Дорога в рай Кэтрин Айворс Вскоре после смерти отца Лиз ссорится с матерью и покидает родной дом. Семнадцатилетняя девушка с сумкой через плечо, где хранится весь ее нехитрый скарб, – одна на пустынном шоссе. Она не знает, куда направляется и что ждет ее – там, за поворотом… И все же Лиз верит в свою путеводную звезду, ее не оставляет надежда на счастье. Порукой тому – ужин с любимым в скромном ресторанчике под символическим названием «Дорога в рай». Кэтрин Айворс Дорога в рай Я красоту увидел в первый раз В тот час, как встретил взгляд твоих желанных глаз.     Джон Донн[1 - Перевод Б. Томашевского.] Глава 1 Измена Было ровно семь часов утра, когда Лиз сошла на автобусной станции и направилась к дому. Две недели она гостила на ферме у дяди. Агата, дядина жена, редко приглашала мужниных родственников. Тетка вообще не любила гостей. Но на этот раз, после гибели отца, Лиз не могла воспротивиться приезду племянницы. Она даже подарила Лиз нарядное платье своей дочери Сью, которая вымахала с каланчу, но невзирая на фермерские экологически чистые харчи умудрилась оставаться тощей как жердь. Сьюзен была не слишком красива. Но Бог компенсировал эту ее неудачу, наградив соседских фермеров многочисленными сыновьями. Так что Сьюзен, единственная в округе юная дама, пользовалась немалым мужским вниманием. Если б тетка Агата могла представить, что за два года – а последний раз Лиз была здесь на похоронах деда два года назад – племянница превратится в красотку что надо, она ни за что бы ее не пригласила. Лиз действительно была хороша. У нее было все, что положено, чтобы мужчины оборачивались вслед. Она не какая-нибудь Сьюзен, у которой, «где брошка – там перед». Фермерская мужская молодежь это быстро разглядела. Лиз видела, что Сьюзен и тетка ходят с ледяными лицами, и удивлялась: она уедет, и все парни достанутся кузине. Лиз они вообще ни к чему, ведь дома ее ждет Эдди. Эдди – его полное имя было Эдвард Джек Лидеман, так он представил себя при знакомстве – был суперкрасавчик с бицепсами Сталлоне. Лиз не сомневалась, что если б в Голливуде знали о нем, то сразу взяли бы на главную роль и он стал бы кинозвездой. А он был всего лишь агентом по продаже земли. Но все женщины их городка сходили по нему с ума; мужчины же, понятное дело, считали своих дочерей и жен круглыми дурами. В их городке Эдди появился год назад и застрял, хотя торговля землей здесь не процветала – все было давно продано и куплено. Можно было подумать, что он поселился здесь лишь для того, чтобы разбивать женские сердца. Но попался сам, влюбившись в Лиз. Хотя одно сердце при этом все-таки пострадало, сердце Тома Стэтфорда. Том был первой ее любовью, самой чистой и прекрасной. Но, как известно, мальчики взрослеют позже девочек. Том все еще оставался мальчиком, а Лиз уже была женщиной. Но, истины ради, надо признать, что женщиной ее сделал именно Том. Лиз не любила об этом вспоминать. Не потому что жалела или стыдилась. Многие ее подруги еще в школе обзавелись дружками, с которыми развлекались. Но когда она думала о Томе, вспоминала, как он смотрел на нее, когда узнал, что она с Эдвардом… Улица с рядами одноэтажных домов, окруженных подстриженными газонами, тянулась с запада на восток. И хотя дома были очень похожи друг на друга, Лиз узнавала каждый по приметам, известным старожилам: у Джексонов ставни выкрашены зеленой краской… Гареллы вставили во входную дверь красно-желтый витраж… Брауны украсили крыльцо ажурным козырьком. А уж трехцветного кота Сомерсов – вор, каких мало! – знали все… В ее доме розовые в цветочках занавески были плотно сдвинуты: мать еще спала. Лиз открыла дверь, осторожно прошла в свою комнату. Здесь все оставалось, как в день ее отъезда. Даже брошенная ею сломанная заколка для волос лежала на паласе у кресла. Лиз сняла одежду, в которой приехала, достала подаренное платье и надела его. Оно плотно обхватывало ее фигуру, словно было специально сшито, чтобы подчеркнуть все изгибы ее молодого тела. Она подкрасила ресницы, губы, распустила светло-каштановые волосы и осталась довольна собой. Туфли на высоких каблуках делали ее выше и стройнее. Единственный недостаток этого наряда – в их городе его некуда надевать. Разве что в церковь на собственную свадьбу… Но сейчас это зрелище было предназначено для матери. Лиз сняла туфли и, держа их в руках, на цыпочках прошла в конец коридора и открыла дверь в материнскую спальню. Мать, в шелковой кремовой рубашке с белыми кружевами, полуприкрытая одеялом лежала в кровати. Рядом с ней, тоже полуприкрытый одеялом, с темно-синей татуировкой на плече в виде дракона – Лиз не раз проводила губами по ному дракону – лежал ее Эдди. Нет, они не спали, но появление Лиз сковало их. Они оцепенели, уставившись на нее… Лиз тоже застыла на пороге, словно в заколдованном круге, за который невозможно ступить ни вперед, ни назад. Она опомнилась первой. Выскочила в коридор, добежала до своей комнаты, рывком сдернула с себя платье Сьюзен и стала лихорадочно складывать вещи в сумку, с которой только что приехала. Затем прошла на кухню, открыла ящик, где под вилками и ложками, в старой газете, мать прятала деньги. Она считала, что воры будут искать ценности в платяном шкафу или в комоде, а к грязной газете на кухне ни один нормальный грабитель не проявит интереса. Лиз выгребла четыреста долларов – все, что находилось в свертке, и на цыпочках, как и входила, вышла из дому. Она направилась в конец улицы, где была рыночная площадь, на которую два раза в неделю – по средам и субботам – съезжались фермеры их округи. По бокам площади расположились парикмахерская, аптека, бензоколонка, ресторан, кафе, два бара и три маленьких шопа, а замыкал площадь длинный, похожий на сарай супермаркет. За супермаркетом стоял трехэтажный дом с лоджиями, увитыми плющом и украшенными растущими в горшках цветами. Ноги сами подсказали Лиз путь, который еще несколько месяцев назад она совершала каждый день. Здесь жил Том. Он был ее первым мужчиной и, как ей казалось, ее первой любовью. А может, то была дружба, которую они оба принимали за любовь… Иначе зачем бы она прибежала сюда? Ведь совсем недавно Том испытал такую же боль, когда она бросила его ради Эдварда. Тогда ей было жаль его, но она думала только о себе. Впрочем, и сейчас она думала только о себе… Она поднялась на второй этаж, постояла перед дверью и спустилась на площадь. Оглянувшись, увидела в окне второго этажа Тома. Он смотрел на нее. Может быть, он знает, как, наверное, и все в городке, что Эдвард спит с ее матерью? И жалеет Лиз? Или злорадствует?.. На рыночной площади часто останавливались проезжающие через городок автобусы. Лиз вошла в салон одного из них и стала ждать водителя, который пил кофе за столиком на улице перед ресторанчиком. Наконец водитель поднялся в кабину и они поехали. Было еще рано, и автобус шел почти пустой. Лиз прислонилась лбом к стеклу и смотрела на проплывающие мимо сонные дома. Вот мелькнул ее дом. Розовые в цветочках занавески уже не закрывали его окон. Значит, мать встала и уже знает, что Лиз ушла. Мать, конечно, бросилась к «тайнику» и обнаружила пропажу денег. Лиз представила ее крики и ругань, которыми сопровождалось это открытие. Чтобы оправдать себя, она снова вспомнила Эдварда – уже не «Эдди»! – рядом с матерью, изгибающеюся на его загорелом теле дракона и твердо сказала себе, что взятые деньги – ее! Потому что со стороны матери это было двойным предательством: она не только заманила в свою постель жениха Лиз, но и спала с ним в той же кровати, укрывалась тем же одеялом, что и с отцом! А ведь не прошло и полугода после его смерти. Никто так и не узнал, почему отец Лиз покончил с собой. В записке он просил никого не винить в своей смерти. Не из-за того ли, что знал о похождениях жены? Мать никогда не любила его. Лиз однажды слышала, как отец упрекал ее в этом… И Лиз окончательно решила, что четыреста долларов, перекочевавших к ней в сумочку, ничтожная плата за ее и отцовские страдания. Совесть перестала мучить ее. Автобус довез Лиз до автобусной станции, где уже стояло несколько машин дальних линий. Время их отправления было указано на светящемся табло. Душа Лиз не лежала к возвращению на теткину ферму. Но сейчас это было