Костяное Племя Зеб Шилликот Джаг #3 Во время стычки на заброшенной станции Барага Кавендиш убивает сына вождя Костяного Племени. Теперь кочевой Империи Супроктора Галаксиуса нечего и рассчитывать на мирный проезд через Палисаду – бывший железнодорожный узел, а ныне – мощную крепость, столицу воинственных людоедов. В кажущейся безвыходной ситуации Джаг предлагает смелый план... Зеб Шилликот Костяное племя Пролог С востока на запад, с севера на юг, от края до края опустошенной земли глазам открывается одно и то же печальное зрелище: полное запустение и разруха. Планета превратилась в обожженный и зараженный шар, одну гигантскую помойку. Отчаянные сорвиголовы, еще храня надежду в сердце, упорно идут вперед в поисках волшебного Эльдорадо, а вместо него видят все новые и новые загаженные долины, бесплодные горы, опаленные леса и превратившиеся в развалины города, наспех окруженные бетонными блоками, утыканными заостренной ржавой арматурой и осколками битых бутылок. Такая защита пока еще способна удержать на почтительном расстоянии стаи одичавших собак и орды дикарей. Дороги ведут в никуда. Лишайники и дикий плющ сплелись плотным ковром, пожирая асфальт шоссе и автострад, у которых нет завтрашнего дня. Тупик... Наступило время упадка и регресса. Стремительная, почти совершенная эволюция высокотехнологической цивилизации дала трещину и пошла кодну. Она умирала, если так можно выразиться, естественной смертью, без огненного апокалипсиса, без чудовищных ядерных грибов, витающих над землей, без космических катаклизмов. Мрачные пророчества, которыми испокон веку пугали впечатлительное человечество, не сбылись. Цивилизация умирала, потому что люди, населяющие Землю, просто отказались жить по-прежнему. Начало хаосу было положено невероятным явлением природы, высокопарно названным истинными верующими, живущими в постоянном страхе перед Господом, Синдромом Восьмого Дня, что на нормальном языке звучало более прозаически: «Бог дал, Бог взял». Что касается астрономов, которые первыми заметили признаки надвигающейся катастрофы, то они знали, что имели дело с "эффектом БольшогоВзрыва". Проще говоря, это означало, что Вселенная, какой мы ее знали, родившаяся из космического взрыва более двадцати миллиардов лет назад (пресловутый «Большой Взрыв»), замедлила скорость своего разлета и... начала сжиматься! Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, стремясь вернуться к своему первичному состоянию – сгустку праматерии, готовому взорваться еще раз. Поначалу людьми владел здоровый скептицизм, но когда даже в примитивные телескопы стало возможным увидеть сотни доселе неизвестных галактик, человечество поверило ученым. Воцарилось всеобщее смятение, которое переросло в панику, что совершенно смешно, стоит лишь подумать о средней продолжительности жизни человека. Безумие овладело людьми, потерявшими всяческую надежду и веру в будущее. Их морально сломила мысль о том, что их планета бесповоротно приговорена к гибели. Считая, что у них нет будущего, народы мира все разом «ушли в отставку», отказавшись участвовать в агонии эфемерной, временной системы, по которой уже прозвонил колокол. Развитие мировой экономики замедлилось, а потом прекратилось вообще. Рождаемость упала до нуля. Политики попытались было вдохнуть новую жизнь в угасающую цивилизацию, но, избрав путь принуждения, сделали это так неловко, что разразились грандиозные бунты и восстания, а вместе с ними пришел конец нашей Эры. Человек, который в душе всегда был волком среди себе подобных, лишился тонкого налета цивилизации, в нем пробудились дремавшие до сих пор глубоко в подсознании темные силы, он вновь обрел свои смертоносные инстинкты. Началась эра Постцивилизации... Эра насилия и жестокости, мракобесия и обскурантизма. Выжить могли только те, кто был в состоянии постоять за себя. Глава 1 Гонимые неистовым западным ветром облака рассеялись, открывая яркое голубое небо. Сидя на перроне под палящими лучами солнца, Джаг и Кавендиш не обменялись ни единым словом в течение почти целого часа. Местечко, где они находились, называлось станцией Барага – довольно помпезное название, если учесть, что там находилось лишь несколько деревянных бараков, два-три пакгауза из гофрированного железа да пара старых вагонов, снятых с колес. Все это располагалось вокруг древнего вокзала в стиле рококо и цистерны с водой, установленной на сваях. Чувствуя свинцовую тяжесть в ногах и бесконечную апатию, Джаг наслаждался последними минутами свободы. Вскоре подойдет поезд и он снова станет заложником серебряного ошейника с изумрудами – дьявольской Шагреневой Кожи, которую за редким исключением носили все подданные Супроктора Галаксиуса. Под страхом мучительной смерти от удушья она никому не позволяла выйти за пределы строго ограниченных рамок. В данный момент станция Барага напоминала бойню. Ярко-красная бронированная дрезина, на которой они приехали сюда, выглядела как странный гибрид огромной жабы и пузатого лесного жука. Неподалеку от нее в луже крови лежал растоптанный труп Шера, неосторожно выскочившего из кабины в самом конце схватки. Чуть дальше валялись тела Грега и Стила, а также семерых воинов Костяного Племени, прозванного так из-за особого пристрастия его членов к человеческому мясу. Дикарей было восемь человек, но одному из них удалось сбежать на черном жеребце, затоптавшем по дороге Шера – водителя дрезины. Патруль, прибывший на станцию на разведку, наткнулся на прекрасно подготовленную засаду. Живыми остались только Джаг и Кавендиш... Разведчик был обязан Джагу жизнью. Сам он не носил ошейника, но все равно прекрасно представлял, чем может отблагодарить своего спасителя. Кавендиш предложил Джагу свободу. Пока поезд был еще далеко, Джаг должен был уйти, чтобы снова не попасть под контроль машины, управляющей Шагреневой Кожей. Однако Джаг отклонил соблазнительное предложение и решил остаться. Так и ждали они в тишине, изредка нарушаемой посвистом ветра. Кавендиш был похож на статую с торчащим из левого плеча дротиком. Джаг безуспешно пытался вытащить его и в конце концов сломал пополам. Чтобы скоротать время и заглушить боль, разведчик скурил уже полдюжины своих любимых тонких сигар-медианитос. Несколько раз Джаг чувствовал на себе тяжелый взгляд Кавендиша, однако не стал бы утверждать, что тот видел его: в глазах разведчика ничего не отражалось – мысленно он был очень далеко от станции Барага. Во всяком случае, Кавендиш не проявлял по отношению к нему никаких особых эмоций – может быть, потому, что Джаг отказался от предложенной им свободы. В силу характера Джагу были присущи сомнения, а сомнения, как известно, порождают молчаливость. Правда, сначала он говорил слишком громко, задавал массу вопросов, сам же и отвечал на них, призывая в свидетели своего коня, потом привык к тишине и замкнулся в коконе молчания. Все свои принципы Джаг унаследовал от приемного отца и наставника Патча, который учил его науке выживания в новом диком мире. Старик был скуп на слова, но если дело касалось воспитательных целей, то его красноречию мог позавидовать любой оратор. Тогда его просто невозможно было остановить. Однако, когда речь заходила о его личной жизни, из него невозможно было выдавить ни звука. Он ограничивался лишь ворчанием или гримасой. Как и все дети, Джаг часто страдал от своей любознательности. Открывая