Чертополох и роза
Виктория Холт


The Tudor Saga #8
Брак юной Маргариты Тюдор и Якова IV Стюарта не стал залогом мира между Англией и Шотландией. Красавец король слишком любил женщин, а гордая принцесса не хотела делить его ни с кем. Дикий чертополох, недаром избранный эмблемой Шотландии, никак не желал цвести на аккуратной английской клумбе, предпочитая опасность и свободу…





Виктория Холт

Чертополох и роза





Глава 1

ОБРУЧЕНИЕ


В покоях королевского дворца, недавно по приказу короля переименованного из Шипи в Ричмонд, трое детей собрались у горящего камина. За окнами январский ветер обдувал восьмиугольные и круглые башни, угрожая снести невысокие трубы, похожие на перевернутые груши.

Самая старшая из детей – девочка, совсем недавно отметившая двенадцатый день рождения, – сняла сетку, что удерживала ее прекрасные золотисто-рыжие волосы, и с привычной радостью позволила им, упав на плечи, скользнуть вниз до самой талии. Мальчик, у которого было такое же румяное лицо и огненно-золотые волосы, угрюмо взирал на нее. Старшая сестра была в восторге от себя; он выглядел недовольным. Что до еще одного ребенка, девочки, которой еще не исполнилось и шести, то она сосредоточенно наблюдала за обоими, прекрасно сознавая, что по малолетству не представляет особого интереса в глазах двенадцатилетней сестры Маргариты и десятилетнего брата Генриха.

– Вся беда в том, – говорила Маргарита, – что ты злишься, потому что я собираюсь выйти замуж и буду королевой раньше, чем ты станешь королем.

– Королевой Шотландии! – презрительно фыркнул Генрих. – Этой варварской страны! Нет, ошибаешься, я недоволен, поскольку считаю недостойным, чтобы моя сестра так унизила себя подобным браком.

Маргарита расхохоталась:

– Ты слишком важничаешь, Генрих. Право слово, с тех пор как стал принцем Уэльским, ты возомнил, будто уже король. И поразмысли об этом, братец: будь наш дорогой Артур жив, ты вообще никогда не смог бы мечтать о троне.

Генрих нахмурился. Как это похоже на Маргариту – пускать в ход нечестные приемы! Сестра говорит, будто он выказывает слишком откровенную радость по поводу своего нового положения и недостаточно скорбит о смерти старшего брата.

– Не имеет значения, как или почему человек обрел корону, – пробормотал Генрих. – Важно только, что он ее носит.

– Значит, ты рад, что Артур умер?

– Я этого не говорил!

– Но имел в виду.

– Лжешь!

– Я не лгу.

Мария захныкала. Она ненавидела ссоры между братом и сестрой, а такая угроза всегда висела в воздухе: отчасти – из-за удивительного сходства Маргариты и Генриха. Если подстричь волосы Маргариты (чего она никогда бы не позволила, поскольку они были ее самым главным достоинством и предметом величайшей гордости) и одеть ее как мальчика, получился бы вылитый Генрих. Но сходство не ограничивалось внешностью: и брат и сестра были упрямы, своевольны, любили настоять на своем и впадали в ярость, если кто-то осмеливался им противоречить. Втайне Мария поддерживала Генриха, потому что брат уделял ей много внимания, часто говорил, какая она хорошенькая, и называл любимой сестрой.

– Посмотри, что ты наделала! – рассердился Генрих. – Ты испугала Марию. Иди сюда, Мария, я спою для тебя, если захочешь, и сыграю на лютне.

– О да, пожалуйста!

Маргарита окинула их насмешливым взглядом:

– И ты должна сказать, что никто не поет лучше его, никто не может сравниться с Генрихом в игре на лютне, и ты самая счастливая девочка в мире, поскольку у тебя есть такой брат. Это будет платой за его внимание, маленькая сестричка.

– Не слушай ее, – успокоил девочку Генрих. – Маргарита злится на нас, потому что ей придется променять наш прекрасный двор на окружение этого варвара.

Маргарита утратила часть недавней бравады. В глубине души ее терзала тревога. В двенадцать лет, когда почти нет жизненного опыта, – нешуточное испытание покинуть родной дом ради мужа, которого ты в глаза не видела.

Генрих, увидев перемену в настроении сестры, не преминул этим воспользоваться:

– Меня никогда не интересовали союзы с Шотландией. – Принц, подражая одному из министров отца, стоял, расставив длинные ноги и сцепив руки за спиной, пытаясь придать глубокомысленное выражение круглому, румяному личику.

– Интересно, почему бы тебе не обсудить этот вопрос с королем? – саркастически вставила Маргарита.

– Возможно, я так и сделаю. – Генрих устраивал представление для Марии; вовсе не исключено, что девчушка и впрямь думает, будто ее чудесный брат уже дает советы королю.

– Иди и попроси у него аудиенцию, – предложила Маргарита. – Я уверена, наш отец жаждет выслушать твои советы.

Генрих, не обратив внимания на сестру, принялся взад-вперед шагать перед камином.

– Во-первых, – сказал он, – мне не нравятся эти Стюарты. Мне не по душе их распущенность. Ты поедешь к мужчине, у которого была куча любовниц, причем на одной из них он, по слухам, женился. На редкость лестно для Тюдоров, мадам!

Маргарита, сложив руки на груди, весело рассмеялась. Она испытывала смешанное чувство тревоги и возбуждения. Девочка рано начала ощущать томление в крови, так что гувернантка и нянька в один голос твердили: «Ей надо пораньше выйти замуж». По-другому это было для Генриха, каковой не менее жаждал стать мужчиной, чем его сестра – женщиной. В них обоих было сильно вожделение, в этих юных Тюдорах. Верно, они унаследовали это от деда по материнской линии – дети часто обсуждали сплетни, слышанные о нем. Великий Эдуард IV – красивый, высокий, златовласый и очень похожий па своих внуков внешне, считал величайшим удовольствием в жизни погоню за женщинами. Его дочь, их мать, уродилась мягкой и кроткой, а ее супруг так усердно копил золото и богатство, что ни на какие другие увлечения у него не оставалось сил.

Значит, думала Маргарита, Генрих унаследовал вкусы от деда. А я? Она считала, что да; и это было удачно, поскольку, несмотря на вполне естественный легкий страх, могла не без радостного волнения ожидать брака с мужчиной, известным редким любвеобилием.

Маргарите было забавно видеть Генриха в подобном настроении: маленький рот чопорно поджат, ведь принц привык чувствовать себя средоточием всего и вся, а теперь намечалась свадьба, где центром внимания, хоть и в силу необходимости, оказывалась Маргарита, вот он и срывал досаду, выражая неодобрение нравам жениха.

– Ему придется отослать любовниц, когда приеду я, – сказала Маргарита.

– Если Стюарт не сделал этого, пока вел переговоры о браке с нашим отцом, будь уверена; когда добьется своей цели – союза с Тюдорами, тем более не изменит привычки.

Генрих изрек это тоном герольда на турнире. Он вообще стал весьма настойчиво требовать почтения к Тюдорам, с тех пор как стал наследником трона.

Разумеется, думала Маргарита, это изменило все. Генриха постоянно окружали подхалимы, жаждущие быть друзьями мальчика, который в свое время станет королем, и Генрих как будто не понимал, что означает их лесть, а если и понимал, это было так приятно, что он с охотой принимал дифирамбы, не обращая внимания на их подоплеку.

Маленькая Мария следила за братом полными обожания глазами. Легко выглядеть героем для пятилетней девочки.

– У нашего дедушки было много любовниц, и это не мешало ему быть великим королем, – напомнила Генриху Маргарита.

– Но эти Стюарты! У них даже в замках гуляют сквозняки.

Маргарита поежилась:

– И в нашем тоже.

– И зимы очень суровы к северу от границы.

– Я найду способ согреться.

– И… – Генрих сузил глаза, и губы его сжались, – я помню, хотя другие успели забыть, как твой жених привечал некоего изменника.

– Изменника! – пропищала Мария. – Ох, Генрих, какого изменника?

– Ты слишком мала, чтобы помнить, но два года назад Перкин Уорбек сидел у нас в лондонском Тауэре. Там его судили и признали виновным, а после этого отвезли в Тайберн и повесили. И знаешь, что пытался сделать этот изменник? Выдать себя за герцога Йорка, брата нашей матери, чтобы таким образом заявить, будто у него больше прав па трон, чем у нашего отца. Подлый изменник! А этот Яков, союзом с которым так гордится твоя сестра, принял его в Шотландии, осыпал почестями и позволил жениться на собственной кузине. Вот так! Теперь ты понимаешь, почему я не вижу поводов радоваться этому браку нашей сестры?

Мария очень серьезно посмотрела на сестру:

– Ох, Маргарита, это и в самом деле так?

– Выходит, ты сомневаешься в моих словах? – прорычал Генрих.

– О нет, Генрих! Ты всегда прав.

– Не всегда, – резко бросила Маргарита. – И все это давняя история. Перкин Уорбек обманул Якова Стюарта, как и остальных. С недоразумением покончено, и это не имеет никакого отношения к моему замужеству.

– Да будет мне позволено заметить, что это очень даже относится к твоему замужеству!

– Тогда меня удивляет, почему ты не запретил нашему отцу дать на него согласие, – ехидно заметила Маргарита.

Лицо Генриха залилось краской.

– Когда я стану королем… – пробормотал он.

Генриху не повезло: именно в эту минуту дверь распахнулась, и его слова достигли ушей того, кому менее всего предназначались.

Король вошел в комнату вместе с женой и несколькими придворными. Король Генрих VII не любил церемоний и одевался гораздо проще многих своих придворных. А судя по его бледному и проницательному лицу, никто не заподозрил бы, что это отец троих розово-золотых детей, явно обеспокоенных неожиданным визитом.

Генрих с обидой подумал, что королю следует появляться под звуки фанфар, одеяния его должны потрясать великолепием, короче говоря, монарху надлежит возвышаться над всеми вокруг. Когда я стану королем… мысли Генриха понеслись дальше, ибо это стало его излюбленной темой, с тех пор как ему сообщили о смерти Артура.

Генрих поклонился родителям, девочки присели в реверансе.

– Это время еще не настало, сын мой, – холодно сказал король, – хотя может показаться, что вы неподобающе стремитесь к нему.

– Сир, – смущенно пробормотал Генрих, – я лишь объяснял своим сестрам…

Король поднял руку.

– Я радуюсь вашему цветущему виду, – сказал он, – и хочу, чтобы душа была столь же здравой. Вам следует молиться, чтобы время править для вас пока не настало, ибо, сын мой, как принц-наследник, вы еще младенец, и вам надо многое постигнуть о том, что значит быть королем.

– Я понимаю это, сир, – выдохнул Генрих, – и приложу все усилия, стараясь учиться быстро, дабы вы остались мною довольны.

– Дочь моя, – позвал король, и Маргарита выступила вперед.

Отец не улыбался – его редко видели улыбающимся, – но взгляд, несомненно, выражал одобрение.

Генрих VII неустанно восхищался этими полными жизни чадами и в то же время удивлялся им. Он потерял Артура и Эдмунда, это правда, по румяные лица этих троих успокаивали. Если дитя, что носит сейчас королева, будет обладать таким же крепким здоровьем и если это окажется мальчик, король перестанет оплакивать смерть Артура. Разумеется, ничто не мешало обзавестись целым выводком детей – они с королевой были достаточно молоды, чтобы умножить число отпрысков.

– Шотландская знать прибывает сейчас во дворец, – продолжал король. – Вы должны подготовиться к приему. Сейчас нет времени на детские игры.

– Да, сэр, – прошептала Маргарита.

Королева взяла дочь за руку. Елизавета Йоркская старалась скрыть снедавшую ее тревогу. Чуть больше двенадцати лет назад она родила эту славную девочку в Вестминстерском дворце. Она помнила ноябрьские туманы, что висели над рекой и проникали в комнату; помнила, как держала на руках крохотное дитя и радовалась ему, позабыв о разочаровании полом ребенка, хотя должна бы огорчиться сильнее, чем все, у кого рождались девочки королевской крови. Ведь сестра Артура оказалась более здоровым ребенком, чем ее маленький брат.

А теперь вскоре появится еще одно дитя. Новая беременность беспокоила королеву. Ее терзали предчувствия, возможно, потому, что она лучше любого другого знала слабость собственного тела. Вынашивание детей изнурило королеву, и хотя она могла оставаться плодовитой еще несколько лет, с ужасом думала о последующих беременностях.

И ни единому человеку она не могла поведать об этих страхах. Дочь была слишком юна, чтобы понять; более того, как посмела бы мать клясть судьбу, на которую по самой природе собственного положения, возможно, обречена и сама Маргарита? Быть принцессой королевской крови – величайшая ответственность, и долг требует от венценосной особы обеспечивать рождение сыновей, задача эта казалась невероятно трудной для принцесс и удивительно простой для их смиренных подданных. Что королева могла объяснить мужу? Генрих никогда не понял бы, как может иметь значение что-то, кроме накопления богатств и укрепления власти, дабы Тюдоры, не очень уверенно сохранявшие корону, могли сохранить за собой трон. Причины для беспокойства имелись. Недавние истории с Ламбертом Симпелом и Перкином Уорбским это показали. Благодаря присущему ему здравому смыслу Генрих обошелся с этими самозванцами в манере, достойной королевского звания. Но подобные случаи тревожили его.

И теперь… союз с Шотландией. Великолепное предложение. Возможно, это положит конец бессмысленным пограничным стычкам, измучившим оба народа. Вероятно, союз настолько укрепит дружбу между двумя странами, что они смогут жить как добрые соседи много лет.

«И моя дочь Маргарита будет тому порукой, – размышляла королева. – Молю Бога, чтобы она оказалась мудрой советчицей для своего мужа».

Она поговорит с Маргаритой, постарается внушить всю важность возложенного на нее долга.

– Идите и приготовьтесь к встрече с послами шотландского двора, – сказала королева.

– Принцу Уэльскому также следует любезно почтить собрание своим присутствием, – заметил король, чуть насмешливо приподнимая уголок рта.

Маргарита взглянула на брата. Настал момент, когда он должен объявить о своих возражениях против этого союза, смело повторить отцу то, что говорил сестрам.

Нижняя губа Генриха слегка дернулась. Он открыл рот, собираясь заговорить, но, взглянув вверх, на суровое лицо родителя, передумал. Он пока еще не король Англии!



В большой приемной королевы в Ричмондском дворце собралось блистательное общество мужчин и женщин.

Королеву сопровождали дочери – принцесса Маргарита и маленькая принцесса Мария. В пышном торжественном одеянии Маргарита выглядела чуть старше своих двенадцати лет; ее от природы румяное личико сияло еще ярче, а глаза горели от возбуждения. Каждый здесь явственно ощущал ее присутствие, поскольку в вот-вот готовой начаться церемонии она была главным действующим лицом.

Зазвучали фанфары, и в зал вошел король в сопровождении принца Уэльского. Эти фанфары должны были бы удовлетворить даже юного Генриха. Так и раздулся от важности, подумала Маргарита, и выглядит очень довольным собой. Забыл ли Генрих уже, как сильно не одобряет шотландский брак, или собирается выступить с официальным протестом? Нет, он никогда не осмелится. При дворе есть только один человек, перед которым Генрих испытывает величайший страх, и это его отец. Наследник мог сколько угодно пыжиться, словно молодой бантамский петушок, перед сестрами и друзьями, но в присутствии Генриха VII ни на минуту не забывал, что всего-навсего десятилетний мальчик и должен вести себя прилично.

Вместе с Генрихом и его отцом явились архиепископы Кентерберийский и Йоркский; а за ними следовали шотландские лэрды,[1 - Лэрд – помещик, владелец наследственного имения (шотл.).] каковым тоже предназначалась по этому случаю особая роль.

Взгляд Маргариты задержался на Патрике Хэпберне, графе Босуэлле, ибо он должен был стоять рядом с ней и принимать обеты как избранное своим господином доверенное лицо. Он прибыл вместе с архиепископом Глазго и епископом Мюррея в качестве слабой, по мнению Маргариты, замены короля Шотландии, поскольку тот, как она слышала, обладал редкостным обаянием и красивой внешностью.

Теперь, когда все собрались, цель встречи была торжественно объявлена, и архиепископ Глазго начал церемонию, обратясь к Генриху VII:

– Известно ли вашему величеству о каких-нибудь препятствиях к сему брачному союзу?

Король ответствовал, что неизвестно.

Потом тот же вопрос был задан королеве, каковая дала аналогичный ответ.

Затем от Маргариты потребовали ответить, есть ли у нее какая-то причина, препятствующая союзу с королем Шотландии.

– Я не знаю ни одной такой причины, – ответила девушка и, не в силах удержаться, бросила насмешливый взгляд на брата. Он знал такие причины, если только говорил правду сестрам, когда они были одни. Но Генрих с важным видом смотрел перед собой и сделал вид, будто не замечает ее взгляда.

Теперь настала очередь отца Маргариты задать тот же вопрос шотландцам. Девушка затаила дыхание. Правда ли, что ее нареченный заключил брачный контракт со своей любовницей? Что, если один из шотландских лэрдов заговорит об этом? Станет ли это разрывом союза?

Но шотландцы заверили короля Англии, что никаких препятствий к браку не существует, и архиепископ Глазго вновь повернулся к Маргарите:

– Согласны ли вы по собственной воле, без принуждения стать супругой моего господина?

Маргарита произнесла ответ, разученный вместе с матерью:

– Если таково желание милорда отца моего короля и миледи матери моей королевы, я согласна.

– Таковы наша воля и желание, – возгласил король.

Теперь ее рука лежала в руке Патрика Хэпберна, а тот с величайшей серьезностью говорил:

– Я, Патрик, граф Босуэлл, доверенное лицо истинно великого и могущественного принца Якова, милостью Божьей короля Шотландии, моего суверена и господина, наделен достаточными полномочиями, дабы вступить в брак per verba de predent с тобой, Маргарита, дочерью Генриха, милостью Божьей короля Англии, и Елизаветы, королевы той же страны, ныне заключаю брачный союз с тобой, Маргарита…

Девушка вновь стрельнула глазами на брата, передавая ему послание: «Почему ты молчал, пока еще было время? А теперь слишком поздно!»

Но юный принц Уэльский отказывался понимать ее взгляды. Он изображал великую заинтересованность во всем происходящем и старался выглядеть таким же довольным церемонией, как и его отец.

Архиепископ Глазго привлек к себе внимание невесты.

– Повторяйте за мной, – шепнул он. Девушка, чуть заметно кивнув, заговорила следом за священником:

– Я, Маргарита, первая дочь истинно превосходного, истинно великого и могущественного принца Генриха, милостью Божьей короля Англии, и Елизаветы, королевы той же страны, находясь в здравом уме и твердой памяти, достигнув двенадцати лет в прошедшем месяце ноябре, заключаю брак с истинно превосходным, истинно великим и могущественным принцем Яковом, королем Шотландии, доверенным лицом коего ныне является Патрик, граф Босуэлл; и я принимаю упомянутого Якова, короля Шотландии, как своего повелителя и супруга, отказываясь от иных привязанностей ради него на всю его и мою оставшуюся жизнь; а порукой тому я прошу его принять и отдаю в вашем лице, как упомянутому доверенному лицу, свое упование и руку.

Едва Маргарита закончила эту речь, королевские трубачи издали мощные звуки, а в соседнем зале грянул оркестр.

Принцесса Маргарита Английская стала отныне королевой Шотландии.



Для Маргариты началась увлекательная, красочная и роскошная жизнь. Король Генрих редко поощрял излишества при своем дворе, но это была, в конце концов, свадьба его дочери, и монарху надлежало поразить шотландских гостей богатством и мощью Англии.

– Пустая трата денег, – жаловался он королеве. – Балы… турниры! До сих пор я и не знал, какая расточительная свора эти мои придворные. Все они в восторге от такого случая промотать все деньги в бессмысленных празднествах.

Глаза короля сузились, и Елизавета угадала, что он запоминает имена мотов и придумывает способы, чтобы те богатства, каковые эти люди так жаждали растратить, оказались в королевских сундуках.

Несчастные глупцы, угораздило же их тратить больше, чем необходимо! Неужели они еще не поняли, как работает голова их царственного повелителя? Король только и думает о золоте для своей казны. Налоги, штрафы – все это неплохие способы добывания денег. Но он жаждал все больше золота и никогда не мог насытиться; точно так же король жаждал все больше детей, чтобы можно было торговаться с королевскими домами Европы. Шотландский брак… потом выгодные союзы для Генриха, Марии и всех остальных, кто появится следом.

Ох нет, подумала королева. Больше детей быть не должно. Но как объяснить это мужу? Ее долг – обеспечивать короля потомками – предметом торга в государственной политике, точно так же, как обязанность его министров – разрабатывать такие законы, чтобы богатства подданных перетекали в королевскую казну.

Королева знала, что выглядит больной, – сестра, Екатерина, говорила ей об этом. Но Генрих ничего не замечал. Елизавета должна неукоснительно выполнять свой долг, как он – свой.

– Еще несколько дней всех этих турниров, – сказала она, чтобы успокоить мужа, – и празднования закончатся.

Он грустно покачал головой:

– Нам нельзя производить впечатление, будто мы бедный народ. По всему свету раззвонят о том, как мы отпраздновали свадьбу дочери. Но, поскольку супруг Маргариты жаждет, чтобы она поскорее отбыла к нему в Шотландию, мы вправе сократить все эти увеселения.

Елизавета поежилась:

– Девочка еще так юна. Немногим старше двенадцати. Мы будем скучать по ней.

– Ну, по-моему, она достаточно взрослая для своих лет. – Король с легкостью отмахнулся от этой темы. – И у вас скоро будет новое дитя на замену. Молю Господа, чтобы это оказался мальчик!

– Надеюсь, так и будет.

Король одарил жену одной из своих нечастых улыбок:

– А если опять родится девочка, мы не станем впадать в отчаяние. У нас еще много времени.

Королева повернулась к окну. Она не смела посмотреть на Генриха, чтобы тот не прочел страха на ее лице.



Это был день большого турнира. Маргарита сидела на почетном месте, рядом с ней – граф Босуэлл. Новоиспеченная королева рукоплескала мастерству Чарльза Брэндона и герцога Бэкингема, а юный Генрих мечтательно взирал на происходящее. В воображении он состязался с рыцарями, поражая всех умением и доблестью. Тяжкое испытание – быть принцем всего десяти лет от роду и оставаться зрителем.

Маргарита повзрослела после той церемонии в приемной матери. Генрих заметил, что с ней теперь обращаются необыкновенно почтительно. Принц завидовал; и когда отца не было рядом, держался так, будто он уже король. Все друзья потакали его причудам – в конце концов, разве он не принц Уэльский, коему в один прекрасный день предназначено стать королем? И если Генриху угодно заранее предвкушать этот день, только глупец стал бы ему противоречить.

Маленькая Мария была в восторге от турнира. Она сидела рядом с братом и все время нетерпеливо задавала вопросы, а Генрих нежно опекал младшую сестренку, но внимательно наблюдал за Маргаритой, временно узурпировавшей почетное место, каковое, он чувствовал, по праву принадлежит ему.

После турнира был пир. И опять Маргарита сидела на почетном месте – именно она была королевой празднества.

Генрих не мог понять отца, который, в своем поношенном одеянии, отнюдь не походил на короля и сидел чуть в стороне от всех прочих с таким усталым выражением глаз, будто находил эту роскошь и развлечения довольно глупыми.

Королева восседала подле короля с таким видом, словно ее мысли витали где-то далеко, и, хотя она улыбалась, улыбка была явно вымученной.

«О, как все изменится, когда королем стану я!» – думал молодой Генрих.

Маргарита с новообретенным чувством собственного достоинства раздавала победителям турнира награды – серебряные чаши и золотые кубки, а победители низко кланялись и целовали ей руку, получив тот или иной приз. Девушка с сияющим юным личиком, явно наслаждавшаяся тем, что она теперь королева, выглядела очаровательно.

Сразу после раздачи наград начался бал, а поскольку таковые при дворе Генриха VII устраивались редко, то вызывали особый восторг. Казалось, никогда еще дамы и кавалеры не танцевали с таким воодушевлением. Балет был очарователен, в особенности потому, что все шесть пар его участников были в масках, и все с удовольствием пытались угадать, кто они.

Наконец празднество завершилось. Настало время королю вручить шотландцам дары, и, когда глазам присутствующих предстало все их великолепие, воцарилась благоговейная тишина. Архиепископу Глазго были приготовлены золотой кубок и шесть серебряных горшочков, двадцать четыре серебряные чаши и тазик с кувшином из того же драгоценного металла вместе с подставкой для горячих углей, дабы согревать озябшие ноги.

Королю, очевидно, было тяжко расставаться с подобными сокровищами, но он все-таки сделал это с отрешенным видом, словно желая сказать: «Вот на что я готов пойти ради блага Англии». Было подарено и множество драгоценных кубков, а также кошелей из алого бархата, полных золотых монет. И многие придворные короля диву давались, как он смог расстаться с тем, что любил больше всего на свете.

Королева смотрела на это сквозь пелену терзавшей ее боли. «Долго я этого не выдержу, – думала она. – Я никогда не страдала так раньше. Что со мной станет?»

На несколько секунд большой зал исчез для нее. Елизавета наклонилась вперед, но все вокруг были слишком сосредоточены на великолепных дарах, раздаваемых королем, чтобы обратить внимание на королеву. А когда все подарки были вручены, Елизавета уже снова сидела выпрямившись, очень бледная и измученная, но королева довольно давно выглядела больной, и ее вид не удивил никого из тех, кто случайно взглянул в ту сторону.



Был конец января, когда королевская барка двинулась вдоль по реке к лондонскому Тауэру. Королева собиралась устроиться там и с нетерпением ожидала появления на свет ребенка.

Елизавету сопровождала ее сестра Екатерина – она одна приносила королеве успокоение.

– Будь со мной, Кэйт, – попросила она. – Ты помнишь дни, когда мы были молоды. На самом деле прошло не так уж много времени, правда? И все же какими далекими они представляются! Мне скоро будет тридцать семь – не слишком почтенный возраст, но, стоит вспомнить о тех днях, когда наш отец боролся за престол, о том, как наши маленькие братья исчезли в Тауэре, а дядя Ричард захватил трон, мнится, будто я прожила сотню лет.

– Тебе нельзя так много размышлять о былом, дорогая сестра, – ответила ей Екатерина. – Подумай о будущем. Когда у тебя родится сын, он принесет много радости. Ты счастлива в своих детях.

– Я часто гадаю, какова будет их жизнь. Моя малышка Маргарита… как ей будет там, в Шотландии, с мужем, вдвое старше ее и уже опытном во всех отношениях… в том числе и любовных?..

– Его возраст, пусть и вдвое больший, чем у Маргариты, не так уж велик… учитывая, как она молода.

– Именно поэтому я дрожу от страха за дочь. Она так молода и упряма.

– Не думаю, что тебе стоит опасаться за своих детей, Елизавета. У любого из них сильный характер, и они способны прекрасно постоять за себя. Маргарита… Генрих… и даже маленькая Мария. Они так напоминают мне нашего отца!

– Я рада этому.

– А новый ребенок… интересно, будет ли он па них похож.

У Елизаветы внезапно перехватило дыхание от боли.

– Думаю, мы очень скоро сможем судить об этом, – пробормотала она. – Кэйт, мое время пришло.



Было Сретение, и королева лежала в своих королевских покоях лондонского Тауэра. Король стоял у ее ложа. Он был разочарован, поскольку не сомневался, что на сей раз у них будет мальчик. Но, по крайней мере, ребенок жив, и это добрый знак па будущее.

– Девочка, – вслух размышлял он, – а у нас и так есть две. Боже, пусть следующим будет мальчик!

«А я ведь только что родила этого ребенка!» – подумала королева. Но она не спорила, она никогда не шла против желаний короля. Он был преданным мужем, и если редко выказывал нежную привязанность, то никогда не проявлял и холодной жестокости.

– Я хотела бы назвать ее Екатериной в честь своей сестры, – сказала она.

– Пусть будет Екатериной, – согласился король, – это имя не хуже любого другого.

Королева взглянула в проницательные глаза мужа. Какое значение имеет имя? Елизавета, Джейн или Екатерина – как бы она ни назвала эту малышку, ей придется сыграть определенную роль в судьбе Англии, когда настанет час.



Маргарита перестала быть средоточием внимания. Турниры закончились, ни пиров, ни балов больше не было. Уныние охватило королевский дворец.

Из окна своих покоев в Ричмонде молодая королева наблюдала за судами, скользящими по реке; многие плыли вниз – к дворцу Тауэр.

Генрих подошел и встал рядом с сестрой. Даже он казался подавленным.

– Она очень больна, как ты думаешь? – спросил он.

Маргарита кивнула.

– Скелтон сказал мне, что доктор Холлисвурт сейчас у ее ложа.

Маргарита вдруг испугалась. Ее мать тяжело больна, и ее болезнь вызвана появлением на свет их маленькой сестрички; а ведь рождение детей – прямое следствие брака.

Сначала – турниры, пиры, увеселения и танцы; потом – брачные обряды. Если же ты плодовита (а следует молиться, чтобы это было именно так!), следующим шагом становится мучительное испытание, часто – со смертельным исходом. И ты подвергаешься ему не один раз… а снова и снова.

Ее мать очень больна – многие считали, что она умирает, – и это произошло потому, что она, как и Маргарита, тоже вышла замуж и почитала своим долгом давать мужу детей.

Грустно думать об этом, когда тебе всего двенадцать лет и ты едва успела выйти замуж.

Маргарита позавидовала своему беззаботному младшему брату, который однажды станет королем по праву наследства, а вовсе не благодаря удачному браку, и которому не придется страдать так, как страдает их мать.

– Я бы хотела быть мужчиной, – пылко бросила она и увидела, как по лицу брата медленно растекается удовлетворенная улыбка.

Остановившаяся у ступенек барка привлекла ее внимание.

– Смотри! Кто-то причаливает, – сказала Маргарита. – Может быть, есть новости из Тауэра.

Они выбежали из комнаты и бросились вниз навстречу гонцу, но, увидев выражение его лица, Маргарита почувствовала себя плохо и пожалела, что не осталась в покоях, так как все поняла еще до того, как посланец заговорил.

– Моя мать умерла, – выдохнула она.

Гонец, не ответив, лишь склонил голову и смиренно стоял возле молодой королевы. Л Маргариту сейчас слишком переполняла боль потери доброй и любящей матери, чтобы терзаться страхами за свое собственное будущее.



Итак, королева умерла, и, казалось, маленькая Екатерина ненадолго ее переживет. Король затворился ото всех, дабы остаться наедине со своим горем, но те, кто хорошо знал монарха, полагали, что он уже строит планы нового союза. Не то чтобы Генрих не ценил королеву, каковая всегда была ему доброй и послушной женой; вдобавок он никогда не забывал, что благодаря их браку Белая роза Йорков и Красная роза Ланкастеров гармонично переплелись. Их союз был счастливым, но смерть положила ему конец, тогда как необходимость дать Англии сыновей по-прежнему существовала. Юный Генрих был славным здоровым мальчиком, но теперь, когда не стало Артура, он был единственным сыном короля, а смерть, как было хорошо известно монарху, могла нанести удар быстро и внезапно.

При дворе, где недавно шли веселые свадебные торжества, царила скорбь, и, когда Елизавету Йоркскую положили в усыпальницу, это казалось печальным и горьким контрастом тому, что происходило всего несколько недель назад.

Через весь город, от Тауэра к Вестминстеру, прошествовал траурный кортеж, и новобрачная королева Шотландии знала, что многие из придворных отца испуганно наблюдали за ней, раздумывая, не была ли кончина матери дурным предзнаменованием для ее супружества. Но, кроме того, не читалось ли и некоторое удовольствие – правда, опять-таки с оттенком испуга – в глазах шотландских лэрдов? Не обсуждали ли эти люди между собой, что отныне только юный Генрих стоит между Маргаритой и короной Англии! А поскольку Елизавета Йоркская более не могла родить королю Англии сыновей, этот вопрос обретал немалое значение для тех, кто болел душой о благе Шотландии.

Не появилось ли чуть больше предупредительности в их отношении к ней?

Если и так, Маргарита этого не замечала. В эти скорбные дни она забыла, что недавно стала королевой, и оставалась лишь двенадцатилетней девочкой, горюющей о матери, от которой никогда не видела ничего, кроме заботы и доброты.

Но вечно предаваться скорби невозможно. Долгая зима подошла к концу, и с приходом мая король послал за старшей дочерью.

– Ваш муж проявляет все большее нетерпение, желая увидеть невесту, – объявил он. – Настало время соединиться с ним.

– Да, сир, – ответила Маргарита.

– Пора готовиться в путь, – продолжал король. – Собирайтесь и вы. В июне мы вместе покинем Ричмонд, поскольку я намерен сопровождать вас на первом этапе путешествия.

В глазах Маргариты на мгновение мелькнул страх. Сейчас, когда близилось время отъезда, она не хотела ехать. Очень приятно быть королевой при дворе отца, где прошло ее детство, поддразнивать Генриха, хвастаясь своим высоким положением перед маленькой Марией; но уехать на чужбину – совсем другое дело.

Король не заметил страха дочери. Его мысли занимало другое. Генрих хотел обзавестись новой женой, хотел еще детей, для которых можно было устроить выгодные партии. Глядя на старшую дочь, король видел не столько нежную, юную девочку, сколько способ сохранить мир с надоедливым воинственным народом, с незапамятных времен чинившим на границе беспорядки.

Генрих был доволен этим браком, а следовательно, и Маргаритой.

– А сейчас вы можете идти, – милостиво разрешил он. – Но помните, что я вам сказал.

Маргарита присела и вышла, а потом бросилась к себе в спальню.

Девушка сказала слугам, что у нее болит голова и ей надо отдохнуть, а оставшись одна, молча заплакала.

– Я хочу к маме, – бормотала она в подушку, ибо теперь, навсегда потеряв королеву-мать, поняла, что только от нее одной могла получить утешение и понимание – то, в чем так отчаянно нуждалась.

И Маргарита, чувствуя себя лишь покинутой маленькой девочкой, забыла, что она еще и королева Шотландии; и она еще долго лежала, всхлипывая и тоскуя об утраченной матери.



Двору, однако, Маргарита явила гордое, смелое личико, и в шестнадцатый день июня месяца верхом на лошади, рядом со своим отцом, принимая приветственные крики тех, кто пришел проводить уезжающих, молодая королева покинула Ричмондский дворец. Так началось ее путешествие в Шотландию.




Глава 2

ЖЕНИХ


Яков IV Шотландский ожидал супругу без особого нетерпения. Его советники уверяли, что этот брак послужит благу Шотландии, а потому необходимо на него согласиться.

«И теперь, – думал король, – я должен взять в жены это дитя».

Еще недавно он бы отказался сделать это, несмотря на то что Маргарита – дочь короля Англии, а мир между двумя странами был более чем желателен. Но король сгорал от любви и уже решил, на ком он женится. И увлекся он достаточно сильно, чтобы настоять на своем решении.

Но страсти в Шотландии весьма пылки, а жизни дешевы.

«Мне следовало бы лучше оберегать ее», – снова сказал себе король, как уже говорил тысячу раз. Тогда он стал бы мужем другой Маргариты.

Но несчастье свершилось, и возврата назад не было. Теперь ему надлежало думать, как приветить этого ребенка, присланного ему из-за границы, потому как девочка ни в чем не виновата.

Люди говорили, что теперь наконец-то Англия и Шотландия соединились, но роза и чертополох[2 - Роза и чертополох – национальные эмблемы соответственно Англии и Шотландии.] не могут счастливо ужиться бок о бок. Удастся ли этого когда-нибудь достичь? Способен ли даже союз Тюдоров и Стюартов свершить подобное чудо?

Яков погладил темно-рыжую кудрявую бороду, и его карие глаза на мгновение погрустнели.

Он потерял Маргариту, которую любил, и теперь должен изо всех сил постараться, чтобы союз с ее тезкой стал счастливым.

Но и готовясь к путешествию, каковое завершится встречей с невестой, король думал о знакомстве с той, другой Маргаритой в Стобхолле, доме его отца на берегу реки Тэй.



Берега Тэя! Бурные воды, каскадом ниспадавшие на скалы; звуки птичьего пения и деревья, усыпанные бутонами цветов! А рядом с ним – Маргарита. Никогда он не верил, что на свете бывает такое счастье!

Снова стать пятнадцатилетним… и влюбленным в первый раз. В первый и последний раз, сказал он ей; потому что Маргарита – одна-единственная, кого он когда-либо полюбит.

Она слушала очень серьезно и верила каждому слову. Тогда Яков был красивым мальчиком. Не темноволосым, как его отец; не белокурым, как мать-датчанка. Все говорили, что он унаследовал лучшие черты каждого из родителей. Его темно-рыжие волосы на солнце отливали золотом; а карие глаза хоть и могли быть серьезными, но гораздо чаще лучились весельем; выразительный рот поэта был чувственным, как у любовника; а некоторая бесшабашность в выражении лица намекала, что этот юноша станет отважным воином.

Маргарита была высокой и золотоволосой, и весь мир казался влюбленным таким же прекрасным, как берега реки Тэй.

Поначалу они прогуливались меж деревьев, и Яков рассказывал о своем довольно необычном детстве, пытаясь объяснить, как вместе с братьями жили чуть ли не узниками в замке Стерлинг.

– Стоит мне только увидеть Стерлинг – и я вспоминаю: это тюрьма! Замок стоит на обрывистом холме, и мы с братьями часто смотрели из окон вниз, па форт. Мы всегда ждали, что вот-вот придет наш отец. И постоянно говорили о нем. Я хорошо помню, что всякий раз, когда к замку подходил высокий и красивый незнакомец, мы бросались к нему и спрашивали, не он ли наш отец. «Пожалуйста, пожалуйста, сэр, – упрашивал я, – скажите, что вы мой отец». Но меня всегда уверяли, что это не так.

– Бедный Яков. Как странно, должно быть, все это было!

– Мать пыталась утешить нас. С ней нам повезло.

– Король обошелся дурно не только с вами, Яков, но и со всей Шотландией.

Вздумай сказать такое кто-нибудь еще, принц был бы возмущен, ведь его и братьев всегда учили, что подданные не вправе судить королей; но Маргарита не могла заблуждаться, и он слушал.

– Я слышал, быть королем – очень непросто, – с легкой грустью ответил юноша.

– Вы станете лучшим королем из всех, кого знала Шотландия. – Маргарита посмотрела на принца с таким обожанием, что он ей поверил.

– Королева Маргарита, – сказал Яков и поцеловал ей руку.

Юноша видел, как ее глаза засияли от восторга, каковой он полностью разделял: в пятнадцать лет все представляется возможным, и это так восхитительно!

– Наверное, вас скоро коронуют и посадят на престол Шотландии, Яков.

– Нет, у моего отца еще много лет впереди.

– Но знать восстала против него. – Маргарита хорошо знала об этом, поскольку ее отец был одним из вождей восстания, и как раз потому-то наследника престола увезли из Стерлинга в Стобхолл.

– Скверно, что в Шотландии начнется гражданская война.

– Она продлится недолго. – Маргарита повторяла то, что так часто слышала от заговорщиков. – Король растрачивает национальное достояние на своих фаворитов, к тому же добавляет в монеты медь и олово, а потом выдает эти деньги за чистое серебро. Так поступать нехорошо.

Яков пожал плечами и, обняв, поцеловал Маргариту. Солнечным днем можно найти куда более приятное занятие, чем разговоры о дурных поступках его отца.

– Вы не должны забывать, что вскоре наденете корону.

Они сидели на берегу, и Яков мимоходом подумал об отце.

– Может быть, его увлекли на неправедный путь неумные советники? Мать говорила мне, что когда-то его лучшими друзьями были музыкант, портной и кузнец, а еще отец чересчур всерьез воспринимал своих астрологов.

– Да, он верил всем их предсказаниям, – подтвердила Маргарита. – Потому-то боялся вас и ваших братьев, равно как своих собственных.

– Помню, мать рассказывала, что, когда я родился, положение звезд и планет указывало, что из-за меня с ним случится страшная беда. Как будто я мог бы причинить отцу вред!

– Вы никогда никому не причините вреда. Вы такой добрый и мягкий человек! Вы станете величайшим королем за всю историю Шотландии!

Они снова поцеловались. Обнимая Маргариту, Яков трепетал от возбуждения, но он не понимал, чего именно хочет, а потому опустил руки и уставился на реку.

– Отец видел сон, – пробормотал юноша, – и, когда попросил своих астрологов истолковать его, те ответили, что будто бы королевского льва Шотландии со временем разорвут собственные львята. Вот потому-то отец и живет в страхе передо мной.

– Отец – да еще и король – трепещет перед родным сыном! – язвительно бросила Маргарита, потом коснулась пальцами его щеки. – И таким сыном!

Юноша поймал ее руку и поцеловал. Его охватил порыв страсти, но, остро ощущая свою полную неопытность, он колебался. В этой полудетской любви была неповторимая сладкая горечь, и это чувство никогда не сравнится ни с чем до конца его дней. Яков отчетливо это понимал.

– Вам найдут невесту из какой-нибудь иноземной династии, – печально сказала Маргарита. – Понадобится заключить полезный для Шотландии союз.

– Мне и раньше находили невест. – Яков щелкнул пальцами. – Вот им эти династические браки! Когда я был совсем маленьким, решили, что я должен жениться на леди Сесилии, второй дочери короля Англии Эдуарда IV, но после смерти Эдуарда его дочь перестали считать достойной невестой. Потом па трон сел новый король – Ричард III. Я знаю об этом, поскольку моя мать настаивала, чтобы я изучал все происходящее в других странах, и особенно в Англии.

– Это необходимая часть образования для того, кому предстоит стать королем, – напомнила Маргарита.

– У Ричарда была племянница, леди Анна Суффолк, и он хотел выдать ее замуж за меня. Однако вскоре Генрих VII Тюдор сверг Ричарда с престола, и тогда леди Анна, как и леди Сесилия, больше не была подходящей для меня партией. Ох уж эти иностранные браки! Они сплошь и рядом ничем не кончаются. – И юноша хвастливо объявил: – Нет, став королем, я сам выберу себе невесту, и знаю наверняка, кто это будет!

Маргарита, вздохнув, прильнула к нему. А почему бы и нет? В конце концов, она из Драммондов, а ведь одна ее прародительница, Анабелла Драммонд, вышла замуж за Роберта III Шотландского.

– Ах, Яков, в самом деле?..

– Можешь на меня положиться, – уверил ее принц. – Хотел бы я быть королем уже сейчас… Но нет… не хочу.

Яков нахмурил брови. Он мечтал увидеть своего отца, объяснить ему, как нелепо думать, будто он, его старший сын Яков, надеющийся жить в мире со всеми, мог хотя бы помыслить причинить ему вред. Яков представлял себе приятную сцену: как он предстанет перед отцом и сумеет уничтожить трещину между ним и знатью; а потом возьмет Маргариту за руку и объявит: «Отец, вот эту леди я выбрал в жены». Вся Шотландия станет ликовать, ибо все раздоры прекратятся благодаря этому браку. Стирлинг станет местом веселых празднеств, и он, Яков, проедет верхом по улицам Эдинбурга, а па полях около замка и Холируд-Хаус состоятся рыцарские турниры.

Это была столь упоительная мечта, что было жаль возвращаться к действительности. Но Яков не хотел становиться королем, ведь это означало бы, что его отец умер. Юноша ненавидел саму мысль о смерти – она неизменно напоминала о кончине матери.

Маргарита все понимала и прикусила язык, зная, как Якову будет больно, если она выскажет то, что у нее на уме. Нет, она не должна повторять то, что слышала от отца и его друзей, уверявших, что счастливым для Шотландии станет тот день, когда Яков III будет свергнут, а трон займет его старший сын.

Все в Стобхолле говорили об этом. Маргарита обсуждала смену короля с сестрами, особенно младшими – Анабеллой, Юфимией и Сибиллой. И не случайно их отец привез молодого наследника трона в Стобхолл, чтобы юноша оказался в руках врагов своего отца, когда настанет время.

– Я ненавижу смерть, – прошептал Яков. – А моему отцу придется умереть, прежде чем я стану королем.

Всего год назад умерла его мать, и принц до сих пор ощущал пустоту в душе. Это изменило ход его жизни, и юноша все еще иногда просыпался по ночам, оплакивая утрату доброй и терпеливой матери.

И сейчас, когда ее не стало, враги отца решили сделать Якова своим главным козырем. Принцу следовало бы отказаться, он отлично это знал. Но лорд Драммонд привез наследника трона в Стобхолл, а здесь он нашел Маргариту.

Девушку беспокоило, что разговор принял такой оборот, – она не хотела, чтобы Яков впал в меланхолию.

– Давайте разуемся, – предложила она, – и помочим ноги в воде.

Маргарита вскрикнула с притворным испугом, когда холодная вода окатила ее щиколотки, потом приподняла юбки выше колен, едва Яков кинулся в реку следом, и сделала вид, будто пытается убежать от него.

Принц мигом поймал беглянку, на что она и рассчитывала.

– О, Яков IV, – воскликнула девушка, – какой вы храбрец!

– Значит, таково ваше мнение, королева Маргарита?

Они обнялись, а холодная вода плескалась вокруг лодыжек, и обоих потрясла необычность ощущений. Им было по пятнадцать лет, а у людей, живших в начале шестнадцатого века в Шотландии, сексуальность неизбежно просыпалась очень рано. И Маргарита, и Яков вели гораздо более затворническую жизнь, чем большинство их сверстников, и в эту минуту обоих снедало нетерпение оттого, что они настолько невинны. Впрочем, это еще крепче связывало влюбленных, ведь им предстояло вести друг друга, дабы вместе все изведать и исследовать.

Яков вытащил Маргариту из воды, и они рядом легли на берегу.

– Это самый счастливый день в моей жизни, – выдохнул будущий Яков IV Шотландский.

Но и лежа там, на берегу, они услышали звуки голосов, настойчиво зовущих принца.

– Не обращай внимания, – прошептал Яков. – Покричат и уйдут.

Но голоса приближались, и Маргарита высвободилась из объятий юноши, вскочила, приглаживая волосы и расправляя помятое платье.

Он тоже поднялся и встал рядом. Так посыльный из Стобхолла и нашел их.

– Я умоляю ваше высочество без промедления вернуться в замок, – сказал гонец Якову, и принц уловил возбуждение в голосе обращавшегося к нему человека.

Близились важные события, но он не мог угадать, насколько. Зато, возвращаясь вместе с Маргаритой в замок, юноша чувствовал, что идиллия на берегу Тэя не просто ненадолго прервана, – возможно, счастье утрачено навеки.



Он терзался раскаянием даже сейчас, бросая взгляд на прошлое сквозь годы. «Что я должен был сделать? – спрашивал он себя далеко не в первый раз. – Следовало ли мне отказаться?»

Но отец Маргариты вместе с другими указывал принцу на его долг, и сама Маргарита стояла рядом, следя за ним сияющими глазами, открыто говоря этим взглядом, что Яков больше не мальчик.

Мятежники убедили его выполнить долг наследника трона, и среди них были многие из самых могущественных лордов Шотландии: Ангус, Аргайл, Хьюмы и Хэпберны. И принц уступил. Сколько раз он повторял себе: «Я был всего-навсего пятнадцатилетним мальчишкой». И тем не менее Яков никогда не мог забыть, как позволил себе выехать вместе с заговорщиками, а красные и золотые знамена предков развевались над его головой.

Лишь па одном он настоял и потом неустанно благодарил за это Господа. «Никто не должен причинить вреда моему отцу, – заявил он. – Если дело обернется в нашу пользу, пусть отца приведут ко мне».

Союзники успокаивали принца ласковыми речами, уверяя, что он их вождь и его слово – закон.

Итак, он отправился верхом в Сочиберн, расположенный всего в нескольких милях от того самого Баннокберна, где около двух сотен лет назад Брюс победил короля Англии Эдуарда II, вернув Шотландии независимость.



Весь ужас битвы при Сочиберне остался с Яковом навсегда. Где-то там, в противоборствующей армии, был его отец, человек, всегда прятавшийся от сына, поскольку верил, что однажды тот погубит его. Неужели старое пророчество было правдивым? Якову хотелось крикнуть: «Но будь ты мне настоящим отцом, позволь ты любви, а не страху управлять отношениями между нами, мы бы не оказались здесь в этот день битвы при Сочиберне, сражаясь друг против друга!»

Принц слышал, что его отец послал гонца в Эдинбургский замок с повелением доставить меч, что был с Робертом Брюсом в Баннокберне, сказав при этом: «Как он послужил тогда Брюсу, пусть послужит и мне».

И король ринулся в бой па самом быстром в Шотландии коне, с мечом Брюса.

Яков думал тогда, что Сочиберн будет преследовать его всю жизнь; и действительно, в его сны поныне врывались звуки труб и звон копий. Принца не пустили в самую гущу сражения, да у юноши и духа не хватило бы на это, – но он сидел на лошади с испугом, как некогда в замке Стирлинг, наблюдая за дворянином, несущим кого-то, кто мог оказаться его отцом.

А когда к Якову подошли и сказали, что враг истреблен и победа принадлежит ему, на глазах у принца выступили детские слезы, и ему захотелось крикнуть: «Как я могу радоваться, если моя победа – это поражение отца?»

– Где мой отец? – требовательно вопросил он. Но никто этого не знал.

– Похоже, милорд, ваш родитель покинул поле битвы до конца сражения. Он с легкостью мог отправиться в Форт и уплыть из Шотландии па одном из кораблей сэра Эндрю Вуда, каковые ожидали там, на случай подобного исхода.

– Я должен знать, что случилось с моим отцом, – настаивал Яков.

Потом принц попросил, чтобы его оставили одного. А тогда в уединении своей палатки опустился на колени и стал молить Бога, чтобы его отец остался цел и невредим, чтобы они могли встретиться и разрешить все противоречия.

Яков был в замке Стирлинг, когда Драммонд и еще несколько мятежных лордов привели к нему незнакомца. Это был один из самых красивых мужчин, каких принцу доводилось встречать, – высокий, величавый, без тени страха на лице.

Яков шагнул навстречу, с нетерпением протягивая ему руки.

– Сэр! – воскликнул он. – Вы мой отец? Когда мужчина прикрыл глаза рукой, пытаясь скрыть захлестнувшее его волнение, Драммонд кисло заметил:

– Нет, милорд, это сэр Эндрю Вуд. Он сошел на берег, поскольку его друзья захватили у нас заложников, дабы обеспечить мистеру Вуду безопасность. Он укрывает наших врагов на своих кораблях в Форте.

Сэр Эндрю, убрав руку, твердо отчеканил:

– Я не отец вашего высочества, но его преданный слуга и до самой смерти останусь врагом тех, кто не верен королю.

– Если вам известно, где сейчас король, в ваших же интересах сказать об этом, – бросил Драммонд.

– Я не знаю об этом, – ответил сэр Эндрю.

– Но кое-кто из людей моего отца нашел убежище на ваших кораблях? – с нетерпением вставил Яков.

– Это так, милорд.

– А вы уверены, что моего отца нет среди них? – умоляюще спросил юноша.

– Да, милорд. Богом клянусь, я был бы счастлив сказать вам, что король у нас и в безопасности, но его нет ни на одном корабле, и я не знаю, где он. Знай я это, непременно сказал бы вам. Увы, я опасаюсь самого худшего, но верю: наступит день, когда изменники, жестоко погубившие короля, окажутся на виселице!

– Моего отца убили? – вскричал юноша, и его лицо побелело от ужаса.

Но лорды схватили Эндрю Вуда и выволокли из покоев принца.



«Убийство!» – размышлял Яков, и тогда начинались угрызения совести.

Прошло несколько дней, прежде чем юноша узнал, что на самом деле произошло с его отцом в Сочиберне, и его замутило от ужаса, когда ему рассказали эту историю. Отец покинул поле битвы еще до конца сражения, следуя совету своих генералов мчаться в Форт, где он пока еще мог найти пристанище на кораблях Вуда. Остаться – означало погибнуть в бою, спастись бегством – позволяло дожить до дня следующей битвы.

В нескольких милях от поля боя, у ручья возле мельницы, король встретил женщину с кувшином – она шла за водой. Увидев скакавшего навстречу всадника, крестьянка испугалась, как бы ее не затоптали, а потому, бросив кувшин, сбежала. Посудина покатилась под копыта лошади и так напугала измученное животное, что оно прянуло и споткнулось, сбросив усталого седока в пыль, где тот и остался лежать без сознания. А лошадь поскакала дальше.

Рассказ складывался по кусочкам, из воспоминаний случайных свидетелей. Яков узнал, как с мельницы пришли работники и отнесли короля в дом, как он пришел в себя, а когда жена мельника – женщина с характером – спросила его имя, ответил: «Меня зовут Яков Стюарт, и еще сегодня утром я был вашим королем».

– Святые небеса! – воскликнула мельничиха. – Под нашей крышей – король! Может быть, ОН умирает… Священника! Приведите для короля священника!

Она выбежала с мельницы и бросилась к дому пастыря, но, не успев до него добраться, увидела всадника, скачущего со стороны Сочиберна.

– Стойте! – закричала женщина. – На нашей мельнице король. Он тяжело ранен и нуждается в помощи святого отца.

Незнакомец остановился.

– Я священник, – сказал он. – Ведите меня к королю.

Мельничиха повела его в дом, крикнув мальчику, чтобы тот взял лошадь, а потом проводила туда, где на полу лежал король.

– Я священник, – сказал мужчина, опускаясь на колени подле короля.

– Добро пожаловать, – прошептал тот.

– Вы смертельно ранены?

– Не думаю, но хотел бы исповедоваться в грехах и попросить прощения за все ошибки, что сделал в жизни.

И вот, так быстро, что никто из стоящих вокруг не понял, что происходит, пока все не было копчено, незнакомец выхватил меч и со словами «Вот твое прощение!» пронзил сердце короля.

Вытащив меч, убийца покинул мельницу, взял у мальчика своего коня, вскочил на него и ускакал. И никто так и не узнал его имени.



Юный Яков был у себя в покоях замка Стерлинг, когда к нему явились главы самых знатных фамилий. Юношу удивил их торжественный вид.

– Что нового? – спросил он.

Лорд Драммонд преклонил перед ним колени, и по всей комнате разнесся громовой клич: «Да здравствует король!»

Яков насторожился.

– Мой отец?.. – начал он.

– Сир, у вас более нет отца. Да здравствует Яков IV, король Шотландии и островов!

Тогда-то Яков и услышал рассказ о кончине отца, но он не мог разделить восторг присутствующих и только с грустью подумал, что никогда больше не будет вглядываться в лица красивых незнакомых мужчин и гадать, встретил ли наконец-то своего отца.

Уже тогда Яков как будто бы ощутил на голове всю тяжесть короны. Бедный отец, побежденный своими врагами и убитый ими! Только в эту минуту юноша осознал, что они вовлекли его в изменнический заговор. И в понимании этого была глубокая скорбь. Его отец мертв, и у Якова возникло ощущение, что он сам несет определенную ответственность за эту смерть.

«Я знаю, что больше никогда мне не ведать мира и покоя в душе», – сказал он себе.



В недели, последовавшие за восшествием па престол, Якова так мучило раскаяние, что он забыл даже о Маргарите: днем и ночью молился о душе убиенного родителя в Королевской часовне замка Стирлинг.

– Как мне заслужить прощение за отца? – потребовал он ответа у исповедника.

– Молитесь… молитесь о прощении, – ответствовал тот.

Но Яков находил в молитве лишь недолгое успокоение, а вскоре стал носить под дублетом вериги, очень тяжелые и причинявшие массу неудобств.



Все это произошло давным-давно, а человек не может горевать вечно. Яков быстро выяснил, как приятно быть королем. Его друзья, такие важные персоны, как Аргайл, Хэйлс, Лайл и Хьюм, очень хотели, чтобы юноша наслаждался жизнью, а им предоставил утомительные государственные дела.

– Вы ведь король, – твердили они, – а разве в замке Стирлинг у вас были какие-нибудь возможности повеселиться всласть?

Король изменился; он больше не был затворником, а вдруг почувствовал себя полным сил и радости бытия юнцом. В великолепных загородных имениях можно было охотиться среди лесных зарослей и с соколами; можно было устраивать балы и пиршества, смотреть, как танцуют, и танцевать самому. Отец был торжественно погребен в аббатстве Кэмбаскеннет рядом со своей супругой, и сын больше ничего не мог для него сделать, кроме как время от времени носить вериги, дабы напомнить себе и миру, что все еще сожалеет о том, какая смерть постигла его родителя.

Иногда радость не покидала короля целыми днями. Яков помнил случай, когда Маргарита Драммонд приехала к нему в замок Линлитгоу, и он приказал сшить ей платье из золотой, лазурной и серебряной ткани, потрясавшее всех, кто его видел. А потом Маргарита сидела рядом с королем на почетном месте, и певцы, лютнисты и арфисты в масках играли только для них одних.

Будь король волен следовать собственным желаниям, он тотчас женился бы на Маргарите, как и обещал; но вокруг толпились завистники, решительно настроенные не допустить, чтобы Драммонды обрели чрезмерное могущество, и, хотя им с Маргаритой не мешали наслаждаться обществом друг друга первые недели после восшествия Якова на престол, вскоре эти люди нашли повод их разлучить.

И король допустил это – так же, как позволил врагам отца поставить себя во главе мятежа. Он всегда мог найти себе оправдание: я был тогда просто мальчишкой. А то, что Яков стал королем, естественным образом совершенно захватило столь юное создание. И вполне понятно, что новая жизнь казалась куда увлекательнее той, которую принц вел в замке Стирлинг или в Стобхолле. Короля заинтересовало управление государством – лэрды Шотландии были слишком задиристы даже для того, чтобы ладить между собой, так что в стране шла постоянная грызня. Не по этой ли причине Яков позволил себе отдалиться от Маргариты? Или он просто понял, что желания, каковые будила в нем девушка, можно испытать (пусть не столь трепетно и вдохновенно) с любой другой хорошенькой юной особой? Теперь, когда он стал королем, очень многие улыбались ему.

Женщины, гораздо опытнее Маргариты, постоянно осаждали короля. Какое-то время он колебался, вспоминая первую любовь; потом отбросил колебания, поняв, что из всех излюбленных видов спорта и увеселений ничто не может соперничать с чувственными утехами.

Его советники посмеивались. Это устраивало их как нельзя больше. Пусть себе король бегает за женщинами и тратит на них уйму времени, так что и ему будет некогда вмешиваться в государственные дела.

«Это так по-королевски – любить женщин, – толковали они. – Таков обычай всех добрых королей, и Стюарты его всегда соблюдали».

А потому не стоит ни в чем раскаиваться. Яков забыл, как вздыхал о Маргарите, забыл даже о своей скорби из-за гибели отца. Это были беззаботные годы.

Женщины! Длинная вереница женщин – высокородные леди и девки из таверн. Король очень изменился и совсем не походил на того неопытного мальчика, что гулял с Маргаритой Драммонд по берегу реки Тэй.

Но, будучи сентиментален, Яков вечно искал одну-единственную, особенную женщину. Женщины у него были всегда, но среди них король хотел найти совершенную возлюбленную. Он думал, что обрел таковую в лице Мэриан Бойд, дочери лэрда Боншо, – миловидной, остроумной и очаровательной любовницы. Он хранил верность Мэриан месяцами, и она родила ему двоих детей, коими король весьма гордился. Он дал Александру и Екатерине имя Стюартов, ибо ничуть не стыдился признать их своими. Король отрывал время от государственных обязанностей и частенько их навещал, так как любил играть с детьми, и твердо решил, что никогда не будет относиться к ним так, как его собственный отец.

Мэриан могла бы и дальше оставаться фавориткой монарха, если бы не Джэнет Кеннеди.

Джэнет не походила ни па одну знакомую королю женщину. Эта рыжеволосая и темпераментная особа уже была любовницей Арчибальда Дугласа, графа Ангуса, известного как Великий Граф и Кот-с-Колокольчиком, – в общем, обладателя довольно скандальной славы среди лэрдов Шотландии. Следовательно, для Якова было достижением отобрать пассию у Ангуса, несмотря на то, что он был королем, а Ангус – только графом.

Ангус всегда был лидером среди шотландских лэрдов, а кличку Кот-с-Колокольчиком, известную повсеместно, получил несколькими годами раньше, когда англичане грозили напасть на Шотландию, а кое-кто из вельмож отказался объединить силы с Яковом III, чтобы вместе отразить нападения врага. Когда Яков готовился идти к границе, некоторые из его соотечественников – такие как Хантли, Ангус, Леннокс, Грей и Лайл – собрали армию, решив догнать короля и предъявить ему определенные требования, прежде чем совместными усилиями дать Англии бой. Когда лэрды спорили, кто именно предъявит упомянутые требования, лорд Грей рассказал басню о мышах, задумавших привязать коту на шею колокольчик, каковой предупреждал бы их об опасности. Все это замечательно, но вот вопрос – кто отважится нацепить на кота это украшение? И тут Ангус изрек: «Я привяжу коту колокольчик!» И с тех пор прозвище прилипло намертво. Умный, блистательный Ангус никогда не упускал ни единой возможности продвинуть семейство Дугласов.

После смерти жены он влюбился в рыжеволосую Джэнет, дочь лорда Кеннеди, и она оставалась его любовницей, пока не понравилась королю.

С Джэнет Яков проводил потрясающие дни и ночи. Она соединяла в себе амбиции и страсть, но ее собственнические наклонности слегка тревожили, поскольку монарх всегда предпочитал поддерживать хорошие отношения со всеми вокруг. Яков хотел поступать по-своему, а когда дело касалось женщин, ему было нелегко этого добиться, но он неизменно старался выйти из трудного положения с помощью дипломатии, а не ссор.

Король был сильно увлечен Джэнет Кеннеди, когда в его жизнь вернулась Маргарита Драммонд.

Минуло почти двенадцать лет с тех пор, как они гуляли на берегах реки Тэй, и Маргарита превратилась в безмятежно прекрасную женщину. Она сказала королю, что так и не вышла замуж, но никаких упреков не выразила. Маргарита прекрасно понимала, что монарх не вправе жениться на ком вздумает, а мальчик, дававший клятвы в Стобхолле, этого не осознавал. Но Маргарита никогда не переставала любить Якова.

– Что ж, – грустно улыбнулась она, – я всегда буду помнить, что когда-то была вашей любовью… вашей первой любовью, и этого достаточно, чтобы сделать меня счастливой до конца моих дней.

Теперь Яков увидел, что потерял, ведь Маргарита могла сделать его таким счастливым, как ни Мэриан, ни Джэнет никогда бы не сумели. Невозмутимая, бескорыстная, Маргарита была бы и страстной, целиком и полностью отдаваясь своей любви, никогда не требуя никаких милостей взамен. И Яков вдруг понял, что именно это и есть любовь. Чтобы узнать это, ему понадобились годы экспериментов и опыта. Оба они уже были не слишком молоды, так как готовились отметить двадцать седьмой день рождения.

– Ничто нас больше не разлучит, – пылко объявил Яков. – Теперь я король, и меня нельзя отвлечь от избранной цели.

Но от цели его временно отвлекла Джэнет. Когда король попытался все ей объяснить, фаворитка ответила таким взрывом страсти, что он не смог устоять, и то, что должно было стать кратким прощанием, превратилось в столь бурную ночь наслаждений, что Яков начал сомневаться, действительно ли Маргарита сумеет освободить его от чар, каковыми опутала Джэнет Кеннеди.

– Она умеет так любить? – потребовала ответа Джэнет.

Она схитрила. Этой ночью был зачат их сын. Человек, любящий детей, не способен проявить равнодушие к собственному ребенку.

Король продолжал видеться с Джэнет, а Маргарита не сетовала. Она была превосходной любовницей – всегда мягкой, доброй и понимающей.

«Я исполню обещание, данное так много лет назад, – пообещал себе Яков. – И женюсь на Маргарите».

И так они медленно приближались к трагической развязке. Король твердо решил жениться на Маргарите Драммонд. Последняя уже родила ему дочь. Девочку назвали в ее честь, и Яков настоял, чтобы малышку именовали леди Маргаритой Стюарт. Сын Джэнет родился через два года после дочери Маргариты, и Яков так безумно любил этих детей, что не мог бы сказать, кто ему милее. Впрочем, если он не мог бросить любовницу, то как отказался бы от ребенка?

Якову часто приходили на ум воспоминания собственного детства. Он не мог позволить своему крошке Якову страдать, как страдал сам. А значит, надо все время навещать сына, а мать, естественно, всегда была с ребенком. В общем, все эти годы разброда и шатаний и Джэнет, и Маргарита удерживали короля около себя: Джэнет – бурными страстями, Маргарита – тишиной и покоем.

Но любил Яков Маргариту и решил, что перед свадьбой надо окончательно порвать с Джэнет.

Когда король приехал рассказать о предполагаемой женитьбе, молодая женщина прикрыла глаза тяжелыми веками и откинула назад пылающие огнем волосы; но ни разу не посмотрела па него.

– Я принял решение, – отчеканил Яков. – И между нами отныне все кончено.

– А наш сын?

– Не думай, что я когда-нибудь оставлю его. Мальчик станет графом Морэй; и ты тоже не будешь забыта. Я подарю тебе замок Дарнауэй и окружающие его леса. Он будет твоим, пока ты не выйдешь замуж или не обзаведешься другим спутником. В этом случае замок вернется ко мне.

Дженет, прикрыв глаза, кивнула. Графство Морэй… Замок Дарнауэй… Это очень хорошая награда.

– Вроде бы в лесах Дарнауэя неплохая охота, – спокойно заметила она.

Король улыбнулся. Пусть думает, будто он намерен охотиться там и навещать ее во время охоты. Не стоит говорить, что он и не думает снова видеться с ней после женитьбы на Маргарите Драммонд.

– Да, просто великолепная.

Тогда она обвила Якова руками и бесшабашно рассмеялась. Ну, это в последний раз, и он был готов уступить. Что значит одна ночь среди тех, что ему еще оставались? «Прощай, Джэнет», – сказал он себе, уезжая наутро.



Он часто гадал потом, какую роль Дженет и ее семейство сыграли в последовавшей за этим трагедии. Но он ни в чем не был уверен, и Дженет могла быть ни при чем, ведь и многие другие противились его браку.

Когда Якову сообщили эту новость, он вспомнил, как давным-давно услышал о смерти отца.

Маргарита в замке Драммонд занималась приготовлениями к свадьбе. С ней была ее четырехлетняя дочь, леди Маргарита Стюарт, а еще две самые младшие сестры – Юфимия, не слишком счастливая в браке с лордом Флемингом, и незамужняя Сибилла.

Сестры спокойно завтракали, а через несколько часов все три были мертвы. Одно из поданных им блюд содержало смертельный яд.

Так горе постигло короля во второй раз. «Я никогда не забуду Маргариту», – скорбно повторял он, как некогда клялся, что никогда не забудет о смерти отца.

Яков был убит горем, но первым долгом подумал о ребенке и немедленно отправился в замок Драммонд, чтобы увезти девочку в Эдинбург. Он сам будет охранять дочь.

Король часто думал о том, кто совершил подлое убийство, но не было никакой возможности это узнать. Кое-кто уверял, что лорд Флеминг, страшно устав от своей жены Юфимии, хотел избавиться от нее и ненароком погубил еще двух сестер.

В действительности никто этому не верил. Очень многие выступали против союза короля с Драммондами. Даже появилась группа людей, считавших, что для Шотландии великим благом стал бы брак Якова с Маргаритой Тюдор, дочерью короля Англии. Беспощадных политиков не остановило бы то, что вместе с Маргаритой им пришлось убить и двух ее сестер.

В голове Якова шевелились подозрения насчет Кеннеди. Возможно ли, что порывистая Джэнет и ее семейство избрали такой способ уничтожить более счастливую соперницу? Не надеялись ли Кеннеди поставить Дженет на место погибшей?

Якову было все равно: он не отличался мстительностью. Что бы он ни сделал, это не вернет Маргариту.

Король равнодушно внимал приводимым ему доводам. Политический брачный союз – это долг короля. Он обязан подумать о том, какое благо принесет Шотландии, избрав верный способ сохранить мир с исконным врагом вдоль границы. Ничто так легко не укрепляет мир между странами, как брачный союз королевских домов.

Яков знал, что они правы. Пусть ведут переговоры с Генрихом VII.

Это было сделано. И теперь король, предполагавший оплакивать Маргариту Драммонд, как он думал, всю жизнь, готовился к встрече с другой Маргаритой, ехавшей с севера, чтобы разделить с ним трон.




Глава 3

ЧЕРТОПОЛОХ И РОЗА


В солнечный июньский день, через четыре месяца после смерти матери, Маргарита, королева Шотландии, выехала из Ричмонда в сопровождении отца. Вдоль дороги, по которой ехала кавалькада, собирались толпы народу, и Маргарита не могла скрыть восторга оттого, что стала средоточием таких празднеств.

Девушка была юна и прекрасна. Она все еще оплакивала нежную любящую мать, но не так уж часто видела ее и при жизни, так что теперь казалось, будто Елизавета Йоркская скончалась довольно давно. Так много событий произошло в этот промежуток времени: волнующие приготовления приданого – а как Маргарита любила эти шелка и дамасский атлас, этот пурпурный и алый бархат! Какое удовольствие получала она от приносившейся ей дани уважения! Жизнь слишком прекрасна, чтобы грустить.

Пусть юный Генрих поджимает губки и называет сестру легкомысленной. Ей это безразлично. Брат тоже пребывал бы в радостном волнении, делайся все это ради него.

Маргарита слышала рассказы о своем муже, и ей все это нравилось. Девушка жаждала быть рядом с ним. Король Яков был красив и бесстрашен, любил охоту и турниры, а еще увлекался музыкой.

– В нем есть все, чего я хотела бы от мужа, – говорила она друзьям.

Выезжая верхом из Ричмонда, Маргарита ни разу не оглянулась, ни разу не спросила себя, увидит ли когда-нибудь вновь эти башни и башенки. Она твердо верила, что жизнь в Шотландии придется ей по вкусу и не возникнет причин сожалеть о прошлом.

Девушка выглядела очаровательно в костюме для верховой езды из зеленого бархата с пурпурными блестками; и, видя изящную фигурку на белой лошади, люди сердечно приветствовали свою прелестную маленькую принцессу. Тем более, что она уже стала королевой, и этот брак должен принести стране мир. Маргарита улыбалась, принимая приветствия. Как и Генрих, она не страдала застенчивостью и восторженно отвечала ликующему народу.

Когда Маргарита уставала ехать верхом, ей услужливо подавали карету: великолепную, с золотистой парчовой обивкой золотой бахромой; на дверцах был вышит королевский герб Англии. А еще у Маргариты была колесница, при виде которой у всех дух захватывало от восхищения, – повозка, отделанная медвежьими шкурами и украшенная гербами Англии, а сбруя лошадей и попоны – из черного и алого бархата. На кучерах – цвета Тюдоров, зеленые с белым, зато поверху вышиты соединенные гербы Англии и Шотландии.

Они неспешно добрались до Колвестона в Нортгемптоншире, где король предполагал оставить дочь. Здесь располагались владения бабушки Маргариты, графини Ричмонд, в чью честь ее и назвали.

Графиня устроила великое пиршество, дабы отпраздновать прибытие возлюбленных сына и внучки; и веселье длилось около педели.

Но вскоре настало время продолжать путешествие, и Маргарита в зале Колвестона прощалась с отцом и бабушкой. Вся сопровождавшая их знать и те, кто собрался по этому случаю, наблюдали церемонию прощания.

Король обнял дочь, произнес напутственные слова и подарил разукрашенный молитвенник с собственноручной надписью: «Помяни доброго и любящего отца в своих молитвах. Генрих К.».

Маргарита была тронута этим знаком отцовской любви. В эту минуту она вспомнила, что навсегда покидает дом, и, несмотря на всю окружавшую ее помпезную праздничность, на роскошь гардероба, девушка ощутила тревогу.

Откуда ей знать, какой окажется эта новая страна, куда она едет? Ее отец и вся родня будут далеко-далеко, и Маргарита попадет во власть своего шотландского мужа.

Но, когда Колвестон исчез за спиной и путешествие возобновилось, девушка обнаружила, что теперь, когда отца рядом нет, к ней стали относиться с еще большим почтением. Страхи растаяли, и настроение мигом поднялось.

Во время долгой поездки по Англии Маргариту всюду встречали с почетом. В любом городке и деревне, еще издали заметив процессию, начинали звонить в колокола. Местные лорды радушно принимали путешественницу и везде с ней обращались, как с королевой.

Все восхищались красотой и обаянием Маргариты, яркой тюдоровской внешностью, веселым нравом, цветущим здоровьем и прекрасным аппетитом. На всем пути от Линкольншира до Йоркшира ее приветствовали шериф сэр Уильям Коньерс, сэр Эдвард Сэвидж, сэр Ральф Райдер, сэр Джон Милтон, сэр Джон Сэвил и лорд Скроун – самые достойные люди в этих краях, почитавшие своим долгом собраться и приветствовать дочь своего короля. Когда Маргарита достигла города Йорка, ворота распахнулись, и лорд-мэр вышел приветствовать ее во главе видных сограждан, а граф Нортумберленд, одетый в великолепный камзол алого бархата, с бриллиантами, сверкающими на воротнике и рукавах, вел за собой дворянство. Звучали трубы, и менестрели распевали в честь английской принцессы и королевы Шотландии.

Маргарита очень веселилась на церемониях, ожидавших ее в этом старинном городе. В платье из парчи, с украшенным драгоценными камнями поясом, каковой не только охватывал талию, но ниспадал до самого подола, дочь Генриха VII посетила архиепископа Йоркского и там же, в его дворце, прослушала мессу; а потом ей представили местное дворянство. Маргарите хотелось задержаться в этом прекрасном городе, по не следовало забывать, что ее ждет жених.

Это было дивное путешествие, с народным ликованием и празднествами на каждом шагу. Отличная наездница, Маргарита могла ехать верхом часами, не чувствуя ни малейшей усталости. Если ей хотелось перемен, то следом двигались великолепная карета или еще более роскошная повозка. А потом они наконец достигли границы.



Это был очень важный момент. Люди здесь проявляли еще большее ликование, чем где-либо раньше: до чего же приятно видеть сверкающую процессию, а не бешеные орды дикарей, готовых все жечь и разрушать!

«Мир навсегда!» – таково было общее желание. И прекрасная девушка – в сущности, совсем ребенок, – с круглым, румяным личиком и сверкающими золотом волосами несла людям эту мечту.

«Да здравствует принцесса Маргарита! – кричали они. – Да здравствует Маргарита, королева Шотландии!»

Теперь Маргарита знала, как следует принимать восторженные клики толпы, ибо ныне она была милостивой леди, а не робкой юной принцессой.

Леди Дарси, супруга капитана Бервика, встретила Маргариту у ворот. Гостью осыпали приветствиями и комплиментами, кроме того, в ее честь был приготовлен пир. Для развлечения пригласили музыкантов, устроили танцы, а еще некое охотничье действо – дикие собаки дрались с большими медведями. Потом Маргарита приготовилась въехать в страну своего мужа.

Вся в сверкающих драгоценностях, с глазами, горящими ярче любых бриллиантов, и алыми от возбуждения щеками, она являла собой прелестное зрелище, верхом па белой лошадке. И торжественный миг настал: ворота широко распахнулась, и Маргарита проследовала из Англии в Шотландию.

Она с нетерпением огляделась. «Это страна, где я теперь королева», – сказала она себе. Девушка испытывала волнение, видя ее впервые. Здесь происходило множество отчаянных битв. И как чудесно было думать, что отныне тут воцарится радость!

Первая остановка была в Ламмермуре. Любопытные выходили посмотреть на свою королеву, и у всех дыхание захватывало при виде ее юности, красоты и грации.

В Ламмермуре Маргариту встречали местные дворяне, и, хотя все они выказывали королеве глубокую преданность, она заметила, что нарядам шотландской знати не хватает того великолепия, коим блистали одеяния английских лордов. На их дублетах не было ни золота, ни драгоценных камней, зато они были сшиты из превосходного бархата или вельвета.

Здесь королева получила подарок от мужа – фрукты, каковые, по его мнению, освежат благородную леди во время путешествия. Маргарита была еще так молода, что испытывала голод при любых обстоятельствах, а потому с удовольствием проглотила угощение. Теперь настало время попрощаться с английскими дворянами, сопровождавшими дочь своего короля от северных владений до границы, но Маргарита сделала это без сожалений и отправилась дальше, к Фасткаслу. Ехать им пришлось по таким диким местам, подобных которым принцесса никогда не видела. А из ее покоев в Фасткасле открывался вид на залив у Сент-Эббс-Хэд – от черных, крутых и обрывистых скал до Вулф-Крэйга, грозно нависавшего над замком. Двигались путешественники медленно, потому что земли Ламмермура таили немало опасностей. Маргариту предупреждали о предательских топях, скрытых среди пустошей, и только опытные проводники могли помочь им проделать этот путь без потерь.

Той ночью, несмотря на теплый прием, оказанный ей лордом и леди Хьюм, хозяевами Фасткасла, Маргарита почувствовала, что и впрямь оказалась в чужой, неведомой стране.

Она провела в замке всего одну ночь, а наутро выехала к Хаддингтону. Поздно вечером королева и ее спутники достигли женского монастыря в Хаддингтоне. Настоятельница ожидала Маргариту. Королева переночевала в монастыре со своими придворными дамами – леди Лайл, леди Стэнли, леди Гилдфорд и графиней Суррей. Кавалерам, естественно, не дозволялось оставаться в женской обители, поэтому их отправили ночевать к Серым братьям.

Жители Хаддингтона вышли посмотреть, как отбывает торжественная процессия. Свиту королевы охватывало все большее волнение – близилась встреча с королем. А Маргарита, нисколько не сомневаясь, что произведет на супруга неизгладимое впечатление, все-таки жаждала выглядеть в тот миг как можно лучше.

Им предстояло достигнуть замка Далкит к полудню, и, поскольку это всего в семи милях от Эдинбурга, казалось почти неизбежным, что там-то и произойдет встреча царственных невесты и жениха.

До замка Далкит оставалось полмили, когда Маргарита вдруг выразила недовольство своим видом. Она подъехала на лошади к статс-даме, леди Гилдфорд, и хмуро осведомилась:

– Как я выгляжу?

Леди Гилдфорд ответила, что ее величеству должно быть известно, сколь глубокое восхищение она вызывает, и что опое поистине заслуженно.

– Но я думаю, что должна предстать во всем блеске, а это платье мне не нравится. Кто знает, что ждет нас в Далките?

Леди Гилдфорд поняла, что имеет в виду Маргарита. Первая встреча – великое событие, и король вполне мог проскакать семь миль от Эдинбурга, чтобы неофициально увидеться с невестой до того, как знакомство произойдет публично, с должной помпой.

– И как ваше величество намерено поступить? – спросила леди Гилдфорд.

– Переодеться в самое лучшее платье, а остаток пути проделать в карете.

– Что? Раздеться прямо тут, на дороге?!

– А почему бы и нет?

– Но слыханное ли дело, чтобы королева меняла платье в карете па обочине дороги?

– Отныне станет слыханным, – отрезала Маргарита, – потому что именно так я и собираюсь сделать, И никто не посмеет мне возразить.

Леди Гилдфорд недовольно поджала губы. Еще с самого начала путешествия она наблюдала приступы упрямства у юной госпожи. Маргарита сейчас больше, чем когда бы то ни было, напоминала своего брата Генриха. Девочка отличалась таким же своеволием и только ждала момента показать характер.

Отговаривать принцессу не имело смысла. Процессия остановилась. Из сундука достали платье, дамы окружили карету, и королева сменила дорожный костюм на ослепительно великолепное одеяние.

К Далкиту Маргарита подъехала в бархате и драгоценном уборе. Глаза ее сияли от предвкушения встречи с королем, а круглые щечки пылали здоровым румянцем.

Кастелян замка Далкит и его супруга ожидали, пока королева проследует через городские ворота, и граф с низким поклоном подал ей ключи от замка.

Леди Мортон проводила Маргариту в покои, и та, выразив полное удовлетворение их комфортом, а также любезностью графини и ее супруга, осталась с придворными дамами готовиться к предстоящему пиршеству.

Пока леди Мортон принимала благодарности Маргариты, во дворе замка вдруг началась какая-то суета. Леди Мортон побледнела и, забыв, что находится в присутствии королевы, подбежала к окну.

– Король здесь, – повернувшись, объявила она Маргарите.

Глаза принцессы широко распахнулись, и по всему телу пробежала дрожь. Но, вспомнив, сколь ослепительное зрелище она являет собой в великолепном наряде, девушка невольно бросила на леди Гилдфорд преисполненный торжества взгляд. «Вот так-то! Ну, разве я была не права?» – казалось, говорила она.

Маргарита подскочила к окну, но король уже вошел в замок.

– Его величество идет сюда, к вашей милости, – прошептала леди Мортон.

Маргарита разгладила складки на платье и машинально подняла руку, поправляя золотистые локоны. Не было времени спрашивать, как она выглядит, но это и не требовалось: принцесса сама знала, что дивно хороша.

Дверь открылась, и на пороге возник Он. Король был удивительно красив в охотничьем костюме даже без всяких изысканных украшений. Он ведь приехал сюда прямо с охоты, без церемоний, видимо желая подчеркнуть, что это неофициальная встреча.

«Он прекрасен», – думала Маргарита и решила, что уже любит его. Какое счастье, что она здесь, в Шотландии, и пусть пока номинально его жена!

Король раскраснелся от скачки и, возможно, разделял волнение Маргариты, ведь, в конце концов, и он впервые видел свою жену, как она – мужа! У Якова были карие глаза, темно-рыжие волосы, и сейчас девушка вдруг поняла: те, кто уверял, что это самый красивый король на свете, не лгали.

Король с улыбкой – самой доброй и нежной, какую Маргарита могла представить, направился к ней. Принцесса низко присела, а он поднял ее обеими руками и, притянув к себе, поцеловал.

Маргарита не могла отвести от него глаз. Король будил в ней какие-то совершенно новые чувства. Но принцессе и в голову не пришло, что вряд ли хоть одна женщина, столкнувшись с Яковом Шотландским, в той или иной степени не испытывала подобного волнения. Маргарита была неопытна и так привыкла к лести, что верила, будто король разделяет ее восторги. Она не задумывалась о том, что мужчина тридцати с лишним лет, а тем более такой красавец, не мог не испытать бездну любовных приключений.

Яков за долгие годы правления убедился, что всегда разумнее соблюдать внешние приличия, а потому, отойдя от жены, стал приветствовать ее свиту. Он поцеловал ручки всем дамам и весьма учтиво раскланялся с кавалерами.

И все это время Яков думал: «Она всего лишь дитя. Бедная маленькая девочка! Такая нетерпеливая, но решительно настроенная исполнить свой долг. Юная Маргарита Тюдор! О, почему это не другая Маргарита? Моя Маргарита!»

Отдав дань вежливости придворным, было вполне уместно вновь обратить внимание на невесту. Король вернулся к ней, взял за руку и отвел в сторону. Видя, что его величеству угодно побеседовать с принцессой, все держались в отдалении. Яков, улыбаясь Маргарите с высоты своего роста, шепнул:

– Вы прекрасны… куда прекраснее, чем я смел надеяться.

– Зато все, что мне о вас говорили, – правда.

– И что же обо мне говорили?

– Что вы самый красивый в мире король! Яков рассмеялся:

– Знай я об этих разговорах, стал бы опасаться, что после столь лестных описаний могу вас разочаровать.

– Вы меня вовсе не разочаровали.

Глаза Маргариты сияли, губы слегка приоткрылись. Яков – великий охотник до женщин – знал эти приметы. Принцесса не лицемерит, так что исполнять супружеские обязанности ему будет вовсе не трудно. Король был рад увидеть в жене чувственность, сравнимую со своей.

– Надеюсь, – сказал он, – вы будете счастливы в Шотландии.

– Я знаю, что буду… теперь, когда увидела милорда.

– Вы всегда делаете выводы после столь краткого знакомства?

– Всегда.

– А разумно ли это?

– Я могу доверять только собственным чувствам, а они очень редко мне изменяют, – ответила Маргарита.

Он поцеловал ей руку.

«Сладчайший святой Ниниан! – подумал король. – Нам надо поскорее идти к придворным, иначе мы займемся любовью, не успев оказаться в постели!»

Яков сравнивал девушку с другой Маргаритой. Эта никогда не будет тихой и безмятежной. С досадой он вспомнил о Дженет Кеннеди, почувствовав в этой девочке необузданную, хотя еще не вполне пробудившуюся страстность. Но когда-нибудь она, пожалуй, сравнится с Дженет. Это напомнило королю о его Маргарите, сидящей за последним в жизни завтраком вместе с сестрами. Могла ли Дженет приложить к этому руку? Но сейчас неподходящее время думать об этом, как, впрочем, и любое другое, поскольку те события давно канули в прошлое. Но Яков и в самом деле испытывал неловкость оттого, что о Дженет ему напомнила Маргарита Тюдор, девочка, на которой он обязан жениться ради блага своей страны.

– Пойдемте, – предложил король, – нам не следует пренебрегать своими друзьями. И клянусь, нас ожидают отличный обед и вино.

Они сидели рядом за столом, уставленным роскошными яствами и винами, и Маргарита все время ощущала близость короля.

– Жаль, что вам надо вернуться в Эдинбург без меня.

Яков со смехом легонько коснулся ее руки. Это походило на ласку. Карие глаза короля светились нежностью. А принцесса не подозревала, что такое выражение непременно появляется в этих глазах, когда их обладатель смотрит на женщину – даже если это базарная торговка рыбой или служанка из таверны.

– Не слишком благопристойно для короля было примчаться сюда таким образом, – усмехнулся Яков. – Но я сгорал от нетерпения повидать невесту и уверить, что ей нечего бояться.

– Я никогда бы вас не испугалась, – ответила Маргарита. – Вы добрый и хороший, а самая счастливая женщина в Шотландии – это королева.

Он снова улыбнулся:

– Вы, англичане, умеете говорить куда красивее, чем мы тут, в Шотландии. Надеюсь, наши грубые манеры не оскорбят вас.

– Вы… грубый?

– Еще увидите, – предупредил король, но в его взгляде поблескивала усмешка, и принцесса влюбилась еще больше.

Маргарита танцевала для него, выбрав себе парой леди Суррей: ей так хотелось показать королю, как много она умеет! Девушка вспомнила, как они с Генрихом танцевали на свадьбе своего брата и Екатерины Арагонской, а все присутствовавшие потом уверяли, что никто еще не танцевал так замечательно. А еще Маргарита словно воочию увидела, как отец и мать наблюдают за ними с довольной улыбкой, радуясь крепкому здоровью и хорошему настроению детей.

Но тогда она танцевала по-детски, стараясь перещеголять Генриха; а теперь двигалась в танце как женщина – грациозно и соблазнительно.

Король аплодировал и, когда Маргарита вернулась на место, объявил, что очарован своей суженой.

– Но близится ночь, – добавил он, – и мне надо поспешить в Эдинбург, потому что, как вы помните, мы еще не дали брачных обетов, вступив в союз лишь через доверенное лицо. И пока мы не сделаем все, как должно, нам, увы, придется побыть в разлуке.

– Но скоро мы дадим эти обеты, – отозвалась Маргарита.

– Я рад, что вы ждете этого момента с таким же нетерпением, как и я.

Когда король попрощался и отбыл, леди Гилдфорд хотела предупредить свою подопечную, что ей не следует так откровенно показывать свои чувства, но статс-дама понимала, сколь непросто давать советы королеве Шотландии и английской принцессе.



Маргарита спала и грезила о будущем. Она танцевала для короля с леди Суррей, а он вдруг поднялся и сам стал танцевать с нею, крепко сжимая в объятиях. Его карие глаза смотрели настойчиво; Яков говорил, что и не представлял, насколько она красива. Маргарита охотно прильнула к его груди. Ей стало очень тепло, и внезапно она почувствовала, что задыхается.

Принцессу разбудил мерцающий свет в комнате, и она раскашлялась от дыма.

Маргарита поспешно вскочила с постели, и тут в комнату вбежала леди Гилдфорд:

– Ваша милость! Вставайте скорее, нельзя терять ни минуты!

– В замке пожар?

– Боюсь, что так.

Принцесса торопливо надела платье и выбежала из спальни. В приемной к ней присоединились придворные дамы, и с ними была графиня Мортон.

– Скорее спускайтесь вниз, ваше величество, – сказала графиня. – Случилось нечто ужасное – весь замок в опасности.

Торопливо сбегая по лестнице, они слышали крики, доносившиеся снаружи. Казалось, яростное пламя наступает со всех сторон, и отовсюду раздавалось потрескивание огня.

К женщинам присоединились граф и несколько его дворян.

– Пожар начался в конюшнях, – пояснил он. – Боюсь, они полностью сгорели. Но, думаю, замок нам удалось спасти. Вам нечего бояться, сударыни. Мы можем остаться здесь. Огонь усмирен.

Это была тяжелая ночь. Маргарита, хоть и вернулась в спальню, заснуть больше не смогла. Она долго стояла вместе со своими дамами у окна, глядя на тлеющие развалины конюшен, а узнав, что обе ее новые белые лошадки погибли при пожаре, принцесса бросилась на кровать и заплакала, как ребенок.

Милые, дорогие лошадки, она так их любила! Лошадки, что привезли ее в такую даль!

– У меня уже никогда не будет лошадей, которых бы я так любила, – горевала девушка.



Но утром пришло нежное послание от короля. Он узнал о несчастье, постигшем его невесту, и был глубоко огорчен. Обещал приехать сегодня же, но, коль скоро Далкит оказался несчастливым для Маргариты местом и она здесь не будет чувствовать себя так удобно, как хотелось бы королю, он предлагал немедленно перебраться в расположенный неподалеку замок Ньюбэттл, где и пребывать до торжественного въезда в Эдинбург и настоящей свадьбы. «Это продлится всего несколько дней – и только чтобы я смог подобающим образом поухаживать за вами», – писал Яков.

Маргарита, услышав это сообщение, повеселела и вместе со свитой тотчас отправилась в Ньюбэттл.

Она уже совсем успокоилась, без всяких хлопот обосновалась в новом жилище и села играть в карты (принцесса обожала это занятие) у себя в покоях, когда доложили о прибытии гостя.

Маргарита поднялась и невольно вскрикнула от восторга – Яков куда больше походил на короля в черном бархатном камзоле с алыми вставками, отороченными белым мехом.

Принцесса вернула жениху поцелуй, и он, усевшись рядом, выразил сочувствие по поводу печальных событий прошлой ночи.

Маргарита рассказала о гибели своих белых лошадок и опять заплакала.

– Они были такие милые… – пробормотала она, – и я их очень любила…

– У моей Маргариты – нежное сердце, – отозвался король. – Но не надо плакать – мне больно видеть ваши слезы. У вас появятся другие лошадки, а мы возблагодарим Бога, что с нами не произошло никакой беды.

Принцесса смахнула слезы и сказала, что благодаря ему чувствует себя счастливой.

– Ну, – улыбнулся король, – вы еще ничего не знаете о счастье. Погодите, пока мы поженимся на глазах у моего народа. – Он хлопнул в ладоши. – Нельзя ли нам послушать музыку? Я думаю, дорогая, вы любите ее не меньше, чем я.

Заиграли менестрели, и король попросил Маргариту потанцевать для него с леди Суррей, как в Далките, и принцесса с радостью выполнила просьбу. Глядя на счастливое личико, которое всего минуту назад было таким печальным, король думал, что Маргарита, в конце концов, просто ребенок.

Будучи большим любителем музыки, Яков сам захотел что-нибудь сыграть и действительно мастерски исполнил на клавикордах небольшую пьесу. Маргарита захлопала в ладоши и объявила, что никогда не слышала столь прекрасной игры. Потом король взял лютню и сыграл для нее такую нежную мелодию, что девушка была совсем очарована.

– Я уверен, – заметил Яков, – что здесь найдутся и другие, кто мог бы усладить наш слух.

Маргарита знаком велела сэру Эдварду Стэнли сыграть на клавикордах и спеть.

– Чудесная английская баллада, – одобрил исполнение король и взглянул на одного из дворян, сопровождавших его в Ньюбэттл. – А теперь спойте дуэтом, – приказал он.

И они спели, причем голоса сливались в столь совершенной гармонии, что все присутствующие восторженно зааплодировали. Но хлопали они не только пению, а еще и тому, что дуэт оказался символом зарождающегося союза между двумя странами.

И опять Якову пришлось оставить невесту. Уходя, он шепнул Маргарите:

– Как я хотел бы провести эту ночь с вами! – Король почти не лукавил – девушка была так молода и свежа, а он устал от любовницы, появившейся после смерти Маргариты Драммонд. – Увы, короли и королевы вынуждены подчиняться созданным для них правилам… как бы им ни хотелось поступить иначе.

Горящие щеки и блеск глаз Маргариты яснее всяких слов говорили, что она разделяет желания короля.

– Всего несколько дней… – прошептал он.

– Да, несколько дней, – повторила принцесса. Она настояла па том, чтобы проводить Якова до коня, и король вместе со своими дворянами и невестой покинул дворец.

Яков еще раз обнял Маргариту, а потом вскочил в седло, не ставя ногу в стремя, – ловкость, вызвавшая общий восторг. Он повернулся, снял шляпу и, отвесив невесте поклон, ускакал прочь, во тьму.



Эти дни королевских ухаживаний стали самыми счастливыми из всех, что знала Маргарита. Король верхом приезжал в Ньюбэттл, девушка играла для него на лютне и клавикордах, а он – для нее; и все замечали, насколько внимателен к Маргарите король – вплоть до того, что в ее присутствии всегда остается с непокрытой головой.

В замке неизменно велись беседы и звучала музыка, а потом наконец настал тот августовский день, когда Маргарите предстояло торжественно въехать в Эдинбург.

Придворные дамы одевали принцессу в платье из золотой парчи, отделанное черным бархатом; украшали ее шею жемчугами и драгоценными камнями, когда графиня Суррей явилась доложить, что прибыл подарок от короля. Это были две лошадки взамен потерянных при далкитском пожаре.

Маргарита запрыгала от радости.

– Знаете, я уверена, что у меня самый лучший муж на свете! – объявила она.

Дамы переглянулись. Да, Яков и вправду был красив, обаятелен, учтив и добр, но о нем ходили кое-какие скандальные слухи, и леди склонялись к мнению, что оные возникли не на пустом месте. Вот ламы и гадали, как поступит их восторженная и своенравная маленькая принцесса, обнаружив, что для пересудов есть основания.

Хорошо хоть пока она могла наслаждаться неведением.

Яков встретил Маргариту, следовавшую в карете, па пути к столице. И вновь при виде короля девушка пришла в восторг – он выглядел поистине великолепно: камзол из золотой парчи слегка приоткрыт, так что виднелась пурпурная бархатная подбивка; края оторочены мехом черной выдры; атласный жилет сплошь расшит жемчугом и драгоценными камнями, вдобавок алые чулки прекрасно дополняли цветовую гамму. И король так прекрасно смотрелся верхом на коне, чьи седло и упряжь отливали золотом, а поводья и налобник сверкали серебром.

Яков спрыгнул с коня и, подойдя к карете, поцеловал Маргариту, потом снова вскочил в седло, развернулся и поскакал у дверцы, а свитский дворянин, вынув королевский меч из пурпурных бархатных ножен, торжественно вез его перед королем.

Яков улыбнулся Маргарите.

– Готовы ли вы въехать в свою столицу? – спросил он.

– Я мечтаю об этом!

– Я собираюсь посадить вас к себе па коня, – продолжал король. – Будет ли вам приятно и удобно, если я так поступлю?

– Вы хотите сказать, что я буду сидеть у вас за спиной?

– Почему бы и нет? Я хочу этого, и народ – тоже. Вам не будет страшно на таком норовистом коне, как мой?

– Я ничего не испугаюсь рядом с вами.

– Ах, Маргарита, – пробормотал король, – вы слишком доверчивы. – Он нахмурил брови. – Я никогда не простил бы себе, вздумай копь вас сбросить, – продолжал монарх, потом велел одному из своих людей сесть сзади, чтобы проверить, как скакун воспримет лишний вес.

Когда стало ясно, что коню это не понравилось, король покачал головой:

– Нет, я не стану рисковать. Приведите одну из лошадей королевы.

Лошадку привели, и, когда король сел на нее, а Маргарита устроилась сзади, оба наконец могли вступить в Эдинбург.



Но, прежде чем процессия достигла города, им предстояло многое увидеть, ибо король решил, что народ должен оказать его невесте королевский прием. На лужайке, примерно в миле от города, следовало остановиться и оцепить турнир между двумя рыцарями, устроенный в их честь, а когда турнир завершился, выпустили ручного оленя, за которым бросилась гончая.

Похоже, весь Эдинбург вышел посмотреть на свадебные увеселения, так как вдоль дороги стояли толпы людей, приветствовавших короля и королеву.

Потом навстречу вышли Серые братья с крестом и какими-то святыми реликвиями жутковатого вида, каковые королю и королеве надлежало облобызать. Потом, когда они приблизились к воротам города, трубачи, сопровождавшие Маргариту, задули в фанфары, а шотландские менестрели и волынщики присоединились к ним, заиграв нечто бравурное.

«Ангел» преподнес новоявленной королеве ключи от города, Маргарита с улыбкой приняла их и, повернувшись, увидела, что ей протягивают драгоценную реликвию – руку святого Джайлса. Святыню эту опять-таки полагалось поцеловать.

Когда и это было сделано, король с королевой въехали в город, где их ожидала еще большая пышность. У Маргариты голова шла кругом, и покой церкви Холируд, куда привел ее Яков, показался райским. Здесь они с Яковом опустились на колени у алтаря, а потом королева была представлена самым знатным вельможам Шотландии, в том числе столь прославленным, как Хантли, Аргайл и Леннокс.

Церемония почти завершилась, и король привез невесту во дворец Холируд.

Они ужинали не вместе, но потом король пришел в покои Маргариты, чтобы взглянуть, удобно ли она устроилась. Снова звучала музыка, и придворные танцевали.

Принцесса слышала, как звонят городские колокола; знала, что улицы украшены знаменами и вся знать Шотландии собралась в Эдинбурге, ибо завтра ей, Маргарите Тюдор, предстоит выйти замуж за короля в церкви Холируд.



Это был день ее свадьбы.

Маргарита стояла у купели в церкви Холируд – завораживающе изящная фигурка в платье из золотого и белого атласа, отделанного алым бархатом; на голове у нее – сверкающая корона, а непокорные золотые волосы, такие длинные, что девушка легко могла бы на них сесть, свободно струятся вдоль спины. Шею обвивает жемчужное колье. Придворные дамы одеты почти так же роскошно. Справа от невесты стоит архиепископ Йоркский, а слева – граф Суррей.

Король приближался к ней медленно и церемонно, а за ним следовали вельможи в пышных нарядах. Яков выглядел таким красавцем, что Маргарита, не в силах устоять перед искушением, не сводила с него глаз. Белый атлас и золото удивительно шли к его смуглому лицу; а черная бархатная отделка камзола и алые атласные вставки на рукавах, в цвет чулкам, придавали костюму оригинальность. При виде Маргариты король снял черный бархатный берет с огромным сияющим рубином, дабы голова осталась непокрытой в ее присутствии и все могли увидеть, какое почтение он выказывает невесте.

В смотревших на принцессу карих глазах светилось, помимо всего прочего, ободрение. И Маргарита подумала: «Это самый счастливый момент в моей жизни. Наконец-то я выхожу за него замуж по-настоящему, и уверена, это лишь начало грядущих радостей».

Они стояли вместе перед архиепископами Йорка и Глазго, и брачная церемония близилась к концу. А после того как была прочитана вслух папская булла, дозволяющая этот союз, грянули фанфары.

Маргарита и Яков стали супругами.



Они сидели на пиру бок о бок, и король распорядился, чтобы сначала блюда подавали королеве.

При всем своем упоении счастьем, Маргарита сильно проголодалась и уплетала кабанью голову, ветчину, окорок и прочие лакомства с усердием, явно забавлявшим ее супруга.

После трапезы все покинули пиршественный зал и отправились в другой, увешанный гобеленами и золотой парчой, где король с королевой первыми закружились в танце.

Так прошел вечер. Наконец королю и королеве настало время удалиться.



Маргарита была счастлива, а король – весьма удовлетворен.

Юная и прекрасная королева, как верно угадал Яков, оказалась способной ученицей в тех искусствах, каковые он давно постиг. Король с удовольствием увидел в жене чувственность, не уступавшую его собственной, и не продолжай он втайне оплакивать Маргариту Драммонд, мог бы посчитать себя вполне счастливым.

Маргарита, с ее тюдоровским эгоизмом, ни па миг не усомнилась, что король от нее в таком же восторге, как она от него. Наутро, как бы в приложение к свадебным дарам, Яков преподнес ей Килмарнок.

Несколько недель после свадьбы Маргарита предавалась удовольствиям с пылом, каковой мог бы превзойти разве что ее царственный брат, как полагали те, кто приехал с принцессой из Англии. Каждый день она устраивала с придворными дамами совет, решая, что лучше надеть. Маргарита танцевала и пела, охотилась и стреляла из лука, но всегда с нетерпением ждала часа, когда останется наедине со своим супругом.

После нескольких недель подобного веселья Яков доверительно сказал жене, что празднествам пора закончиться и настало время показать народу Шотландии новоиспеченную королеву. После этого венценосные супруги отправились в путь: из Эдинбурга в Линлитгоу, оттуда – в Стирлинг, Фолкленд, Перт, Абердин и Элчин. Каждую ночь они проводили в каком-нибудь замке, монастыре или аббатстве, где в зависимости от обстановки устраивались танцы, звучала музыка, играли в карты или проходили религиозные церемонии.

Одной из величайших трудностей стала перевозка гардероба Маргариты, ибо для этого пришлось нанять особые повозки.

– Неужели вам необходимо так много нарядов? – мягко спросил Яков.

– Совершенно необходимо, – твердо ответила Маргарита.

У многих это вызвало бы раздражение, но не у Якова. Он лишь равнодушно пожал плечами, и повозки были наняты.

К Рождеству они вернулись во дворец Холируд, где Маргарита со свойственным юности энтузиазмом окунулась в подготовку рождественских празднеств. Холируд должен увидеть такое, чего доселе никогда не видывал! Здесь будут танцы и развлечения, о коих они с Генрихом так мечтали на Рождество при дворе своего отца. Как чудесно избавиться от скупости и осторожности, составлявшей часть ее былой жизни! Маргарита была решительно настроена вкусить всевозможных удовольствий независимо от того, во сколько это обойдется. Арфисты и лютнисты, скрипачи и волынщики, трубачи и танцоры заполонили королевские покои.

А когда рождественские праздники закончились, наступил Новый год.

Подарком Якова жене в первый день нового года стал золотой дукат, весивший целую унцию, и два сапфировых кольца; а на второй день она получила два креста, усыпанных жемчужинами.

К огорчению Маргариты, новогодние торжества резко оборвались из-за смерти брата Якова, герцога Росса, а когда погребальные обряды были закончены, король объявил жене, что на некоторое время вынужден ее покинуть. Она должна понимать, что у монарха есть определенные обязанности перед страной. Он непременно будет ей писать, и Маргарита пусть тоже пишет ему, но на несколько недель им надо расстаться.

Маргарита, со слезами обняв мужа, умоляла не оставлять ее слишком надолго. Король уверил ее, что вернется так скоро, как только сумеет. Началась первая из отлучек Якова.



Все время, что Яков оставался в разлуке со своей королевой, он слал ей письма и подарки. Выражал огорчение тем, что они сейчас не могут быть вместе. Маргарита занимала себя охотой, стрельбой из лука или устраивала в лесу бешеные скачки со своими придворными. Дни протекали довольно приятно, но она тосковала по Якову.

По возвращении он бывал так же ласков и очарователен, как всегда, но однажды, приехав в замок Стирлинг, Маргарита сделала неприятное открытие.

Яков всегда с удовольствием ездил туда, и она как-то сказала ему:

– Я думаю, это самый любимый из ваших дворцов, и меня это немного интригует, ведь в детстве вы долго жили там. Значит, ваши детские воспоминания не могут быть неприятными.

– Люблю ли я Стирлинг больше других замков? – задумчиво обронил он. – Не думаю. В этот раз – да. На следующей неделе я могу полюбить Линлитгоу, Холируд или Эдинбургский замок. Боюсь, я ужасный ветреник.

– Пока ваша ветреность касается только замков, мне все равно, – рассмеялась Маргарита.

Она не заметила, как на мгновение его лицо омрачила тень.

На следующий день королева увидела в холле замка маленькую девочку. Крошка была очаровательна, и за ней присматривала высокородная леди. Маргарита подозвала девочку и спросила, кто она.

Леди-опекунша с явным смущением ответила, что девочка живет тут временно.

– Меня зовут Маргарита, – сказала малышка королеве.

– Маргарита? Как странно! И меня так зовут.

– Вы тоже Маргарита? А дальше? Я леди Маргарита Стюарт.

– Вот как? Это очень интересно, – ответила королева.

– Боюсь, она ужасная болтунья, ваше величество, – пробормотала опекунша. – И, увы, немного избалованна.

– Вовсе нет, – возразила девочка. – Мой отец говорит, что это не так!

– А кто твой отец, дитя мое?

– Мой отец король, – гордо заявила кроха. Пугающее известие! Маргарита, выгнув бровь, посмотрела на незнакомую леди, но та лишь пожала плечами.

– Это малое дитя, ваше величество, – выдавила она. – А вы ведь знаете, как болтают дети… без всякого смысла.

– Но если твой отец король, то кто тогда мать? – спросила Маргарита девочку, отмахнувшись от бессвязного лепета ее наставницы.

– Маму тоже звали Маргаритой, – объяснила малышка. – Меня назвали в ее честь.

– Мать ребенка здесь? – осведомилась королева.

– Нет, ваше величество. Она умерла.

– Мама вовсе не умерла! – возмутилась девочка. – Мой отец говорит, что она не умерла и не умрет никогда!

– Ну, ладно, ладно… вы утомляете ее величество.

Маргарита не стала их удерживать и лишь молча смотрела, как женщина, взяв ребенка за руку, куда-то повела.

Зато она немедленно отправилась к королю. Яков, сидя у себя в покоях, играл на лютне.

– Яков, я хочу поговорить с вами… наедине, – непререкаемым топом отчеканила королева.

Король с ленцой поглядел на жену, но, поняв, что она действительно вне себя, знаком попросил друзей удалиться.

– Ну? – спросил он, когда они остались наедине.

– Здесь есть ребенок, девочка по имени Маргарита, которая утверждает, будто она ваша дочь. Я знаю, что это не так, но мне не нравится, когда кто-то объявляет себя вашей дочерью. Я хочу, чтобы вы это прекратили.

Довольно долго Яков молчал, потом взял несколько нот на лютне. Время пришло… Волей-неволей надо объясниться.

– Ребенок сказал правду, – выдохнул он. – Это моя дочь.

– Ваша дочь?! Но…

– Я хотел жениться на ее матери, но она… умерла. Ее отравили вместе с двумя сестрами за завтраком…

Голубые глаза Маргариты широко распахнулись, и краска залила ее щеки. Яков отметил про себя, что варварское убийство его любовницы шокировало королеву меньше, чем сам факт ее существования.

– Значит… у вас была любовница?

– Моя дорогая Маргарита! А чего вы ожидали? Не одна… а много.

– И… ребенок!

– Дети, – поправил ее король.

Маргарита пришла в ярость. Она жила надеждой заметить признаки собственной беременности, однако их не было. А теперь Яков… ее собственный муж… признает, что не только имел любовниц… но и детей.

– Я рад, что вы теперь знаете правду, – сказал он. – Я часто навещаю детей. В конце концов, это моя собственная плоть и кровь, и я поклялся, что никогда не поступлю со своими детьми так, как относился ко мне мой отец, – быть может, надеясь, что им не изведать раскаяния, что испытал я сам из-за той роли, каковую сыграл в его гибели.

Маргарита встала и направилась к двери. Она была в таком бешенстве, что понимала: лучше немедленно уйти, пока еще есть силы справиться с отчаянным желанием налететь на него и колотить изо всех сил. Ее подло обманули. Королева понимала, что была молода и глупа, а ее наивность не могла не броситься ему в глаза. Маргарита чувствовала себя оскорбленной, и ее тюдоровская гордость восстала. Она любила мужа слишком глубоко и доверчиво.

Король не пытался остановить ее. Он только пожал плечами и лениво вернулся к лютне. Он дергал струны, не слыша ни звука. Недавняя сцена напомнила о той, другой Маргарите, и тоска по ней заполнила все его существо, став почти невыносимой.



Маргарита не могла успокоиться, пока не выведала всю правду о добрачных любовных связях Якова. Королева заставила шотландских фрейлин рассказать ей все, что им было известно. Итак, король был настолько влюблен в Маргариту Драммонд, что хотел жениться на ней вопреки советам своих министров; и она родила ему дочь, эту леди Маргариту Стюарт, что так холили и лелеяли по высочайшему приказу. У Якова было еще двое детей от некоей Мэриан Бойд: Екатерина и Александр, а юный герцог Морэй, получивший этот титул, когда ему только-только исполнилось два года, был сыном короля от Дженет Кеннеди.

Вот это семья! И Яков так гордился своими отпрысками – тайком ускользал повидаться с ними, притворяясь, будто занят государственными делами! И, что хуже всего, оставлял ради этого в одиночестве свою жену!

Собственничество в любви, столь сильное у всех молодых Тюдоров, восставало против такого положения вещей.

Маргарита увидела своего мужа в новом свете. Он был вовсе не тем человеком, каким представал в ее девичьем воображении. Этот брак вполне мог быть заключен только ради его удобства. Маргарита чувствовала себя обманутой.

И все-таки, когда Яков снова пришел к ней, ласковый и добрый, хоть и не раскаявшийся, уязвленная гордость отступила перед желанием быть с ним. Муж разбудил в ней ту глубинную чувственность, что нуждалась в удовлетворении независимо от того, насколько задето было самолюбие.

Маргарита стала более требовательной в своей страсти; сейчас ею двигала новообретенная решимость: она должна родить ребенка; и это дитя непременно станет для Якова важнее всех прочих, ибо ее сыну суждено быть наследником престола, а потом и королем Шотландии.

Якова огорчало, что жена так расстроилась, обнаружив существование его незаконной семьи, и винил себя за неосмотрительность – следовало рассказать об этом в более мягкой форме. Король не мог раскаиваться в том, что у него есть дети, поскольку обожал их, и страшно огорчался, что у Маргариты до сих пор нет никаких признаков беременности. Когда это случится, уверял он себя, жена станет намного спокойнее.

Одним из величайших удовольствий для Якова было навещать детей. Он мечтал собрать их всех вместе в одной детской и признать своими, чтобы дать надлежащее образование и обеспечить почести, каковых они, по его мнению, заслуживали, будучи отпрысками королевского рода Стюартов.

Тем временем король решил вознаградить Маргариту за испытанное ею потрясение. А коль скоро его жена была сущим ребенком и ничто не радовало ее так, как балы, спектакли и балеты, то этих развлечений должно стать еще больше.

Яков принес Маргарите в подарок драгоценности – это всегда приводило его жену в восторг, а потом, сказав, что хочет устроить бал в ее честь, спросил, одобряет ли она подобную мысль.

Маргарита радостно захлопала в ладоши, и ее юное личико засияло от восторга.

– И вы будете там, Яков? – нетерпеливо спросила она.

– Разумеется, буду.

– Имейте в виду, без вас это вовсе не доставит мне удовольствия.

Король обнял жену и, очень довольный ее настроем, подумал: «Маргарита уже оправилась от шока. И существование детей она воспримет как нечто вполне естественное».

В то же время король гадал, что бы она сказала, проведав о мимолетных интрижках, что возникали после их свадьбы. Маргарита во многих отношениях была чересчур наивна. Возможно, из-за того, что ее отец был верным мужем. По слухам, Генрих VII был человеком холодным, – ну а вот Яков IV холодностью не отличался. Женщины были ему столь же необходимы, как Генриху VII – деньги.

Маргарите следовало это понять, но Яков уповал, что жена сделает это открытие лишь в тот момент, когда будет к нему готова. За несколько лет она привыкнет, что ее мужу необходимо иметь любовниц. Яков постарается объяснить, что эти связи ни в коей мере не влияют на его чувства к ней. Маргарита – его жена, и их долг обзавестись детьми. Но Яков еще с младых ногтей никогда не пытался сдерживать свои влечения. Тем более не мог он справляться с ними сейчас. Король был мягок и терпелив с Маргаритой и останется таким, пока ей не взбредет в голову сдерживать его.

Потом они принялись обдумывать ход празднества. Танцоров надо нарядить в маски, ведь всегда интересно наблюдать за исполнителями, гадая, кто есть кто. И хорошо бы устроить спектакль. Один из придворных королевы некогда обучался актерскому искусству. Этого молодого человека, приехавшего с Маргаритой из Англии, шотландцы прозвали Английским Пупсиком.

– Я прикажу Английскому Пупсику немедленно взяться за дело, – объявила королева.

– Сколько в вас энергии, моя девочка! – улыбнулся Яков.

– Но это так весело – устраивать маскарады!

– Когда у вас появятся дети, вы начнете думать совсем о другом.

Король испытующе посмотрел на жену. Не видно ли каких признаков? Лицо Маргариты потемнело: она вспомнила о тех, других детях и о том, как ей хотелось бы отослать леди Маргариту Стюарт подальше от королевского двора.

– Я собираюсь родить много детей, – ответила королева. – И когда у меня будет сын, я попрошу вас об одной милости. Окажете ли вы мне ее?

– Думаю, я соглашусь исполнить любую вашу просьбу, когда вы подарите мне наследника трона.

– Я хочу, чтобы у моего сына было все самое лучшее, что только есть в Шотландии.

– Это просто. Иначе и быть не может.

– И я не думаю, что наследнику стоит якшаться с детьми этих… потаскух.

Яков выглядел озадаченным:

– Что вы имеете в виду?

– Например, Маргариту Стюарт… и я знаю, что есть и другие, кто может оказаться не самой подходящей компанией для наследника.

Яков побагровел. Впервые в жизни Маргарита видела его разгневанным.

– Не смейте никогда говорить подобные слова! – зарычал король. – Мать леди Маргариты Стюарт была великой женщиной. Она обладала многими достоинствами, которых не хватает дочерям королей.

Яков развернулся и оставил ее.

Маргарита убежала к себе в опочивальню, бросилась на кровать и отчаянно разрыдалась – все ее чувства неизменно требовали бурного выхода.

Но этот приступ горя длился недолго. Королева встала и постаралась скрыть следы слез. Плакать бесполезно. В один прекрасный день она своего добьется, но сначала надо понять, каким образом.



В следующий раз Маргарита вела себя с мужем как ни в чем не бывало. Яков испытал огромное облегчение и с готовностью пошел ей навстречу. Король вновь и вновь мысленно повторял, что Маргарита – всего лишь ребенок, и не следует ожидать от нее чересчур много.

Он опять завалил ее подарками – роскошными отрезами атласа и бархата на платья. Ведь Маргарита так любила наряжаться! И король охотно признавал, что результат всегда был очарователен. Якову следовало бы поздравить себя с редкостной удачей – как-никак у него была юная, красивая и любящая жена, хотя большинству монархов приходилось ради блага своего королевства жениться на дурнушках, а то и уродинах. Просто надо было почаще напоминать себе, что Маргарита – своевольное дитя, и он, Яков, почти на семнадцать лет старше, а потому обязан проявлять терпимость.

Эти празднества получились особенно веселыми, Яков играл на клавикордах вместе с женой, а потом они дуэтом пели под аккомпанемент лютни.

Танцы опять-таки открыли король с королевой. Оба до слез хохотали над пьесой Английского Пупсика. Когда же наконец супруги остались наедине, они любили друг друга как никогда страстно. И Маргарита была настолько счастлива, что забыла о ревности к детям мужа.

«Погоди, – говорила она себе, – я, конечно, вот-вот забеременею. И тогда мне будет все равно, сколько незаконных детей он наплодил в прошлом».



Ничто не мешало им продолжать забавы. Английский Пупсик и Шотландский Пес (некий Яков Дог, обладавший подобными пупсиковым талантами), совместно пораскинув мозгами, изобретали все более оригинальные и блестящие развлечения.

В один из таких дней, когда увеселения следовали одно за другим, ко дворцу прибыл гонец и попросил аудиенции у короля.

Яков в тот момент играл на лютне для королевы, по при виде усталого, измученного гонца король тотчас отложил инструмент. Одним из самых его привлекательных качеств было мгновенно возникавшее сочувствие к любому человеку в беде, сколь бы низкое положение тот ни занимал, и готовность сделать все возможное, чтобы помочь. Именно эта отзывчивость сделала Якова IV самым популярным королем из династии Стюартов.

Поэтому король разрешил гонцу сесть в своем присутствии и послал за вином, чтобы тот мог освежиться.

– Ну а пока вино принесут, расскажите, что привело вас сюда.

– Я прибыл из Дарнауэя, сир, – ответил гонец. – Моя госпожа, леди Босуэлл, велела мне мчаться к вам и сказать, что она, будучи смертельно больна, умоляет вас повидать ее па смертном одре.

У Якова перехватило дыхание от горя. Леди Босуэлл теперь звалась его пылкая Джэнет Кеннеди, ибо владения Босуэлл были подарены ей взамен земель, полученных от бывшего любовника Ангуса. Джэнет… с ее неукротимой жизненной силой… и вдруг – смертельно больна! Это казалось немыслимым! И что с маленьким Яковом, их сыном?

– Я поеду к ней немедленно! – воскликнул король.

Маргарита поднялась и встала рядом с мужем, взяв его за руку.

– Кто такая эта леди Босуэлл? – спросила она. – И почему она посылает за вами таким образом?.. Можно подумать, это она королева, а вы ее подданный!

Яков холодно взглянул на супругу:

– Может быть, она умирает.

Потом король повернулся и почти выбежал из покоев.



Маргарите пришлось трясти женщину, чтобы добиться от нее правды. Глупое создание пыталось сделать вид, будто не имеет ни малейшего понятия, кто такая леди Босуэлл.

В Маргарите вскипел истинно тюдоровский гнев.

– Кто она? Говори!

– Я… Я…

– Если не скажешь сию секунду, пеняй на себя!

– Ваше ве… ваше величество… это Джэнет Кеннеди…

– Джэнет Кеннеди? А кто она такая?

– Дочь лорда Кеннеди, ваше величество.

– Кем эта женщина приходится королю? Вот что я хочу знать!

Молчание. Но и молчание порой может сказать очень много.

– Ты знаешь! – взвизгнула Маргарита. – И сколько сыновей она ему родила? Ну, сколько?..

– Только одного, ваше величество… маленького герцога Морэя.

Маргарита в бешенстве ударила женщину по щеке.

– И теперь король едет ее повидать. Он оставляет меня, чтобы ехать к этой женщине. Распутная тварь! Ненавижу ее! Ненавижу их обоих!..

Королева развернулась и побежала в свои покои.

Там она вновь бросилась па кровать и зарыдала. Леди Гилдфорд подошла к молодой госпоже:

– Ваше величество… Ваше величество, вам не следует вести себя подобным образом!

Маргарита не отвечала. Она лишь приподнялась и, сжав кулаки, стала молотить подушки. Судя по выражению лица королевы, было ясно, что именно так ей хотелось бы поступить с Дженет Кеннеди.

– Вы должны помнить о своем королевском достоинстве, ваше величество!

– Королева… ах! И женщина. Женщина, покинутая собственным мужем! Ведь не думаете же вы, будто я не понимаю, что значат эти его отлучки? И все кругом знают… только я одна якобы пребываю в неведении. Меня королю, видите ли, недостаточно! Ему нужны все эти шлюхи. Я убила бы их собственными руками! И больше не пущу его к себе в постель!

– Тихо! Тихо! Вас могут услышать. А потом пойдут сплетни.

– Мне все равно.

– Но вам не должно быть все равно! Помните, моя дорогая, вы королева Шотландии.

Лицо Маргариты вдруг скривилось от боли, и она тихонько заплакала. Леди Гилдфорд обняла вздрагивающие плечи и стала утешать молодую госпожу.

– Я так сильно любила его, – всхлипывала Маргарита. – Вы и не представляете, как…




Глава 4

ПРОКЛЯТИЕ СОЧИБЕРНА


В последующие месяцы Маргарита держалась отстраненно. Она утратила наивность, все вокруг твердили: «Она взрослеет, нельзя же вечно оставаться ребенком». В выражении лица королевы появилась некоторая жесткость. Она больше не была влюблена в короля; романтический ореол исчез, но жажда чувственных утех оставалась неутолимой, и эта сторона взаимоотношений королевской четы, казалось, не претерпела метаморфоз. Но и Якова, и Маргариту глубоко затронуло обретенное ею знание. Маргарита постоянно держала коготки наготове, зато у короля отлегло от сердца – ему всегда претило обманывать жену, и он не мог не радоваться, что необходимость лгать отпала. Яков был из тех мужчин, кто не способен удовольствоваться всего одной женщиной, и чем скорее жена это осознает, тем будет лучше для них обоих.

Отлучки из дома участились, но король никогда не забывал писать ласковые письма, интересуясь здоровьем жены, и эти послания нередко сопровождались прелестными и дорогими подарками.

Маргарита, с тем мрачным цинизмом, что появился в ней после тягостного прозрения, думала: «Ему, должно быть, и вправду хорошо с этой женщиной, коли так заедает совесть».

Подобное положение ни один из гордых Тюдоров не мог бы сносить вечно, но пока Маргарите – все еще очень юной – не оставалось ничего иного, кроме терпения. Впрочем, она твердо верила, что какой-то выход обязательно появится.

Не то чтобы королева жаждала мести; она хотела только удовлетворить попранную гордость. Как обнаружила Маргарита, она не настолько трепетно относилась к королю, чтобы жаждать отмщения. Для королевы супружество было лишь средством удовлетворения той потребности, каковая становилась все настоятельнее, по мере того как она взрослела. Пусть в таком случае Яков удовлетворяет эту потребность. Маргарита решила, что будет использовать его и ждать, пока не найдет способ укрепиться в своих правах – как женщина и как королева Тюдор.

Наступило время созревания. У Маргариты хватало мудрости это понять. Глупое дитя обмирало от любви к красивому мужу. Зато теперь королева никогда не забудет, что в ее жизни нет и не будет ничего более важного, чем Маргарита Тюдор.

Внешне Маргарита выглядела жизнерадостной девочкой, способной не раскисать от трудностей, но с достоинством принимать неизбежное зло. Яков был от нее в восторге, и когда возвращался домой после очередной эскапады, их встречи были веселы и приятны. Покои Холи-руд-Хаус звенели смехом и музыкой, которую оба страстно любили. Случалось, Яков развлекался в своих покоях, а Маргарита – в своих; но, если король отыскивал новый талант, он немедленно отправлял этого человека к жене, дабы тот порадовал своим искусством королеву. Женщина-менестрель, известная под кличкой Блудница, – яркий тому пример. Блудница позабавила Якова, а значит, и Маргарита должна насладиться ее пением. То же произошло с ирландским арфистом О'Доннелом и лютнистом, известным как Серый Стейл.

Яков, пользуясь добрым расположением духа жены, привез дочь Маргариты Драммонд, леди Маргариту Стюарт, в замок Эдинбург, но стоило королеве услышать о появлении в доме девочки, как маска сдержанности слетела с нее и Маргарита потребовала от своих английских придворных дам совета, как ей следует поступить в столь неприятной ситуации.

Леди Гилдфорд предложила поговорить с королем, если Маргарита сумеет сохранить полное спокойствие.

– Король обожает этого ребенка, – скривилась королева. – И я знаю почему. Он все еще помнит ее мать. Яков воображает, что, останься она жива, он смог бы хранить ей верность! Как будто наш король способен быть верным хоть какой-нибудь женщине!

– Вашему величеству следует помнить, что лучше не давать воли своему гневу.

– Этот урок я уже усвоила, – мрачно бросила Маргарита.

И все-таки она не могла удержаться от разговора с королем.

Они собирались устроить маскарад и сравнивали достоинства Английского Пупсика и Шотландского Пса и решали, стоит ли пригласить Блудницу вместе с другими менестрелями, когда у Маргариты вдруг вырвалось:

– Яков, вы считаете разумным поселить Маргариту Стюарт тут, в замке?