единственное место, где она могла собраться с мыслями и решить, что делать дальше. Одно Лиз знала твердо: она не станет жить с матерью. Она возненавидела дом и тех, кто в эту минуту в нем находился. В детстве, когда ее обижали, она воображала, как умрет и как обидчики будут плакать и раскаиваться в том, что дурно с ней поступили. То была детская месть-мечта. Теперешняя месть-мечта не умерщвляла ее, а, наоборот, превращала в сильную, богатую женщину. Перед ней будут трепетать, просить прощения, искать ее любви, но она останется брезгливо-неприступной. Возможно, когда-нибудь она простит мать и даже пожалеет ее. Но Эдварда она не простит никогда! Он еще горько раскается в своем поступке, потому что Лиз вернется не одна!.. Автобус давно оставил пределы города и мчался по скоростному шоссе. По обе стороны тянулись пастбища, за ними, в мареве, дыбилась горная гряда. И где-то за ней были шумные города с увлекательной, радостной жизнью, с веселыми жителями, беззаботно проводящими время и не подозревающими, что на свете есть страдания и предательства. Автобус проехал мост через небольшую речку, протекающую по дну глубокого оврага, и свернул на дорогу, ведущую к фермерским угодьям. Лиз поднялась, прошла к водительской кабинете и нажала стоп-кнопку. Водитель проехал еще несколько ярдов и затормозил. Лиз подхватила спортивную сумку и спрыгнула на землю там, где несколько часов назад садилась в тот же автобус, возвращаясь домой. Она обождала, пока автобус уедет, пересекла дорогу и пошла к ферме. Идти надо было не менее получаса. Земля по обе стороны дороги принадлежала тетке Агате. Она была владелицей этих пастбищ, на которых паслись ее коровы, полей, где рос ее хлеб, огородов с овощами, которые с ранней весны до поздней осени собирали наемные рабочие, грузили на грузовики, а потом увозили в города. В ближайшем городке Агата держала ресторан, в котором еда готовилась из собственных продуктов. В качестве управляющего там подвизался дядя Марк. Но хозяйкой всего была Агата. Когда отец был жив, он говорил, что его брат Марк продался этой жадной стерве… Становилось жарко. Лиз вытащила из сумки кепи и нахлобучила на голову, сдвинув козырек набок. Это несправедливо, думала она. Настоящая хозяйка не Агата. Агата уже старая, у нее плохо с головой. Она уже не раз грохалась в обморок из-за своих сосудов. По-настоящему все принадлежит кузине Сьюзен. Недаром соседские сынки-переростки вьются вокруг нее, как пчелы вокруг арбузной корки. Сама же Сьюзен втюрилась во вдовца Ричмонда. Ему уже под сорок, но Сьюзен прямо-таки млеет при одном упоминании о нем. Интересно, поженятся они? У Ричмонда тоже большая ферма. Если он и Сьюзен сыграют свадьбу, а старики Сьюзен – дядя Марк и Агата – помрут, две фермы объединятся… Послышался шум мотора, и навстречу Лиз выкатил темно-зеленый джип. За рулем, как всегда, сидела тетка Агата, не подозревавшая, что после свадьбы дочери ей, хочешь не хочешь, предстоит отправиться на тот свет. Машина остановилась рядом с Лиз. Тетка Агата была в шелковой черной шляпе, по наличию или отсутствию которой можно было безошибочно определить, собирается ли она посетить местный банк. Тетка распахнула дверцу и, высунувшись – при этом шляпка съехала набок, – удивленно уставилась на племянницу: – Лиз?! Что случилось? Сломался автобус? – С автобусом все о'кей. – С Дженни – так звали мать Лиз, – с Дженни все в порядке? – Все. – В чем тогда дело? Почему ты вернулась? – Она завела любовника. Брови Агаты дернулись, но она овладела собой и спросила, вернулась ли Лиз только затем, чтобы сообщить эту новость? – Хотя эту «новость» следовало ожидать, – добавила тетка, глядя на свое пастбище и странно улыбаясь. Она явно намекала на недостойное поведение матери Лиз еще при жизни мужа. – Я хотела бы пожить у вас, – сказала Лиз. Агата быстро перевела взгляд на нее. – Что значит «пожить?» – спросила она, давая понять, что об этом не может быть речи. – Немного, только первое время… – Что значит «первое время»? – Ну… пока я привыкну, что у нее любовник… – Я живу с твоим дядей всю жизнь и до сих пор не могу привыкнуть к этому ничтожеству. – Она помолчала, мысленно охватывая свою жизнь с мужем, и решительно сказала: – Садись! Лиз полезла в машину. – Буду с тобой откровенна, – сказала тетка. – Я ничего против тебя не имею. Но не хочу, чтобы ты жила у нас. Сьюзен должна выйти замуж, и я не допущу, чтобы это сорвалось!.. – Она произнесла последние слова энергично и непримиримо. – Да, не потерплю! – повторила она. Она не пояснила, какая роль отводится Лиз в расстройстве свадьбы, и продолжила уже мягче: – Ты должна вернуться домой. Твоя мать не старая женщина, и если у нее появился мужчина, если ей захотелось… – Она опять не сказала, чего именно захотелось матери Лиз. – Помни: дом принадлежит тебе! Это твой дом. Грегори – Грегори был отцом Лиз – завещал дом тебе. Дженни должна была тебе сообщить это… Я все оставляю Сьюзен. И пусть только Марк посмеет завести себе какую-нибудь… – Она говорила так, словно даже после собственной смерти сумеет пресечь разврат мужа… Лиз подумала, что дядя Марк не то что не посмеет, ему в голову не придет «завести кого-нибудь». Брака с тетей Агатой ему хватит до конца жизни, даже если тетку сегодня хватит удар. Вот тогда он насладится одиночеством! – Ты поняла? – повторила Агата. – Да. – Я довезу тебя до развилки. Дождись автобуса и возвращайся. Они только и ждут, чтобы ты отказалась от дома. Она включила зажигание – отличная машина: кондиционер, электроника, прочие «навороты» – и помчалась к шоссе. На перекрестке высадила Лиз, помахала ей рукой и, не теряя времени на родственные сантименты, поехала дальше. Лиз не собиралась возвращаться домой. Она побрела в ту сторону, куда умчался джип Агаты, размышляя, что тетка могла довезти ее хотя бы до железной дороги. Лиз не знала, куда ей ехать и что делать дальше. Но на вокзалах есть расписание поездов и, изучив его, можно выбрать что-нибудь подходящее. Как назло не попадалось ни одной попутной машины. С грохотом промчался встречный дальнобойщик на длинном грузовике-фургоне, и дорога снова стала пустынной. Солнце уже вовсю припекало, было жарко. Но Лиз знала, что мили через три или четыре начнутся лесопосадки, и можно будет посидеть в прохладе и перекусить гамбургером, запивая баночным пивом, которое она купила на автовокзале. Она обрадовалась, услышав за собой шум приближающейся машины, выбежала на середину дороги и проголосовала обеими руками. Черный «мерседес», взревев тормозами, круто остановился. Из машины вылез злой, чернобровый и черноволосый мужик в красной рубашке. – С ума сошла – посреди дороги! У меня скорость сто миль в час!.. – Если б я стояла с краю, вы бы не тормознули, – сказала Лиз, и мужчина как-то сразу остыл. – Подвезете? – Садись… Он спросил, куда ей надо, но Лиз только неопределенно улыбнулась, потому что и сама этого не знала. Водитель включил радио. Диктор с торжественной серьезностью читал новости из Вашингтона. Лиз не слушала. Ее не интересовали новости, не имеющие к ней отношения. Она наслаждалась неведомой, беззаботной и, как ей казалось, безоблачной жизнью, к которой ее мчал черный «мерседес». Диктор умолк, заиграла музыка. Лиз знала эту мелодию. Она улыбнулась и закрыла глаза. Машина, скрипнув тормозами, остановилась. Лиз открыла глаза и тотчас отпрянула к самой дверце, уставясь на водителя. Глаза мужчины налились кровью, на шее пульсировала рельефная жила. – Что… что вам надо?.. – Ладно, ладно… – Он тянул к ней руки, почти до самых ногтей поросшие густой черной шерстью. Из расстегнутого ворота красной рубашки вырывалась такая же черная поросль. Лиз испугалась. Она понимала, что ей не справиться с ним. От страха, отчаявшись из-за собственной беспомощности, она лягалась, выкрикивала ругательства, которые откуда-то возникали в ее голове. Своими аккуратно накрашенными ногтями, не переставая орать, Лиз вцепилась в его лицо. В голове у нее звенело. Ей казалось, если она замолчит, то умрет. Он опешил от такого безумия. Пытался схватить ее – не для того, чтобы подмять под себя, она уже была ему не нужна, – а чтобы утихомирить. – Ненормальная! Кретинка! Заткнись, шлюха!.. Он открыл дверцу, вытолкнул ее из машины, бросил вслед сумку