Война Вихря Джек Лоуренс Чалкер Ветры Перемен #3 Что-то неладно в параллельном мире – что-то, что ослабляет контроль над магической силой, вторгается в сны, прокрадывается в самые тайные уголки души – и может оказаться опасным. Много раз Клиттихорн, Рогатый Демон Снегов, убивал в далеких измерениях двойников Владычицы – но упустил одного из них. Теперь же фальшивая Королева входит в силу, и угроза нависла над надеждами. Магия бросила вызов магии, и вновь вырвались на волю беспощадные Ветры Перемен. Нити судьбы вот-вот оборвутся в войне Вихря. Джек Чалкер Война Вихря (Ветры перемен-3) Пролог Схватывая нити Судьбы Это была невысокая девушка лет двадцати. Длинное голубое атласное платье без пояса скрадывало ее полноту. В глазах словно застыло страдание. Сама она этого не сознавала, зато другие замечали сразу. Она стояла на балконе замка, глядя на небо, где облака клубились и плясали, казалось, чтобы позабавить ее. Они всегда выполняли ее приказания. Сначала мать помогала управлять ими, но ее убили эти ублюдки-акхарцы, и тогда дочь унаследовала власть над бурями и ураганами, власть, не доступную никому другому, даже самым могущественным магам. Теперь девушка была известна как Принцесса Бурь. Эта власть вселяла ужас даже в окрестных жителей, а уж они-то привыкли к забавам принцессы и сменам ее настроения. Но сейчас она чувствовала: что-то было не так, очень не так. Внезапно облака прекратили свою безумную пляску, словно природа властно заявила о своих правах. Вконец раздосадованная, девушка прошептала какое-то проклятие и стремительно прошла через свою комнату к двери, которую охраняли стражники в малиновой форме, вооруженные пиками. У стражников были птичьи головы с огромными клювами и вместо рук – птичьи лапы. Она спустилась по винтовой лестнице настолько быстро, насколько позволяли ей платье, туфли и чувство собственного достоинства, и оказалась в пустом, даже не охраняемом коридоре. Того, кто жил и работал здесь, все боялись. Только принцесса и осмеливалась входить сюда без спроса. Клиттихорн, Рогатый Демон Снегов, великий акхарский колдун, работал у себя в кабинете. Он сидел перед магическим ящиком, назначения которого никто в замке не понимал. С виду он походил на механическое устройство с кнопочками, расположенными рядами. На каждой из них был свой магический символ. С помощью этих символов Клиттихорн творил свои заклинания. Над панелью с кнопочками находилась небольшая квадратная плоскость. На ней появлялись те же символы, что были на кнопках, только здесь они напоминали иногда слова, иногда какие-то картинки и светились яркой лазурью на металлическом сером фоне. Прямо над кнопками горел крошечный красный огонек. Звучал прерывистый аварийный сигнал. Клиттихорн ругался и вздыхал. Целых два года у него ушло на то, чтобы приспособить непостоянный электрический ток, который использовали в акхарских замках, для подзарядки этой чертовой штуковины. Девушка ворвалась в комнату как раз в момент, когда он был в отвратительнейшем настроении. Только ей это могло сойти с рук. Колдун испепелял людей взглядом или обращал их в камень и за меньшее нахальство. Но она была нужна ему, как и его магический ящик, и все другие инструменты силы. – Могла бы и постучать, – ядовито заметил Рогатый. – Дело серьезное, – мрачно отозвалась Принцесса Бурь неожиданно низким, почти мужским голосом. – Опять то же самое. Сначала головокружение, потом внезапное ослабление силы и контроля. Я не чувствовала себя такой беспомощной с тех самых пор, как убили мою мать. Что-то неладно, чародей. И это «что-то» может оказаться опасным. Клиттихорн постарался скрыть тревогу и ответил спокойно: – Да, эти неполадки с тобой беспокоят меня, я пытаюсь найти причину. – Это все та девчонка! Единственная, которую тебе так и не удалось даже найти. Она вторгается в мои сны, прокрадывается в самые тайные уголки души. – Да, скорее всего дело в ней. Но сама она не противник тебе. Ею руководят только чувства, она не умеет управлять своей силой. Каким-то образом она сама, или рок, а скорее всего мошенник Булеан сделали что-то, чего мы не предусмотрели. Не суди же меня слишком строго. Много раз я убивал твоих двойников в самых разных мирах, немудрено было пропустить хотя бы одного. Вас слишком много во внешних слоях, и Булеан разгадал наши попытки подстраховаться. Что толку теперь обвинять друг друга. – И что же, я теряю свою силу? А наши планы, а надежды нашей многочисленной, но разрозненной армии и всех угнетенных, которых мы хотели освободить? Что станет со всем этим? Maг вздохнул. – Ты не теряешь силу, она слабеет так, как если бы существовала еще одна копия тебя… – Он щелкнул пальцами. – Проклятие! Какой же я глупец! Это же очевидно! Он явно был зол на себя, хотя обычно не любил показывать, что в нем сохранилось что-то человеческое. В другое время девушка ушла бы, но сейчас речь шла о ее силе, единственном, что у нее было. – Так ты знаешь, в чем дело? – Да, да! Булеан тут, вероятно, совершенно ни при чем. Просто эта девчонка забеременела! – И ребенок – причина наших неприятностей? Но раз она сбежала от нас и жива, это наверняка случилось бы, раньше или позже. – Я… надеялся, что не случится. Понимаешь, когда вихрь, который ты создала для меня, засасывал ее с подругой сюда, в Акахлар, вдруг появился Булеан. Это и помешало мне столкнуть их в бурю, как я намеревался сначала. Он бросил мне вызов, зная, что, стоит любому из нас коснуться стенки вихря, мы будем поглощены Ветром Перемен. И я решился на маленькую хитрость. Девчонки были такие перепуганные, были так похожи друг на друга, что я не мог их различить. Я понял, что и Булеан не мог не заметить этого сходства и постарается сделать их совсем одинаковыми, чтобы сбить с толку преследователей в Акахларе. Но он мог сделать их похожими только внешне. И я сотворил заклинание, благодаря которому они должны были выбрать разные крайности, которые еще боролись внутри них: ведь они были еще совсем юными. Твой двойник должна была любить только женщин и не получать удовольствия от общения с мужчинами, а вторая – Булеанова подделка – стать не просто шлюхой, но шлюхой экстра-класса. Вот почему я понадеялся, что твоя копия не забеременеет. – Но я все еще девственница, хотя и не знаю, почему меня не изнасиловали тогда же, когда убили мать. Я выбрала безбрачие. – Тебя не изнасиловали, так как думали, что девственность – условие твоей силы. Безбрачие ты выбрала, потому что твоя природа сделала тебя не способной желать мужчину. Ты, как и она, просто скрываешь свое влечение к другим женщинам. И твоя мать была такой же, и остальные до нее. Это часть силы. – Как могла моя мать быть такой? У нее была я, а у ее матери – она, и мы родились не от святого зачатия! – О да, они специально выбирали подходящего мужчину, а потом терпели ненужную им близость, чтобы родить наследниц. Дар – или проклятие – Принцессы Бурь всегда включал в себя это, потому что человек с такой силой должен быть в стороне от общества, быть выше его норм и обычаев, чтобы никогда не подвергать опасности свою силу. Увы, твоя копия либо не вполне поняла, либо еще не приняла свою непохожесть на других и продолжала экспериментировать. – Булеан сейчас, должно быть, смеется над тобой. Тебе не перехитрить великого обманщика! Клиттихорн фыркнул: – Нос к носу Булеана легко обмануть. Возможно, он не глупее меня, но у него ни таланта, ни воображения. Он блестящий вор, достаточно сообразительный, чтобы понять достижения величайших умов и украсть их, а то и выдать за свои собственные, но он не способен к самостоятельному творчеству. Поэтому мне удалось убедить его, что четверо акхарских магов поджидают его выхода из Масалура, а вместе они способны или уничтожить его, или задержать, пока я сам не покончу с ним. Хотелось бы мне и впрямь иметь четырех таких союзников! Впрочем, подобные трюки больше в его стиле, поэтому мой фокус и сработал. – Но, может быть, ее беременность – это козни Булеана. – Чушь! Скорее всего ее изнасиловали мои же агенты. Вероятно, те развратные идиоты из банды Астериал были настолько глупы, что насиловали всех подряд. – И все же, какое это может иметь значение? Если бы это был еще кто-то, умеющий управлять бурями, но неродившийся малыш? Рогатый посмотрел на свою принцессу так, словно она была маленьким бестолковым ребенком. – Ты – единственная дочь единственной дочери и так далее. Это единственный путь передачи силы Принцесс Бурь. Сила связывает ребенка с матерью. Эта сила не внутри тебя, она, скорее, притянута к тебе как к магниту. Сила связывает тебя с твоим двойником и ее с тобой. Вот почему ты иногда видишь ее во сне, а она должна видеть тебя. Но ребенок связан с ней физически. Вдвоем они более сильный магнит. Всякий раз, когда она притягивает силу, та тянется и к еще не родившемуся ребенку. Чем старше будет малышка, тем больше силы она будет притягивать. – Ты… ты хочешь сказать, что в конечном счете я останусь ни с чем? – Ну, не то чтобы ни с чем, ты всегда будешь притягивать ту силу, что ближе к тебе и дальше от них, но уже сейчас ты понемногу слабеешь, и со временем станет еще хуже. Те двое вместе, даже если одна из них – малютка, которой руководит мать, смогут истощить тебя полностью, если вы окажетесь в пределах одного сектора. Возможно, именно на это рассчитывает Булеан. Мы не можем больше ждать. – Колдун шагнул к стене, задрапированной красным гобеленом, и дернул сонетку. – Значит, я тоже должна зачать ребенка! Клиттихорн вздохнул: – Дорогая моя, может быть только одна наследница силы во всем Акахларе. Если нам не удастся уничтожить твоего двойника еще до рождения ребенка, другой наследницы не будет. В тот момент, когда она зачала, ты потеряла эту способность. На звонок вошел генерал, начальник штаба. Его жабья морда с выпученными глазами плохо сочеталась с великолепной синей с золотой отделкой формой и блестящими ботинками. Он остановился у двери и слегка поклонился. – Генерал, мы должны получить ту толстуху – мертвую. Тот, кто убьет ее, должен лишь доставить доказательство смерти и может назначать свою цену – нет такой, которая оказалась бы слишком высокой. – А подделка? Она вам еще нужна? – Нет. Пусть следят за ней и за той сумасшедшей художницей. Они обе могут вытащить нашу добычу из ее укрытия, где бы она ни была. Только не давайте им добраться до Масалура и до Булеана. Возьмите их живыми, если сможете, в последний момент, но не раньше, и держите их до меня. Я хочу иметь возможность использовать их, когда соображу, как это сделать. – Хорошо, – поклонился генерал. – Это не все. Наши планы под угрозой. Сколько времени потребуется, чтобы оповестить все армии о сборе? – Клиттихорн быстро прикинул что-то в уме. – У нас восемь недель, генерал. Точнее, пятьдесят шесть дней и ни днем больше. Если кто-то не будет готов к этому моменту – обойдемся. Мы атакуем в полную силу ровно в двенадцать дня по здешнему времени по всему Акахлару. Если мы этого не сделаем, то, вероятно, уже не сделаем никогда. – Чтобы вести армии, сэр, я должен иметь возможность, не выдавая нас, показать, что акхарские срединные земли могут пасть, несмотря на охрану Королевских Волшебников и тысяч магов более низкого ранга. Колдун кивнул: – У меня руки чешутся показать это с тех самых пор, как мы сумели запереть Булеана в Масалуре. Ты сам, да и другие тоже удерживали меня из опасения, что это раскроет наши карты. Но, думаю, мы должны это сделать: без Булеана угроза значительно уменьшится. Без девушки она исчезнет окончательно. – Вы намерены выступить против Масалура? – Именно. Это будет отличная проверка, и, возможно, нам удастся уничтожить Булеана. У нас уже есть войска в том районе. Они могут оцепить его и задержать распространение известий о трагедии. Генерал кивнул: – И когда вы планируете провести эту демонстрацию силы? – Через четыре недели, ровно в два часа ночи по масалурскому времени. С этого момента дата, время и объект строго секретны. Только генеральный штаб. – Совершенно верно, сэр. Это приведет наши силы в боевую готовность, и к тому же все произойдет очень быстро, акхарцы вряд ли успеют что-нибудь заподозрить. – Решено, генерал! Через двадцать восемь дней Масалур перестанет существовать. И, возможно, Булеан и его жирная дрянь тоже. Принцесса Бурь пристально смотрела на Клиттихорна. – Я полагаю, мне следует попрактиковаться с тобой напоследок. Наконец-то мы будем действовать! Рогатый кивнул: – Жребий брошен. Нити судьбы в наших руках. Пойдем же за ними до конца. Что бы ни произошло, все миры Акахлара, а может быть, все мироздание уже не будут прежними. Глава 1 Зеркала истины Она снова ехала куда-то, на этот раз, кажется, в нужном направлении и с опытным навигатором. Когда-то это уже было, и сейчас Сэм тоскливо думала, что из того каравана, с которым она начинала свой бесконечно долгий путь в Акахларе, возможно, уцелела она одна. Чарли и Бодэ, единственно близкие ей люди, – кто знает, где они и живы ли они еще? Даже Булеан мог этого не знать, да и не стремится узнать. Ему зачем-то была нужна только она. Сэм мучили ночные кошмары, она просыпалась вся в поту, с криком, дрожа как лист на ветру. Ее полнота – проклятие демона – не поддавалась никаким упражнениям, и Сэм чувствовала себя больной, ей ничего не хотелось делать, только есть и спать. И ей никак не удавалось вспомнить прошлое. Она знала, что пришла из другого мира, в котором прожила большую часть своей жизни, прежде чем ее затянуло в Акахлар, где могущественные чародеи переставляли ее, как пешку, в своих, не понятных девушке играх. Но что было в том, прежнем мире, – этого она не помнила. Порой ей казалось, что она всегда была такой, как сейчас, созданная, быть может, причудливой фантазией Бодэ. Теперь она ехала к Булеану, спасаясь от тех, кто хотел убить ее, но ее спутникам вряд ли было до нее дело. Днем с ней был Крим: высокий, сильный мужчина, который хорошо знал Акахлар. По-видимому, его наняли те, кто хотел помочь ей добраться до чародея. Ночью богатырь исчезал, появлялась прекрасная Кира – загадочная женщина, о которой Сэм знала только, что и она попала в Акахлар из другого мира. Когда-то Крим и Кира существовали раздельно, но проклятие демона превратило их в необычное двойственное существо – мужчину днем, женщину ночью – с общими воспоминаниями о том, что происходило, когда один из них как бы не существовал. Друзья они ей или нет, Сэм не могла понять. – Нам придется оставить караван, – сказал ей Крим, усевшись на свое место в фургоне. – Мы подъезжаем к Кованти срединному. Надо разведать, что там и как, прежде чем мы рискнем пересечь его. Сэм равнодушно кивнула. – Возможно, – продолжал Крим, – мы воспользуемся этой остановкой, чтобы показать тебя врачу. Киру беспокоит твое настроение, и, думаю, она права. Если тебе все безразлично, ты не справишься. Монанук, лоцман этого участка пути, рекомендовал мне надежного врача в Брудоке. Это городок близ границы, там мы и остановимся. Здешние врачи обычно были магами третьего ранга, особо искусными в исцеляющих заклинаниях. Как правило, с ними работали алхимики, которые готовили разные снадобья. – Я больше не буду принимать наркотики. Эти наркотики и другие зелья – они подчиняют разум, стирают воспоминания и делают человека игрушкой в чужих руках. – Это не такой врач, вот увидишь. В конце концов ты ничего не теряешь, но, может, поймешь, что с тобой. К врачу ее провожала Кира. Городок был маленький, но на вид процветающий. Здесь Сэм вряд ли разыскивали, но все-таки ночь была гораздо безопаснее для двух одиноких женщин, чем день. Целительнице было лет тридцать пять, она носила желтую атласную мантию, в ее коротко подстриженных волосах виднелась ранняя седина. Несколько причудливых внушительных размеров колец и ожерелье, к которому прикреплялись крошечные вещицы, – вот и все драгоценности. Сэм знала, что это магические предметы и символы, которые используются для призывания силы. Целительница не спрашивала, откуда они, куда направляются. Она исследовала наложением рук тело Сэм, особенно толстый живот, потом положила руки ей на голову, закрыла глаза и, казалось, впала в легкий транс. Сэм вдруг почувствовала, что обследование не было ей неприятно, а прикосновения колдуньи вызывали приятные воспоминания. Наконец целительница вышла из транса и опустилась в кресло напротив Сэм. – Ну что ж, ты в общем-то ничем не больна. Сложность в том, что на тебя наложен ряд заклинаний, и они действуют друг против друга. А два небольших заклинания настолько старые, что слились с самим твоим существом. Их-то и пришлось так долго отыскивать. И еще: тебе сильно повредило какое-то сильное снадобье, которое ты принимала в прошлом году. Его состав мне неизвестен. Боюсь, мне не под силу справиться со всем этим. Сэм вздохнула: – Значит, ты ничего не можешь сделать? – Я – нет. Но в самом Кованти срединном есть, я полагаю, человек, который сможет тебе помочь. Кира вступила в разговор: – Гм, для нее лучше бы миновать средину не задерживаясь. Я рассчитывала оставить ее здесь на день, а сама хотела сходить разведать обстановку. Боюсь, я не могу объяснить подробнее, но там есть люди, желающие навредить ей. – Я все понимаю, – вздохнула колдунья. – Но без этого не обойтись. Заклинания, зелья – их мешанина поглотит и уничтожит тебя. И так ты подвергаешься ее действию слишком долго. Та, к кому я хотела бы вас направить, живет не в городе, а на холмах, что тянутся вдоль восточной границы. Если все равно вы должны пройти через средину, мне кажется, куда опаснее не сделать этой остановки. Кира кивнула: – Хорошо, расскажи мне все подробно, я подумаю, что можно сделать. Сэм, иди оденься, а я задержусь на минутку. Как только Сэм вышла из комнаты, колдунья тихонько спросила: – Она не знает, что беременна? Ведь уже явно больше шести месяцев. – Нет. Мы не знали, как сказать ей об этом, боялись усилить ее депрессию. Вероятно, ее изнасиловали, а она так привыкла считать себя толстой и неуклюжей, что и не замечает дополнительной тяжести, хоть та и истощает ее силы. – Что ж, в ближайшие восемь – десять недель все выяснится. Думаю, та, к кому я вас посылаю, найдет способ разрешить ее проблемы. Возможности Итаналон очень велики, но трудность в том, что только сама девушка может действительно вылечить себя. Итаналон может лишь указать ей средство исцелиться. По-настоящему, в таком долгом пути ее должен был сопровождать маг второго ранга, который лечил бы ее. Депрессия, кошмары, угрюмость и несдержанность обостряются беременностью и подтачивают ее душу. Если она сама не пожелает исцелиться, она или сойдет с ума, или умрет. Кира задумалась. – Она сильнее, чем считает себя. Когда нужно, она становится и находчивой. Думаю, у нее хватит мужества справиться с болезнью. Расскажи мне, как найти Итаналон. * * * Переход в Кованти срединный был сравнительно легким. На пограничном посту не было никого, кроме двух сонных солдат да пары собак, крепко спавших на крыльце. Документы у них проверили довольно небрежно. Они двинулись кружным путем к востоку. Было уже далеко за полночь, когда они добрались до маленькой деревушки, которая уютно расположилась в долине, в окружении пологих холмов. Кованти – и срединная земля, и многие колонии – славился своим вином. Дороги, хорошо освещенные масляными лампами на высоких столбах, создавали ощущение мирного цивилизованного края. В деревне было даже электричество, и вообще она была похожа на крошечную и тихую европейскую деревушку со своими белыми оштукатуренными домиками под красными черепичными крышами. Итаналон жила на холме. Дорога круто шла вверх, они добирались почти час. Глядя на призрачный, скупо освещенный домик, Сэм начала нервничать. Никогда и ничего хорошего из ее встреч с колдунами не выходило. Она не доверяла ни тем, которых знала, ни тем более этой, о которой ей ничего не было известно. Все они всегда интересовались лишь увеличением собственной силы, не важно, что от этого нередко страдали другие. Даже Кира заволновалась. – Не очень-то похоже на логово колдуна, – вздохнула она. – Ладно, сюда. Не успела она поднять руку, чтобы постучать, как дверь отворилась с громким скрипом, и в проеме показалась темная фигура. – Ты – Итаналон? – спросила Кира, с ужасом думая, не попали ли они в ловушку. Колдунья второго ранга вполне могла быть на стороне Клиттихорна. – О, входите! – услышали они приятный высокий голос пожилой женщины. – У меня и чай на плите. Отступать было поздно. Они вошли и очутились в уютной, тесно заставленной гостиной. Стулья и диван с цветастой обивкой, огромные гулко тикающие старинные часы, яркие экзотические ковры на стенах по ковантийской моде. Итаналон принесла поднос с чайником и тремя чашками. Она была похожа на этакую бодрую бабусю лет семидесяти. Волосы у нее были густые и совсем седые, а лицо – как у херувима. На носу сидели очки с круглыми стеклами. Длинное мешковатое ситцевое платье делало ее вовсе не похожей на магов второго ранга. Только очки выглядели необычно – абсолютно черные и непрозрачные. Колдунья поставила поднос на старинный кофейный столик, разлила чай и с чашкой в руке опустилась в мягкое кресло-качалку. – Мы… – начала Кира, но Итаналон остановила ее. – Я знаю, кто вы. Я ждала вас. Когда Амала описала вас, я поняла, кем вы должны быть. Кира было вскочила, но чародейка мягко остановила ее. – Так ты на нашей стороне? – спросила Кира. – Дорогая, уже лет двести я не принимаю ничью сторону в житейских конфликтах. Со временем политические интриги и соперничество хвастливых мальчишек ужасно надоедают! Я занимаюсь чистыми исследованиями и время от времени помогаю людям, если они приходят ко мне, а кто они и какие – для меня не важно. Сэм, несколько шокированная, спросила: – И тебе все равно, что этот, Клиттихорн, может уничтожить, как говорят, жизнь во всех мирах? – О! Что за ерунда! Уничтожить жизнь гораздо труднее, чем думают материалисты в своей ограниченности. Она допила чай, откинулась в кресле и посмотрела на Сэм сквозь темные очки. – Ты хочешь жить, дитя? Если нет, я ничего не смогу для тебя сделать. Сэм и сама не раз думала об этом. – И да, и нет. Я хочу жить, но не так, как сейчас. Я устала бесконечно скитаться, одинокая и преследуемая. Должен же быть конец этому. – Конец есть всему. Что-то из этого – судьба, предопределенная вероятностью, но что-то – наш собственный выбор, правильный или ошибочный. Кажется, твоя проблема в том, что ты не знаешь на самом деле, какого конца хочешь. Ты думаешь, что была счастливее, когда позволяла судьбе нести тебя, но это не счастье. Умственное отупение, пассивность превращают человека в растение. Для растений все хорошо, пока им хватает воды и солнца. Но в конце концов из них варят суп. До сих пор ты позволяла другим выбирать за тебя и только жаловалась, что тебе их выбор неудобен. Посмотри, куда это привело тебя. Надо иметь мужество пнуть судьбу, взять ее нить в свои руки. Это может кончиться хорошо, может – плохо, но только так можно жить. – Но какой выбор я могла сделать? Итаналон встала. – Что сделано, то сделано. Если ты действительно хочешь жить, ты должна пройти испытание. Нужно иметь мужество посмотреть в лицо своему единственному врагу. Этот враг – ты сама. Либо ты выйдешь отсюда живой и сильной, либо скатишься в яму растительного существования. Выбирай. Сэм встревожилась: – Что это за испытание? Итаналон пожала плечами: – Я не могу сказать, оно никогда не бывает одинаковым для двух разных людей. Даже я не представляю, с чем ты столкнешься, но все это уже сейчас есть в тебе. Решай. Рискнешь или уходишь? – Решать прямо сейчас?! Старая колдунья улыбнулась: – А почему нет? – Я… я… – Сэм была застигнута врасплох. Выбирать неизвестно что, даже без раздумий? Это нечестно! – В жизни выбираешь не из тех возможностей, что существуют вообще, а лишь из тех, что тебе представились или тобой созданы. Редко когда есть время на раздумья. – Хорошо, я согласна. – Вот и прекрасно! Значит, жизнь не совсем угасла в тебе. Пойдем. Нет, Кира, ты останешься со мной. Налей себе еще чаю. Ты не можешь участвовать в этом. Итаналон провела Сэм в маленькую уютную спаленку, где у стены стояло что-то большое, плоское, закрытое черной тканью. – Сними с себя все, – приказала чародейка. – Положи сюда, на кровать. В это маленькое путешествие тебе ничего не нужно брать. Сэм так и сделала и теперь стояла посреди комнаты в полном недоумении. Итаналон отодвинула черный занавес, открыв огромное – до самого потолка – старинное зеркало. Сэм взглянула в него. Отражение было странное. Ярче, чем должно было быть, но, главное, в зеркале отражались только она и Итаналон – ничего другого. – Подойди поближе, смотри на свое отражение, – сказала Итаналон, отступая к двери и исчезая из зеркального мира. Не бойся, здесь нет ничего, что может причинить тебе боль телесную. А душевные страдания… они ведь всегда с тобой, не правда ли? Просто смотри в глаза своему отражению. Вот глаза Сэм словно соприкоснулись с ее же глазами в зеркале, и вдруг она почувствовала, что оказалась внутри самого зеркала. Оглянулась – ничего, кроме еще одной зеркальной стены. "Что теперь? – мысленно поинтересовалась она. – Просто стоять здесь, глядя на себя, или что?" – Что ты хочешь увидеть? – спросило отражение ее глубоким низким голосом. Сэм испугалась и вздрогнула, отражение – нет. – Кто ты? – спросила девушка. – Ты, – ответило отражение. – Я обитаю здесь, но я не существую, пока кто-нибудь не отразится во мне. Тогда я становлюсь зеркальным подобием, только меня не отягощает ничто из того, что ты носишь с собой: ни чар, ни снадобий, никаких вещей. Но пока ты отражаешься во мне, я обладаю твоим разумом, твоими воспоминаниями, всем. Я могу существовать, могу жить только как другой. – Ну, на этот раз твое приобретение не слишком удачно, – вздохнула Сэм. – О, я не знаю. Когда у тебя нет тела, нет твоих собственных воспоминаний, приятно побыть живой. Я была бы счастлива выйти, жить твоей жизнью, если бы могла. Что ты видишь в своем отражении такого плохого? – Ну, во-первых, я толстая. – Да. И что? Почему быть толстой хуже, чем худой? – Ну, когда ты толстая, люди над тобой смеются. Как будто ты урод или что-то вроде, но только сама в этом виновата. Зеркало задумалось. – Тогда почему ты толстая? – Если ты – это я, ты знаешь, это проклятие. – Демон сделал тебя толстой? – Нет, я сама. Слишком много ела. А Бодэ поощряла это. Она выпила любовное зелье, так что для нее я всегда оставалась привлекательной, но, думаю, она не хотела, чтобы кто-то еще чувствовал то же. – О, выходит, это сделала Бодэ. Так кто из вас выпил то любовное зелье? – Конечно же, она! – Значит, она не была свободной, но ты-то была. Ты разъелась от скуки, а может, просто потому, что чувствовала себя в безопасности, могла не думать о том, что скажут другие. У тебя наследственная склонность к избыточному весу, с обеих сторон. Твой отец был крупным, и твоя мать одно время была очень полной, не так ли? Воспоминания внезапно нахлынули на нее. Ее отец: большой, сильный, сложенный, как борец. Ее мать: определенно весьма кругленькая. Она сама девяти-десяти лет; круглолицая, девочки вечно дразнят ее, и она приходит домой в слезах, ненавидя себя. А потом всю свою юность изо всех сил старается похудеть. Она думала, что была толстой тогда, вот бы ей сейчас тот вес! А после развода мать просто помешалась на голодании и всяких модных диетах, чтобы выглядеть «прилично» для устройства на работу. И дочери без конца твердила: "Ты слишком толстая". Но, пожалуй, Сэм оставалась равнодушна к этим упрекам. – Почему ты осталась толстой? – А это уже из-за демона. Он наложил на меня проклятие не терять вес, пока я не доберусь до Булеана. – Действие проклятия кончилось, когда демона убрали из Акахлара, – возразило зеркало. – Ты можешь не лгать мне, потому что я – это ты, скажи правду себе. Не хочешь ли ты перестать беспокоиться о своем весе? Правду, хм? Правда была в том, что отражение право. Она не обжора. Да, ей хотелось бы похудеть, но ей надоело стремиться к этому, чтобы угодить другим людям. Она никогда не собиралась покорять сердца, а ее полнота не казалась ей уродливой. – Да, я хотела бы сбросить несколько фунтов, но не ценой таких мучений, – призналась она. – Итак, полнота не имеет для тебя большого значения. Ты несчастлива только из-за того, как относятся к ней другие. Там, дома, может быть, это и имело какое-то значение, но сейчас… Ты завидовала красоте Чарли, но разве ты не заметила, что здесь люди относятся к тебе как к взрослому человеку, который что-то значит в обществе, а Чарли считают безмозглой куклой? Красивой куклой, бесспорно, но кому нужна пятидесятилетняя куртизанка? А ведь Чарли умна. Уверяю тебя: останься она такой же пухленькой и миловидной, какой была раньше, она бы жила и наслаждалась жизнью. И вновь Сэм пришлось признать, что отражение сказало правду. Красота Чарли была лишь результатом действия магии и алхимии. Подруга заплатила за свое внешнее совершенство утратой свободы. Тело Чарли предназначалось только для одного: пленять мужчин. – Ну, допустим, – сказала Сэм отражению, – но я еще и лесбиянка. Я обречена быть изгоем в любом обществе. Это против Бога и природы. – В самом деле? Если и существует Бог или боги, возможно, он или они допускают оплошности. Есть несчастья и похуже, а люди все равно ухитряются жить в мире с обществом и с самими собой. Твоя склонность была усилена Клиттихорном, еще когда тебя затягивало в Акахлар. Он рассчитывал, что в этом случае, даже если ты улизнешь от него, ты все равно останешься бездетной и не подаришь стихиям еще одну Принцессу Бурь. – Ты хочешь сказать, что дело не только во мне? – Да. В раннем детстве девочки предпочитают играть с девочками, а мальчики – с мальчиками. Даже подростки часто сохраняют эти дружеские связи. Но сексуальные влечения толкают их к противоположному полу. И в какой-то момент дети пересекают этот барьер. Физическое удовольствие от общения между полами очень сильно. Иначе жизнь прекратилась бы. Но некоторые этот барьер не могут перейти – по разным причинам. Ты всегда думала, что тебе должны нравиться мальчики, и хотела, чтобы так оно и было, ты даже смирилась с тем, что однажды выйдешь замуж. Этого ждали от тебя и общество, и семья. Но сама ты чувствовала другое, то, что общество решительно не принимало. В мозгу Сэм снова всплыли воспоминания о прошлом. Па – мудрый, выносливый, сильный, он любит ее, он проводит с ней все свободное время. Ма – строгая, холодная, почти равнодушная. Сэм всегда чувствует, что чем-то мешает ей. И ма все время кричит на папу. Сэм вспомнилась боль и обида на лице па после одной из таких стычек. А когда ма получила наконец свою степень и решила развестись с отцом Сэм, она сделала все, чтобы разлучить с ним дочь. Правда, суд назначил совместную опеку, и тогда ма выбрала работу в двадцати пяти сотнях миль от Бостона, только чтобы досадить бывшему мужу. Ма всегда старалась свести ее с этими тупоголовыми чучелами, никого из которых нельзя было даже приблизительно сравнить с па. А парни в школе? Они только и думали о том, как бы залезть девушкам под юбки своими потными руками. Сэм хотелось любви, но такое… – Ты больше не можешь бороться с собой. Зелье Бодэ и заклинание Клиттихорна сделали свое дело. Сейчас трудно сказать, проиграла бы ты этот бой или нет, не случись того, что случилось. В глубине души ты была удовлетворена, заклинание стало едва различимо, потому что ты сделала его частью себя. Но тебя по-прежнему терзает то, что ты чувствуешь себя парией, чем-то дурным или уродливым. Ты все еще относишься к этому, как к болезни, которая когда-нибудь пройдет или от нее найдут лекарство. Это мешает тебе, ограничивает твою свободу. Это убивает тебя. – Что, черт возьми, я могу сделать? Так считают все! – Забудь об этом. Правильно то, что правильно для тебя. Ты не виновата, и ты не можешь изменить это. Да ты и не хочешь менять. Это часть тебя. Кого это, право, заботит? Общество? Стоит ли думать об обществе, которое и глазом не моргнет, когда девочки продают себя на улицах, глушат наркотики или алкоголь. Ты не вредишь никому, даже себе. Есть над чем подумать, не так ли? – А что ты думаешь вообще обо всем этом? – Не забывай, я – всего лишь твоя другая сторона. Я говорю, что ты имеешь право быть необычной, даже ненормальной по чьим-то понятиям. Я могу сказать, что именно этого ты хочешь. А в таком случае – не притворяйся. И пусть те, кому это не нравится, катятся ко всем чертям. У тебя есть Бодэ. Она жива, и твоя судьба – снова встретиться с ней. Заклинание вашего союза по-прежнему существует, я вижу его. Так что еще тебя мучает? Сэм вздохнула: – Бодэ… Ее влечение ко мне, оно ненастоящее. Что, если оно пройдет? Что, если заклинание освободит ее или случится еще что-нибудь, и я стану ей противна? Что тогда? – Скорее всего это не случится, но в крайнем случае – ты знаешь, что ты такая не одна. Если ты не стыдишься себя, если открыта и честна со всеми, ты справишься. Выйди отсюда с ощущением, что ты намерена жить с теми картами, что сдает тебе судьба, и не собираешься погибать из-за несовершенства мира. Твое счастье никому не мешает. Будь же сильной, решительной, живи, бросая судьбе вызов, не беги от проблем и не мучай себя бесплодными сожалениями. Это был тот самый совет, который в глубине души ей хотелось дать самой себе, но почему-то она не могла это сделать. – Вот бы мне такие мозги, как у Чарли! – А кто сказал, что ты глупая? Какой-то идиот, который только и умел, что подсчитывать коэффициенты умственного развития. А ты поверила? Во всех случаях, когда ты не уступила и не сдалась, ты перехитрила всех. Ты ускользнула от Клиттихорна там, в твоем мире, ты выжила в Акахларе. Забудь о других. Всегда найдутся люди умнее тебя, а многие – гораздо глупее. Не думай об этом. Ты уже много пережила, а впереди у тебя новые проблемы. Избавься же от старых. Ты не можешь себе их позволить. – Кто же ты? – подозрительно спросила Сэм у отражения. – Ну, можно сказать, дух. Другая форма жизни, которая существует вне привычной тебе области. Нас называют по-разному. Поскольку я отражаю тебя, я становлюсь тобой – на время. – Ноя никогда не думала обо всем этом серьезно и ничего не додумывала до конца! – Ты можешь рассуждать, поэтому могу и я. Я знаю все, что знаешь ты и что ты есть, но я этого не прожила и не испытала, поэтому могу судить обо всем объективно. Ты – Принцесса Бурь, ты притягиваешь их и повелеваешь ими. Они не подчиняются ни магам, ни демонам. Даже маги боятся их. Но давным-давно одна великая колдунья оказала им услугу. Возможно, о ней все забыли, но осталось в силе соглашение, которое они заключили друг с другом. Бури всегда будут повиноваться женщинам, которые принадлежат к линии, что ведет свое начало от той колдуньи. И бури никогда не предадут этих девочек – Принцесс Бурь. – Но я-то не имею отношения к той линии. – Возможно, хотя как знать? Бури признают тебя законной наследницей, а только это и имеет значение. Они не могут отличить тебя от той, что родилась в Акахларе. Ты уже знаешь, что можешь их вызвать, и они повинуются тебе, по крайней мере пока ты в Акахларе. Сэм вздохнула: – Так как, черт возьми, я должна действовать и думать? – Надо исходить из того, что имеешь. Ты Принцесса Бурь, ты толстуха, и тебя не привлекают мужчины. Помнишь то время, когда ты жила на фермах герцога Паседо? Когда была Майсой? – Да. Конечно. Это было по-своему счастливое время. – Но там почти все были жертвами Ветров Перемен или каких-то проклятий, которые сделали из них чудовищ, по понятиям акхарцев. Помнишь летающего юношу, сына герцога? Разве они были неприятны тебе только потому, что сильно отличались от обычных людей? – Конечно, нет! В них сплошь и рядом было гораздо больше человечности, чем во многих акхарцах. Они просто были жертвами обстоятельств, им не подвластных! – А ты веришь, что акхарцы – высшая раса, которая имеет право вечного господства над другими расами в других мирах только потому, что эти другие расы не похожи на акхарцев или не признают их культуру? – Конечно, нет! Здешняя система очень напоминает тот расизм, с которым можно столкнуться в моем родном мире. – А помнишь свое видение Ветра Перемен? – настаивал дух, читая ее воспоминания. – Того мальчика-подростка, которого изуродовал Ветер? – Да! А когда солдаты нашли его, он умолял их о пощаде, потому что внутри-то он оставался прежним. Но его убили! Это было ужасно! – Что же, мы должны считать не похожих на нас низшими существами или даже убивать всех изувеченных, изуродованных, искалеченных? – Что за бред! К чему ты клонишь? Отражение смотрело ей прямо в глаза. – Что твои проблемы в сравнении с проблемами всех проклятых, изуродованных, измененных Ветром Перемен? Как можешь ты в одно и то же время осуждать нравы акхарцев и расстраиваться из-за того, что сама не полностью соответствуешь их стандартам? Черт возьми, зеркало было право на сто процентов. Она нисколько не возражала бы против того, чтобы снова разделить кров и пищу с людьми из приюта герцога Паседо. Но не исключено, что, если бы не снадобье, стирающее воспоминания, она избегала бы многих из них или чувствовала бы к ним отвращение. Снадобье стерло не только память, но и предрассудки. Она ничего не помнила; те люди были единственными, кого она знала, для нее они были нормальными. Сэм стало стыдно. Те мерзавцы, что насиловали ее, Бодэ, девочек, дочерей Серкоша, – они были "нормальными", и Замофир был "нормальным". Вероятно, даже Клиттихорн был "нормальным". – Именно понимание этого делает тебя мудрее почти всех акхарцев в Акахларе, – сказало отражение. – Да и большинства жителей твоего родного мира тоже. Истинный критерий превосходства один: мудрость. – Что же я должна делать? Отражение улыбнулось: – Посмотри в себя, а затем на свое отражение, реши, что оно просто прекрасно, что тебе нечего стыдиться себя. – Я… я очень хочу это сделать, но я не уверена, что могу! Я всегда ненавидела свою непохожесть на других! Это о ней я пыталась забыть. Но вот я снова Саманта Бьюэлл, и освободиться от стыда и терзаний, зная, что моя непохожесть останется, совсем не легко. – Если ты этого действительно хочешь, я могу дать тебе эту свободу. Я не могу принять решение за тебя, но, если ты искренне желаешь этого, если ты впустишь меня, если не будешь бороться, бояться, сомневаться, тогда сейчас, в этот момент, возможно, только в этот момент, я могу исцелить тебя. "Вот о чем говорила Итаналон. Примириться с тем, какая я есть, и отсюда уже двигаться дальше. Научиться быть просто собой…" Хотя счастливые превращения случаются только в сказках, перестать мечтать о них оказалось чертовски трудно. Отражение замерцало и словно начало блекнуть. Сэм испугалась, что уже сделала выбор тем, что медлила сделать его. – Подожди! – позвала она. – Я… я готова. Отражение вновь стало четким, оно становилось действительно ее отражением. Оно стало приближаться, будто подплывать к ней, пока не подошло вплотную. Затем ее отражение и ее тело слились, в мозгу, во всем теле Сэм ощутила покалывание, возбуждение. Барьеры в ее памяти падали, словно кости домино, пока она не вспомнила свое прошлое – все, вплоть до этого момента, но с такой спокойной ясностью, какой никогда прежде не знала. "Что за неразбериха творилась со мной и там, дома, и здесь? Пора перестать бояться жить. Пусть я не такая, как все, но это совсем не так плохо". Было такое чувство, словно она то ли родилась заново, то ли стала взрослой и мудрой. Так что же теперь? Она устала убегать, прятаться, бояться будущего. Если здесь, в Акахларе, она обладает силой – великой силой, – может, пришло время воспользоваться ею? Внезапно Сэм поняла, что снова стоит в спальне Итаналон. Никакого отражения в зеркале не было. Итаналон вернулась в спальню и снова занавесила зеркало. Сэм оделась. – Думаю, теперь я смогу справиться, – сказала она просто. – В самом деле? Значит, ты веришь, что ничто не остановит тебя, кроме смерти? Теперь ты ко всему готова, так? – Думаю, да. Я должна справиться со своим двойником не потому, что этого хочет Булеан, а потому, что так надо. Чародейка кивнула: – Прекрасно, дорогая. Пойдем в гостиную, я должна тебе сказать еще кое-что. – Что-то случилось, пока я была там? – Нет-нет. Ничего не изменилось. Все ведь продолжалось лишь несколько минут, каким бы долгим тебе ни показался путь, который ты прошла. Просто есть нечто, что было скрыто от тебя. Это и затруднит выполнение твоих планов, и в то же время даст тебе некоторое преимущество… Все-таки ты лучше сядь! Кира лежала, свернувшись калачиком на диване. Когда они вошли, она подняла голову, потом села. – Быстро вы. – Мне гораздо лучше, Кира, Только вот я все еще чувствую себя так, будто тащу на себе целую тонну… – Сэм села на мягкий удобный стул. – Ну, не тонну, дорогая, – ласково сказала Итаналон. – Всего лишь ребенка. – Что?! – Сэм застыла, пораженная. – Ты беременна, – подтвердила Кира. – Уже шесть месяцев. – Святые угодники! Ты знала об этом? И не сказала? – Мы боялись, что это приведет тебя в полное отчаяние. – Черт побери! Неужели это ублюдок из банды Синей ведьмы, там, в Кудаане! Или, может быть, нет. Господи, я надеюсь, что нет! – Ты хочешь сказать, что была близка с мужчиной еще до изнасилования? – спросила Итаналон. Сэм задумалась на мгновение. – Да. За день или за два до гибели нашего каравана… Мне захотелось узнать, что же это такое… Да еще Чарли крутила с половиной парней в караване. Я тогда выбрала одного из команды навигатора… Он был сильный, красивый… Я его вроде как загипнотизировала, чтобы он меня соблазнил. У меня тогда был Кристалл Омака, в нем был заключен демон, который служил Булеану и выполнял мои приказания. Этот парень – кажется, его звали Гриндил – был довольно милым. Думаю, его убили, когда бандиты напали на караван. Хорошо бы он был отцом моего малыша, хотя, по правде сказать, я не испытала ничего такого, о чем рассказывала Чарли. – У Принцессы Бурь рождаются только дочери, – сказала Итаналон. – Обычно у них только один ребенок. Девочка тоже будет Принцессой Бурь, по крайней мере пока останется в Акахларе. Это предопределено стихиями. А сила Клиттихорновой принцессы будет становиться все меньше и меньше. При всем потрясении Сэм мыслила четко, как никогда. – Ты говоришь, что раз ребенок будет у меня, то у нее его быть не может? И что как только малыш родится, она потеряет свою силу? – Мы полагаем, что да, – ответила колдунья. – Значит, победа нам обеспечена! – воодушевилась Кира. – У них единственный выход – убить Маису, пока ребенок еще не родился. Нам нужно просто спрятать ее где-нибудь в глубине колоний и ждать рождения ребенка. Тогда сила Принцессы Бурь испарится, а с ней и мечта Клиттихорна о господстве над Ветрами Перемен. – Во-первых, я Сэм. Майсы больше не существует. Сузама по-акхарски, Сэм – для краткости на любом языке. Во-вторых, ничего не выйдет. – Ты имеешь в виду… – начала Итаналон. – Что Клиттихорн уже знает, – закончила Сэм. – Ну, это еще неизвестно, – возразила Кира. – Мы даже не знаем, не охотится ли он повсюду за Чарли. – Может, и охотится, но я сомневаюсь. Я время от времени как-то связываюсь с Принцессой Бурь. И я чувствую, что и она настраивается на меня. Думаю, они получили обо всем достаточно полное представление. Не зря нам пришлось отбиваться от наемных убийц под Куодаком, и, думаю, тот гнусный ублюдок Замофир знает больше, чем говорит. Он видел меня в караване, может, даже и нападение устроил, потому что я была там. Когда Чарли удалось убить подонков из банды Синей ведьмы, он единственный уцелел. Можно не сомневаться – он видел все, слышал каждое слово, это точно. Не случайно же он объявился у Паседо. Чудо еще, что он не нашел меня. Кира вздохнула: – Да, и люди Паседо в тот момент уже знали, что ты беременна. Криму следовало бы утопить этого гаденыша. Но пусть Клиттихорн знает. Что толку ему от этого, если он не может тебя найти? Сэм вздохнула: – Шесть месяцев… Значит, у меня впереди три месяца – чуть больше или чуть меньше, – он, вероятно, будет считать от изнасилования. Ты подумай. Клиттихорн потратил годы, вынашивая свои планы, обучая свою Принцессу Бурь. Он сумел удержать Булеана в Масалуре, у него, можно сказать, все на мази, и тут он узнает, что допустил ошибочку, сохранив свою принцессу девственницей. – Разве что солдаты, которые убили ее мать, могли изнасиловать принцессу, но, несомненно, они получили строжайшие указания на этот счет, – заметила Итаналон. – Клиттихорн устроил все так, чтобы впредь она всегда оставалась его добровольной сообщницей, мечтая отомстить за резню, учиненную над всеми, кого она любила. Ребенок мешал бы его планам. – Да уж, я думаю, он держал ее на коротком поводке, чтобы не дать ей болтаться, как вздумается, – добавила Сэм. – Несомненно. Она всегда была почетной пленницей. Но поскольку она во всех отношениях, кроме происхождения, – твоя копия, возможно, она не очень-то была и склонна "болтаться", как ты это называешь. Конечно, она не призналась бы в этом даже себе самой и покорно ожидала бы тщательно продуманного брака, но по доброй воле она бы бежала от таких ощущений, как это пыталась делать ты. Клиттихорну просто в голову никогда не приходило, что есть и другие возможности забеременеть, кроме любовного романа. В жизни он довольно консервативный, со старомодными взглядами. – Не понимаю, как он может заставить ее участвовать в своих делах, – заявила Сэм. – Несмотря ни на что, я вряд ли смогла бы поверить этому рогатому ублюдку. – Ею владеют ненависть и жажда мести. Она убеждена, что только как освободительница колониальных рас и разрушительница могущества и господства акхарцев она может отомстить за гибель матери. В этом смысл жизни принцессы. Сэм кивнула: – Откровенно говоря, я и сама хотела бы освободить Акахлар от власти акхарцев, но со старым Рогачом мне не по пути. – Она повернулась к Кире. – Ты все еще не понимаешь? Если бы я была на месте Рогатого и увидела бы, что все мои планы вот-вот рухнут, я бы начала действовать. И он сделает это, Кира, сделает до того, как родится мой ребенок. А я не хочу, чтобы моя малышка росла в его мире или даже на тех обломках, что останутся после его поражения. У нас мало времени, Кира. Ты должна связаться с Булеаном. Ты должна сообщить ему, что или мы ударим их сейчас, или все полетит к черту и очень скоро. Мы должны ударить первыми. Глава 2 Политические портреты Королевский дворец Кованти славился как самое роскошное и приятное место. Ковантийцы поговаривали, что лучше, мол, быть королевским ассенизатором, чем королем торговли. И, проведя здесь несколько дней, даже Чарли и Бодэ были готовы поверить этому. Халагар, бывший школьный товарищ Дориона, а ныне королевский курьер, доставил их во дворец без всяких приключений. Головорезы, грабители, убийцы – все, кто жаждал получить от Клиттихорна обещанную награду за их поимку, – не осмелились напасть на них, пока их защищало покровительство человека, близкого к королевскому двору. Большое инкрустированное драгоценными камнями кольцо Халагара свидетельствовало, что его владелец под охраной Королевского Волшебника Кованти. Однако, чтобы добраться до Масалура и встретиться с Булеаном, надо было пересечь еще пять миров, а четыре из них принадлежали другим королевствам. Правда, Чарли сейчас было все равно, доберется она когда-нибудь до Булеана или нет. Она попала в Акахлар вместе с Сэм случайно, когда два могущественных мага стремились один – убить, другой – спасти ее подругу, двойника Принцессы Бурь. Булеан превратил Чарли в приманку для преследователей, сделав ее копией Сэм. А когда Чарли попала в руки Бодэ, художницы и алхимика, та сделала девушку совершенной красавицей, бесконечно соблазнительной и сексуальной, чтобы она как куртизанка экстра-класса находила высшее наслаждение в том, чтобы доставлять удовольствие мужчинам. Там, в своем родном мире, Чарли представляла себя в будущем суперсовременной женщиной – "Я завоюю весь мир". Сейчас, вспоминая об этом, она иногда чувствовала себя виноватой, но работа куртизанки действительно нравилась ей. Но она была приманкой. Пока она или Сэм не встретятся с Булеаном, они не смогут почувствовать себя в безопасности. Так Чарли думала. Но попав в королевский дворец, впервые засомневалась. Здесь ей ничто не угрожало, а Булеан был так далеко, что надежда добраться до него почти угасла. Когда в Кудаанских Пустошах на их караван напали бандиты, Чарли сумела не только спастись сама, но и выручить Сэм и Бодэ. При этом она стала свидетельницей битвы между Астериал, Синей ведьмой Кудаанских Пустошей, союзником Клиттихорна, и демоном из Кристалла Омака. Излучение, которое сопровождало схватку сверхъестественных сил, лишило ее обычного зрения. Теперь ей были открыты только цвета и ауры магических предметов, людей или существ, обладавших магическими способностями. Там, где не было магии, Чарли окружала серая пелена. В довершение ее бед в Кудаане Чарли захватили в плен и продали в рабство. Маленькое колечко в носу магической силой привязывало ее к господину, которому она повиновалась, от которого не могла бежать. Сейчас эту роль выполнял Дорион. Правда, он был мил и застенчив. Но по-настоящему Чарли была «привязана» к Булеану. Немного помогал девушке общаться с миром кот, которого она назвала Мрак. Время от времени он выпивал капельку ее крови, и это поддерживало магическую связь между ними. Когда Чарли держала Мрака на руках, она могла видеть то же и так же, как он. К сожалению, Мрак все-таки был котом, а коты, как известно, склонны гулять сами по себе. Чарли не говорила по-акхарски, хотя понимала язык достаточно хорошо. Она владела только раболепной Короткой Речью – сотней слов, которая только и требовалась жрицам любви. Правда, главным языком акхарских волшебников был английский, и Дорион тоже говорил на нем. Но когда рядом не было Дориона, Чарли была и слепа, и нема. Связующее заклинание Мрака помогало ей. Когда она держала на руках кота, все, кто находился близко от нее, могли читать ее мысли. Но без крайней необходимости она этим не пользовалась. Вообще Чарли научилась быть вполне самостоятельной, несмотря на слепоту. Она могла за полчаса запомнить обстановку любой комнаты, одеться, причесаться, даже подкраситься. В Ковантийском дворце ее поместили к королевским наложницам. Это было что-то вроде гарема. Там были настоящие горячие души, разные духи и косметика, вкусная еда, превосходные местные вина, роскошные постели с перинами и атласными простынями. Девушкам прислуживали рабы. Все наложницы были неграмотны и ужасающе невежественны. Обычно они только и делали, что обсуждали мужчин, придумывали новые прически или разучивали танцы. Чарли не без удовольствия погрузилась в это бездеятельное существование. Девушки были дружелюбны и приветливы. Они только иногда хвастались своими подвигами в постели да старались перещеголять друг друга, наряжаясь вовсю. Все это чем-то напоминало девчоночий летний лагерь, вроде того, в котором Чарли была лет в тринадцать или четырнадцать. Впервые с тех пор, как она потеряла след Сэм в узком ущелье в Кудаанских Пустошах, она перестала чувствовать пустоту и одиночество. Ни тревог, ни опасностей, ни реальных обязанностей – все было соблазнительно, особенно после всего, что Чарли испытала. К услугам куртизанок были и слабые наркотики, от которых все казалось легким, приятным, забавным. И Чарли позволяла себе все удовольствия, потому что знала: всему этому скоро придет конец, она не принадлежала королевской семье Кованти, как остальные, она была привязана к своему господину. А еще был Халагар. Большой, красивый, мускулистый мужчина. Он был так опытен в любви, что даже ее обучил кое-чему новому. Халагар был одновременно грубым и нежным, и, казалось, так же влюблен в нее, как она в него. Мысль о том, что он выбрал именно ее, воспламеняла и тешила самолюбие. Но почему-то всякий раз, когда она была с ним наедине, Шарлей Шаркин переставала существовать, оставалась лишь Шари – прелестная, но пустоголовая куртизанка, которая ни о чем не помнила, думала только на Короткой Речи и существовала для того, чтобы нравиться и угождать. Когда-то давно такое заклинание сотворила Сэм, чтобы Чарли могла и немного повеселиться там, в караване, и не выболтать лишнего. Заклинание произносилось по-английски и было известно только Сэм и самой Чарли. Иногда ей казалось, что в глубине души она действительно хотела быть только Шари, и к черту все остальное. В Акахларе она и не могла быть ничем, кроме Шари. И, честно говоря, Чарли не была уверена, что это для нее не самое лучшее. Если нет надежды вернуться домой и ей придется прожить свою жизнь в Акахларе, не лучше ли забыть обо всем, что здесь неуместно, и просто наслаждаться, подобно этим девушкам? Конечно, Чарли была смелой, удачливой, благодаря ей они не раз выходили сухими из воды, но когда-нибудь она проиграет. А если выбирать между жизнью воительницы и жизнью куртизанки, ее бы больше устроило второе. Бодэ оставалась личной рабыней Дориона, хотя он предпочел бы иметь дело с Чарли. Роль господина совсем ему не нравилась, к тому же Бодэ была слишком эксцентричной для него. – Твоя смиренная рабыня безутешна, – стенала она. – Когда же мы покинем эту бархатную тюрьму и продолжим наш путь? Когда-то Бодэ случайно выпила сильное любовное зелье собственного изготовления. Первым человеком, которого она увидела после этого, была Сэм. Они зарегистрировались как супружеская пара в королевстве Тубикоса, где подобные браки хоть с презрением, но разрешались, чтобы у государства не возникало трудностей с имущественными, юридическими и прочими проблемами. Дорион никогда не встречался с Сэм, но Чарли дала ему понять, что она из тех женщин, кому такое необычное положение нравится. Дорион, скорее, понимал Бодэ. Она страстно влюбилась в женщину, подчиняясь действию зелья. Но от тех, кто без всяких чар и снадобий тянулся к представителям своего пола, его бросало в дрожь. Он был знаком с некоторыми из них, в основном с мужчинами, и не знал, что его больше смущало: то, что эти люди были такими, или то, что они почти никогда не стремились изменить это с помощью заклинаний или снадобий, вполне доступных. В сотый раз Дорион повторял Бодэ: – Надо разведать, что делается на пути к Масалуру. Положение становится еще опаснее, чем раньше. – Коба (это имя выбрали для Бодэ в целях конспирации) знает, что тебе просто нравится сидеть здесь, есть, пить и строить глазки полуголым рабыням. Ты должен доставить нас к нашему настоящему господину. Думаешь, ему нравится, что мы застряли здесь? Дорион только вздыхал. Конечно, Бодэ была права. Но, хоть он и носил коричневую мантию мага третьего ранга, его магическая сила была невелика, его заклинания часто действовали непредсказуемо, и он старался пореже обращаться к их помощи. Он не очень-то умел обращаться с оружием и вряд ли взялся бы за это поручение по собственному желанию. Дорион сильно подозревал, что его и выбрали потому только, что его гибель в случае неудачи была бы небольшой потерей. Единственной причиной, из-за которой он и сам спешил, был не страх перед Булеаном или Йоми, а Чарли. Халагар был из тех парней, которых мальчики вроде Дориона ненавидели. Красивый, сильный, сексуальный, обходительный, мастер во всем, за что бы ни взялся, мечта каждой девушки. Черт, хотя Дорион оказался одним из последних в "магически одаренной" группе, он сбежал в свое ученичество, главным образом, чтобы их пути с Халагаром разошлись. А Халагар вступил в армию, быстро достиг высоких чинов, затем уволился, стал наемником и весьма состоятельным человеком. А теперь он был здесь, и Чарли по уши влюбилась в него, как влюблялись всегда все девушки. Черт, да всякий раз, когда она оказывалась рядом с Халагаром, она мгновенно превращалась в раболепную, безмозглую куртизанку. Конечно, сам Дорион влюбился в Чарли, покоренный ее совершенной красотой. Но для него дело было не только в ее облике. В ней были сила, ум, мужество, и это было куда важнее для Д Ориона. Она была рабыня. Он мог запретить ей жить с Халагаром, даже приказать ей любить себя самого, но не этого он хотел. Его всегда озадачивало в женщинах, особенно в сильных и решительных женщинах, что на словах все они, и Чарли тоже, ненавидели мужчин, которые не считали их за людей. Они даже порой находили себе друзей среди мужчин, которые относились к ним именно так, как, по их словам, им и хотелось. А потом появлялся красивый парень, который смотрел на всех женщин исключительно как на способ развлечься, и ради него они забывали всех, и друзей тоже. Женщины и мужчины мыслили по-разному, уж это точно. Дориону Чарли в общем-то давала понять, что считает его простаком, потому что он не пользуется своей властью над ней, и что он может убираться к черту со всей своей уважительной чепухой. Однако без помощи Халагара с его связями, его положением в Кованти, вероятно, им бы не одолеть путь сюда. И сейчас Дорион надеялся, что Халагар использует свое влияние, чтобы помочь им завершить путешествие, которое, нравится им это или нет, они обязаны завершить. До сих пор он старался вытянуть новости из Халагара, но в последнее время Дориону удалось «разговорить» кое-кого из чиновников, через которых должна была проходить вся подобная информация. Первое, что он узнал – это была изумительная, замечательная новость, – все ковантийское отребье переключилось на поиск "полной и, вероятно, с большим сроком беременности молодой женщины". Но ведь Халагар наверняка узнал об этом, как только сообщение появилось. Почему он не сказал им? Ответ напрашивался сам собой: если перестали охотиться на Чарли, им не обязательно спешить к Булеану. Стало быть, Халагар может наслаждаться благосклонностью Чарли, пока не пресытится, не вмешиваясь в ход событий и не рискуя навлечь на себя гнев разъяренного мага. Но Дорион обязан доставить женщин к Булеану. Теперь это не казалось столь невыполнимым. Раз Клиттихорн узнал, что ему нужна Сэм, а не Чарли, с его стороны было бы умнее даже способствовать их путешествию. Поскольку было известно, что Сэм по-прежнему пытается добраться до Булеана, Чарли с Бодэ, двигаясь в том же направлении, становились ценной приманкой. Значит, им надо немедленно отправляться в путь. Но обстановка была сложной. Кованти мобилизовал часть своих резервных сил и передвинул большую часть регулярных войск из колоний к нуль-зонам. Невероятно, но мятежные войска, в которых служили главным образом представители колониальных рас, начали нападать на отдаленные акхарские поселения и продвигаться к границам срединной земли. Сотни колониальных миров, разделенные из-за невозможности для них прохода через срединные земли, действовали, будто подчиняясь единому командованию. Это было не только невероятно, но и беспрецедентно. Сколько бы сил ни разместилось у границ, акхарская армия смогла бы защитить нули. Колониальные войска, не имея возможности войти в средины, оказались бы отрезанными. Акхарским войскам осталось бы только нанести решительный удар. А сами средины охранялись акхарскими волшебниками. Это было сердце акхарских королевств, твердыня акхарского управления всеми мирами Акахлара. Повстанцам грозила гибель и жесточайшие репрессии. Они знали это. Чем же, кроме массового помешательства, можно было объяснить их демарш? Дорион попытался обсудить с чиновником создавшееся положение. – Безопасно ли и возможно ли вообще проходить через колонии? – О, несомненно, – заверил его тот. – Их миры все так же зависят от торговли друг с другом. Они могут остановить караван, но кроме манданских покрывал, шерстяных одеял и оружия, обычно ничего не берут. А большинство тех, кто путешествует в сопровождении магов и воинской охраны, проходят совершенно спокойно. Я бы не хотел самостоятельно пробираться по территории колоний, но с каким-нибудь крупным караваном это так же безопасно, как было всегда. Дорион задумался. – Да, пока мы не переправимся из Кованти в Тишбаал. – О, каша заварилась не только в Кованти. В Тишбаале еще хуже, а в колониальном Масалуре повстанцы просто кишмя кишат. Но, хотя они нахальны и самоуверенны, они, кажется, пока пропускают большинство желающих. Королевские волшебники ежедневно совещаются о том, что бы это все значило, но ни они, ни начальники генеральных штабов армий пока не пришли к соглашению. Твой приятель Халагар спорил с королем, он считает, что надо перехватить инициативу, закрыть границы и прекратить торговлю. Но боятся, что средина пострадает от этого больше, чем колонии. Все же будь осторожен. Ты связан с Булеаном, а многие из королей и их чародеев полагают, что, возможно, именно он стоит за всем этим. – Но это же сущий бред! Он-то как раз старается остановить это! Он уже много лет назад предвидел, что это произойдет, и пытался предостеречь и объединить всех, но его никто не слушал! – Да, – вздохнул клерк, – но таковы слухи. Булеан десятки лет враждует с Клиттихорном из Мэрпека и пытается приобрести союзников, чтобы уничтожить своего соперника. Клиттихорн всегда презирал Булеана, но никогда ничего не предпринимал против него. Кроме того, Булеан многие годы выказывал свое презрение к акхарцам и всегда защищал колонийцев, полагая, что они способны сами распоряжаться в своих землях. Многим очень не нравится Булеан, и люди думают, что он достаточно сумасшедший, чтобы стоять за всем этим. – Но все наоборот! Клерк пожал плечами: – Возможно. Но подумай: поборник прав колоний объявляет, что защищает систему, хотя и ненавидит ее, в то время как защитник власти акхарцев обвиняется в том, что именно он вдохновитель борьбы колоний за независимость. Кому ты поверишь? Да и сам ты маг и работаешь на Булеана. Ты не можешь беспристрастно судить об этой паре. Земли Клиттихорна холодные, бедные, а он много помогает своим собратьям в других королевствах. А Булеан живет в самой богатой и могущественной средине Акахлара, но не славится ни бескорыстием, ни радушием, ни даже вежливостью. Понимаешь, к чему это ведет? – Да, – раздраженно пробормотал Дорион. – К победе Клиттихорна и разрушению Акахлара. Вот, значит, почему Булеана всегда игнорировали, а Клиттихорн был так нагло удачлив. Рогатый неплохо подстраховался, представляясь славным малым, мудрым, щедрым и великодушным. А у Булеана – уж Дорион-то знал – характер не сахар, он склонен поучать тех, кто считает себя равным ему, совершенно нетерпим к людской глупости и вдобавок никогда не скрывал своего презрения к системе. И вот теперь Клиттихорн открыто перемещал свои войска и нагло угрожал королевствам, но никто и не думал возлагать ответственность на него. Если такова будет официальная политика Кованти, то стоит им еще задержаться, и они уже не выберутся. Гротаг, Королевский Волшебник Кованти, слыл человеком хоть и радушным, но крутым. Дорион знал, что не ему меряться силами с Гротагом. Проклятие, пришло время использовать те возможности, что у него были, и выбираться, черт возьми, отсюда! Он направлялся к себе, чтобы велеть Бодэ приготовить все к немедленному отъезду, когда столкнулся с Халагаром. – Постой! Куда это ты так спешишь, да еще с таким несчастным видом? – спросил курьер. – Я боюсь, – осторожно ответил Дорион, – что, если мы задержимся здесь, нас интернируют и неизвестно насколько. Халагар пожал плечами: – Так ли уж плохо это будет? Это точно не худшее место в Акахларе, особенно если предстоит выдержать осаду. – Это верно, – согласился маг, – но, боюсь, эта безопасность мнимая. Я тут поговорил с разными чиновниками. Они просто дураки, ставят все с ног на голову. Слишком уж они откормлены, слишком уверены в том, что в мире никогда ничего не меняется. К удивлению Дориона, Халагар не оскорбился. – Да, массовое скоординированное движение необученных колониальных войск говорит, что за этим стоит кто-то невероятно умный, хитрый и нахальный. Так открыто действуют только тогда, когда нащупают настоящую слабину во вражеской броне. Но если это так, что тут поделаешь? – Не знаю. Но если нам предстоит великая война, если власть акхарцев под угрозой, даже в срединных землях, я предпочел бы быть с тем из сильных, кто будет сражаться до последнего. Возможно, ни мы, ни даже Булеан ничего не сможем изменить. Но я знаю Булеана. Он и пальцем бы не шевельнул, чтобы защитить систему, если бы не верил, что ее заменит система, которая будет во сто раз хуже. Представь себе чародея, которому подвластен Ветер Перемен, Халагар. – Ты думаешь, что Гротаг, король и все высшие советники так глупы? Или что другие акхарские королевства с их колдунами не понимают, к чему идет дело? Они боятся, как бы не просчитаться. И они до сих пор не убеждены, что эта катастрофа потрясет весь Акахлар. Надеются, что это борьба между старыми противниками: Клиттихорн против Булеана. Один на один. Самое значительное сосредоточение колониальных повстанцев – на подступах к Масалуру. Сторонники Клиттихорна уверяют всех направо и налево, что он хочет напасть со всеми своими силами на Булеана раньше, чем Булеан нападет на всех остальных. Вот короли со своими волшебниками и надеются пересидеть заварушку, возможно, слегка поддерживая Клиттихорна. А вот если победитель выступит против кого-либо их них, остальные объединятся против него. Булеана боятся больше, чем Клиттихорна. – Убежден, Рогач не остановится. Если он может оставаться в безопасности вместе с Принцессой Бурь в своей далекой северной цитадели и, тем не менее, вести на Масалур Ветер Перемен, значит, он может поразить кого угодно и где угодно. – Я же сказал: когда акхарская верхушка увидит, как развиваются события, они заставят победителя разделить его власть или разделаются с ним. Дорион покачал головой: – Для этого они должны будут собраться вместе. Тут-то Ветер и накроет их! – Хм! Я не подумал об этом! Я воин, а не колдун. Но ты убедил меня, Дорион, хотя нам никогда не убедить других. Что до меня, я бы предпочел умереть, сражаясь, чем попасть под Ветер Перемен. – Он задумался на мгновение. – Вряд ли удастся заполучить караван в Масалур в такой момент. Манданских плащей не хватает, колонийцы практически захватили дороги. Охрана будет сопровождать только до тишбаальского нуля. Нам лучше идти одним, избегая главных дорог. Дорион удивленно вскинул голову: – Нам? – Почему бы и нет? Я вооружен, ты колдун, что нам какие-то нерегулярные части колонийцев, даже если нас угораздит наткнуться на них. Я могу получить карты и узнать все маршруты до самого Масалура, особенно если ты справишься с навигацией в нулях. Если повезет, мы могли бы недели за три добраться до твоего Булеана. – А что скажет король? – Перспектива терпеть рядом Халагара не привела Дориона в восторг. Его удручала мысль о том, что придется признаться этому красавчику, что его магическая сила невелика. И еще Дорион хотел бы знать, действительно ли Халагар так ослеплен Чарли или же просто намерен как-то надуть их. – Мне не по душе, когда так легко расстаются с принятыми обязательствами, – сказал он довольно резко. – Я наемник, – пожал плечами Халагар. – Я был им едва ли не всю свою жизнь. Пока я служу у кого-то, я предан ему, но мне не впервой бросать работу. Мне надоело спорить до хрипоты с жирными тупыми генералами, которые и стрелять-то не умеют. Самое время искать другую службу. – Булеан или Масалур, наверное, охотно приняли бы твои услуги, но мне нечем заплатить ни за твою верность, ни за твое оружие. Халагар посмотрел на мага и криво усмехнулся: – Ты владеешь Иссой. Передай эту власть мне. (Исса – новое имя Чарли, которое ей придумали перед началом путешествия для маскировки). Дорион возмутился: – Исса и Коба принадлежат не мне, а лично Булеану. Она должна искать Булеана, со мной или без меня. Я не могу отдать то, что не мое. – Это понятно. Я берусь доставить вас троих к Булеану, за это я хочу владеть Иссой во время путешествия. Ну а там я, конечно, буду обсуждать дальнейшие условия с Булеаном. Тогда Чарли уже потеряет свою ценность как ловушка или приманка. Денег у меня достаточно. Я не стремлюсь к политической власти – я видел, что она делает с такими людьми, как я. Уверен, что твой Булеан согласится на мои условия. А я отдам все свои силы ради этого. Дорион был поражен: – Она так сильно влечет тебя? Да все женщины падают к твоим ногам! – Да, я могу переспать, пожалуй, с любой женщиной, какую захочу. Я им счет потерял: свободным и рабыням, знатным и простым, но она другая. Я никогда не был женат, потому что при моей жизни и работе это было бы нечестно по отношению к любой женщине. Куртизанки высшего класса – это лучшее, что мне доступно, но они всегда принадлежат не только мне. Она слепая, но зато видит магию, которую я видеть не могу, такого преимущества у меня прежде не было. – Как ты это узнал? Халагар пожал плечами. – Она сказала что-то о цвете моих защитных амулетов еще тогда, первой ночью в Куодаке. – О, – отозвался Дорион. Оказывается, Халагар до сих пор не знал, не видел и даже не подозревал о настоящей Чарли. – Она была бы всегда верной, абсолютно покорной, всем довольной; она была бы полезна во всех отношениях и скрашивала бы мое горькое одиночество. Она прекрасное сокровище, которое нельзя ни купить, ни захватить силой. И с ней мне не придется менять мой образ жизни. – Понятно, – кивнул Дорион. Слышала бы Чарли, что думал о ней Халагар. Он представил себе момент, когда похотливый красавец приведет в свою палатку другую женщину и прикажет Чарли обслужить их обоих. Но решать будет Булеан, а Булеан знал, кем и чем в действительности была Чарли. Ну а за три недели пути Халагарова "собственность", возможно, поймет, чего стоит его отношение к ней. Так или иначе, похоже, другим путем при нынешних обстоятельствах им до Булеана не добраться. Только бы не сойти с ума, путешествуя с этой парочкой. – Когда мы доберемся до Булеана, решать буду уже не я, – сказал Дорион Халагару. – Я заключаю с тобой сделку лишь на время пути и только при условии, что мы отправимся как можно скорее. – Сейчас уже поздно. Завтра на рассвете, идет? Я все подготовлю и улажу дела здесь как можно деликатнее. – Лучше бы сегодня вечером, Ну ладно, пусть так. * * * В гарем мужчины не допускались. Чарли вышла в приемную, где ждал ее Дорион. Она казалась еще прекраснее, если только это было возможно. Одетая в легкий, пышный наряд гарема, с идеальным маникюром не только на руках, но и на ногах, с белокурыми локонами, с ресницами, длинными и роскошными, она была воплощением мечты мужчины. Боже, как он хотел ее и как ненавидел себя за это! – Мы отправляемся завтра на рассвете, – сказал он ей по-английски, – Будь готова. – Я и так готова. Мне уж точно не нужно долго собираться. У них нет подходящего костюма для верховой езды, но я что-нибудь подберу. – Халагар едет с нами. – Неужели? Я и не надеялась на такое чудо! – Он оставляет службу у короля Кованти. Его гонорар за доставку нас всех к Булеану – ты. – Как? Как это? – Он хочет, чтобы я передал ему власть над тобой на время путешествия, которое займет еще несколько недель. А там он рассчитывает, что Булеан отдаст тебя ему насовсем в обмен на его службу в Масалуре. Чарли не так обрадовалась, как боялся Дорион. – Я-то надеялась, что, когда мы доберемся до старины Булеана, он по крайней мере избавит меня от этого кольца в носу. – Ты против этого соглашения? – Нет, на несколько недель – нет. Но, знаешь, что-то странное происходит со мной всякий раз, когда он рядом. Я словно исчезаю, а Шари занимает мое место. Я люблю сама впускать-выпускать Шари, но остаться навсегда – не таким я представляла свое будущее. – Да, мне тоже все это не нравится, но я не вижу другого выхода. – Он рассказал ей, в какую переделку они попали. – Ладно, – вздохнула Чарли, – надо, значит, надо. Для меня даже лестно, что парень с таким опытом желает меня так сильно. – Э… Чарли, он не хочет жениться на тебе, он хочет владеть тобой. Точнее, он хочет владеть Шари. Ну, для него ты не идеальная женщина, а идеальная рабыня. – Пока я Шари, я такая и есть. Остается только радоваться: не так много людей идеальных, хоть в каком-нибудь смысле. Но сейчас моя судьба в руках других людей. Если Булеан избавит меня от кольца, я посмотрю, захочет Халагар меня так же, как хотел рабыню. Но если мистер Зеленый решит, что я свое дело сделала и от меня ему нет пользы, я вечно буду стирать Халагару носки и обожать его. – Ты стала слишком циничной и обреченной, – отозвался Дорион с досадой. – Это не похоже на тебя. Сейчас ты больше напоминаешь местных женщин. – Да, ну а что мне остается, по-твоему? И все же, серьезно, ты же работал с Булеаном, как, ты думаешь, он примет меня? – Трудно сказать, – честно признался Дорион. – При нормальных условиях он, конечно, освободил бы тебя и вообще обращался бы с тобой очень хорошо. Но условия не нормальные. Слишком много поставлено на карту для таких, как он, чтобы задумываться о правах отдельных людей. Она кивнула: – Так я это себе и представляла. – Чтобы узнать, мы должны добраться туда. Теперь слушай меня. Пока я не прикажу ничего другого – именно я, – ты будешь считать Халагара своим господином и соответственно обращаться к нему. Ты будешь выполнять его приказы, как если бы они исходили от меня или от Булеана, – но с некоторыми оговорками. Ты не будешь выполнять никакой приказ, который предал бы нас или нашу миссию, – о таком ты будешь немедленно докладывать мне. Ты не будешь выполнять приказ, если это может повредить тебе, или Бодэ, или мне. И ты сообщишь мне, если подобный приказ будет отдан тебе Халагаром. Если что-то случится со мной или мы окажемся разделены, ты будешь действовать свободно, но так, чтобы добраться до Булеана как можно скорее. Эти условия ты скроешь от Халагара и будешь отрицать, что они существуют. Выполняй мои приказы в точности. Она ответила: – Слушаю и повинуюсь, господин. В тот же момент ей показалось, что Дорион стал самым обыкновенным, а ее господин был где-то в другом месте, и пока она не получала от него никаких приказаний. Это было странное ощущение. – Я должен идти, – сказал Дорион. – Нужно сообщить Бодэ, уложить вещи, собраться. Хорошо еще, если Кованти выпустит нас. Если нет, мы проиграли. * * * Ни Дорион, ни Бодэ почти не спали той ночью. Дорион побаивался, что или Халагар улизнет раньше, или власти Кованти остановят их, как только выяснится, что он уходит с ними. Бодэ, которая вообще недолюбливала Халагара, спала беспокойно, положив рядом хлыст и короткий меч. Но вот стало светать, дворец просыпался, пока все было спокойно. Бодэ согласилась с Дорионом, что сейчас им нельзя отказаться от помощи Халагара, но она поклялась, что убьет либо Халагара, либо Чарли, прежде чем позволит ей стать навечно рабыней наемника. Халагар ждал их во внутреннем дворе. На нем был простой черный костюм для верховой езды, кожаная куртка и широкополая черная шляпа, на поясе – широкий меч и пистолет. Рядом с Халагаром стояла Чарли в черных кожаных сапожках на высоких каблуках, тонкие ремешки оплетали бедра, создавая узор, который доходил до черных кожаных трусиков. Шарфик, обшитый золотом, прикрывал грудь, легкая черная атласная накидка закреплялась у шеи, золотые браслеты и серьги дополняли костюм. Бодэ прошептала на ухо Дориону: – Видишь? Бодэ говорила, что знает его вкус. Дорион пожал плечами. Бодэ и сама любила одеваться в кожу, и сейчас ее наряд был разве что чуть-чуть поскромнее. – Для такого долгого путешествия костюм, конечно, не очень подходящий, но и не так плох, как то, что ее заставляли носить раньше. – Дорион нахмурился. – Из трех лошадей одна вьючная. Как он предполагает везти Чарли? Седло на спине большого черного жеребца, который принадлежал Халагару, было явно рассчитано на двоих. Спереди к нему прикреплялись дополнительные маленькие кожаные стремена. Чарли явно была Шари, раболепная, покорная и невежественная. Но хоть Дориону было больно видеть это, ему не хотелось, чтобы Халагар или кто-нибудь еще узнали бы настоящую Чарли. Пока она была Шари, никто, даже с помощью Мрака, не смог бы прочесть ее мысли, – их просто не было. И все-таки думать о том, что Чарли теперь собственность этого красивого самца, было так мучительно, что Дорион засомневался, выдержит ли он такую пытку. Он утешал себя только тем, что Халагар – всего лишь средство добраться до Булеана, и еще неизвестно, понравятся ли великому магу планы наемника, хотя тот и считал их почти осуществленными. Красивый, сильный, избалованный общим восхищением, Халагар не привык замечать других людей – он только использовал их. Он на самом деле не понимал, почему так одинок и почему так привязался к Чарли. – Нам нужно делать минимум шестьдесят лиг в день, – сказал Халагар. – Колониальные миры наводнены повстанцами, лучше держаться подальше от главных дорог и передвигаться, по возможности, днем. Поговаривали, что в некоторых мирах уже случались Ветры Перемен, правда, не очень сильные. Я запас манданские плащи для всех нас, главное, не потерять вьючную лошадь. Но именно за майданами больше всего охотятся повстанцы. Уж если они действительно решились призвать Ветры Перемен, им надо много манданского золота для своих людей. Тут Халагар не ошибался. Клиттихорн и Принцесса Бурь могли вызвать Ветер Перемен, а принцесса могла даже руководить великой бурей. Правда, что эта буря оставит после себя, – никому не дано было предсказать. Она изменяла навсегда (или до следующего Ветра Перемен) все, чего касалась, и только манданское золото могло защитить от этой страшной стихии. Халагар в последний раз проверил все, посадил Чарли в седло и сам сел позади нее. В последний момент чья-то маленькая фигурка метнулась, как тень, и вспрыгнула на седло к Чарли. Халагар было протянул руку, чтобы схватить и сбросить зверька. – Не тронь! – крикнул Дорион. – Кот ее побратим. Они не могут друг без друга. Наемник заколебался, потом проворчал: – Ладно уж, но я не потерплю, чтобы кот мешал мне. – Коты делают то, что хотят, особенно этот кот. Скорее всего он будет держаться подальше от тебя. Но они едут вместе, девушка и кот. Запомни это! Мрак повозился немного, выбирая удобное место, недовольный, что его плохо устроили, но в конце концов улегся против Чарли, не обращая внимания на переполох, который он вызвал. Дорион и Бодэ сели на своих лошадей, и Дорион в последний раз вздохнул, подумав о комфорте, который они покидали. Итак, они снова были в пути. Одна надежда – через каких-нибудь несколько недель они будут либо у Булеана, либо в аду. Глава 3 Сеанс практической магии Проснувшись, Итаналон очень удивилась, когда увидела в гостиной на диване Крима. Магическое чувство говорило ей, что это не враг, но она никогда не видела его прежде. К тому же незнакомец вызывал у Итаналон те же ощущения, что и прелестная женщина, которую она видела здесь ночью. – Не тревожьтесь. Я Крим, другая половина Киры, можно сказать. Итаналон нахмурилась. – Проклятие? По виду – очень сильное. Крим кивнул: – Кира живет во мне днем, а я в ней – ночью. Мы пошли на это, чтобы спасти ее жизнь. Временами неудобно, но, в общем, ничего. Итаналон задумчиво сказала: – Да, впечатляет! Сильный красивый мужчина, умудренный жизненным опытом, и прекрасное гибкое юное создание… Я вижу, как это переплетено. И еще понимаю, почему Булеан поручил Сэм именно тебе. Вы с Кирой очень похожи. Крим удивленно поднял брови. – Неужели? Никто никогда этого не замечал. – Не явно. Но ваша манера говорить, выбор слов, излучение силы… Я вижу не две ауры, а только нечто большое и цельное. Ты помнишь то же, что она, знаешь ее сокровенные мысли, а она твои? Крим кивнул: – Да. Это было самое трудное. Впору с ума сойти. Ну а потом удалось научиться жить с этим. – Не многим хватило бы силы духа на такое. Наверное, все, кто знает вас обоих, считают вас разными людьми. Возможно, вы и сами так думаете, но ауры говорят мне, что ее нет с тобой сейчас, а тебя не было с ней прошлой ночью. Я бы это знала. Когда-то вас было двое, но вы избежали безумия не принятием двойственности, а становлением целостности. Днем ты мужчина, и ты взаимодействуешь с миром, как абсолютный мужчина. Когда ты прекрасная женщина, ночью, ты взаимодействуешь с миром, как абсолютная женщина. Но твои разум, аура, внутренняя сила – те же в обоих воплощениях. Вы достигли почти уникального регулирования. В каждом мужчине есть нечто женское, иначе они были бы просто животными, а в каждой женщине – что-то мужское, иначе им бы не выжить самостоятельно. Только в тебе эти стороны уравновешены, ни одна не преобладает. Крим задумался. – Может быть. Мне, правда, не приходило это в голову, но меня действительно никогда не привлекали другие мужчины, а Киру – женщины. – Вы избегаете безумия, потому что мужская и женская сущности поочередно полностью овладевают телом, хоть вы и не контролируете это. Мне кажется, ты наслаждаешься своей двойственностью и совсем не хотел бы ее потерять. А вот натура нашей Принцессы Бурь из внешних слоев тебя беспокоит. Он кивнул: – Да, мне не по себе с ней, но я не могу объяснить почему. – Ее склонности не так редки, как мы думаем, только о них не всегда становится известно. Секс и физически, и психически такая сложная штука и такая неодолимая… Странно еще, что разные отклонения, которые с ним связаны, не случаются еще чаще. В любой толпе можно встретить и мужчин, и женщин сексуально гораздо более ненормальных, чем Сэм. Но никому до этого дела нет, пока все шито-крыто. Думаешь, мог бы мужчина влюбиться в Киру, знай он, что на заре прелестная девушка превратится в рослого, сильного, мужественного навигатора? А женщины, что млеют от тебя, пожалуй, поостереглись бы, если бы знали, что на закате ты станешь красивее и женственнее любой из них! – Да, удобнее, когда о нас не знают. Но ведь Сэм-то не проклята. – Конечно, проклята! Ну не магическим заклинанием, так тем, что она не такая, как все. Пока она скрывала это даже от себя самой, она могла жить в обществе, но только не быть счастливой. Она много раз страдала здесь от неосознанного стремления забыть, кто она и какая. Многие люди могут позволить себе такую роскошь, хотя я не понимаю, что в этом хорошего. Но она не может. Не может убежать от своей судьбы, а если попробует – это уничтожит ее. Крим кивнул: – Итак, ты решила, что она должна полюбить себя такой, какая она есть, и чувствовать себя уверенно, что бы ни думало о ней общество. – Она сама это выбрала. Я просто избавила ее от страха перед судом общества, который мешал сделать то, что ей было нужно. Теперь Сэм абсолютно все равно, что думают о ней другие. Боюсь, уверенность, которая придет на смену бесконечным комплексам, не улучшит ее характер, но без этого ей не выстоять. * * * Сэм проснулась только к вечеру. Наконец-то она чувствовала, что действительно отдохнула. Она снова была самой собой, она все помнила, но думать о прошлом не хотелось – ничего приятного в нем не было. Она с трудом могла поверить, что всю свою жизнь была такой дурой. Но тут у нее в голове вдруг возник мотив шлягера из этого прошлого, и Сэм поймала себя на том, что тихонько мурлычет: "На всех не угодишь, так угоди себе". Да, наконец-то она была в мире с собой. Но изменилось только ее отношение к себе. По-прежнему она оставалась этаким яблоком раздора между могущественными силами, о которых мало что знала, по-прежнему даже не подозревала, что ее ждет, и вдобавок по-прежнему была беременна. Странно, но именно беременность занимала все ее мысли. Приятнее было думать, что она забеременела в тот первый раз, но на самом деле это не имело значения. Это была ее малышка, а кто был отцом – какая разница! И ей ужасно нравилось, что у нее будет ребенок. Она так его хотела, как никогда и ничего больше за всю свою жизнь. Но Сэм знала, что впереди ее ждут суровые испытания и отступать нельзя: если она не одолеет эту Принцессу Бурь… Даже думать не хотелось, что ждет тогда и ее саму, и ее ребенка. Этот рогатый ублюдок умел находить слабые места каждого. Что, если он сумеет поставить ее перед выбором: победа или ребенок? Но слабые места есть у всех. Они должны быть даже у Клиттихорна, не зря же ей удавалось до сих пор оставлять его с носом! Может, нужно, наоборот, сконцентрироваться на своих силах? Ребенок заставлял ее страстно желать победы. Больше всего Сэм хотела бы прямо сейчас встретиться со своим двойником один на один, но не от нее это зависело. Сэм вздохнула, натянула платье и направилась в гостиную, надеясь если не принять ванну, то хотя бы позавтракать. – Мне бы хотелось, чтобы ты присоединилась к нам, – услышала она голос Крима. – В данный момент, нет, – ответила Итаналон. – Я удалилась от всего этого. Я устала, мне опротивели дела королей и придворных магов. Гротаг собирал всех как раз на днях, чтобы убедить выступить против Булеана. По его убеждению, главная опасность именно в нашем приятеле Зеленом. И многие, кто вообще способен беспокоиться о чем бы то ни было, кроме собственных делишек, согласны с ним. Сэм! Ну как ты? – Да, в общем, хорошо. По крайней мере теперь я знаю, почему последнее время чувствовала такую слабость. А нельзя что-нибудь поесть? Я приготовлю, только скажи, где продукты. Итаналон засмеялась. – Садись и просто думай о том, что тебе хотелось бы съесть. Ну, уж это было нетрудно: горячие лепешки с маслом, настоящие сосиски, а может быть, еще каких-нибудь фруктов и апельсинового сока. Она так давно не завтракала по-человечески. Внезапно перед ней появился поднос со всем тем, о чем она мечтала. Это было так поразительно, что она подскочила, едва не столкнув его на пол. – Эй! – вскрикнула Сэм изумленно. – Ну-ну, расслабься. Есть некоторые преимущества в том, чтобы быть колдуньей. Не надо ходить за продуктами, готовить, стирать, убирать – если не хочешь. Ты ешь, ешь, это все настоящее. Однако Сэм смотрела на поднос все так же изумленно. В Акахларе она повидала и демонические чары, и таинственные зелья, и странных созданий, которых коснулся Ветер Перемен, но никогда до этого момента она не видела такой магии. Нельзя же получить что-то из ничего! Казалось, Итаналон прочла ее мысли. – Прости, я забыла. Тебе ведь еще не доводилось близко общаться с магами второго ранга. Я могла бы порассказать тебе кое-что, но тебе от этого будет мало проку. Только маги, обладающие силой, могут делать это, и только маги второго ранга могут делать это, вот так играючи. Все это материализовалось не из ничего: я взяла образ из твоей памяти, выделила ингредиенты, а затем провела простую трансформацию вещество – энергия – вещество. Вот и все. Сэм кивнула, не переставая жевать. – Хорошо, когда не надо беспокоиться о еде! Крим, а ты связался с Булеаном? – Булеан согласен, что сейчас тебе слишком опасно пробиваться к нему. Земли, по которым проходит путь, наводнены колониальными повстанцами. Клиттихорну и его сторонникам известно, что Чарли – это не ты. Теперь для всех головорезов ты единственная желанная добыча. – Обрадовал! Э… ты что же, хочешь сказать, что они схватили Чарли? – Нет, сейчас они в безопасности, здесь же, в Кованти, – сообщил Крим. – Но они уже пересекли нуль и направляются к Тишбаалу. Если бы знать заранее, мы могли бы снова соединиться. Сэм вздохнула: – Хотела бы я сейчас увидеть Чарли и Бодэ! Было бы на чьем плече поплакать. А что думает Булеан насчет нас? – Мы знаем, что Клиттихорн что-то затевает, но не знаем, что именно. Наши шпионы в Мэрпеке, северном владении Клиттихорна, сообщили, что он и Принцесса Бурь вчера отбыли оттуда. Куда – неизвестно, ходят слухи о какой-то крепости. Клиттихорн и раньше пользовался ею, когда хотел сохранить в тайне свое местонахождение. – Вряд ли они могли далеко забраться за день. – Полагаю, гораздо дальше, чем ты думаешь, – вставила Итаналон. – Не забывай, Клиттихорн – могущественный маг. Иногда мы можем передвигаться очень далеко и очень быстро. – Тогда почему мне пришлось пройти через весь этот ад, чтобы хоть немного приблизиться к Булеану? Почему Булеан не воспользовался своей силой, если я была нужна ему? – Клиттихорну удалось убедить многих магов второго ранга, что Булеан представляет опасность для них, – напомнила колдунья. – Булеан не может передвигаться так, чтобы никто из его коллег не узнал, куда и когда. Соберись он сейчас куда-нибудь, и многие акхарские волшебники решат, что это неспроста. А если они сообща выступят против него, Булеану не справиться. Думаю, ему уже давно не терпится вырваться на свободу, но пока он не рискнет это сделать. Он ждет, чтобы Рогатый раскрыл свои карты или совершил ошибку. – Опять все по-старому: я не могу добраться до него, он – до меня, мы не знаем, где враг. Ну а мне-то что делать? – Оставаться здесь нельзя, – снова вступил в разговор Крим. – Это маленький городок, не успеем мы оглянуться, слухи о нашем входе в Кованти срединный дойдут до тех, кого мы вовсе не собираемся извещать. Надо выбрать удобную колонию к востоку отсюда, не граничащую с Тишбаалом, и там затаиться. На что бы ни решился Рогач, это потребует много энергии. Булеан сумеет проследить, откуда она идет. Вот тогда-то мы сможем двинуться на них, – Я же говорю, опять все сначала. Сдается мне, что мы вошли сюда очень уж легко. Если ковантийский волшебник против нас и если они знают теперь, что Чарли – это не я, выйти, пожалуй, окажется куда тяжелее. – Да, гораздо легче проверять всех, кто выходит из средины, – заметила Итаналон. – Срединные земли в руках людей, которые, скорее, поддерживают ваших врагов. Вы должны уходить – и быстро. Колдовство разрушило бы ауру Принцессы Бурь, но кое-какие хитрости я, пожалуй, попробовала бы. * * * Когда поспевал виноград, в маленьких частных виноградниках Кованти требовалось изрядное количество рабочих. В колониях, где производилась большая часть ковантийских вин, сборщиков хватало, но в средину могли войти только акхарцы, а среди них было немного таких, кто опустился бы до столь черной работы. По традиции главы семейных кланов приглашали женщин своего клана помочь в уборке урожая. В одном из поместий клана Абрейзисов, вблизи границы, как раз заканчивался такой сбор женщин. Собирать и давить виноград приезжали сотни женщин из разных колониальных миров, многие вообще не знали друг друга, хотя все и состояли в дальнем родстве. Туда и направила Итаналон Сэм после небольших изменений ее облика. В Кованти женщины только подравнивали, но никогда не обрезали волосы. И вот незамысловатое заклинание заставило волосы Сэм моментально отрасти ниже пояса. Кроме того, они стали совсем черные, в них появилось несколько почти белых прядей, что было характерной особенностью клана Абрейзисов. В уши Сэм чародейка вдела очень длинные серебряные серьги. Они были тяжелые и безумно раздражали девушку. Но это был еще один ковантийский обычай, и она смирилась. К тому же длинные волосы и длинные серьги очень шли к ее полному лицу и фигуре. Кованти срединный тщательно охранялся. На границах постоянно дежурил гвардейский патруль, а на пограничных постах милиция проверяла всех выходящих. Большую часть своей жизни в Акахларе Сэм провела в Тубикосе, где девушки не показывались на улице с открытыми лицами и где царили всевозможные предрассудки. Она была твердо уверена, что типичные акхарцы именно таковы. Но жители Кованти представляли собой почти полную противоположность тому, что Сэм казалось характерным для всего акхарского общества. В большом городе одевались удобнее и гораздо разнообразнее, чем в Тубикосе. Девушки не носили дурацкие белые балахоны с капюшонами, которые скрывали лица. Женщины высших классов жили более замкнуто, но представительницы среднего класса вели себя непринужденно, а одевались в разноцветные сари, носили легкие блузы без рукавов и короткие юбки, даже на мужчинах были свободные разноцветные рубахи и широкие брюки. Крестьяне держались еще свободнее. Климат был теплый и влажный, по крайней мере в средине, и можно было видеть на дорогах крестьянок с огромными кувшинами или ящиками на головах в разноцветных светлых саронгах или коротких юбках, с обнаженной грудью. Мужчины тоже часто ходили голые до пояса, а их обычную одежду составляли белая или бежевая рубашка, такого же цвета штаны, сандалии и широкополая кожаная шляпа. – Во многих местах трудно определить, кто к какому классу принадлежит, – пояснил Крим, заметив удивление Сэм, – но в тропических и субтропических областях особы королевской крови соблюдают этикет даже в такую жару, поэтому днем их почти не видно. Средние классы выставляют напоказ свое богатство – или скрывают его отсутствие, – одеваясь модно. Ну а крестьяне – сама видишь. На самом-то деле все не так просто, можно и в тюрьму угодить, если одеться несоответствующе. – Я-то буду с крестьянками, – ответила Сэм. – Пусть все болтается, наплевать. Крим кивнул: – Сейчас все женщины, которые приезжают из колоний на уборку урожая, официально числятся здесь крестьянками, какое бы положение они ни занимали у себя дома. И здесь не так свободно, как кажется. Есть ненавязчивая охрана, женщины никуда не ходят поодиночке. Политических и гражданских прав женщины здесь имеют вряд ли больше, чем в любом другом месте, где господствуют акхарцы. Единственное исключение – женщины с магической силой и женщины с политическими связями: у них есть какое-то положение, и они пользуются уважением. Конечно, владельцы плантаций и управляющие в колониях не отпускают своих жен, сестер и дочерей на такие сборища. Сюда посылают крестьянок, обычно тех, что помладше, и женщин из категории надсмотрщиц или вроде того. Для многих крестьянок это вопрос самолюбия: хотя здесь, в средине, и среди акхарцев в колониях они – самый низший класс, зато у них есть родной клан. Достаточно, чтобы чувствовать себя не на самом дне общества. Большинство этих женщин совершенно невежественны и, пожалуй, очень нетерпимы. Но помни: твое дело – смешаться с ними и не привлекать внимания. Сэм кивнула: – Я постараюсь. Но все-таки, сколько мне торчать там? Я же ничего не знаю ни о вине, ни о винограде. Крим ухмыльнулся: – Тебе и не надо много знать. Здесь женщины приходят и уходят все время, так что, надеюсь, твое появление никого не удивит. Для большинства женщин это просто предлог выбраться из дому, многие не столько работают, сколько шатаются по деревням, покупая что-нибудь или просто глазея по сторонам. Я погляжу, что делается на восточных границах, а потом вернусь как навигатор, который направляется в колонии и заинтересован в том, чтобы подобрать компанию из тех, кто хочет отправиться домой. Если я появлюсь под другим именем или слегка изменю внешность, не пугайся: у меня около четырнадцати разных карточек гильдии. – Если мы наберем группу девушек, чтобы ехать вместе и не бросим их, они узнают о Кире, а если бросим, они могут выдать нас. – Не беспокойся о Кире, – успокоил ее Крим. – Жители колоний не такие ограниченные, как жители средин. У меня уже был маленький опыт. Просто обзаведись подругами. Не женами, понятно? Сэм кивнула: – Сделаю, что смогу. Присоединиться к сборщицам винограда оказалось нетрудно. Охранники совершенно не интересовались, все ли женщины в группе были в ней с самого начала или нет. Родовая усадьба была где-то далеко за деревьями. Женщин устроили под навесами, крытыми соломой. Спали они на соломенных циновках. Еду готовили на специальных площадках, где были сложены печи из нетесаного камня и выкопаны ямы для разведения огня. Еда была очень хорошая – в конце концов они были из одного клана, – а пили все, разумеется, местное вино. Крим был прав. Никто здесь особенно не надрывался на работе, казалось, многие получали удовольствие от такой жизни. Больше всего здесь было молоденьких девушек – лет четырнадцати – девятнадцати; но и самым старшим вряд ли было больше тридцати. Они приехали из всех колониальных миров, управляемых Кованти. Замужних женщин, видимо, редко посылали на такую работу – Сэм не встретила ни одной, – но незамужних беременных девушек было немало. Многие из них сами казались детьми не старше четырнадцати-пятнадцати лет. Крестьянам не по карману были магические чары или алхимические снадобья, а аборты были в буквальном смысле слова смертным грехом: виновного подвергали публичному расчленению. Многие юные крестьянские девушки из колоний убегали в города средины, где для них не было другого пути, кроме как продавать себя хозяевам увеселительных заведений. Сюда беременных девочек посылали, главным образом, чтобы убрать на время с глаз долой, пока семья там, дома, не сообразит, что делать дальше. По закону они не имели права рожать детей в средине: тогда ребенок стал бы гражданином средины, а не колоний, и правительство несло бы ответственность за его содержание и воспитание. Но некоторые надеялись как раз пробраться в город, чтобы родить там. А затем детей бы у них забрали и отдали церкви, а их самих продали бы сутенерам или боссам увеселительных районов. Еще они могли до конца жизни оставаться дворниками, уборщицами i \и чем-нибудь подобным при церквях. Впрочем, девушки, которые бежали из колоний в город, или вообще не знали, что их ждет, или не верили в это. Как встречали тех, кто все-таки возвращался домой, Сэм не знала и решила разузнать при случае, хотя была уверена, что ни о чем хорошем речи быть не может. Но казалось, что, пока девушки могли оставаться здесь, они мало думали о том, что ожидает их в будущем. Сэм прихватила свои вещи – пару легких коричневых трусиков, тарелку, чашку, расческу, щетку – и отправилась устраиваться на отведенном ей месте. Ничего, по крайней мене на ветерке. – Эй! Добро пожаловать в Больные Ямы, – услышала она приятный девичий голосок. Девушка говорила с очень провинциальным, но понятным акцентом. Она была хорошенькая, лет шестнадцати-семнадцати и, наверное, пяти футов и пяти или шести дюймов роста. Волосы у нее была завязаны в хвост и переброшены через левое плечо. Она была совсем худенькая, и от этого огромный живот казался еще больше. На девушке были только желтые трусики, похожие на бикини. Самой Сэм очень хотелось получить саронг, но не тут-то было: ей выдали трусики – классовые различия в одежде существовали даже на этом, низшем уровне. – Меня зовут Квису, – добавила девушка. Сэм с трудом оторвала взгляд от ее раздувшегося живота. Девушка была похожа на обычного подростка, который ухитрился проглотить целый арбуз, и он так и остался лежать в животе. "Такая и я буду через месяц-другой?" – подумала Сэм. Вслух она сказала: – Я сама из Махтри. Э… на каком ты месяце? – Да меньше чем через месяц разрожусь. Попрут они меня отсюда на этой неделе. – И что тогда? Квису пожала плечами: – Кабы я знала! Я было думала пробраться в город, да я ж ничего и никого не знаю. Я раньше и народу-то столько зараз не видала. Я и не знаю, где этот самый город. – Лучше тебе и не знать. Я бывала в городах. Тебе там сначала дадут родить, потом напичкают какой-нибудь дрянью так, что обо всем забудешь, и станешь ты просто уличной шлюхой. – А, мы все слыхали о всяком таком дерьме. Может, все так, а может, и нет, а только для многих все лучше того, что ждет их дома. – Неужели возвращаться так ужасно? – Ох! – Квису попыталась сесть поудобнее. – Паршивое время. Ни сядь, ни встань, да еще до ветру бегай каждые десять минут. Э… не знаю, как уж там у вас в… откуда, ты сказала, ты приехала? – Махтри. – Да, Махтри. Но возьми Долимаку, откуда родом я. Туземцы похожи на больших ящериц, даже шипят, когда разговаривают. Акхарцев мало, а те, что есть, злые презлые. Если я вернусь, они дадут мне родить, а потом вздернут и исполосуют плетьми, да еще разукрасят всю морду так, что на меня ни один парень больше не позарится. Их послушать, так парни вроде и ни при чем! Черт, Кобан небось получил взбучку, только и всего. Его папаша – главный надзиратель. Большая шишка! А этот Кобан такой парень, такой парень – обалдеть! Глазищи огромные, черные. Я уверена, с ним бы любая не прочь, да только я одна была такая дура, что поверила, будто он на мне женится. Сэм пришла в ужас. – Они, правда, тебя изуродовали бы? Квису кивнула. – Но малыш был бы членом семьи, у него было бы будущее. И я бы его видела, нянчила, смотрела, как он растет, понимаешь? Даже если бы мне не разрешили говорить с ним, я была бы его мамой. А там, откуда ты, по-другому? – Ну, мне-то точно не обрадуются. Я ездила в город навестить родственников, а когда возвращалась, на караван, в котором я ехала, напали бандиты. Меня изнасиловали. – Да ну? Подумать только! Тут есть одна, Пати, – славная малышка – ее тоже изнасиловали, один тип из компании надсмотрщиков. Он заявил, что она сама к нему приставала, а теперь обвиняет, потому что забеременела. Ну, ясно, кому из них поверили. Она из Гашома. Там тебе выбривают голову, втирают в нее какую-то гадость, чтобы волосы уже никогда не выросли, выжигают клеймо на лбу, а потом ты становишься собственностью компании, а заодно и того парня. Но ребенка отдают отцу, значит, хоть малыш будет расти с господами. А подруга Пати, Мида, она тоже из Гашома, только из маленького городка, забеременела так же, как я. Так вот ее ребенка отправят в какой-нибудь сиротский приют, а сама она станет городской шлюхой. Так что, видишь, не лучше, чем в больших городах, только без всякого зелья. – Вы, наверное, только и думаете: возвращаться или нет. – Стараешься не думать, – тихо ответила Квису, – только иногда от этих мыслей никак не избавиться. Мы тут вроде дурного примера. Не то чтобы с нами плохо обращались. Мы здесь и не работаем, если не хотим, а у кого дело идет к концу, не очень-то хотят. То начинаешь проклинать ребенка, то – себя, а то просто лежишь и ревешь, ревешь… Но чаще всего просто стараешься ни о чем не думать. За нами всегда следят. Видишь вон тех девушек, которые притворяются, будто им до нас и дела нет? Это чтобы не дать никому из нас убить себя. Правда, если захочешь смыться отсюда, никто за тобой не побежит. – И многие пытаются покончить с собой? – Бывает. Одна пробовала, пока я здесь. Многих ждут дома такие страсти, куда хуже того, о чем я тебе говорила. В Фауквине, вот, вырезают язык, выкалывают глаза, разбивают барабанные перепонки. Проклятие! Вот таких детей Бодэ и превращала в куртизанок высшего класса, а других просто продавали в рабство каким-нибудь мерзавцам. Будь у нее власть, она бы создала в каком-нибудь из этих колониальных миров такую страну, куда все эти девушки могли бы прийти, родить детей и жить по-человечески. Что-то вроде приюта герцога Пасе-до, только без самого герцога и всей его придворной иерархии. Но пока акхарцы у власти, такому месту не бывать ни за что и никогда. И она еще должна спасать этих проклятых акхарцев! Черт возьми, сколько таких девушек на свете? Настоящая Принцесса Бурь была рядом с Клиттихорном долгое время, не могла же она быть совсем глупой. Может быть, Принцесса Бурь знала, что делает, но даже не могла представить себе, чтобы господство богоподобного Клиттихорна было хуже того, что есть сейчас? Старая проблема вновь вставала перед Сэм, и никакие магические зеркала не могли помочь решить ее. Та проблема, от которой, сознательно или нет, она убегала с тех самых пор, как впервые с ней столкнулась. Клиттихорн был убийцей, помешанным на силе маньяком, но что, черт возьми, представлял собой Булеан? По словам Итаналон, Булеан ненавидел акхарскую систему и не скрывал этого. И поэтому его не любили и не доверяли ему. Но на самом деле он старался сохранить эту систему. Итаналон с ее магической силой вряд ли смогла бы понять весь ужас выбора, перед которым стояли эти девушки. Наверное, в глубине души чародейка была скорее сторонницей системы. Иначе как объяснить, что она предпочитала ни во что не вмешиваться? Проклятие! Вот бы встретиться с Булеаном, поговорить с ним, присмотреться к нему. Откуда, черт возьми, набраться уверенности и силы воли, чтобы одолеть Принцессу Бурь, если сомневаешься, что это действительно надо сделать? Внезапно Сэм почувствовала острую боль в животе. Наверное, удивление и беспокойство отразились на ее лице. Квису хихикнула: – Здорово он тебя пнул. Сэм вдруг заметила, что солнце почему-то перестало припекать, а по небу быстро несутся тучи. Она заставила себя расслабиться. Этак немудрено привлечь к себе внимание, а это как раз и нельзя. – Хочешь познакомиться с другими? – спросила у нее Квису. – Да, конечно, – ответила Сэм, чувствуя, что ей просто необходимо подвигаться или что-нибудь поделать. – Вон там, за деревьями, река. Там сделаны купальни. В тени немного прохладнее, чем здесь, вот мы и устраиваем там посиделки. Все равно больше делать нечего. Только вот я стала быстро уставать. Сэм медленно поднялась, потом помогла Квису встать на ноги. Река была недалеко, но Квису и в самом деле было трудно идти, так что Сэм не торопила ее. Под деревьями сидело около дюжины беременных девушек, и от мгновенно возникшего ощущения товарищества Сэм намного полегчало. Пати просто потрясла ее: она была такая крошечная, ростом не больше четырех футов десяти дюймов, а по весу едва ли дотягивала до восьмидесяти фунтов, даже сейчас. На вид ей было не больше тринадцати, но на самом деле – уже семнадцать. Квису – шестнадцать, а Миде, круглолицей девушке с очень большой грудью – пятнадцать. Сэм подумала, что Пати слишком слаба, чтобы выдержать роды. Девушки продолжали болтать. Сэм старалась не вмешиваться, хотя кое-что ее коробило, например, когда Мида называла коренное население Гашома слизняками. Что делать? Этих девушек система сбросила к самому подножию акхарской лестницы. Единственное их утешение было в том, что они все равно выше туземцев. Когда-то Сэм удивлялась, почему во время гражданской войны тысячи южан, у которых никогда не было ни плантаций, ни рабов, были готовы сражаться и умирать, защищая рабство. Возможно, теперь она поняла. Нищий фермер в Аппалачах, по уши в долгах, обреченный вечно батрачить на богачей, чтобы прокормить своих детей, чувствовал, что, пока существуют рабы, существует кто-то, кто стоит еще ниже, чем он. Так и эти девушки предпочли бы сражаться и гибнуть, только бы не дать туземцам подняться над собой. Невежество девушек тоже потрясало. Они верили в систему, которая уродовала их жизнь, они были убеждены, что солнце движется вокруг Земли, а звезды – это дыры, через которые льет свой свет Королевство Богов. Электричество казалось им магией, они даже не представляли, что такое большие города. Ни одна из них не понимала, что такое снег или что значит мерзнуть. Настоящей магии они не видели, но верили в духов, которые жили в деревьях, в ветре, в воде, даже в камнях, и они молились им и просили их о милости. Они так же не могли представить себя чем-то, кроме крестьян, как представить, что вдруг превратятся в собаку или льва. Даже истории о том, что происходит с такими девушками, как они, в городах, не очень пугали их, но поэтому же очень мало кто из них в самом деле убегал. У них были похожие воззрения, которые поддерживали их и сохраняли от безумия, но они же приводили большинство этих девушек к увечью и позору просто потому, что так было принято. И все-таки по-своему они рассуждали о будущем. – Мужчины, – сказала Мида таким тоном, словно говорили о паразитах, – им бы только помыкать всеми вокруг. Мы их рожаем, растим, а получаются надутые болваны, которые все стараются перещеголять друг друга, а если не получается, они на нас все и вымещают. Это нечестно. Где-то главными должны быть женщины. – Ну, я не знаю, – откликнулась Квису. – Я все равно люблю мужчин. Среди них есть и хорошие: мой папа, вот, и мои братья тоже ничего. Глупо только, что мужчины не доверяют нам в делах. Едят же они нашу стряпню! По правде говоря, я даже не виню парня, который меня обрюхатил. Я по нему сходила с ума, кто бы мне что ни говорил – никого бы не послушала. А это… – она похлопала себя по животу… – мне и в голову не приходило, и ему, поди, тоже. – Да, многие сильно влюбляются, только большинство терпит с этим до свадьбы, – заметила Пати. – Я тоже терпела, но этот проклятый ублюдок был в полтора раза выше меня и втрое тяжелее. Его подружка бросила, так он и выместил свою обиду на первой девчонке, какая ему на глаза попалась. И ведь все поверили, что это я его раздразнила! Знали, что он подлец, и все равно поверили… Не вернусь я туда! – Как? – воскликнули остальные все разом. – Он этого ребенка не получит, а там будь что будет. Черт, что, если будет девочка? Эта мразь с моей малышкой! Да лучше нам с ней умереть! – Куда ты пойдешь? – спросила Сэм у крошечной женщины. – В город? – Ну нет. Мне не нравится то, что о нем говорят. Перейду нуль и пойду в ту колонию, куда смогу пробраться. – Пати, – мягко сказала Квису, – если ты будешь рожать без всякой помощи, ты можешь умереть. Пати пожала плечами: – Ну и пусть! По крайней мере это сведет их всех с ума, потому что они точно-то знать не будут. А может, мне повезет, и я доберусь до колонийцев, которые помогут мне. – Ну да, – с отвращением отозвалась Мида. – Они, пожалуй, съедят твоего малыша, а тебя привяжут, как собачонку, и будут насиловать все по очереди. Нет, это не для меня. Наконец все побрели обратно в лагерь, поели, но Сэм была больше не в силах слушать этот неизменный разговор несчастных отверженных. Ей хотелось плакать, но здесь даже подходящего места для этого не было. Она лежала на своей циновке, пыталась заснуть, пыталась выбросить из головы все мысли… На ней было длинное изящное атласное платье с золотым поясом и с драгоценностями, она спускалась по каменной лестнице в огромную комнату. Это было очень странное место, похожее на огромный перевернутый купол. Каменные ступени вели вниз, к круглой и плоской арене, как в каком-нибудь огромном античном театре. На арене виднелось несколько рисунков. Это были одинаковые симметрично расположенные пентаграммы, каждая имела свой цвет. В центре комнаты стоял на полу странный фиолетовый пульсирующий шар, почти прозрачный. Шар вращался медленно, но неуклонно, с запада на восток. На нем с равными промежутками располагались ярко-оранжевые пятнышки. Оглядевшись, Сэм заметила Клиттихорна в малиновой мантии с неизменными рогами. Он сидел на каменных ступенях и возился с каким-то странным предметом. Внезапно Сэм с изумлением узнала этот предмет. Компьютер! У этого ублюдка был портативный компьютер! Как, черт возьми, он раздобыл его, откуда узнал, как им пользоваться? На остальных присутствующих были зеленая, коричневая и синяя мантии, двое мужчин и женщина. Что-то с ними было неладно. У одного были громадные заостренные уши и гигантский глаз, как у циклопа, у женщины из-под мантии высовывался толстый хвост, а еще у одного, кажется, были крылья, как у летучей мыши. Трое этих, Клиттихорн и она. Пять. Пять пентаграмм на полу, цвета соответствуют цветам мантий, кроме золотого, очевидно, ее. Принцесса Бурь повернулась к Клиттихорну: – Ну, чародей, твой магический ящик дал тебе то, что ты искал? Рогатый еще раз пробежал пальцами по клавиатуре, проследил за непонятными числами на маленьком экране, затем удовлетворенно кивнул, слегка улыбнулся и поднял глаза на нее. – Да, да, моя принцесса. И все-таки хорошо бы это опробовать, прежде чем идти сразу против Булеана. Точность и контроль на критическом уровне. Принцесса Бурь кивнула. – Хорошо. Как скажешь. Только мне не по себе в этом месте. Хотелось бы поскорее сделать то, для чего оно было построено. – Терпение, терпение, – откликнулся Клиттихорн. – Что привело тебя сюда сейчас? – Я почувствовала опять ослабление контроля сегодня в полдень, хотя я ничего не делала. Это мешает мне. – Эх, знать бы, где она… Вот бы и была хорошая проверка. Иди отдыхай, тренируй свой контроль. Довольно скоро он нам понадобится. Принцесса Бурь повернулась и пошла наверх, слегка приподнимая подол платья, чтобы не зацепиться. Этот переход Сэм в Принцессу Бурь продолжался необычно долго, и впервые все ощущалось так четко. Как будто она и Принцесса Бурь и вправду были одним человеком. "Подожди!" – мысленно крикнула Сэм Принцессе Бурь. Принцесса внезапно остановилась, огляделась. Было ясно, что она услышала! "Это твоя сестра, которую вы стремитесь уничтожить", – передала ей Сэм. "Убирайся из моего мозга, дрянь!" Мысль была так резка, так яростна, преисполнена такого бешенства, что на мгновение Сэм была ошеломлена, но она должна была узнать. "Я не враг тебе! Мне отвратительна эта система! Я не хочу защищать ее! Но ты и Рогач только и пытаетесь, что убить меня. Я знаю, ты понимаешь, что он мразь! Расскажи мне о ваших планах! Докажи мне, что правда на вашей стороне!" Принцесса Бурь пришла в смятение. – Клиттихорн! Эта дрянь здесь! В моем разуме! Прогони ее! Прогони ее! – Ее необычно низкий голос, такой же, как у Сэм, отразился эхом от противоположной стены комнаты; все застыли. Клиттихорн поднял голову, затем встал и уставился прямо на принцессу. Казалось, он смотрел не на женщину, а сквозь нее. Тонкий белый луч метнулся от него к Принцессе Бурь и рикошетом к пульсирующему фиолетовому шару. Один из оранжевых огоньков на нем сменился белым. – Она… она в Кованти! – закричал один из колдунов. – В чертовой средине! Низкие холмы… вблизи границы… – Поймали! – ликовал Клиттихорн. – Принцесса, немедленно спускайся сюда! Все по местам! Полную мощность! Мы поймали ее! Внезапно контакт был прерван – полностью. Сэм лежала в темноте. Сна как не бывало. Было тихо. Черт! Так отвратительно тихо, что казалось, ножом можно было резать эту тишину! "Что же я наделала?" Она встала и, осторожно перешагивая через спящих девушек, выбралась из-под навеса. Огонь еще горел в костровой яме, медленно угасая; она подошла к нему. Пять мест, пять пентаграмм, но только одна Принцесса Бурь. Тот крутящийся фиолетовый шар – Акахлар? Светящиеся огни – средины? Думай! Думай! Белый огонек вспыхнул близко к экватору, где жаркие страны, и это, несомненно, была одна из средин. Кованти, стало быть. Пять мест, но только одна Принцесса Бурь. Почему-то это было важно. Что, черт возьми, делал глобус? Те пятеро встают там и концентрируются на каком-то месте, которое и есть цель. Должно быть, так. Но что они собирались делать? Четверо из них… колдуны. Те трое, вероятно, изуродованы собственной силой, которая в какой-то момент вышла из-под их власти. Что они могут сделать? Наслать Всадников Бурь, или великие магические заклинания, или что? Бежать некогда и некуда. Минутку… минутку… Всадники Бурь, великие заклятия – принцесса для этого не нужна. Принцесса Бурь могла делать одну-единственную вещь, которую не мог никто из них. Они не могли не учитывать этого. "Ветер Перемен"! Это объясняло все. Она почувствовала такой ужас, какого не знала прежде. Могли те четыре колдуна действительно призвать Ветер Перемен? Проткнуть дыру где-нибудь? Призвать, да, но не управлять им. Акхарские колдуны боялись Ветра Перемен так же, как все, они могли стать такими же беспомощными жертвами Ветра, как обычный человек. Но сейчас они были далеко, в той куполообразной комнате, надежно укрытые от Ветра Перемен, если бы даже они решились призвать его. Могла ли Принцесса Бурь управлять Ветром Перемен? Казалось, температура падала, воздух становился разреженнее. Где-то во мраке уже раздавались страшные громовые удары, от которых дрожала земля. Сэм встала, вглядываясь в темноту. Многие женщины проснулись и бродили сонные и растерянные. Так… От Ветра Перемен спасает только манданское золото. Но не было манданских покрывал ни здесь, ни где-либо в срединах. Их имели навигаторы, которые вели караваны, были они и в колониях, и в фургоне Крима, но не здесь. Сэм видела Ветер Перемен лишь однажды, когда ей было послано видение этой катастрофы. Она помнила, что там, в ее сне, существовали подземные убежища, обитые изнутри манданом. Но даже если здесь в усадьбе тоже было такое убежище, все бы там не поместились, да и бежать до усадьбы было уже поздно. "Думай… Думай… Черт, у тебя же мелькала какая-то мысль. Думай, Сэм!" А может, Ветер Перемен на самом деле просто еще одна, особенно мощная буря? Да, должно быть, именно так! Вот! Молния разорвала небо на востоке, между ними и границей. Ужасающий грохот, вопящие женщины вокруг. Далекое завывание сирены, как сигнал пожара, и панический крик: – Ветер Перемен! Ветер Перемен! Скорее в усадьбу! Сэм шла навстречу буре. Достаточно ли у нее сил? Готова ли она к этому? Внезапно она поняла, что машинально подобрала длинную палку. Хотела было бросить ее, но вдруг поняла: необходимо на чем-то сконцентрироваться. Сэм вдавила палку в землю и что есть силы начала чертить окружность, не видя толком в темноте, что у нее получается. Теперь провести черту здесь, потом здесь, потом еще, и еще, и еще. У нее получилось подобие пентаграммы, которую она видела у Клиттихорна, и теперь она была внутри нее. Сэм услышала шорох позади себя и обернулась. – Кто здесь? – спросила она. В эту минуту начал подниматься ветер, сдувая все вокруг. Но это был еще не сам Ветер Перемен, тот только приближался. – Пойдем! Спрячемся где-нибудь! – услышала Сэм голос Квису. – Нам все равно не добраться до усадьбы! – Подождите! – крикнула им Сэм. – Не ходите никуда! Соберите всех, кто еще там есть, на открытом месте, но позади меня! Поняли? На открытом месте, позади меня! Сядьте на землю! Ветер свирепеет! – Ты сошла с ума! – закричала Пати. – Никому не одолеть Ветер Перемен! – Может, я и сделаю это, – отозвалась Сэм. – Узнаем через пару минут! Ну же – делайте, что я сказала! Страшный порыв ветра и ливень ударили ее. Она слышала, как кто-то пронзительно кричал, сбитый с ног, слышала, как буря швыряет и гонит вещи, слишком тяжелые для обычного ветра, слышала, как трещат и рушатся крытые соломой навесы. А потом настал момент, когда Сэм уже не могла обращать внимания ни на что, кроме надвигающейся бури. Странно, она была сейчас совершенно спокойна, словно что-то внутри нее наконец освободилось от неотвязных вопросов. Сэм протянула руки в этот грохочущий кошмар, что, казалось, идет стеной прямо на нее. Она не пряталась, она почти приветствовала его. Сэм ощутила силу, энергию, хлынувшую в нее, и внезапно замерла, в блеске молний на ее лице читалось чистейшее изумление. Все ее тело внезапно испытало столь дивное, невиданное, похожее на оргазм ощущение, какого она никогда не знала. Сила, текущая в нее, была чудовищна, невероятна. Одна мысль стучала в мозгу: "Ну, давай, принцесса, тупица! Посмотрим, одолеешь ли ты эту толстую беременную крестьянку, которая ненавидит и проклинает тебя!" Глава 4 Ловушка не сработала Когда Сэм сконцентрировалась, почувствовала и захватила энергию бури, она поняла, что это все-таки буря, пусть и необычная. При всей своей неопытности, Сэм чувствовала, что обладает некой властью. Все бури подчинялись своим собственным внутренним правилам. Но внутренние правила этой бури было трудно найти в бурлящих массах энергии. Эта буря была словно живым существом, она выплевывала частички материи и энергии, соединялась с тем, что встречала, и изменяла это вроде бы совершенно случайно, а на деле математически точно. Невозможно было захватить сердцевину этой бури и вести или направлять ее. Она была непостижима, блестящая, шипящая, своенравная масса. Сэм довольно быстро поняла, что хитрость в том, чтобы управлять бурей через ее края, формировать ее, подбирая мириады хлыстообразных ручейков энергии, струящихся из бури, и мысленно удерживая их, как поводья дикой лошади. И она была не одна, кто-то еще деловито разыскивал и схватывал эти хлыстообразные энергетические поводья. Сэм ощущала ту, другую, и наблюдала за тем, что ей уже удалось сделать. Сила другой была в холодной ненависти. Ярость Сэм, менее управляемая, была не менее сильной. Сэм решительно потянулась к энергетическим поводьям и начала мысленную борьбу за контроль над ними. Какое-то время казалось, что борьба идет на равных. Но между Сэм и Принцессой Бурь было одно серьезное различие, и оно не имело отношения ни к будущему ребенку, ни к опыту, ни к близости бури. Если бы Сэм не остановила бурю, та поглотила бы и ее, и всех остальных, беспомощных и незащищенных. Принцессе Бурь ничто не угрожало, она была далеко на севере в своем куполе. Инстинкт самосохранения давал Сэм некоторое преимущество. Один за другим, с трудом, она выцарапывала усики Ветра Перемен из хватких рук Принцессы Бурь и собирала их у себя. Первые дались нелегко: Принцесса Бурь старалась провести своего врага, отдавая ей внезапно несколько поводьев и захватывая в этот момент другие, чтобы прочно удержать их. Но на эту удочку Сэм попалась только раз. Медленно, но неумолимо, все острее чувствуя свою силу и удовлетворение от этого, Сэм добивалась полного контроля. Клиттихорн просчитался, он сам слишком боялся Ветра Перемен, слишком верил в его могущество. Посылать бурю, чтобы погубить Принцессу Бурь, – ну что за нелепость! Сэм почувствовала, что контроль другой ослабел и затем угас, и быстро подобрала оставшиеся энергетические поводки. Теперь у нее был полный контроль над Ветром Перемен. Она ликовала. Она сделала это! Она победила Принцессу Бурь и Клиттихорна и была теперь владычицей того единственного, чего в Акахларе боялись все! Это было божественное ощущение, но что, черт возьми, ей делать теперь? Надо избавиться от Ветра, отправить его куда-нибудь. Чтобы убить бурю, надо растратить ее ярость. Они находились довольно близко к нулю, но нуль противодействовал бурям из миров, это сохраняло Акахлар. Значит, средина. Это должна быть средина. Где-то здесь были горы, горы, которые могли рассеять бурю, но Сэм не знала, где они и как их найти. Средины не идеально круглые, но близки к этому. Она на восточной границе, значит, надо отправить ветер на запад или на северо-запад. Она поискала воздушные течения, нашла их и начала «привязывать» к ним верхние усики управляющих энергий бури. Она связывала их, а буря по-прежнему оставалась на месте. Тогда она начала лихорадочно соединять все поводки, что у нее были, в беспорядочные пучки, и наступил момент, когда буря тяжело стронулась с места. Сэм прекрасно понимала, что это был самый рискованный момент. Ведь единственная возможность отослать бурю – это отпустить ее, а Сэм вовсе не была уверена, что буря не повернет круто назад, опять на нее. Однако надо было рискнуть. Она отпустила поводья. Огромная тяжесть свалилась с нее и стала поспешно удаляться. Сэм стояла по щиколотку в грязи под ветром и проливным дождем в кромешной тьме и смеялась, протягивая руки к небесам. Она не чувствовала ни усталости, ни истощения. Энергия бури переполняла ее. Ум работал с кристальной ясностью. Она была уверена в себе, как никогда в жизни. Но она знала и другое: им не удалось убить ее, но они точно знали, где она. Ветер Перемен не мог коснуться ее, теперь она это знала. Но пуля или меч угрожали ей по-прежнему. Сэм вспомнила, что акхарцы всегда уничтожают жертв Ветра Перемен. Значит, ковантийская армия прибудет сюда, как только рассветет. Благодаря ей поместье Абрейзисов уцелело, так что здесь будет просто идеальный плацдарм для солдат, которые двинутся в опустошенные Ветром Перемен области. А среди солдат скорее всего будут и ищейки Клиттихорна. Ветер и дождь быстро стихали, великая буря уносилась вдаль. – Эй! – крикнула Сэм. – Отзовитесь! Есть кто живой? В ответ раздались вопли около дюжины голосов. – Все, кто меня слышит, заткнитесь и идите ко мне! – Она повторяла это снова и снова. – Сахма! Это ты? – услышала Сэм голос Пати. – Да! Сюда! Все сюда, надо собраться вместе и подумать, что делать дальше. Одна за другой, промокшие, по уши в грязи, уцелевшие девушки добрались до Сэм. Почти все они были из Больных Ям – беременным было не под силу никуда бежать. Дождь прекратился, только изморось висела в воздухе, дул легкий ветерок. Девять из пятнадцати девушек, что были в Больных Ямах, включая Сэм, были здесь. Появились несколько человек из других групп, но Сэм отправила их искать, не уцелел ли кто-нибудь еще. Про себя она подумала, сколько из этих несчастных надеялись, хотя бы краткое мгновение, что страшная буря разом покончит и с ними, и с их проблемами. – Разве никто не приедет за нами? – спросила Мида, ни к кому в особенности не обращаясь. – Не могут же они оставить нас гнить здесь, в грязи, в темноте. – Могут и оставят, – заверила ее Сэм. – Я видела такое и раньше. Они не вылезут из своих убежищ, пока не будут совершенно уверены, что Ветер Перемен пронесся. Первым делом они окружат это место и будут ждать, пока подойдут войска. Они знают, что многие застряли здесь, но не знают, как близко подошла буря и что она тут натворила. В этой чертовой темноте ничего не видно. Нет смысла двигаться куда-то сейчас. Мерзкая будет ночка, но пока мы ничего не можем сделать. Сэм подумала, где могла быть сейчас Кира? Может, остановилась на привал? А что, если Крим теперь отрезан? Что, если буря перерезала дороги между ними и столицей, и никому не пробраться по ним в течение нескольких дней? А что, если Киру затянуло в бурю? – Интересно, что они сделают с нами? – вслух подумала Пати. – У меня большое искушение идти прямо к нулю, как рассветет. – Да? И далеко ты, по-твоему, уйдешь? До границы, возможно, лиг десять, да еще тридцать или сорок лиг до той стороны нуля. Кроме того, все дороги будут тщательно патрулироваться. И не забывай: на пути Ветра Перемен жило много людей, и те, кто остался жив, больше не люди. Мы должны действовать разумно. – Шутишь? – насмешливо спросила Мида. – Не больно-то нас станут спрашивать. Мы будем сидеть здесь, потому что больше идти некуда, а когда наступит день, мы будем делать то, что нам велят. Так принято, и все тут. Я один раз сделала что-то не по правилам, вот и оказалась с пузом. Правила созданы богами. Нельзя идти против них, будет только хуже. Они опять заспорили. Сэм сначала слушала их, слегка ошеломленная, а потом подумала, что пора кончать эти разглагольствования. – Стойте! Я не знаю, долго ли еще до рассвета, но здесь полно лужаек. Давайте переберемся туда, где поудобнее. Не торчать же всю ночь в гнилом навозе. Они нашли местечко, где росла довольно густая трава и где валялось не так уж много обломков. – Постарайтесь поспать, – сказала Сэм. – Ночь была адская. На какое-то время воцарилась тишина, а потом все опять начали перешептываться. Сэм было все равно, о чем они говорили. Она отошла немного в сторону и села на траву, всматриваясь в темноту. Уж она-то не собиралась дожидаться, пока что-нибудь решат мужчины. В этом безумном мире все больше всего боялись того, что, оказалось, вообще не представляло для нее опасности. Она может призывать обычные бури и использовать их силу как оружие. Что бы ни случилось, она больше не была беззащитной. Принцесса Бурь до сих пор бесила ее. Если они двойники, значит, и мозгов у них одинаковое количество. Как могла принцесса не понимать, что Клиттихорн использует ее. Может, она была под действием каких-нибудь чар, но вроде не похоже. Может, она ненавидит так сильно, что ей безразлично, даже если она знает истинную цену Клиттихорну? Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=150322) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания