Королевства света
Алан Дин Фостер


Злые гоблины захватили волшебное королевство и убили доброго волшебника. Для устрашения жителей они лишили королевство красок. Животные – друзья волшебника, превращенные в людей, отправились на поиски света в цветные королевства радуги.





Алан Дин Фостер

Королевства света





ГЛАВА ПЕРВАЯ


На плодородных травяных равнинах Насид Хьюдрила, где над широкой, сверкающей зеленью зеркальной гладью реки Дримуд возвышается, как большой перст, укрепленный город Кил-Бар-Бенид, собрались армии Годланда. Они поджидали подхода Орды Тотумака. Несмотря на все боевое мастерство Орды, на ее безжалостность и свирепую жестокость, о которой твердила молва, не ее боялись защитники Годланда. В их постоянно пополнявшихся рядах было много своих отважных бойцов и прославленных воинов, умелых наемников и профессиональных солдат, которые не боялись человека с копьем и не пасовали перед взмахом меча. Страх на них нагоняло одно имя. Имя Неизвестного, ужасной тени, слухи о которой уже воплощали ее в реальность.

    Хаксан Мундуруку.

О нем говорили как о чудовище, колдуне, бездушно убивавшем мужчин и измывавшемся над женщинами. Темные искусства были его основным занятием, а чужое отчаянье – наслаждением. Свой голод он утолял человеческой плотью, а жажду – кровью. Там, где прошлась его Орда, оставалась опустошенная земля, сочившаяся гноем. Полагали, что он не успокоится, пока весь цивилизованный мир не будет в страхе валяться в его ногах и лизать его пятки. Внешность его, как говорили, была столь омерзительна, что могла шокировать сильных мужчин, а его прикосновение вызывало содрогание даже у самых смелых женщин. Защитников Годланда утешало только то, что ни одно существо, даже самое дурное и порочное, не может быть таким на самом деле.

Сколь же далеки они были от истины!

Выступ Кил-Бар-Бенида образовывал ворота в Годланд. Город прикрывал самые лучшие и удобные подступы к плодородным землям, лежавшим дальше на запад. Двенадцать мостов соединяли берега реки Дримуд, оживляя торговлю. За те месяцы, что слухи о приближающейся Орде переросли из шепота в рев, торговый поток через великую реку замедлился, пока, наконец, не превратился в тонкую струйку. Теперь, когда основные силы Орды были уже близко, от огромного наплыва беженцев осталось лишь несколько перепуганных возчиков.

Коренастый седой генерал Гуфри, которому вообще-то трудно было чем-нибудь угодить, тихо радовался этому спаду. То, что жители с другого берега Дримуда покинули свои жилища, значительно облегчало его работу. Из двенадцати мостов восемь были узкими или шаткими. Чтобы удерживать их, достаточно нескольких батальонов решительных защитников: имея пушку, они могли сбросить в быстрый поток внизу даже самых упорных и опытных вояк.

Зато оставшиеся четыре моста требовали большего внимания. Широкие, построенные из прочного камня, они открывали главные подступы к городу и лежащим за ним равнинам. Все четыре нужно удержать любой ценой. Если хоть один из них будет захвачен, врагам откроется прямая дорога в город. За мостами раскинулся сам город с извилистыми улицами и просторными площадями, а еще дальше стоял замок с хорошо охраняемыми высокими прочными стенами. Гуфри и его соратники были уверены, что замок может выдержать натиск любого противника. Но укрыться за стенами крепости означало отдать город со всеми его богатствами на разграбление врагу. Защитники Годланда не могли допустить, чтобы процветающий мегаполис оказался растоптанным грубым сапогом Тотумака.

Что касалось злого могущества Хаксана Мундуруку, то в рядах Годланда находились свои искусные мастера магии. Посовещавшись с наскоро собранным военным советом, Гуфри убедился, что эти несколько магов и чародеев способны справиться с Мундуруку. Самомнение и заносчивость Мундуруку, скорее всего, намного превосходили его колдовские способности. Армия сможет отразить любую атаку Тотумака, а чародеи Годланда справятся с магическим нападением на город.

Успокоившись на этот счет, следующие несколько дней Гуфри наблюдал за тем, как укрепляли городские бастионы. Особенное внимание уделял стратегически важным мостам, но не забывал и про внутренние крепостные укрепления. Наконец, он уверился в том, что при виде Кил-Бар-Бенида Тотумак решит, что не в его интересах напрасно расшибать себе лоб о неприступную крепость.

Тяжелые облака заволокли небо, воздух наполнился промозглой, липкой сыростью конца лета, когда разведчики сообщили о приближении Орды. Но их подтверждения и не требовалось, поскольку с высоких башен замка уже давно было видно разливающееся зарево горящих деревень и полей. Как только передовые отряды Орды появились из леса на другом берегу реки, солдаты и жители Кил-Бар-Бенида смогли впервые рассмотреть, кто грозил им разорением.

Даже издалека зрелище было ужасным и пугающим: скрюченные и горбатые, беззубые и двухголовые, бритые и, наоборот, заросшие бородами. От каждого в бесчисленных рядах Орды веяло злобой и испорченностью. Они – как уродливый нарост на теле земли, и это только представители людского рода. По меньшей мере наполовину Орда состояла из других существ.

Там были твари с косыми глазами и узкими, как у цапли, клювами длиной с человеческую руку. Двуногие рептилии, покрытые черной шерстью, разевали рты, окаймленные длинными усами, как у толстых морских котиков. Их более коренастые соратники несли на неестественно сгорбленных плечах копья и пики. Среди них находились огромные великаны, заросшие рыжей шерстью, с бородавчатыми, прыщавыми лицами и немигающими глазами без век, свирепо взирающими на мир. Более мелкие воины этой армии отверженных, кто прыгая, кто волочась и ковыляя, подтягивались к бивуакам, разбитым вокруг больших костров. На огне поджаривались, капая жиром, огромные куски мяса. Горожане старались не думать, откуда бралось это мясо.

Командиры в сверкающих черных доспехах шныряли среди своего дьявольского войска, как акулы среди стаи рыбешек. Они щедро раздавали направо и налево грязные проклятия и крепкие тумаки, используя кнуты и кулаки. Никто в Орде не протестовал против такого грубого обращения: никто не осмеливался, а некоторые даже упивались.

Все это увидели и услышали защитники на мостах и в самом городе. Устрашающее зрелище вражеского лагеря заставило слабодушных сразу же дезертировать под покровом ночи. Большинство, однако, остались, и их число постоянно росло за счет неиссякаемого потока прибывающих в город воинов. Каждый здравомыслящий человек понимал, что именно здесь надо останавливать завоевателей, пока они не добрались до богатых нив и просторов Годланда. Если задержать их на дальнем берегу Дримуда, то запад будет в безопасности. Если позволить им переправиться, то хаос восторжествует. Уступить сейчас означало обречь себя на беспросветную, безнадежную жизнь, похожую на бесконечный ночной кошмар.

Гуфри и его генералы знали, что все, что от них требовалось – это удержать мосты. Хотя вид Орды был поистине ужасным, захватчики пока не продемонстрировали ничего такого, что способно вселить отчаяние в сердца опытных, хорошо подготовленных солдат. Кажется, у них даже не было артиллерии, а это давало большее преимущество хорошо вооруженным защитникам. Ну что ж, пусть только сунутся!

Что они и сделали на двенадцатый день, несмотря на хмурое небо и продолжительный, застилающий взор дождь.

Гуфри установил авангардный командный пост на вершине Водяной башни, которая защищала самый большой и важный мост через Дримуд. Посредине моста были построены несколько баррикад. Такие же защитные валы были сооружены на остальных одиннадцати мостах. Гораздо выгоднее направить поток атакующих в один из образовавшихся узких проходов, чем сталкиваться с неприятелем в открытом поле. Это не позволит им навалиться на обороняющихся превосходящими силами. Случись им перебраться или силой пробиться через укрепление, защитники тут же отступят к следующему рубежу. Таким образом, силы нападающих будут постепенно убывать у каждой стены, тогда как число обороняющихся будет увеличиваться за счет ожидающего сзади подкрепления.

Когда наступит подходящий момент, Гуфри или другой генерал, командующий обороной одного из мостов, сможет ввести в бой свежий резерв для сокрушительной контратаки и отбросить неприятеля назад за реку. Защитники не будут их преследовать, но постараются уничтожить как можно больше врагов, прежде чем вернуться к обороне мостов. В случае же, если Орде удастся пройти весь мост до конца, их будут поджидать высокие ворота и укрепленные стены города.

Это был очень хороший план – логичный, немудреный и легко выполнимый. Гуфри, Шопунель, Сигизмунд и другие старшие офицеры были уверены в нем. В случае удачи они навсегда бы уничтожили Орду Тотумака как военную угрозу для Годланда.

Когда битва, наконец, началась, Гуфри стоял наверху Водяной башни и щурился от дождя. Он видел, что все идет как задумано. Сотрясая воздух воинственным нечеловеческим криком вперемежку с отдельными боевыми кличами, Орда навалилась сразу на все четыре главных моста. Если таким образом они надеялись найти уязвимое место, то их ждала жалкая неудача. Только на Соляном мосту защитников потеснили назад яростным натиском превосходящие силы противника. При поддержке кавалерии, державшейся в резерве как раз для такого случая, оборона закрепилась у самой стены перед городскими воротами.

Генерал Сигизмунд из Великого Мойда Вирийского лично возглавил контратаку. Он вывел из ворот тяжелую кавалерию, собранную с четырех королевств, – закованных в латы лошадей и антилоп. Их удар по врагам был воистину сокрушительным. Те, кого не затоптали копытами, не зарубили мечами и не закололи копьями, бежали назад по усыпанному телами мосту или прыгали в воду. Кого-то утянули на илистое дно доспехи. Других быстрым течением Дримуда отнесло далеко от поля боя. Это была уже не оборона, а разгром. В самом городе ликующие горожане наполнили воздух приветственными возгласами.

Победа произвела удручающее впечатление на остальные отряды нападающих. Те, кто штурмовали другие мосты, увидели, что их дотоле непобедимые соратники разбиты и опрокинуты в воду. Они и сами почувствовали неуверенность, дрогнули и вскоре один за другим были отброшены на противоположный берег, откуда недавно начали атаку. Как и планировалось, торжествующие преследователи остановились у берега. Они потрясали оружием и осыпали поверженного противника насмешками, а потом вернулись на свои оборонительные рубежи.

В тот вечер Шопунель и другие командиры поздравляли Гуфри и друг друга.

– Это еще не все. – Гуфри был слишком опытным воякой, чтобы поверить в такую легкую победу. – Они нас пока только испытывали.

– Дорогое испытание. – Довольный командир лучников облокотился на резной каменный портик, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь туман. Легкий дождь размыл и смягчил картину побоища, кровавые следы которого до сих пор оставались на мосту. Особенно благотворно подействовал очищающий душ на Соляной и Брешевый мосты, отмыв их гладкие мощеные мостовые от ярко-алой крови и вернув им серо-стальной блеск.

– Мы тоже понесли потери, – сказал Шопунель. – Надо оказать помощь раненым и на их место ввести пополнение. – Он и Гуфри, вместе с несколькими инженерами стали думать, как восстановить разрушенные укрепления наиболее уязвимого Соляного моста.

Орда не стала дожидаться утра. Надеясь застать защитников Кил-Бар-Бенида врасплох, пока они не отдохнули и не восстановили силы, полчища Тотумака предприняли вторую атаку сразу после полуночи. На этот раз в темноте им удалось ближе подойти к защитным палисадам, прежде чем их обнаружили. Но полной неожиданности все же не получилось.

Защитники ответили на их выпад энергично и решительно. Они медленно отступали на всех четырех мостах, стараясь нанести как можно больший урон, прежде чем отойти. Положение стало отчаянным, когда Орда ввела в бой кавалерию. Верхом на пустоглазых хорбистах с острыми торчащими вперед рогами и разевающих пасти с зазубренными клыками ордынцы рассеяли защитников до неприступного Заслонного моста. Это серьезно ослабило левый фланг обороны. Возникла угроза захвата башни и края городской стены. Высланная на подмогу конница Годланда не смогла остановить крупных, как грифоны, и быстроногих, как олени, хорбистов.

Вот тогда Гуфри вызвал Шандрака Грома. Со стратегически выгодной позиции на вершине холма за городской стеной прославленная артиллерия Доминионов-близнецов сеяла огонь и смерть среди наступающих тотумакцев. В середине ночи сквозь дождь загремели взрывы, снаряды градом посыпались на мост и противоположный берег. Напуганные вспышками и грохотом взрывающихся снарядов хорбисты в панике понеслись назад. Они топтали копытами собственное подкрепление и сеяли панику и смятение в рядах ошалевших солдат. Когда после артобстрела защитники Заслонного моста перешли в яростную контратаку, они почти не встретили сопротивления. Тупые твари и жестокие гомункулы падали под разящими ударами мечей и копий.

И снова победа досталась обороняющимся. Опять врагу не удалось даже создать серьезной угрозы воротам города. Вокруг Гуфри ликовали старшие командиры и охранники. Только сам генерал в этом веселье не участвовал. Его упрекнули за такую сдержанность, но он пояснил, что не может заставить себя радоваться. Что-то не давало ему покоя, и тревога будто клещами вцепилась в душу.

Где же Хаксан Мундуруку?

В последующие три дня только дождь тревожил защитников Годланда. Со стратегической точки зрения в такой отсрочке не было смысла. Шопунель был особенно удивлен задержкой – удивлен и доволен, так как у них появилось время отдохнуть, набраться сил и починить поврежденные и разрушенные укрепления на всех четырех мостах.

Конечно, Гуфри знал, что противник тоже использует время, чтобы восстановить силы. Орда понесла тяжелые потери. Сотни тел вынесло течением на узкий каменистый берег у городских стен и доков. Некоторые из них вызывали омерзение своим ужасным видом. Были потери и у защитников. Как бы то ни было, но боевой дух в Кил-Бар-Бениде оставался высоким как никогда, ведь объединенные силы Годланда отразили уже два серьезных штурма. И подкрепление продолжало постоянно прибывать в город, хотя уже не было столь многочисленным, как раньше.

Наутро четвертого дня после ночного нападения на мосты непрерывный дождь сменился легким туманом. Окутав дымкой город и реку, берега и равнины, он придавал неестественное и мрачное спокойствие картине опустошения. Даже лебеди, которые в этом затишье снова стали плавать под мостами и вдоль берегов, были странно спокойными.

Трое дозорных увидели первого люмпенкина. Они были так потрясены, что не успели поднять тревогу, как их буквально разорвали на части сильные мускулистые руки, казавшиеся длиннее тела. Двуногие, покрытые белой шерстью громадины с тусклыми глазами тащились вперед, мотая головами на длинных шеях и на ходу волоча по земле длинные массивные руки. В это время сопровождающие их драмункулы огнеметами сметали все на своем пути, опаляя плотно подогнанные камни и испепеляя то, что способно гореть. За всем этим ходячим кошмаром двигались основные силы Орды Тотумака, еще более зловещие, чем обычно. Их вели офицеры в ужасных доспехах. Прежде они оставались в задних рядах, отдавая приказы, но не участвуя непосредственно в сражении.

На ходу облачаясь в амуницию, Гуфри поднялся на высокий парапет. Рассмотрев происходящее, он сразу понял, что это будет последняя и решающая битва: Орда двинет вперед все имеющиеся силы. Сегодняшний день станет окончательным и безоговорочным триумфом народов Годланда. С нетерпением он застегивал воротник своего плаща и слушал, как позади него Шандрак Гром начал неистовый обстрел.

И снова взрывающиеся снаряды падали в самую гущу врагов у восточного края мостов, где они были сбиты в кучу, становясь легкой мишенью. И снова на изрядно поврежденных, но все еще прочных мостах и на берегу вздымались грязные фонтаны, в которых перемешивались кровь и кости, сталь и камень. И вдруг произошло что-то странное.

Снаряды продолжали падать, артиллеристы Шандрака отправляли их с безошибочной меткостью в скопление врагов. Взрывы по-прежнему раскалывали воздух, и к туману примешивался едкий запах пороха. Но на атакующих это перестало действовать. Что-то защищало их. С недоумением глядя вниз, старшие командиры, ответственные за оборону города и всего Годланда, видели, что снаряды взрывались до того, как они долетали до земли. Похоже было на то, что над мостом появился прозрачный щит из непробиваемого стекла, который прикрывал колонны наступающих бойцов.

– Вон там! – закричала полковник Боралос. Стройная темноволосая командующая кавалерией обладала самым острым зрением среди высшего командования. Проследив взглядом за тем, куда указывала ее прямая, как стрела, рука, Гуфри прищурился и наконец рассмотрел сквозь туман то, что видела она.

Позади каждой из четырех атакующих колонн находился маг. Их охраняли лысые серо-сизые люмпенкины, более крупные, чем их белые собратья, и огромные птицы, которые распускали дикобразьи иглы вместо перьев и разевали лопатообразные клювы, усеянные крепкими острыми зубами. Маги были облачены в черные сутаны с алыми пятнами, изображающими, должно быть, текущую кровь. Кроме одеяний общим у них было только то зло, которому они служили и которое сеяли повсюду.

У одного из магов было четыре руки. Ими он выхватывал прямо из воздуха что-то невидимое и метал это в сторону оборонявшегося противника. Другой маг был тучным и напоминал свиную тушу. Третий был настолько плоским и обладал такими огромными щеками, что казалось, у него совсем нет туловища, а ноги растут прямо из шеи. Четвертый маг, поддерживающий своими заклинаниями штурмующих Соляной мост, носил огромную красную шляпу с высокой тульей, по цвету походившую на его крупный мясистый нос. На этой выдающейся части лица сидели очки в тонкой белой проволочной оправе, а из слегка отвисшей нижней челюсти торчали белые острые зубы. В руках он держал кипу бумаг, откуда зачитывал те заклинания, которые не мог удержать в памяти.

Кроме этого магического щита, который прикрывал нападающих от снарядов Шандрака Грома, четверо колдунов обрушили на головы защитников города горящую серу и раскаленный добела фосфор. С неба на лучников и арбалетчиков сыпались маленькие зубастые рыбки, а назойливый гнус терзал поджидающую своего часа кавалерию.

Пока воодушевленные поддержкой магических заклинаний враги штурмовали бастион за бастионом, высоко на городской стене встревоженные Шопунель и Сигизмунд совещались с Гуфри.