и тотчас дал газ. Она поднялась не сразу. Сначала села, послюнявила ссадину на локте и потерла ноющее плечо. Потом встала, отряхнула пыль с юбки, взяла сумку и… улыбнулась. Несмотря на ушибы и порванную блузку, на то, что снова осталась одна на пустом шоссе, Лиз была удовлетворена исходом схватки: этот сексуальный маньяк долго будет класть примочки на свою расцарапанную морду! Шла медленно. На коленке вспухла вторая ссадина, сгибать ногу было больно, отчего скорость, с какой она передвигалась, упала вдвое. Это расстроило Лиз, и мысленно она согласилась с отцом, обозвавшим Агату стервой. Когда-нибудь она явится к тетке на черном «мерседесе», с золотым колье на шее… Внезапно далеко впереди раздался взрыв. Лиз приостановилась, прислушиваясь. Подумала, что, наверное – чему она была бы рада, – у чертова «мерседеса» лопнула шина, и он врезался в дерево. Может быть, сейчас этот маньяк меняет колесо, и тогда ей не следует торопиться, чтобы снова не встретиться с ним. В то же время ей хотелось убедиться, что неприятность произошла именно с этой гориллой. Лиз еще некоторое время брела по краю шоссе, потом перешагнула через бордюр и пошла, не удаляясь от шоссе, по пустоши, изрезанной неглубокими оврагами. Она устала, и картины ожидающего ее успеха и богатой жизни, которые повергнут в уныние всех ее недоброжелателей, уже не развлекали ее. Ей хотелось пить, спать, принять душ – все, что угодно, лишь бы кончилась эта дорога!.. Она едва не налетела на мужчину, который сидел, прислонившись к рекламному щиту, восхвалявшему собачий корм. Лиз собиралась было узнать, не объелся ли он собачьим кормом и не его ли фирма делает эти консервы, но, присмотревшись, разглядела на лбу мужчины кровоточащую царапину и поняла, что сейчас он не в состоянии оценить ее юмор. Должно быть, лицо ее выражало растерянность, потому что он сказал: – Не бойтесь, я не бандит и не трону вас… Лиз не удержалась от насмешливости: – В самом деле?.. – Губы его дрогнули в улыбке. Она спросила: – Кто это вас так? – Ненормальный. Врезался с ходу. Скорость у него была больше сотни… Хорошо, что в моей машине не был поднят верх и меня просто выбросило… – Он посмотрел на свою ногу, и Лиз поняла, что с правой ногой у него не все в порядке. Он сказал: – Наверное, вывих или растянул связки. – А где ваше авто? Он рукой показал в сторону оврагов, над одним из которых волнами поднимался грязный дым. – Там. Догорает. Он въехал в меня с такой силой, что машина полетела в овраг. – Так это он гробанулся? – сказала Лиз. – Я слышала взрыв. А этот, что сбил, не остановился помочь? – Остановился?.. Я не уверен, что до этого психа вообще дошло, что он кого-то задел. Он мчался, словно за ним черти гнались! – На черном «мерседесе»? – Откуда вы знаете? Вы его видели? Она ответила уклончиво: – Видела… А вам не повезло с ногой. Очень болит? – Есть немного. Он облизнул пересохшие губы, и она поняла, что боль очень сильная. Она расстегнула на сумке молнию, достала банку – все-таки она молодец, что запаслась пивом! – дернула за металлическое кольцо. Ей очень хотелось пить, она полдороги предвкушала горьковатый вкус пива. Отхлебнула глоток и протянула ему: – Пейте… Он не заставил упрашивать себя, и скоро банка опустела. Он подбросил ее на ладони и виновато посмотрел на Лиз. Она взяла банку и зашвырнула ее подальше. Спросила: – Что будем делать? – Надо выбираться. Против этого она не возражала. – Я-то дойду. А вы? Он сказал: – Хорошо бы найти толстую палку – будет костыль. – А где ее искать? – Она оглянулась. У оврага росли лишь тощие кустики с редкими листьями. – У меня все осталось в машине, – сказал он. – Может быть, в твоей сумке найдется хотя бы носовой платок? – спросил он. – Зачем? – Ногу перевязать. Она снова расстегнула молнию и стала рыться в вещах. Затем вытряхнула все на землю и тут же поспешно засунула обратно трусики. Наконец обнаружила шелковый широкий пояс от платья. Самого платья не было, Лиз в спешке забыла его дома. – Не жалко? – спросил он про пояс. Она замотала головой: ей не было жалко – и стала складывать в сумку разбросанные вещи. – Ты уходишь? – спросил он. Она молчала. – Если встретишь какую-нибудь машину… или когда доберешься до телефона… У тебя найдется доллар? Я отдам… – Она усмехнулась. – Я отдам, – повторил он. – Скажи только свой адрес. – У меня нет адреса. – Нет адреса? – Он хотел о чем-то спросить, но его слишком беспокоило собственное положение. – Запиши мой телефон. – У меня нет ручки. – Нет ручки? Как же ты… – А я не пишу. – Моя осталась в пиджаке. Наверное, все сгорело. Тогда запомни наизусть… – У меня плохая память. – У такой молодой плохая память? Лиз затянула молнию на сумке. – Может, поискать возле машины? – нерешительно спросила она. – Ручку? – Да идите вы с вашей ручкой!.. Палку, железяку… что-нибудь!.. Какое-то мгновение он пристально смотрел на нее. – Будь осторожна, – сказал он. – Может быть, не все сгорело. Там бензин… Она не слушала. Оглянулась на сумку. – Если ты боишься, что я… – Куда тебе! Вдоль оврага, отделяя его от возделанного поля, рос колючий кустарник. Лиз расцарапала руки, с блузки свисали клочья, но она не думала ни о руках, ни о погибшей блузке. Наконец Лиз вырвалась из цеплявшихся за нее тонких веток и едва удержалась, чтобы не свалиться в овраг. Заглянула вниз: каменистое дно оврага было почти без растительности. То, что осталось от машины, лежало искореженной, бесформенной грудой, из-под которой сочилась радужная жидкость. Скатиться туда я смогу, подумала Лиз. А подняться как? Она прошла по верху оврага с полмили и увидела довольно пологий песчаный спуск. Песок был плотный, будто его специально утрамбовали. Лиз начала спускаться, все убыстряя шаг, переходящий в бег, и, не в силах сдержать его, остановилась только в самом низу, споткнувшись о камень. Она пошла в обратную сторону по дну оврага, глядя под ноги и выискивая что-нибудь, что пригодилось бы жертве наезда для опоры. Но ничего не попадалось. Достигнув места катастрофы, осторожно обошла обгоревшие, с острыми, зазубренными краями обломки металла, битое стекло, еще тлевшую ткань. Она не решалась ворошить это кладбище. Она прошла дальше, и в стороне обнаружила непонятно как попавший сюда отрезок трубы. Он был короткий и едва ли его можно было использовать. Однако Лиз все же вытащила трубу. Она вернулась той же дорогой, которой спускалась. Мужчина явно обрадовался. – Если б не твоя сумка, – сказал он, – я подумал бы, что ты ушла совсем… Он скептически оглядел трубку, но промолчал и стал бинтовать ногу поясом Лиз. Нога сильно распухла, и Лиз вздыхала: – Плохи дела. Тебе необходим врач, иначе загнешься. А уж ногу точно придется отрезать!.. – Спасибо. У тебя хорошо получается утешать. – Это ж правда! – Лучше поищи у себя что-нибудь от боли, – попросил он. – Аспирин, например, у тебя есть? – Зачем? – У тебя никогда не болела голова? – Болела. Когда был грипп. – Кстати, как тебя зовут? – Лиз. – А я Джек. – Не лучшее имя. – Мои родители так не считали. А почему «не лучшее»? – У одного знакомого подонка два имени, и одно из них – Джек. – Понятно… Лиз презрительно выпятила губу. – Что понятно?.. Джек промолчал. Сердить девушку не входило в его планы. Он решил похвалить ее за трубу: – Коротковата, но лучше, чем ничего. Молодец, что притащила. – Что теперь? – спросила она. – Попробуем доковылять. – Доковылять до чего? – Лиз обратила внимание, что он сказал не «попробую», а «попробуем». – Хотя бы до телефона. Извини, я уже спрашивал, но ты не ответила. Так найдется у тебя доллар? – Зачем? – Хочу, чтобы ты позвонила: пусть за мной пришлют другую машину. – Другую? – Да. А что? – Ничего. Она не верила, что кто-то пришлет за ним машину. Просто ему надо, чтобы она так думала и не бросала его, потому и сказал про другую машину. – Попробуем? – Джек вопросительно снизу вверх смотрел на Лиз. Одной рукой он оперся на трубу, другой – на ее плечо. Труба была чересчур коротка. Лиз ответила: – Выбрось ее! Держись за меня! У него не было выхода, и он послушался. Джек старался как можно легче наступать на больную ногу, но при каждом шаге издавал стон, похожий на мычание. – Да-а… – вздыхала Лиз. – Думаешь, все-таки придется ампутировать ногу? – несмотря ни на что чувство