Бал-маскарад Сэйси Ёкомидзо Кинозвезду Тиеко Отори преследует рок. Двое мужей Тиеко погибли в результате трагических случайностей. И вот очередной удар: найден труп ее третьего мужа – художника Кего Отори. За расследование берется частный сыщик Коскэ Киндаити. Вероятность самоубийства он считает ничтожно малой. Зато его внимание привлекает загадочная головоломка из спичек, найденная возле тела покойника. Именно в ней Коскэ Киндаити видит ключ к разгадке тайны. Его цель – не только раскрыть преступление, но и положить конец череде смертей, связанных с красавицей актрисой. Сэйси Ёкомидзо Бал-маскарад Пролог Мужчина и женщина медленно поднимались в гору от минерального источника Ри. Через полчаса они вышли на площадку, откуда открывался прекрасный вид, напоминающий цветные открытки из сувенирной лавки: на небе ни облачка, внизу – городок Старая Каруидзава, а за ним, подернутые дымкой, возвышались горы Итимондзияма и Ханамагарияма. – Отдохнем? – спросил он. – А гору Асама уже видно? – ответила она вопросом на вопрос. – Ее видно только с вершины. – Ну, тогда можно и отдохнуть. Нас никто не увидит? – А какое это имеет значение? Склон горы зарос карликовой красной сосной вперемежку с другими деревьями; земля, устланная плетями травянистой лианы, напоминала ковер, на зеленом фоне которого выделялись белые цветы лиан и пурпурные аралии. Женщина разостлала в стороне от тропинки большой нейлоновый платок и уселась на него. – Ой, как я сильно поцарапалась, – запричитала она. – Тропинка такая узкая! Неужели нет более удобной дороги? – Это была бы непозволительная роскошь. Разве путь на небеса может быть легким? – с усмешкой бросил мужчина и повалился на спину рядом с женщиной, погрузившись в травяной ковер. Женщина, отирая пот, с жалобным выражением лица поглаживала оцарапанные руки. Дорога, по которой они шли, заросла шипастым кустарником, превратившись в узкую тропинку. До войны здесь можно было проехать даже на машине, но с тех пор дорога пришла в полную негодность, теперь на ней с трудом разминулись бы два человека. К тому же путь преграждали обожженные камни, огромные валуны, вероятно выброшенные давним извержением вулкана Асама. Дня два назад прошел сильный ливень, земля размокла, и по скользкой тропинке стало еще труднее передвигаться. Женщина, сняв туфли, стала растирать пальцы. Сквозь чулки виднелись деформированные стопы – такие бывают у балетных танцовщиц. – Син-тян, дай мне воды. Мужчина, не поднимаясь, передал ей фляжку с водой. Женщина, отпив немного, спросила: – А ты будешь? – Не хочу, – ответил он резко, но затем передумал: – Давай, я тоже глотну. Продолжая лежать, он приложил фляжку ко рту. Вода полилась на джемпер. – Тебе что, лень встать? Мужчина привстал, возвращая фляжку, и вновь растянулся на траве, показывая всем своим видом, что недоволен поведением женщины. Она хотела ему что-то сказать, но, побоявшись вызвать еще большее недовольство, молча завинтила пробку. Мужчине было около двадцати пяти лет. Он был года на три моложе женщины. Ее неестественно красные губы резко контрастировали с бледностью лица, и похоже, дело было не только в губной помаде. Она была явно больна: впалая грудь, сильная одышка, – может быть, поэтому она выглядела старше своих лет. Юки Комия несколько лет тому назад удалось исполнить давнюю мечту – поступить в труппу театра оперетты. Но в мире искусства трудно сделать карьеру, обладая лишь миловидным личиком. Когда она поняла, что у нее нет таланта, чтобы стать певицей или балериной, у нее опустились руки. Семейные обстоятельства заставляли ее подрабатывать, и Юки не смогла устоять перед искушением добывать деньги самым простым и древним способом. Когда в труппе об этом узнали, ее уволили. Как раз в это время обострились боли в груди, но Юки была вынуждена продолжать зарабатывать деньги уже знакомым ей способом. – Син-тян, если будешь долго лежать на траве, простудишься. Прохладно, правда? И действительно: пока они взбирались на гору и солнце светило в лицо, все тело покрывалось потом, но стоило шагнуть в тень, как пот высыхал и начинался озноб. Синкити уже несколько раз чихнул. – Может, мне лучше молчать? – Это почему же? – наконец отозвался Синкити, продолжая смотреть вверх. Видневшееся сквозь ветви сосен небо было ослепительно голубым и бездонным и, казалось, втягивало в себя всю его душу. Женщина задумчиво поглядела на лежащего мужчину, а затем, опустив глаза, произнесла: – Син-тян, если тебе неприятно, давай расстанемся здесь. Только отдай мне лекарство. – С чего ты взяла? – У тебя настроение какое-то… – Что ты суетишься? Скоро мы отправимся на небеса, и какое значение имеет, простужусь я или нет? – Прости. Больше не буду. Эта черта ее характера – проявлять заботу, свойственную разве что жене, не нравилась мужчинам. Когда Юки опустилась до того, что стала продавать свое тело, она порой раздражала мужчин: ее опека вызывала у них тоску по домашнему очагу. Синкити Тасиро был студентом музыкального факультета Токийского университета искусств. Его отец имел процветающую зубоврачебную практику в Осаке. Помимо большой клиники, расположенной в его собственном доме, у него было два кабинета в других частях города. В обоих работали его любовницы, обученные им ремеслу зубного техника. Отец кичился тем, что, имея любовниц, не тратил на них ни гроша. Синкити его не любил. Мать была из музыкальной семьи, и в приданое за ней дали рояль «Стейнвей». Синкити был младшим из трех братьев и единственный унаследовал талант и музыкальный вкус матери. С детских лет он начал играть на фортепьяно, и мать всячески поощряла его желание стать композитором, хотя отец и противился этому. В Токийский университет искусств Синкити поступил после военной службы. Казалось, его надежды начали сбываться, но вскоре он понял, что вряд ли станет известным композитором. Он всегда очень расстраивался, приезжая домой. Мать была женщиной слабохарактерной, и отец, пользуясь этим, каждую ночь проводил в каком-нибудь из своих кабинетов. Синкити почти не встречался с ним. Даже когда отец оставался дома, у него ни разу не возникло желания поговорить с сыном. Отец вроде бы и не упрекал сына, но умел дать понять, что на Синкити расходуется больше денег, чем на его братьев. Это еще можно было терпеть, пока была жива мать. Но в прошлом году она умерла от рака желудка, и жизнь Синкити пошла кувырком. Не прошло и ста дней после ее смерти, как отец привел в дом новую жену. К удивлению, ею оказалась не одна из зубных техников, известных любовниц отца, а некая вдова, владевшая небольшим капиталом; еще у нее была дочь, странная, развитая не по годам девочка. Связь с вдовой, как выяснилось, отец многие годы успешно скрывал. С тех пор между отцом и его старшими сыновьями не прекращались ссоры; к этому добавилась и глубокая вражда между отцом и двумя его прежними любовницами. Учась в Токио, Синкити избежал всех этих семейных раздоров, но уже не мог надеяться на прежние денежные переводы. Ему пришлось все больше времени бренчать на пианино в кабаре и ночных барах, и вскоре он настолько устал душой и телом, что охладел к занятиям. С Юки Комия он познакомился осенью прошлого года, когда вместе с товарищами из оркестра заказал «девушек по вызову». В объятиях Юки в тот вечер он потерял невинность. Поначалу он не испытал ничего, кроме отвращения, но затем неожиданный приступ буйной страсти заставил его три дня подряд не отпускать Юки. Она соглашалась на все требования, и Синкити становился все более изощренным в своих желаниях. Он почти перестал посещать занятия в университете и зарабатывал где только мог, чтобы продолжать встречаться с Юки. Его страсть становилась все более острой, а ее грудь – все более худосочной. Сверху неожиданно послышались голоса и шаги. Юки поспешно накинула на себя жакет. Из-за белой скалы появились двое мужчин и женщина. Они весело разговаривали, но, увидев Юки и Синкити, прервали беседу и молча продолжали спускаться, скользя по размытой дождем тропинке. Звук шагов уже затих, а Юки – до боли в спине – все еще чувствовала их пронзительные взгляды. – Син-тян, дальше я не пойду. Мне неприятно, вдруг кто-нибудь еще появится. Синкити продолжал лежать на траве, закрыв глаза, щеки его как-то обвисли, что придавало ему беспомощный вид. Падающие сквозь листья деревьев лучи солнца окрашивали его лицо в неприятный зеленый цвет. – Я вспомнил, что вчера вечером встретил странного мужчину, – неожиданно сказал Синкити, открыв глаза и повернувшись в сторону Юки. – Странного? – Дожидаясь тебя, я остановился в «собачьем домике». – Что еще за «собачий домик»? – Это я говорю о гостинице. Она состоит из маленьких отдельных домиков, ну в точности собачьи конуры: в них, даже обнявшись, неудобно спать. На пустыре у леса построено около тридцати таких домиков, и все были заняты постояльцами вроде меня. – Это и есть кемпинг «Белая береза», где ты останавливался? – Да, дом номер восемнадцать кемпинга «Белая береза». Там я тебя ждал три дня. – Извини, что опоздала. – Да ничего. Но этот странный мужчина… Вчера он занял соседний дом. Мне не спалось, я поднялся на небольшой холм около леса и сидел, любуясь звездами. Вскоре опустился туман, но звезды иногда все же проглядывали. И тут он пришел, держа под мышкой бутылку виски, уже прилично пьяный. – Ну и что? – Что уж ему не понравилось, не знаю, но он стал привязываться ко мне. Когда я отказался выпить с ним, он прикончил бутылку и продолжал назойливо донимать меня своей болтовней, из которой я понял только, что у его жены есть любовник, а он долгое время об этом даже и не подозревал и вот сейчас оказался в дурацком положении. – Син-тян, давай не будем об этом. – Можно, конечно, но лучше послушай. Этот тип стал говорить, что он обязательно отомстит, все повторял: «Око за око, зуб за зуб». Он угрожал, просто исходил ненавистью, но потом размяк и расплакался. Кажется, его жена – потрясающая красавица и хорошо известная в Японии женщина. – А кто она? – полюбопытствовала Юки. – Ну, этого он, конечно, не сказал. Ему лет сорок, похоже, из аристократического рода, хотя, видимо, обедневшего. Даже если это и так, то все равно несправедливо, что его жена завела другого мужчину. Кажется, бедняга называл его имя – Сасукэ. – Так, значит, его жена сейчас живет в Каруидзаве? – Вроде да. Ее любовник тоже. Старая как мир история. – Син-тян! – резко прервала Юки и внимательно посмотрела в лицо Синкити. Пожав плечами, она сказала: – Пошли. Похоже, погода меняется. Словно в подтверждение ее слов, вдали послышались раскаты грома, а небо, совсем недавно такое ясное, стало быстро затягиваться тучами. Синкити полежал еще некоторое время, наблюдая за стремительным передвижением облаков, затем, как будто что-то стряхнув с себя, встал. – Ладно. Но знал ли я это?… – Син-тян, тебя что-то беспокоит? – В мире многое случается. Этот тип задел мою душу… Впрочем, ничего страшного. Пошли. Почти полчаса Синкити молча поднимался по крутому склону впереди женщины, она, тяжело дыша, следовала за ним. Отдаленные раскаты грома прекратились, но небо было по-прежнему затянуто серыми тучами, и сгустившийся туман постепенно окутал путников. Вблизи вершины горы Ханарэяма они повстречались с мужчиной, спускавшимся вниз. На нем было белое летнее кимоно без подкладки, из-под которого выглядывал бледно-голубой воротник нижнего кимоно. Его темно-синие хакама – широкие шаровары – блестели, как крылья цикады. Из-под шляпы торчали в разные стороны растрепанные волосы, напоминая гнездо воробья. На ногах – покрытые пылью белые летние носки, коричневые сандалии с ремешком для большого пальца. Проходя мимо, мужчина с укором в голосе спросил: – Вы только начали подниматься? Синкити пренебрежительно посмотрел на мужчину, ничего не ответил и обернулся к женщине: – Юки, не отставай. Осталось совсем немного. Юки взглядом поприветствовала прохожего и заторопилась за Синкити. Мужчина в шляпе некоторое время смотрел вслед удаляющейся паре, а затем продолжил спуск по крутой тропинке. Однако после этой встречи он замедлил шаги и иногда оборачивался, будто его что-то беспокоило. Туман все густел, и скоро его шляпа и волосы на затылке отсырели. Мужчина продолжал спускаться еще минут пять, потом остановился и сел на большой камень около дороги. Достал сигарету, закурил. Вообще-то ему не хотелось курить, но его что-то насторожило в этой поднимающейся в гору парочке. Мужчина в шляпе прикурил от первой вторую сигарету, тут же отшвырнул в сторону и зашагал обратно. Густой, как молоко, туман окутал его со всех сторон, и в нескольких метрах уже ничего не было видно. Он иногда останавливался, чтобы перевести дух, и одновременно прислушивался, пытаясь уловить звуки шагов. Ничего не услышав, он продолжал подниматься. Минут двадцать спустя после встречи мужчина вышел на ровную площадку на вершине Ханарэямы. В ясный день отсюда была видна гора Асама, но сейчас она была закрыта белесым туманом, сквозь который пятнами всплывали низкорослые сосны. – Хэй, где та парочка, которую я встретил?! Звуки вязли в тумане. Мужчина в шляпе крикнул еще и еще раз, а затем, как будто зная, куда идти, уверенно зашагал через кустарник, не обращая внимания на колючки. У горы Ханарэяма было несколько вершин. На одной из них находилась пещера. Вход в пещеру был узкий; казалось, человеку в нее и не пробраться. Зато внутри она была довольно просторной. В пещере жили летучие мыши. А еще пещеру облюбовали самоубийцы. Разбуженные летучие мыши, свесившись с потолка, настороженно смотрели на лежащих внизу мужчину и женщину. Похоже, что Юки Комия уже умерла, а душа Синкити Тасиро еще блуждала где-то на границе загробного мира. Испытывая страшные мучения предсмертной агонии, Синкити с трудом расслышал доносившийся из тумана голос: – Где та парочка? Под еле различимые звуки этого голоса сознание Синкити медленно угасало. Было четыре часа пополудни 16 августа 1959 года. Глава первая Завтрак аристократа Воскресным утром 14 августа 1960 года стол для завтрака в доме Тадахиро Асука был накрыт с обычным изяществом и скромностью. Тадахиро не был гурманом, он предпочитал простую пищу: салат из ветчины с двумя яйцами всмятку, тосты, некрепкий чай, стакан свежевыжатого фруктового сока. Большой фантазер и любитель приключений, Тадахиро Асука в молодости принимал участие в археологических экспедициях, отправлявшихся в Египет и другие страны, и сейчас горел тайным желанием вновь уехать на Восток, чтобы заняться расшифровкой древней восточной клинописи. Этим летом он вел затворнический образ жизни на своей вилле в Каруидзаве и от корки до корки прочитал дневники Шлимана о раскопках Трои и заметки лорда Эванса о дворце Миноса на Крите. Раньше за завтраком напротив Тадахиро всегда сидела его жена Ясуко, старшая дочь основателя промышленной группы «Камито дзайбацу». Она обладала проницательным умом, была реалисткой и ненавязчиво удерживала своего фантазера-мужа от участия в сомнительных проектах. Однако два года назад, осенью, она внезапно скончалась от приступа стенокардии. Его дочь вышла замуж и жила отдельно, сын учился в Англии. Тадахиро остался совсем один, и главная его проблема состояла в том, чтобы найти себе какое-нибудь занятие. Тадахиро оглядел комнату, в которой становилось все темнее. – Таки, похоже, начинается… – Ваше превосходительство, что же это такое? Вчера вечером в прогнозе погоды сказали, что он сюда не должен прийти. – Хотя и не должен, да пришел. Теперь уж поздно вспоминать прогнозы. – Но вчера вечером они должны уже были знать. Что за безответственность! – Возмущаться бесполезно. Ведь не бюро прогнозов направило к нам тайфун. – Сколько лет здесь служу, а такое случается впервые. Чтобы тайфун пришел в Каруидзаву – это очень большая редкость. Как раз сейчас, когда Тадахиро направлялся к столу, чтобы позавтракать, за окнами его виллы происходили необычные события. Огромные деревья качались под ударами тайфуна, подобно траве. Столетние великаны впервые на своем веку подверглись такому испытанию и жалобно скрипели. Кругом летали оторванные ветви, а одна лиственница почти в метр толщиной с треском переломилась пополам и с оглушительным шумом упала на землю, сотрясая стены дома. Пик тайфуна миновал, и вслед за порывами ветра на землю ринулись потоки воды, готовые унести за собой все, что попадется им по пути. С террасы ливень выглядел как сплошной водопад, низвергающийся с небес. О том, что к берегам Японии приближается тайфун, было известно уже несколько дней, но из-за его небольшой скорости и постоянно меняющегося направления движения бюро погоды не могло определить, где точно он «высадится» на берег и куда последует дальше. Вчера ночью он пришел в район Канто, а к утру, набирая скорость, достиг Каруидзавы. Обычно, когда тайфун доходит до берега, его скорость падает, особенно в этом районе, где местность довольно гористая, и то, что тайфун на этот раз достиг Каруидзавы, сломав при этом вековые деревья, можно было отнести к разряду исключительных явлений. Стоящий на каминной доске транзисторный приемник с опозданием передавал предупреждения о надвигающемся тайфуне. – Ой, ваше превосходительство, опять лиственница, еще одна… Ветер, казалось несколько затихший, с новой силой обрушился на старые деревья, ломал, валил на землю со звуком лопнувшей струны неохватные стволы. Прижавшись к стеклянной двери, ведущей на террасу, Таки закричала. – Таки, успокойся. Сломанные деревья уже не спасешь. Видимо, их жизнь пришла к концу. – Но ведь жалко же. Погибла лиственница, которой так радовался прежний господин. Для Таки, которая служила еще отцу Тадахиро, убитому в 1936 году группой восставших офицеров,[1 - Видимо, автор имеет в виду известный в истории Японии инцидент 26 февраля 1936 года, когда группа молодых экстремистски настроенных офицеров пыталась совершить государственный переворот и убила ряд министров, других государственных деятелей и видных представителей финансово-экономических кругов. (Здесь и далее прим. перев.)]