мир, он задавал старику кучу вопросов и, не получая на них ответов, самостоятельно учился размышлять, рассчитывать, анализировать свои действия и поступки. Совершенно бессознательно Джаг копировал манеру поведения старика, он стал таким же молчуном и, путешествуя бок о бок по горам, долинам и пустыням, два этих человека научились понимать друг друга с полуслова. Кавендиш относился к той категории людей, которые знают цену своим словам и попусту их на ветер не бросают. В некоторой степени он был похож на Патча. Как и старика, его отличали выносливость и умение переносить боль. Украдкой наблюдая за ним, Джаг не замечал маски страдания на его лице, хотя боль, должно быть, была просто невыносимой: как-никак, плечо разведчика было пробито дротиком насквозь. Лоб Кавендиша покрылся тонким слоем пота, глаза блестели, но лицо его оставалось по-прежнему непроницаемым, и ничто не изменилось в его поведении. В целом же по складу характера Кавендиш и Патч были совершенно разными людьми, можно сказать, диаметрально противоположными. Патч никогда ни перед кем не преклонялся. Так, по крайней мере, казалось Джагу. Он был немного интриганом, немного мошенником, торговал живым товаром, но всегда действовал только в своих интересах, хотя и связался со сбродом без стыда и совести. Этих мелочных, недалеких и жестоких бандитов возглавлял Баском – человек, лишенный каких бы то ни было моральных принципов. В конечном итоге между ним и Патчем возникли серьезные разногласия, приведшие к разрыву. Финал же драмы произошел в захолустном борделе на самой границе Великой Соляной Пустыни: банда Баскома наконец-то настигла его, и Патча пристрелили в постели юной проститутки. Джага Баском забрал с собой в качестве прислуги, а затем обменял на мула: не на чем было везти награбленное. Прошло несколько лет, и судьба снова столкнула Джага с бандой Баскома. На сей раз убийца Патча продал его в Тенессии Супроктору Галаксиусу, но все же Джаг отомстил за себя и за старика. В ожесточенном поединке на арене цирка он убил Баскома и его четырех помощников. После этого знаменательного поединка Джаг стал новым подданным Супроктора Галаксиуса – личности весьма популярной и неординарной. Он отличался нонконформизмом, нестандартностью мышления и любовью к напыщенным виршам, которые сам же и сочинял. Официально Галаксиуса величали Властелином Империи на Колесах, потому что он постоянно обитал в своем поезде и, таким образом, мимолетно правил каждым дюймом территории, по которой проезжал его поезд. Но теперь его авторитету и влиянию мог быть нанесен сильный ущерб каннибалами Костяного Племени. Обычно они не отличались враждебностью по отношению к Галаксиусу, так как за проезд по их территории он исправно платил дань – целый вагон специально откормленных женщин и детей. Но на сей раз сделка могла и не состояться, ибо в ходе короткого, но жестокого боя Кавендиш убил одного из сыновей вождя Племени. По словам разведчика речь шла о ренегате, который покинул свой клан и возглавил банду грабителей и убийц. Так оно было или нет, суть дела от этого не менялась: скорее всего, кровные узы возьмут верх над разумом, и вождь Костяного Племени постарается отомстить за смерть сына. По меньшей мере, Джаг надеялся на это... Сильный порыв ветра пронесся над станцией и качнул колокол, подвешенный под крышей веранды, сохранившейся с незапамятных времен. Над землей тягуче поплыл тоскливый звон. Застигнутые врасплох, Джаг и Кавендиш вскочили на ноги, затем, убедившись, что опасность им не грозит, облегченно переглянулись. – Ты это сделал нарочно. Я уверен, что ты это сделал нарочно, – неожиданно произнес Кавендиш, словно с него только теперь сняли колдовские чары. Видя растерянность Джага, он пояснил: – Я уверен, что ты мог прикончить того дикаря, который сбежал! – Все произошло очень быстро, слишком быстро... Кавендиш с сомнением покачал головой. – Я видел, как ты стрелял во время нападения Пиявок, уж я-то знаю, чего ты стоишь! – Обстоятельства тогда были совсем другие: Пиявки скакали со скоростью поезда, и требовалось лишь подстрелить их лошадей. – А что мешало тебе подстрелить лошадь в этом случае? Джаг опустил глаза и уклончиво ответил: – Я как-то не подумал об этом. – Нет! Ты сознательно дал дикарю уйти! – С какой стати? Кавендиш прищурился, взгляд его стал острым и необычайно проницательным. – Хорошо! Предположим, ты не успел вовремя выстрелить, хотя я этому никогда не поверю. А как расценить твой отказ от свободы, когда я тебе предложил ее? Джаг ничего не ответил, и разведчик продолжил: – Твои поступки тесно взаимосвязаны, хотя, на первый взгляд, связь между ними не столь уж очевидна. По-моему, тебя удерживает у поезда нечто более сильное, чем все шагреневые кожи мира! Скажи-ка, уж не Роза ли это? Роза была своего рода ошибкой природы. Женщина по менталитету и на девять десятых по облику – у нее была шикарная грудь и красивые длинные ноги – получила в "дар" от природы маленький комочек плоти – пенис, размером не больше, чем у новорожденного, и этот факт ставил под сомнение ее принадлежность к женскому полу. В течение нескольких лет она была фавориткой Галаксиуса, но потом, пресытившись ею, Супроктор отдал ее своим людям. Джаг относился к Розе с симпатией, и в данный момент они жили в одном вагоне в мире и согласии, причем он не скрывал, что рассчитывает на ее помощь в раскрытии тайны Шагреневой Кожи. Вместо ответа Джаг только пожал плечами. – Речь идет не только о Розе, – сказал он после долгого раздумья. – А о ком еще? – Я видел, что произошло с жившими здесь людьми. Я до конца жизни не забуду это кошмарное зрелище – куски человеческих тел, висящих на крючьях в холодильнике... Замолчав, он указал пальцем на валявшуюся в песке рядом с ним детскую голову с застывшей на лице маской ужаса и пустыми глазницами, набитыми камешками, измазанными экскрементами. – Как можно согласиться с подобным варварством, – снова заговорил Джаг. – Как можно позволить дикарям так хладнокровно убивать людей? Я не могу допустить этого! Кавендиш глухо рассмеялся. – Если ты хочешь стать народным заступником, то ничего у тебя не выйдет! Лично я живу только для себя. А что касается тебя, то твое положение не так блестяще, чтобы ты мог позволить себе беспокоиться о судьбе других! Джаг оскалился. – Плевал я на то, что вы думаете! И я не намерен выслушивать советы наемника! Будь я свободен, я бы никогда не позволил продать себя кому бы то ни было, а уж тем более этому липовому императору! Сколько вам платят за каждого возвращенного беглеца? Разведчик надул щеки. – В каждом случае по-разному. Хотя на самом деле это не входит в мои обязанности. Я нанимался для обеспечения безопасности поезда при прохождении самых опасных участков дороги. Все остальное я делаю во внерабочее время за дополнительную плату. Все зависит от ситуации, от возраста беглеца и от отношения к нему со стороны Галаксиуса. Например, ты обошелся бы ему в кругленькую сумму – монет пятьсот, а может, и тысячу. При условии, конечно, что я верну тебя живым. Мертвые не стоят ничего, я привожу их просто так, для спортивного интереса. – И вы чувствуете себя нормально? Совесть не мучает? Как вам спится? – Лучше, чем тебе, упрямцу, задумавшему взвалить на свои плечи все несчастья мира! – Я никогда не смогу сознательно закрыть глаза на то чудовищное преступление, которое