье и вскочил в седло. Но тут к нему подошел Дик Стоун и спросил:

– Может, вы мне поведаете, мистер, с чего это вы вдруг так сжали ногами бока своей клячи? Собираетесь уехать?

– Да. А вы против? – нагло ответил проводник.

– Больше, чем вы думаете.

– Ну, вас-то я спрашивать не стану.

– О-о! Проблема только в том, что Дик Стоун как раз тот человек, мнения которого следует спрашивать. Мы ожидаем нападения, и дела обстоят так: здесь либо друзья, либо враги. Кто покидает нас в такую минуту, становится нашим врагом.

– Меня выгнали.

– Отказались от ваших услуг, но не выгоняли из лагеря. Никто не препятствует вам остаться здесь до утра. Но если вы так быстро хотите смыться, то нетрудно догадаться зачем.

– Да? – деланно удивился скаут. – Так поделитесь со мной своими мыслями.

– Вы собираетесь к искателям, чтобы предупредить их.

– Вы спятили, мистер!

– А по-моему, об этом догадался бы даже ребенок.

– Ладно, я скажу вам, куда направляюсь. Эти немцы рассчитали меня, и мне нет нужды оставаться с ними. Честь мне подсказывает другое: я отправлюсь к солдатам и останусь с ними до рассвета. Таково мое решение, а теперь отвяжитесь от меня!

Дик Стоун на мгновение был ошеломлен; поводья, которые он держал, вырвались из рук. Скаут, не мешкая, пришпорил лошадь и помчался в том направлении, куда лейтенант увел своих людей. Секунду спустя Дик снова пришел в себя. Схватив ружье, он закричал:

– Мошенник обманул меня и хочет предать нас! Сейчас он получит пулю.

В этот момент к нему подбежал Ши-Со и крикнул:

– Не стреляйте, мистер! Сейчас темно – пуля может пролететь мимо. Я сам верну к вам этого человека.

С этими словами юноша исчез в темноте.

– Вернуть? Этот мальчик? – удивился Дик. – Ему это будет трудно. Придется все же самому скакать за беглецом.

Вестмен направился было к своей лошади, но Адольф Вольф удержал его за руку и попросил:

– Останьтесь! Индеец настигнет его.

– Но это невозможно!

– Поверьте мне. Ши-Со, хотя и молод, но уже справлялся с делами поважнее.

– Хм, – буркнул Дик, – пожалуй, моя лошадь не будет знать, куда скакать в такой тьме. Если этот пройдоха и в самом деле направится к искателям, то, наверное, наткнется на Сэма и Уилла. Они-то уж его не пропустят! А если сбежит… м-да… Что на это скажет старый Сэм!

А старый Сэм как раз в этот момент стоял рядом с Паркером и прислушивался к стихающему цокоту копыт. Вскоре он совсем стих, но потом вдруг возник снова. Всадники возвращались! Они были все ближе и ближе, но ехали уже гораздо медленнее, чем прежде.

– Странно! – пробормотал Сэм. – Теперь они едут чуть ли не шагом. Давай-ка ляжем и получше рассмотрим, кто там едет.

Оба вестмена пригнулись и распластались на земле. Когда появилась лошадь, на ней сидел только один всадник, волочивший за собой какой-то предмет. Сэм и Уилл сразу узнали всадника.

– Ши-Со! – воскликнул Сэм. – Это ты? Как ты здесь оказался?

Человек, к которому был обращен вопрос, спокойно придержал лошадь и вежливо ответил:

– Скаут добился выплаты денег, а потом, вопреки нашему желанию, помчался прочь из лагеря. Мы уверены, что он хотел выдать нас искателям. Тогда я побежал за ним и успел вспрыгнуть на лошадь сзади. Потом я оглушил его рукояткой револьвера, остановил лошадь. И вот теперь тащу этого парня на лассо.

– Дьявольщина! Побежал, вспрыгнул, оглушил… Да ты стал настоящим Олд Шеттерхэндом! Я расскажу отцу о твоей храбрости. А не убил ли ты изменника?

– Нет, только оглушил.

– Точно как Шеттерхэнд! Без единого выстрела и прочего шума, если не ошибаюсь!

Юноша ответил просто и скромно:

– Враг рядом – шум мог привлечь его.

– Отлично, парень! Ты легко справился с этим делом и достоин высшей похвалы. А теперь отправимся вместе в лагерь. Надо поспешить, чтобы подготовиться встретить искателей.

И они направились навстречу пламени костра. К скауту тем временем вернулось сознание. Он принялся громко стонать, но никто не обращал на него внимание, пока не добрались до лагеря. Там он постепенно пришел в себя. Лассо, стягивающее ему кисти рук, проходило под мышками и крепилось на луке седла. Скаут хмуро глядел в землю перед собой, не отвечая на задаваемые ему вопросы. Столь же молчаливо принимал сыпавшиеся со всех сторон похвалы Ши-Со.

Костер все еще жарко пылал. Было решено покинуть лагерь, остаться должны только Сэм, Стоун, Паркер и солдаты, которые подойдут позже. Шмидт, Штраух, Эберсбах и Ульман согласились, но фрау Розали в сердцах бросила:

– И я должна сложить руки в замок, когда другие рискуют за меня жизнью? На это я ни в коем случае не соглашусь. Если вы не найдете для меня ружьишка, я возьму топор или лопату, и – горе мерзавцу, который осмелится ко мне приблизиться. Покажите мне только место, где я могу встать. Я справлюсь с этим делом. Уходить я не собираюсь!

Немалого труда стоило ее убедить, что присутствие дамы не только не будет полезно, но может даже повредить, и она неохотно присоединилась к остальным. Четверо переселенцев, вместе с женами, детьми и скотом, отправились к месту, где их ждали солдаты. Разумеется, и кантор был с ними, причем Сэм наказал всем строго следить за бывшим органистом и не позволять ему отлучаться. Лошадей тоже вывели в безопасное место. Собственно говоря, Ши-Со и Адольф Вольф были слишком молоды для подобной операции, но первый из названных решительно заявил, что сочтет запрет на участие большим оскорблением. Хокенс не стал возражать, не стал он удалять и Адольфа Вольфа. Пленного скаута, конечно, также отвели в безопасное место. Когда все перемещения закончились, солдаты могли спокойно принять участие в операции, а за их лошадьми теперь присматривали немцы. Все военные собрались в лагере, и Сэм Хокенс хотел было сообщить офицеру о порядке действий, как вдруг сын вождя резко вмешался в разговор:

– Извините, но я хотел бы обратить ваше внимание на кое-что очень важное!

Ши-Со специально говорил по-немецки, чтобы его не смог понять лейтенант. Хокенс тотчас оценил его тактичность и ответил:

– Пусть сын моего друга, Сильного Грома, скажет, раз слова просятся на язык!

– Если враг поблизости, к нему надо подкрасться. Это знаменитый Сэм Хокенс знает гораздо лучше меня. Мы наблюдали за искателями и подслушивали их. Разве они не могут сделать то же самое?

По густой бороде Сэма прошло движение, словно ветер колыхнул верхушки деревьев. Его хитрые маленькие глазки на какой-то миг закрылись, а потом, когда они снова сверкнули, он ответил:

– А ведь это неплохая мысль! Ты прав, а я странным образом превратился в тупого осла. Если бы мерзавцам пришло в голову нас подслушать, то они бы узнали, что мы готовы к нападению и даже позвали на помощь солдат, если не ошибаюсь. Сейчас же обойду лагерь, чтобы понюхать, чист ли воздух.

– Может быть, лучше мне пойти навстречу искателям? Я быстро сообщу об их приближении.

– Да, сделай это, сынок! Я совершил большую ошибку, но надеюсь, она не принесет нам вреда. Они знают, где мы находимся, ибо могут видеть пламя нашего костра и посылать еще одного шпиона, думаю, не станут.

Ши-Со исчез в ночном мраке, а маленький охотник, проворчав что-то под нос, произнес:

– В таких случаях высылают одного разведчика, второго, даже третьего, если первый ничего не узнал или промедлил с возвращением. Оставайтесь здесь, я скоро вернусь.

Хокенс удалился. Надо сказать, его инициатива была небезопасной. Окажись поблизости кто-то из искателей, его бы заметили и легко могли бы пырнуть ножом. Хитрый старик не стал шагать вокруг лагеря, а крался почти ползком, напрягая глаза и уши, чтобы заранее различить невидимого пока противника. Прошло не менее получаса, прежде чем Сэм вернулся.

Между тем Ши-Со двигался прямо на искателей. После десяти минут ходьбы он остановился и сел на землю. Вокруг царила полнейшая тишина. Он полагался на остроту своего слуха и знал, что заметил бы приближение врага заранее. Лагерный костер за его спиной полыхал все тише, пока пламя не сбилось и не угасло совсем. Наверняка, именно сейчас искатели готовились напасть на лагерь. Это могло произойти в любую секунду. И действительно, ждать долго не пришлось – Ши-Со услышал какое-то легкое шевеление. Любой подумал бы, что это легкий ветерок шерстит траву, но Ши-Со хорошо знал, что едва уловимый шум рожден крадущимися шагами. Он привстал и прислушался еще внимательнее, чем раньше. Его великолепный слух подсказал ему, что приближающиеся люди находятся на расстоянии двадцати – тридцати шагов, поэтому он змеей проскользнул вперед шагов на пятнадцать и улегся, как можно сильнее прижавшись к земле.