– Наши солдаты отважны и решительны. – На мокром от дождя благородном лице генерала Сигизмунда залегли морщины беспокойства. – Но они не могут сражаться с колдовскими чарами. Заклинание не проткнешь мечом. – Он махнул рукой в сторону стены, где кипело сражение. – Гарнизоны Соляного и Водяного мостов были оттеснены к самым башням. Если башни падут, враг получит доступ в город, а значит, вскоре будет здесь и осадит замок.

– Посмотрите на наших людей, они страдают и гибнут от того, чего даже не понимают. – Уверенность, как маскарадная маска, вмиг слетела с лица Шопунеля. – Они продолжают сражаться, но их боевой дух быстро тает. Что-то нужно делать! Где наши маги?

– Совещаются, во всяком случае, мне так сказали. Пытаются решить, как лучше противостоять этой неожиданной атаке.

Шопунель озабоченно осматривал поле боя.

– Мы не можем ждать, когда переругавшиеся стариканы решат, наконец, как следует действовать. Надо предпринять что-то прямо сейчас.

– Думаете, я этого не понимаю? – Гуфри был так же встревожен, как и все остальные. – Нужно найти способ обезвредить колдунов, возглавляющих штурм, или хотя бы ограничить их влияние. – Он подозвал нескольких гонцов, которые ожидали приказов. – Передайте командующим обороной мостов, что они должны удерживать свои башни любой ценой. Через двадцать минут мы начнем совместную контратаку с кавалерией на всех четырех направлениях. – Как у главнокомандующего обороной города у него были полномочия отдать такой приказ. Он обернулся к остальным командирам.

– Надо собрать лучших лучников, не занятых сейчас в сражении на мостах, и разделить на четыре отряда. Каждый получит в сопровождение тяжелую конницу. Когда начнется контратака, они на колесницах должны пробиться в боевые порядки противника и убить этих колдунов или заставить их покинуть поле боя. Если им это удастся, то я думаю, что тотумакцы, которым поддержка магов вернула былую уверенность, не выдержат и побегут. – Он указал на крепость у себя за спиной. – Я очень уважаю наших ученых магистров, но мы не можем ждать, когда они договорятся между собой.

Это был разумный план, лучшее, что можно было придумать в данных обстоятельствах. Даже погода благоприятствовала ему: когда началось массированное контрнаступление, дождь перешел в легкий туман, что было на руку лучникам.

На Орду обрушился мощный удар. Тяжелая кавалерия, собранная из Блест-на-Йоре и из Кингейта Хрушпара, с налету врезалась во врага, растоптав передние ряды, ошеломив задние и остановив штурмующих мосты прямо у караульных башен. Только на Брешевом мосту контрнаступление замедлилось и стало захлебываться, поскольку это был самый узкий из четырех главных мостов через Дримуд и тяжелой кавалерии не хватало места для маневра.

Кроме того, атакой там руководил тот самый колдун в большой красной шляпе. Он метал ярко-рыжые огненные шары в наступающую конницу, ослепляя лошадей. В это время ордынцы окружали конников и одного за другим стаскивали вооруженных всадников на землю. Передние ряды атакующих тотумакцев, которых подталкивали сзади кровожадные соратники, пробились через строй защитников. Закованные в сталь конники и лучники в колесницах сталкивались, будто лодки, попавшие в пенный водоворот на излучине реки.

Гуфри потемнел лицом и отвернулся от неутешительного зрелища. Хотя он носил на боку меч больше из соображений церемоний, однако стало ясно, что скоро придется использовать его в более прозаических целях.

– Башня Брешевого моста пала, враги входят в город. – Сигизмунд отступил на шаг. – С вашего разрешения, генерал, я лично возглавлю оборону на этом участке. Есть шанс, что мы блокируем их в районе Плистины. Сражаясь за каждый дом, за каждую улицу, мы сможем предотвратить массовый прорыв и не дать им захватить мосты с тыла.

Конечно, с точки зрения стратегии в этом была доля риска. Прорвавшись в город, противник мог развернуть силы и атаковать мосты. Тогда бы оборона города полностью рухнула. Можно продолжать оборонять замок и долины, лежащие за ним, но славный, красивый Кил-Бар-Бенид с тенистыми бульварами и тысячами шпилей будет отдан на разграбление и поругание. Такая перспектива разрывала сердце генерала Гуфри. Оставалось только молиться об успехе затеи Сигизмунда. Если кто и мог провести успешную контратаку в столь стремительно ухудшающейся обстановке, так это только офицер из Ксольчиса.

Прошло всего несколько минут после ухода Сигизмунда, как прибыл запыхавшийся и возбужденный гонец. По его лицу было видно, что он принес хорошие вести, которых им так не хватало в то утро. Что бы это ни было, Гуфри знал, что новость никак не связана с кипевшим внизу боем. Воины Орды продолжали просачиваться в город через Брешевую башню и разворачивать боевые действия на улицах. Уже появились языки пламени и столбы дыма новых занимающихся пожаров – это горели дома и конторы, поджигаемые тотумакцами.

В любом случае хорошие новости были кстати. Гуфри рассеянно ответил на приветствие курьера.

– Да, в чем дело? – Может быть, это сообщение о том, что погода еще больше ухудшится, подумал он с надеждой. Сильный ливень сейчас мог бы приостановить стремительный прорыв врага.

Гонец, а это была девушка, тяжело сглотнула, пытаясь восстановить дыхание. Гуфри отметил, что она очень молода и весьма привлекательна. Потом строго одернул себя: ведь сейчас не время для таких фривольных мыслей.

– Благородные г-господа, – на ее усталом лице капельками оседал туман, – Совет магов Годланда отложил все действия, узнав, что в город только что прибыл Суснам Эвинд!




ГЛАВА ВТОРАЯ


У Гуфри широко раскрылись глаза. Для него это было равносильно ликующему крику. Другие командиры не были столь сдержанны в своих эмоциях. Их реакция на это известие была разной: кто-то радостно вскинул вверх руки, а один полковник и вовсе упал на колени, не в силах сдержать чувства.

Те несколько магов Годланда, что были наняты для обороны города, до сих пор не могли согласованно ответить на атаки Орды. На протяжении всего сражения они толпились в крепости, разбирая руны и ожидая, когда их посетит неземное вдохновение. Известие же о том, что в город прибыл самый великий, самый прославленный и выдающийся мастер магических искусств во всех известных королевствах, должно было укрепить дух и солдат, и чародеев. Это еще не означало, что он прибыл сюда помогать, предостерег себя Гуфри. Хотя трудно было представить, зачем еще он мог приехать. Конечно же, он проделал весь этот путь до Кил-Бар-Бенида не для того, чтобы только посмотреть, как его разрушат!

– Ну, теперь у нас есть, чем им ответить! – Говоривший капитан пехотинцев выкинул вперед руку со сжатым кулаком. – Магия, которая побьет магию! – Он презрительно махнул в сторону маячившей сзади крепости. – Чародей, который будет сражаться чем-нибудь посерьезнее, чем загадочное бормотание. Это настоящая магия.

– К тому же, сильная магия, если это и вправду Суснам Эвинд. – Другой офицер выжидающе взглянул на курьера.

Моргая и судорожно глотая воздух в клубящемся тумане, молодая всадница энергично кивнула и заверила их:

– Это действительно он, благородные господа. Я сама его видела, когда он откинул шторку паланкина, чтобы выглянуть наружу и посмотреть, какая погода.

Рундель медленно кивнул.

– Я слышал, что его ни с кем другим не спутаешь. – Он обернулся к ожидавшим поблизости посыльным. – Передайте командирам всех отрядов, что знаменитый Суснам Эвинд в городе и скоро вступит в схватку с противником. – Генерал считал, что ради поднятия боевого духа не грех дать людям надежду.

Они все, за исключением Сигизмунда, с нетерпением ждали прибытия этого великого человека. И вот он, наконец, появился. Преодолев последнюю ступеньку, он поднялся на вершину башни, одетый так просто, что нельзя было догадаться, кто он такой. На нем была обычная домотканая рубашка и серые поплиновые брюки, заправленные в невысокие сапоги из кожи драмункулов. Великий маг сразу прошел к смотровой площадке и остановился там, обозревая окутанную туманом картину битвы. Он оказался гораздо ниже ростом, чем ожидал Гуфри. На лице отпечатались долгие годы борьбы с чем-то неведомым и могущественным. Его глаза не слезились, а в голосе, который будто рубил влажный воздух, чувствовалась уверенность человека, знающего если и не все, то, по крайней мере, много больше того, что могли постичь окружающие. В нем сквозила непоколебимая уверенность в себе.

– Когда я узнал, что происходит, я сразу же приехал. – По его тону чувствовалось, что он расстроен задержкой, как будто само Время ему мешало. – Я вижу, в чем ваши трудности. Сейчас мы ими займемся.

Не боясь огромной высоты, он без всяких колебаний влез на самый край парапета. Никто не смел шелохнуться, чтобы удержать его или хотя бы предостеречь. Он бы все равно, наверное, не обратил на это внимания. Когда маг воздел руки вверх, офицеры непроизвольно отступили назад.

Затем Суснам Эвинд заговорил, обращаясь к неведомому, и его голос разливался над городом, как целительный бальзам.

– МАЛОРИАН НАР МАКУСКО! СЕЗН ПАЙС ТААЛРА!

Слова волшебника прокатились над крепостью и вниз по холму, на котором она стояла, как раскаты грома из недр надвигающегося шторма. Они пронеслись над столкнувшимися армиями и кричащими воинами и эхом отразились от дальнего берега стремительного Дримуда. Услышав его, солдаты Годланда подняли головы. Они увидели, как на кромке крепостной стены стало собираться яркое свечение. Оно пронизывало своими лучами вездесущий моросящий дождь. Некоторые узнали, чья фигура возвышалась в этой дымке, и закричали «Ура!» Толпы же атакующих ордынцев засомневались и приостановились.

Из повисшего над замком сияющего облака сверкнула белая чистая молния. Описав большую неровную дугу, яростная стрела ударила в самую гущу нападавших тотумакцев. Она попала прямо в чародея с огромной красной шляпой и очками и пронзила его насквозь. Отвратительное лицо исказила гримаса удивления. Медленно, не успев произнести ни слова, ни заклинания, он свалился с седла.

Увидев это, защитники Брешевого моста воодушевились, удвоили усилия и быстро положили конец продвижению неприятеля. Снова меткие снаряды Шандрака Грома стали беспрепятственно долетать и взрываться, внося опустошение в ряды противника и не позволяя подкреплению волной хлынуть через мост.

Второй заряд магической энергии поразил колдуна-борова. Когда его беспомощные попытки отразить магический удар обратились в ничто, он в ужасе заверещал. Методично двигаясь вниз по течению, Суснам Эвинд уничтожил и третьего чародея.

Как только погибал колдун, поддерживавший наступление Орды на определенном участке, атака тут же захлебывалась. Вот уже защитники Соляного и Заслонного мостов стали теснить противника к противоположному берегу, отвоевывая камень за камнем политых кровью мостов.

Остался только четырехрукий чародей, поддерживавший магический щит над одной из атакующих колонн. Пока Эвинд готовился разразиться следующим мощным зарядом, полковница обратила внимание других командиров на нараставшее оживление на другом берегу. Из леса появлялось нечто. Оно было достаточно крупным, так что его размер и очертание можно было рассмотреть даже сквозь легкую морось.

Из-за деревьев выползал гигант.

Это была фигура неопределенного очертания, с ног до головы закутанная в черное одеяние. Ее массивную грудь не украшали золотые цепочки, а на скрытой капюшоном голове не сверкали драгоценные камни. Хотя сама она была не крупнее, чем белошкурые люмпенкины или черные шатуны, которые сейчас толпились на мостах, но ее странно меняющиеся очертания вызвали много толков среди наблюдателей. Личность же ее не долго оставалась загадкой. Вой, поднявшийся на другом берегу, нарастал. Вскоре он стал настолько громким, что его услышали на мостах, в башнях, а потом и в самом Кил-Бар-Бениде.

– Мундуруку, Мундуруку, Мундуруку!..

– Так вот он, легендарный Хаксан Мундуруку. Наконец-то. – Вместе с остальными командирами генерал Мофрей перегнулся через парапет, вглядываясь сквозь туман в противоположный берег реки и не обращая внимания на битву, кипевшую внизу. – Не такой уж он большой.

– Не о его росте надо беспокоиться. – Не успел Гуфри высказать столь разумное замечание, как правдивость его слов подтвердилась.

От правой руки только что появившегося гиганта отделился шар оранжево-желтого пламени и понесся в сторону крепости. Пока генералы, помощники и ожидавшие поручений посыльные с криками врассыпную бросились искать укрытия, Суснам Эвинд спокойно повернулся в сторону летящего шара и поднял вверх обе руки, вывернув ладони наружу и соединив большие пальцы. Никто не обратил внимания на то, какие слова он произнес, но они, должно быть, были действительно сильными.

Потому что вскоре нечто прозрачное, сверкая и мерцая, материализовалось в хрустальный пузырь. Ударившись об него, как о преграду, оранжевый огненный шар рассыпался на множество быстро угасающих искр, так и не перелетев через стену.

Взмахнув рукой и описав большую дугу, волшебник направил в сторону реки сгусток чистой магической энергии пронзительно белого, почти голубого цвета. Гуфри и другие командиры старались разглядеть, что будет дальше. Кавалеристка, как самая зоркая из них, первой увидела, что происходит. Хотя с дюжину сопровождающих слуг из свиты гиганта разнесло в пух и прах, его фигура, закутанная в черное, лишь покачнулась.

В этот момент один только Шопунель догадался взглянуть на доблестного Эвинда. То, что он увидел, совсем не радовало. Волшебник хмурился, склонив голову, как будто до сих пор не мог поверить, что тот потрясающей силы удар, который он только что нанес, не поразил мишень на месте. Он вновь поднял обе руки над головой, плотно сжав пальцы. По мере того как он собирал новый шаровой заряд, на их кончиках стали появляться искрящиеся молнии. Этот заряд был еще более мощный, чем предыдущий. Шопунелю пришлось даже зажмуриться. Остальные, не отрываясь, смотрели на другую сторону реки.

Как раз в тот момент, когда великий Эвинд собирался выпустить свой заряд, о парапет ударился черный светящийся цилиндр, пронизанный внутренним пламенем. В результате удара произошел узко направленный, но очень мощный взрыв. Он сбил всех с ног, на миг ослепив и оглушив стоявших на площадке башни. Когда Гуфри пришел в себя, и взгляд прояснился, он увидел, что от края стены откололась глыба размером с человеческий рост. Каменная кладка дымилась. Невероятно, но в нескольких местах стена загорелась. Сырой камень горел, как сухой хворост. Вкрапления кварца в камне оплавились и стекали, словно масло, под воздействием чрезвычайно сконцентрированного жара.

Великого волшебника Суснама Эвинда, покровителя Годланда и защитника Кил-Бар-Бенида, нигде не было видно. Потом закричал какой-то солдат, и те, кто уцелел, побежали туда, куда он показывал. Под стеной, на нижней площадке башни, в тусклом свете все еще сияла прозрачная сфера, которую с помощью заклинания маг образовал вокруг себя. Она сохраняла не только самого мага, но и тех, кто стоял рядом с ним, она же и приняла на себя всю мощь удара с противоположного берега. Не обладая достаточной силой, чтобы проникнуть за прозрачный магический щит, черный цилиндр неизвестного состава со всего размаху сбил его вместе с людьми.

Внутри защитной сферы на мага Эвинда обрушились жестокие удары ужасной силы, выдержать которые не смог бы ни один человек. Пока он неподвижно лежал внизу на каменной мостовой, прозрачный пузырь, в который он был заключен, с легким хлопком лопнул. Из носа и из уголка рта мага сочилась кровь, оставляя следы на его простой льняной одежде.

Те нерешительные маги, которые собрались внизу и уступили поле битвы самому великому из них, сейчас обступили невредимое, но абсолютно неподвижное тело. От выражения их лиц у Гуфри по спине пробежал леденящий холодок. Один безутешный маг поднял голову и обернулся. Встретив пристальный взгляд генерала, он медленно покачал головой. Гуфри до боли сжал челюсти. Это невозможно, это безумие – Суснам Эвинд не мог умереть! Не мог!

Но это было так. Ударная сила черного цилиндра убила его, оставив невредимым тело. Печальные маги подняли его и унесли в безопасное место. Потрясенный Гуфри осознал, что дальше защитникам Кил-Бар-Бенида придется обходиться без помощи Суснама Эвинда.

Надо признать, что легко никто не сдавался. Защитники города не дрогнули и не побежали. Но Хаксан Мундуруку самолично возглавил атаку и прошелся по Водяному мосту, сея повсюду разрушение и швыряя огонь во всех направлениях своими бесформенными руками в черном саване. Вот тогда в глубине души Гуфри вынужден был признать, что все потеряно. Опасения о возможности поражения перешли в уверенность, когда сначала башня Соляного моста, а затем и бастионы Водяного моста пали под неослабевающими атаками захватчиков. Чтобы спасти остатки армии от полного уничтожения и сохранить то, что еще осталось от города над рекой, он и его командиры согласились на полную и безоговорочную капитуляцию. Им бы ничего не дали попытки удерживать крепость под натиском такого неземного могущества.

Они встретили командующих вражеской армией на широкой центральной площади. Стояла тишина, часы остановились, а рев и треск пожаров затихал. Бронзовые статуи героев и артистов молчаливо взирали на тревожную церемонию, не в силах оценить, что происходит, или как-то повлиять на это. Ряды мрачных изможденных солдат старались поддержать хотя бы видимость порядка; они вынуждены были смотреть, как по старательно подобранной и подогнанной брусчатке шли ухмыляющиеся и торжествующие мужчины и женщины, а также какие-то твари с копьями на плечах, которых нельзя было отнести ни к тем, ни к другим.

Стоя в центре площади, поодаль от шеренг своих бойцов, Гуфри, Шопунель и другие командиры мужественно ждали. Их задачей было спасти город и сохранить земли Годланда от разграбления и расхищения. Озабоченным взглядом они окидывали ряды монстров и людей, рассматривая своих соперников по бою.

Передние ряды захватчиков вдруг расступились, и вперед выступили три фигуры. Двое из них были люди очень высокого роста с суровыми жестокими лицами. Их вид встревожил Гуфри, но он не подал виду. Что он собственно ожидал увидеть – придворных щеголей в шелковых чулках и парчовых кафтанах? Третий был очень маленького роста, помесь хорька и человека, у него было вытянутое ярко-красное лицо, маленький рот, усеянный мелкими острыми зубками, и печальные раскосые глаза.

За ними шествовал закутанный в черную мантию дьявольский колдун Хаксан Мундуруку. Напрасно все старались отыскать в его фигуре лицо, они видели лишь подвижную громадину, бугрящуюся под черной материей.

– Я – генерал Дрочек, – объявил первый из трех военных.

– Мы, генералы Бороко и Фелек-а-Ква, прибыли сюда с тем, чтобы предъявить условия капитуляции. – Сказав это, они протянули связку документов, которые, кажется, были написаны кровью! Но чья это была кровь, Гуфри не взялся бы определить.

Склонив голову, Гуфри стал читать вслух.

– Третий пункт, – пробормотал он, – относительно передачи припасов. Если мы отдадим вам все, что у нас есть, где гарантии, что моим солдатам хватит провианта, чтобы добраться до родных мест?

– Никаких гарантий, никаких гарантий!

Командиры побежденной армии подняли головы и взглянули туда, откуда донесся голос. Даже трое тотумакцев обернулись – понятно, что это сказали не они. Возражение было произнесено той громадной фигурой, что маячила за их спинами.

Сильный и чистый голос удивительно отдавал металлом. И, как показалось Гуфри, прозвучал он с каким-то эхом, будто вырвался одновременно из множества глоток.

Черное одеяние сползло с фигуры. За спиной Шопунеля охнула кавалеристка, другие командиры смущенно зашептались, когда, наконец, раскрылась подлинная сущность Хаксана Мундуруку. Гуфри был ошеломлен не меньше других. Хаксан Мундуруку, которого так боялись, не был человеком и даже вообще единой личностью.

Их было много.

Трудно сказать, какой из гоблинов, составлявших массивную акробатическую пирамиду, был уродливее. Сплетя сильные руки и ноги, они образовали под черной материей фигуру в форме человека. Один за другим гоблины спрыгивали со своих насестов и собирались кучкой посреди площади. Теперь они стояли на всеобщем обозрении, показывая, кем они были на самом деле: двадцать два гоблина, различного размера и внешности, и каждый следующий еще более отвратительный, чем предыдущий.

Присмиревший и немного напуганный Дрочек подтвердил то, что все уже и сами видели.

– Позвольте представить вам Клан Мундуруку; Всемогущих и Наводящих ужас Мастеров черной магии, Командующих Ордой Тотумака, Опустошителей земель и Завоевателей королевств Великих и Малых. Я и мои подчиненные служим к их удовольствию. – Говоря это, Дрочек и его двое столь же устрашающих коллег-генералов непрерывно кланялись собирающимся гоблинам, скрестив руки на груди в знак полного повиновения.

Шопунель наклонился к Гуфри и прошептал ему на ухо:

– Не может же быть, чтобы каждый из этих карликов был столь же силен, как они все вместе взятые?

– Не-а, – заявил коренастый гоблин с огромными ушами и лицом безумной жабы, – мы должны работать все вместе, чтобы одолеть таких, как покойный и неоплаканный Суснам Эвинд: да пребудет его чистая и благородная душа навеки оскверненной и опоганенной. Хорошо, что из-за нашей атаки он вышел на открытое место, где мы смогли до него добраться. Однако каждый из нас обладает своими особенными способностями. Смотрите и трепещите! – Подняв ладонь, на которой было множество пальцев, гоблин прошептал несколько слов и взмахнул рукой.

Раздался хлопок, и Гуфри почувствовал зловонный, гнилой запах. В ужасе обернувшись, он увидел, как обезумевшая крыса с лицом одного из его товарищей-генералов быстро прошмыгнула у него под ногами. С криком восторга гоблин с лягушачьим лицом и телосложением, похожим на мешок с картошкой, подпрыгнул высоко вверх и обеими широченными дряблыми ногами приземлился на бегущую тварь, в которую превратился бравый Шопунель. Тонкие кости хрустнули, и из-под несоразмерно огромных тяжелых сапог брызнула кровь.

Гуфри с трудом сглотнул. Позади него кого-то стошнило.

– Мы принимаем ваши условия, – смог выдавить он из себя, – без гарантий, полагаясь только на милосердие победителей, натур, безусловно, благородных и рыцарских.

– Благородных? Рыцарских? – плотно закутанное нечто, похожее на опаршивевшего монаха, подошло к Гуфри сбоку и без предупреждения и колебаний пнуло генерала в правое колено, сломав ему коленную чашечку. Гуфри упал на землю, схватившись за ногу и корчась от боли.

– Мы – Клан Мундуруку! Мы берем, а вы даете! – Толстые резиновые губы сложились в глумливую усмешку. – Можете отдавать «благородно», если уж вам так хочется, но вы будете отдавать! – Ужасный толстый коротышка обернулся. – Дрочек! Бороко! Город ваш! Веселитесь! – У собравшейся Орды вырвался оглушительный крик, и все слышавшие его оцепенели.

Многие в тот день погибли в Кил-Бар-Бениде, но те, кто остался жив, пожалели об этом. Некоторым удалось в ужасе бежать на свои фермы и в отдаленные города. Они распространили слух о том, что произошло, о сокрушительном поражении и последовавшей за этим резне и разрушении города. Мало кто в Годланде еще надеялся на сопротивление. Останавливать завоевателей надо было только на реке Дримуд. Теперь, когда большинство их лучших воинов погибли в сражении или попали в плен, маленьким городам и общинам оставалось встретить захватчиков без сопротивления и, может быть, попытаться задобрить их. Но беспощадные разрушения в городе лишали и этой слабой надежды.

Поднявшись на самую высокую башню крепости, весь гоблинский Клан прыгал от радости, с удовлетворением и наслаждением наблюдая, какой беспорядок царил внизу. Самый музыкально одаренный из них Кобод, с носом, похожим на большую шишку, сочинял мерзкие арии, слушая крики, которые доносились из бездны корчившегося в муках города. Его кособокие сестры Келфиш и Крерва, обняв друг друга за перекошенные плечи, радостно хихикали над каждой новой отвратительной строфой, сочиненной их братцем.

Кобкейл, самый уродливый, а потому самый почитаемый член этой обширной семейки, стоял на краю крепостной стены, с одобрением взирая на буйствующую внизу Орду. Кушмаус вразвалочку подошел к брату, его плоское лицо с длинными пушистыми бакенбардами светилось от удовольствия при виде чужих страданий.

– Ну, что ты думаешь, братец? Хорошая работенка, и всего за неделю! – Он махнул рукой на восток. – Теперь все земли этих прыщавых хвастунов принадлежат нам.

– Не совсем. – За мерзкой отвратительной внешностью Кобкейла скрывался глубокий острый ум и чудовищные знания. – Некоторые могут продолжить бороться против нас.

– Ты так думаешь? Правда? – Кушмаус нахмурился, и его брови, напоминавшие дохлых личинок, наполовину закрыли его выпученные глаза. – Ты разве не думаешь, что разрушение главного города Годланда заставит остальных в страхе склониться перед нами?

– В основном, да. Но все равно могут остаться такие, кто предпочтет сопротивляться, но не признать нашу власть. Для них уничтожение города и его жителей – недостаточный урок. – Кобкейл взглянул на небо. – Может понадобиться что-нибудь посильнее. Этих вечных упрямцев мало напутать: нужно, чтобы они каждый день помнили о своей беспомощности и о нашем могуществе. – Отвернувшись от замка, он плотнее закутался в серо-черную мантию. На безобразном лице Кушмауса отразилось подленькое любопытство.

– Ты что-то задумал, братец!

– Да уж, конечно. Собирай Клан.

Они собрались на верхней площадке покоренной крепости. Когда Кобкейл рассказал о своем плане, никаких разногласий не было. Все присутствующие сочли его великолепным, что означало – исключительно мерзким. Необходимо было обеспечить вечную покорность народов Годланда и передать их, приятно податливых, в руки Клана и Орды Тотумака.

Никогда еще ни один член Клана не предлагал более устрашающего наказания. Кобкейлу выразили должное восхищение.

На этот раз им не нужно было связывать себя и строить фигуру великана. Вместо этого они собрались в узкий круг, взяв друг друга за сучковатые руки и сжав кривые пальцы. Все смотрели в середину круга. По отдельности члены Клана владели тем или иным видом сильного колдовства. Когда они объединяли усилия и действовали вместе, ни один волшебник, а тем более обычный человек не мог устоять перед силой их злого гения.

В соответствии с указаниями Кобкейла они произнесли секретные слова специального заклинания, не обращая внимания на стоны отчаяния, до сих пор доносившиеся из обреченного города. В центре неподвижного круга стало формироваться что-то темное. Пение Клана Мундуруку становилось громче и напряженнее, и то же самое происходило со сгустком темноты, который они вызвали своими чарами. Мутная сфера непроглядной тьмы, будто бы собранная из таких мест, где не ступала нога человека, все больше сгущалась. Она расширялась, росла и наливалась от слов, произнесенных хором стоящих в кругу гоблинов.

С тяжелым утробным вздохом, как будто дохнула сама Смерть, сфера внезапно поднялась в небо. Достигнув облаков, она начала расползаться в разные стороны, словно разлитые на полу чернила. Наблюдая за этим, Кмелиог, у которой на голове вместо волос росли черви, подумала, что землю перевернули вверх ногами.

То, к чему прикасалась темнота, сразу теряло свет, заполняясь серостью. По всему Годланду и за его пределами естественный свет был уничтожен. Вместе со светом исчезли все краски, и весь мир оказался затоплен серостью, тоскливой и мрачной. Когда на следующий день взошло солнце, оно не светило, а только отбрасывало холодный пепельный отблеск на мир, погруженный в состояние вечного уныния.

Завершив заклинание особым магическим жестом, Кобкейл и его собратья полюбовались на то, что натворили, и остались весьма довольны плодом своих трудов. Все равно никому из них не было никакого дела до цветов радуги, поэтому отсутствие красок в мире их не тревожило. Даже огонь пожаров в городе, перекидывавшийся с одного дома на другой, был лишен своего сияния: пляшущие языки пламени больше не были ярко-красными и оранжевыми. Кругом царил всепоглощающий и разрушительный серый цвет.

– Такая демонстрация силы должна положить конец всяким мыслям о сопротивлении, – твердо сказал Кобкейл, когда круг распался и члены Клана разошлись.

– Воистину, воистину! – Кеброча в восторге хлопала своими пухлыми ладошками. Хитрыми и безотказными методами действовал Клан, считавший себя избранным править всем миром.

Не одна Кеброча восхищалась изобретательностью брата. Поздно ночью в большом зале замка, в котором они поселились, остальные члены Клана поднимали тост за их благородного Кобкейла, чокаясь фужерами с кровью убиенных девственниц и заедая их мясом только что зарезанных младенцев, найденных в разных укромных местечках по всему городу.

Воистину (как любили выражаться в Клане Мундуруку) нависающий покров серости, опустившийся на Годланд, сеял повсюду страх и оцепенение. Другие города, которым еще только предстояло почувствовать на себе тяжелый сапог Тотумака, также трепетали и вопили от ужаса. Знакомые им окружающие предметы поблекли. Цветы утратили свои оттенки, картины стали простыми рисунками, выполненными тушью на сером фоне. Со щек молодых девушек сошел румянец, а восторженные обожатели больше не могли воспевать глаза любимых искристо-голубого, зеленого и любого другого цветов. Весь мир был погружен в нездоровую, угнетающую серость, где все еще могли видеть, но потеряли к этому всякий вкус.

Вынужденные пастись на полях с травой свинцового цвета коровы и овцы отказывались есть и становились тощими и вялыми; на боках у них выступили ребра. Повсюду разрастались грибы самых разных видов, уродливых форм и чудовищных размеров, заполоняя пшеничные поля, заглушая фруктовые сады и вторгаясь даже на знаменитые, тщательно обрабатываемые овощные плантации королевств Спаргела и далекого Хомума. Птицы перестали петь, ограничившись издаваемым время от времени подавленным хриплым карканьем. Утки и куры больше не хотели нести яйца, потому что они появлялись на свет не белыми, а пепельно-серыми.

Королевства подстерегала и другая опасность – голод.

Удобно расположившись в замке Кил-Бар-Бенида, Мундуруку получали донесения от разведчиков Орды о том, что наделало их совместное заклинание, и были очень довольны. Селение за селением, город за городом признавали их владычество, моля только о том, чтобы им вернули хоть немного красок. Мундуруку благосклонно принимали капитуляцию, но злобное заклятье не отменяли. Отчаяние их новых поданных было таким прелестным, что они вовсе не хотели от него отказываться. Пируя под покровом всепроницающей серости, посланной на землю, они продолжали творить немыслимые зверства в оскверненной святыне замка.

Кобкейл был прав, что не все одинаково отнесутся к завоеваниям Клана. Среди жителей Годланда нашлось несколько твердолобых упрямцев, не осознавших своей слабости даже перед лицом всепобеждающей мощи Мундуруку. Эти непокорные укрылись в высокой крепости Малостранке, стоящей в глубине леса Фасна Визель, и упорно отказывались покориться власти Тотумака. Считая это небольшой угрозой, Мундуруку отправили туда маленькую армию под командованием генерала Фелек-а-Ква, чтобы сломить сопротивление и подчинить упрямцев. Увидев, что крепость выстроена на отвесном утесе в середине глубокого речного каньона, что делало ее абсолютно неприступной для лобовой атаки, Фелек-а-Ква и его люди блокировали единственную дорогу к крепости – мост, перекинутый от маленьких промежуточных башен. Осадив крепость, они хотели заморить голодом последний очаг сопротивления.

Красномордый генерал не спешил жертвовать своими солдатами. У них было много времени. Весь Годланд уже покорен, так что опасности нападения с тыла быть не может, а богатые леса и сельская местность сулили обильную пищу и развлечения. Удобно став лагерем, они могли грабить и жечь деревни хоть каждую неделю, и им хватило бы их на год. Несомненно, гарнизон крепости поймет безнадежность положения гораздо раньше и попросит пощады. Фелек-а-Ква милостиво согласится, оккупирует Малостранку, а затем прикажет перерезать всех выживших до последнего младенца.

Сейчас, однако, он наслаждался отдыхом и безнаказанно хозяйничал на близлежащих территориях. Иногда велел своим осадным командирам выстрелить пару раз по крепости каменной глыбой или зарядом серого пламени. Не годится давать этим преступникам расслабиться или хоть раз насладиться спокойным ночным сном. Лениво сидя в кресле, установленном у шатра под специальным шелковым навесом, он наблюдал за осадой и с удовольствием поедал из миски дамские пальчики, которые вовсе не были сделаны из теста.




ГЛАВА ТРЕТЬЯ


Вакула Сильный стоял перед удрученной принцессой Петриной (которая из-за всепоглощающей серости выглядела еще более печальной, чем обычно) и говорил то, о чем все собравшиеся в аудиенц-зале замка и так знали, но не решались сказать.

– На прошлой неделе Гиераш, Станья-у-Дровера, а также королевства Роуна и Роула, Парбафан и Великий Текрель раскланялись перед Ордой. – Вакула не обратил внимания на подавленный ропот, которым встретили его сообщение. – Мы уже не можем рассчитывать на их помощь.

– Даже Великий Текрель! – прошептал кто-то с недоверием. – У них же лучшая легкая кавалерия во всем Восточном Годланде.

Вакула обернулся к говорившему.

– Кто может винить их за то, что они сдались? Уж не я, точно. Что может сделать кавалерия против колдовства, а копья – против заклинаний? – Он показал наверх, откуда великолепные в прошлом фрески, украшавшие высокий сводчатый потолок, смотрели на собравшихся бесцветными глазами. Казалось, они молчаливо оплакивали утраченные блеск и красочность. – Мечом не отгонишь заклинание, и даже самый меткий лучник не пронзит его стрелой. Без помощи магии высшей ступени мы обречены. – Медленно обернувшись, он вгляделся в лица окружающих. Некоторых он знал лично, другие сбежали в Малостранку в поисках убежища, союзников, или… надежды. Первое было временным, второе бесполезным, – третьего сейчас уже почти не было.

– Если бы только Суснам Эвинд, – начал капитан из павшей Партирии. Но Вакула оборвал его.

– Суснам Эвинд погиб! Сражен на том самом месте, откуда старался защитить Кил-Бар-Бенид. Он был величайшим волшебником Годланда. Все мастера и подмастерья магических искусств признавали это. Тем не менее сейчас он мертв, как самый обычный пикейщик, сражавшийся на мостах. Поняв это, маги послабее сбежали в более благополучные и спокойные страны или эпохи. Но нам все равно надо найти волшебника, где-нибудь… – Его звучный голос затих, и в наступившей тишине не прозвучало никаких предложений.

Петрина была красива, как и полагалось быть любой принцессе, но, кроме того, она была мудра не по годам. Из-за этого, да еще из-за ее острого язычка она оставалась не замужем гораздо дольше, чем принято для особы королевской крови на выданье. Сейчас она невольно и по совершенной случайности оказалась во главе последнего очага сопротивления проклятым захватчикам на всех обозримых просторах Годланда. Перед ней стояла задача, к которой она совсем не стремилась, но и отказаться от которой не могла. К тому же у нее теперь все равно не было другого выбора. Хаксану Мундуруку было известно, кто руководил обороной Малостранки, и каждый знал, что Клан делал с теми, кто осмеливался противиться их владычеству. Принцесса давно решила, что лучше погибнуть сражаясь, чем корчась под пытками.

Ради тех, кто собрался в этом последнем оплоте добра и цивилизации, она старалась скрывать свои эмоции. Она понимала, какой неоценимой помощью было бы присутствие на ее стороне даже неопытного начинающего мага, который мог бы в нужный момент дать мудрый совет. Но у них не было даже такого. Вакула был прав: все волшебники Годланда сбежали. Кончина Суснама Эвинда напугала их.

– По крайней мере, – не придумав ничего более ободряющего, решилась сказать она, – мы можем отдать мудрому Суснаму Эвинду последние почести, достойные его мужества и умений, хоть их и оказалось недостаточно.

– Да, Ваше Величество. – Велортен, ее личный советник, прищурясь, смотрел на серое небо, видневшееся сквозь серое боковое окошко. – Похоронная процессия скоро закончит приготовления.

– Хорошо, – проворчал Вакула. С того момента, как было объявлено о намерении отправить отряд, он выражал свое неодобрение по поводу опасного и, на его взгляд, абсолютно бесполезного распыления сил. – Чем быстрее они избавятся от его останков и вернутся назад, тем лучше. Нам нужны каждые руки, способные держать оружие.

Далеко от неприступного каньона, защищавшего осажденную крепость Малостранки, и еще дальше от хозяйничающих на их землях грабителей из Орды, в дебрях древнего леса Фасна Визель маленький отряд, состоявший из хорошо вооруженных людей, пробирался к реке. На ее искристых берегах не строили жилье, на крутых склонах не разбивали сады. Чащоба Фасна Визеля была загадочным местом, о котором ходило много слухов и слагались древние предания. Люди входили в лес, иногда возвращались назад, но никто ни при каких условиях не селился там. Лес был слишком темным и дремучим, полным лощин и завалов, откуда за отважными путниками пристально следило множество глаз, а после заката солнца еще и щелкали зубы.

Теперь этого можно не опасаться, размышлял погруженный в свои мысли капитан Слейл. Некогда зеленый лес сейчас погрузился в мрачную серость, созданную чарами Мундуруку. Птицы, которые еще пели в ветвях деревьев, хотя не часто и безрадостно, казались крошечными комочками тусклых перьев. Звери, считавшие Фасна Визель своим домом, были ничуть не лучше. Только белки, бывшие и до заклятья черными или темно-серыми, могли щеголять своим природным окрасом, но и они предпочитали прятаться. С приходом Орды мир стал безрадостным, и лес не был исключением.

Добравшись до реки, отряд хмурых воинов свернул с главной тропы и направился вверх по течению. Прозрачная чистая река теперь превратилась в стремительный булькающий поток, раздражавший своей бесцветностью. В ее глубоких протоках уже не светились огоньки. Замолчали даже жизнерадостные лягушки, напуганные тем, что в мире умерли все краски.

Сойдя с тропы, Слейл полагался на указания, полученные в Малостранке от одного подавленного горем волшебника. Этот маг был одним из тех, кто тайком вынес тело погибшего Эвинда из Кил-Бар-Бенида подальше от торжествующих воинов Орды. Если указания были точными, то отряд должен был быть уже недалеко от места назначения. Но даже если бы они не нашли его, Слейл бы не очень расстроился. Теперь для него ничто не имело особого значения, кроме возможности убить как можно больше врагов. Пока он сражался за Кил-Бар-Бенид, его родные места заполонили полчища Орды. Дом, который принадлежал его семье уже многие столетия, был сожжен дотла, а его семья – жена и два сына… Об этом лучше не вспоминать.

Он сосредоточился на том, чтобы отыскивать путь в зарослях деревьев, которые здесь, в благодатной близости от реки, росли густо, теснясь друг к другу. Мох свисал с веток и, как мех, покрывал вековые стволы. В отсутствие нормального света гигантские грибы поганки и печеночники буйно разрослись на поваленных стволах и пеньках. Не считая неутомимого грохота реки, лес казался неестественно притихшим, как будто все его обитатели повально заснули от сильного снотворного. Слейл и сам бы не отказался от такого лекарства, чтобы ни о чем не думать. Думать было опасно, это неизбежно приводило к воспоминаниям.

– Вот оно, сэр, – усталый вспотевший сержант немного привстал в седле и махнул рукой. Теперь и Слейл разглядел за деревьями дом. В глубине души он почувствовал облегчение. Кажется, им удастся сделать то, зачем они пришли сюда, – доставить содержимое серебряного ларца в жилище, стоящее перед ними, и тайной дорогой вернуться в Малостранку. Он представил, как обрадуется принцесса Петрина. Он надеялся на это. Не так уж много радостей у нее было в эти дни. И такой небольшой, незначительный успех очень кстати. В этом смысле, полагал он, длительный поход его отряда не был совсем уж бессмысленным, даже если он сам лично придерживался другого мнения.

Дом в лесу оказался на удивление большим и причудливо устроенным. Впрочем, этого и следовало ожидать. Задняя часть дома была вырублена в большой скале, сложенной из огромных каменных глыб, а передняя возвышалась на три этажа под многоскатной соломенной крышей. Многочисленные окна, сложенные из витражей, обесцвеченные сейчас всеобщей серостью, выходили на реку и лес. Перед домом лес был выкорчеван, а маленький дворик усажен разными цветами, которые прежде встретили бы гостей пестрым ковром. Теперь их резные лепестки обвисли, задавленные все той же серостью.

Когда воины приблизились к калитке, навстречу им выбежала собака. Это был пес среднего размера с жесткой шерстью – эдакий живой энергичный комочек меха. На нем не было ни одного прямого волоска, и даже хвост на конце завивался колечком, а язык, свисавший из пасти, был покрыт черными пятнами. Темные живые глаза вопрошающе смотрели на усталых гостей, и вся его внешность выдавала неугомонную радостную натуру. Он развеселил приунывших солдат, которым было приятно видеть четырехногий кулек, такой уютный и гостеприимный. Когда отряд направился к дому, пес несколько раз предупреждающе тявкнул, но сделал это явно не от чистого сердца. Им самим не раз приходилось подолгу стоять на посту и впустую демонстрировать усердие.

– Потише, парень. В чем дело-то – ты голоден? – Сидя в седле, Слейл не мог дотянуться и потрепать собаку по голове. Вместо этого он улыбнулся и заговорил с ней ласково, и наградой ему были улыбка во всю пасть и виляющий хвост. Капитан не испытывал жалости к заброшенному псу, которому сейчас жилось, без сомнений, намного лучше, чем ему самому.

– Десевия, – приказал он одному из своих солдат, – как только войдем в дом, постарайся найти этому приятелю-дворняге что-нибудь поесть. – Это самое малое, что они могли сделать для животного, хозяином которого был тот, чей прах они принесли в серебряном ларце.

Проехав через тяжелые неотесанные ворота, они спешились. Оставив половину отряда приглядывать за лошадьми и лесом, Слейл и остальные солдаты осторожно приблизились к дому Суснама Эвинда. Пес бежал рядом, высунув свой длинный язык, и из пасти на каменную дорожку капала слюна, глаза же внимательно следили за странными посетителями. Стоя перед безмолвным жилищем, доблестный капитан очень хотел, чтобы рядом был хоть какой-нибудь начинающий маг-подмастерье, который мог бы помочь советом. Но даже такого ему не смогли выделить в сопровождение в Малостранке. Идея зайти в дом могущественного волшебника, хоть, к сожалению, и мертвого, не нравилась ему с самого начала.

Однако ничего не оставалось делать, как войти. За то, что он самозванцем переступит порог, он может мгновенно превратиться в тритона. Так что ж, по крайней мере, его больше никогда не будут мучить образы разграбленного дома и замученной семьи – картины, навсегда впечатавшейся в память.

Солдаты выжидающе столпились за его спиной, и он осторожно толкнул входную дверь. Немного пугали странные тени, которые, казалось, скользили за витражными стеклами по бокам от двери. Дверь открылась от первого прикосновения, и он вошел внутрь. Ничего не случилось, разве что только пес проскользнул мимо и скрылся в глубине дома. Ни его самого, ни его солдат не смело с лица земли и не превратило в насекомых-паразитов. Он выдохнул, еще не совсем успокоившись.

– Пошли, – просто скомандовал он. – Мы можем пройти вслед за собакой. – Покрепче сжав в руках оружие и внимательно следя друг за другом, испуганные люди плотной группой шли за своим капитаном.

Слейл не удивился, когда пес привел их прямиком на кухню. Вдруг что-то коснулось его ноги: он вздрогнул. Посмотрев вниз, Слейл с облегчением увидел, что это была всего лишь черная кошка среднего размера, но довольно мускулистая. На морде и лапах у нее были белые пятна. Кажется, в ближайшее время голодная смерть ей не грозила.

– В таком лесном доме должно быть много мышей и крыс, правда, киска? Думаю, тебе живется лучше, чем бедному псу. – Наклонившись, он рассеянно погладил ее, и она в ответ с благодарностью замурлыкала. – Десевия, Кочек, посмотрите, что можно найти, чтобы покормить этих бедолаг. – Двое солдат послушно начали шарить по многочисленным шкафам, довольные таким заданием. В шкафах действительно можно было найти еду, но кроме этого там могли оказаться драгоценности, достаточно небольшие, чтобы зоркий солдат мог сунуть их в карман.

Разочарованные, они нашли только заплесневевшие продукты, столовые приборы из простого металла и, наконец, мешочек с надписью: «Корм для животных». Пес был безумно благодарен за еду, которую ему дали. И хотя кошки выглядели вполне сытыми, все три, одна за другой, вышли из укромных местечек и с готовностью присоединились к пиршеству.

Канарейка в ажурной клетке, висевшей у дальнего окна, гораздо более отчаянно нуждалась в пище, которую ей насыпали ворчащие солдаты. Внезапно один из них вскрикнул и чуть не сбил с ног товарища, заспешив вдруг покинуть дальний угол кухни, где среди горшков и мешков на полке стояла большая плетеная корзина. Почувствовав эту новую опасность, все мгновенно взяли оружие на изготовку.

Перепуганный солдат выхватил меч и отскочил до середины кухни, подальше от того, что так напугало его.

– В чем дело, Десевия? – сухо спросил Слейл. Глядя в ту сторону, откуда раздался крик, он ничего не мог рассмотреть.

– Змея, сэр! Чертовски огромная, ужасная, отвратительная змея!

– Говорят, волшебники часто держат у себя опасных питомцев, – прошептал кто-то у входа в кухню, которая сейчас была переполнена людьми.

– Это правда, но обычно волшебники выбирают себе свиту из числа кошек или собак, каковых мы тут обнаружили в достаточном количестве. – Слейл был ученым-самоучкой и очень гордился своими книжными знаниями. – Чародей может завести змею совсем для других целей.

Осторожно, держа перед собой меч, он приблизился к клетке. Склевав все зерна, которые ему насыпали, кенар запел, не обращая внимания на медленно приближающегося воина.

Слейл узнал этот вид змеи: удав внушительного размера, длиной с человеческий рост и очень толстый в обхвате лежал, мирно свернувшись кольцами в корзине с плотно закрытой стеклянной крышкой. Он внимательно следил за людьми своими маленькими темно-красными глазками, и его язык молнией мелькал в пасти.

Капитан с облегчением опустил меч.

– Успокойтесь, дамы и господа. Он надежно закрыт в корзине и не может выбраться наружу. Кроме того, он из тех змей, что душат свои жертвы, а не убивают ядом.

– Вы уверены в этом, капитан? – с дрожью в голосе спросила одна из женщин его отряда по имени Тари, простоватая, но отважная мечница, которой удалось ускользнуть из разрушенного Кил-Бар-Бенида.

– Да. Я знаю этот вид. – Слейл даже немного распрямился, и в голосе появилось больше уверенности. – Я видел таких змей в книжке на картинке.

Солдаты тихонько зашептались, и те, кто не испытывал врожденного страха перед змеями или книгами, теснились, чтобы поближе рассмотреть находку. Это была действительно красивая змея с большими алмазными пятнами на спине и по бокам. О ее натуральном окрасе можно только догадываться: заклинание Мундуруку превратило ее чешуйчато-пеструю шкуру в размыто-серую. Теперь этот цвет преобладал во всем мире.

– Интересно, удав такой же голодный, как все остальные? – спросил один из солдат и тут же пожалел о своем любопытстве: его товарищи не замедлили с ответом.

– Почему бы тебе не попробовать покормить его и самому это выяснить? – Замечание, прозвучавшее из задних рядов набившихся в кухню людей, вызвало короткий, но такой нужный в данных обстоятельствах взрыв смеха.

– Таких змей надо кормить очень редко. – Отвернувшись от клетки с ее любознательным, но очень медлительным обитателем, Слейл осмотрел остальную часть кухни. – Ну что ж, я думаю, место здесь ничуть не хуже, чем любое другое. То, зачем мы пришли, можно сделать. Принесите ларец.

Солдаты быстро вынесли вперед тяжелый ящик и поставили возле раковины, в которой обычно мыли посуду и чистили овощи. Они вынуждены были тащить его всю дорогу из Малостранки, и не были от этого в восторге.

Слейл подошел к ящику и развязал тесемки. Сняв крышку, он махнул солдатам. Из толстой войлочной упаковки они извлекли небольшой ларец, сделанный из серебра и украшенный красивыми, но недорогими полудрагоценными камнями. Солдаты поставили его на прочный деревянный стол, занимающий середину комнаты. Тускло мерцая в приглушенном проклятом сером свете, он будто почувствовал облегчение, освободившись из плена. При живом солнечном свете его опалы и агаты, аметисты и топазы ярко бы сверкали и переливались. Но сейчас в них не было ни капли жизни. Как и все остальное в мире, они превратились в бесцветные куски породы, задушенные заклинанием Мундуруку.

Слейл аккуратно нажал на защелки и откинул крышку. Внутри ларец был выстлан роскошной плисовой подкладкой. При нормальном свете она была, должно быть, пурпурно-алого цвета, но сейчас стала всего лишь тусклой мягкой подушкой. Внутри, в закрытом хрустальном фиале (Фиал – плоская низкая чаша для питья и для возлияний во время жертвоприношений), покоилось две пригоршни пепла – все, что осталось от почитаемого мага Суснама Эвинда.

По старинной колдовской традиции убитые горем маги тайком вынесли тело Суснама Эвинда из Кил-Бар-Бенида и кремировали его, как только добрались до безопасной крепости Малостранки. Останки они уложили в серебряный ларец и решили, что прах следует в целости и сохранности доставить в жилище покойного и развеять среди вещей. Это тоже соответствовало традициям волшебников.

За время похода через лес Фасна Визель некоторые солдаты не раз принимались роптать и никак не могли понять, зачем все это нужно делать. От них, однако, требовалось не понимание, а исполнение приказа. По крайней мере, ими командовал разумный, понимающий офицер. Слейл не был напыщенным ослом и не имел никаких амбиций, свойственных потомкам благородных богатых предков, помешанным на лентах и наградах. Это был настоящий солдат, с которым его подчиненные чувствовали себя на равных.

– Что теперь, капитан? – Сержант Хибус нетерпеливо смотрел на него. Ему, конечно, хотелось поскорее покинуть этот дом, внушавший всем трепет, и вернуться к сражениям. Обороне крепости нужна каждая пара рук, а здесь они только теряют время. Многозначительно мяукая, о его лодыжку потерлась белая пушистая кошечка. Он не обращал на это внимания, пока она, перейдя на более убедительное мяуканье, не начала когтить его ногу. Тогда он отпихнул ее, в ответ она мягко зашипела. Его-то утешать и гладить было некому.

– Не знаю, Хибус. Чародей Попелкас не давал подробных указаний. «Развейте пепел по дому» – вот все, что мне велели сделать. – Он взглянул на сержанта и на озабоченные лица остальных солдат, смотревших на него с ожиданием. Капитан пожал плечами, взял фиал, снял с него крышку, набрал в грудь побольше воздуха и дунул.

Из сияющего сосуда вырвалось облако серого пепла и, кружась, рассеялось по всей кухне, залитой серым светом. Прах был очень мелким – крематоры хорошо сделали свое дело (да это и понятно, ведь в последнее время у них было много возможностей попрактиковаться в своем ремесле). Казалось, пепел, рассеянный сильным выдохом капитана, на миг застыл в воздухе просторной кухни. Затем он начал оседать, пока, наконец, стало невозможно отличить прах мертвого мага от, пыли, лежащей в этом заброшенном доме повсюду.

Слейл ждал, как и все его солдаты, с надеждой глядя вокруг. Солнце, лишенное блеска, продолжало лить тусклый свет сквозь высокие кухонные окна. Грязный пес все так же сосредоточенно хрустел своим кормом, лежащим горкой в его миске. Кошки, двигаясь бесшумно, укладывались на перемещающиеся пятна солнечного света. Тишину нарушало только одно ворчливое мяуканье. В клетке со своей жердочки чирикнула разок канарейка и затихла.

Среди молчаливых солдат кто-то вдруг издал неприличный звук. Последовали смешки. Солдаты были спокойны и не ожидали, что случится что-нибудь особенное.

– Пошли отсюда, – разочарованный Слейл повернулся и приказал солдатам забрать ценный ларец с фиалом. Он поручил это тем же несчастным, кто нес их всю дорогу из Малостранки. Радуясь тому, что они могут уйти из этого места, солдаты не очень-то и возражали против такого поручения. Кто знает, что может случиться по пути в крепость? Парочка-другая драгоценных камней, украшавших стенки ларца, могут как бы случайно выпасть из своих гнезд.

Хотя в окрестностях дома все казалось мирным, никто из солдат не хотел задерживаться. В более веселые времена они, может быть, думали бы иначе. Пойманные в ловушку мрачного колдовства, с нависшей над ними угрозой полного порабощения Ордой, они хотели только одного: поскорее вернуться в Малостранку и принять участие в обороне крепости. Не время было лежать на берегу журчащего потока, нежиться в его тусклых водах или на травке, ставшей такой же серой и безжизненной, как тот прах, который они только что развеяли в доме.

Пес проводил их. Его мохнатая терьерская морда придавала ему вид горемыки-нищего, которому мешают усы, слишком большие для его лица. На какой-то миг Слейл подумал, что собака увяжется за ними. В другое время он, возможно, и не отказал бы такому дружелюбному существу, но только не сей-час. В Малостранке еды хватало только тем, кто мог сражаться. Обернувшись последний раз, когда дом уже почти скрылся из виду, он увидел, что пес вернулся. Слейл надеялся, что они оставили зверям достаточно еды, которой хватит, пока какой-нибудь родственник или приятель покойного волшебника не решит посетить его жилище. Повернувшись в седле, он обратил свои мысли на предстоящий путь, внимательно вглядываясь в дорогу. Почетная, но бесполезная миссия была завершена, и ему не терпелось выбраться из бескрайнего леса и поскорее вернуться в крепость.

Дом Суснами Эвинда становился все меньше, пока совсем не скрылся за деревьями. Унылые птицы летали меж массивных вековых стволов, но были слишком подавлены печальной действительностью, чтобы петь. Лесные звери вяло выползали из своих берлог и нор только для того, чтобы поесть. В медленном течении реки даже рыба плавала с явным отчаянием, с трудом находя в себе силы и желание преследовать головастиков и водяных жуков. Пара серо-коричневых единорогов равнодушно ощипывала куст ежевики, руководствуясь больше инстинктом, нежели настоящим голодом. Меланхолия, как туман, окутала лес и слезами стояла в глазах его многочисленных обитателей.

Однако внутри жилища покойного мага начали происходить какие-то изменения. Это привлекло внимание пса Оскара. Он только что распрощался со странными людьми, которые нанесли, мягко говоря, скоротечный визит в обезлюдевший дом. Любопытный дурачок принялся с интересом обнюхивать угол в кухне, где скопилась кучка пыли. Его слегка запутанному собачьему мозгу запах казался каким-то странно знакомым. Сидевшая на кухонном столе кошка, занятая умыванием, на минутку отвлеклась, чтобы посмотреть, что происходит.

Сбитый с толку, Оскар снова принюхался, на этот раз поглубже. Трудно сказать, что там решил его собачий ум, но реакция была вполне понятна. Пыль попала ему в нос, и пес звучно и оглушительно чихнул – звук эхом прокатился по безмолвному дому.

В этот момент он понял, что видит мир в какой-то изменившейся перспективе.

Пес все еще стоял на четырех лапах, но это были совсем другие лапы. Сейчас он был даже более лысым, чем в то время, когда хозяин обривал его в преддверии самых жарких летних месяцев. Его удивленному взгляду открылось нагое серое тело. Подавшись назад, он понял, что непроизвольно приподнимается, и вот он уже стоит, да, стоит на двух ногах. Он смотрел на мир со значительно большей высоты, чем раньше. Потрясенный невозможностью осознать происходящее своей открытой доброй натурой, он издал удивленный возглас.

– Клянусь матерью всех щенков, которые когда-либо писались в своей корзинке, я никогда!..

Он прервался на полуслове, широко раскрыв глаза и с удивлением прикрыв лапой рот. Только это уже была не лапа. Это была рука. Рука, очень похожая на руку его хозяина Эвинда, только помоложе и не такая морщинистая. А его морда, та самая морда, которой он откапывал мертвых зверьков и аппетитные гнилые кости, – стала абсолютно плоской. И она, как и все остальное тело, тоже была лысая, не считая пышных висячих усов, росших у него под носом. Его нос…

Его нос был теплым и сухим, тогда как ему положено быть холодным и мокрым. Он, тем не менее, не чувствовал себя больным.

Медленно, боясь упасть, он обернулся, чтобы осмотреться. По крайней мере, предметы вокруг не изменились. Вот знакомая раковина и кран, из которого текла свежая вода, если нажать на рычаг. Вот полки с посудой и кухонной утварью. А вот большой разделочный стол, на котором любила разлечься и умываться кошка Какао. И сейчас она сидела там, вылизывая свою правую лапу. Ее язык двигался быстро вверх-вниз. Она смотрела на Оскара своими яркими настороженными глазами. Они когда-то были изумрудно-зелеными…

– Мяу – ты уродлив! Ты выглядишь… – услышав свой голос, она резко умолкла и взглянула на себя. Вместо пестрой многоцветной кошки на столе, скрестив ноги, сидела очень красивая и абсолютно человекообразная молодая женщина. Как и Оскар, она была почти без волос и совершенно нагая.

– Как я выгляжу? – расплывшись в слегка измененной улыбке, он упер лапы (нет, руки, поправил он себя) в бока и выжидающе посмотрел на свою бывшую приятельницу-кошку.

Удивленная, она неуклюже сползла со стола и приземлилась на четвереньки. Нерешительно поднявшись и подражая его позе, она стала медленно осматривать себя. Первые открытия, очевидно, ее не порадовали.

– Где мой мех? – гневно, но с некоторым замешательством спросила она.

– Пропал, как и все кошачье, – объявил сильный, мрачный и на удивление низкий голос.

– Это что же? Значит, теперь мы будем целоваться, а не кусаться? – добавил другой.

Оскар и Какао посмотрели в сторону двери, которая вела во внутренние покои дома. Там находились еще два человека, таких же обнаженных. Оскар фыркнул. Его нюх, казалось, действовал не так хорошо, как прежде, как будто его нос обмотали тряпками. Но он все еще мог при встрече узнать запах знакомого тела, даже через всю кухню. Оба говоривших были ему знакомы, хотя и стояли перед ним в человеческом облике.

Сильный глубокий голос принадлежал Макитти. Несмотря на то, что она была самой старшей из кошек волшебника, ее тело было стройным и лоснящимся. Стоя в дверном проеме, такая же черная, как прежде, и с такими же белыми пятнами, украшавшими лицо, руки и ноги, она всем своим телом демонстрировала зрелость и великолепную физическую форму.

Рядом с ней, глупо размахивая в воздухе руками, желая опробовать свои человеческие формы, стоял Цезарь. Его волосы были такими же белыми и длинными, как тогда, когда он ходил на четырех лапах. Только теперь они росли в основном на макушке. Придя в восторг от такого неожиданного превращения, он начал скакать, издавая радостные крики и упиваясь тем, что мог стоять на двух ногах и брать предметы пальцами.

– Смотрите! – радостно закричал он и схватил сначала половник, а потом миску. – Я могу держать вещи! Можно больше не толкать их – теперь я могу их взять! И кинуть! – Демонстрируя это, он швырнул половник в Оскара. Человек-пес нагнулся, и половник со звоном ударился о стенку.

– Это не все, что я могу схватить, – с этими словами он шагнул к кухонному столу и поднял обе руки, ставшие совсем человеческими.

Знакомое предупреждающее шипение вырвалось у Какао:

– Держись от меня подальше, ты, распутник! У меня нет настроения играть.

– Он и не собирается играть. – Войдя в кухню со своей природной грацией, Макитти ударила Цезаря по уху. Он был крупнее и сильнее, но сдачи не дал – он слишком уважал ее. Они все ее уважали, добавил про себя Оскар.

Когда из дальнего угла кухни раздалось шипение, они с тревогой поняли, что заклинание еще не закончило своего действия.

Обнаженный мужчина медленно и нетвердо, но все более уверенно поднимался с пола. Он был плотного телосложения и гораздо выше любого из них. Черты его лица были такие же точеные, как и все тело, и, в отличие от всех остальных, у него вообще не было волос, даже бровей. Только что превращенные в людей не сразу осознали, кто это. Да и неудивительно, поскольку в их прежнем воплощении, живя с ним бок о бок, они почти не общались.

Первым все понял Оскар. В конце концов, из всего зверинца Эвинда только один обитатель был абсолютно лысым и сложенным из крепких мышц.

– Великая Требуха! Да это же Сэм!

– Я бы никогда не догадалась. – Кокетливая Какао во все глаза восхищенно рассматривала обнаженную груду мышц. Это явно раздражало хорошо сложенного, но гораздо более мелкого Цезаря.

Не зная, что бы такое сделать, чтобы с самого начала наладить хорошие отношения между всеми в их изменившемся положении, Оскар подошел к человеку-змее. Подражая жесту, которым, как он часто видел, Хозяин обменивался с гостями, он осторожно протянул руку открытой ладонью.

– Сэм-змей. Как странно, что после стольких лет мы только сейчас можем по-настоящему познакомиться.

Сэм низко наклонился, чтобы не задевать своей лысой головой за балки высокого потолка. На его лице отразилось полное смущение. Оскар тут же пришел ему на помощь.

– Все в порядке. Я думаю, каждый из нас, кого волшебство Хозяина превратило в людей, может говорить. Попробуй.

– Я не насчет речи волновался, – проворчал великан. – Просто еще не уверен, как пользоваться этими… – Он вытянул вперед две огромные ручищи, глядя на них так, будто из его ладони росли колючки кактуса, а не пальцы. А ведь, наверное, у него и пальцы появились, подумал Оскар. Для существа, у которого раньше не было ни рук, ни ног, их появление было еще большим потрясением, чем человеческая речь.

Оскар аккуратно взял Сэма за руку и тихонько сжал ее. Подражая ему, великан в ответ тоже пожал руку, и его кисть полностью обхватила ладонь Оскара. Человек-пес поморщился от боли, но выдержал. Когда Сэм выпустил его руку, он вздохнул с облегчением, радуясь, что она осталась цела.

– Что с нами произошло? Что это? – спросил Сэм.

– Наверняка это дело рук нашего Хозяина. – Макитти прошла дальше в кухню, осматривая полки и заглядывая в шкафы. – Всему этому должно быть какое-то объяснение, иначе ничего бы не случилось.

– И вообще, где этот старый котяра? – Облокотясь спиной о рабочий стол, Цезарь попытался почесать подбородок ногой и вдруг обнаружил, что для этой цели гораздо удобнее использовать руки. – Если он колдует, значит, должен быть где-то рядом.

– Он здесь. – Оскар печально посмотрел на юношу. – Я знаю – я чувствую его запах. Даже вдохнул его немного.

Цезарь нахмурился и отошел от стола.

– О чем это ты болтаешь? Эта пыль?

Оскар медленно кивнул.

– Но это значит…

– Хозяин умер.

Царапая когтями, Макитти открыла нижний ящик шкафа, но обнаружила в нем только лук.

– Он бы не сделал с нами такого, не будь у него на то серьезной причины. Где-то в доме должно быть объяснение произошедшему. Когда мы найдем его, станет ясно, что делать дальше.

Положив крепкую руку на плечо Какао, Цезарь слащаво улыбнулся:

– Я знаю, что бы я хотел сделать дальше. Эта новая форма сулит столько новых интересных возможностей.

Обернувшись, она сбросила его руку.

– Хоть раз в своих многих жизнях будь серьезным, Цезарь! То, что с нами произошло, важнее наших желаний! – И совсем тихо добавила: – Надо было Хозяину тебя кастрировать в прошлом году, когда он подумывал об этом.

– Я все слышал! – воскликнул Цезарь обвиняющим тоном.

– Вы оба! – Макитти рыкнула на них командным голосом. – Перестаньте драться и начинайте искать.

– Что искать? – Цезарь взглянул на нее и, разведя руками, непроизвольно точно повторил человеческий жест. – Даже если мы что-нибудь и найдем, как мы поймем, что у нас в руках? Кошки не умеют читать.

– Мне почему-то кажется, что теперь мы можем не только говорить, но и читать. – Старшая женщина кинула ему запечатанный кувшин.

Легко поймав его одной рукой, Цезарь взглянул на наклейку, подписанную от руки.

– «Сладкий маринад». Ненавижу маринады. – Его глаза полезли на лоб, когда он понял, что только что сделал. – Ф-с-с-ст, ты права, мы можем читать! – Он по-новому посмотрел вокруг. Из знакомых предметов и запахов почти ничего не исчезло, зато добавилось столько нового. – Интересно, что еще мы можем делать?

– Кроме как болтать впустую? – Какао помогала Макитти в ее поисках. – Почему бы тебе не помочь нам, тогда и поймешь? Хозяин наверняка оставил что-то, что подскажет нам дальнейшие действия. – Все еще полный радостного изумления длинноволосый блондин присоединился к их поискам неизвестно чего.

Оставив ненадолго Сэма самого разбираться с трудным и путающим искусством пользоваться руками и ногами, Оскар пошел к остальным, но его вдруг остановил жалобный голос, раздавшийся откуда-то сверху:

– Эй, а как же я?

Хотя слова были человеческими, ошибиться, кому принадлежал звонкий переливчатый голос, было невозможно. Посмотрев наверх, Оскар увидел очень стройного, бледного юношу, отчаянно цеплявшегося за верхние балки потолка.

– Привет, Тай, добро пожаловать в мир в облике человека. Спускайся к нам.

– Спускайся – как? – Вытянув тонкую руку, бывшая певчая птица замахала пальцами с большой скоростью, но абсолютно безрезультатно. – Мои крылья пропали! Вместо них у меня теперь эти – эти пальцы. Ими хорошо подбирать зернышки, но, боюсь, летать с ними невозможно.

– Здесь невысоко. Просто отпусти руки и приземляйся на ноги.

– Легко говорить тому, кто был собакой, – ворчал бывший кенар. – Если я спущусь, ты обещаешь удержать кошек, чтоб они не бросились на меня?

Оскар помотал головой. По крайней мере, этот жест был для него знакомым.

– Как видишь, все изменилось, Тай. Ты теперь такой же большой, как и бывшие кошки.

Человеческая речь, отметил он, гораздо удобнее для общения. Прежде единственным ответом на его лай, обращенный к Таю, была струйка чего-то неаппетитного, льющегося из высоко подвешенной клетки.

– Да, но боюсь, не такой сильный.

– Что ж, ты все равно не можешь там оставаться. – Вспомнив об указаниях Макитти, он начал шарить в нижних ящиках кухонных шкафов.

Тай подождал пару минут, потом, повиснув на миг на руках, спрыгнул на пол. Он без труда приземлился на ноги.

– Скажи-ка, совсем не дурно.

– У тебя не могло не получиться. Хозяин Эвинд изменил нас, но не сделал беспомощными. – Оскар оторвался от осматриваемого ящика. – Теперь помоги нам искать.

– Что мы ищем? – Тай осторожно подошел и заглянул через его широкое плечо.

– Что-нибудь, что подскажет нам, что мы должны делать дальше.

– А почему вы думаете, что мы должны что-то делать?

– Потому что… – Оскар заколебался. Это был резонный вопрос, и он не сразу нашел ответ. – Потому что Хозяин Эвинд не стал бы превращать нас в людей без веских причин. Не помню, чтобы он что-нибудь делал просто так, без смысла.

– Тогда, может быть, мы не там ищем? – «Для обычной птицы, – подумалось Оскару, – Тай всегда проявлял исключительную сообразительность». – Может, стоит поискать в кабинете?

Кабинет Хозяина. При мысли о нем Оскар попытался завилять хвостом. Отсутствие хвоста обескураживало. Хотя, размышлял он, есть и другие части тела, отсутствие которых огорчило бы его куда больше. Будь благодарен за то, что есть, сказал он сам себе.

Животные Эвинда допускались в святая святых Хозяина, но только в его присутствии. Горе тому, кого заставали там без разрешения! Макитти избавила всех от необходимости придумывать оправдание.

– Тай прав. Именно в кабинете Хозяин Эвинд хранил все самое ценное. Там и следует искать. – Повернувшись, она так изящно махнула рукой, будто делала это всю жизнь. – Все за мной.

Оскар охотно пропустил старшую кошку вперед. Они остановились у открытой двери: прочно укоренившиеся привычки заставляли их держаться от кабинета подальше. Оскар заметил, что Цезарь встал вплотную к Таю, который был одного с ним роста, но далеко не такой мускулистый.

Бывший певун наконец почувствовал напряженный немигающий взгляд другого человека.

– Эй, ты что-то задумал, кот?

– М-да-яу. Меня просто неудержимо тянет перегрызть тебе глотку и полакомиться твоими мозгами.

– Ну, так держи свои желания при себе. – Оскар не испытывал неловкости от того, что вмешался. – Если мы хотим пройти через то, что выпало на нашу долю, нам придется полагаться друг на друга и рассчитывать на помощь товарищей.

– И к тому же, – отважно заявил Тай, – я теперь достаточно большой, чтобы постоять за себя.

Оглядев парня с ног до головы, Цезарь презрительно фыркнул:

– Может быть.

Тут на его плечо опустилась тяжелая рука. Цезарь оглянулся и поднял голову. Его зрачки расширились, чтобы целиком охватить взглядом Сэма, бесшумно подошедшего сзади. Даже в его новом гигантском человеческом обличий бывший змей двигался сверхъестественно тихо.

– Оставь его в покое, – угрожающе просвистел великан. – Запомни, если бы у меня была возможность, я бы тоже убивал и ел кошек.

– Ладно, ладно, успокойся, дубовая голова! – Стряхнув с себя огромную руку, Цезарь в раздражении отошел.

– Тихо, вы все! – Внимание Какао было приковано к убранству священной комнаты. Столпившись в дверях, они молча смотрели, как Макитти осторожно, но со все большей уверенностью обходила кабинет.

Множество полок, рядами висевших на стенах, были до отказа забиты книгами и колбами, засушенными частями каких-то неизвестных животных и банками с забальзамированными органами. В середине комнаты стоял большой стол из полированного темного ореха. На нем теснились баночки со странными порошками и связанные пучки сушеных трав. Вместо потолка был застекленный купол очень своеобразной формы, который пропускал бледный дневной свет. Он оказался таким же серым, как и все остальное, поскольку его великолепные витражные мозаики стали бесцветными.

Наконец Макитти облокотилась руками о спинку высокого зачехленного стула.

– Я думаю, здесь безопасно. Выглядит безопасно, да и пахнет тоже. Так что заходите и помогайте мне искать.

Они ввалились в кабинет, все еще чувствуя себя Неловко оттого, что роются в вещах Хозяина. Только Тай был как в своей тарелке. Оскар припомнил, что

Хозяин часто брал кенара в кабинет, где птица развлекала его своим пением. Именно поэтому Тай был лучше других знаком с кабинетом и его содержимым. Они продолжали поиски и становились все более уверенными в себе. Но в лежащих разрозненных листках не было никаких полезных сведений, и ни одна из сотен книг и свитков не сулила им откровений.

– Должно быть что-то. – Макитти утерла пот с лица. Появление пота явилось еще одним новым и довольно неприятным последствием их недавнего превращения. Там, где позволяла ее теперь уже не такая гибкая шея, она слизывала соленые капельки с кожи.

– Если мне придется пролистать еще хоть одну пыльную заплесневевшую книгу, меня стошнит. – Какао глубоко вздохнула. – В этой комнате стоит запах древности. И к тому же за всеми этими трудами я проголодалась. А на полках так чудесно пахнет мышами.

– Я тоже хочу есть, – просиял Оскар. – Подожди-ка. Если я не ошибаюсь!.. – Вернувшись к столу Хозяина, он стал царапать правую дверцу, пока не вспомнил, что может пользоваться пальцами.

– Я там уже искала, – лениво протянула Макитти. – Там ничего нет.

– Нет? А это? – С торжествующим видом он достал непрозрачную стеклянную банку, из которой довольный Хозяин частенько раздавал угощения. Улыбаясь, Оскар начал кусать крышку. Потом, вспомнив, как это делал Хозяин, он аккуратно ее отвернул. Сунув руку внутрь, он достал горсточку любимых подушечек и закинул их в рот. Но когда он начал их жевать, выражение его лица изменилось.

– Почему-то теперь они не такие вкусные.

– Ох уж эти собаки! Только о еде и думают. Не забирай все себе. – Шагнув вперед, Цезарь потянулся к банке. Когда он схватился за нее, Оскар потянул банку на себя. Так они тянули каждый в свою сторону до тех пор, пока банка не выскользнула у них из рук. Она упала на пол, покатилась, и подушечки рассыпались по ковру.

– Посмотри, что ты наделал, – пролаял Оскар.

Вдруг Макитти рванулась вперед, но вовсе не затем, чтобы собрать просыпавшиеся лакомства. Наклонившись, она сунула руку в банку и вытащила торчавший из нее кусочек бумаги, – это было как раз то, что они искали.

– Где же еще оставить инструкции своим животным, как не в банке с их лакомством? – Языком и руками она аккуратно расправила бумагу. – И на что непрошеные шпионы точно не обратят внимания? – В наступившей тишине она жадно читала, напряженно всматриваясь в содержимое листка, будто это были следы крысы.

Не выдержав тишины больше минуты, Какао подошла к старшей подруге, встала рядом с ней и начала читать через плечо.

– Ну, что там написано? – наконец спросил Тай. – Я видел эту бумажку, но мне и в голову не приходило посмотреть, что в ней. – Он обиженно засопел. – В этой банке не было угощения для кенарей.

Макитти оторвалась от записки. Ее лицо было торжественным и серьезным, как всегда.

– Тут много чего, певун. Много о чем говорится. Но ты даже представить себе не можешь, что мы должны сделать.




ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


Они столпились вокруг Макитти и обнаруженного послания. Оскар ждал, когда она все объяснит, даже не пытаясь прочесть его сам. Удивительно, размышлял он, как точно ее человеческая речь передает интонации ее прежнего мяуканья.

«Если вы читаете это письмо, – повторила Макитти строчки, написанные на бумаге, – это значит, что я умер и не вернусь к вам, мои дорогие и самые близкие друзья». – Она остановилась, но никто не нашелся, что сказать. Правда, Оскару показалось, что Тай тихонько чирикнул, а у Какао к горлу подступили слезы. Чтобы скрыть свои чувства, она начала лизать кисть руки и вытирать ею глаза. – «Я всегда чувствовал, что в тех, кого ошибочно принято считать животными низшего порядка, гораздо больше правды, честности, любви и здравого смысла, чем у раздираемого противоречиями и враждой людского рода. Поэтому я так и не женился, а вместо этого окружил себя вами, мои друзья. Но теперь, когда меня уже нет, я с прискорбием вынужден просить вас принять на некоторое время человеческий облик, до тех пор пока, как я надеюсь, вам не удастся завершить то, чего не смог я».

«Годланд, который мы все считаем своим домом, захвачен ужасными людьми и тварями. Весь этот зверинец называют Ордой Тотумака. Я уверен, что ими руководит чародей, которого я не знаю и чью сущность не могу постичь. Такая скрытая мощь означает, что колдун необычайно силен и могуч. Я полагаю, что когда наступит решающий момент нашего противоборства (что неизбежно), я смогу одолеть его. Если вы читаете это письмо, значит, я ужасно ошибался. Несмотря на то, что мне не хочется превращать вас в тех, кому я сочувствую, но кого я не очень люблю, у меня нет другого выбора. В вашем первоначальном природном облике вам никак не удастся сделать то, о чем я должен вас попросить».

– Что бы это могло быть? – спросил Тай, чувствовавший себя в кабинете непринужденнее товарищей.

Макитти взглянула на него и продолжила чтение: «Если я потерплю неудачу, это значит, что Хаксан Мундуруку и его Орда неизбежно захватят весь Годланд и лишат его красочности. Ибо, как предсказывают руны, именно такими будут ужасные последствия в случае моего поражения. Блеск Правды, сияние Справедливости, все богатство палитры – все это будет украдено. Чтобы загнать Орду обратно в те темные глубины мрака, откуда она явилась, надо найти чистый свет с его естественными цветами и вернуть его назад». – С торжественным выражением лица и сияющими серо-зелеными глазами Макитти тщательно свернула письмо. Она уже начала было заталкивать его для верности в рот, но потом вспомнила, что теперь удобнее держать все в руках. – Ну, вот. Таков наш долг.

– Наш покойный Хозяин не так уж много хочет, а? – Оскар ловил ртом пылинки, кружащиеся в луче света, падавшего сверху. – Всего лишь принести немного цвета. Как будто такую вещь можно поймать голыми руками и закупорить в бутылке, как молоко. Если б это была косточка…

– Неважно! – вскипела смуглая женщина. – Это последняя воля покойного Хозяина. Это наш долг.

– Долг? Это человеческое понятие. – Многозначительно фыркнув, Цезарь попытался в шутку ударить Тая, но тот инстинктивно увернулся и сделал ответный выпад. – Какой «долг» у нас может быть перед людьми? Никакого! Поймите меня правильно – Эвинд был хорошим Хозяином, насколько вообще могут быть хорошими Хозяева. Но вспомните других людей, которые сюда наведывались! Они нас отталкивали, когда Хозяин не видел, и даже пинали и проклинали. И мы все знаем, что есть такие, которые творят с нашим братом вещи куда похуже. – Широко раскинув руки, он совершил великолепный прыжок назад просто для удовольствия и из любопытства, как это делается на двух ногах.

– Пусть себе эта Орда держит все в серости. Лично я могу прекрасно видеть и наслаждаться тем, что мне нужно! И вы тоже, – сказал он Какао и Макитти, – и ты, – кивнул он наверх молчаливо взиравшему на него Сэму. – И ты тоже вполне можешь, – сказал он Оскару. – Поверьте мне, вся эта суета насчет красок чересчур раздута. Мы ведь видим достаточно, чтобы прожить. Долг помогать людям? Ерунда! Ничего мы не должны! – Он вызывающе взглянул на старшую из женщин, обладавшую внушительным телосложением, и благоразумно отодвинулся от нее подальше: ведь у нее все еще были когти, хотя изрядно укороченные. – Ну что, Макитти? Сколько еще из наших оставшихся жизней мы должны покойному Хозяину?

– Мы должны ему уже за то, что над нами больше не будет хозяев.

Все обернулись к Оскару. Цезарь нахмурился и сморщил нос.

– Но ты же только что говорил…

Но тот его перебил:

– Я жаловался на трудность задания, которое нам дал Хозяин Эвинд, но не говорил, что мы не должны его выполнять. Взгляни на нас. – Он многозначительно обвел рукой.

– Пожалуй, не буду, если не возражаешь.

Тай поежился:

– Как мне не хватает моих перьев.

– Нам всем нужна человеческая одежда, – отметила Макитти. – И не только для тепла и защиты, но и для того, чтобы мы могли находиться среди людей, не привлекая к себе внимания. Вы все видели, как они одеваются.

– Фу, одежда. – Цезарь содрогнулся, но вовсе не от холода, как Тай. – Человеческие вещи.

– Нравится тебе это или нет, но мы теперь люди. И, может быть, останемся ими навсегда, – сказал Оскар. – Все зависит от заклинания Хозяина, а мы еще мало знаем об этих чарах. Чем быстрее мы свыкнемся с новым положением, тем легче нам будет. Подумай об этом: больше нет никаких хозяев.

– Не считая Хаксана Мундуруку, – напомнила им Макитти.

Оскар кивнул, и его густые пышные усы колыхнулись:

– Вспомните всех дурных хозяев, приходивших сюда. Теперь представьте себе, что они стали в тысячу раз хуже и повелевают уже не только животными, но и всеми людьми.

– Хозяева над хозяевами? – пробормотал Цезарь. – Надо признать, это не очень приятная вещь.

Оскар совершенно серьезно кивнул.

– Если мы сделаем то, что хочет Хозяин Эвинд, может быть, нам удастся предотвратить это. Все, что от нас требуется, – это вернуть в Годланд краски. – Он по очереди оглядел каждого. – Что касается меня, то я думаю, что нам это не под силу. Разве что Хозяин Эвинд считает наоборот, поэтому мы должны хотя бы попытаться. – Он взглянул на Тая. – Ты различаешь цвета лучше, чем мы, так что тебе виднее, чего не хватает и что надо восстановить.

Певчий кенар медленно кивнул:

– Жаль, что я не могу вам объяснить, как выглядит полная палитра красок. Тогда бы вы поняли, почему так важно вернуть их в мир.

Вспрыгнув на стол, Цезарь совершил грациозный пируэт. От восторга у него закружилась голова.

– Ну, раз ты так говоришь. Я никогда ни к чему не относился слишком серьезно. Полагаю, что не могу отнестись серьезно и к своим собственным возражениям. Но я вас сразу предупреждаю: при первой же серьезной опасности я умываю руки. Мне наплевать. Годланд может навек оставаться сумрачным и серым. Я и так хорошо вижу.

– Видеть без красок – значит утратить радость. Жаль, что я не могу объяснить это тебе, – ответил Тай. – Жить без красок – все равно что танцевать без музыки. Грустно. Помните тот день, когда человеческий оркестр пригласили играть на дне рождения Хозяина? Каждый инструмент издавал особый звук, как разные цвета.

– – Я бы хотела танцевать под музыку всех существующих цветов, а не только тех, что можем различать мы, – мечтательно прошептала Какао.

– Для тебя, моя маленькая мышка, я всегда готов плясать, – подмигнул ей Цезарь.

– Что ж, тогда решено. – Оскар обвел взглядом кабинет. – Нам надо собраться. Прежде всего, как верно заметила Макитти, нам нужна человеческая одежда, чтобы прикрыть наши голые тела.

Но тут его внимание привлекло неуверенное шипение.

– А как же я? – спросил Сэм.

– Мы что-нибудь вместе придумаем для тебя. – Макитти взялась за проблему одежды для человека-змеи с присущей ей уверенностью. – Нам всем придется научиться приспосабливаться. – Тут в ее тоне прозвучало явное неодобрение. – И прежде всего, надо научиться избегать соблазнов. Какао, перестань зря караулить эту мышиную норку.

Изящная молодая особа, смутившись, быстро поднялась с корточек и отошла от темной дыры в плинтусе.

– Извините. – Она махнула рукой. – Просто я думала, что теперь, когда у меня руки длиннее, я смогу, наконец, вонзить коготки в этот хитрый мешок костей.

– Оружие. – Оскар нахмурил свои густые брови. – Нам вместе с одеждой понадобится оружие. Я видел тренировочные бои людей: они не кусают друг друга. Во всяком случае, взрослые не кусаются. Вот интересно, может быть, человеческие дети больше похожи на собак и кошек?

Цезарь безуспешно пытался облизать кончик своего носа.

– Мне это ничуть не льстит. Человеческие детеныши писают, где попало. Никакого порядка.

Проигнорировав это замечание, Оскар указал на вторую дверь в задней стене кабинета, позади рабочего стола Хозяина.

– Давайте посмотрим в кладовке. Мне всегда нравилось там лежать, особенно в жаркие дни. Кажется, придется там порыться, чтобы найти то, что нам нужно.

– Я тебе помогу, Оскар. – Цезарь одним махом, совершенно без усилий, какие пришлось бы приложить человеку, спрыгнул со стола и встал рядом с приятелем по буйным потасовкам. Но никому из присутствующих прыжок не показался чем-то особенным. – Может, пока мы ищем одежду, нам попадется что-нибудь вроде сосуда, в котором можно держать свет.

– Думаю, нам вполне подойдет такой, в котором носят воду, – задумчиво бормотал себе под нос удрученный Тай, следуя за товарищами. По пути он рассматривал свои новые руки. – Ни перьев, ни крыльев – как летать? Может быть, магия Хозяина наделила вас всех большей силой и возможностями, а я, наоборот, чувствую себя как ощипанный.

Гора мышц слегка подтолкнул его сзади:

– А я себя чувствую освобожденным, – сказал Сэм. – Не жалуйся, если прожил всю жизнь на четырех лапах, а потом вдруг кто-то наделил тебя такими удобными руками и ногами. Для меня даже просто возможность ходить и брать предметы чем-нибудь, кроме рта, – это бесконечное чудо. – Он посмотрел на певца сверху вниз. – Отсюда и видно лучше.

– Не думай, что превращение в человека – такой уж большой подарок, – огрызнулся кенар. – Мы в этом качестве всего несколько минут. – Он шлепнул по розоватому языку, которым великан дотронулся до него. – И убери от меня свой язык!

– Извини, – сказал Сэм примирительно. – Старые привычки, знаешь ли. – Он выглядел задумчивым. – Я всегда думал, что ты очень приятный на вкус.

Осторожный Тай на всякий случай отодвинулся подальше от своего громадного товарища, встав так, чтобы между ними оказалась Макитти.

Кладовка Суснама Эвинда вовсе не была свалкой мусора. Она оказалась забитой старыми книгами, забытой мебелью и ненужными воспоминаниями. Просторная комната без окон, уставленная рядами вместительных полок и высоких шкафов, в которых содержались загадочные снадобья и волшебные предметы. Какао вздрогнула, проходя с опаской мимо чего-то серо-зеленого и кровоточащего, плававшего внутри прозрачного запыленного стеклянного аквариума. Знаки, как она с неприязнью отметила, были написаны с внутренней стороны сосуда. Даже бесстрашный Цезарь шарахнулся в сторону от заостренной пирамидки из темного дерева, из которой доносилось слабое, но настойчивое поскребывание.

Среди этих пугающих предметов были и обычные, не такие страшные вещицы. Поскольку Оскар проводил в прохладной глубине кладовой гораздо больше времени, чем любой из них, он показывал Дорогу. Хотя его внешность разительно изменилась, но память он сохранил превосходную. В самом дальнем углу они обнаружили вешалки с одеждой: большая часть одежды предназначалась, естественно, самому волшебнику, но кое-что держалось и для гостей или было забыто прошлыми посетителями. Женские платья требовали небольших переделок, но зато Какао и Макитти смогут прилично одеться. Остальные сумели подобрать вполне подходящие вещи, только Тай жаловался на отсутствие стиля.

Необходимость надеть на себя искусственные «шкуры» вызывала неприязнь, но на самом деле все оказалось не так страшно. Натянув дорожные штаны и куртку, Макитти поморщилась, будто ее окунули в мыльную ванну.

– Мне это жмет.

– Здесь все такое. – Оскар мучился с ремнем, пока не додумался использовать его как пояс для брюк, а не как ошейник. Узенькая полоска кожи все еще стягивала его шею: возможность ее снять казалась ему странной. Он осторожно надел на голову огромную бархатную шляпу, забыв, что можно не беспокоиться о придавленных ушах: теперь они находились у него по бокам, а не на макушке. К тому же он обнаружил, что не может ими свободно шевелить, как делал это раньше.

– Не понимаю, из-за чего вы все так злитесь. – Задумчиво рассматривая себя в высоком старинном зеркале, Сэм любовался тем, как умело он смастерил себе плащ с капюшоном из огромного одеяла. – Мне так очень нравится.

– Тебе-то с чего злиться? – Макитти с трудом втискивала свои новые конечности в обтягивающий шелк. – Ты же привык скидывать старую кожу и менять ее на новую. А для нас это необычно.

– Вы скоро привыкнете к этому. Лично я чувствую себя обновленным. – Натянув на голову самодельный капюшон, великан стал похож на мраморную скульптуру, неожиданно слезшую с постамента.

– А где оружие? – Скорчив гримасу, Цезарь еще раз одернул подол рубахи. Оскару казалось, что кот выглядит замечательно. Сам же он, наоборот, был таким же растрепанным, как и в своей кудрявой серой шкуре. Ну что ж, так и должно быть, вздохнул он. Некоторым дано выглядеть лощеными красавцами, несмотря на обстоятельства. А о других, таких, как я, никогда не скажешь, что они хорошо выглядят.

Отбросив эту мысль – в конце концов, они ведь шли не на бал-маскарад – он позвал всех за собой.

Оружейная мага располагалась в маленькой нише кладовой, что говорило о том, что Эвинд больше полагался на то, что не требовало приложение физических сил. Однако там хранилось достаточно оружия, чтобы снарядить их всех. Цезарь немедленно завладел красивым мечом с большим эфесом, богато украшенным драгоценными камнями. Когда-то он был подарен магу благодарным клиентом. Какао выбрала столь же богато украшенную рапиру и такой же стилет. Макитти понравился меч поскромнее. Оскар довольствовался тем, что осталось. Он с трудом пытался согнуть в руках лезвие доставшегося ему клинка – ему все еще трудно было научиться пользоваться пальцами.

Однако Тая пришлось уговаривать взять хоть какое-нибудь оружие.

– Я – певец и мыслитель, а не боец, – упорно протестовал он. Как оказалось, напрасно, поскольку Оскар и Макитти все равно навесили на него пояс с небольшими метательными ножами.

Что касается Сэма, то в его массивных руках копья и мечи смотрелись как зубочистки, да и толку от них могло оказаться столько же.

– Слишком мелкое, – заметил он, откладывая все в сторону. – Я смастерю что-нибудь себе по росту и по вкусу. Из этого скудного арсенала не больно-то выберешь. У меня есть идея, – сказал он загадочно и вышел из кладовой, предоставив им время для дальнейших сборов.

Они обыскали каждый уголок и даже заглянули за большой деревянный бак, из которого доносились пугающие звуки, будто кто-то скребся по стенкам. Но так и не нашли ничего, что хотя бы отдаленно напоминало сосуд для хранения цвета.

– Если бы нам попался такой сосуд, мы бы догадались, что это то, что нужно? – Поджав губы и сложив руки на груди, Макитти обвела комнату взглядом. – Придется подыскать что-нибудь подходящее для света и красок.

– Так и поступим. А сейчас нам надо выбрать командира. – Застыв в дверях, Цезарь встал в аристократическую позу: голова приподнята, одна рука покоится на эфесе великолепного меча, украшенного драгоценными камнями, уши направлены вперед, насколько это ему удалось сделать. – Я предлагаю себя. Кто голосует за меня? – Когда никто не поднял руки и не подал голоса в его поддержку, он обиженно надул губы. – Хорошо, если не я, тогда кто? Кто дерется лучше, чем я?

– Вернее будет спросить, кто лучше думает? – Макитти повернулась и указала на стоящего рядом неряху. – Я предлагаю избрать на эту роль Оскара.

– Кого? Эту грязную метелку, которая только и знает, что ест? – Цезарь чуть не расхохотался. – Неужели ты серьезно? Да где ты слышала, чтобы человека, командующего серьезным походом, звали Оскаром?

– А почему не ты, Макитти? – робко вмешалась Какао.

– Потому что я могу быть слишком нетерпеливой, – ответила старшая из женщин. – Полагаю, впереди нас ждут времена, когда спокойствие и выдержка окажутся важнее силы ума. Оскар из нас самый уравновешенный. Самый зрелый, если хотите.

– И самый уродливый, – встрял Цезарь, – хотя это, наверное, не так уж важно.

В упор глядя на молодого человека, Макитти закончила:

– Я отдаю свой голос за Оскара.

– Если ты считаешь, что он подходит, – Какао пожала плечами, – хорошо. Я тоже голосую за него.

– Наверное, надо сказать спасибо. – Взъерошив пятерней густой, непослушный клочок оставшегося меха, Оскар решительно отбросил шляпу. Она была очень легкой, но даже небольшой вес, давящий на голову, раздражал его. Ну и пусть его голова мокнет от дождя и снега – раньше ему это не мешало. – Если вы все так хотите, – Цезарь промолчал, – тогда я сделаю все, что смогу. Что ты на это скажешь, Тай?

– Мне все равно. – Певун был явно подавлен. – Мы все равно, наверное, скоро умрем. Так что – какая разница, кто командует?

– Спасибо за такой оптимистичный ответ, – глядя мимо стройного циника, Оскар спросил: – А где Сэм? Его мнение считается наравне с остальными.

– Он сказал, что пойдет поищет, чем бы вооружиться, – напомнила им Какао. – Интересно, ему удалось что-нибудь придумать?

Все еще дуясь за то, что его отвергли, Цезарь презрительно фыркнул:

– Наверное думает, как сделать кинжал из вил. Такие, как он, не очень-то сообразительны, знаете ли.

Они нашли великана за домом у конюшен. Капюшон был откинут и открывал взору его лысую голову. Он с гордостью продемонстрировал плоды своего труда. Внушительное орудие, которое он соорудил для себя, состояло из огромной гранитной глыбы, извлеченной из фундамента конюшни. В середине клинообразного камня было проделано отверстие. С помощью крепких кожаных ремней от старой упряжи единорогов человек-гора надежно привязал камень к толстой жерди, взятой из груды напиленных бревен, сложенных у сарая. С внушительного орудия стекала вода. Макитти знала, что если несколько раз намочить кожаные ремни, они еще крепче натянутся вокруг камня.

– Вот это топор! – с восхищением сказала она великану. – Как раз тебе под стать.

Цезарь никак не мог заставить себя похвалить приятеля, только что обретшего руки-ноги.

– Дурное дело – не хитрое, – фыркнул он. – Никакого изящества.

Сэм взял кувалду двумя руками.

– Я ее делал не для красоты, ты, мяукающий нытик.

Не успел Цезарь ответить, как вмешалась Макитти.

– Ну, хватит. Вам вскоре придется сразиться с ордынцами и даже, может быть, с парочкой колдунов. Оставьте свою воинственность до того времени. – Она обернулась к Оскару. – Пора идти.

– Идти? – смущенный Оскар рассеянно почесал ногу. – Куда идти?

– Да, куда! – злорадно захихикал Цезарь. – Веди нас, о, решительный и неустрашимый командир. Я нарекаю тебя рыцарем Оскаром Дуралеем. Веди нас, если сможешь хотя бы выбрать направление! – Понизив голос, он перешел на громкий шепот. – Почему бы тебе не пустить в ход свой чересчур длинный нос и не вынюхивать им для нас дорогу? У тебя всегда получалось раскопать самую прекрасную тухлятину.

– Как всегда грубо, но Цезарь попал в самую точку. – Какао вопрошающе глядела на Макитти. В глазах Цезаря она выглядела восхитительно: на ней были штаны для верховой езды, ботинки и туника с длинными рукавами. – У нас есть хоть какая-то идея, куда идти искать этот самый свет, который мы должны вернуть?

– Да, и когда мы найдем его… – начал Сэм.

– Если мы найдем его, – перебил Тай.

– Как мы его «поймаем», во что положим и как понесем назад? – закончил великан озабоченно.

Все перевели взгляд на Макитти. Она молча думала, потом пожала широкими плечами:

– Хей-хо, п-с-с-т, всему свое время, будем решать проблемы по мере их поступления. Какао права: сначала надо решить, где мы можем отыскать остатки света. Потом все пойдет своим чередом.

– Ты хотела сказать, кувырком.

– Не будь таким пессимистом, Тай, – упрекнул Оскар своего товарища. Ему всегда нравилось, как Тай пел, но сейчас было не время для нежностей. – Если Хозяин Эвинд считал, что мы можем это сделать, то мы это сделаем.

– Смело сказано! – Одним плавным движением вытащив меч из ножен, Цезарь поднял его вверх. – Вперед, хозяева пустого дома! Вперед к… – он выразительно взглянул на Оскара. – Простите, дорогой командир, но вы так и не сказали, куда мы направляемся.

Насупив брови и дерзко выставив вперед нижнюю губу, Оскар на мгновение погрузился в тяжелые размышления, после чего беспомощно обернулся к Макитти. – Мы должны выбрать, куда идти. Какие краски могли бы устоять против опутавшего весь мир заклинания захватчиков?

– Откуда мне это знать, пес? – Озабоченная, она прошла к кухонному окну и посмотрела на речку. Струящаяся вода была серой, деревья, нависающие с берега над водой, – серо-зелеными, трава – тусклой и выцветшей, луговые цветы – разных оттенков темно-серого. Нигде даже капельки, даже намека на краски, украденные из мира. Она знала, что настоящий свет вернет эти краски. Пока нет красок…

Она вдруг резко вскрикнула, да так громко, что у Оскара на загривке волосы встали дыбом, Цезарь занял боевую стойку на четвереньках, а Какао инстинктивно вспрыгнула на стол. Сэм не шелохнулся, а Тай моментально спрятался за его широкой спиной.

– Я знаю! – Серо-зеленые глаза Макитти сверкали, и все ее лицо озарилось открытием. – Есть такое место, где всегда яркие краски. Всегда! Так что, если краски все еще там, то и свет там настоящий, и нам надо только попытаться поймать его.

Вкладывая меч в ножны, сердитый Цезарь все-таки не смог сдержать любопытства – эта черта сохранилась из его прежней натуры:

– Нет такого места. Здесь в округе точно нет, а где мы еще бывали?

– Говори за себя, малыш. – Макитти обратилась к своему богатому жизненному опыту, которого не было у Цезаря. – Я часто уезжала с Хозяином, составляла ему компанию в путешествиях.

– И я тоже, – заметил Оскар. Она повернулась к нему:

– Тогда ты тоже должен помнить это место.

Все столпились вокруг, а Сэму даже пришлось нагнуться, чтобы не задеть головой потолок. Она объяснила:

– Я хорошо это помню. Это было в прошлом году, когда Хозяин Эвинд отправился навестить младшего мага Маттиаса Шеферта в городе Зелевин.

– Да, я помню эту поездку, – задумчиво сказал Оскар. – Я ехал на крыше кареты. Кучер был очень милый, – вспоминая, он почесал затылок.

Макитти кивнула и продолжила:

– Чтобы добраться до Зелевина даже в самом быстром экипаже, понадобилось больше недели. Но сейчас это не важно. Важно то место, где река Шалуан падает в Юзебийское ущелье. Ты помнишь это место, Оскар?

– Конечно. Дорога там сначала петлями спускалась в каньон, а потом стала очень крутой. Река грохотала, и было столько новых незнакомых запахов!

– Там, где река падает в пропасть, есть большой водопад. А где есть водопад, там всегда, так, во всяком случае, сказал Хозяин Эвинд, там есть…

– Радуга! – радостно выкрикнул Оскар. – Большая, от края до края ущелья, прекрасная неисчезающая радуга! Цвета, такие яркие цвета, я помню, – он воодушевленно взглянул на Макитти, – и свет, в котором переливались эти краски. По крайней мере, те, что я мог различить.

– И это все? – Цезарь усмехнулся и вытер лицо рукой. – Но после заклинания Хаксана Мундуруку радуга могла исчезнуть. А если она и сохранилась каким-то чудом, то стала такой же серой, как и все остальное.

Однако Макитти не собиралась сдаваться:

– Я помню, как Хозяин пробормотал себе под нос, что до тех пор, пока река ныряет в каньон, там всегда будет чудесная радуга.

Бывшего кота это не убедило:

– Заметь, это сказал тот самый Хозяин, который был уверен, что сумеет одолеть Орду и Хаксана Мундуруку.

– Даже волшебники не совершенны, – напомнил ему Оскар. – У тебя есть идея получше?

– Что, у кого, у меня? – притворно испуганный юноша приложил руку к груди. – Кто я такой – главный в этой незаконной экспедиции? Нет, у меня нет идеи получше. Потому что ее не может быть. – Он взглянул на Макитти и закончил, не в силах избавиться от уважительной интонации в голосе. Можно принять только твой план.

– Рада, что ты так считаешь, – кивнула она. – Теперь давайте поищем какие-нибудь мешки, в которых можно нести провизию. Надо взять то, что можно унести с собой, и отправляться в путь. Чем быстрее мы сможем вернуть краски, тем меньше изменится мир.

– Надо поискать еще одну вещь, которая нам может понадобиться в мире людей, – задумчиво сказал Оскар, высунув язык.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Какао.

– Хозяин не часто говорил об этом, зато говорили его посетители. Это называется «деньги».

– Да, они нам обязательно понадобятся! – Макитти похлопала Оскара по спине, поскольку его голова была слишком высоко, и она не могла дотянуться до нее. – Хорошо, что ты вспомнил об этом, Оскар.

– Нам нужны деньги, – сказал он застенчиво. – Кажется, у каждого человека они есть, хотя бы немного. Интересно, как их используют?

– В торговле. Остальное, я думаю, выясним по ходу дела.

Наклонившись, Тай начал обыскивать ящики письменного стола мага.

– Я помню, как они выглядят, и, кажется, помню, где их держал Хозяин Эвинд. Я поищу, а вы пока можете собрать в дорогу еду и воду.

Хотя они чувствовали, что готовы и хорошо снарядились, они все равно испытали что-то вроде шока, когда вышли за ворота и обернулись посмотреть на единственный для каждого из них дом. Теперь он совсем опустел и выглядел заброшенным.

– Все это так странно. – Какао встревоженно вглядывалась в узкую тропку, убегавшую вперед. – Я все еще жду, что кто-то мне скажет, что делать дальше.

– Например, вернуться домой? – Нацепив на себя самоуверенность, как расшитую шляпу, Цезарь решительно двинулся вперед. – Об этом можно больше не беспокоиться. Мы можем идти, куда хотим, и делать, что угодно. И с этого момента я так и намерен поступать!

– Только до тех пор, пока ты движешься в сторону Шалуанских водопадов, – напомнила ему Макитти. Она предостерегающе замахнулась на него, а он, как всегда, проворно увернулся.




ГЛАВА ПЯТАЯ


В дебрях леса они держались вместе не столько ради безопасности, сколько чтобы подбадривать друг друга. Все, кроме Цезаря. Он, несмотря на неоднократные строгие предупреждения Макитти, носился в разных направлениях, мечась то туда, то сюда. Ему хотелось обследовать каждое дупло, каждую расщелину, каждый новый звук и запах. Тускло-коричневые, хрипло каркающие птицы вяло перелетали с ветки на ветку. Их лишь немного заинтриговала группа путников, которые на вид-то были людьми, но вот пахли и вели себя совсем по-другому. Когда кто-то из отряда поднимал голову и очень пристально смотрел вверх, что-то подсказывало птицам держаться от них подальше.

– Я голоден, – проурчал Сэм. – Я несколько недель ничего не ел.

– И что прикажешь теперь делать? Отдать тебе все припасы в первый же день? – Легко вспрыгнув на поваленное дерево, Цезарь даже не удосужился посмотреть в сторону великана. – Иди съешь медведя или кого-нибудь еще. Если найдешь, оставь мне печенку.

– Мы больше не можем так питаться. – На лице Макитти отражалось ее внутреннее смятение. – Во-первых, почему-то это уже не звучит так заманчиво, как прежде. Во-вторых, если мы собираемся найти свет и благополучно вернуть его, нам наверняка придется общаться с другими людьми. А это значит, что мы должны научиться вести себя так, как они.

– Можешь учиться вести себя, как угодно. А мне это неинтересно. Я себя ощущаю котом. Хах! – Просунув голову в дупло большого дерева, безудержный хулиган чуть не до смерти напугал спящую внутри золотистую белку.

– Макитти права. – Хотя Оскар и не был столь проворным, как его прирожденно подвижные спутники, он легко шел по лесу, наслаждаясь его видом и запахами, воспринимая все по-новому. Его все еще изумляла способность оставаться все время на ногах и не падать. Но все же ему приходилось бороться с искушением опуститься на четвереньки и броситься бежать. – Нам меньше всего надо привлекать к себе внимание. Слухи могут дойти до этого Мундуруку.

– Ну и пусть. – Высоко подпрыгнув, ухмыляющийся Цезарь тут же стукнулся о большую низко свисавшую ветку и глупо растянулся на земле.

– Вот видишь, пустая башка, – засмеялась Какао, и раздавшийся звук был чем-то средним между смехом и мяуканьем. – Мы еще не привыкли к своему новому телу.

Поднявшись, Цезарь осторожно пощупал макушку. Хорошо, что его уши теперь находились сбоку.

– Если позволишь, я бы попривыкал к твоему.

– Не стоит, Цезарь. Может, у меня и остался всего один коготь, но он очень большой.

– Кстати, если уж говорить об очень большом… – начал он.

Не обращая на него внимания, она взглянула на Макитти, которая уверенно вышагивала рядом, будто всю жизнь ходила на двух ногах.

– Мне что-то приятны его наглые приставания. Интересно, когда у меня начнется «горячий период»?

– Кажется, у людей нет такого периода, – ответила старшая женщина, немного подумав. – Они вроде как готовы к этому все время. У них другой уровень жизни.

Цезарь радостно заулыбался:

– Звучит заманчиво. Я бы хотел навсегда остаться на этом уровне.

– А как тебе понравится немедленное обрезание? – Какао многозначительно посмотрела на него.

Цезарь проворно отскочил в сторону.

– Сейчас ты настроена явно неромантично. Но ничего, ты увидишь, как изменятся твои чувства. Они меняются каждый месяц. – Он отвернулся от нее и тут же увлекся кустом, в котором шуршали какие-то невидимые маленькие существа.

Оскар молча наблюдал за этой сценой. Сейчас они все внешне принадлежали к одному роду, но заигрывание с Какао отчего-то не казалось ему заманчивым, несмотря на ее очевидную человеческую привлекательность. Ведь он совсем недавно знал ее кошкой… Он заставил себя сосредоточиться на дороге. Лес был дружелюбным, погода благоприятной, но до Юзебийского ущелья было еще очень далеко.

К исходу шестого дня стало очевидно, что они допустили первый крупный просчет в своих поисках. Макитти вспомнила все правильно: до города Зелевина действительно было дней семь пути, но ведь они ехали на быстром экипаже. Когда она поняла, что они движутся значительно медленнее, пришлось заново рассчитать время, необходимое, чтобы добраться до водопадов.

– Минимум еще неделя, может быть, две, – отважилась сказать Макитти, когда усталый Тай задал вопрос.

– У меня болят ноги, – жаловался певец. – Ходьба пешком не для птиц. – Он с тоской посмотрел в небо. – Если бы у меня были мои крылья…

– Тебя бы подстрелил какой-нибудь любопытный охотник и сделал бы из тебя начинку для пирога, – упрекнул его Оскар. – Радуйся тому, что ты жив. – Он взглянул на Макитти. – Наших припасов не хватит еще на неделю.

– Я знаю, – она вздохнула как озабоченная мать семейства. – Придется зайти в Карплув, чтобы пополнить запасы, другого выхода нет. – В ответ на любопытствующие взгляды она пояснила: —

Это городок на полпути отсюда до ущелья. Я помню, как мы останавливались там на ночлег с Хозяином Эвиндом. Оскар кивнул:

– Я тоже это помню. Будет интересно побывать в городе в роли человека.

– У нас есть деньги, как у людей. – Она позвенела привязанным к поясу кошельком. Он был битком набит монетами из стола Хозяина. – Мы сможем купить еды и для разнообразия переночевать под кровом, а не в лесу. Но нам надо быть осторожными. Хозяин, когда он путешествовал инкогнито, применял Такийях. Это искусство скрывать правду о себе. Мы должны последовать его примеру. Никто не должен знать, кто мы такие, кем мы были и куда направляемся.

Цезарь даже остановился от возмущения:

– Эй, почему это вы все на меня смотрите?

В ту ночь они разбили лагерь на опушке леса. Вдалеке мерцали огни Карплува, как звезды, упавшие на землю. Оскар смотрел на это зрелище со смешанным чувством восхищения и страха. Справятся ли они со своей задачей? Каждый из них имел теперь человеческий облик, но ведь это не то же самое, что просто одеть на себя другую одежду. Он не мог говорить за других, но сам продолжал чувствовать себя собакой, воспринимать мир если и не собачьими глазами, то уж, во всяком случае, собачьим умом. И ему снились собачьи сны.

Ему вовсе не хотелось бродить по людскому миру на двух ногах. Больше всего на свете он любил лежать перед потрескивающим в камине огнем, а рядом – в большом удобном кресле – сидел

Хозяин с одним из бесчисленных увесистых томов своей библиотеки. Как он радовался, когда время от времени его гладили по голове и угощали кусочком хлеба!

А вместо этого – тяжелые противоречивые мысли, новые понятия, и еще над душой висит это проклятое обязательство. Наблюдая, как Цезарь носится между деревьев и с присущим ему звериным восторгом, но абсолютно беззлобно пугает маленьких зверьков, Оскар почти жалел, что сам он не кот. Он знал, что самоуверенность – это природная черта кошек. Кошки ведут себя так, как будто они хозяева жизни, и все в мире существует благодаря их милости. Цезарь с готовностью подтвердил бы это. Собаки, напротив, жили в постоянной неуверенности. Внезапно его поразила мысль, от которой сразу улучшилось настроение: исходя из всего, что он знал, получалось, что собаки больше похожи на людей, чем кошки. Это прибавило ему решительности,

– Как дела, Тай? – спросил он у самого маленького члена отряда.

Певец перестал напевать себе под нос, почесал руку, потом ответил:

– Трудно, Оскар. – Он показал рукой наверх. – Я чувствую, что должен спать там, на дереве, а не на земле. Все мое существо подсказывает мне, что здесь, внизу, я в большой опасности. – Он кивнул в сторону Какао и Макитти, которые оживленно беседовали, сидя по другую сторону костра. – Плохо, что мне приходится засыпать в окружении кошек.

Оскар осмотрел дерево.

– Попробуй спать на ветке, если тебе от этого станет спокойнее.

– А если во сне я пошевелюсь и упаду? – Тай был подавлен. – Я ударюсь о землю. На самом деле ударюсь о землю! Со мной такого никогда не бывало, Оскар. Ты даже не представляешь, что это такое, страх падения. Кошки могут легко приземляться на четыре лапы, но птицы садятся на землю невесомо, словно перышко. Мысль о том, что я не смогу замедлить и остановить падение… – В его глазах стояла мука.

– Ты же уже привык стоять на двух ногах, – подбодрил его Оскар. – Поэтому ты не можешь летать. Ты ведь раньше никогда не падал со своей жердочки, почему же ты думаешь, что упадешь сейчас? Попробуй спать на нижней ветке. Если получится, завтра сможешь забраться повыше.

Тай задумался, потом медленно кивнул.

– Ты долго добираешься до сути, Оскар, но уж когда доходишь, то это того стоит. Спасибо за совет, я попробую.

Сказав это, он поднялся и полез на дерево. Выбрав большую толстую ветку, спускавшуюся почти до земли, он уселся, опустил голову на грудь, свесил руки по бокам и закрыл глаза. Он немного покачивался, но не падал. Вскоре он крепко заснул, и на лице его застыла улыбка. Оскар остался очень доволен.

Он начал ходить кругами, все больше сужая их, стараясь выбрать себе местечко для сна, как вдруг рядом с ним выросла тень. Это была Какао. Он не слышал, как она приблизилась, что совершенно неудивительно, ведь кошки не подходят к вам, они просто появляются рядом. В темноте ее глаза сияли. Он часто заморгал, она же даже не мигнула.

– Оскар, я должна спросить тебя: ты находишь мою новую форму привлекательной?

Он колебался. Не хотелось, чтобы его поцарапали, даже такими ногтями, которые по сравнению с прежними стали намного менее опасными.

– Цезарю нравится, – поспешил ответить он. На лице у нее появилась неприязнь.

– Цезарю нравится все, что с хвостом. Я тебя спрашиваю. Ты же знаешь, какое значение я всегда придавала внешнему виду. Ты видел, сколько времени я тратила на уход и чистку моей шкурки. – На ее лице промелькнуло удовольствие. – Сейчас я даже не могу достать до некоторых мест.

Стараясь пропустить мимо ушей намек, скрытый в этом заявлении, Оскар продолжил со всем тактом, на который был способен:

– Я всегда считал, что ты, м-м-м, симпатичная, Какао. Просто не мой тип, вот и все. То есть, я хочу сказать, ведь ты кошка.

– Уже нет. Я не кошка, я – человек. И ты тоже.

Она подошла к нему поближе и в ее глазах мелькнуло любопытство. Внутри у него все затрепетало. Он посмотрел в сторону костра, но Макитти уже спала, свернувшись клубочком, спиной к огню. Его отблески освещали все изгибы ее тела. Он вдруг понял, что…

Эта испарина, размышлял он озабоченно, когда у него на лбу вдруг выступили бисеринки пота, меня определенно раздражает. С другой стороны, вряд ли он выглядел более уверенным, если бы у него из пасти сейчас вываливался язык и текли слюни. Он также заметил, что стал прерывисто и тяжело дышать.

– Да, ты действительно мне нравишься в этой новой форме. Но, по-моему, это неправильно. Я хотел сказать, я чувствую, что должен бы гоняться за тобой, а не…

– … не что? – От нее исходил сильный запах, будоражащая противоречивая смесь кошачьего и женского аромата. – Кусать меня? Можешь укусить меня, если хочешь, Оскар. Я раньше и не представляла, какой ты большой. Я всегда старалась не замечать тебя или держаться подальше. – Ее губы совсем приблизились к его губам, когда она встала на цыпочки, пытаясь дотянуться до него. – Давай, Оскар. Ну, укуси меня тихонько… Только не рычи на меня.

Взрыв смеха внезапно прорезал ночную тишину. Они отпрянули друг от друга и увидели Цезаря, который показывал на них пальцем и заливался смехом.

– Вот так зрелище – курам на смех! Я всегда думал, Какао, что у тебя вкус получше. Я думал, у тебя шерсть встанет дыбом, если ты приблизишься к этой ходячей метелке.

Отступив назад, она одернула блузку и с большим достоинством пошла на другую сторону поляны, чтобы лечь рядом с Макитти у костра.

– Чтоб ты знал, – сказала она ядовито, – у меня действительно шерсть стоит дыбом.

У Цезаря смех застрял в горле.

– Эй, я не имел в виду… я просто хотел сказать, что…. – Шипя, он двинулся на Оскара. Тот не шевельнулся. – Послушай, ты, засранец: ты – собака, а я – кот. Какао – кошка. Тебе что, трудно это понять?

Протянув руку, Оскар сгреб в кулак воротник рубашки парня. Конечно, пальцы – совсем не то, что зубы, но и они сойдут.

– Вот уж нет! Она – человек, так же, как ты и я. Если она жаждет общения в такой форме, я не собираюсь ей мешать. И тебе лучше не вмешиваться.

Правой рукой Цезарь потянулся к мечу, но потом опустил ее. Вырвавшись из цепких рук Оскара, он оправил свою рубашку.

– Терпеть тебя не могу, пес. И никогда не мог.

– Взаимно. Но ради успеха нашего предприятия нам лучше направить свой гнев на внешних врагов, а не на спутников.

Цезарь медленно кивнул.

– Отлично. Только держись подальше от Какао. Оскар небрежно сложил руки на груди.

– Я не буду навязываться Какао-кошке. Но если Какао-женщина захочет поговорить со мной, я в ее распоряжении.

– Надо было Хозяину тебя кастрировать, – пробормотал себе под нос Цезарь, отходя в сторону.

Оскар следил за парнем, пока тот не улегся и не закрыл глаза. Нельзя доверять бодрствующей кошке. Вздохнув, он решил, что надо бы найти местечко и для себя. Сэм спал в сторонке и казался довольным. Он свернулся в очень тугой клубок, и голова его покоилась на большой руке. Завтра они пойдут в человеческий город. Им придется выдавать себя за людей, а рядом не будет Хозяина, который бы подсказал, что делать и как себя вести. Если они привлекут к себе нежелательное внимание, их миссия провалится, не успев начаться.

Найдя кучу сухих листьев, Оскар немного повертелся вокруг нее, потом улегся и заснул глубоким, но далеко не безмятежным сном. Иногда он тихонько повизгивал во сне или взбрыкивал ногой. Только когда повернулся на спину, задрав руки и ноги вверх, беспокойные сны, наконец, исчезли.

Узкие улочки, множество зашторенных витрин, закрытые пивные, общий жизненный ритм, близкий к сонному, – таким предстал перед путниками Карплув. А они-то думали, что это будет оживленный, шумный контраст глубокой тишине Фасна Визеля. Над городом витал все тот же серый дух мрака и подавленности, охвативший весь Годланд в свои печальные объятия. Небольшие отряды солдат и вооруженных горожан патрулировали улицы. Окна были закрыты, ставни захлопнуты, люди перешептывались о приближении Орды Тотумака. Больше всего они надеялись на то, что эта ужасная Орда не заметит их такое маленькое и обособленное поселение и пройдет стороной с севера и юга.

Когда они ступили на булыжные мостовые, встревоженный Оскар наклонился к Макитти и прошептал ей на ухо:

– Люди смотрят на нас. Что мы делаем не так?

– Ничего, держу пари, – ответила она, немного подумав. – Я думаю, мы просто немного отличаемся от типичных горожан. Они, наверное, боятся любых чужаков, опасаясь, что это могут быть шпионы Орды. – Она задумчиво осмотрелась вокруг. – Я помню Карплув полным жизни, света и счастья. Что же потеря красок делает с людьми?!

Оскар оглядел их маленький отряд. Неужели заметно их нечеловеческое происхождение? Каждый старался сдерживать свои природные наклонности. Цезарь обуздал свою кошачью непоседливость, и никто не вставал на четвереньки. Сэм было начал скользить по улице, но Тай напомнил великану, чтобы тот поднимал ноги. Им наверняка удалось смешаться с остальными. Ну как они могли отличаться от них? Да, правда, Макитти была более мускулиста, чем обычная женщина, а Тай – более белокур, чем самый светлый северянин, даже при тусклом сером свете. Что касается Цезаря и Какао, то трудно было сказать, кто из них был красивее и на кого больше украдкой бросают восхищенные взгляды мужчины и женщины. Но даже появление такого необычного отряда оставило толпу безразличной и подавленной.

Если задуматься, то только Оскар походил на среднего горожанина. Именно поэтому он первым зашел в мрачную таверну, которую они выбрали, чтобы пообедать и пополнить почти иссякший запас провизии. Он нерешительно, но очень добродушно заговорил с хозяином и занял для всех столик в глубине зала. Может, он не так хорошо умел говорить, но его природное дружелюбие помогло преодолеть недоверчивость хозяина таверны. Он, конечно, не был так красив, как Цезарь, но характер, который так нравился людям, когда он был собакой, сохранился и сейчас, когда он стал человеком. Озадаченный владелец таверны потом долго удивлялся, что это его потянуло перегнуться через прилавок и потрепать по плечу этого неряшливого улыбающегося покупателя.

Пока Макитти договаривалась со слегка ошеломленным лавочником о покупке вяленого мяса, сушеных фруктов, соли и специй, остальные уселись за столик и заказали еду у измученной служанки, такой же удрученной, как и остальные жители города.

Записывая заказ, она так и не смогла отвести глаз от красивого профиля и изящной фигуры Цезаря.

Лавочнику показались странными их крупные покупки, особенно большой мешок рыбьих голов, заказанный смуглой женщиной. Но он предпочел держать свое мнение при себе. И красивая широкоплечая покупательница, внушавшая страх, и человек-гора, молчаливо возвышавшийся за ее спиной, убедили его, что ему лучше сидеть спокойно. Упаковывая товар, торговец старался не смотреть в сторону необычайного колосса. Бессознательно напряженный взгляд человека-горы не просто пугал, он был почти гипнотическим. Неужели этот гигант никогда не моргает? И почему у него язык не держится во рту?

Макитти и Сэм все еще упаковывали провизию, когда, наконец, подали еду на последний столик. В отсутствие Макитти Какао взяла на себя ответственность и сделала предупреждение своим спутникам-мужчинам.

– Прекратите это!

Держа в руках пудинг, Оскар нахмурился:

– Что прекратить?

– Хватать и есть руками! – Она взглядом показала на соседние столики с горожанами, которые уже подозрительно смотрели на неизвестных и начали перешептываться. – У людей некоторую пищу действительно можно есть руками, а остальное надо есть с помощью столовых приборов. Вы что, никогда не видели, как ели Хозяин и его гости?

Оба переглянулись.

– Да нет, – признался Оскар. – Меня как-то больше волновали забытые объедки со стола.

– Какая разница, – дерзко улыбаясь, Цезарь нарочно сунул руку в большой горячий пудинг, стоявший посреди стола, и достал из него полную пригоршню дымящихся овощей и кусков мяса. Рассмотрев их, он тщательно затолкал все себе в рот, и густой бульон потек у него по рукам.

Какао тоже хотелось просто наклониться и уткнуться мордой в тарелку, но, сражаясь с непривычными ножом и вилкой, она опустила глаза.

– Ты мне отвратителен!

– И не только ей!

Веселый голос раздался поблизости. Трудно сказать, кто из сидящих за столиком напротив выглядел более грубым и неотесанным: мужчины, заросшие бородами, или женщины, у которых повсюду были проколоты дырки и вставлены кольца, что, наверное, было очень больно; или пара рогатых могов, которые свободно ели и пили вместе с остальными.

Какао неумело отрезала ножом кусочек жареного цыпленка, засунула его вилкой в рот, и, понизив голос, сказала:

– Не обращайте на них внимания.

– Сама не обращай внимания. – По рукам у Цезаря стекали жир и бульон, грозя запачкать его элегантную рубашку. Он поднялся со стула и сбросил с себя руку Оскара, который хотел успокоить его. – Извините, отпрыск неизвестно каких родителей: ты что,сказал, что я тебе отвратителен?

За соседним столиком сразу стало очень тихо. Все еще хватая приятеля за рубашку, Оскар тоже предупредил его, рыча:

– Клянусь усами Великой Матери, сядь на место!

Не удостоив взглядом товарища, Цезарь ответил:

– Пока неотесанный не извинится. Если не передо мной, то хотя бы перед Какао.

Слабо улыбаясь людям с мрачными лицами, Какао успокаивающе заявила:

– Все в порядке. Не надо никаких извинений.

Один из могов уже начал подниматься. Звеня цепями, которых на ней было больше, чем на веренице закованных каторжников, поднялась синюшная женщина, сидевшая с ним рядом.

– Выпивка за счет заведения! – вдруг выкрикнул Оскар, вскакивая и отбрасывая стул.

Зубастый мог, мрачная женщина и их озадаченные приятели уставились на него.

– Ты не можешь так говорить, – проревел один из мужчин. – Абнук – владелец «Белого Осла», а не ты.

Обхватив Цезаря за шею, Оскар кивнул говорившему.

– Я знаю, но мне нужно было выиграть время.

– Пусти меня, глупая шавка! – Повернувшись вокруг, разъяренный Цезарь размахнулся, его кулак описал большую дугу и попал в ухо сидевшего Тая, уже и так напутанного. Пошатнувшись, но не разжав хватку, Оскар отступил назад, все еще крепко держа бушующего приятеля.

– Клянусь бородой Хозяина Эвинда, хватит! – Отложив в сторону приборы, а вместе с ними и мысли о еде, Какао перепрыгнула через стол и присоединилась к драке. Ее веса хватило, чтобы все трое рухнули на пол, сметая тарелки, бокалы, бутылки и приправы. Попав в самую середину свалки, Тай попытался выбраться, но только еще больше увяз.

Бродяги за соседним столом растерянно наблюдали за дракой. Они пребывали в недоумении и не знали, что делать. К тому времени, как один из мужчин начал отстегивать кистень, висевший у него на поясе, вернулась Макитти. Но что гораздо важнее, подошел Сэм. Гигант положил руку на плечо готового кинуться в драку человека.

– Все сидите тихо, ладно?

– Грязный дух! Я никому не позволю перечить мне. – В этот момент нетерпеливый драчун заметил на своем плече лежащую руку. Она была такой большой, что легко могла обхватить его голову и раздавить ее, как прыщ. Голос и боевой запал драчуна как-то сразу упали. – Хотя, с другой стороны, может быть, и позволю.

Главарь этой шайки мошенников пожал плечами:

– Нам не нужно драться с ними, Гелгирт. Они и сами прекрасно справляются.

Наблюдавшие за потасовкой женщины начали хихикать. Сидевший между ними мог стал подбадривать и подзуживать дерущихся, одобрительно покачивая головой.

Оглядев приятелей, Макитти с ужасом вздохнула.

– Что там кенар-то делает, не могу понять. Сэм, разними их.

– Да-м. – Кинувшись вперед, великан ловко, но твердо стал отделять друг от друга ругающихся, плюющихся, взъерошенных вояк.

– На улицу! – скомандовала Макитти, а для ухмыляющихся зрителей добавила: – Извините за беспокойство.

– Да какое там беспокойство. – Острым когтем рогатый мог выковыривал что-то отвратительное из своих передних клыков. – Я просто наслаждался зрелищем, правда.

– Вот именно, – его приятель-человек хлопнул мога по спине. – Дрались как кошки с собаками, ей-богу.

Когда все вышли на улицу, Сэм стал прилаживать на свою широкую спину огромный холщовый мешок с закупленными припасами, а Макитти продолжала бранить сконфуженных товарищей.

– О чем вы думали – затеять там такую драку? – Раскаивающиеся драчуны ничего не ответили. – Самое главное для нас, – не привлекать к себе внимания, а вы четверо тут же начинаете драться! – Она разгневанно уставилась на самого тщедушного из злополучной четверки. – Даже ты, Тай. Ты меня удивил.

– Я не… – Но певцу не дали объясниться.

– Нас оскорбили, – обиженно произнес Цезарь, методично вытаскивая из-за шиворота рубленую морковь. – Я просто пытался исправить положение.

– Тебе бы его исправили, не сомневайся, – рыкнул на него Оскар. – Только кровью. Пришлось тебя остановить.

Меняя тему, Тай выпалил:

– Какао нас выручила. Она вмешалась и заставила нас драться между собой, лишив повода лезть в драку этих, за соседним столиком. – Он с восхищением смотрел на молодую женщину, и мысли его были совсем не птичьи. – Это было очень умно с твоей стороны – изобразить настоящую драку, чтобы отвлечь их внимание.

Она смущенно нахмурилась:

– То есть, как это «изобразить»? Да ладно! Я хочу еще дотемна убраться из этого злополучного городишка. Пока вы не успели еще чего-нибудь натворить. – И, изящно развернувшись, Какао двинулась по главной улице, направляясь на юго-восток. Остальные пошли за ней.

– Надо было надрать тебе зад, – бормотал Оскар.

Цезарь прошипел:

– Кто бы это сделал? Ты и куча этих бродяг, вывалянных в требухе?

– Замолчите оба! – Ускорив шаг, Какао догнала Макитти и завела с ней разговор, не обращая больше внимания на обоих мужчин. Оскар шел молча, чтобы угодить ей, а Цезарь замолчал по другой причине: он любовался ее походкой.

Позади них в «Белом Осле» моги и мужчины уже и думать забыли о произошедшем инциденте. Другие завсегдатаи, наблюдавшие за ссорой, вернулись к своим разговорам за кружкой пива. И снова повисла серая, гнетущая атмосфера, время от времени нарушаемая шепотком.

Только один посетитель не остался равнодушным к случившемуся. Он сразу покинул таверну и, проталкиваясь сквозь толпу у стойки, уже сочинял в уме послание в далекий Кил-Бар-Бенид, которое он отошлет с птицей айрек. Уже давно распространился слух о том, что генералы Орды и сам колдун Хаксан Мундуруку щедро платят за любые сведения об очагах сопротивления на завоеванных землях. Конечно же, вооруженные воинственные путники, явно куда-то направляющиеся, которые во время драки поминали имя покойного волшебника Суснама Эвинда, заслуживают внимания со стороны Орды!

Кроме того, что предатель обладал острым зрением и слухом, у него оказался очень тонкий нюх. Когда драчуны сидели за столом, от них пахло так же, как и от остальных людей. Но когда они начали мутузить друг друга, таверна наполнилась сильным резким запахом собак, кошек и чего-то птичьего. Он не знал, пригодятся ли такие сведения Орде или нет, но, стараясь ничего не пропустить в надежде на соответствующую награду, он и об этом написал в своем доносе.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=153877) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.