замыслил Галаксиус! Да! Единственная ценность, по-моему, – это свобода и право каждого человека самому распоряжаться своей судьбой. Мне только непонятно, почему я говорю эти вещи именно вам... Оба замолчали, высказав свою точку зрения на жизнь. Джаг охотно продолжил бы спор, но его собеседник имел вполне сложившиеся взгляды: стремление переубедить его – то же самое, что мочиться против ветра. Кроме того, Джаг был недоволен самим собой. Он ничего не добился. Став жертвой незнакомого прежде чувства, он даже стыдился его. Из головы не выходила фраза, сказанная разведчиком: "По-моему, тебя удерживает у поезда нечто более сильное, чем все шагреневые кожи мира"? Кавендиш был тысячу раз прав, но как вот так с ходу признаться, что он остался из-за женщины, о которой он не знал ничего, кроме имени? Как объяснить необъяснимое, особенно такому практичному приземленному человеку, как Кавендиш? Такие мысли мучили Джага до тех пор, пока на ветке, ведущей к станции Барага, не показался локомотив, опутанный паром и облаком черного дыма. Галаксиус спрыгнул с подножки вагона, едва поезд остановился у перрона. Он даже не вспомнил о своем незыблемом принципе передвигаться только на богато украшенном троне, который носили четыре раба. Не гнушаясь ступать по презренной земле, – обычно перед августейшей особой расстилали толстый красный ковер, призванный защитить его от разных напастей, поднимающихся из земных глубин, – Супроктор торопливо направился к Джагу и Кавендишу, которые встали и шагнули ему навстречу, порядком удивленные такой инициативой Галаксиуса. Ошеломленный представшим его глазам зрелищем, Галаксиус то и дело останавливался, и тогда его свита едва не наступала Супроктору на пятки. Растерянные слуги топтались сзади, не зная что им делать с тяжеленными троном и рулоном красной ковровой дорожки на металлическом барабане, в спешке извлеченными из вагона. Забыв об этих мелочах, Супроктор растерянно крутил головой из стороны в сторону, словно не в состоянии понять, что здесь произошло. В длинной белой тоге и щегольских высоких сапогах из кожи красной ящерицы он выглядел на фоне станции также нелепо, как орхидея в зарослях крапивы. – Что случилось? – встревожено спросил он, как только Джаг и Кавендиш подошли к нему. – Мы появились здесь не вовремя, – пояснил Кавендиш. – Пришлось защищаться. – Но... у нас же есть соглашение! Я всегда хорошо платил за право проезда! К тому же, мы еще далеко от территории этих проклятых каннибалов! – Это была лишь вооруженная банда отступников. Они перебили всех, кто был на станции. – Если Серасальмо не способен обуздать своих воинов, это его проблемы, но я не намерен платить за его оплошности! Я потерял трех человек, весь персонал станции, ранен мой лучший разведчик! Просто так я этого не оставлю! Я готов платить дань, но на справедливой основе! На сей раз я вычту стоимость своих потерь! Эти проклятые пожиратели падали еще увидят, с кем имеют дело! Еще никто и никогда не нападал на Галаксиуса, не поплатившись за это! Действительно, за время существования Империи на Колесах не было такого случая, чтобы хоть одна серьезная засада помешала ее движению. Случалось, конечно, вступать в отдельные стычки, например, с Пиявками или с бандами грабителей, но подобное произошло впервые. Кавендиш откашлялся. – Боюсь, что все не так просто, – сказал он, переворачивая носком сапога тело одного из убитых дикарей. – Этого типа зовут Мекатина, он – младший сын Серасальмо. – Ты уверен? – Да, я имел с ним дело во время нашего последнего проезда. Он считал своего отца слишком мягким и утверждал, что не следует довольствоваться только подношениями, ибо пришло время расширить границы охотничьих территорий и, тем самым, увеличить владения Племени. Серасальмо не позволил ему продолжать и дальше высказываться в том же духе в присутствии посторонних, но по его взгляду можно было понять, что он гордится темпераментом своего младшего сына. Нисколько не сомневаюсь, что, получив весть о его смерти, Серасальмо придет в ярость и попытается отомстить нам... Галаксиус нахмурился, его выпуклый лоб избороздили глубокие морщины. – Не будем переживать из-за того, что нам пока еще не известно. Было бы глупо приносить свои соболезнования этой акуле Серасальмо. Разве я не прав? Кавендиш подбородком показал на разбросанные там и сям трупы. – Их было восемь, к несчастью, одному удалось сбежать. При этом известии лицо Галаксиуса мгновенно помрачнело, на нем застыло выражение крайнего разочарования. – Очень плохо! Вы что, действительно ничего не могли сделать, чтобы помешать этому? Прежде чем ответить, Кавендиш бросил короткий взгляд на Джага. – Всем очень хотелось остаться в живых, можете мне поверить, он был не единственным. Кстати, если бы не Джаг, то меня бы уже не было в живых, и никто не смог бы изложить вам ситуацию! Галаксиус довольно хмыкнул. – Я выложил за него кругленькую сумму и, как вижу, не прогадал, – сказал он, даже не взглянув на юношу. Было совершенно очевидно, что в этот момент он думал совсем о другом. – Скажи-ка, – снова заговорил он, обращаясь к Кавендишу, – можно ли перехватить этого дикаря, прежде чем он доберется до цитадели? Джаг насторожился. Разговор становился все более интересным. Наконец-то он узнает, правильно ли поступил, отпустив дикаря. Кавендиш с сомнением покачал головой. – Можно попробовать, но я сомневаюсь в успехе такой операции: мы на чужой территории, местность сильно пересеченная. На очень сложных участках мы потеряем очень много времени. – А если воспользоваться дрезиной? – Неизвестно, как далеко придется ехать. Даже при максимальной заправке топливом я не уверен, что мы доберемся до цели. – А на лошади? – Тогда придется идти по его следу. В этом случае беглец легко сохранит свое преимущество. К тому же я не в лучшей форме, – ответил разведчик, морщась от боли. Сочувственно кивнув, Галаксиус решил отложить разговор. – Сложившаяся обстановка не требует от нас скороспелых решений, – заявил он. – Сделаем здесь вынужденную остановку, нужно как следует обдумать наши дальнейшие действия. Вернемся к этому разговору, когда ты почувствуешь себя лучше. Я пришлю человека за тобой и за Джагом – мы должны выслушать все мнения. Пока! На этом Галаксиус развернулся и зашагал прочь в окружении своих приближенных, оставив Кавендиша и Джага на месте недавнего сражения. Глава 2 Обстановка здесь совершенно не изменилась. Ванная комната, как и прежде, была устлана цветастой фарфоровой плиткой, а по периметру ее тянулся орнаментальный фриз в кричащих тонах. Первой его заметила Мира, отличавшаяся от подруг своей полнотой. – Сестры, посмотрите, кто к нам пришел! – воскликнула она. – Да это же Джаг! Все девушки тут же обернулись к двери и, позабыв про свои дела, побежали навстречу гостю. Как и в первый раз, Максимилиана взяла инициативу в свои руки. – Джаг, мы счастливы снова видеть тебя, – торжественно сказала она. – Мы узнали о твоей победе в Марафоне и рады поздравить тебя с успехом. Ее слова потонули в радостных криках, теплых приветствиях и веселом щебете. Девушки-сервиклоны гурьбой набросились на него и потянули к центру комнаты, где располагалась огромная ванна в виде лебедя, украшенная фигурками задастых ангелочков, держащих в руках натянутые луки и стрелы, напоминающие формой фаллосы. В одно мгновение они раздели