последствия тайфуна выглядели непростительным надругательством. Она не могла видеть, как тайфун безжалостно хозяйничает на вилле. При воспоминании об отце рука Тадахиро, державшая чашку, замерла. Ему вдруг показалось, что эти старые деревья, которые были живы до прихода тайфуна, и его отец, убитый восставшими офицерами, как-то связаны между собой. Когда отец погиб, Тадахиро не было в Японии, он находился на раскопках на Востоке и теперь будто вновь переживал его смерть. – Таки, налей чаю. – Ой, извините меня. – Таки поспешно вернулась к столу. – Сахар? – Одного куска достаточно. Тадахиро, взяв с тарелки поджаренный ломтик хлеба, стал намазывать специальным ножиком масло, но вдруг остановился, нахмурив брови. – Таки, что это за тост? – Извините, электричество отключено, я не могла использовать тостер… Может быть, еще раз поджарить? – И этот подойдет, раз так… Между прочим, Таки, а что делает Акияма? – Да спит, наверное. Разбудить? – Нет, пусть спит. – Он слишком легкомысленно ко всему относится. – Ладно, ладно. Он в последнее время сильно устает. После того как пройдет тайфун, у него будет много работы. Дай ему еще поспать. Меня больше волнует Хироко. Она, наверно, сильно напугана. – Но сегодня воскресенье, должен приехать ее муж. – Нет, на этот уик-энд Сакураи не сможет приехать. Хироко придется побыть одной. Впрочем, с ней живет служанка. – Да что от нее пользы? Она еще совсем молоденькая… Может, вы позвоните дочери? – А телефон работает? – Недавно работал. – Позвоним, когда буря успокоится. Мы все равно сейчас ничем не сможем ей помочь. – Понятно. Ваше превосходительство, – спросила Таки, внимательно наблюдая за выражением лица Тадахиро, – а что с Отори-сама? – Она живет в гостинице, так что у нее должно быть все в порядке. Позвоню ей позже. В этот момент налетел сильный порыв ветра, весь дом задрожал, и с крыши, как листья с деревьев, полетели куски черепицы. С потолка посыпался мелкий мусор. Таки невольно вцепилась в спинку стула. – Все в порядке, Таки. Каким бы старым ни был этот дом, его вряд ли снесет, – сказал Тадахиро, помешивая чай, но, заметив плавающие в нем соринки, отодвинул его в сторону. – Таки, тебе сейчас сколько лет? – В этом году исполнится шестьдесят. – Получается, что ты на десять лет старше этой виллы. Дом был построен в тысяча девятьсот одиннадцатом году, когда мне было четыре года. Тадахиро отодвинулся от стола и осмотрел просторную комнату. В то время при строительстве загородных домов был моден архитектурный эклектизм, запечатлевшийся в смешении колониального стиля с ренессансом и готикой. Тяжеловесная парадность, свойственная готическому стилю, выражала вкусы отца; деликатные очертания колонн и стены в стиле ренессанса, вероятно, были навеяны архитектурными пристрастиями матери. Фасад дома был построен в колониальной манере и сейчас выделялся среди других особняков в Каруидзаве налетом старины. Отец назвал свою виллу «Бандзандзо». – Ваше превосходительство, и что же?… – Да, этот дом моложе нас, а только что сломанные бурей сосны и лиственницы старше, чем мы. Увидев выражение глаз Тадахиро, Таки поняла, о чем он говорит. Когда она вновь взглянула в сторону окна, весь дом сильно заскрипел и из нескольких мест с потолка неожиданно потекли струйки дождевой воды. – Посмотрите, ваше превосходительство! – Вот это да! – Тадахиро поднялся со стула. Он был высок, под метр восемьдесят. Одевался всегда элегантно и особенно стройным выглядел в смокинге. Родился он в 1907 году, и сейчас ему было 53 года. Хотя на висках у него проступала легкая седина, кожа на лице казалась свежей и молодой и была покрыта легким загаром, приобретенным за игрой в гольф. Таки, позвав служанок, приказала им поставить ведра и тазы в тех местах, где протекала дождевая вода. Тадахиро, взяв с каминной доски сигару, обрезал ножницами кончик и обратился к Таки: – Когда дом становится таким старым, он ветшает и разрушается. Как и человек. Медленно втягивая в легкие дым сигары, Тадахиро наблюдал, как на потолке в разных местах возникают все новые пятна. По его лицу неожиданно пробежала легкая тень. Он вспомнил упоительный запах стройного тела Тиёко Отори, которую он вчера вечером впервые поцеловал. Она сейчас живет неподалеку, в отеле «Такахара». Прошло больше года с тех пор, как имена Тиёко Отори и Тадахиро Асука стали упоминаться рядом в колонках светской хроники. Сплетни о том, что уже четырежды побывавшая замужем Тиёко Отори сумела завоевать сердце завиднейшего жениха послевоенной Японии Тадахиро Асука, заполняли страницы газет и журналов, пишущих о мире богемы. Поговаривали даже, что если бы прошлым летом первый муж Тиёко, Ясухиса Фуэкодзи, не погиб самым странным образом, то эта пара, возможно, сейчас была бы связана узами брака. Тадахиро Асука был вторым сыном князя Мототада Асука, который с 1911 по 1925 год являлся высшим сановником императорского двора. Образование Тадахиро получил в Англии, но карьера ученого его не прельщала, и он целиком посвятил себя альпинизму и путешествиям. В 1935 году Тадахиро присоединился к группе английских археологов, отправлявшихся в Египет на раскопки. Правда, он был включен в экспедицию не в качестве полноправного участника, а как своего рода вольнонаемный сотрудник. Новость о восстании в Японии и убийстве отца застала его в Долине Царей. Он не сразу вернулся на родину, а направился в Лондон, по дороге задержавшись в Месопотамии, где осмотрел результаты раскопок цивилизации долины реки Инд, и только примерно через полгода оказался в Японии. За два года до этого он женился на Ясуко, старшей дочери Райдзо Камито, которая все это время, тоскуя, с маленькой Хироко на руках ожидала в Лондоне своего помешанного на археологии мужа. В Японии он вел праздный образ жизни, и те, кто его знал, считали его дилетантом, поэтому позже никак не могли поверить, что он смог сделать такую блистательную карьеру после войны. Из-за самоубийства старшего брата после войны он избежал чистки, проводимой оккупационными властями. Однако его тесть, Райдзо Камито, попал под чистку и был вынужден передать мужу своей дочери управление всем огромным концерном «Камито санге». О Райдзо Камито справедливо говорили, что он обладал талантом распознавать людей. Тадахиро сразу же проявил свои способности, сумев справиться с ожесточенным наступлением профсоюзов. Этим он доказал, что потомки аристократов в отдельных случаях проявляют не только жестокость и бессердечие, но и железную волю. Он сумел сначала расколоть профсоюзы, а затем подчинить их своему влиянию. Хитрость и умение манипулировать людьми, вероятно, передавались тысячелетиями от одного поколения князей другому. После этого он искусно завоевал доверие Главного штаба американских оккупационных сил. Тут в дело пошло все: факт его учебы в Англии, владение разговорным английским, внешняя привлекательность и импозантность; при этом Тадахиро не забывал как бы между прочим упомянуть при случае, что происходит из древнего княжеского рода. Концерн «Камито санге» успешно развивался и процветал: в него входило более пятидесяти отдельных компаний. О Тадахиро Асука говорили (и это не было преувеличением), что именно он заложил основу послевоенной финансовой системы Японии. Основатель концерна Райдзо Камито, вполне довольный тем, как идут дела у зятя, в 1957 году скончался. Через год после смерти жены Тадахиро передал все дела по управлению концерном своему двоюродному брату, которого он соответствующим образом подготовил, а сам отошел от непосредственного руководства. Его неоднократно пытались привлечь к политической деятельности, но он не проявлял никакого интереса к политике. Похоже, мечтателя Тадахиро постепенно все больше затягивали обычные житейские дела. Тадахиро впервые встретился с Тиёко Отори вскоре после того, как потерял жену… – Ого, как я долго спал! Таки, нижайше прошу прощения, – раздалось от двери. Протирая заспанные глаза, в столовую вошел Акияма и застыл как вкопанный, увидев стоящего у камина Тадахиро. – Ваше превосходительство, вы все время были здесь? – Как ты мог так долго спать? В такую-то бурю? – рассмеялся Тадахиро, показав ослепительно белые зубы. Его улыбка могла обворожить кого угодно. – Прошу прощения. Я так крепко спал… Лишь недавно страшный треск разбудил меня. Такудзо Акияма окончил войну в звании армейского капитана. Младший сын одного из слуг, он вырос в семье родителей Асука и после войны стал шофером у Тадахиро. Хотя он был всего на семь лет моложе хозяина, он до сих пор оставался холостяком. Крепкий, коренастый, он производил впечатление человека, наделенного жестокостью и простотой животного. – Сколько же деревьев попадало! Несколько берез, которые росли прямо перед террасой, упали как шахматные фигурки, задетые рукой игрока, а одна еще стояла наклонно, зацепившись за конек крыши. – Какая страшная буря! – Страшного ты не видел, Акияма. Сейчас уже немного поутихло. – Ну надо же! Ваше превосходительство, а как все было? Тадахиро, изображавший из себя человека либерально мыслящего, не любил, когда к нему обращались со словами «ваше превосходительство», и часто делал по этому поводу замечания своему окружению, но слуги делали вид, что не слышат выговоров. Возможно, в глубине души ему это и нравилось. – Как? Посмотри, посмотри на тот лес. Его как будто постригли наголо. Акияма посмотрел на лес за террасой, и его глаза от изумления округлились. – Ужас! Если бы это увидел прежний господин, для него это было бы большим ударом. – Акияма, ты еще не завтракал? – Нет, я как раз собираюсь. – Таки, принеси завтрак сюда. – Нет, ваше превосходительство, я позавтракаю на кухне. – А почему не здесь? Мне нужно кое о чем тебя спросить. – Ну если так… – Акияма, раз его превосходительство сказали, позавтракайте здесь. К тому же на кухне протекла крыша, и там полный беспорядок. Буря затихала, струйки дождевой воды в столовой превратились в капли. Когда Таки вышла, Тадахиро спросил: – Акияма, я слышал от Таки, что ты встретил Кадзухико? – Да, вчера вечером, на площади перед храмом Сува на празднике О-Бон.[2 - «О-Бон» – ежегодный религиозный праздник поминовения предков. Отмечается в августе. В это время многие японцы стремятся вернуться в родные места, где покоится прах их предков. Во время праздника зажигается костер, вокруг которого совершаются обрядовые танцы.] – Интересно, почему Кадзухико не зашел к нам? – Вчера не было света, и ему не хотелось создавать вам дополнительные трудности, но сегодня обещал обязательно прийти. – Света не было, а танцы О-Бон все же состоялись? – Они ведь бывают только раз в год. Поэтому развели большой костер, было даже интереснее, чем обычно. – Ты поди тоже танцевал? – Мне неловко, но должен признать – да. Во время танца меня и окликнул Кадзухико. – Он был один? – Нет, с ним был археолог Матоба. Он только что вернулся из экспедиции. Он, возможно, тоже зайдет. – Кадзухико серьезно увлекся археологией. – Это влияние вашего превосходительства. – Глупости. Скорее я поддаюсь его влиянию. В это время с подносом в руках вошла Таки. Тадахиро встал и вышел на террасу. Пока Акияма удовлетворял свой отличный аппетит супом мисосиро, вареной мелкой рыбой, жареными морскими водорослями с сырым яйцом, Тадахиро изучал ущерб, который нанес тайфун его саду. Хотя буря вроде бы успокоилась, редкие порывы ветра были еще настолько сильны, что деревья продолжали со стоном раскачиваться, теряя надломленные ветви. Дождь почти прекратился. Упавшие за лужайкой лиственницы неожиданно обнажили большие участки неба. Было десять часов утра. После того как Таки унесла поднос с пустыми тарелками, Акияма, понизив голос, сказал, как будто он только что это вспомнил: – Говорят, что Отори-сан… Тиёко Отори приехала в Каруидзаву. – Да, я как раз хотел тебя спросить. Ты от кого это слышал? – Вчера мне об этом сказал Кадзухико. – Кадзухико?… Он-то откуда знает? – По его словам, он видел, как она ехала в машине по Старой дороге. Значит, она сейчас в Каруидзаве? – Да, приехала вчера вечером, ведь завтра состоятся соревнования по гольфу. Я ее пригласил. Третий год подряд 15 августа в Каруидзаве проводятся соревнования по гольфу, а спонсором выступает Тадахиро. – Она остановилась в отеле «Такахара»? – поинтересовался Акияма. – Да. – Вчера вечером вы куда-то уходили… – Да, она вызвала меня по телефону. – Извините, но вы вдвоем ходили куда-то развлекаться… – Да что ты! Хватит об этом. Когда мы разговаривали в лобби-баре отеля, выключили свет, я сразу вернулся. Тадахиро заметил, что он как бы оправдывается, хотя он говорил правду, и даже побледнел. Он специально не пошел к ней в комнату, и свет действительно погас, когда они были в лобби-баре, и он быстро удалился. Но не настолько быстро, чтобы не успеть обнять ее и поцеловать в губы. – Ваше превосходительство, а вам известно, что в Каруидзаву приехал Кего Маки? – Он каждое лето проводит здесь. – К тому же Синдзи Цумура вроде тоже приезжает. – И Цумура приезжает? – переспросил Тадахиро, и его голос прозвучал как-то неестественно. – Его пригласили на фестиваль современной музыки, как и в прошлом году. На фонарных столбах в городе расклеены афиши: его концерты состоятся сегодня и завтра. Кего Маки был третьим мужем Тиёко Отори, а Синдзи Цумура – четвертым. – Ну и что из этого? – заинтересовался Тадахиро, но в это время в углу комнаты зазвонил телефон. Акияма встал, поднял телефонную трубку, послушал и повернулся к Тадахиро: – Ваше превосходительство, звонит дочь Фуэкодзи… – А, это Мися… – сказал Тадахиро, и его лицо расплылось в улыбке. – Принеси сюда аппарат. Акияма настороженно наблюдал за выражением лица Тадахиро. – Ваше превосходительство, а не слишком ли фамильярно вы ведете себя с этой девушкой? – Фамильярно? Так она еще ребенок. Насколько я помню, ей шестнадцать или семнадцать лет. Я играл с ней в гольф в прошлом году. – Всего? И она уже играет в гольф? – А почему бы нет? Ты что, проводишь расследование? Перестань, принеси сюда телефон, или я сам подойду. Акияма передвинул маленький столик, на котором стоял аппарат, поближе к обеденному столу, и Тадахиро взял трубку. – Алло, Мися? – Да. Дядя Асука? – Да, это я. Что случилось, Мися? – Дядя Асука, мне страшно… – Голос в телефонной трубке звучал испуганно. – Из-за тайфуна? – Да, да. Кажется, что дом сейчас унесет. Вокруг дома повалило много деревьев, с потолка течет вода. А вокруг все залито водой! Он представил себе лицо девушки, разрумянившееся от возбуждения. Она сжимает телефонную трубку, ей не терпится высказаться. – Действительно, было ужасно. Однако сейчас все должно успокоиться, ведь ветер почти стих. А где бабушка? – Бабушки нет дома. – Она что, куда-нибудь ушла? – Недавно она звонила из Токио. – Из Токио? – Да. Сегодня утром она должна была вернуться, но в районе Кума-но-хира обвалилась скала, и поезда перестали ходить. Поэтому она позвонила, сказала, что едет окружным путем, – поведала Мися грустным голосом. – Значит, ты вчера вечером была одна? – Нет, с Рики. – Кто это? – Наша служанка. Но… – Что-то случилось? – Рики пошла на танцы О-Бон. А потом выключили свет. Вдобавок ветер завывал и бился в стены, и я очень, очень боялась. – Поведение Рики никуда не годится. Бросить Мися одну… – Что я могла с ней поделать? Рики живет в Каруидзаве, она должна была пойти туда на праздник. К тому же они с Эйко договорились идти вместе. – А кто эта Эйко? – Разве вы, дядя, не знаете? Это служанка Сакураи. Она тоже жительница Каруидзавы. Тэцуо Сакураи был мужем Хироко и одним из претендентов на руководящую роль в делах концерна «Камито санге». Помолчав некоторое время, Тадахиро сказал: – Плохо, конечно. Но что случилось, то случилось. Я кого-нибудь сейчас пошлю к тебе. – Ах, дядя. Дело не в этом. – А в чем? – Простите меня, дядя. Я веду себя глупо. Бабушка мне сказала по телефону, чтобы я позвонила дяде и предложила навестить его. Поэтому я и позвонила. Настроение Тадахиро несколько подпортилось, когда он понял, что этот звонок сделан по просьбе бабушки. – Хорошо, хорошо, Мися. Был такой страшный тайфун – неудивительно, что ты испугалась. Ты, наверное, знаешь Акияма? – Акияма? – Это мой шофер. – А, этот страшный дядя. – Ха-ха! Мися считает, что Акияма страшный? – Ах, извините. Я сказала «страшный», потому что он все время сердито смотрит на меня. – Ха-ха! Это потому, что Мися слишком красивая, и Акияма засматривается на тебя. Тадахиро с озорством скосил глаза на Акияма. Тот сидел с недовольным видом, поджав губы. – Без дяди Акияма я как-нибудь обойдусь. – Но если тебе что-нибудь нужно, я пошлю к тебе дядю Акияма. – Ах, дядя, не нужно, не нужно! – в панике ответила Мися. – Я не для этого позвонила. Мне бабушка сказала… – Я все понимаю. Бабушка сегодня не вернется. Если тебе не нравится дядя Акияма, я пришлю кого-нибудь другого. – Если можно. Если нет, мне ничего не остается, как попросить дядю Цумура… – Дядя Цумура? Это Синдзи Цумура, да? Ты знаешь, где живет дядя Цумура? – Да, в бунгало, совсем рядом. Я вчера встретила его на целебных источниках в Хосино и даже поздоровалась с ним. – Ах вот как. – Тадахиро хотел было сказать, что этого лучше не делать, но передумал, постеснявшись Акияма. – Дядя, ну так как?