Тайна Иерихонской розы
Дороти Иден




Дороти Иден

Тайна Иерихонской розы





ГЛАВА 1


В тот июньский день 1851 года, когда я в сопровождении вышколенного моряка сошла на берег с парохода, дул резкий ветер. Моряк поставил мои чемоданы рядом со мной, быстро кивнул и поспешил назад, обслуживать тех, кто еще оставался на пароходе.

Я нервно поправила свою голубую шляпку и подумала: «Наконец-то Сан-Франциско!»

Вот я и на самом деле здесь. Слишком многое случилось со мной за прошедший год, и я не могла противиться желанию покинуть Нью-Йорк. Все-таки я правильно сделала, что поехала, несмотря на все возражения обеспокоенных друзей.

Я осмотрелась, и мне вдруг пришло в голову, что теперь настроение мое должно улучшиться. Ведь перед смертью отца мы с ним планировали эту поездку, но всегда возникала какая-нибудь причина, но которой она откладывалась.

Я поместила объявление в газетах уже через месяц после того, как у отца неожиданно отказало сердце, не обращая никакого внимания на удивленные и осуждающие взгляды, которыми меня одаривали окружающие. С чего бы это дочери мистера Сидни Стюарта искать работу, когда ей оставили приличное состояние? Им никогда не понять, что ей скучно, что ей хочется делать в жизни что-нибудь еще, кроме как устраивать вечеринки, посещать онеру и вести праздную жизнь, которая всегда была ей, но карману.

Конечно, я никогда не была особенно нужна отцу, в доме я всегда была так, «для мебели», декоративным украшением. Теперь же, впервые в жизни я намеревалась заняться чем-нибудь полезным и хотела быть нужной кому-то.

Тогда мне даже не приходило в голову, какое впечатление произведут на меня следующие несколько месяцев в Уайт-Холле, и как круто изменят они мою жизнь.

Стоя на пристани, я была взволнована, полна ожиданий и очень благодарна некоему мистеру Джону Дьюхауту, который откликнулся на мое объявление. Ему нужен был учитель для его восьмилетнего сына Пити. Я немедленно ответила, нисколько не задумываясь о такой незначительной детали как деньги.

И вот я стояла, притопывая ногой, любуясь разнообразием красок и наслаждаясь новыми картинами и звуками большого города. Я поворачивала голову то туда, то сюда, чувствуя какой-то магнетизм в воздухе и захваченная всем этим. Здесь были люди, каких я раньше никогда не видела – одетые в ярко красные рубашки, высокие черные сапоги, щедро украшенные пылью и грязью, с огромными охотничьими ножами, продетыми за широкие ремни.

Мимо меня постоянно сновали люди. Они шарахались от повозок, телег и обтрепанных собак, то обнимались, то ругались и снова, растворяясь в толпе, спешили с пристани подальше от нестерпимого шума.

Как это было просто и красиво, и какое удовольствие доставит мне исследовать все это! Я с интересом оглядывалась, пока глазам не стало больно от яркого солнечного света, и я не опустила их на доски пристани. Я заметила, как мимо провозили груз сухих шкур, чуть не зацепив мои юбки, и отошла. Через несколько мгновений мне снова пришлось посторониться и дать дорогу двум огромным усатым мужчинам, которые уносили с пристани овощи в длинных деревянных ящиках.

Мои ноги начинали уставать.

«Ведь наверняка Дьюхаут пришлет за мной..» – думала я. Но пока ко мне никто не подходил, и даже не было видно никого, кто искал бы молодую девушку с блестящими волосами цвета красного дерева, с ног до головы одетую в голубое и с голубым вышитым бисером ридикюлем. Я начала пробираться через груды багажа в направлении какой-то потрепанной повозки и уже собиралась нанять ее, когда высокий – кожа да кости – человек коснулся моей руки.

– Извините, мисс, – его голос доносился откуда-то из-за высоких впалых скул, что почти испугало меня. – Вы случайно не мисс Габриэла Стюарт из Нью-Йорка?

Я кивнула.

– А я – Абвер, мисс. Мистер Дьюхаут послал меня за вами.

Он спросил меня о багаже, я показала и удивилась, насколько его сила не соответствовала возрасту. Он подал мне коричневую, со вздувшимися венами руку, покрытую серебристыми волосками, и я забралась в коляску и устроилась.

Он не пытался заговорить, и я все свое внимание уделила зданиям вокруг. Я восхищенно воскликнула, когда мы проезжали отель «Сан-Фрэнсис» и еще, когда увидела ресторан с вывеской на французском и большой очередью. Потом мы проехали мимо библиотеки из темного красного кирпича, очень современной и новой; за ней последовала серия маленьких магазинчиков, продающих одежду, с яркими вывесками, рекламирующими их продукцию. Постепенно мы все это оставили позади; дорога стала неровной, и меня, в коляске кидало то туда, то сюда. Теперь мы проезжали жилые кварталы, и домов становилось все меньше и меньше.

Вдруг Абвер резко повернул налево и чуть не сбросил меня на пол коляски.

Мы находились в районе богатых ферм. Показался маленький каркасный домик, аккуратно обсаженный рядом белых, пурпурных и красных флоксов. С одной стороны он был обнесен белым частоколом, с другой – замечательной апельсиновой рощей, которая простиралась насколько хватало глаз. Мы ехали вдоль нее, пока она не кончилась и Абвер не свернул на обсаженную деревьями дорогу. Здесь земля была мягкая, покрытая травой, на которую бросали тень огромные дубы с ярко-зелеными кронами.

Мое внимание привлек дом – трехэтажное здание, целиком построенное из белого дерева с зелеными ставнями на окнах над огромным портиком. На северной стороне была веранда, окруженная садом, полным всяческих сочетаний красного, розового, пурпурного и желтого. Чуть повернув голову, с другой стороны можно было увидеть выцветшие здания, абсолютно лишенные

цвета, за исключением отдельных зеленых деревьев и рощиц. А над всем этим было голубое с белыми облаками безмятежное небо и мягкий ветерок, спасающий от жарких лучей солнца.

Я выбралась из коляски, закрыла глаза, вдохнула чудесный воздух, который казался роскошью для моего городского организма, и улыбнулась.

В этот момент массивные зеленые двери распахнулись, и я машинально повернулась к человеку, который стоял на пороге. Он был гладко выбрит, высок и строен. На нем был темный костюм и парчовый жилет с красной вотканной полоской. Он шагнул ко мне.

– Мисс Стюарт, – он протянул мне руку, и его голубые глаза блеснули. – Мы сомневались, что вы прибудете сегодняшним пароходом. Абвер… – Высокий кучер вынул мой багаж из коляски и отнес его в дом.

– Я Эмиль Дьюхаут, – сказал он, провожая меня в дом. – Должно быть, вы устали после поездки и захотите отдохнуть. Джон обрадуется, что вы наконец-то приехали. Он придержал дверь, и я зашла в прихожую.

– Как красиво! – прошептала я.

Он согласно улыбнулся.

Было совершенно очевидно, почему это место назвали Уайт-Холлом[1 - белым домом] он действительно искрился белизной. Прямо посередине зала была белая мраморная лестница, плавно переходящая наверху в галерею. Я стояла в голубых дорожных туфлях на белом мраморном полу, с которым гармонировали белые стены с тоненькими золотыми полосками. На стенах ничего не было, кроме шести бра с лепниной внизу и огромного зеркала в позолоченной раме над небольшим мраморным столиком слева.

Я остановилась в дверях и могла бы стоять там очень долго. Все это так отличалось от тех ярмарок фарфора и картин, которые обычно можно было увидеть в усадьбах. Простота этого дома подкупала.

– Мой отец построил дом так, как хотела мать, до последней детали, – пояснил Эмиль Дьюхаут, заметив мой интерес. Он проводил меня в маленькую гостиную. – Брата сейчас нет дома, так что моя жена позаботится о вас. Устраивайтесь поудобнее.

Я ходила но квадратной комнате, поправляя шляпку и от души желая, избавится от нее; жара была невыносимой.

Это навело меня па смелую мысль, что хорошо было бы и это теплое платье тоже снять и надеть что-нибудь более легкое и короткое. Я быстро покраснела и огляделась в поисках чего-нибудь, чем можно было занять мысли. Все здесь выглядело приевшимся, обычным.

На круглом столе у окна в маленьком аквариуме лениво плавали три золотые рыбки.

Несколько минут я наблюдала за их бесцельными движениями и, в конце концов, заключила, что они нисколько не сняли мою нервозность перед первой беседой.

Дом был тих, как забытая могила.

Наконец я села на стул, набитый конским волосом, очень похожий на тот, что был у нас с отцом в нашем доме в Нью-Йорке. Он до сих пор стоял там, одинокий и накрытый простыней.

Я подумала о бледных кремовых стенах с цветочным узором в той знакомой комнате и закрыла глаза. Все, хватит. Я услышала шаги, приближающиеся к двери и встала в нетерпении.

Вошла женщина, чуть-чуть выше меня и на год-два старше. Свои каштановые волосы она собрала на затылке, а темно-бордовая роза, приколотая к ним сбоку, подчеркивала ее необыкновенную красоту. Она была настолько хороша собой, что я почувствовала себя полной дурнушкой. От нее доносился легкий аромат духов, которыми, как я узнала позже, она всегда пользовалась, но так никогда и не могла различить их.

– А вот и мисс Стюарт, – она улыбнулась и обнаружила белые ровные зубы. – Надеюсь, поездка для вас была приятной. Пожалуйста, не стойте, присядьте.

– Поездка действительно была очень приятной, – ответила я.

– Замечательно. Если вам больше нравится, называйте меня Коррин – ведь вы будете жить с нами, – выражение беспокойства сменило ее улыбку, но тут же исчезло. – Мистер Дьюхаут поговорит с вами сегодня вечером после ужина, и тогда все вам объяснит. Мы уже обедали, так что я пришлю к вам в комнату Полли с подносом; я уверена, что вы захотите перекусить и отдохнуть. А вечером поужинаете с нами. Да, вот еще, какие-нибудь вопросы у вас есть? – она внимательно наблюдала за мной. Она явно пыталась быть дружелюбной, несмотря на откровенную сдержанность.

– Нет, благодарю вас, – вежливо пробормотала я.

Она поднялась и собралась уходить, но вдруг снова повернулась ко мне.

– Полли вам все здесь покажет, и, мисс Стюарт… – она поджала губы, как будто что-то ее беспокоило, – наверное, мне следует предупредить вас, что мистер Дьюхаут ожидал увидеть на вашем месте кого-нибудь постарше, – она легко улыбнулась и оставила меня размышлять над ее словами.

Я так и сделала. Что она хотела этим сказать – что Джон Дьюхаут уволит меня, не дав пробыть здесь даже дня? Мы никогда не обсуждали с ним возраст, и, если он считает, что двадцать лет – это слишком мало, то я проделала весь этот путь совершенно напрасно. Однако из его писем я поняла, что он и Эмиль Дьюхаут – близнецы, и ему самому где-то около тридцати.

Я спокойно ждала несколько минут. Никто не приходил, и я уж начала было думать, что обо мне совсем забыли.

Когда, наконец, пришла Полли, силы мои были уже на исходе. Я сразу же поняла, что она, к счастью, ужасная болтушка. У нее были светлые, почти белые волосы и искристые зеленые глаза, которые вполне подошли бы девочке-подростку.

– Теперь пойдемте со мной, мисс. Извините, что так долго до вас добиралась, – она сделала небольшой реверанс.

– А Пити сейчас где? – спросила я, поднимаясь по лестнице и наслаждаясь приятной прохладой мраморных перил под рукой.

– Пити, скорее всего в своей комнате, мисс. Но я бы посоветовала вам подождать, пока мистер Джон не представит вас за ужином.

– Конечно. – Но мне очень хотелось увидеть мальчика, и мое любопытство росло.

– Только, мисс, вы не подумайте, я вовсе не указываю вам, что делать. Я просто посоветовала.

Мы добрались наверх, и я шла за ней мимо ряда дверей. Приблизительно посередине галереи она остановилась. Вдруг мы услышали два резких удара.

– Это, должно быть, Пити со своей коллекцией камней, – улыбка коснулась ее губ, но тут же погасла от, казалось, какой-то тайной несчастливой мысли. – Для отца он большая проблема, но к тому же и бедняжка. Для малыша это не счастливый дом, – она толкнула дверь и вошла в комнату, я последовала за ней.

– Вы вторая, кто займет эту комнату, мисс. Предыдущая мисс сама отделывала комнату, на свой вкус. В этот раз я сама это сделала, – она отошла, ожидая моей оценки.

– Коричневый – замечательный цвет, Полли, – одобряюще сказала я, стягивая проклятую шляпку и с удовольствием оглядывая комнату. Мой багаж стоял у кровати.

– Если вам что-то нужно погладить – я с радостью помогу, – предложила она. – Наверное, было ужасно интересно ехать сюда от самого Нью-Йорка. Она откинула голову, что, видимо, но ее мнению, было крайним выражением эмоций.

– Да, вот только утомительно, – засмеялась я. – Когда я распакую багаж, если ты мне понадобишься, я буду иметь тебя в виду. – Я отложила ридикюль, открыла ближайший чемодан и вытащила оттуда три моих лучших платья, в надежде, что они не очень помялись.

– Мамочка моя родная! – Полли прикрыла рот рукой. – Они просто прекрасны, мисс. Неужели вы можете себе такое позволить на ваше жалование?

Возможно, ей просто не приходило в голову, что обычно такие вещи не обсуждают.

– Мой отец оставил мне хорошее состояние, Полли. Я работаю ради удовольствия.

Она покачала головой.

– Я бы не стала. Если бы я была богатой леди, я бы просто расслабилась и зажила бы по-настоящему. Знаете, разъезжала бы по всем этим операм, балам и всему такому.

Я засмеялась.

– И умерла бы от тоски зеленой.

Я выпроводила ее из комнаты, все еще не убежденной, развесила одежду в шкафу викторианских времен и упала на кровать.

Я спала без снов – как говорят, «без задних ног». Когда же я проснулась, то обнаружила у двери поднос. Я отнесла его на свой маленький туалетный столик, подняла серебряную крышку и обнаружила там четыре превосходных сэндвича, которые когда-то были горячими, но теперь, увы, уже остыли. Я уговорила себя откусить несколько раз, прежде чем отодвинуть поднос.

Уже начинало смеркаться, так что я зажгла свечу и сменила свое измятое платье на простое розовое, почти без украшений, если не считать чуть-чуть кружев на воротнике.

Я решила, что должна выглядеть подобающе, встречаясь, первый раз с Джоном Дьюхаутом. Все еще думая о нем, я особенно тщательно уложила волосы, припудрилась чуть-чуть рисовой пудрой и слегка ущипнула щеки – для естественного румянца. Вообще-то по натуре я не нервная, но это место для меня было так важно, что я никак не могла унять волнение, которое появлялось, как только я вспоминала, что мне сказала Коррин.

Довольная собой, я закончила распаковывать оставшиеся мелочи и обнаружила, что делать больше нечего. Я не могла просто сидеть и ничего не делать, так что решилась выбраться из комнаты в надежде хоть одним глазком взглянуть на Пити. Мне ужасно хотелось с ним познакомиться, ведь останусь я или нет, в большой степени зависело от него.

На кухне звенели посудой и разговаривали, а во всем доме было тихо и пусто. Я открыла парадную дверь и вышла.

Ветер дунул мне в лицо тучей пыли, я отвернулась, спасая глаза, и направилась к саду. Может, Пити там играет… Полли назвала его проблемой. Ну, должно быть, так и есть, раз одна учительница от него уже сбежала. Но я так просто не сдамся.

Я почувствовала запах герани и улыбнулась от удовольствия. В саду было много разных цветов, но огромные бордовые розы были великолепны; они затмевали все, что росло рядом.

Я вздрогнула и подняла голову, услышав звук гонга из дома; его было отчетливо слышно даже там, где я стояла. Гонг звенел еще и еще, и я, сгорая от любопытства, поспешила в дом.

Я осторожно прикрыла за собой входные двери и вдруг услышала голоса, приближающиеся из дальней комнаты холла. Я уже дошла до лестницы, когда поняла, что предметом обсуждения была моя персона. Я знала голос Эмиля Дьюхаута; так что сейчас явно говорил Джон Дьюхаут, и голос его был каким угодно, только не довольным.

Это повергло меня в уныние.

– Конечно, вы правы, – говорил он кому-то. – С моей стороны было глупо не поинтересоваться. Мне следовало иметь это в виду. Да, я помню, вы мне говорили, но это не обязательно. Я поговорю с ней вечером.

Второй голос, который был несколько повыше, согласился. А потом снова звучал низкий раскатистый голос.

– Я уже интересовался миссис Уэттербон, она жалуется на спину.

Второй голос что-то пробормотал. Опять я услышала низкий голос, который, на сей раз, звучал уверенно.

– Да, я уверен, она согласится на компенсацию, я буду на этом настаивать.

Я покраснела и кинулась вверх по лестнице.

Итак, Джон Дьюхаут заставил меня тащиться сюда, в такую даль, и только из-за того, что я не удовлетворила какому-то его капризу, собирался уволить меня? Еще и компенсация какая-то! «Посмотрим, мистер Дьюхаут, посмотрим», – думала я возмущенно, накладывая на лицо еще один слой рисовой пудры, возможно, даже с большим усердием, чем требовалось.

Гонг прозвучал еще раз, и я спустилась к ужину, полная решимости сказать свое веское слово пред тем, как он вежливо мне откажет.

Столовая была ярко освещена хрустальной люстрой, висящей прямо над длинным обеденным столом, накрытым скатертью бледно-лимонного цвета с вышитыми шелком апельсинами по углам.

Но мое внимание привлек не стол и не темный блестящий сервант – а сам Джон Дьюхаут. Его волосы были черными, как у брата, только виски слегка тронула седина. Его глаза были насыщенного, глубокого голубого цвета и смотрели на меня с чем-то вроде холодной вежливости, или, может быть, с обыкновенным безразличием. Мое внимание привлек шрам, который тянулся от его уха к квадратному подбородку.

– Мисс Стюарт, – его голос звучал обычно, вежливо, но взгляд был пронизывающим, – познакомьтесь, моя мать, миссис Мария Антония.

Таким образом, он просто показал, что мы с ним и так знакомы.

Я сосредоточилась на той, что сидела справа от моего работодателя. Я была несказанно удивлена, увидев парализованную женщину, величаво восседающую на деревянном резном инвалидном кресле. Ее ноги прикрывало стеганное красно-бело-зеленое одеяло.

Несмотря на то, что время сказалось на ней, ее светлая кожа и черные глаза еще несли на себе отпечатки чистой испанской красоты. Ее черные с сединой волосы, собранные в большой свободный пучок у шеи, были гладкими и блестящими от ежедневного ухода. В своем серебристо-сером платье она выглядела по-королевски на фоне черного бархата кресла.

– Вы очень молоды, мисс Стюарт, и так рано остались совершенно одна, – в ее глазах я прочла теплое дружелюбие. – Вы, помнится, писали, что ваш отец был вашим единственным родственником.

– Да, мэм. Но я вполне самостоятельна, несмотря на мой молодой возраст. Мой отец считал, что я должна стать независимой личностью и научиться принимать самостоятельные решения.

Тень улыбки промелькнула у нее на губах.

– Я бы не отказалась встретиться с вашим отцом.

– Он был очень необычным человеком.

– Я уверена, что так оно и было. Вы нам очень понравились. Джон… – она повернулась к сыну.

Мистер Джон встрепенулся.

– Да. Мисс Стюарт, мой сын Пити.

Я только теперь его заметила. Какой он, действительно, был бедняжка! Он выглядел настолько маленьким и ранимым, что напоминал о молодом побеге на дереве, которому не хватает соков. В его детских светло-карих глазках сквозила такая утомленность, которая подошла бы его бабушке. Он выглядел настолько несчастным, что это немедленно разбудило во мне сочувствие. Его лицо было в веснушках, а волосы можно было бы назвать русыми, если бы не несколько непослушных светлых прядей.

– Как поживаешь, Пити? Я надеюсь, мы станем хорошими друзьями.

Пити явно было неудобно. Его глаза метнулись к тете Коррин, потом снова в свою тарелку, и он как-то приуныл. Я не просто почувствовала, а вдруг точно поняла: что он совсем не рад, что я приехала и собираюсь остаться.

Эмиль Дьюхаут нарушил молчание и настоял, чтобы я попробовала консоли. Он весело улыбнулся.

– Вы ни за что не заполучите Клэппи в друзья, если не попробуете. Такие блюда – это ее гордость, и если что-то в тарелках остается – она смертельно обижается.

Я попробовала горячий говяжий бульон, и нашла его необычным, но приятным, как, впрочем, и остальные блюда. Но все равно я не смогла отдать им должное из-за разговора, который услышала сегодня и реакции Пити. Мистер Джон мог в любую минуту положить вилку и спокойно сообщить мне, что увольняет меня. Но вот подали апельсиновый пирог с белым соусом и убрали тарелки, а он все еще ничего не сказал. «По крайней мере, – думала я, немного успокоившись, – он не будет слишком груб».

Только я отложила ложку и поднесла салфетку к губам – маленькая полная женщина в зеленовато-желтом платье вошла в комнату, шурша юбками, и села за стол. Две бледно-голубые точки глаз были первым, что привлекало внимание на ее лице; ее маленькие сжатые губы не выделялись и отступали куда-то на второй план, в один ряд с ее маленьким выступающим подбородком.

– Ну, мама, тебе уже легче? – голосу Коррин явно не хватало заботы. – Тебе, в самом деле, не следовало спускаться. Полли отнесла бы тебе поднос.

Вошла Клэппи, и вновь пришедшая повернулась к ней.

– Только чашку чая, Клэппи, крепкого, и положи туда лимон, – она повернулась к дочери. – Мне уже легче. И не хотелось оставаться наверху, когда все собрались внизу.

– Конечно. Ну, поскольку ты здесь, – в голосе Коррин послышались нотки нетерпения, – мисс Стюарт, это моя мать, миссис Беатрис Матеи.

Я взглянула на это дряблое лицо, маленькие глазки и седеющие волосы и не смогла найти никакого сходства между матерью и дочерью.

– Добро пожаловать в Уайт-Холл, мисс Стюарт, – ее глаза меня пристально изучали. – Вы выглядите умной молодой девушкой, и вам понадобятся силы, пока вы находитесь здесь.

– Мама, если что-то тебя беспокоит, мы можем обсудить это позже. Это первый вечер мисс Стюарт в этом доме. Я уверена, мы все хотим, чтобы он прошел приятно, не так ли? – это была просто неприкрытая банальность.

Мистер Эмиль накрыл руку жены своей.

– Хватит, дорогая, прекрати играть в злую дочку. Это тебе не идет, – он отложил салфетку, встал и посмотрел на нее. – Пойдем, сыграем в шахматы. И, пожалуйста, улыбнись…

Мистер Джон тоже встал, оттолкнув стул, как будто он устал от всех нас.

– Мисс Стюарт, – его голос был почти резким, – теперь я хотел бы побеседовать с вами.

Немного взволнованная, но решительная, я сняла руки с колен, встала и поспешила за ним.

Мы прошли через холл, где горели две лампы, и вошли в средних размеров комнату. Он зажег лампу на столе. Вероятно, здесь он работал, и, скорее всего, эта комната использовалась как библиотека.

Он закрыл дверь, в то время как я рассматривала стены – портреты бородатых мужчин в темных костюмах, женщин в неестественных сдержанных позах и с несчастливым выражением на лицах. Все стены, кроме одной, были уставлены темными блестящими книжными шкафами; запах стареющей телячьей кожи переплетов был хорошо знаком мне. Оставшаяся стена, которую я сейчас рассматривала, была почти целиком занята неимоверных размеров камином, который вряд ли использовался, хотя должно быть долго уже здесь находился. В центре комнаты стоял дубовый письменный стол с удобным черным креслом за ним. Напротив него расположились три жестких стула – два были обтянуты зеленым бархатом, а один – нежно-коричневым.

Мистер Джон сел за стол и предложил мне присесть.

– Теперь, мисс Стюарт, мы можем заняться делами. В первую очередь я должен признаться, что ожидал кого-нибудь постарше, гораздо более опытного, – он говорил безразлично, почти без выражения, как будто меня уже уволили. – Я убежден, что только достаточно взрослый человек может занять вакансию, которая имеется у меня. И если быть с вами откровенным, должен сказать вам, что я бы предпочел, чтобы все обстояло именно так.

– Мистер Дьюхаут, но из нашей переписки у меня сложилось впечатление, что вам нужен квалифицированный учитель для вашего сына. Вы упоминали, что давали объявления несколько последних месяцев. Уверяю вас, я достаточно квалифицированна и я не припоминаю, чтобы вы устанавливали какие-либо возрастные рамки. – Мой голос звучал твердо.

Он сжал руки.

– Боюсь, я вовремя не принял это во внимание. Я считал это само собой разумеющимся. Я, конечно, понимаю все неудобства, которые это на вас возлагает… – он засомневался.

Я прекратила мять носовой платок на коленях.

– И теперь, когда вы меня едва увидели, вы пришли к решению, – закончила я за него, едва сдерживая едкий тон.

Он пристально посмотрел на меня.

– Мисс Стюарт, я с готовностью возмещу вам за любые сложности, которые могут возникнуть. Как и стоимость вашей обратной поездки домой. Мне очень жаль.

Меня выводило из себя, что он мог вот так просто сидеть и вести себя столь снисходительно. Ему не предстояло совершить долгую, одинокую поездку и вернуться в пустой дом.

– Сэр, в этом нет необходимости. Мне следует считать, что я не удовлетворяю вашим требованиям? Если так, я не замедлю уехать.

«Но перед этим я не премину сказать ему все, что я думаю обо всём этом», – пообещала я себе.

Мои темно-серые глаза посмотрели в его ярко-голубые с отвращением.

– Мне действительно очень жаль, что произошло такое недоразумение, – черты его лица смягчились. – Это целиком моя оплошность.

– Да сэр, ваша, – согласилась я со свойственной мне откровенностью, – если вы спокойно закрываете глаза на такие незначительные мелочи, даже не удосужившись уделить им хоть сколько-нибудь внимания. Я не ошибусь, если скажу, что у вашего сына уже была учительница не так давно? Думаю, ее доля не была легкой.

– Моему сыну восемь лет, мисс Стюарт. И, боюсь, таких детей называют «умственно неполноценными». – По выражению его лица я заключила, что он ожидал, что я подскочу.

– Тогда, сэр, нужно просто быть потерпеливее, – ответила я мягко. – Я бы хотела попробовать, сэр, тогда вы примете решение, и я подчинюсь ему.

Он склонился над столом и посмотрел на меня долгим взглядом, которого я от него никак не ожидала. Казалось, в глазах его вдруг зажглась жизнь, но они тут же снова стали непроницаемыми.

– Вы ставите меня в любопытное положение, мисс Стюарт, по меньшей мере, занятное. Но, конечно же, вы правы. В первую очередь я должен думать о Пити. Пока не было учителя, жена моего брата занималась с мальчиком. Она к нему очень привязалась и не признает необходимости в профессиональном воспитателе, – он, казалось, пытался уловить реакцию у меня на лице, и во второй раз за этот день я подумала, что его опаленное солнцем лицо было слишком сдержанным для такого человека, как он. Невозможно было определить горечь ли, боль или несчастья наложили суровый отпечаток на его чувственные губы.

– Но ведь вы должны принять решение, не так ли? – спросила я спокойно. – Пити ваш сын.

На минуту по его нахмуренному лицу пробежало веселое выражение.

– Я, возможно, пожалею об этом, я почти в этом уверен, но я нанимаю вас. Жалование вам будут платить ежемесячно, если вас это устраивает.

Я заверила его, что это меня устраивает, и ушла, чувствуя себя намного легче, чем перед ужином. Моей первой мыслью было найти Пити и уложить его спать. Но, как я обнаружила, Коррин уже обо всем позаботилась, и мне оставалось только пожелать всем спокойной ночи.

Я забежала на кухню за свечой, где была захвачена Клэппи и Полли, и только через полчаса смогла освободиться. Библиотека не была освещена, и я решила взять книжку – почитать перед сном. Я открыла дверь и увидела свечу на столе и Джона Дьюхаута, который уронил голову на скрещенные руки и спал. Я на цыпочках повернулась и хотела было удрать, но он проснулся.

– Кто это? – спросил он.

– Всего лишь я, мистер Джон, мисс Стюарт, – я почти шептала. – Я не хотела беспокоить вас.

Он поднял голову и тряхнул ею.

Как он устало выглядел! Как будто на его плечах лежало какое-то тяжкое бремя. Не дав ему возможности сказать еще что-нибудь, я повернулась и поспешила к себе в комнату.

Войдя, я зажгла свечу, разгоняя призрачные тени, распустила волосы и хорошенько их расчесала. Потом разделась и накинула розовую ночнушку, ту, которую отец подарил мне всего за год до… Таких мыслей не должно оставаться в твоей голове, твердо сказала я самой себе. Его нет, и как бы я не желала, его уже не вернуть. Я сняла белое покрывало и забралась в постель, чувствуя запах свежей лаванды, и задула свечи с утомленным, но довольным вздохом.

Однако через несколько мгновений мне пришлось снова зажечь свечу: кто-то положил мне под подушку записку. «Просто обычная шутка», – подумала я. Но кому в этом доме вдруг понадобилось шутить со мной? Я ведь была здесь чужой.

Я прочитала крупно выписанные, словно печатные буквы и нахмурилась:

УЕЗЖАЙТЕ ИЗ УАЙТ-ХОЛЛА. ТА, ЧТО ОСТАЛАСЬ – ОСТАЛАСЬ НАВСЕГДА.

Беспокойство вновь овладело мной. Я задула свечу и снова забралась в постель. Что все это значило? Кто это написал?

Я узнала, что это значило еще до наступления утра. Ночью две чьи-то сильные руки душили меня подушкой. Но я смогла освободиться и отпихнула обладателя этих рук изо всей мочи, он растворился в темноте и оставил меня бессловесной. Мне хотелось закричать от ужаса, но инстинкт подсказал мне молчать. Что я и делала больше часа, сидя на краю кровати со взглядом, прикованным к двери. Когда я снова, наконец, забралась в постель, засов на моей двери был задвинут, как ему и полагалось.




ГЛАВА 2


Я проснулась в холодном поту, и ужас прошлой ночи не отпускал меня, пока я не поняла, что солнце ярко светит мне в глаза, а надо мной стоит Полли и держит в руках поднос, от которого клубами валит пар. Она улыбнулась и плюхнула его на мой туалетный столик с таким грохотом, что чуть не опрокинула белую фарфоровую чашку.

– Очень ясное замечательное утро, мисс, – заявила она, наливая в стакан воду из огромного стеклянного кувшина. – Эти булочки прямо из духовки, так что вам бы лучше их сразу съесть. Клэппи называет их «апельсиновыми вертушками».

Я поблагодарила ее, медленно поднялась и попробовала одну. Полли исчезла за дверью.

– Самые лучшие из тех, которые вам доводилось пробовать? – наполовину спросила, наполовину констатировала она, врываясь обратно в комнату с миской горячей воды в руках.

Я сказала «да» и спросила ее, не слышала ли она, чтобы кто-нибудь выходил прошлой ночью.

Я заметила, что вопрос ее удивил. Несколько секунд она смотрела на меня, потом пожала плечами.

– Я не уверена, мисс, что мне следует болтать. Мне надо держать язык за зубами. Клэппи говорит, что я всегда сначала говорю, а потом уже думаю.

– Полли, у меня есть причина, чтобы спрашивать тебя, и очень серьезная. Так что, пожалуйста, скажи мне.

Она отвернулась, все еще сомневаясь.

– Кажется, мистер Джон выходил куда-то после того, как пробило полночь, – она повернулась и посмотрела прямо на меня. – Но поклясться я не могу.

– А еще кто-нибудь был? – спросила я спокойно.

– По-моему, миссис Беатрис спускалась, вероятнее всего, за порошком для желудка. Если это все, мисс, то мне действительно надо идти.

Я кивнула ей вслед.

Я быстро ела и размышляла. Миссис Беатрис и мистер Джон. Может, это был кто-то из них? Может, мне вообще все это приснилось? Ну, конечно же, нет! Но кто тогда, и почему?

Я привела себя в порядок, стоя перед большим овальным зеркалом, и попыталась выбросить это все из головы. Мое голубое фуляровое платье выглядело аккуратным и вполне подходящим для моего теперешнего положения. Как последний штрих, я слегка расправила челку: я была готова достойно встретить все, что ни преподнесет мне этот день.

Под моей подушкой все еще лежала скомканная записка. Я достала ее и перечитала, что полностью убедило меня в том, что ночной кошмар все же произошел на самом деле. Эти безобидные печатными буквами написанные слова, казалось, насмехались надо мной своей бесцельностью и беспричинностью.

Я положила бумажку в сумочку и спустилась, размышляя, получила ли предыдущая учительница такой же теплый прием. Если да, то я вполне могла понять ее скорый отъезд.

Пити сидел в столовой с Коррин и миссис Беатрис, которые сдержанно кивнули мне, когда я вошла. Миссис Мария с сыновьями еще не спускались, и я уселась напротив Пити, чтобы выпить чашку обжигающего кофе.

Я весело поздоровалась с ним и получила в ответ мрачное «здравствуйте». При дневном свете темные круги под его глазами проступали особенно явно.

Я немножко поболтала с Коррин в надежде на то, что она скоро примет меня и не будет чувствовать, что я отнимаю у нее Пити. Наконец я отодвинула стул и встала.

– Как только ты закончишь, Пити… – я посмотрела на него, в надежде что он поймет намек и отправится в класс.

Коррин объяснила мне, где находится класс – он оказался на третьем этаже – и, бросив последний взгляд на мрачного Пити, я удалилась. В классе пахло пылью, и первым моим порывом было пересечь комнату и распахнуть все четыре окна, впустив поток свежего ласкового воздуха.

Нужно было разобрать книги. Я так и сделала, и, выбрав несколько подходящих, повесила небольшую доску, которая стояла у стены. Я села и стала ждать, чувствуя себя здесь, наверху, в полном уединении. Пришел Пити, грустный и несчастный.

Он уселся, положил руки на колени и впился пальцами в свои черные брючки.

– Вы здесь надолго останетесь? – вежливо спросил он.

– До тех пор, пока твой отец сочтет необходимым, Пити. Я надеюсь, мы хорошо будем вместе работать и станем друзьями.

Он нахмурился и втянул щеки.

– Мисс Монтьюнто тоже так говорила, – это была абсолютно безразличная реплика.

– Я не мисс Монтьюнто, – сказала я коротко и взялась за мел. Мы начали – по крайней мере, я начала, стараясь не расстраиваться еще до того, как приступить к работе. Мы занимались арифметикой до половины двенадцатого. Цифры ему давались тяжело, и мы не достигли видимого прогресса, однако, я надеялась что то, что он уже знал, получше закрепилось.

Мне бы, конечно, хотелось, чтобы он проявил побольше энтузиазма, но я напомнила себе, что необходимо принимать во внимание состояние мальчика и быть терпеливой.

Прозвучал долгожданный гонг, и мы направились напрямик в столовую, где я оставила Пити и отправилась на кухню. Некоторое время я занимала себя, сортируя блюда и расставляя их на подносах, чтобы потом их отнесли в столовую. Я только успела поставить на поднос белое блюдо с картофельным пюре, как в дверях появилась Коррин.

Она посмотрела на посудину, которую я держала в руках.

– Мисс Стюарт, вам следует пообедать с нами. Клэипи вполне может со всем одна здесь справиться, – в ее голосе слышались нотки упрека, по злости в нем я не почувствовала. Однако, несмотря на это, я, пока мыла руки, чувствовала, что мои щеки слегка горят. Я последовала за ней в гостиную и постаралась занять свое место как можно более незаметно.

– Вы же не прислуга, чтобы работать на кухне, мисс Стюарт, – на сдержанном лице мистера Джона отразилось легкое замешательство. – К вам будут относиться как к члену семьи.

Я наклонила голову. Я не решалась поддерживать легкую беседу, и тем более рассказать о том, что случилось со мной ночью. Напротив меня сидела миссис Беатрис, и, просто подняв глаза, я могла разглядеть, как светилось ее розовато-лиловое платье и тонкой работы серебряную булавку у горла, которая заинтересовала меня и оставалась предметом моего интереса в течение всего обеда.

Я ни разу не вмешивалась в разговор, да они и не пытались вовлечь меня. Ситуация нисколько не улучшалась, поскольку мне не давало покоя, что миссис Беатрис практически не сводила с меня глаз. Это вселило в меня легкое, но вполне определенное чувство нервозности. Что такого было в этой женщине, что внушало мне ужас?

Я испугалась, когда наши взгляды встретились, и тут же отвела глаза на мистера Эмиля.

– Вздор, – говорил он мистеру Джону, как всегда беззаботно, заканчивая булочку. – Законодательство должно действовать теперь, разве у них есть другой выход? Посмотри правде в глаза.

Луч солнца пробился сквозь зеленые занавески, упал на его густые волосы, от чего они заблестели голубоватым светом, и тут же погас, оставив на них розоватый отсвет.

– Говорю тебе, они ничего не будут делать, – заявил мистер Джон тоном, не терпящим возражений. – Даже последний повар это знает. Вся судейская власть погрязла в коррупции, до последнего судьи. Черт побери, посмотри, как давно это продолжается! Теперь нам нужно сделать то, что они не смогли.

– Мы не можем. Мы ввяжемся в дело, которое нам не под силу, – на его лицо набежала тень. – Если бы судейская власть была представлена тем, кем положено, я согласен с тобой, Сан-Франциско добился бы большего прогресса. Но тебе так же не следует забывать, что, если бы законодательство действовало, как подобает, тебе сейчас пришлось бы туго.

Шрам мистера Джона побелел.

– Как бы то ни было, меня бы все равно это волновало! Но я говорю, что нам нужно действовать, пока весь этот сброд не обнаглел окончательно. Ты не хуже меня знаешь, что сейчас даже в собственном доме человек не чувствует себя в безопасности.

Мистер Эмиль махнул рукой.

– Ладно, Джон, ладно. Я тебя понял. Но я не собираюсь начинать того, чего не смогу закончить.

– Ну и сиди! Сэм Брэннон чувствует себя далеко не так хорошо, как ты. Да и остальные тоже. Я думал, что смогу убедить тебя присоединиться к нам.

– Я не собираюсь делать, как мне говорят. Я буду поступать, как считаю нужным.

– Пожалуйста, – раздался спокойный голос миссис Марии. – Нет никакой необходимости ссориться. – Закончив с этим, она красивым движением повернула голову. – Коррин, я подумала, может, нам стоит устроить прием в этом месяце? Мы должны держать марку, и в первую очередь нельзя позволить людям забыть, где находится наш дом.

– Конечно же, вы правы, – воскликнула Коррин. – И почему мы раньше об этом не подумали?

Загоревшись идеей, они склонили головы друг к другу и принялись обсуждать план. Я сидела прямо и сдержанно, буквально сгорая от любопытства. Неужели мой наниматель попал в серьезную переделку? Похоже, что так. И что такого случилось, что семье нужно было «держать марку»?

Я взглянула на них: на величественную красоту миссис Марии, которая одинаково хорошо умела отражать и холодную строгость, и доброту, и нежность; на странные черты миссис Беатрис, которые говорили о внутреннем конфликте и предостерегали лезть к ней в душу; на Коррин, которая была одной из самых красивых женщин, которых я когда-либо видела, и ее мужа, чье загорелое лицо подчеркивало недюжинную физическую силу, что придавало вес всему, что он говорил. А что же Пити? Слишком худой, слишком утомленный, и в глазах какое-то странное выражение, которое я так и не смогла определить. Но больше всего меня интересовал мой работодатель и эта неизвестная трагедия, таившаяся в его глазах и в линии губ. Я долго изучала его лицо – на него приятно было смотреть, – пока не испугалась, что он заметит.

Целая вечность прошла, пока мужчины встали, и у меня появилась возможность уйти. Я уже начала взбираться по лестнице, когда меня окликнул мистер Джон.

– Мисс Стюарт, жена моего брата едет завтра в город. Не хотите ли к ней присоединиться?

Должно быть, на моем лице отразилось удивление.

– Это будет не очень утомительное путешествие, – добавил он более теплым голосом. – Клэппи и Полли только рады будут посидеть с мальчиком до вашего возвращения.

Я улыбнулась.

– Благодарю вас, сэр. Это путешествие доставит мне массу удовольствия.

– Вам следует благодарить Коррин. Это ей пришло в голову, что вам может быть интересно.

Меня немножко разочаровало, что подумал об этом не он.

– Я поблагодарю ее, сэр. – Я опустила ресницы и поспешила вверх по лестнице, прекрасно понимая, что он стоял и смотрел мне вслед, пока я не скрылась из виду.

Я разыскала Пити и объяснила, что сегодня мы позанимаемся еще раз, поскольку завтра занятий не будет.

Он согласился с готовностью, однако, в классе мне не удалось завладеть его вниманием. Дело было не в том, что он не пытался, пет, в чем-то другом, что-то было не так.

В три часа я отложила его грифельную доску, моя голова раскалывалась. Это будет сложной работой, если вообще будет. Я пошла в свою комнату, не припоминая, когда мне больше чем сейчас нужен был отдых, закрыла ставни и прилегла.

Я проснулась как раз вовремя, чтобы собраться к ужину. Когда я садилась, Клэппи как раз вносила горячий чай.

– Ну, мисс Стюарт, я слышал, вы приступили к занятиям с Пити, – подал мистер Джон голос с конца стола. – Вы находите его способным учеником?

– Сэр, было бы несправедливо отвечать сейчас. Мы только начинаем.

– Но вы поняли, что он несколько ограничен? – Последнее слово он произнес мягко, вопросительно.

Мне совершенно не хотелось отвечать на его вопрос в данный момент, но он смотрел на меня и ждал.

– Могу только сказать, сэр, что заметила некоторое отсутствие интереса, но, – торопливо добавила я, – я совершенно уверена, что это можно развить.

– Тогда время от времени я буду спрашивать отчет.

– Конечно, сэр, – я нагнулась над тарелкой. Странное выражение приняли его глаза.

– Вы добросовестная женщина, мисс Стюарт.

Мне хотелось посмотреть ему в глаза и понять, просто ли он проверял меня на отношение к сыну или начал принимать меня. Мне так и не удалось это выяснить, так как в этот момент Пити вмешался и попросился из-за стола. Мальчик выглядел бледненьким, и я была благодарна, когда отец ему ласково ответил. Только через несколько минут появилась Полли и сообщила, что Пити звал Коррин.

Я подскочила, чувствуя, что навестить его было моей обязанностью. Быстрый взгляд мистера Джона дал мне понять, что я заслуживаю его одобрения. Коррин тоже поднялась.

– Джон, – улыбнулась она, – он всего лишь ребенок. Дай ему время, – и она поспешила из комнаты.

Как только мистер Эмиль отвез миссис Марию в большую комнату, я поспешила наверх уложить Пити. К моему большому разочарованию, об этом, оказалось, уже позаботились. Мне осталось только шумно вздохнуть. Мне хоть когда-нибудь дадут полностью заняться своими обязанностями?

Дверь комнаты Пити открылась.

– Я как раз собиралась сюда, – сказала я Коррин, не выразив всего того, что чувствовала.

Я готова была поклясться, что по ее лицу пробежала тень гордости.

– Вы, конечно, понимаете, мисс Стюарт – можно называть вас Габриэла? Пити привык ко мне, ему нужно время, – ее голос звучал почти дружелюбно, но чувствовалось, что так просто Пити она не уступит.

– Можете называть меня Гэби. Конечно, я понимаю. Но скоро все должно измениться, иначе моя работа с ним не будет полной. Я надеюсь, вы поможете ему понять.

– Я сделаю все, что в моих силах, – заверила она меня.

Я собралась идти.

– Ах, да, мистер Джон сказал, что вы собираетесь завтра в город. Вы были очень добры, пригласив меня.

Она улыбнулась и, казалось, расслабилась.

– Чепуха. Мы просто хотим, чтобы вам было приятно здесь жить, а то у нас ведь не так уж много развлечений. Думаю, Сан-Францицко покажется вам слишком грубым и нецивилизованным по сравнению с тем, к чему вы привыкли.

– Тем больше он мне понравится.

Я снова ее поблагодарила и спустилась вниз. Из большой комнаты доносились голоса, и, проходя мимо нее, я заметила огромное темное пианино. Как чудесно было бы сейчас пойти туда и сыграть! Но, я не могла. Я работаю здесь, и мне следует хорошенько это запомнить.

Полли складывала тарелки и убирала их в высокий сервант. Когда я вошла, она тряхнула головой.

– Клэппи одевается.

Клэппи появилась в дверях. Ее массивная фигура была втиснута в черное шелковое платье с кружевами, а на голове она гордо, как невесты носят фату, несла черную, слегка растерзанную шляпку. Она остановилась перед маленьким зеркалом и опустила черную короткую вуальку, но тут же снова ее подняла. Бросив попытки что-либо с ней сделать, она улыбнулась.

– Мне пора, дети. Сегодня собрание в церкви, у них выборы.

– Удачи! – крикнула я ей вслед.

– Я так рада, что вы остаетесь у нас, – Полли повесила полотенце и присела. – Эта мисс Монтьюнто – к ней не так-то просто было привыкнуть. Она с собой все время таскала старого серого кота. От этого кота Клэппи готова была просто на стену лезть. Я была так рада, когда она, наконец, уехала. Мы с Клэппи решили, что бедная женщина стала слаба головкой.

– С чего ты это взяла, Полли?

– Вот слушайте: она в последнюю неделю ела только в своей комнате – говорила, что плохо себя чувствует. Однако у нее хватало сил гулять и уходить далеко от дома каждый день – значит, скажу я вам, бедняжка была не так уж и больна. И выглядеть она стала как-то по-другому, как будто плохие новости получила – только вот я-то знаю, что она не получала никаких писем. А потом, через день после того, как ее кот исчез – маленький мерзавец просто взял и сбежал – она тоже собралась, да и уехала. Наверное, вернулась в эту свою Пенсильванию.

– Ну, у меня нет пока желания возвращаться в Нью-Йорк, я собираюсь остаться здесь. Только вот не знаю, надолго ли. Мистер Джон полагает, что мне нужен немалый возраст и достаточное количество морщин, чтобы работать здесь.

– Мисс, поверьте мне, он передумает. Потому что знает, что иначе он потеряет хорошего человека. Л вы очень хороши для этого дома, это уж точно, – она поднялась, подошла к серванту и достала колоду игральных карт. – Миссис Беатрис научила меня, – хихикнула она, осторожно сдавая.

Мы долго играли. Я старалась, но безуспешно – обнаружилось, что я не имею способностей к карточным играм. Но, но крайней мере, мы убили время, и скоро вернулась Клэппи.

– Ну, как? – хором спросили мы с Полли.

– Да ну! Кому нужны эти выборы? Заняться мне больше было нечем, – Клэппи сияла шляпку, и ее глаза засветились удовольствием. – Мистер Джон купил мне эту шляпку два года назад, да храни его Господь. А потом эта чертова кошка, которая здесь все время ошивалась, сжевала вуаль. Так вот взяла бы да и удавила ее собственными руками, если б только смогла поймать. Она, пыхтя, села и подключилась к нашей игре. – Надеюсь, мисс Стюарт, – она похлопала меня по руке, – вы надолго у нас останетесь.

– Зовите меня Гэби.

– Гэби? – казалось, она призадумалась, примеряясь к новому имени. – Гэби. Ну да, я говорю – храни его Господь. Я бы все сделала для этого человека. И почему теперь ни за что не скажешь, что хозяева – близнецы? Бэлла, которая до меня была здесь кухаркой, сама их воспитала. Она уже вот пять лет как умерла. Так вот, она говорила, что ни в том, ни в другом не было ни капли злости, пока мистер Джон не женился. Тогда все изменилось.

– Он, кажется, очень серьезный человек, – сказала я.

– Да, теперь, после того как все это случилось, можно поклясться, что он именно такой. Это настоящее несчастье, вот так-то. Не будет в этом доме покоя, пока они совсем эту женщину не похоронят. Вообще-то…

Громко зазвенел колокольчик, и Клэппи вздохнула.

– Это миссис Мария, Полли. Поторопись.

Мне хотелось расспросить Клэппи, о ком она сейчас говорила, но она поднялась, и, решив, что это может подождать, я отправилась наверх вместе с Полли. Я почти уже добралась до своей двери, когда услышала крик из комнаты Пити. Я повернулась и ускорила шаг. Коррин подошла к двери одновременно со мной и кивнула мне головой, чтобы я отошла и дала ей пройти. Я уже готова была высказаться, когда появился мистер Джон.

– Коррин, – его голос звучал тихо, но убедительно, – пропусти мисс Стюарт.

– Но Джон, – мягко сказала она. На ее лице был написан протест, но вдруг он исчез, и она легко кивнула головой. – Конечно, мисс Гэби. Надо же вам с чего-то начинать. Простите меня.

Оказалось, что Пити просто приснился страшный сон. Я успокоила его, тихо с ним поговорила, потрепала его волосы и спела ему, как отец часто пел мне. Скоро он уже крепко спал.

Я отправилась в свою комнату, написала мистеру Пэпнисайклу, который был сначала распорядителем отца, а теперь – моим, заверив его, что я благополучно добралась и что все у меня в порядке. Я не смогла ему написать о записке или о попытке задушить меня, ведь тогда бы он поднял ужасный шум и заставил бы меня все бросить и вернуться немедленно.

Я запечатала письмо, поднялась и потянулась, открыла ящик, чтобы достать ночнушку. С минуту я смотрела на ящик в изумлении, потом быстро проверила остальные. Кто-то просмотрел мои вещи! Конечно же, это была не шутка. Пити? Я сразу же подумала о нем, ведь это очень было похоже на злую выходку ребенка. Да, он вполне мог сделать это. Я долго была внизу, очень долго, и так много было в нем такого, чего я не понимала… И в этом доме тоже. Я раньше об этом никогда не думала, но, даже зная Пити так мало, можно было догадаться, что, как и отца, его что-то тревожит.

Но, правда и то, что Пити не мог душить меня подушкой. Я имела дело далеко не с ребенком.

В кромешной тьме я сунула руку под подушку. Напряжение спало – я не услышала шуршания бумаги.




ГЛАВА 3


Когда я проснулась, тонкий луч солнца падал на мое лицо. Тихонько я вышла за дверь и сбегала за горячей водой вниз, вернувшись обратно незамеченной.

Я медленно, с удовольствием приводила себя в порядок, решив забрать волосы наверх и оставить их падать мягкими локонами (но случаю поездки в город). Я решила, что платье лавандового цвета, которое я купила в Нью-Йорке перед отъездом, как раз подойдет – пыль не так будет видна. Потом я достала одно из моих самых удачных приобретений – белые лайковые ботинки. Кожа была очень мягкой и приятной, а па верхней части ботинок синей тесемкой был выложен узор из квадратиков. Я бросила последний взгляд па свое отражение в зеркале и спустилась вниз.

Я застала Пити почти одетым и подумала, есть ли у него еще какая-нибудь одежда, кроме вечных черных брюк и белой рубашки, которые и сейчас были на нем. Он был сегодня дружелюбно настроен и даже согласился спуститься по лестнице со мной под руку. Коррин встретила нас веселой улыбкой, и Пити убрал свою руку, снова становясь угрюмым.

От Коррин невозможно было отвести глаз, настолько очаровательно она выглядела, освещенная дневным светом, в рубинового цвета платье с утянутой талией, что выглядело очень элегантно. «Ну, по крайней мере, я могу с ней соревноваться хотя бы в стройности», – думала я, занимая свое место. Конечно, таких очаровательных черт лица у меня никогда не будет, но это меня не расстраивает.

– Какой сейчас чистый и прозрачный воздух, – обратилась я к ней. – Я заметила, он был таким пыльным раньше – из окна на шесть футов не было ничего видно.

– Это все Сан-Франциско, – ответила она. – Увидите, здесь многое по-другому. Не забудьте, вскоре после завтрака мы отправляемся.

– Не забуду. Так хочется все увидеть.

Коррин повернулась к Пити и легонько дотронулась до его подбородка тонким пальцем.

– Дорогой, сбегай, скажи папе, что завтрак ждет. Она подождала, пока он уйдет, и потом снова заговорила со мной:

– Думаю, вы скоро поймете, мисс Гэби, что Пити уже не помочь. По крайней мере, он нуждается в специальной помощи, – сказала она дружеским тоном. – Это грустное обстоятельство, но, к сожалению, этого уже не изменить. Мы делали для него все, что могли, но боюсь, ничего другого не осталось, кроме как посмотреть правде в глаза. Во всяком случае, я хочу, чтобы вы взглянули на наш город перед тем, как решите уехать.

Я слегка наклонила голову.

– Я собираюсь приложить все усилия с Пити. Я понимаю, что вы должны чувствовать… – я не избегала ее взгляда. – Должно быть, все выглядит так, словно я бесцеремонно вмешалась.

– Чепуха! – ее напряжение нашло выход в смехе. – Я действительно очень рада, что вы с нами. Этот дом ведь иногда бывает скучным и одиноким. Вы скоро сами увидите. – Она откусила немного от яйца и утерлась салфеткой. – Честно говоря, не могу понять, почему Эмиль хочет жить здесь. У, соня! – она подставила щеку мужу для поцелуя.

Миссис Мария, миссис Беатрис и мистер Джон вошли в комнату и прервали наш разговор.

Во время обеда миссис Мария напомнила Коррин забрать у Хокерна ее коричневый материал, и миссис Беатрис быстро взглянула на дочь.

– Ты едешь в город, Коррин? – в ее голосе слышался яд.

– Я же говорила тебе, мама. Еще на прошлой неделе. Миссис Беатрис с укором на нее посмотрела.

– Странно, что я этого не припоминаю. Если ты не хотела, чтобы я поехала с тобой, могла бы просто сказать.

– Боже мой, мама! – Коррин нетерпеливо тряхнула головой. – Если хочешь – поезжай. Мне все равно.

– Корри, солнышко, пей кофе, – успокоил жену мистер Эмиль, ласково глядя на нее. – Конечно, поезжайте, миссис Беатрис.

Миссис Беатрис не ответила. Она в молчании доела свой завтрак и быстро покинула комнату, не потеряв при этом своего достоинства. Интересно, что вызвало такое противостояние между матерью и дочерью?

Через каких-нибудь пятнадцать минут мы выехали, и, к моему величайшему удовольствию, я сидела напротив мистера Джона. Полная приятных ожиданий, я расслабилась и постаралась забыть обо всем, что случилось.

Был яркий чудесный день, и белые облака кидали тени вниз, на зеленые поля, колышущиеся от легкого ветерка. Коррин рассказала мне, что эти зеленые окрестности часто становились местами ужасных убийств, что сразу же испортило мое впечатление.

– У вас тут есть разбойники? – спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь, но глядя на мистера Джона.

– Не беспокойтесь, мисс Гэби, вы вне опасности. Эти слова заставили меня насторожиться.

– Я спросила из простого любопытства, сэр. Не из опасений.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, и я была уверена, что он рассмеется, если это так и есть.

– Охотно верю, мисс Гэби. Но в таком случае вы найдете здесь не так много интересного. Мы живем очень просто.

Он вынул из кармана темную деревянную трубку и со знанием дела раскурил ее.

– Здесь многое еще оставляет желать лучшего, но в свое время все придёт в норму.

– Я уверена, что освоюсь. Я легко обхожусь без некоторых вещей. И к тому же, я надеюсь, что буду слишком занята работой, чтобы скучать.

Он кивнул.

Что же в этом человеке позволяло мне думать, что он не совсем против моего пребывания здесь? Я не могла это определить. Он замолчал, так что я спокойно сидела, сложив руки на коленях и в первый раз, в жизни чувствуя в них дрожь. Просто в том, что я сидела рядом с этим человеком, было что-то притягательное, такое, чего я никогда раньше не чувствовала. Странное было чувство.

Я подняла глаза и, встретив его изучающий взгляд, тут же отвела их. Коляску неожиданно тряхнуло, и, вскрикнув, я чуть не упала на миссис Беатрис.

– Не волнуйтесь, мисс Стюарт, – ее сильная рука схватила мою. – Вот так. Лучше?

Я кивнула.

– Вы мало о себе нам рассказывали, – она изобразила приятное выражение на лице. – Практически ничего. У вас в этих краях нет родственников?

– Нет, мэм. Мы, вообще-то, из Лондона, но еще маленьким ребенком отец привез меня в Америку. Нас всегда было только двое.

– Ах, дорогая, как это печально. Семья – это так важно. Но конечно, могло быть и хуже. Ведь вы сами когда-нибудь собираетесь обзаводиться семьей? Или, возможно, у вас все же остались родственники в Англии…

– Я очень сомневаюсь. Отец никогда никого не упоминал. Он никогда так, как я, не жалел о том, что мы уехали из Англии. Но тогда я была слишком маленькой, и он не прислушивался к моим просьбам.

– Ну, разве не печально, что у такой молодой девушки нет никаких кровных родственников, и ей не к кому обратиться в трудную минуту, – запричитала она.

– Мисс Гэби не пристало жаловаться, миссис Беатрис, – умело вмешался мистер Эмиль. – Ее отец был финансистом, его звали Сидни Стюарт. Я уверен, что у мисс полным-полно друзей, которые рады будут протянуть ей руку помощи в случае необходимости. – Мне кажется, я где-то читал, что он коллекционировал ботинки?

– Да, у него была большая коллекция. Каждый год на мой день рождения он дарил мне какую-нибудь пару, – я улыбнулась, вспомнив это.

– Так вашим отцом был Сидни Стюарт? Тот самый Сидни Стюарт?

Миссис Беатрис сидела оглушенная, не веря ушам своим. Ее глаза потеряли почти всякий цвет и метнулись к Коррин, при этом ее рот вопросительно раскрылся.

– Коррин?

– Господи, мама, ну зачем же все драматизировать? Наша мисс Гэби почти миллионерша. Ну, посмотри, что ты наделала – расстроилась из-за пустяка. Я же говорила, что тебе лучше было бы остаться дома. Сейчас совсем не время для этих твоих желудочных приступов.

Миссис Беатрис покачала головой, как будто потеряла ориентацию, и медленно опустила глаза.

– Мы почти приехали, – минутой позже весело сказала Коррин . – Вам следует быть осторожней, мисс Гэби. Наши дороги невыносимы из-за своих выбоин и ныли. Они у вас год жизни отберут. Вся пыль штата собрана здесь.

– Я буду внимательной, – заверила я ее.

Я наклонилась, чтобы посмотреть в окно, и мне в лицо пахнуло табаком от черного пиджака мистера Джона. Я легко кашлянула, что, впрочем, было вовсе не обязательно, и сосредоточилась на все более часто встречающихся обшитых вагонкой домах и детях, проплывающих в окне. Женщины в старых выцветших платьях и с непромытыми волосами вели своих детей за руку или вешали белье па веревки, протянутые между деревянными столбами.

Мистер Джон выглянул и крикнул что-то Абверу. На следующем углу Абвер остановился, мы вышли и перешли улицу.

Прежде чем я успела отвернуться, нам в лицо дунуло пылью. Мы стояли на углу и ждали, пока мистер Эмиль покупал газету у старого продавца, который между делом выкрикивал: «Нью-Йорк Трианон» но доллару!» и потом пошли вдоль по улице. У следующего угла мистер Эмиль остановил нас.

– В пять часов на Портсмут-Сквер?

Коррин уже сделала несколько шагов к переулку – пыль не очень свирепствовала там.

– Если я ее отпущу одну, она накупит материи на десять платьев, а не на Два.

Он улыбнулся, и вдруг стал похож на мальчишку. Он коротко махнул нам рукой и побежал догонять жену. И я поняла, что, несмотря ни на что, мистер Эмиль очень любил свою жену и сделал бы для нее все, что угодно.

На следующем углу миссис Беатрис покинула нас, заявив, что ей нужно нанести несколько визитов и что в пять часов она встретит нас на площади.

– Ну, мисс Гэби, – мистер Джон взял меня под руку, как будто это был абсолютно нормальный жест, – похоже, вы остаетесь на моем попечении. Что бы вы хотели увидеть для начала?

В его голосе слышалось мало энтузиазма. Но мне просто нужно было постараться изменить это. Я посмотрела на его лицо: он решил быть вежливым, несмотря на всю свою неохоту. Я одарила его одним из своих лучших взглядов.

– Я уверена, что из вас получится отличный критик, так что оставляю выбор за вами, сэр.

Он кивнул, как будто это был единственно возможный ответ, и мы зашагали но улице под руку.

– Вы неплохо подружились с Коррин, – заговорил он, когда мы свернули на более оживленную улицу.

– Она – чудесный человек.

– Я рад это слышать, – он с облегчением вздохнул. – Теперь я могу признаться, что ожидал, что у вас двоих возникнут проблемы. Моя невестка – сильная женщина. Пити сделался ее обязательной заботой.

– Думаю, я могу заверить вас, что мы пришли к взаимопониманию.

– В таком случае, вы меня успокоили, – коротко заметил он и сжал мою руку, показывая большое здание слева. – Это Олимпик. Маме особенно нравится этот театр. Вам обязательно нужно посетить его.

Так прошли следующие несколько часов. Это были впечатления, которые трудно описать. Могу сказать только, что я чувствовала себя совершенно другой. Совершенно независимо от меня мое поведение даже отдаленно не напоминало того, чему меня учили. Мое восхищение выдавало себя, когда я обнаруживала что-то новое, и зажигало улыбку на угрюмых губах мистера Джона.

Он показывал, описывал и объяснял все, что завладевало моим вниманием от Сигнал-Хилл до многолюдной пристани, где я впервые ступила на землю Сан-Франциско. Я была целиком увлечена всем этим и думала, что ничто не может омрачить этот день. Как я ошибалась!

Чем больше мы ходили, тем больше я понимала, каким наказанием была пыль. Она покрывала все – от деревянных тротуаров до стекол двухэтажных зданий. Еще хуже становилось, когда мимо проезжала коляска, и копыта лошадей взбивали ее в густое желтое облако. Люди в Сан-Франциско носили яркие наряды, и на их одежде постоянно присутствовал тот же желтый налет, что и на нашей. Мы находились в районе, где из зданий были только палатки, временные приспособления для показа товара, выставленного на продажу, когда я почувствовала, что мне просто необходимо немного отдохнуть.

Я стояла на одной ноге, давая другой отдохнуть, а в этот момент мимо нас торопливо проходил уличный торговец-китаец. На красных плечах он нес бамбуковый шест с двумя глубокими корзинами на концах, которые доверху были наполнены фруктами. Мистер Джон успел схватить меня за руку в тот самый момент, когда китаец проталкивался мимо меня, и спас от весьма неловкого падения на спину.

– Предлагаю немного передохнуть, – заявил он, удостоверившись, что со мной все в порядке. – У нас приблизительно час до встречи с остальными. Вам явно нужен отдых.

Я что-то пробормотала в знак согласия и крепче схватилась за сверток, который недавно приобрела. Он забрал его у меня и взял мою руку.

«Он такой приятный собеседник, – думала я, – и почему он ведет себя так… официально? Джордж никогда не был так сдержан, настолько отстранен… по крайней мере до смерти отца», – добавила я саркастично.

– Хорошо бы найти что-нибудь попить, – сказала я, улыбаясь ему, – это казалось так просто.

– Хорошо.

Он повел меня вниз по улице, в самый конец, где стояло высокое деревянное здание с маленькой дверью на углу. Мы спустились по скрипящим ступеням и очутились в длинной комнате, стены и потолок которой были задрапированы в белый муслин. Пол был покрыт старой зеленой краской.

– Не самое лучшее заведение, – заметил он, – но сойдет.

Голоса и стук посуды почти что заглушили его голос.

– Сюда.

Он выбрал столик и подозвал официанта. Официант, маленький смуглый человек с редеющими волосами, пах кофе и свежепожаренным луком. Мистер Джон, ничего у меня не спросив, просто сделал заказ, и вскоре мы уже пили кофе, слишком крепкий, на мой взгляд, и ели охлажденный салат из лобстеров. Через приятно проведенные полчаса мы, отдохнувшие, снова вышли на улицу. Я бы хотела, чтобы этот день не кончался. Как нарочно, небо за наше отсутствие приобрело холодный серый оттенок, и ветер улегся, оставив пыль во взвешенном состоянии.

Обычно запах и ощущение грязи нестерпимо меня раздражали, почему сейчас все было по-другому – оставалось для меня загадкой. Это был настолько чудесный день, что я чувствовала себя почти виноватой, что получала от него столько удовольствия. В первый раз после смерти отца я чувствовала себя такой веселой и полной ожиданий.

Довольная, я повернулась к мистеру Джону.

– Спасибо вам, сэр. Это был чудесный день.

Я заметила удивление на его лице, но, даже если он что-то и сказал, его реплика затерялась в шуме проезжающей мимо повозки и крике извозчика, старающегося перекричать шум.

Мы быстро добрались до Портсмут-Сквер, заполненной толпящимся народом. Здесь были газоны и ухоженные клумбы, полные ярких цветов. На центральной площади собрались люди, одетые во все, что угодно.

Оборванных нищих не было видно в центре площади; они оставались но краям – видимо, для своей же безопасности: здесь можно было встретить новый тип людей, который не попадался ни на одной другой улице города. Картежники, как пояснил мне мистер Джон, выглядели слишком самоуверенно и агрессивно, на мой взгляд, в своих черных широких брюках и пальто, в белых рубашках, заколотых бриллиантовыми булавками неправдоподобного размера и щегольских черных шляпах, прикрывающих блестящие волосы. В руках они держали трости с золотыми набалдашниками.

Пройдя мимо них, мы направились к месту, где на небольшом возвышении стоял мужчина в черном и читал проповедь: никто его не слушал.

Стало душно. Я посмотрела на мистера Джона. Казалось невозможным хоть кого-то найти в этой толчее, однако, похоже, мистер Джон просто знал, где искать. Он указал мне на мистера Эмиля и Коррин, и они, увидев нас, направились в нашу сторону. Мистер Джон крепко держал меня за руку и быстро пробирался к центру площади. Я обнаружила миссис Беатрис.

Мы были всего в нескольких ярдах от нее, когда в толпе раздался крик ужаса. Я увидела, как продавец сладостей подхватил свой лоток, и тут же поднялась паника, через мгновение толпа охнула и раздалась. Кто-то грубо схватил меня за рукав, и, чуть не сбив с ног, потащил назад.

Теперь, наконец, я увидела источник опасности. Бешеный бык вырвался из упряжи и два ковбоя, размахивая чем-то над головами, гнали его в нашу сторону. Поднялась густая желтая пыль, и я отчаянно закашлялась.

Это случилось быстро, в тот самый момент, когда я кашляла. Две мощные сильные руки схватили меня за талию и толкнули с необыкновенной силой. Через секунду я упала прямо под ноги быку. Он был уже так близко, что, несмотря на пыль, я чувствовала его запах. Это вес было настолько ужасно, что мои конечности отказались двигаться, и я лежала, всем своим существом предчувствуя сокрушительный удар.

Вдруг я почувствовала резкий толчок – меня буквально выпихнули из-под копыт животного. Потом чьи-то руки подняли меня; бык пробежал мимо.

– Что, черт возьми, побудило вас к такому дурацкому поступку?! – закричал на меня мистер Джон; на его лице рядом со шрамом начала проявляться темно-красная царапина.

– Я… я… – заикалась я, тщетно пытаясь избавиться от пыли, попавшей в рот. – Кто-то толкнул меня! Разве вы не видели? – на сей раз я уже готова была лопнуть от злости – неожиданно ко мне вернулось ощущение реальности. – Неужели вы считаете меня такой неуклюжей?

– Вы что, не понимаете, вы могли погибнуть! Меня начало трясти. Наполовину от шока, наполовину от облегчения и бог знает еще от чего.

– Ваша щека, – сказала я до смешного спокойно. – Вы поранились. – Я неуклюже порылась в сумочке и достала белый кружевной носовой платок, пахнущий сиренью. Я осторожно прикоснулась им к его лицу, стерев каплю крови, которая катилась вниз по щеке.

Вдруг он резко взял мою руку и отвел от лица.

– Это всего лишь царапина.

Он нахмурился и посмотрел мне в глаза. Что-то изменилось в выражении его лица. Он все еще не отпускал мою руку, но как только заговорила миссис Беатрис, он встрепенулся и отпустил ее.

– Боже мой, мисс Стюарт, вас же могли затоптать до смерти! Как же вы так неосторожно?

Ее лицо было ошеломленным, в нем не было ни кровинки. Я представила, что мое лицо выглядит сейчас так же, даже хуже.

– Я ничего не делала, – сказала я, еле сдерживаясь. – Меня толкнули! Только благодаря мистеру Джону со мной теперь все в порядке.

Подошли мистер Эмиль и Коррин.

– Вы были на волосок от гибели, – кивнул мистер Эмиль понимающе. – Не слишком разумный поступок. Нужно было стоять спокойно. Разве вы не заметили, что происходит? Такое здесь встречается каждый день, – сказал он назидательно, – так что в следующий раз будьте осторожней, мисс Гэби.

Вдруг я страшно разозлилась – буквально дошла до белого каления.

– Я же говорю – я специально под копыта быку не кидалась, кто-то толкнул меня!

– Ну, слава богу, все обошлось, – быстро вмешался мистер Эмиль. – Вы уже успокоились?

– Вот узнать бы только, кто толкнул меня! – настойчиво заявила я.

Мистер Джон взял меня под руку.

– Мисс Гэби, – его голос звучал так же настойчиво, как и мой, даже еще настойчивее из-за того, что он говорил тихо и спокойно. – Никто не желает вам зла. Произошел несчастный случай, вот и все. Он посмотрел на остальных.

– Думаю, нам следует поехать домой. Нам с мисс Гэби надо привести себя в порядок.

Он был прав. Мы оба были с ног до головы перепачканы, и в тот самый момент я почувствовала необходимость в горячей успокаивающей ванне и в уединении.

В любой другой ситуации я бы упрямо отстаивала свою точку зрения; на этот раз всю дорогу назад я провела практически в полном молчании. Я собрала свое мужество и гордо вскинула голову. Я держалась до тех пор, пока Полли не сделала мне горячей ванны с моими любимыми солями и не принесла чашку чая. Только когда она ушла и я осталась абсолютно одна, я дала волю своему волнению.

Я оттерлась до красноты, вытерлась, надела тонкую фланелевую ночнушку и забралась в прохладную постель.

Для сна еще было слишком рано. Я лежала, прислушиваясь, вбирая в себя звуки, доносившиеся со всех уголков дома: ветер, свистевший за ставнями и сотрясающий их, звуки, издаваемые домом и людьми в нем. Я снова услышала их голоса, сопровождаемые звоном посуды, и знала, что они сейчас там ужинают и обсуждают случай, произошедший днем. Интересно, что они там говорили обо мне?

Я прикоснулась к царапине на лбу и почувствовала острую боль: это действительно произошло на самом деле.

Я лежала без сна, пока не взошла луна, освещая мою комнату через окно своим спасительным светом. И все это время во мне рос страх. Я не могла больше закрывать глаза на правду. Кто-то опять пытался убить меня. Эти руки схватили меня за талию с определенной целью. Почему? Ну почему? Я только что приехала, и у меня ничего общего не было с этими людьми. Я была абсолютно уверена, что это не было несчастным случаем.

Кто из них это сделал? У кого-то из них должна быть причина. Мисс Коррин, миссис Беатрис, мистер Эмиль или мой хозяин? Нет, это было совершенно непонятно.

Мне вспомнился тот ужасный момент, и меня бросило в холодный пот. Об убийствах я читала только в газетах. И никогда такие вещи не касались меня!

Вдруг мне показалось, что я услышала какой-то звук у двери. Я задержала дыхание и напрягла зрение. В любой момент я ждала, что увижу темный силуэт. Я непроизвольно вздрогнула и потерла руки, чтобы успокоить нервы. Наконец, немного успокоившись, я встала и зажгла свечу.

Достав записку из сумочки, я снова прочитала ее; меня охватили страх и смятение. Ужасная записка! И донельзя серьезная, как я теперь поняла.

Я решительно задула свечу, противостоя искушению оставить ее гореть, и натянула одеяло до подбородка. Если бы во мне осталась хоть капля здравого смысла, который отец так настойчиво пытался во мне воспитать, на следующее утро я бы собралась и уехала.




ГЛАВА 4


Как и следовало ожидать, тепло приветливого солнца заглушило все мои страхи, и они уже не казались столь ужасными. И все мои разумные, логичные планы отпали сами по себе. И, вселяя уверенность и спокойствие, несколько следующих дней прошли без новых происшествий или записок. Однако полностью нервозности, которую я почувствовала с того дня, они не успокоили.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=256682) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


белым домом