его, и пока готовили ванну, Джаг рассматривал свое отражение в огромном зеркале во всю стену. Его тело без преувеличения можно было сравнить с телом крупного хищника. Оно являлось сплетением тренированных мышц, железных нервов и сухожилий. Каждая частичка этого могучего тела подчинялась его малейшему приказу и была готова к любым нагрузкам и испытаниям. Сколько воды утекло со дня его первой встречи с Патчем, когда он был еще худеньким и тщедушным мальчишкой! Тяжкий труд постепенно изменил его облик. Продолжительные тренировки под надзором непреклонного Патча, долгий бег за лошадью, нечеловеческое испытание ярмом, когда он без конца таскал плуг, повозки, корчевал огромные пни и выполнял любую другую работу вместо тяглового животного, – все это отразилось на внешности Джага. Работа под ярмом способствовала развитию спинных мышц, сформировала могучий плечевой пояс, накачала большую зубчатую мышцу. Особенно впечатляюще выглядели грудные мышцы и брюшной пресс. Их рельеф мог привести любого человека в тихое замешательство. То же самое можно было сказать и о мощных бицепсах, обвитых сетью выступающих вен и сухожилий. Ноги, под бронзовой кожей которых катались тугие шары мышц, были под стать всему остальному. – Ты – прекрасное животное! – неожиданно произнесла Максимилиана, отвлекая Джага от зеркала. В ответ Джаг только слегка улыбнулся. Животное! Вряд ли можно найти другое, более подходящее слово. Да и кем еще он мог быть с этим дьявольским ошейником на шее? Чем он лучше домашних животных, которых пасут, перегоняют с места на место, а затем убивают? Какие преимущества имел он перед ними? Ах, он умел думать! Эка невидаль! Кто смеет утверждать, что животное не думает? Джаг тысячу раз слышал, что нет более глупого животного, чем лошадь. Но он провел в седле немало времени и имел право утверждать как раз обратное. У него были разные кони: одни – упрямые и своенравные до крайности, другие – умные и преданные, обладавшие высокоразвитым инстинктом, заменявшим им разум. Да и сам он зачастую действовал повинуясь лишь инстинктивным порывам. Как иначе объяснить принятое им решение остаться, когда Кавендиш предложил ему свободу, можно сказать, поднес ее на блюдечке? Почему у него сладко ныло сердце всякий раз, когда перед глазами возникал образ Мониды – женщины, с которой он не обменялся ни единым словом? И почему, в конце концов, он решил вновь навестить девушек-сервиклонов, этих загадочных созданий ростом чуть больше метра и лишенных тех отверстий, которые свойственны настоящим женщинам? Ведь он делал все возможное, чтобы избежать встреч с ними с того самого дня, когда они "подготовили" его к особой вечеринке у Галаксиуса. Препоручив Кавендиша заботам личного врача Галаксиуса, Джаг вернулся к себе в вагон, снедаемый противоречивыми мыслями. Проходя вдоль состава, он не сводил глаз со второго вагона, который постоянно охранялся часовыми и допуск куда был закрыт для всех. Этот вагон хранил секрет механизма управления Шагреневой Кожей. Роза была в купе. Ползая по рулонам ткани, развернутой прямо на полу, она сметывала новые модели по выкройкам из крепированной бумаги. Джаг молча наблюдал за ней, не переставая удивляться ее поведению. Гордая своим новым положением, она с головой ушла в работу и, казалось, совсем не замечала его, быстро забыв опалу, пребывание в "холодильнике" и отведенную ей роль объекта сексуальных устремлений. Увлеченная своим новым делом, Роза едва взглянула на него, когда Джаг заговорил с ней. Во рту у нее было полно булавок, поэтому она отвечала только ворчанием и односложными словами. Вряд ли стоило рассчитывать на ее помощь в серьезных делах. Несмотря на разочарование, Джаг решил все же довести до конца начатое дело. Он изначально допустил ошибку, забыв, что его свобода зависит только от него самого и что каждый человек всегда возвращается в свой маленький ограниченный мирок. Чувствуя себя уязвленным до глубины души, Джаг принял решение нанести визит девушкам-сервиклонам. Он испытывал неосознанную тревогу, страх и неуверенность, поэтому идея довериться опытным рукам этих странных маленьких созданий показалась ему спасительной. Но теперь, находясь среди них, Джаг отдавал себе отчет в том, что он пришел еще и с другой целью... Над ванной, наполненной лазурной водой, вился легкий парок. Ступив в воду, Джаг лишь неимоверным усилием воли заставил себя не выскочить из ванны: вода оказалась такой горячей, что у него даже перехватило дыхание. – Расслабься, Джаг. Для того, чтобы вывести тебя из этого состояния, нужно сначала разогреть твое тело до красноты, – сказала Максимилиана. – Из какого состояния? – удивленно спросил Джаг. – Возможно, ты сам не замечаешь, до какой степени закрепощен физически и морально. Ты – на пределе своих возможностей. Твоя душа мучается и ни на миг не находит успокоения, а если болит душа, то страдает и тело. Тебе требуется настройка, как, скажем, любому музыкальному инструменту. Диагноз был поставлен на удивление точно, и Джаг, стиснув зубы, опустился в горячую воду. Сначала ему казалось, что он долго не выдержит, но совсем скоро ванна оказала на него свое магическое воздействие. Нежная истома овладела Джагом, и ему показалось, будто он парит между небом и землей. Не теряя своей остроты, все проблемы представились ему в розовом свете, и теперь он мог оценивать их с некоторой долей равнодушия и отстраненности, как бы со стороны. В первую очередь Джага больше всего мучил вопрос о продолжении путешествия. Вряд ли Галаксиус найдет общий язык с вождем Костяного Племени, но можно ли быть в этом полностью уверенным? Ведь человек так непредсказуем... – Хочешь Дакара? – неожиданно спросила Максимилиана, стараясь предвосхитить малейшие желания своего гостя. Джаг молча отказался, покачав головой. С него хватило одного раза. Тогда этот галлюциноген, изготавливаемый из красных ящериц, водившихся только в горах Лейбница, не оказал на него ожидаемого воздействия. Вместо того, чтобы успокоить, вселить в него уверенность, красный порошок отделил его сознание – а может, душу? – от телесной оболочки, и это чуть было не закончилось для Джага трагически. Однако он отчетливо помнил, как его сознание покинуло бренное тело и вырвалось на свободу, унеслось за пределы поезда, обретя способность оценивать окружающий мир с высоты птичьего полета. Но сейчас было не подходящее время для подобного рода фантазий. Джаг понимал, что должен сохранить ясность ума и гибкость мышления: скоро придется принимать серьезные решения. И вдруг Джага словно громом поразило. Боже мой! Как же он об этом раньше не подумал?! Ведь Дакара, способная отправить его сознание в незримый полет в пространстве, минуя всякие барьеры и преграды, – это идеальное средство для того, чтобы проникнуть во второй вагон, считающийся недоступным! – Что-то не так? – встревоженно спросила Максимилиана, заметив, как изменилось лицо Джага. – Неужели так горячо? – Нет, нет, наоборот! Все в полном порядке! Скажи-ка, а как можно раздобыть немного Дакара? – Мне показалось, что ты отказался от нее. – Пока она мне не нужна, но могу ли я найти ее позже? – Конечно! Дакара есть почти у всех. Это самое распространенное успокаивающее средство. Если хочешь, можешь взять целый флакон. – Не откажусь, если это возможно. – Мелибе приготовит его тебе. Может, хочешь что-нибудь еще? У нас есть