… – Подожди немного. Я пришлю кого-нибудь. Тадахиро положил трубку и повернулся к Акияма. – Акияма, послушай, почему-то Мися тебя не любит. Что произошло? – Да ничего особенного. – Акияма застыл в напряженной позе. – Скорее не она, а эта госпожа, бабушка Фуэкодзи, меня не выносит! – А это почему? – Вероятно, потому, что я преданный слуга вашего превосходительства. Она меня боится. – Тебя? Отчего? – Не представляю. Тадахиро и Акияма некоторое время изучающее смотрели друг на друга, и Тадахиро, не выдержав, отвел глаза. Акияма сказал с ухмылкой: – Но еще больше она боится вас, ваше превосходительство. – О чем ты говоришь? – Почему, ваше превосходительство, вы не сказали девушке, что приехала ее мать? Тадахиро слегка нахмурил брови: вид у него был недовольный. Не отвечая прямо на вопрос, он сказал: – Боюсь, Мися слишком много болтает… Акияма, выясни, какие там разрушения. Что-нибудь нуждается в срочной починке? Когда Тадахиро встал, опять зазвонил телефон, и Акияма поднял трубку. – Ваше превосходительство, звонит Кавамото из филиала фирмы. – Ну, уж раз позвонили, передай всем привет. Да, и пускай пришлют пять-шесть человек. Один ты не справишься, а я старик. Концерн «Камито санге» среди своих дочерних компаний числил фирму «Камито тоти», которая занималась недвижимостью и имела филиал в Каруидзаве, где успешно торговала участками земли. Вслед за Акияма Тадахиро вышел из столовой и направился в свой кабинет, который служил для него убежищем от всех жизненных проблем и сейчас, и в ту пору, когда он руководил концерном. Длинные полки были плотно уставлены книгами, в основном по археологии. В стеклянных шкафах красовались привезенные с Востока древности. Однако у Тадахиро, похоже, не было настроения браться за чтение. Он переоделся в халат и, потонув в мягком кресле, рассеянно уставился в окно. Тадахиро всерьез задумался о проблеме, которую он будет вынужден решить в ближайшее время. Глава вторая Труппа в полном сборе Первый муж Тиёко Отори, Ясухиса Фуэкодзи, был найден мертвым в одном из бассейнов Каруидзавы. Это произошло рано утром 16 августа прошлого года. Любители кино знают, что Ясухиса Фуэкодзи, происходивший из аристократического рода, до войны был известным артистом, игравшим роли первых любовников. После войны о нем стали забывать: людям приходилось справляться с трудностями повседневной жизни, да и почтительный интерес к аристократам начал угасать. Однако смерть вновь сделала его знаменитым: еще бы, ведь при необычных обстоятельствах скончался первый муж кинозвезды Тиёко Отори! Именно по этой причине его смерть вызвала в обществе много разговоров и подозрений. Следственные органы заинтересовались сомнительной картиной, при которой было обнаружено тело. Голое тело Ясухиса Фуэкодзи (на нем были только испачканные трусы) обнаружили плавающим в бассейне. Оно было настолько исхудавшим, что можно было пересчитать все ребра; костлявые руки и ноги были раскинуты широко в стороны, и весь он напоминал большую высушенную лягушку. Как же получилось, что Ясухиса Фуэкодзи, в прошлом известный щеголь, был найден в таком неподобающем виде? В траве рядом с бассейном обнаружили его одежду. При обследовании территории вокруг бассейна не нашли следов борьбы или драки, равно как и признаков того, что одежда и ботинки были сорваны с Фуэкодзи насильно. В ботинки были даже вложены носки. Тщательный осмотр места происшествия свидетельствовал о том, что Ясухиса Фуэкодзи накануне ночью, то есть 15 августа 1959 года, пришел к бассейну, сам снял имевшуюся на нем одежду, оставшись в одних трусах, и, прыгнув в воду, скончался… Среди вещей, обнаруженных рядом с бассейном, были наручные часы «лонжин» в золотом корпусе, а в бумажнике, который достали из кармана пиджака, оказалось всего лишь три тысячи иен. Ясухиса Фуэкодзи был только что выпущен из следственного изолятора под залог, и это было все его имущество. Нет, рядом с одеждой был найден еще один оставленный им предмет – почти пустая бутылка из-под виски «Джонни Уокер Блэк Лэйбл». Несколько свидетелей видели в ту ночь, как он шел в тумане, прикладываясь к бутылке. На самой бутылке оказалось множество отпечатков его пальцев. С согласия матери Ясухиса было проведено вскрытие тела. Причиной смерти, как было установлено, стал паралич сердца, в желудке обнаружено большое количество алкоголя, однако каких-либо признаков, указывающих на убийство, как и следов насилия, найдено не было. Воды в легких оказалось совсем немного. Было сделано следующее предположение о событиях, приведших к его смерти: в результате выпитого в большом количестве алкоголя у Ясухиса Фуэкодзи случилось временное психическое расстройство, и, видимо, начались какие-то галлюцинации, под влиянием которых он разделся и прыгнул в воду. За многие годы беспутной жизни сердце Ясухиса порядком поизносилось, и если к этому добавить большое количество выпитого алкоголя и низкую температуру воды высокогорного бассейна, то становится ясно, что наличествовали все условия, провоцирующие сердечный приступ. Тот факт, что мужчина почти не нахлебался воды из бассейна, наводит на мысль, что его сердце остановилось в тот момент, когда он прыгнул в воду. В качестве причин, которые могли вызвать у Ясухиса роковую галлюцинацию, помимо большого количества выпитого, упоминался также густой туман, который в ту ночь окутал окрестности. Этот высокогорный район знаменит своими туманами, а в тот вечер он был особенно густым. Даже при свете карманного фонарика видимость в районе бассейна после восьми часов вечера не превышала трех метров. В таких условиях и человеку с нормальной психикой могло почудиться все что угодно. Бассейн представлял собой искусственный пруд, длина его составляла пятьдесят метров, а ширина – тридцать. Зимой он использовался как каток. Летом здесь катались на лодке и даже ловили рыбу. Рядом расположено двухэтажное здание, на первом этаже которого открыто кафе, второй этаж летом арендовал токийский китайский ресторан; несколько комнат здания были приспособлены под гостиничные номера. В тот вечер из-за плохой погоды посетителей ни на первом, ни на втором этажах после восьми уже не было, а последний рыбак ушел еще раньше. Как показало вскрытие, смерть Ясухиса наступила между десятью и одиннадцатью часами вечера. Обслуживающий персонал и некоторые постояльцы гостиницы в это время еще не спали. Кто-то решился пойти на праздник О-Бон, но большинство, испугавшись густого тумана, осталось дома. Никто из них не слышал шума драки или криков о помощи. Судя по тому, где была обнаружена одежда Ясухиса, он прыгнул в бассейн с противоположного зданию берега, однако ночью в полной тишине звуки разносятся на большие расстояния. Исходя из этих данных, полиция признала основной версию о психическом расстройстве, и только один человек, помощник инспектора управления полиции Каруидзавы Хибия, который возглавлял расследование смерти Ясухиса, настойчиво утверждал, что здесь имело место убийство. Хибия был молод, энергичен и честолюбив. Он упорно искал доказательства, подтверждающие его подозрения. Особенно его насторожил тот факт, что экспертиза выявила на половых органах и лобковых волосах Фуэкодзи следы полового сношения. Плавающее в воде тело Ясухиса было обнаружено служащим бассейна примерно в шесть часов утра 16 августа, то есть оно находилось в воде около семи часов. Поэтому уже невозможно было определить группу крови женщины, с которой умерший имел связь. Но кто же была эта женщина? …Тадахиро глубоко задумался. Лоб прорезали морщины, лицо нахмурилось. Залог за Ясухиса тогда, год назад, перед его смертью, заплатила Тиёко. Выражение лица Тадахиро стало еще более мрачным. Зазвонил телефон. Таки взяла трубку: – Это звонит Кадзухико. – Соедини. – Лицо Тадахиро мгновенно просветлело. В трубке раздался молодой голос: – Прошу прощения. Вчера выключили свет, мне было неловко… – Пустое… Стеснительность Кадзухико была связана скорее с тем, что он не хотел встречаться с Тиёко Отори. – Где ты сейчас? – У Матоба-сэнсея.[3 - Сэнсей – учитель, преподаватель. Часто употребляется после собственного имени уважаемого собеседником человека, особенно из научного или медицинского мира. При обращении может употребляться и без собственного имени.] Вернее, на вилле у его знакомого, в Минамихара. – Какие планы на сегодня? – Хотели бы вместе с Матоба-сэнсеем навестить вас во второй половине дня. Не возражаете? – Нет, конечно. Как пережили вчерашний тайфун? – О, тайфун был ужасен! Но здесь никто не пострадал. Только упала старая лиственница, что росла напротив дома. – У нас тоже: лиственницы, предмет моей гордости, все повалены. Вокруг дома стало так голо. – Ужасно! – Соболезнования можно не выражать. Лучше приходите. И Матоба-сэнсея я уже давно не видел. Правда, из-за всех этих событий я не смогу вас достойно принять… – Не беспокойтесь… Мы придем после полудня. – Можно тебя кое о чем попросить? – Все что угодно. – Ты знаешь виллу Фуэкодзи? Это в районе Сакура-но-дзава. Немного помолчав, Кадзухико ответил: – Да, знаю. – Так вот, не мог бы ты по дороге навестить Мися? Она сейчас совсем одна, и, похоже, ей очень не по себе. – А где бабушка? – Она уехала в Токио и еще не вернулась. Поезда до нас не доходят. – Да-да! У входа в один из тоннелей произошел оползень. – Я слышал, это в районе Кума-но-хира. Бабушка звонила из Токио и сказала, что задержится. – Конечно-конечно, я обязательно навещу Мися. – Спасибо. Ну, до встречи. Тадахиро положил трубку, его лицо некоторое время светилось от удовольствия и выглядело помолодевшим. Но вскоре он вновь погрузился в мрачные мысли. Загадочная женщина, с которой Ясухиса в ту ночь имел интимные отношения, в ходе расследования так и не была найдена. Помощник инспектора Хибия потерпел поражение. Но у него была еще одна важная причина для подозрений. Почему-то как раз в то время, когда Фуэкодзи погиб, в Каруидзаве собрались все, кто был с ним близко знаком. Бывшая жена Фуэкодзи Тиёко Отори после развода с Ясухиса трижды выходила замуж и со всеми тремя мужьями развелась. Второй муж умер в конце прошлого года, остальные пребывали в добром здравии, и все тогда приехали в Каруидзаву. Здесь же находились и сама Тиёко, и Тадахиро Асука (которого молва называла ее любовником), проживающий на своей вилле в Каруидзаве. Дочь Тиёко и Ясухиса, Мися, вместе с мачехой Ясухиса, Ясуко, также проводили лето на вилле в районе Такахара. Все они, хотя и жили в разных местах, в момент странной смерти Ясухиса Фуэкодзи оказались в Каруидзаве. Вот это обстоятельство и представлялось Хибия подозрительным, тем более что преступник, повинный в смерти второго мужа Тиёко, до сих пор не был найден. …Опять раздался телефонный звонок, прервавший размышления Тадахиро. На этот раз звонила Хироко. – Папа, это я. Таки сказала, что у вас творилось что-то ужасное! – Да ничего. А у вас? – Удивительно, но здесь не много повреждений. Правда, сломано несколько деревьев, но у нас, к счастью, больших-то деревьев нет. – Река не вышла из берегов? – Мы этого боялись, но все обошлось… Вот только все березы, которые вы посадили, вырвало с корнем. – У нас то же самое. У березы корни не уходят в глубину. Вчера вечером скучала одна? – Да. Хотя у нас ведь живет Эйко. – А разве она не ходила на танцы О-Бон? Хироко ахнула, замолчала, потом продолжила спокойным тоном: – Папа, откуда вы знаете? – Мне звонила дочь Фуэкодзи. Тадахиро хотел произнести это как можно небрежнее, однако его голос прозвучал так, будто у него глубоко в горле застряла рыбья кость. Хироко же заговорила весьма оживленно: – После того как я отправила Эйко, отключили свет. Ветер становился все сильнее, и я действительно почувствовала себя немного неуютно, но я не думала, что тайфун дойдет до нас. – Ты связывалась с Токио? – Да. Тэцуо недавно звонил, – сказала она равнодушно. – Ну и что? Когда приедет? – Очень поздно, будет добираться по окружной дороге. Недавно звонил Кавамото из «Камито тоти». – Он и тебе звонил? – Кавамото сказал, что он пришлет человека, поэтому вы, папа, не волнуйтесь. Главное, чтобы у вас все было хорошо. – Ну, спасибо. Созвонимся позже. Положив трубку, Тадахиро рассеянно посмотрел в окно. Равнодушие в голосе дочери расстроило его. Ее муж Сакураи был хорошим работником и в последнее время продвинулся по службе, но было бы неплохо, если бы он на субботу и воскресенье приезжал к Хироко. Тадахиро покачал головой, и его мысли вернулись к воспоминаниям о событиях прошлого года. Тиёко Отори родилась в 1925 году и была единственной дочерью известного в те годы художника и знаменитой гейши из Симбаси.[4 - Симбаси – район Токио, где находятся лучшие дома гейш.] Она унаследовала талант и красоту матери. Тиёко училась на втором курсе женского колледжа, когда потеряла отца. Ее матери пришлось стать преподавательницей классического танца. Учась на третьем курсе, Тиёко сумела через знакомого семьи устроиться в кинокомпанию «Toe кинэма», но для этого ей пришлось уехать в Киото; в шестнадцать лет она начала самостоятельную жизнь. Чуть раньше актером «Toe кинэма» стал Ясухиса Фуэкодзи, потомок аристократического рода, он отличался необычайной красотой. Кинокомпания выпустила несколько слащавых романтических фильмов с Тиёко и Ясухиса в главных ролях. Фильмы имели огромный коммерческий успех. В отличие от Ясухиса, который так и не перерос амплуа первого любовника, Тиёко постоянно совершенствовала свое актерское мастерство, что и поспособствовало ее дальнейшей карьере. Незадолго до начала войны на Тихом океане компании «Toe кинэма» было запрещено выпускать фильмы с участием Тиёко и Ясухиса. Причина была в следующем: давно ходили слухи об их интимных отношениях, но когда они тайком сбежали, чтобы пожениться, это вызвало открытое возмущение в обществе, и военные власти запретили им сниматься в кино. Сбежали же они потому, что мачеха Ясухиса, Ясуко Фуэкодзи, была против их брака. В 1943 году Ясухиса был мобилизован в армию, а на следующий год у Тиёко родилась дочь Мися. Тогда Ясуко, поразмыслив, сменила гнев на милость. Ее опасения были понятны: случись что с Ясухиса, род Фуэкодзи прекратит свое существование. Поэтому она разрешила Тиёко внести себя и дочь в посемейный список Фуэкодзи и взяла Мися к себе на воспитание. Тиёко все еще было запрещено сниматься в кино, и она присоединилась к кочующей театральной труппе, состоящей из артистов драматических и оперных театров. Там она встретила своего будущего второго мужа Кэндзо Акуцу. Акуцу был руководителем труппы, и Тиёко многому научилась у него как драматическая актриса. Люди стали поговаривать, что они любовники, но оба категорически отрицали это. Война окончилась, и кочующая театральная труппа была распущена. Тяжелые послевоенные годы были для Тиёко счастливой порой, так как ей было разрешено вернуться в кино. В 1947-м она купила дом в Токио, в районе Китидзедзи, и перевезла туда свекровь Ясуко и дочь Мися. Семья Фуэкодзи к тому времени потеряла все свое состояние, и Ясуко, которая вначале так невзлюбила свою невестку, теперь полностью зависела от нее. В 1948 году Ясухиса демобилизовался и вернулся в Японию, но они прожили с Тиёко всего год. Тиёко к тому времени стала известной профессиональной актрисой. Ясухиса тоже попытался вернуться в кино, но после войны его аристократические манеры и внешняя привлекательность перестали пользоваться успехом у зрителей. Два-три фильма с его участием оказались настолько неудачными, что ему пришлось уйти из кино. В 1949 году он развелся с Тиёко, пробовал заниматься бизнесом, в том числе продажей автомобилей, а в 1959-м был арестован по обвинению в мошенничестве. После войны Кэндзо Акуцу организовал театральную труппу «Кусано-но дзицудза». Когда он узнал о разводе Тиёко с Ясухиса, он пригласил Тиёко выступать в некоторых спектаклях, и между ними с новой силой вспыхнула любовь. Он бросил жену и женился на Тиёко. Ей в то время было двадцать шесть лет, а ему – сорок восемь. Однако их супружеская жизнь продолжалась недолго, и в 1953 году они развелись, оставшись друзьями. В следующем году Тиёко вышла замуж за художника Кего Маки. Познакомились они, когда один