Искатели прошли, медленно и тихо, плотной группой, а не один за другим, как это сделали бы индейцы и опытные вестмены. Пропустив их, Ши-Со поднялся и спокойно пошел за ними следом. Он знал, что искатели обязательно остановятся, и их предводитель скажет каждому несколько слов, которые ему, возможно, удастся услышать.

Так они и шли: искатели впереди, индеец – неслышной тенью за ними. Наконец, они остановились, но это произошло не раньше, чем они приблизились к лагерю вплотную. Если сын вождя хотел что-нибудь услышать, он должен был проявить смелость. Ши-Со снова лег на землю и подполз так близко к искателям, что даже мог дотянуться рукой до ног ближайшего бандита. Столь смелый эксперимент оправдался полностью, ибо индеец услышал слова Батлера, говорившего очень тихо:

– Вот мы и на месте. Видите лагерь?

На фоне чуть более светлого неба высокие, массивные фургоны различались даже в темноте. Предводитель искателей продолжал:

– Огонь погас. Надеюсь, они теперь спят. Но подождем еще чуток. Для большей уверенности. Сейчас вытянитесь в цепочку. Если один отойдет от другого шагов на тридцать, мы как раз замкнем круг. Дальше ждите моего сигнала.

– Какого сигнала? – спросил кто-то.

– С помощью травинки буду подражать стрекоту сверчка. По этому знаку каждый из вас поползет к фургонам. Когда я окажусь перед повозкой, затрещу во второй раз и подожду еще немного, чтобы дать вам время расположиться поудобнее. Когда я затрещу в третий раз, это будет приказ: пролезть под оглоблями, под колесами и прикончить парней ножами. Стрельбы постарайтесь избежать.

– Что делать с женщинами и детьми?

– Тоже убить. В живых никто не должен остаться. Иначе они выдадут нас. Добычу разделим, а фуры сожжем вместе с трупами. Вперед! Половина из вас идет направо, остальные – налево. Я буду здесь. Не шумите, чтобы не выдать себя.

– А как же часовые? – снова спросил кто-то. – Хоть одного-то они поставили.

– Не думаю. Эти гринхорны слишком глупы.

– А если все-таки выставили?

– Так прикончите их ножами! Да так, чтобы ни один из них не пикнул! Удар ножом надо хорошо рассчитать, чтобы уложить врага на месте. А теперь – за дело! И следите за моими сигналами!

Искатели разошлись в обе стороны, беря фургоны в кольцо. Батлер остался стоять. Ши-Со тоже какое-то мгновение раздумывал. Может, пора уходить, чтобы предупредить Сэма Хокенса? Ну, нет. Индеец прекрасно различал фигуру предводителя прямо перед собой. Если устранить его, то справиться с остальными будет намного легче. Выждав с минуту, он неслышно вырос за Батлером и нанес ему такой мощный удар прикладом, что тот молча рухнул на землю. Индеец мог его заколоть ножом, но не стал убивать человека. Он только перевесил ружье и пополз, таща за собой оглушенного пленника. Место, где находились Сэм Хокенс и солдаты, он знал точно. Счастье, что они не вышли из лагеря, поскольку тогда бы враги смогли туда проникнуть, не встретив защитников.

Сэм предложил Стоуну, Паркеру и офицеру свой план действий, настаивая на предотвращении кровопролития. Теперь ждали только возвращения сына вождя. Наконец, он появился, таща за собой какой-то крупный предмет. Добравшись до ожидавших его людей, он его бросил.

Хокенс подошел ближе, с любопытством наклонился и удивленно воскликнул:

– Это человек! Что с ним случилось? Он мертв?

– Нет, всего лишь оглушен, – спокойно ответил Ши-Со.

– Кто это?

– Батлер.

– Дьявол! Как это произошло?

– Пришлось погладить его прикладом.

– Что?! Ты совершил большую ошибку, провалив весь мой план! Где сейчас его люди?

– Залегли вокруг фургонов.

– Тьфу, черт! Ты видел, как они подошли?

– Да.

– И не сообщил мне?

– Возвращаться сюда времени не было. Я должен был идти за ними и услышать, что они затевают.

– Услышал?

