Охотник на ведьм Ольга Гартвиновна Баумгертнер Ольга Баумгертнер Охотник на ведьм 1. В час до рассвета Я поднялся на последний этаж. На лестничной площадке, прислонившись к стене, стояла девушка. В ее руках уже давно остыла чашка с кофе, чей аромат еще слегка улавливался, а рассеянный взгляд девушки был устремлен на темное окно подъезда. Я прокрался мимо и проник в квартиру через приоткрытую дверь. Мужчина в прихожей, собираясь на работу, торопливо и нервно искал что-то среди бумаг в своем портфеле, и я без помех проскользнул дальше на крохотную грязную кухоньку. Старуха в замусоленном переднике старательно помешивала половником в большой пузатой кастрюле. Густой запах супа с пряными приправами, не желая вытекать в распахнутую форточку, наполнял все узкое пространство между мойкой, плитой и теснившимися напротив столом и холодильником. Молодая женщина делала бутерброды для сына в школу. Развернуться здесь было негде, так что я сразу махнул на покривившийся стенной шкафчик с перекошенными из-за разболтавшихся петель дверцами. Шурупы наполовину вышли из пазов, и шкафчик держался на честном слове. Так что я завис чуть выше, даже не думая опираться на него. Из щели между шкафом и стеной высунулись рыжие усы и тут же исчезли… Когда в семье три женщины, в их доме никогда не будет порядка. Старшая чувствует себя хозяйкой, дает советы и постоянно ворчит, что остальные ничего не делают или делают не так, как надо. Вторая всегда поступает по-своему, а уж если вдруг последует совету старшей, все у нее будет валиться из рук. Третья вовсе не участвует в домашних делах и старается как можно реже появляться в доме, чтобы не слышать вечных упреков. Здесь был как раз этот случай… Половник в руке старухи вдруг замер, и варево, кипевшее на сильном огне, протестующе забулькало. Старуха потянула носом, принюхиваясь. Но запах специй был так силен, особенно рядом со мной под самым потолком, что я сомневался, что она смогла бы учуять что-либо другое. На кухню забежал мальчишка. Женщина сунула ему в рюкзак бутерброды. На миг заглянул мужчина. Ему тоже досталась пара бутербродов, небрежно завернутых в промасленную бумагу, после чего он исчез. И тут старуха встретилась со мной взглядом. Мой амулет выскользнул из-под рубашки, нарушив защиту, и ведьма смогла увидеть меня. Она яростно взвизгнула и потянула ко мне руки со скрюченными пальцами, на которых в один миг выросли когти. Я скакнул через голову старухи. Ее дочь выбросила вперед руки, чтобы поймать меня. И даже мальчишка подпрыгнул. Кто-то из них схватил меня за штанину, но я вырвался. – Что происходит? – удирая, я пихнул в сторону бабкиного зятя – тот, в аккуратном деловом костюме застыл на пороге квартиры и не знал, что делать со всученными ему бутербродами. – Эй, ты кто?! Куда?! Я перемахнул с лестничной площадки прямиком на подоконник, распахнул одну створку и сиганул в окно. Вслед мне несся вопль мужчины. Он, топая в дорогих туфлях, сбежал по лестнице и высунулся наружу. Но внизу, в двадцати метрах под окном, на асфальте у щедро освещаемого фонарем входа в подъезд никого не было. – Ты видела?! – он, с вытаращенными глазами, обернулся к своей золовке. Та по-прежнему стояла на лестничной площадке и бездумно смотрела в окно, босая, в мятом шелковом халатике, небрежно запахнутом на голом теле. – Элишка, ты видела?! – выкрикнул мужчина. – Он выпал в окно! Мужчина стал подыматься обратно, но на середине пути схватился за сердце и опустился на ступеньку. Лицо его