– А почему бы и нет? – изумился он.

– Я знаю, как вы ей преданы, по, тем не менее, девочка – незаконнорожденная.

– Я решил признать Маргариту своей законной дочерью, и, клянусь святым Нинианом, меня ничто не остановит, – холодно ответил Яков.

– Но…

Он внезапно обрел тон и властность истинного монарха, и Маргарите стало ясно: несмотря на всю свою учтивость, ее муж будет править Шотландией один и ни с кем не намерен делить власть. И тогда она поняла, что больше всего па свете хочет одного: самой править Шотландией. В тот миг озарения Маргарита осознала, что, прими Яков ее совет, она с готовностью простила бы все измены. Но король не нуждался в советах жены: вкрадчивые манеры были щитом, а за ним скрывался человек, твердо решивший добиваться своего. Такой муж совсем не подходил сильной женщине. Маргарита с завистью подумала о своем брате Генрихе, ведь он после смерти их отца – а это уже не за горами! – станет полновластным хозяином Англии.

– Я думаю, маленькой Маргарите очень одиноко в замке, – продолжал Яков, – и какое-то время я полагал, что было бы великолепной мыслью собрать всю свою семью под одной крышей. Следовательно, я привезу в замок маленького Александра Стюарта… на какое-то время, разумеется. А впоследствии я намерен послать и Александра, и его брата Морэя учиться за пределы Шотландии. Я питаю глубокое уважение к Эразму и хочу, чтобы он занялся образованием моих детей.

Маргарита, не в силах больше сохранять спокойствие, вдруг звонко расхохоталась:

– Александр Стюарт, незаконнорожденный сын Мэриан Бойд и короля Шотландии, – самый обыкновенный мальчишка, – примас Шотландии? Не кажется ли вам, Яков, что это несколько нелепо?

Король улыбнулся по обыкновению медлительно и лениво:

– Всяк любит свою плоть и кровь, моя дорогая, а родители готовы на любые безумства для обожаемого чада.

– Подобные безумства могут привести к опасным последствиям, если их позволяют себе короли.

– Ну, я не вижу тут большой беды. Вот погодите, пока сами не подарите мне сына. Для него заранее уготована корона Шотландии.

– У меня было бы намного больше шансов поскорее сделать это, не растрачивай вы свою мужественность на других женщин.

Король с хохотом потянулся к Маргарите, желая заключить ее в объятия, чуть насмешливо, но, как всегда, нежно:

– Ну, моя дорогая, по-моему, мы много раз предоставляли друг другу такую возможность, но если вы считаете, что нам следует взяться за дело еще ретивее…

Королева хотела бы держаться высокомерно, ставить условия; но как она могла, если ее страсть требовала выхода?

Маргарита вдруг поняла, что смеется, слабея в объятиях мужа, а потом, в минуту высшего упоения, она пожелала себе понести дитя.

Наконец это произошло.

Весь двор ликовал, по никто не радовался больше короля. Маргарите было семнадцать лет, она отличалась превосходным здоровьем, а Яков успел доказать, что способен зачать крепкое потомство. Теперь у него появится законный наследник: мальчик станет принцем Шотландии, ну а девочка… что ж, за ней последуют другие дети…

Отныне король чаще оставался с женой, а во время редких отлучек слал письмо за письмом. Подарки сыпались как из рога изобилия, и Маргарита чувствовала себя счастливее, чем даже в первые недели после свадьбы.

Яков настоял, чтобы королева провела месяцы беременности в замке Дуннотар в графстве Кинкардин, больше похожем на крепость, чем на дворец, и стоящем на скалистом плато над морем. Он постоянно наведывался туда и следил, чтобы Маргариту окружали забавники и артисты: менестрелям, лютнистам и арфистам было приказано сделать жизнь королевы приятной и веселой. Английский Пупсик и Шотландский Пес жили в замке неотлучно, дабы разыгрывать пьесы для ее удовольствия.

В Шотландии тогда было неспокойно, кое-кто из недовольных лэрдов замышлял мятеж против короля; а потому, говаривал Яков, ему особенно приятно знать, что королева – в полной безопасности.

Маргарита гадала, сколько времени король посвящал государственным делам, а сколько – любовницам. Среди последних появилось новое имя: при дворе перешептывались о какой-то леди А. Прежде Маргарита пустила бы в ход всю свою изобретательность, пытаясь узнать, кто скрывается под этим псевдонимом. Теперь же она не беспокоилась. Велика важность, с кем развлекается король! Леди А. причиняла Маргарите не больше огорчения, чем Джэнет Кеннеди или покойная Маргарита Драммонд.

Королева с нетерпением ожидала появления на свет ребенка, ведь когда она станет матерью наследника шотландского престола, ее позиции укрепятся. Заглядывая на годы вперед, Маргарита мечтала, что это дитя будет безраздельно принадлежать ей. И кто знает, когда настанет его черед править, возможно, мальчик будет охотнее прислушиваться к советам Маргариты Тюдор, чем это делает его отец?



Она лежала, терзаясь невыносимой мукой.

Так вот что значит дарить жизнь! Как долго лежит она в королевских покоях Холируд-Хаус, и боль раздирает тело, а наследник престола Шотландии упорно не хочет явиться на свет?

Маргарита думала о своей матери. Та тоже металась от дикой боли в лондонском Тауэре, пока страдания ее не убили.

Но мать была двадцатью годами старше, а у нее, Маргариты, впереди еще много лет… если вынесет это испытание.

Королева слышала голоса придворных дам, говоривших о ней почтительным шепотком. Не так ли переговариваются у смертного одра, понимая, что конец неизбежен?

Боль вернулась, и настолько сильная, что Маргарита потеряла сознание, а когда пришла в себя, вдруг услышала плач ребенка.

– Мальчик!

Радостный крик разнесся по всем покоям; и, как ни плохо было королеве, она ощутила невероятный восторг.

Яков был вне себя от счастья. Он осыпал подарками всех ее дам и с почтительным изумлением смотрел сверху вниз на младенца в колыбели.

Потом король приблизился и встал на колени у постели жены.

Маргарита обратила на него затуманенный взор. Королева не совсем понимала, где находится, – ей казалось, будто она вместе с братом и сестрой в Ричмондском дворце.

– Генрих… – прошептала Маргарита, – ты еще не…

Король встревожился.

– Королева больна! – воскликнул он. – Ей бы сейчас радоваться, ведь все муки позади и сын лежит в колыбели. Что терзает ее?

Яков послал за лекарями и умолял их использовать все свое умение. Его переполняло раскаяние за то, что так часто пренебрегал женой. И король потребовал, чтобы ему объяснили, что у Маргариты болит и почему молодая женщина, отличавшаяся таким цветущим здоровьем до и во время беременности, пребывает в столь тяжелом состоянии теперь, когда роды благополучно завершились.

– Эта болезнь часто следует за родами, сир, – ответили лекари.

– Но королева выздоровеет?

Доктора изо всех сил старались успокоить короля, но тот видел, что они сами ни в чем не уверены.

Если Маргарита умрет, его замучают угрызения совести. Яков помнил, как страдал после смерти отца. И не хотел вновь пережить этот кошмар.

И король решил идти пешком в графство Галлоуэй, к часовне своего любимого святого в Уайтхорне, дабы там молить о здравии своей королевы.

Усталый, со сбитыми ногами, Яков приплелся в часовню Святого Ниниана. Пешее паломничество оказалось делом очень нелегким, и он был этому рад. Если Маргарита умрет, его замучает совесть из-за блудливости и легкомыслия. Бедное дитя, это ранило ее с самого начала. Король стал гадать, не станет ли утрата жены карой за его грехи.

Воспоминания о муках, терзавших его после смерти отца, до сих пор были свежи в памяти, и король боялся еще раз испытать такое. Если Маргарита выздоровеет благодаря святому Ниниану, Яков на какое-то время удалится от мира, найдя приют у Серых братьев в Стирлинге. Там он несколько педель проведет в посте, молитве и размышлениях, дабы вернуться к жизни очищенным от грехов.

Король никогда не жалел о том, что построил этот монастырь, ибо святая обитель часто омывала его измученную совесть.

Маргариту и придворных не особенно радовало, когда король отбывал в монастырь. Яков опасался, что Маргарита – немного язычница в душе. Он видел, как рассеивалось ее внимание во время церковных служб, и замечал, что, стоило подвернуться благовидному предлогу, – и королева охотно уклонялась от посещения храма. Что до его друзей при дворе, то все эти люди слишком любили весело проводить время, чтобы радоваться периодам, когда из уважения к временному монашеству короля им тоже приходилось вести самый смиренный образ жизни.

Яков взял с собой в паломничество только четырех менестрелей – он любил путешествовать по стране инкогнито, считая, что это позволяет ему понять истинное положение дел. Король всегда хотел видеть вещи такими, как есть, чтобы иметь возможность улучшить жизнь своих подданных.

Яков нередко с иронией думал, что мог бы стать неплохим королем, если бы не пара-тройка недостатков, каковые он не в силах победить. Он никогда много не пил; не отличался обжорством; посвящал много времени изучению законов, способных послужить благу страны… Но потом Яков встречал женщину и забывал о долге перед государством, женой и всем светом, отдаваясь погоне за наслаждениями.

Король не раз говорил себе; «Если бы я женился па Маргарите Драммонд, стал бы счастливым мужем и никогда не смотрел на сторону», – точно так же, как повторял: «Знай я своего отца, будь у меня возможность говорить с ним, понять его, никогда я не взял бы столь ужасного греха па совесть».

Яков был удивительно противоречивой личностью: глубоко чувственным и в то же время духовным; в чем-то – весьма логично и трезво мыслящим, а в другом – до крайности суеверным. Он поочередно оказывался то в келье монастыря, то в постели одной из своих фавориток; был способен и на мудрость, и на безумие.

Достигнув часовни, Яков сделал святому приношения и стал молить, чтобы к Маргарите вернулось здоровье, а затем, поскольку его маленький оркестрик очень устал от долгого пути, велел привести лошадей, чтобы они могли вернуться в Холируд-Хаус верхом.

Король славился заботливым отношением к тем, кто его окружал, и всегда был готов при первой возможности охотно пренебречь правилами этикета, так что музыканты ехали вместе с монархом и весело болтали на разные темы.

Один из них сказал:

– Я слышал, сир, что Кот-с-Колокольчиком снова начал ухаживать за леди Босуэлл. Говорят, он готов взять ее в супруги.

– Неужели? – удивился король.

– Ну да, сир. Герцог совсем извелся от ревности, как я слышал.

Яков помолчал, размышляя о рыжеволосой и пылкой Джэнет Кеннеди. Они чудесно проводили время, и он до самой смерти не забудет Джэнет. Да, воспоминания короля о леди Босуэлл были так же вечно зелены, как и о Маргарите Драммонд, – правда, по другим причинам.

Яков гадал, помнит ли Джэнет, что он подарил ей Дарнауэй при условии не заводить другого любовника. Это было жестоко. Представить Джэнет без пылкого воздыхателя так же трудно, как его – мающимся от одиночества.

И все же… короля еще тянуло к ней; и он порой навещал Джэнет. «Повидаться с мальчиком», – говорил Яков, отправляясь туда; и он действительно ездил взглянуть на ребенка – он обожал своего сына. Но мальчик, естественно, жил вместе со своей матерью, так что, наведываясь к ребенку, король видел и ее.

Яков улыбнулся, вспомнив, как подъезжает к дому, как Джэнет поспешно спускается по лестнице навстречу ему – насмешливая, с глазами, пылающими страстью, которую они невольно возбуждают друг в друге; преисполненная любви к жизни.

Некоторое время они говорят о будущем мальчика; потом посылают за ним; а через некоторое время малыша уводят, ибо желание его родителей остаться наедине слишком велико, и ни тот ни другая не в силах с ним совладать.

А теперь Кот-с-Колокольчиком опять вздумал увиваться за Джэнет!

Яков представил себе эту картину. Старик, должно быть лет на двадцать пять старше его самого, ездит к огневолосой красавице, подкупая обещаниями подарить земли… и почетным браком. Яков не мог не признать, что герцог, несмотря на преклонный возраст, все еще представителен и мужествен.

Джэнет… с любовником!..

Воспоминания так и роились в памяти. Рыжие волосы Джэнет и ее нагое белое тело; глаза Джэнет, что в минуты страсти становятся зелеными… Нет, он так легко не уступит ее Коту-с-Колокольчиком!

И король решил изменить первоначальный план: они пока не станут возвращаться в Холируд. Яков совершил паломничество ради здоровья жены, а теперь может позволить себе навестить любовницу, которую так и не смог забыть окончательно.



Здоровье Маргариты стало восстанавливаться, по слухам, с того момента, как Яков достиг часовни Святого Ниниана, так что королева была обязана выздоровлением упомянутому покровителю и, когда почувствует себя достаточно хорошо, обязана принести ожидаемую им дань благодарности.

После того как ребенка с великой торжественностью окрестили и нарекли Яковом, Маргарита оставила его на попечение нянек и отправилась вдоль побережья Галлоуэй к часовне Святого Ниниана. Король гарцевал верхом рядом с каретой, Маргарита же пока не могла сесть в седло, ибо, хоть опасность и миновала, она еще не вполне окрепла.

Путешествие утомило королеву, и по возвращении в Стирлинг она испытывала слабость. Это особенно расстраивало Маргариту, поскольку Яков не любил, когда она болела, и чаще обычного уезжал из замка. Сейчас он проводил много времени с Джэнет Кеннеди, так же как и с леди А. И Маргарита узнала, что еще одна женщина, Изабелла Стюарт, дочь лорда Бьюкена, родила ему дочь, названную Джин.

Правда, теперь у королевы был собственный сын, и для нее было изрядным утешением повторять себе, что из всех детей короля самое главное место занимал ее маленький Яков и отец его просто боготворил.

Но великолепное здоровье, прежде всегда отличавшее Маргариту, видно, оставило ее. Порой целыми днями приходилось оставаться в постели. Это сильно огорчало королеву, но леди Гилдфорд уверяла, что роды – слишком мучительное испытание и надо выждать несколько месяцев, пока силы полностью восстановятся.

Маргарита, конечно, не могла помешать Якову заводить новых любовниц, зато она научилась лукавить. Теперь королеву не пугало, что у ее супруга множество пассий – вот будь одна-единственная, тогда появились бы основания для беспокойства.

Пришло Рождество, и в Холируд-Хаус его отпраздновали с музыкой и танцами. И если королева была менее резвой, чем прежде, король еще усерднее старался доставить ей удовольствие. Блудница, Серый Стейл, Английский Пупсик и Шотландский Пес превзошли сами себя, а шут короля Карри и его жена Тупица Энн смешили венценосных особ до упаду.

Время шло. Наступил февраль, и маленькому принцу Якову исполнился год.

Королевский двор на время обосновался во дворце Линлитгоу, Яков, приехав с соколиной охоты, собирался на пир, устраиваемый в большом зале.

Маргарита вместе с дамами встретила короля и его спутников по возвращении, но была немного грустной, поскольку чувствовала себя недостаточно хорошо, чтобы тоже участвовать в охоте.

Большой зал блистал великолепием, заботливо подготовленный к вечерним торжествам: на стенах – гобелены из Холируда, в огромном камине умиротворяюще потрескивают, разбрасывая искры, дрова. Серебряные блюда, кубки и чаши на столе сверкают при свечах, а на галерее любимые менестрели короля негромко играют нежную мелодию – этого всегда достаточно, чтобы усладить слух ценителя.

Стол стоял на возвышении в глубине зала, как раз напротив галереи менестрелей, и там, где предстояло сидеть королю с королевой, был постелен ковер, в то время как остальную часть пола просто покрыли тростником. Слуги сновали туда-сюда, а из кухонь тянуло аппетитным ароматом яств.

Яков одобрительно посмотрел на королеву – она так тепло приветствовала его и поинтересовалась, удачно ли прошла охота, – потом за руку повел к столу, туда, где стоял слуга с тазиком для омовения рук.

Как только Маргарита и король сели, пиршество началось.

Один из самых знатных придворных резал мясо для королевской четы. Маргарита ела с удовольствием, по Яков, хоть и брал передаваемые резчиком сочные куски, казалось, куда больше увлечен музыкой, нежели едой.

За столом так бывало всегда. Яков не грешил чревоугодием и не выказывал особого интереса к вину.

Потом запела Блудница, и ее пение явно очаровало короля. Он повернулся к Маргарите, желая узнать, как ей понравилась песня.

Королева ответила, что слушать Блудницу всегда приятно, но мысли ее занимало совсем другое: заезжал ли Яков во время охоты к одной из своих любовниц.

Они ополаскивали руки после трапезы, когда гонец из замка Стирлинг, где остался маленький принц, вошел в зал и тотчас направился к королю с королевой.

Маргарита и Яков, выслушав донесение, очень расстроились. Малыш капризничал, и нянькам долго не удавалось его успокоить. А теперь, похоже, у ребенка началась лихорадка.

Яков поднялся с кресла:

– Мы немедленно едем в Стирлинг! Через час они уже были в пути.



Маргарита была вне себя от горя.

– Почему? – гневно кричала она. – Почему это должно было случиться со мной? Его бастарды цветут, а мой сын должен умереть! Почему я так несчастна?

Леди Гилдфорд пыталась ее утешить:

– Ваше величество, в Шотландии и Англии умирает множество детей. О маленьком принце хорошо заботились. И вы молоды. У вас будут другие дети.

Долгие недели после смерти маленького наследника престола Маргарита места себе не находила. «Это так несправедливо, – повторяла она. – Дети его любовниц полны здоровья и жизненных сил!» И мысль об этом была для нее непрестанной мукой. Когда родился сын, Маргарита немного успокоилась… но его больше нет…




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=180139) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Лэрд – помещик, владелец наследственного имения (шотл.).




2


Роза и чертополох – национальные эмблемы соответственно Англии и Шотландии.