Морская ведьма
Вирджиния Кантра


Дети моря #1
Молодой шеф полиции Калеб Хантер встречает на берегу моря удивительную девушку – красивую, независимую и беззащитную. Это селки Маргред, жительница подводного мира, которая в силу трагических обстоятельств обречена жить и медленно умирать среди людей. Она может вернуться в родную стихию, но какова цена этого шага? Что придется принести в жертву и что – получить в награду?..





Вирджиния Кантра

Морская ведьма





ОТ АВТОРА


Я придумала эту историю, поэтому все ошибки – мои, и только мои. Но при этом я полагалась на опыт и/или поддержку тех людей, которые помогали мне не путаться в некоторых вещах и не слишком грешить против истины: сержанта Уолтера Гржиба, полиция штата Мэн, департамент уголовного розыска, который с величайшим терпением отвечал на мои вопросы; сержанта Чарльза Либби, Портленд, штат Мэн, полицейское управление, который пришел мне на выручку, когда у меня начали гореть сроки; лейтенанта А. Дж. Картера (в отставке), серьезно относившегося даже к самым безумным моим вопросам; и Уолли Линда, старшего следователя по уголовным делам (в отставке), видного представителя плеяды писателей криминального жанра.

Не знаю, чем и как смогу отблагодарить потрясающую и невероятную Сюзи Брокманн за то, что она представила меня замечательному содружеству своих читателей; Алису Дей, Эда Коффни, Кэти и Роба Маннов, а также Эрика Робена; и конечно, Сару Франц, старшего лейтенанта Национальной гвардии сухопутных войск штата Северная Каролина.

Хочу выразить благодарность Эйлин Дрейер, которая прекрасно разбирается в волшебницах и феях и которая задавала мне нужные вопросы; Мелиссе МакКлоун, благодаря усилиям которой эта книга стала много лучше, чем была изначально; Кристен Дилл за то, что она одарила меня своей несравненной дружбой и не стала возражать, когда в своем романе я дала другие имена ее собакам Бастеру и Брауни.

Искреннее и сердечное спасибо моему неутомимому и блестящему редактору Синди Хванг, которая ни разу не спросила меня: «Ты действительно хочешь написать книгу об этом?» – и которая придумала сногсшибательные заголовки.

Я благодарна Дамарис Роуленд, которая верит в меня и в магию морей.

Моя любовь безраздельно принадлежит моим детям, которые не обошли вниманием мой график сдачи романа в печать и сумели приурочить (по большей части) свои радости и горести к его пунктам.

И всегда и вечно я буду всем обязана Майклу, который познакомил меня с Мэном.



…Мой отец был смотрителем маяка Эддистоун,

И однажды влюбился в русалку,

От этого любовного союза получилось нас трое…

    Из старинной матросской песни



…На суше я – человек;

На море превращаюсь в котика.

    Оркнейская баллада



…Значит, и я умру, – сказала маленькая русалочка, – и стану пеной морской, и буду скитаться вечно, и не буду больше слышать музыку волн, и не увижу ни чудесных цветов, ни красного солнца! Неужели я никак не могу заслужить бессмертную душу, чтобы пожить среди людей?

    Ханс Кристиан Андерсен




ГЛАВА ПЕРВАЯ


Если в самом ближайшем времени она не займется сексом с чем-нибудь, то сойдет с ума и выпрыгнет из своей шкуры.

Она стремительно рассекала темно-синюю океанскую гладь, подгоняемая шепотом ветра и огнем в крови, который нес ее на себе подобно теплому и ласковому течению. Бледно-лиловое небо окрасилось в розовые тона, и на нем темными пятнами выделялись фиолетовые облака. На пляже, у прибрежных скал, ввысь рвалось пламя костра, в языках которого дробились отсветы умирающего солнца.

Ее партнер умер. Причем так давно, что раздирающая тело боль, неконтролируемые вспышки гнева и скорби угасли и зажили, оставив лишь шрам на сердце. Она почти не скучала о нем. Точнее, не позволяла себе скучать.

А вот секса ей недоставало отчаянно.

Снедавшее ее желание подгоняло, заживо пожирало изнутри. В последнее время она чувствовала себя так, будто кто-то снимает с нее живьем кожу, оставляя лишь пустую, безжизненную оболочку. Ей хотелось ощутить чужое прикосновение. Она стремилась вновь стать единым целым, снова ощутить, как кто-нибудь двигается в ней, глубоко внутри нее, твердый и сильный, нетерпеливый и страстный.

От таких воспоминаний кровь быстрее побежала по жилам.

Она мчалась на волнах к берегу, ее влекли тепло огня и жар молодых тел, резвящихся на песке. Здоровых человеческих тел, мужских и женских.

Главным образом, мужских.


* * *

Какой-то идиот развел костер на мысу. Шеф полиции Калеб Хантер заметил отблески пламени с дороги.

Жители Мэна приветствовали почти всех, кто приезжал сюда, к ним. Но ему позвонил Брюс Уиттэкер и ясно дал понять, что терпение островитян отнюдь не распространяется на костры, пылающие на берегу.

Собственно говоря, Калеб не имел ничего против костров на берегу, во всяком случае, пока тот, кто их разводил, имел на это разрешение и ограничивался специально отведенной для пикников зоной. Но морской бриз, властвовавший над мысом, запросто мог донести искры до деревьев. И добровольцам, из которых состояла местная пожарная бригада, преимущественно рыбакам, очень не нравилось, когда их вытаскивали из постели, чтобы бороться с последствиями чьей-то беззаботной небрежности.

Калеб пристроил свой служебный джип в самом хвосте вереницы автомобилей, припаркованных на обочине дороги: навороченного «рэнглера», красного «файрберда», заслуживавшего штрафа за неправильную стоянку, и «лексуса» последней модели с номерными знаками Нью-Йорка. До Дня поминовения оставалось еще две недели, но количество гостей с материка уже вдвое превысило число островитян. Впрочем, Калеб ничего не имел против. Ежегодный летний наплыв туристов обеспечивал его регулярным жалованьем. Кроме того, в сравнении с Мосулом[1 - Город в иракском Курдистане. (Здесь и далее примеч. пер.).] или Садр-сити, или даже Портлендом, находящимся чуть дальше по побережью, городок с романтическим названием Край Света являл собой восхитительный райский уголок.

Собственно, Калеб вполне мог вернуться обратно в полицейское управление Портленда. Проклятье, да после того как его по состоянию здоровья демобилизовали из Национальной гвардии, он мог вернуться куда угодно. После 11 сентября, с ужесточением требований внутренней безопасности, когда на службу стали в срочном порядке призывать резервистов, большая часть полицейских управлений крупных городов оставалась недоукомплектованной и пребывала в состоянии легкой паники. Посему увешанный боевыми наградами ветеран, пусть даже его левая нога являла собой конструкцию из хромированных штырей, винтов и пластинок, отчего металлодетекторы сходили с ума всякий раз, когда он входил в двери полицейского участка, мог твердо рассчитывать на почти любую должность.

Так что стоило Калебу прослышать о том, что старина Рой Миллер выходит в отставку, как он сразу же подал заявление на соискание места шефа полиции поселка Край Света, для чего ему пришлось с немалым трудом принять сидячее положение на больничной койке, чтобы обновить собственное резюме. Он больше не хотел становиться героем первых страниц газет с аршинными заголовками или же прототипом для скульпторов, ваяющих бюсты выдающихся личностей. Он всего лишь стремился охранять чужой покой, обрести немного своего собственного и патрулировать улицы, не опасаясь выстрелов в спину. Ему хотелось вновь ощутить на лице дуновение ласкового ветерка и соленый привкус на губах.

И спокойно ехать по дороге, так, чтобы окружающий мир не разлетался вокруг него на куски.

Калеб вылез из джипа, с приобретенной сноровкой вынося искалеченную ногу из-под рулевой колонки. Он не стал выключать проблесковые маячки. Вступая в уединенное место после наступления темноты без огневой поддержки за спиной, он ощутил знакомое покалывание между лопаток. По спине у него стекала струйка холодного пота.

Возьми себя в руки. Ты же на Краю Света. Здесь никогда и ничего не происходит.

А с этим он как раз и не мог сейчас справиться.

То есть ни с чем.

Он миновал узкую полоску деревьев, благодаря Бога за то, что именно этот участок пляжа не усеивала скользкая галька, и бесшумно ступил на песок.


* * *

Она вышла на берег с подветренной стороны, позади нагромождения скал, выдающихся в море и оттого очень похожих на Стоячие камни Оркнейских островов.[2 - Знаменитые каменные сооружения эпохи неолита.]

Волны с тихим плеском накатывались на песок. Вечерний бриз ласкал ее влажную, нежную кожу, заставляя каждый нерв трепетать в предвкушении буйства жизни. Всеми чувствами она потянулась к тоненькой струйке дыма и раскатам мужского смеха, которые донес ветерок. Соски ее напряглись и затвердели.

Она вздрогнула всем телом.

Не от холода. От предвкушения.

Расчесав мокрые пряди пальцами, она позволила волосам водопадом упасть ей на голые плечи. Но в первую очередь следовало позаботиться о самом важном. Ей нужна была какая-нибудь одежда.

Даже в этом теле горячая кровь не давала ей замерзнуть. Но по опыту прошлых встреч она знала, что ее нагота окажется… неожиданной. А ей не хотелось пробудить нездоровое любопытство или тратить время и силы на ненужные объяснения.

Она вышла на берег отнюдь не для того, чтобы вести пустопорожние разговоры.

Желание бурлило у нее в крови, разрасталось, как ребенок в утробе, отчего грудь налилась тяжестью, а между ног стало горячо.

Она принялась осторожно обходить скальный выступ, ступая по земле босыми, незащищенными ногами. Ага, вот здесь, чуть выше линии прибоя, на песке лежала куча чего-то, похожего на спутанные морские водоросли… Одеяло? Отряхнув от песка – это оказалось полотенце, – она обернула его вокруг бедер, невольно восторгаясь его ярко-оранжевым цветом. В нескольких футах далее, в тени, отбрасываемой пламенем костра, она обнаружила теплую шерстяную накидку с длинными рукавами и что-то наподобие капюшона. Фу, какая гадость! Самая натуральная тряпка. Но она поможет ей не выделяться в этом мире. Она натянула накидку через голову, с трудом продев руки в рукава, и сочувственно улыбнулась, ощутив сковывающую тяжесть манжет на запястьях.

Непривычное прикосновение одежды к обнаженной коже и нервировало, и возбуждало одновременно. Она скользила в сумерках, чувствуя, как бурлит в жилах кровь. По-прежнему оставаясь в тени, она замерла на мгновение, и ее расширенные глаза обежали группу из шести – нет, семи, даже восьми – фигур, распростершихся на песке или стоявших в круге света от костра. Две женщины. Шесть мужчин. Она жадно пожирала их глазами.

Все они были очень молоды.

Вероятно, уже вполне созревшие в половом смысле самцы, но черты лица были мягкими и несформировавшимися, а в глазах виднелась пустота. Девушки переговаривались резкими и пронзительными голосами. Юноши брали громогласностью. Неуверенные в себе, неопытные и оттого вульгарные, они подталкивали друг друга локтями и загребали окружающий воздух широкими, неловкими жестами.

Ее медленно охватывало разочарование.

– Эй! Осторожно!

Что-то пролилось на песок. Ее чувствительные ноздри уловили резкий и неприятный запах алкоголя.

Не только очень юны, но еще и пьяны вдобавок. Вероятно, этим и объяснялась их бросающаяся в глаза неуклюжесть.

Она вздохнула. На пьяных – или детей – она не охотилась.

Зрачки ее глаз кольнул внезапный свет, два широких белых луча и перемигивающиеся голубые огоньки, вспыхнувшие на гребне холма над пляжем. Она прикрыла глаза ладонью, ослепленная и на мгновение утратившая ориентировку.

Девушка испуганно ахнула.

Кто-то из ребят сдавленно выругался.

– Бежим! – раздался вдруг громкий крик.

Песок полетел в разные стороны, когда человеческие детеныши брызнули врассыпную, как маленькие рыбки, случайно попавшиеся на пути акулы. Но они оказались зажаты в тиски между полосой прибоя и скалами, а за спинами их подстерегало море. Она проследила за перепуганными взглядами, которые они бросали на ряд деревьев.

На фоне ярких белых лучей и темных, узких стволов деревьев вырисовывался чей-то высокий, широкоплечий силуэт.

Кровь океанским прибоем зашумела у нее в ушах. Сердце сбилось с ритма и гулко застучало в груди. Даже учитывая неверный и обманчивый свет, он выглядел впечатляюще. Сильный, мускулистый. Мужчина. Взрослый самец. Его дурацкая одежда лишь подчеркивала ширину и мощь грудной клетки и плеч, обрисовывая бугры мышц на руках и ногах.

Он неловко передвигался по песку, и лицо его оставалось в тени. Когда он приблизился к костру, красноватые отблески пламени жадно лизнули его лицо, высвечивая высокий, открытый лоб и прямой нос. Губы его были плотно сжаты – похоже, они не умели улыбаться.

Она раздвинула пределы своего зрения, стремясь вобрать его целиком. У нее снова участился пульс. Она почувствовала, как по телу прокатилась волна нервного возбуждения, отчего зачесались пятки и кончики пальцев.

Это был он, мужчина, которого она искала…


* * *

Детвора…

Калеб покачал головой и извлек из кармана книжку для выписки штрафных квитанций.

В те времена, когда он еще учился в школе, если вас заставали выпивающим на пляже, приходилось выливать пиво на песок, после чего, в худшем случае, следовала выволочка от родителей. Не то чтобы его старика особенно волновало, чем занимается Калеб. После того как мать Калеба сбежала с его старшим братцем, Барта Хантера перестало занимать что-то, помимо лодки, выпивки и океанских приливов и отливов.

Но времена – и нравы – изменились.

Калеб конфисковал холодильный ящик со льдом, из которого торчали горлышки пивных бутылок.

– Вы не можете так делать, это незаконно! – запротестовал один из молодых бездельников. – Мне уже исполнился двадцать один год. Он принадлежит мне.

Калеб вопросительно приподнял бровь.

– Вы нашли его?

– Я его купил.

Такой ответ подразумевал, что малого можно обвинить в спаивании несовершеннолетних.

Калеб согласно кивнул головой.

– Могу я узнать ваше имя?

Парнишка надменно выпятил нижнюю челюсть.

– Меня зовут Роберт Стоув.

– Могу я взглянуть на ваши водительские права, мистер Стоув?

Он заставил юношей загасить огонь, а сам пока переписал их данные: семерым выписал предупреждения за нарушение правил общественного порядка, а восьмому, Роберту Стоуву двадцати одного года, повестку в окружной суд.

После этого вернул всем водительские права вместе с предупреждениями.

– А теперь, ребята, проводите девушек домой. Ваши машины подождут здесь до утра.

– Пешком идти слишком далеко, – пожаловалась, надув губки, симпатичная брюнетка. – Кроме того, уже темно.

Калеб поднял глаза на последние проблески заката в небе, а потом перевел взгляд на девушку. Как значилось в водительском удостоверении, звали ее Джессика Далтон. Восемнадцать лет. Ее отец был хирургом-проктологом из Бостона, чей дом стоял у самой воды, примерно в миле отсюда по дороге.

– Я буду счастлив позвонить вашим родителям, чтобы они приехали сюда и забрали вас, – с непроницаемым лицом предложил он.

– Да пошло оно все куда подальше! – с жаром воскликнул девятнадцатилетний владелец джипа. – Я сяду за руль, и никто меня не остановит.

– Если я начну проверять вас на содержание алкоголя в крови, это займет всю ночь, – ровным голосом сообщил Калеб. – Особенно после того как я конфискую ваш автомобиль.

– Вы не имеете права, – заявил Стоув.

Калеб вперил в него ничего не выражающий взгляд.

– Остынь, Робби. – Вторая девушка потянула парня за рукав. – Мы можем пойти ко мне.

Калеб смотрел, как они собрали свои вещи и побрели по песку.

– Что-то я не могу найти свою толстовку.

– Да кому она нужна? Уродливая и страшная тряпка.

– Сам ты страшная тряпка.

– Ладно вам, идемте отсюда.

Их голоса постепенно слабели, растворяясь в сумерках. Калеб ждал, что они все-таки направятся к своим автомобилям, но что-то – то ли его угроза позвонить их родителям, то ли новая сверкающая полицейская бляха, то ли пристальный и жесткий взгляд – убедило молодежь в том, что им лучше оставить свои машины в покое хотя бы на эту ночь.

Он провел ладонью по лбу и с неудовольствием отметил, что вспотел.

Впрочем, это нормально.

С ним все в порядке.

С ним действительно все в порядке, черт возьми!

Он стоял на песке, слушая шум прибоя и вдыхая свежий соленый воздух, пока всей кожей не ощутил ночную прохладу и не почувствовал, что бешено бьющееся сердце понемногу успокоилось. А когда Калеб сообразил, что больше не ощущает покалывания между лопаток, то подхватил с земли контейнер с пивом и захромал к своему джипу. Его колено каким-то образом приспособилось к ходьбе по рыхлому песку, и он смог перераспределить свой вес, не особенно утруждая больную ногу. В конце концов, он же пробежал дистанцию в полторы мили, которая требовалась для того, чтобы штат Мэн признал его годным к службе в полиции. Но там под ногами была ровная гаревая дорожка, а не песчаный пляж, по которому в темноте приходилось ступать осторожно, чтобы не упасть.

Он сунул изъятое вещественное доказательство в багажное отделение джипа, захлопнул дверцу и бросил взгляд на пустынный пляж.



У края воды виднелись неясные очертания женской фигуры, закутанной в полотенце. Сумерки ласково обнимали ее, у босых ног вскипала морская пена. Слабый ветерок перебирал пряди длинных темных волос. В лунном свете ее бледное лицо казалось прекрасным и совершенным.

Это зрелище на мгновение ошеломило Калеба настолько, что ему показалось, будто в грудь ударила набежавшая волна, вышибая дух и перехватывая дыхание. В душе у него вдруг вспыхнуло и рванулось наружу острое желание, подобное ветру, вырвавшемуся на морской простор из лабиринта прибрежных скал. Руки его помимо воли сжались в кулаки, ногти впились в ладони.

А вот это ненормально… Он постарался обуздать собственное разыгравшееся воображение. Это ведь совсем еще девчонка. Почти ребенок, одетый в слишком большую для нее толстовку, пусть даже – его взгляд на секунду вновь скользнул вниз – с очаровательной попкой.

В конце концов, он полицейский. Значит, самое время вести себя и думать так, как положено полицейскому. Он не заметил эту Таинственную Незнакомку в группе подростков, плясавших вокруг костра. Интересно, где же она пряталась?

Калеб заковылял обратно к пляжу по тропинке, петлявшей между деревьев. Девушка стояла, зарывшись босыми ступнями в песок, и смотрела на него. Ну что же, по крайней мере, ему не придется гоняться за ней.

Он остановился в нескольких ярдах от нее.

– Ваши друзья уже ушли. Очевидно, вы этого не заметили. Она склонила голову к плечу, глядя на него большими, темными, широко посаженными глазами.

– Это не мои друзья.

– Полагаю, вы правы, – согласился он. – Раз они ушли без вас.

Девушка улыбнулась. Губы ее были мягкими и полными, и в темноте сверкнули ослепительно белые, слегка заостренные зубы.

– Я хотела сказать, что не знаю их. Они ведь… очень молоды, не так ли?

Прищурившись, он пристально вглядывался в ее лицо, мысленно прикидывая возраст девушки. Кожа у нее была гладкой, как у ребенка, здоровой и ухоженной. Никакого макияжа. Никаких видимых следов пирсинга или татуировок. Даже загара и то не было.

– Сколько вам лет?

Улыбка ее стала шире.

– Я старше, чем выгляжу.

Калеб с трудом подавил желание улыбнуться в ответ. В конце концов, она уже могла перешагнуть возраст, по достижении которого разрешается употреблять спиртные напитки, – во всяком случае, несовершеннолетней она не выглядела. В ее глазах светились ум и совершенно взрослое понимание жизни, а улыбка была лукавой и проницательной. Но он уже достаточно долго вышагивал по тротуарам Портленда, чтобы знать, какие неприятности может навлечь на свою голову полисмен, решивший приударить за хорошенькой женщиной.

– Могу я взглянуть на ваши документы?

На лице у нее появилось недоумевающее, озадаченное выражение.

– Мои… что?

– Удостоверение личности, – резко бросил Калеб. – Оно у вас есть?

– Ага. Нет. Я как-то не подумала, что оно может понадобиться.

Он окинул взглядом ее влажные волосы и полотенце, обмотанное вокруг бедер. Если она спустилась на пляж, чтобы окунуться в море. Ладно, в мае здесь купаются только сумасшедшие и туристы. Но даже если она всего лишь решила прогуляться, то ее история звучала вполне правдоподобно.

– Вы остановились где-то поблизости?

Ее темные глаза обежали его с головы до ног. Она кивнула.

– Да, полагаю, что остановлюсь. То есть уже остановилась.

Калеба вновь прошиб пот, но на этот раз не от страха или ощущения опасности. Его чувства и эмоции давно спали мертвым сном, но и сейчас он еще был способен распознать медленно разгоравшееся желание.

– Адрес? – почему-то вдруг охрипшим голосом пожелал узнать он.

– Не помню. – Девушка вновь улыбнулась, очаровательно и призывно, глядя ему прямо в глаза. – Я прибыла сюда совсем недавно.

Калеб постарался не поддаться ее несомненному очарованию. Впрочем, он не мог отрицать того, что его неумолимо влечет к ней, а в животе появилось приятное сосущее ощущение.

– Как вас зовут?

– Маргред.

Вот как. Маргред. Странное имя, наверняка заграничное. Но оно пришлось ему по вкусу.

Калеб вопросительно приподнял брови.

– Маргред… и все?

– Думаю, по-вашему это будет Маргарет.

– Фамилия?

Она шагнула к нему, отчего выпуклости под толстовкой призывно качнулись из стороны в сторону. Боже, вот это грудь!

– А разве она мне нужна?

Он решительно ни о чем не мог думать. Он не помнил, чтобы когда-либо еще пребывал в столь полной прострации с тех пор, как в седьмом классе просидел почти весь урок английского позади Сюзанны Колберн, ощущая, что напряженный член вот-вот прорвет ему брюки. Было что-то такое в ее голосе… ее глазах… Что-то необъяснимо странное, потустороннее, таинственное и невыразимо притягательное.

– На тот случай, если мне понадобится связаться с вами, – пояснил он.

– Это было бы очень мило с вашей стороны.

Он не отрываясь смотрел на ее губы. На ее полные, влажные, хорошо очерченные губы.

– Что?

– Если вы захотите связаться со мною, я хочу, чтобы вы прикоснулись ко мне.

Он оторопел, вздрогнул и отступил на шаг.

– Что?

На лице девушки отразилось удивление.

– Но разве вы не этого хотите?

Да.

– Нет. Чтоб я сдох!

Калеб растерялся и окончательно разочаровался и в себе, и в ней. Он знал, как много женщин – настоящих куколок и зайчиков – буквально охотятся на полицейских. Одних привлекает форма и бляха. Другие полагают, что секс поможет им выпутаться из беды или избежать уплаты штрафа. Третьи просто сходят с ума из-за пистолетов и наручников.

Но почему-то она не казалась Калебу одной из них.

– О-о, – протянула она, задумчиво рассматривая его. И вновь у него свело мышцы живота от напряжения.

А потом девушка улыбнулась.

– Вы лжете, – заявила она.

О да, конечно же, он лгал. И еще как! Калеб пожал плечами.

– То, что меня к вам влечет… – «У меня встал, я горю, у меня кружится голова от желания!» —…еще не означает, что я должен поддаться этому порыву.

Девушка опять склонила головку к плечу.

– Почему нет?

Он шумно выдохнул, не зная, то ли плакать, то ли смеяться.

– Ну, начнем с того, что я – полицейский.

– А что, полицейские не занимаются сексом?

Он не верил своим ушам, не верил тому, что поддерживает такой разговор.

– Во всяком случае, не тогда, когда они находятся при исполнении служебных обязанностей.

Собственно говоря, он сказал правду. По крайней мере, в том, что касалось его самого. Он не занимался постельными играми с тех пор… Господи, с тех самых пор, как последний раз был дома в отпуске, то есть больше восемнадцати месяцев назад. Их недолгий брак не выдержал первой же его командировки, а потом никому не было до него дела, не говоря уже о том, чтобы ждать, когда он вернется после очередной операции.

– А когда вы не находитесь при исполнении служебных обязанностей? – поинтересовалась она.

Калеб покачал головой.

– Вы что, хотите назначить мне свидание?

Но даже сарказм не способен был смутить эту чертовку.

– Я с удовольствием встречусь с вами снова, да. Меня… тоже влечет к вам.

Она хотела его.

Впрочем, сей факт не имел решительно никакого значения.

Он откашлялся, прочищая горло.

– Я никогда не сменяюсь с дежурства и всегда нахожусь при исполнении. Я – единственный полисмен на острове.

– Но я не живу на вашем острове. Я здесь… – Очередная заминка, как если бы английский был для нее неродным или что-нибудь в этом роде. – В гостях, ненадолго, – с улыбкой закончила фразу девушка.

Можно подумать, совокупление с голодной туристкой – самое обычное дело.

«А разве нет, в самом-то деле?»

Мысль оказалась настолько неожиданной, что он не успел отогнать ее. Арестовывать девушку он не собирался. Калеб даже не подозревал ее ни в чем, кроме того, что она хотела заняться с ним сексом, а он не был настолько лицемером и ханжой, чтобы упрекнуть ее в этом.

Но он не понимал причин столь сомнительного и даже подозрительного влечения, которое она к нему испытывала. Как, впрочем, и он к ней.

А Калеб привык не доверять тому, чего не понимал.

– Где вы остановились? – спросил он. – Я провожу вас домой.

– Вы пытаетесь от меня избавиться?

– Я всего лишь пытаюсь уберечь вас от опасности.

– Это очень мило с вашей стороны. И совершенно излишне.

Он сунул руки в карманы и принялся раскачиваться на каблуках.

– А теперь, похоже, вы пытаетесь отделаться от меня?

Девушка улыбнулась, и в темноте блеснули ее зубы.

– Нет.

– И что же дальше?

Она повернулась, чтобы уйти, и ее маленькие босые ступни оставили на песке небольшие, отчетливые следы, которые тут же заполнила вода.

– А дальше я встречусь с вами снова.

Ему не хотелось отпускать ее. Странное ощущение.

– Где?

– Где-нибудь здесь. На пляже. Я гуляю у воды по вечерам. – Девушка оглянулась на него через плечо. – Приходите как-нибудь, чтобы повидаться со мной… когда будете не на дежурстве.




ГЛАВА ВТОРАЯ


Пронзительный гудок четырехчасового парома разорвал чистый и прозрачный воздух, подобно вою сирены кареты «скорой помощи», нарушив тишину и покой в кабинете Калеба.

Он недрогнувшей, твердой рукой поставил кружку с кофе на журнал регистрации правонарушений, лежавший на столе.

Прошло всего шесть недель, а он уже не вздрагивал от плачущего воя сирены в ожидании повторного взрыва, который уносил с собой всех оказавшихся поблизости, и спасателей, и гражданских. Он вырос, слушая этот гудок; он плыл на этом пароме домой из школы; и теперь какая-то часть его, по крайней мере, уже свыклась с тем, что он вновь вернулся домой. Медленно и осторожно знакомые звуки и ритмы острова оседали в его сознании, пробуждая в крови эхо воспоминаний. Крики чаек, шум прибоя, стук моторок рыбацких лодок, каждое утро выходящих в море на лов лобстеров, успокаивали его не хуже материнской руки, качающей колыбель.

«Это уже прогресс», – пришла ему в голову язвительная мысль. Если так пойдет и дальше, то, возможно, через пару месяцев он сможет спокойно шагать по улице, не стискивая челюсти и не напрягая мышцы в ожидании выстрела, не обшаривая крыши домов и дверные проемы глазами в поисках притаившихся снайперов. Может, он снова научится спать по ночам.

Кроме того, перед его мысленным взором то и дело вставал образ Маргред – Маргарет – и он словно наяву видел дымку ее темных волос, округлость груди под свободной толстовкой.

Приходите как-нибудь, чтобы повидаться со мной… когда будете не на дежурстве.

Ладно, идея была никудышной. После позора, в который превратился его брак, Калеб зарекся завязывать длительные отношения, в основе которых лежали тоска и одиночество.

Но в те несколько минут на пляже прошлой ночью он, по крайней мере, вновь ощутил себя живым человеком.



В дверь постучали. Эдит Пэйн, секретарь городского совета, просунула в кабинет Калеба гладко причесанную седую шевелюру. Эдит заправляла муниципальным советом с тех самых времен, как началось строительство нынешнего здания, в котором он теперь заседал Она занималась рекламой, выставляла счета и выдавала разрешения от имени городских властей, составляла распорядок дня мэра, а в светлое время суток выполняла обязанности главного диспетчера острова. Когда Калеб проходил мимо ее стола в приемной, его всегда охватывало иррациональное желание вернуться к порогу и вытереть ноги.

Эдит улыбнулась.

– К вам пришел Брюс Уиттэкер.

Прошлой ночью именно она приняла жалобу Уиттэкера – после окончания рабочего дня все звонки в полицию автоматически переводились на сотовый телефон Калеба. Но Эдит желала постоянно оставаться в курсе событий.

Или, подумал Калеб, она просто недолюбливает Уиттэкера.

– Спасибо. Скажите ему, пусть войдет.

– Вам придется самому выпустить его, – предупредила она. – В четыре мне нужно будет уйти.

– Еще бы, не можете же вы пропустить Опру Уинфри, – неуклюже сострил Калеб.

Эдит одарила его высокомерным и презрительным взглядом.

– В четыре тридцать у меня тренировка по кикбоксингу в местном клубе, – сообщила она. Повернув голову, она обронила через плечо – Пожалуйста, теперь вы можете войти. Сейчас он ничем не занят.

Не занят ничем таким, что не могло бы подождать. Калеб отложил в сторону каталог, рекламирующий образцы высокотехнологичного оборудования для полицейского спецназа, и поднял глаза на вошедшего.

Белый мужчина, шести футов росту, жилистый и гибкий, Брюс Уиттэкер предпочитал коротко стричь свои каштановые волосы и носить рубашки с закатанными рукавами. Калеб прикинул, что ему уже перевалило за сорок, но он еще не приблизился к пятидесяти, хотя его годовой доход существенно превышал обе величины.

– Мистер Уиттэкер? Чем могу помочь?

– Вы можете и обязаны разобраться с бездельниками, которые без разрешения вторгаются на мой пляж.

Мыс являлся общественной собственностью, но дискутировать на эту тему сейчас не стоило. Калеб приподнял брови.

– Так они вернулись?

– Они вернулись сегодня утром, чтобы забрать свои машины.

– Тогда в чем проблема?

– Вам следовало арестовать их.

Калеб спокойно похлопал по журналу регистрации правонарушений.

– Я записал их фамилии. А Стоуву придется предстать перед судом.

– Я бы предпочел увидеть его в тюрьме, – заявил Уиттэкер.

Калеб кивнул головой в сторону стеклянной двери в металлической раме, отделявшей кабинет начальника полиции от двух крошечных камер-клеток для заключенных.

– У нас нет ни сил, ни даже свободного места для того, чтобы я изображал из себя Барни Файфа.[3 - Комический персонаж, заместитель шерифа в сонном и спокойном городке Мэйберри, Северная Каролина, в телесериале «Энди Гриффит шоу».] Если я посажу кого-нибудь в эту камеру, нам обоим придется провести здесь ночь. Я ничего не имею против того, чтобы переночевать на койке в участке, если кто-нибудь совершит тяжкое преступление. Но я не собираюсь покидать свою постель только из-за того, что какой-то мальчишка купил пива для приятелей.

– Они вторглись на мою территорию без разрешения, – продолжал стоять на своем Уиттэкер. – Мои права на пляж простираются до нижней кромки воды.

«Адвокат», – с неудовольствием подумал Калеб.

– Да, в границах вашей собственности, – согласился он. – Но мальчишки-то находились вне ее пределов, на общественном пляже.

– Но они все равно нарушили закон.

– Да, нарушили, – не стал спорить Калеб. – Но готов держать пари, что больше они не станут этого делать, ведь отныне они знают, что вы наблюдаете за их развлечениями. Я могу заехать туда в ближайшие несколько вечеров, чтобы посмотреть, не появятся ли мальчишки там снова.

Или не появится ли там она. Эта девушка-женщина. Маргред.

Калеб тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Он уже пытался – безуспешно, правда, – вычислить ее. Эдит не слыхала о девушке с таким именем. В конторе по торговле и сдаче в аренду недвижимого имущества «Айленд Риэлти» отсутствовали какие-либо записи о темноволосой Маргред, фамилия неизвестна. А в качестве шефа полиции он мог найти лучшее применение своему времени, чем гоняться за таинственной незнакомкой с пляжа. Но отсутствие хоть какой-либо информации о ней лишь возбудило его профессиональное любопытство.

Вместе с прочими частями его тела.

– Сообщите мне, если увидите кого-нибудь, – потребовал Уиттэкер. – Если вы снова поймаете их за разведением костров, я сам позабочусь обо всем.

– Предоставьте это мне, – возразил Калеб. – Я не намерен открывать сезон охоты на подростков или туристов.

– Непогашенный пожар может нанести непоправимый ущерб экосистеме острова.

Будучи сыном рыбака, Калеб прекрасно понимал, в каком хрупком равновесии пребывала природа острова… и сколь непрочной была его экономика. Благосостояние островитян, настоящих островитян, зависело как от моря, так и от туризма. А вот этого приезжие типа Уиттэкера не поймут никогда.

Калеб выпроводил его из полицейского участка и отправился в свой ежевечерний обход городка.



Неровная линия обшарпанных и продуваемых всеми ветрами магазинчиков и домов отделяла ярко-синюю небесную лазурь от более глубокой, с зеленоватым оттенком, глади моря. С парома на берег с шумом и гамом высаживались с полдюжины школьников, мальчишки в ботинках и фланелевых брюках, девочки – в открытых сандалиях и обрезанных до колен джинсах. В воздухе пронзительно орали чайки, бросаясь в погоню за рыбацкими лодками, возвращающимися в гавань. Окружающее благолепие казалось прозрачным, чистым и далеким, как если бы он смотрел в бинокль не с того конца.

Или сквозь оптический прицел снайперской винтовки.

Калеб глубоко вздохнул и двинулся вниз по склону холма, мимо мотеля «Морской пейзаж» и супермаркета Уитли. Дом Барлоу превратился ныне в картинную галерею, коттедж старого Томпсона переоборудовали в туристический центр, но узкие улочки и крошечные садики остались прежними. Они ничуть не изменились за прошедшие пятнадцать лет. И не изменятся через пятьдесят.

Это то, что нужно, сказал он себе. Чувство общности, сопричастности с земляками, глоток стабильности и предсказуемости. Здесь он мог вновь возродить из кусочков нормальную жизнь вокруг себя, чтобы и самому снова стать единым целым.

Но сегодня скромные, уютные, квадратные домики и тихая гавань казались Калебу какими-то ненастоящими, словно нарисованными на глянцевой открытке, какие продаются в сувенирной лавке. В груди у него засело и нарастало чувство неудовлетворенности, тяжелое и смертельно опасное, подобно неразорвавшейся пуле. На мгновение у него перехватило дыхание.

Калеб заставил себя двигаться по неровному тротуару, нервно шаря взглядом по садам и переулкам между домами. Он как будто ждал, что вот-вот из-за магазина подарков с оригинальным названием «Маяк» выскочат инсургенты и откроют пальбу.

Он неторопливо шел дальше. Положительное копинг-поведение,[4 - Форма поведения, открытая А. Маслоу, проявляющаяся в готовности индивида решать жизненные проблемы и направленная на адаптацию к сложным обстоятельствам; предполагает сформированное умение использовать определенные средства для преодоления эмоционального стресса.] вот над чем он должен работать, как заявил психоаналитик. Физические нагрузки. Работа. И мысли только о хорошем.

А еще секс.

И тут Калеб снова вспомнил девушку-женщину на пляже, ее большие, темные глаза, ее пухлые, соблазнительные губы. И ее грудь.

Интимные взаимоотношения способствуют релаксации, а также оказывают практическую и эмоциональную поддержку, как говорил армейский врач.

Ладно, положим, поиски иностранной туристки, неровно дышащей к полицейской форме, – не совсем то, что имел в виду психоаналитик, но с чего-то же надо начинать? По крайней мере, когда Калеб был с ней, он не вспоминал Мосул. Проклятье, да спроси его кто-нибудь тогда, он и имя-то свое не сразу вспомнил бы! И на мгновение, глядя в ее бездонные глаза, он действительно ощутил… не только желание.

Родство душ.

Ярко освещенные окна и красный навес над входом в ресторанчик Антонио – «Пицца! Пирожные! Оплата в рассрочку!» – бросали призывные отблески на тротуар. Калеб толкнул входную дверь, и внутри заливисто брякнул колокольчик.

Реджина Бароне трудилась за прилавком. На ней был широкий белый фартук, лицо сохраняло нахмуренное и строгое выражение, а темные, гладко зачесанные назад волосы открывали высокий лоб и тонкие черты.

Она подняла голову на звук колокольчика, и лицо ее просветлело.

– Привет, Кэл.

Он улыбнулся в ответ.

– Привет, Реджи.

Они были знакомы целую вечность. Калеб помнил ее худенькой, несносной, крайне амбициозной девчонкой, отчаянно стремящейся вырваться с острова и из-под назойливой опеки мамаши. Он слышал краем уха, что она получила работу помощника шеф-повара в каком-то фешенебельном ресторанчике не то в Нью-Йорке, не то в Бостоне. Она обзавелась татуировкой на запястье, а на шее носила маленькое золотое распятие на цепочке.

Но сейчас она снова была здесь, в Конце Света, и работала в семейном ресторанчике. Они оба вернулись домой.

Почему, интересно, ему не хотелось заняться сексом с ней?

В углу, в красной виниловой кабинке, склонился над столом восьмилетний сын Реджины, Ник, и что-то старательно писал в тетрадке.

– Как продвигается домашнее задание? – окликнул его Калеб.

Ник только молча пожал плечами в ответ. Он был симпатичным мальчуганом, с тонкими чертами лица и хрупким телосложением, унаследованным от матери, и выразительными итальянскими глазами.

– Дроби, – пояснила Реджина. – Он их ненавидит.

Выпятив подбородок, Ник возмущенно заявил:

– Не понимаю, почему я должен их учить, вот и все. Тем более что я собираюсь помогать Нонне в ресторане.

Реджина строго поджала губы.

– Ты обязательно должен выучить дроби, – пришел ей на помощь Калеб. – Иначе как ты сможешь приготовить пиццу, наполовину заправленную грибами, а наполовину – острой копченой колбасой, пепперони?

Реджина метнула на него благодарный взгляд.

– Совершенно верно, – сказала она Нику. – Раз ты работаешь на кухне, тебе определенно необходимо знать дроби. Полчашки. Три четверти чайной ложки.

– Еще бы… – уныло пробормотал Ник и снова склонился над домашним заданием.

Реджина улыбнулась Калебу.

– И чем же я могу тебе помочь?

В ее словах и тоне сквозило приглашение, едва уловимое, но оттого не менее явственное и безошибочное. Реджина была хорошей женщиной, у нее имелся славный сынишка и достаточно жизненного опыта, чтобы разделить тяжесть его ноши. Он попытался обнаружить в себе хотя бы отголосок чего-нибудь, какую-то искорку, притяжение… и не ощутил ничего.

– Чем ты угощаешь сегодня вечером? – поинтересовался он.

– Помимо пиццы? – Пожав плечами, Реджина вытерла руки о фартук и кивнула на холодильный шкаф. – Пирог из лобстера, суп из моллюсков, цыпленок под лимонным соусом с чесноком, салат из креветок и тортеллини.

– Отлично, – заметил Калеб. – Твоя мать знает о том, что ты поставляешь продукты в яхт-клуб?

В глазах Реджины мелькнула настороженность.

– Мы говорили с ней об этом. Так что ты будешь заказывать?

Здесь что-то нечисто, подумал Калеб. Но до тех пор, пока члены семьи Бароне не начнут гоняться друг за другом с кухонными ножами, его это не касается.

– Как насчет двух кусочков пирога с лобстером и… да, пожалуй, двойной салат?

– Сейчас принесу.

– Я почти закончил, – во всеуслышание объявил Ник.

Калеб бросил взгляд в сторону кабинки.

– С чем тебя и поздравляю.

– А когда я закончу, вы покажете мне свой револьвер?

– Доминик Бароне…

– Все нормально, Реджи. Я не могу показать тебе свой револьвер, – объяснил Калеб Нику. – Офицеру полиции не разрешается вытаскивать револьвер из кобуры в общественном месте, если только он не намеревается им воспользоваться. Но я могу дать тебе подержать наручники.

Глаза Ника стали круглыми от восторга.

– Правда, дадите? Это круто!

Калеб продемонстрировал ему свое орудие производства и с изумлением увидел, как мальчуган приковал себя к ножке стола.

– Круто… – эхом откликнулась Реджина. Она поставила бумажный пакет с заказом на стол перед Калебом. – Что-нибудь из напитков?

– Из напитков, говоришь… – осторожно повторил Калеб.

Ее губы дрогнули в слабой улыбке.

– Чтобы дополнить ужин.

Он не любил спиртное. Как бы плохо он ни спал по ночам, как бы ни старался забыть картины прошлого, он не собирался повторять ошибки своего отца. Но на этот раз вежливость требовала поступиться принципами.

– У тебя есть вино, которое подойдет к моему заказу? – поинтересовался он.

– Недорогое «Пино Гриджо».

– В самый раз. Большое спасибо.

Реджина сунула в пакет бутылку вина, надев на ее горлышко два пластиковых стаканчика.

Калеб увидел, что Ник пытается засунуть ключ в замок наручников, и улыбнулся.

– Дай-ка я тебе помогу, – сказал он, расстегивая их.

Ник потер тонкие запястья.

– А можно мне завтра взять их с собой в школу?

– Пусть лучше останутся у меня. Они могут мне понадобиться.

– Пылкое свидание сегодня вечером? – поддразнила его Реджина.

Калеб смущенно откашлялся.

– Еще рано говорить об этом.

– Угу. Смотри, будь осторожен, начальник. Тебя слишком долго здесь не было, так что ты представляешь кое для кого большой интерес. Ник не единственный на острове, кому не терпится проверить твою оснастку.

Калеб почувствовал, что быстро и неудержимо краснеет, и принялся шарить по карманам в поисках бумажника.

– Ладно, не знаю, что ты имеешь в виду, но Эдит пока еще не гоняется за мной вокруг стола.

Реджина рассмеялась и пробила его заказ на кассовом аппарате. Он еще раз поблагодарил ее, расплатился и вышел на улицу.

В гавани заходящее солнце зажгло пожар на бортах лодок, раскрасив их в красные, желтые и белые цвета.

Обманул ли он ее? Или же просто пытается одурачить самого себя?


* * *

Одеяло для пикника. Ящик со льдом. Штопор. Презерватив.

Подобно юному бойскауту, Калеб был готов ко всему. Он обвел взглядом пустой пляж, спокойное, переливающееся в солнечных лучах море. Не хватало лишь фигурки девушки.

Я гуляю у воды по вечерам…

Может быть, он пришел слишком рано. Солнце зайдет не раньше чем через час.

Может быть, она не придет. Приглашение, которое она сделала ему вчера вечером своим мягким голосом, могло оказаться всего лишь шуткой, желанием подразнить его, посмеяться над ним.

Может быть, ему стоит вернуться домой.

Я хочу дотронуться до вас…

Калеб взглянул налево, туда, где пляж поднимался к рыбацкой верфи, а потом направо, где берег обрывался нагромождением каменных глыб. Небольшая прогулка пойдет ему на пользу.

Он подхватил с песка ящик со льдом и повернул направо.

По другую сторону мыса камней становилось все больше и больше. Идти стало труднее. Пляж заполонили деревья, оттеснив Калеба к самому краю воды. Холодильный ящик бил по ногам, заставляя его оступаться. Походка его стала неровной и спотыкающейся. Левое колено начало отчаянно болеть.

Из всех дурацких идей, которые только могли прийти в голову такому идиоту, как он…

И тут Калеб увидел ее – Маргред. Длинные обнаженные ноги под распахнувшейся юбкой в стиле саронг, полная грудь распирает крошечные синие треугольнички верхней части бикини, грива длинных, непокорных волос развевается на ветру, как у богини, выходящей на берег из пены морской. Ее вид поразил его в самое сердце. От такого потрясающего зрелища у него перехватило дыхание. Из закаленного, подозрительного полисмена-островитянина он мгновенно превратился в потного подростка, глазеющего на модель в купальном костюме в иллюстрированном журнале «Спортс Иллюстрейтид».

Калеб выждал, пока к нему вернулась способность соображать, и с трудом выдавил:

– Вы здесь.

По ее пухлым губам скользнула лукавая улыбка.

– Я ждала вас.

– Должно быть, вы замерзли.

Ее вид – полная грудь, округлые бедра, бледная, незагорелая кожа – больше подходил для палубы прогулочной яхты, совершающей круиз по Багамам, чем для побережья Мэна. Сняв куртку, Калеб накинул ее на плечи девушки, едва удержавшись, чтобы не прижать ее к себе.

– Вот так будет лучше.

– Это лишнее, – спокойно произнесла она. – Мне не бывает холодно.

Взгляд Калеба опустился в глубокую ложбинку ее груди, скользнул по гладкому белому животу. В голову ударила кровь, и он ощутил, что у него закружилась голова. Калеб поспешно отступил на шаг, чтобы окончательно не забыть о том, что он – страж порядка, и не наброситься на нее, как изголодавшийся и озабоченный двадцатилетний солдатик, получивший первую увольнительную после девятимесячной командировки в «горячую точку».

– Мы могли бы пройти под защиту деревьев, – предложил он. – Они укроют нас от ветра.

И там им никто не помешает.

Она бросила взгляд на берег, а потом перевела его на лицо Калеба.

– Хорошо.

Он последовал за ней в прохладную, густую тень деревьев. Кое-где там стояли выбеленные ветром и дождем столики для пикника.

Калеб с трудом оторвал взгляд от ее плеч, теперь прикрытых курткой, и, взглянув на каменную нишу с ржавой решеткой, предложил:

– Я могу развести огонь.

«Потому что это поможет мне остыть…»

Девушка присела на краешек одного из столов, и саронг, который она надела, распахнулся, обнажив восхитительную линию очаровательных бедер. В глазах ее сверкнули лукавые искорки.

– Если вы действительно этого хотите. А что мне делать, пока вы будете разводить костер?

«Совсем как в фильме с Шарон Стоун», – подумал он.

Скулы сводило от желания, в висках стучала кровь. Трахнуться от души, до одурения, а потом можно и умереть.

Нет, так он не сможет снова вернуться к нормальной жизни. Ему нужно было нечто намного большее, чем совокупление на одну ночь. Ужин, вино, легкий разговор… все признаки и ловушки самого обычного свидания. Самая обычная жизнь.

А потом секс.

Чтобы сделать ей приятное, чтобы поддразнить ее, чтобы поддразнить себя, он оперся обеими руками о крышку столика для пикника, и Маргред оказалась между ним и столом. Она была так близко. Такая теплая, желанная и близкая. Проклятье, она уже была возбуждена! И он возбуждался с каждой секундой все сильнее. Он наклонился к девушке. Его неудержимо влекли близость и тепло ее тела, ее огромные, темные, жаждущие, голодные глаза. Кровь шумела у него в ушах, как морской прибой.

Он тонул.

Калеб отпрянул.

– А вы пока можете посмотреть содержимое ящика со льдом.

Маргред резко отстранилась и посмотрела ему в глаза.

– Что?

Калеб отвернулся и присел возле открытой каменной жаровни, стараясь не обращать внимания на боль в ноге, которую хирурги собрали по кусочкам.

– Я прихватил с собой ужин. Он в ящике. Вы может достать его, пока я буду разжигать костер.


* * *

Маргред в изумлении смотрела ему в спину, мускулистую и сильную. Она испытывала разочарование. Изумление. Обиду. До сих пор для того, чтобы заняться сексом, ей еще не приходилось прилагать таких усилий. Человеческие существа постоянно пребывали в состоянии сексуального возбуждения. Любой другой самец на его месте уже давно опрокинул бы ее на спину прямо на стол и долбил бы между ног.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы кормили меня, – сказала она.

Из-под решетки вырвались первые языки пламени. Выпрямившись, он повернулся к ней, и уголки его губ дрогнули в улыбке.

– Вам не бывает холодно. И голодной вы тоже никогда не бываете?

Прищурившись, она смотрела на него в упор.

– Бываю. Но не в смысле еды.

Он рассмеялся. У него был красивый смех, глубокий и хрипловатый, но глаза не улыбались, оставаясь печальными и серьезными.

– А я-то думал, что женщинам нравится, когда за ними ухаживают.

Ей ровным счетом ничего не было известно о том, что нравится женщинам. Человеческим женщинам, во всяком случае.

– В этом нет необходимости, – повторила она.

– Для вас – может быть. Но я подумал, что нам, возможно, стоит познакомиться чуточку поближе.

Он говорил совершенно серьезно.

– Зачем? – поинтересовалась она.

Он не отвел взгляда. Глаза у него были зелеными, того цвета, который обретает море в пасмурный день.

– Потому что вы очень привлекательная женщина.

Комплимент застал ее врасплох, и раздражение внезапно исчезло. Впрочем, она ведь может дать ему что-то взамен?

Она глубоко вздохнула.

– Что вы хотите знать?

Уголки его губ приподнялись в улыбке.

– Мы могли бы начать с обмена основными сведениями. Семейное положение. Состояние здоровья. Страна происхождения. Я даже не знаю, как вас зовут.

– Я же сказала, что меня зовут Маргред. Вы можете называть меня Маргарет.

– А как зовут вас другие? Мег? Мэгги? Пэгги?

– Только не Пэгги. – Она задумчиво склонила голову к плечу. – Мэгги мне нравится.

– Мэгги… – мягко и негромко повторил он.

От звука его голоса по телу ее пробежала дрожь предвкушения. Под грудью у нее сладко заныло.

«Ох, только не это!» – с неудовольствием и раздражением подумала она. Она пришла сюда совсем не за этим.

– Вы замужем, Мэгги? – спросил он мягким, негромким, завораживающим голосом.

Есть ли у нее партнер, вот что он имеет в виду. Она тряхнула головой, чтобы избавиться от непрошеных воспоминаний.

– Больше нет. Он умер.

– Мне очень жаль.

Его симпатия вонзилась ей в сердце, как острый нож.

– Это случилось уже давно.

Больше сорока лет назад. Достаточно давно, чтобы она потеряла надежду на то, что ее погибший партнер возродится, получит новую жизнь и отыщет ее. Она намеренно скрестила ноги и послала Калебу свою самую страстную улыбку.

– Для меня гораздо большее значение имеет то, что происходит сейчас.

Мужчина следил за ней серьезными зелеными глазами.

– И что же происходит сейчас?

– Вот это, – ответила она и потянулась к нему.




ГЛАВА ТРЕТЬЯ


Глаза ее были огромными и темными, достаточно глубокими для того, чтобы он утонул в них, и достаточно широко посаженными, чтобы проглотить его целиком. Она обвила шею Калеба руками, привлекла его к себе, обхватив восхитительными бедрами, и поцеловала.

Губы девушки были шелковистыми, горячими, влажными и жадными. На вкус они походили на смешные девчоночьи напитки, сладкие и легкие, но безошибочно ударяющие в голову и сбивающие с ног.

Калеб возбудился в мгновение ока. Брюки вдруг стали ему тесны.

Закрыв глаза, он вбирал ее всеми органами чувств, вдыхал запах ее волос, соленый привкус кожи, горячую, необузданную сладость губ. Ее грудь – у нее оказалась великолепная грудь – крепко прижималась к нему. Она высвободила руку и провела по его груди, а потом начала расстегивать ремень на джинсах.

От неожиданности у Калеба перехватило дыхание.

«Это просто невероятно, черт меня побери!»

Прямо как письмо в журнал «Пентхаус». Как одна из историй рядового Зигги Фелла под многообещающим названием «Как я провел увольнительную в зеленой зоне[5 - Общепринятое название центра Багдада, где располагается оккупационная администрация союзных войск.]». Порнографический сон, который только и может присниться прыщавому подростку.

Если не считать того, что еще никогда с тех пор, как он вернулся из Мосула, сны Калеба не были столь приятными.

Еще никогда и ни с кем ему не было так хорошо.

Она положила руку на его мужское естество, крепко ухватив его прямо через ткань джинсов, и удовлетворенно замурлыкала, отчего Калеб едва не проглотил язык. Его насиловали в прямом смысле этого слова. Или изнасилуют в самое ближайшее время, если он не предпримет хоть что-нибудь.

А ее рука продолжала шаловливо блуждать, воспламеняя Калеба и угрожая развеять как дым его тщательно выстроенные и продуманные планы.

Он запустил пальцы Маргред в волосы и притянул ее голову к себе, чтобы взглянуть ей в глаза. Она с вызовом встретила его взгляд. В ее темных глазах плескались желание и понимание, ее горячие кораллово-красные губы изогнулись в тонкой улыбке.

А почему, собственно, он должен что-то делать, чтобы разрушить самый фантастический секс, которым когда-либо занимался в жизни?

Девушка в его объятиях ни в коей мере не была мятежницей или жертвой, проституткой из страны «третьего мира» или его бывшей женой. Она не была похожей ни на кого из тех женщин, которых он знал до этого. Он мог сделать с ней все, что хотел. Все, чего она хотела.

Кровь бушевала в его жилах, океанским прибоем шумела в ушах.

Как бы то ни было, но она… хотела его.

Приподняв ей голову, он закрыл ее губы своими.

«Как горячо…»

Ее поцелуй был сладким и обжигающим, ее кожа согрелась и увлажнилась от желания. Она взяла его за руки и завела их себе за спину. Калеб ощутил острый укол разочарования. Но тут крохотные треугольнички купальника упали девушке на колени, и его глазам предстала ее обнаженная грудь. Не только глазам, но и рукам тоже. Он бережно накрыл ее ладонями, пробуя на вес, ощущая упругость и сводящую с ума мягкость.

Девушка потянула пряжку его ремня, на мгновение задержалась на «молнии» джинсов. Он оттолкнул ее руки, чтобы освободиться самому, и встал между ее ног, когда она откинулась на спину на столик для пикника.

Руки у Калеба дрожали. «Слишком уж ты перевозбудился, парнишка…» Интересно, заметит она это или нет? Или не обратит внимания, наткнувшись на прямоугольник сплошных рубцов и шрамов у него на бедре, что, несомненно, должно внушить Маргред столь сильное отвращение, что ей станет не до его реакций и поведения?

Но девушка ни слова не проронила по поводу его шрамов. Она потянула вниз джинсы и плавки Калеба, освободив его напряженное естество, и обеими руками вцепилась ему в голые ягодицы.

Словно ей хотелось приблизить то, что должно сейчас последовать. Словно она хотела его, невзирая на все шрамы и увечья.

Невероятно!

У него еще хватило самообладания, чтобы потянуться к карману спадающих джинсов за бумажником.

Маргред нахмурилась, увидев, что он извлек оттуда презерватив.

– Эта штука нам не понадобится.

Калеб опустил взгляд на свое напряженное естество, торчащее на фоне погруженного в тень низа белого живота, и, с трудом стараясь говорить небрежно, заметил:

– Мне представляется, что скоро эта штука нам как раз и понадобится.

Девушка рассмеялась, и охватившее его напряжение исчезло.

– Я имею в виду, что здорова и ничем не болею, – пояснила она.

– Я тоже, – сообщил он.

В армии его щупали и тискали, проверяли и лечили от всего, что только можно. А после увольнения из вооруженных сил у него еще никого не было.

Шаловливым пальчиком она провела от жестких волос в паху до самого нежного, чувствительного кончика. Он вновь почувствовал напряжение. Но уже совсем иного рода.

– Да, ты выглядишь здоровым.

В самом деле, если не считать длинного и извилистого пурпурного шрама на бедре, болтов и пластинок, которые скрепляли его ногу, он действительно был здоров.

При виде ласкового пальчика, которым она не переставала гладить его, у Калеба помимо воли вырвалось:

– Но ты все равно можешь забеременеть.

– Нет, – просто ответила она и опустилась на колени.

Ее губы пришли на смену руке.

Калеб вздрогнул всем телом, как если бы в него ударила молния. Волосы девушки водопадом накрыли его бедро, шелковистым каскадом коснулись живота, и она приняла его глубоко в себя. Жаркое, нежное посасывание заставило его позабыть обо всем на свете. В затылке у него запульсировало, в гениталиях вспыхнул пожар. Он растворялся в окружающем мире. Он терял контроль над собой.

Толкнув Маргред спиной вперед, на стол для пикника, Калеб схватил ее за колени. Он должен быть с ней. В ней. Как можно ближе и плотнее. Сейчас же. Немедленно!

– Подожди, – выдохнула она.

Он замер.

Девушка высвободила руки из рукавов армейской куртки и быстро стянула с себя трусики от бикини. Он смотрел на нее и не мог оторвать взгляда. У нее не было следов от загара. Вообще не было загара. Тело ее состояло сплошь из гладких мышц и приятных округлостей, а ее маленькие, розовые соски и темные, густые заросли внизу живота являли собой разительный контраст с кремовой нежностью кожи.

Она легла на спину и улыбнулась ему.

– Вот теперь можно.

О да!

Все барьеры рухнули. Он полностью потерял контроль над собой. Калеб пошире раздвинул ее ноги. Она была готова принять его. Горячая и влажная, девушка ждала его.

Хорошо…

Он хотел, чтобы ей было хорошо. Он хотел, чтобы это длилось долго.

Но когда она обхватила его своим сладким женским теплом и маленькими крепкими ладошками, приподняв бедра и выгнувшись, чтобы принять его, принять целиком, страсть, которая вела его, вскипела волной и разлетелась. С негромким стоном и слабыми вскриками она двигалась вместе с ним и под ним, и ее грудь призывно колыхалась, когда он рывком входил в нее. Ее бедра сомкнулись вокруг его талии. Голыми пятками она подталкивала его в ягодицы. А он… он вцепился в нее, как утопающий хватается за соломинку, голова у него кружилась, а грудь бурно вздымалась в такт воспаленному дыханию. У обоих на коже, подобно смазке, выступил пот. Калеб горел в сладком пламени, содрогался всем телом, разваливался на куски. Он почувствовал, как Маргред подхватила волна сладостной кульминации, ощутил, как она выгнулась дутой и поплыла, и, не в силах более сдерживаться, дал себе волю, отдаваясь ей без остатка.

Он опустил голову, мыслей не было, мозг оцепенел, выжатый до предела. Тело его тоже замерло, утомленное и опустошенное. Наконец-то он обрел покой…

Постепенно в ушах вновь зазвучал рокот прибоя, вторивший биению его сердца. Из-за деревьев вырвался морской бриз и пощекотал его голые ягодицы. Так и не снятые до конца джинсы нелепо скомкались ниже коленей.

Калеб приподнял голову.

Девушка лежала неподвижно, ее гладкое, белеющее в темноте тело распростерлось на потемневшем от непогоды дереве подобно экзотическому блюду. Она следила за ним из-под полуопущенных ресниц, и глаза ее загадочно поблескивали в пламени костра.

Ему вдруг захотелось дать ей… что-нибудь. Сказать ей что-то такое. Поблагодарить. Но он не знал как. Он ведь совсем не знал ее.

– Калеб, – произнес он.

Ее густые темные брови удивленно приподнялись.

– Что?

– Так меня зовут, – пояснил он. – Калеб.


* * *

Маргред вовсе не нужно было знать его имя. Она вообще не желала ничего знать о нем. Она выбирала самцов-людей, потому что жили они недолго, а внимания заслуживали еще меньше.

Но этот экземпляр…

Он смотрел на нее печальными, спокойными глазами, тело его, крепкое, мускулистое и покрытое узором шрамов, все еще оставалось на ней и в ней, и девушка вдруг ощутила, как лопнула какая-то напряженная струна. Что-то мягкое раскрылось в ней, подобно актинии, которую накрыл долгожданный прилив.

Он очень недурно потрудился. Мышцы ее расслабились, получив необходимый заряд энергии. Щекочущий жар в крови угас. Так что, по крайней мере, она могла в ответ изобразить хотя бы вежливый интерес к нему.

– Калеб, – повторила она, проверяя его имя на вкус.

Пробуя его так, как только что пробовала его самого.

Он слабо улыбнулся.

– Калеб Майкл Хантер.

Майкл, бич демона. И еще хантер, охотник… Дурное предчувствие кольнуло ее, но девушка не обратила на него внимание.

– Это имена воинов, – вежливо обронила она.

– Наверное, – он равнодушно пожал плечами. – Я служил в Национальной гвардии.

– Ты был солдатом?

Ага, вот откуда у него столько шрамов. И вечная настороженность во взгляде. И повадки хищного зверя.

– В Ираке.

Она кивнула, как будто поняла, о чем идет речь.

– Хочешь поговорить об этом?

Губы его сжались в тонкую линию.

– Нет.

– Очень хорошо. – Девушка пошевелилась под ним. – И я тоже не хочу.

Лицо его осветилось улыбкой, которая прогнала из глаз тени прошлого.

– Знаешь, Мэгги, нам стоит подумать о том, что мы будем делать еще минут двадцать. Ты меня едва не угробила.

Ничего подобного.

Хотя она, конечно, запросто могла убить его. Могла силой заставить его вновь ответить ей, ублажить ее, могла выпить его до дна и отбросить, как пустую раковину моллюска. Но его чувство юмора, вкупе с деланным самоуничижением, позабавило ее.

Отпустив Калеба, она потянулась и села.

– Вроде ты говорил, что принес поесть?

Он стоял не шевелясь, со спущенными до колен джинсами и смотрел, как она пальцами расчесывает волосы. Пламя костра бросало оранжевые блики на его сильное и мускулистое тело мужчины – широкую, покрытую волосами грудь, плоский живот с квадратами мышц, тяжелые гениталии. В общем-то, он совсем недурен, надо признать.

– Бутерброды, – сказал Калеб. – И бутылку вина прихватил.

– Звучит заманчиво, – улыбнулась она.

Он расхохотался, запрокинув голову, и принялся натягивать джинсы.

– Я подумал, что ты не голодна.

– Может, это от тебя у меня разыгрался аппетит. И не только на еду.

Она не искала общества своих сородичей. Они с напарником жили порознь. По большей части, селки,[6 - Существа из мифологии жителей Фарерских островов, Шотландии, Ирландии и Исландии. Они могли сбрасывать тюленью шкуру и превращаться в людей. Изначально обитали на Оркнейских островах в Шотландии.] как и тюлени-ларги, которых они напоминали по внешнему виду, предпочитали одиночество. Даже на суше, в человеческом обличье, они прикасались друг к другу только во время спаривания. По мере того как численность их медленно, но неуклонно сокращалась, а морские владения, наоборот, расширялись, они почти не сталкивались за пределами Убежища, в котором держал свой двор сын короля.

Но этот смертный самец – Меня зовут Калеб, надо же! – привлекал ее, как некогда костер на пляже. Ее манила к себе глубокая морская зелень его глаз, а тембр хрипловатого голоса завораживал и просил задержаться еще ненадолго.

Но я подумал, что нам, быть может, стоит познакомиться чуточку поближе.

Нет, это невозможно. Чем меньше он узнает, тем счастливее будет. И в тем большей безопасности окажется она.

И все-таки, все-таки…

Калеб пошевелил угли в костре, отчего в темноте рассыпался рой сверкающих искр, и подкинул в огонь новое полено. Он принес с собой одеяло, которое и расстелил сейчас на столе.

– Мне следовало подумать об этом раньше, – заметил он.

– Почему?

– Ты не боишься заноз?

Она рассмеялась.

– Нет. Моя… кожа защищает меня.

«Калеб очень аккуратный мужчина», – подумала она, глядя, как он расставляет ужин на одеяле так, словно это было подношением морским богам. Внимательный. Основательный. Это отличные качества для любовника, хотя его внимание к мелким и незначащим подробностям может доставить ей некоторое неудобство. Если он догадается… Если он что-нибудь заподозрит…

Нет, ничего подобного не случится. Даже легенды и предания о селки давно исчезли из человеческой памяти. А ведь были времена, правда, много веков назад, когда каждая незамужняя женщина, забеременевшая нежеланным ребенком, каждый моряк, выброшенный на берег штормом, в том, что случилось с ними, обвиняли или благословляли именно селков – справедливо или нет, другой вопрос. Но в этом новом мире, в эти новые времена старым преданиям и объяснениям уже никто не поверит.

Калеб положил перед Маргред бутерброд. Она с жадностью впилась в него зубами, наслаждаясь непривычными вкусовыми ощущениями, от которых пощипывало небо и язык. Лобстер… Лобстеров она умела ловить и сама, а вот хлеб считался деликатесом.

– Очень вкусно. Ты сам приготовил их для меня?

– Нет, я купил их в ресторанчике Антонио. – Сняв крышку с пластикового контейнера, Калеб протянул его ей. – Ты когда-нибудь бывала там?

Сердце у нее на мгновение сбилось с ритма. Вероятнее всего, он не сможет принять правду, но он явно намеревался получить хотя бы какие-то объяснения.

– Нет.

– Тебе непременно стоит заглянуть туда. Если, конечно, ты намерена задержаться здесь.

Она сделала вид, что не расслышала вопросительной нотки в его голосе.

– А что это? Креветки?

– Салат из тортеллини. – Но, оказывается, этого Калеба не так-то просто сбить с толку. – Где ты живешь, Мэгги?

Она подцепила креветку из контейнера и облизнула пальцы. Прищурившись, он смотрел на ее губы. Или вспоминал, какие они на вкус, или ей следовало воспользоваться вилкой.

– Недалеко отсюда. Хотя родилась я в Шотландии, – ответила она.

Такое объяснение должно удовлетворить его. Тем более что эта была почти правда.

– В Шотландии, – повторил он, наливая что-то в ее стакан.

Вино, догадалась она, судя по бутылке и запаху – фруктовому, сильному, отдающему землей, но, тем не менее, приятному.

– На Оркнейских островах. У северного побережья. – Маргред воинственно задрала подбородок, словно предлагая ему усомниться в ее словах. – Мне нравится путешествовать.

– И сколько ты намерена пробыть здесь?

Но поймать ее было не так-то легко.

– Я еще не решила.

Неожиданно Калеб улыбнулся, и эта веселость странно и резко контрастировала с его серьезными глазами. В животе у нее сладко заныло. Желание, да, но и что-то еще, что-то… неожиданное.

– Быть может, я сумею помочь тебе принять решение, – обронил он.

Ах, какую опасную игру они затеяли! Но она ей очень нравилась.

Она отпила глоток вина и склонила голову к плечу.

– Поможешь мне остаться? Или поможешь уехать?

Их взгляды встретились. Не говоря ни слова, он встал и обошел вокруг стола. Забрав стакан у Маргред из рук, он поставил его на одеяло, а сам опустился на скамейку рядом с ней и впился в ее губы поцелуем. От него пахло древесным дымком, мылом и сексом, а губы еще сохранили вкус вина, такого земного и прохладного. Она жадно ответила на поцелуй, стремясь вобрать его в себя, и испытала острое разочарование, когда он оторвался от ее губ и принялся целовать ее брови, ямочки на щеках, шею. Может, он даже почувствовал, как бьется жилка у нее на шее?

– Останься, – пробормотал он.

Она вспыхнула, с новой силой ощутив свою женскую власть над ним и очаровательное возбуждение, которое несло с собой соблазнение.

Разумеется, она не останется.

Ее сородичи никогда не задерживались на суше, разве что их заманивали в ловушку и отбирали шкуру, а вместе с ней и возможность вернуться в море.

Но как же приятно и сладостно сознавать, что тебя хотят так сильно!

Его губы осторожно двигались по ее шее, скользнули на плечо, и нервные окончания в ее коже заныли от возбуждения. Она откинула голову, чтобы ему было удобнее, и он немедленно воспользовался этим, притянул ее к себе, а потом и вовсе перенес к себе на колени. Она прижималась плечом к широкой мускулистой груди, бедром ощущая его напряженное и нетерпеливое естество. Он ласкал руками ее тело, исследуя и изучая его, скользя по груди, животу и бедрам, а она распростерлась перед ним, подобно водорослям, выброшенным на скалы, согреваемым солнечными лучами и тихо качающимся на приливной волне. Она раскрылась ему навстречу, обнаженная и готовая принять, а он, спрятавшись в оболочке из грубой материи, был где-то далеко.

Он раздвинул ее горячее лоно пальцами и навалился сверху, жадно врываясь в нее. Стремительная, как атакующая акула, она перевернулась и оседлала его, с трудом удерживая равновесие на узкой скамье и опираясь на нее коленями. Она просунула руку между их телами, намереваясь сразиться с его одеждой, сорвать ее, силой обрести контроль и вырвать у него удовольствие. Но оказалось, что он хорошо подготовился к встрече. На мгновение она ощутила прикосновение грубой ткани к своим бедрам, холодный укус его «молнии», а потом жаркий толчок его плоти. Туда, да-да, туда-а-а. О, как же хорошо…

Она до боли прикусила нижнюю губу, закрыв глаза и вбирая его целиком, наслаждаясь ослепительным ощущением его плоти внутри себя. Его естество заполнило ее всю, до отказа. Спину ей пригревало пламя костра. Высоко над деревьями в ночном небе плыла луна, ее холодный и сладкий зов разносился далеко окрест, пронзительный и четкий, как звук боевого рога.

– Открой глаза, Мэгги. Посмотри на меня.

Вздрогнув от неожиданности, она повиновалась. Калеб смотрел на нее, смотрел ей прямо в лицо, стиснув зубы, и взгляд его был твердым и пронизывающим. Она слилась с ним в единое целое, и не только телом. Осознание этого было резким и внезапным, подобно молнии, ударяющей в морские волны.

Он вонзался в нее снизу, стараясь подняться как можно выше и войти как можно глубже. Она окружила его, поднимаясь и опускаясь, словно мчалась на волнах к берегу, раскачиваясь на нем, как на качелях. Все в ней устремилось вниз, текло жарким пламенем вниз, туда, к тому месту, где они соединились. Соски у нее затвердели и набухли. Лоно сократилось и сжалось.

Она сбилась с ритма, ее движения стали рваными и отчаянными. Голова девушки упала Калебу на плечо. Он схватил Маргред руками за бедра, успокаивая и подстраивая под себя.

Ну вот, почти все, почти…

Его пальцы впились ей в плоть.

– Посмотри на меня!

Но она уже затерялась, растворилась в наслаждении, вытекая и уносясь от него на крыльях экстаза. Все жилочки и мышцы в ее теле напряглись и оборвались, рухнув вниз. Она содрогнулась, закричала и почувствовала, как он выгнулся навстречу, чтобы жарко слиться с нею в ослепительной вспышке.

Долгие мгновения упали в вечность, прежде чем она пришла в себя.

Сладкая испарина соединяла их тела. Его грудь судорожно приподнималась и опускалась. Сама же она дышала легко и свободно, но сердце билось так быстро, как если бы она только что вынырнула на поверхность с огромной глубины.

– Смотри-ка, и двадцати минут не понадобилось. – Калеб негромко рассмеялся, и его возбужденное дыхание защекотало ей шею. – Ты просто чудо, Мэгги.

О нет. Совсем не чудо. Чудеса – удел ангелов.

А селки предпочитали… Словом, как правило, чудесами они не увлекались. Как и людьми, впрочем. Она пришла к нему совсем не как ангел, который непременно принес бы с собой известие или знамение, помощь или исцеление, утешение или вмешательство.

Она пришла на берег для того, чтобы заняться сексом. А теперь, когда снедавшая ее жажда была утолена, она вернется к себе, в море.

Она обняла его за шею и ощутила странное чувство утраты и потери, когда он выскользнул из нее.

Он фыркнул, когда она слезла с него.

– Куда ты?

– Мне нужно… – Она оглянулась на пляж.

В голове было пусто. Что бы такое придумать? Он согрел ее, накормил, обслужил – и не один раз, а целых два.

– Ладно. – Он поморщился, вытягивая перед собой раненую ногу. – Только не уходи далеко. Тебе нужен фонарик?

– Нет, – ответила она правду. – Я хорошо вижу в темноте.

Даже в человеческом теле глаза ее приспособились к мраку намного лучше, чем его.

Калеб поймал ее за руку, когда она повернулась, чтобы уйти. Она обернулась и взглянула на него, попытавшись – безуспешно – освободиться от его хватки.

Он улыбнулся.

– Возвращайся быстрее.

Она не стала отвечать, просто не могла. Но и оставить его просто так было свыше ее сил… Она должна была дать ему что-то взамен. Она наклонилась и поцеловала его в последний раз. Губы оказались сухими и твердыми на вкус. И еще сладкими.

Маргред выпрямилась, стук сердца барабанным боем отдавался у нее в ушах.

Пробираясь между деревьями к берегу, она чувствовала его взгляд на своей спине.


* * *

Калеб смотрел девушке вслед, подавляя желание окликнуть ее. После двух раундов секса ей потребовалось припудрить носик, или восстановить дыхание, или умыться, или что-нибудь еще в этом роде. Хотя у него не было полоумных знакомых, которые рискнули бы сунуться в воду в мае без легкого водолазного костюма.

С другой стороны, ему еще не доводилось сводить знакомство с кем-нибудь вроде Мэгги.

И ее уникальность состояла отнюдь не в том, что она пожелала заняться сексом едва ли не с первым встречным.

Проклятье, именно так он встретил свою бывшую супругу в прокуренном баре в Билокси, штат Миссисипи. Заведение «Последний звонок» считалось законными охотничьими угодьями одиноких солдатиков из форта Шелби, разыскивающих выпивку и юбку (не обязательно в таком порядке), и местных девушек, фланирующих в поисках бесплатных горячительных напитков и мужей.

Шерили, в своих зауженных брючках, сшитых у портного, и с запахом дорогих духов, оказалась на голову выше прочей клиентуры, кассиршей из банка, заглянувшей из любопытства в трущобы на вечерок с подружками. В те время она сочла военную форму Калеба крутой и даже утонченной, а его молчаливое поведение янки – свидетельством хорошего воспитания. А он думал… Вот только кого он обманывал? Он оказался далеко от дома, вдали от семьи и друзей, с перспективой скорого отправления в восемнадцатимесячную командировку в пустыню. Они оба ни о чем особенном не думали. И не говорили. Они поженились перед самым его отплытием, и он был абсолютно уверен в том, что Шерили пожалела о своем решении, не успев даже потратить его надбавку за участие в военных действиях.

Так что теперь он знал, что секс на одну ночь – еще не повод для близкого знакомства или хотя бы надежды на совместное будущее.

Но в этот раз все было по-другому. Мэгги была другой, страстной и полной жизни, лишенной тормозов и комплексов, ничего не планирующей и щедро дарящей ему свою любовь.

Калеб покачал головой, не веря сам себе и одновременно испытывая огромную благодарность за то, что она сделала. За что, что они сделали вместе.

Но и он стал другим. На этот раз он намеревался обзавестись самыми настоящими отношениями – с телефонными звонками, цветами и визитами к родителям.

Он поморщился, вспоминая отца, сгорбившегося над поцарапанным кухонным столом, хмуро глядящего в пустой стакан из-под виски перед собой. Ладно, визит к его семейству можно было счесть пока что преждевременным. Но, по крайней мере, он мог пригласить Мэгги в кино или на ужин.

А потом заняться с нею любовью в постели…

Калеб потер больное колено и бросил взгляд в сторону зарослей деревьев на пляже. Когда Маргред вернется, надо будет взять у нее номер телефона.

Костер зашипел и погас. Искры, подхваченные ветром, яркими блестками улетали в темноту.

Прошло много времени, прежде чем он сообразил, что она не вернется.




ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


Волны вскипали и пенились у скал на побережье острова, который селки называли Убежищем. В белой завеси брызг играла радуга. Капли сверкали на солнце подобно драгоценным бриллиантам. А еще дальше, к самому горизонту, склоняясь над сине-зеленой глубиной, убегали пенные барашки – это были лошадки Ллир, обгоняющие ветер.

Стоя в одиночестве на вершине башни на Кэйр Субай, Маргред вслушивалась в рев и грохот внизу. Смешанные ароматы земли и моря, жизни и разложения поднимались к окошку ее комнаты, подобно плетущимся розам в сказках о феях.

Она смотрела вниз на пенящееся море, ощущая внутреннее разочарование и недовольство, холодное и резкое, как ветер, задувавший в открытые и незастекленные окна.

Девушка плотнее запахнулась в бархатный халат, доставшийся ей от королевы, правившей в пятнадцатом веке. Не столько ради того, чтобы обрести тепло, сколько ради удовольствия вновь ощутить его тяжелую, богатую ткань. Маргред надеялась, что пребывание здесь, в Убежище, вместе с соплеменниками, успокоит ее душу, которая металась в тревоге, не находя себе места, последние три недели.

Увы, она ошиблась. Даже прикосновение гладкой ткани к коже не могло успокоить и погасить беспокойство, сжигавшее девушку изнутри.

Ей не было места здесь, при дворе сына морского короля, где за каждой улыбкой и в каждой беседе крылись намеки на грядущие партнерские союзы и политика. Она не искала себе очередного партнера. И ей были решительно неинтересны дворцовые интриги. Лучше оставаться в уединении моря, в независимости ее собственной территории.

– Возвращайся поскорее, – сказал тот мужчина.

И эта мысль не давала ей покоя.

Она отвернулась от окна. Гладкие мраморные плиты пола под ногами не покрывали ковры. В огромном камине не горел огонь.

В люстре, свисавшей с балочного потолка, не было свечей. В отличие от детей земли, селки не добывали полезные ископаемые, не производили товары, не выращивали зерновые и не ткали полотно. Кэйр Субай был обставлен сокровищами, спасенными после кораблекрушений: золотом викингов и корнуэльским железом, шелковыми портьерами из Франции и деревянными сундуками из Испании. Посуда на столах, включая тарелки и бокалы, была из золота и серебра, а высокие каменные стены покрывали гобелены со сценами сотворения мира: стилизованная волна, темень звездных небес, глубина и голубка, яркие краски которых сохранила магия, сочившаяся из древних камней подобно утреннему туману и отбрасывавшая тени в углах комнаты.

Дети моря не вступали в контакт с кораблями, плававшими по его поверхности. Но все, что падало с палуб, считалось навеки присвоенным ими по праву – и жизни, и вещи, принадлежавшие людям. Селки могли спасти потерпевших кораблекрушение и доставить на берег, если такая блажь приходила им в голову. Впрочем, равным образом они подбирали все, что могло доставить им удовольствие, и выносили на берег или прятали в своих пещерах, в зависимости от настроения.

Раньше, приезжая сюда, Маргред наслаждалась сокровищами Кэйр Субая. Взгляд ее отдыхал на камине, превосходно украшенном морскими чудовищами и русалками, чье причудливое устройство лишь подтверждало умение и искусство его создателя… а также странноватое чувство юмора принца. Но сейчас все эти чувства и воспоминания померкли. Исчезли. Угасли. Стали невыразительными и непримечательными. Ей надо поскорее вернуться в море.

Нет. Эта мысль оформилась в виде тумана, неосознанного, но отчетливого.

Ей следует вернуться к этому мужчине. Калебу.

На лестнице прозвучали шаги.

– Маргред?

Она вздрогнула при звуках этого глубокого голоса. Уж слишком он походил на…

– Ты одна?

В дверях возник высокий мужской силуэт. Он был одет в грубую одежду рыбака, холщовые штаны и рубашку, которая, впрочем, ничуть не скрывала необычайной красоты вошедшего.

Дилан…

Молодой селки предъявил права на соседнюю с ней территорию пару десятков лет назад. Она терпела его из-за молодости и присущего юноше чувства черного юмора. Ну да, и еще на него было очень приятно смотреть: он был красив какой-то утонченной и яростной красотой. Однажды она даже задумалась, а не закрутить ли с ним…

Она слабо улыбнулась и покачала головой. Уж слишком серьезно он старался угодить ей.

Он обратился к ней по-английски, поэтому и она ответила на том же языке:

– Как видишь.

Дилан пересек комнату и оперся локтями о подоконник рядом с ней. Выделывается, решила девушка.

Налетевший ветер взъерошил его темные волосы.

– Пожалуй, ты слишком много времени проводишь одна, – обронил он.

Маргред метнула на него изумленный взгляд.

– Ты говоришь это от своего имени? Или принца?

– Конн беспокоится о тебе, естественно.

– Не понимаю почему.

– Он хочет, чтобы ты была счастлива здесь.

– То есть он хочет, чтобы я произвела на свет детеныша селков.

– Принца очень беспокоит сокращение нашей численности, – осторожно произнес Дилан. – По результатам последнего подсчета, нас осталось меньше двух тысяч.

Маргред вопросительно выгнула бровь.

– По результатам последнего подсчета? Неужели Конн действительно верит в то, что король и другие, кто живет под волнами – так селки вежливо именовали тех, кто очень редко или вообще никогда не принимал человеческого облика, – явятся к нему, чтобы он и их сосчитал?

– Но ты же не станешь отрицать, что с каждым годом нас рождается все меньше.

Она ничего не стала отрицать. Ее неспособность родить своему партнеру ребенка стала причиной подлинной, пусть и тайной, скорби лет сорок или пятьдесят тому назад.

Маргред с деланным равнодушием передернула плечами.

– Низкая рождаемость – это цена, которую наш народ платит за бессмертие. В противном случае моря нами просто бы кишмя кишели.

– Но вместо этого наша численность сокращается. Когда-то наша популяция пребывала в равновесии, но сейчас нас умирает слишком много.

– И вновь рождаются в море, – заметила Маргред. – Так было всегда.

Как произошло и с ней самой семь веков назад.

– Не всегда. Селки, умирающие без своей кожи, не могут возродиться. Они прекращают существование.

Воспоминания нахлынули на нее, подобно крови из старой раны.

– Моего партнера убили браконьеры. Так что можешь не объяснять, что происходит с селки, который умирает без своей шкуры.

Дилан внимательно наблюдал за ней.

– Я оскорбил тебя.

Но она не собиралась доставлять ему даже такого удовольствия.

– Как бы то ни было, это так. Может, он бы и сам выбрал такую судьбу. У бесконечного существования тоже есть свои… недостатки.

– Ты чем-то недовольна?

Недовольна, опустошена, одинока, не нахожу себе места… Маргред упрямо задрала подбородок.

– Мне просто скучно.

Он впился взглядом в ее лицо.

– Я слышал, ты развлекаешься на берегу.

– Тебя это интересует, потому что…

– Быть может, тебя обслуживали бы лучше и ты получила бы больше удовольствия, если бы направила энергию на представителей своего народа.

Маргред склонила голову к плечу.

– Занимаешься сводничеством для принца, а, Дилан?

– Всего лишь высказываю дружеское предостережение. Общение с людьми может принести и неприятности тоже.

– Но ты ведь и сам – наполовину человек, разве нет?

Он строго поджал губы.

– Невозможно быть кем-то наполовину. Ты или селки, или нет. Ты или живешь в море, или умираешь на суше. Что до меня, то я – селки, как и моя мать.

Ага, значит, она-таки наступила ему на больную мозоль. Маргред снова нанесла удар в то же место, подобно детям, которые на берегу тычут палкой в медуз, чтобы посмотреть, как те сжимаются.

– Но твой отец был человеком.

– Я говорю не о своем отце.

– В таком случае расскажи мне о своей матери.

– Она утонула. В рыбацкой сети. – Порыв ветра принес с собой крики чаек. Дилан повернулся и взглянул Маргред прямо в лицо. – Потому что подплыла слишком близко к берегу.

– Еще одно предупреждение? – мягко полюбопытствовала Маргред. – Будь осторожен, Дилан. Я плохо воспринимаю предостережения. Равно как и указания.

– Что-то происходит, – настойчиво возразил Дилан. – Что-то такое, что влияет на равновесие сил. Конн боится. Мы все чувствуем это. В мире демонов происходят какие-то возмущения.

Маргред содрогнулась. Ей очень не хотелось думать, что причина беспокойства, снедавшего ее в последнее время, заключается не только в неудовлетворенной похоти. Прямая связь с человеческим существом грозила нешуточными неприятностями. Нарушение равновесия, существующего между элементалями, между детьми моря и детьми огня, было во много раз хуже.

– У демонов всегда какие-то неприятности, – сказала она. – Но разве нас это касается? Или меня? Морской народ нейтрален и не участвует в войне, которую силы Ада ведут с человечеством. Мы всегда хранили нейтралитет.

– Едва ли можно говорить о нейтралитете, – заявил Дилан, – если ты трахаешься с одним из них.

Стрела попала в цель. Она поморщилась, но потом обратила улыбку в оружие.

– Так, как делала твоя мать?

– Моя мать вышла замуж за моего отца.

Маргред растерянно уставилась на него, не веря своим ушам.

– Правда? Но почему?

Дилан злобно оскалился.

– А ты как думаешь? Потому что он забрал ее шкуру.

Ага, вот, значит, как. Селки не могли вернуться в море без своей шкуры. Смертный мужчина мог удерживать жену-селки… до тех пор, пока прятал ее шкуру. Впрочем, дети в таких союзах рождались редко – и обычно оставались людьми, – так что браки даже могли оказаться удачными. Иногда.

– После того как со мной произошло Обращение, я нашел ее шкуру, – пояснил Дилан. – Она забрала меня с собой в море.

Маргред попыталась и не смогла представить, каково это – впервые войти на землю под волнами в… Сколько ему тогда было? Двенадцать? Тринадцать? Почти взрослый, оказавшийся в совершенно незнакомом новом теле и в таком же мире.

– Наверное, это было… непривычно, – наконец выразилась она.

Дилан склонил голову в знак согласия.

– Я ощущал страшную неловкость, и это еще мягко сказано. Так что держись своего народа, – посоветовал он. – Так будет легче для всех.

Он был прав.

Конечно, он был прав.

В общем-то, его рассказ не оставил ее равнодушной. И все-таки… Маргред бросила взгляд на его горло. Он не носил трискелион,[7 - Символ трех рук или изогнутых линий, выходящих из центра.] знак хранителя, указывающего на его принадлежность к элите правителя. Но при этом Дилан оставался протеже принца, таким же его созданием, как и гончая Конна. Надо ли понимать его так, что предостережение ей было сделано из искреннего желания помочь? Или юноша преследует собственные интересы?

Оставив его, Маргред спустилась по ступеням башни к подземным пещерам под замком. Толстые каменные стены прорезали узкие полоски света. Глаза девушки быстро привыкли к полумраку. Запах океана поднимался снизу, подобно дыму костра, разведенного людьми.

Пока Маргред спускалась по винтовой лестнице, навстречу ей попалась еще одна селки, Гвинет из Гиорта. Ее босые ноги оставляли мокрые следы на камнях. Обнаженные плечи прикрывала красная накидка, подбитая соболем. Черный мех приятно контрастировал с ее молочно-белой кожей и светлыми локонами, тем не менее выбор одеяния представлялся шокирующим. Дети моря, как правило, не носили другой шкуры, кроме своей собственной.

Маргред вежливо кивнула.

– Доброй охоты, Гвинет.

Гвинет улыбнулась, обнажив острые белые зубки, сверкнувшие между мягкими розовыми губами.

– Верно, охота была доброй. Я отправилась за рыбой и поймала рыбака – мне попался траулер у мыса Кейп-Сэвидж.

– Надеюсь, рыбак оказался симпатичным.

– Вполне. Вот только продержался недолго. Зато его сотоварищи с лихвой восполнили недостаток его жизненной силы.

Маргред в изумлении приподняла брови.

– Ты что же, поработала со всем экипажем?

Гвинет пожала плечами, отчего красная накидка соскользнула еще ниже.

– Суденышко-то было маленьким. Кроме того, одного мужчину между ног не отличить от другого.

В памяти ожили воспоминания.

– Так меня зовут, – сказал мужчина, глядя на нее сине-зелеными глазами. – Калеб.

– Думаю, нам стоит потратить немного времени, чтобы узнать друг друга получше.

Маргред вспыхнула. Но она не была настолько ханжой, чтобы попрекать Гвинет тем, что думала сама.

Взгляд селки вдруг обрел проницательность и задумчивость.

– Я слышала, что ты и сама недурно поохотилась. В… Мэне, не так ли?

В груди Маргред родилось незнакомое чувство собственницы, защищающей то, что принадлежало только ей.

– Здесь, в Кэйр Субае, вы слышите слишком много, – холодно сказала она. – Хотя и слушать-то особенно нечего.

Гвинет облизнула губы язычком.

– Я всего лишь хотела сказать, что если ты наткнешься на что-нибудь вкусненькое, то не откажешь подруге в том же, верно?

Маргред опасно прищурилась. Калеб принадлежал только и исключительно ей.

– Если к тому времени сама утолю голод.

Улыбка Гвинет стала шире.

– Вот теперь ты начала говорить загадками.

– Ничуть не бывало. Не браконьерствуй на моей территории, маленькая сестренка. Или я сама тебя укушу.

Маргред пошла вниз по каменным ступеням, а вслед ей летел веселый смех Гвинет.

«Но последнее слово, – решила девушка, – осталось все-таки за мной».

Каким-то образом этому человеку, Калебу, удалось поймать ее в силки, опутать незримыми узами, словно неосторожного пловца, запутавшегося в сетях. Иначе зачем бы она вдруг решила вернуться? Мимоходом она вспомнила утонувшую мать Дилана.

– Потому что она подплыла слишком близко к берегу, – прозвучало у нее в ушах.

Маргред спускалась ниже, рев и шум моря слышались все отчетливее. На старинных каменных стенах заблестела влага. Лестница расширилась и перешла в туннель. Ступеньки закончились гладкой каменной плитой. Из входа в пещеру сюда проникал свет, открывая ряд комнат с высокими потолками, которые переходили одна в другую, становясь все шире. Вдоль стен здесь выстроились сундуки, а по полу были разбросаны сокровища.

Маргред направилась к матросскому сундучку, окованному железом и вделанному в выступ скалы. Крышку его украшали искусно вырезанные хлебные злаки и яблоки. Выскользнув из халата, она откинула крышку сундука.

Внутри лежала ее шкура, серебристо-коричневая, испещренная темными круглыми пятнами, причем их узор был уникален и спутать его с другим было невозможно. Она накинула ее на себя, одной рукой гладя тонкий мех, ласкавший грудь, а другой отбрасывая в сторону бархатный халат.

Свежий морской ветерок подхватил и растрепал ее волосы, взъерошил шкуру. Она подняла голову, втянула воздух, пахнувший ветром, и сладко содрогнулась.

Отпустив крышку сундука, Маргред отправилась за потоком воздуха назад, к входу в пещеру. Лучи света отражались от поверхности моря и искрились на скалах. За спиной у нее высились прибрежные утесы. Волны с шипением накатывались на ее бледные, стройные, человеческие ступни. Она остановилась. Вода пенилась вокруг ее лодыжек, а над океаном кружили, перекликаясь, чайки.

Маргред подняла тяжелую шкуру над головой. Ее вес ласково лег на спину и плечи. Она ощутила, как шкура обнимает ее, обволакивает и принимает в себя – наступило Обращение. Шея и руки у нее укоротились, грудь раздалась и стала шире, а бедра слились в одно. Цвет и звук потускнели и поблекли. Яркие краски слепили расширившиеся зрачки. Крики чаек казались далекими и тонкими. А запахи… О-о, это было нечто! Они нахлынули волной. В густом и вязком аромате моря смешались запахи водорослей, трески, мидий и планктона – их нес к ней на своих крыльях легкий бриз.

Задрав к ветру острую, коническую, лоснящуюся морду, Маргред глубоко вдохнула. Усы у нее задрожали. Она заковыляла по камням к воде, неуклюже помогая себе короткими ластами и напрягая сильные абдоминальные мышцы. Волна, приветствуя ее, устремилась к берегу. Она позволила ей окатить и подхватить себя, позволила увлечь за собой и заскользила по волнам, упиваясь невероятной легкостью и свободой движений.

Солнечные лучи пробивались сквозь темные волны, заросли водорослей и кораллы, кишевшие жизнью, рачками и блюдечками-моллюсками, морскими водорослями и анемонами. Здесь правили бал изящество и грациозность. Здесь властвовала свобода.

Здесь был ее дом.

Она погрузилась в прохладную, темную глубину, оставляя мысли позади. Ее тревоги и заботы унеслись вверх, подобно цепочке серебристых пузырьков, стремящихся к поверхности.


* * *

«Я смогу сделать это», – внушала себе учительница начальных классов Люси Хантер на торжественном собрании, посвященном окончанию учебного года. Она сможет пережить еще одно лето на острове. Ей уже удавались такие подвиги. Целых двадцать два раза, черт бы их все подрал!

Она ободряюще улыбнулась Ханне Блай, которая вместе с остальными членами школьного хора нервно переминалась с ноги на ногу на сцене-эстраде, установленной под баскетбольной корзиной. Местный клуб оказался битком набит учениками и их родителями. Складные стулья поскрипывали на деревянном полу спортивного зала Аромат кофе из фойе заглушал даже вездесущие запахи пыли и пота.

Самое главное в ее положении – не сидеть сложа руки, а занять себя чем-нибудь. Она могла бы бегать по утрам, а после обеда составлять планы уроков. Проект развития оранжереи, совет которого она возглавляла, собирался на свои заседания дважды в неделю. Она занималась благотворительностью в библиотеке и в церкви. При определенной сноровке и некоторой удаче она сможет весь день проводить вне дома, полностью избегая пляжа, пока занятия в школе не начнутся снова.

– На таких собраниях снова чувствуешь себя школьницей, я угадал? – негромко прошептал за ее спиной Калеб.

Испуганная и недоумевающая, Люси повернула голову. Она, конечно, заметила брата еще до начала программы – его окружали мужчины, стремясь пожать руку вернувшемуся с войны герою острова. Но когда дети затянули заключительную песенку, она решила, что Калеб выскользнет на парковочную площадку, чтобы руководить движением транспорта.

И ощутила удовольствие от того, что он предпочел отыскать ее и поговорить.

– Как хорошо, что ты здесь.

– В кои-то веки, да?

Калеб занимался ее воспитанием с тех самых пор… словом, еще с пеленок. После того как исчезла мать, прихватив с собой их тринадцатилетнего брата, больше сделать это было некому. И уж конечно, не их отцу, который отметил бегство жены тем, что вернулся к своей лодке и бутылке.

Калеб поступил в колледж, когда Люси перешла уже в третий класс. Но она запомнила его стоящим в дальнем конце комнаты на собраниях, посвященных окончанию очередного учебного года, – своего высокого, добродушного, невероятно крутого и классного, восхитительно терпеливого старшего брата.

– Ты приезжал так часто, как мог.

– Недостаточно часто.

Калеб взглядом указал на ряды складных стульев, на которых восседали родители, дедушки и бабушки. Семейство Хопкинсов в полном составе явилось отпраздновать окончание их сыном Маттом средней школы на материке. Реджина Бароне, в модных черных джинсах и стильной белой блузке, сидела рядом с матерью, Антонией, которая по случаю перехода Ника в следующий класс надела бархатный фиолетовый костюм.

– Я пропустил выпускной вечер, когда ты закончила колледж.

– Ты был занят.

Он был в Ираке. Еще одна тема, на которую они никогда не говорили.

Тем не менее Люси сделала еще одну попытку.

– Как бы то ни было, папа пришел.

– Ага. Ты писала мне об этом по электронной почте. Как все прошло?

Не слишком хорошо. Мрачный как туча Барт Хантер, в пиджаке и галстуке, хмурился всю церемонию, а на торжественном ужине принялся пить, явно чувствуя себя не в своей тарелке в шумном модном ресторанчике, который она выбрала для такого случая. И даже лязг посуды, доносившийся из кухни, и смех, звучавший за соседними столиками, не смогли заглушить отчужденного молчания между ними.

– Отлично, – соврала Люси. – Мне очень понравились цветы, которые ты прислал.

Брат многозначительно прищурился. Нет, неужели она в самом деле решила, что его так же легко сбить с толку, как любого из ее пятилетних оболтусов-учеников?

– И еще чек, – поспешно добавила она. – Это было чертовски щедро с твоей стороны.

– Я решил, что он может тебе понадобиться, если ты решишь снять квартиру где-нибудь в другом месте. В Аугусте, может быть, или в Портленде.

Люси открыла было рот… и тут же закрыла его.

– Почему ты вернулась, Люси? – спросил Калеб.

Разумный вопрос. Впрочем, ее брату всегда была свойственна разумность в делах и речах.

Но именно поэтому она никогда не смогла бы объяснить ему, почему решила вернуться. Вернуться в темный, холодный дом, в котором они выросли, вернуться к продуваемым сквозняками комнатам, в которых жила пустая оболочка их отца и призраки матери и брата.

Вернуться на остров, где – к добру или к худу – все знали, кто они такие и что с ними сталось.

Вернуться к морю, которого она боялась и ненавидела, но без которого не могла жить.

А ведь она попыталась. Один раз. Убежала, добралась автостопом от Порт-Клайда до самого Ричмонда, и все только для того, чтобы прийти в себя на грязном полу туалета при бензозаправке, когда ее выворачивало в унитаз. При воспоминании об этом у Люси до сих пор мороз пробегал по коже.

Грипп, решил доктор на острове, когда Калеб нашел ее и привез домой.

Стресс, безапелляционно заявил ассистент врача в колледже, когда она грохнулась в обморок в Дартмуре, где ей предложили стипендию.

Люси не знала и не понимала причин того, что с ней случилось. Но путем осторожных опытов и экспериментов она выяснила, что ей лучше не удаляться более чем на двадцать миль от океана. И на учебу она поступила в колледж штата в Мэйчиасе, до которого от залива можно было дойти пешком.

Люси облизнула губы.

– А ты?

Калеб в деланном удивлении приподнял бровь.

– Я? У меня здесь работа.

– И у меня тоже.

– А как насчет жизни?

Она упрямо выпятила подбородок.

– Это и есть моя жизнь. Впрочем, ты ведь тоже здесь.

– Мне тридцать три, – возразил Калеб. Мягко и благоразумно, как всегда. – А тебе всего двадцать три. Так что не стоит торчать здесь безвылазно.

Люси не стала указывать брату на то, что десятилетняя разница в возрасте не давала ему права навязывать ей свою волю. Он желал ей добра. Как всегда.

– И тебе тоже.

Выражение его лица мгновенно изменилось, как будто на окне задернули занавеску.

– В данный момент это не является жизненной необходимостью.

Она не решилась настаивать. Открытое общение не относилось к числу их семейных ценностей. Люси даже не успела познакомиться с бывшей женой Калеба – также известной под кличкой «сука» – до их свадьбы, равно как ей не были известны пикантные подробности их развода. Но сейчас ей казалось, что вмешиваться в личную жизнь брата безопаснее, чем обсуждать свою.

– А как насчет той женщины, о которой ты наводил справки пару недель назад? Маргарет как-ее-там?

– А что насчет нее?

– Ты собираешься еще раз повидаться с нею?

– Нет. Она уехала, – добавил он, прежде чем Люси успела поинтересоваться, почему нет.

– Вот как…

Будь проклят ее длинный язык! Вот почему члены их семьи так мало и так сдержанно разговаривали друг с другом. Слишком много неловкостей при этом возникало. Она попыталась как-то исправить положение:

– Что ж, может быть, она еще вернется. Типа чтобы нанести визит.

– Нет, – снова повторил Калеб тем самым «оставь эту тему, Люси» тоном, который она так хорошо знала. – Она не вернется.


* * *

Она не вернется.

Калеб стиснул рулевое колесо джипа так, что побелели костяшки пальцев. Ну что же, отлично. Он пытался начать здесь новую жизнь. Так что в его планы не входило преследование очередной женщины, которая не собиралась задерживаться в этой жизни, пусть даже выглядела при этом как ангел.

Что, впрочем, отнюдь не объясняло, почему в девять часов вечера за рулем полицейского джипа он направлялся в сторону мыса по старой Олд-Норт-роуд.

В памяти у него вновь зазвучал голос Мэгги: «По вечерам я люблю гулять по пляжу».

Однако в течение последних трех недель он ее там не видел.

Но ведь она была туристкой. Перелетной птичкой. Отклонением. Досадной ошибкой.

А его иначе как идиотом и назвать-то было нельзя, потому как он отчаянно хотел ее снова.

Нахмурившись, Калеб вглядывался в темноту за ветровым стеклом. Собственно, потратить свое время он мог с гораздо большей пользой, потому что намного более важные вещи требовали его внимания.

Теплая погода принесла с собой массовый наплыв туристов. Причалы и пристань запестрели разноцветными полотенцами, которые сохли на веревках во дворах сдаваемых внаем коттеджей. На воду плюхались лодки, а иногда и сами лодочники. Отпускники не могли найти ключи от своих домов и машин, теряли собак и – заодно – терпение. За последнюю неделю Калебу пришлось разбираться с двумя столкновениями лодок в море, небольшой аварией на дороге, мелкой кражей в гостинице, а также полудюжиной пьяных драк и их зачинщиками. А свое «свободное» время он вынужден был посвятить тому, чтобы вдохнуть некоторое уважение к ограничению скорости движения по городу и полному запрету езды на автомобилях по пляжу.

На последнем заседании городского совета Уиттэкер вылез с предложением о запрете даже хождения по пляжу, что привело к нешуточным словесным баталиям между ревнителями охраны природы и предпринимателями, которым летний туристический сезон нужен был для того, чтобы протянуть остальную часть года. Калеб нашел компромиссное решение – увеличить число патрулей и размер штрафа для тех, кто будет мусорить на пляже, – которое на время охладило горячие головы. Но лишние часы, проведенные вдали от конторы, тяжким грузом ложились на его больную ногу и приносили дополнительную головную боль в виде бумаг, с которыми он не успевал разобраться.

И это еще одна причина, почему ему следует вернуться домой, обложить колено льдом и с головой погрузиться в служебную писанину.

Калеб невидящим взглядом смотрел перед собой в ночь, и в груди у него родилась боль, которая вполне могла соперничать с той, что терзала сейчас его ногу.

Невинные вопросы сестры пробили брешь в его тщательно выстроенной обороне.

А как насчет той женщины… Маргарет как-ее-там? Ты собираешься еще раз повидаться с ней?

Сделаю еще один, последний круг, решил Калеб. Нынче вечером на улицах было полно людей, которые присутствовали на школьном выпускном вечере. А потом, когда он будет уверен, что они благополучно добрались домой…

Костер.

На мысу. Отблески пламени были видны даже сквозь деревья, которые в изобилии росли вдоль обочины.

Ощутив, как тяжело и гулко забилось в груди сердце, Калеб с раздражением встряхнул головой. Кого он дурачит? Ее там все равно не было. Мэгги. Она ни разу не появилась за эти три недели.

И ни одного проклятого шанса на то, что она передумала именно в эту ночь, когда он решил не ездить на пляж.

Скорее всего, опять подростки хулиганят. Или любители жарить моллюсков на природе припозднились. Тем не менее, в силу своей должности Калеб обязан все проверить. Костры можно было разводить только в зоне, отведенной для пикников и кемпинга, и только при наличии разрешения. Он поморщился. И это не говоря о том, что если огонь заметит Уиттэкер, то адвокат опять поднимет такой вой, что небесам тошно станет.

Колеса джипа подпрыгнули, съезжая с дороги на песок и гравий. На обочине никого не было видно, в чистом небе над головой ярко светила полная луна.

В полумраке под соснами было пусто, и Калеб нахмурился. Здесь должны были стоять машины. Разве что развеселая компания приплыла на лодке.

Он не стал выключать свет и не заглушил двигатель. В Портленде у каждого полицейского автомобиля на приборной панели был смонтирован камкордер.[8 - Портативная видеокамера со встроенным видеомагнитофоном.] Но здесь, на Краю Света, об этом оставалось только мечтать. Прежний шеф полиции Рой Миллер как-то не интересовался последними новинками технического прогресса, и пока что городской совет наотрез отказывался раскошелиться на новомодную аппаратуру только потому, что того пожелал новый начальник.

Калеб вынужден был признать, что, быть может, в этом есть свой резон. Вряд ли ему могла понадобиться видеозапись вечеринки у костра.

Он с трудом вылез из автомобиля, чувствуя, как мышцы усталой правой ноги сократились и напряглись, принимая его вес. В горле появился противный, резкий привкус. Чего-то горящего.

Горящего на пляже.

Причем отнюдь не чистого пламени вынесенного на берег плавника и не соленого привкуса моря от жарящихся мидий. Запах был жутким, смешанным. Такой вонью топлива и сожженной плоти разило от сгоревших останков его «хаммера», который напоминал воскресное жаркое на залитой палящим солнцем дороге в Багдад.

Едкий дым и воспоминания заставили Калеба мгновенно покрыться потом. Нет, сейчас все нормально, и с ним все в порядке: он патрулирует пляж в местечке со смешным названием Край Света, а не обеспечивает безопасность конвоя по коридору смерти в Ираке.

И все-таки он вынул из кобуры револьвер. Стараясь не дышать, он осторожно ступил под тень деревьев.

Над почерневшими кусками дерева бушевал и ревел огонь: потоки ослепительно-белого жара смешивались с оранжевыми языками пламени. Море и небо слились воедино, и на этом черном фоне вихрились клубы красного дыма.

Никаких жестянок из-под пива. Никаких одеял. Никаких подростков. Людей не было вообще.

Вон там. Дрожа и изгибаясь в волнах горячего воздуха, четко обрисованная сердитыми всплесками пламени, какая-то фигура – мужчина? – высокая, тонкая и странно текучая, наклонилась, чтобы вытащить очередную палку из кучи, лежавшей у ног.

Куча пошевелилась. Сердце Калеба учащенно забилось. Значит, никакая это не куча. Собственно, она очень походила… Он даже готов был поклясться, что и в самом деле она очень походит на…

Господи Иисусе!

Он поднял револьвер. Сейчас вместо него действовали инстинкты, вколоченные годами подготовки.

– Полиция! Не двигаться!

Фигура замерла над смятой кучей.

Рука Калеба, сжимавшая рукоятку револьвера, стала мокрой от пота. Ладно. Сейчас… Ладно, все в порядке. Он не сводил глаз со скорчившейся фигуры, не смея опустить взгляд на молчаливую кучу у края костра. Ветер снова швырнул ему в лицо запах гари.

Теперь Калеб дышал широко раскрытым ртом.

– Встань. Медленно. Держи руки над головой, чтобы я их видел.

Высокая темная фигура колыхнулась на фоне языков пламени, руки медленно поползли за голову. Пустые руки, с облегчением отметил Калеб. Он сделал шаг вперед.

И с ужасом увидел, как фигура закружилась, словно в вихре, и бросилась прямо в огонь.

Калеб закричал и прыгнул вперед. Раненая нога завязла в песке и подогнулась. Он упал на колени, и ночь взорвалась искрами и брызгами боли.

Дыши. Ползи.

Он не видел и не слышал того малого. Того самого, который только что прыгнул в огонь. Но зато чувствовал, как он сгорает в пламени. Вонь забивала ноздри, а в горле першило так, будто он глотнул кислоты.

Пошатываясь, Калеб с трудом поднялся на ноги, кровь барабанным боем шумела в ушах. Лицо и руки обдавало жаром, когда он подбежал к огню достаточно близко, чтобы в куче на песке узнать очертания тела. Обнаженного женского тела, лежавшего ничком, с кожей, отливающей оранжевым в отблесках пламени. И вид ее – обнаженной, светящейся, хорошо сложенной – обжег ему глаза.

Сердце у Калеба остановилось.

Мэгги…




ГЛАВА ПЯТАЯ


Калеб прыгнул вперед.

Мэгги…

Наклонившись, он потянулся к ней. Волна жара обожгла ему лицо и руки. Колено пронзила боль. Схватив девушку за голую лодыжку, он оттащил ее подальше от жадных языков пламени.

Ее волосы слабо тлели. Проклятье!

Калеб подхватил ее на руки. Голова Мэгги безвольно упала ему на грудь. Ему оставалось только надеяться, что у нее не сломана шея. В ярком лунном свете она выглядела как призрак той самой чертовой оперы: половина ее лица серебрилась в лучах ночного светила, а вторая оставалась разительно черной, залитой кровью.

Пошатываясь, Калеб поднялся на ноги и неуверенно побежал к воде. Каждый шаг отдавался в колене резкой, сверкающей болью. Но какое это имело значение, если Мэгги, теплая и мягкая, лежала у него на руках. Теплая и… живая? Он принялся суетливо щупать у девушки пульс. Ага, вот здесь, на шее, под кончиками его пальцев едва билась слабая жилка. Благодарю тебя, Господи!

Наступило время отлива. Он опустил Мэгги на твердый влажный песок, задыхаясь от усилий и боли, когда больная нога приняла на себя вес их тел. Затем Калеб принялся методично, одну за другой, гасить искорки в волосах девушки. Они покалывали его голые ладони.

«Дыхательные пути? Чистые. Дыхание? Затрудненное. Кровообращение…»

Над левой бровью у нее зияла открытая рваная рана, как раскрытый в безмолвном крике рот. Впрочем, кровотечение его не слишком беспокоило. Раны в голову всегда обильно кровоточат. А вот то, что девушка не приходила в сознание, беспокоило его, и весьма. Этот гад, должно быть, изо всех сил ударил ее по голове.

Калеб сорвал с себя куртку и принялся укутывать ее. На песок с шепотом накатывалось море, дергая его за брюки, обнимая ее белые пальцы ног и лодыжки. Калеб выругался.

Но холодная вода привела Мэгги в чувство. Она слабо застонала.

– Все в порядке, – заверил ее он, хотя в действительности все обстояло с точностью до наоборот: она была обнажена, истекала кровью, а тот урод, который сотворил с нею такое, прыгнул в огонь. – С тобой все будет в порядке.

Он потянулся за сотовым телефоном.

Мэгги резко села, отпрянула от него и поползла к огню.

– Эй!

Он всем телом навалился на нее сверху, прежде чем она успела обжечься. Девушка отчаянно сопротивлялась, как попавший в капкан дикий зверь, бешено извивалась под ним и царапала его ногтями. Калеб удерживал ее, стараясь не сделать ей больно и сохранить ясную голову.

– Успокойся, – шептал он ей на ухо. – Это я. Это Калеб. Успокойся, прошу тебя.

Она повернула голову и укусила его.

О господи…

Он схватил ее рукой за шею и сжал. Не слишком сильно, чтобы не осталось синяков – во всяком случае, он надеялся на это, – но достаточно крепко, чтобы привлечь ее внимание.

– Прекращай! – скомандовал он.

После этого силы, похоже, моментально оставили девушку. Она лежала под ним неподвижно, как десятидолларовая шлюха. Или труп. Из раны у нее на лбу сочилась кровь.

– Мэгги…

– Костер… – Она с трудом выдавила это слово сквозь стиснутые зубы. – В… костре.

Он было решил, что девушка имеет в виду драматический прыжок в огонь напавшего на нее негодяя. Но с таким же успехом он мог и ошибаться. Возможно, судьба того малого ничуть ее не беспокоила.

В душе у него зашевелился червячок сомнения, отвратительное создание, высунувшее голову из-под гнева и страха. Она ведь голая. Может…

– Я сейчас встану и посмотрю, – сказал Калеб. – Но ты должна оставаться здесь.

Мэгги кивнула – если только это можно было назвать кивком, учитывая, что он все еще держал ее за шею.

Отпустив девушку, Калеб заковылял по пляжу к костру. Он был добрых десять футов в высоту и шесть футов в длину и по-прежнему пылал в ночи, как луч маяка, грозя вот-вот вырваться из-под контроля Он удивился, что никто до сих пор не вызвал пожарных. На добровольцев как раз и рассчитывали в борьбе с таким вот дерьмом. Калеб внимательно оглядел пляж. Что же, песок и скалы, по крайней мере, представляли собой слой естественной изоляции, да и костер развели на достаточном расстоянии от деревьев, так что можно было надеяться, что разлетавшиеся во все стороны искры не подпалят остров.

В самом центре костра полыхало настоящее бревно, распространяя вокруг обжигающий жар и выбрасывая столб чистого пламени. Никто не смог бы выжить после прыжка в это адское пекло.

Значит, он должен заметить тело, верно? Или его останки. Человеческое тело горит плохо. Слишком много в нем воды. Даже после кремации сохраняются большие фрагменты костей.

То есть что-нибудь… должно остаться.

Но вместо этого перед ним ревел ясный и чистый огонь. Калеб принюхался. Даже едкий запах, который оглушил его, когда он только прибыл на место преступления, почти развеялся.

Так какого же черта он видел? Что здесь произошло, будь оно все проклято?

Песок был изрыт.

У него не было ни малейшего шанса приступить к тщательному осмотру места происшествия до наступления утра.

Кроме того, на руках у него оказалась обнаженная, истекающая кровью девушка, которой срочно нужна была медицинская помощь.

Калеб снова посмотрел на огонь, потом бросил взгляд в сторону деревьев. Будь он в Портленде, в его распоряжении оказались бы объединенные усилия городской полиции, управления пожарной охраны и службы экстренной медицинской помощи. Будь он в Ираке, он мог бы рассчитывать на поддержку своего подразделения.

Или мог оказаться прижатым к земле горящими останками своего «хаммера», с торчащей из ноги бедренной костью, отстреливающимся от противника из девятимиллиметровой «беретты», а рядом с ним девятнадцатилетний парнишка истекал кровью, которая впитывалась в пыль и грязь.

Иногда приходится обходиться тем, что есть под рукой.

Калеб снова протянул руку, чтобы достать свой сотовый, как вдруг ощутил присутствие Мэгги за спиной. Она слабо дышала ему в затылок.

Можно подумать, он и вправду ожидал, что она останется на месте только потому, что он так сказал. В памяти у него всплыли последние слова, которые он сказал ей тогда, три недели назад: «Возвращайся скорее».

Он обернулся.

Девушка стояла на пляже позади него. Под распахнутой курткой молочным блеском сияло ее обнаженное тело, кровь из раны на лбу отливала черным, а растрепанные волосы окутывали голову волшебным ореолом в ярком лунном свете. Волна самых разных чувств – гнев, желание, отчаяние! – погребла его под собой, сосредоточившись где-то внизу живота.

– Почему бы тебе не рассказать, что здесь произошло? – мягко предложил он, не сводя взгляда с ее лица.

Она смотрела мимо него в огонь.

– Ты сказал, что пойдешь и взглянешь, – обвиняющим тоном заявила она.

Справиться с враждебностью намного легче, чем с истерикой, но какая-то часть его сожалела, что она не плачет, не прижимается к нему, словом, не делает чего-нибудь в этом роде, потому что тогда он мог бы утешить ее.

– Я смотрел, – возразил он. – И взгляну еще раз, утром.

– Утром будет слишком поздно.

– Мэгги…

«Да ведь я ревную!» – сообразил вдруг Калеб. И испугался, что его чувства помешают тому, что отныне становилось полицейским расследованием.

– Для него уже и так слишком поздно.

Она злобно оскалилась.

– Не для него. Его тебе все равно не найти. Мне нужно то, что он отнял у меня.

Калеб задумчиво потер ноющую руку. Она укусила его. Как зверь. Должно быть, ей действительно очень нужно было это… чем бы оно ни было.

– И что же это такое?

– В костре.

– Что он отнял у тебя, Мэгги?

Она уставилась на него ничего не выражающим взглядом. Шок, решил Калеб. Ему уже приходилось видеть подобное. У жертв, над которыми суетились врачи на обочине дороги после аварии, у солдат на носилках после атаки неприятеля – быстрое дыхание, расширенные зрачки, бесконечное повторение одного и того же. Она явно пребывала в шоке.

Или страдала от сотрясения мозга.

Его охватило беспокойство. Он не мог и дальше засыпать ее вопросами подобно неопытному новичку, проводящему первый допрос. Ей нужно было время и врачебный уход, прежде чем она хотя бы начнет понимать то, что здесь произошло.

А что, собственно, произошло? Он своими глазами видел – Калеб готов был поклясться в этом, – как мужчина прыгнул в огонь, не оставив после себя и следа. Ну и какой, к чертям собачьим, отсюда можно сделать вывод?

Он раскрыл телефон.

– Что ты делаешь? – спросила Мэгги.

– Звоню Донне Тома, нашему островному врачу. Нужно, чтобы кто-нибудь осмотрел шишку у тебя на голове.

«И проверил на предмет изнасилования». Это была следующая мысль. В груди у него развернулась змея холодной ярости.

Она приложила руку ко лбу, а потом взглянула на свои пальцы так, словно никогда раньше не видела крови. Глаза ее были темными и непроницаемыми.

Калеб стиснул зубы. Когда он установит, что произошло, когда найдет ублюдка, который так поступил с ней, он своими руками сунет его в огонь.


* * *

Ее шкура исчезла.

Украдена.

Сожжена.

Уничтожена.

Она почувствовала, как страх липкими лапами схватил ее за сердце, как оно оборвалось и ухнуло в глубокий и холодный колодец. Маргред попыталась взять себя в руки и успокоиться. Она выжила, несмотря ни на что, напомнила она себе. А ведь все могло быть намного хуже.

Маргред в отчаянии уставилась на свои перепачканные кровью пальцы. Интересно, куда же еще хуже? Да, сейчас она жива, но без своей шкуры никогда не сможет вернуться в море. Никогда не сможет вернуться в Убежище. Не имея возможности прибегнуть к колдовской силе острова, она состарится. Она проживет короткую жизнь, свойственную человеческим существам, и умрет, чтобы никогда не родиться вновь.

Страх вырвался наружу, парализуя волю. Маргред пыталась подавить его, загнать обратно, но это было то же самое, как поворачивать море вспять голыми руками.

У бесконечного существования есть и свои… недостатки.

Так она заявила Дилану каких-то нескольких часов назад. А теперь… теперь…

От страха и отчаяния она крепко зажмурилась. Какой же глупой она была!

Прибор в руке Калеба со щелчком закрылся. Открыв глаза, она увидела, что он с состраданием внимательно смотрит на нее.

Она мгновенно, пусть и инстинктивно, выпрямилась.

– Донна может принять тебя в больнице, – сообщил он. – Я попрошу Теда Шермана отвезти тебя туда. Это один из наших добровольных пожарников.

«Пожарник…» – тупо подумала она. Хотя, в общем-то, это имело смысл. Она еще успела уловить дуновение чего-то – демона – перед тем, как удар по голове отправил ее в беспамятство. Она не предполагала, что у людей достанет храбрости и знаний выставить пожарника против огненного демона, но кто знает…

И только потом ее оцепеневший мозг осознал то, что Калеб вложил в свои слова.

– Нет, – сказала она, – я не могу уйти с пляжа.

– Почему?

Маргред открыла было рот, но слова не шли с языка. Ей не было никакого смысла оставаться здесь. Ее здесь более ничто не удерживало. Шкуры котика не было. Возможности спастись – тоже. Надежды не осталось. Это горестное открытие, мрачное и гнетущее, как рассвет над неприглядно обнажившимся после отлива берегом моря, поразило ее в самое сердце. С губ уже готов был сорваться звериный вой, к горлу подступил комок.

Человек наблюдал за ней. В складках его рта притаилось сочувствие, а глаза были понимающими и добрыми.

– Я приеду к тебе, – пообещал он. – Как только обеспечу неприкосновенность места преступления.

Он собирался оставить ее одну. Он собирался оставить ее. Одну.

Маргред вздрогнула от негодования и неожиданного чувства утраты. Знакомый мир рушился на глазах. Ей казалось, что и сама она растворяется в пустоте, как вода, уходящая сквозь пальцы. Нет, она не должна выпускать из рук единственного человека, которого знала.

Разумеется, Калеб – смертный, человеческое существо, но, по крайней мере, знакомое существо.

– Я не поеду. То есть не поеду одна, без тебя.

– Может, я позвоню кому-нибудь? – Его глубокий голос поразил ее своей нежностью. – Кому-нибудь, кто мог бы побыть с тобой.

– Нет.

– Подруге? Члену семьи?

Маргред почти не помнила лица матери, которая последовала за королем под волны много веков назад. А о судьбе отца она вообще ничего не знала. Ни партнера, ни детей у нее не было. Она охотилась, спала и жила одна.

Она отрицательно покачала головой и поморщилась.

Между бровей Калеба пролегла морщинка.

– Совсем никого?

Руки ее, спрятанные под обшлагами рукавов, сжались в кулаки. Его жалость раздражала ее. В конце концов, она принадлежит к народу селки, Перворожденных, детей моря.

Точнее, принадлежала.

В море, на собственной территории, отсутствие родственников никогда особенно ее не беспокоило. Но, похоже, в мире людей все так или иначе связаны друг с другом родственными узами.

Он не должен заподозрить, что она не принадлежит к его миру.

Она позволила себе покачнуться, позволила куртке распахнуться, обнажив грудь. Ей было совсем нетрудно изобразить головокружение. Голова раскалывалась. Ноги подгибались. Нападение демона испугало – и ослабило – ее намного сильнее, чем она склонна была признать.

– Я… не могу сейчас думать ни о чем. Я не помню.

Калеб не смотрел на ее грудь. Взгляд его чистых зеленых глаз оставался прикованным к ее лицу с настойчивостью, от которой Маргред стало неуютно.

– Ладно, – медленно протянул он. – Пожалуй, будет лучше, если ты подождешь в джипе, пока не появится Тед, а потом я отвезу тебя к врачу.


* * *

Внутри его автомобиля – джип, повторила про себя Мэгги – было темно и тепло. Здесь пахло металлом, маслом и мужчиной. Запахи суши. Чужие запахи. И здесь, в темной тишине, ее настигла реакция на произошедшее, сокрушительная реакция, подрывающая ее хрупкое самообладание. Крыша и стенки автомобиля давили на нее, как железные прутья клетки. Мэгги поерзала на прохладных кожаных подушках сиденья. Она задыхалась, кровь стучала у нее в висках и даже испачкала кончики пальцев, несмотря на сложенный белый квадратик, который дал ей Калеб.

Дверца со стороны водителя распахнулась, и на сиденье рядом с нею скользнул Калеб. Его крупное тело настолько внезапно и угрожающе возникло из темноты, что Мэгги едва не подпрыгнула от неожиданности.

– Ну вот, все устроилось, – заявил он. – Ты не забыла, что платок нужно прижимать к ране?

Она осторожно кивнула, словно боясь, что голова отвалится. Его губы изогнулись в слабой улыбке.

– Хорошая девочка. Кровь все еще течет?

Ее пальцы были теплыми и липкими.

– Не очень.

– Хорошо. Очень хорошо. – Он сунул ключ куда-то сбоку от рулевой колонки, джип вздрогнул и пробудился к жизни. Калеб искоса взглянул на нее. – Пристегнись.

Она непонимающе уставилась на него.

Калеб поджал губы, потом потянулся к ней. Маргред судорожно вздохнула, когда он плечом прижал ее к спинке сиденья, а твердая рука скользнула по ее груди. Он едва не ударил ее локтем в лицо. Калеб протянул поперек ее тела какой-то ремень и со щелчком застегнул его у бедра.

Давление на ее грудь усилилось.

Калеб отстранился от нее.

– Ну, теперь можно ехать.

Во рту у Мэгги пересохло. Никуда она не могла уехать. Она была пристегнута здесь. Связана по рукам и ногам. Попала в ловушку.

Калеб поерзал на сиденье, перетягивая таким же ремнем свою широченную грудь, и недовольно зашипел, когда больное колено ударилось о рулевое колесо. Охватившая ее паника начала понемногу рассеиваться.

– Тебе понравится Донна Тома, – добавил он, когда Мэгги ничего не ответила. – Она вышла на пенсию и поселилась на острове пять лет назад, но потом поняла, что бездействие – не для нее. Она уговорила городские власти открыть для нее больницу, так что теперь с успехом справляется со всеми хворями, из-за которых пациента не стоит отправлять в клинику в Рокпорте.

Мэгги заставила себя вслушиваться в его слова, как будто в них крылся ключ к решению ее проблем. Как будто ей было не все равно. На самом деле ей было наплевать, что он там говорит. Но звук его глубокого, спокойного голоса и уверенная манера вести себя оказывали благотворное, умиротворяющее действие.

А Калеб пустился в рассуждения о городском бюджете и новом рентгеновском аппарате, негромко произнося бессмысленные слова, которые заполняли тишину в салоне и накатывались на нее, как прибрежные волны. Она прижалась ноющим виском к прохладному стеклу и молча смотрела в темноту, мелькающую за окном джипа.

Он умолк. Остановилась и машина.

Маргред вздрогнула, подняла голову и увидела, что он смотрит на нее.

– Ты специально это сделал?

– Сделал что? – с непроницаемым лицом полюбопытствовал он.

– Убаюкал меня разговорами, так что я заснула?

Калеб улыбнулся. У нее вдруг возникло ощущение, что он не принадлежит к числу мужчин, которые улыбаются легко и часто. Теплое чувство растопило лед у нее в груди.

– Это входит в мои служебные обязанности, мэм.

Маргред поправила его куртку у себя на плечах. Внимательно осмотрела звезду шерифа, сверкающую у него на карманчике рубашки.

– Это и есть твоя работа?

– Иногда.

Взгляды их встретились. Она вновь ощутила странное и приятное сосущее ощущение в животе.

– Иногда работа превращается в удовольствие и становится личным делом.


* * *

«Получается, это действительно мое личное дело», – подумал Калеб. Нравится оно ему или нет.

Мэгги сидела, выпрямившись и напряженная как струна, на обитой войлоком мягкой кушетке. В ее глазах загнанного зверя плескался ужас. Она поменяла его окровавленный носовой платок на больничный пузырь со льдом, а его куртку – на дешевое бумажное платье. И хотя Калеб понимал, как важно облегчить ее боль, сделать так, чтобы опухоль уменьшилась, и сохранить остатки вещественных доказательств, ему хотелось обнять ее, согреть теплом своего тела. Словом, проявить заботу.

Она не цеплялась за него и не плакала. Но когда Донна Тома выразила сомнение в целесообразности его присутствия в комнате для осмотров, Мэгги невыразительным голосом обронила:

– Он со мной.

Так что теперь Калеб занимал весь угол в изголовье кушетки, а доктор пристроилась в ногах. Несмотря на ноющую боль в бедре, присаживаться он не стал. Просто не мог. В джипе он разыграл недурную сценку железной уверенности и непоколебимого спокойствия, но его снедала жажда действия, жалость, восхищение и холодная ярость.

Прислонившись к стене, он наблюдал, как Мэгги ставит галочки на медицинском бланке. Закончив, она протянула папку с зажимом доктору.

На круглом лице Донны под шапкой волос цвета перца с солью морщинки как-то не прижились, но сейчас она озабоченно нахмурилась.

– Вы оставили много прочерков.

Рука Мэгги в бумажном рукаве, лежащая на колене, вздрогнула.

– Я не знаю, что писать.

Донна поджала губы.

– Фамилия? Возраст? Адрес?

С нарочитой медлительностью Мэгги отпустила рукав платья и снова поднесла к голове пузырь со льдом.

– Я не помню.

Калеб пошевелился в своем углу.

– Вы теряли сознание? – поинтересовалась у Мэгги Донна.

Вместо девушки ответил Калеб.

– Да.

– Надолго?

Мэгги заколебалась.

– Она была без сознания, когда я прибыл на место преступления. Скажем, минут пять, по крайней мере.

– Эта рана у вас на голове была намеренно нанесена другим человеком?

Мэгги посмотрела на Калеба.

– Теперь ты в безопасности, – мягко и негромко сказал он. – Так что нет необходимости защищать его.

Она твердо сжала пухлые губы.

– Я никого не защищаю.

– Итак, рана была нанесена преднамеренно? – продолжала доктор.

– Полагаю… что так.

– Когда я появился на пляже, над ней кто-то стоял, – вмешался в разговор Калеб. – Он мог ударить ее палкой. Там повсюду валяется много плавника.

– Так оно и было на самом деле? – настойчиво продолжала расспросы Донна.

Мэгги пожала плечами, отчего бумажное платье предательски соскользнуло с одной стороны.

– Ты помнишь, как пришла на пляж? – обратился к ней Калеб.

Секундная, почти незаметная заминка. Жертвы нападения зачастую оказывались ненадежными свидетелями. Они слишком уж стремились угодить или боялись репрессий. Так что девушка могла испытывать неуверенность относительно того, что случилось, или пребывать в шоке, или просто не находить нужных слов. Да она могла быть в полной растерянности, вот и все.

Или лгать.

– Не совсем, – ответила она наконец.

– Ты видела кого-нибудь, когда пришла на пляж? – не унимался Калеб.

– Я… нет.

– Расскажи мне обо всем, что ты видела.

– Костер.

– Что еще?

Мэгги покачала головой, то ли от отчаяния, то ли не зная, что еще добавить.

– Я больше ничего не помню.

Донна взглянула на Калеба.

– Травма головы, – пробормотала она. – Это вполне возможно.

– Ретроградная амнезия? Но разве не поражает она только недавние воспоминания? Непосредственно до и после события?

– Может, ты позволишь мне закончить осмотр, прежде чем ставить диагноз, а? – Доктор перевела взгляд на папку с зажимом, лежащую на коленях. – Вы принимаете какие-либо лекарства? По рецепту или самостоятельно?

– Нет, ничего подобного.

– Противозачаточные таблетки?

– Нет, – твердо ответила Мэгги.

В памяти у Калеба, подобно вспышке молнии, возникла недавняя сценка.

– Ты можешь забеременеть, – предостерег он.

– Нет, – ответила она и сомкнула губы на его плоти.

– Я могу дать вам кое-какие препараты, – сказала Донна. – Если мы придем к выводу, что беременность возможна.

Калеб вздрогнул и вернулся к действительности.

– Она невозможна, – упорствовала Мэгги.

Доктор откашлялась.

– Примерно в пяти процентах изнасилований мы обнаруживаем, что…

– Меня не насиловали.

Калеб мгновенно уцепился за ее слова.

– Только что ты говорила, что ничего не помнишь.

– Этого мне и не нужно помнить, – решительно заявила девушка. – Я бы знала.

Ему хотелось верить ей.

Хотя опыт подсказывал, что для сомнений имеются веские основания. Когда он нашел ее, она была обнажена и без сознания. Так что с ней можно было сделать все что угодно. Живот у него свело судорогой. Что угодно…

Она могла просто не помнить. Или решила все отрицать.

– В этом легко убедиться, – предложил он.

В темных, бездонных глазах заблестел опасный огонек.

– Легко для кого?

Калеб не нашелся что ответить.

Донна постучала кончиком ручки по папке с зажимом.

– В таком случае еще несколько вопросов, и все.

Калеб сунул руки в карманы и не сводил глаз с Мэгги, пока та негромким, ясным голосом отвечала на вопросы врача. Но ее ответы не сказали им ничего.

Она не знает.

Она не помнит.

Она не знает, что сказать.

– Когда у вас последний раз была менструация?

В голосе доктора сквозило раздражение, смешанное с отчаянием. Калеб даже ощутил к ней мимолетную симпатию.

– Не помню.

– Вы ведете половую жизнь?

Короткая пауза, и он почувствовал, как напряглись мышцы. Врач предприняла новую попытку.

– Вы помните, когда последний раз занимались сексом?

Что-то она все-таки помнила. Он понял это по ее глазам.

– Все нормально, – заявил Калеб тоном, каким успокаивал новобранцев в своем подразделении. – Тебя никто ни в чем не обвиняет. Мы просто хотим понять, что произошло, чтобы помочь тебе.

– Итак, когда был последний раз? – напомнила о себе Донна.

Лицо Мэгги было бледным и собранным. На шее у нее нервно билась голубая жилка.

– Три недели назад. Три недели…

Ему вдруг стало трудно дышать.

– А сегодня вечером?

– Не понимаю.

– Что ты делала на пляже сегодня вечером?

Взгляд Мэгги встретился с его взглядом. Глаза ее были темными и непроницаемыми.

– Искала тебя.




ГЛАВА ШЕСТАЯ


Донна переводила взгляд с Мэгги на Калеба, и в глазах ее мелькнуло подозрение.

– Получается, вы знакомы?

Мэгги молчала.

Калеб не мог ее винить. Их отношения доктора никоим образом не касаются. Или, во всяком случае, не касались бы при обычных обстоятельствах. Увы, обстоятельства трудно было назвать обычными. Мэгги стала пациенткой Донны. А Калеб… Что ж, он готов был рассказать все, что врач хотела бы услышать, чтобы она смогла оказать девушке квалифицированную помощь.

Ладно, положим, он не знает ни фамилии Мэгги, ни ее любимого цвета, ни постоянного места жительства, ни дорогих сердцу игрушек ее детства. Зато они занимались сексом на столе для пикника. Причем дважды. Это же должно что-нибудь да значить?

Знаком ли он с ней?

– Да, – ответил он.

– Итак… – Донна поджала губы. – Есть какие-нибудь предложения относительно того, кто будет выступать в качестве ответственной стороны?

Все правильно. Страховка за причиненный ущерб покроет лишь часть медицинских расходов.

– Пишите мое имя, – распорядился Калеб. – По крайней мере, пока мы не свяжемся с кем-либо из членов ее семьи.

Вот так просто и обыденно он предъявил на нее права.

Калеб знал, что отныне, когда он будет патрулировать пристань или заглянет в ресторанчик Антонии на чашечку кофе, за его спиной начнутся понимающие подмигивания и перешептывания, а ему самому придется выслушать ехидные подначки и преувеличенно невинные вопросы.

Но пока к Мэгги будут относиться как к девушке местного шефа полиции, она, во всяком случае, окажется под негласной защитой сплоченного и дружного населения острова. Такие новости могут даже доставить несколько неприятных минут тому сукину сыну, что набросился на нее на пляже.

По крайней мере, Калеб на это надеялся.

– Что ж… – Донна положила на стол папку с зажимом и улыбнулась Мэгги. – Давайте теперь осмотрим вас.

Девушка оцепенела и напряглась, но позволила доктору пропальпировать рану на голове и посветить в глаза крохотным фонариком.

Калеб вдруг поймал себя на том, что в нетерпении подался вперед, и смущенно отпрянул назад, в угол. Вот уже много месяцев он изо всех сил старался стать здесь своим, почувствовать себя дома. Стать частью здешней жизни. А теперь ему приходилось прилагать усилия для того, что соблюсти профессиональную дистанцию и отстраниться от происходящего.

– М-м… – пробормотала Донна.

К черту отстраненность и безразличие!

– Что-то не так? – спросил Калеб.

– У нее увеличены зрачки.

– Это плохо?

Донна издала еще один неопределенный звук.

– Они реагируют на свет. И эта реакция симметрична. – Она опять посветила своим крошечным фонариком, вгляделась в глаза Мэгги, снова посветила. – Но это… словом, это странно.

Мэгги, ослепленная, несколько раз моргнула.

– С моими глазами все в порядке.

– Ничего не расплывается? – обеспокоенно поинтересовался Калеб. – Не двоится?

– Нет, – огрызнулась Мэгги.

Донна метнула на него очередной раздраженный взгляд.

Калеб поспешно закрыл рот и сунул руки в карманы, а доктор тем временем продолжала осмотр. Рот. Горло. Запястья. Руки. Грудь. Бедра. Все части тела Мэгги, которых он касался и которые ласкал… Он поднял голову и уставился на звуконепроницаемую цветную плитку, которой был выложен потолок. Потом заставил себя перевести взгляд на Мэгги, сидевшую на кушетке.

Донна осматривала ее ноги. Она растопырила ей пальцы, словно искала следы от уколов, и замерла.

Донна не стала возражать, ограничившись тем, что сделала очередную пометку в своем бланке.

– Хорошая моторная реакция. А теперь я попрошу вас подвинуться на край кушетки и лечь.

Калеб инстинктивно втянул живот, защищая пах. Он знал, что должно было сейчас произойти. Проклятье, он же своими руками доставал из багажника медицинский набор для проверки на предмет изнасилования!

Мэгги уставилась на Калеба.

– Зачем?

Он скорее предпочел бы оказаться в глухом переулке с перспективой получить пулю в спину, чем встретить этот темный, настороженный взгляд.

– Я должна произвести вагинальный осмотр, – пояснила Донна.

– Чтобы оценить полученные тобой повреждения, – подхватил Калеб.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=314692) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Город в иракском Курдистане. (Здесь и далее примеч. пер.).




2


Знаменитые каменные сооружения эпохи неолита.




3


Комический персонаж, заместитель шерифа в сонном и спокойном городке Мэйберри, Северная Каролина, в телесериале «Энди Гриффит шоу».




4


Форма поведения, открытая А. Маслоу, проявляющаяся в готовности индивида решать жизненные проблемы и направленная на адаптацию к сложным обстоятельствам; предполагает сформированное умение использовать определенные средства для преодоления эмоционального стресса.




5


Общепринятое название центра Багдада, где располагается оккупационная администрация союзных войск.




6


Существа из мифологии жителей Фарерских островов, Шотландии, Ирландии и Исландии. Они могли сбрасывать тюленью шкуру и превращаться в людей. Изначально обитали на Оркнейских островах в Шотландии.




7


Символ трех рук или изогнутых линий, выходящих из центра.




8


Портативная видеокамера со встроенным видеомагнитофоном.