более сильные средства, которые многократно усиливают и обостряют чувства, стимулируют сексуальные способности... А это был уже камень в его огород – напоминание о том, что прошлый раз он отверг их предложение удовлетворить его сексуальные потребности, обнаружив, к своему изумлению, что у девушек-сервиклонов нет свойственных любой нормальной женщине отверстий. Кроме того, они утверждали, что им всего по пять лет и появились они на свет в одном и том же месте – Великой Матке. Тогда все это моментально отрезвило его, ведь он уже научился с недоверием относиться ко всему необычному и непривычному. И все же он вернулся. Вернулся, чтобы очиститься физически и духовно, скрасить одиночество и освободиться от мучительных мыслей, гнетущих душу. Приободренный открывшейся перспективой проникнуть в тайну второго вагона, Джаг потянулся к Максимилиане и с таким пылом привлек ее к себе, что она со смехом упала в ванну и позвала на помощь своих сестер. Вскоре ванна оказалась слишком тесной для всей развеселой компании и тогда, к огромному удивлению Джага, шесть пар рук подхватили его, подняли из воды и отнесли на устланное мехом широкое ложе. Как по команде, сбросив с себя трико, шестеро девушек набросились на Джага с урчанием мартовских кошек. С этого момента он уже не принадлежал себе. Не забыв о нанесенном им прошлый раз "оскорблении", девушки по-своему собирались отомстить Джагу, не давая ему времени ни передохнуть, ни перехватить инициативу. В одно мгновение его перевернули с такой легкостью, словно он был тюк соломы, и Джаг оказался верхом на животе Миры, самой пышной и фигуристой девушки из всей шестерки, а его до боли напрягшийся член уютно устроился между полушариями ее великолепных тугих грудей. Он почувствовал горячее дыхание и прикосновение ее губ. Остальные девушки вцепились в Джага и принялись ритмично раскачивать его вперед-назад, так что налитая кровью головка его члена то скрывалась среди стиснутых вместе грудей, то прикасалась к мягким полуоткрытым губам Миры, голову которой поддерживала одна из девушек. Одновременно Джаг почувствовал, как ловкие пальцы, легкие и нежные, словно крылышки бабочек, пробежали по всему его телу, опускаясь все ниже и ниже. Не помня себя от возбуждения и охватившего его восторга, Джаг хотел было ускорить движения, но руки, раскачивавшие его, пресекли любые проявления самостоятельности, и он вынужден был сохранить прежний ритм. Кто-то заставил Джага нагнуться, и его губы встретились с горячими губами Миры. Прошло всего несколько минут, но под сумасшедшим напором множества рук, губ и языков Джаг не выдержал и взорвался огненным, оглушающим фейерверком фантастических, давно забытых ощущений. Струи спермы растеклись по шее и груди Миры, она тут же извернулась и жадными губами пленила по-прежнему тугую колонну плоти, которая короткими судорожными толчками продолжала выбрасывать возбуждающий, солоноватый сок жизни. Втягивая щеки, с выражением гурмана на лице, Мира не упустила ни одной капли... Но это была только прелюдия. Каждая из девушек проявляла чудеса изобретательности, чтобы в кратчайший срок привести его в рабочее состояние, и затем все начиналось сначала. И уже тогда, когда Джаг исчерпал все свои возможности, они шаловливо и чуть насмешливо предложили ему располагать ими как ему заблагорассудится. Удовлетворенный, Джаг почувствовал, что не в состоянии шевельнуть даже пальцем, и запросил пощады. Глядя на этот раз на лукаво поблескивающие глаза девушек и их притворно сердитые лица, он понял, что ему все-таки удалось загладить свою вину перед ними. Ласковые и внимательные, они снова перенесли его в ванну и, как пчелы, захлопотали вокруг, возвращая его утомленному телу силу и бодрость. На удивленный вопрос Джага, откуда они так хорошо знают анатомию человеческого тела и безошибочно умеют находить его самые чувствительные зоны и жизненно важные точки, девушки ответили, что они созданы для выполнения такой специфической задачи, в некотором роде, рождены для этого. Со слов девушек Джаг узнал также, что по воле их хозяина Галаксиуса они носят имена звезд, а Мира – самая пышная и аппетитная из всей шестерки – получила новое имя, потому что ее вес время от времени колебался в весьма широком диапазоне, как светимость звезды из созвездия Кита – в течение года она изменялась от второй до десятой величины. Эти объяснения вернули Джага к реальности, они живо напомнили ему слова Психа, странного типа из банды Баскома, который утверждал, что звезды сближаются, и человек начинает превращаться в зверя. Джаг понял также, как много он не знает. Стремление жить в изоляции от общества, озабоченность Патча проблемами выживания привели к тому, что Джаг оказался безоружным перед лицом важных реалий такой многообразной и опасной жизни. Мало-помалу Джаг начал понимать, что нельзя пренебрегать даже самым малым, напротив, нужно глубоко вникать в суть проблем, чтобы впоследствии исключить всякую неприятную неожиданность. Пока девушки-сервиклоны мыли его с ног до головы, брили, смазывали волосы душистым маслом, прежде чем вымыть их красной глиной, Джаг пообещал себе изменить свое отношение к окружающему миру. После массажа девушки привели к порядок его прическу: расчесали волосы, уложили их, а в две косички вплели жемчужные нити. Максимилиана надела ему на голову, повязку из мягкой кожи и сказала: – Вот и все! Теперь ты снова в полном порядке! Дорогу к нам ты знаешь, а мы всегда рады видеть тебя... Преисполненный нежностью, на которую он, как ему казалось, не был способен, Джаг заключил малышек в могучие объятия и поцеловал их с любовью и признательностью. Затем, захватив бесценный флакон с Дакара, он вышел из ванной комнаты с непередаваемым ощущением, будто идет по облакам. Глава 3 Возвращаясь в свое купе, Джаг с удивлением заметил, что уже стало совсем темно. Он даже не почувствовал, как быстро пролетело время в компании девушек-сервиклонов. Последние лоскутки светлого неба на горизонте таяли на глазах, поглощаемые ночными сумерками. Как только Роза ушла с рулонами ткани под мышкой, Джаг занялся поисками укромного места для флакона с Дакара. Ему не терпелось снова испытать на себе действие наркотика, но пока он не мог сделать этого, так как Галаксиус должен был с минуты на минуту прислать за ним своего человека. Снедаемый противоречивыми чувствами, он покрутился на одном месте, оглядывая купе и, наконец, решил спрятать флакон в маленьком кожаном кошельке, висевшем у него на поясе, – в случае необходимости, Дакара всегда будет под рукой. В конце концов, полагаться ему было не на кого – у Розы появились свои интересы и рассчитывать на нее теперь не приходилось. Джаг подумал, что ему придется испытать порошок несколько раз, начиная с малых доз, – необходимо выяснить, до какой степени была высока его чувствительность к наркотику. В первый раз его пришлось "возвращать" с помощью похлопывания по щекам и нюхательной соли. Вряд ли ему стоило повторять попытку в одиночку, ведь если учесть его состояние после приема Дакара, то малейшая ошибка могла бы стать для него последней. Кто даст гарантию, что его сознание не растворится в пространстве, не превратится в вечного странника? Навсегда... Если это смерть, то она выглядит совсем не страшно, ее можно и не бояться. Главное – не превратиться в стороннего наблюдателя, разве что это состояние не окажется трамплином к другим высотам... Потоптавшись без толку по купе, Джаг решил выйти из вагона, чтобы пройтись и подышать свежим воздухом. Ветер стих, стоял теплый погожий вечер, и все обитатели поезда высыпали из вагонов, за исключением Галаксиуса и его окружения. С тех пор, как поезд выехал из Тенессии, это была первая внеплановая остановка, сделанная не с целью заправки водой и топливом. У Джага мелькнула мысль, что, если бы не его пассивность в конце схватки на станции Барага, поезд продолжал бы мчаться вперед. Он спрыгнул с подножки вагона и направился к локомотиву, где провел незабываемые, дьявольски тяжелые дни. Потреро, все в том же черном кожаном шлеме с наушниками и выцветшей накидке, встретил его весьма дружелюбно. – Эй, Чико! Ты пришел вовремя! Меня, человека-машину, держат в полном неведении! Заставляют держать машину под парами, но не говорят, надолго ли! Может, ты знаешь что-нибудь? – С каких это пор орел должен отчитываться перед червяком? – насмешливо парировал Джаг, вспоминая те недавние времена, когда машинист отвечал ему таким же образом, если он имел наглость задавать якобы неуместные вопросы. Раздосадованный, Потреро замер на мгновение, раздумывая, верить ли своим ушам, как вокруг грянул громкий смех сервиклонов, занимавшихся обслуживанием локомотива: одни выполняли смазочные работы, ползая повсюду с масленками в руках, другие прочищали дымовую коробку, мыли фары, надраивали путеочиститель, а третьи ползали под осями вагонов, проверяя их исправность. Разъяренный машинист набросился на них, обзывая обезьянами, бездушными лягушками, сатанинскими эмбрионами и недоносками. Затем он перенес свой гнев на Джага, которого обозвал проклятым Рамоной, никчемным болтуном, возомнившим себя шишкой на ровном месте. Потреро завелся не на шутку и, не в силах остановиться, продолжал ругаться на понятном только ему языке, к великой радости сервиклонов, расхохотавшихся пуще прежнего. Оставив Потреро, продолжавшего метать громы и молнии, Джаг повернулся и пошел вдоль состава. В глаза ему бросилась цепочка часовых, охранявших пути и склоны насыпи впереди поезда. Шагая в хвост поезда, Джаг не переставал удивляться такому количеству народа. Никогда раньше он не видел во время стоянок столько людей и такого ажиотажа. Продолжая путь, он вдруг понял, откуда такой гам – каждый шумел за двоих. Ключ к решению проблемы заключался не в количестве людей, а в их поведении. Непредвиденная остановка раскрепостила подданных Империи на Колесах, и всеобщее веселье овладело пассажирами поезда. Всех захлестнул дух анархии, а выпитое спиртное и хорошее настроение помогли создать атмосферу всеобщего празднества. Там и сям горели костры, освещая вагоны неверным мерцающим светом, а их тепло сменялось приятной прохладой, стоило лишь удалиться от освещенного круга. На самодельных вертелах жарились целые воловьи и бараньи туши, и в чистом вечернем воздухе далеко разносился щекочущий ноздри аппетитный запах доходящего до готовности мяса. Как ни странно, эти ароматы вызвали у Джага тошноту, которую он подавил с огромным трудом. Вид мяса, облизываемого языками пламени, ассоциировался у него с расчлененными телами Мониды и Энджела. Перед его внутренним взором вставали кошмарные видения изрубленных на куски тел обитателей станции Барага. Потребуется еще немало времени, чтобы его память избавилась от этих апокалипсических картин. Несколько раз он отводил в сторону протянутые к нему руки со стаканами сника, неочищенной самогонки или густого терпкого вина с чаем. Сейчас ему ничего не лезло в горло. Перешагивая через тела пьяных, обходя коров и овец, щиплющих пыльную траву на насыпи, Джаг добрался до своей цели – вагона с живым товаром, предназначавшимся Костяному Племени. Здесь, как и всюду, народ гудел вовсю. Огромные толстухи сгрудились вокруг полудюжины овечьих туш, насаженных на вертела, которые медленно вращали над огнем дети. Сидевших прямо на земле женщин, одетых в длинные легкие шелковые накидки, которые едва прикрывали их безобразные формы, окружала живая стена зевак, наблюдавших за тем, как они пожирали сочные пататы, фаршированные мелкими, еще не оперившимися птенцами. Шесть бараньих туш, жарившихся на медленном огне и истекавших янтарным жиром, выглядели не более чем закуской. Под одобрительные возгласы насмешливой толпы, толстухи устроили настоящее состязание: эти набитые салом бурдюки наперегонки таскали из огня обжигающие пататы и, наскоро очистив их, совали в рот, которого почти не было видно среди пухлых отвислых щек. Они так старались опередить друг друга, что глотали пищу не пережевывая, давясь и обжигаясь. Подстегиваемые хохотом и подбадривающими криками зрителей, живые горы мяса и сала, не чувствуя боли от ожогов, продолжали свою жалкую дуэль. Они не успевали вытирать горячий жир, текущий по их многоэтажным подбородкам и, не понимая того, что являются объектом неприкрытой насмешки и издевательства, искренне радовались, что хоть кто-то проявляет к ним интерес. Джага от отвращения передернуло, и он вздохнул свободнее только тогда, когда увидел, что Мониды нет в этой компании. Его без конца точила одна мысль: в своем стремлении нарушить планы Галаксиуса и в плену новых чувств он упускал какую-то существенную деталь. Почему Монида оказалась среди этих откормленных на убой гусынь? Ведь с ними ничего общего! Какая судьба уготована ей? Оставив позади огни костров с веселящейся толпой, Джаг отправился на поиски Мониды и вскоре оказался возле импровизированного загона для лошадей, которые бродили за оградой из глубоко вбитых в землю кольев, с натянутыми на них веревками. Джаг машинально подошел к загону, чтобы приласкать своего коня, которого назвал Заком в память о верховой лошади Патча. И тогда он увидел объект своего поиска. Держа на руках Энджела, она направлялась к перрону старого вокзала. Ноги Джага словно приросли к земле, и, чтобы не упасть, он схватился за веревку загона. В душе он проклинал себя за эту слабость, но ничего не мог с собой поделать. С бешено бьющимся сердцем он смотрел, как Монида, величественная и стройная, подошла к ступенькам вокзала, села под верандой с ребенком на коленях и огляделась вокруг себя. В ее взгляде читались одновременно любопытство и снисходительность. Спрятавшись в тени, Джаг имел возможность беспрепятственно наблюдать за ней. У нее было правильное лицо с тонкими чертами, слегка вздернутый нос и зеленые умные глаза. Длинные и черные как смоль волосы ниспадали ей на плечи, придавая вид истинной дикарки. По правде говоря, она находилась далековато, чтобы можно было подробно рассмотреть ее, но образ Мониды никогда не покидал Джага. Впервые за долгое время у него появилось желание жить. Теплая волна прокатилась по всему его телу с головы до пят, он почувствовал себя таким счастливым, каким не был никогда. Ему показалось даже, что прикоснулся к счастью. Он знал, что не смог бы долго довольствоваться ролью наблюдателя, что в один прекрасный день ему следовало бы первым сделать шаг навстречу, завязать более тесные отношения, заговорить с ней, но боялся, что слова могут все испортить. В действительности же он боялся столкнуться с реальностью. Всеми фибрами своей души он чувствовал, что любит ее, но боялся, что она не ответит на его порыв. Более того, он опасался, что она будет насмехаться над ним. Неожиданно Энджел повернул голову в его сторону. Джаг уже свыкся с его обликом и не вздрагивал при виде его огромного непропорционального лба, занимавшего половину лица. У него не было ни глаз, ни, естественно, бровей и ресниц. Иногда Джаг сравнивал его лицо с фасадом дома без окон. На месте ушей у Энджела виднелись два отверстия, окаймленные кожистыми складками. Нос выглядел как небольшое утолщение на лице, нормальный же рот с великолепно очерченными губами никак не вписывался в этот комплекс ошибок природы. Однако аномалии на этом не заканчивались: у ребенка не было рук, а длинные тонкие ноги, казалось, были лишены плоти и обтянуты одной кожей. Спину его деформировали два горба, но Энджел пытался держаться как можно прямее и постоянно крутил головой справа налево, словно опасался окружающего его мира, воспринимать который он мог только на звук. Этот ребенок был одной из причин треволнений Джага. Он не знал, кем дитя приходится Мониде – сыном или, быть может, братом, и поэтому считал неприличным ухаживать за ней в его присутствии. В этот момент огромный лоб Энджела был обращен к Джагу, его красивые губы шевельнулись, и ребенок что-то сказал молодой женщине, которая тут же повернулась в сторону Джага, и хотя тот находился в тени, он отпрянул назад, словно мальчишка, попавшийся на чем-то недозволенном. Еще долго головы ребенка и Мониды были обращены в сторону наблюдательного поста Джага. Также долго оставался неподвижным и Джаг, затаивший дыхание, словно боясь быть обнаруженным. То, что произошло на его глазах, поразило его до глубины души. Как следовало понимать? Это случайность или?.. Ведь он прекрасно видел, что именно ребенок первым заметил его присутствие, обратив к нему свое слепое лицо. Не зная, что и думать, Джаг решил уносить ноги и начал медленно отходить назад, стараясь все время держаться в тени. Он обогнул загон для лошадей и хотел уже вернуться к поезду, как вдруг перед ним возник чей-то силуэт. Это был Кавендиш. Глава 4 Разведчик вновь обрел свою прежнюю выправку. Он был одет в новую кожаную куртку с бахромой и чисто выбрит. Из-под неизменной широкополой шляпы поблескивали льдинки его бледно-голубых глаз. Он смерил Джага таким взглядом, будто видел его первый раз. – Так вот оно что! – протянул он. – А я-то думал, что ты увлекся Розой! – Не дожидаясь ответа, Кавендиш продолжил: – Только не говори мне, что ты остался из-за этой девчонки и ошибки природы, которую она таскает на руках. Охваченный холодным бешенством, Джаг точным прямым ударом в подбородок свалил Кавендиша на пыльную землю и, бросившись на него, схватил его за горло. Но разведчик стремительным движением выхватил из кобуры револьвер, и холодный ствол уперся в лоб Джага. – Спокойно, Джаг, спокойно! – прошептал Кавендиш. – Я слишком дорого заплатил сегодня за свою жизнь, так что не вынуждай меня идти на крайние меры. Видя, что его угроза не погасила огонь ненависти, сверкавший во взгляде противника, он посоветовал: – Подумай о них, кто защитит их? Во всем поезде не найдется другого такого сумасшедшего, как ты. Такой аргумент пришелся как нельзя кстати, и Джаг отпустил горло разведчика. Противники поднялись с земли и отряхнули запыленную одежду. – Ты сошел с ума! – сказал Кавендиш, пряча револьвер в кобуру. – Тебе ничего не светит. Чтобы выжить, нужно быть сильным, а сильный человек – только тот, который отвечает сам за себя. Когда ты начинаешь заботиться о ком-то еще, ты становишься уязвимым. – Если бы я думал только о себе, вы были бы уже дважды мертвы! Кавендиш промолчал – возразить ему было нечем. Джаг действительно дважды спас ему жизнь. Первый раз во время налета Пиявок, а второй – всего несколько часов назад: он вовремя подоспел разведчику на помощь, когда один из дикарей, которому Джаг сознательно дал сбежать, уже собирался размозжить Кавендишу кастетом голову. – Я напоминаю об этом вовсе не для того, чтобы поставить вас в затруднительное положение, в этом плане мы квиты, просто я хочу дать вам понять, что иногда наступает такой момент, когда испытываешь потребность в другом человеке. – Кивком головы он указал на Мониду и Энджела. – Я знаю, что физически они не окажут мне никакой помощи, но их присутствие придает мне силы. С ними я совсем другой человек. Я знаю: моя жизнь легче не станет, но это так. Кавендиш промолчал, затем улыбнулся краешком губ и произнес: – Если бы ты дважды не выручил меня, то к этому времени был бы уже мертв. Никто в жизни не смел поднять на меня руку и остаться в живых. Пользуйся случаем, другого раза не будет! – Это будет не так просто сделать, как вам кажется! – Все просто, когда знаешь, чего хочешь, проблема только в выборе средств. Ну, да ладно, пошли. Галаксиус ждет нас! – Я обязан идти? Кавендиш пожал плечами. – Поступай, как знаешь, но твое отсутствие будет плохо истолковано. На твоем месте я бы избегал необдуманных действий. Или тебе так хочется вернуться в хвостовые вагоны? Последний аргумент подействовал на Джага, и он уступил. По пути к голове поезда они встретились со Спиди, который стоял, прислонившись спиной к одному из вагонов. Увидев Джага, негр подчеркнуто зло плюнул ему под ноги, выражая тем самым свое презрение. – Не реагируй на подобные провокации, – сказал Кавендиш, заметив колебания Джага. – Ты ничего не выиграешь от стычки с ним. – Он еще подумает, что я боюсь его! – Пусть думает, что хочет, ты найдешь случай рассчитаться с ним. Подходя к месту чудовищного пиршества, Джаг промолвил: – Меня волнует одна деталь, один вопрос, на который я не могу найти ответа... – А именно? – Речь идет о Мониде, женщине с ребенком... Все другие женщины кошмарно толстые, почему она не такая? – Поспеши немного, мы уже опаздываем, – уклонился от ответа Кавендиш, ускоряя шаг. – Эй! Подождите! – закричал Джаг, догоняя его. – Что это на вас нашло? – Я тебе уже сказал, что нас ждет Галаксиус. – Он не тот человек, чтобы беспокоиться по этому поводу, тут что-то совсем другое! – Только то, что мне уже осточертело слушать твою болтовню. Врач накачал меня обезболивающим и теперь, чтобы разогнать сонливость, мне нужно больше двигаться. – Вас поставил в затруднение мой вопрос. Вы уходите от ответа! Разведчик хмыкнул. – Ты слишком много мнишь о себе! – Тогда ответьте мне! Кавендиш остановился так же резко, как секунду назад ускорил шаг, и обернулся к своему собеседнику. – А-а-а, ты хочешь все знать? – прошипел он. – Хорошо, я скажу тебе правду! Но ты пожалеешь об этом, поверь мне! – Я готов ко всему. – Ну, как хочешь! Серасальмо – пожиратель тухлятины, но он прежде всего – мужчина! И женщины ему небезразличны. По этой причине приходится поставлять ему самых красивых женщин. А это не очень приятно для них, так как Серасальмо весит более 200 килограммов, его сексуальные вкусы весьма своеобразны. И это самое мягкое, что можно сказать о его наклонностях. – Хватит! – выкрикнул Джаг, побелев, как мел. Кавендиш упрямо качнул головой. – Ну нет! Ты хотел знать правду, и я выскажусь до конца. Как бы то ни было, лучше, если ты будешь в курсе. У Серасальмо есть следующее пристрастие: когда женщины, которые делят с ним ложе, беременеют, он терпеливо ждет роста плода до последнего месяца. А затем велит сварить женщин живьем. Ты слышишь – сварить! Живыми! Их бросают в котел с кипящей водой и варят до готовности, пока кожа не станет полностью