юмора он сохранил. Они шли медленно, часто останавливаясь. Джек попросил ее что-нибудь рассказывать: – Это меня отвлечет. – А что рассказать? – Все равно. Что хочешь. – Про сексуального маньяка можно? – Можно. Хотя меня это не слишком воодушевит. – Зато к месту: именно он подвозил меня на черном «мерседесе». – Она искоса взглянула на Джека. – Подозреваю, что этот тип наехал на тебя. Джек помрачнел. Выслушав, сказал: – Неприятная история. – Это у него неприятная история! Я ему все лицо изувечила! А если женат, супруга – вот будет потеха – ему еще добавит! – Нельзя садиться к кому попало. Тебя этому не учили? – На нем не написано, что он «кто попало». Они прошли еще немного, и он остановился передохнуть. – Куда мы идем? – спросила Лиз. – Здесь должен быть дом повешенного. – Чей? – Ничей. Просто этот дом напоминает мне одну картину с таким названием. – А в нем живет кто-нибудь? – Раньше жили. Теперь не знаю. – Может быть, никто? – Она поежилась. Ей не хотелось идти в дом повешенного, даже если он только похож на какую-то картину. – Если окажется, что там никого нет, будем искать другой. – Он говорил прерывисто, с трудом и ступал все медленнее. Казалось, еще шаг – и он остановится насовсем. Лиз стало страшно: что она будет делать, если Джек свалится? Она постаралась отогнать эти мысли. В конце концов, кто он такой? Он чужой для нее, она впервые его видит. Они расстанутся и больше никогда не встретятся… Лишь бы сейчас добрести куда-нибудь… – Ну вот… дошли, – проговорил он. Лиз подняла голову и увидела дом, огороженный белой деревянной изгородью. Если бы он не говорил про висельника, ей бы все равно стало бы не по себе: это был старый, одинокий дом в окружении старых деревьев. Окна в нем были прорублены где придется или где вздумалось ненормальному хозяину. На окнах ни занавески, ни горшка с цветами – ничего, что свидетельствовало бы о присутствии живого человека. Они стояли, безнадежно вглядываясь в окна и в тень двора с полуразрушенным сараем… – Собака! – воскликнула Лиз, заметив большую собаку, дремавшую под деревом. – И машина, – спокойно добавил Джек. – Где? Где машина? – Лиз проследила за его взглядом и в приоткрытых дверях сарая заметила блеснувшую, отражая солнечный луч, фару. Лиз дернулась, готовая бежать в сарай. Джек больно сжал ей плечо, старясь сохранить равновесие, потом отпустил. – Иди… Я обожду здесь. Лиз осталась стоять и крикнула: – Есть тут кто-нибудь?! – Она удерживала его от падения и продолжала звать: – Кто-нибудь!.. Выйдите! А то он сейчас умрет у меня на руках!.. Дверь сарая распахнулась шире, и в проеме возник высокий старик в залатанных на коленях джинсах и в порванной майке. Он уставился на вошедших, словно те были пришельцы из неведомого ему мира. – Идите же сюда! – позвала его Лиз. – Он сейчас упадет! Старик неторопливо пошел к ним. Подойдя вплотную, цепко взглянул на ногу Джека, которую тот старался держать на весу. Перевел взгляд на Лиз и буркнул: – В сарае, за машиной стул. Живее! Старик подставил Джеку плечо, и Лиз кинулась в сарай. Стул был тяжелый, сработанный, должно быть, самим хозяином. Лиз приволокла это сооружение, и Джек рухнул на него. Старик молча удалился в сторону дома. – Куда вы?.. – вслед ему проговорила Лиз. – Вы же нас тут не бросите? Не обернувшись, тот скрылся в доме. Но вскоре вышел, неся широкий длинный ремень. – Ну, Джек! – обрадованно воскликнула Лиз. – Сейчас мы тебя потащим! Старик продел под сиденьем стула ремень, намотал один конец на свою руку, другой отдал Лиз, и вдвоем они кое-как перетащили пострадавшего в дом. Дом был просторный или казался таким из-за почти полного отсутствия мебели и удивительных для одинокого старика порядка и чистоты. Пол подметен, кровать застелена, на столе никаких объедков, немытых тарелок и всего такого прочего. Джека уложили на кровать. Старик размотал с его ноги шелковый пояс Лиз и покачал головой: нога сильно распухла. – Мне надо позвонить… – сказал Джек. – Здесь нет телефона, – сказал старик. – Но я видел у дверей аппарат!.. – По нему никто не звонит, и я никому не звоню… – А если пожар? – удивилась Лиз. – Все в воле Божьей. – А работающий телефон далеко? – спросил Джек. – На бензоколонке целых два. – Это далеко? – Ей до темноты не успеть, – старик показал на Лиз, – утром дойдет. Я комнаты никому не сдаю, но вы можете заночевать… – У меня все сгорело в машине, – сказал Джек. – Я не смогу заплатить, но потом я верну обязательно. – Потом? – пробурчал старик. – Потом вы и не вспомните обо мне… как все. – А сколько вы хотите? – спросила Лиз. – Десять долларов. С едой двадцать. – Хорошо, – сказала Лиз. – Двадцать. С едой. – Пойду поищу мазь, – сказал старик. Он вышел из комнаты. Слышно было, как он за что-то стыдит собаку. Дверь отворилась, и собака вошла. Она была старая, с седой мордой и подслеповатыми глазами. Собака села посреди комнаты и стала выкусывать блох. Потом подошла к кровати, на которой лежал Джек, и неуверенно завиляла хвостом. – Она узнала тебя? – так же неуверенно и почему-то тихо проговорила Лиз. – Наверное, – сказал Джек. Он положил ладонь на голову собаки. Та стояла молча, покорно. – Ты был здесь? – спросила Лиз. – Был. – Но старик не узнал тебя! – Это было давно… – Что было давно? У Лиз округлились глаза. Интуитивно она чувствовала, что услышит невеселую историю. Иначе Джек напомнил бы о себе старику. – А если он притворяется, что забыл тебя? – спросила она. Он тоже об этом думал. При других обстоятельствах он не пришел бы в этот дом. Но сейчас у него не было выбора, и он надеялся, что спустя столько лет старик не признает в грязном, больном мужчине молодого плейбоя. А вот собака вспомнила… – Я учился с его сыном, мы дружили… Он пригласил меня посмотреть коня. Я люблю лошадей, а он уверял, что у них прекрасная лошадь… Он погрузился в воспоминания, и Лиз боялась нарушить молчание. Потом он продолжил: – Конь действительно был хорош. На следующий день после нашего приезда он решил продемонстрировать его достоинства в деле, под седлом… Джек опять умолк. На этот раз Лиз не выдержала: – И что же? – Он неудачно упал, ударился головой… – Он умер?.. Джек кивнул. – Я оставался здесь до его похорон. Потом уехал. – А лошадь? – Старик ее продал. Или отдал кому-то. – И ты больше сюда не приезжал? – Нет. Ему был тягостен этот разговор. Он сказал: – Ты все-таки утром позвони. Деньги я тебе потом верну. Лиз подумала почти как старик: потом ты и не вспомнишь обо мне… Вернулся старик со склянкой. Намазал чем-то желтым и вязким ногу Джека. Сказал: – Теперь должно успокоиться. – Он немного помолчал и добавил: – Деньги сейчас. Лиз сказала: – Сперва накормите. Старик снова вышел. Лиз открыла сумку и отсчитала двадцать долларов. Когда старик принес тарелки с едой, она отдала ему плату. Не считая, он сунул доллары в карман брюк и разлил из бутылки по чашкам светлую жидкость. – Виски, – сказал он, протягивая чашку Джеку. Джек выпил залпом и закашлялся. Виски обожгло горло. – Легче? – спросил старик. Было непонятно, имел он в виду мазь или спиртное. – Да. Меньше болит. – Джек набросился на еду. Раз ест, значит, полегчало, – сказал старик, обращаясь к Лиз. Лиз с не меньшим удовольствием, чем Джек, уплетала свою порцию рагу с кар юшкой и баклажанами. Ей казалось, что ничего вкуснее она никогда не ела. – Ты тоже выпей, – сказал ей старик. Но Лиз боялась опьянеть – мало ли что! – и поэтому отказалась. После ужина она постелила одеяло и подушку, которые принес старик, на деревянной лежанке. И хотя было неудобно и твердо, уснула она как убитая. Проснулась – было светло. Сразу встретилась глазами с Джеком и поняла, что ему худо. Она вскочила. – Запиши телефон, – сказал он. Она выбежала во двор. Старик – в тех же джинсах и майке – чинил изгородь. – У вас есть ручка или карандаш? – крикнула она. Он положил на землю заостренный кол, пошел в сарай и вынес карандаш и блокнот. У него все в сарае, подумала Лиз. Он не живет в доме. Она вырвала из блокнота лист и пошла к Джеку. Продиктовав номер, тот добавил: – Скажешь, чтобы быстрее ехали… Не волнуйся, я тебе верну все деньги… Она отмахнулась: где уж ему! Лишь бы выжил. Плакали материнские доллары! Старик сказал, если идти по шоссе, через час будешь в городе. Лиз взяла