Хроники сексуальных неврозов Зуфар Гареев Зуфар Гареев Хроники сексуальных неврозов – Когда женщина моет мои кокошки, я люблю заглядывать в ее смущенное лицо… – Я не буду мыть Ваши кокошки! Никогда! – Но моя первая жена… Вторая тоже… Ну а третья… Мои кокошки разговаривают с женскими пальцами… – Кокошки не могут разговаривать! – Все зависит от собеседника. Мои кокошки рассказывают любимым женщинам о дальнем и опасном путешествии, которое называется жизнью, о трудных днях паскудного одиночества… – Замолчите, пожалуйста!     Невроз 1, «Жизнеописание Поликарпова» – Когда Вы случайным образом наклоняетесь… Заметьте, случайно, а не преднамеренно, – я смотрю на Вашу задницу и думаю: все тлен в этом мире, все кроме женской задницы. Она зовет, она поет жизнью, она обещает счастье, покой… – Вы ни разу не сказали какие у меня красивые глаза? – Глаза – лживы. А задница – никогда. Она честная. Ваша честная задница всегда у меня под рукой. И мне хорошо.     Невроз 2, «Жизнеописание Зайцева» Ненасытна. Круглосуточно. И это я?! Похоже. И это ужасно…     Невроз 3, «Жизнеописание Риточки» – Вы совсем непедерастичны… Вы ужасно непедерастичны, Валерий! И это мне не нравится. – Далась Вам эта педерастичность, Юлия! Прямо как маленькая…     Невроз 4, «Жизнеописание Юлии Тополь» 1. Боже, ну какая я какафка! Доктор Поликарпов – душка, голубчик, ангел… Кто же из московских закоренелых невротиков не знает его частную Клинику Неврозов? Она под Красногорском. Когда-то и я лечился у Поликарпова от панических атак на фоне потери смысла жизни, поэтому могу компетентно подтвердить: и неврозы, и навязчивые неврозоподобные состояния вполне излечимы. Инструментарий в Клинике доктора Поликарпова весьма широк: и электросон, и нейро-лингвистические программирование, и мезодиэнцефальная модуляция коры головного мозга, и оздоровительная квантовая фотомодификация крови, и набор современных медикаментозных препаратов, и отдельные кабинеты гештальтерапии, имаготерапии, всего не перечислить. Лечиться под наблюдением лучших врачей можно и амбулаторно, и стационарно. Здесь просторные палаты: много одноместных, есть отделение ВИП, если позволяют финансы. Сам доктор Поликарпов, как знают все невротики Москвы, добрейшей души человек, он придерживается старинного врачебного принципа: «Не навреди!» Этот крупный, славянского типа мужчина за 40 кроме того всегда пребывает в хорошем настроении, необычайно отзывчив к нуждам своих пациентов, приветлив с подчиненными. Правда, Лев Александрович замечен в одной странности: у него нет автомобиля. Он всегда приезжают на работу в такси, чем и отличается как от своих коллег, так и от пациентов, разномастные авто которых с самого утра плотно забивают довольно тесную, но хорошо охраняемую парковку. …Лев Александрович направляется к подъезду, здороваясь с дамами-пациентками разного возраста на кортах, которые раскинулись справа от входа в глубине двора. На кортах заметна радостная (маленькая и худенькая) дама за сорок, страшненькая и расфуфыренная как обезьянка для циркового шоу. Это чудачка Рита. Рита проходит курс лечения от невроза на почве повышенной сексуальной распущенности. Кстати, пациентов, неврозы которых связаны с теми или иными сексуальными расстройствами, здесь немало. Понятно, что в основном это дамы. Рита торопится к сетке-рабице, окликая врача. – Лев Александвович! – Что, милая? – Я уве фетнадцать раф написава в дневнике наблюдений: я – какафка! Я – говняфка! – Дрогнула ли рука, Маргарита Ивановна? Нужно мужество. – Как ве не дрогнула? – жалеет себя Рита. – Думаете легко понизить фамооценку – вот так фразу? Это ве гвубочайший невроз! Гвубочайший квизис личности! Поликарпов обязан ее взбодрить, поэтому произносит как военный: – Пводолвайте! Продолжайте в том же ключе! Это даст плоды! Рита в тон берет под козырек: – Ефть! Она задумчиво смотрит вслед Поликарпову. Потом одергивает себя. – Ой, зачем смотвю? Фу, какая я какафка! 2. Что повышает прозрачность мочи? В холле Поликарпов натыкается на сцепившихся сестер-писательниц Корнейчук. Анастасия – бойкая худышка, а Мария – пышный пончик. Они пытаются лягнуть друг друга, очки (и той, и другой) давно валяются на полу вдребезги. Между сестрами – топчется огромный Влад. Больше всего на свете он не переносит женских драк и женских слез. – Черная, завистливая душа! – пыхтит Анастасия. – Вампирша! Это ты меня сделала невротичкой, ты! Ненавижу твои свинячьи глазки! Мария, перетаптываясь как Винни-Пух, вторит: – Как я отупела от тебя, как я отупела! Доктор Поликарпов тоже бросается разнимать. Он хватает в охапку Марию и бравурно напевая «пам-па-пам-па-пам-па-па» танцует с ней что-то вроде танго. – Танцуйте, Влад, дамы любят танцы! Не стойте как вкопанный! Пам-пам-па-па-пам-па-ра! Влад, подражая Поликарпову, хватает в охапку Анастасию и тоже трясет ее движениях танго. Мария заметно успокоилась, по телу ее разливается что-то. – Внешне я, конечно, свинюшка, как Вы знаете… Но при этом у меня такой острый язвительный мозг, что я просто не знаю… – Классический случай горя от ума, – кивает Поликарпов. – Как страшна энциклопедичность Ваших знаний! – заявляет Мария. Мимо проходит медсестра Вера – старая дева в толстых очках, добрейшей души человек. Вторые очки (еще толще и страшнее) болтаются спереди на цепочке. Вера негромко поучает Марию: – Маша, получайте больше положительных эмоций. Это повышает прозрачность мочи. – Давно доказано, – подтверждает Поликарпов. Анастасия тоже обмякает в крепких руках Влада: – В чем же здесь дело? Просто я офигительно удачливая писательница, а ее круглые сутки гложет червь зависти! Я же как Моцарт, видите! Я и внешне на Моцарта похожа, видите? Влад тупо кружит: – Да. Трам-па-па-па-рам… – У меня и походка как у Моцарта… А она – вылитый Сальери! Она весит 96 кило, когда покакает. Разве это гламурно? Мария с обожанием говорит Поликарпову: – Кстати, я всегда думала, что Вы психолог. А вы психиатр? – Пра-па-па-па-рам-ту-ту! Психолог – это разве профессия? Ну, пойдемте ко мне в кабинет, – будем разговаривать, разговаривать и разговаривать… Правда? Они мирно удаляются, держась за руки. 3. Признаки сучки Через полчаса после задушевной беседы доктор Поликарпов тепло прощается с Марией на пороге кабинета. – Помните упомянутый Пушкин писал про горе от ума: и дернул же меня черт родиться в России… С такими мозгами… Хотя, между нами, говнюк был еще тот. Не находите? – Да нет, что вы! Такая душка! – Какому количеству женщин засрал он мозги, никто не знает… Это я как психиатр Вам говорю. Всего доброго, милая. Поликарпов закрыл дверь, прошел за ширму. Слышны нежные звуки: буль-буль. Поликарпов, осушив добрую стопку коньяка, разговаривает на разные лады сам с собой. Да и то сказать, порой не с кем поговорить в Клинике на актуальные темы новейшей поступи России. – Лимон, Лев Александрович? Нет, что Вы! Зачем русскому человеку лимон? Смотрим китайцев? Конечно, смотрим китайцев. Ни дня без китайцев. Поликарпов выходит из-за ширмочки и садится за компьютер. – Китай наступает? Китай наступает. Еще как наступает! А вот и блог его в ЖЖ, здесь он под ником Петров-Рюмкин. – Друзья ли нам китайцы? А это как посмотреть, товарищ Петров-Рюмкин… Пора включаться в жизнь! И вот Поликарпов яростно стучит по клавиатуре, его мысли спешат, а в его блог торопятся такие же виртуальные безумцы со всех концов света, которые только и ждут политических, да и всяких других схваток как клопы крови. – Друзья ли нам китайцы, товарищ Петров-Рюмкин? Интернет-жизнь Поликарпова прерывает звон разбитого стекла на третьем этаже, затем истеричные крики. Заполошный женский голос: – Это кто у нас стекла бьет? Стекло чем виновато? Истеричный мужской крик: – Она делала это всем, только не мне! Сучка! Семшову делала? Делала! Зимину делала? Делала! А мне – своему бойфренду шиш?! Поликарпов вздыхает и отправляется за родимую ширму. Снова мелодичные звуки: буль-буль. Осушив стопку, он патетично воздевает руки. – Господи, хорошо-то как! Хорошо! Истеричный голос сменяется всхлипами: – Ханаеву делала… Мелик-Пашаеву, значит, тоже… Потом натурально верещит: – А почему не мне? Как можно это делать Мелик-Пашаеву?! Этой обезьяне?! Этому лоху?! Громкие женские голоса проясняют ситуацию: – Рожков опять чудит. Где Стас? Марина, давайте сюда Стаса или Влада! Голос не унимается: – Я хочу сказать все на камеру! На всю эту гребаную страну! Позвоните телевизионщикам! Пусть знают нормальные пацаны, кто она! И снова всхлипы: – Ну, тварь! Тварь, и нет других слов! В хлам тварь! В самом деле, это чудит пациент Максим Рожков. Его одноместная палата располагается на третьем этаже. Не прошло и пяти минут, как явились сюда бравые парни Стас и Влад. Дверь в палату открыта настежь, дверь в туалете высажена. Крепкие ребята выводят из номера полного молодого человека со слипшимися волосами. Максим Рожков безутешно всхлипывает: – Нету других слов, нету! Стас рассуждает: – Макс, е-мое, ну будь ты мужиком! Забей – понял? Влад успокаивает: – Все в жизни бывает, не парься! Чего ты с этой лахудрой связался? – В сердце она у меня была! Вот тут! К ним торопится психолог – молодая девушка-практикантка. – Макс, бежим? Бежим, мой хороший? Максим безнадежно машет рукой: – Бежим… А что еще остается? Дорожка в парке полита дворником, бежать по ней – милое дело. Впереди бежит психолог, сзади Макс. Макс вдруг свирепеет: – Почему кому угодно, а не мне – близкому человеку? Он нервно взвинчивает темп бега и устремляется вперед, психолог испуганно пытается не отставать. И вот по парку летит дикий крик Макса, кровоточащая рана оскорбленного сердца: – Она сосала всем втихаря! Втихаря от меня! На кортах оживляется Рита, заслышав довольно знакомые слова. – Девочки, Вы флыфали? Флыфали? Но никто не откликается. Теннисный мяч опускается ей на голову, Рита падает от неожиданности. Садится. – Да я же пвосто так сказала! Пвосто! Уве и сказать ничего нельзя! 4. Маленькая анальная тряпочка В Безбожном переулке глубокая ночь, хотя освещен он хорошо. По переулку поднимается пара – плотный мужчина Зайцев Валерий Романович и Юлия Петровна Тополь. Похоже, они возвращаются из ресторана, во всяком случае, они в приподнятом настроении. – Мы не виделись семь лет… – с умилением бормочет Валерий Романович. – Целых семь лет… Где Вы были, Юлия все это время? Что вы делали? – Отвечайте прямо на поставленный вопрос! – перебивает Тополь. – Какой вопрос? – Если Вы хотите хоть чем-то заинтересовать меня, расскажите самую постыдную тайну, которую Вы носите в душе. Которую никому и никогда не расскажете, только мне! – Но семь лет назад я был интересен и без тайн! – Глупая я была… Итак, ждем-с! – Ну что за привычка копаться в грязном белье? – Я такая. Все остальное – ложь. Про чистое белье – не ко мне. – Есть у меня одна тайна, которую никто не знает. Она вполне педерастичная. Тополь смеется, не верит: – Это непедерастично, Зайчик. Я уверена! Ничего педерастичного Вы не можете мне рассказать. Ни-че-го! Зайцев обижается: – Ну, почему сразу непедерастично? Почему? – Непедерастично – и все! – Далась Вам эта педерастичность! Вы как ребенок, Юлия Петровна! – Держите! Она оставляет ему свою сумку и кружится. – Да, я влюблена! Как последняя тварь дрожащая… Как драная кошка на исходе своей жизни! – Кто он? – Не скажу, зачем Вам это? Остановившись, спрашивает: – Это бешенство климакса? Ну, скажите, как бывший психиатр. – Психиатры не занимаются климаксом. Тем более, его бешенством. Тополь снова кружит: – А в 41 год бывает климакс? – Бывает и раньше. Подождите Тополь, ну что Вы порхаете прямо как девочка! Его душа опять наполняется пафосом: – Посмотрите на наш Безбожный переулок. По этому тротуару ходил Бог – Окуджава… Вас здесь не было семь с половиной лет. – А почему меня сюда занесло снова, я не знаю. Это мистика. Но я чувствую – не зря. – За это время я снял несколько дерьмовеньких сериалов, и ни одного полного метра. Снимаю седьмой. – Зачем? – Такова доля продюсера, долго объяснять.Между прочим, я думал все эти годы о Вас… И эта случайная встреча… – Бросьте, Зайчик… соловейчиком… бросьте… Зайцев поет, его душу в самом деле теснят сентиментальные воспоминания, что тут сделаешь: – …Я в синий троллейбус Сажусь на ходу, В последний, В случайный… Тополь раздражена, она не верит ни единому слову Зайцева. – Какой у Вас противный чувственный голос… Окуджава так не пел. Так они поднимаются до трамвайной остановки. – Окуджава был маленький, сухой, как листик… – вздыхает мечтательно Тополь, помахав вслед синим окнам полупустого трамвая. – Иногда из этого трамвая он выпархивал как птичка… Нет, как мышка… И быстрей к подъезду… – Сегодня я влюблена и в этот трамвай, и в этот тротуар, по которому летел Окуджава, и в дождь, который падал ему на плечи… Прошу все это не путать с Вашим пенисом, Зайчик. – Ну так Вы хотите послушать мою тайну? – Все Ваши тайны – тупые! Мне нравится женственные мужчины: мягкие, вкрадчивые и ускользающие… А Вы большой и плотный. Они входят в подъезд очень старого трехэтажного аварийного дома, который прилепился к Астраханской бане. Помолчали… – Так и быть…. Хотя мне противно копание в грязном белье… У меня есть маленькая анальная тряпочка. Это педерастично? Она рыжего цвета. Об этом не знает никто. Только мама. – Зачем Вам эта тряпочка? – Я же сказал: а-наль-ная… Это маленькое такое полотенчико. Я, как культурный мужчина, считаю что для протирки заднего места должно быть отдельное маленькое полотенчико. От-дель-ное. Тополь безнадежно вздыхает: – Ну, хорошо. Маленькая анальная тряпочка… Как это мерзко, кстати! – Ну вот видите, вот видите! Я же говорил! 5. Очередная потеря девственности В комнату Зайцева Тополь входит почему-то поеживаясь как от холода: – Бр-р… Я действительно здесь когда-то была… С любопытством озирается. – Почему у Вас всегда такое порочное, чувственное лицо? – Разве? Я бы не сказал. – За семь лет здесь ничего не изменилось… – Ну почему же? За семь лет я пошел на дно. Пришлось продать свою квартиру на Чистопрудном – она была шикарная! Теперь снова обитаю здесь – надеюсь, временно. Эта комнатка досталась от бабушки, давно еще… Здесь прошло мое детство, юность… – А что с Вами случилось? – Долго рассказывать. Я прогорел дотла. У меня долгов – шестнадцать миллионов. Такова продюсерская доля. Все время начинать сначала. – Вы что ни разу не вытирали пыль с тех пор? И эта книга… Гете «Фауст»… Она открывает по закладке: – 142 страница… Послушайте, семь лет назад было то же самое. – Я медленно читаю, признаться. Тополь с удивлением цитирует: – «Не стой, не стой, Не жди с тоской У двери той, Катринхен, пред денницей! Не жди, не верь: Войдешь теперь Девицей в дверь, А выйдешь не девицей!» Интересно, что бы это значило, Зайцев? – Ну… Не понимаете, что ли? Тополь усмехнулась: – Кстати, тогда все исполнилось. Я, действительно, вышла не девицей. Она положила книгу на место, пожала плечами: – Да и вошла не девицей, между прочим. Зайцев нежно берет ее берет за руку: – Семь лет назад я здесь познал удивительную роскошную женщину… Услышал шорох ее скользящего платья… – Зайцев, хватит пошлить. Скажите просто – трахнулись. Она коротко рассмеялась: – А помните, как этот старый диван развалился и мне в задницу впился гвоздь. Я орала как кошка. Помните? Она заглядывает под диван. – Самое смешное, этот ужасный гвоздь на месте. Прошло семь лет, а гвоздь на месте. Интересно, он помнит мою задницу? – Не только он… – многозначительно отвечает Зайцев. – Ну, не будем о пустяках… Он цитирует: – Когда мне невмочь пересилить беду, Когда подступает отчаянье, Я в синий троллейбус сажусь на ходу… – Не надо больше стихов, умоляю… – Семь лет назад еще был жив Булат Шалвович… И Вы плакали, когда слышали эту песню. – Булат Шалвович… Да, Булат Шалвович… И грудь моя на семь лет была моложе… Зайцев снимает со стены гитару. – Мне иногда кажется, что он захаживал сюда… Вы знаете, сколько было шагов от его желтого жигуленка на стоянке до моего окна? – Сорок один. – Сейчас мне кажется всего 39. Он негромко поет: – Тьмою здесь все занавешено, И тишина, как на дне… Ваше величество женщина, Да неужели – ко мне? Слышатся какие-то стоны. 6. Явление гинеколога в полночь Тополь прислушивается: – Подождите… Что это? – Марью Николаевну помните? – Так это Марья Николаевна? Ей плохо? – Помните ее внука Рому? Тогда ему было лет 12. Это был рэппер. Теперь он тоже рэппер, но идиот. Стоны усиливаются. – Это он стонет. – Женским голосом? – Вернее, не он… А то, что под ним. – А что под ним? Валерий Романович опять пытается петь. – А, поняла! А как же Марья Николаевна? – Хихикнув. – Она третья? – Это совсем не смешно, Юлия Петровна. Она спит за ширмой и ничего не слышит. Как ныне Маргарет Тэтчер. Зайцев раздраженно стучит ладонью по столу: – Но мы-то слышим! Кстати, какая это пошлость – чужая любовь! – Почему? – злорадно отвечает Тополь. – У них все прекрасно. А вот наша любовь – настоящая пошлость. – Это неправда! Тополь снова прислушивается к стонам: – Красиво поют… Разве Вы не мечтаете сейчас о том же самом? – Ну, Тополь, знаете ли! Одно дело я, другое дело – он. Это две большие разницы! Я с Булатом Шалвовичем за руку здоровался… Он стихи мои однажды прочитал и высказал мнение, между прочим… Зайцев стучит в стенку: – Роман, это возмутительно! Это просто некрасиво, когда в доме прекрасная женщина! – Я – прекрасная? – Пойду, стукну маразматику в дверь! В дверь своей комнаты, как котенок – жалобно и неумело, скребется Марья Николаевна; она тихонько всхлипывает. – Что, Марья Николаевна, закрыто? – спрашивает Зайцев, хотя знает ответ. В коридор выходит и Тополь. – Марья Николаевна, миленькая! Здравствуйте… – А ты кто? – отвечает старушка со странностями. – Я? В самом деле, кто? – Они опять выгнали бабушку прогуляться… Видите, какая печальная картина. Из-за дверей помимо стонов теперь несутся женские комментарии: – Жесть… Жесть… Ромик, это жесть… О, как глубоко… Зайцев, вздохнув, приносит из комнаты плеер, закрепляет его на поясе старушки, наушники надевает на голову. Марья Николаевна – большой любитель рэпа. Услышав знакомую читку, она заметно оживляется. Она довольно ритмично двигает локтями и пришаркивает, пытаясь изобразить специфические движения рэпперов. Потом показывает Зайцеву неприличный жест рукой. – Фак! Фак! – бодро дребезжит ее голосок. – Ах, бросьте, любезная… – отмахивается Зайцев. – Я знаю, что надо сделать. Надо ее отправить к гинекологу. – К гинекологу? В 12 ночи? Зайцев насмешлив: – А что – возрастом не вышла? – Однако, Вы циник. – Простите. Гинеколог рядом – за стенкой. Странный тип, замечу мимоходом. Валерий Романович стучит в дверь соседа. – Господин Шеин, позвольте… Сосед Шеин отрывается от компьютера, снимает наушники. – Да, милейший, давайте… – Голос его заметно бодреет. – Ну что, Марья Николаевна? Снова не нашлось места на этом празднике жизни? Он привязывает ее за пояс веревкой, веревку набрасывает себе на запястье и рассеянно торопится к компьютеру. – Вот обещал же Ромик электронный браслет купить… – вздыхает Зайцев. – Редкостный засранец, замечу как бы некстати. Тополь, сильно удивленная, выходит из-за спины Зайцева. – Вы? Вот не ожидала! Шеин удивлен не меньше. – Как Вы попали сюда, Тополь? – Так вы знакомы? Сердце Зайцева почему-то нехорошо холодеет. – Да. При некоторых странных обстоятельствах. Так Вы гинеколог оказывается, Сергей Иванович?! То-то я думаю, почему Вы такой таинственный! – Ничего себе компания: бывший психиатр, бывший психолог и бывший гинеколог. Ну и общество однако… 7. Женщины, которых мы знали в разных позах – Хорошо-то как! – сегодня, как и обычно летит из окна голос Поликарпова. Сотрудники клиники знают – значит, за окном солнечный день. Это во-первых. Во-вторых, главврач уже сделал первый заход за ширмочку… Время от времени в ворота въезжают машины – в основном яркие, дамские. Вскоре подъехала машина Тополь. Еще одна – красный Фольксваген. Это Рита. Вот подъехала Зубару серого цвета. Это Шеин. Палату гинеколога (бывшего) часто навещают дамы разных возрастов. Это означает лишь одно: Шеин, действительно, был (а впрочем и остается, просто он нынче уволился с работы) хорошим специалистом. И благодарные пациентки навещают своего врача, который нынче сам в роли пациента проходит здесь курс лечения. Из палаты Шеина выходит миловидная дамочка в желтом, в волосах огромный синий бант. Сталкивается в дверях с другой, которая тоже с цветами. За дамой с цветами закрывается дверь. Желтая дама застыла в некоторой растерянности, потом поправила платье и на долю секунды поднесла ухо к двери. Ну, мы то знаем, нет на свете женщины, которая не любила бы подслушивать…. На лице ее что-то вроде обиды. Она горделиво одергивает платье, как будто ее кто-то застал за неприличным действием и медленно идет к лифту. Во дворе из машины выходит еще одна красотка с цветами, совсем молодая… Дамы переглядываются, задумчиво пожимают плечами… Кто-то из них наверняка подумал про другую: «Ну и мерзавка, однако… Кроме того, у нее плохо со вкусом…» Мы же знаем, что женщины любят замечать в других недостатки. Дамы не оставляют Шеина и в бассейне. – Сергей Иванович, это некрасиво, что я плыву «собачкой»? – пытается наладить разговор Тополь. – Если я буду тонуть, Вы меня будете спасать? – Тополь, хватит маяться дурью. – Ну почему? Вы раздражены, что я пришла с Зайцевым? Что я семь лет назад… – Нет, просто оставьте это тупое кокетство, не раздражайте меня. – Значит, я утону? Я тоже желаю, чтобы Вы умерли. В гробу Вы будете чудо как хорош. – Спасибо. – Придут все те ужасные женщины, которых вы знали в разных позах на протяжении всей вашей жизни – и будут плакать. А я им скажу: нет больше гинеколога, баста. Какой у Вас диагноз? – Это тайна пациента. – Да, бросьте, какие тут тайны? – Тотальное отсутствие мотивации, если в целом. – А у меня – излишки мотивации, если в целом. Подпись: Поликарпов. Кстати, Вы заметили как смешно Поликарпов расписывается… Просто какая-то малограмотная закорючка…. – Нет, не заметил. – Впрочем, я сама психолог по семейным проблемам. Поликарпов говорит, что я излишне мотивирована как женщина… – Ну, это видно и без Поликарпова. – Интересно, а как еще может быть она мотивировна, если у нее нет мужчины? Вы знаете? – Дорогая моя, хватит о женщинах. Три месяца Вы говорите о женщинах! – А Вы три месяца повторяете: хватит о женщинах, хватит. Теперь я знаю почему. Это потому что Вы – гинеколог… Почему Вы скрывали это? – Да, я гинеколог. Про гинекологов ходит много анекдотов. – Хорошо, давайте поговорим о мужчинах. Почему Вы как мужчина не видите, что те женщины, которые приходят к Вам ужасны? Это Ваши бывшие пациентки? Шеин срывается с места и размашисто плывет к бортику бассейна. Молча выходит, торопливо идет в душ. 8. Мужское ЭТО сводит ее с ума Тополь пожала плечами. К ней подплывает Рита. – Я уве девятнадцать ваз написала в своем дневники наблюдений, что я мервавка… Что я нефнофная бытовая флюфка. – И? – И рука не двогнула, нет! – И? – И помогло, Юлия Петровна, сильно помогло! Она переходит на шепот: – Я понизила высокую самооценку своей привлекательности. Впервые за эти три дня ни один муффина не коснулся меня! А теперь я хочу, фтобы Поликарпов пофадил меня в темный туалет… Как Вы думаете, пофадит? – В туалет? Зачем? Они трогаются и плывут вместе «собачкой. – Я того заслуживаю, как последняя гофняфка! За свою эмоциональную зафифимость от мужчин… Юля, а может я просто секфокоголичка? – Вряд ли. – Потому что, когда я вижу мужское ЭТО я начинаю сходить ф ума! После паузы она спрашивает: – Как Вы думаете, есть дуфа у евыка? – При чем здесь ежик? Рита снова о наболевшем: – Пусть Поликарпов пофадит меня в туалет, и пусть меня там кусает мыфка за все грехи мои! – Да что вы зациклились на этом Поликарпове, не понимаю? 9. Извращенное неземное наслаждение Возможно в самом деле зря Риточка так часто думает о Поликарпове. Есть на свете люди, которые думают о нем еще чаще. Например, законная супруга. Не проходит и дня, чтобы она не звонила ему на работу. Впрочем, не следует полагать, что Поликарпов так уж опечален этим. Не забывайте, что доктор – добрейшей души человек, он всегда в хорошем расположении духа. Он обычно бодренько расхаживает по кабинету, разговаривая по телефону с ней. Как всегда заруливает за родную ширмочку и подогревается: одна стопочка… другая… Сегодня он рычит: – Ррррры… Ррррыыыы… Ты слышала, дорогая? Я умираю от ревности, умираю! Господи, да почему же Поликарпов умирает от ревности? Такой красивый мужик – и умирает… Есть причина, есть страшные аргументы. В квартире Поликарпова сегодня лирический переполох. Две плотные мадамы за сорок (первая – жена Поликарпова, Вера Максимовна; вторая – ее подруга, Копылова; очень энергичная особа, замечу) оживлены. Еще бы, ведь с ними – НЕЗНАКОМЫЙ мужчина! А именно: Мулло, робкий паренек-таждик, мусоросборщик. Вера Максимовна изрядно напугана и неуверена в себе, так как паренек предназначен ей в любовники (господи, господи…) Зато умнице Копыловой энергии, как я уже сказал, не занимать. Вера Максимовна прикрывает рукой трубку: – Боюсь, Люся, ой боюсь! Может не надо? – Надо! – сказала как отрезала Копылова. – Надо восстанавливать семью нетрадиционными способами! Измены укрепляют брак! Зачем ты тогда ходила к нему? – К кому? – К психологу! Рохля Вера Максимовна лепечет в трубку: – Лева, он положил мне руку… положил руку ты знаешь куда? – Подозреваю! – рычит Поликарпов. – Он правильно подозревает! – шепчет Копылова, прикладывая ухо к трубке. – Доигрался, голубчик! – Мне это стыдно произнести. И кажется, я испытываю… Копылова шепчет: – … извращенное неземное наслаждение! Поликарпов рычит: – Ав-ав-ав! Я в ярости! Вера Максимовна опять утопила трубку в своей пухлой ладошке, чтобы муж не слышал. – Он говорит «ав», ты думаешь он в ярости? – Конечно! Как можно от такого не прийти в ярость? На его глазах похищают красавицу-жену! Доигрался! Она приказывает Мулло: – Положи руку сюда. Какая у нее большая вожделенная грудь! Ты видел такую грудь? – Да… – Мулло отдергивает руку. – У мамы. – Чего ты боишься? – Боюсь. – Положи, там тепло. – Там некрасиво… Я боюсь. – Что-о-о? Да ты на себя посмотри – ты красивый? Мулло вздыхает: – И я некрасивый… – Ну вот два сапога пара. Давай, клади руку. – Там некрасиво… Я боюсь… – Вот черт неумытый! Кто тебе сказал, что там должно быть красиво? – У Хаттам было красиво… У Жанны было красиво… – Убью, китаеза! Мулло торопливо кладет руку: – Так? – Смелее! Мулло, ну ты искусник, ай-яй-яй! Тебе стало жарко, Вера! Говори «ах», Вера! Говори! Вера Максимовна вскидывает к уху трубку: – Ах! Лева, ты слышал – я сказала «ах»? Поликарпов рычит: – Ав-ав-ав! Вера Максимовна дает отбой. – Ну вот, я изменила ему. Первый раз в жизни. И мне так странно: у меня кружится голова… – Набери его срочно! Скажи ему это! Я думаю, у него все лопнет от злости! Достукался. Вера Максимовна снова набирает номер. – Мне кажется, он необычайно извращен, Лева! – Я хожу злой как страшный зверь. Ав-ав-ав! – Ах, какой ты злой, Левушка!. – Она с радостью подражает мужу. – Ав-ав-ав! Я сама как львица! Добавляет после паузы: – А разве звери лают? – Да. Вспомни, как злится наша Найда. – Ты зол как наша собачка? – Да, как собачка, если не больше! – Лева, как я рада за нас! Мне кажется, все идет по плану. 10. Пещерка закрылась на ремонт Мы правильно подозреваем, на свете должны быть мужчины смелее Мулло. И они есть! Жар их приставаний досконально знает, в отличии от Веры Максимовны, знакомая героиня наших записок – цветочница Рита. Не отходя от кассы, так сказать. Вот и сегодня – не успела она закрыть цветочный павильончик у Рижской, чтобы привычно шмыгнуть в свой красный автомобильчик, как на горизонте появляется некий пузанчик. Он куда живее, чем робкий Мулло. – Ритуль, вот и я, собственной персоной! Де факто! – Мифа, я вэ сказала: мне голоф был. Ты форок раз позвонил, а я тебе форок раз ответила! – Да что ты заладила – голос да голос! Смотри, а я солененьких прихватил, бочковые, луховицкие! Не оторвешься! Под водочку… В мешочке – три дохлых огурца. А может живых; просто приболели. Пузанчик уверенно бросает на сиденье мешочек. – Гулять так гулять! Открывай, красавица… Дверцу-то открывай, сладкая моя! – Был голоф, понимаеф, был голоф… – Ты что, серьезно? А что голос сказал? – Ни-ни. – Не мог такое голос сказать, не мог! Ты же с 12 лет, сама говорила! – Ну да. А теперь он скавал: закрыто. Бафта! Детство кончилось. Пузанчик гоношится: – На ремонте пещера, значит? – Да. Детство кончилось. Пузан, понятно, в отчаянии: – Ну почему все на мне заканчивается? Даже чужое детство. Что за закон подлости! Маргарита Ивановна, а может с завтрашнего дня ремонт? К чему торопиться? Рита отъезжает, Пузанчик бежит следом. – Эй, огурчики отдай! Отдай огурчики! Рита вышвыривает мешочек в окно. Еще яростнее выглядит борьба с мужиками ночью. Оно и понятно – к ночи инстинкты мужчин порой раскаляются до зверской температуры. Но как держится наша Рита в своей 6-метровой кухоньке! Сколько достоинства и логики! Рита хладнокровно пьет чай, а квелый лысый мужичок – вино, наливая себе сам. Вот лысый поставил стакан: – Ну да, стал я лысый, да. Из-за этого? Ты так и скажи. Он смотрится в зеркало, пригнувшись. – Я трансхаер сделаю к зиме – картинка будет, а не шевелюра! А пока… Давай пока авансом. Шевелюра у меня будет во! На всех хватит! Рита молчит. – Ты закрой глаза и представь: я после трансхаера… Представила? Чего молчишь? Или пока мне шапочку надеть? – Ну, надень… – Во – у дураков! У меня и шапочка есть для этого случая. Гляди, как у дураков мысли-то… Уходит, копошится в прихожей, вскоре появляется – натурально в мохнатенькой шапочке. – Ну как? – Ховофо. Только я это… Все вавно никак… – Ты что, заболела по-женски? – Да. – Гости из Грузии? Да я положительно к менструации отношусь. Вернее, мне это по барабану. Нет, ничего нынче не обломилось красавцу. Вскоре он прощается на пороге. – Ну, значит, может послезавтра, да? Слышь, а может шапочку прикольнее? Красная такая бейсболка сойдет? «Найк» написано… 11. Какой он ужасный, этот гинеколог! В отличии от Риты, Юлия Петровна совсем не хочет, чтобы Поликарпов посадил ее в туалет и чтобы ее там кусала мыфка – за то, что она такая гадкая. Порой она вообще ничего не хочет (и это на фоне излишков мотивации!) Порой она просто сидит, тупо уставившись в какой-то очередной сериал. …Вернулась дочь Лия – красивая блондинка, понятно, индепендент. В прихожей Лия с раздражением нюхает содержание объемной теннисной сумки, бормочет: – Как все тут завонялось! Одним махом опорожняет сумку у стиральной машины: юбочки, футболки, куча порыжевших от грунта носков. Босиком шлепает в большую комнату. Большие измозоленные стопы ее ног похожи на ласты. Выключила телевизор, мать этого даже не замечает. Лия заботливо подсаживается: – Ну что ты уставилась в эту фигню? Мамон, что с тобой? – Я должна сделать что-то очень мерзкое. Самое мерзопакостное, что можно придумать. Я – свободная женщина! – Я тоже. А что можно придумать? – Не знаю, доча. Придумай. – Опять гинеколог? Ты должна ему изменить! – Кажется, да. – Пусть не выделывается. – Он и не выделывается. У него нет мотивации. – Ну, козлы все такие. Ты должна быть стервой, неужели непонятно? Ты же сама иногда такое советуешь своими больным на голову! – Припоминаю, такая сюжетно-ролевая игра… Одному любовнику я изменила с другим любовником… Слушай, в этом что-то есть. Я точно должна сделать гадость. Отличная месть! – Месть! Красивые глаза Лии хищно загораются; она любит мстить; она очень любит мстить. – Я чего-нибудь придумаю, мамон! Следующим утром она звонит матери с Ширяевки, вспомнив вчерашний разговор: – Мамулик, утри сопли и дай мне подумать, хорошо? Дама укладывает в багажник теннисную сумку, Лия и Ксюша с любовью оглядывают очень дорогую машину клиентки. Лия и Ксюша – спортсменки; занимались в теннисной школе с 4 до 18 лет. Теперь (в свободное от работы время в рекламном агентстве) этим подрабатывают – дают уроки богатым клиентам на кортах Ширяево Поле. Дама прощается с девочками: – Спасибо… А если все-таки серьезно, какой у меня удар слева? – Вы идете на мяч животом, а не плечом… Но это поправимо. За месяц-другой обязательно поставим движение… И удар поставим. Лия добавляет: – Не забывайте дома делать разножечку. Она демонстрирует разножку: – Вот так! Чик-чик, как ножницы! Центр тяжести вынести из тела вперед! И «танцуйте, танцуйте» перед мячом… – Хорошо, девочки, буду танцевать… – смеется важная сухопарая дама. Ксюша и Лия направляются к своим машинам. К сожалению, они не такие презентабельные, как авто их клиентки. М-да… А кто виноват в этом? 12. Бесплатно трусики не снимаются Есть виноватые! Это в очередной раз выявляется вечером того же дня. Виноватого говнюка зовут Влад. Давненько он не получал пиздюлей. Давненько трудовая мозолистая пятка Ксюшки не прикладывалась к его животу. Влад топчется у дверей Ксюши, нарядный как Дед-Мороз. Огромный букет цветов, два торта на выбор, несколько коробок пирожных, шампанское и т.п. Звонит. – Опять? – открывает дверь Ксюша. – Сколько раз я говорила, придумай, что-нибудь поинтереснее, мне эти дешевые подачки не нужны… Она открывает коробку с тортом. – Посмотрим что за тортик… – Читает. – «От Палыча»… Бля, я это уже слышать не могу! Надевает торт на голову Владу. – Привет Палычу, урод! Влад слепо тычется, шевеля руками: – Ксю… Ксю… – Я уже 20 лет Ксю! Мне нужно 15 тысяч баксов, ты когда-нибудь поймешь это или нет? А бесплатно снимать трусики я не намерена! Она захлопывает дверь. Старушка-соседка выглядывает тут как тут: – Пришел! Явился! Задарма! С возмущением тоже захлопывает дверь. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/zufar-gareev/hroniki-seksualnyh-nevrozov/) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.