Символ любви Линда Инглвуд «Тайное станет явным» – такое предсказание обнаружила Джанин внутри печенья, которое ей подали в китайском ресторанчике. Но что именно считать тайным? То, что она решилась пойти на безобидный обман, чтобы получить место няни в семье шотландского аристократа… Или то, что влюбилась без памяти в отца своей очаровательной подопечной… Линда Ингвуд Символ любви 1 Это был один из бесчисленных китайских ресторанчиков на углу одной из бесчисленных пятиэтажек нью-йоркского Чайна-тауна. Джанин так боялась опоздать на встречу, что пришла на целых полчаса раньше. Таким образом, она могла спокойно посидеть, попить зеленого чая и обдумать, как ей держать себя в разговоре, который состоится через тридцать минут. А разговор этот вполне мог изменить всю ее жизнь. Ей предстояла личная встреча с графиней Элизабет Макензи. Все началось с того, что Джанин Кастелла обратилась в агентство по трудоустройству. Она была няней с хорошими рекомендациями, и работы у нее хватало. Но обстоятельства сложились так, что тех денег, которые платили, стало недоставать, и ей нужны были кардинальные перемены. И надежда на такие перемены появилась. Пару дней назад в ее нью-йоркской квартире раздался звонок. Приятный голос с чистым, хотя и немного вычурным английским произношением сообщил, что ее кандидатура заинтересовала сэра Малколма Макензи, владельца старинного замка и обширных земель на юге Шотландии. Джанин буквально потеряла дар речи. Она и представить не могла, что агентство имеет отделения за пределами Соединенных Штатов. Если мисс Касстелле будет угодно, невозмутимо продолжали на другом конце провода, то в пятницу с ней встретится леди Элизабет Макензи, приходящаяся сэру Малколму теткой. Ей назвали время, дали адрес этого ресторанчика, а затем, вежливо попрощавшись, положили трубку. В последовавшие за этим два дня Джанин так и не смогла прийти в себя. Она-то рассчитывала, что ее наймет какой-нибудь богатей из Виргинии или, скажем – если повезет – из округа Колумбия. Ответа из Шотландии она никак не ожидала… Хотя Шотландия, если подумать, тоже совсем неплохо, рассуждала она, сидя за столиком и глядя в окно на проходящих мимо людей. И потом, этот сэр Малколм, наверное, богат, как Крёз. Почему бы не бросить все и не поехать в Шотландию? Ее ничто не держало здесь, так как семьей к двадцати пяти годам она так и не обзавелась… Вот только эта леди Элизабет Мак-Что-То-Там. Как к ней обращаться? Джанин ни разу не имела дела с настоящими аристократами. Леди Элизабет – графиня. Значит, надо обращаться к ней «ваше сиятельство»? Или менее претенциозно – «миссис Макензи»? А может, более душевно – «госпожа графиня»? И кто только придумал эти идиотские титулы? А что, если вообще… – Мисс Кастелла? Джанин очнулась от своих мыслей. Перед ее столиком стояла женщина, возраст которой определить не представлялось возможным: от сорока до семидесяти. На ее лице не было видно следов пластических операций или «подтяжек». И тем не менее оно все еще было красиво. В этой красоте необъяснимым образом чувствовалось благородное происхождение, как это, впрочем, всегда бывает с представителями древних знатных родов. Джанин посмотрела на часы. Минута в минуту. Недаром говорят, что точность – вежливость королей. Джанин привстала. – Добрый день, ваша милость. То есть… э-э-э… доблесть… – Она ужасно растерялась. В голове, как назло, вертелось только «ваше преосвященство», к делу явно не относящееся. Тьфу ты, черт бы побрал всех этих графьев с их титулами! Джанин взяла себя в руки. – Рада вас видеть, ваше сиятельство. Не угодно ли присесть? – С удовольствием. – Графиня едва заметно улыбнулась. – Можете называть меня просто леди Элизабет, дитя мое. Могу я в свою очередь иметь удовольствие также называть вас по имени? – Конечно! – выдохнула Джанин с облегчением. Хотя леди Элизабет и выражалась несколько старомодно, но не была той высокомерной и надменной особой, которую она боялась увидеть. – Вот и хорошо, Джанин, – улыбнулась графиня. – Тогда перейдем сразу к делу. У меня очень мало времени: мой самолет улетает через четыре часа. – Вы прилетели в Нью-Йорк специально для встречи со мной? – изумилась Джанин. – Не совсем. У меня тут были кое-какие дела, но, смею вас уверить, встреча с вами занимает отнюдь не последнее по значимости место в их списке. Вы понимаете, выбор няни для единственной наследницы – дело очень ответственное. Когда мой племянник прочитал ваши рекомендации, он позвонил мне в Нью-Йорк и попросил, чтобы я лично с вами встретилась и оценила вашу кандидатуру. И мне было достаточно одной минуты, чтобы понять: на сей раз ошибки не будет. – Она внимательно посмотрела на собеседницу. – У вас очень добрые и умные глаза, а значит, вы легко поладите с Фиби. Фиби – это дочь моего племянника, – добавила леди Элизабет. – Могу я считать, что меня приняли на работу? – отважилась спросить Джанин. – Решающее слово скажет племянник после личной беседы с вами, но я не думаю, что у вас с ним возникнут какие-то проблемы. Возьмите на всякий случай вот это. – Графиня протянула Джанин какую-то бумагу. – Это образец контракта. В нем указаны все требования к будущей няне. Вы отвечаете почти всем… «Почти»? О чем это она? Надо будет прочитать на досуге, мелькнуло в голове Джанин. – …Так что я вам советую собирать вещи и по возможности скорее лететь в Шотландию, – заключила леди Элизабет. – Адрес указан в контракте, но вы можете позвонить из Нью-Йорка, и вас встретят в аэропорту. Графиня замолчала и сделала несколько глотков из стакана с зеленым чаем. Как и во множестве других китайских ресторанчиков, к чаю здесь подавали так называемые «печенья с предсказаниями». Это были маленькие печеньица, в которых, если их разломить, можно было обнаружить бумажку с каким-нибудь туманным пророчеством. «Грядут перемены» или нечто подобное. Специфический восточный юмор. Леди Элизабет разломила печенье, прочитала записку и, аккуратно сложив, положила в сумочку, пристально посмотрев на Джанин. – Простите меня, дитя мое, но меня ждет такси, – улыбнулась графиня. – До скорой встречи. Она оставила на столике несколько долларов и вышла. Джанин задумчиво посмотрела вслед удаляющемуся такси и машинально разломила свое печенье. «Все тайное станет явным» – гласило предсказание на бумажке. Она так же машинально сунула ее, в сумочку, расплатилась, вышла и побрела по вечерним улицам домой. Туда, где ее никто не ждал. И вот это случилось: она стояла перед дверью кабинета сэра Малколма Макензи, наследника графского титула и родового замка. Джанин глубоко вдохнула и постучала. – Войдите, – раздался приятный мужской баритон. Она толкнула дверь и вошла. С того дня, когда она встретилась с леди Элизабет, прошло полторы недели. Но Джанин, в свое время занявшую второе место на конкурсе красоты в колледже и даже снявшуюся чуть позднее для обложки «Мари Клер», теперь было не узнать. Она изменила свою внешность, ознакомившись с требованиями к няне, указанными в контракте. Она сделала это, чтобы соответствовать всем требованиям. Джанин поправила огромные старомодные очки, дабы убедиться, что они достаточно сильно закрывают лицо. – Добрый день, сэр Малколм. Я Джанин Кастелла, – сказала она молодому мужчине, от которого ее отделял идеально отполированный стол красного дерева. – Да-да. Новая няня. Добро пожаловать в Хоршбург. Я искренне рад встрече. Сэр Малколм был высок и строен. Настоящий король эльфов из сказки. Вежливо улыбаясь, он протянул руку. Джанин почувствовала его теплую, сильную и в то же время нежную ладонь. Она почему-то оказалась не готова к этому рукопожатию, и на несколько секунд ею овладело странное волнение. Обычно, идя на первую встречу с работодателем, Джанин надевала деловой костюм и слегка подкрашивала лицо, чтобы выглядеть уверенным в себе профессионалом. Но этот случай разительно отличался ото всех остальных. Тут чем привлекательней она выглядела, тем меньше шансов получить работу у нее было. А упускать такую удачу она не собиралась. Ставки были слишком высоки. Потеряй она столь выгодный заработок, и некому станет оплачивать счета за лечение матери. Все ее имущество, включая квартиру, было заложено, и долг составлял уже довольно внушительную сумму. – Очень рада наконец-то лично встретиться с сами, сэр Малколм. Я изучила кое-какую литературу и открыла для себя много удивительного о вашей стране. Уверена, что работать тут мне будет очень интересно. Он изучал ее пристальным взглядом. – Контракт рассчитан на три года. По дому не заскучаете? – Я буду писать в Америку письма, – ответила Джанин. – Мне сказали, что найти постоянную няню оказалось очень сложно. Вы ведь за последний год сменили уже пятерых, если не ошибаюсь? – Именно так, – нахмурился Малколм. – Ох уж эта мне прислуга! Ведь это кто-то из них уже успел вам рассказать? – Именно так. Водитель, по дороге из аэропорта. Но я искренне надеюсь сломать традицию и продлить контракт через три года. – Отлично! – Он вновь повеселел. – Теперь я понимаю, почему тетя Элизабет отзывалась о вас так лестно после вашей встречи в Нью-Йорке. – Леди Элизабет показалась мне женщиной большого ума и с прекрасным вкусом… – Джанин запнулась. Это прозвучало как-то уж слишком самоуверенно. К тому же она имела в виду совсем не то. – В том смысле, что она прекрасно выглядит для своих лет и отлично разбирается в современной моде. – Надеюсь, и в нянях тоже. Малколм Макензи был отцом пятилетней Фиби, за которой и должна была смотреть Джанин. И его одобрение автоматически означало, что ее примут на работу. Вот почему было так важно произвести правильное впечатление. Конечно, Джанин предполагала, что на первой встрече могут возникнуть непредвиденные трудности. Но уж точно не такого характера. Старший сын графа Макензи был очень красив. Но она всегда верила, что красота не имеет ничего общего с внутренним миром. Интересно, а как обстоят дела с внутренним миром этого человека? Если ее новый работодатель и не был самым красивым мужчиной, которого она видела в жизни, то уж точно одним из тройки лидеров. А Джанин была одета в наглухо застегнутый костюм да еще вдобавок нацепила эти ужасные очки. Эх, полцарства за косметику! Дело в том, что одним из требований к няне, указанных в контракте, была «непривлекательная внешность». И для Джанин, не дотянувшей до звания королевы красоты только потому, что ее грудь на пару сантиметров превышала стандартный размер «девяносто», это стало настоящим испытанием. В Нью-Йорке все было ясно: успех напрямую зависел от внешнего вида. Здесь – тоже, но в обратном смысле. Теперь ее задачей было скрыть от Малколма Макензи тот факт, что на протяжении нескольких лет она являлась мечтой всех парней колледжа. Разгляди он сквозь весь этот маскарад ее истинную внешность, и ей придется немедленно собираться в обратный путь. – Пожалуйста, присядьте, мисс Кастелла. – Он вежливо указал на стул. – Благодарю. – Она буквально утонула в мягком кресле. – Так как прошел полет? Малколм обошел стол и сел в кресло напротив. Их взгляды на мгновение встретились. – Достаточно мучительно, сэр Малколм, – честно призналась Джанин. – Боюсь даже предположить, сколько часовых поясов я пересекла! – Гмм… Малколм Макензи, старший из двух сыновей лорда Коннора Макензи, не любил пустые разговоры. Вообще, это было во всех отношениях замечательное семейство. Младший брат Малколма сэр Уолтер Макензи слыл известным светским ловеласом. Глава семьи, недавно лишившийся жены, которая умерла от тяжелой болезни, до сих пор считался очень привлекательным мужчиной и был завидным женихом. Малколма также не связывали узы брака, а посему его внимания добивались многие светские львицы. И неудивительно. Джанин хватило нескольких секунд, чтобы быть совершенно очарованной этим мужчиной. У него были очень правильные и благородные черты лица. Его необыкновенными серыми глазами она могла бы любоваться часами. Вдобавок ко всему он обладал потрясающей фигурой. Ну, просто-таки статуя древнегреческого атлета из Метрополитен-музея! – Вы уже акклиматизировались? – вежливо поинтересовался Малколм. – Не совсем. Но чувствую себя гораздо лучше, чем накануне. Вчера вечером мне казалось, будто по мне проехал каток, – ответила она и добавила, пробуя почву: – Думаю, я и выглядела так же. – Уверен, что вы преувеличиваете. – Вы очень любезны. – Почва, кажется, оказалась благоприятной. – Большое спасибо за то, что дали мне время отдохнуть. Я смогла хоть как-то привести себя в порядок, чтобы произвести благоприятное впечатление на вас и на Фиби. – Расскажите о своем опыте работы с детьми. Малколм внимательно ее рассматривал, но в его глазах не читалось ничего, кроме приличествующего случаю любопытства. А если уж кто и умел читать по глазам мужчин, так это Джанин. Столь сдержанная реакция работодателя означала, что ее маскарад сработал. Так почему же она расстроилась из-за того, что совершенно не заинтересовала его как женщина? – Я оплачивала свое обучение в колледже, подрабатывая няней. – Дополнительная стипендия за второе место в конкурсе красоты тоже оказалась весьма кстати, но об этом говорить было необязательно. – Я получила диплом учительницы младших классов. Окончив колледж, год работала няней в одной семье в Сиэтле. Ведь вы получили рекомендации? – Да, с рекомендациями у вас все прекрасно. Так говорите, вы – учительница? – Создавалось впечатление, что пристальный взгляд Малколма просвечивает ее насквозь, словно рентгеновский луч. – Мне нравится работать с детьми. – Джанин сидела прямо напротив него и изо всех сил старалась не отводить взгляда: мол, смотри, сколько хочешь, мне скрывать нечего. – А желания обзавестись собственной семьей не возникало? – Его брови чуть-чуть поднялись. – Конечно, возникало. Но я должна кое-чего добиться в жизни, прежде чем влюбиться, выйти замуж и завести детей. – Именно в таком порядке? – А какой еще порядок здесь может быть? По лицу Малколма скользнула едва уловимая усмешка. – Ну, скажем, завести детей, а потом выйти замуж. То есть, грубо говоря, сначала переспать с мужчиной, а уже потом сыграть свадьбу. Щеки Джанин зарделись. Сейчас уже такими вещами никого не удивишь. Но почему-то она начинала краснеть, стоило только этому человеку заговорить о вещах личного характера. Джанин посмотрела ему в глаза. – Я не столь наивна, сэр Малколм, и знаю, что женщины довольно часто поступают подобным образом. Однако я не из их числа. – Похвально. Но разве американки не гордятся как раз тем, что могут заниматься карьерой и семьей одновременно? Зачем же ждать? А, мисс Кастелла? – Потому что я не хочу смешивать работу и семью. Когда у меня появятся дети, я буду сидеть дома и заниматься только ими. Когда же они станут достаточно взрослыми, я снова смогу пойти работать. – Да у вас четкий жизненный план! Вы очень организованны. – Вы этого не одобряете? – Напротив. Я считаю, что это еще одно положительное качество, которое следует добавить к вашей и без того замечательной характеристике. – Судя по выражению его лица, он не очень-то ей верил. Джанин сложила руки на коленях. – Могу я задать вам один вопрос? – Конечно. – Даже если он покажется вам несколько глупым? – Да. Джанин не могла понять, серьезен он или подтрунивает над ней. Но в конце концов сейчас это было неважно. И, так или иначе, они теперь будут постоянно общаться, поэтому пусть знает, что она привыкла говорить то, что думает. – В общем-то, это не то чтобы глупый вопрос. Просто мне любопытно: почему вы нанимаете американскую няню? Ведь логичнее, чтобы за ребенком смотрела женщина, знакомая с культурой и традициями Шотландии. – С культурой и традициями моей страны Фиби могут познакомить как я, так и другие члены моей семьи. Но в последнее время мы много сотрудничаем с Западом. Тем более услышать американскую речь для нее будет крайне полезно. Думаю, вы заметили, что наш английский достаточно сильно отличается от вашего. Это было действительно так. Произношение членов семьи Макензи представляло собой интересную смесь несколько грубоватого шотландского диалекта и того нарочито правильного «кудахтающего» лондонского английского, над которым посмеиваются американцы. Джанин собралась с духом. – Можно еще один вопрос? По поводу требований к няне. – Что-то осталось неясным? – Меня интересует тот пункт, где говорится, что няня должна иметь «непривлекательную внешность». Почему это так важно для вас? – Если не ошибаюсь, там написано: «Трудолюбивая женщина с непривлекательной внешностью, имеющая высшее образование и хорошо ладящая с детьми». Трудолюбивой она была настолько, что смогла оплатить свое обучение в колледже. С детьми она тоже ладила прекрасно. У четверых ее братьев уже были дети, которых Джанин обожала, причем племянники отвечали ей взаимностью. Ее озадачило только упоминание о «непривлекательной внешности». Интересно, сознает ли Малколм Макензи, что мог обидеть ее такой формулировкой? – Я понимаю значение всех остальных требований. Но почему «непривлекательная внешность»? – Потому что красивые женщины… – Малколм как будто вспомнил что-то, что некогда отравило ему жизнь. Его глаза стали холодными и жгучими одновременно. Джанин побледнела при виде столь резкой перемены, – могут создать много проблем. – Понятно… Чего-то в этом роде – а именно, высокомерия – она и ожидала, так что не расстроилась. Но это было не то мягкое благородное высокомерие, с которым он к ней обращался до того, как Джанин коснулась неприятной для него темы, и которое выглядело таким чарующим. Все говорило о том, что в жизни молодого человека имела место некая печальная история, в которой оказалась замешана красивая женщина. Интересно, что же случилось? Впрочем, если все пройдет удачно и ее возьмут на работу, у нее будет достаточно времени, чтобы узнать это. – Сэр Малколм, – начала Джанин твердо, – давайте расставим все точки над «i». Вы хотите сказать, что если по какой-то причине вы не можете… как бы это сказать… держать себя в руках по отношению к красивой женщине, то в этом виновата сама женщина? Она не считала себя Мисс Вселенной, к тому же Малколм общался с женщинами из высшего общества, которые могли дать Джанин сто очков вперед. Однако дома она не была обделена вниманием мужчин, правда не всегда доставлявшим ей удовольствие, о чем свидетельствовали раны на ее сердце. Но то, насколько женщина привлекательна или – как в данном случае – непривлекательна, по мнению Джанин, не должно было сказаться на том, возьмут ее на работу или нет. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. – Давайте-ка разберемся, правильно ли я понял вопрос, – медленно начал Малколм. – Вы хотите знать, кто виноват в том, что я не могу сосредоточиться в присутствии красивой женщины? – Именно. – Естественно, женщина. И вновь Джанин не могла понять, серьезен он или просто посмеивается над ней. Однако решила вести себя так, будто не сомневается в искренности его слов. – Тогда, я думаю, вам следует кое-что знать обо мне, прежде чем решить, принимать меня на работу или нет. – Что именно? – спросил Малколм с явным интересом. – Я всегда учу детей тому, что каждый в ответе за свои поступки. – В таком случае и вам следует кое-что знать обо мне. – И? – Я не ребенок… – Джанин уже готова была привести тысячу аргументов по поводу этого его утверждения, как вдруг Малколм ошеломил ее следующей фразой: – И я всегда прав. Он так просто и спокойно сказал это, что она невольно восхитилась подобной наглостью. – Что ж, всегда полезно знать, как твой работодатель ставит себя по отношению к другим. Ведь вы мой работодатель, не так ли? – Да. С этого дня. Только тут Джанин поняла, что ее окончательно приняли на работу. До сего момента это являлось ее заветной мечтой. Но, странно, теперь, когда дело уже было, что называется, в шляпе, она не чувствовала себя победителем. Скорее, наоборот. Отныне ей предстояло постоянно носить эти идиотские очки, собирать волосы в пучок на манер своей бабушки и ходить в старомодных, наглухо застегнутых костюмах. В противном случае ей грозит немедленное увольнение, потому что сэру Малколму Макензи будет трудно сосредоточиться. В то же время, несмотря на его излишние прямоту и высокомерие, Джанин не могла не уважать человека, столь заботящегося о своем ребенке. Он не положился на мнение леди Элизабет, ему было важно лично встретиться с человеком, который будет рядом с его дочерью. – А теперь мне бы очень хотелось увидеть Фиби, – сказала Джанин и не погрешила против истины. – Сейчас я вас познакомлю. – На лице Малколма появилось выражение откровенной гордости. Он поднялся из кресла и кивком предложил ей следовать за ним. Они подошли к двери одновременно и оба потянулись к ручке. Их руки соприкоснулись. – Прошу вас. – Малколм вежливо отошел в сторону. Его мягкий, но мужественный голос звучал как музыка. – Благодарю. Они вышли из кабинета. Ноги тонули в мягком ковре. Малколм повел ее по галереям замка. Джанин, выросшая в трехкомнатной квартире, была просто поражена роскошной обстановкой. Вчера вечером она чувствовала себя слишком разбитой, а сегодня утром слишком взволнованной, чтобы что-то разглядывать. А разглядывать здесь было что. Далекие предки Малколма взирали на нее с потемневших от времени портретов. Вдоль стен стояли рыцарские доспехи, которых хватило бы, чтобы снарядить небольшую армию. Тут и там висели сабли, мечи, алебарды, ружья и другое оружие, с помощью которого предки нынешних Макензи боролись со своими врагами. Они свернули в очередной коридор, и Джанин услышала голоса. Один из них явно принадлежал ребенку. Они вошли в одну из дверей. В небольшой комнате на диване полулежал молодой человек. Он был похож на Малколма, и поэтому Джанин догадалась, что это его младший брат Уолтер. У него на коленях сидела маленькая девочка, самозабвенно мутузившая бедолагу, – без сомнения, Фиби, за которой и предстояло смотреть Джанин. – А еще говорят, что мужчина не может быть хорошей няней, – не удержалась она. – Смотрите, никому не рассказывайте, – усмехнулся Малколм. По выражению его лица она догадалась, что у него хорошее чувство юмора. Джанин раздумывала, как бы распорядиться этой информацией, но тут девочка спрыгнула с колен Уолтера и бросилась к Малколму. – Папа! – Привет, малышка. – Он ласково потрепал ее по щеке. – Тут кое-кто хочет с тобой познакомиться. – На Джанин уставились два любопытных глаза. – Это мисс Кастелла. Что мы должны сказать? – Здрасьте. – Девочка покосилась на отца. – То есть здравствуйте. Малколм одобрительно кивнул и перевел взгляд на молодого человека. – Эта жалкая пародия на воспитателя – мой брат Уолтер. – Сэр Уолтер, – слегка поклонилась Джанин, зная, что по этикету сначала надо здороваться со взрослыми. Уолтер поднялся с дивана, безуспешно пытаясь привести в порядок прическу. Он мог бы этого и не делать. Мужчина, играющий с ребенком в ущерб своему внешнему виду, все равно выглядел красивым в глазах Джанин. – Рад встрече, мисс Кастелла, – сказал он, протягивая руку. – И я, сэр… – Зовите меня просто Уолтер. Я настаиваю. – Его тон не оставлял места для возражений. – Хорошо. – Она внимательно посмотрела на девочку. – А ты, должно быть, Фиби? – Как вы догадались? – удивилась она. Джанин отметила, что лет через пятнадцать, а то и раньше Фиби будет грозой всего мужского населения Хоршбурга. – Твоя бабушка Элизабет сказала мне, как тебя зовут, когда мы встречались с ней в Нью-Йорке. И давай будем с тобой на «ты». Называй меня просто «няня», договорились? – Договорились, – радостно кивнула девочка. – У тебя очень большие очки, няня. – Это чтобы лучше тебя видеть, – сухо ответила Джанин и обратилась к Малколму: – Могу я задать вопрос, сэр… – Просто Малколм. Мой брат прав. В домашней обстановке излишняя официальность ни к чему. – Хорошо. Малколм… – Она словно пробовала имя на вкус. Хоть оно и звучало несколько непривычно для ее уха, но в нем слышалось нечто мужественное и благородное, что пришлось ей по нраву. – Еще один глупый вопрос? Теперь она уже могла понять по его лицу, что он шутит. – Вы задались целью заставить меня пожалеть об этой фразе? – произнесла Джанин с улыбкой. – Ничего. Я рискну. Мне просто интересно: вы берете с собой дочь, когда ездите по делам? – Нет, ни я, ни мой брат никогда не берем ребенка в деловые поездки, – ответил Малколм. – То, Что сейчас она с Уолтером, объясняется тем, что он считает себя немного виновным в спешном отъезде предыдущей няни. – Я? Виновен? Ни в коем случае! – Уолтер деланно возмутился и подмигнул Фиби. – Не выдумывай, дядя. Няня лежала голой в твоей постели. – А тебе откуда это известно? – По лицу Малколма скользнула чуть заметная улыбка. – Бабушка Элизабет рассказывала дедушке. А он ей сказал, что новая няня должна быть старой уродливой теткой. – Они, что, разговаривали об этом при тебе? – спросил Малколм, теперь уже с явным неодобрением. – Нет. Я пряталась за диваном, – призналась Фиби, затем несколько смущенно повернулась к Джанин. – Я рада, что ты не старая и не уродливая. – Спасибо тебе, дорогая. Джанин порадовало то, что хоть кто-то в этом семействе сумел разглядеть ее настоящее лицо. – Подслушивать нехорошо, запомни это, – строго отчитал дочь Малколм. – Просто мне не с кем было поиграть… Малколма позабавила растерянность брата, который не подозревал, что его маленькая племянница в курсе деталей увольнения няни. – Как и все женщины, имеющие дело с Уолтером, – счел своим долгом пояснить он, – бывшая няня по уши в него влюбилась. Видимо, хотела привлечь его внимание своим поступком. Внимания-то она добилась, но, думаю, не того, которого хотела. – Догадываюсь, что вы имеете в виду, если я здесь, а она – нет, – вставила Джанин. – Няню немедленно уволили, – подтвердил Уолтер. – Наш отец хотел даже высечь ее на заднем дворе, как поступали в старые добрые времена. Мне стоило больших усилий отговорить его. – Опять выдумываешь, – хихикнула Фиби. – Да уж, – согласился Малколм, – твой дядя вообще большой выдумщик. Он утверждает, что не запятнал честь девушки, поскольку не воспользовался ее ветреностью. – Даю честное слово! – воскликнул Уолтер. – Я, абсолютно ничего не подозревая, вхожу в спальню и вижу распластанное на кровати тело. Я в ужасе выбежал и потом еще дня два боялся туда заходить. Мне даже отец поверил! – Отца совершенно не интересовали детали. – Малколм обращался исключительно к Джанин. – Он отчитал Уолтера, строго-настрого запретив ему заводить романы с прислугой, и посоветовал поскорее найти жену. – Я его понимаю, – ответила Джанин. – Но, тем не менее, няня была нужна, потому что одного отца девочке недостаточно. А матери у нее, как вы знаете, нет. – Каждый раз, когда Малколм говорил о бывшей жене, в его глазах вспыхивали боль и ярость. – Тетя Элизабет собиралась в Нью-Йорк по кое-каким делам, – продолжил он, – и я попросил ее заодно встретиться с вами. Малколм не стал уточнять, что не только не отверг предложения отца внести дополнительный пункт в перечень требований к няне, но и полностью с ним согласился. У него совершенно не было желания иметь дело с красивой женщиной, скрывающей алчность и расчетливость под маской невинности и добродетели. Ему вполне доставало уже имеющегося опыта. Когда Малколм увидел Джанин, он подумал, что это именно то, что имел в виду его отец. Ее очки действительно были чудовищных размеров, как заметила Фиби. Но они не могли полностью скрыть карих глаз. Это были удивительные глаза. Они светились умом и говорили о наличии хорошего чувства юмора у их обладательницы. Он не мог полностью оценить ее лицо, так как очки закрывали добрую его половину, но на видимой части кожа была безупречно гладкой. Ее волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке. И как ни старался, Малколм не смог представить их распущенными. Длинная широкая юбка, заканчивающаяся у лодыжек, полностью скрывала ноги. Мешковатый пиджак был застегнут у самой шеи. Так что не представлялось возможным узнать, какая у нее на самом деле фигура… Любопытство погубило кошку, напомнил себе Малколм. То, что она одевается так консервативно, очень даже хорошо. Не зря тетя Элизабет уверяла, что Джанин им полностью подходит. И он не мог с этим не согласиться. Он научился высоко ценить в людях отсутствие притворства. Джанин говорила то, что думала. А он редко встречал в женщинах такое качество. Ему очень понравилось чувство юмора, которое она выказывала в разговоре. Это свидетельствовало о ее быстром и остром уме. Он подумал, что она ему нравится, и тут же насторожился. Да ладно, что здесь плохого, успокоил себя Малколм. Это означает лишь то, что их общение и совместное воспитание ребенка будут чуть более приятными, чем он предполагал. Если взаимно приятное общение начнет перерастать в нечто большее, он немедленно это пресечет. Да, тетя Элизабет права: Джанин им полностью подходит. Единственная вещь, которая беспокоила Малколма, – это улыбка няни. Он наблюдал ее уже несколько раз и понял, что в ней есть один недостаток: она слишком обворожительна. Джанин обворожительно улыбнулась. – Фиби, я полностью согласна с твоим отцом: подслушивать чужие разговоры плохо. Но я рада, что ты созналась в этом. – Еще бы, – заметил Малколм, – лжец в Шотландии самый презренный человек. Нас всех с детства учат говорить только правду. – В таком случае я объявляю тебя самым презренным человеком! – с пафосом произнес Уолтер. – Это еще почему? – изумился Малколм. – Ты скомпрометировал меня перед нашей новой няней. Ты запятнал мое доброе имя! Ты дал понять, что я каким-то образом спровоцировал недостойное поведение той… легкомысленной молодой особы. А я, между прочим, благородного происхождения, и… – Вы не помните, Джанин, что там сказал Шекспир в тринадцатом сонете по поводу чрезмерного возмущения? – прервал его патетическую речь Малколм. Вполне возможно, что Уолтер действительно ничего не мог поделать с тем, что женщины находили его привлекательным и искали с ним встречи. В такое легко было поверить, но при условии, что женщина оказалась наивной и никогда до этого не обжигалась. Умный и тактичный мужчина в такой ситуации действительно не стал бы пользоваться ситуацией, а просто вышел бы из комнаты. Уолтер посмотрел Джанин в глаза. – Вы считаете меня человеком, который способен совершить бесчестный поступок? – Я вас совсем не знаю. – Она спохватилась. – Я имею в виду, что вы… – Не оправдывайтесь, – прервал ее Малколм, – ваш ответ был вполне корректным. – В таком случае я хочу, чтобы вы узнали меня получше. – Уолтер совершенно не выглядел смущенным. – Приходите сегодня на ужин. Будут все члены семьи. Ну вот, уже началось, со вздохом подумал Малколм. Уолтер пытается очаровать Джанин. По какой-то причине это ему не понравилось. Интересно, когда она сказала «влюбиться, выйти замуж и завести детей», – это было действительно выражением ее желаний или она просто старалась произвести благоприятное впечатление? Нет, Джанин слишком правильная, решил он, чтобы поддаться на заигрывания Уолтера. К тому же Малколм знал свою дочь. Та никогда не ошибалась в людях и своим детским чутьем всегда распознавала фальшь. – Мой брат опять прав. Вы должны познакомиться со всеми членами семьи. Ужин в семь. Придете? – Конечно. Спасибо за приглашение. Она очень легко произнесла эти слова. Но почему у нее был такой вид, словно она добровольно согласилась взойти на Голгофу? Я обязательно должен выяснить это, решил Малколм. 2 Прошло четыре часа с того момента, как Уолтер пригласил Джанин на семейный ужин. Интересно, удалось ли ей скрыть панику, обуявшую ее, когда она поняла, что вынуждена принять приглашение? Но еще более Джанин интересовало, сошла ли с лица ужасная бледность, не покидавшая его все время, пока она одевалась. Даже то, что ее признали полностью подходящей на должность няни, не радовало. Уолтер пошутил, что ее предшественницу хотели высечь. Но пошутил ли он? И потом, как говаривала ее мама: «В каждой шутке есть только доля шутки»… – По-моему, наша новая няня немного темнит, – произнесла леди Элизабет после того, как долго и придирчиво изучила ее внешность. Джанин так и обмерла. Ее рука с вилкой, на которой был наколот некий шотландский деликатес, вероятно мясного происхождения, замерла на полпути ко рту. Если бледность и начала проходить, то сейчас проявилась с новой силой. Она заставила себя посмотреть леди Элизабет в глаза. – Простите, что вы сказали? – Вы… вы теперь совсем не та миловидная молодая дама, с которой мы беседовали в Нью-Йорке. Ага, это у местной знати такой специфический юмор, подумала Джанин. Ладно-ладно, нас так просто из колеи не выбьешь. – Моя мама утверждает, что женщина, которая никогда не меняется, не просто неинтересна, а недостойна называться женщиной. – Ваша матушка – мудрая женщина, – заметил лорд Коннор Макензи, носивший титул графа. Джанин невольно посмотрела на него. Как и большинство мужчин в этой стране, он был высок и хорошо сложен. Ему перевалило за шестьдесят, но он прекрасно выглядел и вполне мог стать сыновьям достойным соперником, понравься им одна и та же женщина. Это был настоящий лорд. «Благородный со всех сторон», – как сказала бы ее мама. Деборе Кастелле, матери Джанин, понравился бы ужин с кругу этой аристократической семьи. Она вышла замуж почти подростком и часто жаловалась, что ни разу в жизни не покидала Нью-Йорка. После того как Джанин окончила колледж, материальное положение наконец позволило ее родителям немного попутешествовать. Но мечта матери так и не осуществилась. Родители Джанин развелись, что явилось неожиданностью для всех, включая самих родителей. А спустя некоторое время произошла та ужасная автомобильная авария, ликвидировать последствия которой стоило огромных усилий и денег. Вопреки, а может и благодаря собственному опыту, мать часто повторяла своей единственной из пяти детей дочери, что надо пожить в свое удовольствие, прежде чем заводить семью. Она очень обрадовалась, когда узнала, что у Джанин появилась возможность пожить в другой стране, да еще заработать при этом кучу денег. «Хоть кто-то в нашей семье получит от работы удовольствие», – сказала она. – Означает ли ваше упорное молчание то, что вас что-то смущает? – спросил лорд Макензи. – Напротив, ваше сиятельство. У меня еще никогда не было такого замечательного вечера. Но, похоже, никого из сидящих за столом не обманули ее слова. – Рад, что вам пришлась по вкусу еда, – сказал Коннор Макензи. – Да и компания просто замечательная, – ответила Джанин, не придумав ничего более умного. Скользя взглядом по лицам собравшихся, Джанин обнаружила, что сыновья очень походят на своего отца если не внешне, то, по крайней мере, манерой величественно и в то же время непринужденно держаться. И хотя она находила Малколма наиболее привлекательным из них, остальные тоже были весьма красивы и фотогеничны. Вероятно, поэтому все трое довольно часто появлялись на обложках не только местных, но и всемирно популярных журналов. Помимо мужчин, Фиби и леди Элизабет, с которой Джанин уже встречалась, за столом сидела Мэрианн, семнадцатилетняя дочь графа Макензи. Удивительно красивая девушка с большими синими глазами и длинными русыми волосами. – Расслабьтесь, – посоветовал Малколм новой няне. – У меня такое впечатление, что вы ужасно чего-то боитесь. – Я? Боюсь? Впрочем, хоть она и не была провинциалкой и родилась и выросла в таком городе-исполине, как Нью-Йорк, ей действительно было от чего прийти в замешательство. Она впервые ужинала в огромном зале с картинами на стенах и бронзовыми канделябрами на столе. Впервые в жизни ей прислуживал дворецкий в смокинге, настолько исполненный чувства собственного достоинства, что у Джанин, когда она на него смотрела, возникало нечто вроде комплекса неполноценности. Да что там говорить, одна скатерть, покрывающая гигантских размеров стол, стоила, вероятно, столько, сколько самой Джанин не заработать и за месяц. Вот забавно будет пролить на него какую-нибудь ядреную ягодную настойку! А это вполне могло случиться: у Джанин от нервного напряжения ощутимо дрожали руки. И подступал идиотский истерический смех. Черт, надо срочно себя чем-нибудь отвлечь. Она оглядела стол. Интересно, сможет ли на нем приземлиться небольшой самолет? Вполне возможно… Невольно вспомнилась крохотная кухонька в родной квартире. За обеденным столом с трудом умещалось шесть человек, и матери всегда приходилось есть за разделочным, если семья была в сборе. Джанин снова ощутила себя чужой в этой роскошной идиллической обстановке. – Ну, если уж быть откровенной, то я действительно чувствую себя немного не в своей тарелке. – Не стоит, – сказала леди Элизабет. – Мы такие же простые люди, как и все остальные. Да уж, проще не придумаешь! Попробовал бы кто-нибудь из семьи Кастелла сесть за стол в вечернем костюме, и его бы немедленно признали сумасшедшим. Джанин отметила, что Фиби перестала есть и полезла под стол в поисках салфетки, которую уронила с колен. Лорд Макензи понимающе посмотрел на Джанин. – Конечно, мы догадываемся, что наши порядки вам могут показаться несколько старомодными. Но я присоединяюсь к просьбе моего сына: расслабьтесь… Я уверен, что вы отлично поладите с Фиби… если она все-таки вылезет из-под стола. Девочка захихикала. Джанин была бы рада приступить к своим обязанностям немедленно. Она бы отвела Фиби в спальню и уложила в кровать. Но сегодня она еще только гость. Ее первый рабочий день начнется завтра. Приподняв край скатерти, она подмигнула девочке и помогла ей выбраться из-под стола. – Спасибо, ваше сиятельство. Я польщена, – улыбнулась Джанин. Она действительно начинала понемногу расслабляться. Напряжение, охватившее ее после реплики леди Элизабет, что она темнит, начало спадать. Итак, никто не раскрыл ее обмана. Никто так и не понял, что на самом деле скрывается за гигантскими очками и безвкусной одеждой. Джанин следовало бы ликовать и прыгать от счастья. Однако такого желания почему-то не возникало. К чему бы это? – Будьте любезны, расскажите, где вы учились, – попросила леди Элизабет. – В Нью-йоркском педагогическом колледже. – И кто вы по специальности? – спросил лорд Макензи. – У меня диплом преподавателя младших классов и дополнительная специальность – детский психолог. – Интересно было учиться? – полюбопытствовал Малколм. – Студенческая жизнь всегда интересна, тем более в Нью-Йорке. Мэрианн внимательно посмотрела на Джанин, затем на отца и неожиданно для всех сказала тихо, но решительно: – Я хочу в Нью-Йорк. Все разом уставились на нее. – Это обыкновенный город, ничем не лучше Хоршбурга, – с досадой произнес лорд Макензи. – Ты должна жить здесь. Здесь твой дом и близкие тебе люди. – Но я не хочу вечно вести тот образ жизни, который мне уготован тут. Я хочу сама добиваться всего в жизни. Я хочу… – Прекрати, Мэрианн, – отмахнулся от нее отец. – Мне надоело выслушивать твои дурацкие выдумки. – Это не дурацкие выдумки, это… – Достаточно, Мэрианн! Я понятно выражаюсь? Девушка ничего не ответила, только сверкнула глазами. Она молча продолжила есть, но было видно, что ей с трудом удается сдержать слезы. Джанин стало жаль ее. Хотя Шотландию и отделял от Штатов океан, местные подростки ничем не отличались от американских. То же желание быть принятым всерьез, тот же максимализм, то же стремление к независимости. Но, судя по всему, в семье к девушке относились примерно так же, как к пятилетней Фиби, и искренне возмущались, если она вдруг начинала высказывать свое мнение. – Мисс Кастелла, – обратился к ней лорд Макензи, не глядя на Мэрианн, – вы нам еще не поведали о своих принципах воспитания детей. – Буду рада сделать это по первому требованию. – Тогда почему бы не сейчас? – спросил он, оглядывая сидящих за столом. – Отличная идея. Что именно вы хотите узнать? – Каков ваш взгляд на дисциплину? Он сделал ударение на последнем слове и только тогда многозначительно посмотрел на дочь. Мэрианн демонстративно закатила глаза к потолку. – Дисциплина – вещь необходимая, но наказание должно соответствовать провинности. В это время Фиби, пытавшаяся надеть на голову чайное блюдце наподобие шляпки, ненароком выпустила его из рук, и оно, упав на пол, со звоном разбилось. – Ой, няня! – воскликнула девочка и, вскочив со стула, спряталась за спину Джанин:. – Ничего, моя хорошая. Это к счастью, – сказала она, привлекая девочку к себе. – Мэрианн, – сказал лорд Макензи строго. Осколки блюдца тем временем убирал кто-то из слуг, – насколько я помню, за ребенком сегодня смотришь ты. Так, будь добра, оставь вселенскую печаль и удели Фиби немного своего драгоценного внимания, дабы избежать еще одной разбитой тарелки. – Но, папа, Фиби слишком долго сидела за столом. Она устала, и… Он снова от нее отмахнулся. Судя по всему, это был его привычный жест по отношению к дочери. – Пожалуйста, отведи ее в спальню. – С удовольствием. – Мэрианн встала, и швырнув салфетку на стол. – Пойдем, Фиби. Его сиятельство граф Коннор Макензи тяготится нашим с тобой присутствием. Девочка повернулась к Джанин. – Няня, что такое «тяготится»? – Дедушка хочет, чтобы ты пошла спать. – И она слегка подтолкнула Фиби. Девочка улыбнулась и побежала вслед за Мэрианн, уже выходившей из столовой. Воцарилась тишина. Лорд Макензи кашлянул. – А каким должно быть наказание за эту провинность? Я имею в виду Фиби. – Ну, во-первых, она не нарочно разбила блюдце, а значит, никакой провинности тут нет… – Джанин не спеша оглядела всех присутствующих. Если уж она создала себе имидж женщины, всегда говорящей то, что думает, не стоит останавливаться на полпути. – А во-вторых, я полностью согласна с Мэрианн. Пятилетний ребенок способен просидеть спокойно не больше сорока пяти минут. Дальше он начинает искать себе развлечения, и никакие просьбы, убеждения и крики не заставят его сидеть смирно. Он просто физически не сможет. Мы же сидим уже около часа. Естественно, Фиби давно наскучили наши разговоры. – А что бы вы сделали? – спросил Малколм. – Я бы уже давно отвела ее в спальню и стала готовить ко сну, – немедленно ответила Джанин. – Но Фиби не простой ребенок. Она потомок древнего аристократического рода, – запротестовал лорд Макензи. – Но это не делает ее отличной от других детей ее возраста, по крайней мере, на физиологическом уровне, – возразила Джанин. – Фиби подчиняется тем же законам развития личности, что и другие дети. Благородное происхождение на это никак не влияет. – Но Мэрианн могла хотя бы… – Простите меня, ваше сиятельство, – Джанин уже вошла в раж, однако ее нетактичности никто не заметил: все были увлечены ходом спора, – но винить в чем-то вашу внучку совершенно бессмысленно. В такой ситуации совладать с Фиби не могли бы ни я, ни вы, ни самый лучший на свете педагог. Это все равно что пытаться сладить с ветром. – Джанин, вы абсолютно правы. – Леди Элизабет элегантно вытерла рот салфеткой и положила ее рядом с тарелкой. – Лично я признаю свое полное невежество в вопросе воспитания детей. Мой брат Коннор тоже никудышный эксперт, хоть у него и трое детей. Всех их воспитывали сначала няни, а потом учителя в закрытых элитных школах. Но я с самого начала поняла, что вы прекрасно нам подойдете. Джанин с благодарностью посмотрела на леди Элизабет. И заметила, что трое мужчин переглянулись и, кажется, выразили полное с ней согласие. Она почувствовала прилив гордости. Обычно ее судили исключительно по внешнему виду. Некоторое время назад Джанин чуть не вышла замуж. Но неожиданно поняла, что человек, сделавший ей предложение, на самом деле хочет добиться карьерного роста за счет красавицы жены. Как-то они должны были идти на прием, и он попросил Джанин надеть что-нибудь «подчеркивающее ее великолепную фигуру», держать язык за зубами и просто мило улыбаться, стоя с ним рядом, после этого она расторгла помолвку и никогда с бывшим женихом не виделась. Было в новинку то, что здесь ее встречают не по одежке, а сразу по уму. Но когда она перехватила быстрый взгляд Малколма, то не могла не пожалеть об отсутствии хотя бы самого простого и незатейливого макияжа и более подходящего ее фигуре платья. Однако она тут же отогнала от себя эти мысли. Пора привыкать, что для членов этой семьи она – серая мышка. – Спасибо вам, ваше сиятельство, – сказала Джанин леди Элизабет, изо всех сил сдерживая улыбку. – А почему у вас нет собственных детей? – тут же спросила та. В глазах Малколма появился огонек. Наверное, когда в детстве он лазил по деревьям, забирался в подвалы замка или делал что-нибудь еще строго-настрого запрещенное, его глаза горели точно так же, мелькнуло в голове Джанин. Однако в данный момент он был не похож на юного шалопая. Этот блеск во взгляде придавал его лицу мужественную дерзость. – Мисс Кастелла хочет влюбиться, выйти замуж и родить детей. Причем именно в таком порядке, – сказал он. Леди Элизабет кивнула. – Неужели вам ни разу не встречался человек, который заставил бы ваше сердце биться сильнее? Джанин поймала себя на том, что посмотрела на Малколма, и слегка покраснела. Затем перевела взгляд на графиню. – Как вам сказать, однажды я почти вышла замуж, но… – Почти? – заинтересовался Малколм. – Как это понимать? – Теперь все в прошлом, – вздохнула Джанин, для которой этот разговор все больше становился похожим на перекрестный допрос. – И чтобы развеять грустные мысли, неизбежные при расставании с любимым, вы согласились работать в чужой стране, да? – Еще когда я была маленькой девочкой, моя мама вдолбила мне, что нужно повидать мир, прежде чем обзаводиться семьей, – уклончиво ответила Джанин, предпочитая сменить тему. – Вдолбила? Интересный слог, – заметил Малколм. – У меня четверо братьев, и все они, так же как и мои родители, рано женились. Я единственная не обзавелась семьей и хочу, чтобы мама гордилась мной. После первой неудачи в любви Джанин пообещала себе быть осторожной и разборчивой. Теперь она вышла бы замуж только за того мужчину, о котором могла бы сказать: «У него нет ни единого недостатка». Она подумала было о Малколме, но тут же одернула себя. Этот человек считает ее «синим чулком». Да и даже если бы не было всего этого маскарада, у нее все равно нет никаких шансов: он аристократ и никогда не посмотрит на женщину из простой семьи. Весь этот разговор уже сильно утомил Джанин. К тому же с непривычки раздражали очки. У нее действительно были проблемы со зрением, но она предпочитала носить контактные линзы. Джанин на минуту сняла очки, чтобы их протереть. – Вам в самом деле необходимо носить очки? – тихо спросила леди Элизабет, нагнувшись к ее уху. Джанин как будто ужалили. Вот так оно и бывает! Только расслабишься, как немедленно получаешь удар в спину. Она даже не надела, а набросила очки на нос. – А в ч-чем, собственно, дело? – У вас очень красивые глаза и живое лицо. Но, к сожалению, их сложно разглядеть за вашими очками, – ласково на нее глядя, сказала леди Элизабет. – Я действительно плохо вижу, – ответила Джанин вполне естественным тоном, потому что это являлось чистой правдой. – Без очков я не разгляжу и противоположного края стола. Хотя в свое оправдание могу сказать, что это очень большой стол. – Вы правы, – вздохнула графиня. – Но при желании вы могли бы быть весьма привлекательной. Насколько я понимаю, когда мы с вами встретились в Нью-Йорке, вы носили контактные линзы. Что же случилось? Джанин почувствовала себя загнанной в угол. И уже хотела было соврать что-нибудь совершенно неправдоподобное про то, как за полторы недели у нее неожиданно сильно ухудшилось зрение, но тут, на ее счастье, в разговор вмешался Малколм. – Тетя, оставьте Джанин в покое. – В его голосе чувствовалось явное раздражение. – Она такая, какая есть. Вы придаете слишком большое значение внешности. – Ага, братец, значит, ты способен жениться на женщине с лицом, подобным ночному горшку нашего привратника? – немедленно отреагировал на последнее замечание Уолтер. – Ну, я этого не говорил… – Если красота тебя совершенно не трогает, – медленно начал лорд Макензи, – то что в женщине ты считаешь самым привлекательным? – Честность, – не задумываясь, ответил Малколм. Вот уж с чем у Джанин были проблемы в данном случае, так это с честностью. Но ее потрясло то, что, хотя Малколм и общался с известными моделями и актрисами, их искренность его интересовала гораздо больше, чем красота. Повисло напряженное, гнетущее молчание. Джанин, которой хотелось хоть как-то прервать его, сказала: – Моя мама любит говорить: «Не будь складной, а будь ладной». Все посмотрели на нее, соображая, что значат эти слова. Наконец лорд Макензи спросил: – В чем суть поговорки? – Не знаю. – Джанин смутилась от того, что внимание всех присутствующих было направлено на нее. – Что-то в том смысле, что быть ладной, то есть иметь доброе сердце, гораздо важнее, чем быть складной, то есть красивой, но при этом холодной. В общем… Тут она окончательно сбилась, и все рассмеялись. Джанин была рада, что разрядила обстановку. Что ей не пришлось врать, отвечая леди Элизабет на вопрос о контактных линзах. И была благодарна Малколму за то, что он ценит в женщине не только красоту и прямо заявил об этом, спасая тем самым ее, Джанин, от неприятного положения, в котором она могла бы оказаться. Но Джанин боялась даже думать, что произойдет, если Малколм узнает, что она может выглядеть гораздо лучше, если того захочет… 3 Малколм отложил папку с документами, которые вот уже пятнадцать минут бездумно перебирал, сидя за письменным столом в своей комнате. Чем больше он пытался сконцентрироваться на работе, тем неотступнее его преследовали мысли о новой няне его дочери. За ужином, который кончился час назад, он открыл для себя не только ее острый ум, но и сильный характер. Малколм поклялся кровью предков, что больше никогда не будет очарован красивой женщиной. Нарушил ли он свою клятву? Конечно, она не такая эффектная, как те красотки из высшего общества, с которыми он привык общаться. Но, тем не менее, с ней приятно и интересно… Вдруг он услышал легкие шаги. Кто-то шел по коридору. Малколм встал и осторожно приоткрыл дверь. Как он и думал, это была Джанин. Он осторожно последовал за ней, и вскоре она привела его в галерею. Из огромных окон открывался прекрасный вид на горы. Сейчас луна ярко освещала острые пики вершин, крутые обрывы, придавая им нечто зловещее, но не делая их от этого менее завораживающими. В самой галерее была собрана обширная коллекция растений – от маленьких и беззащитно выглядящих цветов, растущих только в местных горах, до огромных растений семейства папоротниковых из долины Амазонки. Джанин бродила между кадок и цветочных горшков, то и дело наклоняясь, чтобы получше рассмотреть цветок или его название. Малколм вышел на свет. – У вас бессонница? Она испуганно обернулась. – Боже, это вы!.. Да, мне что-то не спится, и я решила осмотреть галерею. Но как вы здесь оказались? – Услышал шаги за дверью и решил посмотреть, кто это ходит. Вдруг наше фамильное привидение, – улыбнулся Малколм. – Простите, что потревожила. Я не хотела вам мешать. – Вы и не помешали, – солгал он. На самом деле она тревожила его еще до того, как он услышал шаги в коридоре. Малколм заметил, что теперь ее волосы не собраны в пучок, как это бывает у школьных учительниц, а свободно падают на плечи, делая Джанин очень женственной. И его насторожило острое желание погладить их. В галерее стоял полумрак – горело всего несколько ламп, – и Малколму потребовалось время, чтобы глаза привыкли к скудному освещению. Он всмотрелся в Джанин и с трепетом обнаружил, что на ней надеты лишь длинная атласная ночная рубашка, стянутая у самой шеи, и просторный халат, который был не застегнут. Неожиданно эта женщина показалась ему очень сексуальной. Но в то же время ее привлекательность, подчеркнутая одеянием, была особенной, какой-то чистой и девственной. Малколм сглотнул, мысленно повторяя, что надо вернуться в свою комнату. Но вместо этого подошел к Джанин настолько близко, что уловил соблазнительный, пьянящий аромат ее тела. – Уже поздно, – сказала она. – Я, пожалуй, пойду к себе. – Джанин говорила с придыханием и немного с хрипотцой, что делало ее и без того приятный голос еще более волнующим. – Пожалуйста, побудьте со мной немного, – неожиданно для себя попросил Малколм. – Ведь вы все равно пока не можете уснуть. – И что его заставило это сказать? Глупое занятие – навязывать свою компанию кому-либо, а тем более женщине. Но Джанин улыбнулась и кивнула. Какая у нее милая улыбка! Малколм нервно передернул плечами. Хватит глупостей! Она няня его дочери, и только. Вот о ней и надо говорить. – Фиби уже спит? Джанин снова кивнула. – Как ангелочек. – Спасибо вам за то, что так горячо защищали ее сегодня за ужином. – Незачем меня благодарить. Она вела себя как и всякий ребенок ее возраста. Я просто попыталась это объяснить. – Неловко, что вам одной пришлось ее защищать. Я, как ее отец, должен был вступиться первым. – Иногда очень сложно понять, что является нарушением норм поведения, а что нет, если у вас нет специального образования. – Пытаетесь успокоить мою совесть? Джанин улыбнулась, показав красивые белые зубы. – Нет, это действительно так. Как правило, отец видит своего ребенка лишь вечером, придя с работы. И только человек, проводящий с ним целый день, может полностью объяснить его поступки. Я считаю, что ребенок не должен отвечать за то, что не понимает, что он должен делать, а чего нет. – Фиби – не такая, как все. Она потомок древнего рода, в ее жилах течет благородная кровь. Поэтому от нее всегда будут требовать больше, чем от обыкновенной девочки ее возраста. – Да, я это уже слышала из уст вашего отца. Но если от ребенка требовать слишком многого, то это ему только повредит, – возразила Джанин. – Ваша задача – следить, чтобы этого не произошло. – Сделаю все, что в моих силах. Но ей нужно еще и общение с вами, Уолтером, тетей Элизабет, Мэрианн. Она, кстати, замечательно с ней ладит. – Вы – тоже, как я успел заметить. Трепетное отношение Джанин к его дочери обрадовало Малколма. – Спасибо. – Она кашлянула. – Мне было бы очень интересно узнать, что… – Что? – Он выжидательно посмотрел на нее. – Это, конечно, не мое дело, но все-таки страшно любопытно. Что стало с предыдущими нянями? Почему пять за год? – Хотите поучиться на чужих ошибках? – Я все равно совершу свои, – с улыбкой заверила его Джанин. – Будем надеяться, за них вас не захотят высечь. – Будем надеяться, вы шутите. – Шучу. – Малколм рассмеялся. – Дайте вспомнить. Про последнюю няню вы уже знаете. – Знаю. И поверьте, у меня нет желания неожиданно оказаться в чьей-нибудь постели. – Это радует, – сказал Малколм, хотя почему-то так не думал. – Одна заскучала по дому. Другая не смогла сойтись с Фиби. Третья не смогла сойтись со мной. А четвертая… – Он замолчал и внимательно посмотрел на Джанин. – И что же сделала четвертая? – Сбежала с шофером, – сообщил Малколм. – О, жизнь в родовом замке похожа на сериал! – Точно, – мгновенно подтвердил Малколм. – Он мог бы называться «Сбегающие няни, или Родовое проклятие рода Макензи». Джанин рассмеялась таким звонким и мелодичным смехом, что было невозможно не улыбнуться. – Если хотите, – предложил Малколм, – могу доверить вам роль в этом сериале. – Ну уж нет. Сбегать с шофером я точно не планирую. Так что лучше буду сниматься в его продолжении. Он будет называться «Джанин – конец проклятия рода Макензи». Она снова рассмеялась. Малколм посмотрел на нее и вдруг подумал, что последняя женщина, с которой он прогуливался по галерее, была его жена. Он заметил, что Джанин выглядит более раскованной, чем во время семейного ужина. И неудивительно, наверняка ей пришлось нелегко. Она ведь впервые общалась с аристократами, да еще в таком количестве! – Надеюсь, ужин не стал для вас настоящим мучением, – произнес он. – Когда Уолтер пригласил вас, вы так изменились в лице, что можно было подумать, будто ужин состоится на эшафоте. – Совсем нет. Все прошло легче, чем я предполагала. – В голосе Джанин внезапно послышалась напряженная нотка. – Как вам показалась моя семья? – Она напомнила мне мою. Это очень странно, потому что я полагала… Малколм искоса поглядел на нее и понял, что она хочет, но не решается высказать свое мнение. – И что же вы полагали? – Не знаю, имею ли я право высказывать такие вещи. – Но я хочу услышать ваше мнение, – настаивал Малколм. – Прошу вас, скажите. Обещаю, что не стану придираться к словам. – А как же ваши едкие замечания вроде недавнего «интересный слог»? – Вы мне не доверяете? – Вообще-то, не очень. Он посмотрел ей прямо в глаза и торжественно произнес: – Я, Малколм Ульрих Дориан Алан Корнби Макензи из рода Макензи, клянусь кровью своих предков, что не буду придираться к вашим словам! И если я солгу, то пусть гнев великого Тараниса обрушится на меня молнией и низвергнет в Вечную тьму![1 - Таранис – кельтский бог грома и небесного огня. (Прим. ред.).] – Ого! – Джанин была слегка ошарашена. – У вас очень длинное имя, сэр Макензи, – только и смогла выговорить она. – Теперь вы мне доверяете? – Вполне. – Она помолчала. – Я просто хотела сказать, что, получив приглашение вашего брата, действительно немного испугалась, потому что думала, что богатые люди… ведут себя несколько не так, как остальные. Я боялась, что они окажутся… – Снобами? – Заметьте, не я это сказала, – осторожно произнесла Джанин. – Но, к счастью, мои опасения оказались напрасными, В вашей семье все любят и уважают друг друга. Даже когда вы с Уолтером поддразниваете друг друга, видно, что это всего лишь игра, а в действительности вы испытываете самые настоящие братские чувства. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=183232) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Таранис – кельтский бог грома и небесного огня. (Прим. ред.).