Увидимся в аду Арина Холина Современные ведьмы работают в модельном бизнесе и рекламе. Они летают на «феррари» и соблазняют с помощью магии «Диор». Ведь для того чтобы стать ведьмой, надо работать двенадцать часов в сутки, заводить романы и листать журнал «Vogue». Роман Арины Холиной – мистерия в стиле «Мастера и Маргариты»: современный мир, в котором существуют волшебство, колдовство и дьявольщина. На небесах беспокойно: свыше дан приказ готовиться к явлению Мессии. Небесная бюрократия волнуется. Две души – одну из Рая, другую из Ада – отправляют на Землю: изучить настроения и духовные ценности человечества. Но на 3емле души, соскучившиеся по суете, вместо того чтобы выполнить задание, пускаются во все тяжкие… Не готовьтесь к предсказуемой развязке: сюжет лихо поворачивает на девяносто градусов в тот момент, когда кажется, что знаешь, чем все закончится. Арина Холина Увидимся в Аду 26 мая 2003 года, 19.00 ЗЕМЛЯ Москва, клуб «Пропаганда» – Не перебивай! – Наташа вскрикнула так резко, что люди за соседними столами нервно обернулись. – Еще вчера я готова была превратить тебя в морщинистую старуху с артритом на пальцах и недержанием мочи… – А тебе не слабо? – с издевкой произнесла Маша. Наташа вскинула брови и надула губы – гримаса означала: «Тебе хватает наглости сомневаться?» – Все изменилось, – взволновалась Наташа. Она нервно хрустнула пальцами. – Он уже не принадлежит ни тебе, ни мне. Он умрет. – Ка-ак? – ахнула Маша. Наташа потянулась к пачке «Мальборо». Долго копошилась, вынимая сигарету, – дрожали руки. Перетряхнула сумку в поисках зажигалки, прикурила, отпила из стакана белое вино, еще раз затянулась… И наконец объяснила: – Седьмого мая он поедет на машине по Садовому кольцу, а на перекрестке в три часа дня на скорости сто двадцать километров в час в него врежется красная «ауди». Водитель «ауди» отделается сотрясением мозга, а Игорь умрет. – Но… почему? – Маша глупо улыбнулась. До нее словно не дошел смысл сказанного. – Он сделал свое дело. – Наташа говорила жестко, но казалось: еще чуть-чуть – и она разрыдается. – Какое? Что за дело? Не понимаю… – Маша нервно ерзала на стуле. – Ровно через двадцать дней у одной женщины от него родится сын… – устало произнесла Наташа и осеклась. – И что? – Маша возмущенно стукнула кулаком по столу. – Он что, спермодонор? – На большее он не способен. К тому же этот… как его… Отдел вероятного будущего предсказал – у него нет шансов остаться в живых. – Отдел будущего? – нахмурилась Маша. – Ну, это нечто вроде их отдела кадров, – нетерпеливо объяснила Наташа. – Сидит какой-нибудь хлыщ, задает вопросы типа «Нравитесь ли вы себе, когда смотритесь с утра в зеркало? Вы всегда заранее знаете, за кого будете голосовать на выборах в Думу, или руководствуетесь спонтанной симпатией?»… А потом решает, что ты не подходишь, потому что слишком самостоятелен или образован для какой-нибудь там должности. Эй, ты понимаешь, о чем я? – Наташа окликнула Машу, которая словно впала в спячку. – Да-да, – вздрогнула Маша. – Ну вот они и решили, что за ближайшие десять лет Игорь начнет торговать наркотиками, сядет в тюрьму, а когда выйдет, превратится в алкаша. Будет приходить к сыну и побираться. Все это повлияет на судьбу сына. А на этого ребенка у них большие планы. Он должен стать влиятельным человеком. То ли политиком, то ли кинозвездой… Ему специально подобрали маму – она там вся из себя шибко умная и богатая, и папашу – писаного красавца, Игоря. Въезжаешь? – Но он же… хороший… – Маша кусала губы. – Да. Хороший, – согласилась Наташа. – Но ленивый, испорченный, легкомысленный, и у него нет цели. – Но мы же с ним еще увидимся? Если он умрет… – сообразила Маша. – Лет через тысячу, – усмехнулась собеседница. – Его засадят в шестой круг, туда всех за праздность отправляют. Там на века застревают. – Откуда ты все это знаешь? – сощурилась Маша. – Бабка нагадала. – Ба… бабка? – облегченно выдохнула Маша. – Ну, тогда… – Рано радуешься! – одернула ее Наташа. – Она из бывших наших. Падший ангел, что-то в этом духе. Работала в Вероятном будущем и незаконно снабжала информацией этого… ну, как его, блин… Нострадамуса. А он оказался парень не простой – книгу написал, и… – Я знаю, кто такой Нострадамус и что он написал! – перебила ее Маша. – Ее выгнали, но она неплохая тетка, и у нее остались связи. Ей помогают. Так что все верно. – Это несправедливо! – едва сдерживая слезы, промямлила Маша. – Ха! – Наташа прикурила вторую сигарету от первой и жестом попросила официанта повторить заказ. – Ты думаешь о себе, а они, – она ткнула сигаретой в потолок, – обо всех сразу. Для них так поступить – все равно что для моей секретарши перекрасить ногти. Правда, есть одно «но». Маша вскинула брови и, не спрашивая разрешения, подцепила сигарету. – Какое? – Он должен… – Наташа смутилась. – Встать на путь истинный. Стать другим человеком. И мы можем ему в этом помочь. Подадим апелляцию. Пока ее будут рассматривать, он исправится и останется жить. – За десять дней? – усомнилась Маша. – Да! – Наташа залпом допила вино и помахала официанту. – И знаешь, что его спасет? Маша вопросительно кивнула. – Любовь! – торжественно заявила Наташа. – Любовь? – Маша вытаращила глаза. – Любовь, любовь, – повторила Наташа. – Он должен влюбиться. По-настоящему. Любовь меняет людей, разве ты этого еще не поняла? Они забывают о себе, совершают дурацкие благородные поступки, стараются быть лучше… – В кого же, интересно, он должен влюбиться? – ехидно поинтересовалась Маша. – Вот это вопрос по существу, – усмехнулась Наташа. – К сожалению, ни в тебя и ни в меня. Мы должны найти ту, которую он беззаветно полюбит. – Среди пятнадцати миллионов жителей этого города? – фыркнула Маша. – Как мы это сделаем? Мы ведь даже не ангелы! – Верно… – Наташа прищурилась. – Мы две безответно влюбленные, готовые на все ведьмы. 25 апреля РАЙ Вторые небеса. Улица Справедливости Улица Справедливости была извилистая и крутая. Она тянулась от самого центра – площади Всепрощения – и петляла по холму до набережной. Вдоль тротуаров красовались двухэтажные домики и трехэтажные особняки, перед которыми расстилались ухоженные газоны. С последних этажей открывался потрясающий вид на Левый берег. На реку, на сады и на красный блестящий трамвай, тарахтевший по улицам, то поднимавшимся, то спускавшимся. На знаменитый кафешантан «Счастье», в котором выступали Элвис Пресли, Джимми Моррисон, Элла Фицджеральд, Джон Леннон, Мэрилин Монро, Чарли Чаплин, Бенни Хилл… Первые этажи занимали кофейни, закусочные, ресторанчики и магазины. На открытых верандах перед кафе публика наслаждалась весной и кофе с пирожными. Кое-кто делал заметки в блокноте, некоторые рисовали в толстых альбомах, а иные смотрели в ноутбуках кино. Мимо всей этой благодати быстро шла женщина, не по погоде закутанная в тяжелое драповое пальто. Внезапно она остановилась посреди тротуара. Замерла у кондитерской. Одуряющий запах горячего шоколада с корицей поднимался над жаровней – женщина даже зажмурилась, вдыхая теплый приторный аромат. Открыв глаза, заглянула в витрину, полную аппетитных булочек и пирожных. В стекле на нее уныло воззрилось собственное отражение. В ее лице не было ничего примечательного, кроме выражения затаенной злости и недоверия ко всему миру. От таких людей хочется отворачиваться, не замечать – чтобы не портить настроение. А если бы кому-то все же взбрело в голову повнимательнее рассмотреть лицо этой женщины, то единственным, что обратило бы на себя любопытный взгляд, были длинный нос и глубокая угреватая складка вдоль подбородка. Оставшись недовольна собой, женщина поправила выбившуюся прядь, вздохнула, закусила губу и вдруг заметила красивую девушку. Девушка словно застыла в метре от нее и уставилась с изумлением – словно увидела старую приятельницу. Женщина тряхнула головой и уже собралась пойти дальше, как девица окликнула ее: – Извини, ты не Мария Джастис? – Незнакомка подошла ближе. – Вообще-то я, – буркнула женщина, испытывая неловкость за свое потрепанное пальто. – Ты меня не узнаешь? – спросила девушка. – Я тебя, конечно, тоже не сразу узнала, но внутренний голос… – Н-нет, – замялась Мария. – Не узнаю. – Я же Джейн Лэндис, та самая гувернантка, которую ты выгнала из дома, потому что у меня была неприлично большая грудь! – расхохоталась девица. – А-а… – промямлила Мария. Она находилась в замешательстве. Конечно, она помнила эту вульгарную, шумную Джейн, из-за которой у нее все время болела голова. Встретить ее здесь – это был шок, но Мария умела держать себя в руках. В первую секунду ей хотелось провалиться сквозь землю, но она сдержалась и приняла гордый вид. – И… И что? – Ну, – усмехнулась бывшая гувернантка, – когда ты меня выставила, я решила, что пойду в бордель – денег не было ни копейки. Но до борделя я так и не дошла. Я стала петь на улице, меня заметил директор варьете, принял на работу, а потом я вышла замуж за итальянца, уехала в Рим и стала оперной примой. Неужели ты обо мне не слышала? Я же Джина Сальваторе… – Так это ты? – перебила ее Мария. – Та самая Джина Сальваторе, лучше которой никто не поет «Травиату»? – Да, – подтвердила Джейн-Джина. – А ты у меня из жалованья вычитала, когда я напевала! Просила не портить детям музыкальный слух. Но я тебе вот что скажу – я как раньше на тебя не обижалась, так и сейчас зла не держу. Если бы ты меня тогда не выгнала, я бы не стала певицей. Так что в некотором роде я тебе даже благодарна. Кстати, ты где обитаешь? – В другом месте. На Восьмых небесах, – неохотно ответила Мария. – О! – кивнула Джейн. – Это там, где раскаявшиеся грешники? – Да… – Мария вспыхнула. Признаться бывшей выгнанной гувернантке, хоть и оперной звезде, что живешь на самых отдаленных небесах… Даже для Марии, с ее сдержанностью и, как она полагала, внутренним достоинством, было очень трудно хранить спокойствие. – О! – воскликнула знакомая. – Я слышала, там живут в длинных коридорах с одним умывальником, спят вчетвером в одной комнате и… – Все так, – мрачно подтвердила Мария. – Я… – Представляешь, – перебила ее Джейн, – а мы только что вернулись из отпуска. Ездили на Первые небеса. Это восторг! Тихий городок на берегу моря. Белые здания с колоннами; набережная выложена мозаикой; теплый, чистый песочек, кругом – хвойные аллеи, кипарисы, розы, жасмин, липы… Там такая библиотека! Мы с Чеховым познакомились – он живет у моря, в бунгало, крыша из тростника… Там прямо с берега видно, как кружатся рыбы… А какое небо по ночам! Звезды, как луна, огромные… – Извини, я спешу, – поторопилась отделаться от нее Мария. – Я здесь по делу. Вообще-то ей нельзя было перемещаться дальше Шестых небес, но сегодня был особый случай. Шестые небеса… Серые дома в шестнадцать этажей. Между домами – рынки, пахнущие гнилой капустой. Самое развлекательное учреждение – аптека, в ней не так грязно и можно почти в пристойных условиях выпить рюмочку бальзама. Мария знала, что в высотках в квартирах живут две-три семьи, по часам расписано посещение ванной, на кухне стоят несколько плит, а в туалете никогда нет туалетной бумаги – лишь мятые газетные клочья. Но на Восьмых было еще хлеще. Трухлявые бараки, ржавая вода. Вечный ноябрь: сыро, холодно, то дождь, то мокрый снег. Грязно, скользко, пасмурно. Но хуже всего – безобразные рожи соседок по комнате. Они то и дело приглашали кавалеров из мужского барака, настаивали бражку, от которой по всему зданию шел кислый душок, напивались, ругались, устраивали драки… А Марии приходилось сидеть в коридоре, чтобы не участвовать в этих отвратительных оргиях. Слушать о том, как прекрасно в городе вечного блаженства, аж на Первых небесах, тем более от этой горничной-певицы, совсем не хотелось. – Заходи к нам! – крикнула ей вслед Джейн. – Вон наши окна… Рядом у нас Генри Миллер, а под нами – Черчилль… На ходу обернувшись, Мария увидела, что ее бывшая гувернантка указывает на хорошенькую мансарду с зеленой крышей в пятиэтажном доме на противоположной стороне улицы. Минут через пять Мария спустилась на набережную, откуда тянуло пресной водой и водорослями. Она огляделась. Нужный дом стоял недалеко от берега. К нему тянулся навесной мостик, отгороженный от пристани калиткой. Остановившись перед калиткой, она вынула из кармана бумажку и прочитала: «Душе Марии Джастис, 1896 года смерти, проживающей в переулке Смирения, дом 5. 26 мая после захода солнца повелеваю явиться на набережную Селенджера к 12-му причалу, в плавающий дом верховного ангела Метатрона, Князя лика Божьего, Покровителя всего человечества и Писца Божьего». Она сверила номер причала, прочитала табличку на калитке, нерешительно взглянула на солнце и услышала позади: – Пройти можно? Резко обернувшись, наткнулась на толстую женщину в свалявшейся серо-бурой шубе. Волосы у нее были редкие, прямые и жирные. Кожа – рябая, сальная. Она уставилась на Марию так беспардонно, словно Мария была городской скульптурой, выставленной на всеобщее обозрение. – Э-э-э… – замешкалась Мария. – Пройти можно? – повторила женщина и, отпихнув Марию, толкнула калитку. Мария пошла вслед за ней, удивляясь, по какому поводу они встретились у дверей Князя лика Божьего. Только они подошли к порогу, дверь распахнулась. На порог вышла пожилая дама. – Проходите-проходите, – пригласила она. Дама так дружелюбно улыбалась, словно ждала гостей на день своего рождения. – Добрый день, – поздоровалась Мария. Та, вторая, лишь кивнула. Прихожая была отделана мореным дубом, а на стенах висели фотографии – «Метатрон и Дидро», «Метатрон и Грейс Келли», «Метатрон и Набоков», «Метатрон и Том Эдисон»… Их было так много, что Мария с ужасом заподозрила верховного ангела в тщеславии. – Позвольте пальто? – предложила пожилая дама. Мария выскользнула из толстой серой хламиды, обнаружив худые острые плечи, впалую грудь и длинные сухие ноги. Вторая тоже скинула одежку, под которой скрывались рыхлый живот, обтянутый трикотажным свитером, и большая обвисшая грудь. Женщина осмотрелась, хлюпнула носом и спросила: – Выпить чё есть? Только приветливая дама собралась ответить, из соседней комнаты показался высокий лысый мужчина. У него был крупный прямой нос, выразительные губы, ямочки на щеках и голубые глаза под густыми бровями. – Явились, – вместо приветствия недовольно сказал мужчина. Он внимательно их оглядел и скривил губы. – Ну, прошу, – после секундного размышления пригласил он. Они вошли в просторную комнату, разделенную на две половины. В первой располагались старинное бюро, покрытое красным сукном; низкий широкий диван с множеством разноцветных подушек; несколько кресел – кожаных, бархатных, деревянных; секретер с позолотой; массивный буфет красного дерева, похожий на католический костел. А вторую половину – размером не меньше сотни метров – занимали книжные полки. Они тянулись до потолка и стояли в несколько рядов, как в библиотеке. – Ой! – воскликнула вторая. – Вы чё… это все читаете? – Еще чего не хватало! – хмыкнул Метатрон. – Это архив. – Архив? – озадачилась женщина. – Архив! – вдруг рассердился хозяин. – Я, так сказать, архивариус. Желаете, например, свериться с указом Господа о сокращении жизни человеческой с шести сотен лет до ста? А? Пожалуйста… – Метатрон нацепил очки и двинулся к полкам. – Нет-нет! – испугалась та. – Не желаю! Мария в это время уставилась на огромный портрет полуобнаженного Метатрона, плясавшего в лесу с совершенно голыми девушками. – Рубенс, – как показалось Марии, хвастливо пояснил хозяин. На другой стене небольшое полотно изображало бутыль со святой водой. – Энди Уорхол, – прокомментировал хозяин. К следующему холсту Мария подошла ближе. Треугольники, квадраты… «Святая Троица. Пабло Пикассо. Желтый период». – Ах! – вздохнула она. – Пока он нас рисовал, мы немного перебрали амброзии, так что не совсем на себя похожи, – ухмыльнулся серафим. – Ладно! – Он хлопнул в ладоши. – Приступим. Жестом он указал на диван, сам пристроился в красном бархатном кресле, положил ноги на табуретку, взял какие-то бумаги. – Итак, – он взглянул на незнакомую Марии женщину, – Натали Кассель, 1785 года смерти. Седьмой круг Ада: алчность, прелюбодеяние, воровство. Была осуждена в Париже в 1788-м за торговлю краденым, содержание притона и незаконное ростовщичество. В 1789 году освобождена во время взятия Бастилии. Ограбив вместе с мародерами дом баронессы Монтень, сбежала в Санкт-Петербург, где была схвачена в 1794 году за подделку документов, продажу фальшивых драгоценностей, мошенничество с векселями и вымогательство. И у тебя еще хватает наглости строчить апелляции и подписывать лживые раскаяния! – выкрикнул он. – За двести лет ни малейших улучшений! – А чё я? – Натали оттопырила губу. – Я-то тут при чем, сами меня такой сделали! Я-то была раскрасавицей, а теперь вон чё! – Она ткнула пальцем в сизый нос-картошку. Метатрон нахмурился. – Здесь никто ничего ни с кем не делает, – отчеканил он. – Здесь вы получаете возможность любоваться на свой настоящий облик. На то, как выглядит ваша душа на самом деле. Натали уставилась на свои колени. Вошла пожилая дама с напитками, поспешно поставила поднос и бочком проскользнула обратно. Метатрон залпом опрокинул три стакана с чем-то ужасно ароматным, выдохнул так, что из носа вырвались струйки дыма, и упал в кресло. – А ты! – рявкнул он, повернувшись к Марии. – Не говоря уже об этой гувернантке… Мужа не любила, отдавалась раз в год, стиснув зубы – «ради продолжения рода»… Он опустился, начал пить, таскаться по шлюхам… При слове «шлюха» Марию перекосило. – А он… – почти закричал Метатрон, – заболел сифилисом и умер! А ты решила посвятить себя благим делам и вздумала отучить рабочих грубо выражаться. Благодаря твоим усилиям извозчика посадили в кутузку за оскорбление общественной нравственности! Ты думала подать другим пример, а у него жена и пятеро детей. И ты еще удивляешься, отчего он сбежал и тебя прирезал! – Это все было не так, – едва не плача прошептала Мария. – Они безнравственные личности… – Нет, дорогуша! – Голос серафима, казалось, стал осязаемым. – Это ты безнравственная личность, потому как и представления не имеешь, что есть добро. Добро – это любить людей такими, какие они есть. А ты же всех ненавидела и пыталась переделать. Да-а… – Он вдруг сник. – Ладно, переходим к главному. Метатрон встал, подошел к буфету, повернулся к посетительницам спиной, чем-то звякнул, булькнул, хлопнул дверцей и обернулся совсем другим – жизнерадостным и энергичным. – Теперь, когда вы все друг о друге знаете, приступим к главному. – Он стал как-то серьезнее и величественнее, а над головой засиял слабый, но вполне различимый нимб. – Евангельские добродетели суть богочеловеческие силы, произливающиеся из Богочеловека Христа и имеющие богочеловеческую силу. Будучи таковыми, они суть в то же время боготворящие, совершающие обожествление силы, которые преображают христианина, делают его богочеловеком. Основание для Мессии, которое должен заложить падший человек, требует восстановления искуплением основания веры и субстанциального основания… Он прервался, взглянул на физиономии Марии и Натали, на которых застыло выражение ужаса и полнейшего непонимания. Было заметно, что они не поняли ни слова, хоть и очень старались. Метатрон плюхнулся на диван, положил ногу на ногу и сказал: – Да ну на фиг! Я тут провожу ревизию церковных книг… Как все официальные документы, они такие скучные и написаны таким дурным языком, что хоть волком вой… Вот и сам уже по-ихнему заговорил. Ну ладно, не получилось торжественное вступление, давайте по-простому. Он снова обратился к буфету – бульканье на этот раз длилось дольше. Вернувшись, скрутил какие-то листы, поджег, отчего запахло ладаном, и глубоко затянулся. – Значит, так. Мы готовимся к явлению нового Мессии. Он… – это слово Метатрон произнес шепотом, – считает, что скоро наступит самое время. За две тысячи лет все так изменилось… Людей уже не удивишь простейшими законами Бытия. То, что убивать и воровать – плохо, давно определяет не наш, церковный, а их, человеческий закон. А в смысле того же чревоугодия нас любая раздельная диета переплюнет. Гомосексуалистов сейчас даже в церкви венчают, а свадьба давно уже не таинство… Мария и Натали выглядели озадаченно. Метатрон тяжело вздохнул. – Вам что, в картинках нужно рисовать? – вспылил он. – Суть вот в чем: наши церковные законы безнадежно устаревают. И пока человечество пытается само найти истину, может произойти что-нибудь скверное – если все не обновить и не явить людям нового Мессию. А то нам уже перестают верить. А если люди в нас разочаруются, то человечество погибнет. – Почему? – рискнула полюбопытствовать Натали. – Так уж они устроены, – пожал плечами Метатрон. – Почему они не могут без еды? А? – спросил он у женщин. Те промолчали. – Потому, – ответил он. – Это данность. – Он принял торжественный вид. – На вас возложено ответственное поручение – жить среди людей, на Земле обетованной и сообщать нам обо всем, так сказать, изнутри. – А ведь… – У Марии от волнения запершило в горле. – Это… Бог все видит. – Ха-ха-ха! – расхохотался Метатрон. – Самое распространенное заблуждение! Людей – несколько миллиардов, а Он – один. Мы все вместе не успеваем контролировать Сущее, а вы говорите, чтобы он в одиночку… Мы всего лишь божественная институция, наши возможности в определенном смысле ограниченны. Мы не можем зайти в каждый дом и решить все трудности. Да сейчас на одного ангела-хранителя приходится по пятьдесят человек. Ангелам еще хуже, чем участковым врачам. – А почему не послать на Землю ангелов? Или какие-нибудь праведные души? – робко пробормотала Мария. – Или демонов? – наклонилась вперед Натали. – Ангелы, душа моя, не поддаются соблазнам. Демоны – слишком циничны. Праведные души не готовы к земным искушениям. А посылать отпетых грешников – это… гм… немного опасно. Вы же уникальны! Вы столько лет провели здесь, в нашем мире, но ничуть, ни вот настолечко… – Метатрон показал самый краешек ногтя, – не изменились! Для чего нужен Рай? – Метатрон вскочил. – Или Ад? Зачем нужны все эти круги, а? Чтобы ваши скверные душонки очищались и переходили из одного круга в другой, с одного неба на следующее! А вы?! – Он упал на диван. – Все ваши грехи и заблуждения остались с вами. Ты… – он ткнул пальцем в Натали, – такая же жадная, глупая и вульгарная бабенка. Торчишь в седьмом круге Ада с самоубийцами… Тебя даже к проституткам в пятый круг на пушечный выстрел не подпустят. Те хоть страдают, переживают, думают о жизни своей грешной! А ты, – он кивнул Марии, – фальшивая ханжа, жестокая эгоистка и истеричка, вязнешь среди раскаявшихся грешников. Ты хоть замечала, сколько у тебя соседок за сто лет поменялось? Они все уже самое меньшее на Шестых небесах. Но сейчас ваше ничтожество нам на руку. Никто не впишется в земную жизнь лучше вас. Никто не сможет там так хорошо адаптироваться. Так что считайте себя… э… журналистами. Репортерами. Выводы делать не обязательно – просто живите, запоминайте и признавайтесь, почему вы поступили так-то и так-то. И сравнивайте с той вашей прошлой жизнью – есть ли перемены? Не смейте халтурить: труд ваш оценят – все зачтется. – Как зачтется? – блеснула глазами Натали. – Ты же не собираешься со мной торговаться? – нахмурился Метатрон. – Та-ак мы… э-э… – чуть смутившись, продолжила Натали, – спустимся на Землю? – Да, – важно кивнул серафим. – И будете жить в России, в Москве. Это самый странный город в мире. Новейший Вавилон. Вас поместят в тела только что отдавших Богу души женщин. Вы будете помнить, знать и уметь все, что помнили, знали и умели они. Но души у вас будет собственные – ваши ничтожные, мелкие душонки. Так что постарайтесь не увязнуть в пороке и прочих соблазнах большого города. Помните, вы не на экскурсии, а в деловой поездке. – А когда отправляемся? – спросила Мария. – Прямо сейчас. – Метатрон встал. – Да, чуть не забыл! Запомните, как кого будут звать. Ты, – он кивнул Натали, – с этой секунды будешь Наташа Кострова. Ты, – обратился он к Марии, – Мария Лужина. Связь со мной через храм Скорбящих Матерей, улица Большая Ордынка. Они вышли из дома и прошли на край пирса. Их ждала гондола – самая настоящая, с бархатными креслами. На веслах сидели четыре гребца. Плыли долго. Стемнело, зажглись звезды. Взошла толстая луна, засеребрились облака, а гондола все мчалась, бесшумно шлепая по воде веслами. Похолодало. Наконец высадились на небольшом причале. Прямо в стене набережной была дверь. Метатрон приложил ладонь к двери – та скрипнула и отворилась. Минут десять шли по сырому, гулкому коридору, окончившемуся грязной дверцей. Метатрон что-то произнес, дверь заскрипела, хрустнула и открылась. Женщины вошли вслед за Князем и тут же отпрянули. Впереди было Чистилище. Толпы уставших, испуганных, возмущенных, радостных, на грани нервного срыва, заплаканных, возбужденных людей стояли в длинных очередях к стойкам, за которыми сидели уставшие, посеревшие ангелы с мокрыми от пота крыльями. Люди толкались, сидели чуть не друг на друге и кричали, вопили, шумели, галдели… – Налево, – приказал Метатрон. Пробравшись сквозь душную толпу, оказались в узком коридоре с множеством дверей по обе стороны. Князь толкнул последнюю дверь, и они пробрались в маленькую комнатку с узким окном под потолком. За столом сидел, подперев голову рукой, изможденный ангел. – Вот это да… – поприветствовал он. – Какая честь! Сам великий Метатрон! Сколько мы не виделись – пятьдесят? – Не ворчи, – примирительно ответил тот. – Ты же знаешь, у нас аврал… – Ничегошеньки я не знаю, – пробурчал ангел. – Торчу здесь без продыха. Я, я – архангел Михаил! Предводитель небесного воинства, архистратиг, сражавшийся с самим Сатаной… Отныне я чиновник! Вот спрятался ото всех на пару минут – уже радость. В отпуске не был триста лет… Думаешь, легко? А там, – он кивнул на дверь, – опять самолет разбился. Такой кавардак, Боже упаси! Надо послать жалобу в Ад. Надоели они со своими терактами. Не могу больше принимать жертвы массовой катастрофы! Ну да ладно, ты ведь, конечно, по делу? – Угадал. – Метатрон нетерпеливо поморщился. – Давай дело сделаем, а потом сбежим отсюда, выпьем нектара, предадимся воспоминаниям… Кстати, Сатана сильно сдал. – А ты его видел? – оживился Михаил. – Видел, – ухмыльнулся Метатрон. – Целыми днями разглядывает боевые награды и пишет мемуары «Битва за мир»… Полная чушь! – Ох-ох-ох! – расстроился архангел. – А я помню, как мы с ним… – Вот этих, – перебил Метатрон расчувствовавшегося архистратига, – нужно вернуть обратно. – Он кивнул на девушек. – Обратно? – насторожился Михаил. – А разрешение у тебя есть? – Нет! – разозлился тот. – Занимаюсь самодеятельностью! Знаешь, честолюбие взыграло: почему все Бог да Бог, чем я хуже?… – Ну-ну, успокойся! – Архангел даже поднялся с места. – Прости… Ходят слухи, что вывозят нелегалов – кто-то устраивает туры на Землю… А кто – поймать не можем. – Да, конечно, именно я похож на того, кто будет с этим возиться! – все еще негодовал Метатрон. – Успокойся! – рявкнул Михаил. – Когда отправление и куда? – Вот, – серафим протянул бумажку, – разрешение. – Угу, – задумался архангел. – Ну, пошли. Они вереницей покинули комнату. Пробрались по подземному ходу в небольшой зал и остановились около черной плоской двери. – Собственно, все, – пояснил архангел. – Ждете вызова, открываете дверь и вперед. – Удачи, – пожелал Метатрон, и они ушли. – Во дела, – подвела итог Наташа, когда ангелы ушли. – Ты хочешь обратно? – поинтересовалась Маша. – Хочу, – призналась Наташа. – Знаешь, этот Метатрон кое в чем прав. Я за двести лет так и не привыкла, что здесь нет ни денег, ни мужчин. Только я и моя уродская морда! – возмутилась она. – Я-то думала – будет пламя, геенна огненная, дым, сковородки… А вместо этого я работаю уборщицей в общественном туалете! Я, видите ли, должна понять, что лишь благодаря честному, упорному труду, смирению и умению довольствоваться малым можно обрести красоту, гармонию и покой. Только что-то я никак этого не пойму. – Я тоже живу так, как никогда бы себе не пожелала, – пожаловалась Маша. – Мои соседки – бывшие проститутки без конца вспоминают, как, с кем и почем. А меня от этого мутит. Они только и говорят: «Это бл… то, это бл… это», – а мне от этого так худо, что я просто не могу на них не злиться, а злиться-то как раз и нельзя. – Отправка в тело Натальи Костровой! – раздался механический голос. – Ну, пока! – Наташа вскочила. – Страшно? – спросила Маша. – Страшно! – подтвердила Наташа и бросилась к черной двери. НАТАША ЗЕМЛЯ 25 апреля, 23.43 Сначала был свет. Потом – черный коридор, по которому она летела со скоростью звука. Потом все смешалось… Она словно куда-то провалилась, а через некоторое время услышала голоса: – Кажется, бьется… – Натуся, ты как? – Принесите воды! – Есть у вас нашатырь?! Она ощущала, что очень неудобно сидит. В бок впивается подлокотник, ноги затекли, шея болит. Наконец в нос ударил резкий запах – она задохнулась, чихнула и открыла глаза. Как ни странно, она сразу же всех узнала. Вот ее парень, Андрей, перепуган до смерти. Стюардесса волнуется, как бы она не умерла в ее смену, и одновременно так отклячивает попку, чтобы Андрей обратил внимание. Неизвестный пожилой мужчина… А сидит она в кресле самолета, летит из отпуска, который провела с Андреем в Египте. Это было невероятно! Она обо всем все знала, ко всему, казалось бы, привыкла – в смысле ее тело, тело той женщины, которой она сейчас была. А новая Наташа со своей старой душой все равно изумлялась, и не верила, и боялась. – Тебе лучше? – Андрей взвизгнул и бросился к ней. – Вам чего-нибудь принести? – предложила стюардесса. – Пошла вон и не смей пялиться на моего мужчину! – отрезала Наташа. Стюардесса опешила. Андрей принялся извиняться, апеллируя к дурному самочувствию Наташи. – Хочу коньяк, – потребовала Наташа. – Хорошо, но коньяк, по-моему… – Андрей обернулся к пожилому мужчине. – Я врач, – представился тот. – У вас только что была остановка сердца. Сильный приступ аллергической астмы. Мы, говоря без обиняков, думали, что вы не придете в себя. Я бы посоветовал повременить с коньяком… – Бутылку коньяку, – настаивала Наташа. – Немедленно. Я не пила двести лет. Спасибо за заботу, – поблагодарила она доктора. – Со мной все в порядке. Мне срочно нужно в туалет. В туалете она скинула одежду, рассмотрела ее – не понравилась, с презрением скомкала и побросала вещи на мусорный бак. Уставилась на свое новое тело. Из зеркала на нее удивленно смотрела девушка лет двадцати восьми с крупным загорелым лицом. Нос был немного курносый. Глаза большие, карие, с длинными ресницами. Щеки круглые. Густые каштановые волосы спускались чуть ниже плеч. Грудь – небольшая. Живот – плоский. Талия – ничего себе, а зад – крестьянский, бедра широкие, полные. – Плебейка, – поморщилась Наташа. – Не могли подобрать посимпатичнее. Ладно… – вздохнула она. – В грудь и губы – силикон, ноги – на массаж, шмотки – сжечь. Новая прическа, – подытожила она, подбирая с бака легкие бежевые брюки и незатейливую голубую блузу без рукавов. Когда она вышла из туалета, Андрей ждал ее с бутылкой «Хеннесси». Это был высокий, стройный молодой человек. Он был одним из тех парней, в которых влюбляются кассирши. Не мужчина, а мечта засидевшейся невесты. Тридцать один год, рост – 187 см, вес – 75 кг. Глаза зеленые, волосы пепельные, брови и ресницы темные. Высшее образование, стажировка в Оксфорде, красный диплом. Солидная работа в банке, двухкомнатная квартира в центре, прическа от Александра Тодчука, гавайка от Гуччи, маникюр, улыбка обошлась по четыреста долларов за зуб. Наташа попыталась вспомнить, когда у нее последний раз был мужчина. О, как давно это было! Она похотливо покосилась на Андрея. «Хорошо, что у нее есть парень, – думала она о той Наташе, в чьем теле она сейчас находилась. – Далеко ходить не придется». Казалось, Наташа до сих пор ощущала, как мужские руки прикасаются к ней, обнимают, прижимают… Дьявол, как давно это было! Та, прошлая она – Натали Кассель – была не очень разборчива. Ей нравились все мужчины. За то, что они мужчины. За то, что они могут прижать до хруста в ребрах. Нравилось, что от них пахнет резким мужским потом. Она любила их мускулистые ноги в пушистых волосах. Любила, когда от желания и выпивки у них горели глаза… Наташу бросило в жар, а трусики прилипли. Андрей же с тревогой наблюдал, как Наташа залпом опрокидывает фужер коньяка, закуривает сигарету, с наслаждением вдыхает, и задал беспокоивший его вопрос: – Разве ты куришь? – А что я сейчас, по-твоему, делаю? – Наташа взмахнула сигаретой. – Я имею в виду, что ты раньше не курила. – Может, и курила… – загадочно улыбнулась она. – В прошлой жизни. – Ну да, если только в прошлой… – промямлил Андрей и попробовал перевести разговор: – Помнишь, я тебе как раз начал рассказывать о книге Паланика «Колыбельная». Так вот, по сюжету «Колыбельная» радикально отличается от исполненного в реалистической манере «Бойцовского клуба»: это фантасмагорический фарс, сказочная черная комедия. Фарсовая «Колыбельная» содержит в себе короткий штыковой мессидж: масс-медиа убивают нас. Дело не только в буйной стилистике и афористичности письма; по всем паланиковским текстам как будто распылены мужские гормоны, заставляющие тексты полыхать ненавистью и сочиться специфически мужской тревогой, маскулинной паранойей… Что? – спросил он, заметив, что Наташа смотрит на него с опаской. – Слушай, Андрей, а ты сейчас по-русски говорил? – Не понимаю… – Он сдвинул брови. – Я тоже не понимаю, о чем ты говоришь! Ты вгоняешь меня в тоску. – Ты изменилась! – с обидой произнес изумленный ее реакцией Андрей. – У тебя что, было перерождение? – Совершенно верно! – Наташа расхохоталась. Он отвернулся и до конца полета не произнес ни слова. «Ну и кретин! – думала про себя Наташа. – Интересно, хоть в постели-то он ничего?» Это было странно. Она помнила – памятью той девушки, в чьем теле находилась, – как занималась с ним любовью, помнила все его движения, привычки, особенности… но не могла точно сказать – нравилось ей это или нет. От воспоминаний двухсотлетней давности ее бросало в жар, а об Андрее ей как будто кто-то рассказал или показал видеосъемку – она могла описать все до мелочей, но прочувствовать не удавалось. «Может, это из-за того, что душа другая? – предположила она, но теряться в догадках не стала. – Посмотрим!» – решила Наташа и уставилась ему на ширинку. Самолет в это время плавно приземлился. Подождав, когда большинство пассажиров покинет салон – чтобы не толкаться, – они надели куртки, молча вышли на улицу. Обменялись скупыми замечаниями вроде: «Это твоя сумка?» – «Кажется, да…» Забрали багаж, прошли на стоянку, сели в темно-зеленый «мицубиси» Андрея и поехали в город. – У-у! – Наташа сделала радио погромче. – Классная песня! Я твоя раба… твоя раба… – запела она, отчаянно фальшивя. – Тебе нравится Бритни Спирс? Андрей даже замедлил скорость. – А что? Здорово поет… – уставилась на него Наташа. – Да нет, ничего, – отвернулся он. – Просто раньше ты говорила, что таким Спирс место в ростовском ресторане… – Я?! – шутливо ужаснулась Наташа. Наконец, время от времени переругиваясь, они доехали до ее дома. – Зайдешь? – подмигнула Наташа. – Донесу чемоданы, – сдержанно пообещал Андрей. Едва они зашли в коридор, Наташа бросилась на него, оторвав в пылу несколько пуговиц с его рубашки. – Я так хочу тебя! – лепетала она. – Я так соскучилась! – Наташа, – испуганно бормотал Андрей. – Ты что… Ты такая… Ах… Они свалились на пол прямо в коридоре. Наташа кое-как сорвала брюки, вылезла из одного рукава блузки, а Андрей так и остался в штанах и разодранной рубашке. «Я не занималась этим двести лет! – думала она восхищенно, уворачиваясь от его слюнявых поцелуев. – А она? – размышляла Наташа о своем новом теле. – Позавчера? Не помню, не помню… О Боже…» Но минут через пять она заскучала. То, что делал Андрей, ей не нравилось. Он слишком сильно сжимал грудь, а его губы, наоборот, были вялыми. Он то тряс ее, как грушу, то не вовремя останавливался и снова лез к ней мокрыми губами. В первый раз за двести лет с такой бездарностью! – Малыш, ты как? – спросил он, остановившись. – Что-то не так? – Да! – оживилась Наташа. – Не называй меня «малыш», не облизывай шею, не верти соски, не делай этих ужасных резких движений бедрами, не части, не сопи в ухо: «Ты чудо!» – не задирай мои ноги себе на плечи, прекрати щипать меня за задницу и не валяйся на мне, как на диване… Эй, ты куда? – Ты точно сошла с ума! – выкрикивал Андрей, сражаясь с входной дверью. – Раньше тебе почему-то все нравилось! – Нравилось – не нравилось, ты от этого как любовник не становишься лучше! – крикнула она, когда он входил в лифт. – Урод! – Она хлопнула дверью. Квартира была двухкомнатная, с большой кухней и просторной ванной. Спальня была голубая в белую полоску, гостиная – бежевая, кухня – зеленая в цветочек. Мебель из сосны, шторы в рюшечках, повсюду расставлены вазочки с сухими цветами, фарфоровые статуэтки, а на стенах висят пейзажи акварелью. – Кошмар! Здесь жить – все равно что поселиться в домике Барби, – подвела итог Наташа и сорвала с дивана покрывало с чайными розами. – Домик Барби? – спросила она у самой себя. – Ха-ха-ха! Наташа распахнула окно. Внизу бурлила дорога, Садовое кольцо. Реки красных, желтых, белых огней переливались, как огненная лава. На стене дома мерцал рекламный щит. Вдоль дороги светились желтые фонари, отчего небо казалось лиловым. На широких тротуарах куда-то спешили люди. Человечки неслись мимо величественных кирпичных домов, заворачивали в переулки с грязными двухэтажными особнячками и длинными, высокими уродливыми коробками. В окнах квартир зажигались огни. Наташа распахнула створку и вдохнула густой московский воздух. Он пах газом, пылью, копотью, бензином и вечерней прохладой. – У-ух! – причмокнула она. Наташа любовалась с девятого этажа на незнакомый и знакомый город… На целый огромный мир, на новую жизнь, которую ей выпал случай прожить заново. – Ну что, – прошептала она прохожим, машинам, фонарям, домам, – вы готовы к встрече со мной? Она вернулась в комнату, взяла со стола журнал, полистала без особого интереса, но на последней странице ее внимание привлекло одно объявление. Наташа расхохоталась, бросила журнал, вскочила, закружилась по комнате, хлопнула в ладоши и, подобрав журнал, бросилась к телефону. МАША ЗЕМЛЯ 5 апреля, 22.26 Москва, клуб «Парк Культуры» – Ты уверен, что она в порядке? – вопрошал низкий, отрывистый мужской голос. Тот, кто ему отвечал, ударился в длинные, непонятные и суетливые объяснения, но был прерван и выпровожен. К этому времени Маша потихоньку открыла глаза. Она нащупала что-то гладкое и прохладное под собой, различила блеклую настольную лампу, силуэт у двери. Дернувшись, ударилась локтем, вскрикнула. Силуэт бросился к ней – и оказался полным лысым мужчиной в белом тонком свитере, который ему совершенно не шел – обтягивал брюшко. Еще на нем были кожаные брюки и серьга в ухе. В серьге сверкал крупный бриллиант. Она его знала, несмотря на то что видела первый раз в жизни. В этой жизни. Это был ее любовник. Гриша. Ему принадлежал офис, где она сейчас приходила в себя. Офис находился в ночном клубе, которым тоже владел Гриша. В этом самом клубе она полчаса назад перемешала кокаин с героином, вдохнула жирную дорожку и тут же свалилась без чувств. Маша представила Гришу без свитера, без брюк, вспомнила его волосатый животик, потный во время секса, его «гордость», которую он всегда ждал момента выставить напоказ… Ее бросило в жар. К тому же она заметила, что блузка на ней расстегнута, грудь просвечивает под кружевным лифчиком, а юбка задрана на пояс. – Меня что, насиловали? – просипела она. Гриша расхохотался. – Поехали домой, наркопьянь, – сказал он. – Ты завтра для «GQ» снимаешься. Нам ведь не нужны синяки под глазами? Машенька у нас профессиональная фотомодель, Машенька приедет домой, рано ляжет спать, выпьет на ночь валерьянку, наденет маску для глаз и намажет тело детским маслом… – О-о… – простонала она, вставая с черного кожаного дивана. – Давай, моя хорошая! – Гриша взял ее под локоть. – Давай ножками, раз-два, раз-два… хорошо идем, прям как взрослые… Маша вырвала локоть и рявкнула: – Я сама! Я не инвалид! – Узнаю мою девочку, – хмыкнул Гриша. – Только если мы будем так часто запихивать в нос всякую бяку, и правда станем инвалидом… – Гриша! – крикнула она. – Прекращай сюсюкать и издеваться! Гриша прекратил. Он вывел ее на улицу, усадил в такси и попросил водителя проводить девушку до квартиры. Маша вспомнила своего мужа. Того, из той жизни, который умер от гадкой, постыдной болезни. Гриша чем-то напоминал его. Муж поначалу тоже думал, что это у нее блажь, называл «моей девочкой», а потом стал возвращаться поздней ночью. От него пахло дешевыми духами… Из приличия – как она понимала приличия – Мария устраивала скандалы и увозила детей, но на самом-то деле ее устраивало, что муж не ночует дома и не лезет к ней с приставаниями. Не надо было откладывать в сторону книгу, чтобы подставить губы для поцелуев. Он сначала пытался ее возбудить, а потом плевал на пальцы и касался там, и еще надеялся «доставить ей удовольствие»… Уф! Его мать на похоронах сына заявила: «Ты его никогда не любила». Может, и правда не любила? Та, прежняя, Мария понимала любовь как уважение, ответственность, жертву… Права она была или нет? Водитель остановил машину у подъезда. Ее новый дом. Огромную квартиру – четыре спальни плюс гостиная – она снимала вместе с тремя приятельницами. Уже на третьем этаже до нее донеслись музыка, шум, гам, и голоса тех, кто курил на лестнице. Маша вошла в открытую нараспашку дверь и ужаснулась. В общей гостиной было человек сто. На нее тут же бросились какие-то люди – все ее обнимали и что-то говорили. Наконец она увидела одну из соседок – молодую актрису, отхватившую большую роль в детективном сериале. Катя и была виновницей бедлама – она отмечала успех. – Ма-а-а…нька! – промычала актриса, вскочила с кресла, но тут же упала. – Я така паная… Ой! Хош нюхнуть? Маша отрицательно покачала головой. – А курнуть? – настаивала соседка. Маша снова отказалась. – Тогда выпить! – Актриса схватила бутылку куантро. – «Белый негр»? То есть «черный русский»? – Нет-нет, Катенька, я плохо себя чувствую, – отнекивалась Маша, еле сдерживая желание задушить ее. Ей ужасно хотелось спать, но заснуть в этом бардаке не удастся. – Сюрприз! – Катя неожиданно вскочила из кресла и, уверенно держась на ногах, поволокла Машу на балкон. Это была просторная терраса, на которой умещались диван, два кресла, стол и многочисленные горшки с цветами. – Если не хочешь выпивки и наркотиков… Игорь! – завопила Катя на всю квартиру. Штора, прикрывавшая балконную дверь, отъехала в сторону. В гостиную выбрался молодой человек. Он был… Конечно, он был слишком, неправдоподобно красив, но не слащаво, как в рекламе мужского дезодоранта, а необыкновенно, как Джонни Депп в «Мертвеце». И в глазах у него было что-то особенное – и грусть, и страсть, и как будто издевка, и внимание… Маша почувствовала, что слишком пристально и, кажется, раскрыв рот уставилась на него. Тут же застеснялась и истерично пискнула: – Здрасте! – Привет, – отозвался он. – Это… – Катя так резко махнула рукой в его сторону, что накренилась и чуть не упала. Игорь удержал ее за локоть. – Маша… – Теперь она обвила рукой Машину шею и повисла на ней. – Самая моя лучшая подруга. А это… – Катя снова взмахнула и в этот раз начала падать вместе с Машей. Игорь снова их подхватил – его рука коснулась Машиного плеча, от чего вдруг стало жарко, как в бане, а сердце застучало как отбойный молоток. – Игорь – самый красивый мужчина на свете, – как ни в чем не бывало продолжала Катя. – Я даже подумываю закрыть Дениса в туалете, – последние две недели Денис был ее парнем, – и соблазнить его. Ну хотя бы попытаться… – Тут они ей надоели, и она побежала к новым гостям. Секунд пять они стояли и смотрели друг на друга. – У меня шикарный план, – произнес наконец Игорь. – Берем выпивку, сигареты, закуски, выбираемся отсюда и кутим в подъезде, как студенты. Здесь слишком шумно. Они выскользнули из квартиры, поднялись на последний этаж, разложили на подоконнике закуску и целый час спорили о том, что такое счастье. – Счастье – это когда ты делаешь только то, что не противоречит твоей совести, – убеждала его Маша. – Ну… А если совести нету? – улыбнулся Игорь. – Я думаю, счастье – это когда твои друзья, близкие, люди, с которыми тебя связывают деловые отношения, думают о тебе так: «Несмотря на множество недостатков, он добрый и хороший, отзывчивый человек». – Это ты себя имеешь в виду? – спросила Маша. – Совсем нет. – Он достал зазвонивший мобильный. – Как раз наоборот. Извини… – Он включил трубку. – Да. Прямо сейчас? Я ее заряжал, поэтому и не отвечал. Сколько? Ага… Ладно. Сбрось адрес по sms. Давай, спасибо. Прости, – он обратился к Маше, – мне срочно надо ехать – договариваться с заказчиком о съемке. Они меня целый день искали. Можно я запишу твой телефон? Когда он уехал, Маша пошла в ванную. Она долго и придирчиво разглядывала пухлые, чувственные губы, идеальный нос, голубые глаза, легкую впадинку под скулами, гладкую кожу, пышные белокурые волосы, высокую грудь. – Позвонит, – решила она и тут заметила плакат, висевший на двери. Она, в дурацком кружевном белье с розочками, стоит на четвереньках. «Войди в меня!» – приглашала яркая надпись, а внизу плаката располагались телефоны интернет-провайдера «МИСС». – Не позвонит, – огорчилась она и, сняв одежду, встала под душ. – Надо менять квартиру, – заметила она, опрокинув с полки ярко-розовый фаллоимитатор. ИГОРЬ 26 апреля, 0.46 Игорь медленно ехал по Садовому в васильково-синей «тойоте-селике». Его бередили предчувствия – от этого спешного вызова он ждал чего-то особенного, сам не зная почему. Он ждал мгновения – самого увлекательного, когда он нажмет на звонок, а с той стороны двери его спросят: «Кто?», зазвенят ключи, скрипнет ручка и… Игорю нравилась его жизнь. Многие могли бы ему позавидовать, другие – осудить, но ему не было дела ни до тех, ни до других. Он был доволен. У него была удобная, красивая «тойота», маленькая студия в мансарде – 22 метра, гардероб с одеждой от любимых модельеров, масса знакомых… Но больше всего ему нравилось возвращаться домой, забираться на подиум у окна (возвышение доставало до подоконника и служило спальней), укутываться в плед и смотреть на улицу. И вот так он лежал и знал, что завтра проснется, помоется гелем «Кензо», наденет спортивную форму «Найк», сгоняет в спорткомплекс «Планета спорта», пообедает морковным пюре и вареной курицей в сливочном соусе – в диетическом ресторане при спортзале, заедет в магазин, купит новое белье, или рубашку, или духи, или кольцо, вернется домой, переоденется, созвонится с кем-нибудь, отправится в кафе, в ресторан, в гости… потом – кино, танцы, ночь с какой-нибудь женщиной… Он любил делать женщин счастливыми. Иногда ему казалось, будто в этом его высшее назначение. Он любил слушать, как они хвастаются, жалуются, командуют или просят, – и он никогда не смотрел на часы и не требовал дополнительной платы, если женщина увлекалась. Игорь сравнивал себя с пластическим хирургом: он преображал женщин и дарил им новых себя – уверенных и довольных. 