из еженедельных журналов поручил Маки нарисовать портрет Тиёко для обложки. Тиёко было тогда двадцать девять, Маки – тридцать три. С этого времени любовные похождения Тиёко стали привлекать внимание журналистов. Еще когда она только выходила замуж за Кего Маки, высказывались предположения, что этот брак долго не продержится. Так и случилось: весной 1956 года Тиёко рассталась с третьим мужем и перебралась в Париж. Перед отлетом она заявила в одном из интервью, что больше не собирается влюбляться. Но не успели еще отзвучать эти слова, как из-за моря поползли слухи о ее романе с композитором Синдзи Цумура, работавшем в Париже. Осенью вслед за Тиёко в Японию вернулся и Цумура, и они вскоре поженились. Тиёко впервые вышла замуж за мужчину младше ее по возрасту: ей исполнилось тридцать два года, Синдзи – двадцать восемь. Этот четвертый брак также был недолгим. Осенью 1957 года они объявили, что должны отдохнуть друг от друга, а весной 1959-го развелись. К этому времени уже начался роман Тиёко с Тадахиро. Все это, как ни странно, не повлияло на отношение к Тиёко журналистов, может быть, потому, что она ничего не скрывала и всегда была мила с прессой. «А любит ли Тиёко свою единственную дочь?» – подумал вдруг Тадахиро. Конечно, она регулярно платит за ее образование, но что побуждает ее к этому: любовь или чувство ответственности? На кого из родителей Мися больше похожа? Она превратилась в очень красивую девушку, но в противоположность яркой, здоровой красоте Тиёко Мися обладала спокойной, не бросающейся в глаза красотой хрупкого фарфора. Это была болезненная красота цветка, который расцвел в тени, вдали от солнца. Она была слабенькой, в детстве заболела астмой, приступы которой иногда терзали ее маленькое тело целыми ночами. Из-за этого ее отдали в школу на год позже сверстников, а через два года ее обучением занялась дома бабушка Ясуко и преуспела в этом, за что Тиёко была ей благодарна. В 1953 году по совету врача Тиёко купила дом в Каруидзаве. С тех пор Мися каждое лето проводила с бабушкой на этом высокогорном курорте, в последнее время ее здоровье улучшилось, астма отступила. Мысли Тадахиро обратились к неожиданной кончине Кэндзо Акуцу, второго мужа Тиёко. После того как Акуцу в 1953 году развелся с Тиёко, он не вернулся к прежней жене, а вел одинокую холостяцкую жизнь. Именно в это время в нем вновь заполыхала страсть к театру. Выступления труппы «Кусано-но дзицудза» пользовались успехом. Почти все ее артисты, за исключением Акуцу, принадлежали к послевоенному поколению, и они постепенно сделали театр популярным. Финансовые трудности были решены с помощью телевидения и кино. В 1958 году «Кусано-но дзицудза» имела в репертуаре уже четыре спектакля, которые постоянно шли с полным аншлагом, и Акуцу был доволен своей деятельностью. В самом конце года, 28 декабря, актеры и близкие к театру лица устроили банкет по случаю проводов старого года в одном из ресторанов Цукидзи. На вечеринке присутствовало более трехсот человек. На этом банкете побывал и четвертый муж Тиёко Синдзи Цумура, который в то время уже жил отдельно от нее. Встреча Акуцу и Цумура впоследствии вызвала много вопросов. Сам Цумура объяснил свое посещение тем, что находился недалеко, и у него возникло желание засвидетельствовать почтение Акуцу. Однако один из присутствовавших на банкете видел, что Синдзи Цумура и Акуцу более тридцати минут беседовали в отдельной комнате. Другие свидетели рассказали, что, когда Цумура вышел из комнаты, его лицо застыло, будто окаменело, а глаза лихорадочно блестели. Более того, Цумура шел, пошатываясь, и провожавший его с мрачным видом Кэндзо Акуцу пробормотал фразу, которую услышал находившийся поблизости гость: «Того человека уже давно нет». Неизвестно, имели ли эти слова отношение к Тиёко, однако, когда с наступлением нового года было опубликовано сообщение о разводе Цумура и Тиёко, один из близких к ним людей поделился с прессой мнением, что та фраза, вероятно, все-таки касалась ее. Спустя всего лишь два часа после того разговора с Кэндзо Акуцу произошел несчастный случай, в результате которого он скончался. Дело было так: после банкета Кэндзо Акуцу вместе с несколькими молодыми членами труппы и критиками ходили по барам известного своей ночной жизнью района Гиндза. Хотя Акуцу и перевалило за пятьдесят, он мог выпить много и полностью себя контролировать, но в тот вечер он как-то необычно опьянел. Когда вся компания вышла уж неизвестно из какого по счету бара, Акуцу был сильно пьян, да и остальные ему в этом не уступали. Мимо проезжал грузовик, все остановились, и только Акуцу решил перебежать дорогу. Когда грузовик проехал, все увидели, как за угол на большой скорости заворачивает легковая машина, а на дороге лежит Кэндзо Акуцу. Все бросились к нему: его голова была разбита – вероятно, выступающей фарой – указателем поворота автомобиля, а самого автомобиля уже и след простыл. Все произошло в одно мгновение, все были сильно пьяны. Никто с уверенностью не мог сказать, что это была за машина. Мнения свидетелей совпали в том, что она была большой, но марку никто назвать не мог. Никто даже не успел разобрать цвет заднего номерного знака. По мнению помощника инспектора Хибия из полицейского управления Каруидзавы, цвет номерного знака был белый.[5 - В Японии номерные знаки такси желтого цвета, остальных автомобилей – белого.] А спустя всего лишь несколько месяцев в одном из бассейнов Каруидзавы было обнаружено тело первого мужа Тиёко Отори, Ясухиса Фуэкодзи… Зазвонил телефон на столике около кресла и прервал ход мыслей Тадахиро. Подняв трубку, он услышал голос Таки: – Звонит Отори-сама…[6 - Сан (более вежливое «сама»), буквально – господин, госпожа. Употребляется после собственного имени при обращении к собеседнику равному по возрасту и положению, или в случае, когда речь идет о третьем лице, пользующемся уважением говорящего.] Тадахиро вздрогнул от неожиданности. Чувствуя угрызения совести, что он до сих пор с ней не связался, хотя время подходило к полудню, Тадахиро сказал: – Соединяй. – Может, не стоит? Она, чувствуется, очень взволнована. – Ничего, соединяй. Она, наверно, напугана тайфуном. Успев подумать, что это ей так несвойственно, он услышал в трубке непрерывный поток слов. – Что? Что? Что случилось? – Тадахиро не смог поначалу сдержать волнения, но скоро взял себя в руки, спокойно выслушал бессвязный рассказ женщины и твердо сказал: – Хорошо. Я уже выхожу. Успокойся и держись, ты это умеешь. Положив трубку, он что-то быстро прикинул в уме, затем приказал Таки соединить его с внешней линией и сам набрал номер. – Алло, это вилла Нандзе-сэнсея? Говорит Асука… Тадахиро Асука. Киндаити-сэнсей сейчас у вас?… Ах, вот как. Прошу прощения, можно позвать его к телефону? Глава третья Ученый-археолог Коскэ Киндаити стоял рядом с неохраняемым железнодорожным переездом у въезда в район Минамихара и ждал машину, которую должен был прислать за ним Тадахиро Асука. Тайфун уже прошел, но ветер все еще гнал по небу тучи. Перед Коскэ возвышалась Ханарэяма, склон которой был виден до шестой станции, но расположенная на северо-западе гора Асама была скрыта облаками. Рядом с переездом торчал толстый четырехугольный столб, сделанный из каменных блоков, скрепленных цементом, который обозначал въезд в Минамихара. Киндаити достал сигарету и закурил. Время от времени порывы ветра, напоминая о прошедшем тайфуне, шевелили спутанные волосы на его голове, трепали рукава кимоно и складки шаровар. Иногда с неба падали крупные капли дождя. Прямо перед тем местом, где стоял Киндаити, с востока на запад проходило государственное шоссе № 18, которое в обычные дни отличалось оживленным движением – по нему перевозили выращенную в высокогорье сельскохозяйственную продукцию. Сегодня же шоссе было почти пустынно: в нескольких местах оно было перекрыто. Тем не менее по шоссе на большой скорости проносились редкие автобусы, частные машины и мотоциклы. Очевидно, их водители стремились наверстать время, потерянное из-за тайфуна. На другой стороне шоссе вплотную друг к другу стояли усадьбы, обнесенные глинобитным забором и по архитектуре походившие на старые самурайские дома. Черепица с крыш была почти полностью снесена ветром, и от этого они имели жалкий вид, напоминая облысевшую местами голову человека. Большинство старых деревьев, покрытых яркими осенними листьями, были повалены, и их верхушки, сломав в нескольких местах забор, почти дотягивались до шоссе. На дороге валялись осколки черепицы, листья и ветви деревьев. Электрические столбы были также повалены, а провода, подобно змейкам, извивались по земле. Все свидетельствовало о мощи тайфуна, который обрушился утром на эти места, однако Киндаити вид разрушений не трогал: ему доводилось много путешествовать, и он привык к неожиданностям. Его часы показывали без трех минут час. Совсем скоро, без одной минуты час, через переезд должен пройти поезд «Сирояма» до станции Нака-Каруидзава. Вспомнив, что поезда из-за тайфуна отменены, Киндаити криво усмехнулся. Посланной за ним машины все не было. Киндаити достал еще одну сигарету. Погода вроде бы стала понемногу улучшаться, и вокруг посветлело. Укрывшие гору Ханарэяма облака и туман понемногу рассеивались, и уже была видна имевшая странную форму вершина горы. Эту гору называют «Гора-шлем», а иностранцы дали ей название «Helmet hill». Не спеша покуривая и глядя на вершину горы, Киндаити вспоминал события минувшего года. В прошлом году, как раз в это время, он гостил в Каруидзаве у своего знакомого, известного, в том числе и за рубежом, адвоката Сэйитиро Нандзе. Хозяин виллы из-за своей занятости сюда почти не приезжал, зато здесь ежегодно отдыхали его жена и семья сына. Рядом с виллой было построено уютное небольшое бунгало, и Киндаити получил приглашение использовать его в любое время. Ему тогда захотелось одному подняться на вершину Ханарэямы – оттуда открывался красивый вид на гору Асама. Однако вскоре все заволокло туманом, он поспешно стал спускаться и по пути встретил странного вида пару, мужчину и женщину. Почувствовав необъяснимую тревогу, Киндаити повернул назад и вновь полез вслед за ними в гору. Его предчувствие оправдалось. На вершине горы, в одной из пещер, он их нашел: они выпили яд и были уже без сознания. По его вызову быстро прибыл на место происшествия спасательный отряд; мужчину удалось спасти, но женщина была уже мертва. Послезавтра как раз будет годовщина смерти этой несчастной женщины. Интересно, какова дальнейшая судьба мужчины? Киндаити точно запомнил его имя – Синкити Тасиро. – О! – услышал он. – Неужели это Киндаити-сэнсей?… Коскэ Киндаити? Обернувшись, он увидел двоих мужчин, лицо старшего показалось ему знакомым. – Неужели Матоба-сэнсей? – сказал он, невольно улыбнувшись. – Да, это я собственной персоной. Киндаити-сэнсей, о чем вы так задумались? Стоите с таким серьезным видом, что вас можно принять за человека, замышляющего самоубийство и готового броситься под поезд. Киндаити криво усмехнулся: – Неужели у меня такое серьезное лицо? – Быть серьезным – это хорошо. Ха-ха-ха! Познакомьтесь, пожалуйста. – И Матоба повернулся к стоящему рядом молодому человеку: – Мураками-кун,[7 - Кун – суффикс к именам и фамилиям при фамильярном обращении к младшему или сверстнику.]тебе, должно быть, известно имя Киндаити-сэнсея? – Да, это имя я хорошо знаю, – улыбаясь, вежливо ответил молодой человек. – Вот он перед тобой. Обращаясь к Киндаити, Матоба спросил: – Вы знаете Тадахиро Асука, бывшего главу корпорации «Камито санге»? – Конечно. – Так вот, перед вами Кадзухико Мураками, который до осени прошлого года работал секретарем у господина Асука. После того как Асука отошел от руководства «Камито санге», Кадзухико вернулся в университет, теперь изучает эстетику. Он немного и мой ученик. Археолог Хидэмото Матоба, сняв альпинистский шлем, вытер платком лоб и пригладил красиво уложенные волосы. После тайфуна температура воздуха начала подниматься. – Так, значит, вы были секретарем у господина Асука? – обратившись к молодому человеку, спросил Киндаити. – Да, – с улыбкой ответил Кадзухико. – Но всего полгода. Оставив университет, я стал секретарем у дяди, но осенью он отошел от дел, и я тоже уволился. – Вы говорите – дядя?… – А, да! – сказал Матоба, глядя на шоссе в направлении Нака-Каруидзавы. – Киндаити-сэнсей, конечно, знает, что отец господина Асука, князь Мототада Асука, был убит в мае тысяча девятьсот тридцать шестого года? – Разумеется. – А вы помните, что в то время у него был ученик по имени Татикана Мураками, который самоотверженно пытался спасти князя Мототада и погиб вместе с ним? – Я помню, что такой человек был, но его имени я не знал. – Так вот, его сын в память о преданности Татикана Мураками князю Мототада был взят на воспитание. Поэтому он и называет господина Тадахиро дядей. Молодой человек производил приятное впечатление, чувствовалось, что он получил хорошее воспитание. Археолог и его спутник были одеты в легкие накрахмаленные рубашки с открытым воротником и белые льняные короткие брюки, за спинами у них были небольшие рюкзаки, на головах – альпинистские шлемы, в руках – ледорубы. – Вы постоянно живете в Минамихара? Киндаити посмотрел в сторону вилл, среди которых росло много сосен и лиственных деревьев. Эти двое пришли как раз оттуда. – Нет, мы возвращаемся из Северных Альп и вчера вечером остановились у нашего знакомого в Минамихара. А вы, Киндаити-сэнсей? – Я два-три дня тому назад приехал погостить на вилле Нандзе… Сэйитиро Нандзе. – Так мы, оказывается, соседи. Мы остановились в доме Хирахиса Китагава. Я с ним вместе учился в университете. – И куда вы теперь направляетесь? – Мы хотим добраться до виллы господина Асука. К сожалению, нам не удалось заказать такси. Хидэмото Матоба постоянно поглядывал в сторону Нака-Каруидзавы, ожидая, что оттуда появится автобус. – Тогда поедем вместе. Я жду машину, которую должен прислать за мной господин Асука. Матоба с удивлением посмотрел на Киндаити. У Кадзухико, похоже, невольно перехватило дыхание, и он спросил: – Киндаити-сэнсей, что-нибудь опять случилось? – Да. Опять случилось. Однако… – Тут Киндаити проницательно посмотрел на Кадзухико. – А почему ты говоришь «опять случилось»? – Ну… – Кадзухико замялся. Но тут вмешался Матоба: – Все очень просто, Киндаити-сэнсей. – И продолжал, изучающе глядя в лицо Киндаити: – Вчера вечером мы встретились с Тиёко Отори. Вернее, не встретились, а видели, как она ехала на машине по Старой дороге. Это было около пяти часов. Поэтому мы вчера решили не идти к Асука. К тому же на всех столбах расклеены афиши о концертах Синдзи Цумура. Узнав, что господин Асука послал за вами машину, Мураками-кун просто высказал предположение. Не так ли, Кадзухико? – Да-да. К тому же вспомните, что случилось в прошлом году. Но все-таки, Киндаити-сэнсей, – Кадзухико посмотрел на детектива, – что случилось? – Подробности мне неизвестны, так как я только что услышал о происшествии по телефону от господина Асука. Он и сам мало что знает: час назад ему позвонила Тиёко Отори и сообщила новости. – Так что же все-таки?… – Кего Маки… Третий муж Тиёко Отори был найден сегодня утром мертвым. – Его убили? – спросил Кадзухико севшим голосом. – Самоубийство это или убийство, пока еще не ясно. В полиции считают, что это убийство; полицейские разыскали Тиёко Отори в отеле «Такахара». Она и позвонила господину Асука с просьбой о помощи. Тогда он перезвонил мне и поручил расследовать это дело. Собственно говоря… – Что?… – Во время нашей предыдущей встречи был разговор, не возьму ли я на себя расследование прошлогоднего инцидента. – Понятно, – сказал Матоба и обратился к своему ученику: – Мураками-кун, значит, Отори-сан сообщила о случившемся после твоего разговора с господином Асука? – Выходит, так. Когда я разговаривал по телефону, у дяди было хорошее настроение. – В таком случае ехать к нему сейчас неудобно. – Сэнсей, мы только заглянем на минутку. Если почувствуем, что мешаем, сразу уйдем. К тому же поезда сейчас не ходят, и если мы даже захотим вернуться в Токио, то нам это не удастся. – Да. К тому же мы должны выполнить просьбу господина Асука. – Тем более мы должны зайти к нему… – Откровенно говоря, Киндаити-сэнсей… Ха-ха-ха! – В чем дело? – Откровенно говоря, я нацеливаюсь на кошелек так называемого дяди этого молодого человека. Киндаити-сэнсей, вам случайно не известны названия Мохенджо-Даро и Хараппа? – Вы имеете в виду древнюю цивилизацию долины реки Инд? – Коскэ Киндаити имел некоторые познания в области археологии. – Совершенно верно. И мы хотели бы туда отправиться. Для этого потребуются огромные расходы, но господин Асука заинтересовался этим проектом. В промышленно-финансовой группе «Камито» имеется фонд, его цель – оказание помощи малоимущим в получении образования. Мы вели переговоры о том, чтобы часть средств этого фонда пошла на археологическую экспедицию. Если это удастся осуществить… Нет, я слишком замечтался, прошу меня извинить. Ха-ха-ха! – Матоба не мог скрыть своего смущения. Археология не просто профессия. Это призвание и судьба. Неудивительно поэтому, что среди археологов можно выделить два, пожалуй, даже три типа людей. Первый – археологи-авантюристы, которые на свой страх и риск организуют экспедиции и участвуют в раскопках. К сожалению, издавна и до настоящего времени в этой категории археологов было больше мошенников, чем ученых. К их числу можно в какой-то степени отнести Генриха Шлимана, прославившегося своими раскопками Трои в 70-х годах XIX столетия, великого археолога Леонарда Вулли, а также многих из тех, кто имел отношение к раскопкам египетских пирамид. Люди эти, как казалось Коскэ Киндаити, должны обладать большой физической силой и богатырским здоровьем. Недаром первооткрывателю Ура сэру Вулли и раскопавшему дворец Миноса на острове Крит лорду Артуру Эвансу сейчас уже больше девяноста лет, а они находятся в добром здравии. Ко второму и третьему типам принадлежат истинные ученые: лингвисты, которые расшифровывали древнеегипетские папирусы и письмена на глиняных табличках, и историки культуры, изучающие все полученные данные. О Хидэмото Матоба можно было сказать, что в нем объединены все три типа археологов. Его специальностью был Древний Восток. В Японии вообще специалистов в этой области числилось не много, а в современной Японии не было просто никого, кто мог бы сравниться с ним в лингвистических познаниях. Вероятно, он обладал исключительными способностями к языкам: ему еще не было и сорока, а он владел множеством иностранных языков. Впрочем, владеть языками и быть ученым-лингвистом – это не одно и то же: Матоба умел читать древние восточные пиктограммы и клинопись. Пиктограммы древней цивилизации долины реки Инд еще никто в мире не мог расшифровать, однако Коскэ Киндаити было известно, что Хидэмото Матоба недавно опубликовал сообщение о том, что он нашел ключ к их расшифровке, и это произвело сенсацию среди археологов всего мира. Киндаити был готов признать, что, несмотря на некоторые авантюристические наклонности в характере, Хидэмото Матоба был не только искателем приключений, но и одаренным ученым-археологом. Кадиллак, который несся по шоссе № 18 со стороны Син-Каруидзавы, проскочив поворот, резко затормозил, подал назад и, подъехав к ожидавшим, остановился. С водительского места выскочил Такудзо Акияма, который сменил ярко-красный свитер на обычную рубашку с открытым воротом. – Киндаити-сэнсей? Акияма глазами поздоровался с Хидэмото Матоба и Кадзухико и повернулся к Коскэ Киндаити. – Извините, что опоздал. Кое-где деревья перегородили шоссе, пришлось объезжать. Пожалуйста, садитесь. Матоба-сэнсей, прошу вас. Хозяин сожалел, что забыл спросить у Кадзухико ваш адрес. Он просил, если я смогу найти вас, привезти вас к нам. Во время расследования прошлогоднего несчастного случая понадобились знания археолога, может, и в этот раз рекомендации Матоба-сэнсея будут полезны. Коскэ Киндаити, Хидэмото Матоба и Кадзухико Мураками сели в машину. На лице Хидэмото Матоба было написано удовлетворение. Глава четвертая Женщина и археология – Акияма-сан! Маки-сан… Кего Маки убит? – спросил Кадзухико, как только машина тронулась и, затаив дыхание, ожидал ответа. – Точно ничего не знаю, Кадзухико-кун. Мне только приказали привезти Киндаити-сэнсея. – Но где все произошло? – продолжал допытываться Кадзухико. – Вроде в его студии, в Ягасаки. Я отвезу вас прямо туда, хозяин уже там. – Господин Асука сейчас находится на месте происшествия? – разочарованно спросил Хидэмото Матоба. – Я получил указание хозяина отвезти вас на виллу «Бандзандзо». Хозяин намерен поручить расследование Киндаити-сэнсею, а сам вернется на виллу. – Акияма-сан, а где сейчас Тиёко Отори? – не унимался Кадзухико. – Она должна быть в студии, но я и этого точно не знаю, я только высадил хозяина и сразу поехал за вами. – Так все-таки это самоубийство или убийство? – Кадзухико-кун, – с некоторым раздражением сказал Акияма, держась за баранку и глядя вперед, – я уже сказал: не знаю. – Едва ли это самоубийство, если учесть все, что происходило до сих пор, – проворчал Хидэмото Матоба и осекся, как будто испугавшись, что сказал что-то лишнее. Акияма тоже не хотел касаться этой темы, и дальнейший разговор сам собой угас. Машина неслась по дороге у подножия горы Ханарэяма. По обеим сторонам видны были следы разрушений: особенно пострадали старые деревья, целые ряды сосен и лиственниц были повалены, будто вырублены гигантским топором; мимо пролетали бунгало, у которых были снесены крыши; стоявшие около них люди безучастным взглядом провожали машину. Рядом с бейсбольным стадионом университета Васэда стояли «собачьи домики», некоторые были разрушены, и около них копошились люди, по всей видимости – служащие кемпинга. – Киндаити-сэнсей, это кемпинг «Белая береза», – заметил Кадзухико. – И чем он знаменит? – Здесь перед смертью останавливался Ясухиса Фуэкодзи. Пораженный Коскэ Киндаити взглянул на Кадзухико, а затем обернулся на скопление «собачьих домиков». – Фуэкодзи останавливался в подобном месте? – Вроде бы. – Но я слышал, у него здесь вилла… – Это так, но… – После некоторого колебания Кадзухико сказал: – Хорошо, я расскажу. Все равно это всем известно. Вилла Фуэкодзи находится в Сакура-но-дзава, и она была построена Тиёко Отори для своей дочери, которая каждое лето приезжает сюда с бабушкой, спасаясь от токийской жары… – Кадзухико на мгновение запнулся, затем продолжал: – По какой-то причине Ясухиса и бабушка даже в Токио жили отдельно… Кадзухико, если и знал что-то еще, явно не хотел продолжать. Судя по его виду, он сожалел даже о том, что успел сказать. Коскэ Киндаити воздержался от дальнейших расспросов о взаимоотношениях Ясухиса с родственниками и спросил о другом: – Фуэкодзи долго жил в этом «собачьем домике»? – Этого я не знаю, но тело Фуэкодзи было найдено утром шестнадцатого августа, он приехал за два дня до этого, вечером четырнадцатого августа. Похоже, он собирался переночевать в кемпинге и следующую ночь, но в восемь часов вечера он, уже прилично пьяный, ушел из кемпинга с бутылкой виски, а на следующее утро его нашли мертвым. Все это было напечатано в газетах, – не забыл с улыбкой добавить Кадзухико. Коскэ Киндаити тоже хорошо запомнил, что утром 16 августа прошлого года было обнаружено тело Ясухиса Фуэкодзи. В то утро он слышал, что в каком-то бассейне в Каруидзаве найдено тело некоего мужчины, но тогда не обратил на это внимания и во второй половине дня отправился на гору Ханарэяма, где наткнулся на мужчину и женщину, совершивших двойное самоубийство. Мужчину – а ведь он совсем недавно вспоминал об этом! – ему удалось спасти. В тот же вечер Киндаити покинул Каруидзаву, вернулся в Токио и только там из газет узнал подробности о смерти Фуэкодзи. – Вы сказали, что вилла Фуэкодзи находится в районе Сакура-но-дзава? – Да. – Эта вилла, кажется, расположена недалеко от бассейна, в котором было обнаружено тело Ясухиса? – Приблизительно в пятистах метрах. – В тот вечер последней, кто видел Фуэкодзи живым, была его дочь Мися. Следовательно, он посетил виллу… – Да. Бабушки не было дома, она уехала в Токио, и он, сказав, что зайдет на следующий день, вышел пошатывающейся походкой. Мися якобы пыталась его остановить, предлагала переночевать в доме, но он ее не послушал и ушел. Мися бросилась за ним, но в тот вечер был густой туман, и она сразу потеряла его из виду. Бассейн Камито, в котором нашли его тело, расположен по пути от виллы к кемпингу. Хотя Кадзухико понимал, что Коскэ Киндаити искусно наводит его на рассказ о прошлогодних событиях, он не мог подавить соблазна поделиться своими знаниями, в чем впоследствии ему придется раскаиваться. – Киндаити-сэнсей, – вмешался в разговор сидевший рядом Хидэмото Матоба, – как вы думаете, есть ли связь между прошлогодним случаем и нынешним? – Может быть, но в данный момент я хочу подойти к этим событиям абсолютно непредвзято. Я уже говорил, что позавчера получил предложение от господина Асука взять на себя расследование прошлогоднего инцидента. Я не дал немедленного ответа, а тут как раз этот звонок… Необходимо еще во многом разобраться. – Киндаити-сэнсей, – подал голос Такудзо Акияма, все время прислушивавшийся к ведущимся в машине разговорам, – вы можете увидеть виллу Фуэкодзи. – Это было бы отлично, но как вам удастся меня туда доставить? – Кадзухико-кун, – спросил Акияма, – вы вроде должны проведать Мися? – Если вы, Акияма-сан, довезете меня до Сакура-но-дзава. – Так вот: мы сначала завезем Матоба-сэнсея на нашу виллу, затем повернем на Сакура-но-дзава. Кадзухико-кун проведает девочку, а вы, Киндаити-сэнсей, посмотрите виллу Фуэкодзи. А уж затем мы поедем в Ягасаки. Прошу вас набраться терпения. – Ничего страшного. – Матоба-сэнсей, на вилле господина Асука всеми делами ведает пожилая женщина, Таки. Вы можете обращаться к ней с любыми просьбами. В кабинете хозяина масса книг по археологии. Они в вашем распоряжении. Я передаю вам слова его превосходительства. – Большое спасибо. Посмотреть библиотеку Асука-сэнсея всегда было моим страстным желанием, – с довольным видом поблагодарил Хидэмото Матоба. Машина въехала на торговую улицу Старой дороги. Тайфун здесь вновь напомнил о себе разрушениями. Были сорваны вывески магазинов, сбита черепица, повреждены вторые этажи. Дренажные канавы по обе стороны асфальтированной дороги были переполнены водой, повсюду свисали электрические провода. За торговой улицей начиналась Старая Каруидзава, и машина вскоре подъехала к въезду на большую виллу, которую с дороги почти не было видно. От ворот вела покрытая мелкой галькой дорога, по обе стороны которой в два ряда высились огромные лиственницы. Видимо, ветер обошел их стороной, и эти лиственницы выстояли. Акияма протяжно посигналил, и из дома выскочила Таки. Высадив Матоба-сэнсея, автомобиль двинулся дальше. Минуты через две, когда кадиллак спустился с небольшого холма, Акияма подал голос: – Киндаити-сэнсей, с левой стороны виден отель «Такахара». Тиёко Отори постоянно останавливается в нем, когда приезжает в Каруидзаву. Уже три года этот отель принадлежит компании «Камито тоти». Что ни говори, наш хозяин производит впечатление джентльмена, который и мухи не обидит, но когда речь идет о бизнесе, он страшнее черта. В этом деле он на все руки мастер и особенно искусен в захвате других предприятий. Этого человека можно назвать «господин захватчик»… – Акияма-сан! – резко и с упреком в голосе прервал его Кадзухико. – Ха-ха! Кадзухико-кун, не следует волноваться. Киндаити-сэнсей прекрасно осведомлен. Не из-за этого ли мы с вами восхищаемся его превосходительством? Киндаити-сэнсей, будьте осторожны с Кадзухико. Он преклоняется перед хозяином. Если кто-нибудь скажет о нем что-то плохое, Кадзухико готов обидчику в глотку зубами вцепиться. – Говорят, что во время восстания офицеров отец Кадзухико погиб, защищая хозяина. – Киндаити-сэнсей, от кого вы это слышали? – Только что от Матоба-сэнсея. – А, вот как. Однако Матоба-сэнсей, наверное, не знал, что в то время Такудзо Акияма вместе с отцом Кадзухико были учениками в доме Асука, и трусливый Акияма, боясь вторжения восставших, спрятался в стенной шкаф и сидел там, дрожа от страха, – со смехом рассказывал сам Такудзо Акияма. – Киндаити-сэнсей, это ложь, – тихо сказал Кадзухико. – Акияма-сан себя слишком сильно упрекает в том, что тогда произошло. А в действительности произошло вот что. В тот вечер Акияма слишком много выпил и заснул в комнате для учеников. Проснулся он только утром следующего дня, когда хозяин был уже мертв. Через год он поступил в военное училище в префектуре Тиба и к концу войны имел звание капитана. Перед самым окончанием войны он был тяжело ранен в Китае, после чего репатриирован в Японию и демобилизован. После окончания войны его настолько одолели боли, вызванные ранением, что он пристрастился к наркотикам. С помощью Тадахиро он сумел вылечиться, и все же после той ночи, когда произошло восстание, Такудзо Акияма так и не смог избавиться от чувства отвращения к самому себе. Коскэ Киндаити не знал всех этих подробностей, однако с интересом посмотрел на толстую шею, выпуклые мышцы и крепкие руки Акияма, который, как всем было известно, был телохранителем Тадахиро Асука. – Киндаити-сэнсей, справа виднеется пруд Камито. Коскэ Киндаити повернулся и увидел аллею высоких старых пихт. Машина будто въехала в тоннель, образованный густыми ветвями деревьев. Независимо от того, было небо ясным или облачным, здесь господствовали вечерние сумерки. За пихтами раскинулись мощные дубы и великолепные магнолии. Видимо, тайфун задел эти места только краем, так как поваленных деревьев почти не было. Сквозь пышную растительность проглядывала голубовато-черная вода бассейна. Сразу же за мостом дорога поворачивала в сторону района Сакура-но-дзава, где и находилась вилла Фуэкодзи. Виллы здесь не были огорожены, лишь при въезде на частную дорогу, ведущую к каждой из них, были установлены указатели с номером и названием. Вилла Фуэкодзи располагалась ниже уровня дороги, поэтому ее территория после тайфуна была залита водой, которая хлынула из вышедшей из берегов протекающей рядом речки. Создавалось впечатление, что окружающие виллу огромные деревья вырастали прямо из воды. Въезд на частную дорогу был перекрыт поваленным деревом – машина остановилась. Коскэ Киндаити сквозь ветви деревьев неожиданно увидел фигуру Мися, видимо выскочившей из дома на звук сигнала автомобиля. Она стояла, прислонившись к колонне крыльца, и внимательно смотрела в сторону приехавших. До машины было метров десять, деревья отбрасывали густую тень, поэтому ее лицо было трудно разглядеть. На ней был зеленый свитер и юбка с крупными узорами, и Коскэ Киндаити она показалась маленькой девочкой, которую занесло на необитаемый остров. – Ах, Мися-тян, что у вас творится!.. – закричал Акияма из машины, выражая сочувствие. Услышав его, Мися, кажется, собиралась скрыться в доме, но, увидев выходящего из машины Кадзухико, передумала. Кадзухико был в некотором замешательстве, но затем решительно снял ботинки и носки и зашлепал по воде. Увидев это, Мися сразу же исчезла, вероятно чтобы принести полотенце. – Кадзухико-кун, полагаюсь на тебя. – Слушаюсь! – не поворачиваясь, ответил Кадзухико. Машина, развернувшись, двинулась в сторону Ягасаки. Коскэ Киндаити оглянулся назад и успел увидеть, что Кадзухико с рюкзаком за спиной добрался до крыльца, и в этот момент из дома с ведром и полотенцем появилась Мися. – Сколько лет этой девушке? – Мися? Ей исполнилось семнадцать. – Она что, на вилле живет одна? – Нет, с бабушкой, мачехой Фуэкодзи, но та сейчас в Токио, и Мися, тоскуя в одиночестве, послала сигнал SOS его превосходительству, а он, отзывчивый человек, послал Кадзухико проведать ее. – А что, у нее нет служанки? – Должна быть какая-то молодая девушка… Но что-то ее не было видно. – Акияма это, кажется, не особенно волновало. – Киндаити-сэнсей… – Да? – Эта девушка, услышав мой голос, собиралась спрятаться в доме. Почему, как вы думаете, она меня боится? – И почему же?… – Она, по-моему, считает, что я стремлюсь помешать браку нашего хозяина с ее матерью. Какая ерунда! Я не обладаю таким влиянием. Наш хозяин всегда поступает так, как он хочет. Тем не менее… – Тем не менее? – Он силен в бизнесе, но имеет слабость к женщинам. Он большой их любитель! Коскэ Киндаити со все большим интересом наблюдал за загорелой крепкой шеей сидящего за рулем Акияма. – А вы почему против этого брака? – Я?… Акияма, немного помолчав, рассмеялся и добавил: – У нашего хозяина, помимо женщин, есть еще одна слабость. Археология. Когда он занят археологией, то забывает и о бизнесе, и о женщинах. В молодости он участвовал в раскопках в Египте и Месопотамии. Его покойная жена Ясуко очень страдала от этой его страсти, и сейчас Тиёко Отори предстоит то же самое. – Что вы этим хотите сказать? – Кадзухико, а он во всем подражает его превосходительству, подстрекает его к занятиям археологией. У этого молодого человека хороший характер, да и то, что случилось в прошлом… хозяин в нем души не чает. Но сейчас господин, мне кажется, не может сделать выбор: стать ли пленником очаровательной Тиёко Отори или посвятить остаток жизни археологии. Пока трудно сказать, что он предпочтет. Как понял позже Коскэ Киндаити, безостановочная болтовня Акияма была следствием тех комплексов, которые он приобрел после ужасных событий 1936 года. А машина тем временем продолжала свой путь, катя по лужам и объезжая поваленные деревья. Когда они въехали в район Ягасаки, Коскэ Киндаити увидел, что протекающая здесь речка вышла из берегов и затопила всю окружающую местность. Виллы напоминали острова, вырастающие из большого озера. Преступник (если, конечно, смерть Кего действительно явилась результатом преступного умысла) выбрал чрезвычайно удачное время. Пусть бы он даже оставил после себя какие-либо следы – тайфун их все равно смыл. Глава пятая Головоломка из спичек Коскэ Киндаити любил живопись и почти никогда не пропускал крупных выставок. Когда у него было время, он посещал и небольшие картинные галереи, которые в изобилии встречались в районе Гиндза. Поэтому он был достаточно хорошо знаком с картинами Кего Маки. Не обладая глубокими познаниями в области живописи, он тем не менее знал, что Маки принадлежал к художественному объединению «Лебедь» и его творчество развивалось в реалистическом ключе. Интерес Киндаити к картинам художника объяснялся тем, что он чувствовал в них влияние Ренуара, который был одним из его любимых художников. Картины Маки были более простыми и прозаичными, но сочетание серебристо-желтого цвета с красным, а также гармония зеленого с черным, не могли не вызвать ассоциации с картинами Ренуара. Когда Коскэ Киндаити увидел позже студию Кего Маки в Ягасаки, он не удержался от улыбки, ибо она была копией студий Ренуара, фотографию которой он видел на обложке одного художественного журнала. Было уже почти два часа дня, когда они подъехали к скромному коттеджу Кего Маки. Туман рассеялся, и небо несколько посветлело. Выглянувшее солнце осветило затопленную водой местность, казавшуюся сейчас почти необитаемой. Тадахиро Асука вышел на крыльцо встречать машину: – Киндаити-сэнсей, спасибо, что приехали. Он был одет в брюки для игры в гольф и в красивую рубашку с распахнутым воротником. Его ботинки и носки промокли, и чувствовалось, что ему холодно. За ним появилась Тиёко Отори, лицо которой Киндаити знал по кинофильмам, фотографиям в газетах и на обложках еженедельных журналов. На этом красивом лице почти совсем не было косметики, одета актриса была в простое платье с поясом. Тем не менее она выглядела потрясающе, особенно на фоне окружающего ее хаоса. Киндаити только собрался выйти из машины, как Тадахиро сказал: – Киндаити-сэнсей, погодите, нужно проехать дальше. Все произошло не здесь, а в студии, позади коттеджа. Когда Тадахиро спускался по высокой деревянной лестнице, сзади раздался голос: – Послушайте, а что мне делать? Это было сказано тоном, каким обращаются к любовнику. Тадахиро повернулся к Тиёко: – Вы оставайтесь здесь. Такие вещи дважды видеть не следует. – Но… – Что? Страшно? – Да, немного. – Тиёко, склонив голову, кокетливо посмотрела вниз. Ее фигура хорошо гармонировала с внушительной фигурой Тадахиро. – На вас это не похоже. Ведь в доме полицейские. Не капризничайте. Вы останетесь здесь. – Тон Тадахиро был непререкаем. Сказав это, он спустился по лестнице и сел в машину. Тиёко разочарованно что-то проворчала, затем нагнулась и заглянула в салон: – Киндаити-сэнсей, добро пожаловать. – Спасибо. Застигнутый врасплох приветствием красивой женщины, Киндаити растерялся, но все же поклонился. Когда он поднял голову, Тиёко уже выпрямилась и стояла, положив руки на перила крыльца. Ее элегантная красота украшала безвкусный коттедж. Как только Тадахиро сел в машину рядом с Киндаити, Акияма спросил: – Ваше превосходительство, теперь куда? – За коттеджем поверни налево и езжай в глубь участка. Под водой находится дорожка, покрытая гравием, так что не собьешься. Позади коттеджа росла небольшая смешанная роща, в ней, на вырубке, стояло здание студии. Посыпанная светло-коричневым гравием дорога, извиваясь, подходила к самой студии, однако машина не смогла вплотную подъехать к крыльцу: тайфун вырвал с корнем большую магнолию, которая упала на припаркованный на дороге автомобиль «хилман», придавив его стволом и ветвями. – Киндаити-сэнсей, придется идти пешком. – Ну что ж… Увидев, что Тадахиро прямо в ботинках вышел из машины, Киндаити приподнял широкие шаровары и в сандалиях, надетых на белые носки, с плеском спрыгнул в воду. Вода была чистая и прозрачная, так что хорошо просматривался пробивавшийся между камней стелющийся кустарник с острыми, как у розы, шипами. Вода доходила только до лодыжек, но ощущение холода было не из приятных. Похоже, что недалеко был сток: вода довольно быстро убегала от студии в сторону коттеджа. Где-то пела цикада. Услышав шум машины, из студии показался полицейский в форме, судя по знакам различия, помощника инспектора. Это был молодой человек с удивительно белой кожей, на носу – очки с толстыми стеклами. На вид ему было не больше тридцати лет. По его манере держаться можно было предположить, что он обладает энергичным и вспыльчивым характером, а также незаурядными бойцовскими качествами. Коскэ Киндаити вскоре узнал, что это помощник инспектора Хибия, который в прошлом году при расследовании обстоятельств смерти Фуэкодзи упорно придерживался версии убийства. Очевидно, он заранее знал о приезде Коскэ Киндаити и сейчас внимательно наблюдал. В его взгляде можно было уловить некоторую враждебность и презрение: Киндаити, небольшого роста и невыразительной наружности, никак нельзя было назвать представительным мужчиной. – Асука-сан, на месте происшествия ничего не тронуто. – А-а, спасибо. Это Коскэ Киндаити-сэнсей, а это – Хибия-кун, который ведет дело. Так как они все еще стояли в воде, то церемония знакомства была короткой. Коскэ Киндаити наклонился, стыдливо прикрывая свою тонкую волосатую голень. Именно в этот момент он обратил внимание, что студия является почти точной копией студии Ренуара. Студия представляла собой скромное строение длиной около трех с половиной метров, шириной и высотой примерно три метра. Окон в ней было немного, видимо, здание предназначалось вовсе не для студии, а под склад, что подтверждала наклонная с юга на север крыша, покрытая черепицей. Опору здания составляли четыре больших камня, которые располагались по углам так, что пол висел над землей на расстоянии около пятнадцати сантиметров и омывался снизу потоками воды. Некоторые окна были разбиты, студию частично затопило. – Киндаити-сэнсей, пожалуйста, входите. – Ничего, что в мокрых сандалиях? – Внутри все равно сыро. Вход в студию был с северной стороны. Внутри уже находилось двое полицейских в штатском, и когда вошли еще три человека, то в небольшой студии стало тесновато. Интерьер был до крайности прост, и многое из того, что находилось в студии, было разбито. Ставни были настолько старыми, что от порывов ветра в них образовались щели, из щелей натекла на пол вода. Складывалось впечатление, что в последнее время Кего Маки работал немного. У стен стояли разных размеров полотна, некоторые из них остались незаконченными, краска на них выглядела пожухшей. Два-три небольших рисунка были приколоты латунными кнопками к деревянным ставням, все они сильно отсырели. На полу валялось несколько размытых акварелей. У западной стены студии стоял чайный столик из пальмового дерева и рядом с ним два простых стула. На одном из этих стульев, уткнувшись лицом в чайный столик, сидел Кего Маки, а вернее, покоилось его бренное тело. Когда Киндаити взглянул на волосы мертвеца, он не мог сдержать охватившую его невольно дрожь. Левая рука Кего Маки свисала вниз, а правая была согнута в локте, его лоб покоился на ее ладони. Правый рукав рубашки и волосы на правой стороне головы полностью сгорели, на правой щеке – след ожога. – Киндаити-сэнсей! – Помощник инспектора Хибия, указав на толстую свечу, которая лежала рядом с правой рукой, проворчал со вздохом: – Если бы поднявшийся вчера вечером перед тайфуном ветер не затушил свечу, вся хижина сгорела бы, и мы нашли бы только обуглившийся труп. Киндаити кивнул в знак согласия. На чайном столике не было подсвечника, справа от трупа на стол натекло большое пятно воска, на нем-то, видимо, и пытались укрепить свечу. Однако свеча была слишком толстой, она не удержалась в натеках воска, и ветер ее опрокинул. А может, от сильного порыва ветра вся студия закачалась и свеча упала. Она подожгла правый рукав рубашки Маки, частично спалила волосы на голове и оставила ожог на правой стороне лица. Порыв ветра затушил ее. Киндаити посмотрел на южную стену студии и увидел, что окно слева от жертвы разбито; осколки оконного стекла хрустели под ногами. Со вчерашнего вечера и до утра дул южный ветер, и многие деревья были повалены в сторону севера. Сквозь разбитое окно сейчас светило яркое солнце. «Свет погас вчера вечером около восьми часов, – подумал Киндаити, глядя на свисающую с потолка модную лампу. – Погибший – интересно, был ли он в это время один? – сидел на этом стуле. Он сам – или его гость – зажег свечу и за неимением подсвечника накапал на стол воска, чтобы прикрепить ее». Киндаити внимательно посмотрел на восковой натек и стал размышлять дальше: «Погибший, вероятно, был левшой. Обычно человек ставит свечу, да и любой другой источник света, от себя слева… Если свечу ставил сидевший напротив него гость, то она была бы несколько ближе пододвинута к нему». – Киндаити-сэнсей, – сказал Хибия, который внимательно следил за направлением взгляда Киндаити, – погибший не был левшой. Мы спросили об этом у приходящей домработницы, и Тиёко Отори подтвердила это. – Вот как? – Киндаити, покраснев от смущения, продолжил осматривать студию. Его взгляд остановился на небольшой полочке для безделушек, прикрепленной к северной стене, на ней стояли часы, сделанные в форме спичечного коробка. Часы не работали, их стрелки показывали 8 часов 43 минуты; но когда они остановились – сегодня утром или значительно раньше? Еще на полке помещалась керамическая ваза оригинальной формы с гвоздикой и кровохлебкой, уже давно увядшими. Кое-где полочка была пропитана водой, а в сухих местах покрыта слоем пыли. Киндаити перевел взгляд на тело погибшего, но затем, как будто что-то подтолкнуло его, он вновь внимательно посмотрел на полочку. За цветочной вазой он увидел какой-то предмет зеленовато-черного цвета, который оказался бронзовым подсвечником изящной формы, покрытым тонким слоем пыли. Киндаити бросил взгляд на Хибия, тот, однако, на это никак не прореагировал, его лицо осталось бесстрастным, как маска актера театра Но. Тадахиро Асука также обратил внимание на эту находку, с удивлением поднял брови и посмотрел на лужицу воска на чайном столике. Коскэ Киндаити с самого начала заинтересовала еще одна деталь. Под рукой Кего Маки, лежавшей на столе, были разбросаны спички, всего около двадцати штук. – Тело можно убрать? – Погодите… Кто обнаружил тело? – Приходящая домработница по имени Мицуко Нэмото. – А что, в коттедже, кроме погибшего, больше никто не живет? – Никто, сейчас, во всяком случае… – Мельком взглянув на Тадахиро, Хибия продолжал: – После того как он развелся, вел холостяцкую жизнь. – Ах вот как. Домработница далеко живет? – В Сиодзава. – Сиодзава – это на запад отсюда? – Да. Мицуко Нэмото уже три года работала у него каждый раз, когда он приезжал в Каруидзаву. Она всегда приходит в восемь часов, но сегодня из-за тайфуна опоздала и пришла в одиннадцать. Когда я говорю «сюда», то имею в виду не студию, а коттедж. У нее есть ключ от черного хода и через него она попадает в дом. Сегодня ей показалось странным, что хозяина нет дома, но она не придала этому большого значения, решив, что он пошел посмотреть, какой ущерб нанес тайфун, и поэтому начала открывать ставни. – В коттедже есть ставни? На виллах в этом районе обычно не бывало ставень. – Говорят, что раньше не было, но однажды зимой в дом залезли воры и устроили там беспорядок, поэтому их и поставили. Об этом рассказывала сама Тиёко Отори. Она тогда жила вместе с ним, это было в пятьдесят четвертом или пятьдесят пятом году. Она вышла за него замуж в пятьдесят четвертом году, а весной пятьдесят шестого они развелись. Говоря это, Хибия намеренно не смотрел в сторону Тадахиро и, заканчивая свой рассказ, добавил: – После этого в дом практически стало невозможно проникнуть постороннему человеку, однако от этого пострадал внешний вид. – Попыток взлома не обнаружено? – Нет. Осмотрев, нет ли повреждений в коттедже, Мицуко Нэмото направилась в студию. Прежде всего ее поразило то, что около студии была припаркована автомашина. – Эта машина принадлежит Маки? – Да. – Где обычно она стоит? – Перед крыльцом коттеджа, прямо под открытым небом. Мицуко Нэмото, по ее словам, уходила домой около шести часов, предварительно приготовив ужин. Вчера днем Маки куда-то уезжал и вернулся перед ее уходом. В это время автомобиль стоял на своем обычном месте. – Значит, вчера вечером Маки после шести часов опять куда-то уезжал. – Верно. И вернулся он не один. Во время этого разговора помощник инспектора Хибия определенно старался не смотреть в сторону Тадахиро, который, похоже, это заметил и, плотно сжав губы, не моргая, следил за выражением лица помощника инспектора. Это был холодный, жесткий взгляд человека, который в деловых вопросах может быть страшнее черта, как говорил Акияма. – Теперь, пожалуйста, подробно расскажите, как Мицуко Нэмото обнаружила труп. – Увидев машину, она подумала, что хозяин находится в студии, но дверь оказалась закрытой на ключ, и это ей опять показалось странным. – Вот это да! Преступник, выходя, закрыл дверь на ключ. – Ну и что было потом? – Мицуко Нэмото несколько раз окликнула хозяина, но ответа не последовало. Тогда она зашла с южной стороны и, заглянув через разбитое окно, обнаружила труп. – Врач осмотрел тело? – Да. Вероятно, причиной смерти стал цианистый калий. Коскэ Киндаити наклонился ко рту погибшего, однако запаха цианистого калия не почувствовал. Маки выпил яд по своей воле, или кто-то его заставил сделать это. Но во что был налит яд? В студии не было обнаружено ни единого сосуда. – Преступник, вероятно, унес все с собой, – сказал Хибия, не меняя выражения лица. Киндаити вновь покраснел. Этот молодой и, видимо, талантливый помощник инспектора обладает способностью читать мысли на расстоянии? – Предположительное время смерти? – От девяти до десяти вчерашнего вечера. Точнее можно будет сказать после вскрытия. Свет начали отключать вчера вечером около восьми часов, и если смерть наступила позже, то нет ничего удивительного в том, что потребовалась свечка. Уточнить, когда отключили свет в этом районе, можно у местных жителей. – Как вы думаете, Хибия-сан, если Маки после шести часов куда-то уехал и вернулся с гостем, почему они не пошли в коттедж? В этой студии… – Киндаити провел рукой по стульям, показал ладонь помощнику инспектора – она была черной от пыли. Помощник инспектора впервые улыбнулся одними глазами сквозь толстые стекла очков. – Киндаити-сэнсей, мы на это уже обратили внимание, и у нас есть некоторые предположения. Мы обыскали тело погибшего, ключей у него нет. – Вы хотите сказать, что у него должна была быть связка ключей? – Да, так сказала Мицуко Нэмото. Ключи от квартиры в Токио и от коттеджа были на кольце. Однажды, показав эту связку Мицуко Нэмото, он сказал, что здесь все его состояние. – И она пропала? – Совершенно верно. – Вы думаете, их взял преступник? – Я думаю, не потерял ли он связку ключей там, куда ездил. Коскэ Киндаити нахмурил брови. – Но в этом случае он не смог бы открыть и дверь студии, ведь так? Более того – как преступник смог, уходя, закрыть дверь на ключ? А как вы-то вошли сюда? У вас есть дубликат? – Нет, Киндаити-сэнсей, мы использовали вон тот ключ. Киндаити наклонился, присматриваясь, и в следующую минуту принялся неистово чесать пятерней свою взъерошенную голову, как делал лишь тогда, когда бывал крайне возбужден. На его лице появилась довольная и радостная улыбка. Этот помощник инспектора определенно проверял Коскэ Киндаити – под столом у носка правого ботинка погибшего лежал ключ. – Ну и ну… – со вздохом сказал Киндаити. – А я и не заметил. Старость не радость. Вспыхнувшая было в глазах помощника инспектора легкая насмешка сразу исчезла и сменилась настороженностью. – Прошу прощения, – он закусил губу. – Асука-сан выразил желание, чтобы все было оставлено так, как это было в момент обнаружения тела. Увидев через окно на полу ключ, мы проволокой достали его. – Получается, что только ключ от студии хранился отдельно. – Мы спрашивали у Мицуко Нэмото, почему, но она не знает. Коскэ Киндаити опять по привычке стал чесаться. – А почему вы думаете, что погибший потерял связку ключей? – Дверь в коттедж открыл управляющий, который был вызван еще до нашего прихода. После окончания летнего сезона владельцы поручали управляющему из местных жителей присматривать за домами и оставляли ему ключи. У Мицуко Нэмото ключ только от черного хода. Согласившись с таким объяснением, Коскэ Киндаити сказал: – Значит, связка ключей была утеряна после шести часов, когда он уезжал. – Да. – Помощник инспектора Хибия был по-прежнему краток. – Почему же Маки ключ от студии держал отдельно? – Киндаити-сэнсей, еще не ясно, пошел ли он в студию из-за того, что потерял связку. Может быть, была какая-то другая причина. Но других ключей у него точно не было – мы обыскали всю студию. – В машине посмотрели? – Нет еще, пока не можем открыть. – Хибия улыбнулся и продолжил: – Если даже они там, ничего не меняется, ведь погибший вошел в студию… – В самом деле, – на этот раз улыбнулся Киндаити. – Значит, вы утверждаете следующее. Погибший оказался в студии, так как у него не было ключей от коттеджа, или, имея ключи, пришел сюда по какой-то другой причине. И вы еще не знаете, какое из этих предположений соответствует действительности. – Именно так. По– прежнему почесываясь, Киндаити продолжал: – Погибший по одной из двух причин пришел с кем-то в студию. Затем этот кто-то, назовем его господин Икс, неожиданно отравил его цианистым калием. После этого господин Икс, вытащив у погибшего ключ от студии, закрыл дверь и ушел. Почему тогда этот ключ оказался под столом? – Он мог разбить окно и подбросить ключ. – Зачем? – Чтобы создать видимость самоубийства. Коскэ Киндаити озадаченно посмотрел на лицо помощника инспектора. – Но если это так, то не кажется ли вам странным, что он унес стакан или что там еще… Если он хотел создать видимость самоубийства, то должен был соответствующим образом обставить его. – Возможно, в последний момент он подумал, что стакан может навести на его след. – Вы не нашли емкость из-под цианистого калия? – Пока нет. – А не думаете ли вы, что если преступник хотел представить убийство как самоубийство, то он должен был подкинуть какую-нибудь склянку? – Да, конечно, но… Один из полицейских в штатском, не выдержав, вмешался в разговор, скорее напоминавший допрос: – Послушайте, Киндаити-сэнсей! – Слушаю. – Мы только что приступили к расследованию. Невозможно сразу во всем разобраться. Может, вам уже что-то ясно? Как узнал Киндаити позже, этот детектив по имени Кондо был «старым волком» в полицейском управлении Каруидзавы. Он был невысокого роста, с бычьей шеей и кривыми ногами, на коричневом от загара лице выделялись живые, проницательные глаза. Многолетняя работа сделала его высококлассным специалистом по уголовным делам, поэтому не было ничего удивительного, что вопросы Киндаити вывели его из себя. – Да нет. Я пока только вникаю в обстоятельства. – А если так, то как насчет того, чтобы вместо ненужных вопросов внимательно осмотреть студию и тело? Скоро придет машина «скорой помощи». Не успел он договорить, как послышалась сирена приближающейся «скорой помощи». – Ну вот, уже пришла. – Извините, нам надо перенести тело. Фурукава-кун. Детективу Фурукава было лет двадцать пять, у него было молодое круглое лицо с полными румяными щеками. Стоило появиться Коскэ Киндаити, как Фурукава начал внимательно наблюдать за ним, словно за странным существом из другого мира. Кондо и Фурукава с двух сторон, осторожно, как будто имели дело с хрупким предметом, подняли тело Маки так, чтобы по возможности не нарушить расположение лежавших на столе спичек, но все же немного сдвинули их. Тело Маки было довольно грузным. Было непонятно, имел ли он такую комплекцию с молодости или потолстел с возрастом, но его лицо все еще сохраняло какое-то детское выражение, и кожа на нем была по-женски нежной. При жизни он, несомненно, был привлекательным мужчиной, хотя и невысокого роста, всего 1 метр 64 сантиметра. Когда Тиёко надевала туфли на высоких каблуках, она, наверное, становилась выше него. Перекошенное в результате воздействия цианистого калия лицо Маки – широко раскрытые, ничего не выражающие глаза и искривленные губы – производило жуткое впечатление, которое еще усиливалось при виде ожога на правой щеке. Поверх рубашки с короткими рукавами на покойном красовалась жилетка, а сверху еще длинная блуза, которую Маки, по-видимому, использовал вместо плаща, когда выходил из дома. Правый рукав блузы тоже обгорел. Брюки настолько промокли, что складки на них исчезли, а ботинки почти потеряли форму. Судя по одежде, Маки вчера вечером встречался с человеком, который не придавал значения нарядам, а может, самому художнику было все равно, как он выглядит. Блуза Маки была насквозь мокрой, но ее уже после его смерти мог замочить дождь, который хлестал из открытого окна. Коскэ Киндаити перевел взгляд с умершего на стол, где были разбросаны спички. Еще когда часть из них была прикрыта телом Маки, Киндаити обратил внимание на то, что они не просто выпали из спичечного коробка, а были разложены в определенном порядке. Из двадцати одной спички семь были с красными головками, а четырнадцать – с зелеными, причем четыре спички с красными головками были надломлены, а три оставались целыми, половина спичек с зелеными головками также были надломлены, как будто преступник или сам погибший хотели что-то объяснить с их помощью. К сожалению, когда Маки упал на стол, расположение спичек нарушилось, и сейчас, возможно, не имело какого-то определенного смысла, однако Киндаити все же достал записную книжку и начал их зарисовывать. – Этот человек, говорят, был помешан на головоломках из спичек и имел привычку все объяснять с их помощью. – Говорите, помешан? – спросил Киндаити, повернувшись к помощнику инспектора Хибия. – Мицуко Нэмото сказала, что у погибшего было огромное количество игр со спичками, которыми он забавлялся, когда у него было свободное время. После войны под влиянием радио и телевидения в моду вошли головоломки и викторины. Для многих людей, испытывавших душевное одиночество, они являлись своего рода лекарством для снятия психического напряжения, помогали им отвлечься от окружающей действительности. – Значит, вы хотите сказать, что Маки развлекался спичечной головоломкой, когда получил дозу цианистого калия? – Нет, – преувеличенно громко кашлянул Хибия. – Есть люди, которые, когда хотят что-то объяснить собеседнику, для убедительности используют различные мелкие предметы. Например, спички… – Если так, то вчера вечером он либо просто развлекался, либо кому-то что-то объяснял. – Может быть, но только раньше, – довольно резко сказал Хибия, – так как вчера он был не один, а его собеседник был преступник. Коскэ Киндаити, немного подумав, сказал с улыбкой: – Однако, Хибия-сан, вы твердо исходите из предположения, что погибший пришел сюда вместе с преступником. А если Кего Маки вернулся сюда один и развлекался головоломками, а уж потом пришел преступник? Вам такое не приходило в голову? Молодой помощник инспектора, похоже, действительно исходил только из одного предположения. Глаза за толстыми стеклами выдавали его замешательство. – Странно, – заявил стоявший рядом детектив Кондо, фыркая носом. – По вашей версии получается, что погибший после выключения света зажег свечу и спокойно играл в спички. Киндаити-сэнсей, каким бы знаменитым сыщиком вы ни были, уж пожалуйста, не надо делать из нас дураков… Коскэ Киндаити подключился к расследованию после того, как пользующийся большим влиянием Тадахиро Асука добился на то особого разрешения полицейского управления префектуры. Глядя на Киндаити, трудно было предположить, что он обладает выдающимися сыщицкими талантами; да еще его невысокий рост и невзрачный вид – нет ничего странного в том, что опытный полицейский презрительно фыркал носом. – Ха-ха-ха! – весело рассмеялся Киндаити. – Послушайте, Кондо-сан, если я не буду вмешиваться, то расследование этого дела, что бы вы ни говорили, обязательно зайдет в тупик. Поэтому я – Коскэ Киндаити, сыщик, распутывающий самые сложные дела. Шутка, Кондо-сан! То, что вы говорите, совершенно справедливо. Я только хотел привлечь внимание к тому, что нам неизвестно, пришел сюда преступник вместе с погибшим или они пришли раздельно. К тому же… – Что еще? – хорохорился старый полицейский, которого раздражал поучающий тон Коскэ Киндаити. – К тому же, если в расположении спичек заключен какой-либо смысл, имеющий отношение к преступнику, то тогда почему он оставил их нетронутыми? Он поступил довольно неосторожно, не правда ли? На эти разумные слова даже «старый волк» детектив Кондо не мог ничего возразить. Недоброжелательно поглядывая на Киндаити, он сказал: – Если у Киндаити-сэнсея есть на этот счет какое-либо мнение, то хотелось бы его услышать. – Так дело не пойдет. Я не люблю, когда мои заслуги присваивают себе другие. Ха-ха-ха!.. Неприятный тип этот Коскэ Киндаити! – …Я хочу сказать, что и сам еще не понимаю смысла этого преступления. – Теребя волосы на голове, он опять внимательно осмотрел все вокруг. – Кстати, нигде не видно коробка от спичек. – Мы уже обратили на это внимание. Может быть, преступник унес его, – заметил Кондо обиженным тоном и стал нервно ходить по студии: он был сыт по горло этим странным типом, не разберешь – умником или глупцом. Помощник инспектора Хибия как-то потерял уверенность в себе, что-то бормотал под нос, но тем не менее внимательно следил за поведением Тадахиро, который в это время с видимым беспокойством всматривался в разбросанные на столе спички. Затем Асука еще раз осмотрел студию, согнувшись, заглянул под стол. Там, на полке из сетки, лежало несколько разноцветных старых газет и два-три художественных журнала. – Асука-сан, вы что-то ищете? Тадахиро холодно проигнорировал вопрос Хибия и вновь стал приглядываться к спичкам. Он похлопал себя по карманам и вытащил сначала двухцветный карандаш для записи счета при игре в гольф, а потом записную книжку, куда начал тщательно переносить расположение спичек. – Асука-сан, вам это о чем-нибудь говорит? Однако тот и на сей раз не ответил Хибия. Щеки помощника инспектора заалели, он в третий раз обратился: – Асука-сан, если вы о чем-то догадываетесь, вам следует рассказать об этом нам. Сокрытие информации только замедлит расследование дела. Тадахиро Асука так и не отреагировал на слова помощника инспектора. Закончив рисовать, он спрятал записную книжку и карандаш в карман и молча отошел от стола. Как раз в этот момент в студию вошли двое санитаров со словами: – Где тело?… Разгневанный поведением Тадахиро, помощник инспектора Хибия молчал, покраснев до ушей, вместо него ответил детектив Кондо. Молодой полицейский Фурукава откровенно подозрительно смотрел на Тадахиро, но тот, не обращая ни на кого внимания, сохранял полное хладнокровие. Когда санитары подняли тело Маки со стула, к ним подбежал Коскэ Киндаити с криком: – Подождите! К подолу длинной блузы Маки будто прилип лепесток коричневого цвета. Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это пятно от раздавленного мотылька. К пятну пристал кусочек крылышка. – Хибия-сан, посмотрите. Скованно двигаясь из-за недавней вспышки гнева, помощник инспектора подошел к телу Маки. – Это… мотылек, – проговорил он осипшим голосом. – Он, видимо, сел на мертвого мотылька. Хибия осмотрел стул, на котором сидел Маки. Но не только на стуле, во всей студии не смогли найти раздавленного мотылька. – Хорошо, эту блузу осторожно снимите здесь, чтобы не отвалилось крылышко, а затем отправьте на экспертизу. Затем тело Маки было отнесено в машину «скорой помощи» и отправлено на вскрытие. Глава шестая Герб-мотылек – Может, хватит молчать? Двое мужчин умерли насильственной смертью. Нет, трое, если считать погибшего в Токио Кэндзо Акуцу. А вы что-то скрываете. По крайней мере ведете себя странно. Так мы никогда не сможем раскрыть эти убийства! – почти кричал Хибия, обращаясь к Тиёко Отори. Поведение Тадахиро Асука так разгневало помощника инспектора Хибия, что он сделался агрессивным, да еще распалял себя своими собственными словами, хотя в этой ситуации ему следовало как раз сохранять хладнокровие и не допускать резких выражений. Хибия был еще очень молод, дело было сложным, к тому же он испытывал неуверенность, что-то вроде комплекса неполноценности своего рода. Он родился в бедной семье, и у него было трудное детство. Работая, он окончил провинциальный государственный университет и добровольно поступил на службу в полицию. Сдав экзамены на государственного служащего по третьему разряду, он сразу, несмотря на свою молодость, был назначен на должность помощника инспектора, опередив на служебной лестнице многих местных полицейских, бывших значительно старше него. Перед ним открывалось большое будущее в полиции с довольно быстрым продвижением: инспектор, старший инспектор, – он, можно сказать, уже принадлежал к полицейской элите. Но, к сожалению, ему недоставало опыта, и в нынешнем расследовании он постоянно чувствовал на себе критические взгляды опытных сыщиков, действиями которых должен был руководить. Это и стало причиной раздражения, особенно теперь, когда ему пришлось иметь дело с известными людьми. – Послушать вас – получается, что я несу ответственность за смерть всех этих людей? По мере того как росла раздражительность Хибия, Тиёко Отори выглядела все более спокойной, расположившись в кресле напротив помощника инспектора в позе, которая излучала чувство собственного достоинства. Коскэ Киндаити не мог не признать, что она действительно красивая женщина. Что касается помощника инспектора Хибия, то красота Тиёко и ее непринужденное поведение приводили его в состояние замешательства и растерянности, и он еще больше раздражался. Тадахиро Асука стоял у окна в конце комнаты, повернувшись спиной к Хибия и Отори, и смотрел на видневшиеся неподалеку заднюю стену студии и поваленную магнолию. Приехавшие одновременно со «скорой помощью» рабочие с помощью блоков поднимали дерево, чтобы освободить «хилман». Коскэ Киндаити, сидя в углу на старом стуле, внимательно наблюдал за противостоянием Хибия и Отори. Довольно просторная комната, в которой они находились, вероятно, служила в доме Кего Маки одновременно и гостиной, и кабинетом, и была отделана необработанным деревом. Стена около окна, рядом с которым стоял Тадахиро, была увешана книжными полками, однако книг на них было немного: полки в основном использовались для демонстрации изделий из керамики. – Нет, нет. Вы меня неправильно поняли. Мне просто хотелось, чтобы вы были со мной более откровенны, более искренни. Хибия боялся смотреть на Тиёко Отори, и это его тоже выводило из себя. По сравнению с живой и энергичной актрисой он являл собой довольно жалкое зрелище. – Я с самого начала была намерена откровенно отвечать на ваши вопросы… Но если вы чего-то недопоняли, я могу повторить еще раз. – И она бросила взгляд в сторону Киндаити. – Я уже давно не виделась с Маки-сан. Задолго до прошлогоднего несчастного случая я перестала видеться с Ясухиса. Молодой помощник инспектора не понимал, как женщина, сменившая четырех мужей, может невозмутимо говорить о своих отношениях с ними после развода, даже не покраснев при этом. Пусть она была известная актриса и красавица, для него она оставалась распутной обольстительницей. – Хибия-сан, вам, кажется, не нравится, что я как раз в это время приехала в Каруидзаву. Но я уже говорила: я только что закончила сложную работу и хотела отдохнуть. А для отдыха лучшего места, чем Каруидзава, быть не может, разве вы так не думаете? К тому же меня пригласил Тадахиро-сан. Это высказывание было предназначено для Коскэ Киндаити, который не мог не обратить внимание на то, что она специально назвала Асука не по фамилии, а более фамильярно, по имени. Тадахиро тем временем продолжал стоять у книжной полки, машинально перелистывая одну из книг и напряженно вслушиваясь в беседу Тиёко и Хибия. – А почему вы не остановились на своей вилле в Сакура-но-дзава, где живет ваша дочь? Ведь вчера вечером она осталась в доме одна. – Хибия-сан, вероятно, не знает, какие между нами отношения. Мися и я живем каждая своей жизнью. Ее воспитание я полностью поручила бабушке Фуэкодзи. По принципиальным вопросам она со мной советуется, а в повседневных делах я полностью ей доверяю. Неужто вы думаете, что девочке пойдет на пользу, если рядом с ней будет мать, которая так часто меняет мужей? При этом Тиёко мельком взглянула на Тадахиро, и ее щеки слегка порозовели, но Хибия этого не заметил, так как нервно прохаживался по комнате. Тадахиро взял с полки следующую книгу. – О том, что вчера Мися осталась дома одна, мне не было известно, я не связывалась с Фуэкодзи. В голове у Хибия не укладывалось, что между матерью и дочерью могут быть подобные отношения. – Вчера вечером вы не выходили из отеля? Чем вы занимались? Тиёко Отори, положив руки на подлокотники кресла и выпрямившись, стала рассказывать, полуобернувшись к Киндаити: – Вчера, примерно в десять минут шестого, я позвонила Тадахиро-сан. В шесть часов Тадахиро-сан приехал в отель. Мы прошли в столовую и поужинали. На это ушло около полутора часов. Затем мы, беседуя, зашли в лобби-бар отеля, и в это время выключили свет. Поэтому Тадахиро-сан уехал домой. Вот и все. – Что вы делали после того, как уехал Асука-сан? – Мне ничего не оставалось делать, как лечь спать. – При этих словах Тиёко мило улыбнулась. – Конечно, мне принесли свечу, и я некоторое время, лежа в постели, читала, но разболелись глаза, и я затушила свечу. Ветер становился все сильнее, к тому же раздражала музыка, под которую где-то танцевали О-Бон, поэтому я долго не могла уснуть. – И вам не приходило в голову позвонить дочери? – Нет, не приходило. – Тиёко очаровательно улыбнулась. – Откровенно говоря, я о ней совсем забыла. Однако, пока я здесь, думаю разок с ней встретиться. Помощник инспектора Хибия с удивлением посмотрел на нее, но, будто споткнувшись о спокойное выражение ее лица, в замешательстве задал следующий вопрос: – Вы позволите мне вернуться к прошлогодним событиям? – Что ж, пожалуйста… Расслабившись в кресле, Тиёко и бровью не повела. Коскэ Киндаити напрягся. – Вы, наверное, помните события минувшего года? – Постараюсь вспомнить. Если бы не тот несчастный случай, я бы точно ничего не вспомнила. Внимательно глядя на нее, Хибия начал: – В прошлом году вы прибыли в здешний отель «Такахара» вечером тринадцатого августа. – Да. – На следующий день, вечером четырнадцатого августа, сюда приехал Фуэкодзи. По нашему мнению, он вас преследовал. – Я же тогда вам говорила, что если он меня и преследовал, то я не представляю, с какой целью. Я и сейчас не знаю этого. – Залог за него заплатили вы? – Да. Меня об этом попросила его мачеха. – Может, он хотел выразить свою благодарность? – Возможно. Однако, если это и так, он напрасно беспокоился. Я сделала это ради Мися, – холодно сказала Тиёко. – Вы так и не встретились? – Нет. – Он звонил и просил о встрече? – Да, дважды. Звонил он много раз, но меня не было, и разговаривала я с ним только два раза. – А вечером пятнадцатого августа? – В тот вечер в отеле был банкет, на котором присутствовал и Тадахиро-сан. Вскоре после восьми часов раздался звонок. Ведь так, Тадахиро-сан? Тадахиро обернулся с книгой в руках, не очень убедительно изображая, что он поглощен чтением, и промолчал. Тогда Тиёко неожиданно сказала: – Обо всех событиях прошлого года должен иметь представление и Киндаити-сэнсей… – Если ты так думаешь, то и рассказывай, – несколько сухо ответил Тадахиро, но затем добавил более доброжелательно: – Мы ведь для этого и пригласили Киндаити-сэнсея. – Я весь внимание, – откликнулся Киндаити и вопросительно посмотрел на Хибия, но тот никак не отозвался: он был настолько погружен в свои мысли, что просто не слышал окружающих. Тиёко решительно обратилась одновременно к Хибия и Киндаити: – В прошлом году я не придала кое-чему особого значения и не все рассказала Хибия-сан. Однако недавно я посоветовалась с Тадахиро-сан и решила, что это может быть важно. – Значит, вы от нас тогда что-то скрыли? Кровь вновь прилила к щекам помощника инспектора Хибия, и в его глазах появился язвительный блеск. – Скрыла?