сумку. Джек молчал, и она была рада, что он не спрашивал, вернется ли она. Она не хотела возвращаться, хотя он обещал, что, когда за ним пришлют машину, Лиз отвезут, куда она скажет. – Я пойду, – полувопросительно сказала она. – Позвони Энтони. Не потеряй бумажку с телефоном. – Он лежал на постели и не смотрел на нее… Было еще очень рано. Едва поднявшееся солнце еще не успело разогреться и разогреть все, что попадало под его лучи, и шоссе тянулось бесконечной влажной от рассветной росы лентой. Дорога была пустынной. Редкие машины проносились с мягким мгновенным шелестом. Идти было легко. И также легко мысли Лиз перескакивали с Джека на старика и на его странный дом, в котором, вероятно, после смерти сына он не жил, а перебрался в сарай, чтобы не вспоминать трагедию. Потом мысль возвращалась к Джеку, которому срочно нужен врач… Лиз не думала о прошлом. Прошлое было слишком плохим. А ближайшее будущее – дойти до телефона и позвонить приятелю Джека – не стоило того, чтобы о нем особо беспокоиться. Она устала, села на обочину и сняла туфли. Часов у нее не было, и она не знала, сколько времени шла. Солнце начало припекать. Машин на шоссе стало больше, но ни одна не остановилась: водители даже не глядели в ее сторону. Ну и черт с вами! – думала Лиз. Я бы и сама не села к кому попало! Она надела туфли и снова зашагала. Бензоколонка находилась при въезде в город сразу за ярким щитом, приветствующим тех, кому посчастливилось попасть в это гостеприимное место. Сама бензоколонка была украшена плакатами, рекламирующими достижения цивилизации – от зубной пасты до компьютерной техники. Разрешение разместить рекламу на территории бензоколонки приносило дополнительный доход ее хозяину – немолодому негру в шортах и ярко-желтой майке. У заправки стоял «фольксваген», в бак которого темнокожий подросток наливал бензин. Сам владелец машины разговаривал с хозяином. Лиз подошла к ним и спросила, может ли она позвонить по телефону. Хозяин бензоколонки повел ее в контору, где молодая негритянка работала на компьютере. – Она будет звонить, – сказал ей хозяин. – Хорошо, отец. – Девушка подвинула Лиз аппарат. Низ достала бумажку, где записала продиктованнный Джеком телефон, и набрала номер. Трубку взяли быстро: – Дом Бредфордов! «Джек ничего не говорил про каких-то Бредфордов, – подумала Лиз. – Наверно, гак зовут его друга». – Привет! – сказала Лиз. – Джек просил меня позвонить Энтони… – Джек? – Ну да! Энтони его приятель. Джек попал в аварию. Его машина гробанулась, у него все сгорело, а Джек не может ходить. – Простите, – перебил голос. – Кто вы такая? – Я же вам объясняю: я звоню по просьбе Джека. Он просил прислать за ним машину. По-моему, у него сломана нога. – А где он сейчас? – В доме повешенного. – Кто повесился?! – Чего вы всполошились? Никто не вешался. Джек сказал, что дом похож на какую-то картину… Неожиданно эти слова взволновали говорившего. – Называйте адрес, – потребовал он, – сейчас же выезжаю! По подсказке темнокожей девушки Лиз назвала адрес бензоколонки, потом пояснила, как от нее доехать до дома старика, и добавила: – И захватите доктора. Иначе ему придется отрезать ногу… И деньги захватите – пригодятся… Но приятель Джека уже бросил трубку, и Лиз не была уверена, что он услышал про деньги. Надо было сначала про деньги сказать, пожалела она. Эта часть разговора была ей далеко не безразлична. Она заплатила молодой негритянке за разговор и вышла на улицу. Место «фольксвагена» занял «линкольн», и тот же подросток наполнял горючим его бак. Лиз прислонилась к дереву, росшему возле бензоколонки. Она уже не была столь категорична, как прежде, в своем убеждении, что за Джеком никто не приедет. Сперва тот тип по телефону вел себя так, будто не собирается двинуться с места ради какого-то Джека. Но как услышал про картину, жутко разволновался… Лиз не хотелось снова топать в усадьбу старика: приятель Джека мог увезти его раньше, чем она придет туда. А если она и застанет их и они согласятся подбросить ее на своей машине, все равно дальше места, где она сейчас стоит, не увезут, потому что она сама не знает, куда ей надо… Вот только деньги. Хорошо бы приятель Джека отдал ей двадцать долларов: пока она начнет зарабатывать, каждый цент пригодится… Глава 2 Горничная – Эй, мисс, у дерева! Это относилось к Лиз. Другой мисс ни у дерева, ни вообще возле бензоколонки не было. Ее окликала внушительная бабища, видимо, владелица дряхлого «линкольна». Сперва Лиз решила, что здесь оказалась их соседка, у которой на дверях красно-желтые стекла: такие же мощные плечи пловчихи и выпирающий живот. Но голос у соседки, несмотря на черт знает какой размер одежды, был как у котенка. А у этой почти бас, да еще будто она имеет право кричать «Эй!» Лиз без любопытства рассматривала женщину. Та, не дождавшись ответа, сама подошла и спросила без обиняков: – Ищешь работу? – А что надо делать? – Взгляд Лиз выразил заинтересованность. – Тебе сколько лет? – Женщина оценивающе разглядывала ее. – Много. – Оно и видно. – Женщина усмехнулась. – Ну вот что! Меня зовут миссис Смит, и мне нужна горничная в отель. – Здесь? – Лиз мотнула головой куда-то за спину, где должен был находиться город. – На побережье. Двести долларов в неделю. – Неплохо, подумала Лиз. – Жить можешь при отеле. Комната на двоих – с помощником повара. – С мужчиной?! – С женщиной, конечно. – Согласна, – сказала Лиз. – С гостями обходиться вежливо, предупредительно. Никаких фокусов. Поняла? – Фокусы?.. Миссис Смит молчала, и Лиз решила, что владелица отеля придумывает фокус. Но та заявила: – Десять дней проработаешь – либо останешься, либо уволю. Сейчас машину заправят и поедем. Вещи есть? Лиз похлопала по сумке. Подросток вытащил из бака шланг, протер ветровое стекло и оглянулся. Миссис Смит приказала Лиз: – Иди в машину. Сама она подошла к негру в синих шортах и желтой майке. Лиз видела, как миссис Смит дает хозяину бензоколонки деньги. Потом она уселась в водительское кресло. Пробурчала: «Вырядятся, как попугаи!..» Оглянулась на заднее сиденье, где устроилась Лиз. – Зачем спряталась? Пересаживайся ко мне… Она подождала, пока Лиз переберется к ней, завела мотор и вырулила на шоссе. Вела она машину уверенно. Говорила, не поворачиваясь к Лиз: – С постояльцами чтоб никаких романов! – Это вы им скажите! – Это я тебе говорю! – отчеканила миссис Смит. Она что-то еще объяснила из устава ее отеля, но Лиз не слушала. Настроение у нее вдруг испортилось. Напрасно она не вернулась к Джеку. Все-таки интересно, кто приедет за ним? На какой машине, куда потом поедут?.. Так нет, согласилась сдуру ехать неизвестно куда, неизвестно с кем! «Я вас беру!» – мысленно передразнила она миссис Смит. Произнесла вслух: – Что-то долго мы едем. Ее будущая хозяйка промолчала. Наверно, не считала нужным разговаривать с горничной!.. – Куда мы едем? – уже недовольно спросила Лиз. Миссис Смит упорно смотрела на дорогу. – Зря я поехала. – Лиз вздохнула. Машина остановилась. – Вылезай! Лиз глянула в окно. По обе стороны шоссе, до горизонта простирались зеленые поля с редкими одиночными кустами. – Ну! – поторопила миссис Смит. Если будет выталкивать силой – укушу! Лиз набычилась и покраснела. – Выходишь или передумала? – Миссис Смит скользнула взглядом по ладоням Лиз, впившимся в сиденье. Лиз заметила и разжала пальцы. – Что ты делала возле бензоколонки? – спросила хозяйка отеля. – Искала работу. – Ты там живешь? – Нет. – Откуда приехала? – Из дома. – А где твой дом? – Вы из полиции? – Кто? Я?! – А чего вы все выспрашиваете? – Я беру тебя на работу и должна знать, что ты за человек. – Я тоже хочу знать, что вы за человек, – мне у вас работать. Миссис Смит засмеялась. – Ладно, сиди. – Она раскрыла сумку, достала пакет с кукурузными хлопьями. Разорвав прозрачную, хрустящую упаковку, протянула Лиз: – Угощайся… У старика было вкусное рагу, но со вчерашнего вечера Лиз ничего не ела, и под ложечкой у нее заныло. Она набрала пригоршню хлопьев и стала жевать, с удовольствием ощущая, как легкие хлопья превращаются в нежную, сладковатую кашицу. Обе молчали. Но по безмолвному договору было заключено перемирие. Миссис Смит включила мотор «линкольна», пережившего несколько хозяев, и они продолжили путь, будто не возникало между ними никакого конфликта. Через несколько миль от шоссе отпочковалась боковая дорога, засаженная липами. Машина свернула на нее. Сразу стало прохладно, и Лиз облегченно откинулась на спинку сиденья. – Скоро приедем, – сообщила миссис Смит. Лиз была более или менее сыта; ветер, шевеливший листья деревьев, обдувал разгоряченное лицо, и она уже не жалела, что поехала. В конце аллеи миссис Смит резко повернула руль, и они очутились в десятке ярдов от моря. Освещенное солнцем, оно было спокойно, и лишь у кромки берега пошлепывали мелкие волны. Море слепило глаза, и Лиз зажмурилась: – Ух, ты!.. – Ты плаваешь? – спросила миссис Смит. – Я хорошо плаваю. – Вот и поплаваешь… после дежурств. Но Лиз не обратила внимания на предупреждающую паузу. Она была захвачена открывшейся красотой. Справа от них тянулся пустынный в эти часы пляж. Слева, среди зелени деревьев, виднелись виллы из белого и розового камня. – Красотища! – воскликнула Лиз. – А ваш отель… – Мой отель перед тобой. Миссис Смит затормозила у белого двухэтажного здания с круговой открытой верандой под полосатым желто-сиреневым тентом. Отель назывался «Милена». Это было имя миссис Смит. К главному входу вела дорожка, с двух сторон окаймленная кустами роз. По ней уже спешила навстречу хозяйке горничная в белом фартуке. – С благополучным возвращением! – восклицала она. Миссис Смит вылезла из машины, высокая, грузная, в соломенной панаме, бросавшей тень на щекастое лицо с маленьким носом. Она кивнула горничной: – Скажи Бобу, пусть заберет вещи из багажника и поставит машину в гараж… А это, Ребекка, тебе помощница… – Она оглянулась на Лиз, скромно стоявшую позади. – Ты не смотри, что она сейчас тихая. С ней надо построже! Ребекка, блондинка между двадцатью пятью и тридцатью годами, понимающе улыбнулась Лиз. – Вы тут разбирайтесь, а я пойду. Миссис Смит направилась к дверям. Она шла тяжело и уверенно, как человек, которому в этой жизни досталось под завязку, но добившийся своего и не потерявший оптимизма. Две шеренги роз безмолвно наблюдали за ее величественной поступью. У дверей миссис Смит обернулась: – Я думаю, она у Глэдис поселится… – Давайте ко мне, – возразила Ребекка. – Вместо Нэнси. – Как знаешь. – Миссис Смит вошла в дом. – Сдает Энни, – сказала Ребекка. Лиз не поняла: – Кто это Энни? – Она. Милена. Ребекка взяла Лиз за руку и повела в обход здания, где в торце была дверь в помещения обслуживающего персонала. Комната Ребекки находилась на первом этаже. Свет между пластинками опущенных жалюзи падал полосами на чистый пол. Две кровати под голубыми покрывалами, два кресла, подушки, посаженные «на-попа» углом вверх, – все было аккуратно застелено, выглажено, взбито, словно никто не пользовался этими вещами. Даже цветной телевизор со стеклянной вазочкой наверху, в которой торчал гладиолус, казалось, не включали с тех пор, как привезли из магазина. – Вот твоя кровать, – сказала Ребекка. – Раньше здесь жила Нэнси, но она теперь работает на вилле… – И она спала на этой кровати? – с иронией спросила Лиз. – Конечно! – Ребекка удивилась. – Где ж еще? – Я думала, здесь ничего нельзя трогать. Ребекка усмехнулась. – Трогай. Как тебя зовут? Лиз бросила на пол сумку, сняла туфли и с размаху плюхнулась на постель. – Уф! Устала! А зовут меня Лиз. Ребекка покачала головой. – Энни права: ты только на вид тихоня. Меня можешь называть Бекки. – А ты любишь тихонь, Бекки? – Я не люблю нерях. – А я зануд. – Вот и хорошо, Лиз, – спокойно сказала Ребекка. – Мы сразу выяснили наши вкусы. А теперь, если ты в состоянии двигаться, я покажу тебе комнаты, которые ты будешь обслуживать. Лиз не хотелось вставать. Зачем заранее смотреть на то, что все равно увидишь? Но Ребекка не отставала. Глядя сверху вниз, она, изучая, рассматривала разлегшуюся Лиз. Той это не понравилось. Она поднялась, нашарила туфли и зевнула: – Веди!.. По боковой внутренней лестнице они поднялись на второй этаж, где располагались номера постояльцев. Ребекка сказала, что сейчас все завтракают, а потом отправятся на пляж. Она отперла ближайшую дверь. Это был двухкомнатный номер, обставленный плетеной лакированной мебелью, с отделанной под розовый мрамор ванной комнатой и просторной лоджией. – Нравится? – спросила Ребекка. – Еще как! – Лиз восхищенно кивнула. Ребекка сказала, что, если Лиз нравится этот «стандарт», значит, она не видела классных отелей. Энни вертится, как белка, чтобы остаться на плаву. Половину работников ей пришлось уволить. – В этом номере живет бизнесмен из Атланты с женой, – сообщила она и назвала фамилию: – Уилсоны. – Миллиардеры? – У миллиардеров собственные виллы. – Ребекка помолчала. – Миссис Уилсон любит, когда у нее спрашивают о здоровье. Принесешь соки, обязательно поинтересуйся: «Как вы спали, миссис Уилсон?» И слушай, будто для тебя нет ничего важнее ее сна. – А мистер Уилсон, что ему говорить? – «Вы вчера здорово обыграли Гарри, мистер Уилсон!»… – В карты? – В теннис. – А если он проиграл? – «Сегодня на завтрак ваши любимые биточки и тосты с клубничным джемом, мистер Уилсон!» Или: «Отличная погода для заплыва, мистер Уилсон!» – Хочу к морю! – воскликнула Лиз. – Ты хорошо плаваешь? – Да. Миссис Смит уже спрашивала меня. «Плавать будешь после дежурства!..» Подражание хозяйке отеля было удачным, и Ребекка засмеялась. Она сжалилась над новой горничной: – Иди уж, окунись! Мы купаемся возле спасательной вышки. Лиз не пришлось уговаривать. Она тут же очутилась па первом этаже, надела купальный костюм и побежала к морю. Узкая тропа полого опускалась к небольшой пристани с пришвартованными лодками, среди которых королевой смотрелась бело-голубая яхта. Над ними, выдаваясь в море, высился пост спасателей, на котором застыл дежурный береговой матрос. От пристани в обе стороны тянулась полоса чистого тонкого песка с разбросанными по нему шезлонгами и пестрыми пляжными зонтами. Лиз подошла к воде. Мелкие волны, сквозь которые просвечивало песчаное дно, накатывали на ее ноги, омывая их по щиколотку. Солнце почти достигло зенита. Не скрываемое ни единым, даже самым маленьким облачком, оно слепило море. Лиз щурилась, глядя на сверкающую воду. Побег из дома, черный «мерседес» с ненормальным водителем, Джек, старик с его домом повешенного несмотря на необычность ситуаций воспринимались ею реально, как данность. Но с того момента, как грузная миссис Смит взглянула на нее круглыми желтыми, как у совы, глазами и посадила в видавший виды «линкольн», и особенно сейчас, вдруг очутившись перед морем, Лиз погрузилась в странное состояние полуяви. Она сделала навстречу морю несколько шагов и поплыла. Сверху, с вышки, крикнули: – Эй! Кто вы?.. Но Лиз не слышала. Она плыла все дальше от берега, ощущая, как плотная вода держит ее тело. Ей хотелось поплыть к пляжу, принадлежащему владельцам шикарных вилл. Она уже различала разноцветные купальные шапочки, поплавками подрагивающие на воде. Но решила отложить свое вторжение и вернулась на берег. С вышки снова окликнули ее. Лиз подняла голову и увидела два загорелых мужских торса, нависших над перилами, и две головы, белую и черную. – Хорошо плаваешь! – крикнула Белая голова. – Я тебя раньше не видел. Откуда ты взялась? – Подобрали на улице. Вверху засмеялись. – Больше так далеко не заплывай! – Завтра пойду в лягушатник… Вверху снова засмеялись. Черная голова спросила: – Ты из «Милены»? – Да. Я новая горничная. Белая голова сказала напарнику: – Она, наверное, вместо Нэнси. – Это правда? – спросила Черная голова. – Правда. – Больше не заплывай далеко, там акулы. Лиз помахала им рукой… Ребекка вернулась в комнату после дежурства. Она изрядно устала, но не собиралась отдыхать и начала переодеваться, пояснив, что намерена пойти на дискотеку. – Пойдешь? – спросила она у Лиз. – А кто там будет? – Лиз подумала про парней на вышке. – Будут наши, и из другого отеля, и кое-кто с вилл: горничные, повара, шоферы, садовники – все. Тебя это устраивает? – Устраивает. А дискотека большая? – Да. Единственная на весь курорт. – А где танцуют миллионеры? – Не беспокойся за них, – насмешливо сказала Бекки. – У них свои клубы. Осмотрев платье, которое надела Лиз, и саму Лиз, она не выразила одобрения. – Не нравится? – спросила Лиз. – А ты не огорчайся. Немного оформления, и будешь девчонкой что надо. – Какого оформления? – Чуть-чуть косметики… прическа… Все будет о'кей! Дискотека находилась в миле от частных вилл, чтобы громкая музыка не нарушала покой их владельцев. Лиз и Бекки шли по каменистой дороге, освещенной фонарями. Вечер выдался прохладный, и после дневной жары идти было приятно. Еще издали Лиз услышала опознавательные звуки данса, увидела разноцветные подмигивающие огни, опоясывающие павильон дискотеки. Несколько человек стояло у входа. Они смеялись, курили. Один из мужчин сразу подошел к Ребекке: – Я тебя жду! Та что-то сказала ему. Он мельком оглянулся на Лиз, и они прошли в зал. Лиз тоже вошла. Зал оказался большим. Но на круглом, как в цирке, подиуме было тесно от танцующих, чьи раскрепощенные тела, поливаемые со всех сторон светом вращающихся софитов, в такт и без такта с оглушительной музыкой извивались и дергались в самозабвенном экстазе. Было жарко от ярких ламп, от энергии, выбрасываемой разгоряченными танцами людьми. Бекки и ее спутник сразу вступили в круг. Лиз остановилась у стены. Дома она и Эдди ходили на дискотеку почти каждый вечер… Лиз вспомнила последние минуты пребывания в родном доме: постель в спальне матери и Эдди рядом с ней… – Подонок! – проговорила она вслух. – Как категорично! Это о ком? Возле Лиз стоял высоченный широкоплечий негр. Но тонкий нос и почти прямые волосы выдавали наличие в его родословной и белых предков. Улыбаясь, он смотрел на Лиз. Та растерянно думала, что уже где-то видела этого человека, хотя понимала, что вряд ли такое могло быть. – А вы храбрая и хорошо плаваете, – сказал он. Она сообразила: это он был сегодня на спасательной вышке! Черная голова! Конечно же, второй спасатель был негр!.. – Вы матрос-спасатель? – спросила Лиз. – Нет, я просто парикмахер. – Зачем же забрались на вышку? – А зачем вы полезли в море? – Я хотела плавать. – А я хотел поговорить с другом. Сегодня было его дежурство. – Он наклонился к Лиз: – Потанцуем? Меня зовут Дэвид. По-простому – Дэйв. Он говорил непринужденно и доброжелательно. Лиз смело положила ему руку на плечо, при этом ей пришлось чуть приподняться на цыпочки. Дэвид танцевал без конвульсий и вывертов и, похоже, не заботился о том, чтобы произвести впечатление на партнершу. Его сильное тело двигалось ритмично. Лиз показалось, что он старается уберечь ее от неосторожных толчков соседей. – У вас парикмахерская? – спросила Лиз, когда они, немного запыхавшись, отошли в сторону. – Нет, – ответил Дэвид, – мои клиенты на виллах. Я сам хожу к ним… когда приглашают. Жизнь в роскошных виллах представлялась Лиз недоступной, далекой сказкой. Она не сомневалась, что там все счастливы. – А вот и Нэнси! – прервал Дэйв ее размышления. – Нэнси! – позвал он… Девушка с кукольным, незапоминающимся лицом улыбнулась Дэвиду, приоткрыв в улыбке не только белые зубки, но и розовые десны. – Она прежде работала у Энни, – пояснил Дэйв. – Теперь ты на ее месте. А к Нэнси нынче не подступись – старшая горничная у Форсайтов!.. Лиз хотелось спросить, как Нэнси удалось попасть к каким-то Форсайтам, видимо миллионерам, но Дэвид снова потянул ее в круг танцующих. После Дэйва Лиз танцевала еще с несколькими парнями, но он не терял ее из вида и предложил проводить домой. Ребекку Лиз не нашла. Видно, та ушла пораньше и, возможно, не к себе, а к парню, который поджидал ее у дискотеки. Лиз не хотелось так поздно возвращаться одной по незнакомой дороге, и она согласилась. Несмотря на то, что уже было за полночь, они шли не спеша. Дэвид рассказывал о своем старом учителе, известном в парикмахерском мире мастере, и о собственных успехах и участии в нескольких международных конкурсах причесок, после которых ему предлагали выгодную работу. Но он заболел и вынужден был поселиться у моря, на этом маленьком курорте. – А семья? – спросила Лиз. Жена Дэвида танцовщица. Она танцевала в мюзиклах на Бродвее и не захотела губить свою карьеру. Они расстались… – А как ты попала сюда? – спросил он, закончив свое повествование. – Меня подобрала миссис Смит. – На улице. Это я уже слышал. А если серьезно? – Но это правда! – Значит, Энни подобрала тебя как вещь и с силой потащила с собой? – Сначала она спросила, не нужна ли мне работа. – Вот как!.. С Энни все понятно. А вот с тобой еще не все ясно. У тебя есть семья? – Это неважно. – Лиз недовольно замолчала. – Ты же спросила меня о моей семье! – напомнил Дэвид. – Мог не отвечать. – Верно… Хочешь, я сделаю тебе прическу? – Лиз недоверчиво посмотрела на него. – Между прочим, я очень неплохой мастер. Ты будешь самой красивой… Лиз фыркнула. – А плата? Дэвид ответил не сразу, но, когда заговорил, голос его звучал сухо: – Я плату беру только с тех, кто меня вызывает. Лиз подумала, что сейчас он оставит ее посреди дороги и уйдет. Она сказала: – Но мы не так давно знакомы. А твоя работа, наверное, стоит немало? – Не оправдывайся. Я тебя понял. Запомни: со своих друзей я не беру никакой платы. – Он подчеркнул: – Никакой! Ей неприятно было чувствовать себя виноватой, и она сказала вызывающе: – Я же не могла пролезть в твои мозги! А если ты такой обидчивый, то я сама могу дойти… Лиз понимала, что ее заносит и она говорит не то и не так. Дэвид сказал: – Теперь ты «пролезла» в мои мозги – помолчи. Лиз не знала, сердится он или смеется над ней, но умолкла. Он молча довел ее до отеля, сказал: «Ну, беги!» – и ушел. Когда Лиз вошла в комнату, Ребекка, которая была уже в постели, взглянула на часы: – Быстрей ложись, завтра рано вставать. Она смотрела, как Лиз раздевается. Спросила: – Тебя Дэйв провожал? Лиз кивнула. – Классный парень, – сказала Ребекка. – Он предложил сделать тебе прическу? – Да. Но я отказалась… кажется. – Кажется? А напрасно. Он всех наших причесывает. Лиз осторожно спросила: – Он дорогой мастер? – Раньше был дорогой. А тут зарабатывает от случая к случаю. За комнату задолжал. Но с нас ничего не берет. Мы для него и практика, чтобы не забыть навыки, и реклама. Лиз погасила свет и нырнула под одеяло. Если б она захотела оценить сегодняшний день, то поняла, что этот вечер завершил ее побег. Все, что случилось с того момента, как она вернулась от тети Агаты, и до встречи с миссис Смит, осталось в прошлом. И всего лишь одна ночь отделяла ее от новой жизни. Но ни о чем таком Лиз не задумывалась. Ее постель была удобна, тело расслабилось, отдыхало, и мысли, не занятые сиюминутными проблемами, вернулись к началу истории. Она вновь увидела себя на пороге материнской спальни. Ее жених и любовник лежал в привычной для него позе – протянув руку, на которую мать положила голову. Совсем, как он это делал, когда был с Лиз. – Скотина… – пробормотала Лиз. – Что? – сонно спросила Бекки. – Ничего. – Ты что-то сказала. – Ничего я не сказала. Спи! И все остальное он проделывает с матерью, как проделывал со мной, думала Лиз. Целует ее там, где целовал меня, и гладит так же, как гладил меня! Она вспомнила, как трепетала в его объятиях, какое острое чувственное наслаждение испытывала от близости с ним. Но эти воспоминания не вызвали у нее никаких эротических эмоций. Скорее наоборот, лишь что-то похожее на брезгливость. Или с матерью он делает все по-другому?.. Ей пришло в голову, что до сих пор у нее не было времени как следует обдумать все подробности. А мать? Ей нравится в нем то же, что и мне? Она ведет себя, как и я? Смеялись ли они потом надо мной или расстроились, что я открыла их связь? А если б не открыла, они бы продолжали меня обманывать?.. Глава 3 Отель «Милена» Лиз казалось, что она совсем не спала, когда Ребекка, уже одетая, разбудила ее. Лиз испуганно подняла голову: – Что случилось? – Пора вставать. Лиз спустила ноги на пол. – Давай-давай! Постояльцы не должны ждать! – торопила Ребекка. Она сушила уже вымытые волосы. – Знаешь, – сказала Лиз, – Дэйв на меня обиделся. – Почему?.. Ладно, потом расскажешь. Одевайся! Лиз сняла с вешалки платье из голубого шелковистого поплина и белый передник. Отныне это была ее форма, которую положено носить с утра и до конца дежурства. Лиз взглянула в зеркало. Платье шло к ее темным волосам и белой коже. – Насмотрелась? – насмешливо сказала Ребекка. – Неси сок Уилсонам! До этой минуты, пока разговор о работе оставался разговором, к тому же разбавленным купанием в море и дискотекой, Лиз не воспринимала свою будущую деятельность в отеле миссис Смит как реальность, которая наступит в ближайшее время. Она никогда никого не обслуживала, и необходимость идти к каким-то Уилсонам и произносить дурацкие слова все еще казалась игрой… – Доброе утро, миссис Уил… Уилсоны… Как вы оба спали? Я принесла ваш любимый сок… – А вы спали? – поинтересовалась миссис Уилсон. – Я?.. Спала. – Я тоже спала, – сказала миссис Уилсон. – Поставьте сок на стол. Или вы не хотите отдать мне его? – Хочу… – Очаровательно! – пробасил мистер Уилсон. В отличие от круглой, как тыква, жены, он был тощ и высок. А бас, исходящий из его длинной, тонкой шеи, потрясал слушателей. Лиз не была исключением, что и отразилось на ее лице. Но комичное несходство супругов почему-то вернуло Лиз спокойствие. Глядя на них, таких разных, она засмеялась. – Вы новая горничная? – спросила миссис Уилсон. – Да, мэм… – И вам смешно, что я толстая? – Нет, мэм. Мне грустно. – Мне тоже грустно, – согласилась миссис Уилсон. – Но зато я сохранила фигуру мистеру Уилсону! Это считалось шуткой, которая повторялась годами, и годами мистер Уилсон откликался на нее грохочущими басовыми раскатами. Лиз тоже смеялась. Она окончательно освоилась и сообщила, что на завтрак не будет любимых биточков мистера Уилсона. – Приятная новость, – сказал тот. – Они мне порядком надоели… – Так почему вы не попросите чего-нибудь другого? – удивилась Лиз. – Хотите, я сбегаю на кухню? – Дороти! – воскликнул мистер Уилсон. – Ты слышала? Она сбегает! Миссис Уилсон рассудительно сказала: – Зачем ей бегать? Ты же слышал: сегодня биточков нет. Спасибо, милочка, можете идти… В книге записей приезжих Лиз прочитала, что ее подопечную из второго номера зовут мисс Аврора Макснис. После благополучного знакомства с Уилсонами Лиз уверенно постучала к мисс Авроре. Из-за двери ответили: – Входите, открыто! Лиз вошла и застыла на пороге. Мисс Аврора делала гимнастику. Совершенно обнаженная, она лежала на полу, на коврике, задрав ноги и вращая ими, изображая велосипед. Лицо ее было густо намазано питательной маской. Она не прекратила двигать ногами, и Лиз с изумлением смотрела на мелькание загорелых коленок, белых ступней и всего прочего, почему-то казавшегося уродливым и стыдливым. – Поставь на окно, Нэнси, и уходи! – Я не Нэнси, – сказала Лиз. Мисс Макснис наконец остановила «велосипед» и села. – В самом деле, – констатировала она. – А где Нэнси? – Она здесь больше не работает. Теперь я. – Понятно. Как тебя зовут? – Лиз. – Я буду называть тебя Бетти. – Почему? – Потому что Бетти тоже Элизабет. И мне так нравится. – Идиотка, решила Лиз. – Ты принесла кофе? – спросила мисс Макснис. – Нет. – Тогда зачем пришла? Принеси кофе и до обеда не появляйся. – Я должна убрать вашу комнату. – А я должна еще закончить статью. Ты всегда споришь? – Иногда. – Со мной не спорь. – И мисс Макснис снова занялась гимнастикой. В коридоре Бекки спросила у Лиз, не нужна ли ей помощь. – Знаешь, какой я застала ее? – сказала растерянно Лиз. – Лежит голая… Ребекка закончила смеясь: – …И делает гимнастику. – А если б вошел мужчина? – А ей плевать! – Она велела не беспокоить ее до обеда. – Ну и не беспокой. Отнести кофе, пусть пьет и выдумывает свою чепуху. – Какую чепуху? – Которую сочиняет. Лиз спустилась в полуподвал, где помещалась кухня. Кухарка Стефания, пожилая полька с белесыми бровями, задумчиво пробовала подливку длинной, блестящей ложкой. – Мне кофе! – выпалила Лиз. Увидев сосредоточенность кухарки, добавила потише: – Во второй номер. Кухарка наблюдала за новой горничной, наливавшей кофе в прозрачную чашку. – Сухари захвати. И джем. Она любит. Лиз отнесла мисс Макснис кофе. Та успела смыть маску и подсесть к компьютеру. Лицо у нее было свежее и даже красивое, но что-то резкое, не женственное делало его немолодым. Она перебирала клавиши компьютера длинными пальцами с покрытыми перламутровым лаком ногтями. Третий номер был пуст. Проживающий в нем мистер Хайд, джентльмен из Арканзаса, вставал на рассвете и уходил плавать. После завтрака мистер Хайд спал до обеда, затем опять отправлялся к морю. Для уборки Лиз должна была улучить время, когда джентльмен наслаждался плаванием. Аккуратностью мистер Хайд не страдал. Лиз обнаружила пепел от сигарет даже в горшке с альпийской фиалкой, стоявшем на высокой полке, словно Хайд нарочно взбирался на стул, чтобы обсыпать цветок, а заодно оставить там окурок. Грязные носовые платки, воротнички и носки, видимо от скуки, он разметал по углам, и Лиз с отвращением запихала все в целлофановый мешок, чтобы отнести в прачечную. На столе среди пепла и просыпанного табака валялись вырванные из блокнота листки, на которых Хайд рисовал черной пастой смешные фигурки мужчин и женщин. В одной фигурке Лиз узнала миссис Смит, а две другие напоминали супругов из первого номера. Лиз сложила листки, смахнула пыль со стола и застелила кровать, где ночью мистер Хайд не иначе как сражался с противником. В комнату заглянула Ребекка: – Из четвертого тебе трижды звонили. Надо быстрей все делать… Пылесосом чистила ковер? – Нет. – Ну хорошо, потом. Иди в четвертый… Лиз взяла целлофановый мешок и спустилась в прачечную. Машины уже работали. Седая негритянка, следившая за стиркой, взглянув на целлофан, понимающе покачала головой. – Будь я его женщиной, я б ему показала! Подкидыш!.. Почему мистер Хайд удостоился прозвища «подкидыш», прачка, наверное, не смогла бы объяснить, но слово это выражало у нее крайнее презрение. Лиз снова поднялась на второй этаж и постучала в четвертый номер. Ребекка предупреждала ее, что там живут молодожены. В отношении «молодого» воображение Лиз не рисовало определенный образ. Но «молодая» в ее представлении должна быть, естественно, молодой и излучать счастье. В подтверждение такого предположения на ее стук высокий голос тягуче протянул: – Входите… Лиз отворила дверь и уставилась на миссис и мистера Хэвиленд. Те почему-то стояли посреди комнаты, словно собирались уходить. Супруг, совсем мальчик, с румянцем во всю щеку, головой едва доходил жене до подмышек. Одной рукой он обнимал свою половину, что сделать при ее пышных формах было не просто, и смотрел на нее влюбленными глазами. Миссис Хэвиленд была не первой молодости и строга лицом. Лиз невольно подумала, что томный голос, разрешивший ей войти, принадлежал не женщине. – Доброе утро, – сказала Лиз. – Мы завтракаем здесь, – сказал мистер Хэвиленд, продолжая пожирать глазами жену. У него был высокий, мальчишеский голос. – Сейчас я принесу ваш завтрак, – сказала Лиз. Она прикатила Хэвилендам столик с едой. Супруги успели переместиться в постель и подложить под спины подушки. Мистер Хэвиленд взял тарелки с омлетом и сандвичами. Отломив кусочек сандвича, сунул его в рот жене, которая стала меланхолично жевать. Пятясь, Лиз выскочила из комнаты. – Все в порядке? – спросила Ребекка, когда Лиз появилась в служебном помещении и села позавтракать. – Он кормит ее омлетом с сандвичами. – А она его долларами, – сказала Бекки. Лиз недоверчиво подняла брони. – Да, да! Долларами, и большими. За такие деньги можно и кашкой покормить… Лиз вызвала в памяти влюбленные глаза мистера Хэвиленда. Не может быть! – думала она. – Что? – усмехнулась Ребекка. – Удивлена? Здесь и не такое встретишь. В комнате для работников отеля висело табло с лампочками. Под одними были начертаны цифры, под другими – буквы. Вспыхнули сразу две лампы: номер три и «С». Садовник встал из-за стола. – А это тебя, – сказала Ребекка, показывая Лиз на цифру три. – Иди. Потом доешь. Лиз отодвинула тарелку и отправилась к Хайду. Тот успел позавтракать и сидел за столом, рассматривая иллюстрированный журнал. Над столешницей возвышался его голый, красный от загара торс, увенчанный головой, напоминающей грушу регбистов. Груша Хайда была с облупленным носом и умными, маленькими, кабаньими глазами. – А!.. – приветствовал он горничную. – Это вы здесь хозяйничали? – Я не хозяйничала. Я убирала. – А почему я ничего не могу найти? Он пошарил глазами по столу, потом по комнате. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=418622) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Перевод Б. Томашевского.