Танатонавты (пер. А. Григорьев) Бернар Вербер Танатонавты #1 Смерть. Место, «откуда еще никто не возвращался»… кроме, разве что,нескольких жалких призраков? Информация УСТАРЕЛА! Изобретение ТАНАТОНАВТИКИ – способа свободного путешествия по миру Смерти – изменило ВСЕ. Танатонавты уже признаны ПИОНЕРАМИ «послесмертных географических открытий». Представители разных конфессий уже ПЕРЕДРАЛИСЬ за сферы влияния. Начинается КОЛОНИЗАЦИЯ ЗАГРОБНОГО МИРА! Бернард Вербер Танатонавты Посвящается Рен СЛОВАРЬ ТАНАТОНАВТ, м. (от греческого thanatos, смерть, и nautes, мореплаватель). Исследователь смерти. УЧЕБНИК ИСТОРИИ НЕСКОЛЬКО ВАЖНЫХ ДАТ 1492 – Первый шаг по Американскому континенту 1969 – Первый шаг по Луне 2062 – Первый шаг по Континенту Мертвых 2068 – Первая реклама на пути к реинкарнации     Учебник истории, 2-й класс начальной школы Начальная эпоха: Время ремесленников 1. Учебник истории Когда-то все люди боялись смерти. Она была постоянным фоном, о котором никто никогда не забывал. Каждый знал, что в конце пути его ждет полное исчезновение. Тоскливое ожидание смерти мешало людям наслаждаться жизнью. Вуди Аллен, американский философ конца ХХ века, описал царившее тогда настроение следующей фразой: «Пока человек смертен, он не сможет по-настоящему расслабиться». Учебник истории, 2-й класс начальной школы 2. Дневник Мишеля Пэнсона Имею ли я право все рассказать? Даже сейчас, по прошествии времени, я с трудом допускаю, что все это произошло на самом деле. Мне трудно поверить, что я участвовал в этой потрясающей эпопее. И трудно поверить, что я остался в живых, чтобы поведать об этом. Конечно, никто не мог представить себе, что все зайдет так далеко и пойдет так быстро. Никто. Что толкнуло нас на это безумие? Не знаю. Быть может, обычная глупость, которую часто называют любопытством. То самое любопытство, которое заставляет нас заглядывать в пропасть, чтобы оценить, сколь ужасным будет падение, сделай мы один лишний шаг. Быть может, потребность в приключении в безразличном мире, лишенном страстей. Говорят: «Это предначертано, а значит, должно произойти». Но я не верю в предопределение. Я верю в то, что люди сами делают выбор и полностью отвечают за него. Именно этот выбор определяет судьбу, и, быть может, именно выбор людей формирует мир. Я помню все: каждый эпизод, каждое слово, каждый поворот этого великого приключения. Имею я ли право рассказать вам обо всем? Орел: расскажу. Решка: сохраню тайну. Орел. Если надо отыскать истоки всех событий, связанных в единую цепь, надо отступить далеко, очень далеко в свое прошлое. 3. Полицейский архив Запрос основных данных Фамилия: Пэнсон Имя: Мишель Волосы: Каштановые Глаза: Карие Рост: 1 м 75 см Особые приметы: Отсутствуют Комментарий: Пионер танатонавтики Слабая черта: Недостаток уверенности в себе 4. У Берюшо все хорошо Как у всех детей, и у меня был день Д, день знакомства со смертью. Первым мертвецом для меня стал человек, привыкший жить среди трупов. Это был господин Берюшо, наш мясник. Его девиз был начертан большими буквами на витрине: «У Берюшо все хорошо». Однажды утром мама объявила, что к нему нельзя пойти за вырезкой, потому что господин Берюшо умер. Его раздавила туша говядины, сорвавшаяся с крюка. Мне было четыре года. И я тут же спросил у мамы, что означает это слово «У.М.Е.Р.». Мама оказалась в таком же затруднении, как и в тот день, когда я спросил, могут ли ее противозачаточные таблетки вылечить мой кашель. Она опустила глаза. – Ну, э-э-э, умереть означает «больше не быть здесь». – Как выйти из комнаты? – Не только из комнаты. Вообще уйти – из дома, из города, из страны. – А, ну то есть отправиться в далекое путешествие? Как если уезжаешь в отпуск? – Э-э-э... нет, не совсем так. Потому что когда умираешь, то перестаешь двигаться. – Не двигаешься, а отправляешься далеко? Класс! А разве так бывает? Быть может, эта неловкая попытка объяснить кончину мясника Берюшо и сформировала во мне плодородный островок любопытства, на котором позже Рауль Разорбак посеял свои бредовые мысли. По крайней мере мне так кажется. Через три месяца, когда мне объявили, что умерла моя прабабка Аглая, я, похоже, заявил: «Бабка Аглая померла? Это меня не удивляет, она на все способна!» Мой прадед разозлился, грозно выкатил глаза и произнес фразу, которую я никогда не забуду: – Ты разве не знаешь, что смерть – самая ужасная вещь, которая может случиться! Нет. Я этого не знал. – Ах, вот как... я думал, что... – пробормотал я. – С такими вещами не шутят! – добавил он, загоняя гвоздь в мой мозг по самую шляпку. Если и есть что-то, с чем не шутят, так это со смертью! Эстафету подхватил отец. Все пытались внушить мне, что смерть – абсолютное табу. О смерти не говорят, о ней не вспоминают, а если слово «смерть» и произносят вслух, то со страхом и почтением. И ни в коем случае нельзя произносить это слово просто так – это приносит несчастье. Меня как следует встряхнули. – Твоя прабабушка Аглая умерла. Это ужасно. Будь у тебя сердце... ты бы заплакал! Надо сказать, что мой брат Конрад уже с раннего утра лил слезы потоком – как половая тряпка, которую отжимают во время уборки. Так вот как надо плакать, когда узнаешь о смерти людей? Мне ничего такого раньше не говорили. Было бы лучше, если бы обо всем предупреждали заранее. Чтобы помочь расплакаться, отец, возмущенный моей детской наглостью, влепил мне пару пощечин. Тогда – как он надеялся – я запомню: первое – «смерть – самая ужасная вещь, которая может случиться!», и второе – «с этим не шутят». – Почему ты не плакал? – спросил отец, возвратившись с похорон прабабушки Аглаи. – Оставь его в покое. Мишелю всего пять лет. Он даже не знает, что такое смерть. – Мать беззлобно защищала меня. – Он прекрасно это знает, но думает только о себе, а смерть других ему безразлична. Увидишь, когда мы умрем, он даже слезинки не проронит! Только теперь я начал понимать, что со смертью действительно не шутят. С тех пор как только я слышал о переходе кого-то от жизни к смерти, то заставлял себя думать о чем-нибудь очень печальном... к примеру, о необходимости есть вареный шпинат. Тогда слезы катились из глаз сами собой, и все были довольны. Затем у меня состоялся первый прямой контакт со смертью. Потому что в семь лет умер я. Событие произошло в феврале, в прекрасный ясный день. Надо сказать, что перед этим был очень мягкий месяц январь, а затем начался солнечный февраль. 5. Где герой умирает впервые – Берегись! – О ужас... – Боже! – Осторожно! Разве вы не видите, что он... – Не-е-ет! Пронзительный визг тормозов. Глухой удар. Я бежал за мячом, выкатившимся на дорогу, и бампер зеленой спортивной машины ударил меня под колени, где самая нежная кожа. Мои ноги оторвались от земли. Меня подбросило к небу. В ушах засвистело. Я взлетел над землей. В раскрытый рот врывался холодный воздух. Далеко внизу зеваки с ужасом смотрели на меня. Какая-то женщина завопила. Из-под штанин текла кровь, образуя на асфальте лужу. Время замедлилось. Я летел на уровне крыш, наблюдая за людьми, которые копошились в мансардах. Впервые в моей голове возник вопрос, который позже буквально преследовал меня: «Что я здесь делаю?» Да, именно в это мгновение, когда завис в небе, я понял, что ничего не понял. Где я? Откуда я? Куда направляюсь? Вечные вопросы. Каждый когда-нибудь их себе задает. Я задал их себе в тот момент, когда умирал. Я взлетел очень высоко. И опустился очень быстро. Мое плечо ударилось о капот зеленой спортивной машины. Хруст. Глухой удар. Надо мной склонились перепуганные лица. Я хотел заговорить, но не мог ничего сделать, ничего сказать, даже пошевелиться. Солнечный свет начал меркнуть. В феврале солнце светит робко. Чувствуется, что впереди мартовские туманы. Небо быстро потемнело. Вскоре я погрузился во тьму и безмолвие. Никаких запахов, никаких ощущений, ничего. Занавес. Мне было семь лет, и я умер впервые. 6. Реклама «Жизнь прекрасна. Не верьте слухам. Жизнь прекрасна. Жизнь – протестированный продукт, им пользовались семьдесят миллиардов человек в течение трех миллионов лет. Это доказывает ее совершенное качество». Послание НАРЖ, Национального Агентства по Рекламе Жизни 7. Учебник истории До появления танатонавтики смерть рассматривалась как одно из главных табу человечества. Чтобы с успехом противостоять ей, люди прибегали к ментальным процессам, которые мы считаем суевериями. Некоторые, к примеру, полагали, что металлическая медаль с изображением святого Христофора, подвешенная к бортовому щитку автомобиля, помогает избежать смертельных ДТП. До XXI века в ходу была следующая шутка: «В случае ДТП наибольшие шансы выжить у автомобилиста с самым большим святым Христофором». Учебник истории, 2-й класс начальной школы 8. Где герой умирает в меньшей степени, чем можно было подумать Ожидание. Ничего ужасного не произошло. Прадедушка был не прав. Умирать вовсе не так уж и страшно. Ничего не происходило, и все. Темнота и тишина тянулись очень долго. Наконец я открыл глаза. В ореоле приглушенного света возник грациозный силуэт. Ну конечно, ангел. Ангел склонился надо мной. Ангел удивительно походил на женщину, очень красивую женщину, на земле таких не бывает. Она была белокурой, но с карими глазами. От нее пахло абрикосами. Все вокруг нас было белым и безмятежным. Наверное, я попал в Рай, потому что ангел улыбнулся мне: – Нукак... тысе... чусе. У ангелов свой язык. Ангельский жаргон неангелам непонятен. – Уте... небо... никатем. Она терпеливо нараспев повторила эту фразу и погладила мой гладкий лоб – лоб ребенка, которого сбила машина – прохладной и нежной ладонью. – У вас... у вас... больше нет... температуры. Я с недоумением осмотрелся. – Хорошо? Вы меня понимаете? У вас больше нет температуры. – Где я? В Раю? – Нет. В реанимации больницы Святого Людовика. Ангел успокоил меня. – Вы не умерли. Только несколько травм. Вам повезло, что капот автомобиля смягчил ваше падение. Только огромный кровоподтек под коленями. – Я был без сознания? – Да, целых три часа. Я был без сознания целых три часа и ничего об этом не помню! Никаких мыслей и ощущений. За эти три часа ничего не произошло. Медсестра подложила мне под спину подушку, чтобы я мог сесть поудобнее. Быть может, я и умер на три часа, но мне от этого было ни жарко ни холодно. Зато когда пришли все мои родственники, у меня жутко разболелась голова. Они все были милы и рыдали так, словно я и впрямь отдал Богу душу. Они повторяли, что очень за меня беспокоились. Мне показалось, им немного жаль, что я выкарабкался. Умри я, их сожаления были бы искренними. Я разом обрел все добродетели. 9. Полицейский архив Предмет: Запрос психологических данных Мишеля Пэнсона Исследуемый объект в общем выглядит нормальным. Однако в нем ощущается некоторая психологическая хрупкость, вызванная излишне гнетущим семейным окружением. Объект живет в постоянном сомнении. Для него правым оказывается тот, кто говорит последним. Он не знает, чего хочет. Он не понимает своей эпохи. Легкие параноидальные тенденции. Примечание: родители не сочли нужным сообщить вышеуказанному объекту, что он является приемышем. 10. Ястреб Эта первая экскурсия за пределы жизни не научила меня ничему интересному в области смерти, но еще долго оставалась источником неприятностей в моих отношениях с семьей. Позже, к восьми-девяти годам, я стал больше интересоваться смертью, но смертью других. Надо отметить, что телевидение каждый вечер показывало мертвецов в восьмичасовом выпуске новостей. Прежде всего погибших на войне. На них были красные и зеленые мундиры. Затем шли погибшие на дорогах во время отпусков: разноцветные одежды. И наконец, знаменитые усопшие: одежды с блестками. По телевидению все было проще, чем в жизни. С первого взгляда было ясно, что смерть – вещь печальная, потому что изображение сопровождалось траурной музыкой. Телевидение доступно даже детям и дебилам. Павшие на войне имели право на симфонию Бетховена, погибшие на дорогах сопровождались музыкой Вивальди, а звездам шоу-бизнеса, умершим от передозировки, полагался реквием Моцарта, исполнявшийся на виолончели. Я быстро заметил, что смерть звезды вела к немедленному росту продаж ее пластинок, по телевизору то и дело крутили фильмы с покойным, и все говорили о нем только хорошее. Словно смерть стирала все грехи звезды. Более того, смерть не мешала заниматься бизнесом. Лучшие диски Джона Леннона, Джимми Хендрикса или Джима Моррисона поступили в продажу после их смерти. Моими следующими похоронами были похороны дяди Норбера. Потрясающий тип, говорили в похоронной процессии. Именно там я впервые услышал знаменитое изречение: «Лучшие всегда уходят первыми». Мне было всего восемь лет, но я не мог не подумать: «Значит, вокруг остаются только худшие?» На этих похоронах я вел себя безупречно. Когда процессия тронулась, я сосредоточился на вареном шпинате. И буквально зарыдал, добавив к нему анчоусов. Даже мой брат Конрад не сумел меня превзойти в слезах. Оказавшись на кладбище Пер-Лашез, я прибавил к меню рыданий брокколи и сырой мозг ягненка. Фу. Я едва не падал от отвращения. В небольшой толпе кто-то прошептал: «Я не знал, что Мишель был так привязан к дяде Норберу». Мать заметила, что это тем более удивительно, поскольку я почти ни разу его не видел. Ну и что? Я открыл принцип удачных похорон: шпинат, анчоусы, брокколи и мозг ягненка. Памятный день, ибо тогда я впервые встретился с Раулем Разорбаком. Мы как раз стояли вокруг могилы дяди Норбера, когда я заметил неподалеку нечто, показавшееся мне ястребом, сидящим на памятнике. Но это был не ястреб. Это был Рауль. Воспользовавшись тем, что родители не обращают на меня внимания, поскольку я уже выдал свою квоту слез, я приблизился к мрачной фигуре. На могиле сидел долговязый парнишка и смотрел в небо. – Здравствуйте, – сказал я. – Что вы здесь делаете? Молчание. Вблизи ястреб выглядел совсем юным. Худой, костистое лицо с высокими скулами, роговые очки. Длинные утонченные кисти рук лежали на коленях, как два сидящих в засаде паука, ждущих приказа хозяина. Мальчишка опустил голову и поглядел на меня. В его глазах были такие спокойствие и глубина, каких я не встречал у ребят нашего возраста. Я повторил вопрос: – Что вы здесь делаете? Кисть-паук взбежала по северному склону пальто и вонзилась в длинный и прямой нос. – Можешь обращаться ко мне на ты, – торжественно объявил мой собеседник. И добавил: – Сижу на могиле отца. И пытаюсь услышать, хочет ли он мне что-нибудь сказать. Я фыркнул. Он, помедлив, рассмеялся. Что оставалось делать, как не смеяться над худылей, который часами сидит на могиле и созерцает бегущие облака? – Как тебя зовут? – Рауль Разорбак. Можешь звать меня Рауль. А тебя? – Мишель Пэнсон. Можешь звать меня Мишель. Он окинул меня взглядом. – Пинсон, зяблик? Хотя для зяблика ты выглядишь странно. Я попытался сохранить спокойствие. Меня уже давно научили одной проходной фразе, годной для любой ситуации: – Сам такой. Он вновь расхохотался. 11. Полицейский архив Запрос основных данных Фамилия: Разорбак Имя: Рауль Волосы: Темные Глаза: Карие. Особые приметы: Носит очки. Комментарий: Пионер танатонавтики Слабая черта: Избыток уверенности в себе. 12. Дружба Вскоре мы с Раулем привыкли встречаться каждый вторник во второй половине дня на кладбище Пер-Лашез. Мне нравилось гулять вместе с этим долговязым парнишкой. Тем более что он рассказывал удивительные истории. – Мы родились слишком поздно, Мишель. – Почему же? – Потому что все уже изобретено, все исследовано. Моя мечта – быть первым среди тех, кто изобрел порох или электричество, а еще лучше – лук и стрелы. Меня бы удовлетворил сущий пустяк. Но все уже открыто. Реальность опережает фантастику. Изобретателей больше нет, есть последователи. Люди, которые улучшают то, что другие открыли давным-давно. Последним, кто ощутил великое наслаждение, лишив девственности новый мир, был Эйнштейн. Представь, как у него закружилась голова, когда он понял, что может определить скорость света! Нет, я этого не представлял. Рауль с огорчением посмотрел на меня. – Надо больше читать, Мишель. Люди делятся на две категории: те, кто читает книги, и те, кто слушает читающих книги. Поверь, к первым принадлежать лучше. Я возразил, что он говорит, как книга, и мы рассмеялись. Каждому свое: Разорбак изрекал простые истины, я высмеивал их, потом мы вместе хохотали. На самом деле мы высмеивали все подряд. Рауль Разорбак прочел множество книг. Именно он привил мне вкус к чтению, перечисляя «нескучных» авторов: Рабле, Эдгар Аллан По, Льюис Кэрролл, Герберт Уэллс, Жюль Верн, Айзек Азимов, Френк Герберт, Филип Дик. – «Нескучных» писателей совсем немного, – объяснял мне Рауль. – Большинство авторов считают, что чем они непонятнее, тем умнее. И растягивают фразы на двадцать строк. Потом получают литературные премии, а люди покупают их книжки для украшения гостиных, чтобы гости думали, что хозяева способны читать такую заумь. Я не раз листал книги, в которых ничего не происходит. Абсолютно ничего. Приходит тип, видит бабенку, кадрит ее. Она говорит ему, что не знает, переспит или не переспит с ним. А через восемьсот страниц наконец объявляет ему, что не даст. – А для чего писать книги, в которых ничего не происходит? – спросил я. – Отсутствие мыслей. Скудость воображения. Отсюда биографии и автобиографии, романтизированные биографии и автобиографии... Писатели, неспособные изобрести мир, могут описывать только свой мир, как бы беден он ни был. Даже в литературе нет больше изобретателей. А поскольку нет глубокой мысли, авторы вылизывают стиль, отделывают форму. Опиши на десяти страницах свои несчастья из-за вскочившего фурункула, и у тебя появятся хорошие шансы получить Гонкуровскую премию. Мы оба захихикали. – Поверь, если бы «Одиссея» Гомера была впервые опубликована сейчас, то даже не попала бы в список бестселлеров. Ее поместили бы в рубрику фантастики и ужасов. И только мальчишки вроде нас читали бы истории про циклопа, волшебницу, сирен и прочих чудовищ. Рауль обладал редкой способностью к самокритике. Он не повторял покорно готовые мысли, почерпнутые в газетах или из телевизора. Думаю, меня больше всего восхищала свобода духа, его способность не поддаваться постороннему влиянию. Он благодарил за это отца. Тот был профессором философии, подчеркивал Рауль, и научил его любить книги. Рауль прочитывал по одной в день. И больше всего читал фантастику и научную фантастику. – Тайна свободы скрывается в книжном магазине, – любил он повторять. 13. Никто в достаточной мере не следит за своими внутренностями Однажды в среду, когда мы во второй половине дня сидели на скамейке и молча разглядывали облака, несущиеся над кладбищем, Рауль достал из портфеля толстую тетрадь. Открыл ее и показал мне страницу, которую вырезал из книги, посвященной античной мифологии, и вклеил в тетрадь. На ней был рисунок с изображением египетской лодки, в которой сидели разные существа. Рауль сказал: – В центре лодки находится Ра, бог солнца. Перед ним на коленях стоит усопший. По обе стороны располагаются два других божества – Исида и Нефтида. Левой рукой Исида указывает направление, а в правой руке держит крест с петлей, символ вечности, которая ожидает путешественника в потустороннем мире. – Египтяне верили в потусторонний мир? – Конечно. В левой части рисунка, на самом краю, можно узнать Анубиса с головой шакала. Он сопровождает умершего, который держит в руках урну со своим желудком и кишками. Я едва сдержал приступ тошноты. Рауль вещал как профессор: – Каждый усопший должен следить, чтобы у него не украли его внутренности, – так гласит поговорка Древнего Египта. Он повернул страницу и показал мне новые рисунки. – А здесь покойный, в свою очередь, садится в лодку. Его встречает либо сам Ра, либо свинья. Свинья пожирает души грешников и отправляет их в преисподнюю, где властвуют свирепые палачи, которые подвергнут проклятых тысячам мук, раздирая их крючковатыми пальцами с длинными заостренными когтями. – Какой ужас! Рауль посоветовал мне не спешить с оценкой. – Если сам Ра снисходит до встречи покойного, все заканчивается хорошо. Усопший становится рядом с богами, и лодка начинает скользить вдоль берега, ее тянет длинная веревка, которая на самом деле является живым питоном. – Супер! Рауль возвел глаза к небу. Я начал его раздражать своим восхищением и отвращением. Но все же он продолжил. В конце концов, другой публики у него не было. – Этот питон очень милая змея, которая отгоняет врагов света. Он все делает наилучшим образом, но есть другая змея, злая. Ее называют Апоп. Она – воплощение Сета, бога зла. Эта змея плавает вокруг лодки, пытаясь ее опрокинуть. Иногда выглядывает из воды и плюется огнем. Потом выпрыгивает в воздух и стремится проглотить душу перепуганного покойника. Если тот держится стойко, лодка с мертвецом продолжает свой путь и попадает в подземную реку, которая пересекает двенадцать подземных миров. Надо избежать множества ловушек. Пройти через врата преисподней, обойти водных чудовищ, защититься от летающих демонов. Но если покойный выдерживает все испытания, он... К моему великому разочарованию, Рауль прекратил лекцию. – Продолжим на следующей неделе. Уже семь часов, мать будет беспокоиться. Мое недовольство развеселило его. – Всему свое время. Не будь таким нетерпеливым. Ночью мне впервые приснилось, что я взлетел и пронзил тучи. Я походил на птицу. Нет, я был птицей. Я летел, летел... И вдруг, выскочив из-за облака, увидел одетую в белое женщину. Она сидела на облаке и была очень красива. У нее было юное стройное тело. Я приблизился и увидел, что она держит в руке маску. Я подлетел еще ближе и вздрогнул от ужаса. Маска была черепом – с пустыми глазницами и усмехающимся безгубым ртом. Я проснулся в поту. Спрыгнул с кровати, бросился в ванную и сунул голову под струю холодной воды, чтобы смыть морок ночного кошмара. Утром, за завтраком, я спросил мать: – Мама, ты веришь, что можно летать, как птица? Неужели я повредился в уме из-за кошмара? Она бросила на меня подозрительный взгляд. – Хватит болтать глупости, лучше ешь свои хлопья. 14. Месопотамская мифология Гильгамеш, куда ты стремишься? Жизни, что ищешь, не найдешь. Боги, когда создавали человека, — Смерть они определили человеку, Жизнь в своих руках удержали.     Эпос о Гильгамеше Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 15. Рауль просто чокнутый Каждый раз, встретившись на кладбище Пер-Лашез, мы с Раулем говорили о смерти. Вернее, Рауль говорил о смерти, а я слушал. В наших разговорах не было ничего зловещего, грязного или отвратительного. Мы спорили о смерти, как об интересном явлении. Мы с таким же успехом могли говорить о пришельцах или мотоциклах. – Я видел сон, – сообщил я ему. Я хотел рассказать ему сон о женщине в белом атласном одеянии и с маской черепа в руке, сидевшей в небе, но он сразу прервал меня: – Я тоже видел сон. Я строил огненную колесницу. Залез на нее, и огненные кони понесли меня к солнцу. Надо было пересекать огненные круги, чтобы приблизиться к звезде, и чем больше кругов я пересекал, тем отчетливее было ощущение понимания. Позже я узнал, что Рауль заинтересовался смертью не случайно. Однажды вечером, возвратившись из школы, он сразу побежал в туалет и увидел отца, который повесился на цепочке бачка. Франсис Разорбак был преподавателем философии в лицее Жана Жореса в Париже. Неужели Франсис Разорбак обнаружил нечто интересное в загробном мире и решил покинуть сей мир? Рауль был в этом убежден. Его отец не мог покончить с собой из-за печали или разочарования. Он умер, чтобы познать тайну. Мой друг был в этом убежден, поскольку вот уже несколько месяцев его отец писал диссертацию под названием «Эта незнакомка Смерть». Он, несомненно, обнаружил нечто очень важное, ибо, перед тем как повеситься, решил сжечь свой труд. Обгорелые листы еще порхали в камине, когда Рауль нашел тело отца. Сотню из них можно было прочесть. В них шла речь об античных мифологиях и культах мертвых. С этого дня Рауль все время думал об отце. На что такое важное наткнулся его отец? Что именно отправился искать в стране смерти? Рауль не плакал в день похорон. Но его никто не ругал. Никто не упрекнул его. Но он слышал чьи-то слова: «Малыш потрясен тем, что его отец повесился, и даже не может заплакать». Познакомься я с ним раньше, я бы передал ему рецепт вареного шпината и мозга ягненка. Тогда о нем бы так не говорили. После похорон поведение матери Рауля коренным образом изменилось. Она выполняла все капризы сына. Покупала ему все игрушки, книги и журналы, которые он просил. Он был свободен делать что угодно. Моя мать утверждала, что его избаловали, поскольку тот был единственным ребенком и лишился отца. Я бы тоже хотел быть баловнем, даже лишившись части семьи. Но в моем доме ничего не происходило. – И что ты болтаешься с этим Разорбаком? – говорил мой отец, раскуривая сигару, от которой воняло в радиусе тридцати метров. Я бурно протестовал: – Он – мой лучший друг. – Значит, не умеешь выбирать друзей, – утверждал отец. – Этот парень не в себе, это очевидно. – Почему? – Не притворяйся невинным ягненком. У его отца была депрессия, и он повесился. С такой наследственностью любой ребенок станет чокнутым. А мать его не работает и живет на пенсию покойного. Все это дурно пахнет. Тебе следует общаться с нормальными людьми. – Рауль нормальный, – упорствовал я. А мой зловредный братец Конрад не упустил возможности подлить масла в огонь: – Самоубийство – наследственный недуг. Детей самоубийц тянет к самоубийству, как детей разведенных – к неудачному браку. Все сделали вид, что не слышали слов моего братца-кретина. Но мать тут же подхватила эстафету: – Разве нормальный человек будет целые дни просиживать на кладбище, как этот твой Рауль? – Мама, в свободное время он волен делать что хочет. Если никому не мешает... – Защищай его! Вы спелись. Тебя не раз видели, как ты разговариваешь с ним среди могил! – Даже если так, ну и что? – Что-что? Накликаешь несчастье, тревожа мертвых. Пусть они покоятся в мире, – наставительно заявил Конрад, всегда готовый подколоть меня. – Конрад – кретин! Конрад – кретин! – закричал я и ткнул его кулаком. Мы покатились по полу. Отец дождался, пока Конрад даст мне сдачи, а потом разнял нас. Не дав мне возможности реванша. – А ну-ка успокойтесь, парни. Конрад прав. Болтаться по кладбищу – верный способ нарваться на неприятности. Он откашлялся и сплюнул. Потом добавил: – Есть достаточно мест для дискуссий. Кафе, сады, спортивные клубы. Кладбища – для мертвых, а не для живых. – Но, папа... – Мишель, ты меня доведешь. Перестань нудить, а то всыплю. Я все-таки схлопотал пару оплеух и захныкал. – Видишь, умеешь плакать, когда захочешь... – ехидно процедил отец. Конрад сиял. Мать велела мне отправиться к себе в спальню. Так я начал понимать, как функционирует мир. Мертвых надо оплакивать. Родителям надо подчиняться. Конрада надо терпеть. Нельзя никого доводить до белого каления. Нельзя болтаться по кладбищам. Надо выбирать друзей среди так называемых нормальных людей. Самоубийство – наследственная и, быть может, заразная болезнь. Сидя в темной спальне и ощущая во рту соленый привкус слез, я вдруг почувствовал себя очень одиноким. В тот вечер, когда моя щека еще горела от пощечины, я пожалел, что родился в таком требовательном мире. 16. Вес одного пера – Покойный должен пройти через врата преисподней, увернуться от водных чудовищ, защититься от летающих демонов. Если он выдерживает все испытания, то предстает перед лицом Осириса, верховного судьи, и судом из сорока двух божеств. Ему надо доказать чистоту своей души с помощью «исповеди отрицания», когда он объявляет, что никогда в жизни, с которой только что расстался, не совершал грехов и не наносил тяжких оскорблений. Он должен произнести: Я не совершал беззаконий. Я не причинял горя людям. Я не утаивал правды. Я не кощунствовал. Я не обокрал нищего. Я не сделал ничего, противного богам. Я не клеветал на раба перед его хозяином. Я не прелюбодействовал в святых местах. Я не обрекал на голод. Я не вынуждал плакать. Я не убивал. Я не приказывал убивать. – Он может утверждать что хочет, даже врать? – спросил я у Рауля. – Да. Он имеет право врать. Боги задают вопросы, покойный может их обманывать. Но у него трудная задача, потому что боги многое знают. Они ведь боги. – А потом? – Если он выходит победителем из этого испытания, то проходит вторую часть суда в присутствии других богов. Рауль немного помолчал, чтобы подогреть мое нетерпение. – Там будет Маат, богиня истины, и Тот, бог мудрости и учения с головой ибиса. Он занесет свидетельство покойного на табличку. Затем придет Анубис, бог с головой шакала, и принесет весы для взвешивания души. – А как можно взвесить душу? Рауль пропустил мимо ушей столь очевидный вопрос, нахмурился, перевернул страницу и продолжил: – Анубис кладет на одну чашу сердце усопшего, а на другую – перо. Если сердце легче пера, мертвеца оправдывают. Если сердце тяжелее пера, покойника отдают чудовищу с телом льва и головой крокодила, которое пожирает души, недостойные Вечности. – А какая участь ждет... победителя? – С него снимают бремя его жизней, и он вливается в свет восходящего солнца. – Супер! – ...Там его ждет Хепри, бог с золотой головой скарабея. На этом путь его заканчивается. Оправданная душа будет пребывать в вечной радости. И она поет гимн победителей, которым удался путь на земле и в загробном мире. Послушай этот гимн. Рауль встал на могильную плиту, повернул лицо к изрытой оспинами луне и громким голосом принялся декламировать древние слова: Цепь разорвана Я сбросил на землю все скрытое во мне зло О всемогущий Осирис, Обрати на меня свой взор! Я наконец родился! Рауль закончил чтение толстой книги по античной мифологии. Он совершил свой подвиг. Его лоб покрылся бисеринками пота. Он улыбался, словно Анубис объявил его победителем собственной жизни. – Прекрасная история! – воскликнул я. – Думаешь, там, наверху, так все с мертвыми и происходит? – Откуда мне знать. Это – аллегория. Египтяне, похоже, обладали большими знаниями в этой области, но, поскольку не хотели доверять знание злодеям, использовали метафоры. Даже писатель, которого посетило вдохновение, не смог бы изобрести всего этого. Эти мифы проистекают из вселенского здравого смысла. Доказательство – все религии пересказывают примерно одну и ту же историю, разница только в терминологии. Все религии утверждают, что существует потусторонний мир. Что есть испытания, а в конце всех ждет реинкарнация или освобождение. Более двух третей человечества верит в реинкарнацию. – Ты вправду веришь, что есть лодка с богами, которые... Рауль велел мне замолчать. – Тихо! Сюда идут. Было уже девять вечера, и ворота кладбища были наверняка заперты. Кто явился нарушить покой кладбища? И как он прошел через запертые ворота? Мы пробирались, карабкаясь на громадный платан в северо-западном углу. Его ветки нависали над стеной. Мы были уверены, что никто, кроме нас, не знает этот проход. Мы осторожно двинулись в ту сторону, откуда доносился шум. И увидели группу людей в черных капюшонах. 17. Учебник истории Наши предки считали, что смерть есть переход от состояния бытия к состоянию небытия. Чтобы смириться с этой мыслью, они изобрели религии (комплекс ритуалов, основанных на мифах). Большинство людей полагали, что существует потусторонний мир, но по-настоящему никто в это не верил. Религии в основном служили для объединения отдельных этнических групп. Учебник истории, 2-й класс начальной школы 18. Против дураков Люди застыли около одной могилы, зажгли факелы и принялись раскладывать самые разнообразные предметы на могильной плите. Я видел фотографии, книги и даже статуэтки. Мы с Раулем спрятались за надгробием известного актера-рокера-плейбоя, подавившегося рыбной костью. Он целый час откашливался, пытаясь избавиться от странного покалывания в глотке. Никто в переполненном ресторане не пришел ему на помощь. Все сочли, что идол решил устроить своеобразный хэппенинг, изобретая новые танцы или новую манеру пения. И все аплодировали, когда его сотрясала последняя судорога агонии. Оттуда, где мы прятались, было хорошо видно все происходящее. Люди в капюшонах принялись распевать странные заклинания. – Они читают молитвы с конца, – шепнул мне Рауль. Я понял, что слова «Волегна там, яирам, сав юувтстевирп я» означали на самом деле «я приветствую вас, Мария, Мать ангелов». – Без всяких сомнений, какая-то секта сатанистов, – добавил мой друг. Продолжение молитвы доказало его правоту. О Великий Вельзевул, передай нам толику своего могущества О Великий Вельзевул, покажи нам частицу твоего мира О Великий Вельзевул, научи нас быть невидимыми О Великий Вельзевул, научи нас быть быстрыми, как ветер О Великий Вельзевул, научи нас оживлять мертвецов Я задрожал, но Рауль Разорбак сохранял спокойствие. Его хладнокровие и мужество передались мне. Мы приблизились к группе. Вблизи сатанисты выглядели еще внушительнее. У некоторых на лбу были начертаны зловещие символы: хохочущие козлы, дьяволы, змеи, кусающие себя за хвост. После молитв и заклинаний они зажгли свечи и расположились так, что образовали пятиугольную звезду. Потом сожгли костную муку, которая вознеслась к небу фиолетовым дымом. И, наконец, достали из мешка черного петуха, который яростно отбивался, теряя перья. – Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим этого черного петуха. Душу петуха за душу маньяка! И все хором затянули: – Душу петуха за душу маньяка! Птицу зарезали и разбрызгали ее кровь по лучам звезды. Потом достали белую курицу. – Великий Вельзевул, мы жертвуем тебе эту белую курицу. Душу курицы за душу вампира. И все вместе затянули: – Душу курицы за душу вампира. Душу птицы за душу палача. – Тебе страшно? – спросил меня шепотом Рауль. Я пытался держаться, как он, но уже не мог унять дрожь в руках. Главное было не заклацать зубами. Это клацание могло спугнуть любителей черной мессы. – Страх появляется тогда, когда не знаешь, какое решение принять, – спокойно произнес Рауль. Я замотал головой в знак непонимания. Рауль достал монету в два франка. – В жизни всегда есть выбор, – продолжил он. – Действовать или бежать. Простить или отомстить. Любить или ненавидеть. Неужели сейчас подходящее время для философствований? Рауль сохранял полную невозмутимость. – Мы испытываем страх, когда не знаем, что делать, потому что надо принимать в расчет такое количество деталей, что перестаем понимать происходящее. Как сделать выбор, если мир так сложен? Как? С помощью монеты. Ничто не может повлиять на монету. У нее нет иллюзий, она не слышит хитроумных аргументов, она ничего не боится. А потому может наделить храбростью, которой тебе недостает. С этими словами он подбросил монету высоко в воздух. Она упала орлом вверх. Рауль улыбнулся с видом победителя. – Орел! Орел означает: Да. Пошли. Вперед. Орел означает «зеленый свет». Пошли. Ты и я против дураков! – заявил он. Тем временем мрачная церемония продолжалась. Из мешка побольше поклонники Вельзевула извлекли белую козочку, которая жалобно заблеяла, ослепленная свечами. – Мы жертвуем тебе эту белую козочку, чтобы ты открыл нам окно в страну мертвых. Душа козочки за душу... По кладбищу разнесся утробный глас: – Душу козочки за банду идиотов! Нож, поднятый, чтобы обезглавить животное, застыл в воздухе. Стоявший рядом со мной Рауль вопил с уверенностью человека, получившего поддержку монеты, которая упала орлом вверх. – Прочь с моих глаз, служители Вельзевула! Вельзевул давно сдох. А сторонники его культа будут прокляты навеки. Я – Астарот, девятый князь Тьмы, и я проклинаю вас. И не являйтесь больше проливать нечистую кровь животных на священные могилы. Вы тревожите мертвых и гневите небеса! Сатанисты в недоумении застыли. Они пытались понять, откуда пришло послание, но ничего не видели. Рауль обладал голосом. Он имел голос, потому что монета выбрала действие. Все стало ясным. Для него, для меня и для «них». Рауль олицетворял силу. А они были помехой. Рауль был слабым ребенком, но стал их хозяином. Ощутив неведомую опасность, люди в масках бросились наутек. Козочка помчалась в другую сторону. Как легко одержать победу! Орел – ты сильнее. Решка – ты слабее. Монетка решает, какую линию поведения избрать. Рауль потрепал меня по плечу и вручил двухфранковую монетку. – Дарю ее тебе. Отныне ты перестанешь бояться и сумеешь сделать правильный выбор. У тебя появилась подруга, которая никогда не подведет. Монета светилась у меня в ладошке. 19. Полицейский архив Запрос психологических данных Рауля Разорбака Похоже, что ребенок по имени Рауль Разорбак страдал психотическим бредом. Уже в детстве у него были приступы яростного гнева, и он подвергал опасности жизнь окружающих. Но его мать отказалась поместить сына в центр психиатрической помощи. На вопросы специалистов она отвечала, что сын тяжело переживает смерть отца. «Ему надо лишь компенсировать потерю», – заявила она. Но пока юный Рауль Разорбак не совершил никакого проступка и, похоже, не склонен начать карьеру преступника, а потому служба надзора считает любую процедуру вмешательства преждевременной. 20. Учебник истории СМЕРТЬ НАШИХ ДЕДОВ Главные причины смерти во Франции в 1965 году (в конце второго тысячелетия) указаны в убывающем порядке по числу умерших. Обратите внимание, что некоторые болезни той эпохи в наши дни исчезли. Сердечные заболевания – 98 392 Раковые заболевания – 93 834 Инсульты – 62 746 Автокатастрофы – 32 723 Цирроз печени – 16 325 Расстройства дыхания – 16 274 Воспаление легких – 11 166 Грипп – 9008 Диабет – 8118 Самоубийство – 7156 Преступления и убийства – 361 Неизвестные причины – 87 201 Учебник истории, 2-й класс начальной школы 21. Господин Бредила За годы, прошедшие после первой встречи на кладбище Пер-Лашез, наша дружба все крепла. Рауль научил меня многому. – Какой же ты наивный, Мишель! Ты считаешь, что все вокруг любят друг друга, и лучший способ вписаться в среду – доказать свою доброту. Но ты не прав. Пораскинь мозгами. Будущее принадлежит не добрячкам, а нахрапистым новаторам, тем, кто ничего не боится. – И ты ничего не боишься? – Ничего. – Даже физической боли? – Стоит только пожелать не чувствовать ее. В подтверждение своих слов достал зажигалку и сунул указательный палец в пламя и держал его там, пока в воздухе не запахло паленым мясом. Я испытывал и отвращение, и восхищение. – Ого! Как ты это делаешь? – Я прежде всего опустошаю свой разум, потом говорю, что кто-то другой испытывает эту боль, а меня она не касается. – Ты не боишься огня? – Ни воды, ни земли, ни металла. Тот, кто ничего не боится, всемогущ, и ему ни в чем не будет отказано. Таков урок номер два. Урок номер один: твоей лучшей советницей стала монета. Суть же второго урока в том, что страх существует, если ты позволяешь ему существовать. – Тебя этому научил отец? – Он говорил, что ни в коем случае не следует оглядываться, когда лезешь на гору. Стоит посмотреть вниз – и все, тебе конец! Запаниковал, голова закружилась – и полетел с горы вниз! А если будешь упорно стремиться к вершине, ничего с тобой не случится. – Но если ты ничего не боишься, что толкает тебя вперед? – Тайна. Необходимость раскрыть тайну смерти отца и смерти вообще. Когда Рауль произносил эти слова, его кисть, похожая на паука, судорожно сдавила лоб, он тяжело дышал, словно пытался справиться с мучительной болью. Я забеспокоился: – Ты себя плохо чувствуешь? Он долго не отвечал. Потом, собравшись с мыслями и восстановив дыхание, сказал: – Просто мигрень. Пройдет. Только тогда, один-единственный раз, я стал свидетелем его приступа головной боли. Для меня Рауль был сверхчеловеком. Господином. Рауль поражал меня. Он был старше меня на год, а потому помог мне перескочить через один класс, чтобы мы оказались на одной парте. Теперь все стало просто. Он позволял мне списывать уроки, а вне класса рассказывал чудесные истории. Остальные ученики не разделяли моего увлечения. Преподаватель французского прозвал ученика Разорбака Господином Бредилой. – Схватитесь за парты. Сегодня Господин Бредила сдал нам обалденное сочинение. Напомню тему: «Расскажите об идеальных каникулах». Вот так! Господин Бредила не ездил в Сен-Тропез, в Барселону или Лондон. Нет, он съездил в страну мертвых. И... посылал оттуда почтовые карточки. Все засмеялись. – Цитирую: «Пока моя лодка неслась к свету, я вцепился в питона, поскольку перед носом судна появилась огненная змея. Богиня Нефтида посоветовала мне не бояться и держать курс. Владычица Исида протянула мне крест с петлей, чтобы отогнать чудовище». Ученики расхохотались, толкая друг друга локтями, а учитель наставительно продолжал: – Господин Бредила, могу вам посоветовать прибегнуть к помощи хорошего психоаналитика, даже психиатра. А пока знайте, вы едва избежали нуля. Я ставлю вам единицу из двадцати только за то, что вы насмешили меня. Кстати, я всегда читаю ваше сочинение первым, поскольку получаю от него удовольствие. Продолжайте в том же духе, господин Разорбак, и мне еще долго придется веселиться, потому что вы будете второгодником. Рауль даже не моргнул. Его не трогали подобные замечания, особенно если их делал учитель французского, человек, которого он ни во что не ставил. Проблема была в ином. В классе. Как и в большинстве школ, в нашем лицее ученики были жестокими детьми, и стоило им указать пальцем на маргинала, как они начинали охоту. В нашем классе заводилой был наглец по имени Мартинес. Он и его подпевалы нагнали нас у выхода и окружили. – Владычица Исида, владычица Исида, – хором завопили они. – Хочешь получить крестом с петлей по морде? Я очень испугался. И изо всех сил вдарил ногой по голени Мартинеса, а он разбил мне нос ударом кулака. Мое лицо залила кровь. Нас было двое против шестерых, Рауль, который был крупнее и сильнее меня, похоже, и не собирался обороняться. Он не дрался. Получал удары, но не давал сдачи! Я завопил: – Давай, Рауль! Расправимся с ними как с вельзевулистами. Мы с тобой против дураков, Рауль! Он не шелохнулся. Вскоре мы упали на землю под градом ударов и пинков. Видя, что мы не сопротивляемся, банда Мартинеса заскучала и удалилась, сложив пальцы в виде буквы «V», знака победы. Я встал, потирая синяки. – Ты испугался? – спросил я. – Нет, – ответил он. – А почему не дрался? – Зачем? Я не хочу тратить энергию по пустякам. И не умею драться с примитивными дураками, – добавил он, подбирая разбитые очки. – Но ты же обратил в бегство сатанистов! – То была игра. К тому же они были, быть может, и злыми, но куда умнее этих жалких недоумков. Я бессилен против пещерных людей. Мы поддерживали друг друга. – Ты и я против дураков, говорил ты. – Жаль, что расстроил тебя. Надо, чтобы дураки располагали хотя бы минимумом ума, чтобы я захотел вступить с ними в войну. Я был потрясен: – Но такие типы, как Мартинес, будут все время бить нам морду. – Возможно, – мрачно ответил он. – Но устанут раньше меня. – А если они тебя убьют? Он пожал плечами. – Ба! Жизнь – временное явление. Меня охватило нехорошее предчувствие. Дураки были способны расправиться с ним. Рауль не всегда был самым сильным. Он даже показал свою слабость. Я вздохнул. – В любом случае можешь рассчитывать на меня в трудных ситуациях. В ту ночь мне снова приснилось, что я летал к женщине в белом атласе с маской черепа в руке. 22. Философия Паскаля Бессмертие души столь важно для нас, затрагивает нас столь глубоко, что равнодушный отказ узнать, что с ней происходит, означает полную потерю мира эмоций. Наш наипервейший долг вникнуть в смысл этого понятия – ведь от него зависит все наше поведение. Вот почему я вижу существенное различие между теми, кто не нуждается в знании, и теми, кто изо всех сил стремится к познанию, ибо первые живут беззаботно и бездумно. Их равнодушие к самим себе, к собственной личности, ее целостности возмущает меня. Изумляет и пугает: я считаю это чудовищным. И говорю это не из набожного рвения к духовному совершенству. Напротив, считаю, что это чувство должно быть присуще каждому человеку в его собственных интересах. Блез Паскаль Из диссертация Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 23. Настройка Мне было четырнадцать лет, когда Рауль зашел за мной домой и велел поторопиться. Мои родители заворчали. И не только потому, что было время ужина, но и потому, что они продолжали считать: Рауль Разорбак на меня дурно влияет. Но поскольку я за последнее время получил отличные отметки по математике, списывая у друга, они не могли препятствовать нашим встречам. Однако велели быть осторожным и не терять головы. Завязывая мне шарф, отец шепнул, что именно ближайшие друзья приносят самые худшие неприятности. А мать ехидно добавила: – А я даю такое определение «другу»: тот, чье предательство вызывает наибольшее удивление. Рауль потащил меня к больнице Святого Людовика, объяснив, что там только что создали службу для ухода за умирающими и коматозными больными. «Служба сопровождения умирающих» – так ее целомудренно обозвали. Она располагалась в левом крыле пристройки. Я спросил, что он собирается делать. Он резко ответил, что наше посещение станет превосходной возможностью узнать побольше. – Побольше? О чем? – Это же очевидно. О смерти! Идея проникнуть в больницу меня не воодушевляла. Там было множество серьезных взрослых, и я бы удивился, позволь они нам устраивать там свои игры. Но у Рауля Разорбака всегда хватало аргументов для возражений. Он сказал, что читал в газетах, как после комы люди просыпались и рассказывали потрясающие истории. Эти люди говорили, будто бы видели удивительные вещи. Они, правда, не видели ни лодок, ни змей, плюющихся огнем, а только влекущий к себе свет. – Ты говоришь о впечатлениях на грани смерти, о том, что американцы называют NDE, Near Death Expericnce? – Ну да. О NDE. Все знали, кем были люди, познавшие NDE. Одно время они вошли в моду. Многие написали бестселлеры. Еженедельники печатали портреты авторов на обложке. Потом, как любая мода, она ушла. В конце концов, никаких доказательств не было, не было весомых свидетельств, только красивые истории, почерпнутые там и сям от разных людей. Верил ли Рауль в подобные басни? Он разложил передо мной вырезки из журналов, и мы присели на корточки, чтобы внимательно их изучить. Это были вырезки из известных журналов, которые проводили свои расследования строго и серьезно. Набранные жирным шрифтом, заголовки буквально кричали: «Путешествие за пределы смерти», «Свидетельство после комы», «Жизнь после жизни», «Я вернулся оттуда, и мне это нравится», «Смерть и дальше»... Раулю эти слова казались окутанными особой поэтичностью. Ведь его отец был там... В качестве иллюстраций публиковались размытые фотографии с наложенной аурой или репродукции картин Иеронима Босха. Рауль в каждом тексте выделил желтым цветом отрывки, которые считал главными: «Согласно опросу Института Гэллапа восемь миллионов американцев утверждают, что познали NDE». «Опрос, проведенный в больничной среде, показывает, что 37% людей, побывавших в коме, утверждают, что путешествовали вне тела, 23% видели туннель, 16% притягивал к себе благотворный свет». Я пожал плечами. – Не хотелось бы лишать тебя иллюзий, но... – Но что? – Меня сбила машина. Я полетел вверх и потерял сознание, когда упал. Три часа без сознания. Настоящая кома. И я не видел даже тени туннеля и никакого благотворного света. Он удивился. – И что же ты видел? – Ничего. Абсолютно ничего. Мой друг посмотрел на меня так, словно я болел редкой болезнью, вызванной неведомым вирусом. – Ты утверждаешь, что был в коме и не сохранил никаких воспоминаний? – Именно так. Рауль задумчиво почесал подбородок, потом радостно воскликнул: – Я знаю почему! Он выдержал долгую паузу и произнес фразу, над которой я позже долго размышлял: – Ты ничего не видел, потому что... ты не был «достаточно» мертв. 24. В краю белых монахов Через час мы были у больницы Святого Людовика. Охранник в форме у ярко освещенного входа внимательно наблюдал за входящими и выходящими. Используя высокий рост, Рауль надел потрепанный плащ, чтобы казаться взрослее. Взял меня за руку, надеясь сойти за отца и сына, которые явились навестить выздоравливающую бабушку. Увы, часовой оказался бдительным. – Эй вы, крохи, есть другие места для игр. – Мы пришли навестить бабушку, – жалобно заныл Рауль. – Как ее зовут? Рауль не колебался. – Мадам Салипиано. Она в коме. Ее поместили в новое отделение сопровождения умирающих. Гений импровизации! Скажи он Дюпюи или Дюран, это вызвало бы подозрение, но «Салипиано»... Достаточно странная фамилия, чтобы сойти за настоящую. Охранник состроил соответствующую мину. «Сопровождение умирающих» – от таких слов любому станет не по себе. Он слышал о создании новой службы, об этом судачили в больничных коридорах, и он нас пропустил, чуть ли не извиняясь, что остановил. Мы оказались в сверкающем лабиринте. Коридоры, коридоры... Мы тыркались в разные двери, открывая удивительный мир. Я во второй раз в жизни попадал в больницу, но впечатление было столь же странным. Словно я, как взломщик, проник в храм белизны, где суетились колдуны в белом и юные обнаженные жрицы, прикрытые незапятнанными халатиками. Все это походило на отрепетированный античный балет. Кареты «скорой помощи» подвозили жертвенные подношения, упакованные в окровавленные простыни. Юные жрицы распаковывали их, а потом увозили в комнаты, выложенные плиткой, где великие жрецы с квадратными масками на лицах и в прозрачных перчатках ощупывали и переворачивали их, словно читали предсказания. Этот спектакль впервые подтолкнул меня к карьере медика. Запах эфира, медсестры, белые одежды, возможность по своей воле копаться во внутренностях современников – всё это было достойно интереса. Вот где таилась истинная власть! Я тоже стану белым колдуном! Обрадованный, как гангстер, наткнувшийся на помещение с сейфами, Рауль шепнул мне на ухо: – Тс-с... Сюда! Мы толкнули застекленную дверь. И едва не бросились назад, ошеломленные увиденным. Пациенты «Службы сопровождения умирающих» действительно были в плохом состоянии. Справа от нас беззубый старик, застывший с открытым ртом, наполнял воздух вонью в радиусе десяти метров. Рядом с ним худое существо неопределенного пола, не мигая, уставилось на какое-то коричневое пятно на потолке. Из носа текли прозрачные сопли, но существо даже не пыталось их вытереть. Слева лежала лысая дама с прядью крашеных светлых волос на морщинистом лбу. Она пыталась сдерживать постоянную дрожь левой руки, ухватив ее правой. Конечно, ей это не удавалось, и она поносила непокорную конечность, произнося непонятные слова, поскольку у нее вывалилась вставная челюсть. Смерть, да простит меня Рауль, не имела отношения к богам, богиням, чудовищам и рекам, кишащим змеями. Смерть была именно тем, что мы видели: людьми, которые заживо гнили. Мои родители были правы: смерть ужасна. Я хотел тут же смыться, но Рауль потащил меня к даме со светлой прядью. – Простите, если мы вас беспокоим, мадам. – Здрав... ствуй... те, – заикаясь, выговорила она. Душа ее дрожала, как и тело. – Мы двое студентов из школы журналистов. Нам хотелось бы взять у вас интервью. – По... почему у меня? – с усилием выдавила она. – Потому что нас интересует ваш случай. – Я.. не... представляю... никакого... интереса. Ухо... дите! Сопливый вообще не реагировал. И мы направились к воняющему предку, который смотрел на нас, как на назойливых комаров. Он распсиховался, словно его оторвали от срочных дел. – Что, что, что вы хотите от меня? Рауль опять завел свою речь: – Здравствуйте, мы учимся в школе журналистики и собираем материал о людях, переживших кому. Старик с гордостью приподнялся. – Еще бы. Я пережил кому. Пять суток в коме, и видите, все еще здесь! Глаза Рауля вспыхнули. – И как это было? – спросил он, словно обращался к туристу, только что вернувшемуся из Китая. Старик недоуменно воззрился на него: – Что вы хотите сказать? – Что вы почувствовали, когда находились в коме? Его собеседник явно не понимал, что от него хотят. – Я пять суток был в коме. А в коме вообще ничего не чувствуют! Рауль настаивал: – У вас не было галлюцинаций? Вы не помните о свете, коридоре, о чем-то еще? Умирающий разозлился: – Нет. Кома вовсе не кино. Прежде всего тебе очень плохо. И когда приходишь в себя, все болит. Никакого удовольствия. Для какой газеты вы пишете? Ниоткуда возник медбрат и тут же завопил: – Кто вы такие? Зачем мучаете моих больных? Кто вам разрешил сюда войти? Читать не умеете? Разве не видели табличку: «Посторонним вход строго запрещен»? – Ты и я против дураков! – крикнул Рауль. Мы бросились бежать. И заблудились в выложенных плиткой коридорах. Мы пробежали через палату для пациентов с сильными ожогами, с моторными расстройствами и попали туда, куда попадать не следовало. Мы оказались в морге. Трупы лежали в хромированных корытах, на их лицах застыла гримаса боли. У некоторых еще были открыты глаза. Молодой студент пинцетом снимал с них перстни и обручальные кольца. Одно из них никак не хотело сниматься. Кожа вокруг металла разбухла. Тогда студент без малейших колебаний перекусил палец щипцами. Он с металлическим звоном упал на пол. Я чуть не лишился сознания. Рауль выволок меня наружу. Мы едва держались на ногах. Мой друг ошибался. А мои родители были правы. Смерть выглядела отвратительно. Не стоило на нее смотреть, приближаться к ней, говорить о ней и даже думать. 25. Лапландская мифология Лапландцы считают, что жизнь – это мягкое тесто, которое прикрывает скелет. А душа скрывается в костях этого скелета. Поэтому, выловив рыбу, снимают с нее мясо, не ломая ни одной косточки. А затем выбрасывают скелет в том месте, где выловили рыбу. Они убеждены, что Природа позаботится, чтобы вновь снабдить кости мясом, а когда они через несколько дней, недель или месяцев вернутся, их будет ждать новая свежая пища. Для них плоть – простое украшение костей, в которых прячется истинная душа. Такое же уважение к скелету наблюдается у монголов и якутов, которые пытаются воссоздать в стоячем положении скелет медведя, убитого ими. И чтобы не повредить тонкие кости черепа, отказываются есть мозг, хотя тот считается деликатесом. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть». 26. Разлука Через некоторое время после нашей безумной вылазки в больницу Святого Людовика мать Рауля переехала в провинцию, и прошли долгие годы, пока мы встретились вновь. Мой отец умер в тот же год от рака легких. Десятифранковые сигары не промахнулись. Шпинат, брокколи и анчоусы – я проливал потоки слез на его похоронах, но никому это не было интересно. Сразу после похорон мать превратилась в мегеру-тиранку. Она стала во все вмешиваться, хотела за всем приглядывать и управлять моей жизнью. Она без всякого смущения рылась в моих вещах и наткнулась на личный дневник, хотя я считал, что надежно припрятал его под матрасом. Она тут же стала зачитывать вслух самые лучшие отрывки перед Конрадом, которого восхитило мое крайнее уничижение. Я долго оправлялся от этой раны. Дневник всегда был моим ближайшим другом, которому я поверял тайны, не опасаясь осуждения. Вряд ли это было оплошностью молчаливого друга, но он меня предал. Конрад с издевкой комментировал: – Вот уж не знал, что ты втюрился в эту дуреху Беатрису. Она просто дурнушка в своих пелеринках и с прыщами на роже. Ты – порочный тип. Я пытался состроить хорошую мину при плохой игре, но мать знала, что лишила меня союзника. Она не хотела, чтобы у меня были друзья. Даже предметы-друзья. Она считала, что ее одной вполне хватало для удовлетворения всех моих нужд в общении. – Ну-ка рассказывай всё, – сказала она. – Я сумею сохранить твои тайны и буду молчать как могила. Твою тетрадку мог найти кто угодно. К счастью, она не попала в чужие руки! Я предпочел не вступать в дискусию. И не возразил, что, кроме ее рук, никакие чужие руки не сочли бы правомерным рыться под моей постелью. И было невозможно отомстить Конраду за смешки, предъявив его личный дневник. Он его не вел. Он в нем не нуждался. Ему вообще нечего было сказать, даже самому себе. Он был счастлив и шел по жизни, не пытаясь ее понять. Потеряв своего духовника, я еще больнее ощутил отсутствие Рауля. Никто в лицее не интересовался античной мифологией. Для товарищей по классу слово «смерть» не несло никакого магического смысла, а когда я говорил им о трупах, они постукивали пальцем по лбу. «Совсем рехнулся, старина, отправляйся на психоанализ!» – Ты еще слишком мал, чтобы затуманивать себе мозги смертью, – выговарила мне Беатриса. – Подожди, пока тебе стукнет шестьдесят. А сейчас еще слишком рано. Но я ей тут же возразил: – Тогда поговорим о любви! Эта ведь тема для молодых? Она в ужасе отступила. Я попробовал ее задобрить. – Я ведь только прошу, выйти за меня замуж... Она убежала. А потом объявила, что я сексуальный маньяк и даже пытался ее изнасиловать. И более того, я был, несомненно, убийцей-преступником-маньяком, ведь меня так интересовали смерть и трупы. Ни дневника, ни друга, ни подружки, ничего общего с семьей – жизнь выглядела очень тусклой. Рауль мне не писал. Я был совершенно одинок на этой планете. К счастью, у меня были книги. Рауль не обманул меня, сказав, что книги и есть те друзья, которые никогда не предают. Книги знали античную мифологию. Они не боялись говорить о смерти и о любви. Но каждый раз, когда мои глаза наталкивались на слово «смерть», я вспоминал о Рауле. Я знал, что смерть отца стала для него навязчивой идеей. Он хотел знать, что тот мог сказать ему перед смертью. Мой, пока был жив, выдавал лишь сентенции: «Не делай глупостей», «Следуй советам матери», «Берегись тех, кто говорит, что желает тебе добра», «Бери пример с Конрада», «Ты не можешь есть аккуратно? Салфетки не для собак», «Продолжай в том же духе и схлопочешь», «Передай мне коробку с сигарами», «Не ковыряй пальцем в носу», «Не ковыряй в зубах билетиком на метро», «Хорошо прячь свои деньги», «Опять читаешь книгу? Лучше бы помог матери убрать со стола». Превосходное духовное наследие. Спасибо, папа. Но Рауль все же был не прав, замыкаясь на смерти. Не надо быть ученым, чтобы понять смерть. Это – конец жизни. Точка. Как фильм, который обрывается, когда выключаешь телевизор... Однако ночью мне снился все тот же сон, и я улетал к даме в белом атласе с маской черепа. Об этом кошмаре я в дневнике не упоминал. 27. Индийская мифология Те, кто знает, и те, кто ведает, – в том лесу вера есть истина, они входят в пламя, а из пламени – в день, а изо дня – в светлое двунеделье, а из двунеделья – в полугодие, когда солнце клонится к северу, а из этого полугодия – в мир Богов, из мира Богов – в солнце, а из солнца – в страну молний. Из страны молний божественный дух переносит их в миры Брахмана: в этих мирах они живут в неизмеримых далях. Непостижимо далеко от подлунного мира. Брадараньяка-Упанишада Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 28. Рауль вернулся Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я окончательно решил стать врачом. Я поступил на медицинский факультет и – было ли это случайно? – выбрал специальности анестезиолога и реаниматолога. Я стал служителем в храме, где отвечали за жизнь людей, которые стремились выжить в любых условиях. Быть может, мною руководило и желание оказаться среди жриц, про которых говорили, что все они под халатиками голые. Мне очень быстро довелось проверить, было ли это очередным мифом. Медсестры часто носили под халатом маечки. Мне было тридцать два года, когда Рауль без особого шума вернулся в мою жизнь. Он позвонил и, как водится, назначил свидание на кладбище Пер-Лашез. Он стал еще выше, еще больше исхудал. Он вернулся в Париж. Мне было приятно, что после долгих лет отсутствия он первым делом связался со мной. Он оказался достаточно деликатным, чтобы не заговорить сразу же о смерти. Как и я, он повзрослел. И уже не смеялся по любому поводу и без повода. Никакой глупой игры слов, никаких каламбуров и шуточек. Он занимался биологическими исследованиями в Национальном центре научных исследований и имел звание профессора. Но разговор он начал со своих любовниц. Женщины в его жизни не задерживались, поскольку совсем его не понимали. Они считали его смертельно... мрачным. Он выходил из себя: – Почему самые красивые женщины всегда самые глупые? – Почему бы тебе не приударить за уродками? – возразил я. Надо было бы расхохотаться, но детство прошло. Он улыбнулся. – А ты, Мишель, погуливаешь? – Не очень. Он хлопнул меня по спине. – Слишком робок? – Быть может, излишек воображения. Я мечтаю иногда о зачарованной принцессе, которая ждет меня и только меня. – Веришь в Спящую красавицу? Но если мечтаешь переспать с девицей, еще не встретив ее, значит, заранее изменяешь. – Точно. Именно такое ощущение у меня и возникает каждый раз. Пауковидные кисти Рауля летали вокруг меня, словно плели защитную сеть. Как я мог так долго жить без него и его безумия? – Эх... – вздохнул он. – Ты – слишком нежный цветочек, Мишель. Для таких, как ты, этот мир слишком жесток. Тебе следует набраться сил и приготовиться к борьбе. Мы с грустью вспомнили о схватке с сатанистами. Потом он заговорил о своих исследованиях. Он работал над изучением зимней спячки сурков. Как многие животные, сурки могли три месяца спать, замедлив работу сердца на 90%, не дыша и обходясь без еды и воды. Рауль далеко продвинулся в исследовании этого явления. После изучения сна он собирался заняться преддверием смерти. Для получения более глубокого искусственного сна было достаточно погрузить сурка в ванну, охлажденную до 0оС. Внутренняя температура зверька быстро падала, сердце почти останавливалось, но он не умирал. Его можно было оживить через полчаса путем энергичного растирания. Я подозревал, что мой приятель называл спячкой то, что мы, медики, называем комой. Однако его опыты увенчались успехом, и на международных конгрессах его уже называли «будильником замороженных сурков». Я спросил его, нашел ли он новые тексты о потусторонней жизни. Он тут же оживился. Он не надеялся, что я первым затрону его любимую тему. – Греки! – воскликнул он с дрожью в голосе. – Греки верили, что вселенная состоит из круглых концентрических миров. Каждый мир заключал в себе другой, меньший, и так далее, вроде того, как нарисовано на мишени. А в самом центре находился мир греков, где жили люди. Рауль завелся. – Итак, в центре греки в первом мире. Вокруг них, во втором круге жили варвары, тех окружал третий круг, мир чудовищ, среди которых были и отвратительные существа северных земель. Я перебил его: – Люди, варвары, чудовища – три круга, не так ли? – Да, нет, – он тут же поправил меня, – после мира чудовищ шел мир океана. Там есть остров Блаженных, Рай, где живут бессмертные. Кроме того, там есть и остров Сновидений, по которому по ночам течет река. Остров зарос цветами лотоса. А в центре высится город с четырьмя вратами. Через двое врат проникают кошмары, а двое других открываются для чудесных снов. Этими четырьмя вратами управляет Гипнос, бог сна. – Ого! – После океана, – продолжил Рауль, – появляется новая суша. Берег Континента Мертвых. Деревья там приносят только сухие плоды. Именно туда приходят все корабли, и там все заканчивается. Воцарилось молчание. Нас окружал то райский, то адский декор. Рауль нарушил очарование, спросив меня о работе реаниматора-анестезиолога. Он хотел знать, какие препараты я использую для людей, полагая, что сможет ими воспользоваться для своих сурков. 29. Мнение доктора Пэнсона А. Кома По мнению моего приятеля, доктора Пэнсона, существует три формы комы: Кома 1. Бредовое летаргическое состояние. Сознание отключено, но пациент реагирует на внешнюю стимуляцию. Может длиться от тридцати секунд до трех суток. Кома 2. Пациент перестает реагировать на внешнюю стимуляцию, щипки и уколы. Может продолжаться целую неделю. Кома 3. Глубокая кома. Прекращение всех видов деятельности. Отключение головного мозга. Верхние конечности сведены судорогой. Удары сердца становятся спорадическими (дефибриляция). По мысли Мишеля, из этой комы пациента вывести невозможно. Б. Внешние признаки 1) Мидриаз (полное расширение зрачков). 2) Паралич. 3) Искривление рта. В. Как вывести пациента из комы? Методы, используемые Мишелем: 1) Массаж сердца. 2) Интубация верхних дыхательных путей. 3) Электрическая стимуляция (200—300 Джоулей). 4) Инъекция адреналина в сердечную мышцу. Г. Как вызвать кому? Препараты, используемые Мишелем: 1) Натрий. 2) Тиопентал (учесть возбуждение при пробуждении), пропофол (быстрое засыпание, пробуждение без проблем). 3) Дроперидол (более слабое воздействие, местный обезболивающий эффект, ощущение отключенности в течение часа после пробуждения, опасность остановки сердечно-дыхательного аппарата). Доза регулируется в зависимости от веса пациента. 4) Хлорид калия (вызывает расстройства сердечной деятельности и мерцание желудочков). Д. Частота сердцебиения у человека Нормальная: 65—80 ударов в минуту. Самая низкая: 40 ударов в минуту. У некоторых йогов опускается до 38, но это исключительные случаи. Минимум: ниже 40 ударов в минуту, резкое ослабление церебрального кровообращения, опасность обморока (короткая потеря сознания на срок до двух минут). Пациент обычно не помнит об обмороке. Максимум: 220 ударов в минуту минус возраст пациента. Рабочие заметки для танатонавтических исследований. Рауль Разорбак 30. Учебник истории Танатонавтика родилась случайно. Большинство историков привязывают ее к дню покушения на президента Люсендера. Учебник истории, 2-й класс начальной школы 31. Президент Люсендер Стоя в черном лимузине, президент Люсендер с вымученной улыбкой на губах приветствовал толпу. На самом деле он испытывал муки от вросшего в мясо ногтя на мизинце ноги. И его вовсе не утешала мысль, что Юлий Цезарь страдал от того же недуга во время своих великих военных походов. Или то, что Александр Македонский маялся от сифилиса? Ведь в те времена его еще не умели лечить... Позади Юлия Цезаря всегда шел раб, который нес лавровый венок и повторял ему на ухо: «Помни, что ты всего-навсего человек». Люсендеру не нужен был раб для напоминания – ногтя вполне хватало. Он приветствовал толпу, которая аплодировала ему, а сам спрашивал себя, как избавиться от боли. Личный врач советовал операцию, но до сих пор ни один вождь Нации не ложился на хирургический стол. Ему не нравилась мысль, что он будет спать, а неизвестные лица в масках, вооруженные острыми скальпелями, будут ковыряться в его беззащитной плоти. Конечно, он мог прибегнуть к специальным методам педикюра. Это обещало покончить с неприятностями без необходимости ложиться на операционный стол, но надо терпеть боль без анестезии. Неприятная перспектива. Человеческое тело всегда было источником проблем! Где-то что-то всегда хромало. Ревматизм, кариес, конъюнктивит... На прошлой неделе Люсендера замучила проснувшаяся язва. – Да не волнуйся, Жан, – посоветовала ему супруга. – Ты раздражен событиями в Южной Америке. Завтра тебе будет лучше. Поговорка, которую любят повторять у меня на родине, гласит: «Быть в добром здравии означает, что каждый день у тебя колет в ином месте». Забавно! Впрочем, она напоила его горячим молоком, и боли утихли. Вросший ноготь упорствовал. – Да здравствует Люсендер! – кричали вокруг. Люди скандировали: – Люсендер, президент! Новый мандат! Вскоре придется заняться им. Грядут выборы. Если б не проклятый мизинец, Люсендер насладился бы приветствиями. Он обожал обожание толпы. Расцеловал розовощекую девчушку, которую мать сунула ему буквально под нос. Девочка вручила ему букет цветов, который мог вызвать приступ аллергии. Машина тронулась дальше. Он пытался пошевелить пальцами в новых ботинках, когда к нему бросился тип в тройке с револьвером в руке. Он услышал выстрелы. «Вот те на, меня убивают!» – спокойно подумал президент. Наверняка в первый и последний раз. Он чувствовал горячую струйку крови ниже пупка. Люсендер улыбнулся. Прекрасный способ войти в Историю с большой буквы. Его предшественник, президент Конгомас, сдал свой мандат досрочно в связи с раком простаты. На смех потомству. Ему повезло с этим технократом с черным револьвером. Убитые президенты всегда удостаиваются чести быть упомянутыми в школьных учебниках истории. В них восхваляют их грандиозные откровения, величие проектов. Дети читают на уроках хвалебные оды. Можно ли мечтать об ином бессмертии. Люсендер видел, как его убийца растворяется в толпе. А охранники даже не реагируют! Какой урок! Не стоило рассчитывать на этих дутых профессионалов. Кто же так его ненавидел, чтобы организовать смерть? Теперь было все равно. Все потеряло значение, даже проклятый вросший ноготь. Смерть была лучшим лекарством против любых болезней. – Врача! Быстро, врача! – крикнул кто-то у него над ухом. Почему бы этим людям не помолчать... Не было ни одного специалиста, могущего помочь ему. Слишком поздно. Пуля пробила сердце. Не врача надо было искать, а нового президента, чтобы заменить его в миг, когда предыдущий отправляется на небеса, чтобы присоединиться к великим убитым людям, Цезарю, Аврааму Линкольну, Кеннеди. Чьи-то руки уложили Люсендера на носилки. Затолкали в карету «скорой помощи», чьи сирены невыносимо верещали. Невидимые специалисты поднесли к губам зеркало, начали массировать грудь. А один наглец даже стал вдувать ему воздух прямо в рот. Но он все же умирал. В голове проносились воспоминания. Четыре года: первая незаслуженная пощечина и первое озлобление. Семь лет: почетное первое место благодаря соседу, у которого он списал сочинение. Семнадцать лет: первая девушка (позже он вновь встретился с ней. Это была ошибка: девушка оказалась премерзкой). Двадцать один год: курсовая работа по истории, на этот раз без обмана. Двадцать три года: диссертация по античной философии. Двадцать пять лет: докторская степень по античной истории. Двадцать семь лет: вступление в социал-демократическую партию благодаря связям отца, который изобрел лозунг для его будущей карьеры: «Тот, кто хорошо знает прошлое, лучше знает, как построить будущее». Двадцать восемь лет: брак с первой «цыпочкой» (актрисой, которую быстро забыл вместе с именем). Двадцать девять лет: первые запрещенные удары и первые предательства, чтобы подняться по партийной иерархической лестнице. Тридцать два года: избрание в мэрию Тулузы, состояние, сделанное на продаже муниципальных земель, первые картины мастеров, первые античные скульптуры, кучи любовниц. Тридцать пять лет: избрание в Национальную Ассамблею, первый замок в Лозаре. Тридцать шесть лет: развод и брак со второй «цыпочкой» (топ-модель, немка, пустые мозги, но ножки, могущие совратить и святого). Тридцать семь лет: обретение нужных связей во всех кругах. Тридцать восемь лет: короткий вынужденный уход в тень из-за дела с взятками при продаже самолетов Пакистану. Тридцать девять лет: ослепительное возвращение на политическую арену благодаря новому браку. На этот раз он сделал правильный выбор, женившись на дочери президента Конгомаса. Назначение министром иностранных дел и первый действительно отвратительный поступок: организация убийства президента Перу, замененного марионеткой. Сорок пять лет: смерть президента Конгомаса. Президентская кампания Люсендера, чтобы возглавить прекрасную Французскую республику благодаря финансированию из Перу. Новый лозунг: «Люсендер изучал Историю, теперь он ее пишет». Провал. Пятьдесят два года: новые выборы. Победа: Власть. Наконец, Елисейский дворец. Наложение лап на секретные службы. Частный музей античных редкостей, тайно «приобретенных» за границей. Черная икра ложками. Пятьдесят пять лет: угроза ядерной войны. Противник пугается и отступает, а Люсендер пропускает первую хорошую возможность войти в Историю. Пятьдесят шесть лет: все более и более молодые любовницы. Пятьдесят семь лет: встреча с первым истинным другом Версенжеториксом, черным лабрадором, которого нельзя заподозрить в карьеризме. Наконец, пятьдесят восемь лет и через мгновение завершение блистательной биографии: убийство великого человека во время версальского обожания толпой. Никаких пузырьков-зеркал. Жизнь, даже жизнь президента, стоит не больше жизни других. Прах есть и в прах возвратишься. Пепел и вновь станешь пеплом. Червь и жизнь завершишь в брюхе червей. Только бы позволили ему умереть в мире! Даже у червей есть право на конечное спокойствие. Но нет, ему поднимают веки, его кладут на стол... Его ворочают, раздевают, подключают к сложным аппаратам, а вокруг него болтают, болтают. «Спасти жизнь президента», – повторяют они. Вот глупцы. К чему все эти усилия? Он ощущал огромную усталость. Словно жизнь потихоньку покидала его. Именно так. Покидала. Покидала. Он чувствовал, как она его покидает. Быть того не может! Жан Люсендер чувствовал... что он покидает... Он покидал свое тело. Ну и ну! Он действительно покидал свое тело. Он или что-то еще? Было что-то еще... но как это называлось? Душа? Нематериальное тело? Эктоплазма? Материализованная мысль? Это был он, только прозрачный и легкий. Он отделялся, он выбирался, он раздваивался. Какое ощущение! Он всплыл, оставил свою плотскую оболочку, как старую поношенную одежду. И взмывал, поднимался и поднимался все выше. У него уже не болел мизинец. Он был таким легким! Его... новое «я» на мгновение зависло под потолком. Оттуда он созерцал свой труп и кучу экспертов, метавшихся во врачебном раже. Никакого уважения к усопшему. Они вскрывали его грудную клетку, крушили ребра, ставили электроды прямо на сердечную мышцу! Бесполезно задерживаться здесь, его звали иные дали. Прозрачная веревочка, словно пуповина, привязывала его еще к человеческим останкам. Она вытягивалась, серебристая и эластичная пуповина, пока он удалялся от тела. Он миновал потолок, потом несколько этажей, заполненных больными. Потом крышу и оказался в небе. Приветливый свет звал его вдаль. Фантастика! Другие люди, множество людей, порхали вокруг, растягивая, как и он, свою серебристую пуповину. Ему казалось, что он попал на удивительное празднество. Но вдруг его собственная пуповина перестала вытягиваться, она затвердела, напряглась. Его тянули вниз! Пришлось смириться с очевидностью: Люсендер уже не умирал. Прочие эктоплазмы удивленно воззрились на него: почему он не продолжал лететь вверх? Пуповина натянулась и внезапно сократилась. Он пересек крышу, потолки, вернулся в операционную и увидел медсестер, которые били ему в сердце высоковольтными разрядами. «Это делать запрещено!» Он двумя годами раньше провел закон, ограничивая терапевтический раж врачей. Он помнил статью 676: «Когда прекращается сердечная деятельность, нельзя проводить никаких манипуляций, вмешательств или операций, вынуждающих запуск отказавшего сердца». Но поскольку он был президентом, все, очевидно, считали, что его жизнь была превыше законов. Негодяи! Мерзавцы! Он опять нарвался на неприятности из-за того, что был самым важным человеком в стране. В эту секунду ему хотелось лишь одного: стать бомжом, о котором никто не знает. Бездомным, нищим, рабочим, домохозяйкой, все равно кем, лишь бы его оставили в покое. Чтобы дали ему право на мирную смерть. Первейшее право гражданина: спокойно умереть. – Дайте мне сдохнуть! Дайте мне сдохнуть! – завопил он. Но эктоплазма лишена голоса. Серебристая пуповина тащила его вниз. Он не мог больше взлететь. Бум! Душа шлепнулась в бывший труп. Какое отвратительное ощущение! Боже, у него опять заболел мизинец! И ребра, которые сломали, чтобы добраться до сердца. К тому же его оглоушили новым электроразрядом, и на этот раз было очень больно. Он открыл глаза. Врачи и медсестры, конечно, закричали от радости и стали поздравлять друг друга. Дурачье... – Получилось, получилось! – Его сердце снова бьется, он дышит, он спасен! Спасен? Спасен от кого, спасен от чего? Во всяком случае, не от них. Он страдал, так страдал. Он скривился и пробормотал что-то невразумительное. «Прекратить разряды, зашить грудную клетку!» Он хотел крикнуть: «Закройте двери, здесь сквозняки!» Ему было плохо, каждый нерв страдал от боли. Ты опять со мной, о мое страдающее тело. Он приподнял одно веко. Вокруг его постели суетилось множество людей. Ему было плохо, очень плохо. Словно обнажили каждый нерв. Он закрыл глаза, чтобы ощутить хоть мгновение покоя и вспомнить о сказочной стране света высоко в небесах. 32. Полицейский архив Запрос основных данных Фамилия: Люсендер Имя: Жан Волосы: Седые Глаза: Серые Рост: 1 м 78 см Особые приметы: Нет Комментарий: Пионер танатонавтики Слабое место: Президент Республики. 33. Министр Меркассье Просторный президентский кабинет в стиле Людовика XV освещался слабо, но даже такого освещения хватало, чтобы различить висящие на стенах картины знаменитых мастеров, а под ними шаловливые греческие скульптуры. Искусство было хорошим способом воздействия на глупцов. Бенуа Меркассье, министр научных исследований, знал это. И знал, что президент Люсендер сидит напротив него, хотя не мог разглядеть его лица. Настольная лампа освещала только руки собеседника, но он угадывал его массивную фигуру и видел черного лабрадора у его ног. Это была их первая встреча после покушения, едва не лишившего Нацию вождя. Почему президент решил встретиться именно с ним, хотя у него накопилось множество дел, касающихся внутренней и внешней политики, которые требовали срочного решения, а проблемы исследователей всегда зависели только от субсидий? Не в силах дольше терпеть затянувшееся молчание, Меркассье нарушил его первым. И нерешительно начал с банальностей: – Как себя чувствуете, господин президент? Похоже, вы быстро оправляетесь после операции. Врачи совершили настоящее чудо. Люсендер подумал, что с удовольствием обошелся бы без подобных чудес. И наклонился, чтобы свет упал на лицо. Блестящие серые глаза остановились на собеседнике, который корчился на стуле, обитом красной парчой. – Меркассье, я вызвал вас, поскольку нуждаюсь в совете эксперта. Только вы можете мне помочь. – Рад буду, господин президент. О чем речь? Откинувшись назад, Люсендер опять растаял во мраке. Как ни странно, но каждый его жест был проникнут необычным величием. А лицо, оно казалось вдруг более... Меркассье поразился прилагательному, которое пришло ему на ум, более человечным. – Вы ведь по образованию биолог? – произнес Люсендер. – Скажите, что вы думаете о посткоматозном состоянии? Меркассье недоуменно уставился на него. Президент раздраженно продолжил: – NDE, Near Death Experience – посмертный опыт. Люди, которые в момент кончины покидают тело и возвращаются по причине, ну... благодаря прогрессу медицины? Бенуа Меркассье не верил собственным ушам. Люсендер, закоренелый прагматик, интересовался мистическими явлениями. Вот что такое постоять на пороге смерти! Он заколебался. – Мне кажется, речь идет о моде, о социологическом явлении, которое пройдет, как и все остальное. Людям требуется вера в чудеса, в сверхъестественное, им хочется верить, что за пределами нашего материального мира есть кое-что еще. А потому некоторые писатели, гуру, шарлатаны пользуются этим, рассказывают всяческие глупости и набивают карманы пожертвованиями. Потребность в такой вере всегда сидела глубоко в человеке. Доказательство тому – религии. Достаточно пообещать Рай в воображаемом будущем, чтобы люди с большим или меньшим удовольствием глотали горькую пилюлю настоящего. Легковерие, глупость и наивность. – Вы действительно так считаете? – Конечно. Какая прекрасная мечта – вера в загробный Рай? Разве это не мечта-заблуждение? Люсендер кашлянул: – А вдруг за этими слухами скрывается какая-то истина? Ученый усмехнулся: – Доказательства появились бы уже давно. История про человека, который видел человека, который видел человека, который видел человека, который видел медведя. В наши дни все работает наоборот. Скептики должны приносить доказательства, что их сомнения обоснованы. Стоит кому-либо объявить, что завтра наступит конец света, как от специалистов требуют, чтобы они доказали, что конца не будет. Люсендер постарался сохранить равнодушный тон. – Говорите, нет доказательств? Быть может, их нет, поскольку никто их не искал? Есть ли хоть одно официальное исследование на эту тему? – Э-э-э, насколько знаю, нет, – вымученно промычал Меркассье. – До сих пор записывали только сомнительные свидетельства. Что случилось? Неужели вас интересует эта тема? – Еще как, Меркассье! – воскликнул Люсендер. – Значительно больше, чем вы предполагаете, ибо человек, который видел медведя, как вы говорите, и видел сам, это я. Министр научных исследований недоверчиво уставился на президента. Он спрашивал себя, не остались ли после покушения в его мозгу неизлечимые последствия. Пуля попала в сердце, и мозг несколько минут оставался без притока крови. Быть может, произошел некроз некоторых зон? И он стал жертвой психического расстройства, впал в бредовое состояние? – Хватит на меня так пялиться, Бенуа! – сурово призвал его к порядку Люсендер. – Я объявляю вам, что пережил посмертный опыт, а вовсе не намереваюсь установить коммунистическую диктатуру! – Я вам не верю, – инстинктивно парировал ученый. Президент пожал плечами. – Я бы сам не поверил, не случись это со мной. Но это случилось со мной. Я мельком увидел чудесный континент и хотел бы побольше узнать о нем. – Мельком... Собственными глазами? – Да. Меркассье предложил новое рациональное объяснение: – Перед смертью тело часто выделяет в избытке природные морфины. Достаточно, чтобы опьянить агонизирующего перед последним стартом, словно дает химическую конфетку за миг до конца фейерверка... Этого вполне хватает на фантастические галлюцинации, «чудесный континент» и прочее. Наверное, это с вами и произошло на операционном столе. В свете настольной лампы Люсендер вовсе не походил на человека, подверженного галлюцинациям. Напротив. Был ли поврежден его мозг? Стоило ли предупредить остальных министров и прессу, чтобы обезвредить президента, пока тот не вовлек страну в безумные авантюры? Бенуа Меркассье сцеплял и расцеплял пальцы, спрятав руки за спинку стула. А его собеседник спокойно продолжил: – Мне известно воздействие наркотиков, Бенуа. Я когда-то их пробовал и умею отличить воздействие передозировки от реальности. Сколько раз вы сами мне повторяли, что в любую научную отрасль надо вложить огромные средства, чтобы быстро добиться результата? – Да, но... – Одного процента от бюджета Ветеранов вам хватит? Я проведу расходы скрытно. Меркассье чувствовал себя распятым на дыбе. – Я отказываюсь. Я – истинный ученый и не могу участвовать в таком сомнительном предприятии. – Я настаиваю. – В таком случае предпочитаю подать в отставку. – Правда? 34. Учебник истории Смерть наших предков Ниже представлены данные смертности по социально-профессиональным категориям (того времени) лиц в возрасте более 50 лет из расчета тысячи человек для каждой категории. Статистика 1970 года (конец второго тысячелетия). Учителя – 732 Высшие руководящие кадры и свободные профессии – 719 Инженеры – 700 Католический клир – 692 Сельскохозяйственные работники – 653 Руководители предприятий и коммерсанты – 631 Служащие – 623 Средние руководящие кадры – 616 Рабочие – 590 Наемные сельхозработники – 565 Учебник истории, 2-й класс начальной школы 35. Новая Австралия Опустошенный Бенуа Меркассье долго бродил по Елисейским Полям. Он был уверен, что NDE не существует, а ему поручили опровергнуть неопровержимую реальность. То же самое, что требовать от атеиста доказательства существования Бога или от журналиста-вегетарианца восхвалений достоинств мяса. Он прекрасно знал, почему Люсендер именно его выбрал для выполнения этой задачи. Президент обожал ставить подчиненными парадоксальные задачи. Вынуждал правых министров вести левую политику, экологов – восхвалять ядерную энергетику, протекционистов – выступать за свободную торговлю... И только что выделил двести тысяч франков на пресловутый «Проект Рай». Никаких абстракций. Надо доказать, что ты вылетаешь из тела в час смерти, чтобы попасть на «чудесный континент»... Люсендер не был первым главой Государства, затевавшим безумные проекты. Меркассье помнил, что в семидесятые годы прошлого столетия американский президент с причудами по имени Джимми Картер вознамерился вступить в контакт с НЛО. Он твердо верил в НЛО. И запустил программу по сбору всех свидетельств о пресловутых Неопознанных Летающих Объектах. Можно представить себе выражение лиц серьезных ученых, вынужденных выслушивать одного за другим озаренных и сумасшедших! Он растратил деньги налогоплательщиков на строительство гигантского приемопередатчика, собираясь ловить возможные послания галактического разума и общаться с ним. А потом удивлялся, что его не избрали на новый срок! Люсендер готовил себе Березину, но у Меркассье не было выбора. Либо гладить президента-фантазера по шерстке, либо сдать портфель министра, а он, естественно, держался за свою крохотную частицу власти. Тем хуже для ветеранов! Он найдет, как использовать эти чертовы двести тысяч франков. Да, но как? Каждый раз, когда его посещали сомнения, Меркассье призывал на помощь своего лучшего и самого близкого советника, свою супругу Джилл. К его величайшему удивлению, она не удивилась, когда за обедом он изложил ей проблему NDE. Раскладывая по тарелкам пюре из брокколи, она задумалась: – Для начала тебе надо сочинить план эксперимента. Изобрести тест, позволяющий ответить на вопрос: «Есть ли что-то после смерти, да или нет?» Что у тебя есть в качестве исходных данных? – Только одно, – вздохнул он, – но солидное. Президент уверен, что пережил NDE! Как всегда, она нашла слова утешения: – Будь оптимистом. Для успеха надо быть заранее уверенным в победе. – Но, – простонал он, – нельзя же требовать от меня, чтобы я поверил в NDE. Иначе конец всему, чему меня учили в университете! Она прервала его причитания: – Ты уже давно не ученый, а политик. Думай, как политик, а то не выберешься из дерьма. Что говорит твой президент? – Он утверждает, что мельком видел «чудесный континент»... – «Чудесный континент»? – Джилл нахмурилась: – Странно, но это – точные слова, которые употребили первые европейские мореплаватели, открывшие континент, где я родилась: Австралию! – Какая связь? – спросил он, наливая себе бокал вина. – Тебе предоставили новый континент для изучения. И ты должен обрести состояние духа пионеров XVI века. Они не знали, что к востоку от Индонезии есть земля. Те, кто утверждал подобное, считались чокнутыми, и ты уверен, что президент делает дурацкие заявления. – Но там все же был континент, который можно было пощупать руками, с долинами, деревьями, животными, аборигенами! – Хорошо говорить в XXI веке, но вернись в те времена? Говорить об австралийских землях тогда было столь же странным, как и сегодня о потустороннем континенте. Не желай Меркассье сохранить ясность мысли, он осушил бы бутылку бургундского. К тому же хорошего урожая. Джилл продолжала свои рассуждения: – Влезь в шкуру тогдашнего министра. Во время морского путешествия твой король терпит кораблекрушение, и ему кажется, что он мельком увидел «чудесный континент». Его спас другой корабль эскадры. Он не смог продвинуться дальше, а потому по возвращении в столицу приказал своему министру транспорта сделать все необходимое, чтобы разузнать о таинственном острове. Если смотреть под этим углом зрения... Джилл Меркассье продолжала: – Тебе с твоим менталитетом исследователя надо только назвать твою страну мертвых «Новой Австралией» и заняться делом. Вызов, достойный духа современности. Только представь себе, в XXXI веке люди будут скалиться: «Надо же эти отсталые предки ничего не знали о Континенте Мертвых!» В 3000 году найдется новый президент, чтобы отправиться еще дальше, быть может, пойти вспять по времени. И министр, которому поручат дело, вспомнит о Меркассье из прошлого, который получил легко выполнимое задание, а именно посещение страны мертвых... Жена была столь убедительна, что Бенуа не смог не спросить: – А ты веришь в Континент Мертвых? – Эка важность? Знаю только то, что будь я женой министра транспорта XVI века, то посоветовала бы ему зафрахтовать корабли и отправиться на поиски Австралии. В любом случае ты станешь человеком, который либо открыл неведомый континент, либо доказал, что его не существует. Ты выиграешь в обоих случаях. Джилл, в свою очередь, схватила бутылку. Уставившись на зеленое пюре, ее муж пробормотал: – Отлично, но какое судно следует туда послать? Она одним глотком осушила бокал. – Мы возвращаемся к плану эксперимента. Хочешь салата? Нет. Он уже не был голоден. Заботы лишили его аппетита. А Джилл отправилась на кухню за блюдом с салатом и помидорами. Не отрываясь от еды, она подвела итоги разговора: – Итак, мы уже решили назвать будущий континент «Новой Австралией». А кого посылали для колонизации Австралии? Каторжан, нарушителей уголовного кодекса, самых отчаянных головорезов. Почему бы и сейчас не использовать их? Меркассье попал в родную стихию. – Считалось, что Австралия – страна опасная и лучше не посылать туда людей, чья потеря была бы утратой для общества. Лицо его светлело по мере того, как он развивал свою мысль. Как всегда, Джилл не подвела. Она указала ему решение. – Бенуа, ты нашел матросов, которые пойдут на приступ нового континента. Пора подумать о капитане. Министр научных исследований лучезарно улыбнулся: – А капитан у меня есть! 36. Ацтекская мифология У ацтеков существование в потустороннем мире определялось не заслугами в земной жизни, а обстоятельствами смерти. Лучшей смертью была гибель в бою. Воины-куантеки (спутники Орла) попадали в Тонатиучан, Рай на востоке, где усопший восседал рядом с богом войны. Утонувший или умерший от болезни, связанной с водой (как проказа), отправлялся в Тлалокан, Рай Тлалока, бога дождя. Те, кого не принял никакой бог, отправлялись в Миктлан, преисподнюю, где они проходили четырехлетние испытания перед окончательным растворением. Эта сфера Миктлантекутли – подземный мир. Туда добираются через пещеры. Душа должна преодолеть восемь подземных миров перед тем, как попасть в девятый мир. Первое препятствие: Чикнауапан, река, которую покойный должен пересечь, держась за хвост рыжей собаки, принесенной в жертву на его погребении. Животные, принесенные в жертву на погребении, служат психонасосами, то есть затягивают и ведут душу по стране мертвых. Второе препятствие: две горы, которые через неравные промежутки времени сталкиваются между собой. Третье препятствие: гора с крутыми тропами, усеянными острыми камнями. Четвертое препятствие: обсидиановый ветер, ледяная буря, несущая заостренные камни. Пятое препятствие: знамена, тянущиеся до бесконечности и хлопающие на ветру. Шестое препятствие: дождь стрел, которые стремятся пронзить покойника. Седьмое препятствие: множество хищных зверей, стремящихся съесть его сердце. Восьмое препятствие: узкая долина, где мертвец может заблудиться. Только теперь покойник заслуживает растворения. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 37. Кстати Рауль Разорбак позвонил мне через несколько недель. Он спешил встретиться со мной. У него был странный голос. Он, казалось, был во власти сильнейших эмоций. И назначил мне встречу не на кладбище Пер-Лашез, а у себя дома. Когда он открыл дверь, я с трудом узнал его. Он еще больше исхудал, а на лице появилось выражение, какое я наблюдал у шизофреников в больнице. – Наконец-то, Мишель! Он указал мне на кресло и посоветовал устроиться поудобнее. Меня ждал удивительный рассказ. Неужели он получил неожиданные результаты в исследованиях зимней спячки сурков? Но какое это имело отношение ко мне? Я был врачом, а не биологом. – Ты слышал о покушении на президента Люсендера? Конечно, слухи до меня дошли. Кто в стране не знал об этом? Пресса, телевидение, радио раструбили о покушении в экстренных выпусках. Главу Государства расстреляли в упор, когда он общался с толпой в Версале. Лучшие специалисты в последний момент вытащили его с того света. Но как покушение было связано с возбуждением моего друга? – Президент Люсендер поручил министру научных... Он замолчал и потянул за собой: – Иди за мной. 38. Учебник истории Первые пересадки органов начались в середине ХХ века, а точнее, в 1960—1970 годах. С тех пор больной человек стал как бы машиной, в которой было достаточно заменить вышедшие из строя детали. И смерть превратилась в обычный механический сбой. Если кто-то умирал, то из-за отсутствия соответствующей запасной части. Исследователи разработали свиное сердце с генетическими характеристиками человека-реципиента, которому его ставили. Техника пересадки постоянно совершенствовалась, чтобы чуждые органы не отторгались. Стало возможным заменить все, кроме мозга. Пришло логическое понимание, что однажды удастся справляться со всеми авариями, в том числе и с главной аварией, смертью. Вопрос техники. Одновременно увеличилась продолжительность жизни. Если человек выглядел стариком, значит, он допустил оплошность. Каждый должен был сам заниматься своим биологическим механизмом. Сгорбленное старичье и людей неприятной внешности стали прятать, выдвигая на первый план тех, кто светился здоровьем, играл в теннис или бегал. В те времена считалось, что наилучшим способом борьбы со смертью было сокрытие симптомов, предвестников старения. Учебник истории, 2-й класс начальной школы 39. Амандина Рауль затолкал меня в свой древний «Рено-20» с откидным верхом и нажал на газ. – Куда ты меня везешь? – Туда, где все происходит. Ничего другого я из него вытянуть не сумел. Ветер уносил мои вопросы и его ответы. Мы выехали из Парижа. Я вздрогнул, когда он затормозил перед зловещей вывеской: «Тюрьма Флери-Мерожи». Снаружи она больше походила на крохотный городок или больницу, чем на тюрьму. Рауль поставил машину на стоянку и потащил меня к входу. Он показал пропуск, а я – удостоверение личности. Мы миновали тамбур, прошли по длинному коридору, постучали в дверь. Нам открыл недовольный человек. Его физиономия скорчилась еще больше, когда он увидел Разорбака, хотя тот весело улыбался. – Мои поздравления, господин директор. Хочу представить вам доктора Мишеля Пэнсона. Вы должны предоставить ему пропуск в самые кратчайшие сроки. Заранее благодарю. Директор еще не успел ответить, как мы уже неслись по новым коридорам. Мне казалось, что встречающиеся охранники злобно на нас смотрят. Мы оказались во дворе. В самом центре тюремного городка. Он был огромен. Пять блоков зданий тянулись до бесконечности. В каждом блоке в центре имелось футбольное поле. Рауль объяснил мне, что заключенные любят заниматься спортом, но в это время суток сидят в своих камерах. И слава богу, потому что многим явно не нравилось наше присутствие. Вцепившись в решетки второго этажа, они вопили: – Гады, мерзавцы, мы сдерем с вас шкуру! А охранники не торопились их утихомирить. Один голос перекрыл все остальные: – Мы знаем, чем вы занимаетесь в Д2. Такие люди, как вы, не заслуживают жизни! Я забеспокоился. Что натворил мой друг Рауль, беззаботно продолжавший свой путь, чтобы вызвать такой приступ ярости? Я знал, как далеко его могут завести собственные страсти. Далеко за пределы всех разумных границ. Здание Д2. Я шел за освистанным другом не столько из желания узнать больше, сколько из стремления не остаться в одиночестве среди разъяренных заключенных и враждебных охранников. Новые коридоры, бронированные двери и отпираемые запоры. Лестницы. Новые лестницы. Казалось, мы спускаемся в Ад. Снизу доносились хохот и долгие стоны. Неужели здесь держали сумасшедших? Мы спускались все ниже и ниже. Становилось все темнее и темнее. Я вспомнил о методах Эскулапа при лечении безумия. Это происходило три тысячи лет назад в заведении, называемом Эсклапион, развалины которого находятся в Турции. Этот пионер психиатрии устроил лечебницу в лабиринте мрачных туннелей. Туда приводили буйнопомешанных после долгого ожидания и подготовки к получению наивысшего удовольствия. У входа звучали песни, и чем дальше их уводили в темный лабиринт, тем мелодичнее они становились. Когда зачарованный сумасшедший замирал в самом темном месте, на него опрокидывали бочку со скользкими змеями, с которыми несчастный начинал бороться в пароксизме своего блаженства. Он либо умирал от ужаса, либо выходил здоровым. Так Эскулап изобрел шоковую терапию. Я спрашивал себя, не ждет ли меня в подвалах Флери-Мерожи бочонок с рептилиями. Наконец Рауль извлек проржавевший ключ, открывавший прочную дверь. За дверью находился обширный ангар, похожий на заброшенный склад, ибо там царил ужасный беспорядок. Здесь находились трое мужчин в спецовках и молодая блондинка в черном халате, которую я, похоже, где-то уже видел. Мужчины встали и уважительно поздоровались с Раулем. – Представляю вам доктора Мишеля Пэнсона, о котором уже вам говорил. – Спасибо, что пришли, доктор, – хором воскликнули они. – Мадемуазель Баллюс, наша медсестра, – продолжил Рауль. Я кивнул девушке и заметил, что она взглядом оценивает меня. Здесь, наверное, раньше располагался лазарет. Справа на лабораторном столе стояли дымящиеся сосуды Дьюара с жидким азотом. В центре помещения высилось древнее кресло дантиста с дырявой обшивкой, а вокруг стояло множество машин с массой скрученных проводов и мерцающими экранами. Все это напоминало мастерскую ремесленника. Судя по состоянию аппаратуры, ржавых ручек и рычагов, Рауль подобрал все это на университетских помойках. Экраны осциллографов были в трещинах, а электроды кардиографов почернели от старости. Но я уже привык к виду лабораторий и знал, что безупречный вид чистенькой аппаратуры, которую показывают в кино, зачастую вводит в заблуждение. В реальности не было никелированных столов и халатов, только что полученных из стирки, а были люди в занюханных свитерах, работавшие в неприспособленных помещениях. Один мой приятель, занимавшийся важнейшей темой движения мысли по лабиринтам мозга, работал в паркинге, расположенном в подвале больницы Биша, где все тряслось в момент прохождения очередного поезда метро. Из-за отсутствия средств он не смог приобрести металлическую подставку для приемника церебральных волн и изготовил ее из дерева, склеил скотчем и укрепил кнопками. И во Франции научные исследования потеряли былую привлекательность. – Дорогой Мишель, здесь проводятся самые удивительные опыты нашего времени, – напыщенно заявил Рауль, прерывая мою задумчивость. – Некогда, если помнишь, мы беседовали о смерти на кладбище Пер-Лашез. Я говорил о ней, как о неведомом континенте. Теперь мы готовы водрузить на нем свой флаг. Прибыли. Мне на голову обрушилась бочка со змеями. Рауль, Рауль Разорбак, мой лучший и самый давний друг, сошел с ума. Он начал экспериментировать со смертью! Видя мое глупое выражение лица, он объяснил: – Президент Люсендер пережил посмертный опыт после недавнего покушения в Версале. И поручил Бенуа Меркассье, министру научных исследований, запустить программу изучения посткоматозных состояний. Оказалось, что министр читал мои статьи об «искусственном погружении в глубокую спячку сурков» в международных научных журналах. Он встретился со мной и спросил, могу ли я воспроизвести те же опыты на людях. Я уцепился за эту возможность. Мои сурки, быть может, и побывали в загробном мире, но не могли поделиться со мной тем, что видели. А люди могут. Да, мой дорогой, правительство дало зеленый свет для изучения NDE с привлечением добровольцев-уголовников. Эти господа – наши пилоты в загробном мире. Они... Он на мгновение задумался, подыскивая нужное слово. – Это... Вдруг его лицо осветилось: – ... та-на-то-навты. От греческого танатос, означающего смерть, и наутес — мореплаватель. Танатонавты. Какое прекрасное слово! Танатонавт. – Он еще раз повторил его. – Танатонавт: слово из того же семейства, что космонавт или астронавт. Оно станет общим справочным термином. Мы наконец изобрели термин. И будем использовать танатонавтов для создания танатонавтики. Он восхищенно слушал самого себя. – Следовательно, наш ангар – танатодром, поскольку отсюда стартуют наши... танатонавты. В подвалах Флери-Мерожи только что родилась новая научная терминология. Рауль сиял как медный таз. Блондинка достала бутылку шипучки и сухое печенье. Все выпили по поводу крещения новой отрасли знания. Только я был мрачен и оттолкнул бокал, который мне протягивал Рауль. – Простите меня. Не хочу нарушать ваше празднество, но, если я правильно понял, здесь играют с жизнью. Эти господа получили задание отправиться на покорение страны мертвых, не так ли? – Ну да, Мишель. Это же чудесно? Рауль поднял руку к заляпанному пятнами потолку. – Изучение потустороннего мира – какой удивительный вызов для нашего поколения и поколений будущих. Я отстранился. – Рауль, мадам, господа, – спокойно произнес я, – вынужден вас покинуть. Мне не по пути с сумасшедшими самоубийцами, поддерживает их правительство или нет. Привет всем. Я развернулся и направился к двери, но медсестра ухватила меня за руку. Я впервые услышал ее голос. – Подождите, вы нам очень нужны. Она не умоляла, а говорила холодным, почти равнодушным тоном. Тем, которым пользовалась в больнице, когда просила передать гидрофильный тампон или скальпель с хромированным наконечником. Я встретился с ней взглядом. У нее были глаза редчайшего цвета: аквамариновые с бежевыми крапинками в центре, а зрачок походил на остров в океане. И я нырнул в ее глаза, как в черную бездну. Она продолжала в упор смотреть на меня без улыбки и даже без симпатии. Словно ее обращение ко мне было проявлением наивысшей уступки. Я отступил. Я спешил покинуть это кошмарное место. 40. Полицейский архив Запрос основных данных Фамилия: Баллюс Имя: Амандина Волосы: Светлые Глаза: Аквамариновые Рост: 1 м 69 см Приметы: Отсутствуют Комментарий: Пионер танатонавтики Слабое место: очень увлекается сексом. 41. Мифология индейцев Амазонки Творец мира решил однажды сделать людей бессмертными. Он приказал им: «Отправляйтесь на берег реки. Увидите, как по ней плывут три пироги. Не останавливайте две первые. Дождитесь третьей и поцелуйте Дух, который в ней находится». От первой пироги, наполненной гнилым мясом, в котором копошились черви и от которого исходил отвратительный запах, индейцы отшатнулись. Но когда появилась вторая, они увидели смерть в облике человека и бросились ее утешать. Было слишком поздно, когда в третьей пироге появился дух Творца. Он с ужасом увидел, что люди уже поцеловали смерть. Так они сделали свой выбор. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 42. По наклонной плоскости Целых две недели я не имел никаких вестей от моего экс-друга профессора Разорбака и его танато-штуковины. Признаюсь, я был крайне разочарован. Рауль, идол моей юности, сумел реализовать свои фантазии, а я был возмущен до глубины души. И даже собирался сдать его полиции. Если он проводил «смертельные» эксперименты на подопытных людях, следовало немедленно прервать вредное начинание. Но во имя старой дружбы я воздержался от доноса. Я повторял себе, что если он получил поддержку Государства, как утверждал, то соответствующие гарантии давало именно оно. «Вы нам очень нужны», – сказала молодая медсестра, и эта фраза мучила меня. Почему они нуждались во мне, чтобы убивать людей? Немного цианистого калия или мышьяка и все! А я дал клятву Гиппократа, и одной из главных заповедей моей профессии было спасать жизни, а не укорачивать их. Когда Рауль вновь позвонил, я собирался сказать ему, что больше не желаю слышать о нем и его опытах, но что-то меня удержало, быть может, наша старая дружба, быть может, слова медсестры, все еще звучавшие в моих ушах. Он пришел ко мне домой. Рауль выглядел постаревшим, а в его поведении ощущалась нервозность. Похоже, он не спал несколько дней. И одну за другой курил эвкалиптовые сигареты, делая всего несколько затяжек. – Мишель, не осуждай меня. – Я тебя не осуждаю. Я пытаюсь тебя понять, но не понимаю. – Так ли важен некий тип Разорбак. Важен только проект. Он меняет людей. Это – вызов нашего поколения обскурантизму. Я тебя шокирую, но все предтечи шокировали современников. Рабле, шаловливый писатель Рабле, по ночам ходил на кладбища, чтобы вырывать трупы и изучать анатомию, и способствовал развитию медицины. В то время такие поступки считались преступлением. Но благодаря ему удалось понять принцип кровообращения, и многих удалось спасти с помощью переливания крови. Мишель, если бы ты жил в те времена и если бы Рабле попросил твоей помощи в своих ночных экспедициях, что бы ты ответил ему? Я задумался над вопросом. – Я бы согласился, – наконец ответил я. – Согласился бы, ибо его... пациенты уже были мертвы. Но твои подопытные свинки еще живы! И все твои ухищрения сводятся к одной цели – отправить их в мир иной? Да или нет? Рауль долго и нервно крутил в руках зажигалку. Но она не зажигалась. Либо он слишком сильно дрожал, чтобы включить механизм, либо кремень стерся. – Ты не ошибаешься, – наконец произнес он, тщательно контролируя себя. – Вначале мы располагали пятью танатонавтами, и двое уже скончались. Они умерли глупо, потому что я не врач и не знаю, как их реанимировать. Я знаю, как погрузить в спячку сурков и вернуть их к жизни, но бессилен, когда дело касается человеческих существ. Я не умею правильно дозировать анестезирующие вещества. И чтобы покончить с этим, я обратился за помощью к тебе, к тебе и твоему изобретательному и хитрому разуму. Я протянул ему спички. – Да, анестезирование людей – моя профессия. А погружение их в кому – дело совершенно иное. Он встал и принялся расхаживать по комнате. – Подумай. Придумай что-то новое! Я нуждаюсь в тебе, Мишель! Однажды ты сказал, что я могу положиться на тебя. Так вот, этот день настал. Я нуждаюсь в тебе, Мишель, и умоляю о помощи. Несомненно, я желал ему помочь. Как в добрые старые времена. Он и я против дураков. Но на этот раз перед нами не было дураков. Надо было бросить вызов чему-то холодному и неведомому, что мы называем смертью. При одном упоминании о ней люди крестятся. А он отправлял к праотцам людей, которые ему доверились. Из чистого любопытства. Чтобы решить свои проблемы с отцом. Чтобы удовлетворить свою гордыню исследователя нового мира. Рауль, «мой друг Рауль», с холодностью убивал людей, которые ему ничего не сделали... Убивал их во имя науки. Все во мне кричало «Безумец!». Он смотрел на меня, как любящий старший брат смотрит на младшего. – Тебе известна китайская пословица: «Тот, кто задает вопрос, рискует пять минут выглядеть глупцом, а кто вопросов не задает, останется глупцом на всю жизнь»? Я решил вступить в игру на его поле. – Есть еще более известная фраза, сочиненная евреями: «Не убий». Одна из Десяти Заповедей. Она записана в Библии. Он перестал ходить и схватил меня за руки. Его паучьи кисти были теплыми и влажными. Он впился глазами в мои глаза, пытаясь убедить меня. – Следовало добавить одиннадцатую заповедь: «Да не умрешь ты в невежестве». Допускаю, умрут, быть может, пять, десять, пятьдесят. Но какая ставка! Если нас ждет успех, мы наконец узнаем, что такое смерть, и люди перестанут ее бояться. Люди в спецовках, которых ты видел в лаборатории, заключенные-добровольцы. Я тщательно отбирал их. Их объединяет нечто общее: пожизненный срок. Они обратились к президенту с просьбой восстановить смертную казнь, чтобы не гнить заживо в своих камерах. Я разговаривал с пятьюдесятью такими недовольными. И выбрал тех, кто казался мне искренним в своем желании отказаться от жизни, чтобы избежать ненавистной участи. Я говорил с ними о проекте «Рай». Они немедленно загорелись желанием помочь. – Потому что ты их обманул, – сказал я, пожав плечами. – Они не ученые. Они не знают, что располагают всего 99,999% шанса расстаться со своей шкурой в твоих опытах. Они тоже боятся смерти, хотя утверждают обратное. В последний миг боятся все! Он вцепился в меня еще сильнее. Мне было больно, но он не обращал внимания на мои усилия вырваться. – Я их не обманывал. Им известны все опасности. Они знают, что многие умрут до того дня, когда кто-то сможет вернуться после искусственно вызванной NDE. И этот человек станет истинным пионером. Он сделает первый шаг в овладении миром мертвых. В общем, все это лотерея, в которой много проигравших и один победитель... Он сел, схватил бутылку виски, которую я поставил на журнальный столик вместе со стаканами, и налил себе. И снова закурил одну из своих дурацких сигарет с помощью моих спичек. – Мишель, и мы с тобой умрем однажды, а перед самой смертью спросим себя, как мы распорядились своими жизнями. Надо попытаться совершить что-то оригинальное! Расчистим путь. Если нас ждет неудача, продолжат другие. Танатонавтика делает первые шаги. Его упрямство меня поразило. – Ты поставил перед собой невозможную задачу, – вздохнул я. – «Невозможно» говорили и Колумбу, когда он утверждал, что может поставить яйцо в вертикальное положение. Я с горечью усмехнулся. – Это оказалось легко. Надо было только немного нарушить целостность скорлупы в основании. – Да, но он первый открыл это. Послушай, я поставлю перед тобой задачу, решение которой, несомненно, покажется тебе столь же невозможным, как проблема колумбова яйца в свое время. Он извлек из кармана записную книжку и карандаш. – Можешь нарисовать окружность и поставить точку в центре, не отрывая карандаша от бумаги? И чтобы лучше показать, какую фигуру надо получить, он нарисовал круг с точкой в центре. – Сделай то же самое, не отрывая карандаша от бумаги. – Это невозможно, и ты это знаешь! – Не труднее, чем поставить яйцо вертикально. Не труднее, чем завоевать Континент Мертвых. Я скорчил недоверчивую мину, разглядывая круг и точку. – У тебя есть решение? – Конечно, и я тебе немедленно докажу это. Именно в это мгновение ко мне в квартиру без всякого предупреждения ворвался мой дорогой братец Конрад. Дверь была открыта, и он, конечно, не стал стучать. – Привет честной компании! – весело крикнул он. Мне не хотелось продолжать беседу в присутствии братца-кретина. Я попытался прекратить дискуссию на двусмысленную тему. – Увы, Рауль, но дело, которое ты мне предлагаешь, меня не интересует. Что касается твоей задачки, то у нее нет решения без какого-либо мошенничества. – Фома неверующий! – воскликнул он, не теряя уверенности в себе. Бросил на столик визитную карточку и добавил: – Найдешь меня по этому номеру, если передумаешь. И после этой последней реплики исчез, даже не попрощавшись. – Кажется, я знаю этого типа, – заметил мой братец. Я решил сменить тему разговора. – Ну, Конрад, – весело начал я, словно был рад его видеть, – кем же ты стал? Он был всегда многословен, а его речи нагоняли на меня тоску. Я прекрасно знал, кем стал Конрад. Он работал в области импорта-экспорта «всего, что можно засунуть в контейнеры». Разбогател. Женился. У него было двое детей. Владел роскошным спортивным автомобилем корейского производства. Играл в теннис. Посещал салоны, где ведут умные беседы, и обзавелся любовницей, совладелицей фирмы. Конрад с удовольствием изложил последние эпизоды своего счастливого существования. Он за мизерную цену приобрел картины мастеров, купил дом на побережье Бретани и приглашал меня погостить, если у меня возникнет желание помочь ему в ремонте. Его дети преуспевали в школе. Я мило улыбался, но знал, еще пара-тройка новостей в том же духе, и не сдержу нарастающего желания ткнуть его в морду кулаком. Ничто не раздражает больше, чем чужое счастье. Особенно когда этот чужой служит мерилом твоих неудач... Мать звонила три-четыре раза в неделю: – Мишель, когда наконец ты мне сообщишь что-нибудь приятное? Уже давно пора обзавестись семьей. Посмотри на Конрада. Как он счастлив. Но мать не ограничивалась тем, что подталкивала меня к браку. Она действовала. Однажды я застал ее за сочинением брачного объявления для газеты: «Преуспевающий врач, богатый, интеллигентный, красивый и остроумный, ищет женщину того же уровня». Примерно таков был дух ее творения. Я закатил ей скандал! Пока я занимался загадкой круга и его центра, Конрад продолжал засыпать меня подробностями своего счастья. Он детально описывал каждое помещение своего бретонского замка и объяснял, как обвел вокруг пальца местных, чтобы заплатить всего четверть цены. Какая улыбка превосходства! Чем дольше он говорил, тем больше жалости звучало в его голосе. «Бедняга Мишель, – думал он, столько лет учебы, чтобы прийти к этой одинокой жизни, печальной и жалкой». В то время моей жизни нельзя было позавидовать. Я жил один, по-холостяцки, в крохотной студии на улице Реомюр. И не только одиночество угнетало меня, я разочаровался и в работе. Я приходил в больницу утром. Изучал карточки ждущих операции. Готовил свои составы, наполнял шприцы, следил за экранами. К счастью, у меня, как у анестезиолога, никогда не случалось провалов, но мое существование великого жреца в белом халате вовсе не отвечало тем ожиданиям, которые зародились у меня во время короткого пребывания в больнице Святого Людовика. Медсестры вовсе не ходили голыми под рабочими халатиками. Не составляло труда уговорить некоторых из них, но они отдавались в надежде выскочить замуж за врача, чтобы бросить работу. Моя профессия принесла сплошные разочарования. Меня не ценили начальники, не уважали подчиненные, а равные мне просто не замечали. Я был деталью, шестеренкой с заданной функцией. Тебе привезут пациента, ты его усыпишь, я его прооперирую и так далее. Ни здравствуй, ни прощай. Конрад трепался и трепался, а я повторял себе, что должно быть нечто иное, чем моя нынешняя жизнь и ее так называемое счастье. Альтернативы не существовало. Как же нарисовать круг с точкой в центре, не отрывая карандаша от бумаги? Невозможно, совершенно невозможно. Я был несчастлив, а Рауль ушел, унеся с собой свое безумие, свою одержимость, приключение, бросив меня в одиночестве на растерзание хандры. Визитная карточка на столике светилась как мираж. Круг и центр... Невозможно! 43. Буддистская философия Как вы думаете, ученики, чего больше: Воды в океане или слез, которые вы проливаете во время вашего долгого паломничества, от нового рождения к новой смерти, Вновь встречаясь с теми, кого ненавидите, Разлучаясь с теми, кого любите? Долгие годы вы страдали от горестей, неудач, и боли и насыщали землю кладбищ, Уже давно устали вы от своего существования, Уже давно хотите вы уйти от всего этого. Наставления Будды Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 44. Состоялось Понадобилось несколько недель раздражительности, мелких унижений и невероятной скуки, чтобы я решил встать на сторону Рауля и его безумия. Надоедливые звонки матери и неожиданные визиты братца подтолкнули меня к этому решению. Добавьте легкое любовное разочарование (коллега отказала мне, чтобы покрасоваться с дебилом-стомато). Даже хорошей книги не нашлось, чтобы утешить в несчастье. Теперь вам понятно, почему я созрел для Флери-Мерожи. Однако мой выбор был определен не стечением этих жалких обстоятельств, а старой скукоженной дамой, которая ждала решающей операции. Я стоял рядом, держа наготове шприц с инъекцией, когда мне сообщили, что хирург еще не готов. Я знал, что это означало. Этот паскудник под предлогом, что ему надо расслабиться, трахался с медсестрой в раздевалке. Когда они закончат, я смогу усыпить пациентку, чтобы он убрал опухоль с ее мочевого пузыря. Один шанс из двух, что она проснется. Какая... насмешка! Пять тысяч лет цивилизации, чтобы попасть в зависимость от хирурга-недоучки, желавшего утолить свою похоть перед попыткой спасти больную! – Почему вы смеетесь? – спросила старая дама. – Просто так. Нервное. – Ваш смех напоминает мне смех мужа перед самой смертью. Я любила его смех. Он умер от разрыва аневризмы. Ему повезло. Он не увидел своего распада. Он умер... в добром здравии. – Ее смех звучал, как похоронный звон колокольчика. – Наконец-то я воссоединюсь с ним после этой операции. – Что вы такое говорите! Доктор Лево – настоящий ас. Старушка покачала головой. – Я надеюсь остаться на столе. Мне уже так надоело жить в одиночестве! Я хочу встретиться с мужем. Наверху. В Раю. – Вы верите, что есть Рай? – Конечно. Было бы слишком ужасно, если бы все кончалось с этой жизнью. Где-то обязательно есть «после». Я встречусь со своим Андре, там или в иной жизни, мне все равно. Мы так давно и так долго любили друг друга. – Не говорите так. Доктор Лево вылечит ваше маленькое бобо. Я говорил, но убежденности не чувствовал, поскольку не раз был свидетелем некомпетентности этого практика. Она смотрела на меня глазами преданной, любящей собаки. – Значит, опять жить одной со своими воспоминаниями в огромной пустой квартире... Какой ужас! – Но все же это жизнь... – Какая жизнь? Жизнь без любви – долина слез. – Но есть не только любовь, есть... – Что есть? Цветы, птички? Глупости! В моей жизни был лишь Андре, а я жила только ради него. А с моим мочевым пузырем мне просто повезло! – У вас нет детей? – спросил я. – Есть. Они ждут наследства, потирая руки. После операции они наверняка позвонят вам, доктор, чтобы узнать, могут ли они немедленно заказывать новую машину, или им придется еще чуть-чуть подождать. Наши взгляды встретились. И с моих уст сами сорвались слова: – А вы знаете, как нарисовать круг с точкой в центре, не отрывая карандаша от бумаги? Она фыркнула от смеха: – Ну и вопрос! Этому учат в детском саду. И на помятом бумажном носовом платке показала мне, что надо делать. Я был восхищен. Это было так очевидно, что я даже не подумал о таком решении. Старушка насмешливо подмигнула мне. Она была из тех, кто способен понять, какими важными могут быть такие пустяки. – Стоило лишь подумать, – сказала она. Поняв все это, я решил, что Рауль – истинный гений. Гений, способный нарисовать круг и точку в центре, не отрывая карандаша от бумаги, мог бросить вызов смерти... В этот момент появились два здоровенных медбрата-антильца, толкающих тележку с инструментами, за которыми поспешал веселый хирург. Через пять часов она скончалась. Лево со злостью сорвал прозрачные резиновые перчатки. Он ругался. И списал неудачу на старое оборудование, на затянувшую с операцией больную, на отсутствие удачи... – Может, пойдем ударим по пивку? – предложил он мне. Раздался телефонный звонок. Это действительно были дети старушки. Я повесил трубку, не сказав им ни слова. А моя рука уже рылась в кармане в поисках визитной карточки Рауля. 45. Учебник истории Никто не знает, как зародилось движение танатонавтов. По мнению некоторых историков, все началось с небольшой группы друзей, решивших провести необычный опыт. По другим источникам, первыми танатонавтами двигали чисто экономические соображения. Они хотели быстро разбогатеть, запустив новую моду. Учебник истории, 2-й класс начальной школы 46. Приступим Я сознавал, что Рауль предлагал мне стать соучастником будущих преступлений. Преступлений во имя науки или не знаю во имя какой мечты покорения потустороннего мира. Мысль, что я посылаю на смерть людей из чистого любопытства, меня всегда шокировала, но одновременно привносила элемент разнообразия в мое существование. Для принятия окончательного решения я решил прибегнуть к помощи трех двухфранковых монет. Я усовершенствовал метод Рауля, используя не одну, а три монеты. Таким образом, решение принималось более точное. Орел-орел-орел означало да без всяких сомнений. Орел-орел-решка – скорее всего да. Решка-решка-орел – скорее всего нет. Решка-решка-решка – точно нет. Монеты взлетели, чтобы задать вопрос небесам. Потом одна за другой легли на пол. Орел-решка-орел – скоре всего да. Я снял телефонную трубку. В тот же вечер Рауль прожужжал мне уши, восхищенно рассказывая о проекте. Он сидел в моей квартирке, а его руки летали над головой, как счастливые голубки. Он опьянял себя собственными словами. – Мы будем первыми! Мы захватим этот «чудесный континент». «Чудесный континент» против клятвы Гиппократа. Я предпринял последнюю попытку защитить свою честь. Позже, если произойдет самое худшее, я всегда смогу себя убедить, что Рауль заставил меня. Он нашел новые аргументы. – Галилея тоже называли безумцем. После Колумба Галилей! Бедняга Галилей решительно обеспечивал алиби всем, кто страдал бредовым воображением. Очень практично использовать этого Галилея... – Согласен, Галилея считали безумцем, а он был психически здоров. Но на одного Галилея, который был осужден несправедливо, сколько пришлось настоящих чокнутых? – Смерть... – начал он. – Со смертью я сталкиваюсь ежедневно в больнице. Люди умирают и вовсе не выглядят танатонавтами. Через несколько часов от них начинает вонять, конечности подвергаются трупному окоченению. Смерть – вонючая штука. Куча разлагающегося мяса. – Тело гниет, душа взлетает, – философски изрек мой друг. – Знаешь, я был в коме, но не взлетел. Он изобразил огорчение. – Бедняга Мишель, тебе всегда не везло. Я мог бы напомнить Раулю, что знал, почему его так интересует смерть. Проблема отца и его самоубийства. Ему больше нужен был хороший психоаналитик, чем проект «Рай». Но орел-решка-орел. Я дал согласие. – Отлично, перейдем к делу. Ты уже говорил мне, что тебе не удались два первых взлета из-за неверной дозировки анестезирующих веществ. Что ты использовал для получения состояния комы? Лицо его осветила широкая улыбка. Он обнял меня, как прежде. Рассмеялся. Он знал, что выиграл. 47. Китайская философия «Хочешь научиться, как лучше жить? Научись сначала, как умереть». Конфуций Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 48. Амандина так красива Веки красавицы медсестры опустились на ее аквамариновые глаза, но ее молчание на этот раз показалось мне безмолвным одобрением. Мне казалось, что я давно ее знал, ведь она так походила на Грейс Келли из фильма Хичкока «Окно во двор». Но была намного красивее. В бывшем лазарете Флери-Мерожи все выглядели довольными, что я появился среди них. Присутствие врача, тем более анестезиолога, должно было успокоить и команду операторов, и кандидатов в самоубийцы. Рауль представил нас друг другу. Медсестра отзывалась на имя Амандина, а будущих танатонавтов звали Клеман, Марселлен и Юго. – Сначала у нас было пять танатонавтов, – напомнил мне наш капитан. – Двое скончались, будучи жертвами медикаментозной ошибки. Анестезия не терпит импровизаций. Добро пожаловать в наши ряды! Трое заключенных в спецовках поздоровались со мной и смерили меня подозрительными взглядами. Рауль потащил меня к лабораторному столу с его пузырьками. – Будешь учиться вместе с нами. И тогда все вместе мы проникнем на неведомую территорию. У нас нет предшественников. Мы как те первые люди, которые ступили на землю Америки или Австралии. Нам предстоит открыть «Новую Австралию» и водрузить наш флаг! Профессор Разорбак обрел всю свою серьезность. Одержимость в его зрачках погасила огонь чистого безумия. – Покажем доктору Пэнсону, как мы достигаем комы, – сказал он. Марселлен, самый маленький из добровольцев, без колебаний уселся в древнее кресло дантиста. Медсестра разместила электроды на его груди и лбу, установила датчики тепла, влажности, пульса. Все они были подключены к экранам, по которым бежали ровные зеленые линии. Я оглядел сцену. – Уберите все это барахло. Вот так. Я заразился их фантазиями. Изучил содержимое пузырьков на столе, на полках, прочитал этикетки, раздумывая, какая смесь лучше всего вызовет кому. Солевой раствор для расширения вен, тиопентал для анестезии и хлорид калия для замедления сердцебиения... Некоторые американские штаты некогда предпочитали для устранения приговоренных к смертной казни цианистый калий, а не электрический стул. Я же надеялся, что слабый раствор хлорида калия уменьшит сердцебиения, но не остановит сердце совсем. Это позволит замедлить наступление комы, и оставалась надежда, что процесс будет контролироваться мозгом. И мною... С помощью Рауля и остальных кандидатов в танатонавты я соорудил довольно хитрую конструкцию: небольшую пластиковую виселицу высотой двадцать сантиметров, к которой подвесил бутыль с солевым раствором, сосуд поменьше с тиопенталом и, наконец, колбу с хлоридом калия. Подключил к электрическому таймеру краны на шлангах, чтобы каждое вещество подавалось в тот момент, который я считал наиболее подходящим. Тиопентал будет подан через двадцать пять секунд после инъекции солевого раствора, а хлорид калия поступит через три минуты. Все вещества будут вводиться через один-единственный шланг, соединенный с остальными и заканчивающийся полой иглой. Весь этот комплекс аппаратуры я назвал бустером. Его включал сам танатонавт, нажимая на выключатель в виде груши, соединенной с таймером. Не отдавая себе отчета, я изобрел первую «умирательную машину» для официального покорения страны мертвых. Кажется, она до сих пор хранится в Смитсоновском институте в Вашингтоне. Моя ловкость и уверенность произвели должное впечатление на аудиторию. Рауль был прав. Каждая техническая проблема имела свое техническое решение. Больше всего я был доволен выключателем. Мне не надо было самому нажимать кнопку. А значит, я не несу прямой ответственности. Я не хотел становиться палачом. Заинтересованное лицо само выбирало момент старта, и в случае неудачи смерть переходила в разряд самоубийств. Я попросил Амандину ввести иглу в вену на руке Марселлена. Она уверенным жестом ущипнула внутреннюю часть локтевого сгиба, вонзила в вену толстую иглу, пролив всего капельку крови. Марселлен даже не поморщился. Затем я вложил грушу с выключателем в потную ладонь танатонавта и объяснил ему: – Когда нажмешь эту кнопку, включится электронасос. Я едва не оговорился «включится твоя смерть». Марселлен кивнул с понимающим видом, словно я знакомил его с автомобильным двигателем. – Все нормально? – спросил Рауль. – О'кей. Я полностью доверяю этому лечиле. Я старался сдержать яростное нетерпение, которое обуревало Рауля. – Что теперь? – осведомился он. Он смотрел на меня наивным взглядом ребенка, который всеми силами цепляется за сказку о существовании Деда Мороза, песочного человечка и возможности выбросить максимум очков в кости. Я пробубнил: – Ну, это... – Остынь, лечило. Потом я что-нибудь придумаю. – И сообщнически подмигнул мне. Славный малый. Он даже пытался снять с меня ответственность. Он знал, что шагает навстречу непреодолимым препятствиям, и хотел оградить меня от всех неприятностей, которые последуют. Я едва не крикнул ему: «Одумайся, пока не поздно!» Но Рауль, видя мое замешательство, прекратил разговор, сказав: – Браво! Браво, Марселлен, хорошо сказано! Все, в том числе и я, зааплодировали. Чему мы аплодировали? Не знаю... Быть может, моему «запуску ракеты в потусторонний мир», быть может, мужеству Марселлена, быть может, красоте Амандины, которой вообще нечего было здесь делать. Ведь такой куколке лучше быть манекенщицей. «Сообщница в убийстве», вряд ли в будущем это станет хорошей профессией. – А теперь приступим к запуску души... – объявил Рауль. И затушил сигарету. Марселлен улыбался, как альпинист-любитель, взбирающийся на Эверест в новеньких туфлях. Он кивнул нам, и это не было похоже на прощание приговоренного к смерти. Мы, подбадривая его, улыбнулись в ответ. – Вперед, счастливого пути! Амандина накрыла нашего туриста охлаждающим покрывалом, пока я заканчивал настройку компьютеров. – Готов? – Готов! Амандина включила видеокамеру, Марселлен перекрестился. Зажмурился и начал обратный отсчет: – Шесть... пять... четыре... три... два... один... Старт! И с силой нажал на выключатель. 49. Мифология майя У майя смерть означает уход в преисподнюю, Ад, который называют Митнал. Там демоны испытывают душу холодом, голодом, жаждой и бедствиями. У майя было девять властителей ночи, соответствующих, несомненно, девяти владениям ацтеков в подземном мире. Душа умершего должна пересечь пять рек крови, праха и терниев. А на перекрестке дорог выдержать испытание в доме тьмы, доме ножей, доме холода, доме ягуаров и доме летучих мышей. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть». 50. Марселлен – подопытная свинка, Амандина – божественная женщина Наши глаза впились в контрольные экраны. Сердце Марселлена билось слабо, но билось. Пульс упал ниже, чем у человека, погруженного в глубокий сон. Температура опустилась на четыре градуса. – Когда он отправился? – спросил один из заключенных. Амандина глянула на часы. Я знал, что Марселлен совершил великий прыжок уже полчаса назад. И пребывает в глубокой коме. Лицо его походило на лицо спокойно спящего человека. – Только бы ему удалось, только бы ему удалось! – причитали Юго и Клеман, два других будущих танатонавта. Я хотел ощупать Марселлена, чтобы оценить состояние его организма, но Рауль остановил меня: – Не трогай его пока. Его нельзя будить слишком рано. – А как мы узнаем, что ему удалось? – Если он откроет глаза, значит, ему удалось, – мрачно пробормотал руководитель проекта «Рай». Каждые десять секунд пим электрокардиографа звучал, как сонар атомной подлодки, погружающейся в бездну. Тело Марселлена по-прежнему лежало в кресле дантиста. Но где находилась его душа? 51. И раз... Я уже целый час бился над телом, делая массаж сердца. Как только писк электрокардиографа замолк, началась всеобщая паника. Амандина растирала руки и ноги Марселлена, а Рауль держал кислородную маску. Мы вместе считали «один, два, три», и я нажимал на грудную клетку двумя руками в области сердца. А Рауль вдувал ему воздух в ноздри. От электрошока он вдруг открыл глаза и рот. Пустые глаза и немой рот. Сражаясь с инертным телом Марселлена, мы все вспотели. В моей голове крутился один вопрос: «Что я здесь делаю?» И чем дольше я смотрел на то, что должен был считать трупом, тем навязчивее становился вопрос: «Что я здесь делаю?» Да, что я здесь делаю? Мне хотелось быть в другом месте, заниматься другим делом. Забыть об участии в этом эксперименте. Мы опоздали с оживлением Марселлена. Опоздали, и все это знали, но отказывались принять очевидное. Я переживал больше других. Это было мое первое «убийство», и могу поклясться, что тебя всего выворачивает, когда живой человек говорит тебе «привет!», а чуть позже ты смотришь на его окоченевшее тело, похожее на засохшее дерево! Рауль остановился первым. – Он зашел слишком далеко, – яростно прошептал он. – Улетел слишком далеко и не смог вернуться. Амандина устала растирать Марселлена. С ее гладкого лба стекали капельки пота, катились по щекам, усеянным веснушками, и исчезали в слишком целомудренном декольте. Драматическая ситуация, но я, наверное, пережил самое сильное эротическое возбуждение в жизни. Какое зрелище – великолепная женщина, которая борется со смертью голыми и нежными руками! Эрос всегда был близок к Танатосу! И я вдруг понял, откуда у меня возникло ощущение, что я давно ее знаю. Она походила не только на Грейс Келли, но и на медсестру, которая стояла у моего изголовья, когда я проснулся после того, как меня сбила машина. Тот же облик ангела, та же текстура кожи, тот же абрикосовый аромат. У меня на руках умер этот бедолага, а я пялился на медсестру. Я был отвратителен самому себе. – Что будем делать с телом? – воскликнул я. Рауль ответил не сразу. Он еще долго смотрел на Марселлена, питая несбыточные надежды. Потом спокойно разъяснил мне: – Нас прикрывает президент. В каждой тюрьме процент самоубийц равен 4%. Марселлен войдет в их число. – Это – преступное безумие! – завопил я. – Как меня угораздило влезть в ваше мерзкое предприятие? Ты обманул меня, Рауль, ты меня обманул, ты предал нашу дружбу, чтобы удовлетворить свое безумие. Вы мне все отвратительны. Человек умер из-за нашей беззаботности. Ты обманул меня и обманул его. Рауль с достоинством встал и вдруг схватил меня за ворот. Его глаза метали молнии, и он выкрикнул мне прямо в лицо: – Нет, я тебя не обманывал. Но ставка так велика, что провал неизбежен, пока мы не добьемся успеха. Рим построили не за один день. Мы не дети, Мишель. И это не игра. Нам придется заплатить большую цену. Все имеет свою цену, иначе все было бы слишком легко. Будь это просто, другие уже сделали бы это. Именно потому, что это трудно, мы добьемся успеха. Я безвольно отбивался. – Если нас однажды ждет успех. А это мне кажется все более невероятным. Рауль отпустил меня. Он посмотрел на Марселлена, лежавшего с широко открытым ртом. Вид этого рта был невыносим. Он взял зажим и соединил его челюсти, потом, закрыв этот обвиняющий рот, повернулся к остальным. – Быть может, вы думаете, как Мишель? Если хотите отказаться, время еще есть. Рауль по очереди посмотрел на каждого, ожидая их реакции. Мы смотрели на труп Марселлена и ощущали отвращение, ибо от зажима челюсти сошлись, и рот превратился в подобие клюва, торчащего между впалых щек. – Я отказываюсь! – воскликнул Клеман. – Я думал, что при докторе все станет безопаснее, но и он не настолько силен, чтобы бороться со смертью. Если вам надо убить десять тысяч бедняг, чтобы добиться успеха, я не хочу быть среди них. Не надо напоминать мне о соглашении. Обещаю, что никому не протреплюсь про ваш проект «Рай». Он слишком меня пугает. – А ты, Юго? – спросил Рауль. – Я остаюсь, – гордо заявил доброволец. – Желаешь стать следующим танатонавтом? – Да. Лучше сдохнуть, чем возвращаться в камеру. – Он подбородком указал на тело Марселлена. – Он-то по крайней мере не будет заперт в вонючей камере! – Прекрасно. А ты, Амандина? – Я остаюсь, – объявила она без малейших эмоций. Я не верил своим ушам. – Да вы все здесь чокнулись! Клеман прав. Можно убить десять тысяч человек и не добиться никакого успеха. Во всяком случае, на меня больше не рассчитывайте. Я снял белый халат и бросил его на лабораторный стол, разбив несколько пузырьков. В воздухе запахло эфиром. И ушел, хлопнув дверью. 52. Служебная записка От: Бенуа Меркассье Кому: Президенту Люсендеру Согласно вашим директивам, опыты начались. Исследовательская группа состоит из профессора-биолога Рауля Разорбака, специалиста по искусственной зимней спячке грызунов, доктора Мишеля Пэнсона, врача-анестезиолога, и медсестры Амандины Баллюс. Пятеро заключенных согласились стать добровольцами. Проект «Рай» запущен. 53. Состояние души Я вернулся домой в полном расстройстве. Оказавшись в родных стенах, я завыл, как койот в полнолуние, но не смог снять стресс, вызванный смертью Марселлена. Что делать? Продолжать было преступлением, бросить будущего танатонавта на произвол судьбы тоже было преступлением. И я выл. Соседи швабрами заколотили в стены. И добились нужного результата. Я замолчал, но не успокоился. Моя душа разрывалась на части. Я был не в силах отказаться от новой встречи с Амандиной. И не хотел отправлять новых людей в кому. Мысли Рауля меня околдовывали. Но я отказывался от того, чтобы мою совесть отягощали новые трупы. И не хотел жить в вечном одиночестве. Возращение к рутинной работе в больнице было мне противно. Рауль оказался прав, по крайней мере в одном: быть может, у него был ужасающий проект, но какое грандиозное приключение! Он сошел с ума, а самоубийство отца стало его навязчивой идеей. А Амандина? Что заставляло столь восхитительное существо садиться в эту галеру? Неужели она убедила себя в том, что станет пионеркой нового мира. Рауль умел убеждать. Я пил белый портвейн стакан за стаканом, пока не напился. Попытался заснуть, читая роман. Я снова лежал в одиночестве в своей постели, но с покойником на совести. Простыни были такими же холодными, как охлаждающее покрывало. Взяв утром, как обычно, сметану в соседнем бистро, я сидел за столиком и размышлял о том, что смерть Марселлена могла быть вызвана избытком хлорида калия, крайне токсичного вещества. Его дозу следовало уменьшить. Если вообще проблема заключалась в анестезирующем веществе. Обычно мы используем три вида анестезирующих веществ. Наркотики, морфины и кураре. Я всегда предпочитал наркотики. Но для получения «хорошей смерти» кураре было лучше. Хм. Нет. Я продолжу с наркотиками. Постепенно мой мозг заполонили технические проблемы. Автоматически включились профессиональные рефлексы. Я вспомнил лекции по химии. Может, стоило использовать пропофол, сказал я себе. Новый наркотик, обеспечивающий лучшее пробуждение. С ним на пробуждение требуется пять минут и проходит оно почти безболезненно... Нет, пропофол будет плохо сочетаться с хлоридом. Значит, надо сохранить тиопентал. Но в каком количестве? Обычно расчет делается исходя из пяти миллиграммов на килограмм веса. Пять миллиграммов – минимальная доза, десять – максимальная. Я дал 850 миллиграммов Марселлену, который весил 85 кг. Наверное, дозу стоило уменьшить... В 14.00 я позвонил Раулю. В 16.00 мы снова собрались все вместе в нашем танатодроме во Флери-Мерожи. Как обычно, заключенные поливали нас отборной бранью, когда мы шли мимо. Им было бесполезно доказывать, что Марселлен добровольно пошел на самоубийство. Директор тюрьмы встретил нас, но даже не поздоровался, даже не посмотрел в нашу сторону. А Юго встретил нас приветливо. – Не беспокойтесь, доктор, все получится! Я беспокоился не за себя, а за него... Я уменьшил дозу. Шестьсот миллиграммов для Юго, весившего восемьдесят килограммов. Этого должно было хватить. Рауль тщательно записывал все мои действия. Подозреваю, хотел иметь возможность воспроизвести их, если я действительно решу их покинуть. Амандина протянула Юго стакан воды. – Стакан для приговоренного к смерти? – пошутил он. – Нет, – серьезно ответила она. Танатонавт занял место в кресле дантиста. Сначала мы занялись формальностями: установили датчики, замерили пульс, температуру, подготовили охлаждающее покрывало. – Готов? – Готов. – Готова! – произнесла Амандина, включая видеокамеру. Юго пробормотал молитву. Потом перекрестился и поспешно, словно отделываясь от ненужной процедуры, произнес: – Шесть, пять, четыре, три, два, один, старт! Скривился, словно глотая горькую пилюлю, и нажал на выключатель. 54. Японская мифология Японцы называют страну мертвых Ёми-но куни. Рассказывают, что бог Идзанаги однажды отправился в страну Ёми-но куни на поиски своей сестры-жены Идзанами. Найдя ее, предложил вернуться в мир живых. «О супруг мой, почему вы явились так поздно? – ответила богиня. – Я отведала яств, изготовленных в печи богов Ёми-но куни, и отныне принадлежу им. Но я попытаюсь убедить их отпустить меня. Молитесь все это время, а главное – не смотрите на меня». Но Идзанаги хотел видеть свою сестру-жену. Нарушив ее приказ, он взял расческу, выломал один зубчик, обратил этот зубчик в факел и зажег его. И увидел Идзанами. Она превратилась в изъеденный червями труп, находившийся во власти восьми божеств-громовержцев. Он испугался и с криком бросился бежать; он кричал, что это ужасное место, где все гниет и разлагается. Рассвирепев, что он убегает без нее, Идзанами оскорбилась. И послала вдогонку Идзанаги отвратительных гарпий, но тому удалось убежать. Тогда Идзанами бросилась в погоню за ним сама. Когда оба божества готовились произнести ритуальную формулировку развода, Идзанами заявила: «Каждый день я буду душить по тысяче твоих подданных, чтобы отомстить тебе за ослушание». «А я сделаю так, чтобы каждый день рождалось по полторы тысячи новых моих подданных», – бесстрашно возразил Идзанаги. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 55. И два... Юго так и не вернулся. Он застрял на полпути между Континентом Мертвых и царством живых. Он не умер, но вышел из глубокой комы с остановившимся взглядом, почти ровной энцефалограммой и электрокардиограммой с крайне редкими пиками. Он превратился в растение. Сердце и мозг функционировали, но он не мог ни говорить, ни двигаться. Я добился помещения его в службу сопровождения умирающих своей больницы. Ему предоставили отдельную палату. Через несколько лет Юго с величайшими предосторожностями перевезли в Смитсоновский институт, в отдел Музея смерти. И теперь каждый может видеть, что случается с теми, кто застревает меж двух миров. Когда я вспоминаю об этой второй попытке старта, то считаю, что она вполне могла быть успешной. Опыт оказался таким ценным, что позволил мне дозировать тиопентал и хлорид калия в разумных пределах. Как бы там ни было, но мы израсходовали всех подопытных свинок. Три трупа, один отказник и одно растение. Чудесный итог! Рауль тут же обратился в ведомство Меркассье, чтобы получить новых добровольцев. Министр снова добился от президента Люсендера зеленого света. И начался беспощадный отбор кандидатов. Нам нужны были приговоренные к пожизненному заключению, готовые на все, чтобы покинуть тюрьму. Они могли испытывать легкую тягу к самоубийству, но не более того. Нам были нужны душевно здоровые люди, не наркоманы и не алкоголики. А главное – от них требовалось прекрасное физическое здоровье, чтобы переносить хлорид калия. Было очевидно, что умирать следует в добром здравии. Самое большое потрясение выпало на нашу долю, когда свою кандидатуру выставил толстяк Мартинес, предводитель банды школьников, напавших на нас у ворот лицея. Он нас даже не узнал. А я подумал о фразе Лао-цзы: «Если кто-то тебя оскорбил, не стремись к отмщению. Сядь на берегу реки, и воды через некоторое время пронесут мимо тебя труп твоего врага». Мартинес попал в тюрьму из-за дурацкого стечения обстоятельств при ограблении банка. Он жутко растолстел и не мог бегать с той же скоростью, что его сообщники. Он мог боксировать, но не бегать. Полицейский, который догнал задыхающегося преступника, наверное, бывал в спортивном зале чаще. Во время ограбления были убиты два человека. Судьи не признали никаких смягчающих обстоятельств. И Мартинес схлопотал пожизненное. Он с блеском выдержал отборочные тесты. И даже сообщил, что крайне заинтересован, поскольку участие в опытах могло принести ему славу. Он верил в свою счастливую звезду, которая позволит ему выжить после всех наших манипуляций, какими бы опасными они ни были. – Знаете, господа доктора, – хвастался он, – Мартинес ничего не боится. И я вспомнил, что, когда они впятером с приятелями набросились на нас двоих, его вовсе не пугали мои крохотные кулачки. Рауль заявил, что не испытывает к Мартинесу никакой злобы и что тот станет хорошей подопытной свинкой. А я, напротив, хотел вычеркнуть его из списка кандидатов в танатонавты. Я слишком хорошо помнил его удары и боялся переборщить с дозировкой. А поскольку не мог сохранять хладнокровие, предпочитал с ним не работать. Отстраненный гангстер развопился, что мы принимаем только по блату, что он подаст жалобу на протекционизм и предвзятый подход. Поэтому Мартинеса не было среди наших пяти следующих подопытных. А если точнее, наших будущих покойников. Смерть перестала меня волновать. Моя чувствительность притупилась. Мне казалось, что я отправляю ракеты в космос. Если они взрывались в момент старта, следовало провести настройки, чтобы следующий запуск увенчался успехом. Третья серия подопытных. Среди них некто Марк. Датчики, замер пульса, температуры, охлаждающее покрывало. Рауль: – Готов? Наш ответ хором: – Готов! – Готова! Только бы наш человек не умер со страха. Он потел и дрожал одновременно. И не переставал креститься. – Шесть... пять... четыре... три... два... один с половиной... один с четвертью... один... ста... старт? Ну ладно, ста... старт! – прошептал он, но в его голосе не ощущалось уверенности. Он дважды начинал заново считать прежде, чем нажал на выключатель, с которого соскальзывал его потный палец. 56. Месопотамская мифология В месопотамской мифологии страна мертвых называется «страной без возврата». Песня: К дому, в котором вошедший лишается света. Туда, где питье его – прах и еда его – глина, А одет он, словно бы птица, одеждою крыльев, На дверях и засовах простирается прах. Однажды прекрасная Иштар, богиня Любви, спустилась в Преисподнюю. Царица Эрешкигаль приказала стражу принять ее в соответствии с древними обычаями. Каждый раз, когда богиня проходила через одни из семи врат Преисподней, с нее поочередно снимали платье и корону, потом серьги, ожерелья, нагрудные украшения, пояс, браслеты, кольца с лодыжек и, наконец, нижние одежды. Поэтому Иштар предстала нагой перед Эрешкигаль, и та подвергла разные части ее тела шестидесяти пыткам. Однако последствия этого пленения испытали на себе люди, поскольку без Иштар земля утратила свою плодородную силу. Песня: Как Иштар, госпожа, сошла к Преисподней, — Бык на корову больше не скачет, Жены при дороге не познает супруг. Люди отправили к Эрешкигаль евнуха. И когда он попросил ее испить из бурдюка воды жизни, она прокляла его. Песнь: Снедь из канавы будешь ты есть, Сточные воды будешь ты пить, В тени под стеною будешь ты жить, На черепицах будешь ты спать, Голод и жажда сокрушат тебе щеки. Похоже, евнуха послали в Преисподнюю, чтобы обменять его на Иштар. Там бесплодие можно было обменять на плодородие. И через некоторое время Эрешкигаль велела окропить Иштар водой жизни, а потом отвести ее к вратам Преисподней. И пока она в обратном порядке проходила через семь врат, ей возвращались все ее вещи. Так на Земле всё вернулось в нормальное русло. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 57. Ошибка в манипуляциях Растирания. Обогрев. Электрошок. Марк поднимает веки... Неужели удалось? Наш герой вырывает нас из оцепенения, внезапно вскочив, размахивая руками, круша все вокруг и издавая вопли. – Я их видел! Они тут! Они повсюду. От них нельзя скрыться, они повсюду! – Кто? Да говори же, кто? – сурово спросил Рауль. – Дьяволы! Дьяволы повсюду. Они хотят засунуть меня в огромный котел и поджарить. Я не хочу умирать. Я больше не хочу их видеть. Они слишком ужасны. Он уставился на меня расширенными зрачками и завопил: – Ты тоже дьявол. Дьяволы повсюду. И запустил мне в лицо пузырьком. Набросился на Амандину со шприцами и вонзил один из них ей в задницу. Порезал мне лоб скальпелем, когда я попытался схватить его. Шрам у меня сохранился до сих пор. Его поведение несколько охладило наш пыл. После растения – буйнопомешанный! Даже Рауля поразило безумие Марка. Мы задавали себе множество вопросов. Неужели удалось? Неужели Марк донес до нас свидетельство о существовании потустороннего мира? И не его вина, если там было все так ужасно. Мы не стали уничтожать видеопленку, а Марк попал в сумасшедший дом. Однако он стал первым подопытным, который подтвердил NDE. Он, быть может, и не донес до нас прекрасных воспоминаний о коридорах света, но вернулся если не со здоровым духом, то по крайней мере со здоровым телом. В тот вечер я отвез Амандину домой в своей машине. Медсестра то и дело меняла положение своих прелестных ножек, скрещивая их. Рана в ягодицу была незначительной. А вот мне пришлось накладывать швы. Черное платье Амандины – она всегда одевалась в черное – чувственно шелестело. После столь беспокойного опыта ей не хотелось садиться в поезд. К тому же ни ей, ни мне не хотелось проводить этот вечер в одиночестве. По пути я прошептал: – Быть может, на этом стоит остановиться? Ох уж эта Амандина и ее вечная молчаливость. Я всегда говорил себе: «Она должна думать о чудесных вещах, ведь она так прекрасна и так молчалива». Но сегодня ее безмолвие меня раздражало. Она была лишь предметом декорации. Она, как и я, видела умирающих людей или людей, сошедших с ума, во время самых ужасных опытов. Я настаивал: – Столько бесполезных смертей! И сколь скудные результаты... Что вы думаете об этом? Я никогда не слышал, чтобы вы произнесли более трех слов подряд с тех пор, как мы знакомы. Нам надо поговорить. Надо, чтобы вы помогли мне остановить Рауля. Эта затея слишком долго тянулась. Без вас мне его не убедить. Она наконец соизволила глянуть на меня. И долго в упор на меня смотрела. Ее губы раскрылись. Она собиралась заговорить. – Напротив. – Что «напротив»? – Напротив, мы должны продолжать. Именно потому, что все эти смерти не были бесполезны. Наши танатонавты знали, на какой риск идут. Они знали, что их смерть дает следующему чуть больше шансов на удачу. – Словно в покере, где ставят на кон всё, чтобы отыграться! – воскликнул я. – Именно так люди и разоряются! Пятнадцать жертв! Игра в убийство в исследовательском проекте! – Мы – пионеры, – ледяным тоном возразила она. – Я знаю хорошую поговорку: «Узнать истинного пионера легко. Он лежит посреди равнины на Диком Западе со стрелой в спине». Она нервно ответила: – Думаете, эти смерти не действуют на меня? Все наши танатонавты были потрясающими людьми, такими мужественными... Ее голос сорвался. Но она впервые произнесла две фразы подряд. Следовало воспользоваться удачным стечением обстоятельств. Я спровоцировал ее: – Это не мужество, а суицидальный синдром. – Суицидальное поведение? А Христофор Колумб, разве у него не было суицидального синдрома, когда он отправился в такую даль на ореховой скорлупке? А Юрий Гагарин в жестяной коробке, разве это не самоубийство? Без тех, кто готов на самоубийство, мир перестал бы двигаться вперед... Ах да! Галилей, Колумб, теперь Гагарин... Амандина завелась. Она упрямо продолжала обращаться ко мне на «вы». – Мне кажется, вы не понимаете, доктор Пэнсон. Вам не странно, что он с такой легкостью находит добровольцев? Заключенные знают о наших неудачах, но почему-то продолжают идти к нам? Скажу вам: потому что наш танатодром дает этим отбросам общества возможность почувствовать себя героем! – А почему остальные плюют нам вслед каждый раз, когда мы идем мимо? – Парадокс. Они ненавидят нас за смерть своих друзей, но и сами готовы умереть. Уверена, однажды одного из них ждет успех. Все в Амандине околдовывало меня. Ее холодность, ее молчаливость, ее таинственность, а теперь и ее одержимость... Блондинка в черном была пламенем в моей машине, и она полностью владела моими чувствами. Быть может, сталкиваясь со смертью, мое ощущение жизни стало острее! Я впервые был наедине с Амандиной, с Амандиной взволнованной и волнующей. Я рискнул всем ради всего. Моя рука соскользнула с рычага переключения скорости и, воспользовавшись выбоиной на дороге, опустилась на колено Амандины. У нее была невероятно нежная, шелковистая кожа. Она оттолкнула мою руку, как нечто противное. – Жаль, Мишель, но вы действительно не мой тип мужчины. А каков был ее тип мужчины? 58. По-прежнему ничего 25 августа, в четверг, министр научных исследований инкогнито нанес нам визит во Флери-Мерожи. Бенуа Меркассье хотел лично присутствовать на «запуске». У него было озабоченное лицо человека, который спрашивает себя, а не принимает ли он участие в величайшей глупости века. И в этом случае можно было еще спасти кое-что до вызова в Палату! Он пожал мне руку, без особой убежденности поздравил меня, а главное – подбодрил пятерых танатонавтов новой бригады. Он тихо спросил у Рауля о количестве наших неудач и буквально подпрыгнул на месте, когда ему на ухо назвали цифру. Он тут же вернулся ко мне, отвел в сторону, в самый угол помещения: – Быть может, у вас слишком токсичные препараты? – Нет. Вначале я тоже так считал. Но проблема не в этом. – А в чем? – После стольких опытов у меня сложилось впечатление, что, оказавшись в коме, они стоят, как бы сказать... перед выбором. Уйти или вернуться. И все они выбирают уход. Меркассье нахмурился. – В таком случае, разве вы не можете вернуть их силой, используя, к примеру, мощные электроразряды? Знаете, врачи не церемонились, возвращая президента Люсендера в наш мир. Они наложили электроды прямо ему на сердце! Я задумался. Мы беседовали как ученые, которые уважают друг друга. Я взвешивал каждое свое слово. – Это не так просто. Надо точно определить момент, когда они «достаточно удалились», но еще «не слишком удалились». Кроме того, есть проблема времени. Врачам повезло с Люсендером, они вернули его в ту секунду, когда это было еще возможно. Чистая случайность. Министр пытался показать свои познания в области, в которой он практически был невеждой. – Попробуйте увеличить напряжение, уменьшить дозу наркотика, снизить количество хлорида калия. Быть может, надо будить их раньше. Мы уже все пробовали, но я кивнул, словно он сообщил мне чудотворный рецепт. Но я не хотел его обманывать, а потому добавил: – Главное, чтобы они хотели вернуться, пока еще могут. Знаете, я об этом много думал. Мы не знаем, что заставляет их продолжать путь к смерти. Что им предлагают там? Знай мы, что это за морковка, мы могли бы предложить ослу нечто более привлекательное! – Ваши танатонавты напоминают мне моряков XVI века, которые предпочитали оставаться на райских островах Тихого океана с красивыми женщинами и чудесными плодами, а не возвращаться со многими трудностями в родную Европу! Действительно, ситуация во многом напоминала историю с мятежниками «Баунти». Наши танатонавты были преступниками, как и моряки той эпохи, и с той же страстью, как и они, стремились к новым берегам. – Как вернуть покойника? – спрашивал себя Меркассье. – Что заставляет людей сражаться, больных стремиться к выздоровлению? – Стремление к счастью, – вздохнул я. – Да, но что их делает счастливыми? Как повлиять на людей, когда они сталкиваются с дилеммой «уйти или вернуться»? У каждого свои мотивы! Я уже наблюдал в больнице, что внезапные выздоровления во многом обусловлены волей пациента. Некоторые просто отказываются умирать, и им удается оставаться в живых. В одном исследовании о китайской общине Лос-Анджелеса я прочел, что смертность снижалась почти до нуля во время празднования их Нового года. Старики и умирающие заставляли себя жить и радоваться этому дню. На следующий день смертность возвращалась к норме. Человеческие возможности безграничны. Я тоже развлекался, развивая некоторые возможности своего мозга, программируя его на пробуждение в восемь часов утра, не прибегая к помощи будильника. Сбоев никогда не случалось. Я знал также, что в лабиринтах нашего мозга накопилось множество информации, и стоило лишь открыть ящики в своей черепушке, чтобы получить доступ к ней. Какие удивительные исследования можно было бы провести по самопрограммированию нервной системы. И почему бы не выходить из комы, пользуясь собственной волей? Танатонавт в этот день решил не возвращаться. Перепуганные конвульсиями умирающего, все четверо тут же отказались от продолжения опыта. Мы решили, что не стоит рассчитывать на групповое воздействие. Отныне наши танатонавты будут уходить по одному, а присутствовать на запуске будем только мы. Быть может, было еще не поздно. Даже во Флери-Мерожи стало трудно набирать добровольцев. 59. Тибетская мифология По верованиям тибетцев, буддистский пантеон населен девятью категориями духов: 1. Год-сбин: хранители храмов. Вызывают массовые эпидемии. 2. Бдуд: духи высших сфер. Могут принимать облик рыб, птиц, трав или камней. Их глава живет в черном девятиэтажном замке. 3. Срин-по: людоеды-гиганты. 4. Клу: божества Нижнего мира в виде змей. 5. Бцан: божества, живущие в небе, в лесах, горах и на ледниках. 6. Лха: небесные божества белого цвета. Благожелательны и должны сидеть на плечах каждого человека. 7. Дму: злобные духи. 8. Дре: посланцы смерти, часто ответственны за неизлечимые заболевания. Все, что случается плохого с людьми, вызвано дре. 9. Ган-дре: группа божеств, несущих зло. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 60. Феликс Кеброз Если честно, то Феликс Кеброз был не из тех, с кем бы вам захотелось общаться. Но все же в его пользу говорили некоторые смягчающие обстоятельства. Прежде всего он не был желанным ребенком. Рекламный лозунг «Мы проверяем за вас» обманул. Марка презервативов, которыми пользовался его отец, была надежна лишь на 96%, а Феликс угодил как раз в злополучные 4%. Как и его отец. Тот факт, что папаша исчез тридцать пять лет назад, выйдя за сигаретами, доказывал, как его расстроило столь ненадежное производство. Сюзетт, его мать, решила сделать аборт, но уже зародышем Феликс цеплялся за жизнь, как блоха за шерсть собаки. Повторные усилия производителей ангелочков привели лишь к повреждению личика развивающегося младенца. Мать дважды пыталась его утопить. Под предлогом, что надо смыть шампунь, она с головой окунула его в ванну. Но неверно рассчитала время и извлекла из-под воды слишком рано. Позже она столкнула едва стоящего на ногах ребеночка в реку. Но Феликс уже научился выворачиваться из самых жутких ситуаций. Он едва не попал под винт баржи, отделавшись лишь шрамом на щеке, и сумел вскарабкаться на берег с помощью зонтика, которым мать неловко колотила его по голове. Всю свою юность Феликс Кербоз спрашивал себя, почему мир так на него озлобился. Потому что он был уродом? Или ему завидовали, что у него была великолепная мать? Он долго жил, сжимая зубы, но когда Сюзетт умерла, не смог долее сдерживаться. Он понял, что потерял единственное существо, которое любил на этой планете. Теперь в нем осталась только ненависть. Вначале она проявилась в виде нападения на невинный автомобиль, чьи шины он изрезал ножом. Но это облегчения не принесло! Он вступил в банду, которая обирала детей богачей, везунчиков, у которых мамаши были живы! Троих, кто отказался платить, он убил и стал палачом банды. Но когда в восемнадцать лет его приятели начали проявлять интерес к противоположному полу, Феликс отказался от участия в изнасилованиях. Больше всего его возбуждал страх почтенных буржуа, которых он до крови щекотал своим ножичком. Так он мстил за обожаемую мать, которая приложила столько трудов, отказываясь воспитывать его. Когда в двадцать пять лет он предстал перед судом, ему не удалось убедить судей в том, какое наслаждение загонять длинный и острый нож в мягкое брюхо себе подобных. Его страсть к играм с холодным оружием никто не разделял. В соответствии с обвинительной речью прокурора его приговорили к двумстам восьмидесяти четырем годам тюремного заключения, которое в случае хорошего поведения снижалось до двухсот пятидесяти шести лет. Адвокат Феликса объяснил ему, что практически это означало пожизненное заключение, «если только успехи медицины не продлят человеческую жизнь по сравнению с нынешним средним возрастом в девяносто лет». Работа с утра до вечера по производству щеток из кабаньей щетины не принесла счастья заключенному. Он дал себе клятву выйти из тюрьмы по закону. Хорошее поведение позволило ему снизить срок заключения до двухсот пятидесяти шести лет. Он мечтал ускорить этот процесс, но как? У директора тюрьмы идей хватало. В наши дни все продается. Таково современное общество. Кербоз мог купить эти года. – За какие деньги? – забеспокоился несчастный. – А кто говорит о деньгах? У тебя и так солидный капитал с твоим здоровым телом! И он завел ужасающую бухгалтерию. Чтобы заработать годы, Феликс испытывал на себе новые лекарства, побочное воздействие которых было никому не известно. С тех пор как под давлением любителей животных эксперименты с последними были запрещены, у производителей остались только заключенные. Он скостил себе три года, испытав сердечный дефибриллятор, наградивший его аритмией и бессонницей. Зубные пасты с чересчур высоким содержанием фтора испортили ему печень (срок снизился на пять лет). Мыло с повышенным содержанием детергента разъело ему кожу (минус три года). Слишком активный аспирин наградил язвой (еще двумя годами меньше). Крайне агрессивный лосьон лишил половины волос (еще на четыре года меньше). Феликс Кербоз не терял присутствия духа и даже иногда удивлялся, что некоторые продукты оказывались совершенно безвредными! Во время бунтов заключенных он с кулаками стоял на стороне охраны (срок снизили еще на два года). Он выдал торговцев наркотиков (три года и ненависть многочисленных заключенных, потребителей зелья). – Откуда такое рвение, Феликс? – Отвяньте. Я не стукач. Я знаю, что делаю. Хочу выйти из тюрьмы с высоко поднятой головой. – Заткни пасть! Продолжай глотать свою химию и выйдешь отсюда ногами вперед. Каждую субботу он сдавал кровь (неделя уменьшения срока за каждые четверть литра). По четвергам он выкуривал пачку сигарет без фильтра, поскольку министерство здравоохранения проводило исследования о вреде табака (сутки за каждую выкуренную пачку). По понедельникам и средам он проходил тесты по полному отключению чувств. Он весь день проводил в белой звукоизолированной комнате без движения и еды. А вечером люди в белых халатах проверяли, насколько ему навредили эти испытания. Истязая себя, Феликс умудрился скостить срок до ста сорока восьми лет. У него осталась всего одна здоровая почка. Противовоспалительное средство с крайне тяжелыми побочными эффектами сделало его глухим на одно ухо. Он постоянно моргал из-за контактных линз, столь эластичных и клейких, что их было невозможно снять после установки. Но он был убежден, что выйдет из тюрьмы с гордо поднятой головой. Когда директор сказал ему о проекте «Рай» и восьмидесяти годах снижения срока, он даже не потребовал подробных объяснений. Ему еще никогда не предлагали такого щедрого подарка. Конечно, по тюрьме ходили слухи, что сотни заключенных расстались со своей шкурой в подвалах, где проводился эксперимент. Феликсу было все равно. После всего того, что он проглотил и не издох, он поверил в свою счастливую звезду. Остальным не повезло, и точка! В конце концов, за ничто не дают ничего, а за восемьдесят лет снижения срока можно было и повкалывать. Он с огромным желанием уселся в кресло. Выпятил грудь для установки электродов. Прижал к себе охлаждающее покрывало. – Готов? – Готов исполнить приказ, – ответил Кербоз. – Готов. – Готова! Никаких молитв. Никаких попыток перекреститься. Никаких скрещенных пальцев. Феликс только пристроил за правой щекой жвачку, с которой никогда не расставался. Он все равно ничего не понимал в этой научной аппаратуре, и ему было наплевать на нее. Его заботила лишь сказочная награда, которая последует в случае успеха. Восемьдесят лет снижения срока! Как ему приказали, он медленно сосчитал. – Шесть... пять... четыре... три... два... один... старт. И без лишних сомнений нажал на выключатель. 61. Мифология индейцев чиппева Индейцы чиппева, живущие в штате Висконсин вблизи озера Верхнее, считают, что после смерти жизнь продолжается как прежде, без всякого конца и никаких изменений в ту или иную сторону. Один и тот же фильм, который повторяется без всякой цели, без всякой морали, без всякого смысла. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 62. Полицейский архив Службе надзора. Донесение Рауль Разорбак с помощью бригады ученых приступил к опытам в области смерти. Жертвами их стали более сотни человек. Требуется ли срочное вмешательство? Ответ службы надзора Нет. Пока рано. 63. Новая попытка Рауль, Амандина и я приготовились к посткоматозному пробуждению. Хотя особо в него не верили. Только Рауль внимательно следил за телом, превратившимся в объект, и повторял как молитву: «Проснись, прошу тебя, проснись». Мы провели реанимационные действия, рассеянно поглядывая на электрокардиограмму и электроэнцефалограмму. – Просыпайся, просыпайся! – бубнил Рауль. Я машинально делал все, что делал обычно. Из оцепенения меня вывел внезапный крик. – Он шевельнул пальцем! – заорал Рауль. – Отойдите, отойдите все! Он шевельнулся! Я не строил иллюзий, но все же отошел. И вдруг электрокардиограф запищал. Сначала послышалось робкое пим. Потом более уверенное пим, пим. И, наконец, решительное пим, пим, пим. Вновь шевельнулся палец. Потом зашевелились все пальцы. Задвигалась кисть, рука, плечо. Только бы обойтись без буйнопомешанного. На этот случай я держал в кармане небольшую резиновую дубинку. Задрожали ресницы. Открылись глаза. Рот скривился в гримасе, превратившейся в улыбку. Пим, пим, пим – сердце и мозг вернулись к нормальной деятельности. Подопытная свинка не выглядела ни растением, ни сумасшедшим. Он был цел и невредим. Танатонавт вернулся на танатодром в целости и сохранности! – Яяяяяяууууууу! У-да-лось! – завопил Рауль. Подвал звенел от радостных криков. Амандина, Рауль и я сцепились в объятиях. Рауль пришел в себя первым. – Ну и как? – спросил он, наклоняясь над Феликсом. Мы жадно ждали первого слова, которое сорвется с уст нашего необычного путешественника. Любое произнесенное им слово войдет в учебники истории, первое слово человека, совершившего путешествие в потусторонний мир и обратно. Вдруг в подвале воцарилась мертвая тишина. Мы так давно ждали этого мгновения. До сих пор нас преследовали неудачи, и этот тип, похожий на питекантропа, знал ответы на вопросы, которые с незапамятных времен задавали себе все. Он открыл рот. Он вот-вот заговорит. Нет, он сжал губы. Потом его рот открылся в новой попытке что-то произнести. Он моргнул. Хриплый голос с трудом выговорил: – Ядрена вошь. Мы с удивлением смотрели на него. Он потер лоб. – Ну и ну, ядрена вошь! Потом поглядел на нас, словно удивлялся, каким вниманием мы его окружили. – Значит, я получил свои восемьдесят лет скидки! Мы бы с удовольствием потрясли нашего пациента и поздравили бы его, но понимали, что ему надо дать время опомниться. Рауль настаивал: – Как было? Феликс потер запястья, поморгал. – Как вам сказать? Я вылез из тела и вначале страшно перепугался. Словно в птичку превратился. Ядрена вошь! Я летал без тела... Поднялся вверх вместе со свеженькими покойничками. Ну и рожи у них были! Полетали так, а потом подлетели к огромному кольцу света. Оно походило на горящие обручи, через которые сигают тигры в цирке Пиндера по ящику. Он перевел дыхание. Мы жадно вслушивались в каждое слово, слетавшее с его уст. Польщенный нашим вниманием, он продолжил: – Не поверишь. В середине был словно карманный фонарик. Неоновый круг со светом внутри, а этот свет как бы со мной разговаривал. Приглашал прийти, приблизиться. Я подлетел, залез в огненный круг, как тигр в цирке. Подошел к лампе из карманного фонарика... Рауль не сдержался и перебил его: – Значит, огненный круг и свет в центре? – Ага. Как мишень. Не помню, говорил ли вам, что кто-то разговаривал прямо с моими мозгами. И приглашал подойти поближе. Говорил, что все будет хорошо. – И вы приблизились? – страстно спросила Амандина. – Еще бы! И увидел какой-то конус или воронку, где всё крутилось. – Что всё? – Всякие штуки! Звезды, туман, какие-то дурацкие вещи, которые вихрем крутились, а из них получалась воронка размером с сотню домов. Рауль ударил кулаком по левой ладони. – Континент Мертвых! – воскликнул он. – Он видел Континент Мертвых! – Прошу вас, продолжайте, – умоляюще выговорил я. – Ну, я еще приблизился. И чем больше приближался, тем больше свет меня подзуживал. Я даже испугался, что не смогу повернуть назад. Хорош бы я был со снижением тюремного срока! А свет говорил, что все это уже не имеет значения, что внизу все тщета и глупость... Ой, как он уговаривал. Казалось, впереди пещера Али Бабы, полная сокровищ. Нет, не золото и не серебро, а приятные ощущения. Было хорошо и тепло, сладко и нежно. Словно я опять встретился с мамочкой. Водички не найдется? А то во рту пересохло. Амандина принесла стакан. Он залпом осушил его и продолжил: – Я ничего не мог сделать, только продвигаться дальше, ядрена вошь! Но тут увидел что-то вроде прозрачной стены. Не из кирпичей, а как бы из кожи с задницы. Как из желатина. Я даже подумал: вот те на, залез в прозрачную задницу. И понял, что пора с этим завязывать. Если бы я пересек эту стену, то не смог бы вернуться, и тогда прощай мои восемьдесят лет. Я притормозил. Этот тип сумел решить проблему «выбора». Он нашел причину оставаться в живых. Я не мог опомниться. А он вздыхал: – Это было нелегко. Мне пришлось взять себя в руки, чтобы душа повернула обратно. А потом, через какое-то мгновение, длинная серебряная веревка затянула меня сюда, и я открыл зенки. Нам троим – Амандине, Раулю и мне – казалось, что мы посетили седьмое небо. Значит, жертвы не были напрасными. Наши усилия принесли свои плоды. Человек пересек барьер смерти и вернулся, чтобы описать потусторонний мир. А что располагалось еще дальше, после этого нематериального мира света? После стакана холодной воды Феликс потребовал глоток рома. Амандина бросилась за ромом. Я был возбужден: – Надо организовать пресс-конференцию. Люди должны знать... Рауль поспешно успокоил меня. – Слишком рано, – сказал он. – Пока проект останется таким же, как и был, а именно: совершенно секретным. 64. Люсендер Президент Люсендер потрепал Версенжеторикса по загривку. Он сиял. – Итак, им удалось, Меркассье? – Да. Я видел, собственными глазами видел, видеокассета показывала запуск и возвращение этого... танатонавта. – Танатонавта? – Они изобрели новое слово для обозначения своих подопытных. Оно означает по-гречески «путешественник смерти» или что-то в этом роде. Президент прищурился и улыбнулся. – Очень красиво и весьма поэтично. Мне нравится это слово. Есть технический оттенок, но лишняя серьезность делу не помеха. Люсендер ликовал. Его восхитил бы любой термин: трупофилы, пилоты смерти, посетители Рая... Радости это бы не уменьшило. Меркассье поспешил привлечь его внимание. В конце концов организатором эксперимента был он, и вполне законно, что министр гордится успехом. Придерживаясь линии поведения, начертанной его супругой, он рискнул: – В общем, они схожи с пионерами, которые исследуют «Новую Австралию». – Да, Меркассье. Вы наконец поняли мою мысль. Министр пытался приписать себе заслугу в этом открытии, но именно он, президент с его грандиозным видением, войдет в учебники истории. Люсендер полагал, что добился бессмертия. Его статуи будут стоять в скверах, его именем будут названы улицы... Он пошел на риск. И заплатил свою цену: десятки умерших, похоже, целая сотня... Но он преуспел! Меркассье прервал его мечты о славе: – А что будем делать теперь, господин президент? 65. Учебник истории С самых первых запусков танатонавтов результаты превзошли все ожидания. Первый доброволец, Феликс Кеброз, сумел уйти и вернуться. Пионеры были поражены тем, что так быстро добились успеха. Учебник истории, 2-й класс начальной школы 66. Кельтская мифология В кельтской мифологии потусторонний мир – таинственная область, где нет ни смерти, ни работы, ни зимы. Там живут боги, духи и вечно молодые люди. Галлы называли эту страну Аннвн. Там стоят котел воскрешения и котел изобилия. Котел воскрешения возвращает жизнь погибшим воинам, а котел изобилия снабжает их пищей, которая дарит вечную жизнь тем, кто ею питается. Для галлов и ирландцев Аннвн, потусторонний мир, столь же реален, как и мир материальный. И некоторые магические обряды позволяют переходить из одного мира в другой. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 67. После празднества – Мне хотелось бы быть Феликсом. Обычно крайне сдержанная Амандина не скрывала приподнятого настроения. Я провожал ее после каждого сеанса. В тот вечер мы чуть-чуть перебрали. В танатодроме из-за отсутствия денег мы смогли отметить наш тайный триумф только шипучкой. Пластмассовые стаканчики взлетели к потолку. – Какой фантастический миг мы пережили! Как мне хотелось бы быть первым человеком, первым танатонавтом, ступившим на этот недоступный континент и вернувшимся оттуда! Да, мне хотелось бы быть Феликсом! Я попытался вернуть ее на землю. – Все не так просто. У него была причина вернуться. Вы сами слышали, как он говорил, что его тянул к себе свет. Он колебался, не знал, что делать. И повернул назад только потому, что запрограммировал себя на снижение тюремного срока на бренной земле. Я нажал на газ. Мрачные пригороды, тонувшие в полумраке, неслись мимо окон машины. Я искоса глянул на Амандину, которая тщательно пудрила носик, несмотря на выбоины на дороге. Я уже хорошо знал ее. Рауль много рассказывал о ней. Эта красивая женщина была очень добросовестной медсестрой, которая не могла смириться с тем, что умирают ее подопечные. Еще в школе ее расстраивали плохие отметки. А в больнице каждая смерть пациента была для нее равнозначна нулю с минусом. Когда ее больной умирал на операционном столе, она ощущала себя ответственной за его кончину. Коллеги убеждали ее, что она ни в чем не виновата, но она не верила. Она считала, что каждый летальный исход свидетельствовал о ее некомпетентности. Амандине казалось, что люди умирают из-за недостатка любви. Она верила, что в заключительной стадии рака с множеством метастаз пациент сам выбирал смерть. А делал выбор потому, что окружение было неспособно доказать, насколько ценна жизнь. Она старалась полюбить каждого из своих пациентов, но те по-прежнему умирали, а она упрекала себя, что не проявила к ним достаточно любви. Казалось, лучшим выходом для Амандины Баллюс была бы смена профессии. Но неудачи заставляли ее, как и Рауля, начинать все сначала в попытке достичь идеала или уничтожить саму себя. Когда она случайно прочла коротенькое объявление о проекте, связанном с сопровождением умирающих, где требовалась медсестра, она тут же ответила. И едва Рауль Разорбак заговорил с ней о проекте «Рай», как она решила посвятить тело и душу замыслу возвращать мертвых в мир живых. Как ни удивительно, но огромное количество жертв на начальной стадии ее вовсе не смутило. У Амандины была странная логика: она была готова согласиться на смерть нескольких человек в надежде спасти больше людей в неопределенно далеком будущем. – Мне хотелось бы быть Феликсом! – повторяла она. – Он храбр и даже красив. Я скривился. Не стоило преувеличивать. Этот питекантроп, быть может, и храбр – но красив? – Он там, наверное, столкнулся с ужасными испытаниями. Как она сияла, когда говорила о Феликсе. – Что будем делать теперь? – спросил я, пытаясь сменить тему разговора. – Увеличим количество пусков. Рауль уже доложил об успехе министру Меркассье. Президент собирается лично поздравить нас. Он уже поручил директору пенитенциарного заведения отобрать сотню новых кандидатов в танатонавты. Она радовалась, словно речь шла об организации увеселительных вечеров. – Мы победили, – пробормотала она, едва сдерживая ликование. 68. Полицейская картотека Запрос основных данных Фамилия: Кербоз Имя: Феликс Волосы: Светлые и редкие Рост: 1 м 96 см Особые приметы: Высокий рост, лицо с множеством шрамов Комментарий: Первый танатонавт, которому удалось вернуться в мир живых. Слабое место: Низкий коэффициент интеллекта 69. Из прессы СКАНДАЛ: ПРЕЗИДЕНТ ЛЮСЕНДЕР ЖЕРТВУЕТ УГОЛОВНИКАМИ В ТАК НАЗЫВАЕМЫХ НАУЧНЫХ ЭКСПЕРИМЕНТАХ. Нам потребовалось провести серьезное расследование, чтобы убедиться в том, что президент Люсендер является одним из величайших преступников в мире. Более изощренный, чем Ландрю или Петио, президент Люсендер, наш глава Государства, избранный большинством французов, хладнокровно убивает людей, с которыми даже незнаком. Его жертвы – уголовники, которые мечтают отбыть свой срок в спокойном состоянии духа. Предлог или причина, считайте как хотите: изучение смерти! Ибо наш президент Республики обзавелся особым хобби: это не гольф, не кулинария на сливочном масле, не нумизматика, а смерть! С помощью нескольких сообщников, а именно министра научных исследований Меркассье, профессора Рауля Разорбака, безумного биолога доктора Мишеля Пэнсона, нечистоплотного врача-анестезиолога, и Амандины Баллюс, медсестры-карьеристки, президент убивает невинных. Мы подсчитали, что с помощью «коммандос запрограммированной смерти» в мир иной уже переселились сто двадцать три заключенных только ради удовлетворения преступного любопытства деспотичного главы Государства. Мы вернулись во времена варварства, когда римские императоры распоряжались жизнью и смертью беспомощных рабов. Некоторые из них убивали плененных бедолаг, чтобы посмотреть, оживит ли их плащаница Иисуса Христа. Однако в наши дни больше нет императоров, хотя Люсендер считает себя Цезарем, нет и рабов. Вернее, мы так думали до сегодняшнего дня. Мы были убеждены, что нами управляет демократически выбранный президент, за которого проголосовало большинство наших сограждан. Президент, чей первый долг обеспечивать доброе здоровье своих подданных, убивает их! Едва директор тюрьмы Флери-Мерожи, возмущенный горами трупов, каждый день наполнявших подвалы тюремного заведения, открыл ужасающую правду именно нашей редакции, как оппозиция потребовала снятия президентского иммунитета. Парламент немедленно назначил следственную комиссию для изучения фактов. Большинство опрошенных министров отказываются верить очевидному, но некоторые из них заявляют, что, если комиссия докажет массовые убийства, они тут же подадут прошения об отставке. Министр Меркассье не стал ожидать появления новой информации и сбежал вместе с супругой в Австралию, чтобы избежать судебного преследования. 70. Встреча со сворой За эйфорией последовало горькое разочарование. Мы взмыли в небо на крыльях успеха Кербоза и упали на землю под градом оскорблений. Нас подвергли публичному остракизму. Директор тюрьмы умело распорядился эффектом неожиданности. Скандал с каждым днем приобретал все больший размах. Газеты перешли в наступление. Авторы передовиц предлагали подвергнуть нас тем же опытам. Опросы показали, что 78% населения желало посадить нас за решетку, чтобы поскорее лишить возможности наносить урон обществу. Некий расторопный следователь открыл уголовное дело. Нас вызывали к нему по очереди. Мне он обещал смягчение участи, если я переложу вину на своих сообщников. Полагаю, другим он предлагал сделать то же самое. Испытывая сомнения, я промолчал. Следователь назначил обыск, и полицейские перерыли мою квартиру, содрав с пола все паркетины в надежде обнаружить спрятанные трупы! Собрание совладельцев дома посоветовало мне смыться из квартиры до конца триместра. А консьержка разъяснила, что из-за меня в доме резко снизилась стоимость квадратного метра. Я едва осмеливался выходить из дома. Дети на улице бежали вслед за мной с криками: «Палач Флери-Мерожи, палач Флери-Мерожи!» Чтобы избежать нападок, мы с Амандиной регулярно ночевали у Рауля. А он воспринимал происходящее с полным равнодушием, считая, что временные неудобства не замедлят хода истории. Его безмятежность не знала границ. Его уволили с работы. Его «Рено-20» с откидным верхом сгорел при взрыве, организованном доселе неизвестным «Комитетом выживших зэков». На двери дома, где он жил, красовалась надпись, выполненная огромными красными буквами: «Здесь живет убийца 123 жертв». Как-то, когда мы подбадривали друг друга, вспоминая о взлете Кербоза, в дверь позвонил человек в надвинутой на глаза шляпе. Сам президент Люсендер явился к нам. Я впервые видел его. Быстро представившись, он сообщил последние новости. И бодрости нам не добавил. Встав перед столом, словно на митинге, он заявил: – Друзья мои, надо готовиться, что мы столкнемся с бурей. То, что мы пережили сейчас, не идет ни в какое сравнение с тем, что нас ждет в ближайшем будущем. Политические друзья и недруги объединились, чтобы свести со мной счеты. Им плевать, что нескольких зэков отправили к праотцам, но многие мечтают стать халифами, свергнув законно избранного халифа. Больше всего меня беспокоят друзья, которые знают, чем достать меня. Сожалею, что вовлек вас в эти чудовищные неприятности, но мы знали, на какой риск идем. Не предай нас неблагодарный Меркассье и этот дурак-директор Флери-Мерожи! Президент опустил руки. Я находился на грани паники. Рауль, верный себе, не моргнул даже в момент, когда булыжник разбил окно в гостиной. Он налил всем виски. – Вы все ошибаетесь. Никогда еще обстоятельства не складывались для нас столь удачно, – заявил он. – Без этой непредвиденной утечки информации мы до сих пор занимались бы ремесленничеством в подвалах тюрьмы. Отныне мы приступим к работе в открытую. Президент, весь мир склонит голову перед вашим мужеством и вашим гением. Люсендер скептически поморщился: – Ладно-ладно, я здесь ни при чем. Не стоит льстить моему самолюбию. – Еще как стоит, – настаивал мой друг. – Мишель был прав, требуя, чтобы мы поскорее сообщили о наших достижениях прессе. Феликс – герой. И заслуживает известности и признания. Президент не понимал, куда клонит Разорбак. Но я уже сообразил. И воскликнул: – Надо переходить в наступление, а не обороняться. Все вместе против дураков! Вначале нам казалось, что мы были группой заговорщиков, загнанных в тупик. Потом мы переглянулись. Нас было мало, но решимости – хоть отбавляй. Мы не блистали талантами, но совместно попытались изменить лицо мира. Отказываться от борьбы было рано. Амандина, Рауль, Феликс, Люсендер. Я еще никогда не чувствовал такого единения со своими друзьями. 71. Греческая мифология Павший на поле боя Аир из Памфилии попал в помещение с четырьмя огромными окнами: два выходило в небеса, два – на Землю. Добродетельные души взмывали вверх. Грешные тенями падали вниз. Аир увидел, какие наказания грозили преступникам. Он оказался в легендарном месте, через которое проходила колонна, ось мира. Отсюда души отправляются в загробный мир, где течет река забвения Лето. И тут Аир вдруг очнулся на погребальном костре, вызвав великое разочарование собравшихся на церемонию. Он рассказал, что увидел в мире мертвых. В его историю никто не поверил. И все с презрением отвернулись от него. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 72. Вперед на всех парусах Скандал разросся до неимоверных масштабов. Снимки, сделанные в так называемой «лаборатории запрограммированной смерти», красовались на первых страницах газет. В беспощадном свете вспышек помещение походило на мрачный зал пыток. Недобросовестные репортеры даже украсили передний план окровавленными скальпелями и зажимами с прилипшими к ним волосами. Затем состоялся показ «президентской бойни». На самом деле снимали тюремный крематорий. Поскольку тел погибших танатонавтов не было, журналисты нагромоздили горы вымазанных красной краской манекенов. Фотографии были намеренно размытыми, чтобы придать зрелищу большую драматичность и реализм. Словно их сделали скрытой камерой во время нашей работы. Одному из репортеров даже повезло снять настоящего самоубийцу Флери-Мерожи. Тип повесился, когда ему отказали в доступе на танатодром. Ну и что? Его раздувшееся лицо с торчащим языком и выпученными глазами обошло все журналы. «Они его поимели!» – вещала скромная подпись под фотографией несчастного, которого мы даже в глаза не видели. А ниже красовались убийцы. Мы подали в суд за клевету, но дело проиграли. Как крысы, бегущие с тонущего корабля, министры один за другим подали в отставку. Было образовано кризисное правительство. Президента Люсендера отстранили от должности главы Государства до окончания расследования. Меркассье из Австралии обвинял Люсендера в том, что тот заставил его действовать, невзирая на решительный отказ. Но даже не намекнул на успех нашего опыта. Люсендер воздерживался от комментариев, игнорируя все обвинения, ограничившись лишь одним выступлением по телевидению в популярном ток-шоу, где заявил, что всех первопроходцев вначале всегда подвергали остракизму. Он говорил о невероятном прогрессе, о завоевании потустороннего мира, о неизведанном континенте. Журналистка, задававшая ему вопросы, была холоднее льда. Она напомнила, что пионеры-уголовники были людьми, а не подопытными свинками, и что президент нарушал их права, разрешив проведение опытов со смертельным исходом. Жан Люсендер пропустил ее замечания мимо ушей. А в конце передачи встал перед камерой и заявил: – Дорогие телезрители, дорогие сограждане, я вынужден признать, что мы убивали ради познания, стремясь вырваться за пределы нашего человеческого состояния. И мы преуспели в своем начинании! Один из наших добровольцев побывал в потустороннем мире и вернулся оттуда целым и невредимым. Его зовут Феликс Кербоз. Он стал первым путешественником в страну смерти. Мы называем его танатонавтом. И готовы повторить наш опыт в прямом эфире. Если опыт окажется неудачным, я согласен пойти под суд и приму любой приговор. Завтра – уже завтра! – я предлагаю вам повторить вместе с моей командой попытку запуска человека в потусторонний мир. На опыте могут присутствовать все телевизионные компании Франции и всего мира. Событие состоится во Дворце Конгрессов в шестнадцать часов. 73. Мифология индейцев Амазонки Когда-то люди не умирали. Но однажды одна девушка встретила бога Старости. Он обменял свою сморщенную и высохшую кожу на ее кожу, эластичную и нежную. С тех пор люди стали стареть и умирать. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 74. Рискуем всем Шестнадцать часов. Дворец Конгрессов в Париже переполнен. Зрители обменивались газетами и комментировали новые удручающие обвинения, которые выдвигал неутомимый Меркассье и неумолимый директор Флери-Мерожи, на глазах превращавшийся в телезвезду. Два депутата, сидевших в первом ряду, не скрывали своего ликования: – Бедняга Люсендер, с ним покончено. Он хотел познакомиться со страной смерти, и его обслужат по первому классу! Его политическая смерть неминуема. – И все же, – задумчиво протянул второй, – вся эта мизансцена... Он, должно быть, припрятал козырь в рукаве. Старый лис. – Вы так думаете? Это его лебединая песня. К нему благосклонно относится всего 0,5% населения! Нормально. Эти 0,5% населения и есть те чокнутые, которые верят в посмертный опыт. Оба пожали плечами. Стоя в свете ярких прожекторов, красивая рыжая журналистка вещала прямо в камеру: – В зале присутствуют восемь ученых экспертов, которые будут следить за всем происходящим, чтобы вскрыть любое мошенничество. Некоторые специалисты высказали предположение, что президент Люсендер использует братьев-близнецов, убивая одного и воскрешая другого. Издавна известный трюк. Но на сцену устремлено столько взглядов и камер, что никакой обман невозможен. Очень трудно представить себе, чтобы глава Государства, которого топчет общественное мнение, попытался пойти на обман! В ожидании «спектакля» люди сбивались в группы, спорили, задавали друг другу вопросы: – Читали статью в «Матен»? В ней один из ученых разъясняет, почему нельзя выжить после смерти. «Как только мозг перестает орошаться кровью, наступает некроз тканей. Умирая, нервная клетка теряет свои физиологические свойства, а значит, и способность к восприятию и запоминанию информации». – А вы верите в эту басню о природном избыточном количестве эндокринной жидкости, которая вызывает галлюцинации? Спорщики усмехались. – Не вижу, зачем умирающему телу тратить последнюю энергию на производство иллюзий! – воскликнул кто-то. Оба депутата поудобнее устроились в креслах первого ряда. – Люсендер хотел войти в Историю с большой буквы, – сказал один. – Осталось чуть-чуть подождать. Он в нее войдет. И через широко распахнутые ворота! Со ста двадцатью тремя убийствами на совести. Не каждый глава Государства несет на себе подобный груз. – Нас ждет отличный судебный процесс! Вспыхнули огни рампы. На сцене стояло кресло дантиста, опутанное огромным количеством электропроводов, подключенных к гигантским экранам, пустым, как глаза слепцов. Передача транслировалась на шестьдесят стран. Президент Республики превращался в посмешище в прямом эфире. Такой спектакль был интереснее рок-концерта или футбольного матча! Рабочие сцены установили вокруг кресла дантиста восемь стульев. В них усядутся восемь экспертов, назначенных парламентской комиссией. Четыре врача, три биолога и один фокусник. Эксперты появились под гром аплодисментов. Зал бесновался. Он приветствовал бородатых старцев из Академии как тореадоров, которые спустились на арену, чтобы расправиться с упрямым быком. Ученые испытывали некоторый страх. Им еще никогда не приходилось сталкиваться с такой популярностью. Некоторые даже осмелились помахать толпе рукой. Если бы они могли предложить толпе ухо и хвост президента, они бы сделали это. Но вместо бандерилий достали ручки и принялись строчить в записных книжках, описывая стоящее на сцене оборудование. Известный телеведущий с напомаженными волосами поднялся на сцену в сопровождении оператора и звукооператора. После нескольких проб на камере вспыхнул красный огонек. – Дамы и господа, добрый вечер, спасибо, что вы смотрите первый канал, канал, который обращен к вам. Сейчас во Дворце Конгрессов царит напряженная атмосфера. Президент Люсендер готов поставить на кон свою карьеру. Он собирается доказать всему миру возможность посещения потустороннего мира, словно это отдаленный континент. Эмоции публики достигли предела. Неужели мы будем бессильно наблюдать за очередным убийством в прямом эфире? Или, напротив, увидим опыт века? Невероятная загадка... 75. Гренландская мифология Население Гренландии считает, что Рай расположен на дне Океана. Там постоянно светит полуночное солнце. Те, кто тяжко трудился в подлунном мире, смогут наконец отдохнуть, вкушая плоды своих трудов. Там находится царство изобилия, где нет недостатка в собаках, оленях, рыбе и медведях. Моржи там плавают в вареном виде, чтобы можно было тут же приступить к трапезе. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 76. Семья Первой мне позвонила мать: – Сынок, не ходи туда! Конрад посоветовал немедленно бежать в Аргентину. Все эти здравомыслящие люди, которые желали добра, были мне отвратительны и только укрепляли мое желание откреститься от них и остаться маргиналом. Я сообщил им, что не могу отказать в помощи попавшим в беду друзьям. На мне тоже лежала ответственность за все случившееся. И я был готов эту ответственность принять. – Хорошо, если пойдешь ты, пойду и я, – сказала мать. – Я всегда буду защищать своих сыновей зубами и когтями, что бы ни случилось! Она так и сделала. Когда ее заметил журналист первого канала, которому надо было заполнить паузу в ожидании великого события, моя родительница изложила все наболевшее в прямом эфире перед миллионами глазеющих в ящик. – Поймите, Мишель был всегда слишком обязательным и оказывал услуги всем и каждому. У него есть свои маленькие недостатки, но он не преступник. Президент Республики увлек за собой этих оглашенных, в том числе и моего сына! Он ввязался в эту историю из-за одиночества. Когда ты одинок, в голову лезет всякая чушь! Послушай он меня и женись, нас бы здесь не было! У моего маленького Мишеля никогда не хватало воли. Он всегда слушал тех, кто говорит громко и нахально. Разорбак – как раз из таких. – Она понизила голос: – Скажите, а я смогу носить ему передачи в тюрьму? Журналист с напомаженными волосами сказал, что не знает, и вежливо поблагодарил мою мать. 77. Иудейская мифология Жизнь Адама сводится к двенадцати этапам: В первый период собрался прах. Во второй период прах превратился в бесформенную глину. В третий период были вылеплены все органы и части тела. В четвертый период в него вдохнули душу. В пятый период он встал на ноги. В шестой период он смог сказать, что его окружает. В седьмой период он получил в жены Еву. В восьмой период они в два часа дня взошли на ложе, а сошли с него в четыре. В девятый период он получил приказ никогда не пробовать яблоко познания. В десятый период он совершил грех. В одиннадцатый период он был судим. В двенадцатый период он был изгнан из садов Эдема. Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть» 78. Быть или не быть Первым вышел на арену – читайте: поднялся на сцену – я, и мне было не по себе. Эксперты отказались пожимать мне руку; за мной шла Амандина, которая буквально умирала от страха. Публика начала улюлюкать. Из нее вырвался мужчина в куртке и кепке: – Мерзавец! Ты убил моего сына! Я из последних сил вцепился в микрофон. – Мы никого не убили! – закричал я, едва не сорвав голос. – Никого! Все заключенные, которые приняли участие в проекте «Рай», были добровольцами. Они осознавали риск, и каждый раз сами нажимали кнопку запуска. – Запуска? В страну смерти! Где добровольцы, готовые идти на смерть? – завопил кто-то. – Смерть убийцам в белых халатах! Смерть убийцам в белых халатах! – начали скандировать разъяренные зрители. Свист стал пронзительнее, когда к микрофону подошел президент Люсендер. В него полетели помидоры. Полицейский кордон, стоящий перед сценой, потребовал подкреплений. Президент пытался успокоить публику. Солидный опыт по проведению политических митингов перед возбужденной толпой научил его справляться даже с разъяренным залом. – Дамы и господа, друзья мои, – сказал он, – успокойтесь! Опыт, который мы постараемся повторить перед вами, уже успешно завершился, но тогда не было ни одного официального эксперта, могущего подтвердить нашу правоту. Сейчас я отдаюсь на суд Нации, даже всей планеты. Если человек, которого мы в вашем присутствии запустим в потусторонний мир, не вернется, я готов предстать перед любым судом, чтобы ответить за свою неудачу. Послышалось еще несколько проклятий, но вскоре шум сменился гнетущей тишиной. Появился Феликс Кербоз. Прожектора тут же осветили его. Он красовался в безукоризненном смокинге – новой форме танатонавтов. Его бандитская рожа резко контрастировала с нарядом денди. Он шел меж двух жандармов. По искаженному лицу Феликса я понял, что что-то случилось. Телеведущий затараторил: – А вот и Феликс Кербоз, единственный человек, по словам президента Люсендера, который совершил невозможное путешествие туда и обратно: из мира живых в мир мертвых и из мира мертвых в мир живых. Он готов повторить свой подвиг перед камерами всего мира, а эксклюзивный репортаж для нашего народа будет вести первый канал, канал, который показывает больше других! Мы обменялись беспокойными взглядами, ибо хорошо знали Феликса, чтобы ощутить его замешательство. Неужели его испугала толпа? Президент хлопнул его по плечу. – В форме, Феликс? Гримаса перекосила и без того искаженное лицо Феликса. Телезрители, которые только что переключились на первый канал, спросили себя, не попали ли они случайно на фильм ужасов. – Могло бы быть и лучше, – пробормотал наш танатонавт. – Мандраж? – Да нет, – завопил Феликс. – Вросший ноготь! Я, ядрена вошь, всю ночь не сомкнул глаз. Люсендер буквально подпрыгнул на месте. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=165083) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания