Рейтинг любви Ирина Голицына Сенсация. Мечта любой журналистки – особенно амбициозной, ведущей скандальных радиошоу. Однако сенсация, которая так и плывет в руки Лилии Горной, может обойтись ей дорого! Лилия все глубже втягивается в лабиринт странных событий – то мистических, то откровенно криминальных. Она поочередно оказывается то в роли охотницы, то в роли жертвы. Однако именно в этой смешной и страшной круговерти ждет ее встреча с потрясающим мужчиной – мужчиной, ради которого, похоже, стоит даже рискнуть собственной жизнью! Ирина Голицына Рейтинг любви 1 В ясное июньское утро в квартире известной радиоведущей Лилии Горной раздались подряд три телефонных звонка. За несколько минут до них Лилия проснулась, и в ее голове пронеслось, как молитва: «Ужастик для взрослых», «Перья и судьбы», «Лунные новости»… Это были названия радиопрограмм, которые придумала, собирала и вела в эфире радиостанции «Утренний брысь» лохматая, расслабленная сном молодая женщина с розовым румянцем во все щеки, одетая в хлопчатобумажную сорочку бледно-голубого цвета, отделанную белоснежными атласными бантиками. Затем Лилия Горная успела подумать о том, что, как всегда, для «Ужастика» ей надо срочно искать городскую сенсацию, иначе очередной выход в эфир не будет иметь смысла. Сегодня вторник, значит, сенсацию надо вынуть и положить руководству на стол завтра, в среду, чтобы утвердили на расширенном совещании, а в четверг – с чистой совестью – сообщить о ней радиослушателям… А еще, что еще? Последнюю неделю Лилию мучило одно обстоятельство: противно и страшно стало приходить домой. Раньше она любила покайфовать в однокомнатной квартире в одиночестве (благо семья на даче), а сейчас… Уже три вечера подряд, возвращаясь с работы, радиоведущая замечала странные вещи: хлебные крошки на столе, в ванной – влажное полотенце, в прихожей – зимние шапки мужа в неположенном месте. Раньше они лежали в коробке, а вчера вдруг оказались на галошнице. В квартире, в родном гнезде кто-то бывал в ее отсутствие. Но кто? У кого был еще ключ от квартиры? У мужа Барашка, у родителей – и все. Но у папы с мамой так просто, в лоб, не спросишь: «Вы приходите ко мне без меня?» Такой вопрос перепугает их насмерть. Значит, надо проявить смекалку, разумную подозрительность, провести внутреннее, личное следствие. …Тут мысли Лилии скакнули, понеслись в совершенно другом направлении. В пятницу утром надо мчаться на дачу, к семье – дочке Гортензии и мужу Барашку. Гортензия было имя, Барашек – домашнее прозвище Лилиного мужа, но не в этом состояла суть дела. В субботу, как это уже было заведено лет семь, на даче ее ждала кроме мужа и дочери целая толпа барашковой родни: три его двоюродные сестры, два троюродных брата с семьями, итого девять человек. Все они обожали вкусно, три раза в день поесть, любили дачные невинные развлечения – игры в бадминтон, карты, сбор ягод, варку варенья, прогулки по берегу речки Вазузы и всегда категорически требовали общую помывку в бане, в субботу вечером. Всю эту программу должна была организовывать и проводить в жизнь Лилия Горная – простая дачная хозяйка в хлопчатобумажной голубой майке и потертых джинсах. А то, что она еще представляет из себя известную радиоведущую, звезду эфира, родственников ни капельки не волновало: они существовали дружным коллективом, жили одним днем, уважая конкретный кусок хлеба, поданный им вовремя хозяйкой за завтраком, обедом и ужином. Муж Барашек был плохим помощником в этих семейных организационных моментах, он пребывал как бы в другом измерении: целыми днями колол у сарая дрова, собирал на картофельном семейном поле колорадских жуков в банку из-под майонеза, а в перерывах между этими занятиями покрывал листовым железом крышу дачного дома… Уф! Кажется, все свои заморочки вспомнила. Ой, нет! Вчерашняя вечерняя досада. На кухне в углу стоит кособокое, недособранное компьютерное кресло на одной ножке, опирающееся на пять вываливающихся колесиков. Вчера, после работы Лилия Горная приобрела это чудо современного дизайна и последний брызг инженерной мысли в соседнем магазине, помпезно называющемся «Дворцом мебели». Довезла здоровенную коробку на случайно подвернувшейся машине, дала водителю сто рублей и автограф (конечно, мужчина узнал ее голос), поужинала на скорую руку и принялась собирать детали кресла. Открыв инструкцию, Лилия начала узнавать та-акое! Во-первых, кресло сочинили в городе Харькове, что само по себе навевало грустные мысли о социалистическом прошлом: наше – значит некачественное. Во-вторых, по инструкции кресло называлось «стулом поворотным с механизмом СРТ». Это мгновенно заставило Лилию усмехнуться, память услужливо подсунула ассоциации: прокрустово ложе, испанские сапоги, португальский ошейник. Стул поворотный отлично вписывался именно в этот ряд. В-третьих, через инструкцию, вложенную в картонную коробку на самое дно, было не продраться. Кто из обычных покупателей сможет выполнить конкретные харьковские рекомендации? «1. Перед сборкой дать стулу нагреться до температуры помещения. 2.Установить ролики 14 в отверстие базы 1. 3. Установить газлифт 7 в центральное отверстие базы 1, на газлифт надеть оболочку газлифта 9»… Загадочный газлифт привел Лилию в бешенство, над разгадкой, что это такое, радиоведущая билась с упорством одержимой, пока не додумалась: газлифт – всего лишь ножка вертящегося кресла. «Прикрепить подлокотники 12 винтами 4, через отверстие в пиастре 13 и винтами 6, через пластину подлокотники и спейсер 17 к сиденью 16. 5. Закрепить перманент-контакт 10 в пазу пиастры 13 винтом 2…» и так далее. Лилия легла в первом часу ночи, бросив стул поворотный, оно же компьютерное кресло недоделанным. Кто теперь приведет его в рабочее состояние? Муж Барашек на даче, коллеги по работе могут только бубнить в микрофоны или нажимать кнопки на пульте… …Первый звонок разрезал летнее утро, как нож яблоко. Лилия вздрогнула, выпрыгнула пантерой из-под одеяла, прошлепала босыми ногами по коридору, сорвала на кухне трубку с телефонного аппарата и сипло выдохнула: – Слушаю… – Дочка, что у тебя с голосом?! Тебе нужна встреча с фониатором! – закричал в трубке папа. – Не пей по утрам холодное пиво! Днем – никакого мороженого! По вечерам – избегай застолий, где горланят казацкие песни! Я знаю твои слабости! Береги голос!.. Доброе утро, дочка. Лилия Горная помолчала, приходя в себя со сна, потом ответила: – Доброе утро, пап. У тебя все в порядке? – Да, конечно, кроме одного: я забыл, когда у тебя сегодня эфир? Твоя передача? – По вторникам я в эфире в 17.15 – программа «Перья и судьбы». По средам в 23.00 – «Лунные новости». По четвергам в 18.30 – «Ужастик для взрослых». Пап, я в этом ритме уже второй год. Если ты забыл, у тебя – склероз. Попей, папочка чего-нибудь для сосудов, – отрапортовала Лилия. – Ладно, – пробурчал папа, – спасибо на добром слове. Только ты вечно – тыр-тыр-тыр, сейчас тоже трещала, как сорока, а я, между прочим, твой график записывал на бумажку. Повтори, «Лунные новости» по средам в 6 утра? Лилия топнула босой ногой по кухонному линолеуму. – Подумай, папуля, какие могут быть «Лунные новости» в 6 утра? Включи хотя бы логику, если память шалит. В 6 утра у нас по средам «Рассвет с Ардальоном М». – «М» прилично расшифровывается? – деликатно поинтересовался папа. – А то кругом куда не плюнь, одни скабрезности. – «М», папочка, первая буква фамилии Ардальона, – стервозным голосом, но с терпеливыми интонациями начала разъяснять Лилия. – Мозолькин его фамилия, он стесняется выставлять ее в эфир, комплексы замучили, вот и интригует слушателей… В среду я с «Лунными новостями» ровно в 23.00. Записал? Папа напряженно задышал в трубку, потом выдавил: – Не волнуйся так, детка, волнения ни к чему, голос сядет. Я все записал, все. Позвоню тебе вечером, скажу свои впечатления. – Ага, – согласилась радиоведущая. – Ты же мой единственный верный фанат. (Далее последует лирическое отступление. Потому что каждый уважающий себя и читателя писатель старается добавлять в историю подобные перлы. Точно так же пекарь кладет в тесто то изюм, то корицу, на худой конец кунжут.) …О, папа! Детские воспоминания – добрый запах потертого пиджака, карамель «Раковые шейки» в мягкой ладони, ласковый низкий голос, звучащий нежнее всех задушевных мелодий мира. За голос, запах, прикосновение папы можно отдать многое. Без дочери Гортензии Лилия Горная не мыслила жизни, к мужу Барашку прикипела судьбой, маму обожала, а папу просто любила. Без объяснений, поводов, сумасшедших причин. Папа был смешной, добрый человек. Уже три года как он вышел на пенсию, а раньше служил в библиотеке – тридцать семь лет выдавал читателям книги. В молодости папа слыл неотразимым красавцем – прямой, почти греческий нос, твердый мужественный взгляд стального цвета глаз, обольстительная полуулыбка красивых губ, соболиные брови вразлет, плечи – косая сажень, грудь – нараспашку, а рост!.. Рост у папы был в молодые лета – позавидуешь! Метр восемьдесят три сантиметра. Почему при таком неотразимом экстерьере папа посвятил себя библиотечному делу, в семье существовало несколько версий. Главная из них была неутешительной: папа обладал мягким, нежным характером. Он не желал делать карьеру военного или инженера, летчика или киноартиста. Он мечтал о тихой, скромной жизни, об уютных вечерах, о стакане чая с тонкой долькой лимона, о рождении дочери, именно дочери, потому что не знал, что сделать с мальчишкой. Все женщины папиной родни, урожденные Горные, носили цветочные имена. Это была вековая традиция. Прабабушка Горная звалась Мальвой, бабушка – Розой, тетушки носили имена Астра и Фиалка, двоюродная сестра папы прожила жизнь под душистым именем Жасмин. Собственную дочь папа назвал Лилией. – Вот увидишь, у нее сложится счастливая судьба, – пообещал он жене, принеся из ЗАГСа свидетельство о рождении дочери. – И потом, послушай, как необычно звучит – Лилия Горная! Такое сочетание запомнят миллионы. Как показала жизнь, папа оказался провидцем. Детство Лилии Горной было самым счастливым на свете, потому что рядом с девочкой жил любящий папа. Он таскал дочку в кино, музеи, театры, постоянно носил горы книг из библиотеки – просвещал любимое чадо, водил ребенка на утренники в дома культуры, гулял в скверах и парках, не забывал фотографировать дочку по нескольку раз в году, чтобы потом, разглядывая семейный альбом, отмечать, как раз от разу увереннее, лучистее, умнее смотрят на мир глаза Лилии. Какие там мужские заморочки – карьера, награды, ордена, какие огни, воды и медные трубы! Главное дело для настоящего мужчины – вырастить, поставить на ноги, дать образование родному дитяте, так считал верный папа. Библиотека согнула колесом его прямую спину, библиотечная пыль безжалостно проредила густые брови, от обольстительного взгляда остались семейные предания, косая сажень канула в Лету, грудь нараспашку давно уже была надежно согрета старенькими пуловерами и свитерами… Но папа доказал своей жизнью, что можно и должно родителю жить ради собственного чада. До самого гроба, до заключительного вздоха, до последнего взгляда. Аминь. Положив трубку, Лилия направилась в ванную комнату и уставилась там на себя в зеркало. Ну и чучундра смотрела на нее: рыжие волосы свисают паклями, под глазами тени, взгляд – как у дохлой мойвы, на щеке – след от подушки. Лилия вспомнила, что поднять настроение можно многими способами, в частности, искусственно улыбнувшись. Она тут же оскалилась, показав себе в зеркале зубы. Ужас! Чучундра превратилась в лошадь. «Пора принять ванну», – подумала Лилия и стянула с себя ночную сорочку. В этот момент раздался второй телефонный звонок. Пришлось трусить в чем мать родила на кухню. – Алёу, – более мелодично и загадочно, чем в первый раз, сказала Лилия Горная в трубку. До чего идиотская картинка – голая баба, мечтающая влезть в теплую воду, стоит на кухне спиной к окну, спина и попа – в мурашках. При всем этом голая баба пытается вести по телефону светскую беседу. На часах 10.12. – Здрасьте, Лиля, – раздался в трубке казенный голос секретарши Варвары Клон. – Алесь Валерьевич ждет вас сегодня у себя в кабинете ровно в 14.00. Запомнили? В 14.00, у себя в кабинете. В 14.00 у себя в кабинете… Если бы Лилия Горная замешкалась и не остановила Варвару Клон, та успела бы проговорить про 14.00 и про кабинет Алеся Валерьевича раз двадцать. Но Лилия довольно быстро сориентировалась: плюхнулась голой задницей на холодный табурет и протараторила: – Спасибо, Варенька, а что случилось? Зачем Алесь Валерьевич вызывает меня к себе в кабинет? У него какие-то претензии, замечания? Вроде бы мои программы первые по рейтингу нашей радиостанции… – У меня есть непроверенные сведения, могу вам их сообщить, если вас это успокоит, – уклончиво ответила Варвара. – Алесь Валерьевич хочет сделать вам предложение. Лилия Горная не успела снова открыть рот, чтобы задать парочку уточняющих вопросов, как в трубке раздались короткие гудки. «Вот это да! – задумчиво протянула про себя Лилия Горная. – Мне, замужней женщине, хотят сделать предложение. Что-то новенькое». Она в ту же секунду представила шеф-редактора родной радиостанции Алеся Валерьевича, его короткую шею, покатые плечи, толстые свисающие на них щеки, длинный нос, похожий на свирель Пана, и произнесла вслух: – Без боя не сдамся. Лилия Горная отлепила задницу от табуретки, сделала в воздухе боевое движение правой рукой с криком «кья!», вернулась в ванную и только-только набрала воды, пустила ароматную пену, только-только погрузилась по шею в это утреннее блаженство, как снова зазвонил телефон. Слава богу, у Лилии вошло в привычку во время бодрствования брать телефон с собой в каждую точку квартиры. – Угу, – протянула из пены радиоведущая в телефонную трубку. – Здорово, Лилька, – услышала она энергичный голос школьной подруги Зойки Гонсалес. Некогда Зойка была Поплавковой, но выйдя замуж за испанца, который торговал в Москве канцелярскими товарами, приобрела южную солнечную фамилию. – Давно тебя не слышала, собака страшная лесная! – По вторникам в 17.15, по средам – 23.00, по четвергам – 18.30, добро пожаловать в эфир радиостанции «Утренний брысь», – быстро доложила Лилия Горная. – Слушай, старуха, не морочь голову, у меня сегодня трудный день, эфир, микрофоны, вся эта похабель по Чехову, потом к шефу вызвали, а это напрягает, то да се, что надо? Зойка в трубке стала что-то жутко жевать, создалось такое впечатление, будто школьная подруга грызет кость мамонта. – Эй, Поплавкова-Гонсалес, прекрати завтракать, когда со мной разговариваешь! – прикрикнула Лилия Горная. – Яблоко, что ли? – Сама ты киви недорезанное. Муж крабьи ноги привез, а я от них торчу. Ладно, ноги подождут. Слушай, что расскажу. В трубке раздался звук удара, словно Зойка бросила гигантскую крабью ногу в форточку и попала в стекло. Потом подруга принялась сопеть и говорить драматическим полушепотом: – Лилька, то, что происходит у меня в квартире, твоя тема. Для твоей безумной передачи «Ужастик для взрослых». Короче. К нам с Редькой зачастили гости… – С какой Редькой? – не поняла Лилия Горная, но словосочетание «Ужастик для взрослых» заставило ее более внимательно слушать Зойкину трепотню. Дело в том, что эта программа была больным местом радиоведущей: в «Ужастике» по четвергам должны были звучать неподдельные городские сенсации. За ними Горная готова была ползти на брюхе даже к горным вершинам и рисковать жизнью. – Слушай, старуха, ты меня достала. То ноги, то редька… – Идиотка ты, Горная! – отбила Зойка. – Неужели забыла, как зовут моего мужа? Довольно противно – Родриго, меня прям с души воротит, как будто я батрачу на виноградных плантациях в окрестностях Барселоны. Вот я его и кличу по-русски – Редька. Вопрос снят? Так вот. К нам с Редькой зачастили гости, понимаешь, через день в доме тусовки. Не знаю, чем это объяснить, но, видимо, такой период, как климакс или сезон дождей. Я сутками папой Карло карячусь у мартена, все же пожрать не дураки. А вечерами – гужеванье-целованье. – Я за тебя рада, – вставила из пены Лилия Горная. – Целованье с гужеваньем полезно для здоровья. Доказано гренландскими медиками. – Ладно придуриваться, – миролюбиво отрезала Зойка. – Соль повествования не в гребаных гренландцах, дай Бог им здоровья. Каждый раз, заметь, в последнее время, когда у нас компании, кто-нибудь обязательно падает в обморок. Не просто где придется – брык, приехали! – а обязательно на кухне. Фантастика! Это уже происходило семь раз. Причем секи, все разные люди – и здоровые мужики, и девушки, и тетка одна, нас с тобой на сто лет старше. Семь раз я вызывала «скорую», всех обморочных увозили в реанимацию. Думаю, что моя кухня – мини-Бермудский треугольник. Теперь я каждый раз плюю через левое плечо три раза, а потом уже переступаю порог. Сечешь, в каком напряжении я живу? – Ты после обмороков с пострадавшими говорила? – заинтересованно спросила Лилия. На этот раз Зойка со своими глупостями ее заинтриговала. Конечно, это не прошлая передача, где прозвучал сногсшибательный сюжет про мужика, перевозившего красную икру с камчатских рек в Москву в брюхах поросят, но все же – семь таинственных обмороков на одной кухне… – Говорила, но не со всеми. Вчера увезли очередного обморочного, друга Редьки – Федьку. – Федьку? – Ну, Федерико Кампанеллу, по-русски Федьку. Ты же знаешь, я стремлюсь к родной почве, меня от иностранщины тошнит. – Давай дальше: все семеро – в обмороке. Потом ты их расспрашиваешь и… – Все молчат, как рыбы! – радостно прокричала Зойка Гонсалес. – Никто не выдал себя ни словом, ни взглядом! – Может, у тебя протечка газа? – предположила Лилия Горная. – У меня протечка га-аза? – обалдело протянула в трубке Зойка. – Да у меня два месяца назад евроремонт закончен. Живу, как королева. Мы и плиту меняли, кстати, она электрическая, и ванну джакузи завели, все с иголочки, хочешь, приезжай, позавидуй. А, все равно приедешь, тебя же зацепило. – Зацепило. Ты-то что думаешь? Какая причина может вызывать повальные обмороки на твоей кухне? – Не знаю, – серьезно ответила Зойка. – Грешу только на барабашку. Но я и в барабашек не верю, только в славу родного Отечества. Лилия выдохнула в пену: Зойка как была патриоткой в школе, во взрослой жизни такой и осталась. Каждому свое – кто на радиостанции вкалывает, а кто шагает по дороге жизни со святым патриотическим огнем в груди. – Лилька, не фыркай, как разочарованный морж. Я всегда знала, что у тебя бешеная интуиция плюс головка золотая, не обидел Господь умишком, – продолжала болтать Зойка Гонсалес. – Ты же не случайно на радио попала и про всякие непонятные вещи народу вещаешь. У тебя же в крови сидит Шерлок Холмс или Агата Кристи… – Поехали за орехами, – прокомментировала Лилия Горная. – Старуха, интуиция есть у каждой половозрелой женщины. Нам без интуиции даже в баню не пойти. – Да ладно прибедняться-то! – Зойка шумно чихнула. – А кто в школе спортивные трусы Полистратова за полчаса нашел? Мальчонка чуть суицидом не кончил, когда понял, что его трусы украли! Даже директриса не дотумкала, что они в дупле ясеня! А кто догадался, почему Копанева ездила в походы с Михаилом Львовичем? Я, что ли? Оказывается, физрук Львович писал диссертацию по астрономии, и они с Копаневой считали за городом звезды. Или помнишь, как по весне кто-то звонил в милицию и говорил, что в нашей школе – бомба? Все орали, что кто-нибудь из пятиклассников от контрольной бегает, а ты сразу врезала, мол, это секретарша директора с голосом карлика: «Але! Але! Бомба! Бомба!» Ей, видите ли, на свидание нужно было нестись! Лилия Горная замерзла в ароматной ванне и без лишних обиняков сообщила Зойке: – Слушай, я тут малость околела. Когда у тебя очередная порция гостей? – Сегодня. Мы длинные перерывы в общении с пиплом не любим. В семь припрутся. Будет личный друг атташе по культуре из посольства Испании. Приходи! – Ну, раз друг атташе, то делать нечего, приду. Готовься, буду делать репортаж с места событий!.. Да, слушай, Зойка, сбрось мне на электронный адрес схему твоей кухни. – Схему? В каком смысле? Ты, старуха, нехорошее задумала? – насторожилась Гонсалес-Поплавкова. – Схему в смысле схемы. Где что стоит, где что прибито, окно обозначь, дверь, другие мелочи. – Ну, это мне на три часа корпения за столом… – протянула Зойка. – Включи интуицию, а? Зачем я горбатиться буду? Ради чего? – Ради того, чтобы я дала тебе ответ на вопрос: почему у тебя семь человек грохнулись в обморок на кухне. – Лилия Горная начала подниматься из пены. Тяжелое это занятие: ощущение такое, словно тело обвешано гирями. – Ладно, диктуй электронный адрес, – засопела в трубку Зойка. – Брючки, собака, мэйл точка ру! – Брючки? – переспросила Зойка. – Брючки, брючки, – подтвердила Лилия Горная. – Только латинскими буквами. – Ну, ты даешь! – восхищенно заметила Зойка. – Что тебе не понравилось? Я разве нецензурное слово выдала? – Да нет. Но я такого слова отродясь не знала. Брюки – да, а брючки – нет. – Ладно, до вечера. – Радиоведущая включила душ, чтобы сполоснуть тело от мерзкой холодной пены. – Конечно, до вечера! – обрадовалась Зойка. – Да, я все время хочу тебя предупредить: ты знаешь, что у тебя есть куча врагов? – Нет. Я всех люблю, и меня все тоже. – Дура набитая! Лилька, тебя многие ненавидят… Но об этом – при личной встрече. Подруги сделали в разных концах города в трубки «чмок! чмок!» и дали отбой. Лилия Горная была сумасшедшая красавица. Причем сумасшедшая в лучшем понимании этого неприятного слова. Если Лилия Горная хотела кого-то поразить своей внешностью, манерами, голосом, она это делала играючи. Главное, что тревожило ее в ясное июньское утро, – это вызов к шефу-редактору Алесю Валерьевичу. Значит, надо явиться на ковер во всеоружии женской привлекательности. Лилия знала: у нее есть три конька, которые всегда помогали ей укладывать мужчин на лопатки – в переносном, а иногда и в прямом смысле. Первый конек – фигура. Что там не тверди про возраст, про то, что уже не первый год замужем, про то-се, пятое-десятое, Лилия была стройна, пропорциональна и гибка, как настоящая горная лилия. Однажды, когда она училась в высшем учебном заведении, преподаватель по политэкономии сделал ей комплимент, который Лилия запомнила на всю жизнь: «Вы – удивительно складно скроенная девушка. У вас фигура древнегреческой богини». Вторым коньком Лилии Горной были глаза – темно-серые, очень красивого, загадочного разреза, Анастасия Вертинская с ее глазами в фильме «Человек-амфибия» отдыхает. О Лилиных глазах мужнины остроумные двоюродные сестры говорили: «Девочка, у тебя глаза не с поволокой, а с волокитой». Короче, Лилия могла так взглянуть на объект в штанах, что не надо было даже взмахивать ресницами – победа оказывалась полная. И третьим коньком обольщения был Лилин голос. Низкий, грудной, то весело звучащий, то медленно текущий, с такими интонациями и модуляциями, что… Ах! Народ сходил с ума по Лилиному голосу. Как-то ей позвонил король из какой-то африканской страны, говорил с ней через переводчика два часа, трещал, захлебываясь, будто птичка в брачный период, чуть ли не соловьем щелкал на высоких дискантовых тонах, а переводчик переводил, переводил. У переводчика был тяжелый слоновий рык и жуткая отдышка пополам с икотой. Лилия из того дурацкого разговора запомнила одну-единственную фразу: «Мадам, у вас очень сексуальный голос, вы поняли? Король умоляет повторить об этом несколько раз, чтобы у вас не оставалось никаких сомнений: у вас самый сексуальный голос на свете»… Вылезя из ванны, Лилия быстро вытерлась махровым полотенцем – голубой фон, оранжевые рыбки по этому фону – сделала быстрый макияж: веки, реснички, щеки, губы, облачилась в пурпурное лаконичное платье, влезла в пурпурные туфли на аховых высоченных каблуках, взбила волосы, сбрызнула их лаком и протанцевала по комнате несколько фигур из греческого танца «сиртаки». Нормально. Ноги двигаются, платье горит призывным огнем, волосы – обалдеть, губы – с ума сойти. Все, пора выпить стакан кефира и съесть тост с сыром… Да, не забыть покрасить ногти черным лаком. Она, естественно, не гот, бродящий по кладбищам во всем черном и с черными ногтями в поисках смысла смерти, она, Лилия, элементарно, по-женски интригует, и черные ногти сегодня будут кстати. Алесь Валерьевич рта не раскроет, чтобы ей – обалденной женщине – выдать производственную неприятность, его на месте хватит кондратий от Лилиной красоты, и увезут миленького, словно Зойкиных обморочных гостей, на «скорой». 2 Когда Лилия Горная дожевывала свой утренний тост, в дверь позвонили. А вдруг это тот или та, кто появляется в квартире в ее отсутствие? Пришел, звонит, проверяет – здесь Лилия или уже улетела? Что этому человеку нужно? Может, ей стоит связаться с мужем Барашком по мобильнику и сообщить о происходящем? Но вот беда – муж не всегда верил в ее подозрения, относился к ним философски-скептически. Однажды Лилия увидела, как в Вазузе под баню заползла гадюка. «Барашек! Я увидела смертоносного гада! Гадюку!» – влетела Лилия с плохой новостью в дом. «Наверное, уж», – спокойно отозвался муж Барашек, ритуально отдыхающий после обеда на старой детской кроватке за печкой, повернулся и захрапел. Поверил он жене лишь через пару дней, когда чуть не уселся на гадюку, которая в буквальном смысле слова свила в бане гнездо на куче нестиранного белья… Дверной звонок снова выдал требовательную нервную трель. Радиоведущая была женщиной без страха в сердце, любила рисковать в разумных пределах, и никогда ей не приходило в голову смотреть в дверной глазок, чтобы удостовериться, не стоит ли там маньяк с автоматом наперевес или не танцует ли цыганский табор, который под гитару и щелканье пальцев готов ввалиться в любую квартиру, чтобы в пятнадцать глоток попросить попить водички из-под крана. Входную дверь Лилия Горная открыла стремительно и легко. Без всяких «здрасьте» и «извините» в квартиру ворвался совершенно мокрый человек. Когда он содрал с себя черный плащ, Лилия Горная увидела забавного толстяка. Живот его перевешивался через ремень, поддерживающий брюки. Руки были так толсты, что пиджак в плечах зиял дырами. Щеки свисали двумя мешками. Их обильно покрывала темная щетина. Мясистый нос усеян крупными сверкающими каплями то ли пота, то ли воды. Толстые губы выдавались вперед двумя сардельками… В черных глазах пришельца стояла тревога. Бросив плащ на пуф в прихожей, толстяк начал с атаки. – Не пугайтесь, я попал под струю поливальной машины! Задумался, замешкался, со всяким бывает! Вы – радиоведущая Лилия Горная? Я так и понял! Мой друг Женька Катеринич сказал: «Голос госпожи Горной напоминает мирное гудение улья». Я по поводу вашей программы «Ужастик для взрослых». Готов подарить сюжет!.. Вы не имеете права выгонять меня, – категорически заявил он, – могу показать паспорт! – О-о, – удивленно протянула Лилия Горная, сдерживая улыбку. – Паспорт? Зачем? – Для того, чтобы мы познакомились, – серьезно изрек гость. – Наверное, мне лучше сесть. Он неловко отодвинул плечом Лилию Горную, прошел на кухню и плюхнулся безо всякого приглашения за стол. – Уважаемый, мы можем познакомиться просто так, без документов, – дружелюбно подсказала Лилия. – Назовите свои фамилию, имя, отчество. Конечно, радиоведущая ничем не выдала себя, но слова «Ужастик для взрослых» подействовали на нее гипнотически. Чем больше сенсаций будет идти в ее руки, тем лучше. О, сенсация! Острое слово, приправленное перцем внезапного события! Что-то лимонно-желтое, штормовое и внезапно одуряюще пахнущее магнолией! О, сенсация! Ты – наркотик для умов, глаз и сердец. Ты – дудочка, влекущая за собой в пучину тайны! Ты – радость, ты – гибель, вскрики ужаса и счастья. Ты – деньги, умело открытый кран, из носика которого брызжет золотой дождь. О, сенсация! Ты – электричество, сладко бьющее по нервам миллионов. Нет в мире ничего более мгновенно взбадривающего, чем яркая вспышка внезапной информации: «Сенсация!» – Огуранов. Саша. Можно без отчества… Но вообще-то я хотел остаться инкогнито! – вдруг спохватился гость. – И учтите: я первый явился. С повинной. – Похвально, – прищурилась Лилия Горная. – В чем же вы хотите повиниться, Саша Огуранов? Глазки пришельца забегали, щеки задрожали, толстые короткие пальцы вцепились в бахрому скатерти. – Мой друг Женька Катеринич сказал мне, что вы не только классная радиоведущая, но женщина с высоко развитой интуицией. Женька чувствует это по вашему голосу. Вот я и решил: что я, как дурак, буду дожидаться, когда милицейские органы возьмут меня за жабры, лучше пойду к Лилии Горной за помощью, какой есть… Я – убийца. Убил за один раз сто пятнадцать человек. – Сто пятнадцать человек?! – присвистнула Лилия Горная. – Это, вне всякого сомнения, впечатляет… А что, скажите, Саша Огуранов, вы подложили где-нибудь в общественном месте бомбу или у вас есть собственный танк? Вы умудрились дать несколько залпов по многолюдному месту? Толстяк заерзал на месте. – Зачем вы мне страсти говорите?! – вскричал он. – Какая бомба, какой танк?! На какие, простите, тити-мити я могу их купить? Тут не знаешь, как свести концы с концами! Я – скромный рекламный агент. Не женат. Живу одиноко. Денег, которые зарабатываю, хватает только на хлеб и пиво. Даже за квартиру не могу уплатить вот уже семь месяцев! А между прочим, детские кроватки стоят девять тысяч рублей, приличные мужские трусы – полторы тысячи деревянных. Общее положение в стране на букву «г». Радиоведущая сочувственно вздохнула. Господин Огуранов впал в легкую задумчивость. – Ну, тогда я теряюсь в бесплодных догадках, как вы умудрились отправить в лучший мир такое количество людей, – мягко проинформировала Лилия Горная незваного толстяка. Кстати, она решила не терять времени даром: поставила на стол флакончик с черным лаком и начала покрывать им ногти. – А я-то как теряюсь! – встрепенулся и вскричал несчастный Огуранов. – Понимаете, я решил немного подлечиться, пошел в одно место, уснул там на оздоровительном сеансе, а когда проснулся, организаторы поставили меня перед фактом: «Ты – убийца! Прикончил сто пятнадцать человек!» Глаза радиоведущей заблестели: вот она, сенсация для программы «Ужастик для взрослых». Наверное, не зря она выслушивает эту словесную Ниагару и мучается от того, что может опоздать на радиостанцию. Сбор материала – главное. Есть святые вещи на свете. И еще – Лилия Горная поняла: она вот-вот готова расхохотаться. Толстяк действительно жутко смешно рассказывал о своей беде. – Дорогой господин Огуранов! – громко проговорила Лилия Горная, чтобы отвлечь непрошеного гостя от черных мыслей. – Чем же я могу вам помочь? Я – радиоведущая, даже не частный детектив, а если и разгадываю какие-то малопонятные истории, то это так, по случаю… – Вот и отлично! – взревел гость. – Вы можете заняться моим делом ради собственного удовольствия. Ставлю перед вами задачу – докажите, что я не убийца! И на моих руках нет чужой крови! Тогда я пойду к ним и знаю, что сделаю! Несчастный поднял вверх мясистые кулаки, потряс ими в воздухе. Щеки его при этом заколыхались, будто куски желе. – Что же вы сделаете? – ласково спросила Лилия Горная. Естественно, она не ошибалась, думая, что в ее собственной квартире, на седьмом этаже семнадцатиэтажного дома сидит не вполне адекватный человек. Ласка и внимание для него первые лекарства. – Главное, Саша, не горячитесь, я вижу – негодование вас захлестнуло. – Что я сделаю?! Что я сделаю?! – завопил Огуранов в пространство. – Они у меня узнают, как обижать скромного рекламного агента! – Вы излишне эмоциональны, – нежно подсказала пришельцу радиоведущая. – Эмоции портят кровь, если они не положительные. – Пусть, пусть и пусть! – заревел истошно толстяк. – Я тогда заберу у них свои триста долларов, которые отдал им, поддавшись минутному испугу! – Дорогой Саша! – снова ласково произнесла Лилия Горная. – Какие триста долларов? И кто это они? Ладно, уговорили: расскажите мне вашу убийственную историю по порядку, иначе ваши проблемы останутся с вами, как раковина на улитке. – Если мои проблемы останутся со мной, это очень плохо, – еще больше расстроился Огуранов. – Тем более я никогда не любил раковины, панцири и всякие подобные штуки. Поэтому не ем с пивом раков и креветок. До чего же противно трещат эти хитиновые крышки, когда их раздираешь пальцами! Лилия Горная мгновенно вспомнила, как сорок минут назад Зойка Поплавкова-Гонсалес грызла по телефону крабьи ноги. «Если бы Саша и Зойка встретились, у них было бы о чем поговорить», – подумала она. Толстяк уронил голову на руки, а руки предусмотрительно положил на скатерть. – Я в отчаянии, – пробубнил он в пол. – Дайте слово, что мое инкогнито останется в тайне. Если мое дело дойдет до официальных органов, я не хочу, чтобы они знали, кто я. Радиоведущая снова готова была расхохотаться. Огуранов нес такую ахинею пополам с приколами, что хоть стой, хоть падай. – Хорошо, я даю вам слово – ваше инкогнито умрет вместе со мной, – торжественно заявила она, тряхнув при этом рыжими волосами, притопнув ногой в пурпурной туфельке и положив правую руку с черными ногтями на вырез стильного огненного платья. – Уговорили! – вскричал толстяк и поднял голову с рук. Лицо его оказалось влажным, глаза – мокрыми. Может быть, он плакал? А может, от переживаний вспотел? – Уговорили! Я расскажу вам всю правду-матку. Утайки здесь неуместны! – Вот и славно, – по-доброму подбодрила непрошенного гостя Лилия Горная. – Расслабьтесь, расправьте плечи, откиньтесь на спинку стула, устраивайтесь поудобнее… «Что я такое говорю? – промелькнуло в ее голове. – Через полчаса надо пулей вылетать из дома, иначе Алесь Валерьевич останется без заслуженного „кондратия“, а я лишусь работы». – Вы меня гипнотизируете? – настороженно полюбопытствовал Огуранов. – Что это означает – откиньтесь на спинку стула, расправьте плечи? Я эти штучки не уважаю. Я – свободная личность… Пока свободная. – Да что вы, Саша, – Лилия Горная понизила голос, и он прозвучал вполне добродушно, – я не следую за модными веяниями, как бабочка за ветром. Сегодня каждый второй учится гипнозу, экстрасенсорным приемам, самовнушению, самолечению. Я – каждый первый. Поэтому можете не опасаться моего влияния на вашу свободную во всех отношениях личность. – Ну, тогда я спокоен. – Огуранов расстегнул верхнюю пуговицу несвежей рубашки. – Понимаете, во всей этой жуткой истории прежде всего виновато мое тело. – Тело? – искренне удивилась радиоведущая. – По-моему, у вас тело как тело, только несколько полное. Но подобное не редкость, вокруг нас живет немало полных людей. – Вот именно – полное! – закричал отчаянно Огуранов. – Я очень пухлый! Из-за этого моя жизнь идет наперекосяк! Не успела Лилия Горная вдохнуть и выдохнуть, как из уст Огуранова свободно понесся поток откровений и подробностей: – Представляете, Лилия, однажды я собрался жениться, уже обручальные кольца купил, а невеста перед самой свадьбой заявила: «Ах, Огуранов, прости, я ухожу! Когда ты прекратишь напоминать сдобную ром-бабу и будешь выглядеть как парень, рекламирующий по телеку бритву „Браун“, я вернусь!»… Потом я хотел устроиться менеджером на одну процветающую фирму. Там всех кандидатов на вакантное место измеряли сантиметром: шею, грудь, бедра, не говоря уже о талии. Меня тоже измерили и отказали. «Вы, – заявили, – слишком крупных размеров, чтобы внушать нашим клиентам доверие. У вас шея одного объема с бедрами». Они, конечно, плоско шутили, но я-то плакал… Затем я купил у приятеля диван. Пару месяцев полежал на нем, и сиденье стало провисать аж до пола. Понимаете, как это неудобно?! Пришли ко мне девять человек родственников, сели все разом на диван, приземлились буквально на паркет, отшибли мягкие места, поссорились со мной насмерть. «Ты, Санек, – обвинили, – таких габаритов, что у тебя даже мебель стала дырявая и непрочная»… Я могу долго рассказывать о своей беде, – внезапно предупредил Огуранов. – А вы и не рассказывайте, – участливо посоветовала Лилия Горная. – Я уже усвоила: ваша полнота мешает вам жить. – До чего точно вы выразились! – подтвердил восторженно Огуранов. – Не только мешает жить, но и невозможно работать. Я ведь в конце концов устроился на одну частную радиостудию рекламным агентом, и мне приходится очень много ездить, бегать, ходить. Вес, конечно, мешает неимоверно. Мой друг Женька Катеринич сказал: «Сашка, понимаешь, старик, ты на себе носишь лишние два мешка картошки»… – Какой картошки? – вытаращилась на Огуранова Лилия Горная. – Господи, Лилия, вы разве не понимаете, что я говорю о трагических вещах? – нервно заерзал на стуле несчастный толстяк. – Два мешка картошки – это условно. Я мешков отродясь не носил, только портфели, кейсы, папки с бумагами и целлофановые пакеты с пивом… Короче, после стольких мучений, незаслуженных обид, волнений я принял кардинальное решение! – наконец сообщил Огуранов. – Решил похудеть! – Правильно, – мягко прокомментировала огурановское заявление радиоведущая. – Кардинальные решения иногда меняют нашу жизнь к лучшему. – До чего же вы хорошо сказали! Как ловко вставили слово «кардинальные»! – закричал толстяк. – Можно я запишу ваш афоризм? Огуранов начал хлопать себя по бокам, груди, плечам и шее – видимо, в поисках ручки. – Милый господин Огуранов, не отвлекайтесь, пожалуйста, – ласково посоветовала Лилия. – Сейчас я изрекла вовсе не афоризм, а обычное предложение. Когда созреет афоризм, я вам дам знать. Дальше, пожалуйста. Мне интересно, как вы решили похудеть. Такой человек, как вы, не станет худеть примитивными способами. – Точно! – в который раз вскричал Огуранов. – Делать зарядку, сидеть на диете месяцами, прыгать и бегать, как спортсмен, – не для меня. Понимаете, я – рекламный агент, поэтому имею доступ в разные фирмы, занимающиеся вопросом похудения довольно основательно, без дураков. Однажды я проник на фирму, которая продает уникальную электронную таблетку. Коротко описываю ее действие: таблетка идет по организму сверху вниз – от миндалин в анальную область, срезает внутри куски жира и сжигает их электронным способом. – Надо же до чего додумались! – чуть не рассмеялась Лилия Горная. – Срезать изнутри куски жира – это что-то с чем-то. – Я набрался смелости и проглотил фирменную таблетку, – продолжал яростно Огуранов, – и всю ночь не спал! Дорогая Лилия, меня всю ночь колотило, крутило, колдобило, будто внутри оказалась сенокосилка или ручной трактор марки «Крот». Ужас! Наутро я вскочил голодный, словно стая волков, и съел все, что было в холодильнике, – искренне признался Огуранов. – Таблетка не помогла. Я остался в том же весе – сто семь килограммов. Свой вес Огуранов почему-то сообщил шепотом, вытер пот со лба и оглянулся. – Жаль до слез, – посочувствовала толстяку радиоведущая. – А еще какие меры вы принимали? – Мой друг Женька Катеринич посоветовал есть ананасы. Он сказал: «Старик, в ананасах есть хитрый фермент – бромелайн, сжигающий жир». Вы не слышали, госпожа Горная, говорят, все голливудские звезды питаются с утра до ночи одними ананасами и поэтому худые, как палки? Радиоведущая откинулась на спинку стула, покачав головой, а также правой ногой, положенной на левую ногу. Красная туфелька призывно рассекла воздух три раза – туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. – Должна огорчить вас, милый Саша Огуранов, я слышала другое. Мои источники сообщают: Голливуд держит форму, поглощая кресс-салат. Каждый артист или режиссер съедает в день по три килограмма салатных листьев. – Что вы говорите? – заинтересовался Огуранов. – Я запомню ваш рецепт, обязательно опробую его на досуге. Но вернемся к ананасам. На них я почти разорился. Мы же не на юге живем, ананасы у нас в северном городе дороги. И потом на седьмой день ананасовой диеты я покрылся жуткой сыпью, язвами, струпьями. У меня началась аллергия на ананасы. – Бедный вы, бедный, – сочувственно произнесла Лилия Горная. – Какие же муки вы приняли! – Слава богу, вы меня понимаете, – грустно констатировал гость. – Затем одна знакомая, к которой я прекрасно относился, даже что-то в душе к ней наклевывалось, посоветовала испробовать действие «испанского плаща». Лилия Горная молча уставилась на рассказчика. Естественно, он прочитал в ее пронзительно-серых глазах немой вопрос: что такое «испанский плащ»? – Сейчас объясню, – засуетился Огуранов, – но умоляю, не повторяйте моих ошибок! В общем, знакомая сказала, чтобы я взял уксусную эссенцию, развел водой до состояния уксуса, погрузил в раствор простынь, затем слегка ее отжал, потом завернулся в эту простынь и лег в постель, укутавшись ватным одеялом или дубленкой… Я сделал все так, как она советовала, только забыл, что надо развести уксусную эссенцию водой. Наоборот, купил несколько бутылочек этой гадости, вымочил в ней простынь, завернулся, накрылся новой дубленкой, а через пару часов, когда мне стало невмоготу, скинул с себя и дубленку и простынь с проклятиями. – После «испанского плаща» вы, наверное, попали в больницу? – участливо поинтересовалась Лилия Горная сыщица. – Как вы догадались?! У вас бешеная интуиция! Вы – русская Ванга! – закричал Огуранов. – Да, я попал в больницу с ожогами, простынь и дубленка оказались в дырках. А с той знакомой не встречаюсь уже целый год, потому что обиделся. Нельзя так откровенно кидать человека на гвозди! – В уксусную эссенцию, – мягко поправила Огуранова Лилия Горная. – Это одно и то же! – горестно вздохнул рекламный агент. Тут Огуранов сделал паузу: он столько за последние сорок три минуты кричал дурным голосом, что ему надо было отдышаться. Радиоведущая, покачивая красной туфелькой, рассматривала гостя. Неужели Огуранов – жуткий кровавый убийца, виновник гибели ста пятнадцати человек? Скорее страдалец, безнадежно борящийся со своей полнотой и претерпевающий на пути этой борьбы одни терзания и муки. После длинной томительной паузы Огуранов изрек: – Учтите, я не из таких людей, которые бросают начатое на самотек. Выйдя из больницы, я продолжил поиск других способов помочь самому себе. И тут подвернулся артист Валентин Пёсик. – Пёсик? Неужели тот самый Пёсик? – обрадовалась Лилия Горная. – Пёсик, который очаровательно пел в фильме «Кульбиты» нашумевший романс «Люблю тебя, как ты меня. А ты меня не любишь, нет?..». – Вот именно, тот самый Валентин Пёсик. У него даже звание есть, то ли народный артист, то ли всенародный, – согласился с радиоведущей бедняга. – Валентин Пёсик пришел в нашу радиостудию озвучивать рекламный ролик, посвященный обоям из собачьего подшерстка. – Ой, какие интересные вещи вы рассказываете, господин Огуранов! – вскричала тут Лилия Горная. – Я – женщина, и естественно, меня волнует все, что касается быта. Неужели есть на свете диковинные обои – из собачьего подшерстка?! – Есть, конечно, – мрачно подтвердил Огуранов. – На свете есть все. Черную икру давным-давно наловчились гнать из нефти, а кофе «Дубокс» – его рекламу ежедневно по телевизору раз сто пятнадцать показывают – делают из опилок пробкового дерева и сушеной картофельной шелухи. Так что же вы еще хотите? Обои из собачьего подшерстка – элементарные леденцы в мире товаров. – Лично я ничего не хочу, – мудро ответила радиоведущая. – Я просто люблю удивляться ошеломляющим вещам. Тем более, если это обои из собачьего подшерстка: кому леденцы, а кое-кому обалдеть на месте. Представляю, как было бы оригинально оклеить мою прихожую такими обоями!.. – Я, конечно, могу как рекламный агент устроить вам обои со скидкой. Но как честный человек, а тем более – взрослый настоящий мужчина – просто не советую с ними связываться, – откровенно признался толстяк. – В этих обоях заводятся колонии моли, а в доме пахнет так, будто вы сидите на псарне. – Так зачем же подобную дрянь рекламировать? – вознегодовала Лилия. – Ведь найдутся же люди, которые купят эти в прямом и переносном смысле собачьи обои, оклеят свое жилище!.. – Для того и рекламируют, чтобы купили, – терпеливо пояснил Огуранов. – Так и быть, открою один профессиональный секрет: в общем-то всегда рекламируют или идиотские товары, или дорогую дрянь. Можете мне поверить, я сам на этом сижу, то есть бегаю по фирмам, кормлюсь от процента рекламных заказов. Знаю дело изнутри. – Ох, – искренно расстроилась радиоведущая, – обидно слышать подобные речи! Ведь я-то прямо как девочка иногда увлекаюсь какой-нибудь рекламной идеей, несусь в магазины, чтобы купить ящик жевательной резинки со вкусом тропического утра, или несколько десятков пачек стирального порошка, который отстирывает все на свете, или все эти шампуни против перхоти и педикулеза. Я наивно полагала, что все мною купленное – чудеса двадцать первого века. Саша Огуранов нетерпеливо заерзал на стуле. – Госпожа Горная, давайте как-нибудь отдельно соберемся, и я прочитаю вам лекцию про те товары, которые лично проталкивал в рекламу. Вы взвесите все «за» и «против». Но я не дорассказал историю про Пёсика! – Конечно, конечно! – согласилась радиоведущая. – Рекламный вопрос подождет, давайте про Пёсика! Огуранов шумно вздохнул, зашаркал ногами под стулом. – Пёсик, артист, конечно, очень большой, я бы сказал, внушительных размеров человек. Он еще круглее и толще меня, – конфиденциальным голосом доверил информацию гость. – Пёсик, когда входит в двери, открывает сразу две створки, вот какой он широкий. А я пока обхожусь одной дверной створкой, правда, втискиваюсь в открытый проем боком. Но это ничего, иногда полезно… В общем, с Валентином Пёсиком я познакомился на рекламе собачьих обоев: он талантливо читал текст, подвывал, как привязанный кобель, в тех местах, где ему велел режиссер, а потом мы с Пёсиком разговорились в коридоре студии о том о сем. И вдруг артист хлопнул меня по животу. «Сашка! – говорит. – Ты чего, как домохозяйка, толстый и плотный? Нехорошо, брат! Надо бы тебе сбросить несколько килограммчиков!» «Согласен, Валентин Матвеевич, – отвечаю, – но по этому вопросу было сделано много попыток, и все безрезультатные». «Брось, Сашка, – опять хлопнул меня Пёсик по животу, – давай вместе предпримем еще одну попытку. Знаю одно местечко, где из пузанов делают стройные березы». Толстяк Огуранов снова уронил голову на руки, а руки положил на стол. – Саша, – почти нежно промолвила Лилия Горная, – зачем так убиваться? По-моему, знакомство с известным артистом не дает повода отчаиваться. Рассказывайте дальше, вам полегчает. Огуранов поднял измученное лицо, преданно посмотрел на радиоведущую. – Рассказывать? – Конечно! – подбодрила его госпожа Горная. – Вы уже поведали о себе столько мелких подробностей, что стали мне почти как родной. Толстяк мощно вздохнул, даже заколыхались цветы в вазе, стоящей на столе. – Дорогая Лилия Горная, я – несчастный человек – доверился всенародному артисту, словно собственной маме. Мы с ним созвонились через пару дней, и он сказал, что будет ждать меня на следующее утро в пять часов у гастронома «Пальчики оближешь». Кстати, роковое утро было как раз сегодня. – В пять утра? – удивилась сыщица. – Для лечения, то есть для избавления от лишнего веса это слишком странное время. – Вот именно! Но Пёсик заверил: «Ты, брат, не думай лишнего, знаешь, сколько в нашем городе желающих попасть на сеанс „найт-терапии“? Надо быть в первых рядах». – Найт-терапия? То есть ночная терапия? – играючи перевела с английского Лилия. – Ну, да, да, да! Найт-терапия – это ночная терапия! Лучше мне об этом не вспоминать! – досадливо уточнил Огуранов. Лилия Горная сняла с левой ноги правую и обе ноги поджала под стул. Кто его знает, отчаявшегося рекламного агента, может, он и вправду убийца, а в гневе и отчаянии страшен, как граф Дракула? Надо быть начеку, готовой к непредсказуемым поворотам. Господи, чего ей только не приходится терпеть ради программы «Ужастик для взрослых»! – Не хочу рассказывать, как я добирался до гастронома «Пальчики оближешь», чтобы не опоздать на свидание с Пёсиком. Ему-то что! У него машина «Тойота», а я – бедный рекламный агент, главный мой транспорт – метро и прочая надземка, – как ни в чем не бывало продолжал свой бесконечный рассказ Огуранов. – Но метро-то открывают примерно в половине шестого!.. Короче, без трех минут пять я был у гастронома, а в две минуты шестого туда прикатил Валентин Пёсик. Дальше было так тошно, так гнусно. Мы попали на сеанс «найт-терапии», они там прямо с порога злостно гипнотизируют пришедших, я подвергся чарам, заснул, как сытый слон, а когда проснулся, целители объявили мне, что в состоянии гипноза я убил сто пятнадцать человек, они, мол, не могли остановить меня, когда я крошил публику. И потребовали, если я не хочу огласки преступления, триста долларов за молчание. – Погодите, погодите! – вскричала Лилия Горная. Она в мгновение ока забыла об осторожности, почуяв, что наконец-то вырисовывается сюжет для «Ужастика». – Ничего не понимаю! Откуда взялись эти сто пятнадцать жертв? – Как откуда? Со мной и Пёсиком в первых рядах на сеанс излечения вломились сто пятнадцать незнакомых мне людей – старики, женщины, девушки, студенты. Мы даже писали на ладонях номера очереди. Потом нас провели в какое-то жуткое место, напоминающее котельную, там уложили на грязные матрасы и топчаны. Загипнотизировали. Врубили жуткую музыку – помню, хохотали летучие мыши, выли волки, скрипела старая мельница… Но куда народ растворился после проклятой «найт-терапии» – ума не приложу! – Послушайте, Саша, а жив ли Валентин Пёсик? – участливо поинтересовалась Лилия Горная… Подлая, мерзкая женщина! В глубинах души радиоведущая лелеяла надежду, что народный-всенародный артист почил в бозе и она будет первым работником средств массовой информации, который сообщит об этом печальном событии радиослушателям. «Ужастик для взрослых» получит действительно неопровержимую сенсацию. – О! – закричал вдруг толстяк. – Я об этом не подумал! Наверное, жив! Конечно, жив! Его-то с чего убивать, артист мне добра хотел! На сеансе «найт-терапии» нас было ровно сто семнадцать человек. Сто семнадцать минус сто пятнадцать равняется два. То есть в живых, видимо, остались я и он. – О, Господи! Не история, а компот с винегретом! – разочарованно выдохнула радиоведущая. – Саша, вам мешает чрезмерное волнение, ваш рассказ сбивчив, импульсивен и местами истеричен. Внезапно живот Огуранова истошно запиликал. «Пили-пили-пили!» – примерно так звучали переливчатые звуки. «Неужели у Огуранова так бурчит живот? – мысленно предположила Лилия Горная. – Не человек, а точка над „и“. – Мобильник! – в следующую секунду вскричал Огуранов. Он, расстегнув пуговицы пиджака, нервно порылся у себя на животе и вытащил на свет мобильный телефон. В воздухе повисла минута молчания. Гость Лилии Горной читал сообщение, шевеля губами-сардельками. Лицо его постепенно поменяло цвет от ярко-розового к белому. – Что случилось? – проявила интерес радиоведущая. – Не молчите, прочитайте сообщение вслух, мне как автору программы «Ужастик для взрослых» важна любая информация. Бледный Огуранов тихо пролепетал: – «Триста долларов за молчание мало. Гони еще пятьсот. Иначе о твоем преступлении завтра узнает весь город. Доброжелатели». – Похоже на шантаж, – авторитетно заявила радиоведущая. – Не теряйте присутствие духа! Но Огуранов уже ничего не понимал и не слышал. Он вскочил со своего места, набросил на плечи черный плащ, причем подкладкой наружу, и бросился вон из квартиры. На пороге он остановился, сунул в руки Лилии Горной клочек бумаги, пробормотал: – Извините за беспокойство, мне пора, забудьте обо мне, я – жертва трагических обстоятельств, я должен спасаться, – и, открыв дверь, исчез. Лилия рассмотрела бумажку, которую сунул ей напоследок толстяк. Это была визитная карточка. «Радиостудия „Бим-бом“, Александр Огуранов, главный старший менеджер». Далее адрес, телефон и девиз радиостудии «Работайте с нами, как мы с вами»… Радиоведущая задумчиво прошла в прихожую, сняла с вешалки свою модную сумочку из шкурок летучих мышей – подарок русскоговорящего австралийского поклонника – открыла ее, опустила визитку Огуранова внутрь, заодно, порывшись в содержимом сумочки, вынула изящную пудреницу, машинально попудрила нос, посмотрела на себя в зеркало. – А все-таки я не поняла, убил этот парень кучу народа или нет, – сказала Лилия Горная своему отражению. – Что ж, будем работать… Тут она взглянула на часы – 13.45! – подпрыгнула, распахнула дверь и, как взбесившаяся лошадь, поскакала через две ступеньки по лестнице вниз. Через пятнадцать минут ее будет ждать у себя в кабинете шеф Алесь Валерьевич, но он еще не знал, что в 14.00 она у него не появится, даже если полетит на крыльях. – Лилия! Остановитесь! Я должна вам сказать!.. – прокричала ей вслед соседка Лена, поднимавшаяся пешком на пятый этаж, чтобы ее целлюлит рассасывался, а фигура медленно и верно приобретала стройность балерины. Об этом приеме похудения Лена долго рассказывала Лилии Горной еще зимой, стоя у лифта на первом этаже. Лилия знала, что если сейчас остановиться, соседка «прилипнет» к ней часа на полтора. Успеет рассказать про мелкие события в их дворе, про скандал в магазине «24 часа», про трамвай, сошедший с рельсов в пятницу, про собак общего знакомого Тихомирова – Лопуха и Дашку… Про все на свете. И тогда здравствуй увольнение с работы! – Что сказать? – на ходу проговорила Лилия. – У вас кто-то без вас в квартире бывает! Это ваши родственники?! – Их много? – Вчера я видела одного мужчину со спины. Он нес здоровенные сумки! – успела сообщить соседка. – Леночка, я позвоню с работы! – пообещала радиоведущая и, выскочив на улицу, грохнула входной дверью. 3 Когда по летней улице несется в пурпурном платье молодая женщина, чьи ноги в ярко-красных туфельках едва касаются тротуара, рыжие волосы летят следом предгрозовым клубящимся облаком, а глаза полны ужаса, как у испуганной девочки, встречным мужчинам скачок адреналина в крови обеспечен. Между прочим, некоторым из них даже грозит предынфарктное состояние. Почему? Потому что, увидев красивую бегущую особь противоположного пола, мужчина, повинуясь зову природы, непроизвольно бросается за ней. Спасать, похищать, настигать – это как получится. Но броситься за трепещущим на ветру подолом стильного платья – это святое. Инстинкт. О, инстинкт! Странное слово, которое надо выговаривать на выдохе. О, инстинкт! Ты уверенно руководишь многими действиями людей, а также животных. Что ты такое, с чем тебя едят? Как хочется тебя потрогать, пощупать, ощутить. Но, увы. Ты, инстинкт, тайный мотор природы. Как включишься, как заработаешь, как отчебучишь! Через две минуты, как только Лилия Горная пробежала по родной улице Хавской, за ней уже неслась толпа мужиков. Старых и не очень, толстых и тощих, менеджеров и бомжей, водопроводчиков и военных. В тяжело дышащей толпе мелькал даже один негр – студент Университета дружбы народов, вышедший на жаркую летнюю улицу, чтобы купить холодного пивка. Негр должен был победить своих соперников и первым схватить Лилию Горную за руку – на его стороне была природа, то есть длинные ноги, растущие прямо из-под мышек. Но в тот момент, когда шоколадные пальцы уже простерлись в пространстве, стремясь к белоснежной ладони с черными лаковыми ногтями, Лилия вскрикнула: «Ешкин кот!» – и прыгнула на заднее сиденье голубого «Лексуса», проезжавшего мимо и на секунду притормозившего рядом с ней, гостеприимно распахнув заднюю дверцу. Это было кино, Голливуд, ну, может быть, Одесская киностудия в ее лучшие годы. Лилия Горная оказалась в прохладе полутемного салона, который наполняли ароматный сосновый воздух и тихая музыка, сочившаяся из динамиков. За рулем сидел человек в темных очках. Шея и затылок хозяина «Лексуса» имели мужественный очерк, а правое ухо… Ухо оказалось фантастическое – четкого рисунка, маленькое, твердое, с притягательной мочкой, такие уши были у офицеров русской армии до переворота 1917 года. Лилия Горная, сдерживая тяжелое дыхание – все-таки пробежать половину Хавской улицы за три минуты может не каждая аборигенка, начала созерцать породистое мужское ухо. Молодая женщина постепенно успокаивалась – разглядывать ухо ей отчего-то нравилось, и внезапно для себя она произнесла: – Здравствуйте. Человек не обернулся, не кивнул пассажирке, не засмеялся мелко, как обычно смеялись мужчины, знакомясь с ней, но радиоведущая уловила: он бросил короткий мгновенный взгляд в узкое переднее зеркало, чтобы ее увидеть. Точнее, ее пунцовое от бега лицо. – Здравствуйте, Лилия Горная, – сказал в следующую секунду мужчина и плавно выполнил левый поворот. – Откуда вы меня знаете? – кокетливо поинтересовалась она, нащупывая под попой австралийскую сумочку. Как всегда, когда Лилия в спешке куда-нибудь плюхалась, сумочка оказывалась под ней. – Голос. Вы – радиоведущая. Моя любимая передача «Ужастик для взрослых», – телеграфно пояснил он, поворачивая «Лексус» направо. – Куда мы едем? – вдруг забеспокоилась Лилия. – Конечно, спасибо, что вы решили подвезти меня… – Я – не такси, – сообщил хозяин «Лексуса», – и никого не подвожу. Вы так неслись по улице, прямо искры летели из-под каблучков. Я решил: почему бы не подарить женщине шанс спастись от стаи маньяков? «Нахал», – подумала Лилия. – Так куда же мы едем? – строго переспросила она. – Вперед, – невозмутимо ответил хозяин «Лексуса». «Два раза нахал», – подумала Лилия. Дальше они ехали в полном молчании. Мягко звучала музыка. Прохладный воздух кондиционера остудил лицо госпожи Горной, вернув красным щекам нежно-лососевый оттенок. Сумочку радиоведущая положила на колени и хотела было вытащить пудреницу, как снова уставилась на ухо мужчины. Черт подери, не ухо, а штучка из секс-шопа. Ровно в 14.10 «Лексус» припарковался у подъезда радиостудии «Утренний брысь». Как в детстве, Лилии Горной захотелось присвистнуть: надо же, этот человек прочитал ее мысли, он волшебник, что ли? Ей даже захотелось познакомиться с ним, проворковать: «Как вас зовут? Представьтесь, пожалуйста. А вдруг я приглашу вас на эфир?» Но вовремя одернула себя: глупости, она – радиозвезда, из возраста, когда виляют хвостом и преданно смотрят в мужские глаза, давно вышла. Лилия Горная открыла дверцу, поставила на горячий асфальт ногу в алой туфельке, с достоинством проговорила: – Спасибо. Вы очень любезны. И выпорхнув в жаркий день – подол платья мотнулся справа налево роскошной волной, сексуально захлестнув колени, услышала спокойное: – Пожалуйста. …Когда Лилия Горная стояла в вестибюле радиостудии, ожидая лифта, мысленно она хотела еще раз яростно назвать хозяина «Лексуса» нахалом, уродом и наглецом, но странно, у нее ничего не получалось. Перед глазами вновь возникло ухо, замечательное, неотразимое, мужественное, красивое, породистое. Недосягаемое ухо, в которое она, Лилия Горная, влюбилась, как мартовская кошка в усы соседского кота. 4 Алесь Валерьевич – квадратных объемов человек, в дорогом английском костюме темно-синего цвета – страстно жрал сардельки с тушеной капустой. Чавканье и сопение в кабинете стояло такое, что вполне могло соперничать с чавканьем и сопением обедающего слона. Лилия Горная, впорхнувшая пред грозные очи шефа, не знала, что ей делать – смеяться, виниться или сообщить в легком стиле какую-нибудь ерунду. Например: «Говорят, завтра в нашем городе пройдет тропический ливень». Или: «Я придумала эпиграф к своей программе „Ужастик для взрослых“: „Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…“ Вам нравится?» В конце концов, Лилия интуитивно решила плюхнуться в кресло напротив Алеся Валерьевича и сказать: – Приятного аппетита. – Приятного мало, – пробубнил шеф и втянул носом-свирелью воздух. – Не люблю, когда опаздывают, начинаю нервничать. А нервничая, страшно хочу есть. Приходится посылать Варвару в буфет за едой. Вы все тут хотите моей преждевременной смерти: я ведь сегодня поедаю третью незапланированную тарелку с сардельками. Три опоздания! А впереди у меня бизнес-обед с главным редактором информационных программ Би-би-си. Во время этого обеда я лопну. – Все как-нибудь утрясется, – пробормотала Лилия Горная. – И сардельки, и опоздания, и обед с бибисишником… Простите христа ради, Алесь Валерьевич. Собирала информацию для «Ужастика», себя не помню, семья заброшена, работаю, как на вулкане. «Главное – все-таки повиниться, – подумала она. – Повинную голову меч не сечет». Алесь Валерьевич оторвался от сарделек и настырно пахнущей капусты, заинтересованно вгляделся в Лилию Горную. – Вот за что я терплю вас, Лилия, – патетически произнес шеф, – так это за ваш голос. Это настоящее радио, тепло эфира! – отпустил он комплимент. – Ладно, за чем я вас вызывал? Вам же интересно? – съехидничал он. – Ужасно, – почти искренне призналась радиоведущая. Шеф откинулся на спинку кресла, скрестил пальцы на тугом животе. – Лилия, я хочу вам сделать предложение, – вкрадчиво сообщил он. Лилия Горная подобрала под себя ноги, но не дрогнула ни единым мускулом лица и тела. – Почему вы молчите? Вы всегда впопад и невпопад ехидничаете, – подбодрил сотрудницу Алесь Валерьевич. – Не вижу повода для ехидства, – скромно опустила ресницы Лилия. – Мужчины, на мой взгляд, для того и созданы, чтобы хотя бы раз в сутки кому-то делать предложение. По тому или иному поводу. – Вот! – заликовал шеф. – Вот! Вот! Вот! Этого я и добивался! Вы ехидничаете, а это мне нравится! Короче, милая Лилия, я хочу, чтобы вы придумали новую программу. Тема – взаимоотношения полов. Любовь между мужчиной и женщиной. Советы, как быть, с кем быть, зачем быть. И все такое, откровенное, непохабное. А главное – закрутите название программы! Чтобы все внутри екнуло, оборвалось. Название, сами знаете, – это почти победа над радиослушателями… Вот мое предложение! Радиоведущая похолодела. Она еле-еле успевала подготовить в эфир три свои программы – «Ужастик для взрослых», «Судьбы и перья», «Лунные новости», а тут еще одна заморочка. Вон Ардальон Мозолькин тянет свою единственную волынку – «Рассвет с Ардальоном М», и никто на него больше не наседает. – Я не могу! Я не справлюсь! Любовь не моя тема! – закричала Лилия Горная. – Не понял, – посуровел Алесь Валерьевич. – Я вам делаю деловое предложение, я вам повышаю оклад на тридцать процентов, как положено по КЗОТу, я к вам – всей душой. А вы от меня прочь и душой и телом. – Я не железная леди Маргарет Тэтчер! Посмотрите на меня, Алесь Валерьевич! Перед вами – измотанный больной человек… – завела Лилия Горная. – Не верю, как сказал бы Константин Сергеевич Станиславский, – строго остановил ее монолог Алесь Валерьевич. – Вы – здоровая, как лошадь, вы – цветущая роза. А если больны, зачем надеваете такое откровенное яркое платье? Вы женщина-призыв, женщина-салют и вообще, ваш голос, милочка, надо эксплуатировать в хвост и в гриву! У вас – вечерний волнующий тембр, он будоражит нутро, щекочет нервы. Если бы таким голосом говорила моя жена!.. Тут шеф замолчал, поперхнулся, покраснел, позеленел, схватил степлер и начал им нервно щелкать. Сотрудники радостанции «Утренний брысь» знали: это – плохая примета. Обычно за щелканьем степлером следовало чье-нибудь увольнение. Лилия Горная снова похолодела и теперь вытянула ноги вперед, чтобы колени противно не дрожали. Но была опасность, что в этом положении их сведет судорога – на нервной почве. – Мое последнее слово такое, – процедил шеф. – Или вы в течение недели запускаете новую программу о любви и полах, или подаете заявление об уходе. Эфир не должен молчать! Последнюю фразу шеф любил повторять везде, где мог, причем даже не говорить, а как бы высекать из гранита: на совещаниях, в застольях, на бизнес-ланчах и бизнес-обедах, в автомашине, курилке, поднимаясь в лифте и спускаясь по лестнице. «Эфир не должен молчать!» было производственным девизом Алеся Валерьевича. Итак, шеф был сама твердость и непреклонность, он смотрел на подчиненную, как проголодавшийся удав на жирного кролика. – Запомните, эфир не должен молчать! – веско повторил Алесь Валерьевич. – А теперь – идите! – красиво скомандовал он. Не смотря на то что перед ней разверзлась пропасть под названием «увольнение», Лилия Горная почувствовала: настал ее звездный час. Не случайно сегодня утром школьная подруга Зойка Гонсалес-Поплавкова орала в телефонную трубку про Лилину интуицию. Интуиция проснулась в груди молодой женщины, начала щекотать горло, шептать подсказки, призывать к решительным действиям. Лилия отдалась на ее волю. – Алесь Валерьевич, у меня есть мечта, – интимно сообщила радиоведущая, вложив в эти выпорхнувшие из уст шесть слов столько меда и сладкого яда, что шеф весь обратился в слух. Теперь он напоминал не голодного удава, а напрягшегося кабана, учуявшего кабаниху, готовую к свадебному танцу. – Что? Что за мечта? – охрипшим шепотом выдавил из себя Алесь Валерьевич. – Вы хотите, чтобы я работала на вас на износ? – доверительно поинтересовалась Лилия. Эта фраза прозвучала не только двусмысленно, а даже в некоторой степени многослойно. Можно было черт знает что подумать о простом слове «работала» и не менее простом слове «на износ». Меда в голосе Лилия не убавила, наоборот, она этот мед сгустила, шефа прямо заколотило в кресле крупной дрожью, словно радиоведущая намекала ему на длинную ночь близости. – А вы говорите, что тема полов не ваша, – выдохнул ослабевший и тающий от предчувствий Алесь Валерьевич. – Горазды вы, Лилия, голову морочить. – У меня есть мечта, – снова протянула Лилия. – Какая? – прошептал Алесь Валерьевич, подавшись грудью к подчиненной; на то, что между ними есть преграда – стол, шеф не обращал внимания. Под натиском его груди со стола посыпались ручки, степлер, бумаги, покатился беспомощно апельсин: шлепнулся на пол мягким боком, и фрукт отчего-то стало жалко до слез. – Алесь Валерьевич. Я всю жизнь мечтала освоить… – Опять мед, опять чудовищно очаровательный тембр, опять интим в каждом звуке. – Что? Что? Что? – почти страстно зачтокал шеф… Господи, как его оказалось просто завести, буквально с полуоборота, словно лодочный мотор марки «Ветерок»! – Мечтала освоить несколько латиноамериканских танцев, – сообщила Лилия Горная и закатила глаза с волокитой. – Дальше, – расслабленно вымолвил шеф. Он, видимо, решил, что в рыжей головке госпожи Горной живет сумасшедшая эротическая фантазия: ночь, полусвет, латиноамериканская музыка, настоянная на запахе гвоздик и орхидей, латиноамериканский дуэт – он в темно-синем, она – в ярко-красном, и они медленно… – Я хочу танцевать латиноамериканские танцы! – лучезарным тоном доверила мечту шефу Лилия Горная. – Они лучше всякой зарядки, йоги и дыхательной гимнастики по Бутейко. Они мне просто необходимы, чтобы повысить мой профессиональный уровень. Бедра двигаются, спина прямая, живот подтянут, кишечник работает безотказно, ноги вибрируют, руки плещутся, как крылья. Ах, ой! Легкие, как кузнечные меха, голос… Голос – то, что вам от меня надо: микрофоны плавятся, слушатели сходят с ума и разбивают в экстазе телевизоры, чтобы ничто не могло отвлекать их от прослушивания наших радиопередач. Лилия Горная вскочила с места и проделала перед шефом несколько неотточенных телодвижений, за которые первый бы дежурный врач психиатрической клиники, встретившийся ей на пути, увез ее в эту самую клинику. Но Алесь Валерьевич не был врачом, и его обуял восторг: шеф сорвался со своего места, подкатился к Лилии Горной, схватил ее в объятия и, как заправский мачо, сделал с нею по кабинету несколько вальсовых туров. Со стороны парочка смотрелась довольно оригинально, это самое мягкое, что можно было бы заметить в скобках. – Что я должен сделать, чтобы тайное желание стало явным? – задышал в ухо Лилии Горной Алесь Валерьевич. – Ничего, пустяк, – легко ответила она. – Всего двадцать пять тысяч долларов, и я ваша на год. – Зачем вам такая некруглая сумма? – поинтересовался беспечно шеф. – Снять студию, сшить пару платьев в перьях и блестках, что еще? Да, оплатить занятия. Потом еще какие-то мелочи набегут… Но зато представьте, Алесь Валерьевич, какие программы я создам. Хороший голос может быть только в здоровом, танцующем теле. Помните – живот, спина, ноги, руки. Я вам обещаю, что не подкачаю, «Утренний брысь» будут слушать везде. – Я согласен, – жарко прошептал Алесь Валерьевич. – Студия так студия. А снятая квартира за триста пятьдесят баксов в месяц не устроит? «Урод комнатный, – пронеслось в голове Лилии Горной. – Он думает, что я ему уже отдаюсь». – Нет, не устроит, только нал в вышеуказанных долларах, – мягко ответила она и выскользнула из потных ладоней шефа. – Ах, Алесь Валерьевич, какой вы энергичный и энергетичный. У вас, наверное, мощное биополе, я вся горю. Лилия подхватила с кресла свою австралийскую сумочку, грациозно бросилась к дверям, от дверей повернулась и зачем-то через правое плечо подмигнула шефу, который застыл посреди комнаты в столбняке. – Вы – нал через два дня, я вам – мочеполовую программу через неделю, – довольно цинично подытожила она и исчезла за дверью. …Во время непростого, местами даже жаркого разговора с Алесем Валерьевичем Лилия Горная держала в голове три вопроса: почему на кухне Зойки Гонсалес семь человек падали в обморок? Убил ли занудливый рекламный агент Огуранов 115 человек? Кто бывает в ее квартире, когда она отсутствует? Если она найдет ответы на эти загадки, вполне вероятно программа «Ужастик для взрослых» получит новые сюжеты. А если «Ужастик» получит новые сюжеты, слушатели будут довольны, и она, Лилия Горная, несколько ночей поспит спокойно. Именно так спят настоящие профессионалы. 5 В коридоре ей встретился Мишка Розенберг. – Привет, крестница. Хорошо выглядишь! – бросил он и по-свойски чмокнул Лилию в щеку. – Сам не в духе? Говорят, жрал сегодня сардельки со страшной силой. Пять порций – это рекорд. – Не пять, а три, – уточнила Лилия Горная. – И впереди еще бизнес-обед с каким-то мужиком с Би-би-си. Глаза у Мишки Розенберга загорелись. – Так, так, так, так, так, – протарахтел он. – Спасибо за конфиденциальную информацию, Лилечка. У меня тут одно дельце наклевывается, может, я к шефу и бибисишнику третьим в ресторане подсяду, прокручу дельце. Посоветуешь, а? Конечно, Мишкина идея была полной наглостью. Если бы Розенберг сказал, что хочет отправиться в зоопарк с целью проникнуть в клетку с гориллами и позавтракать там морковкой и казенными бананами, это прозвучало бы более убедительно, естественно. А тут в мгновении ока он решил стать сам-три на бизнес-обеде в ресторане «Крахмал». И на каком обеде – с шефом радиостудии «Утренний брысь» и англичанином с Би-би-си! – Круто, – прокомментировала бешеную идею Розенберга Лилия Горная. – Так, так, так, – снова протарахтел Мишка. – Понимаешь, я тут Марусю Чиж встретил. Разговорились, покурили, она на жизнь пожаловалась, сказала, мол, хочу слинять с «Эха». Так чего бы не подхватить Марусю и к нам не внедрить? А, посоветуешь? Маруся Чиж слыла звездой на радиостанции «Эхо столицы». У нее была куча поклонников, которые любили слушать получасовые Марусины программы, где она резаной свиньей визжала о современной эстраде… Ни одна здравая баба с «Утреннего брыся» не одобрила бы Мишкину идею: зачем в эфире заводить еще одну соперницу-профессионалку? – Тебе это надо? – уклончиво ответила Лилия Мишке. Все-таки не могла она этому человеку резать в глаза правду-матку! Как-никак благодаря ему она оказалась в один прекрасный день перед микрофонами. Дело прошлое, старинное, тому уже пять лет минуло, но она, Лилия Горная, никогда Мишкину доброту не забудет и всегда будет благодарна его легкой руке… До радиостудии Лилия Дмитриевна Горная трудилась рядовым оператором в районном отделении банка России: сидела в душном помещении, принимала у населения плату за коммунальные услуги, телефонные переговоры, открывала счета на сберегательных книжках. Работа у нее была адовая: десятки людей проходили перед ней за смену, и каждый что-то требовал, просил, спрашивал, дотошно пересчитывал сдачу, внюхивался в квитанции. До сбербанка Лилия служила администратором подмосковного пансионата «Омутище», там платили гроши, но молодая женщина уговаривала себя, что все-таки она – на свежем воздухе, на регулярной столовской еде, и только-только пришла из декретного отпуска. Кому нужна новоиспеченная мать? Но грянул дефолт, семье не стало хватать денег, муж Барашек был непоколебимо верен своей должности старшего научного сотрудника НИИ, и Лилия Горная, не желая голодной смерти собственному семейству, проникла на пыльное место в сбербанке. Помогла верная школьная подруга Зойка Гонсалес-Поплавкова и связи ее супруга-испанца. Денежные семейные проблемы госпожа Горная отчасти решила: по субботам и воскресеньям они с мужем Барашком уже год ели сыр рокфор и бутерброды с горбушей горячего копчения, но красота Лилии, ее оптимизм улетучивались с каждым днем. После того как ровно в 20.00 закрывались двери банка, бедная женщина была готова от отчаяния, усталости грызть плеть искусственного плюща, свисающую над ее рабочим местом. Совсем близко маячила депрессия, и тут случилось чудо – однажды в конце рабочего дня в операторское окошко Лилии Горной всунулась физия быстроглазого улыбающегося человека неопределенного возраста. – Добрый вечер, Лилия Дмитриевна! – звонко сказала физия. – Я потерял паспорт, и мне надо уплатить пошлину родному государству. Могу вам сдаться? Лилия тупо уставилась на клиента. К ней постоянно приставали разные мужчины: все-таки она, несмотря на заботы о маленьком ребенке и муже, тесноту однокомнатной квартиры, дефолт и прочие трудности, сохранила намеки на былую красоту и привлекательность. «Еще один приколист», – вяло подумала Лилия Дмитриевна. – Сдавайтесь, – равнодушно ответила она быстроглазой физии. – Так. Так. Так, так, – вдруг сказала озабоченно физия. – Ну-ка, произнесите с чувством, тепло, со скрытым нажимом: «В эфире Лилия Горная». Поняли? «В эфире Лилия Горная». «Приколист, к тому же сумасшедший», – устало сделала про себя вывод Лилия. Но отчего-то взяла и выдала: – В эфире Лилия Дмитриевна Горная. Оператор Галина Сергеевна Пустовойт, сидевшая справа, и оператор Валентина Валентиновна Турчанинова, сидевшая слева, услышав заявление коллеги, что она в эфире, медленно, одновременно встали со своих мест и медленно ушли в подсобное помещение, где обычно сотрудницы банка пили чай и остервенело костерили клиентов. Глаза у Пустовойт и Турчаниновой стали размером с блюдце. – Так, так, так! – закричала физия в окошке. – Немедленно примите у меня дурацкие пятьдесят рублей и пишите заявление об уходе. Ваше место в другом месте! У вас потрясающий голос! Доверьтесь мне, Лилия Дмитриевна! Я сделаю вас! Сотрудник милиции Обухов, сидевший у входа с 8.30 до 20.00 с перерывом на обед с 14.00 до 15.00, взялся за кобуру. Он не слышал, о чем говорил быстроглазый мужик с оператором Горной, но почувствовал – в помещении происходит нечто неординарное. В этот момент заработала интуиция Лилии, о которой так часто любила вспоминать и повторять Зойка Гонсалес-Поплавкова. Интуиция подсказывала измотанной операторше: надо послушаться чокнутого клиента, взять у него пятьдесят рублей, выдать квитанцию, потом отключить компьютер, встать с пыльного кресла, одеться и выйти вместе с ним на улицу, чтобы обсудить заявление «Я сделаю вас!». Если обсуждение удовлетворит ее, заявление об уходе она напишет завтра. Поэтому Лилия Дмитриевна Горная бросила нежную улыбку в глаза-точки сотрудника милиции Обухова, мол, все в порядке, это – мой знакомый, и дальше поступила так, как нашептала ей интуиция. На улице она улыбнулась и странному клиенту, преложив: – Давайте познакомимся. – Так, так, так! – снова затарахтел восхищенно мужчина. – Голос! Голос! Роскошь! Убийство наповал!.. Михаил Розенберг. Он сделал руку кренделем и перевел Лилию через дорогу на сквер. Там они сели на влажную скамейку, на сиденье, усыпанное желтыми и нежно-малиновыми кленовыми листьями. Стоял сентябрь. Был вечер. Лилия Горная спросила: – Что означает, Михаил, ваше «Я сделаю вас?». – Голос! Голос! – завопил Михаил Розенберг. – Можно я вас поцелую? – Можно, но не сразу, – согласилась Лилия. – Кто вы? – Господи! Я – человек! Я обожаю театр, радио, телевидение. Считайте, ваша карьера сделана! – Не понимаю, – улыбнулась Лилия. Интуиция подсказывала – сейчас ты узнаешь главное и очень для тебя приятное. – Так, так, так! – снова затакал Розенберг. – Скажите-ка что-нибудь подлиннее. Пожалуйста! Я должен еще раз послушать ваш голос! – «Идет бычок, качается, вздыхает на ходу. Ах, доска кончается, сейчас я упаду», – спокойно проговорила Лилия. Стихи Барто они читали с дочкой Гортензией день назад. – Фантастика! – чуть не плакал от счастья Михаил Розенберг. – Как это вы сказали? «Ах, доска кончается, сейчас я упаду…» Нет, вы не упадете! Вы взлетите! Я сделаю из вас радиоведущую радиостанции «Утренний брысь»! Слышали про такую? Да, она слышала… Да, она довольно часто слушала передачи «Утреннего брыся»… Иногда даже танцевала до завтрака под его мелодии… Но Лилия и мечтать не могла, что может пригодиться любимой радиостанции… Михаил Розенберг был светлым, влюбленным в культуру человеком. Никто не знал, где Розенберг служил, на какие деньги существовал, но он постоянно мелькал на всех театральных «капустниках», премьерах, был вхож за все кулисы, в телевизионные редакции, а радиостанции вообще были для него родным домом. Круг знакомств Розенберга был настолько широк, что он вполне олицетворял адресную и телефонную книги культурной Москвы. Он водил знакомство с народными артистами, главными редакторами, композиторами, сценаристами и режиссерами. Операторы, осветители, монтажеры, курьеры ходили у него в друзьях-приятелях. Над Розенбергом подсмеивались, называли его – пятидесятилетнего – запанибрата Мишкой, ему последним наливали водку и пиво на дружеских вечеринках, считали несерьезным парнем и постоянно сватали за него, матерого холостяка, тридцатилетних, заскучавших без замужества редакторш. Но именно веселый легкий человек Розенберг, чьи реакции были детскими, а взгляд на мир по-юношески оптимистичен, странным образом влиял на работу десятков творческих организаций. Розенбергу ничего не стоило прийти в ту или иную редакцию, на ту или иную студию и задорно сказать: «А я вам классную идею принес!» или «Познакомьтесь, новая будущая звезда эфира!». Удивительно, услышав подобное, режиссеры и продюсеры не отмахивались, не выталкивали Мишку Розенберга в дверь, а с интересом выслушивали и идею, и нового человека. Творческая Москва знала: у Розенберга есть чутье, нюх, есть задор искать, сводить творческих людей. Короче, он был некой творческой талантливой свахой. Не отправили Михаила Розенберга на куличики и тогда, когда он привел на «Утренний брысь» Лилию Горную. Режиссер Анкундинов с профилем грача хмыкнул, услышав, как она сказала: «Здравствуйте. Меня зовут Лилия», и поинтересовался: – Как насчет микрофонов? Не боитесь? – Я тараканов боюсь, – просто ответила Лилия. – Про микрофоны не знаю. – Бывает микрофонобоязнь, – серьезно сообщил режиссер. – Садится человек в студии, хочет открыть рот, а не получается. Ему сводит скулы, во рту сухой, как наждак, язык, в голове – пустота. Короче, это не наш человек. – Давайте попробую, – предложила молодая женщина. – Даже интересно, смогу ли я открыть рот и сведет ли у меня при этом скулы. Грач Анкундинов еще внимательнее посмотрел на Лилию, в это время Михаил Розенберг держал его двумя пальцами за локоть и шептал на ухо так, что слышали все присутствующие: – Ты слышишь? Слышишь? Сирену привел! Голос – застрелиться! Клад, прости господи! С «Утреннего брыся» мне причитается! Анкундинов скомандовал: – Идите к микрофонам, Лилия. Раз интересно проверить, это дело нехитрое. Лилия Горная решительно открыла дверь в студию, Анкундинов напуствовал ее: – Следите за мной через стекло. Как только подниму руку и махну, это означает: «Даю маячок». После «маячка» я начинаю вас слушать, а вы пытаетесь открывать рот. Который, кстати, очаровательный. Лилия сделала все как по нотам. Следила за режиссером верной собакой. Уловила в нужную минуту «маячок». Открыла рот. Прочитала стихотворение. Пошутила. Засмеялась. Ответила на вопросы Анкундинова, прозвучавшие в наушниках. Режиссер удовлетворенно откинулся на спинку рабочего кресла и изрек единственное слово: «Наша». После этого ее повели к Алесю Валерьевичу знакомиться: творческий люд, мелькавший в коридорах радиостанции, оценивающе оглядывал Лилию. Она шла царственной походкой, словно Клеопатра на первое свидание к Цезарю. Следом за ней семенил Розенберг, придерживая тремя пальцами за локоть, и жарко шептал на весь коридор (его шепот слышали все, кто встречался на пути): – Лилия, когда пожнете лавры славы, не забудьте крестного отца. То есть меня. Я шучу, конечно. Но все-таки не забудьте. Мое имя Михаил, фамилия – Розенберг. Через неделю Лилия Горная села к микрофонам – начала объявлять программы, потом ей доверили сводки новостей и погоду. Но этот этап в ее жизни был кратковременным, как летний бисерный дождь. Бывшая оператор банка поняла: чем быстрее она предложит свои, авторские программы, тем стремительнее сложится ее радиосудьба. Так появилась сначала «Лунные новости», потом «Перья и судьбы» и, в конце концов, многострадальная и жутко популярная программа «Ужастик для взрослых». Пятнадцать минут эфира по четвергам! Они давались Лилии кровью и потом: слушатели жаждали сенсаций, но сенсации не вырастали из информационного моря сами собой, как крапива на заброшенной помойке. Сенсации надо было поймать за хвост, найти, почувствовать, а вместо них чаще всего в руки шли курьезы. Например, Лилии сообщали: бабушка Сидорова А.Б., проживающая на улице Вятской, проглотила живого цыпленка. Радиоведущая выкраивала час, неслась к Сидоровой А.Б. и выясняла, что никакого цыпленка старуха не глотала, всего лишь яйцо с двумя желтками. Эка невидаль! Или уверенный мужской голос конфиденциально по телефону информировал Лилию Горную, что в зоопарке готовятся военные учения, мол, завтра там будут курсировать два танка, одна пушка с электронным управлением, и ровно в 8.00 из брюха самолета на зоопарк упадет рота десантников. Лилия вскакивала с постели ни свет ни заря, брала такси и… Зоопарк жил своей безмятежной жизнью, никаких военных учений, все спокойно и мирно, если не считать, что у слона накануне было расстройство желудка… Всю информацию, шедшую в руки, радиоведущая старалась перепроверять сама, ездила на встречи с людьми, раскручивала странные, необъяснимые ситуации – тут ей как раз помогала та самая интуиция, о которой всю свою сознательную жизнь не забывала подруга Зойка. Проверкой сенсаций Лилии приходилось заниматься урывками, чаще всего по вечерам и даже по ночам, почти все свободное время. Муж Барашек стал называть Лилию «мисс Марпл», шестилетняя дочка Гортензия, видя, как мать часто приезжает домой во взвинченном настроении, говорила совершенно взрослую фразу: «Мамочка, держи свои эмоции при себе». Но как держать эмоции при себе, когда к ней стремились люди, сообщавшие про пятиногих собак, рощу пальм, тайно выращенную пенсионером Хреновым на подмосковной станции Хотьково, про женщину в белом, которая в полночь поет на крыше мэрии народные индийские песни, и даже про то, что в Южном Бутово, копая котлован под очередной новый дом, строители обнаружили алмазную трубку, как в далекой Сибири… Господи! Сколько стекалось к Лилии Горной «дэзы» – дезинформации! Но ничего не оставалось делать, как барахтаться в ней, стараясь найти в куче мусора «съедобное» зернышко. Несколько раз радиоведущая пыталась уговорить руководство «Утреннего брыся», чтобы ей дали парочку сотрудников – профессиональных репортеров с крепкими ногами и не менее крепкими нервами, мол, пусть они рыщут по столице и выискивают сенсации. Но руководство непреклонно отвечало Лилии примерно в таком тоне: «Любишь кататься – люби и саночки возить. Нет у нас денег, чтобы оплачивать двух человек». Однажды Лилия заболела и пропустила один-единственный эфир «Ужастика для взрослых». На следующее утро под окнами радиостанции собралась демонстрация протеста – триста мужчин и пятьсот женщин. Все они плакали и требовали свободу Лилии Горной: кто-то обманул почитателей радиоведущей, пустив сплетню, что в высших верхах и сферах признали «Ужастик» вредной программой, а госпожу Горную – врагом демократического российского народа. И как это было в 1533 году с трехлетним будущим царем Иваном Грозным, которого вывели пред народные очи, чтобы доказать, что никто наследника княжеского престола не уморил, так и Алесь Валерьевич распорядился поднять Лилию с постели с температурой 39, домчать на джипе до радиостанции и показать все более густеющей демонстрации. Лилии даже пришлось выйти из джипа на крыльцо и поднять два пальца вверх. Мол, вива, виктория, я с вами. Недоверчивые защитники Лилии Горной закричали из задних рядов толпы: «Шалишь, ты не Лилия! Ты – утка подсадная!» Тогда в мгновении ока на редакционное крыльцо выволокли два динамика, подключили к ним микрофон, и в густеющем, негодующем гуле толпы больная Лилия произнесла: «Добрый день, дорогие радиослушатели! В эфире – Лилия Горная!» Эти две фразы прозвучали заветным паролем, единственным словом надежды на светлое будущее, толпа взвыла и обрушила на радиоведущую море цветов. Как Лилия снова оказалась дома в постели, она помнила плохо: кажется, джип растоптали всмятку, а любимую радиоведущую несли через весь город на руках. После того как Лилия отболела, ее вызвали к руководству, и Алесь Валерьевич как мог полуистерично, полусурово объявил ослабевшей от перенесенного гриппа женщине: – Делайте, что хотите, Лилия Дмитриевна, но «Ужастик» обязан выходить по четвергам. Эфир не должен молчать! В те горячие дни Лилии было довольно сложно применять тактику обворожения Алеся Валерьевича: вся редакция с придыханием наблюдала за его романом со звукорежиссером Октябриной Ушкайло, которая славилась тем, что в неограниченных количествах любила джин с тоником и на редакционных вечеринках пела под гитару песни-самострок, а потом лихо танцевала какие-то дикие танго, закидывая правую ногу на левое плечо партнера… – «Ужастик» обязан выходить по четвергам! – повторил Алесь Валерьевич. – А если я умру?.. – робко возразила Лилия. – Умрете – уволю! – обрезал шеф. Так у «Утреннего брыся» появился еще один нетленный афоризм. Фразу «Умрете – уволю» несколько месяцев смаковали в баре, коридорах, туалетах, за пультами и в курилке… Но главное – несмотря на все сложности, «Ужастик для взрослых» аккуратно выходил по четвергам, сумасшедшая жизнь Лилии Горной продолжалась. По сравнению с «Ужастиком» две другие программы «Лунные новости», «Судьбы и перья» давались ей почти что легко. Лилия сочиняла их, можно сказать, на коленке, между делом, буквально, когда мыла дома посуду или намазывала лицо ночным кремом. «Судьбы и перья» были сборником анекдотов о жизни знаменитых писателей, а «Лунные новости» выходили под девизом: «Это случилось не с вами, но все-таки поберегитесь»… Михаил Розенберг бросил на Лилию Горную оценивающий взгляд, прищелкнул языком и сообщил: – А ты, голубка, неплохо выглядишь. Красное платье идет к цвету твоих ланит. Лилия готова была отпустить шутку алаверды, например, что рыжий галстук Розенберга неплохо гармонирует с его бровями, но прикусила язык: все-таки этот человек для нее такое же священное существо, как для индийцев корова. – Спасибо, Миша, – ласково улыбнулась она. – Побегу, ладно? У меня сегодня эфир, должна настроиться, подготовиться, потом как-нибудь потреплемся. – Намек понял, – быстро закруглил разговор Розенберг. – По коням! Если пообедаю с шефом в «Крахмале», сообщу вечерком последние новости. И он исчез за поворотом коридора. 6 Лилия Горная стремительно влетела в комнату, где в углу стояли ее стол, компьютер, крутящееся кресло на ножке, и застыла как вкопанная. Посреди помещения появилась странная конструкция: прямо на полу, на коленях стояли два человека, накрытые с головами старой дубленкой. Из-под дубленки неслось монотонное бормотание. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=177456) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.