26 апреля, 14.00 – Я вам звонила на мобильный и домой, а вас не было… О! – запнулась секретарша. Ее начальница, старший менеджер рекламного агентства «Сити-смарт» Наталья Кострова, мало того что опоздала на четыре часа без уважительной причины, так еще и пришла в таком виде, что у Иры глаза на лоб вылезли. Вместо элегантного костюма от Донны Каран на Наташе было белое облегающее платье по колено. Талию обвивал пояс из желтого металла со всякими побрякушками. Грудь чудом удерживалась в чересчур откровенном декольте. На шее, запястьях и пальцах сверкало несметное количество золотых цепочек, браслетов и колечек. Можно было подумать, будто Наташа ограбила ювелирную лавку. Выглядела она, конечно, роскошно, но зачем, спрашивается, заставлять людей ходить летом в чулках и в этих мучительных двубортных костюмах, если сама-то… Не успела Ира прийти в себя, Наташа сбросила пакеты, швырнула сумочку на кресло, перегнулась через стойку и заявила: – Я передумала вставлять в грудь силикон. Буду обтягивать бедра. Как Дженнифер Лопес. Кстати, запиши меня в спортзал. В лучший. – Э-э-э… – только и смогла произнести Ира. – Вам звонил агент по «Трейдинвесту»… – Пошли его в жопу! – приказала Наташа. – Так и скажи – пусть со своим бартером катится в задницу. – И у вас в семь деловой ужин с «Мокка-колой»… Это важно… – Ты уверена, что важно? – прищурилась Наташа. – Ну, – окончательно растерялась Ира, – вы так сказали… – Ах, я сама-то зачастую себе не верю, – хмыкнула Наташа. – А до того у вас совещание с художественным отделом. Потом вам нужно выбрать, что показывать зубной пасте и… – Какая ерунда! – воскликнула Наташа, вынимая из фирменной бумажной сумки новое голубое пальто с серым воротником из шиншиллы. – Отмени все эти дурацкие совещания. Пускай сотрудники отвлекутся от работы. Сходят в кино. А зубной пасте предложите любой вариант – скажите, что выбрали из ста шестидесяти вариантов. – А… а… – растерялась Ира. – Про кино так и сказать? – Так и сказать. Надоело, что все сидят с постными рожами… – Она замялась на секунду. – А мы с тобой сначала посмотрим мои покупки, подарим тебе что-нибудь нарядное, а потом спустимся в ресторан и я тебе кое-что расскажу. – Она подошла к Ире совсем близко и возбужденно прошептала: – Я вчера пригласила мужчину по вызову! И он у меня был. – Да ну! – Секретарша позволила себе вольность. – И как? – О-о! – Наташа зажмурилась и подняла сжатые кулаки, изображая восхищение. – Включай на хрен автоответчик, снимай лифчик и пойдем немедленно выпьем! – А зачем лифчик снимать? – удивилась Ира. – Чтобы чувствовать себя свободной от предрассудков. – Я тебе скажу, это просто улет! – Наташа подлила в Ирин стакан еще шампанского. – Первым делом я звонила по объявлениям в журнале. Но оттуда приезжали какие-то пузатые папаши в штанах с заплатами. Самым последним притащился юноша лет двенадцати – знаешь, у него еще такие подростковые усики в разные стороны торчали. И прыщики под тональным кремом. А потом я вспомнила об одном знакомом – у него такое модельное агентство… С определенной репутацией. Его зовут Игорь. Не знакомого, а того, с кем я была. Наташа перевела дыхание и отпила вина. – Он сначала приехал такой деловой, на часы смотрел. А я ему говорю: расслабься. Вот деньги за ночь – и забудь о них. Мы сначала напьемся до истерики, а потом ты выкинешь из головы, что я тебе плачу, и станешь обычным парнем, который зашел к девушке в гости. Он такой спортивный! Не тело, а скульптура из греческого зала. Туповат, но это и к лучшему – над всеми шутками смеется. – И что вы… – перебила Ира. – Мы ведь договорились на ты? – Да, – смутилась Ира. – Прости. А что ты сказала этому знакомому? У которого агентство… – Так и сказала, – развеселилась Наташа. – Срочно хочу мужчину. Самого лучшего. Деньги – не проблема. А может, он и не тупой… Не знаю. Может, он замкнутый… Ира, расслабившись от шампанского, захихикала: – Такое ощущение, что ты в него втюрилась! – Вроде нет… – задумалась Наташа. – Хотя у меня так давно не было мужчины… – А Андрей? – удивилась подвыпившая секретарша. – Андрей не мужчина, а тухлая креветка, – повела плечом Наташа. – Мужчина должен быть сильным, веселым, энергичным, он должен не трепаться, а действовать… – А этот твой по вызову – такой? – поддела ее Ира. – Нет, но он безумно красивый. И сильный. И веселый… – Ты втрескалась! – расхохоталась Ира. – Кстати, раньше ты говорила совсем другое. Что в мужчине ценишь интеллект, эрудицию, хорошие манеры… – К чему мужчине хорошие манеры? – воскликнула Наташа. – Мужчина должен быть животным – породистым, своенравным и стремительным. Хищником! Наташа подняла стакан, вытряхнула в рот последние капли и поднялась. – Ладно, пошли. Мне надо переодеться, а тебе – сходить в парикмахерскую. И учти – больше никаких костюмов. Красное платье, красная помада, платиновые волосы… Э-э… Можешь надеть лифчик и что-нибудь в него подложить. Мне нужно, чтобы клиенты, увидев тебя, теряли рассудок. Договорились? – Договорились… – неуверенно согласилась Ира. – Да, – вернулась Наташа. – Еще одно. Эту встречу с газировкой… Ира удивленно подняла брови. – Ну с «Мокка-колой», – объяснилась Наташа. – Перенеси из «Националя» в «Ле Опера». 26 апреля, 19.15 – Добрый вечер. Павел, пиар-менеджер компании «Мокка-кола», скучал в отдельной ложе ресторана «Ле Опера». У него был запланирован бездарный деловой ужин. Он уже решил отдать заказ другому агентству, но, как деловой человек, надумал поторговаться с этим «Сити-смарт». Вдруг они собьют цену настолько, что это его заинтересует. Судя по телефонным переговорам – по тону, манере и стилю, – он воображал напористую, нахальную дамочку в туфлях без каблуков, пиджаке от Армани и с короткой стрижкой. Заурядный рекламный агент женского пола. А перед ним стоял ангел. На девице было что-то настолько прозрачное, что Павел задумался, почему ее не арестовали за нарушение общественной нравственности. Кожаная юбка едва закрывала пышные бедра, широкий пояс подчеркивал соблазнительную талию, сапоги на высоченной шпильке удлиняли мускулистые ноги. – До-до-добрый… Э-э-э… – растерялся Павел. «Уф! – подумал он. – И что это она на меня так смотрит?» Женщины не баловали его вниманием. Он был слишком высокий, слишком крупный, слишком кудрявый, слишком в очках, без чувства юмора и немного медлительный. А эта смотрела на него так, словно он был лакомой штучкой. Она села так близко, что ее коленка коснулась его ноги. Положила руку на спинку дивана. Вышло, будто она его обнимает. – Называйте меня Наташей и обращайтесь на ты. Договорились? – У нее был низкий бархатный голос. – Я… я… – суетился он, робея от ее взгляда. – Я… подготовил бумаги… – Поговорим об этом позже, – подмигнув, сказала Наташа. – Для начала выпьем. Два двойных виски безо льда, – перехватила она бармена. – Поужинаем? – А, да-да, – спохватился пиар-менеджер. Через пару минут они уже держали в руках стаканы с американской самогонкой. Судя по всему, Наташа чувствовала себя замечательно и свободно, а вот Павел ерзал и все никак не мог устроиться. – Вы женаты? – спросила Наташа, едва они сделали по глотку. От растерянности Павел хлебнул зараз половину того, что было в стакане. – А почему… А… Я… Нет… – Просто спросила, – улыбнулась Наташа. – Хочется верить, что красивые холостые мужчины – это не легенда. От столь прямого комплимента Павел покраснел, как монашка. – Вы… вы тоже очень красивая, – невнятно пролепетал он и приказал себе взять себя в руки. Но в это время он почувствовал, что ее рука, горячая и сухая, лежит у него на бедре. Такого рода переговоров у Павла еще ни разу не было. Он сам неоднократно увивался за дамами на деловых ужинах, обедах и даже завтраках… Однажды у него завязался роман с журналисткой из молодежной газеты, другой раз – с дамой средних лет из юридической конторы… Но ей они в подметки не годились. Не то чтобы Наташу можно было назвать красавицей, но она была так адски привлекательна, что у Павла сосало под ложечкой. – Дюжину свежих устриц, – заказала Наташа официанту, пока Павел вспоминал свои победы. – И дюжину запеченных в сыре и сливках. Бутылку шардоннэ «Марина»… – Она задумчиво посмотрела на Павла. – А может, две. Когда они выпили третью, Павел неожиданно взял расходы на себя, чего не делал не только на деловых обедах, но и при частных встречах с девушками. Точнее, не всегда делал. Если ему казалось, что его используют, он предлагал девушкам делить расходы и ничуть не жалел тех, кто надеялся поживиться за его счет. После ужина они очутились в одном такси. Павел не мог понять, куда она его везет и почему он так пьян… И кажется, влюблен. В такси он что-то забормотал о рекламной стратегии «Мокка-колы», но она его поцеловала, и он забыл, как его зовут. Павел не помнил, как они выходили из такси, как поднимались в квартиру, как раздевались, как очутились в кровати… Запомнилось одно – ее обнаженное сильное тело, неожиданно прохладные руки… А губы пылают… Ее слова: «Покажи мне, что такое настоящий мужчина»… И совершенно безумные, алчные до секса глаза… А когда Павел проснулся, его ждал кофе с шоколадным ароматом, свежий, теплый круассан, в ванной – гель для бритья, станок и полотенце с вышивкой «Паша». Все это Наташа подготовила вчера, но он-то этого не знал и решил, что она с самого утра бегала по магазинам, чтобы сделать ему приятное. – Хочешь, открою тайну? – улыбнулась она, заметив его удивление. Конечно, он согласился. – Один мой знакомый из вашей конторы сказал, чтобы я была поосторожнее. По его словам, ты самый коварный плейбой, перед которым не устоит ни одна женщина. – Я? Кхе-кхе… – подавился слюной Павел. – Меня, наверное, уволят, но вчера я поклялась себе узнать, что в тебе такого… – Она с аппетитом взирала на рыхлого Пашу, по пояс замотанного полотенцем. – Сказать? – Он лишь икнул в знак согласия. – Ты настоящий мужчина. Сильный, веселый, энергичный, ты не треплешься, а действуешь. Ты хищник, своенравный и стремительный. Мне нравится быть в твоей власти. И знаешь, – она потупилась, а потом смело подняла на него глаза, – мне ни с кем не было так хорошо… – Она протянула к нему руки, а короткий халатик распахнулся… 27 апреля, 16.18 – Тебя весь день ищет Клим! – рванула к ней взволнованная Ира. – Что ему надо? – равнодушно спросила Наташа. – Он сказал: «Как только Кострова появится, пусть немедленно идет ко мне»… – У Иры дрожал голос. Видимо, часть начальственного гнева досталась ей. – Какая тоска! – зевнула Наташа. – Ну ладно. Хорошо выглядишь, – заметила она, закрывая дверь. На секретарше было маленькое красное платье, блестящие черные сапоги на платформе, а волосы стали, как у Мэрилин Монро. Наташа поднялась на верхний этаж, миновала два коридора и уверенно толкнула дверь генерального директора. В большом кабинете с окном во всю стену сидел бородатый мужчина. Голубая рубашка обтягивала круглый живот, во рту дымилась трубка, на запястье поблескивали золотые часы. Вид у мужчины был благодушный – пока он не заметил Наташу. – С ума сошла! Где ты шляешься?! – рычал он. – Профукала контракт! Профукала? – с надеждой на отрицательный ответ переспросил он. – Такими заказами не разбрасываются! Это тебе не «Трейдинвест»! Их переманили, да? Ну, скажи что-нибудь, бл… на х… м… еб!.. – У тебя что, предменструальный синдром? – Наташа облюбовала самое удобное кресло и села в него. – Держи, неврастеник! – И она швырнула ему пакет документов. – Да я тебя… – лютовал Клим. – Да ты… Но тут он прочитал договор, насупился, помолчал минут пять, после чего недоверчиво посмотрел на Наташу. – Если ты не отстегнешь мне двадцать процентов, контракт будет расторгнут и уйдет к Буркину, – пригрозила она. – Как ты его получила? – удивился Клим. – Мне вчера позвонил наш человек из этой долбаной «Мокки» и сказал, что нам дадут работу, только если мы уступим втридешева… – Я с ним переспала, – призналась Наташа. – Что? – подался вперед Клим. – Я его трахнула, понимаешь? И он тут же стал очень сговорчивым. – Ты с ним переспала ради контракта? – переспросил начальник. – Ну, – пожала плечами Наташа, – если быть точной – ради моих двадцати процентов. – Ха-ха-ха! – смеялся Клим. – Ты правда его… того?… Но… как… ты?… – Этот Павел – тюфяк и рохля. Ты знал, что контракт буквально у нас из рук вырывает какая-то задрищенская конторка? Клим кивнул. – Так вот, эта шарашкина контора принадлежит его бывшей жене. Павла этого. Разницы никакой: что из наших рук выйдет дурацкий фильм «С тобой „Мокка-кола“!», что эту белиберду снимет кто-нибудь еще… Дело-то не в качестве. Ну и я решила – новая я лучше бывшей жены. – Наташа поднялась. – Да… – стонал Клим. – Я надеюсь, ты хоть помнишь, как твердила, что не будешь ужинать с главой «Интер-Ваза», потому что он сальный тип и, как дурак, видит в тебе женщину, а не делового партнера? – Он все еще хочет со мной встретиться? – спросила Наташа на прощание. Неспешно следуя по коридору, она достала сотовый и набрала номер. – Алло! – Ее голос потеплел. – Игорь? Увидимся сегодня? Хорошо, жду тебя в девять в «Ностальжи». МАША 26 апреля, 14.34 – Ах ты моя утя-кутя! – щебетал кругленький фотограф в восточной шапочке. Казалось, шапочку вязали с закрытыми глазами – торчали петли, там и сям попадались стяжки, ряды были неровные, но убор был от «Дольче и Габбана» и обошелся в 120 баксов. – Гениально! Уставшая Маша пыталась стереть макияж, но Антон, фотограф, лез под руку и заставлял себя слушать. – Находка! Невинный взгляд и роковой образ! Хочу, но боюсь. Поверь мне, это именно то, от чего мужики рывком переключаются на пятую скорость! – восхищался он. – Ага! – хихикнула гримерша. – И от чего дают задний ход! Ха-ха-ха! – Ты намекаешь на то, что я – педик? – спросил Антон. – Тоже мне, Америку открыл! – фыркнула гримерша. – Намекать давно не на что. – Пидоров бьют! – завопил фотограф. Маша поклялась не душить сегодня Антона. Он вел себя как избалованный ребенок: чуть что – орал, визжал, топал ногами и носился кругами, а все на коленях умоляли его не уезжать, не резать вены, не топиться в ледяном пруду и не уходить в дворники. Единственный раз Маша испытала к нему благодарность – когда он отогнал от нее девушку Милу, представленную как стилистка. Мила начала с того, что привезла белье на два размера меньше. Белье не надо было возвращать в магазин, поэтому стилистка отобрала свой размер, нимало не беспокоясь о том, что Маше оно мало. Возвращать Милу в город никому не хотелось, поэтому все лицемерно упрекнули Машу, что она потолстела, и обрядили в трусы, которые врезались в тело. Когда съемки в полуголом виде на чьей-то холодной даче за сто километров от города наконец закончились, за Машей приехал Гриша. В первое мгновение Маша обрадовалась. Ей ужасно хотелось вернуться побыстрее в город и согреться горячим шоколадом. Но она вдруг сообразила, что Гриша отнюдь не Дед Мороз. Он – ее любовник. И он наверняка захочет ее обнимать, целовать… При мысли об этом в животе засосало – ей было страшно. Но, хоть она даже сама себе в этом не призналась, интересно. Попав в новое тело, Маша уже не чувствовала себя собой – Марией Джастис. Она ощущала, как новое тело влияет на нее – подсказывает какие-то запретные, греховные, соблазнительные вещи, манит искушениями и уверяет: «Это не ты, это она, манекенщица Маша Лужина, а тебе всего лишь надо смириться и жить так, как жила она». Маша с интересом поглядывала на Гришу, воображая, понравится ли ей то, чем они будут заниматься… И каково это – иметь власть над мужчиной, быть Мессалиной, Клеопатрой или мадам Помпадур, хотя до них-то этой Маше, конечно, далеко, но кто знает… – Куда поедем? – спросил Гриша, открывая перед ней дверь. «А он галантный!» – подумала Маша, но изменила мнение сразу же после того, как Гриша, помогая ей устроиться, щипнул за попку. – Все равно, – ответила она. – В «Ле Дюк»? В «Шинок»? – Слушай! – Она кое-что вспомнила. – Поехали в «Макдоналдс»! Вчера, когда она первый раз увидела по телику рекламу, ей немедленно захотелось бежать в магазины и покупать все, что было в телевизоре. Зубную пасту, шампуни, кремы, чистящий порошок, печенье и, главное, толстые, аппетитные бутерброды с сыром, котлетой и салатом. В холодильнике у девочек обитали лишь йогурты, морская капуста, пророщенное зерно и выпивка. Что-то в сознании намекало, что ее тело не любило ни бутерброды, ни шампуни, ни рекламу, но Маша приказала воспоминаниям заткнуться. Ей хотелось пробовать этот удивительный новый мир: «гамбургер», «Колгейт», «Ариэль» и «Тайд» – звучные, прекрасные названия, «Шаума», «Марс», «Олвэйз»… – Куда? – икнул от удивления Гриша. – Поехали, съедим по гамбургу… в смысле гамбургеру, – попросила Маша. – Маша и «Макдоналдс», – хмыкнул он. – Это просто сказка… Я-то не против, я-то люблю быструю жратву… Это крабы из аквариума или из консервов? – передразнил он. – Запихните их обратно в банку, а мне прямо сейчас найдите живого и как можно быстрее сделайте его жюльеном! Я не ем русскую икру, только иранскую! Ма-ашь, ку-ку, и при чем здесь «Макдоналдс»? Там же даже курить нельзя… и там едят в пальто. – Я хочу попробовать гамбургер! – взорвалась Маша. – Только не говори, что ты ни разу в жизни живой гамбургер не видела! – немного разозлился он. – Ты же не всю жизнь по кабакам за мой счет ходила! – Ты меня что, упрекаешь? – вспылила Маша. – Ой, посмотрите на нее! – Гриша всплеснул руками. – Как мне надоели твои капризы! То ты отказываешься от «вчерашних» устриц, то тебе «Макдоналдс» подавай! Наверное, моему терпению подошел конец. Давай расстанемся, а? Я же знаю, ты мне изменяешь, я тебе нужен только ради денег, ты спишь с моими друзьями и говоришь им, что я жадный… – Как ты можешь?! – ужаснулась Маша. – Как тебе не стыдно?! – Мне стыдно? – разозлился Гриша. – Мне должно быть стыдно после того, как мои приятели, отводя глаза, рассказывают, как ты им лезла в штаны… Новый сияющий мир затягивали тучи. Маше не хотелось дальше выслушивать, какая она мерзкая и бессовестная. Она не хотела помнить, что такие ссоры с Гришей Маша – та Маша – выдерживала по два раза в неделю, ругалась, уверяла, что больше не будет, что все всё врут… Ей не хотелось быть такой Машей – пустой, никчемной и жадной потаскушкой. Она решительно потребовала: – Останови машину! Может, ты и прав, может, нам стоит расстаться! Я была не права, извини меня за все! Гриша остановился, предполагая, что Маша откроет дверь, прикинет, как на загородном шоссе, в слякоть будет ловить машину – это в новом-то белом пальто! – и передумает. Но она смело выскочила на дорогу, махнула рукой и пересела в затормозивший «КАМАЗ». 26 апреля, 17.00 Галерея «Актер» Показ купальников был издевательством. Напротив подиума сидел какой-то краснолицый тип в кожаном пальто и огромной волчьей шапке. Он громыхал на весь зал: – Чё за жопа? Вы кого вывели? Это ж вобля дажо с пивом не потянет! – В этом месте пять или шесть его точно таких же друзей весело гоготали. – Мусю давай! Когда Муся будет?! Уберите плоские сиськи! И никто не просил его заткнуться. В уборной шептались, будто хам и свинья – любовник Марины Швец, надменной девицы с крепким малоросским акцентом. Что он – босс казахской мафии, которая держит шахты и металлы. Когда Муся-Марина наконец вышла, переваливаясь как уточка, косолапя и поправляя застревающие в ягодицах трусы, восторгу босса мафии не было предела. Он вскочил, подбросил шапку и, сверкая золотой челюстью, заорал: «Мусик, покажи класс! Потряси булками!» На фуршете в честь показа один из мафиозных друзей босса чуть не завалил Машу прямо на фуршетном столе, после чего она в панике бежала. 26 апреля, 20.24 Дома она нашла записку: «Кто-то наблевал в раковину, уберите – кому не лень. Кажется, в холодильнике взорвалась простокваша»… И внизу – другим почерком: «Кто блевал – пусть и убирает. Давайте вызовем милицию – пусть они найдут гада. Может, купим новый холодильник? Да, Маш, я надела твой голубой костюм от Версаче – чес слово, я его не растяну, я со вчерашнего утра страшно похудела». Маша выпотрошила пачку хлорки, вымыла из раковины гадость, оттерла холодильник, налила ванну и рухнула в мандариновую пену. Только она расслабилась, затрещал телефон. – Машенька, солнышко, – послышался елейный женский голосок. – А ты, дуся, помнишь, что у тебя показ шуб в 21.30 на Краснопресненской набережной? Звонила директриса модельного агентства. – Я плохо себя чувствую, – попыталась отказаться Маша. – Конечно-конечно, – залебезила хозяйка. – Я вместо тебя тетю Любу, уборщицу, попрошу. Она шикарно будет смотреться на подиуме со шваброй и в панталонах до колен. – Ладно, еду, – решила добить себя Маша. 26 апреля, 21.27 Международный выставочный центр – Так, девочки, – расшаркивался молодой человек с дряблыми губами. – Показ у нас элитный. Сейчас едем на яхту, работаем, отдыхаем, кушаем – но чтобы без накладок. Он кудахтал всю дорогу. Маша чуть не скинула его в воду. На яхте девушек сразу же отвели в гостиную. Там был накрыт стол и прогуливались мужчины лет за сорок. Девушек рассадили, угостили шампанским, икрой двух видов, салатом из тигровых креветок, блинчиками с форелью и осетриной… О шубах даже не вспоминали. Пока Маша гадала, что все это значит, некоторые мужчины снимали часы, перстни, браслеты и дарили девушкам. Девушки с готовностью принимали подарки, после чего удалялись в неизвестном направлении. Соседка – блондинка с лицом, похожим на огурец, и огромным силиконовым ртом – прошептала: – Вот этот пупсик, – она указала на коротышку с волосатыми пальцами, – на тебя запа-а-ал… Он клевый. Прошлый раз подарил мне «Картье» чиста за пять штук. Я фигею. Натужно улыбаясь, Маша потихоньку выбралась из-за стола и вышла будто в туалет. Она решила позвонить кому-нибудь и попросить срочно, любым способом, забрать ее отсюда. Спрятавшись в свободном номере, села на кровать, достала мобильный, но только нажала первую клавишу – к ней ворвался один из расшалившихся хозяев праздника. Без предисловий он завалил ее на кровать и задрал юбку. От него разило спиртным. Он валялся на ее ноге, одной рукой ухватившись за коленку, а другой, видимо, пытался стащить ее одежду через голову. Было и больно, и гадко, и противно, но Маша не знала, что делать – рыдать или смеяться, настолько все это было нелепо. И тут запел телефон. Игорь объявился как нельзя кстати. Пока пьяный в лапти ухажер тщился добраться до трусов, которые, по его разумению, были у Маши на шее, она объяснила, что ее насилуют и она не знает, что делать. – Его яйца от тебя далеко? – Что? – растерялась она. – А-а, да, то есть нет, недалеко. – Двинь ему побыстрее и улепетывай, только не отключай трубку. Беги на корму и, если кто подойдет, угрожай утопиться. Громко кричи, что вас преследует речной патруль, а муж у тебя из ФСБ. И не отключай трубку. Я сейчас кое-кому позвоню. Маша сделала все, как он пояснил – Игорь в это время с кем-то говорил по обычному телефону, – забилась на корме, а когда их окружили лодки с мигалками, чуть не прыгнула в воду от радости. Хозяева яхты некоторое время хорохорились, но в конце концов сдались и высадили ее на ближайшем причале. Маша сразу же замерзла и растерялась – пальто на яхте, требовать его она не собирается. – Эй, жертва произвола! – услышала она голос Игоря. – Дуй сюда! ИГОРЬ Маша рассказала ему о том, как на яхте было страшно и мерзко. Какой был противный показ купальников и этот босс казахской мафии. Как ее вероломно, жестоко и несправедливо обидел Гриша. Откровенно говоря, Игорь не заметил в этом ничего обидного. Гриша, по слухам, на Маше едва не разорился. Дарил шубы, украшения, а она их с плеча раздавала подружкам. Сорила его деньгами, изводила – «хочу то, хочу это». А он шел у нее на поводу, потому что любил как дурак. Так говорили. Репутация у Маши была отвратительная. Ходили слухи, что она наняла бандитов, которые избили вторую претендентку на главную роль в международной рекламе «Диор». Роль досталась Маше, и даже самые добрые языки поговаривали нехорошее. Она всем хамила, спала со встречными-поперечными, напивалась до соплей и могла на весь клуб или ресторан заорать: «Где, бл…, здесь взять кокаин, вашу мать?!» Вчера он с ней «дружил» ради Гриши – у того были крепкие связи в мире модного и кинобизнеса. Но сейчас эта страшная и ужасная Маша рыдала, как безответно влюбленная школьница. В ней и следа не было от того чучела, которым пугали начинающих моделей: не становись, мол, у нее на дороге – по стенке размажет. – Я не чувствую себя прежней и не знаю, какая я настоящая… – захлебывалась Маша. – Я хочу быть хорошей… ик… ик… Игорю стало ее жаль. Они обнялись, а минут через десять занимались любовью. МАША Она не понимала, что с ней творится. Тело превратилось в горячий воск – она таяла, полыхала, растекалась по его запястьям, груди, плечам… Раньше о любовной лихорадке она лишь читала в романах. Читала и негодовала. Но Игорь… Наверное, это был не мужчина, а высшее существо с божественным началом, – невозможно было поверить, будто то, чего она всю жизнь боялась и презирала, было так упоительно, восхитительно, захватывающе… Как хорошо, что она теперь Маша, как хорошо, что не надо быть замужем, как прекрасно, что это не надо ни от кого скрывать… Как замечательно, что она встретила его, Игоря, она, а не та, прошлая, Маша и что она станет другой – достойной его любви… ИГОРЬ 27 апреля, 23.51 Его поразила ее неопытность. Она знала, что делать, но казалось, будто тренировалась по фильмам и книгам. Маша занималась любовью с таким пионерским восторгом, так изумленно отвечала на его ласки и так порывисто со всем соглашалась, что ему казалось – он лишает ее невинности. Это было и странно, и подозрительно. Либо она суперженщина, такая, что всегда делает это как в первый раз (тогда понятно, за что ее ценит Гриша), либо она играет в какую-то игру… Хотя непохоже. Они провели вместе ночь, утром сходили в кино, позавтракали наконец-то в «Макдоналдсе», который Маше безумно понравился, прогулялись, попробовали «хот-дог», умяли блины с сахарной пудрой, вернулись к нему и валялись, пока Игорь не сказал: – Пора собираться. В восемь вечера они вышли из дома, влюбленные как подростки, целовались в лифте, на каждом светофоре, у нее в подъезде… Она смотрела из окна, как он разворачивается, сигналит перегородившей въезд машине, выруливает на улицу, исчезает за поворотом… А он думал о том, не остались ли на нем следы от ее ногтей и зубов. Наташа – дама придирчивая, вряд ли ей понравится, если на нем будут знаки, оставленные другой женщиной. Наташа ему понравилась. Не меньше, чем Маша. Только по-другому. НАТАША 27 апреля 21.20 Ресторан «Ностальжи» Она заказала суфле из судака под креветочным соусом с красной икрой, голубцы из листьев салата и крабов, профитроли, мороженое под карамелью и бордо 1996 года. Игорь был забавным собеседником – они хохотали, отложив вилки в сторону, с заговорщицким видом чокались, обнимались под столом ногами и воображали, чем занимаются по жизни и о чем мечтают люди за соседними столами. Игорь ее удивлял. Мальчик-по-вызову-философ-остряк… Что с ним делать? Игорь вышел в туалет, а из глубины зала тут же поднялся косматый брюнет в костюме ручной работы, в ручной же работы ботинках и в небрежно свисающих, заляпанных часах «Картье-паша». Казалось, будто он разграбил могилу – одежда была мятая, неопрятная, с подозрительными пятнами. Только Наташа подумала о том, что не хотела бы встретиться с этим типом глазами, он подошел к ней, сел напротив. – Знаешь, – фамильярно обратился он, отпив из ее стакана, – Господь предполагает, человек располагает. Он – легкая добыча, а мог бы стать известным актером. У него талант, только от него четыре музы удрали, поджав хвост. Лентяй. Ему куда проще оказалось перетряхивать койки богатых мамаш. Тебе вообще как здесь? – Где? – отодвинулась подальше Наташа. – Приходи-ка ты на Петровский бульвар, дом 5А, вход со двора, под лестницей, – проговорил нежданный гость и встал. – Куда? – хлопала глазами Наташа, даже не успев толком возмутиться. – Добрый вечер, – поздоровался вежливый Игорь. – Не такой уж и добрый, – злорадно ответил незнакомец. – Сходил бы ты к урологу. Игорь открыл рот, Наташа закашлялась, а странный мужчина прошмыгнул между столиками и выскочил из ресторана. – Э-э-э… Наверное, псих какой-то. – Наташа удивленно посмотрела на Игоря. – В костюме ручной работы? – недоверчиво заметил Игорь. – А при чем здесь уролог? Вечер был испорчен. Они сникли и вяло беседовали, мыслями возвращаясь к незнакомцу. Приехав к Наташе, выкурили косячок, расслабились и занялись любовью под музыку Леонарда Коэна. От кайфа хотелось двигаться в ритм – это было забавно. Они включили сборник популярных хитов 2001 года и пробовали под разную музыку. Мик Джаггер – отлично, Дженнифер Лопес – так себе, Эминем – забавно, Селин Дион – кошмар, Симпли Ред – супер, Гориллаз – великолепно. Игорь не понял, как выключился, а Наташа в четыре утра пошла за фруктовым молоком и выпила два литра. 28 апреля, 19.57 – Я не понимаю! – злилась Наташа на трубку. – Да ту-ту-ут по-по-нимать не…не…не…чего! – раздраженно заикался коллега. – Нас про… про…ка-ка-ка…а-аа…тили. Этот садист из «Йескафе» за-зарубил пя-пя-пятый ролик… – Но почему? – возмутилась Наташа. – Я видела съемки – очень даже… – Хо-о-о-оо-чешь самое правдивое об-б…б…бъяснение? – буркнул коллега. – Ну? – Потому что он м…м…м… м…удак! – А-а… – протянула Наташа. – Это, конечно, меняет дело. И чё? – Ничё. Ждать э-эээ… э-эээ… э-эээ… экзекуции. – Слушай… – протянула она. – Когда мы ему сдаем следую… – Через не-не-не-не-ее…делю. Учти – это б…б…б…у-уу-дет четвертование с ф-ффф…у-уу-уршетом. Нас ра-ра- ра-аас…терзают. – Прекрасно! – обрадовалась Наташа. – Что п-п-пп…рекрасно-то? – удивился коллега. – Времени до фига! – В-в-в-в…ремения для ч-ч-ччч… ч-ччче… Но она уже разъединилась. 28 апреля, 20.13 Наташа ходила из угла в угол. Трудности ей не нравились. Она всегда искала легких путей. И находила. Ну, совершила пару ошибок… На ошибках учатся. Этот паршивый контракт с мерзким растворимым кофе мог принести ей кучу денег. Но ей нужен компромат, а компромата нет. Пять детективных агентств, в которых она побывала… Пять детективов бубнили что-то о месяце-двух, о том, что результат не гарантируется… Все это было плохо. Очень плохо. Она-то прекрасно знала таких субчиков. Наглых, обладающих мелкой властью, напыщенных лицемеров и трясущихся подхалимов. Они приходили к ней… в той жизни… Платили за то, чтобы она изобразила нянечку, или тюремную надзирательницу, или чтобы тушила о них сигары… У этого подонка точно есть тайна, только – черт! черт! черт! – надо узнать какая. О! Как это она забыла?! Тот странный тип в мятом костюме ручной работы! Он подозрительный и опасный – то, что надо. Попробовать уж точно стоит. Дома 5А не было. Доисторическая пристройка из красного кирпича, длинная и гулкая арка, а в арке – дверь. Неприятная дверь. Без ручки и звонка. Рассердившись на всех сразу, Наташа пнула дверь ногой. Изнутри послышались звуки. Будто кто-то тяжело поднимался по лестнице. Наташа прислушалась. Шаги замерли. Тишина. Она еще раз ударила – на этот раз не мыском сапога, а всей подошвой. Наконец дверь открылась. За ней никого не было, что Наташу не удивило, но разозлило. Пахло серой. Длинная лестница уходила в темноту. Она начала осторожно спускаться. Пару раз поскользнулась на чем-то липком. Обматерив все на свете, прислушалась к эху, которое долго и, казалось, со вкусом повторяло ругательства. В подвале горели два огромных камина, факелы на стенах и массивные чугунные канделябры на столах. Электрического света не было. Через все помещение тянулась широкая барная стойка, над которой клубились вонючие пары. Народу было немного. Подозрительная компания в темном углу, два длинных типа у бара, три девицы за столиком и хозяйка. Толстая грудастая брюнетка с пышными черными волосами. На ней было красное платье с блестками и колье из… вряд ли это рубины – слишком огромные. От камней – или стекла – третий подбородок матроны казался алым. Наташа подошла к ней и решительно спросила: – Скажите, у вас не появлялся лохматый брюнет в полосатом костюме с кривым носом, подбитым глазом и густыми бровями? Объяснение было хуже некуда, но женщина ее поняла. Она собралась было ответить, но всплеснула руками, ткнула за Наташину спину и крикнула: – Вот он! Наташа обернулась и ахнула. Вчерашний незнакомец выходил прямо из камина, раздвигая языки пламени. Он стряхнул с плеч пепел, потопал ногами – с ботинок осыпалась сажа – и заорал так, что в ушах зазвенело: – Кого я вижу! Выяснилось, что кричит он Наташе. Не успела она прийти в себя, как он уже прижимал ее к груди. Как ни сильны были объятия, Наташа изловчилась и пнула его ногой, что, впрочем, привело его в бурный восторг. – Не ошибался! Не ошибался! Выпивку всем! – обратился он к барменше. – За мой счет! – У тебя уже семьдесят лет нет счета, – буркнула хозяйка. – Не мелочись, – укорил ее гость. – По делу? – спросил он у Наташи. – А! – Он взмахнул рукой. – И так знаю, что по делу. Пошли. Они устроились за столом, скрытым от любопытных резной деревянной ширмой. Хозяйка поднесла ему что-то пахнущее тухлыми яйцами, Наташе – красную водичку, и незнакомец заговорил: – Я тебе скажу без обиняков… – Он глотнул жижу, сморщился и охнул: – Какая гадость! Так вот, – спохватился он, – ты нам подходишь. Наташа не стала спрашивать: «Кому нам?» Ей не нравилось, когда люди говорят так, словно нарочно хотят, чтобы их все время переспрашивали. Как будто повышают свою значимость. Она просто кивнула – слушаю, мол. – Ты ведь не знаешь, кто я? Ладно, ладно… – Он заметил, что Наташа злится на бессмысленные вопросы. – Я старший над всей нечистью. – Он обвел подвал рукой. – Вилария я, князь бесов… – Он уставился на Наташу, словно ждал аплодисментов. – Как-как? – переспросила та. – Вилария? Какое-то женское имя. – Женское? – надулся князь. – Я Велиар! Я тьма. Я разрушение. Я самый страшный искуситель за всю историю сотворения мира! Сам Иисус вызывал меня на совет! Впрочем, – он сник, – это было давно. Сейчас я обычный чиновник. Мы, Ангелы Смерти, крючкотворы и бюрократы! – с досадой воскликнул он. – Даже Азазель и тот мечтает снюхаться с какой-нибудь ведьмочкой, переехать в огромный мрачный дом, нанять прислугу – самоубийцу поприличнее – и выращивать на заднем дворе кактусы… – Вилария вздохнул. – Почему самоубийцу? – удивилась Наташа. – Нелегальные эмигранты, – Вилария пожал плечами, – дешевая рабочая сила. В общем, так… – Он посерьезнел. Даже костюм, казалось, разгладился, а лохмы примялись. – Предлагаю тебе должность демона-искусителя. – Какого искусителя? – недоверчиво уточнила Наташа. – Демона, – ответил Вилария. – Искусителя. Или демоницы-искусительницы. Как тебе удобнее. – Зачем? – опешила Наташа. – Затем, – Вилария начал раздражаться, – что наши ряды мельчают. Бесы работают по шаблону. А шаблоны устарели. Ну чем, скажи мне, можно прельстить современного человека? Я не говорю о том, что не продается в магазинах. А ты девушка молодая, энергичная. С завидным успехом влилась в жизнь современного города… Наташа поежилась. – Ну ладно… – произнесла она после короткого раздумья. – Допустим, я соглашаюсь. И что, я буду отправлять людей на адовы муки? Вилария поморщился: – Во-первых, они могут и не поддаться. Твое дело предложить, а не довести за ручку до греха. Во-вторых, они могут исправиться, а в-третьих, все решается не сразу. Ты же слышала о Чистилище? – О каком таком чистилище? – приняла глупый вид Наташа. – Пойми ты, – убеждал ее Вилария, – и Добро, и Зло созданы для равновесия, а не ради противостояния. Ну… были конфликтные ситуации, некоторое обострение… Но это все временные трудности. Мы все под Богом. И миссии твоей мы не будем мешать, – продолжил он. Наташа задумалась. Наконец спросила о том, что интересовало ее с первого же дня на Земле. – А, например, катастрофы, взрывы и… все такое – это что, тоже промысел Божий? – произнесла она одними губами. – Нет в мире совершенства! – Вилария развел руками. – Это и есть главный прикол… Предупреждаю сразу – работа неблагодарная. Если слишком много искушенных – значит, мы хитрим. Мало – упрекают в халтуре. Единственное, что утешает, – ангелам-хранителям еще хуже. Совратить куда проще, чем уберечь. – Я… – замялась Наташа. – Ты не поняла, – закончил Вилария. – Роза! Еще! – крикнул он так, что за баром разбился ряд стаканов. Он щелкнул – стеклянные брызги взметнулись и превратились обратно в бокалы. – Ты не понимаешь, как ты вдруг станешь демоном. Тебя наделят полномочиями АД Ч5. Пятый уровень. Распоряжаться судьбами не сможешь. Так, по мелочи, всякие фокусы – для впечатления страждущих. – А как? – заинтересовалась Наташа. – Как смогу… ну, творить? – Узнаешь как, – усмехнулся князь. – К такого рода информации у тебя пока еще нет доступа. Ты исполнитель. Даже еще и не исполнитель пока. – И что, – улыбнулась она своим мыслям, – я, вот прямо-таки я стану демон…ицей? – А что тебя удивляет? – Он откинулся на стуле. – И апостолы были людьми. И пророки. Вот, – Вилария вынул из кармана крошечный граненый флакон, – выпьешь. Действует пару недель. – А что это? – Это – твое «как», – снисходительно улыбнулся он. Они поднялись, прошли мимо бара, взобрались по лестнице. Дверь открылась сама, но вглубь не проник свежий вечерний воздух – казалось, это на улицу повеяло серой и гарью. – До встречи, – уверенно попрощался Вилария, а дверь словно подтолкнула Наташу в спину. Выйдя из арки, она поклялась себе бросить флакон под первую же машину, но тут же его выпила. МАША 28 апреля, 18.31 Маша тяжело поднималась по лестнице. Весь день она бродила по городу. Устала как черт, да еще соседские дети пытались запихнуть в лифт два грязных велосипеда – пришлось пешком тащиться на пятый этаж. С утра Маша записала на автоответчик, что на ближайшую неделю от всех предложений по работе отказывается, просит не беспокоить, а те, у кого есть свободная квартира, пусть оставляют сообщение. Потеплее оделась и гуляла, ходила по магазинам, пила кофе в прозрачном, как аквариум, кафе, просила молодых людей оставить ее в покое и подписала два автографа. Вернулась замерзшая, уставшая и сонная. К ее удивлению, на пороге, прямо на коврике спал человек. На бомжа не походил… Не совсем походил. Кожаная куртка хоть и была засаленная, но модная и дорогая. Новые джинсы. Но пахло от него жутко – одеколоном и перегаром. – Эй, – позвала Маша, – вы к кому? – У-уу… мы-ыы…а-аа… х-ррр… – выразился спящий. – Что за безобразие! – возмутилась Маша. – Немедленно вставайте, а то я милицию вызову! – И она достала мобильный телефон. – Кака милица? – встрепенулся странный гость. Но едва она убрала телефон в сумку, тут же рухнул обратно на коврик. Маша обозлилась. – Вставай сейчас же с моего порога! – крикнула она и ударила его сумкой. Человек открыл глаза, протер их внешней стороной ладони – самой чистой частью руки, сел, икнул и нагло заявил: – Ну чё ты встала, как новогодняя елка?! Давай дверь отпирай! Маш, ты чего, не в себе? – Он недоверчиво уставился на нее. – Это же я! Маша совершенно не узнавала молодого человека. Что-то в нем о чем-то напоминало, но… Отчего-то она впустила его в квартиру. Приготовила кофе. Неизвестный прекрасно знал, где чья комната и что где лежит. Он по-свойски отправился в душ, распевал там песни, время от времени кричал: «Мама, уй, как холодно!» – и гремел склянками. Вышел минут через двадцать – свежий, бритый, ароматный – и развалился на диване. Маша поставила перед ним кофе, села напротив и стала ждать объяснений. – Пока я не забыл, – спохватился тип. – Наркотики – вред! У меня предчувствие, что они тебя погубят. Не употре… бля…й… фу, какое нехорошее слово… их больше никогда. Поклянись! – А все-таки, – Маша насторожилась, – вы кто? – Чё, дура? – обиделся гость. – Я же твой лучший друг детства. И я имею право тебе советовать. – А почему я не помню тебя, друг детства? – спросила Маша. – Как это не помнишь? – Он наморщил лоб. – Слушай, я тебе дело говорю! Никогда не мешай кокаин с героином – это верная смерть! И главное, кайфа никакого – одни побочки. Ну, прошу тебя, не ходи сегодня в клуб – во вторник по клубам шляются одни неудачницы. У меня предчувствие беды… – Я тебя еще раз спрашиваю – ты кто? – потребовала Маша. Она сама не понимала, в чем сомневается, что подозревает, но чувствовала – что-то не так. Никакой он не друг детства. – А в чем дело? – ощерился тот. – В том, что сегодня не вторник, а пятница. В том, что во вторник я перемешала именно кокаин с героином и чуть не умерла. В том, что я все помню, а тебя – не помню. – Не умерла? – Он, казалось, отрезвел и взбодрился. – Умерла, – решилась Маша. В крайнем случае примет за сумасшедшую и сбежит. – А теперь в моем теле душа другой женщины. Вернее, моя душа в ее теле. – Так ты не Маша? – спокойно уточнил он. – Нет. – О Боже, Боже! – завопил «друг детства». – Обрушь кару свою на мою грешную голову! О, я несчастный! Ох, какой же я подлец! Вопил он минут десять, после чего рванул к холодильнику, отвинтил пробку от бутылки виски, забулькал, смачно выдохнул и умиленно произнес: – С такого горя – грех не выпить. – Ты мне объяснишь? – потребовала Маша. – А как ты докажешь, что ты – не она? А? Маша посмотрела на него так, что он махнул рукой и сказал: – Ладно, ладно, верю… – Он плюхнулся на прежнее место, положил на диван ноги и заявил: – Если бы ты была она, то ты, то есть она, меня бы об этом не спрашивала. Я твой ангел-хранитель. – Что?! – Маша расхохоталась. – Ты – ангел? Какой-то особенный пьющий ангел, который спит на коврике для ног? – А ты хотела бы, чтобы все ангелы были в костюмах от Ферре и с нимбом от Тиффани, да? – разгневался хранитель. – Да?! Да я себя из-за тебя загубил! Спился, опустился, забыл, как воспламеняться и как превращать вино в воду, то есть наоборот! А! Что с тобой говорить! Я иду на дешевые аферы – предсказываю будущее и занимаюсь мануальной диагностикой… ой! Вот до чего я с тобой докатился! Ты упрямая, гнусная, самовлюбленная, жадная стерва! – Он замолк и внимательно посмотрел на Машу. – То есть не ты, я забыл. Прости. – А-а… где ты был, когда она умерла? – Маша встала, чтобы и себе налить виски. – В запое, – признался ангел. – А что мне еще делать? Ты меня ведь никогда не слушала! О, сколько раз я молил – заберите меня отсюда, дайте новую работу… Мне знаешь что ответили? Маша, принюхиваясь к виски, спросила: – Что? – «Если бы ты не заставлял ее надевать презервативы, она бы заболела СПИДом и заразила бы еще пятерых». Вот! Лучше бы меня отправили к одному из этих пятерых и я бы заставлял его не спать с этой шлюхой! О Боже! – И он снова принялся завывать. – И что ты теперь будешь делать? – Виски приятно обжигало желудок, и будущее казалось не таким ужасным. – Понятия не имею… – пробурчал ангел. – Может, пойду в цирк и буду показывать фокусы, как этот засранец Давид, мать его, Копперфилд. Кем он только не был – и Калиостро, и Казановой, и… А Бог с ним. Точнее – дьявол. – Послушай… – Маша села поближе к ангелу и взяла его за руку. – А может, вместе начнем новую жизнь? Она рассказала ему о том, как и для чего здесь оказалась, о своих приключениях и впечатлениях за последние два дня и о планах на будущее. – Я хочу стать другой, – объясняла Маша, потягивая виски, от которого становилось все веселее. – Я хочу исправить ошибки прошлого, в смысле мои собственные, столетней давности. Хочу сделать что-нибудь хорошее. И еще я хочу жить настоящей человеческой жизнью и… – Ты в него влюбилась? – прищурился ангел. – В… в кого? – Ее бросило в жар. – В этого Игоря… Да? – Ну… Нет, конечно… Я… – Все понятно, – запричитал ангел. – Из огня да в полымя. И за что мне такое наказание? – Слушай, – резко оборвала его Маша, – хватит ныть! Если ты поможешь мне сделать что-нибудь полезное, тебе это зачтется. – Ты уверена? – усомнился ангел. – Да! – рявкнула Маша. – А ты и впрямь изменилась, – подтвердил он. – У меня блестящий план! – Он вскочил с места и захлопал в ладоши. – Мы сейчас напьемся вдрызг, а завтра вместе начнем все заново. Только не ожидай скоропалительных перемен – все надо делать с умом, пользуясь тем, что имеешь. Будешь меня слушаться – все будет хорошо. Когда-то, – прошептал он мечтательно, – я был одним из лучших душехранителей… Это именно я сказал Ньютону: «Хватай яблоко и беги, пока другие не догадались». Это я вел за ручку бездельника и мямлю Эдисона, это я чуть ли не за шиворот отволок Пресли на студию… Знаешь, тогда в моде были явления, внутренние голоса – вся эта мистика. Сейчас в ходу прямое внушение. Самый жирный кусок достается тем, кто идет в психоаналитики, – мой друг обитает в Нью-Йорке, и ему за его благие советы еще и неплохо платят! – А почему я тебя не помню? – поинтересовалась Маша. – Ну, – улыбнулся ангел, – у нас же с тобой духовная связь. А дух твой витает… дай подумать… круге во втором. Кстати, меня зовут Илайа. Илия. Илья. Так что, веселимся до упаду? Маша нахмурилась. – Надо же отметить, – выклянчивал Илья. – А завтра, честное слово, пойду и зашьюсь. – Ну-у… давай! – Маша не стала говорить, что ни разу, не считая причастий, не пробовала спиртное. 29 апреля, 05.00 – Илья, проснись! – тормошила его Маша. – Я умираю! – А? Что? – спрашивал он, не отрываясь от подушки. Маше наконец удалось его разбудить. Несколько минут она объясняла, что с ней происходит. Умоляла позвать врача и священника. Илья ее выслушал, вынул руку из-под пледа и несильно шлепнул Машу ладонью по лбу. – У тебя похмелье, чудовище, – объяснил он. – Иди проспись. И поставь воду рядом с кроватью – потом пить захочется. Спать дальше она не пожелала. Замоталась в одеяло и пошла в гостиную делать то, о чем они вчера договорились. До десяти утра она писала, писала, писала… В списке оказалось шестнадцать пунктов. Каждый – на лист в клеточку. Все эти люди были ее любовниками. Все были богаты или очень богаты, большинство – женаты, и у всех была тайна. О которой она, Маша – та, настоящая Маша Лужина, – знала точно, либо имела смутное представление, либо догадывалась. От таких, как она, ничего не скрывали. Она была побрякушкой, украшением стола,…здой с ушами. – Я вам покажу, – мстительно пробурчала она. – Будете знать, как ходить на сторону! Но тут проснулся Илья, споткнулся о порог ванной, грохнулся, набил шишку и завыл на всю квартиру. Маша подошла к нему, безжалостно пнула (хоть и не больно) под ребро и посоветовала остановить концерт, немедленно встать, приложить лед и решить, с кого начать. НАТАША 29 апреля, 10.15 – Значит, так, – убеждала Наташа медлительного частного детектива по имени Аристарх. – Ни думать, ни предпринимать ничего не надо. Вам всего лишь нужно приехать вот по этому адресу, войти в квартиру, поставить камеру, а вечером, когда он уйдет, камеру забрать. Все. За срочность тройная оплата. – Э-э-э… – соображал Аристарх. – Да?! – разъярилась Наташа. – Или нет, бл…?! – Да-да-да, – засуетился детектив. – И учти, – пригрозила Наташа на прощание, – если завтра утром у меня не будет фотографий, можешь покончить жизнь самосожжением. Наташа посмотрела на него так, что высокий, грузный Аристарх подавился собственной слюной и закашлялся. Торжествующе блеснув глазами, Наташа вышла, не закрыв за собой дверь. Со вчерашнего вечера с ней творились странные вещи. Стоило захотеть – она могла подслушать чужие мысли, заставить кого угодно сделать то, чего хотелось ей, видела сквозь стены и одежду. Вчера она села на скамейку на Рождественском бульваре напротив какой-то дамочки в красной кроличьей шубе и белой шляпе с розовой ленточкой. Женщина была в больших «черепашьих» очках, держала в руках томик Цветаевой и сторонилась подвыпившего мужичка, желавшего завести с дамой беседу. Наташа настроилась на женщину и приказала: «Повернись к нему, сними очки и заговори!» Дама сделала все, как ей велели. Но закончилась история глупо. Прислушавшись, Наташа выяснила, что мужичка терзают лекцией «Как я открыла мир поэзии» – через пятнадцать минут он сбежал, немилосердно обзывая дамочку истеричкой. Вернувшись домой, Наташа полночи развлекалась, заставляя чайник кипятить чай, наливать его в кружку, кружку – вставать на стол у кровати, ложку – мешать сахар… Но главное – она теперь все знала об этом подонке. 29 апреля, 12.00 – Я к Евгению Гольдштейну, – представилась Наташа. – Наталья Кострова из «Сити-смарт». – Он скоро освободится. – Секретарша с ненавистью осмотрела посетительницу. На Наташе было новое красное пальто из болоньи на меховой – голубая норка – подкладке. Волосы она снова перекрасила. На этот раз корни были белые, остальные волосы – рыжие, вперемешку с каштановыми. Под пальто на ней был тонкий голубой джемпер с глубоким вырезом и кожаные брюки цвета кофе с молоком. Наташа ждала полчаса – пока терпение не иссякло. На глазах у изумленной секретарши она встала и толкнула дверь в офис начальника. – Боже мой! – воскликнула она, приблизившись к недовольному Евгению, начальнику службы по связям с общественностью «Йескафе». – Как я могла?! Я ведь и не догадывалась, что компьютерный тетрис – такое важное, ответственное занятие! Ну, придется все же отвлечься. Так сказать, рекламная пауза. – А где остальные? – гавкнул Евгений. – И вообще, что за манера врываться?! Вам же сказали – ждите! Закрой дверь с той стороны! – заорал он на секретаршу, заглянувшую из приемной. – Немедленно ко мне! – приказал он кому-то по телефону. – О! – заметила Наташа. – Чувствую, у вас здесь процветает доброжелательность, а также простые, неофициальные отношения в рабочем коллективе. – Что-то вы… – Евгений хотел сказать что-нибудь едкое, но вышла грубость. – Больно много говорите. Где остальные? – Остальных не будет. – Наташа подошла к проектору. – Советую вам запереть дверь и никого не пускать. – Слушайте, деловая дамочка! – Евгений выпятил толстую челюсть. – Из пяти проектов рекламного видеоролика, представленных вашей компанией, ни один ни на вот столько, – он показал кончик ногтя, – не соответствует нашим пожеланиям, требованиям, рекламной стратегии и целевой аудитории. В принципе я уже дал проект на разработку в два других агентства… – Вы удивитесь, – улыбнулась Наташа, – как неожиданно подходит вашим пожеланиям и требованиям наш новый проект. Поверьте мне, вы будете поражены до глубины души, – проворковала она, наклонившись к Евгению. В вырезе ее джемпера он заметил кружевной бюстгальтер. Бюстгальтер облегал пусть не очень большую, но крепкую, соблазнительную грудь. Кожа была смуглая, бархатистая и пахла не только духами, но и крепким пряным ароматом женского тела. – Поверьте, это сенсация, – ворковала Наташа, пока Евгений пялился на ее грудь. – Именно поэтому я и хочу, чтобы вы увидели это первым. Вы и только вы. Закройте дверь. Евгений взял ключ и пошел к дверям, вспоминая, остались ли у него презервативы. Наташа зарядила проектор. – Садитесь! – Она указала на стул, а сама устроилась рядом, положив руку на его плечо. – Сцена первая. Начальник, ну, такой, как вы… почти такой, как вы, возвращается домой. На экране Евгений увидел себя – в спальне своей тайной квартиры. Пиджак валяется на полу, он, Евгений, развязывает галстук. – Хмр… – издал Евгений неопределенный звук. – Переодевается в домашнее, – комментировала Наташа. На экране Евгений натягивал на себя женский лифчик двенадцатого размера, набитый чем-то плотным. – Гы-а-грр, – все так же неясно выразился большой начальник. Рука Наташи на его плече стала тяжелой, как свинец, и холодной. На следующих пяти слайдах Евгений преображался в платиновую блондинку с огромным бюстом, одетую в белое платье а-ля Мэрилин Монро. Из-под воздушного платья торчали волосатые ручищи. Заверещал звонок. Евгений открыл дверь молодому человеку, кокетливо встряхнул белокурым париком и бросился на шею гостю. Они перебрались в гостиную, Евгений включил музыку и устроился у юноши на коленях, кокетливо болтая ножками… На этом показ прервался. – Есть кое-что погорячее, – призналась Наташа. – Но это уже для посетителей babiex.com, а не для глаз и ушей целевой аудитории «Йескафе». Не знаю, чего вы стыдитесь. – Она посмотрела на свекольно-красного Евгения. – Тысячи, а возможно, миллионы мужчин занимаются этим. А вы краснеете словно барышня. Предлагаю сделать рекламу для сексуальных меньшинств. Гомосексуалисты во всем мире будут покупать только ваш кофе… – Чего вы хотите? – Одним движением Евгений сорвал галстук. – Неужели вам не нравится моя идея? – удивилась Наталья. – Это же будет не просто рекламное видео. Это будет социальный протест, воззвание, сексуальная революция в кофейном бизнесе! Я даже придумала слоган: «"Йескафе" – попробуй по-другому!» – Слоган был придуман впопыхах, но он Евгения добил. – Зачем вы надо мной издеваетесь? – взбрыкнул он. – О! Вот мы и заговорили о справедливости и милосердии. – Наташа уселась на стол. – А кто вчера нелепыми придирками довел до слез и гастрита собственную секретаршу? Кто у нас изображает большого начальника и отказывается от пятого видеоролика только потому, что хочет показать тем, наверху, – она ткнула в потолок, туда, где был кабинет финансового руководства, – что не зря получает зарплату? Кто знает наверняка, что за такие деньги мы снимем еще двадцать пять роликов и не вякнем, а? И еще и в попку тебя поцелуем? В твою полную, наливную попку с родинкой на копчике… Евгений готов был разрыдаться. – Ты принимаешь третий ролик? – потребовала Наташа, которой уже надоело воспитывать Евгения. Третий ролик был сделан после двух неудач. Режиссер был так зол, что не поленился склеить небольшой иронический фильм на тему «Йескафе». Получился самый пошлый рекламный ролик на свете. Оператор переснял все любительской камерой с «неграми», продублировал с зажатым носом и везде пустил надпись: «Собственность „Йескафе“, если в ваши руки попадет эта кассета, звоните в рельсу». Все эти титры шли на фоне молодежной вечеринки, участники которой трезвели благодаря кофе. Съемочная бригада хорошо оттянулась, издеваясь над придирчивым заказчиком. Они даже стали меньше ненавидеть Евгения. А Наташа отобрала у режиссера запись и теперь как ни в чем не бывало предлагала видео для настоящей рекламы. – Да, – униженно пробормотал он. – Подписывай! – Она подтолкнула к нему бумаги. – Знаешь что, – обернулась она в дверях, – объяснись с женой. Двустволка – это не стыдно… Оценив затравленный, но полный ярости взгляд Евгения, она замолчала на полуслове и ушла. МАША 29 апреля, 15.09 – Это ужасно! – ныл Илья. – Я не могу! Мне пора на пенсию… Ну разве это видение? Маша промолчала. Илья безуспешно тренировался четыре раза. Пытался воспламениться – вместо этого у него задымились волосы, а в квартире вышибло пробки. Хотел написать на стене кровавыми буквами – кончилось тем, что обои набухли и отклеились, а на голой стене проявилась надпись: «КУРЕНИЕ ВРЕДИТ ВАШЕМУ ЗДОРОВЬЮ». Пробовал создать видение – вышла черно-белая проекция рекламы сотовых телефонов. – Ну, представь себе, какие они ужасные, жадные и бессовестные, – подбадривала Маша. – Вот именно! – хныкал ангел. – Я представляю и начинаю их бояться! Они злые и безжалостные. – И что же нам делать? – отчаялась Маша. – Что?! – Вообще-то, – поглядывая на холодильник, в котором прохлаждались остатки виски, сказал Илья, – есть один способ… – Ну? – Маша перепрыгнула из кресла к нему на диван. – Но… – протянул он, – это не очень… гм… законно. – Та-ак! – прищурилась Маша. – Не очень законно или очень незаконно? – Трудно сказать… – мялся Илья. – Смотря для чего и кто будет судить… – Не тяни! – не выдержала Маша. – Говори как есть! Илья вскочил, ринулся к холодильнику, схватил бутылку «Джек Дэниелс блэк лэйбл», но обнаружил, что она пустая. – Я все вылила еще утром, – призналась Маша. – Ты будешь говорить или нет? – Есть один человек, он торгует всякого рода зельями – ну, стимуляторами магических способностей и прочим… Вообще-то их можно получить только по рецепту. Если из-под полы, то могут и замести куда надо… Но действуют отлично. – А что взамен? – спросила Маша. – У каждого – разное. – Илья выпятил губу. – А ты не можешь взять рецепт? – Нет. – Илья помрачнел. – Я же здесь после твоей смерти нелегально. Наверное, я все еще в миру, потому что тело-то твое здесь. Ты и представить не можешь, какая у нас там волокита. Пока у них не появляется сообщение: «Тело предано земле», никто и не рыпается. А сами орут, что Служба охраны, то есть мы, работает из рук вон… – А ты сам не можешь сообщить? – Не хочу. У меня и так штрафов больше, чем перьев на крыльях. Вот если мы с тобой сделаем что-нибудь стоящее, заметное, то, может быть, они смилостивятся… – Мы поедем к твоему… ну, этому… – А что делать? – Илья развел руками. – Ты-то сама как? Не дрейфишь? – Вроде нет. – Маша была полна решимости. Спустя два часа они поднимались по лестнице старого дома. Снаружи дом выглядел занятно – на втором этаже висела каменная доска «1915», а на третьем – «1898». На чердаке, перед заколоченной досками дверью Илья остановился. Он набил по двери какой-то шифр. Дверь вместе с досками вздрогнула, стряхнула пыль и тихо отворилась. Маша с Ильей окунулись во мрак. Но едва захлопнулась дверь, в помещении словно включили электричество. Свет ударил в глаза, на мгновение ослепив. Чердак выглядел необыкновенно. Огромный зал был покрыт пушистым алым ковром. На ковре валялись тигровые, львиные, медвежьи и жирафьи шкуры. Мебель слепила позолотой. Повсюду были разбросаны миллиарды подушек, на каждом шагу попадались столики – резные вьетнамские, китайские, инкрустированные, стеклянные, на толстых грифоновых лапах, из малахита, лазурита и яшмы… Со стен же свисали гобелены, кренились картины в затейливых рамах, переливалась мозаика… – Вот это да! – вскрикнула Маша. Какая-то рыжая вульгарная девица в прозрачном неглиже буйно расхохоталась. Другая – в закрытом спереди и совершенно неприличном сзади бархатном купальнике – подошла и вежливо осведомилась, что им угодно. Девица была бы симпатичной, если бы не золотой верхний клык. – Мы к Марату. – По важному делу? – спросила девица. – Для нас – по важному, – ответил Илья. – Я спрошу. – Девица развернулась и ушла в глубь апартаментов. На ее месте возникла другая – в прозрачном халатике, под которым не было белья, и с черной повязкой на левом глазу. В руках у нее был кувшин с чем-то булькающим и два стакана из красного стекла с золотой каймой. Заметив, что Маша ненароком уставилась на повязку, девица подняла ее и обнажила выжженный глаз. – Сглазила кое-кого, – пояснила она. – Желаете горячительного? Они согласились. Девушка разлила по бокалам напиток. С опаской попробовав, Маша изумилась – от одного глотка по телу разлились бодрость и уверенность. Ей казалось – все в ее руках, нет такого препятствия, которое она бы не преодолела. Вернулась первая девица – сообщила, что их примут, и попросила обождать. – Хотите посмотреть новости? – спросила она. Илья кивнул. Девушка махнула рукой, и картина на противоположной стене (изображавшая какое-то побоище) разделилась на две части. Половинки разъехались, освободив плоский экран. На экране возникла голая ведущая с черными до плеч кудрявыми волосами. – Вчера в одиннадцать вечера, – медленно и лениво вещала обнаженная девица, – известные политические деятели собрались в закрытой бане для обсуждения годового бюджета России. На экране возникли известные политики – они пыхтели в парилке, похлопывая друг друга веничками. «Ну, чё будем с этими пенсионерами делать?» – спрашивал один, покрякивая от удовольствия. «Да пошли они, все равно им помирать скоро!» – хохотнул другой. «А может, – задумался третий, – подкинуть им рублей по двести?» – «Двести – это ты загнул! – обиделся второй. – Рублей по сто можно. Ну, сто десять. Двести – жирно будет». – «Слушай, кстати, хотел спросить, – обратился к третьему первый, – ты почем свой „лексус“ брал?» – «Со всеми наворотами – сто пятьдесят», – ответил третий. «А мне предложили за сто семьдесят, только у него движок побольше и обшивка сиденья от „Дюпон“», – сообщил первый. «Бери!» – посоветовал третий. «Значит, старикашкам максимум по полтиннику!» – хихикнул второй. «По полтиннику можно», – одобрили третий с первым. – А теперь новости культуры, – заявила ведущая и почему-то расхохоталась. – Известный певец Ронни Гильямс записывает новый альбом. На этот раз на экране показалась студия звукозаписи, в ней – известный певец, какой-то мужчина в костюме и человек в наушниках. «Полное говно! – воскликнул Ронни, дослушав какую-то мелодию. – Отлично! Это и было нужно. Жуткий отстой для дебилов и дебилок! Это станет хитом! Только вот сделай, – обратился он к человеку в наушниках, – еще посопливее, и там, где припев, побольше трагедии, прям чтоб надрыв был, – девки будут плавки выжимать…» – Вас ждут, – позвала Машу с Ильей девушка – та, которая приносила напитки. Они встали и отправились за ней, стараясь не замечать полностью открытых ягодиц. Дошли до высокой двойной двери, из-за которой пахло серой. – Прошу, – махнула рукой девица, и двери открылись. В едком пару они не сразу разглядели, где находятся. Но едва туман развеялся, показались мраморные черные стены, черные же мохнатые ковры, зеркала и, наконец, бассейн с вонючей водой. В бассейне, развалившись на надувных подушках, блаженствовал мужчина. Волосы у него были высветлены до белизны и уложены в пучок на макушке. Он был не первой молодости, но держался в отличной форме. Руки у него были мускулистые, жилистые, а торс – гладкий и подтянутый. Нос немного загибался к потрескавшимся чувственным губам, а черные бездонные глаза смотрели пронзительно. – Ну что, мой дорогой Илайа, – начал он, презрительно усмехнувшись. – Наконец-то ты вспомнил о брате своем Марате. – Вы что, братья? – шепнула Маша. Илья кивнул. – Прекрати паясничать, – сказал он хозяину. – Ты сам обо мне не каждый год вспоминаешь. – Но ты же младший брат. – Марат поднял бровь с шрамом посредине. – Ты должен меня уважать. – Ой-й… – поморщился Илья. – Я боюсь твоего дурного влияния. Слушай, как ты купаешься в этой вонище? – Сера омолаживает, – пояснил Марат, поднялся и вышел из бассейна. Маша смущенно отвернулась. Марат был хорош, как все греческие боги, вместе взятые. И он был без всего. То есть без одежды. – Ты по делу? – спросил Марат, шурша какой-то тканью. – Разумеется, – ответил Илья. – Когда я последний раз приходил к тебе просто так? – Кажется, – задумался Марат, – на мой двухтысячный день рождения. Помнишь эту рыжую дьяволицу… – Ш-ш-ш… – Илья покосился на Машу, все еще смотревшую в другую сторону. – Нам нужен «Мэджик-плюс». – Зачем это? – поинтересовался Марат. Он уже облачился в нечто шелковое, черное. – Можешь поворачиваться, – сказал он Маше. – А если тебе так интересно, можем попробовать. Отвернувшись, Маша рисовала в воображении неприличные картины, связанные с обнаженным братом Ильи. В ответ на его слова она лишь покраснела. – Мы… – замялся Илья. – Будем… Хотим… – Мы хотим заставить богатых делиться с бедными, – объяснила за него Маша. – Да? – расхохотался Марат. – И как же? Он улегся на кушетку, подложив одну руку под голову, а второй поглаживая себя по животу. Поза была вызывающая, но Маша велела себе не робеть и держаться своей линии. – Мы будем запугивать их видениями. Будем напоминать об их тайнах. А взамен спокойствия требовать пожертвований на благотворительность, – протараторила она. – Только вот Илья немного… не в форме. – Благими намерениями дорога в Ад вымощена, – изрек Марат. – А вы хоть знаете, что это запрещено? Это же вымогательство с применением магии… – Кто бы говорил!.. – начал было Илья. – Мы хотим справедливости! – прервала его Маша. – И я лично не знаю, как ее еще в этом мире добиться. Наши помыслы чисты, а вымогать мы будем только у тех, кто этого заслуживает. Вы дадите нам этот… «Мэджик-плюс»? Марат задумался. Маша и Илья во время его размышлений шумно и нервно дышали. Наконец он сказал: – Дам! Хотя бы ради того, чтобы узнать, что там у вас получится. Не волнуйся, братец, не обижу. Все-таки мы почти родственники. Он позвонил по внутреннему телефону, а спустя пару минут вошла третья девушка – та, что без глаза, – и отдала Илье пакет с порошком. – Это то, что надо? – подозрительно спросил Илья. – А то в прошлый раз ты мне вместо оборотного зелья подсунул слабительное. Меня три дня несло… – Не волнуйся… – ухмыльнулся Марат. – То, что надо. Полуторная доза. – Мы тебе что-то должны? – с опаской осведомился Илья. – Пока нет, – улыбнулся брат. Они попрощались и быстро выбрались с чердака. Заговорили только на улице. – Он правда твой брат? – Маша взяла Илью под руку. – Почти, – буркнул он. – Названый. Вообще-то он Марут. Давным-давно он отказался участвовать в решительной битве между Добром и Злом. Сказал, что все это – фигня, никто никого никогда не победит. В то время такие заявления считались предательством. Эх, любили мы тогда двором на двор – кто не с нами, тот против нас… Молодые были. Марута отвергли, сослали на Землю. Позже выяснилось, что он был прав. Поэтому на его темные делишки закрывают глаза. У него здесь процветающий бизнес – торгует «мгновенным успехом в делах», «страстной любовью», «неудачами», «продлением молодости»… – А-а-а… – застыла Маша. – Как это можно сделать? Ну, успех или любовь? – Иллюзии… – пожал плечами Илья. – Человек выходит из собственного мира и оказывается в мире заблуждений. Влюбляется в кого не следует, неожиданно втягивается в грязные аферы… О последствиях Марут не предупреждает – он лишь дает то, что человек желает получить. За ту цену, которую тот готов заплатить. – А кто покупает эти… средства? – с сомнением поинтересовалась Маша. Илья расхохотался: – Желающих хоть отбавляй! Знала бы ты, какие за это деньги платят! Я тебе могу такие имена назвать… Илья вынул порошок и прочитал на этикетке: «Размешать в стакане водки, добавить три столовые ложки перца, довести до кипения и выпить залпом». – Проверим? – с неохотой предложил Илья. Маша вытянула руку, и желтое такси рвануло к тротуару. НАТАША 29 марта, 17.00 «Йескафе» был триумфом. Начальство приказало загнать всех сотрудников в зал для переговоров и торжественно сообщило, что Наташу в срочном порядке назначают первой заместительницей Клима. «Гадюка!» – думала любовница Клима. Дамочке было лет сорок. Она возглавляла творческий сектор. Сотрудники от нее волками выли – все идеи ей казались либо чересчур смелыми, либо слишком молодежными. Больше всего она боялась потерять клиентов. Из-за этого одна реклама «Сити-смарт» была похожа на другую. Синяки под глазами и желтые виски дамочка прятала под таким густым загаром из солярия, что казалось – ее обмазали гуталином. «Убью!» – мрачно фантазировал Наташин коллега в дешевом костюме, который он выдавал за «Поль Смит». Коллега всегда был полон рабочего энтузиазма и вечно занят, но когда надо было сдавать проект, выяснялось, что ничего не сделано. «С кем она переспала, чтобы получить эту должность?» – завистливо гадала художница. У художницы было вытянутое лицом, прическа «ежик» и красные волосы. Она всегда замечала, если между коллегами вспыхивали романтические отношения. А заметив, непременно ожидала, что роман закончится крахом и страданиями влюбленной дурехи. «Она приходит ко мне в плаще, под которым ничего нет, распахивает его и падает на колени… Она сгорает от страсти и умоляет меня взять ее…» – воображал заведующий юридическим отделом. Это был типчик без шеи, у которого была нервная привычка резко дергать головой вправо. Таким образом он поправлял длинную прядь, закрывавшую лысину. Единственная, кто не желал Наташе смерти, не мечтал с ней переспать или послать ей конверт с сибирской язвой, была Ира. Она вспоминала, каким хорошеньким был вчера Клуни в «Скорой помощи». И представляла, как бы все случилось, если бы он был врачом, а она – пациенткой… «Хороши! – восхитилась Наташа. – Ну, держитесь! Сейчас я вам покажу!» – Все очень рады… энергичная… под руководством… – бубнил Клим. – Ну, кто-нибудь хочет поздравить?… К собственному удивлению, любовница Клима встала, вымученно улыбнулась, откашлялась и произнесла: – На мой взгляд, единственным достоинством этой, так сказать, заместительницы являются чересчур вольные, больше сказать – неприличные наряды… – Судя по выражению лица, дамочка не очень понимала, почему с губ срываются именно эти слова. – А также толстая задница. И вот этот многообещающий взгляд, которым она смотрит на мужчин… Я считаю, что таким нахалкам место на панели, а не в приличном заведении! Да ее взашей нужно гнать, чтобы она на чужих мужиков рот не разевала! Если тебе под сорок и у тебя – хочешь не хочешь – грудь уже лежит, а не торчит, как у некоторых, то всех таких молоденьких сучек хочется передушить! Никто не знает, как это тяжело – делать вид, что тебе плевать, и верить, что он, – она ткнула в Клима, – давно со своей женой не спит… А-а-а! – Она упала в кресло и разревелась. К ней бросились, поднесли стакан с водой. Едва все оправились от выступления истеричной любовницы, вскочил юрист: – Я совершенно с вами не согласен! У меня жена такая же психопатка! – Он ткнул пальцем в Климову любовницу. – Она всеми днями зудит, что у меня секретарши молоденькие и хорошенькие и не прочь с начальником-то… Она меня так затюкала, что у меня на нее третий год не стоит. Я вынужден обращаться к проституткам! Поэтому когда я вижу такую сексуальную женщину, как Наташа, я представляю, как она врывается в мой кабинет, ложится на стол, раздвигает ножки, а на ней нет трусиков, и… Юриста кое-как оттащили. Брызнули ледяной водой, но он, отфыркиваясь, все еще продолжал нашептывать о своих фантазиях. Собрание было безнадежно испорчено. Сотрудники хихикали, шушукалась, сплетничали… Неожиданно слово взял коллега, мечтавший занять новое Наташино место. – Спокойно! Господа, опомнитесь, мы же не на базаре! – рассудительно начал он. – Не надо устраивать балаган из-за того, что на руководящие должности назначают хитрых и расчетливых прошмандовок, готовых лечь под кого угодно, лишь бы добиться… – Да! – завопила вдруг на всю комнату художница. – С кем, с кем здесь нужно трахнуться, чтобы запомнили, как тебя зовут, а? На все это представление Наташа смотрела не без удовольствия. Упреки и оскорбления ее, казалось, веселили. Наконец она взяла сумку и, посмеиваясь, пошла на выход. – Полезно услышать, что о тебе думают друзья и соседи, – прошептала она, склонившись над Ирой. Та открыла было рот, но тут же захлопнула. – Вот и умница, – похвалила Наташа и выскользнула в коридор. – Останься, сейчас начнется самое занятное. Они начнут ссориться друг с другом. Только молчи, никому не отвечай. Позвонишь мне вечером, расскажешь, чем дело кончилось. МАША 29 апреля, 22.46 – Ну! – настаивала Маша. – Пей же давай! – Не тормоши меня! – огрызался Илья. – Ты что, думаешь, это сливовый компот? – Почему сливовый? – удивилась Маша. – Ну клубничный! – буркнул Илья. – Какая разница? Сейчас, – произнес он добрее, заметив несчастный Машин взгляд, – наберусь храбрости… Напиток был темно-коричневый, с сопливыми комками, кружившимися по стенкам стакана. От снадобья разило спиртом. Илья взял стакан в руку, понюхал, дунул, поморщился. Наконец с залихватским криком «И-ии… опс!» залпом выдул две трети и тут же повалился на пол. Вены на его теле вздулись, а одна, особенно заметная – на виске, часто-часто билась. Маша бросилась к нему, но Илья выставил вперед руку, пробормотал: «Всехршо» – и отключился. Перепуганная девушка схватила стакан, обвела изнутри пальцем. Попробовала на вкус. Воровато оглянулась на бездыханного Илью и допила остатки. Ей почудилась, что она хлебнула раскаленного подсолнечного масла. Горло обожгло и защипало так, что на глазах выступили слезы. Жар неожиданно сменился холодом – в животе покалывало так, как это бывает с отмороженными ногами, если их подставить под горячую воду. После чего на Машу обрушилась слабость, ноги подкосились, и она упала, опрокинув помойное ведро. – Не надо было этого делать, – было первое, что она услышала, приоткрыв глаза. – Это еще почему? – Маша села на полу, одной рукой опершись на груду окурков, вылетевших из помойки. – Тьфу! – Потому… – задумался Илья. Она заметила, что выглядит он иначе. Вместо сутулого, испитого и неряшливого типа перед ней стоял могучий, подтянутый мужчина с пылающим взглядом и решительным лицом. – Ну как? – спросила она. – О-о-о! – Илья воздел руки. – Славься, брат мой Марат, повелитель бесов! Я – это снова я! Понимаешь? – Илья сел на корточки и от радости так тряхнул Машу за плечи, что ее чуть не стошнило. – О! Мы на пороге великих деяний! – Он вскочил и стал ходить по комнате. – Ну что, – он так стремительно бросился к Маше, что она шарахнулась в сторону, – ты готова к тому, чтобы основательно встряхнуть эту планетку? А? – Я… – смутилась Маша. – Вообще-то… – Смотри! – торжествующе вскрикнул Илья. Он указал на окно, из которого ни с того ни с сего повеяло холодом. Маша широко распахнула глаза – на дворе бушевала метель. Завывая и стеная, кругами носился ветер. Толстые снежные хлопья били в стекло. Сквозь мглу, туман, морозную пыль не было видно ни зги. Покрытые льдом деревья гнулись и хлестали друг друга ветвями. – Мама! – Маша рванула с места и кинулась к выходу. – Эй! – окликнул Илья. Она обернулась и увидела там, где только что бушевала метель, яркую огромную луну, бесконечное синее небо, горы… С улицы повеяло морем. Маша осторожно, шаг за шагом приблизилась к окну, выглянула и справа – вместо желтого кирпичного дома – увидела набережную, холм, рифы и бесконечную воду. – Э-э-э… – обернулась она к довольному Илье. – Как это? – Не боись, – оскалился тот. – Это всего лишь оптический обман. – А… Но как? – воскликнула она. – Я тебе уже говорил… – С профессорским видом Илья встал рядом с ней и засунул большие пальцы за ремень. – Чудо – это всего лишь иллюзия. Надо просто внушить другому, что это есть на самом деле. У заурядного человека мозг работает на три… самое большее на пять процентов. Гипнотизируя, ты как бы заполняешь собой свободные клеточки. Людям не остается ничего, кроме как видеть твоими глазами. Ну а все остальное зависит от силы твоего воображения. – А у меня… на сколько работает? Мозг. – Пока нинасколько, – съязвил Илья. – Слушай… – заинтересовалась Маша, не обращая внимания на иронию, – а это… Ну, Иисус, когда кормил всех рыбами и хлебом, тоже… гм… внушал? – Сравнила! – усмехнулся Илья. – Каждому по возможностям. Он потому и Он, что у него Власть. Сила. Он может то, чего не может никто. – Очень доходчиво, – ухмыльнулась Маша. – Ты все равно не поймешь… – вздохнул Илья. – Просто запомни: до поры до времени ты способна, так сказать, только давить на сознание. – Ладно, – вздохнула Маша. – И что мне надо делать? Чтобы давить. Илья недоуменно задрал брови. – Я же тоже выпила, – объяснила Маша. – А-а, да! – Он хлопнул себя по лбу. – Точно. Тебе надо учиться. – Илья нахмурился. – Попробуй вообразить что-нибудь простенькое… Ну… Сделай так, чтобы все стены стали красными. – А что надо делать-то? – растерялась Маша. – Напрягись, – посоветовал Илья. – Представь что-нибудь очень красное… Кровь или томатный сок… И будь уверена, что у тебя получится – тогда все выйдет. Главное – не сомневаться. Маша напряглась, и вдруг стены растеклись алыми потоками. С потолка закапало, а на полу забурлили лужи… – Стой! – крикнул Илья. – Прекрати! Ты слишком сильно представила. Маша испуганно таращила глаза на возвращающиеся к обычному цвету обои. – Давай что-нибудь поскромнее, – предложил Илья. – Цветок какой-нибудь. Да, сделай мне вот на этом столе цветочек в горшке. Маша сосредоточилась. Воображение нарисовало пустыню. Как будто она, Маша, на последнем издыхании бредет по бескрайнему песчаному простору. В горле все ссохлось, ноги горели от раскаленного песка. Она мечтает о воде, хотя бы о глотке воды, и представляет – как прекрасно, когда вокруг все зеленое, листья блестят от пота, трава освежает ноги, везде – цветы, кусты, заросли крапивы, чертополоха… Когда Маша осознала, что за одну-единственную травинку отдаст жизнь, на кухонном столе появился горшок с красно-коричневым толстым крокусом. – Ух ты! – Маша потрогала листья. Они были как живые. – Неужели все это мне кажется? – недоверчиво спросила она у Илья. – Кажется. – Он удовлетворенно нагнулся над цветком. – Но хорошо кажется! Молодец! – похвалил он. – Только ты не злоупотребляй. Кстати, когда начнем? – Что начнем? – не сообразила Маша. – Как что?! – обиделся Илья. – Подвиги! – Да хоть сейчас! – спохватилась Маша. – Вот и отлично! – Он протянул руку, и к нему в ладонь влетел список бывших Машиных любовников. – Та-ак… Громеницкий Владимир… НАТАША 29 апреля, 23.40 Наташа лежала на матрасе и листала каталоги мебельных дизайнеров. Днем она побывала в огромном мебельном магазине. Она сообщила продавцу, что собирается целиком обставить квартиру, причем только лучшими произведениями самых модных дизайнеров. Убедившись, что она готова потратить на обстановку целое состояние, продавец вызвал управляющего, и они вместе нагрузили ее журналами, каталогами, брошюрами. Сейчас Наташа пыталась во всем этом разобраться. Когда рассматривала сложную диванную конструкцию от какого-то финского дизайнера – пыталась уместить ее в гостиную, сзади неожиданно послышался голос. – Ну, вы понимаете… – мямлил мужчина. – В рамках закона, но чтобы как можно моложе… – Я вас прекрасно понимаю, – отвечала женщина. – Тринадцатый размер подойдет? – Тринадцатый размер? – опешил мужчина. – Какой такой… – Три-над-цать… – с нажимом проговорила женщина. – Тый… Размер. Размер возраста, – недовольно дополнила она. – А-а! – расслабился мужчина. – Да-да-да! Конечно-конечно! Наташа вскочила и уставилась на стену, общую с соседом – пухлым, лысым коротышкой. Она так старательно протирала стену взглядом, что перегородка вдруг начала таять. Стена становилась все прозрачнее, пока совсем не исчезла. Наташа бросилась сквозь нее, но со всех сил ударилась о кирпичи. – Та-ак… – пробормотала она, считая разбегающиеся фейерверки. За прозрачной стеной она увидела соседа. Лысого невысокого мужчину она встречала по утрам у лифта. Как правило, он щеголял хорошим костюмом, дорогим клубным галстуком и кожаным портфелем от «Дюпон». А сейчас сосед облачился в васильковый шелковый халат с драконами. Мебель в квартире была черно-белая, окна закрывали металлические жалюзи, а все мелочи и светильники были из хромированной стали. – Какая пошлость, – скривилась Наташа. Сосед спешно убирался – прятал лекарства, витамины, «Виагру», рассовывал по ящикам носки и трусы, вытирал пыль и накрывал стол. Его компьютер был подключен к Интернету – на экране мигала надпись: «Горячие подростки – только у нас круглые сутки». «Ну-ну… – Глаза у Наташи мстительно заблестели. – Сейчас повеселимся». Примерно через час у соседа заработал интерком. – Да-а… – улыбаясь и делая интеркому глазки, ответил тот. За дверью стояла молодая девушка. Скорее девочка: если смыть косметику – лет четырнадцати. На ней был белый парик и короткий виниловый плащ. – Прошу! – Сосед нажал на кнопку и загремел ключами. Девочка вошла, испуганно озираясь по сторонам. – Здрасте, – промямлила она. – Прошу-прошу! – Сосед, подхватив девушку под локоток, увел ее в гостиную. – Вина? – предложил он, стягивая с нее плащ, под которым оказалась прозрачная черная майка и застиранная мини-юбка. – Я-аа… – забормотала девушка, но сосед уже протягивал ей стакан. – Сейчас вернусь, – пообещал сосед и удалился в ванную. «Ну, пупсик, держись!» – пригрозила Наташа. В ванной сосед скинул халат и поменял семейные трусы на золотистые бикини. Ему казалось – в них он выглядит чертовски привлекательно. Зачесал на лысину липкие белесые прядки, подушился «Фаренгейтом», опрыскал рот освежителем, ущипнул себя за соски и принял «Виагру». С радостным криком «Та-та-тамм!» сосед распахнул дверь, выскочил из ванной, и тут в голове у него помутилось. Вместо гостиной перед ним шумел и дымился от сигарет, людей, вскрытых пивных бутылок и этого мерзкого газа, который пускают в клубах, танцевальный зал. Он стоял на огненно-красном подиуме, в конце которого торчал блестящий шест. Его ослепили разноцветные софиты. Когда глаза привыкли, он разглядел – и это было самым страшным! – что снизу на «язык» напирали здоровенные, потные, бородатые громилы. Судя по отсутствию женщин, это был клуб для геев. Для каких-то ужасных – мрачных, шкафоподобных геев. – Красавица, давай работай! – улюлюкали они. Из зала полетели бутылки. Кое-как увернувшись, сосед бросился обратно в ванную, но вместо двери обнаружилась шторка. За ней скрывался мужчина – он пригрозил кулаком и велел развлекать гостей. Осознав, что еще секунда промедления – и его разорвут на части, сосед, неловко размахивая руками и подражая походке манекенщиц, двинулся вперед. – Зажигай! – орали снизу. – Дай огня! Ты чё, напилась, клюшка? Чё шатаешься? Давай тряхни попкой! Кое-как дотащившись до шеста, сосед сделал несколько эротических – как ему казалось – движений. Но тут его кто-то схватил за ногу, и он рухнул в толпу. Его подбрасывали, хватали, мяли… Он уже ничего не понимал. Наконец он оказался на руках у самого огромного, бородатого и потного здоровяка – тот нежно посмотрел на него и впился ему в губы тяжелым, усатым, табачным, пьяным и чесночным поцелуем. – Ты теперь моя, карамелька! – пообещал здоровяк и понес соседа вон из зала. – Ха-ха-ха! – расхохоталась Наташа. Девушка же в это время постучала в ванную, потянула дверь и увидела клиента, привалившегося к стиральной машине. Она вскрикнула, рванула в комнату, заметила на комоде две стодолларовые бумажки, схватила их и убежала, на ходу надевая плащ. МАША 30 апреля, 00.59 Владимир Громеницкий тихо постанывал в трехспальной кровати. Ему снились таможня и непредвиденные трудности. Неожиданно он проснулся – его словно током ударило. Пару секунд он сидел, мотая головой, но только собрался обратно заснуть – понял, что в комнате кто-то есть. Он еще никого не заметил, но точно ощутил присутствие чужого. Его пробил холодный пот. Он бросился к телефону, но громкоговоритель вдруг включился сам по себе, и противный мужской голос произнес: «Отвали, Громеницкий! Поздняк метаться». Владимир даже не успел толком испугаться. Только в висках страшно застучало, а руки дрожали так, словно он держал включенный отбойный молоток. Но Владимир сразу понял, что это мгновение… чем бы оно ни было – сном или явью… это ужасное мгновение будет вспоминать всю жизнь и всю жизнь, вспоминая, будет дрожать от страха… Он услышал позади знакомое пронзительное сопрано: – Не ждал, дорогой? Голос мог принадлежать только одному человеку. Его жене, бывшей жене, мертвой жене, погибшей в автокатастрофе год назад. Мерзкой, вздорной суке, дешевке, поднявшейся с ним из грязи в князи, мстительной гадине, испортившей ему жизнь! В прошлом году эта проститутка, как всегда пьяная по самое не хочу, надралась кокаином и устроила публичный скандал у входа в ресторан. Все было так, как она любила. Швейцар делал вид, что ничего не замечает. Оборачивались прохожие. Приятели и деловые знакомые набирали материал для сплетен… Как ей нравилось его позорить! «Да мне плевать! Это тебе должно быть стыдно, что довел меня до такого состояния!» – вопила она. Она вырвала у него ключи от машины, а он не помешал ей усесться за руль. Жена благополучно доехала до ближайшего столба, а Владимир лишь подумал, что придется покупать новую машину. Старая была отличная – последний «ягуар» цвета бордо. Он не скрывал от себя, что был рад ее смерти, и ничуть не огорчался, что как будто подтолкнул ее к ней. Владимир был на грани обморока. Она… Она, но точно такая, как после аварии. Лицо – паутина из шрамов, в которых торчат стекла. Грудная клетка неестественно впала – ее раздробил руль. Из ноги торчит кость, а из порезов сочится кровь. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=169818) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.