побагровело, на виске застучала, запульсировала венка, и видно было, что из-за случившегося ему сделалось дурно. – Он – улетел… – неслышно, одними губами произнесла девушка. Я, поглубже упрятав талисман за пазуху, перемахнул через островерхую крышу. Нашел и надел свое пальто, уселся на коньке, прислонившись спиной к теплой стенке вентиляционной шахты, и подул на озябшие пальцы. Скаты крыш покрывал неглубокий, в ширину ладони, снег, голубевший под морозным темно-синим небом, и клубы пара застывали над трубами, словно призраки, отливая мертвенно-зеленым, впитав цвет светлеющего востока; а в трубах глухо и заунывно подвывал ветер. Ночь подходила к концу. Внизу в домах электрический свет вычерчивал оранжевые квадраты окон. Но на улицах еще не было ни души. Только далекие хрустально-ледяные звонки трамваев чуть нарушали стылую тишь. Я, поеживаясь, поплотнее запахнул пальто и, дыша на пальцы, смотрел на звезды. Млечный путь, заиндевевший и слабо искрящийся, казалось отражал идущий от земли свет. Бледный серпик убывающего месяца, словно истаявшая сосулька, низко висел в позеленевшем небе над шпилем ратуши, обращая ее в мечеть. И откуда-то оттуда же, со стороны Центральной площади, донеслось глухое, утробное урчание автомобильного двигателя. И я знал, что мне скоро позвонят. Из трубы надо мной послышался какой-то шорох и копошение. Я задрал голову. Два чертика сидели на краю шахты, свесив хвосты и ножки и болтая копытцами. – Янош, – захихикали они. – Тебе тоже не спится? Что ты забыл на нашей крыше? – Вчерашний день. Брысь, мелюзга, а то вам тоже не поздоровится. – Какой ты сегодня добрый, Янош! – продолжили глумиться они. – Когда ты будешь убивать наших ведьм, ты тоже будешь таким обходительным? – Брысь! – я указал им на ратушу. – Свяжу вам хвосты и повешу на шпиле вместо флюгера. Заодно проветритесь – от вас псиной несет. – А до месяца ты не дотянешься, Янош? Не повесишь нас на рожок? Не такие уж у тебя и длинные руки! Я взвился. Парочка с визгом вскочила, но я успел сцапать обоих за шкирку. Они были легкие, как два черных котенка, а их шелковистая шерстка встала дыбом. – Зато у кого-то слишком длинные языки! – Янош, мы же пошутили, – плаксиво залепетали они. Их тонкие, мягкие лапки трогали мои пальцы, две пары желтых глаз уставились на меня, а мордочки оскалились в натянутых улыбках. – А как же Элишка? – отважился спросить один, когда я чуть ослабил хватку. – Мы же видели, когда подглядывали из щели, как ты целовал ее, как тискал ее. – Довольно! – оборвал я. В этот миг у меня зазвонил телефон. Я поставил взъерошенную парочку на край шахты, в которой они поспешили исчезнуть, огляделся. Машина, черный с тонированными стеклами микроавтобус, остановилась в соседнем переулке. Доминик и Петр прибыли. Я увидел, как приоткрылось окно и в нем – руку с зажженной сигаретой, и только после этого ответил на вызов. – Мы уже на месте, действуй. Через десять минут будем в квартире. Ты не передумал, Ян? – Нет, – я нажал отбой и глянул в небо. – Нет, я не передумал… Элишка… Я познакомился с ней десять дней назад. Тогда было полнолуние. Мы ехали куда-то в одном трамвае. Она искала мужчину, чтобы завладеть им, как до этого ее старшая сестра зачаровала одного успешного бизнесмена. Но в итоге Элишка встретила меня. Полная луна каждый месяц горячила всем подобным нам кровь… Я ушел от нее утром. Обычный мужчина не смог бы уйти, а я ушел… Она шептала заговор, но он на меня не подействовал. И тогда она поняла, кто я. Не так часто дар ведовства передается мужчинам, чтобы не знать их всех. Она могла не знать только изгоя… Я посмотрел на ее бледное лицо, на опустевшие глаза, в которых не осталось ничего, кроме разочарования. И я ушел… чтобы вскоре вернуться… Я сбросил пальто и, свесившись с крыши, заглянул на покинутую мною несколько минут назад кухню – старуха все еще была там. Через форточку я втянулся внутрь и вновь устроился над шкафчиком. Старуха бросила еще щепотку приправы в суп и в очередной раз помешала варево. – Он ушел! – на кухню вернулась старшая дочь. – Перепугал мужа чуть ли не до смерти – Марек до сих пор не отдышался… Старуха вынула половник и, облизав, бросила в мойку. Загремела немытая посуда. – Никуда он не ушел, Катерина, – старуха вновь потянула носом. – Раз пришел, он уже так просто не уйдет. Ну? Где же ты, иудушка? Ее взгляд зашарил по стенам. – Ну же, покажись, изверг. Ты же пришел за нашей душенькой, убивец… Я медленно потянул из-за пазухи нож. – Почему ты помогаешь им? – взор Катерины тоже искал меня. – Они же расправились с твоей матерью. – Что ты ждешь от труса? – губы старухи искривились в презрении, и она поглядела в окно куда-то далеко-далеко. – Когда-то давно эти душегубы-охотники, как два татя, забрались в дом и убили ее спящую – сподручней застать ведьму врасплох, чем позволить ей выпустить когти. Мальчишка заливался слезами, но не от горя, а от страха за свою жизнь. И едва лунный блик, отраженный от лезвия, ударил серебром ему в глаза, он закричал, прося пощады у убивших так подло его мать… Единственный из нас, кто предал свой род, кого воспитали наши враги и кто убивает нас… Показалось, что ее глаза смотрят прямо в мои, хотя я по-прежнему оставался невидим. Больше медлить было нельзя. Я ринулся вниз, и предсмертный вой старухи смешался с яростным воплем Катерины, бросившейся на меня. Амулет сверкнул в электрическом свете, и я снова стал видим. Ударил ножом повторно, но на этот раз немного промахнулся. Женщина харкнула кровью прямо в лицо – я попал ей вместо сердца в легкое. В агонии она вцепилась в меня когтями, расцарапав щеки, и упала рядом с матерью. – Мама! – к телу Катерины метнулся мальчишка, но его успел поймать Доминик, как и Петр – Элишку. – Пустите! Пустите меня! – рычала она в ярости. – Дайте добраться до ублюдка – я убью его! – Не хочешь закончить, Ян? – спросил Петр. Я оттирал кровь с лица грязным кухонным полотенцем. – Чуть позже. Он бросил девушку на табуретку, скрутил за спиной руки, связал. – Мальчишку не тронем – он пустышка, – Доминик отпустил сына Катерины, и тот с рыданием бросился к Элишке, уткнулся лицом ей в колени. – Я вызвал скорую – у мужчины на лестнице случился сердечный приступ. – …когда некоторые вылетают в окно, – прошипела в злобе Элишка. «Как на это посмотрят они? Что из-за тебя пострадал человек?» Глаза, полные слез, с ненавистью смотрели на меня. Халат распахнулся, обнажив грудь. Я слизнул черную кровь с ножа. «Почему? – вновь подумала она. – Почему ты ненавидишь и убиваешь нас? Ты… ты ведь ничем от нас не отличаешься.» «Откуда тебе знать, кого я ненавижу? – ответил я. – Откуда?» Я достал из мойки половник, сполоснул под водой и налил себе в тарелку супа. – Ты собрался есть прямо здесь? – полюбопытствовал Петр. – А я думал – это мы закоренелые циники. – Жаль, добро пропадает… Старуха изумительно готовила – была лучшей кухаркой в городе, несмотря на весь этот бедлам, – я обвел взглядом кухню. – А какие вацлавские колбаски жарила. И бехеровку сама готовила, добавляла туда свои особенные травки. Может, еще осталось… Я заглянул в шкафчик, извлек початый штоф и три стопки. – Не хотите за компанию? Или вам брезгливо? – Лучшая кухарка, говоришь? Что ж, почему нет… Я разлил настойку. – За упокой их грешных душ, – произнес Петр. Мы сели за стол, выпили, покряхтели и взялись за ложки. Я чуть подул на суп, выдохнув заклятие, и принялся за еду – варево ведьмы-старухи стало вполне съедобным. Глаза Элишки, с презрением наблюдавшей за нами, распахнулись в изумлении. Охотники прихлебывали вслед за мной. – Действительно, весьма недурно, Ян, хотя мы и не привыкли есть суп на завтрак… – Петр улыбнулся. – С бехеровкой-то… Улыбка застыла на его губах, он побледнел и свалился со стула. Доминик тоже был мертв. Я бросил ложку и поднялся. Элишка встретилась со мной взглядом. – Твоя мать предвидела, что убью ее, – заметил я. – Бросила яд в супчик – знала же, что обязательно попробую. – Какая я глупая, – прошептала она. – Ненависть придает тебе сил. С каждой нашей смертью ты становишься сильнее. Зачем… – Нет… От догадки, осенившей ее, она задохнулась. – Кому-то слишком дорого пришлось платить за твою месть… Я швырнул, не глядя, тарелку в сторону мойки. Попал, но во все стороны брызнули осколки разбитой посуды. – Значит, у кого-то появится шанс поквитаться и со мной. Я подошел к Элишке и развязал руки. Она же в неверии смотрела за мою спину. – Ох, Янош! – старуха, пошатываясь, поднялась. – Почему не предупредил, изверг?! Я ведь тебя проклясть могла… Больно-то как! – Проклясть? Мне казалось, ты собиралась меня отравить, – возразил я. – Что происходит? – Катерина сидела на полу и ощупывала грудь, но от раны не осталось и следа. Мальчишка, скуливший на коленях у Элишки, с ревом бросился к матери. – Пора уезжать отсюда, – ответил я. – Почему ты не сказал? – на щеках Элишки сорвавшиеся с ресниц слезы оставили влажные линии. – Потому что они следили за вами. Убедили мужа Катерины установить камеру – якобы твоя сестра ему изменяет. Да и ко мне они что-то в последнее время стали относиться с подозрением. Я отцепил от ворота рубашки жучка, бросил на пол и раздавил. Потом склонился над мертвецами, обыскал их и выложил на стол мини-компьютер – на экране застыла картинка кухни – и диктофон. – Почему же ты неожиданно решил нас спасти? – спросила Элишка. – Участи остальных не позавидуешь. – Когда-нибудь это должно было прекратиться, – я посмотрел на нее. – Собирайтесь. У вас не больше пяти минут. Здесь могут появиться остальные. – А что же с Мареком и сыном? – встревожилась Катерина. – Мы не можем взять их с собой, – старуха опустила взгляд. – Марек обеспечен и позаботится о сыне. – Марек умрет, прежде чем до него доберется помощь, – возразила Элишка. – Мы не можем оставить Франтишека одного. Я, Катерина и Элишка вышли в подъезд. Марек все также сидел на ступеньке, тяжело привалившись к стене. Снизу слышались голоса – к нам подымались врачи. Я спустился к Мареку, чуть тронул его голову и прошептал заговор. Он вздрогнул и задышал легче и ровнее. – Он поправится. – У нас на кухне два трупа, – напомнила Катерина. Я вернулся обратно. Старуха уже в старой вылинявшей шубе стояла у окна с внушительным заплечным мешком за спиной. Рядом на подоконнике с узелками в лапках стояли два чертика. – Этих не берем. Если только… – Мы знали, что ты добрый, Янош! – пропищали они, живо побросали свои узелки, подхватили сначала одного мертвеца и утащили в вентиляционную шахту на кухне, затем другого. Потом вытащили оттуда что-то черное и всучили мне. – Это я бы сам забрал! – я в досаде стряхнул со своего пальто пыль, копоть и налипшую паутину. – Не за что, Янош, – они подобрали узелки и устроились на плечах старухи. – Привык жить с людьми, в чистоте и довольстве? – старуха ухмылялась. – Как будто вы не среди людей жили, – проворчал я и поморщился – от пальто явственно пахло псиной. Один чертик показал мне язык, другой поймал ползшего по стене таракана и с аппетитом сжевал. – Хоть какая-то от них польза… На кухню зашли сестры. Катерина утирала слезы. – Заставила Франтишека все забыть и уснуть, – произнесла она. – Так тяжело расставаться… Старуха распахнула окно. В кухню ворвался свежий морозный воздух. Элишка прижалась ко мне, и я обнял ее. Черти на старухином плече захихикали. – Будете еще подглядывать, подвешу вас на рожке месяца, – посулил я. Первая в окно шагнула старуха, потом Катерина. Я взял Элишку за руку. Спустя миг все мы, невидимые, летели над просыпающимся городом. Гасли фонари, звенели трамваи, спешили по делам пешеходы, и автомобили, став совсем игрушечными, катили по извилистым улицам. Все дальше уносились крыши, башни и шпили. Светлело небо, и, растворяя звезды, за нашими спинами поднимался рассвет. Утренний морозный ветер и утреннее солнце умыли нас и подарили чувство свободы. Впереди же ждали простор бескрайних полей и лугов, сень волшебных лесов и те, в ком течет та же кровь, что у нас… Пришло время покончить с охотниками на ведьм и прежде всего убить охотника в самом себе… 2. Черный микроавтобус Доктор с некоторым недоумением и с чрезмерным вниманием изучил рентгеновский снимок, а следом еще более пристально – мою голову. – Как обычно, Мила, – бросил он медсестре и посмотрел на меня. – Удивительно быстро вы поправились, Ян. От трещины и следа не осталось, и шрам тоже почти исчез… – На мне всегда заживает, как собаке, – я улыбнулся доктору. – К тому же, не люблю валяться без дела, тем более в больнице… – Вы думаете, эти два обстоятельства взаимосвязаны? – скептически хмыкнул доктор и вновь глянул на снимок. – Я, конечно, вас выпишу. И все-таки загляните через недельку на всякий случай. Как-никак, а у вас было сотрясение. Медсестра обработала голову чуть выше левого виска и обмотала ее бинтом. – Спасибо, доктор, но думаю, это уже излишне. – Ваша страховка покрыла все расходы, так что никаких дополнительных трат. Лишний раз… Я покачал головой. – Как пожелаете – мое дело предложить, – развел руками доктор. – А повязку к вечеру можете уже снять самостоятельно… И, знаете, что еще, Ян? Не хотелось бы вам говорить… – он немного замялся. – Это несколько неуместно, что ли, и нетактично, но обычно с такими ранениями как у вас, люди сразу отправляются на тот свет… – Меня так сильно приложили? – полюбопытствовал я таким тоном, словно справлялся о погоде. – Да. И я ожидал летального исхода, – доктор на мгновение нахмурился и после короткой паузы добавил. – Мне кажется, вы все-таки зря не написали заявление в полицию. – Я уже говорил, что это бессмысленно – я не видел своего несостоявшегося убийцу. – Что ж, тогда позвольте откланяться. Доктор и медсестра вышли. Я скинул больничную одежду и одел свою. Ту, в которой меня сюда доставили. Она была выстирана и выглажена. Вычищенное пальто висело в шкафчике. Там же нашлись ботинки. Нащупав в кармане пальто связку ключей, я вышел из палаты и тут же столкнулся с Милой. – Возьмите, Ян, – медсестра протянула вязанную шапочку. – На улице холодно, да она и повязку скроет… Жаль что вы выписываетесь… – Что? – Простите, – она смутилась. – Я, конечно, рада, что вы поправились… Я… – Я очень благодарен вам за заботу, Мила… Ее темные глаза загорелись, а на щеки лег румянец. Я взял шапочку из ее рук и одел. Дурацкая, яркая из белой и синей шерсти, спортивного типа, совершенно не подходила к моему классическому пальто. Но девушка бы обиделась. Я вышел из больницы. Утро было ясное, с легким морозцем. Солнце слепило глаза. Я несколько минут постоял перед входом, жмурясь и оглядываясь по сторонам, потом сунул руки в карманы и пошел в направлении дома. На улицах было довольно многолюдно, движение – оживленное. Но я сразу почувствовал за собой слежку. Не прошло и пяти минут, как рядом притормозил черный микроавтобус, отъехала в сторону дверь. – Садись, Ян, – произнес незнакомый женский голос. Я остановился, глянул вокруг и скользнул в салон. Сел на обтянутое кожей кресло. Напротив сидело двое. Женщина, довольно молодая, худощавая брюнетка с собранными в хвост волосами, и примерно того же возраста мужчина, хотя уже седой. Оба были в деловых костюмах. Она в синем. Он в сером, в мелкую, едва заметную черную полоску. Что-то не похожи на моих сотрудников, предпочитающих строгий черный. – Доброе утро, Ян, – сказала она, сперва внимательно оглядев меня. Я поморщился в ответ и стянул с головы цветастую вязанную шапочку, которую меня заставила одеть медсестра. Оба, как и ожидалось, уставились на повязку на моей голове. – Что произошло, Ян? – потребовала после легкого замешательства она. – Мне проломили голову, – отозвался я. – Так что я не совсем в курсе… – Доминик и Петр мертвы. – Я знаю, – прошептал я. – Что?! – мужчина уставил на меня злой взгляд. – Почему ты тогда жив? – Я не знаю. – Это выглядит очень подозрительно. Я глянул на них с непониманием. – Вы, кстати, не представились, – заметил я. – Это Томаш. Я – Диана. – Отличное имя для охотницы, – я чуть кивнул ей. – Они никогда не пытались переманить тебя на свою сторону? – продолжил расспросы Томаш. – Нет. – Но у тебя был повод… – Какой? Они с некоторым недоумением переглянулись. – Ты сам мог убить Доминика и Петра, – предположила Диана. – Доминик и Петр воспитали меня. – Доминик и Петр убили твою мать, Ян… Я зло усмехнулся и склонился к ней. – Мою мать? – процедил я сквозь зубы. – Моя мать устраивала оргии, запирала меня на это время в чулан, и несколько раз забывала о моем существовании… Я чуть не подох с голоду. Доминик и Петр были моими избавителями… Не смей больше говорить, что я убил их… – Но они слишком доверяли тебе, и полагались на тебя. Что произошло в то утро, Ян? Я нахмурился. – Мне обязательно сейчас отвечать? Я могу предоставить совету отчет, как всегда это делал… – Сейчас несколько иная ситуация – погибли охотники. Чем скорее мы получим сведения, тем быстрее… – У меня нет ничего, что ускорит дело. Будь у меня что-то, я позвонил бы из больницы… – Почему ты не позвонил и не сказал, где ты? – А вы не знали, да? Кто тогда эти типы, что торчали в коридоре и постоянно справлялись у доктора о моем здоровье? Я даже уверен, что это вы и поместили меня в больницу. Они поджали губы. – Ближайший совет состоится завтра утром. Ты будешь? – Разумеется. Охотница смотрела на меня. – В виду смерти Доминика и Петра нам теперь придется общаться чаще. Нас временно назначили твоими кураторами. И, значит, нам надо больше узнать о тебе. – Обо мне все написано в моем деле, – я понимал, что она, пожалуй, больше остальных жаждет узнать, что стало с ее предшественниками. – Кое о чем там не упоминается. Кто был твой отец? – Понятия не имею. Она показала мне светящееся зеленоватым светом колечко. – Знаешь, что это? Это маячок на вампиров. И он среагировал на тебя. Я рассмеялся, ударил по кнопке на двери. Темное тонированное стекло сползло вниз, в салон ворвался уличный шум, в лицо ударили солнечные лучи. – Да у совета уже паранойя начинается. Где ты взяла эту дешевку? – Это Марьяны, ведьмы изготовительницы оберегов… Ее изделия не врут… – Разумеется, – я щелкнул по камушку ногтем и тот перестал светиться. – Учитывая радиус действия 20 метров… – Я слышала, что ты всегда был слишком верток, Ян. Таким качеством обладают… – Ты поэтому спрашивала, кто мой отец? Нет, он даже не ведьмак, он обычный человек. Я не знаю, кто он, но знаю, чья кровь течет во мне. А ты, выходит, занимаешься охотой за кровососами. То-то мы не пересекались… – Может быть, тебе везло до этого? – ее глаза сузились. Камушек опять вспыхнул зеленым на миг. Но она не заметила. Тут я кое-что вспомнил, скрестил руки на груди и довольно чувствительно надавил на внутренний карман. Кто-то протестующе стал скрести лапками, слегка придушенный. Я ослабил давление. – Если сомневаешься – заглядывай ко мне вечером. Остановите. Машина замерла, я вышел, хлопнув в раздражении несколько сильнее, чем следовало. Нет, черта с два меня выведут из себя. Они почти довезли меня до дома. Я поглядел вслед черному микроавтобусу и передумал идти домой, решив прежде кое-куда заглянуть. Я углубился в старый пражский квартал, настоящий лабиринт узких, кривых улочек. Здесь было почти безлюдно. Проторенные туристами пути, их оживленный шум остались далеко позади. Я миновал крошечную площадь с фонтанчиком, прошел в арку между стенами домов, сделал еще пару поворотов и оказался в тупичке, оканчивающемся дубовой, выкрашенной в синий дверью. За стеклянным окошком двери висела табличка, что лавка открыта. Но с утра здесь обычно никого не бывало. Тихо звякнул колокольчик. Девушка оторвалась от записей в тетради учета. Она побледнела и застыла, не сводя с меня взгляда. – Доброе утро, Марьяна, – я оглядывал лавочку. На полках в стеклянных банках стояли различные чаи и травяные сборы для ванн, кусочки минералов, а также камни-амулеты для знаков гороскопа. То, что может приобрести обычный покупатель. Все остальное, исключительно для посвященных, хранилось в другой комнатке, куда доступ имела только владелица лавки. – Что тебе нужно, Янош? – А как ты думаешь? – полюбопытствовал я, взял с полки банку с чаем, открыл крышку и вдохнул терпкий и горький аромат. – Я нахожусь под защитой совета… – дрожащим голосом заметила она. Я глянул на нее и рассмеялся, словно услышал нелепицу, а потом добавил серьезно: – Благодаря моим рекомендациям и поручительству. Ладно, я по другому делу заглянул… Я поставил банку на место, опустил взгляд на витрину, где на черном бархате лежали всякие побрякушки и постучал пальцем по стеклу над знакомым кольцом. Камушек слабо засветился зеленым. – Что это? – полюбопытствовал я. – Да еще и в открытой продаже. – Кольцо не продается, – едва слышно произнесла она. – Это оберег от вампиров… – И кто из нас двоих? – поинтересовался я. – Так что это такое на самом деле, Марьяна? – Ты знаешь… – Каким образом ты смогла его изготовить? – Помнишь, тогда тебя прилично зацепили – я сохранила окровавленные бинты… – Ну и какого черта ты это сделала? Она молчала. – Знаешь поговорку? Если ты решилась взяться за месть, выкопай сразу две могилы… одну для себя. – Что ж ты тогда о своей жизни беспокоишься? – с вызовом заметила она. – А с чего ты взяла, что я кому-то мщу? Мне и мстить-то некому… Она уставилась на меня с изумлением. – И у кого теперь есть эти колечки? – Я сделала обновление для основного состава совета… – Это все? Или, может, ты еще до чего-нибудь додумалась? – Нет – я едва наскребла на десяток перстней. – Это, надо полагать, последний? Она открыла витрину, положила мне на ладонь колечко. Камушек тут же перестал светиться. Я разглядел на внутренней стороне ободка крошечный вензель Д. – Они еще и именные… Если этот предназначался Доминику, то где кольцо Петра? Марьяна вынула точно такое же кольцо из кармана. Я положил оба кольца в портмоне к монеткам. – Если еще раз что-нибудь подобное выкинешь… Между тобой и мной – нет никого, кто бы мог помешать, тем более из совета. Я толкнул дверь лавки. – Неблагодарный ублюдок! Я остановился, прикрыл дверь и вернулся к ней. Девушка попятилась. – Ты кому-нибудь еще хочешь отомстить кроме меня? Она молчала. Я резко шагнул к ней, схватил за горло и прижал к стене. – Я предупреждал тебя насчет твоих друзей? – пошипел я зло. – Предупреждал?! Какого черта они оказались не в то время не в том месте?! Она всхлипнула, закрыла глаза, и слезы побежали по ее бледным щекам. Я выпустил девушку и было отступил, но теперь она вцепилась в меня, уткнувшись лицом в плечо и рыдала. Я процедил проклятие и уже мягко прижал к себе и успокаивающе провел по ее черным густым волосам. Наконец, она немного успокоилась, подняла ко мне заплаканное лицо. – Зачем, Янош? Зачем ты это делаешь? – Я… Мы не успели опомниться, как нас притянуло друг к другу, наши губы встретились. Но спустя пару долгих минут она меня оттолкнула. – Уходи сейчас же, – выдавила она. – Это все полнолуние… И оттерла губы рукавом. – Извини… – я развернулся и вышел вон. 3. Полнолуние Первым делом, придя домой, я снял и встряхнул пальто. Послышался возмущенный писк, и из него кубарем вывалился на пол чертенок. – Мог бы повежливее, Янош, – произнес он своим глумливым голоском и заскочил на диван. – Да неужели? – я сцапал его за шкирку и потащил в ванну. – Нет, Янош, только не мыться! – завопил чертяка. – Чтобы у меня опять вся квартира псиной провоняла? Я заткнул в раковине слив, раскрыл на всю мощь кран и ливанул под водяную струю приличную порцию шампуня. Потом, засомневавшись, высыпал туда же полпачки стирального порошка и утопил в пене вопящего черта. Я бы и в стиралку мог без зазрения совести его запихнуть, если бы не был уверен, что тот без труда оттуда смоется. А так я его хоть за загривок крепко держал. Всласть поизмывавшись над чертом, я прополоскал его, замотал в полотенце для рук и поставил на закрытую крышку унитаза. С обвисших его острых ушей текла вода, шерсть слиплась и он стал казаться совсем маленьким, тоненьким, хрупким существом. Но я знал, насколько все это обманчиво. Сам он морщил мордочку, чихал, фыркал и сморкался в край полотенца. Под копытцами натекла лужица, в которой плавала кисточка хвоста. Я вгляделся в цвет подсыхающего меха. Он становился ржаво-рыжим. – Я думал, ты Черныш, – заметил я. – Он остался у Элишки, – насупился чертик. – За то время, как мы жили с тобой, мог бы и научиться нас различать. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/olga-baumgertner/ohotnik-na-vedm/) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.