… Получается, что скрыла. Но ведь и Тадахиро-сан раньше считал, что нет необходимости об этом рассказывать. – О чем вы, собственно? – Во время банкета в ресторане отеля «Такахара» ко мне подошел бой-сан и сказал, что мне звонит этот человек… Фуэкодзи. Я уже говорила с ним по телефону предыдущим вечером и отказалась от встречи. В день банкета он продолжал звонить, но меня в отеле не было… – Подождите минуточку, – перебил ее Коскэ Киндаити. – В тот день вы куда уезжали? – Вместе с Тадахиро-сан играла в гольф. В десять часов утра начался турнир по гольфу, который спонсирует Тадахиро-сан. В здании клуба был обед, после чего вновь играли в гольф. Примерно в половине пятого Тадахиро-сан отвез меня в отель. В семь часов он вернулся в отель, и мы пошли на банкет, на который Тадахиро-сан пригласил участников турнира. До банкета Фуэкодзи звонил, но я принимала ванну… – А когда он позвонил во время банкета, вы с ним разговаривали? – Да. – Это было сразу после восьми часов? – Да, около восьми. – Простите, что прервал вас. Пожалуйста, продолжайте. – Взяв трубку, я сразу поняла, что он сильно пьян. Когда я разговаривала с ним в предыдущий раз, он был трезв, и я ему сказала, что нам нет необходимости встречаться. Объяснила, чтобы он не беспокоился о внесенном мною залоге, так как я сделала это ради Мися, а если у него есть ко мне другие дела, то он может сообщить об этом через свою мачеху. – Это вы о разговоре вечером четырнадцатого числа, то есть сразу после приезда Фуэкодзи в Каруидзаву? – Да. – Но ведь для чего-то Фуэкодзи хотел встретиться с вами. – Я думаю… – Тиёко немного поколебалась и затем все же продолжила: – Вероятно, для того, чтобы попросить денег. В трезвом виде он бывал очень робок, поэтому и не решился попросить по телефону. – Значит, когда он позвонил вечером пятнадцатого числа около половины девятого, он был сильно пьян? – Да. Я вновь отказалась от встречи. Он злобно рассмеялся и сказал, что я должна с ним обязательно встретиться, потому что он сегодня виделся с Синдзи Цумура и кое-что узнал. Хибия встал, вслушиваясь, и не сводил глаз за толстыми линзами с Тиёко. – И что он мог узнать? – Этого я не знаю. Даже сейчас. Глаза Тиёко Отори были ясными, в них даже тени озабоченности не промелькнуло. – Что было потом? – Он был абсолютно пьян, а в таком состоянии с ним невозможно иметь дело. Из-за этого его и выгнали со студии. После этого он, по рассказам мачехи, стал пить еще больше. Я как раз хотела повесить трубку, а он все повторял: я только что встречался с Цумура и кое-что узнал, кое-что узнал. Я рассердилась и сказала, что разговор окончен. Тогда он спросил, можно ли ему встретиться с Тадахиро Асука, на что я ему ответила, что он волен поступать как хочет, и положила трубку. – Значит, затем он позвонил Асука-сан? – спросил Хибия возмущенно. – Да, позвонил. – Асука-сан ответил на этот звонок? – спросил Коскэ Киндаити. – Нет, Киндаити-сэнсей, я не стал с ним разговаривать, полагая, что в этом нет необходимости. Если бы я тогда с ним поговорил… – Значит, Отори-сан не сообщила полиции то, что ей сказал Фуэкодзи? – Это я посоветовал, полагая, что коль скоро Цумура тоже был допрошен полицией, то он может в случае необходимости сам рассказать о своем разговоре с Фуэкодзи. Поэтому я и сказал Тиёко, что нет нужды рассказывать об этом полиции. – Цумура ничего не говорил о секретном разговоре с Фуэкодзи? – спросил Киндаити, обращаясь к Хибия. – Я об этом слышу впервые, – с негодованием в голосе ответил Хибия. – В тот день Фуэкодзи действительно встречался с Цумура? – продолжал расспрашивать Киндаити. – Да, около часа дня он приезжал на виллу Цумура в Асамаин, – ответил Хибия. – Значит, вилла Цумура находится в Асамаин? – Киндаити узнал недавно от Такудзо Акияма, что район Асамаин находится поблизости от Сакура-но-дзава. – Цумура арендует там виллу. – Что рассказывал Цумура об этом визите? – Ничего особенного. Фуэкодзи жаловался на свою судьбу. Их встреча продолжалась недолго: в это время проходил фестиваль музыки на минеральных источниках в Хосино, и группа студентов пришла поприветствовать Цумура. Он еще пожаловался, что Фуэкодзи стащил у него бутылку виски «Джонни Уокер». – Ту, с которой он не расставался весь вечер? – Да, наверное. – Как долго пробыл Фуэкодзи на вилле Цумура? – По словам Цумура, не более получаса. Как только пришли студенты, они расстались. – За это время можно о многом поговорить, – проворчал как бы про себя Киндаити и повернулся в сторону Тиёко Отори. – Короче говоря, телефонный звонок Фуэкодзи означал следующее: сегодня, я встречался с Цумура и спрашивал о тебе. Если то, что он мне рассказал, узнает Асука-сан, то тебе будет неприятно. Поэтому ты должна встретиться со мной и передать какую-то сумму… Фуэкодзи хотел сказать это, как вы думаете? – Можно быть. Но… – Но что? – Я совершенно не могу себе представить, что можно было сообщить Тадахиро-сан. За каждой минутой моей жизни наблюдают журналисты, поэтому у меня нет секретов. Она обращалась в первую очередь к Тадахиро, который в это время стоял, облокотившись на книжную полку, и нежно смотрел на Тиёко. – А вы не расспрашивали Цумура? – Нет, – сразу ответила Тиёко. – Если говорить о Цумура, то… впрочем, не стоит обсуждать людей в их отсутствие. Он и в этом году вроде бы приезжает в Каруидзаву, вы можете сами спросить у него. – Мы непременно это сделаем. Вы задержали следствие на целый год, – с ехидством сказал помощник инспектора, но ни Тадахиро, ни Тиёко не обратили на это внимания. – А вам известно, откуда звонил Фуэкодзи? – спросил Киндаити. – В тот вечер Фуэкодзи до восьми часов находился в кемпинге «Белая береза» и пил виски в одиночку. Затем, уже сильно пьяный, вышел из кемпинга и в начале девятого зашел в кафе «Мимоза» рядом со Старой дорогой, откуда и позвонил в отель. В разговоре он произнес имя Тиёко Отори, и все находившиеся тогда в кафе запомнили Фуэкодзи. После звонка он некоторое время еще оставался в кафе и пил чай, наливая в него виски, а в начале десятого, пошатываясь, ушел. – После этого Фуэкодзи отправился на виллу в Сакура-но-дзава? – Да, он появился там в половине десятого. Мися-тян была одна, но, видя, как он пьян, предложила ему остаться. Фуэкодзи не послушался, и вскоре с ним произошел несчастный случай. Рассказывая, помощник инспектора Хибия внимательно всматривался в лица Тадахиро и Тиёко, те сидели неподвижно, будто в глубоком раздумье. Коскэ Киндаити после некоторого молчания спросил: – В котором часу закончился банкет? – А… – Тиёко как будто проснулась. – В начале десятого. – И что вы делали после этого? – Тадахиро уехал в половине десятого. Я проводила его до выхода, помню, был страшный туман. Потом я приняла ванну и легла в кровать. Да, да. И в тот вечер где-то были танцы О-Бон, и меня раздражала громкая музыка, отчего я долго не могла заснуть. Воспоминания словно утомили Тиёко: она сидела поникшая и порой вздрагивала всем телом. Она побледнела, лицо приобрело восковой оттенок. – Асука-сан, вы сразу вернулись к себе на виллу? – Да. – На машине? – Нет, пешком, это совсем близко. – Может кто-нибудь помнить время вашего возвращения на виллу? – Нет. – Тадахиро опустил глаза и смотрел в пол. – Я сразу прошел в кабинет, где некоторое время читал мои любимые книги по археологии. Я уже собирался ложиться, когда вошла Таки, наша старая служанка, и очень удивилась, что я уже вернулся. – И во сколько это было? – Около половины одиннадцатого. – Значит, получается, что никто не знает точного времени вашего возвращения на виллу? – Получается так. В разговор вмешался стоявший рядом помощник инспектора Хибия: – Короче говоря, вы оба не имеете алиби на то время, когда Фуэкодзи утонул. Еще… Фуэкодзи, перед тем как очутиться в бассейне, был с какой-то женщиной… – Молодой помощник инспектора покраснел и, запинаясь, продолжил: – …имел с ней половую связь, следы которой были зафиксированы. Я хочу знать, кто эта женщина! Помощник инспектора говорил все громче, казалось, он вот-вот взорвется. – Это просто поразительно. Я не могу поверить! – воскликнула Тиёко. – Тогда вы говорили то же самое. Вы что, не верите современной медицине? – Простите, Хибия-сан, если вы считаете этой женщиной меня, вы не правы. Ведь я, – тут Тиёко показала свои знаменитые ямочки на щеках, – уже не девочка и сумела бы воспротивиться насилию. – А что, если Фуэкодзи хотел использовать для давления на вас тайну, которую он узнал от Цумура?… – Поэтому я и предлагаю вам встретиться с Цумура! – В голосе Тиёко зазвучали истерические нотки. Помощник инспектора закусил губу и замолчал. Он опасался, что может навлечь на себя обвинение в психологическом давлении. – Я обязательно встречусь с Цумура. В этот раз я заставлю его признаться. Несмотря на резкие слова, в голосе помощника инспектора не чувствовалось уверенности. Почему эта Тиёко только сейчас рассказала о таком важном для следствия факте? – Хибия-сан, – вмешался в беседу Коскэ Киндаити. – У вас нет никакой информации о той женщине? – Нет. В Каруидзаве не было ни одной женщины, которая была бы как-то связана с Фуэкодзи. Кроме Тиёко Отори. В голосе помощника инспектора зазвучал металл. Тиёко Отори сидела, вцепившись в ручки кресла, и смотрела прямо перед собой. Она выглядела как разгневанная королева. Тадахиро Асука продолжал равнодушно стоять у книжных полок. После затянувшегося неловкого молчания заговорил Коскэ Киндаити: – Итак, Асука-сан, что было вчера вечером? Расставшись с Отори-сан, вы вышли из отеля. Поехали на машине или пошли пешком? – Я пошел домой пешком, но, видимо, зря. – Что вы имеете в виду? – Когда я вышел из отеля, было совсем темно, и я заблудился. Домой вернулся только в половине десятого. – В половине десятого?… – В горящих глазах помощника инспектора Хибия возникло подозрение: смерть Кего Маки наступила между девятью и половиной десятого. – Так вы говорите, что, заблудившись, больше часа не могли найти дорогу домой? – Да, – ответил Тадахиро с кислой улыбкой. – Однако на то была причина. Вы были сильно возбуждены. – Возбужден?… Это почему же? – В лобби-баре вы разговаривали с присутствующей здесь дамой. Неожиданно погас свет, стало совсем темно. И в этот момент… вы ее крепко обнимаете и целуете. – Ах! – Тиёко покрылась ярким румянцем. Тадахиро, с нежностью глядя на профиль Тиёко, сказал: – Что за ужасное разоблачение! Ха-ха-ха! Я с этой женщиной встречаюсь уже больше года, и это был первый поцелуй. Конечно, я был возбужден, как мальчишка. Ха-ха-ха! – Тадахиро громко рассмеялся, а щеки Тиёко стали пунцовыми. – Только поэтому?… – Помощник инспектора Хибия не сводил подозрительного взгляда с лица Тадахиро. – Когда вы затем целый час бродили по городу, вы кого-нибудь встретили? – Возможно, и встретил, но я не помню. Во всяком случае, душой и телом я был в другом месте. «Даже если это действительно так, зачем здесь об этом рассказывать?» – удивлялся Коскэ Киндаити. Похоже, что Тиёко думала так же и с сомнением смотрела на Тадахиро, который, не обращая на нее внимания, продолжал счастливо улыбаться. – Да, за все то время, пока я блуждал, я припоминаю только одно событие. – Какое же? – Я захотел курить и достал зажигалку, но из-за сильного ветра не смог зажечь ее и положил в карман. – И что было потом?… – Через некоторое время вновь захотел курить, но в кармане зажигалки не обнаружил. Видимо, я ее обронил. Эту зажигалку легко узнать – на ней изображены пирамиды, поэтому я думаю, что если ее кто-нибудь найдет, то будет ясно, где я бродил тем вечером. Помощник инспектора со все большим подозрением смотрел на Тадахиро. В этот момент в комнату ворвался молодой детектив Фурукава. – Извините, начальник… – В чем дело? – Это выпало из кармана джемпера погибшего. По словам прислуги, этот джемпер он надевал вчера днем, когда куда-то уходил. В Каруидзаве даже мужчины в течение дня вынуждены несколько раз переодеваться из-за частых скачков температуры. Когда помощник инспектора расправил смятый листок бумаги с отпечатанным текстом, он с удивлением увидел, что это была программа открывшегося в Каруидзаве ежегодного фестиваля современной музыки, на котором в этот раз исполнялись произведения Синдзи Цумура, а сам композитор был приглашен в качестве дирижера. – Получается, что убитый был вчера на концерте Синдзи Цумура и, видимо, встретился с ним. Хибия повернулся к Тиёко, собираясь что-то сказать, но тут в гостиную торопливо вошел детектив Кондо. – Начальник, можно вас на минутку… – Что случилось? – Машину вытащили из-под дерева, нашли кое-что необычное. Проводив взглядом торопливо уходящих полицейских, Коскэ Киндаити повернулся к Тиёко. – Отори-сан, не поможете ли мне… – Если смогу. – Рядом с телом Маки были разбросаны спички. Вам это о чем-нибудь говорит? – Да, я видела, и мне это показалось странным, – сказала Тиёко, вздрогнув всем телом. – Значит, вы не знаете, что это может значить? – Даже не представляю… – Вы хорошо рассмотрели расположение спичек? – Нет, у меня не хватило смелости… – Асука-сан зарисовал их расположение, вы можете попозже взглянуть, и если на что-нибудь обратите внимание, пожалуйста, скажите мне об этом. – Вы считаете, что в этом есть какой-то смысл? – Я вынужден так думать. Впрочем, спички сдвинули… – Я вас поняла. Вы… – Я покажу тебе зарисовку, – сказал Тадахиро с серьезным выражением лица. Тиёко повернулась к Киндаити: – Киндаити-сэнсей, если я что-нибудь пойму, обязательно сообщу вам. – Большое спасибо. – Киндаити слегка склонил голову в знак благодарности. – Мне бы хотелось задать вам еще один вопрос. – Да, пожалуйста. – По словам прислуги, Мицуко Нэмото, Маки частенько коротал время, составляя с помощью спичек загадки и головоломки. Вы знакомы с этой привычкой?… Тиёко нахмурила брови. – Нет, впервые слышу. Пока мы были вместе, он ничем подобным не увлекался. – Каким человеком он был по характеру: тяжелым и капризным или легким и общительным?… Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=166128) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Видимо, автор имеет в виду известный в истории Японии инцидент 26 февраля 1936 года, когда группа молодых экстремистски настроенных офицеров пыталась совершить государственный переворот и убила ряд министров, других государственных деятелей и видных представителей финансово-экономических кругов. (Здесь и далее прим. перев.) 2 «О-Бон» – ежегодный религиозный праздник поминовения предков. Отмечается в августе. В это время многие японцы стремятся вернуться в родные места, где покоится прах их предков. Во время праздника зажигается костер, вокруг которого совершаются обрядовые танцы. 3 Сэнсей – учитель, преподаватель. Часто употребляется после собственного имени уважаемого собеседником человека, особенно из научного или медицинского мира. При обращении может употребляться и без собственного имени. 4 Симбаси – район Токио, где находятся лучшие дома гейш. 5 В Японии номерные знаки такси желтого цвета, остальных автомобилей – белого. 6 Сан (более вежливое «сама»), буквально – господин, госпожа. Употребляется после собственного имени при обращении к собеседнику равному по возрасту и положению, или в случае, когда речь идет о третьем лице, пользующемся уважением говорящего. 7 Кун – суффикс к именам и фамилиям при фамильярном обращении к младшему или сверстнику.