– Да, а потом уложил Батлера.

– Все же этого делать не стоило! Такой хороший был план, и вот теперь его нельзя осуществить… Ладно, рассказывай быстрее, как это произошло!

Ши-Со вкратце сообщил о случившемся. Когда он закончил, Сэм заговорил уже совсем другим тоном:

– Черт побери, оказывается, ты все сделал правильно! Если дела обстоят так, то зря я тебя упрекал. Теперь я буду подавать сигналы этим искателям вместо Батлера, если не ошибаюсь. Они сами придут к нам в руки. Свяжите этого мерзавца да заткните рот, чтобы он не голосил, когда очнется!

Солдаты были готовы выполнить приказ.

– Так, а нам что теперь делать? – спросил лейтенант.

– Расположитесь позади искателей. Пусть на каждого бандита приходятся двое наших. Только помните об осторожности, они ничего не должны заметить. Когда я подам третий сигнал, они заползут под фургоны. Тогда и хватайте их. Двое на одного – вообще-то не очень это честно, однако советую всем использовать ружейные приклады. Быстро уложить их – вот наша задача. При этом и у нас ни волоска с головы не упадет.

– Но есть еще более простой способ.

– Какой же?

– Не каждый удар прикладом смертелен. Лучше воспользоваться ножом.

– А кто вам сказал, что этих недоумков надо лишать жизни? Их надо только оглушить, больше я ничего не хочу знать. Сотни раз я защищал свою шкуру и жизнь моя висела на волоске, если не ошибаюсь, но я никогда не забывал, что человеческая кровь – самая драгоценная из жидкостей, какие только есть на свете. Я лишал жизни людей только тогда, когда не было иного выхода: или ты убьешь, или – тебя!

– Эти мерзавцы давно загубили свою жизнь! Их надо разрезать на куски, словно ядовитых змей.

– Это ваша точка зрения, но я не подряжался ни в судьи, ни в палачи.

– Сэр, как ваша вестменская натура может быть такой чувствительной?! Вы же говорили, что отдадите искателей нам?

– Конечно.

– Значит, нам придется везти их в столицу?

– А как же?

– Что с ними будет дальше, как вы думаете?

– Накинут на шею петлю и оставят болтаться в воздухе.

– Вы правы: их повесят, то есть – они умрут. Следовательно, в высшей степени безразлично, приговорим ли мы их здесь или они дождутся суда там.

– Возможно. Но вы позабыли одну мелочь: там все решит закон. Мы должны передать их в руки правосудия живыми, а остальное – не ваше дело.

Закончив разговоры, перешли к действиям. Разбив солдат на пары, Стоун, Паркер и лейтенант развели их по местам, расставляя позади каждого искателя. Вольф остался охранять Батлера, а Ши-Со повел Сэма туда, где он оглушил главаря.

Когда Сэм посчитал, что подготовка окончена, он зажал между пальцев сухой стебель и подал условный сигнал. Одновременно он вместе с сыном вождя приблизился к центру круга. Подойдя к фургонам, старик просигналил во второй раз, после чего выждал некоторое время. Со всех сторон слышался легкий шорох. Круг сжался, и люди уже могли узнать друг друга.

– Батлер, я на месте, – послышался шепот справа.

– Все идет по плану, – вторил голос слева. – Не теряй время, подавай сигнал.

Сэм оглянулся. Его зоркие глаза без труда различили фигуру Дика Стоуна, вместе с одним из солдат застывшего за спиной первого из шептавших. За другим тоже притаились двое военных. Просигналив в третий раз, Сэм бросился влево, на искателя, а сын вождя прыгнул вправо. Но помощь Ши-Со оказалась невостребованной, потому что Дик стальной хваткой держал бандита за воротник. Со всех сторон доносились звуки ударов прикладом, затем послышались приглушенные стоны, затем все стихло.

– Эй! Как дела? – громко поинтересовался Сэм, и получив утвердительный ответ, распорядился: – Тащите их сюда да разожгите огонь, и мы, как того требует этикет, покажем им свои лица.

Несколько минут спустя связанные искатели лежали внутри круга из повозок. Снова разгорелся костер, и стало светло, как днем. Искатели, которые вскоре пришли в себя, лежали рядом друг с другом; все они были живы. Они видели и слышал все, что происходило вокруг, но ни у кого не было желания заговорить, хотя их чувства можно было понять по яростным взглядам. Пока никто их ни о чем не спрашивал. Сэм ждал, когда подойдут переселенцы, на которых, собственно говоря, и пытались напасть бандиты. В этот момент издалека послышался торжествующий женский голос:

– Мы их поймали!

Женщина проскользнула под оглоблей, наткнулась на Сэма и закричала ему прямо в лицо:

– Да! Мы схватили их!

Естественно, это была дражайшая фрау Розали Эберсбах, урожденная Моргенштерн, овдовевшая Лейермюллер. Она опередила других:

– Слава богу! Сколько страху я натерпелась, а сколько забот было у вас! Был момент, когда я собиралась убежать, чтобы помочь вам сражаться и драться! Но тут появились солдаты и сообщили, что всех переловили… Не это ли они? – И она показала на связанных.

– Они, конечно, – послышалось в ответ.

– Как же это понимать? Они еще живы! Я-то думала, что мне доведется увидеть только их трупы! Такое просто не укладывается у меня в голове. Разве вы, герр Хокенс, не знаете, что эти разбойники и дикари хотели отнять наши жизни? И после всего этого вы их не перестреляли! Нет, такого великодушия я не одобряю. Кто убивает, сам должен быть убит! Око за око, зуб за зуб – так сказано в Библии и во всех законах!

– Вы и в самом деле убиты, фрау Эберсбах?

– Что за вопрос?! Если бы меня убили, я предстала бы перед вами разве что в образе духа. Но я надеюсь, вы еще не записали меня в духи?

– Нет, на духа вы не очень похожи. Значит, глаз за глаз, зуб за зуб, говорите? Но вы живы, а значит, и нам искателей убивать незачем.

– Но они же хотели нас убить!

– И я хотел бы позволить их убить; это ведь то же самое, как если бы их на самом деле расстреляли…

Она вопросительно взглянула на Сэма, потом стукнула себя по лбу и простодушно выпалила:

– Ну и глупа же эта Розали! Ее побили собственными словами! Такое со мной произошло первый раз в жизни, можете поверить моему честному слову – меня ведь не так легко побить, как кажется. Но скажите мне, по крайней мере, что должно произойти с этой разбойничьей шайкой. Может, дадите им премию или наградите золотой медалью?

– Скоро вы увидите, что мы намерены делать.

– Надеюсь. Только не забудьте, что теперь я отношусь к людям, на жизнь которых посягали! Если бы нападение удалось, лежал бы здесь мой простреленный или исколотый труп, а утренняя заря освещала бы мою раннюю смерть. Такие поступки требуют наказания. Вы хоть это понимаете?

– От наказания они не уйдут, можете быть уверены. Но нигде не сказано, что мы имеем право убивать виновных. Вы – женщина, дама, так сказать… Принадлежите к нежному и прекрасному полу, отвергающему ненависть и гнев и правящему миром в доброте и любви. Убежден, что и в вас живет милосердие, без которого самая прекрасная женщина превращается в безобразное создание.

Хитрый маленький охотник, говоря подобным образом, нисколько не просчитался. Фрау Розали снова стукнула себя, только теперь в грудь, и ответила:

– Милосердие? Конечно, живет! Ах, мое сердце! Оно тает, словно масло на солнце. Я отношусь, как вы говорите, к прекрасному полу и хочу своей добротой покорить мир. Случается, правда, что человек заблуждается, бывают моменты, когда мои мягкость и доброта недостаточно заметны, но сейчас я хочу продемонстрировать силу великодушия слабого пола. Вы не заблуждались во мне, герр Хокенс, и я ничего не хочу знать о наказании этой банды убийц. Отпустите их!

Она, возможно, еще долго бы говорила, но подошли солдаты с лошадьми, пожелавшие расположиться вне лагеря, с другой стороны фургонов; переселенцы привели пленного скаута. Завязался оживленный разговор. Немцы желали точнейшим образом узнать обо всем, что случилось в их отсутствие. Кантор тоже слушал этот разговор, но не сидя у костра, как все остальные, а непрестанно бегая туда-сюда. Он даже занялся связанными пленниками, то переворачивая одного, то пытаясь поднять и переложить другого, пока это не надоело Сэму.

– Эй, что вы там делаете? – спросил он. – Или они не так лежат, герр кантор?

Тот обернулся и важно ответил:

– Кантор эмеритус, герр Хокенс, попросил бы я вас! Да, вы догадались: пленные должны лежать по-другому.

– Почему?

– Их расположение не производит нужного эффекта.

– Эффекта? Какой еще тут эффект?

– Вы либо не знаете, либо просто забыли, зачем я сюда приехал.

– Ну и зачем? – неосторожно спросил Сэм, совсем забыв о навязчивой идее кантора.

– Затем, чтобы сочинить героическую оперу в двенадцати актах и только потому я оказался здесь, что мне нужно собрать материал. И вот сейчас я придумал сцену, совершенно великолепную сцену, которая будет называться «Хор убийц». Они лежат на земле и поют двойной секстет [31 - Секстет – произведение для шести исполнителей, каждому из которых предназначена особая партия]. Но для этого нужно совсем иное расположение. Вот я и ищу его, а как только найду, сразу же запишу. Можете быть уверены, я очень стараюсь не причинить этим людям вреда.

– Что касается последнего, то вы обходитесь с ними слишком сердечно. Обращаясь с такими парнями, стоит снять шелковые перчатки.

После этого сочинитель героических опер продолжил свое занятие, притом настолько энергично и настойчиво, что Батлер наконец прервал хранимое им до сих пор молчание и, разозлившись, крикнул Сэму:

– Мистер, что этот господин все время нас толкает? Позаботьтесь о том, чтобы нас оставили в покое! Мы же не куклы, которых можно таскать и мять, когда захочешь.

Сэм не удостоил его ответом, поэтому Батлер продолжал:

– Вообще-то, я хочу спросить, по какому праву на нас напали и сбили с ног?

– Спросить? – Малыш расхохотался. – К чему эта комедия с расспросами?

– Да мы понятия не имеем, почему с нами так обошлись. Мы как мирные путники шли на ваш огонек. Не зная, чей это лагерь, мы шли осторожно, что само собой разумеется, почти тайком. И тут на нас предательски напали. Мы требуем немедленного освобождения!

– Требуйте, я не против. Но кто станет выполнять ваши требования? Скорее всего вы будете болтаться на фонарном столбе в Тусоне. И уже завтра, если не ошибаюсь…

– Хотите пошутить – выбирайте более приятные темы! Если уж речь зашла о Тусоне, то легко может статься, что там повесят именно вас. Или вам не известно, как здесь карают тех, кто нападает по ночам на честных людей?

– Честных? Хи-хи-хи! Вашу честность мы изучили еще в Сан-Ксавьер-дель-Бак!

– Там было совсем другое. Здесь мы просто шли посмотреть, кто находится в лагере, а вы на нас напали.

– И вы даже не предполагали, кого можете встретить?

– Откуда же!

– И все же вы же шли за нами по пятам от самого Сан-Ксавьера.

– Чепуха!

– А до нападения прятались в скалах, ожидая, когда погаснет костер.

– Обычная, жалкая ложь!

При этих словах Сэм отошел от огня и придвинулся к Батлеру вплотную.

– Не говорите «обычная», «жалкая», а то я прикажу так отделать вашу спину, что у вас почернеет в глазах! – прорычал старичок. – Меня зовут Сэм Хокенс, понятно? А вон там сидят Дик Стоун и Уилл Паркер. Нас называют Троицей. Вы забыли? Или считаете себя такими парнями, которые способны что-то доказать настоящим вестменам? Когда некто подходит к нам с «жалким» и «обычным», он рискует быть подброшенным в воздух, да так, что может навсегда остаться в облаках!

Батлер, казалось, навсегда прикусил язык. Сэм же добавил:

– Я сам побывал у вас в укрытии, когда вы прятались за камнями, и слышал каждое слово. Вы – искатели, но узнал я об этом не сегодня, а уже в Сан-Ксавьере.

Батлер не смог сдержаться:

– Боже! Искатели! Что за бред! Кто вам такое внушил, мистер?

– Вы сами. У меня хорошие уши.

– Даже самые хорошие уши могут ошибиться и услышать не то.

– Вы думаете? Или я не так расслышал ваш ответ на вопрос, что надо сделать с находящимися при нас женщинами и детьми?

– Ничего я об этом не знаю.

– Что они также должны быть убиты, чтобы никто из них не смог позже вас выдать?

– Понятия не имею.

– Как и о том, что добычу надо разделить, а фургоны сжечь?.. У вас исключительно плохая память. Ничего, в Тусоне ее поправят.

– Не тратьте слова на этого человека! – в первый раз в разговор вмешался офицер. – Пусть болтает, что хочет, но ему ничего не поможет. Раз доказано, что они искатели, завтра все они будут болтаться на виселице.

– Разве для этого не нужно нашего свидетельства? – осведомился Дик Стоун.

– Нет. Вы можете ехать дальше, я не буду вас задерживать или возвращать в Тусон. Вы мне рассказали как раз то, что нужно для суда. Доказательств больше чем достаточно, и нет никаких сомнений, что наши края наконец-то очистятся от бандитов, за которыми мы долго и напрасно гонялись. Даю вам слово, все они будут повешены.

От дальнейших разговоров отказались. Караул на ночь решили не выставлять и легли спать. Только один солдат остался возле пленных. Он не должен был спускать с них глаз. Связанного скаута отнесли к искателям и случайно он оказался возле Батлера. До сих пор они не обменялись ни словом, хотя это нетрудно было бы сделать. Позднее, когда все заснули и скаут заметил, что часовой смотрит только за тем, как бы пленники не освободились от пут, разведчик толкнул Батлера пяткой и прошептал:

– Спите, мистер?

– Нет. Кто в таких условиях сможет уснуть?

– Тогда повернитесь ко мне. Я хочу поговорить с вами.

Батлер выполнил просьбу скаута и осведомился:

– Вы были проводником этих мерзавцев, так? Что же с вами случилось?

– Меня стали подозревать в сговоре с вами.

– Так я и поверил!

– Сначала у меня и в мыслях не было связываться с вами, однако позже я стал подумывать об этом. Меня зовут Поллер, мистер, и я хочу, чтобы вы мне поверили. Шансы, что вас казнят, сто к одному, но я бы охотно помог вам спастись. Готов поклясться! Эти парни меня тяжко обидели, а я не привык прощать такие выходки. Один я ничего не смогу, но если вы захотите мне помочь, то будьте уверены: я отплачу!

– Помочь? Здесь никто не сможет никому помочь.

– Не согласен! Убежден, что утром они меня освободят. Вас же привяжут к лошадям и повезут в Тусон. Я обязательно поеду за вами; даго вам слово!

– Благодарю, мистер! Но мне уже ничто не поможет. Можете дальше не продолжать.

– Хо! Есть у меня хорошая мысль. Но привязаны ли вы к своим людям настолько, что не пожелаете свободы, если они ее не получат?

– Ерунда! Каждый близок только самому себе. Каждый спасается в одиночку!

– Так, значит, мыслим мы одинаково. Скажите своим, чтобы делали вид, будто все еще страдают от ударов прикладом. Пусть, сидя на лошади, качаются во все стороны, пусть притворяются слабыми. Меня бы удивило, если бы этот лейтенант не сделал остановку, чтобы дать пленникам передохнуть. Я уверен, что при этом вам развяжут ноги. И тогда вы сможете, даже со связанными руками, быстро забраться на самую резвую лошадь и ускакать назад, где я уже буду вас поджидать. От неожиданности солдаты оцепенеют и бросятся в погоню не сразу. В этом и есть ваше преимущество. Если кто-то слишком приблизится к нам, у меня есть хорошее ружье…

Батлер ответил не сразу; он задумался и заговорил только после долгого размышления:

– Ваше предложение – единственное, что может помочь мне. Если я стану свободным, то горе всем этим Троицам и немцам! Будем держаться вместе, мастер Поллер.

На том разговор и закончился. Батлер почувствовал себя спокойнее и сразу же заснул. Надо еще добавить, что Сэм послал нескольких солдат под командованием сына вождя в лагерь искателей, чтобы забрать остававшихся там лошадей и их сторожей. Затея удалась без каких-либо проблем.

Едва забрезжил рассвет, лагерь проснулся. Сначала из привезенных кавалеристами запасов состряпали легкий завтрак, а потом лейтенант приказал готовить пленных к дороге. Их привязали к лошадям, а руки связали спереди, чтобы пленники могли держаться за повод. Пока шла эта подготовка, скаут крикнул Сэму:

– А со мной-то что будет? Я тоже должен лежать связанным, как и пленники?

– Нет, – ответил Хокенс – Я просто хотел обезопаситься от вас на ночь. Теперь можете ехать куда хотите.

– Так освободите меня!

– Только не надо торопиться, многоуважаемый мистер Поллер! Думаю, вы захотите нам отомстить и, возможно, будете нас преследовать. Чтобы вы не причинили нам вреда, я вынужден отобрать у вас оружие.

– Протестую! Это грабеж! Настоящее воровство!

– Тьфу! Называйте, как хотите, но по-другому не будет.

Поллера освободили от пут. Чертыхаясь и бранясь, он сел на лошадь и поскакал на запад, однако потом, отъехав на значительное расстояние, свернул в сторону Тусона.

Лейтенант попрощался с переселенцами, и его отряд вместе с пленниками направился на восток. Только теперь старый Сэм заметил отсутствие кантора. Собрались уже было его искать, как вдруг увидели его медленно возвращавшимся с западной стороны. Первое, что бросалось в глаза: кантор отчаянно жестикулировал. Как только пропавший оказался в лагере, Сэм тотчас накинулся на него:

– Где вас опять носит? Что вы там искали?

– Триумфальный марш, – ответил энтузиаст-музыкант, выглядевший очень взволнованным.

– Да вы с ума сошли?

– Как вам пришел в голову этот оскорбительный вопрос, достойный господин? Мы же победили, взяли врагов в плен, поэтому я и ушел, чтобы в одиночестве сочинить мелодию победного марша.

– Что за чепуха! Вы не должны были выходить за пределы лагеря! Это непростительная ошибка с вашей стороны!

– Ошибка? Позвольте! Апостол искусства не совершает ошибок, а вот скаут это сделал.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=143073) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Фемида – богиня правосудия в древнегреческой мифологии, изображавшаяся с повязкой па глазах, с весами в одной руке и с мечом в другой




2


Пэдди – шуточное прозвище ирландцев




3


Всемирный потоп – в мифологии ряда народов Божья кара, ниспосланная на человечество и на все живое на земле. По Библии, во время всемирного потопа спаслись в ковчеге праведник Ной с семьей и по паре «от всякой плоти».




4


Фриско – Сан-Франциско




5


Пауни – племя, сначала кочевавшее между Скалистыми горами и Миссури, не переходя реку Арканзас, а потом мигрировавшее к северу. Есть предположение, что название племени взято из языка сиу, где «пани» означает «красные птицы», что связывают с головным убором пауни из птичьих перьев красного цвета.




6


Кантор (лат. cantor – певец) – в католической церкви певчий, в протестантской – учитель и дирижер хора, органист, автор духовной музыки. Под словом «эмеритус» подразумевается человек, уволенный в отставку со специальной государственной пенсией (лат. emeritus – заслуженный).




7


Такт – специфическая форма и единица музыкального метра (метр – порядок чередования сильных и слабых долей, система организации ритма). В соответствии с типами метра различают простые (2– или 3-дольные), сложные (4-, 6-. 9-, 12-дольные), смешанные (например, 5-дольные) такты.




8


Пауза – перерыв в звучании одного, нескольких или всех голосов музыкального сочинения, а также знак в нотном письме, обозначающий этот перерыв




9


Фермата – остановка темпа, обычно в конце музыкального произведения или между его разделами; выражается в увеличении длительности звука или паузы




10


Септима – интервал в музыкальном произведении шириной в семь ступеней звукоряда. Нона – интервал в девять ступней.




11


Партитура – нотная запись многоголосного музыкального произведения, в которой одна над другой даны в определенном порядке партии всех голосов




12


Вагнер Рихард (1813–1883) – немецкий композитор, дирижер и музыкальный писатель; будучи реформатором оперного искусства, слыл новатором в области гармонии и оркестровки. Большинство его музыкальных драм основано на мифологических сюжетах. Одно из значительных произведений Вагнера – тетралогия «Кольцо нибелунга».




13


Софит – театральная осветительная аппаратура, укрепленная на металлических фермах и предназначенная для освещения сцены спереди и сверху.




14


Диссонанс – сочетание звуков в музыке, вызывающее ощущение несогласованности




15


Гопсер – немецкий народный танец, вид галопа




16


Пиано – тихо, негромко (ит. piano)




17


Увертюра – музыкальное вступление к опере, балету и т. п., а также самостоятельное произведение для оркестра в одной части




18


Кантор, сыплющий музыкальными терминами, очевидно, имеет в виду модуляцию – переход из одной тональности в другую




19


Дольче – нежно (ит. dolce)




20


Сфорцандо – внезапное и резкое усиление (ит. sforzando)




21


Фамилия Хокенс происходит от английского слова «хок» (hawk), что означает «сокол»




22


Так англоамериканцы называли выходцев из Германии




23


Фортиссимо – очень громко, громче, сильнее (ит. fortissimo)




24


Талер – старинная серебряная немецкая монета; впоследствии испорченное произношение этого слова дало название американской валюте – доллару




25


Скваттер – человек, занимавший пустующие земли без законного разрешения




26


В подлиннике игра слов: Fuehrer – предводитель, путеводитель; Vertuehrer – соблазнитель




27


Тусон был столицей Аризоны в 1867–1877 гг.




28


Сентаво – мелкая мексиканская монета




29


Окотилья – под этим названием в Мексике известно несколько растений из различных семейств




30


Оппельдельдок (правильно: оподельдок) – студенистая смесь камфары, мыла, спирта, нашатыря и других компонентов, применяющаяся при растираниях.




31


Секстет – произведение для шести исполнителей, каждому из которых предназначена особая партия