красной... – Хватит! – отшатнувшись от разведчика, повторил Джаг. Но железная рука Кавендиша удержала его на месте. – Нет! Ты должен знать все до мелочей! Возможно, это поможет тебе в трудную минуту! Если ты хочешь взвалить на себя заботу о ней, ты должен знать, что тебе придется превзойти самого себя, вероятно, принимать чрезвычайно важные решения. Так вот, слушай: в этом процессе Серасальмо больше всего интересует не сама женщина, а выношенный ею и заключенный в ее чреве плод. Плоть от плоти его. Он пожирает нерожденного младенца вместе со всеми косточками, а распотрошенное тело матери отдает на съедение своим людям. Он считает, что таким образом останется вечно молодым. – Боже мой! – пролепетал Джаг, не веря своим ушам, – не может этого быть, это неправда. – Истинная правда, – отчеканил Кавендиш, тряся Джага, как грушу. – И вы допустите, чтобы произошло такое ужасное преступление? – Иногда на некоторые вещи нужно закрывать глаза, чтобы не нарваться на неприятности. – Скорее я убью ее, чем допущу, чтобы над ней так надругались! – прошептал Джаг. – Это, пожалуй, самое лучшее, что могло бы произойти с ней, – подтвердил Кавендиш. – А теперь слушай мой совет: не показывай вида, что тебе все известно. Ни с кем не разговаривай о женщине и ребенке. Постарайся сделать так, чтобы никто из окружающих ничего не знал о твоих проблемах. Это единственный способ избежать неприятностей. Глава 5 Салон Галаксиуса снова обрел свой привычный, роскошно-кричащий вид и великолепие. Не осталось ни малейшего следа побоища, учиненного Джагом во время недавней вечеринки у Супроктора, в результате которого он оказался в кабине локомотива рядом с Потреро. Стычка со двором Галаксиуса закончилась травмой самого Супроктора, серьезными неприятностями для его фаворитов, смертью борца Беара и ранением Эмори – его тренера. Все было тщательно убрано, мебель заменена, и вагон-салон вновь стал похож на конфетницу, однако теперь в нем царила атмосфера нервозности, которая как-то не вписывалась в утонченную обстановку. Приглашенные собрались около длинного стола, заставленного блюдами с различными яствами и бутылками с разнообразными алкогольными напитками. Присутствующие почтительно следили за хозяином вагона, сосредоточенно мерявшим шагами пространство между мягкой софой и фортепьяно, сквозь прозрачный корпус которого виднелось сложное переплетение струн и фетровых молоточков. Едва в салон вошли Джаг и Кавендиш, как Галаксиус остановился и обернулся к ним. – Не хватало только вас, – заявил он, жестом приглашая их к столу. Следуя за Кавендишем, Джаг оглядел немногочисленных участников совещания. Тут был неизменный Донк, правая рука Галаксиуса, Отис, отвечающий за рабов, Эмори – тренер борцов-чемпионов Галаксиуса – и два совершенно незнакомых Джагу человека: бронзовокожий молодой парень с прямыми черными как смоль волосами, постриженными спереди на уровне глаз и спускающимися до затылка сзади, и пожилой, убеленный сединой болезненно-бледный старик. Он был худой, весь какой-то сморщенный и сутулый. Неподалеку от него стоял старый знакомый Джага – Потреро, или человек-машина, как он сам себя называл. Его присутствие удивило Джага, и это, видимо, было заметно, потому что машинист смерил его взглядом, в котором читалось снисходительное превосходство. – Вы все знаете, по какой причине я собрал вас, – заговорил Галаксиус. – Необходимость созыва этого военного совета вызвана рядом непредвиденных обстоятельств... – Супроктор замолчал, обвел острым взглядом собравшихся и продолжил: – Мы находимся в состоянии войны, и вы должны понять это! Костяное Племя нарушило перемирие, и мы вынуждены дать ему достойный отпор! – Он снова выдержал паузу, чтобы дать возможность присутствующим проникнуться его заявлением, и продолжил свою мысль: – Прежде всего вы должны понять, что об отходе не может быть и речи! Еще никто и никогда не диктовал мне свои условия, не будет этого и на сей раз! Конечно, проще всего было бы дать задний ход, вернуться в Томболл Пойнт и пойти по другому маршруту – на Восток или на Запад, – который привел бы нас к месту назначения в обход Сьерры. Это был бы самый простой выход, но он не решил бы нашу проблему. Мгновенно распространится новость, что Империя на Колесах потерпела поражение, а это неизбежно породит у других кланов и племен ошибочное представление о нашей слабости, в результате мы никогда не будем чувствовать себя в безопасности. Более того, смена маршрута приведет к слишком большой потере времени, и мы не успеем в Королевство Драгна к открытию Великих Игр. Таким образом, ситуация вам ясна, и теперь я хотел бы услышать ваши соображения. Но перед этим было бы совсем неплохо более четко представить себе саму проблему. С этой целью я пригласил сюда нашего ученого Торнтона, чтобы он изложил историю Палисады – цитадели и логова Костяного Племени. Торнтоном был морщинистый седой старик. – Он никогда не кажет носа из своего вагона, – шепнул Кавендиш Джагу, удивленному тем, что никогда раньше на замечал этого старичка. – Это книжный червь. Все, что происходит снаружи, абсолютно не интересует его. Он считает, что от настоящего нельзя ждать ничего хорошего. По его мнению, наше будущее осталось позади. Это он пишет поэмы для Галаксиуса. Подойдя к Супроктору, Торнтон водрузил на нос очки в белой металлической оправе и повел неторопливый подробный рассказ об истории древних цивилизаций с незапамятных времен, о миграции народов и многочисленных нашествиях, которые заставили местных жителей строить города-крепости, типичным образцом которых является Палисада. Затем старик заострил внимание на мастерстве древних строителей. Он долго восхищался их знаниями и методами строительства, о которых доподлинно ничего не известно до сих пор, но которые позволяли древним мастерам соединять огромные каменные глыбы без раствора и цемента исключительно за счет тонкой подгонки стыков и массы блоков. По мнению Торнтона, работа строителей в те времена граничила с подвигом, поскольку колеса тогда еще не изобрели, а им все же удавалось доставлять из карьеров к месту стройки огромные каменные блоки весом в сотни тонн и высотой более шести метров. Наконец он затронул проблему ресурсов города и объяснил, что крепость была построена таким образом, чтобы на ее территории находились месторождения соли, золота, серебра, меди и даже свинца. Посчитав эту преамбулу вполне достаточной, а экономические оценки не совсем уместными в данных обстоятельствах, Галаксиус прервал словоизлияния ученого мужа. – Хорошо! Теперь у нас есть общее представление о Палисаде, – вмешался Галаксиус, снова беря инициативу в свои руки. – В первую очередь нас интересует, как проскочить через территорию, контролируемую Серасальмо. Прислонившись спиной к стене и еще не придя в себя от рассказа Кавендиша, Джаг вмешался в разговор, не совсем понимая, зачем его пригласили на совет. – Зачем нам нужен этот город? – спросил он. – Неужели он имеет для нас такое значение? Допустим, Костяное Племя выбрало Палисаду своей цитаделью. Ну и что? Мы же не собираемся атаковать крепость. Можно обойтись и без штурма. – Нет, – мрачно возразил Галаксиус. – И знаешь почему? Потому что железная дорога проходит прямо через Палисаду! Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=156774) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.