Чертогон Николай Семёнович Лесков «…Это обряд, который можно видеть только в одной Москве, и притом не иначе как при особом счастии и протекции. Я видел чертогон с начала до конца благодаря одному счастливому стечению обстоятельств и хочу это записать для настоящих знатоков и любителей серьезного и величественного в национальном вкусе…» Николай Лесков Чертогон Глава первая Это обряд, который можно видеть только в одной Москве, и притом не иначе как при особом счастии и протекции. Я видел чертогон с начала до конца благодаря одному счастливому стечению обстоятельств и хочу это записать для настоящих знатоков и любителей серьезного и величественного в национальном вкусе. Хотя я с одного бока дворянин, но с другого близок к «народу»: мать моя из купеческого звания. Она выходила замуж из очень богатого дома, но вышла уходом, по любви к моему родителю. Покойник был молодец по женской части и что намечал, того и достигал. Так ему удалось и с мамашей, но только за эту ловкость матушкины старики ничего ей не дали, кроме, разумеется, гардеробу, постелей и Божьего милосердия, которые были получены вместе с прощением и родительским благословением, навеки нерушимым. Жили мои старики в Орле, жили нуждно, но гордо, у богатых материных родных ничего не просили, да и сношений с ними не имели. Однако, когда мне пришлось ехать в университет, матушка стала говорить: – Пожалуйста, сходи к дяде Илье Федосеевичу и от меня ему поклонись. Это не унижение, а старших родных уважать должно, – а он мой брат, и к тому благочестив и большой вес в Москве имеет. Он при всех встречах всегда хлеб-соль подает… всегда впереди прочих стоит с блюдом или с образом… и у генерал-губернатора с митрополитом принят… Он тебя может хорошему наставить. А я хотя в то время, изучив Филаретов катехизис, в Бога не верил, но матушку любил, и думаю себе раз: «Вот я уже около года в Москве и до сих пор материной воли не исполнил; пойду-ка я немедленно к дяде Илье Федосеичу, повидаюсь – снесу ему материн поклон и взаправду погляжу, чему он меня научит». По привычке детства я был к старшим почтителен – особенно к таким, которые известны и митрополиту, и губернаторам. Восстав, почистился щеточкой и пошел к дяде Илье Федосеичу. Глава вторая Было так часов около шести вечера. Погода стояла теплая, мягкая и сероватая – словом, очень хорошо. Дом дяди известен, – один из первых домов в Москве, – все его знают. Только я никогда в нем не был и дядю никогда не видал, даже издали. Иду, однако, смело, рассуждая: примет – хорошо, a не примет – не надо. Прихожу на двор; у подъезда стоят кони-львы, сами вороные, а гривы рассыпные, шерсть, как дорогой атлас, лоснится, а заложены в коляску. Я взошел на крыльцо и говорю: так и так – я племянник, студент, прошу доложить Илье Федосеичу. А люди отвечают: – Они сами сейчас сходят – едут кататься. Показывается очень простая фигура, русская, но довольно величественная, – в глазах с матушкой есть сходство, но выражение иное, что называется – солидный мужчина. Отрекомендовался ему; он выслушал молча, тихо руку подал и говорит: – Садись, проедемся. Я было хотел отказаться, но как-то замялся и сел. – В парк! – велел он. Львы сразу приняли и понеслись, только задок коляски подпрыгивает, а как за город выехали, еще шибче помчали. Сидим, ни слова не говорим, только вижу, как дядя себе цилиндр краем в самый лоб врезал, и на лице у него этакая что называется плюмса, как бывает от скуки. Туда-сюда глядит и один раз на меня метнул глазом и ни с того ни с сего проговорил: – Совсем жисти нет. Я не знал, что отвечать, и промолчал. Опять едем, едем; думаю: куда это он меня завозит? и начинает мне сдаваться, что я как будто попал в какую-то статью. А дядя вдруг словно повершил что-то в уме и начинает отдавать кучеру одно за другим приказания: – Направо, налево. У «Яра» – стой! Вижу, из ресторана много прислуги высыпало к нам, и все перед дядею чуть не в три погибели гнутся, а он из коляски не шевелится и велел позвать хозяина. Побежали. Является француз – тоже с большим почтением, а дядя не шевелится: костью набалдашника палки о зубы постукивает и говорит: – Сколько лишних людей есть? – Человек до тридцати в гостиных, – отвечает француз, – да три кабинета заняты. – Всех вон! – Очень хорошо. – Теперь семь часов, – говорит, посмотрев на часы, дядя, – я в восемь заеду. Будет готово? – Нет, – отвечает, – в восемь трудно… у многих заказано… а к девяти часам пожалуйте, во всем ресторане ни одного стороннего человека не будет. – Хорошо. – А что приготовить? – Разумеется, эфиопов. – А еще? – Оркестр. – Один? – Нет, два лучше. – За Рябыкой послать? – Разумеется. – Французских дам? – Не надо их! – Погреб? – Вполне. – По кухне? – Карту! Подали дневное menue.[1 - Меню – Франц.] Дядя посмотрел и, кажется, ничего не разобрал, а может быть, и не хотел разбирать: пощелкал по бумажке палкою и говорит: – Вот это все на сто особ. И с этим свернул карточку и положил в кафтан. Француз и рад, и жмется: – Я, – говорит, – не могу все подать на сто особ. Здесь есть вещи очень дорогие, которых во всем ресторане всего только на пять-шесть порций. – А я как же могу моих гостей рассортировывать? Кто что захочет, всякому чтоб было. Понимаешь? – Понимаю. – А то, брат, тогда и Рябыка не подействует. Пошел! Оставили ресторанщика с его лакеями у подъезда и покатили. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/nikolay-leskov/chertogon/) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Меню – Франц.